https://www.youtube.com/watch?v=OlKaVFqxERk Если ты оставишь меня сейчас.

— Садись, Смирнов, — говорит Василий, кивая на стул перед своим столом.

Я не сажусь. В конце концов, мы не настолько друзья. Он считает, что я создаю проблемы, а я, в свою очередь, полностью презираю его. Как заместитель директора он старается закрывать глаза на самоуправство директора, который управляет этим местом жестоко, с сексуальным насилием.

Но в данный момент я не чувствую ничего, кроме животного страха. Я вижу, как он опирается на массивный стол и пытается изобразить страдание на лице.

— Боюсь, у меня плохие новости. Твой брат умер сегодня утром.

Каким-то шестым чувством я уже знал об этом, но его слова все равно вводят меня в шок. У меня такое чувство, будто я падаю в черную бездонную дыру. И пытаюсь ухватиться за все, что попадается под руки. Но в мозгах у меня начинает брезжить мысль, давая просвет, поэтому я цепляюсь, что аж белеют костяшки, за край стола перед собой.

— Мне очень жаль, Николай. Он упал через перила.

— Нет, — с трудом выдыхаю я. — Это невозможно. Кто-то толкнул его.

Он медленно отрицательно качает головой.

— Он не просто упал. Он прыгнул через перелила.

— Это настоящая гребаная ложь, — огрызаюсь я.

— Мы не приветствуем использование подобных слов в нашем учреждении, — строго говорит он.

— Кто-то его столкнул.

— Никто его не толкал, Смирнов. Он оставил тебе письмо. Предсмертную записку.

Я продолжаю пялиться на него с недоверием. Это гребанная ложь. Они убили моего брата, а теперь пытаются сделать так, чтобы я поверил, что он покончил с собой. Зачем ему совершать самоубийство?

— Где письмо? — Спрашиваю я, с трудом сдерживая ярость, готовую накрыть меня с головой.

Он берет помятый конверт, лежащий на столе слева от него, и протягивает мне.

Я выхватываю его и вскрываю. Я обращаю внимание на почерк своего брата и в горле у меня скапливается желчь. Я пытаюсь ее сглотнуть. Господи! Мой брат покончил с собой!

Мой дорогой брат,

Со всей своей любовью,

Надеюсь ты не будешь думать, что я трус. Я старался изо всех сил быть смелым. Я знаю, что ты пытаешься сбежать отсюда, из этого ужасного места. Я также знаю, что ты готов сбежать чуть ли не завтра, но тебя останавливаю я, ты думаешь, что я недостаточно силен, чтобы вскарабкаться по стене. Я не хочу тебя сдерживать. И хочу стать храбрым в этот момент, чтобы больше не сдерживать тебя.

твой Павел.

Я несколько минут молча пялюсь на письмо. Василий следит за каждым моим движением. Я слишком ошеломлен, поэтому не чувствую ничего. Ни боли, ни гнева, ни ярости. Брат умер, потому что не хотел сдерживать меня, он не хотел быть для меня обузой!

— Я хочу увидеть своего брата.

— Ты сможешь увидеть его позже. На похоронах.

Я уже многое знаю об их похоронах. Они держат его труп в задней части здания, а позади строения есть небольшое кладбище, и там хоронят всех детей, которые умирают в этих стенах. Гроб не предполагается. Они заворачивают трупы в простыню и опускают в землю. И землекопы начинают закидывать их землей.

Он был для меня всем, что я имел в этом мире, поэтому я со всего маха стукаю кулаком по столу. И боль, пронзившая руку, разливается по всему телу.

— Я хочу увидеть его сию минуту, — рычу я.

Василий подпрыгивает со своего кресла.

— Успокойся, Смирнов. Я понимаю, что ты расстроен, и я сожалею о случившимся, но я не позволю рушить собственность этого учреждения. Ты не можешь увидеть его в данную минуту. Таковы правила. Если ты не прекратишь себя так вести, я попрошу медсестру вколоть тебе успокоительное, чтобы ты успокоился.

— Мне от вас ничего не нужно, ни от одного из вас, — говорю я с низким рыком и выхожу из его кабинета.

Я стою на морозе, дует холодный ветер. Двое землекопов кладут труп моего брата на промерзшую землю. Я подхожу к нему и открываю простынь, чтобы взглянуть в его лицо. Даже после смерти он выглядит как ангел. Прекрасный, невинный ангел.

Мне приходится сжать руки в кулаки, чтобы не схватить его за плечи и не встряхнуть. Я целую его в щеку, он похож на ледяной камень. Видно, они держали его в очень холодном месте. Я дотрагиваюсь до его лица в последний раз. Пальцы касаются его волос, ресниц, его холодных губ. Я снова целую его, мои губы задерживаются на его ледяной щеке.

— Я люблю тебя, Павел. Я всегда буду любить тебя, — шепчу я ему на ухо.

Затем я отхожу в сторону и просто наблюдаю, как землекопы опускают его в промерзшую землю. Я до сих пор не могу свыкнуться с мыслью, что он умер. Мне никогда не приходило в голову, что я буду в какой-то момент хоронить своего младшего брата.

Почему? Почему? Почему?

Я не могу до конца понять, почему он совершил это. Я стою совершенно опустошенный, наблюдая за всем процессом. Мне кажется, что я сделал все, что было в моих силах, чтобы защитить и огородить его, но я так и не смог спасти его от самого себя.

Маленькая девочка из его класса подходит ко мне. Сначала она тоже молча наблюдает за работой землекопов. И когда его окончательно засыпают землей, землекопы сделали свою работу, они оборачиваются ко мне.

Я поворачиваю голову к маленькой девочке и смотрю, ничего не видя перед собой. Я видел ее несколько раз, как она разговаривала с Павлом. Ее глаза наполнены слезами.

— Они приходили за ним по ночам, — шепчет она.

— Что?

Она кивает.

— Он развязал твой узел и уходил с ними.

— Что?

Она опять кивает.

— Да, он все время так делал. Я видела его с ними.

— Почему?

— Он не хотел, чтобы они причиняли тебе страдания. Он пытался тебя защитить. Он понимал, что, если этого не сделает, они изобьют тебя до смерти.

У меня словно разрывается голова. Мне хочется заорать. Хочется что-нибудь сломать. Мне хочется разбросать землю и вернуть своего живого брата. Но вода, несущаяся из разных мест, всегда пытается найти свое место, свой уровень. И также разные мысли спешат слиться в одно единое целое:

Я хочу отомстить.

Я хочу мести.

Я хочу расплаты.

Маленькая девочка смотрит на меня своими грустными карими глазами.

— Я рассказала, чтобы ты знал, что он не был трусом. Он всегда хотел походить на тебя. Мы все хотим быть похожими на тебя.

Я молча пялюсь на нее. Походить на меня? И вдруг я все понял, совершенно отчетливо. Каким же я был дураком? Я не понял с самого начала, что все это было подстроено специально. Директор не хотел меня в сексуальном плане. Он всегда желал Павла, и я только сыграл ему на руку. Я был всего лишь приманкой, на которую он смог заманить моего брата.

Он ударил меня еще до того, как я готов был укусить его за член. Именно он первый нанес удар. Он использовал меня в качестве наживки, главного инструмента для переговоров, хорошенько меня избив с этими ублюдками. Он понял, что Павел сделает все, что угодно, что меня спасти.

Это моя вина. Я оказался настолько напыщенным болваном, настолько уверенным в себе, настолько недальновидным, что Павел покончил жизнь самоубийством.

Если бы два года назад я отсосал директору. Если бы я не пытался тогда быть героем. Если бы каким-то образом я смог скомпрометировать себя. Если бы я хоть один раз пожертвовал собой, как пожертвовал собой Павел. Он же согласился ради меня. Сейчас я готов был отсосать немытые члены десяти тысяч мужчин, только если это могло бы его вернуть.

Я упал на колени на промерзшую землю и зарыдал. О Павел, Павел, Павел.

Я больше никогда не смогу стать счастливым.

Я не заслуживаю счастья. Теперь уже никогда.