Константин тут же напрягается. Я поднимаю голову вверх, его глаза непроницаемые, как чернила. Нежное выражение на лице исчезло, оставив фасад, за который мне вход заказан.

— Когда это произошло? — спрашивает он низким голосом.

Я шепотом отвечаю, словно боюсь, что меня могут услышать.

— Это случилось шесть месяцев и девять дней назад после моей смены. Я пошла к черному выходу, который ведет в переулок за казино. Я все время через него ходила, потому что так я могла сократить путь к параллельной улице и сесть на автобус до моего дома. Этот короткий путь занимает всего десять минут ходьбы по площади поздно ночью.

Сердце опять начинает колотиться, как только я вспоминаю ту ночь. Было очень тихо. И я очень испугалась.

— Я устала в тот день и хотела побыстрее оказаться дома, доползти до кровати и лечь спать. Я вышла из черного выхода, как всегда, и вдруг услышала разговор мужчин, меня это удивило, потому что я никогда раньше там никого не видела. Я поняла, что они говорят по-русски, я могу определить этот язык с тех пор, как услышала его в казино. Я не понимаю и не говорю по-русски, но то, что они ходили туда-сюда меня напугало. Причем напугало так, что я замерла на пороге. Было темно, и они не могли меня увидеть, и я тоже не могла их разглядеть.

— Значит, ты не видела их? — прерывает меня Константин.

— Не видела, пока они не передвинулись. Мужчина, стоящий спиной ко мне, направил пистолет на второго. Мне кажется, там были еще люди, но они не разговаривали. Человек упал на колени, умоляя его, но тот совершенно хладнокровно выстрелил. Он рухнул на землю, а этот мужчина подошел к нему и выпустил еще несколько пуль. Это была настоящее убийство. А потом он спокойно развернулся и ушел с другими в ночь. — Я снова начала дрожать, сглатывая дикий ужас, появившийся от воспоминаний, а также темного пятна, расползающегося под застреленным человеком.

— И что произошло потом? — спрашивает Константин.

— Я выждала, пока точно не поняла, что они ушли, потом вернулись назад в казино и все рассказала. Приехала полиция и стала задавать мне вопросы. Детектив, женщина, задавала много вопросов. А потом, когда они забрали тело, — я снова с трудом сглатываю, — она вывела меня на улицу, чтобы я все показала, где стояла и где стоял убийца.

— И ты сделала?

— Да.

— Ты помогла им?

— Не совсем. Они хотели, чтобы я опознала человека с пистолетом, а я не могла.

— Ты видела его лицо?

Я киваю.

— Да, видела. Когда он убил того мужчину, он повернулся, и свет от фонаря осветил часть его лица, и я хорошо ее разглядела. Я просмотрела сотни снимков преступников, но его не было на тех, что они мне показывали. Иногда я вижу его лицо во сне. Я знаю, что узнаю его на улице, если увижу. Я потом неделями боялась, мне казалось, что он поджидает меня за каждым углом.

Константин притягивает меня к себе, еще крепче прижимая к себе, чем раньше. Я слышу стук его сердца в груди.

— О, мой бедный Вороненок, — шепчет он, задыхаясь от переполнявших его эмоций. Он кажется расстроен?

— Ты первый человек, кому я рассказала об этом, кроме полиции и Синди.

Он не отвечает, просто крепче прижимает меня одной рукой к себе, а другой скользит мне под юбку. У меня вылетает резкий, удивленный вздох, но я не борюсь с ним, когда он толкает меня на спину.

Он нависает надо мной сверху, губы проходятся по моей шеи, приподнимает мои ноги. Он входит в меня, его член такой жесткий, как копье. Его плечо заглушает мой вздох удовольствия.

В этот раз у нас секс совсем другой — грубый и быстрый. Он захватывает своим ртом мои губы с каким-то диким отчаянием. Тяжело дыша, со сторонами и вскриками, мы кончаем в исступлении наслаждения и боли. Он падает на меня своим весом, расплющивая меня на одеяле, стук его сердце бешено колотится напротив моей груди, мы оба с трудом дышим, наши измученные руки и ноги переплетены. Все еще тяжело дыша, он отодвигается, прижав своей ногой и обхватив меня за талию.

Я поворачиваю голову в его сторону, он в упор смотрит на меня. Свет от камина очень тусклый, и я не могу разглядеть его глаз, но выражение его лица серьезно.

— Ты могла умереть той ночью, — шепчет он.

И вдруг меня озаряет — быстрая езда, секс, постоянно быть настороже — это именно то, что связано с ним, тайна, которая несет с собой физический ущерб.

Я целую кончик его носа.

— Моя история расстроила тебя?

Он смотрит на меня еще пару секунд, прежде чем ответить:

— Да, Рейвен. Твоя история меня сильно расстроила.

Хотела бы я более ясно увидеть его глаза в этот момент. Его глаза — единственная часть, которую ему не всегда удается от меня скрыть. Они — единственный путь за этот непроницаемый фасад.

— Мы живем в ужасном мире, — бормочет он. Огонь потрескивает в камине. Я прикасаюсь к его лицу, проводя по его сильной челюсти, чувствую, как она сжата.

— Ты имеешь ввиду своего брата? — шепотом спрашиваю я.

Он даже не моргает.

— Да.

Я решаю продолжить:

— Хочешь поговорить об этом?

— Слова ничего не исправят, — без эмоционально отвечает он.

— Мне же помогло, когда я поговорила с тобой о своей сестре.

— Я лишился всей своей семье в один день, — говорит Константин странным голосом. Снова интонация никакая, тон как на одной ноте. От этой потери он стал таким, какой он есть? Таким холодным и отстраненным?

Я задерживаю дыхание, ожидая продолжения.

Но он молчит.

— У тебя есть я, — говорю я.

Он крепче обнимает меня.

— Да?

— Да. У тебя есть я, Константин. — Я прижимаю лицо к его груди, вдыхая богатый мужской запах. Медленно меня накрывает сонливость. Я закрываю глаза, сдаваясь и мчусь навстречу снам о темных переулках и стрельбе.

Я просыпаюсь в полной темноте, не могу понять, где нахожусь, пока выхожу ото сна. Через минуту я понимаю, что в замке на болотах с Константином. Я поворачиваюсь к нему, но рядом никого нет. Я сажусь и медленно оглядываюсь. Я нахожусь в гостиной, закутанная в теплый кокон одеяла и подушек, в камине тлеют дрова. Оранжевые угли медленно затухают.

Я дальше осматриваю комнату и замечаю его.

Он голый сидит, скрестив ноги, на столе. Лунный свет из высоких окон падает на его светлые волосы, отчего они блестят. Он сутулиться, но его красивое лицо освещено лунным светом, льющимся из окна, и я могу хорошо разглядеть выражение его лица.

Мне хочется подойти к нему, но я не могу.

Я пребываю в шоке от печали вокруг него. Она настолько огромная, что заполняет почти весь зал. Впервые я вижу его таким обнаженным, без его очаровательного фасада, который он постоянно носит. У меня начинает болеть за него сердце. О, Константин. Что тебя так гложет? Скажи мне. Впусти меня. Позволь мне позаботиться о тебе. Позволь мне помочь тебе. Я люблю тебя.

С одной стороны, я готова вот так тихо сидеть и наблюдать за ним всю ночь, наслаждаясь им совершенно другим, таким незащищенным и открытым, но мне хочется утешить его. Я медленно тихо выбираюсь из одеяла, не желая его беспокоить. И голая тихо-тихо иду к нему.

Он тут же чувствует мое приближение, еще до того, как я дохожу до него, поворачивается, скрывая лицо в тени. Я опускаю голову ему на спину, прижимаясь щекой к его холодной коже. Глубоко вздохнув, обнимаю его за талию.

— Я люблю тебя, Константин. Я знаю, что еще слишком рано об этом говорить. Я знаю, что это может оттолкнуть тебя, но это правда, и я хочу, чтобы ты это знал.

Он тут же напрягается, его мышцы становятся твердыми, как камень, а потом расслабляется в моих объятиях. Ощущая облегчение.

Его кто-то любит.

Кто-то любит его.