«Для зернышка, предоставленного своему собственному самовыражению, с треском раскрывающемуся, все может закончиться очень плохо. Но вырываясь из оболочки, появляется первый росток, и все меняется. Для кого-то, кто не понимает сил ростка, это будет похоже на полное уничтожение».

Синтия Окселли

— Ленни? — переспрашиваю я в недоумении. Я пребываю в такой ярости, что мне трудно удержать свой голос спокойным, он вибрирует.

— Да, Ленни, — тихо говорит она. — Отель принадлежал ему. Он поднимался на лифте в свой номер, который держал для себя на верхнем этаже.

Я хмурюсь, но не выражаю своих мыслей по поводу Ленни.

— Итак, Ленни тут же отвел тебя в полицию?

Она отрицательно качает головой.

— Нет, он принес меня к себе в номер, и когда я очнулась, я не захотела идти в полицию. Я пребывала в состоянии шока, — она с шумом выдыхает. — Если честно, мне кажется, я очень сильно злилась. И мне было так плохо из-за того, что они мне подсунули в сок.

— Он не отвез тебя в больницу?

— Нет, он привел врача в номер. Доктор осмотрел меня и прописал какие-то таблетки, — она вдруг замирает и говорит:

— Мне кажется, мне стоит воспользоваться одной. Не мог бы ты принести ее сюда?

Я иду в гостиную и роюсь в ее сумочки. Таблетки лежат в прозрачной бутылочки, с белой завинчивающейся крышкой. На бутылочки нет надписи. Я раскручиваю крышку, достаю одну таблетку и запихиваю ее в карман брюк. Потом наполняю стакан водой и достаю еще одну таблетку из бутылочке. Я возвращаюсь к Сноу и протягиваю стакан с водой с таблеткой.

— Там не написано, что это такое. Что ты пьешь?

Она кладет таблетку на язык и запивает водой.

— Не знаю, что это такое, но эти таблетки мне помогают.

Я забираю у нее стакан и ставлю его на тумбочку у кровати.

— Итак, — говорю я. — Ты не пошла в полицию.

— Нет. Ленни сказал, что уже слишком поздно. Эти мужчины могли запросто покинуть страну. И кроме того, я так и не смогла отчетливо вспомнить их лица. Их изображения все время были какими-то расплывчатыми. В какой-то момент я испытывала к ним жуткую ненависть и хотела, чтобы их настигло наказание. Я даже молилась, чтобы кара небесная достигла их и с ними случилось что-то ужасное, но потом постепенно я перестала их вспоминать.

Я смотрю на ее опухшее лицо от слез.

— Они не использовали презерватив. Ты проверялась на инфекции?

Она отрицательно качает головой.

— Ленни всегда пользуется презервативом, и именно поэтому я очень осторожна с тобой.

Я не чувствую ярости, хотя мне казалось, что должен. Внутри у меня все, словно во льду, заморозилось. Я хочу Сноу, и я безумно хочу отомстить за нее. И я получу и то и другое.

— Теперь ты понимаешь, почему я обязана Ленни? Я была полностью разрушена, а он оставил меня с собой и выходил. Я не могла вернуться в Индию. Мне было слишком стыдно. И я не могла устроиться на работу. Он содержал меня и предоставил мне защиту. И единственное, что он попросил взамен, когда мне стало лучше, немного удовольствия для себя.

— Пошел он на х*й. Ты ничего ему не должна, Сноу. Он злоупотреблял тобой.

Она отрицательно качает головой.

— Нет, нет, ты не понимаешь. Существует старое английское слово — bereafian. Оно означает лишать, отнимать, захватывать, грабить — все это и случилось со мной. Я была захвачена и разграблена. Не в материально плане. Я испытала шок от потери себя. Непередаваемый. Это было так ужасно, что когда я выползла из того номера, я больше походила на мертвеца. Я без сознания упала к его ногам. Он подобрал меня и стал выхаживать, но я все равно не могу отчетливо вспомнить все события. Все равно, все остается таким размытым.

Она хмурится, пытаясь опять что-то вспомнить.

— У меня такое чувство, словно между мной и теми событиями стоит толстое матовое стекло, образы тех мужчин напоминают пауков, которые с шипением и разъяренные скребут своими лапами по полу и по стеклу... испытывая беспомощность. В какой-то момент я перестала есть. Единственное, что я, на самом деле, помню, как снаружи лил и стучал дождь, а мой гнев походил на тлеющий металл на раскаленных углях. Тогда время для меня остановилось, я чувствовала постоянную ярость и жажду отмщения. Я не видела будущего. Месяцами я не выходила на улицу. Если бы не мои таблетки и Ленни, я бы не выжила. Можешь ты поверить, что я мылась только, когда Ленни вел меня в душ, засовывал внутрь кабины и открывал кран с водой?

Она смотрит на меня умоляющими глазами.

— Он терпел от меня все в течение нескольких месяцев. Я была, словно лишившаяся рассудка. Я спала весь день с задернутыми шторами. Боялась всего. Я не могла даже самостоятельно спуститься в магазин, находящейся на углу. Он видел все, но не сдавался. В первый раз я почувствовала себя немного ожившей — весной, я шла по тротуару и увидела дождевого червя, извивающегося на бетонном тратуаре.

Она задумчиво улыбается.

— Я присела на корточки, вдруг передо мной возникло лицо Цитры. «Когда ты увидишь червя на асфальте, запомни, это плохой день. Возьми его и положи на траву или на землю». Поэтому я осторожно подняла его и отнесла в своих ладонях в парк. Я оставила его на траве, и он тут же зарылся в землю, и весь окружающий мир даже не понял, что произошло. А я почувствовала тогда, что в мире вокруг меня все хорошо. Да, у меня были плохие дни, но я снова нашла траву и землю. Вот так, в этот день.

— Ему следовало отвезти тебя к нужному специалисту, обследовать и назначить соответствующее лечение. Вместо этого он держал тебя, словно в клетке, манипулируя и используя тебя.

— Это не так, Шейн. Это было не его решение. Я не хотела никого видеть, даже врача. Мне было слишком стыдно. Я не могла позволить, чтобы другой мужчина обследовал и касался меня. Он приносил мне лекарства.

— Я почти уверен, что те таблетки, которые он тебе давал не правильные. На бутылочки даже нет названия препарата. Я настолько хорошо знаю его, что думаю, эти таблетки еще больше способствовали, чтобы ты была зависима от него. И то, что он запер тебя в квартире и не позволял никакому другому мужчине прикоснуться к тебе, пока сам на стороне оприходовал любое количество шлюх? Как ты думаешь, он, действительно, помогал тебе?