Учитель Лецзы учился у учителя Лесного с Чаши-горы, и учитель Лесной сказал:

— Если постигнешь, как держаться позади , можно будет говорить и о том, как сдерживать себя.

— Хочу услышать о том, как держаться позади, — ответил Лецзы.

— Обернись, взгляни на свою тень и поймешь.

Лецзы обернулся и стал наблюдать за тенью: тело сгибалось, и тень сгибалась; тело выпрямлялось, и тень выпрямлялась. Следовательно, изгибы и стройность исходили от тела, а не от тени. Сгибаться или выпрямляться — зависит от [других] вещей, не от меня. Вот это и называется: держись позади — встанешь впереди.

Страж Границы сказал Лецзы:

— Слова прекрасны, тогда и отклик прекрасен; слова безобразны, тогда и отклик безобразен. Тело длинное — тень длинная; тело короткое — тень короткая. Имя — отклик, [поступки] тела — тень. Поэтому и говорится:

Поэтому-то мудрые люди наблюдали за выходящим, чтобы узнать входящего; наблюдали за прошлым, чтобы узнать будущее. В этом и заключается [естественный] закон предвидения. Мера — в себе самом, а подтверждение <опыт> — в других. Другие любят меня, и я их непременно люблю, другие ненавидят меня, и я их непременно ненавижу. Испытующий и Воинственный любили Поднебесную и стали царями, Разрывающий на Части и Бесчеловечный ненавидели Поднебесную и погибли. Вот это и есть подтверждение [на опыте]. Того, кто без учения хочет понять и меру и подтверждение, сравним с тем, кто выходит, но не через двери, идет, но не по дороге. Разве не трудно будет такому добиться полезного? Когда-то [я] познавал добродетель Священного Земледельца, Владеющего огнем, изучал предания об Ограждающем и Молодом Драконе, [царствах] Шан и Чжоу, речи законодателей и мудрых [и понял]: не бывало, чтобы без этого учения [могли] определить [причины] существования и гибели, расцвета и упадка.

Янь Хой спросил:

— Те, кто спрашивает об учении, домогаются богатства. Ныне же [я] обрел жемчужину, значит, разбогател. Какая же выгода от учения?

Учитель Лецзы ответил: — Удачно [задал вопрос]! Ведь я тебе [об этом] еще не говорил. Разрывающий на Части и Бесчеловечный ценили только выгоду, презирали учение, поэтому и погибли. Человек, [который] не знает долга и только ест, подобен курице или собаке. Те, кто дерется и бодается, вырывая [друг у друга] пищу, и признает победителя вожаком, подобны хищным птицам и зверям. Тот, кто, уподобляясь курице или собаке, хищной птице или зверю, стремится обрести уважение людей, [ничего] не добьется. Если же не обретет уважения, [его] настигнут опасность и позор.

Лецзы учился стрелять . Попав в цель, попросил [указаний] у Стража Границы. Страж Границы задал вопрос:

— Знаешь ли ты, почему попал в цель?

— Не знаю.

— [Значит], еще не овладел {мастерством].

Лецзы ушел, упражнялся три года и снова {явился] с докладом. Страж Границы спросил:

— Знаешь ли ты, почему попал в цель?

— Знаю, — ответил Лецзы.

— [Теперь] овладел [мастерством]! Храни и не забывай! Поступай так, [изучая] не только стрельбу, но и себя самого и царство. Ибо мудрый человек познает не существование и гибель, а их причины.

Лецзы сказал:

— Полный красоты — горд, полный сил — необуздан, с ними нельзя говорить об учении. Поэтому [пока] не поседеют, [с ними] не стоит и говорить об учении, а еще менее — о его осуществлении. Необузданному люди не могут советовать. [Если же] люди не могут [ему] советовать, то [он] остается одиноким, без помощников. Умный полагается на людей, поэтому и в старости не дряхлеет, знания [у него] исчерпывающие и беспорядков не возникает. Трудность управления царством не в том, чтобы самому быть умным, а в том, чтобы находить умных.

Некий сунец за три года вырезал из нефрита для своего государя лист дерева ну, такой совершенный — в зубчиках и со стебельком, в жилках и волосках, такой сложный и блестящий, что его нельзя было отличить от настоящих листьев дерева чу, даже смешав с ними. Этого человека за его мастерство стало кормить царство Сун.

Услышав об этом, учитель Лецзы сказал:

— Если бы небо и земля, порождая вещи, создавали за три года один лист, то растений с листьями было бы очень мало. Поэтому мудрый человек полагается не на знание и мастерство, а на естественный процесс развития.

Учитель Лецзы попал в нужду и отощал от голода . [Какой-то] гость поведал об этом чжэнскому царю Цзыяну.

— Разве государь, — спросил он, — не прослывет врагом мужей, если постигший учение муж — Ле Защита Разбойников, бедствует в вашем царстве?

Чжэнский Цзыян тотчас велел служителю одарить Лецзы просом.

Учитель вышел к посланцу, дважды поклонился, но [проса] не принял. Посланец удалился.

Лецзы вошел [в дом]. Жена посмотрела на него, стала бить себя в грудь и сказала:

— Слышала [я], что семья человека, постигшего учение, обретает покой и радость. Мы же отощали от голода. Царь дарит [вам], Преждерожденному, зерна. Разве это не судьба? А [вы], Преждерожденный, отказываетесь!

Учитель Лецзы улыбнулся и ответил:

— Царь шлет в подарок просо, а сам меня не видел, знает обо мне лишь с чужих слов. Так с чужих слов он обвинит меня и в преступлении. Вот почему я не принял [дара].

А народ и вправду восстал и прикончил Цзыяна.

У [некоего] Ши из Лу было два сына. Один любил науку, другой — военное дело. Любивший науку домогался применить свое искусство у царя Ци. Циский царь взял его в наставники к сыновьям.

Любивший военное дело отправился в Чу и домогался применить свое искусство у чуского царя. Царю он понравился и был назначен военачальником. Жалованье [сыновей] обогатило семью Ши, их ранги принесли знатность всей родне.

У соседа Ши, Мэна, также было двое сыновей. Занимались они тем же, но жили в крайней нужде и завидовали достоянию семьи Ши. [Мэн] пошел к [Ши] узнать, как [сумели они] быстро возвыситься.

Оба сына [Ши] рассказали Мэну все по правде. Один из сыновей Мэна направился в Цинь, домогаясь применить свою науку у циньского царя.

— Ныне, когда цари всеми силами оспаривают первенство, должно заниматься лишь оружием и провиантом. Если же управлять моим царством с помощью милосердия и справедливости, это приведет его к гибели, — сказал циньский царь, а затем оскопил [пришельца] и прогнал.

Другой сын отправился в Вэй, домогаясь служить вэйскому царю своим военным искусством.

— Мое царство слабое, а должно держаться среди сильных. Стремясь к миру, я служу великим царствам и помогаю малым. Стоит опереться на военную силу, и [нас] встретит лишь гибель. Но если отпустить тебя невредимым, [ты] пойдешь в другое царство и беду мне принесешь немалую, — сказал вэйский царь и, отрубив [пришельцу] ногу, отправил {его] обратно в Лу.

Когда [оба сына] вернулись, Мэн с сыновьями стали бить себя в грудь и поносить Ши. Ши же сказал:

— Каждый, кто удачно выберет время, преуспеет! Каждый, кто упустит случай, пропадет!

Путь твоих [сыновей] был тот же, что и моих, плоды же — иные. Но просчет не в поступке, а в неудачном [выборе] времени. Ведь в мире не бывает законов, всегда правильных; нет дел, всегда неправильных. То, что годилось прежде, ныне, возможно, [следует] отбросить; то, что ныне отбросили, позже, возможно, пригодится. Для того, что пригодно, а что непригодно, нет неизменной истины. Нет [твердой] меры для того, как пользоваться удобным случаем, ловить момент, действовать по обстоятельствам. Это зависит от сообразительности. Если сообразительности недостаточно, так будь благородный муж таким же всезнающим, как Конфуций, таким же стратегом, как Тайгун, он окажется в тупике всюду, куда ни направится.

Гнев Мэна и его сыновей прошел. Они освободились от [чувства] обиды и сказали:

— Не повторяй! Мы все поняли.

Цзиньский царь Прекрасный выступил на соединение [с союзниками], чтобы напасть на Вэй. Царевич Чу поглядел на небо и рассмеялся.

— Отчего смеешься? — спросил царь.

— [Я], ваш слуга, смеюсь над соседом, — ответил царевич. — [Он] проводил жену к ее родителям, а по дороге заметил женщину, собиравшую [листья] шелковицы. [Она] ему понравилась, и он стал с ней заигрывать. Но тут обернулся и поглядел вслед своей жене: и ее кто-то манил. Над ним ваш слуга и смеется.

Царь понял намек, остановил войско и повел его обратно. Не успел он дойти [до дому], как напали на северную окраину [его царства].

Царство Цзинь страдало от [нападений] разбойников. А жил там Ци Юн , который умел распознать разбойника по внешнему виду. [Он] узнавал, что за человек, приглядываясь [к выражению глаз] между бровями и ресницами. Цзиньский царь послал [его] опознавать разбойников, и [он] не пропустил ни одного из сотни, из тысячи.

В большой радости цзиньский царь сказал Чжао Вэньцзы :

— Зачем [мне] много [людей]? Я отыскал одного [такого] человека, что всем разбойникам в царстве придет конец!

— [Если] мой государь устраивает слежку за разбойниками, то разбойники не переведутся, — ответил Вэньцзы. — А Ци Юн, конечно, умрет не своей смертью.

И тут вдруг разбойники собрались на совет и решили:

— Ци Юн, вот кто довел нас до крайности! А затем все вместе его убили.

Услышав об этом, цзиньский царь пришел в ужас, тут же призвал Вэньцзы и сказал:

— Верно, [вышло] по-твоему. Ци Юн погиб. Как же захватить разбойников?

— Чжоуская пословица гласит: «Не высматривай рыбу в глубине, — накличешь беду; не считай, сколько людей скрывается, — накличешь гибель!». Ведь [если] государь желает, чтобы не было разбойников, лучше всего приближать умных и на них полагаться. Тогда верхи прозреют, а низы переменятся. Если народ обретет стыд и совесть, кто же пойдет в разбойники?

[Царь] взял в помощники Суй Хоя , и шайки разбойников убежали в Цинь.

Возвращаясь из Вэй в Лу, Конфуций распряг коней и загляделся с моста на реку: струи спадают с высоты в тридцать жэнь, водоворот бурлит на девяносто ли. [Тут] не могут проплыть ни рыбы, ни морские черепахи, не могут жить ни речные черепахи, ни кайманы.

Какой-то человек собрался переходить [водопад] вброд. Конфуций послал учеников вдоль по берегу, чтобы остановить того человека и [ему] сказать:

— Подумай! Не трудна ли будет переправа? [Ведь] струи спадают с высоты в тридцать жэнь, водоворот бурлит на девяносто ли. [Тут] не могут проплыть ни рыбы, ни морские черепахи, не могут жить ни речные черепахи, ни кайманы.

[Но] человек не послушался, отправился вброд и вышел [на берег].

— Прекрасно, — сказал ему Конфуций и спросил: — Обладаешь ли секретом входить и выходить [из водопада]?

— Перед тем как войти, [проникаюсь] преданностью и доверием [к воде], — ответил пловец. — Когда же выхожу, опять-таки следую [за течением] с преданностью и доверием. С преданностью и доверием располагаю свое тело на волнах и не смею внести ничего личного. Вот поэтому-то [я] способен и вступить в водопад и из него выйти.

— Запомните это, вы, мои ученики! — сказал Конфуций. — Если действовать с преданностью, доверием, со всей искренностью, то можно сблизиться даже с водой, а тем более — с человеком.

— Можно ли говорить с людьми загадками? — спросил Бэйгун Конфуция, но тот промолчал.

— Если [загадку уподобить] камню, брошенному в реку, [то] что получится? — спросил Бэйгун.

— В царстве У прекрасные водолазы, сумеют его выловить, — ответил Конфуций.

— А если [загадку уподобить] воде, налитой в воду?

— Смешали [воду из рек] Цзы и Шэн, но [повар] И Я попробовал и их распознал.

— Значит, нельзя говорить загадками? — Почему нельзя? Но только понимает ли [смысл] слов [сам] говорящий? Ведь понимающий [смысл] слов не станет говорить словами. У рыбака намокает [одежда], у охотника устают [ноги], но не для удовольствия. Ибо истинные слова — без слов, истинное деяние — недеяние . Ведь то, о чем спорят люди поверхностные, столь незначительно!

Так ничего не добившись, Бэйгун погиб в бане.

Чжао Сянцзы послал Синьчжи Муцзы в поход против племени Фазан. Победив и захватив пленных [из городов] Цзожэнь и Чжунжэнь, [Синьчжи Муцзы] отправил с докладом скорохода.

Сидевший за трапезой Сянцзы опечалился, и [приближенные] слева и справа стали его спрашивать:

— Почему государь опечалился? Ведь за одно утро взяли два города, это так радостно!

— Половодье на реке — только на три дня. «Сильный ветер, проливной дождь — не на все утро» . Солнце в зените лишь один миг. В роду Чжао до сих пор еще не бывало столь доблестных деяний. За одно утро взять два города! Уж не погибель ли нам грозит?

Услышав об этом, Конфуций сказал:

— Вот как благоденствует род Чжао! Ведь потому и процветает, что печалится. Погибают же оттого, что радуются. Здесь трудность не в том, чтобы победить, а в том, чтобы победу удержать. Умный правитель удерживает победу, и поэтому его счастье переходит к последующим поколениям. [Царства] Ци и Чу, У и Юэ одерживали победы, но не постигли, как удержать победу, и в конце концов пришли к гибели. Только правитель, овладевший учением, способен удержать победу.

Силы у Конфуция хватило бы поднять засов ворот царства <столицы>, но [он] не захотел прославиться силой. Готовясь к обороне, Моцзы победил Гуншу Баня , но [Моцзы] не захотел прославиться своим военным искусством. Поэтому тот, кто умеет удерживать победу, считает свою силу слабостью.

В одной из сунских семей три поколения подряд совершали милосердные и справедливые дела. И вдруг [у них] в доме без всякой причины черная корова отелилась белым теленком. Спросили об этом Конфуция.

— Это — счастливое предвестие, — ответил Конфуций и велел принести [теленка] в жертву высшему предку.

Прошел год, и отец того семейства беспричинно ослеп. А та корова снова отелилась белым теленком. Отец снова велел сыну спросить [об этом] Конфуция.

— Зачем опять спрашивать? — сказал сын. — Прошлый раз спрашивали, а [ты] потерял зрение.

— Бывает, что предсказание мудреца сначала не оправдывается, а позже оправдается, — ответил отец. — Пока дело еще не кончилось, спроси его снова.

— Это — счастливое предвестие, — сказал Конфуций и опять велел принести [теленка] в жертву.

Сын вернулся, передал совет, и отец ему сказал:

— Выполняй приказ Конфуция!

Прошел еще год. Сын также беспричинно ослеп. А затем чусцы напали на сунцев и окружили их город. Жителям пришлось обмениваться друг с другом сыновьями и [их] есть, раскалывать сухие кости и жечь в очаге . Все молодые и сильные сражались на стенах, и погибло их больше половины. А те — отец с сыном — из-за болезни всего этого избежали. Когда же сняли осаду, прошла [у них] и болезнь.

В Сун жил бродячий фокусник, который домогался удивить своим искусством сунского царя Юаня . Царь Юань призвал его и велел показать свое мастерство.

Привязав к ногам ходули вдвое длиннее своего тела, [фокусник] на них быстро ходил и бегал, жонглировал семью мечами, которые, чередуясь, летали, и пять из них всегда находились в воздухе.

Восхищенный царь Юань сразу же наградил [фокусника] золотом и шелком.

Услышал об этом другой бродячий фокусник — акробат, умевший смешить до упаду, и стал также домогаться [приема] у царя Юаня.

Царь Юань разгневался и сказал:

— Недавно один фокусник домогался [встречи] со мной. Искусство его бесполезное, но он пришел удачно, когда у меня было хорошее настроение, поэтому [я] и наградил [его] золотом и шелком. А этот, верно, услышал и тоже явился ко мне в надежде получить награду.

[Фокусника] схватили и собирались казнить, [но] через месяц отпустили.

Циньский Мугун спросил Радующегося Мастерству :

— Нет ли в твоем роду кого-нибудь другого, чтобы послать на поиски коня? Ведь годы твои уже немалые!

— У сыновей [моих, вашего] слуги, способности небольшие. [Они] сумеют найти хорошего коня, [но] не сумеют найти чудесного коня. Ведь хорошего коня узнают по [его] стати, по костяку и мускулам. У чудесного же коня [все это] то ли угасло, то ли скрыто, то ли утрачено, то ли забылось. Такой конь мчится, не поднимая пыли, не оставляя следов.

Прошу принять того, кто [знает] коней не хуже вашего слуги. С ним вместе скованный, [я], ваш слуга, носил коромысла с хворостом и овощами. Это — Высящийся во Вселенной.

Мугун принял Высящегося во Вселенной и отправил на поиски коней.

Через три месяца [тот] вернулся и доложил:

— Отыскал. В Песчаных холмах.

— Какой конь? — спросил Мугун.

— Кобыла, каурая.

Послали за кобылой, а это оказался вороной жеребец. Опечалился Мугун, призвал Радующегося Мастерству и сказал:

— [Вот] неудача! Тот, кого ты прислал для поисков коня, не способен разобраться даже в масти, не отличает кобылы от жеребца. Какой же это знаток коней!

— Вот чего достиг! Вот почему он в тысячу, в тьму раз превзошел и меня, и других, [которым] несть числа! — глубоко вздохнув, воскликнул Радующийся Мастерству. — То, что видит Высящийся, — мельчайшие семена природы. [Он] овладел сущностью и не замечает поверхностного, весь во внутреннем и предал забвению внешнее. Видит то, что ему [нужно] видеть, не замечает того, чего ему [не нужно] видеть; наблюдает за тем, за чем [следует] наблюдать; опускает то, за чем не [следует] наблюдать. Конь, которого нашел Высящийся, будет действительно ценным конем.

Жеребца привели, и это оказался конь поистине единственный во всей Поднебесной!

Достойнейший, царь Чу спросил Чжань Хэ:

— Как управлять царством?

— Ваш слуга постиг, как управлять собой, но не постиг, как управлять царством, — ответил Чжань Хэ.

— Я обрел [право] приносить жертвы в храме предков, на алтаре Земли и Проса . Хочу научиться, как [его] сохранить.

— [Я], ваш слуга, никогда не слышал о смуте в царстве у того, кто умеет управлять собой; никогда не слышал также о порядке в царстве у того, кто не умеет управлять собой. Поэтому корень в самом себе, а о вершине отвечать не смею.

— Прекрасно! — воскликнул чуский царь.

Старейшина с Лисьего холма задал вопрос Суныну Гордому :

— Знаешь ли ты о трех людских печалях?

— О каких? — спросил Суныпу Гордый.

— О людской зависти к человеку высокого ранга, о государевой ненависти к человеку на высоком посту, о недовольстве теми, кто получает большое жалованье?

— Могу ли избежать этих трех печалей? — спросил Суныну Гордый. — Чем выше мой ранг, тем скромнее желания; чем важнее мой пост, тем смиреннее мои думы; чем больше мое жалованье, тем щедрее мои раздачи.

Заболев, Суньшу Гордый перед смертью наказал своему сыну:

— Царь настоятельно хотел пожаловать мне владения, я же не принимал. Когда я умру, царь станет жаловать тебя. Ни в коем случае не бери выгодной земли. Вот есть Холм Усопших между Чу и Юэ. Земля там тощая, и слава о ней ходит недобрая. Чусцы [ее] опасаются из-за душ покойников, а юэсцы из-за предзнаменований. Только ее [и бери]. Ею можно владеть долго.

После смерти Суньшу Гордого царь действительно предлагал его сыну выгодные земли, но сын отказался, не взял и попросил Холм Усопших. Дали [сыну] Холм Усопших, и [его] поныне не утратил [род Суньшу Гордого].

Бык с Изъяном , важный конфуцианец с Верхних земель, спускался в Ханьдань и в Песках встретил разбойников. [Они] отобрали у него все: одежду, поклажу, повозку, буйвола, — [и он] пошел пешком. Посмотрели на него [разбойники]: [он] весел, нисколько не печалится о потере. Разбойники догнали [его] и спросили, почему [он]весел?

— Благородный муж не станет причинять вред своему здоровью из-за средств к жизни, — ответил Бык с Изъяном.

— Ох, и умен же! Лучше его убить! — воскликнули разбойники и стали советоваться. — Ведь [если] такой умник увидится с чжаоским государем, скажет о нас, будет нам беда! — Все вместе догнали его и убили.

Услышал об этом один янец, собрал свой род и всех предостерег:

— Встретите разбойников, не поступайте, как Бык с Изъяном с Верхних земель.

И все согласились с его наставлением.

Вскоре его младший брат отправился в Цинь и, приближаясь к заставе, действительно повстречал разбойников. Помня наказ старшего брата, стал драться, но не осилил да еще побежал следом, униженно прося [вернуть] вещи.

— Мы великодушно оставили тебя в живых, а [ты] без конца гонишься за нами, наводишь на [наш] след, — разгневались разбойники. — Какое уж тут милосердие, раз мы разбойники! — И убили его, а также загубили четверых или пятерых близких ему людей.

Юй был лянским богачом. Дом [его] был полон гостей и изобилия: деньги и шелка не меряны, имущество и товары — не считаны. Восходя на высокую башню у дороги, [он] устраивал пиры — играла музыка, стучали кости.

[Под башней] прохаживались удальцы. На башне раздался смех — [какой-то] игрок, попав в красный нефрит, выиграл две рыбы. А тут в удальцов попала дохлая крыса , которую уронил пролетавший коршун, и они стали друг другу говорить:

— Юй давно уже наслаждается богатством и презирает других. Мы его не трогали, а [он нас] оскорбил, [кинув] дохлую крысу. [Если] не отомстим и за это, что же останется от нашей отваги? Позовем на помощь таких же, как мы, оскорбленных, поведем всех и наверняка уничтожим его семью, чтобы уравнять отношения между людьми.

Все согласились. Ночью в назначенный день, раздобыв оружие, вся ватага поднялась, напала на Юя и уничтожила [его] со всей семьей.

На востоке жил человек, которого прозвали Старейшим под Знаменем Осторожных . Стал он умирать от голода на дороге. Заметил [его] разбойник из Лисьих Отцов, по имени Цю, принялся кормить его кашей и поить вином.

Трижды глотнув, Старейший из Осторожных, открыл наконец глаза.

— Кто ты? — спросил он.

— Я — Цю, из Лисьих Отцов.

— Ох! Не разбойник ли ты? Зачем меня кормишь? Мой долг — не принимать от тебя пищи. — Старейший из Осторожных оперся руками о землю и попытался извергнуть пищу, [но] ничего не вышло. Закашлялся, упал и умер.

Человек из Лисьих Отцов был разбойником, но кормил не награбленным. Тот, кто боится есть, думая, что, съев украденное, сам станет вором, не понимает ни названия, ни сущности.

Опора Жестоких служил у цзюйского царя Надменного. Считая, что [царь] его не ценит, [он ушел], поселился у моря, летом питался водяными каштанами [и зернами лотоса], зимой кормился желудями <знак неразборчив — Л.П.>. Когда же с царем Надменным случилась беда, Опора Жестоких задумал умереть за него и стал прощаться с друзьями.

— Ты же сам считал, что [царь] тебя не ценил, поэтому и ушел. Ныне же отправляешься, чтобы [за него] умереть. Значит, безразлично, ценят [тебя] или не ценят?

— Нет, — ответил Опора Жестоких. — Сам я считал, что [меня] не ценили, поэтому и ушел. Ныне умру, и это [докажет], что действительно не ценили. Я умру за него, чтобы посрамить тех будущих правителей, которые не [сумеют] ценить своих слуг. И проложу прямой путь: каждый будет умирать за того, кто его ценил, и не станет умирать за того, кто его не ценил.

Опору Жестоких можно назвать упорным до самозабвения.

Ян Чжу сказал:

— Тот, кто исходит из выгоды, достигает плодов; того, кто исходит из недовольства, настигают беды. Проявление внутри [себя] и отклик извне — это лишь чувства. Но именно поэтому умный осторожен в проявлениях.

У соседа Ян Чжу пропал баран . Чтобы его найти, сосед поднял на ноги общину, попросил и у Ян Чжу его мальчиков-рабов.

— Ох! Зачем так много людей для поисков одного барана? — спросил Ян Чжу.

— На дороге много развилок, — ответил сосед.

— Отыскали барана? — спросил Ян Чжу, когда [они] вернулись.

— [Нет]! Пропал!

— Почему же пропал?

— После [каждой] развилки на дорогах еще развилки. Мы не знали, по которой [баран] ушел, поэтому и вернулись.

От огорчения Ян Чжу изменился в лице и умолк надолго. За весь день ни разу не улыбнулся. Удивляясь, ученики попросили дозволить им задать вопрос:

— Почему [вы] перестали говорить и улыбаться? Ведь баран — скотина дешевая, да он и не принадлежал учителю.

Ян Чжу не ответил, и они [ничего] не поняли.

Ученик Мэнсунь Ян вышел и поведал обо всем Судье Столицы. На другой день Судья вместе с Мэнсунь Яном вошел [к учителю] и спросил:

— [Решите], кто из трех братьев прав, а кто неправ. Некогда они странствовали по Ци и Лу, учились у одного наставника. Постигнув учение о милосердии и долге, вернулись домой.

— Каково учение о милосердии и долге? — спросил их отец.

— Милосердие и долг велят мне беречь самого себя, а затем свою славу, — ответил старший.

— Милосердие и долг велят мне стремиться к славе, даже убивая самого себя, — ответил средний.

— Милосердие и долг велят мне сохранить и жизнь и славу, — ответил младший.

Все трое учились в одной школе, а понимание у каждого свое.

— А как вы решите, на чьей стороне истина [в следующей истории]? — спросил Ян Чжу. — Перевозчик, который живет на берегу реки, привык к воде, смело плавает и управляет лодкой. На переправе зарабатывает столько, что кормит сотню ртов. [И вот], захватив с собой провизию, к нему приходят учиться, но чуть ли не половина учеников тонет. Учились, собственно говоря, плавать, а не тонуть. Вот какой вред причинило многим то, что принесло одному такую огромную пользу!

Судья Столицы молча вышел, а Мэнсунь Ян стал его укорять:

— Зачем ты задал такой далекий [от темы] вопрос? Учитель ответил так-же туманно. Я еще больше запутался.

— Увы! Ты вырос вблизи Преждерожденного, упражняясь в его учении, и так плохо его понимаешь! — ответил Судья. — [Если] баран пропал оттого, что на дороге много развилок, то философы теряют жизнь оттого, что наука многогранна. [Это] не означает, что учение в корне различно, что корень [у него] не один; но [это показывает], как далеко расходятся [его] ветви. Чтобы не погибнуть и обрести утраченное, необходимо возвращение к общему [корню], возвращение к единству.

Младший брат Ян Чжу по имени Бу отправился, надев белое платье. Пошел дождь. [Он] снял белое и сменил его на черное. [Когда же] вернулся домой, собака его не узнала и встретила лаем. Ян Бу рассердился и хотел прибить собаку.

— Не бей! — сказал ему Ян Чжу. — Разве ты сам не удивился бы, если бы собака ушла белой, а вернулась черной? Ты поступил бы так же, [как она].

Ян Чжу сказал:

— Творят добро не ради славы, а за добром следует слава. [Творят ради] славы, не ожидая наживы, а за славой следует нажива. [Творят ради] наживы, не ожидая тяжбы, а за наживой следует тяжба. Вот почему благородный муж должен остерегаться творить добро .

В старину жил проповедник, учивший, как познать путь к бессмертию. Яньский царь послал за ним, [но] посланец не спешил, и тот проповедник умер. Яньский царь сильно разгневался и собрался было казнить посланца, когда любимый слуга подал царю совет:

— Люди более всего боятся смерти, более всего ценят жизнь. [Если] сам проповедник утратил жизнь, как мог бы он сделать бессмертным царя?

[Посланца] пощадили.

Цицзы также хотел научиться бессмертию и, услыхав, что проповедник умер, стал бить себя в грудь от досады. Услышал об этом Богач и принялся над ним смеяться:

— Сам не знает, чему собрался учиться. Ведь тот, у кого хотели научиться бессмертию, умер. Чего же он огорчается!

— Богач говорит неправду! — сказал Хуцзы. — Бывает, что человек, обладающий средством, не способен его применить; бывает также, что способный применить средство им не обладает. Некий вэец прекрасно умел считать. Перед смертью [он] передал сыну свой секрет в виде притчи. Сын слова эти запомнил, а применить их не сумел. [Он] передал слова отца другому человеку, который у него спросил. И тот человек применил секрет не хуже, чем это делал покойный. Вот так [и с бессмертием]! Разве умерший не мог рассказать о том, как познать путь к бессмертию?

Народ Ханьданя в день Нового года подносил Цзяньцзы горлиц. В большой радости Цзяньцзы щедро всех награждал.

— Зачем? — спросил гость.

— Проявляю милосердие — отпускаю [птиц] на волю в день Нового года.

— Всем известно желание царя отпускать [птиц] на волю, оттого и ловят горлиц, соревнуясь и убивая [при этом] тьму [птиц]. Если царь хочет оставить горлиц в живых, пусть лучше запретит их ловить. [Если же] отпускать на волю пойманных, спасенные из милосердия не восполнят числа убитых.

— Верно! — согласился Цзяньцзы.

Тянь, царь Ци, принес жертву и угощал при дворе тысячу гостей. [Когда] всем сидевшим в центре стали подносить гусей и рыбу, царь посмотрел на пирующих и, вздохнув, сказал:

— Как щедро Небо к народу! Для нас оно размножает злаки, плодит рыб и птиц.

Все гости, соглашаясь с ним, откликнулись, точно эхо. [Но] из второго ряда выступил двенадцатилетний сын Дубильщика. Он вышел вперед и сказал:

— Так ли говоришь, государь? Небо и земля порождают тьму существ так же, как и нас. Среди созданий нет ни благородных, ни презренных. Одни властвуют над другими только потому, что больше, сильнее и умнее их. Одни пожирают других, но не потому, что те рождены быть съеденными. Разве небо создает существа на потребу человеку? Нет, человек сам выбирает их себе в пищу. Комары и москиты, впиваясь в тело человека, сосут его кровь; тигры и волки его пожирают. Так неужели же небо породило человека для того, чтобы комары и москиты сосали его кровь, а тигры и волки его пожирали?!

В Ци жил нищий, который постоянно просил подаяния на городском базаре и так всем надоел, что никто ему больше не подавал. Тогда бедняга отправился на конюшню рода Тянь, стал подручным у коновала, после которого и доедал.

Жители предместья принялись над ним издеваться:

— Какой позор доедать после коновала! Побирушка же отвечал:

— Нет на свете большего позора, чем нищенство. Если [я]; не стыдился просить, что же [мне] стыдиться коновала .

Некий сунец шел по дороге и подобрал брошенную [кем-то] бирку <с договором>. Вернувшись домой, [сунец] спрятал бирку, таясь пересчитал [на ней] зарубки и похвастался перед соседом:

— Меня ожидает богатство!

У одного человека засох платан , и старик-сосед ему сказал:

— Сухой платан — предвестник беды!

Тот человек поспешно срубил дерево, а старик-сосед попросил себе дерево на дрова.

Опечалился тот человек и сказал:

— Вот какой у меня сосед! Ну и хитер же! Ведь ему только и хотелось дров, потому и научил меня срубить дерево!

Пропал у одного человека топор . Подумал он на сына своего соседа и стал к нему приглядываться: ходит, как укравший топор, глядит, как укравший топор, говорит, как укравший топор, — [словом], каждый жест, каждое движение выдавали в нем вора.

Но вскоре тот человек стал вскапывать [землю] в долине и нашел свой топор. На другой же день снова посмотрел на сына своего соседа: ни жестом, ни движением не походил [он] на вора.

Бэйгун Шэном завладела мысль о мятеже. После приема [у царя] он стоял, опираясь на перевернутый посох. Острие посоха прокололо ему щеку, кровь стекала на землю, а он ничего не заметил.

Услышали об этом чжэнцы и стали говорить:

— [Если] забыл о своей щеке, способен забыть обо всем. Пойдет — наткнется на бревно, свалится в яму или ударится головой о дерево. Захвачен одной мыслью и больше ни на что не обращает внимания.

Когда-то одному цисцу очень хотелось золота . Утром пораньше одел он платье и шапку, отправился на базар, подошел прямо к меняле, схватил золото и кинулся прочь.

Поймав его, стражник спросил:

— Как мог ты украсть чужое золото? Ведь кругом были люди!

— Когда я брал, никого не заметил, видел лишь золото, — ответил цисец.