Помнишь,

Мы же договорились,

Когда ещё не родились,

Что встретимся так.

Ты в железной машине

Поперёк сплошных линий

Разобьёшь моё сердце

Об перила моста.

группа «Знаки» — песня «Стрелки»

— Ничего не понимаю, — бормотал врач, стоя над постелью Трои. — Раны я заживил, внешне она здорова, но почему не приходит в себя, ума не приложу.

Глеб сидел на краю кровати и сосредоточенно прислушивался к пульсу женщины.

— Замедленный, но удивительно ровный. Такое впечатление, будто она спит,

— мужчина осторожно поправил выбившийся локон белых волос и заправил его за ухо.

Два часа назад магистр перенес истекающую кровью Трою в медчасть. Там над ее спасением непрерывно работали несколько врачей. Колотая рана затянулась быстро, даже шрама в будущем не останется, с изломанными костями было сложнее, но и с этим справились. Вот только женщина не просыпалась. Шли долгие и тягостные минуты, а блондинка не открывала глаза.

В какой‑то момент доктора ушли, оставив в палате магистра, который отказался покидать Трою и престарелого мага — лекаря. Последний недоуменно пытался осознать, как женщина вообще выжила после таких тяжких травм.

Он материализовал в своих руках уже третий толстенный медицинский справочник. Книги завесу тайны не приоткрывали, доктор торопливо перелистывал страницы и отправлял литературу восвояси, заменяя один том энциклопедии на другой.

— Она не дышала пятнадцать минут. Вероятно — смерть мозга! Но если так,

она бы не могла даже дышать самостоятельно.

— Еще раз повторяю, — устало выдохнул Глеб. — Это похоже на сон.

Возможно, летаргический!

— Может быть! Но только симптомы не сходятся, — доктор уже в десятый раз подошел к бессознательной женщине и попытался проверить реакцию ее зрачков на свет — зрачки реагировали, но хаотично, не поддаваясь здравой медицинской логике.

Складывалось впечатление, будто блондинка видит сейчас что‑то иное,

находящееся в другом месте. Её зрачки яркий фонарик доктора игнорировали и вместо рефлекторного сжатия, наоборот, расширялись.

— Ничего не понимаю! Мистика какая‑то.

Через какое‑то время и этот доктор ушел, оставив Глеба одного в палате.

— Ну, хоть где‑то меня не считают твоим убийцей, — выдохнув в пустоту,

прошептал брюнет.

— И не надейся! — прозвучал из‑за спины голос герцога.

— Давно ты здесь? — магистр горько усмехнулся. — Теперь мне, видимо,

никто не доверяет.

— Около получаса, — Эридан подошел ближе к кровати, одновременно скидывая с себя полог невидимости. — Ты сильно вляпался, Глеб!

— Так скрути меня, посади под замок. В чем проблема?!

Эридан задумчиво смерил магистра оставшимся глазом.

— Возможно, потом я так и поступлю.

— Почему не сейчас? Неужели ты услышал Элю? Поверил ей и моему скользкому «якобы» алиби? — магистр пребывал в странной апатии,

чувствовал себя бессильным, глядя на распластанную по кровати Трою,

которой ничем не мог помочь. А вот агрессии в зельеваре накопилось на добрый табун бизонов.

— Тому, что она сказала? Нет! В это могла поверить свита, но не я! Девчонка поступила очень хитро, выдав толпе такую скользкую формулировку произошедшего. «Развлекались и пили вино» — герцог невесело усмехнулся. —

В это могли поверить дворцовые сплетники, но я ни за что не поверю, что ты бы стал с ней спать!

Брюнет удивленно вскинул бровь.

— Это еще почему? Если бы не сигнал тревоги, у нас бы все было, — с вызовом и глядя в оставшийся глаз начальнику СБ, выдал Глеб. — Я, в отличие от некоторых, умею быть нежен с девушками.

Взгляд Эридана несколько затуманился, но мужчина сумел удержать себя и выдать благоразумное:

— Я не собираюсь тратить сейчас время на разборки с тобой и выбивать твою дурь! Глеб, тебя кто‑то крепко подставил и сделал это настолько грамотно, что я все же задумываюсь, а может, я ошибся, и это все же ты пытался убить Трою?!

— Не мели чушь, — отмахнулся зельевар. — Одно предположение Терции, и вы все решили, что это я?

— Если бы! — Эридан материализовал стул и уселся на него, закинув ногу на ногу. — Преступление совершено в трех переходах от твоей спальни. Лично я знаю, что Троя направлялась именно к тебе. На месте происшествия все фонит остаточным телекинезом. Сильным телекинезом. Очень сильным!

Глеб устало закатил глаза и, подойдя к герцогу, протянул две руки сжатые в кулак.

— Значит, одевай на меня кандалы! Если все так гладко!

— А теперь о нестыковках, — блондин отодвинул протянутые руки магистра.

— Из всей Академии только я знал, что ты увел Савойкину, но не знал куда именно! И когда Троя отправилась к тебе, был уверен, что ты уже отвел девчонку обратно в ее комнату и теперь лежишь в своей спальне и, как всегда, пялишься на луну.

— Ну и где нестыковка?

— Савойкина — и есть нестыковка! Будь девчонка местной, из Двадцати

Королевств, я бы ее заподозрил. Возможно, шпионка, лазутчица, как Мадлен!

Но она иномирянка. Троя — иномирянка. Более того, это платье, которое было на ней надето на балу, я более чем уверен — в подборе такого гардероба ей подсобила наша блондиночка — физкультурница. — Эридан привстал со стула и поправил сползшее с преподавательницы одеяло.

— Ну и к чему ты клонишь?

— Она бы не стала выгораживать убийцу, да и ты не стал бы убивать Трою!

Глеб удивленно поднял глаза на Эридана.

— Не думал, что когда‑нибудь задам тебе этот вопрос. Но, выходит, ты мне все же веришь?

Орлиное око сверкнуло голубым светом из‑под белых волос герцога.

— Я никому не верю! Даже самому себе… — считая разговор оконченным,

блондин встал со стула и приготовился покинуть палату.

— Подожди, — остановил его магистр. — Зачем ты вообще сюда приходил?

Просто рассказать о своих логических выводах?

Герцог сделал вид, что не услышал и продолжил путь к двери.

— Эр, мне повторять дважды?

Начальник СБ глубоко вздохнул.

— Вот тебе два варианта: первый — проведать Трою, а второй — убедиться,

что ты все же не убийца и не придушишь ее, оставшись с ней наедине в палате. Выбирай любой!

Зельевар удовлетворенно хмыкнул.

— Тогда у меня еще один вопрос.

Блондин медленно повернулся к Глебу лицом и после недолгой паузы кивнул:

— Странно, мне казалось, допрашивать тебя буду я.

— Где Савойкина?

— Странный вопрос. Хочешь поблагодарить её за спасение своей шкуры?

— Ты идиот, Эр! Тебе ее тоже поблагодарить, между прочим, не помешает!

— Это за что же? — на лице герцога выразилось искреннее недоумение,

смешанное с неожиданной злобой.

— Она ведь могла рассказать всем полную правду. С начала вечера, о том,

как и при каких обстоятельствах она оказалась в моей спальне! Но не стала этого делать…

— И что теперь? Мне расплакаться и начать умиляться? — голос мужчины повысился на несколько тонов. — Могла бы рассказать и выиграть платье! Она ведь его так хотела! Странно, что не воспользовалась такой удачной возможностью!

— Так ты уже знаешь о споре?! — удивился Глеб. — И не бежишь никого убивать и отчислять из Академии? Эр, тебя случайно не подменили?

— Я допрошу каждого, кто был сегодня в Академии. Вплоть до горных крыс! И только потом решу — кого отчислять, а кого оставлять на обучении!

— Узнаю сурового Эридана. И все же ты не ответил, где Савойкина?

— Телепортирована в свою комнату! Она достаточно сегодня путалась под ногами!

Бросив фразу, герцог развернулся на пятках своих сапог и двинулся к двери.

— К слову… — тихо прошептал вслед уходящему мужчине магистр, зная, что

Эридан все равно услышит. — Про тебя она не рассказала именно для того,

чтобы не выиграть этот спор. Ей стало тебя жаль…

Подумала, что лучше голой,

Чем ранить выбитое сердце.

Не будет тьмы она узором

И призраком ушедшей смертью.

И нет обиды в ней ни капли,

За грубый тот поступок твой.

И герцога ей очень жалко,

И так побитого судьбой.

Рука Эридана зависла над дверной ручкой лишь на мгновение, пока он принимал решение, а в следующий миг яркая вспышка телепортации известила зельевра, что его визави решил покинуть палату далеким от классического способом.

* * *

Яркий солнечный день. Я открываю резные ставни своего окна, чтобы дать свежему ветру ворваться в мою комнату. Вместе с легким морским бризом в помещение, словно внезапное цунами, вносятся птичьи голоса из цветущего сада и великолепные дурманящие запахи роз. Я бы предпочла, чтобы под окнами цвели гладиолусы, пускай у них и нет аромата, но садовник сказал,

что в этом мире таких цветов не существует. Надо будет обязательно попросить Трою, чтобы в следующую Луну принесла пару саженцев.

— Эль! Ты уже проснулась? — в мою дверь без стука врывается Кристина,

она шуршит путающимися юбками, но бежит очень спешно, словно несет самые важные в жизни новости.

— Что случилось?

— Ты не поверишь! — восторженно начинает подруга, и мне сразу хочется съязвить и продолжить ее фразу.

— Вы с Якиным улетаете в Гагры???

Кристина хмурится и несильно бьет меня по плечу.

— Дурка! Все намного круче! Мне пришел конверт! Такой же, как вчера

Анфисе!

Я заворожено смотрю на подругу, и меня терзают противоречивые чувства — я одновременно невероятно рада за нее, и в то же время, где‑то внутри души завидую белой завистью… Мне ведь конверта не приходило…

Но я улыбаюсь и кидаюсь обнимать Кристинку…

— Поверить не могу! Ты уже ответила? Согласилась?!

— Конечно! — расплывается подруга. — Я его как только увидела, сразу поняла — от такого мужика надо иметь детей! Эль, я выхожу заму — у-ж!!!

Попискивая от счастья, Кристина едва ли не прыгала по комнате. Это было странно и удивительно, видеть брюнетку такой легкой, взбалмошной,

несерьезной.

— Как это было? Он принес конверт сам или попросил кого? — потребовала я, но ответа не дождалась, потому что картина вдруг резко изменилась.

Вечер. Прохладно. Я вновь стою у окна, но теперь пытаюсь его закрыть.

Ветер с моря усиливается, отчего захлопнуть ставни становится сложнее,

между створками постоянно путаются легкие тюлевые занавески.

— Тебе помочь? — раздается за спиной его голос, а теплая рука ложится на талию и притягивает к себе.

Мне приятно, ведь я прижимаюсь спиной к его телу, а его горячее дыхание путешествует по моей шее, но в то же время мне обидно:

— Нет, не стоит, я сама! — и, высвобождаясь из объятий, продолжаю упрямо сражаться с окнами.

— Вот почему ты такая? — кажется, он тоже обиделся.

— Какая?

— Вредная.

Я пожимаю плечами и наконец‑то закрываю злосчастные створки. Окна захлопываются, дребезжа стеклами.

— Ну так найди другую… В твоем положении — это не должно стать большой проблемой!

— Все дело в конверте? — догадавшись о причинах моего настроения,

спрашивает он.

А я решаю обернуться, чтобы высказать ему все в глаза.

— Я не собираюсь становиться королевской любовницей! — вспыхиваю гневом и тут же осекаюсь, потому что вижу того, кого не ожидало увидеть мое сознание.

Эридана, который с нежнейшей улыбкой протягивает мне белоснежный конверт…

* * *

Глаза я раскрываю так же резко, как и вскакиваю с постели. Рывком.

Хочется вылить на себя ушат ледяной воды, нырнуть в прорубь, убиться головой об стену, пол, кафельную плитку.

Тело горит, голова трещит. И дурацкий сон все не хочет идти из головы.

Приснится же такое!

Устало падаю обратно на подушку. В свои объятья она меня принимает неохотно, неприветливо, словно говоря: как ты можешь спать, когда вокруг тебя такое творится?

А творится полная вакханалия ‒ уже вторые сутки занятия отменены,

вместо них курсантов водят на допросы к Эридану, а слухи о том, что произошло на балу и после него, разносятся по академии и обрастают уже совсем недетскими подробностями.

Вначале неизвестным оставался только сам механизм такого «сломанного телефона», потому что всем учащимся было запрещено самостоятельно выходить за пределы своих блоков без сопровождения преподавателей и общаться между собой. А затем количество снующих в коридорах конвертиков, аналогов магического чата, стало резко увеличиваться.

Бумажные свитки, журавлики, письма порхали по коридорам, метеоритами перемещались между блоками и вскоре стали самым массовым средством информации из всех возможных.

Единожды в блок к фрейлинам заходил Арвенариус, заявил, что академия ныне на военном положении и любое, даже малейшее нарушение мер безопасности приравнивается к отчислению.

О том, что произошло с Троей, открытым текстом студентам никто не заявлял, но те, кто уже побывал на допросе у Эридана и возвращался оттуда,

непременно выкладывали на всеобщий суд и обсуждение странные вопросы,

которые им задавали. Уже к вечеру первого дня все знали, что на Трою совершено покушение, а утром второго в красках обсуждали интимную жизнь Глеба и некой студентки — первокурсницы С

‒ авойкиной.

‒ Эль, ты чего не спишь? ‒ мой резкий подрыв с кровати не остался незамеченным и разбудил Кристину.

‒ Кошмар приснился, ‒ шёпотом отвечаю я, еще не хватало Анфису разбудить, ведь сейчас около трех часов ночи. Э

‒ то все от нервов!

Брюнетка понимающе хмыкнула. Нервы сейчас шалили у всех. Наш первый курс Эридан еще не допрашивал — видимо, решил оставить на сладенькое. А уж после новости о том, что он все знает о нашем споре

‒ это пугало вдвойне.

Когда на следующий день после бала в блок явились Ванесса и Кларентина

‒ потрепанные, запуганные, но удивительно довольные собой, ‒ все очень удивились. Большинство было уверено, что дворянок после их ужасающего поступка выпрут подальше из академии. Вот только сами маркиза и графиня огорчаться не спешили ‒ они гордо заявили, что их никуда не отчисляют,

однако у всего курса теперь есть огромные проблемы, так как Эридан знает про красное дизайнерское платье и теперь рвет и мечет по этому поводу.

‒ Как думаешь, о чем он будет спрашивать на допросе?

‒ не выдерживаю и интересуюсь у Кристины.

‒ На твоем месте я бы не парилась. У тебя ему точно спрашивать нечего,

ты и так всем рассказала слишком много.

И с этим нельзя было не согласиться, потому что темой сегодняшнего дня во всей академии стала моя личная жизнь. Нет, окончательно мое имя в грязи пока не прополоскали, но еще один — два дня и мне останется лишь стоять и обтекать. Но к этому морально я уже приготовилась, в конце‑то концов, я девушка взрослая, с кем хочу с тем и сплю… Пускай даже выдумано, но,

главное, для благого дела.

Мои же девчонки знали всю правду о том, что произошло на балу ‒ и про принца, и про зелье, которым опоили Эридана, и про то, как он со мной после этого едва не поступил. Соседки знали и про спасителя — Глеба, и про то, что произошло между нами после, в его спальне, а точнее, про то, что не произошло.

‒ Настоящий мужик! ‒ выдохнула тогда Анфиса. ‒ Если позовет замуж,

соглашайся!

Вспомнив про «замуж», я решила рассказать Кристине о той ереси, которая мне приснилась.

‒ Дедушка Зигмунд потер бы ручками, ‒ довольно выдала Крис. ‒ Это же типичный случай говорящего подсознания. Вот смотри, ‒ начала она расшифровку моих сновидений, ‒ море, солнце, цветочки, сад ‒ это твое бессознательное хочет наружу, на волю. Да мы все туда хотим, задолбал уже этот бункер! Конверты ‒ тут вообще все просто, это свертки и письма в которых перемывают кости твоей личной жизни.

Я внимательно слушала этот психоанализ, а потом не выдержала и вставила свои пять копеек.

‒ А Эридан ф

‒ аллический символ?

‒ Угу, одноглазая змеюка! ‒ согласилась подруга, не поняв сарказма. ‒

Очень удачная характеристика злыдни — герцога!

Говорила она настолько серьёзно, что я невольно начала улыбаться и давить в себе нарастающий смех, а потом мне стыдно стало… Я здесь смеюсь, а где‑то там лежит Троя.

‒ Интересно, как она там? Пришла в себя?

На этот раз подруга промолчала. Новостей о нашей учительнице физкультуры не было, никто не спешил рассказывать студентам о том, как она и что с ней. А тем временем именно для нашей иномирской тройки покушение на любимую садистку стало настоящим ударом в сердце. Ведь именно Троя была нашей крестной феей с хлыстом вместо волшебной палочки.

У нас даже родилась идея пробраться к ней в медчасть, навестить. Анфиса для этого даже принялась наколдовывать ниндзя — костюмы, но дальше клонирования шерстяных носков дело не продвинулось.

От Глеба вестей так же не было, из‑за этого было одновременно легко и в то же время тяжело. Про эти переживания я девчонкам ничего не рассказала,

но когда думала о нем, ощущала себя странно. С одной стороны, была стопроцентно уверена, что я поступила верно, когда обеспечивала брюнету алиби, раскрыв перед всеми наши якобы пылкие отношения, а с другой стороны, не понимала, почему от зельевара теперь нет ни ответа ни привета.

Хоть бы записочку прислал, мол, жив — здоров… В глубине души начинали рождаться очень грустные и печальные мысли: а вдруг он со мной наигрался?

Вдруг, как и предупреждала Троя, он меня приручил, а теперь я ему надоела?

Стыдно признаться, но перед сном я пересилила свою гордость и, привязав к лапке Мурза записку, выпустила кота из комнаты.

Рыжий вначале дергал ногами и пытался от бумажного довеска избавиться,

но потом пристально, совсем не по — кошачьи, посмотрел в мои глаза и позволил закрепить послание на лапке понадёжнее. Я была уверена, что животное все растолковало верно, и рано или поздно, явившись к Глебу за очередной порцией белладонны, разрешит тому прочесть написанную мной «поэму». Хотя «поэма» ‒ это громкое слово, в записке было всего лишь несколько слов: «Ты как?».

‒ Эль, ну ты чего замолчала?

‒ выдернула меня из мыслей Анфиса.

‒ Я уже минут десять не сплю и слушаю, о чем вы тут шепчетесь.

‒ Подслушивать нехорошо, б

‒ уркнула я.

‒ Спать с симпатичными преподавателями нехорошо,

‒ не осталась в долгу

Анфиса. Н

‒ о я сейчас не об этом…

‒ А о чем?

‒ Я все думаю о тех стражниках, которых мы повстречали с Крис! И об их странном поведении. Я могу ошибаться, но уже два дня ходят по академии конвертики с обсуждением ситуации, и еще нигде не было ничего о том, что где‑то стояли стражники.

‒ Ну, и? К

‒ рис даже приподнялась с кровати.

‒ Я думаю об этом надо рассказать Эридану! ‒ блондинка выдала эту мысль и так же как Кристина, привстав с кровати, призывно посмотрела сначала на нее, потом на меня.

Я же покрутила пальцем у виска.

‒ Больная, что ли?

‒ Сами вы больные! ‒ глаза Анфисы странно поблескивали в темноте,

подобно светлячкам, будто девушка переела фосфора.

‒ Дело‑то серьезное! И

герцог не зря землю носом роет и допросы устраивает! Ищет зацепки! И у нас в руках, похоже, одна из них!

‒ Мы и сами знаем, что он это делает не зря, ‒ осторожно начала Крис. ‒

Но рассказать ему о стражниках — это означает спалиться о сбежавшем

Мурзе, о проказах Горгулия и о том, как мы вдвоём шарахались ночью по академии вопреки всем запретам.

Я же слушала девчонок и понимала

‒ да, Крис однозначно права, спалятся.

Но! Если стражники, которых видели девчонки, действительно причастны, то их ночная прогулка померкнет по сравнению с принесёнными сведениями. И

более того, от этого может зависеть жизнь Трои…

‒ Анфиса права! Об этом необходимо рассказать! И чем скорее, тем лучше!

Кристина после моих слов страдальчески взвыла.

‒ О, Боги! За что эти две эпичные дуры без инстинкта самосохранения свалились на мою голову?

‒ после этой чудо — молитвы девушка, скинув с себя одеяло, встала с кровати и, присев на мою постель, начала меня трясти за плечи. ‒ Меня не было рядом, когда ты подставила свой красивый зад и начала выгораживать Глеба перед королевской свитой. Но сейчас я тебя,

дурында, должна отговорить от дебильной мысли рассказывать все Эридану.

Если так хочешь его предупредить — пошли анонимку…

Кристина продолжала меня трясти, а я словно в транс проваливалась,

понимая: если не рассказать Эридану именно сейчас, вот — вот, в сию же минуту, то произойдет что‑то страшное… непоправимое.

‒ Крис, отпусти! попро

‒

сила я.

Брюнетка послушно сняла с моих плеч руки и уже приготовилась с удовлетворенным видом продолжать меня отчитывать, но я чувствовала, как утекает драгоценное время… Улетучиваются в никуда секунды…

Из кровати я выбиралась очень быстро, путалась ногами в одеяле, не попала с первого раза в тапочку, так и выбежала в одной. Дверь закрывала, не слыша хлопка. А едва оказалась в центральном коридоре, бежала, потом петляла в каких‑то переходах. Неведомая сила вела меня и вдруг, резко отпустив, словно угроза миновала, заставила произнести:

‒ Аркус — крраим — академикус Эридан! ‒ формула вызова, выученная когда‑то из‑за Трои, тихим эхом разнеслась по коридорам.

Никогда не думала, что буду вызывать герцога, даже в страшных снах… Но сейчас я просто ощущала — это необходимо сделать.

Шли тягостные мгновения, а злыдни — блондина все не было. Я же беспокойно измеряла шагами коридор, перемещаясь от одной стены к другой.

Мои голые плечи уже начинали замерзать, только сейчас поняла, что из комнаты выбегала не только в одном тапке, но и в одной ночнушке.

‒ Ну же! б

‒ ормотала я. Г

‒ де же вы, герцог, когда так нужны?

Морально я была готова, что он явится в самом злостном настроении из всех возможных. Захочет растереть меня в порошок, прибить на месте, но чувствовала, что рассказать надо сейчас же! А иначе…

А вот что иначе я не знала… в голове сразу послушно всплывал сон, сад,

ароматы роз, конверты, птичьи трели… Похоже, мой мозг решил надо мной издеваться. Потому что сейчас я подумала, что могла бы с тем же успехом вызвать Арвенариуса, Глеба, Терцию, в конце концов! Почему я решила звать именно смертоносного Эридана?

Додумать я не успела, потому что начальник СБ все же материализовался передо мной из какой‑то разновидности невидимого портала. Вспышки не было, блондин просто вышагнул из пустоты. Но еще больше поразила его реакция, когда он понял, что я смотрю на него в упор.

‒ Нет, я знал, что первокурсницы очень наглые курсантки и могут позволить себе вызвать преподавателя экстренным заклинанием, но что они еще и воровки, и где‑то достали артефакт «теневой интуиции» ‒ это требует отдельного разбирательства!

Сказать, что я офигела от такого наезда — ничего не сказать. Все же к такому повороту событий психика меня не готовила. Он мог орать, сверлить взглядом, шипеть, но назвать воровкой… Это выше моего понимания.

Подумать только, я среди ночи бегу к нему по нетерпящему отлагательств делу, сообщить важнейшие подробности, а мне в лоб — «воровка». Но самое грустное, что я тупо на него смотрю и молчу. Речь отнялась, а ноги начали сами собой подкашиваться. Никогда в жизни, до этого момента, я не испытывала столько разных и противоречивых чувств одновременно. Гнев,

буйство, жажда выцарапать глаза, доказать правоту и в то же время:

вселенский страх, невозможность произнести даже сдавленного писка и колотящая дрожь во всех суставах.

Сам же герцог замер в трех шагах от меня, он встал в свою классическую надменную позу — ноги на ширине плеч, руки скрещены на груди и прямой взгляд с упором в мою душу.

— Или я неверно растолковал ситуацию? И ты артефакт не украла, а по чистой случайности где‑то нашла валяющимся на дороге и решила принести его мне, чтобы добровольно сдать?! — сарказм из его уст буквально выливался на меня тоннами воды.

— Да какой вообще артефакт? — наконец опомнилась я и, не утруждая себя на «поздороваться», предприняла попытку дать отпор. — В этой академии мода пошла на беспочвенные обвинения? Сначала Глеб, теперь я?

— Не дури, девочка! — Эридан подошел ко мне ближе и начал пристально изучать меня взглядом.

Я в долгу решила не оставаться и также смотрела на него в упор. Кажется,

мой организм начал вырабатывать иммунитет к герцогским штучкам -

признаться, я даже начала получать ответное удовольствие, когда нагло заглядывала в его голубое «орлиное око» и оставшийся зеленый глаз.

«Вот же эмоциональные качели?!» — прыгала в подсознании моя довольная и сходящая с ума психика. — «Если нас и дальше продолжат так психологически прессовать, мы скоро станем как Глебушка!»

Я такую радость внутреннего самосознания не разделяла, тем более что нечто внутри меня опять начало вскипать от непонятных тревожных чувств.

Мне резко стало все равно, назвали меня воровкой, убийцей или потаскушкой, потому что перед моим взором, вместо холодного коридора и стоящего герцога, предстала больничная палата и букет роз, стоящий у изголовья кровати.

Розы, казались мне странными, смутно знакомыми, а их призрачный запах,

который я никак не могла здесь ощущать, сдавливал горло.

— Эй, Савойкина? Что с тобой? — как в отдалении слышался голос злыдниблондина. — Что с твоими глазами, черт тебя подери?!

— Букет отравлен… отравлен… — как заведенная бормотала я. — В палате…

— Да что ты несешь? — теперь он тряс меня за плечи.

Не знаю, что происходило в коридоре, но перед моими глазами упрямо стоял только букет прекрасный цветов.

В какой‑то момент руки герцога крепко схватили меня в охапку, заставив безвольной куклой прижаться к нему.

Яркая вспышка, резанувшая по моим раскрытым, и ничего не видящим глазам возвестила, что меня куда‑то телепортировали.

Инстинктивная реакция — начать вырываться из рук герцога — ни к каким результатам не привела, более того, перед своим взором я теперь видела одновременно все тот же букет роз и санчасть нашей академии, куда меня переправил Эридан. Картинки наслаивались друг на друга, голова раскалывалась, а подсознание продолжало бесноваться и радоваться постигшему меня глюку.

— Врача! — громко потребовал у кого‑то Эридан. — Курсантке плохо,

возможна реакция отторжения на магический артефакт!

Без понятия, какую чушь он сам сейчас нес, но я уже видела перед собой одну из дверей коридора, за которую мне срочно необходимо попасть. Дверь была обычная ничем не примечательная, однотонно — зеленая, она не выбивалась из общего интерьера стен медпункта, выкрашенных, как я когдато выразилась, в цвет «детского садика».

Герцог крепко держал меня в руках, а я с упорством тарана продолжала прорываться к заветной цели. Наверное, в родном мире меня прозвали бы бесноватой, но в данный момент времени меня это мало заботило. Разум понимал, что силой из рук герцога не вырваться, а раз так, то неведомое шестое чувство, которое меня вело все это время, решило выдать мне немного свободы воли и разрешило предпринять другую тактику.

Словно тряпичная кукла, я резко обмякла в руках герцога и попыталась рухнуть на пол. Попытка не удалась, но хватку ослабили.

— Эй, Савойкина? — Эридан водил перед моими глазами ладонью. — Ты в порядке?

Признаться, я даже удивилась такой постановке вопроса. Мне почудилось,

или там даже испуг промелькнул?

Я молча кивнула головой. В этот момент откуда‑то прибежал врач.

Мужчина оказался моим старым знакомым, именно он когда‑то впервые лечил меня после падения с лестницы. Кажется, тогда в медпункт меня тоже

Эридан приволок, наверное, история действительно любит нелепые повторения.

— Что тут происходит? — торопливо поинтересовался доктор, сразу подскакивая ко мне.

Судя по всему, видок у меня был еще тот, раз у дядечки не осталось сомнений, кто здесь больной.

— Какой‑то странный приступ, — отозвался герцог. — У нее глаза помутнели, а после она начала бормотать околесицу и вести себя неадекватно.

«Идиот! — мой мозг начинал судорожно соображать и обрабатывать поступающую извне информацию. — Надо было тебя после приворота тоже в медпункт отволочь и рассказать про твои глаза и про твое „неадекватно“!».

Я все еще продолжала равнодушной тушкой возлежать на его руках,

надежд на резкий рывок не питала — стоит мне только дернуться в сторону двери, руки блондина сомкнутся как клещи, и тогда мне точно не прорваться.

«А ведь ты ему шла про стражников рассказывать», — укоризненно подсказало подсознание.

«А он меня воровкой обозвал, вот и как ему что рассказывать после этого?!»

— Положите ее на кушетку, — приказал врач герцогу.

И! О, ЧУДО! Тот послушался и действительно потащил меня к ближайшей коридорной кушетке.

«Забавно! Видимо, некоторые вещи неизменны в каждом из миров!».

Потому что здесь, в магическом медпункте, вдоль коридоров стояли небольшие низенькие кушеточки, точь — в-точь такие, как в любой городской больнице или поликлинике.

На полутвердую поверхность лежанки Эридан клал меня удивительно бережно, я даже удивилась, с него бы стало меня с высоты своего роста швырнуть.

Едва я почувствовала под своей спиной горизонтальную опору,

постаралась максимально расслабиться, мне была необходима пара мгновений. Ровно столько, чтобы герцог от меня отошел, а врач уже начал подходить для осмотра.

Без понятия, о чем думал мой мозг в тот момент, но я уже предвкушала свою эпичную пробежку до вожделенной двери, откуда‑то знала, что та не заперта. Моей главной целью стало попасть туда! А что будет потом -

неважно!

«Я думаю, тебе выдадут прикольную смирительную рубашку в цветочек!»

— послушно предположило сознание, продолжая истерически наматывать марафонские круги в моей голове.

«Окстись, крыша! Команды покидать меня не было!»

«Хорошая крыша летает сама!» — пропело вышеупомянутое и замолчало.

«Ну вот и летай себе, а я побежала!»

Внезапным движением я соскочила с кушетки и, подобно вихрю,

понеслась навстречу своей интуиции. Бежала без оглядки, на это просто не было времени. До заветной двери оставалось лишь несколько метров, когда хитрое заклинание, брошенное мне вслед, парализовало мое бренное тело. Я

замерла подобно греческой статуе бегуна с вытянутой рукой, казалось, еще пара сантиметров и смогу коснуться ручки.

— Это было очень самонадеянно, — голос герцога звучал откуда‑то из‑за моего правого плеча. — Сбежать от меня! На своих двоих! Даже наивно…

Повернуть голову в его сторону не смогла, так же как и произнести что‑то в ответ одеревеневшими губами, мне подчинялись только глаза. От бессилия и паники захотелось плакать.

— Да! Налицо какой‑то вид помешательства, — из‑за спины вынес диагноз врач. — Буйное поведение, нелогичная мотивация поступков. Возможно,

вызвано нервным истощением или общей стрессовой ситуацией.

Эридан обошел меня кругом и встал между мной и дверью. Он с глубоким интересом вглядывался в мое лицо, по которому, как назло, начали течь неконтролируемые слезы.

Соленая капля скатилась по щеке, а затем сорвалась и упала на пол. За скольжением второй капли герцог наблюдал молча и, казалось, бесстрастно,

пока неожиданно сам не разрушил это ощущение. Блондин медленно протянул руку к ничего не чувствующему лицу и аккуратно вытер большим пальцем водяной памятник моему бессилию.

— Что же ты творишь, девочка? — беззвучно прошептал он и, прищелкнув пальцами, вернул мне способность говорить. После чего уже громко заявил, —

Савойкина, может, ты скажешь что‑нибудь в свое оправдание?

— Откройте эту дверь! Умоляю! — молниеносно выпалила я.

Брови Эридана удивленно поползли вверх.

— Зачем? Ты хоть знаешь, что за ней находится?

— Там Троя! Я видела! — мой голос срывался.

— Нет, она не здесь, — заупрямился герцог, уголок его губ при этом дернулся.

— Хм — хм, — откашлялся у меня за спиной врач. — Вообще‑то, курсантка права, Трою Александровну сегодня перевели в эту палату!

Дальше герцог не слушал, в следующее мгновение он распахнул еще десять секунд назад недоступную дверь так, что она с силой впечаталась в соседнюю стену. Одновременно с этим странная парализующая сила прекратила меня держать, позволив по остаточной инерции ввалиться в открытую комнату.

Там на стандартной больничной койке лежала наша учительница физкультуры — она казалась спящей, волосы небрежно разметались по подушке, дыхание ровное, черты лица заострились, руки лежат поверх одеяла.

В памяти послушно всплыли ассоциации со спящей красавицей, которую укололи веретеном, вот только ран на теле Трои уже никаких не было, а она по — прежнему продолжала спать.

Эридан перемещался молниеносными движениями по комнате, словно ища засаду по углам, а я приковано смотрела на стоящий у изголовья кровати огромный букет пышных, невыносимо алых роз. В моих видениях они источали отвратительный приторный запах, сейчас же для меня они ничем не пахли. Вот только интуиция трезвонила во все колокола, до которых могла дотянуться.

— Яд двадцати пяти роз, — заворожено выдохнула я и тут же, осознавая весь ужас ситуации, захотела поддаться немедленной панике.

Как там орут в голливудских фильмах? Всем немедленно покинуть комнату? Биологическая атака? Опасно?!

Но вместо истеричных криков я поступила по — другому! Если меня что‑то сюда привело, значит, так оно и должно было быть.

Я полным решительности шагом подошла к букету, сгребла в охапку всю цветочную композицию вместе с вазой и направилась к выходу из палаты.

Отравиться не боялась, тот урок зельеварения я запомнила на всю жизнь — яд убивает за несколько часов, если только им глубоко не дышать.

Мне же требовалось всего несколько минут.

Выйти из комнаты в коридор, найти ближайшее мусорное ведро, выкинуть туда этот шедевр флориста — убийцы и сжечь к чертовой бабушке.

— Огнив — ахриш — плым! — выплюнула я любимое заклинание домохозяек, вот только гнева и силы туда вложила столько, что вместо спичечного огонька с моих пальцев сорвался полноценный пламенный файербол.

А другого мне и не нужно — букет пылал, потрескивая неоновооранжевыми искрами, подтверждающими все мои догадки.

Кто‑то не добил Трою в открытом противостоянии и теперь решил действовать более хитро. Ядом!

Не нужно быть великим Шерлоком Холмсом, чтобы понять, чего пытались добиться таким покушением — еще больше подставить магистра — зельевара

Глеба!

Розы уже давно сгорели, а мой огненный шквал все никак не хотел угасать и теперь с пышущей страстью злобой принялся плавить края металлического ведра. Надо было бы это безобразие как‑то потушить, вот только водяное заклинание, словно издеваясь, выскочило из памяти.

— Водус — квакус… Нет, не то. Водкус — крякус! Снова, не то. Кракусводопадус? — бормотала я, с каждым мигом все больше выбиваясь из равновесия душевной колеи.

— Мокриум — водус, — подсказал мужской голос за моей спиной, заставив меня обернуться.

То, что там я увижу герцога, было делом для меня понятным, а вот его поведение удивило. Впервые в жизни я слышала от него похвалу.

— Что ж, видимо, я ошибался, и, как минимум, в экстренных ситуациях ты не безнадежна!

— Эм… Спасибо, что ли, — но моя слабая попытка благодарности улетела в молоко, потому что Эридан, мгновенно про меня забыв, резко развернулся к доктору и принялся устраивать разбор полетов.

— Кто разрешил перевести Трою из одной палаты в другую? — взревел он.

Врач, на которого вылилась вся эта буря негодования, казалось, вот — вот в обморок упадет. И так седые волосы старичка на глазах седели еще больше.

— В — в-ы! — заикаясь, ответил он и трясущимися руками извлек из воздуха какой‑то свиток.

Не дожидаясь, пока ему передадут бумагу, герцог вырвал сверток из рук врача, развернул, и с каждой прочитанной строкой и так не пышущее румянцем лицо Эридана бледнело все больше. Затем он резким движением скатал сверток и заставил бумагу исчезнуть в воздухе.

— Трою перевести в прежнюю палату! Никого к ней не впускать, кроме меня и лечащего врача! На все двери наложить оповещающие заклинания!

Пока Эридан раздавал приказы, врач даже по струнке вытянулся.

Сомнений не оставалось, приказ герцога выполнят со всей тщательностью.

— Через полчаса я вернусь и проверю, — бросил напоследок лекарю блондин,

а затем, вспомнив о существовании одной рыжей особы, соизволил повернуться ко мне лицом и, схватив за локоть, не тратя драгоценные секунды на бессмысленные разговоры, уволок в невидимую пустоту портала.

Этот портал был не таким как те, в которых я перемещалась ранее. Мои волосы не норовили встопорщиться в разные стороны, а после перемещения не пахло ни озоном, или электричеством. Это путешествие было похоже на мягкий толчок перед прыжком, а затем такое же мягкое приземление. Оно было никаким, как пустышка у младенца.

Но не сам портал меня так поразил, а комната, в которой я оказалась.

Холодная. Аскетичная. Очень мужская. Странное помещение. Лаконичное.

Стол, стул, диван, камин, куча оружия, развешанного по стенам. И все.

— Огонь, — приказал герцог, и в тот же миг яркое пламя взметнулось плясать по отсыревшему камину.

Дрова при этом гореть отказывались, и буйный огонек принялся стремительно угасать. Эридану такое самоуправство со стороны камина не понравилось, и мужчине пришлось поддержать капризный жар огненным заклинанием и новыми, сухими дровами, которые он теперь неторопливо подкидывал в камин.

Поведение злыдни — блондина казалось мне странным и одновременно нелогичным. Понятное дело. Приволок он меня сюда явно чтобы «задать»

пару ласковых вопросов. Так чего медлит тогда?

«Нет, а ты чего хотела? Чтобы он тебя заковал в кандалы? И принялся вгонять иглы под ногти?» — опять оживилось подсознание внутри моей головы.

«Не знаю чего я хотела… — мысленно протягиваю я, и тут же осекшись,

настороженно интересуюсь… — Слышь, ты? А с каких пор я разговариваю с собой, не как с собой, а как с тобой?»

«Сама‑то поняла, что сказала?» — огрызнулось второе «я», и тут же, давая заднюю передачу, поспешило меня успокоить. — «Каждый сходит с ума посвоему. Ты вот сама с собой беседы ведешь, а кто‑то коньяк хлещет!»

В этот момент мой взгляд, шарящий по комнате в поиске деталей, за которые можно зацепиться, наткнулся на почти пустую бутылку из‑под коньяка, стоящую посередине огромного каменного стола.

«Брутальная мебель! — оценило интерьер комнаты подсознание. — Может,

тебя Эриданчик сюда собутыльницей пригласил побыть?».

«Не мели чушь! Он меня допрашивать по — любому будет!»

«С чего ты это вообще взяла? Смотри, с Глебом ты пила вино… Мягкий

Глеб — мягкое вино, романтика под луной. А с герцогом коньяка хлебнешь!

Сурового, твердого, как и сам мужчина! Ты только не спейся! А то женский алкоголизм неизлечим».

Мне захотелось закатить глаза от полета своей безумной крыши. Она,

похоже, на полном серьезе отправилась в свободное плавание.

Чтобы хоть как‑то отвлечься от внутреннего диалога, я решила нарушить молчание.

— Что это за место?

Вообще, дурацкая ситуация с этим герцогом.

Сначала приволок меня в какую‑то комнату, оставил стоять посередине,

как памятник обиженным и лишенным, а сам полез огонь разводить.

«О, да! Точно, стремный мужик! Если быть до конца откровенными, то женщина — хранительница домашнего очага! Элька, он лезет занимать нашу социальную нишу!» — беспричинно истерило второе «я», что начинало порядком раздражать.

— Это мой кабинет! Присаживайся! — не поворачиваясь ко мне лицом,

милосердно разрешил герцог.

«Вот спасибо, облагодетельствовал!» — буркнула я про себя и потащилась к ближайшему стулу, который почему‑то был задвинут в самый дальний и темный угол кабинета.

Гости, видимо, здесь появлялись нечасто. Садиться же на диван мне не позволила совесть и правила приличия. Не укладывалась у меня в голове картина, где герцог будет меня допрашивать на диване.

И тут же усмехнулась, потому что в голову полезла тысяча пошлых мыслей о самой возможности быть допрошенной именно на диване.

— Ну и куда ты пошла? — поинтересовался мужчина, отвлекаясь от созерцания камина.

— За стулом, — пищу в ответ и, схватив оный за спинку, пытаюсь отволочь его поближе к каменному столу.

Ведь именно там, согласно моим представлениям и законам жанра, должен проходить допрос.

— Савойкина, а тебе не приходило в голову, что если стул стоит в углу,

значит, он там должен стоять?

Отрицательно помотала головой, потому что действительно не приходило.

Широкими шагами герцог преодолел расстояние до меня, забрал из рук дурацкий стул, а затем ткнул указательным пальцем на одну из его ножек.

Там вдоль мебельной конечности шла длинная, толстая трещина.

— Если хочешь с него рухнуть и, приземляясь, сломать себе спину, тогда я отдам его тебе. Согласна?

Я лишь фыркнула.

— Вот еще! С меня медпункта хватит!

— Савойкина, я сегодня тобой горжусь! — выдал мужчина. — Ты меня просто не перестаешь удивлять несвойственными тебе умными решениями. Потому что второй раз я бы туда тебя не поволок! Ползла бы сама!

«Козел!» — бурчало в глубине недовольное сознание и тут же поспешило обрадоваться. — «Зато наша попа будет сидеть на диване!»

На диван я уселась образцово — показательно — ножки ровно, спину прямо,

ручки терпеливо сложены на коленях. Ей — богу, воспитанница института благородных девиц. И не скажешь сразу, что фрейлина.

Эридан же поставил стул обратно в угол и поспешил вернуться, видимо,

очень хотел составить мне компанию. Он присел на край своего каменного стола и, облокотившись на отставленные назад руки, молча смотрел на затихшую меня. Задавать вопросы мужчина не спешил.

А я заворожено путешествовала по нему взглядом. Герцог удивительно гармонично смотрелся в окружающей обстановке — расслабленный, сильный,

внушительный, казалось, впервые такой спокойный. Куда‑то исчезла даже надменность из черт лица. В голове послушно всплыла ассоциация с путником, который после долгого путешествия вернулся домой… А еще

Эридан не сверлил меня своим убийственным взглядом, он просто смотрел.

— А теперь расскажи мне, как ты это сделала? — наконец задал он вопрос,

который я не поняла.

— В смысле? Что именно?

— Как догадалась, откуда выйду из портала? Откуда узнала о переводе

Трои? Про отравленный букет?!

Прозвучало три вопроса, на которые не было ни одного ответа.

— Э — м-м, — по — дебильному протянула я. — Не знаю. Просто почувствовала, ну,

как будто кино со стороны увидела.

— Потрясающий ответ. То есть артефакта «теневой интуиции» у тебя нет? —

живой глаз герцога хитро прищурился, отчего мужчина приобрел неожиданное сходство с лисом.

— Это тот, из‑за которого вы меня воровкой обозвали? — язвительно начала я.

— Нет, в таких криминальных наклонностях я замечена не была.

— Это я уже и сам понял, — обронил мужчина.

«Ах, вот как!»

— Что, уже успели пошарить своими похотливыми ручками, пока я была не в адеквате? — не удержав дурной язык за зубами, ляпнула я и тут же вжала голову в плечи, ожидая от герцога ответного взрыва.

— Я не настолько глуп. Такие артефакты обычно глотают. Из‑за этого ручной обыск бесполезен.

— Тогда почему с меня сняты обвинения?

— Артефакт на месте, в хранилище, там, где и был все это время. Не покидая его стен.

«Ну, зашибись!» — негодовала я. — «Сначала обвинить, а потом кинуться проверять! Гениально! Злыдня, ты не зря блондин!»

— Так что прости, — выдохнул мужчина, продолжая свои изъяснения.

У меня аж челюсть выпала. Мне показалось, или вместо герцога напротив меня сидит другой мужчина? Сначала похвалил, теперь извинился, что дальше? Начнет интересоваться моим мнением?

— И за то происшествие — прости! После бала. Я действительно не хотел,

чтобы все так вышло.

— О — го, — только и выдохнула я.

В принципе, я и не обижалась. Нет. Спаслась и ладно, тем более потом выяснили, он вообще ни при чем. А вот на дворянок у меня теперь был заточен отдельный зуб и приготовлен специальный котел в их будущем аду.

Им эта выходка с зельем просто так с рук не сойдет. Синяя кожа раем покажется.

«Эль, а Эль?! — опять выплыло затихшее подсознание. — А с чего это он такой добрый? Подозрительно!».

«И правда, с чего бы!»

— Герцог, а почему вы решили, что артефакт у меня? Могу я узнать причины?

Блондин слез со стола и, обойдя оный, уселся на положенное ему по статусу рабочее кресло.

— Разновидность телепорта, из которого я вышел, идя по твоему вызову,

устроена так, чтобы открываться всегда со спины оппонента. Портал бесшумен, не имеет вспышек. Сейчас, когда в академии объявлено чрезвычайное положение, все телепортанты в целях безопасности перемещаются только таким образом. И вот, я иду по зову, который мне послала студентка — первокурсница, что уже необычно, и первое, что замечаю -

она встречает меня лицом к лицу. Нагло глядя в мои глаза! А такие умения,

поверь, на дороге не валяются! Дальше больше, у нее изменяется цвет глаз,

она бледнеет и начинает бормотать какой‑то бред. Налицо реакция отторжения на проглоченный сильный артефакт.

Все звучало логично, кроме одного. Никакого артефакта у меня не было.

А герцог продолжал:

— А затем все стало еще интереснее. Курсантка всеми правдами и неправдами пытается прорваться в палату, где лежит ее любимая преподавательница. А когда прорывается, выясняется, что кто‑то принес Трое отравленный букет роз, а еще чуть позже врач отдает мне приказ, который подписан мною же, где я разрешил перевести нашу физкультурницу из хорошо охраняемой палаты в общий лечебный блок. Поэтому я задам свой вопрос еще раз, Элла… Что это было?! И как ты это сделала без артефакта?!

Я глубоко вздохнула, в конце концов, мы ведь с ним в одной лодке по спасению Трои, а раз так, то свой рассказ мне пришлось поведать с самого начала. А именно со стражников, на которых напоролись Кристина и Анфиса,

затем про то, как, проснувшись посреди ночи после кошмара, почувствовала острый приступ приближения чего‑то очень нехорошего. Выкладывала я все как на духу, умолчала только про безумный сон с конвертами.

То, что происходит в моей больной фантазии, остается в моей больной фантазии.

Герцог слушал молча и с каждым мигом мрачнел все больше, а когда я закончила, выдохнул только одну фразу.

— Как же хреново! — обращаясь в никуда, добил. — Троя, вот почему тебя решили прибить именно сейчас?

— Э — м-м, — не оценила такой реакции. Я ожидала, как минимум, наводящих вопросов, уточнения, нагоняя за вылазку к Горгулию, но точно не исконно русского — «хреново». А еще… — Апчхи! Пхки- чхи!

Ну вот, кажется, я простудилась!

Шатание по академии босиком и в ночнушке до добра никогда не доведет!

Даже единственный тапочек, и тот я умудрилась где‑то потерять.

Эридан на мой болезненный простудный зов удивленно вскинул брови.

— Да ты же почти голая! — констатировал он неожиданный для себя факт.

— Офигеть! — не удержалась от очередной колкости. — Вы можете замечать,

как бьётся пульс у кого‑то на шее, но то, что перед вами девушка босиком и в ночной рубашке, вы увидели только спустя час! Браво, герцог! Вы удивительно чуткий мужчина! — и еще раз громогласно чихнула.

Наверное, таким заявлением я хотела то ли осадить, то ли устыдить блондина, но вместо этого он воспринял мой выпад абсолютно по — своему -

налил мне коньяка и протянул бокал.

«О! Я же говорила! — внутри меня в истерическом хохоте заходилось подсознание. — Элька, ты будешь не фрейлиной, а идеальной преподавательской собутыльницей!»

— Это еще что? — вытаращила я глаза на Эридана. — Для согрева?

— Для храбрости! Она тебе пригодится, — довольно сухо выдал герцог и настойчиво вложил бокал в мою руку.

Пить эту обжигающую гадость я не спешила.

— Может, все же объясните, что происходит? Когда я пила с преподавателем в последний раз, мне пришлось всей королевской свите признаваться, что я с ним провела незабываемую ночь.

— Пей, говорю! — упрямо настаивал блондин, на его лице отчего‑то зацветала ехиднейшая улыбка.

Меня такое поведение пугало, причем до тех самых чертиков, до которых он меня умудрился довести в прошлый раз.

Подвели меня безусловные рефлексы. Нос в очередной раз предательски зачесался и возвестил, что сейчас мой организм будет чихать. Собственно именно это я и сделала.

— Апчхи!

И пока закрывала рот, герцог опять исполнил трюк со своей молниеносной скоростью и опрокинул мне в рот бокал с коньяком.

Проглотила обжигающую жидкость я автоматически и тут же закашлялась.

— Эта ночь будет незабываемой! Потом еще сравнивать будешь, с кем она была более незабываемой, со мной или с Глебом, — пообещал мужчина.

Осознать его фразу я не успела, приготовилась только завизжать! А

злыдня — блондин уже схватил мою руку и поспешно утаскивал в очередной невидимый портал.