Разговор прерывался…
— Желаете, я расскажу… Называйте это совпадением, случайностью, не все ли равно.
Вот здесь, в этом самом кабинете, год тому назад кутила веселая компания. Не один ящик Мума и Помри был вылит на алтарь веселья. Среди нас был и Кронский, вы знаете его, наверное, по его роману «Забытые». Вот про него я и хочу рассказать.
Весь этот вечер он хандрил и нервничал, много пил, но было видно, что живительная влага на этот раз не оживляла его и по его лицу было заметно, что он готов расплакаться. Кто-то предложил позвать цыган. Они много пели и немного разогнали веселье. Сделалось как-то тоскливо. Кронский сидел в углу на пуфе и тянул особенно медленно, сосредоточенно Мум, казалось, он весь ушел в это занятие. К нему подсела цыганка, известная здесь под кличкой «Ню».
Они что-то говорили вполголоса. Я видел, как цыганка взяла его правую руку и вдруг неестественно громко сказала: «Знаешь — твое счастье 382 и несчастье 382». «Почему не 384? — вяло произнес Кронский. — И что за цифровые данные?».
— Уходи, — прошептал он ей и бросил золотой.
Я подошел к нему.
— Дура, — заметил он. — Пророчица из «Яра».
— Что ты хандришь? — спросил я его.
— Скучно до безобразия.
— Может быть, неудача?
— В чем, с издателем? Нет. Вчера получил 5 тысяч авансом, да на что деньги? Пропить их здесь? Да?..
— Удивляюсь, ты — всегда такой веселый.
Вместо ответа он опять уставился в одну точку и долго о чем-то думал, потом взглянул на меня и серьезно заметил:
— 382 — сумма цифр 13.
В это время ему подали телеграмму и посыльный из редакции тупо, удивленно глядел на груду бутылок и ждал ответа.
Кронский прочел телеграмму и вдруг выпрямился во весь рост, глубоко вздохнул, словно сбросил с себя тяжесть, простер руки… Я как сейчас вижу его вдохновенную фигуру с полузакрытыми глазами и слышу шепот: «Это счастье, счастье, счастье…»
Он вдруг заторопился и начал прощаться, мы его не задерживали.
— Послушай, проводи меня, — сказал он мне.
Я согласился.
В швейцарской он передал для «Ню» 382 рубля «за предсказанье».
— Скажите, от Кронского, — говорил он гарсону, ошеломленному щедрым «чаем».
— Прочитай телеграмму, — сказал он и протянул ее мне. — 13. В ней всего 13 слов. Только 13, сумма цифр!
«Я свободна. Муж умер. Жду здесь в гостинице Марсель. 382. Немедленно.
Мария Горская».
— Не понимаю. А правда, 13 слов, — согласился я.
— Да, 13. Ты знаешь, я 14 лет жду этого зова. Я холостой… да что рассказывать, ты читал мой роман «Забытые». Так вот, Шаус — это я.
Он настаивал, чтобы я вошел в гостиницу — я отказался. Я встретил его на другой лень и могу сказать, что не видал в жизни более счастливого человека.
— Мне более ничего не надо в жизни, — сказал он мне, — даже славы…
Вы, может быть, слышали, что его призвали на войну, он прапорщик запаса. И вот прочитайте кто-нибудь вслух письмо его денщика. Я вчера получил.
«…а барин мне наказывал вперед сообщить вам.
Нашел я барина возле леска, на ем лежит немецкий солдат и перегрыз ему горло, а солдата — наши штыком проткнули. Так они и померли обнявшись. Барина везу домой, больно барыня наказывала, а от солдата немецкого сорвал погоны, на них цифра 382, полк их или дивизия. Каску тоже везу и саблю…»
Кто-то вздохнул. Электрическая люстра вдруг погасла и снова загорелась еще более ослепительным светом…