Два месяца спустя.

Я заворачиваю коробку в обычную серебряную бумагу и перевязываю желтой лентой. Затем кладу в серебряный мешок. И пишу внутри желтой карточки:

Для моего любимого мужа.

Без тебя ничего нет…

От твоего мотылька, Стар.

Потом несусь в душ, и вода каскадом струится по телу. Дверь душа открывается, я улыбаюсь. Большая рука дотрагивается до меня. Я оборачиваюсь.

— Привет, — нежно говорю я.

— Ты принимаешь душ без меня?

— Мне просто необходимо. Я очень грязная.

— Грязная?

— Ты не поверишь, насколько я грязная.

— Очень даже поверю, — говорит он, потянувшись за губкой. Выливает на нее жидкое мыло и проводит губкой по моей груди, рукам и животу.

— Самое грязное — между ног.

Он смеется. У него из груди поднимается мурлыкающий гул, который мне очень нравится. Он быстро пробегает губкой по моей промежности. Конечно, это не тот способ, чтобы смыть что-то настолько грязное.

— Нет, это не поможет, — говорит он.

— Нет?

— Нисколечко. — Он опускается на колени.

Я с удовольствием вздыхаю и смотрю на него сверху-вниз. Боже, я так сильно люблю этого человека.

Капли воды разлетаются в стороны от его головы, лица, рта, и его язык мягко дотрагивается до моей киски. После моего оргазма, он кончает сильно и мощно вместе со мной. Его семя выливается из меня, и быстро бегущая вода смывает его вниз.

Я улыбаюсь самой себе. Таинственной улыбкой.

Мы выбираемся из душа. Я заворачиваюсь в махровый халат и иду в спальню.

— У меня для тебя подарок. — Я протягиваю ему серебряный мешок.

У него еще мокрые волосы, прилипшие к голове. Разве такое возможно, что я до сих пор хочу заниматься с ним сексом, когда только что дважды кончила?

Он забирает мешок. Я стараюсь запомнить этот момент, поэтому во все глаза наблюдаю за каждым его действием. Он достает серебряный пакет. Развязывает желтую ленту. Разрывает серебряную упаковку. Открывает обычную серую коробку. Достает бутылку масла и тупо смотрит на нее, а затем поднимает на меня глаза.

— Масло для тела Huile Douche?

— Huile Douche.

Он несколько раз утвердительно кивает. Молчит. Николай Смирнов потерял дар речи, такого еще не было.

— Эй, ты собираешься мне что-нибудь сказать?

— Ты хорошо себя чувствуешь? — спрашивает он.

— Да. Все в порядке.

— Мне не хорошо, — признается он. Я вижу, как побелело его лицо.

— Что случилось?

— Я боюсь за тебя. Это будет больно.

Я ухмыляюсь.

— На этой земле семь миллиардов человек, и каждого родила женщина. Со мной все будет хорошо.

Я забираю у него масло и немного наливаю ему на руку. Втираю в кожу и поднимаю руку к его носу.

Он вдыхает.

— Боже мой, ты права. Пахнет полевыми цветами, свежим воздухом и солнцем.

Я заливисто смеюсь.

— Я же говорила!