День уже занялся над виноградником. Мужчина в одиночестве шагал между виноградных лоз. Временами он наклонялся и внимательно осматривал какой-нибудь побег, листок. С завтрашнего дня в поместье должен был начаться сбор «зеленого урожая». Надо оборвать листья в нижней части лозы, самое главное — проветривание саженцев. Искусственный листопад пройдет лишь со стороны восходящего солнца. С западной стороны гроздья пока будет защищать листва. Мужчина любил такие ежедневные пешие прогулки. Виноградник был делом его жизни, гимном временам года. Пейзаж менялся день ото дня, созидаемый рукой человека. Пятнадцать лет назад он прогуливался по этим самым дорогам с Эдмоном де Вомором. Это был чудесный гид, он любил свой город и знал историю каждого холма. Здесь стояла средневековая мельница. Более пятнадцати таких величественных сооружений существовали бок о бок с саженцами виноградной лозы. Там виднелись остатки сторожевой вышки, вонзенной, словно скалистая шпора, в этот пейзаж.

Мужчина достал свой нож с самшитовой ручкой. Его пружину украшала пчела, символ империи. Лезвие срезало тонкий стебель с бутоном красной розы. Антуан Шане полюбовался прелестным цветком и воткнул его в петлицу своего пиджака. Он аккуратно сложил нож. Должно быть, знал поговорку: «Молчаливая пружина до старости живет». Потом спрятал искусно отделанный нож в маленький кожаный чехол, прикрепленный к ремню его брюк.

Из-за рощицы, протянувшейся вдоль виноградника, кто-то следил за ним. Поднявшись, профессор продолжал путь, не ведая, что был объектом пристального внимания. Потом снова остановился, любуясь своими владениями и вздыхая от удовольствия.

Жизнь его клонилась к закату. У них с Эвелиной не было детей, и все имущество он оставил своему другу Андре. Он всегда мечтал, что у него будет дочь, но судьба распорядилась иначе. После долгих лет блужданий он нашел прибежище в работе и виноградарстве. В его сознании ученого вечность воплощалась в жизни, данной детям. У него, стало быть, не будет вечности. Он уже составил свое завещание и предусмотрел даже оду вину. Ни кремации, ни мессы. Он желал быть похороненным в одеянии рыцаря с бутылкой от каждого из своих виноградников. Великая Лоза получит пятьдесят ящиков, чтобы устроить поминальную трапезу со всеми его друзьями.

Сегодня, в годовщину смерти супруги, ему немного взгрустнулось. Как почитатель Наполеона, он сделал своей фразу: «Отсутствие излечивает от мелких страстей, но усиливает большие». В честь своей любимой вот уже около тридцати лет он каждый год 28 июня лакомился миндальным печеньем.

Кюш находился под наблюдением в бордоской больнице. Последствия минувшей ночи все еще давали о себе знать. Полицейский лежал с повязкой на голове. Постепенно он приходил в себя, но поначалу ему было трудно разглядеть склонившееся над ним лицо. Он изо всех сил старался сосредоточиться, и наконец взгляд его прояснился. Знакомое лицо. Надя провела ночь у его изголовья. Так дежурят у постели больного друга, родственника, брата.

— Как ты себя чувствуешь?

— Голова болит!

— После удара, который ты получил, меня это не удивляет.

— Я ничего не помню… Я стоял на стене, а дальше — ничего…

— Знаешь, Тьерри, мы всегда были откровенны друг с другом… — С этими словами она взяла его за руку. — Вчера вечером я вошла к тебе в комнату и увидела газету с вырезанными буквами…

— Да, знаю, я должен был сказать тебе, однако это крайние меры, которые не предусмотрены инструкцией.

— Объясни!

Кюш уточнил свою стратегию: письмо это служило всего лишь приманкой.

— Хотелось заставить преступника проявить себя.

Надя улыбнулась. Она думала о наихудшем, но теперь успокоилась.

— В следующий раз не делай ничего тайком, доверяй мне.

— Ты прекрасно знаешь, что доверие тут ни при чем, но это могло быть опасно, и…

В эту минуту в палату вошел стажирующийся студент-медик с какой-то металлической миской в руках:

— Ну как, сегодня он чувствует себя лучше?

Вот тебе и раз, еще один любитель обращения ни на «ты», ни на «вы».

— Ему лучше, он благодарит его за участие.

— Вот с этим он обретет олимпийскую форму, и завтра все пройдет.

— Доктор, не могли бы вы оставить нас на пять минут?

— Разумеется, он зайдет попозже.

Студент ушел. Как только дверь закрылась, Надя продолжила:

— Тот, кто напал на тебя, прошел по старым галереям, которые ведут к алтарю монастырской часовни.

— Он хорошо ориентируется здесь, если знает, что есть проход под алтарем.

— Это старинный погреб францисканцев. Ныне владелец ресторана хранит там игристое вино. Подожди, это еще не все. Этой ночью я зашла в наш кабинет и нашла там под дверью вот это.

— Что тут еще?

— Читай!

Лейтенант протянула своему начальнику целлофановый пакет:

«АНДРЕ ВИНОВЕН»

— Узнаю стиль нашей птички.

— Пойду отнесу это послание в лабораторию криминалистам.

— Вынь из шкафа мою одежду.

— Как это вынуть твою одежду?

— Меня ждет расследование… Надеюсь, ты не думаешь, что я свалю на тебя всю работу…

«Пежо-307» проехал вдоль кладбища монастыря, потом свернул направо и остановился на улице Франсуа-де-Сурди. Здесь находилось Междепартаментское управление судебной полиции Бордо. На втором этаже — служебные помещения. Кюша, который работал в управлении около пятнадцати лет, поприветствовал дежурный охранник. Капитан направился в первый подвальный этаж, где располагались помещения службы криминалистов.

— Это неразумно, босс, взять и уйти вот так.

— У меня нет выбора, каждая потерянная минута может привести к новой драме.

— Надеюсь, мы не наткнемся на Журдана, потому что тогда застрянем на весь день.

— Он в курсе насчет прошлой ночи?

— Да, он знает, а как мы могли поступить иначе?

— Неважно, я выкручусь.

Офицеры полиции ввели свои карточки в опознаватель и вошли в просторную комнату лаборатории. Их встретил мужчина в белом халате:

— Привет, Надя, привет, Тьерри, что с тобой стряслось, ты упал?

— Нет времени объяснять.

Надя протянула эксперту целлофановый пакет:

— Вот еще одно анонимное письмо. Можешь взглянуть на него прямо сейчас?

— Для тебя на все готов…

Элизабет де Вомор принимала викария епископа. Они вместе отобедали. По такому случаю Нинетта достала тонкий чешский фарфор.

— Святой отец, хотите канеле к кофе?

— С удовольствием.

— А вам известно, что это лакомство обязано своим названием медной формочке, в которой выпекается?

— Нет, я этого не знал, но думаю, тут есть какая-то связь с каннелюрами.[30]В архитектуре вертикальные желобки на стволе колонны или пилястры. — Примеч. пер.

— Верно, святой отец.

— Пирожные восхитительны.

— Их делает Нинетта.

— Ее муж — счастливый человек, иметь жену с такими талантами…

— Она не замужем и после смерти родителей живет одна.

— А-а! Я этого не знал. Она служит только у вас?

— Да, и время от времени помогает моему другу Арчибальду.

— Арчибальду?

— Лорду Кинсли, одному из рыцарей виноделия.

— Понятно.

— Он мой давнишний друг. Именно он взял на себя мои функции в правлении, когда меня назначили Великой Лозой.

— Прекрасно.

— В начале восьмидесятых Арчибальд был одним из главных клиентов наших виноделов. Мало-помалу его стали считать своим и в округе, и среди виноградарей. И естественно, несколько лет назад он приобрел виноградник. Как раз тот, что принадлежал нашему главному виноведу.

— Словом, вы хорошо знаете всех.

— К этому обязывает мое положение Великой Лозы.

— Не могли бы вы рассказать мне о моем предшественнике?

— Отец Анисе, безусловно, был священником, который оказал наибольшее влияние на наше содружество. Мой супруг очень его любил, они обменивались мнением обо всем.

— То есть?

— Они встречались несколько раз в неделю, а если не получалось, то писали друг другу, уточняя какие-то вопросы.

— Значит, они действительно были близки.

— Да. Впрочем, Эдмон был одним из тех редких людей, кто обращался к Анисе на «ты». Когда муж занимался осветлением вина у нас в поместье, то всегда приходил священник и приносил молодые побеги чеснока. Он резал их на кусочки, и вместе с работниками они готовили большой чесночный омлет из желтков, добавляя жареных летучих мышей.

— Летучих мышей?

— Да, это восхитительно.

Начинающий следователь решил, что пришло время перейти Рубикон:

— А вы не могли бы позволить мне посмотреть переписку вашего супруга?

Услышав такую просьбу, Элизабет де Вомор откровенно удивилась.

— Я доверю вам один секрет: я очень любопытен.

Было уже четверть третьего, когда Тьерри и Надя вошли в мэрию. Мартен за письменным столом изучал досье. Увидев капитана, он встал и поспешил ему навстречу:

— Вам лучше, патрон?

— Все в порядке, Мартен, все в порядке!.. Что нового после ночи?

— Получен протокол вскрытия Марьетта.

— И что?

— Он умер от удушья. Доктор отметил перелом подъязычной кости. Вскрытие выявило внутренние кровоподтеки на мускулах шеи. Под ногтями обнаружена кожа.

— У нас есть цитологическое заключение относительно Блашара?

— Я как раз хотел сказать: анализ подтверждает, что речь действительно идет о его ДНК.

— Все это ненамного нас продвигает, босс. А главное, это соответствует показанию хозяина гостиницы.

— Да, но ясно одно: чтобы сломать шейную кость, надо обладать достаточной силой… Что еще?

— Ничего, я с нетерпением ожидал лейтенанта, чтобы продолжить допрос. А!.. Чуть не забыл о звонке комиссара Журдана. Он в ярости, что вы побывали в ставке и не зашли к нему.

— У нас не было времени, я позвоню ему позже. А пока, Мартен, ты отправишься за своим лордом и сам проведешь допрос.

С огромной признательностью во взгляде Мартен горячо поблагодарил начальника. Надя знала, что Кюш был доволен своим молодым членом команды, и его решение это подтверждало.

— Спасибо, капитан, вы об этом не пожалеете.

После нескончаемо долгих минут ожидания в комнату вошел лорд Кинсли. Несмотря на проведенную под стражей ночь и отросшую щетину, он по-прежнему выглядел как настоящий англичанин. Мартен предложил ему сесть, Маджер снова взяла на себя неблагодарную роль машинистки.

— Вы готовы сотрудничать и сказать все, что знаете?

— Как я уже говорил вам вчера, я не имею никакого отношения к этим убийствам. Я о них сожалею, а в случае с Анисе сожалею от всей души. Для меня он был не просто священник, а почти что друг.

— Почему вы вернулись семнадцатого в Сент-Эмильон, никому ничего не сказав?

— Я прибыл в Мериньяк семнадцатого, но это не значит, что я приезжал сюда.

Мартен взял два листка из стопки корреспонденции:

— Мы получили копию вашего счета за электричество, и могу вас заверить, что кто-то находился у вас в тот вечер. Счетчик работал. К тому же вот сведения о ваших телефонных разговорах семнадцатого июня. Особо обращаю ваше внимание на четыре звонка между двадцатью одним часом сорока пятью минутами и двадцатью тремя часами пятнадцатью минутами, из которых один на мобильный телефон отца Анисе… Разговор длился тридцать семь секунд… Что вы друг другу сказали?

— Я приехал во Францию и хотел поприветствовать его.

Не выдержав английских маневров, в разговор вступал Кюш:

— Я полагаю, что вы должны прекратить разыгрывать свой скетч, это никому, кроме вас, не доставляет удовольствия. А теперь скажите нам правду.

— А кто вы, месье?

— Я капитан Кюш, я провожу это расследование и должен не позже сегодняшнего вечера назвать прокурору имя… Ваше вполне годится.

— На что вы намекаете?

— В общем и целом на этот вечер у вас две возможности на выбор: спать либо в своей кровати, либо в тюрьме.

— Но это шантаж!

— Именно так, лорд!

Надя подхватила:

— Месье, напоминаю вам, что вы даете показания в рамках дела об убийствах. Я не знаю, отдаете ли вы себе отчет в серьезности фактов.

— Я полностью отдаю себе в этом отчет, мадемуазель. Как я уже сказал вам, Анисе был моим другом. Я обещал ему попытаться приехать на дегустацию вина фабр-шане. Но я пропустил свой самолет, и мне пришлось лететь следующим. В Бордо я прибыл лишь около двадцати одного часа, но это вам уже известно.

— Продолжайте!

— Было уже около двадцати двух часов, когда я добрался до Сент-Эмильона. Я устал и потому позвонил Анисе, сказав ему, что не смогу присутствовать на заседании. Я предложил ему зайти ко мне после, чтобы выпить по стаканчику.

— Вот, значит, почему он пошел через холм Вайян… Надя, ты все записала?

— Да, босс.

Едва успели прозвучать эти слова, как в кабинете затрезвонил телефон. Кюш снял трубку.

— Кюш, это Журдан!

— Мое почтение, комиссар.

— Что вы там еще затеяли, старина?

— А в чем дело?

— Говорят, вы держите под стражей англичанина?

— Да, верно, он как раз передо мной.

— У вас есть обвинения против него?.. Достоверные факты?

— Нет, не совсем, но как раз в эту минуту я пытаюсь прояснить темные стороны.

— Ну так вот, проясняйте без него, а его немедленно отпустите…

— Но…

— Это ясно, Кюш?

— Совершенно ясно, месье дивизионный комиссар.

Надя прекрасно поняла, какое давление было оказано на капитана. Кинсли с самого начала допроса был спокоен, и теперь она знала почему. Когда три четверти часа назад она пришла за ним, компанию ему составляла Жаклина Турно. Они втроем вместе с сенатором готовили свой номер. Против мэрши Надя ничего не могла поделать… По своему статусу та была главным должностным лицом коммуны, имеющим полномочия по расследованию правонарушений, и в этом качестве могла беспрепятственно беседовать с Кинсли.

С мрачным видом Кюш положил трубку. У него на глазах улетучился еще один след, и в это самое мгновение англичанин изменил свою позицию:

— Я все вам расскажу, капитан…

Кюш направился в дом священника. Это единственный способ все выяснить. Он терпеливо подождал у двери. Если Кинсли сказал правду, то это легко будет проверить. Прошли две минуты, никто не открывал. Капитан опять два раза ударил в дверь бронзовым молотком. Но никто так и не появился. Он уже собрался было повернуть назад… Потом остановился. Это слишком глупо! Англичанин находился все еще там, в его кабинете, но если Кюш уйдет, он потеряет драгоценные минуты. Ладно, тем хуже, он все-таки рискнет, наверняка Клеман простит ему это вторжение. Полицейский прошел вдоль каменной стены до металлической двери ограды. На связке всего два ключа. Он вставил тот, который показался более подходящим. И тотчас замок щелкнул. Второй поворот ключа — и дверь отперта. Кинсли говорил правду. Теперь Кюш проник в сад. Он добрался до застекленной двери и вставил второй ключ. И тут опять никаких сюрпризов: ключ повернулся.

Внутри все в полном порядке, никого не видно. Кюш приступил к осмотру и открыл ящик письменного стола. В эту минуту дверь распахнулась. Клеман столкнулся лицом к лицу с Кюшем.

— А-а, Клеман, извините за вторжение.

Полицейский был крайне смущен, но Клеман не выглядел удивленным.

— Если вы здесь, значит, на то у вас есть серьезная причина.

— В самом деле, у англичанина, которого мы арестовали, есть ключи от сада и от вашей комнаты. Он рассказал нам, что постоянно встречался с Анисе… Скажем, тайно.

— Я вас что-то не понимаю…

— Прошу вас пока никому об этом не говорить.

— Я слушаю вас.

— В тысяча девятьсот девяносто девятом году Анисе и Кинсли вместе купили один виноградник. Кстати, это бывшее владение Блашара. Англичанин был стеснен в средствах, и Анисе внес пятьдесят процентов суммы. Так что он владел половиной виноградника.

— Отсюда и эта страсть к винам и тот факт, что он отказывался уезжать из города в другую коммуну.

Клеман показал на внушительную библиотеку и многочисленные труды о вине.

— Но откуда он взял такие деньги?

— Насколько мне известно, семья Анисе была богатой. Монсеньор Леру сказал мне однажды, что тот был бароном и последним потомком одного из самых старинных родов французской аристократии.

— Разве, принимая монашество, вы не даете обет бедности?

— Конечно, но у всех нас есть слабости, и потом, священники имеют право владеть имуществом.

— По словам Кинсли, официально ничего не было оформлено. Они лишь подписали документ, не имеющий юридической силы. Приехав семнадцатого июня, он собирался предложить Анисе вернуть деньги в обмен на долговую расписку. Когда около двадцати трех часов он открыл дверь своего дома на холме Вайян, Анисе лежал в крови.

— И он никого не видел?

— Хороший вопрос. Аббат, вы стали бы отличным полицейским, я уже говорил вам об этом. Он видел, как кто-то убегал… И это все, что я могу вам сказать.

— Это соответствует полученной мной информации.

— Какой информации?

— Один из моих прихожан проходил через холм Вайян около двадцати трех часов и узнал Кинсли, склонившегося над телом. Англичанин, должно быть, услышал шаги и поспешно ушел в дом. Через несколько минут все огни в доме погасли. Тогда прихожанин подошел и узнал моего предшественника. Все последующее вам известно.

— Имя вашего прихожанина?

— Этого я не могу сказать: я связан тайной исповеди. Я не могу об этом сказать даже его преосвященству. Теперь мне понятно, почему вчера кто-то проник в мою комнату. Верно, Кинсли искал эту бумагу. У меня уже появились сомнения, когда он приходил за книгами. Теперь все ясно.

— По словам англичанина, долговая расписка находилась как раз в молитвеннике Анисе.

— Поищем, возможно, он здесь.

— Нет, молитвенник был у Анисе в вечер преступления, и мы его не нашли.

— Стало быть, молитвенник в руках убийцы.

— Ясно одно, католическая Церковь унаследовала виноградники.

— Для этого надо еще найти долговую расписку.

Профессор Шане купил шато Дютур вместе с сенатором в 2002 году. Ни тот, ни другой не располагали достаточными средствами, чтобы приобрести владения целиком. Пятьсот тысяч евро с каждого — такую сумму надо было потратить, не считая вознаграждения владельцу гаража. После ликвидации компании Дютур выручки от продажи едва хватило, чтобы покрыть долги. Анжу не досталось ни единого су. Шане, уже владевший комфортабельным домом в городе, не счел нужным переезжать в поместье, несмотря на его близость и великолепный пейзаж. В прошлом году, по совету своего смотрителя винных хранилищ, он решил переоборудовать помещение под шикарный гостевой дом, в частности для многочисленных английских и японских клиентов. К сентябрю работы должны быть закончены.

Солнце еще не село. Скрывшись за Королевской башней, оно отбрасывало тень на нижнюю часть города. Пока еще стояла теплая погода, небо было ясным, но, несмотря на светлое небо, уже зажглись некоторые звезды. Профессор пригласил на ужин двух своих друзей, месье Монлора и мадам де Вомор. Подавал сам хозяин дома. У Андре был выходной, как и положено в конце недели.

— Профессор, я благодарю вас за то, что вы сделали для Казимира.

— То же самое вы сделали бы для меня, так что не стоит говорить об этом. Я получил ваше приглашение и пользуюсь случаем поздравить вас, я ничего не назначал на двадцатое сентября.

Звонок известил о нежданном госте. Шане посмотрел на часы:

— Для визита поздновато. Прошу извинить меня, я на минутку.

Хирург встал и направился к входной двери.

Незваный гость настаивал. Долгий звонок напоминал о конце антрактов в театрах на парижских Больших бульварах. Профессор Шане распахнул дверь. Перед ним стоял подвыпивший Анж Дютур.

— Да, чем могу быть полезен?

— Впустите меня, нам надо поговорить.

— У меня друзья, надеюсь, дело важное.

— Важнее некуда.

— Хорошо, входите, но ненадолго.

Врач и его вечерний посетитель прошли в маленькую гостиную, примыкающую к столовой, где сидели месье Монлор и мадам де Вомор. В действительности эта комната служила скорее читальным залом. Напротив входной двери — два окна, возле которых стояли мягкие кресла, обитые зеленой блестящей материей, которую украшали вытканные золотой нитью пчелы. Здесь так хорошо читать. От книг исходил запах старой бумаги. Левую стену занимал широкий камин. Угловая дверь вела в другую комнату. Вдоль правой стены стоял очень красивый книжный шкаф, забитый книгами. Многие из них были посвящены медицине. Биографии Авиценны[31]Авиценна (Ибн Сина, 980-1037) — ученый, философ, врач. — Примеч. пер.
и Абульказиса[32]Абульказис (Абул Казиси Халаф ибн-Аббас аз-Захрави, 936-1013) — крупнейший хирург арабского Средневековья. — Примеч. пер.
стояли рядом с трудами, посвященными обнаженным телам с содранной кожей, которые собирал Фрагонар.[33]У знаменитого французского живописца и графика XVIII века Оноре Фрагонара был двоюродный брат, хирург, увлекавшийся анатомией. В 1766 году он открыл некое подобие музея восковых фигур, но вместо последних там были выставлены изображения препарированных трупов людей и животных. — Примеч. пер.
Перед книжным шкафом на маленьком столике лежала английская книжка, принадлежавшая перу ирландца доктора О'Мира, одного из врачей Наполеона. Вся верхняя полка была отведена трудам, посвященным императору. Профессор Шане страстно почитал маленького корсиканца.

— Я слушаю вас, месье Дютур.

— Как там мой виноградник, он приносит счастье?

— Послушайте, друг мой…

— Я не ваш друг. Не пытайтесь заговаривать мне зубы.

— Думаю, мы могли бы продолжить наш разговор позже, сегодня вы выпили лишку.

Анж Дютур повысил тон, и гости в столовой насторожились.

— Вот-вот, называйте меня алкоголиком, вор несчастный!

— Вы сами не знаете, что говорите, прошу вас уйти.

— И речи быть не может, вы заплатите мне все, что должны.

Шане жестом указал на дверь:

— Я вам ничего не должен, я официально купил ваши земли.

— Вы хотите сказать, что официально украли их у меня, миллион евро за виноградник, который стоит вдвое дороже.

— Я заплатил цену, предложенную в ту пору агентом по распродаже имущества.

— Говорю вам, это воровство, чистое воровство, вы оба должны мне еще по пятьсот тысяч евро каждый… и заплатите мне их так или иначе, вы и ваш дружок сенатор.

— Это угроза?

— Так точно! И Барбоза, этот мошенник, тоже заплатит мне.

— Ваши слова очень серьезны, месье Дютур, и я еще раз прошу вас уйти.

— Я уйду, когда получу свои деньги, пускай все теперь меня уважают, пускай эти мерзавцы, которые плюют на меня, увидят, на что я способен.

Постучав в угловую дверь рядом с камином, Эрве Монлор вошел в комнату, не дожидаясь, пока его пригласят.

— Вот как! И ты здесь?

— Анж, перестань говорить глупости и ступай домой, прошу тебя.

— Они украли мои земли, и уверяю тебя, они все за это заплатят.

— Пошли, я провожу тебя, ты несешь чепуху.

— Я хочу получить свои деньги завтра, лекарь.

— Возвращайтесь к себе, или я вызову полицию. Уходите по-хорошему.

— Давай пошли.

Эрве Монлор потащил Анжа за руку, направляясь к двери.

— Говорю тебе, они все мне за это заплатят.

— Ладно, ступай прямо домой и ложись спать, вот увидишь, завтра все образуется.

Эрве Монлор закрыл дверь. Механик продолжал громко выкрикивать на улице:

— Я с вами еще не рассчитался, вы мне за это заплатите!

В исступлении Анж поднял камень и швырнул его в дверь.