Директор Н-ского завода на Урале был человек строгий. Всегда выбритый и в наглухо застегнутой темной полувоенной гимнастерке, он одним своим видом дисциплинировал окружающих. А небольшая начинающаяся полнота при высоком росте и широких плечах пятидесятилетнего мужчины придавала ему еще большую солидность. На его письменном столе, как и во всем кабинете, не было ничего лишнего. Портрет Ленина, склонившегося над «Правдой», еще резче подчеркивал строгость рабочего распорядка директора.
- Лена, к двенадцати часам я вызывал Барышева, - сказал директор вошедшей секретарше.
- Он пришел, Сергей Васильевич.
- Попросите его.
Илья Филиппович в это время сидел на широкой лавке в комнате секретаря и, поглаживая свою серую лопатистую бороду, с опаской посматривал на дверь кабинета.
- Ума не приложу, зачем я ему потребовался? - сказал он уборщице, которая поливала цветы на подоконнике. - Неужели насчет Митрошкина? Вот беда мне с ним. Всю бригаду подводит. В воскресенье напьется, а целый понедельник куролесит. Никак не перевоспитаю.
- А ты к ипнозу своди его. Как рукой снимет. Моя кума своего возила зимой, с тех пор в рот не берет.
- Что ты говоришь?
- С места не сойти.
Илья Филиппович открыл рот и хотел спросить что-то еще, но в это время из кабинета вышла молоденькая секретарша и кивнула ему головой.
- Пройдите.
Илья Филиппович быстро встал, почти на цыпочках подошел к девушке и приложил к губам большой и шершавый, как корень, указательный палец.
- Барышня, - склонился он над девушкой и вежливо спросил: - одно только словечко - насчет Митрошкина?
Секретарша молча пожала плечами и села за машинку.
- Ну, а все-таки… Хоть знать, за что будут голову сносить?
- Не знаю, не знаю, - не глядя на Илью Филипповича, громко ответила девушка и принялась стучать на машинке.
Крякнув для смелости, Илья Филиппович твердыми шагами переступил порог.
- Здравствуйте, товарищ Барышев. Садитесь.
- Здравствуйте, Сергей Васильевич! - с достоинством знатного на заводе мастера ответил Илья Филиппович и пожал протянутую руку директора.
- Как жизнь?
- Не жалуемся.
- Как работа?
- Как будто справляемся.
- Илья Филиппович, у меня к вам просьба. Завтра к нам приезжает новый учитель. Поместить его пока некуда. Я слышал, у вас неплохая квартира?
- Живу, как Привалов. Пятистенный дом, восемь окон, а всего двое со старухой.
- Вы не можете на время уступить одну комнату для учителя?
- Сергей Васильич, об чем разговор - хоть две!
- Как с мебелью?
- О, - махнул рукой Илья Филиппович, - полная горница.
- Значит, договорились. Приготовьте со старухой уголок, а насчет платы не беспокойтесь. Платить будет завод.
- О нет, Сергей Васильич. Чтобы я со своего завода взял копейку? Нет, нет…
- Все-таки стеснят вас…
- Что ты, Сергей Васильич! Старуха будет рада без памяти. Она у меня одичала одна-то. Да и сам я по части культурного дела нет-нет да и перейму что-нибудь. Насчет политики потолковать. Как ни говорите, все-таки в одном доме. А он что, с женой и с ребятишками?
- Не он, а она. Молодая девушка, москвичка, только что окончила университет и вот едет к нам.
Илья Филиппович поднялся, заморгал, а потом широко развел руками.
- Да мы ее со старухой на руках будем носить. Заместо дитя родного жить будет!
- Спасибо, товарищ Барышев. Завтра возьмите мою машину и с комсоргом завода на вокзал. Московский поезд приходит в восемь вечера. А пока - бывайте здоровы.
Пожав руку директора, Илья Филиппович вышел.
- Попало? - спросила уборщица, которая теперь уже протирала окно.
- Мне? За что? Боялся, опять пошлют куда-нибудь по обмену опытом, - ответил Илья Филиппович. - А мне эти доклады - вот, как нож острый, - провел он ребром громадной ладони по волосатой шее. - Страсть не люблю выступать…