Я замечаю ее сразу. Она сидит в одной из тех темно-коричневых кабинок и смотрит на меня глазами, как блюдца. Ее волосы убраны в хвост, на лице нет макияжа. Она выглядит еще более уязвимой и доверчивой, как ребенок, нежели была вчера. И еще что-то в ее глазах, что-то скрывают, подпитывая ее.

Я знаю, что мне не следует быть здесь.

Она изломлена. Я вижу это за милю. Пострадавшие люди липнут, поскольку нуждаются. Я не тот парень, кто ей нужен. Не тот. Я беру то, что хочу и ухожу. Я никогда не оглядываюсь назад. Никогда никому ничего не обещаю. Иду своим путем и все. Но она бросает мне вызов — опасность и обещание. И я не могу уйти от нее просто так. Я должен получить ее.

Я подхожу к ее столику и сажусь напротив.

— Что ты здесь делаешь? — задыхается она.

Я улыбаюсь.

— Решил разделит с тобой ланч.

— Как ты узнал, что я здесь? — ее голос дрожит, он просачивается мне под кожу. Все, что касается этой женщины, просачивается мне под кожу.

— Я заплатил кое-кому, чтобы он проследил за тобой, Сноу.

Она резко выдыхает.

— Зачем?

— Затем, что я обещал тебе поездку в Сомюр, а по-другому связаться с тобой не мог.

Мои слова производят на нее удивительный эффект. Сомюр и светлячки мерцают, как волшебное обещание, на ее прекрасном лице.

— Если ты следил за мной, то ты должен знать, что я с кем-то…

Я кладу палец ей на губы, я не хочу слышать остальные слова. Она могла бы отвернуться, но она замирает. Ее губы такие теплые и мягкие, они заставляют твердеть мой член, упирающийся в молнию джинсов. Господи. Я так сильно на нее реагирую. Она закрывает глаза на пару секунд, чтобы моргнуть. Почему она смакует мое прикосновение? Я смотрю на нее, когда она открывает глаза. Они такие же зеленые, но на несколько оттенков темнее.

Она краснеет.

И вдруг я понимаю: она сексуально наивна.

Она должно быть самая сексуально неосведомленная женщина, которую я когда-либо встречал. Она с Ленни, и понятно, что в обмен на использование ее тела он предоставляет ей своего рода покровительство, или, возможно, полностью содержит ее в финансовом плане, но совершенно очевидно, что она никогда не касалась реального мужчины. Я представляю, как она выкрикивает мое имя, пока мой член находится глубоко внутри нее, и тут же мой член еще больше напрягается, начиная пульсировать от боли.

Я прочищаю горло.

— Ты все еще хочешь увидеть светлячков?

Она глубоко и прерывисто вздыхает.

Сноу

Мне не следует вовлекать его в свои проблемы. Я знаю, насколько злым и безжалостным может быть Ленни, но моя голова кивает сама собой, и Шейн убирает свой палец с моих губ.

— Не хочешь поехать в пятницу вечером? Я привезу тебе назад в воскресенье.

— Я... Я не могу поехать в выходные, — голос выдает мою грусть. — На самом деле, я не могу покинуть город в любое время. Он... эээ... ожидает, чтобы я все время была рядом.

Его подбородок напрягается, но глаза ничего не выражают.

— Ленни будет занят в эти выходные.

Я открываю рот.

— Ты знаешь, Ленни? — с трудом выдыхаю я, застигнутая врасплох.

— Это маленький мир, Сноу.

— Тогда ты должен знать, что он за человек.

— Да, я знаю, кем он является, — говорит он, но, похоже, его это не впечатляет.

Я наклоняюсь вперед.

— Он гангстер. Он убивал людей, — с отчаяньем говорю я.

— Я знаю, — отвечает Шейн без изменений в голосе.

Я падаю обратно на спинку диванчика цвета шоколада.

— Ты не боишься его?

Он медленно отрицательно качает головой, не отрывая похотливого, нахального, наглого взгляда от меня.

Я смотрю в глубину его глаз, у него на радужной оболочке почти фиолетовые вкрапления. Я завороженно смотрю на них, как будто он имеет странную власть надо мной.

— Кто ты? — шепчу я.

— Добрый вечер, сэр. Могу я вам что-нибудь принести? — спрашивает Раджа.

От неожиданности я подпрыгиваю.

Шейн даже не смотрит в сторону Раджи.

— Что здесь можно поесть? — спрашивает он.

— Неер досаи с курицей карри, — отвечаю я смущенно.

— Ты это ешь?

Я положительно киваю.

Он ненадолго поднимает глаза на Раджу.

— Я возьму две порции и бутылку пива.

Раджа шаркая уходит, его глаза полны любопытства. Отныне Раджа теперь всегда будет поглядывать на меня с любопытством.

— Я не гангстер, если ты это имеешь ввиду, — говорит Шейн.

— А кто ты?

Он небрежно пожимает плечами.

— Я всего лишь обычный парень и владею кое-каким бизнесом.

— А откуда ты знаешь, Ленни?

— Мой брат пересекается с ним по делам.

— А твой брат бандит?

— Был.

— А ты? Ты тоже был? — спрашиваю я.

— Нет.

— Что ты здесь делаешь?

Он открыто улыбается.

— Я делаю тоже самое, что делают светлячки, когда появляются ночью, светясь. Я веду милые беседы с тобой.

Раджа приносит пиво и стакан, Шейн игнорирует стакан и отпивает прямо из бутылки.

— Итак, ты готова поехать в пятницу?

— Мне кажется, ты не понимаешь. Ленни убьет тебя, если узнает.

— Мне кажется, это ты не понимаешь. Ленни будет не до того, поскольку будет занят.

— Чем? — требую я.

— Давай просто скажем, что у него будет предложение, от которого он не сможет отказаться.

— Что за предложение? Мне казалось, ты сказал, что не гангстер.

— Я нет. Но я знаю людей, с которыми Ленни хочет контактировать. А что ему предложат, тебе лучше не знать о бизнесе Ленни.

Я хмурюсь.

— Ты же не собираешься навлечь на него проблемы, не так ли?

Его подбородок напрягается.

— Ленни достаточно взрослый и достаточно суров, он сам накликает на себя проблемы без моей помощи.

— Но ты же не заманиваешь его ни в какую ловушку? — продолжаю настаивать я.

Его лицо смягчается.

— Это не ловушка. Это всего лишь бизнес.

И я совершенно четко понимаю, что он говорит правду. Я не знаю Шейна, но почему-то доверяю ему.

— Ладно, я тебе верю.

— Хорошо.

— Во сколько в пятницу? — интересуюсь я.

Он запрокидывает голову и смеется, торжествующем, довольным смехом, и мой взгляд невольно скользит по его сильной, загорелой шеи. В нем есть что-то особенное. И я вдруг понимаю, что мы не собираемся быть просто друзьями, и давно моя мама предупреждала о таких мужчинах, сторониться их всеми силами. «Мужчины, которые слишком красивы, имеют слишком большой выбор. А мужчины, слишком легко обольщающие женщин, как свиньи валяются в грязи, причем валяються будут весь день».

Нам приносят еду, и Шейн наблюдает за мной, я не беру ни вилку, ни нож, разрывая тонкий правой рукой нер досаи, затем окунаю его в карри с курицей и подношу к своему рту.

— Если есть руками, то лучше будет на вкус? — спрашивает он с кривой ухмылкой.

На самом деле, да, именно так и будет.

— Ты можешь помыть руки в мужском туалете.

— Нет необходимости, — говорит он, разводя пальцы перед собой. У него красивые руки, большие и мужские, с квадратными ногтями. — Я ел с пола и выжил.

Я наблюдаю, как он отрывает нежный белый досаи, макает его в карри и кладет в рот. Он задумчиво жует, потом приподнимает одну бровь, явно под впечатлением.

— Хорошо, — произносит он.

Я улыбаюсь.

— Я так и думала. Это блюдо из Мангалора.

— Ты часто сюда приходишь?

— Да, часто, насколько могу.

Он смотрит по сторонам опустевшего ресторана.

— Это место всегда такое мертвое?

— Да, каждый раз, когда я бываю здесь. Много посетителей приходят вечером. Но, честно говоря, оно мне нравится таким, своего рода vellichor.

Он потягивает пиво.

— Vellichor?!

— Место, которое обычно занято, теперь оказывается свободным. Знаешь, похоже на странную тоску, когда ты попадаешь в книжный магазин. Пыльные корешки книг, оставленные на полках, как бы кричат, ожидая новых хозяев.

Его губы расплываются в улыбке.

— И тебе это нравится?

Я пожимаю плечами.

— Это подходит мне… это мой образ мыслей.

— Ты очень странная девушка, Сноу Дилшау. Но ты мне нравишься.

Бог знает, почему, но я вспыхиваю, чуть ли не всем телом.

— Расскажи мне о себе, — просит он, прикончив первую тарелку и потянувшись за второй.

— Что ты хочешь узнать?

— Все. Начнем с того, где ты родилась.

— Я выросла в Индии. Моя мать англичанка, отец — индус.

Он крутит левой рукой, чтобы я продолжала.

— Должно быть, у тебя было удивительное детство.

Я пожимаю плечами.

— Просто другое.

— Расскажи мне, на что оно было похоже, — спрашивает он.

— Мой отец был очень успешным промышленником. Он много путешествовал, и моя мама настаивала, что ей необходимо везде его сопровождать, поэтому двух старших детей и меня оставляли на попечение многочисленных слуг. Пока мне не исполнилось почти пять лет, я думала, что моя няня Читра была моей мамой. Она готова была сделать все для меня. Я даже прокрадывалась к ней в комнату и спала в ее кровати, когда уезжали мои родители.

Он поднимает брови в немом недоумении.

— Вау, ты думала, что твоя няня была твоей мамой?

— Да, думала. Я очень сильно любила ее.

Шейн смотрит на меня с каким-то шоком и недоверием, очевидно, он вырос в очень дружной семье, в которой явно не возникало таких сомнений, кто их мать.

— Печально, — говорит он.

— Да, узнав, что красивая, надушенная блондинка с холодными глазами и белой ниткой жемчуга, которая терлась о ее шелковую блузку, была моей настоящей матерью, я очень испугалась. Конечно, я была в восторге от нее. Все были в восторге. В стране, где все население черноволосое, с темной кожей, она казалась особенной. Независимо от того, куда мы шли все обращали на нее внимание.

— Я помню, как однажды мы вдвоем ожидали, когда нас заберет водитель у магазина, а мимо проходило уличное шествие. Оно было разным — там шли школьники, учителя, солдаты... одна из групп пела и это были слепые попрошайки, поддерживающие друг друга. Но когда они проходили мимо нас, один из этих слепых, вдруг поднял свои очки и просто в открытую пялился на мою мать.

Шейн хмурится.

— Поэтому, несмотря на то, что она была особенной, я никогда не гордилась, что я ее дочь. Мне даже кажется, еще будучи маленькой, я уже ощущала отсутствие ее любви. Иногда мне даже казалось, что она с трудом находилась в одной комнате со мной.

— Прости. Это должно быть было ужасно, — тихо говорит Шейн.

— Не знаю с чем это было связано. Но, когда растешь в фаталистическом обществе спокойно воспринимаешь совершенно неприемлемое более легко. Однажды я спросила Читру, почему моя мать не любит меня. Она посмотрела на меня своими большими грустными глазами и сказала: «Возможно она была твоим врагом в прошлой жизни».

Глаза Шейна распахиваются.

— Вау! Это полное дерьмо.

— Не скажи. Читра индуска, и она верит в реинкарнацию. По ее словам, даже если у тебя нет никаких воспоминаний о своих прошлых жизнях, твой дух распознает врагов и людей, которые тебя любили, из других жизней и реагирует соответствующим образом.

— Что насчет твоих братьев или сестер? Их это тоже касалось?

— Если я была врагом моей матери в прошлой жизни, то мой брат Джош был ее великой любовью. Когда мне было шесть, я услышала, как она сказала ему: «Я мечтала о тебе каждую ночь, когда ты был у меня в животе». Джош все делал правильно, не правильно к нему просто не относилось. Однажды он залез на обеденный стол и стал писать по всему залу, специально распыляя струю. Он даже попал на нашего повара и ей пришлось бежать к себе в комнату, мыться и переодеваться. Но когда моей матери сказали об этом, она просто сделала вид, что как бы ругает его. Он убежал к себе в комнату, обидевшись и надувшись. Я до сих пор помню, как мама ушла наверх и сидела у него целую вечность, уговаривая его спуститься вниз на ужин.

— Дай угадаю, он превратился в капризного маленького мальчишку, который таскал тебя за волосы и заставляя плакать?

Я улыбнулась.

— Таскал меня за волосы? Он пошел немного дальше. Он поджог их. Это был единственный раз, когда я видела, как мой отец потерял контроль. Он потушил огонь голыми руками, а затем оторвал ветку от дерева и выпорол моего брата, мама выбежала с криком в истерике из дома и бросилась к Джошу. Я все еще помню, как мой отец стоял над ним, тяжело дыша с дикими глазами. Но хватит обо мне, что насчет тебя? Расскажите мне о себе, — прошу я.

— Мы — цыгане. Моя мама из цыганской семьи, отец — ирландец-путешественник.

— Ух ты! Это очень интересно. У тебя должно быть тоже было удивительное детство.

— Было. У меня было замечательное детство. По крайней мере, пока не умер отец. Потом все развалилось на некоторое время.

— Прости, — говорю я.

— Это было давно, — отвечает он и быстро меняет тему, возвращаясь ко мне. — Итак, как же ты оказалась в Англии?

— Я сбежала из дома, когда мне было девятнадцать, — коротко говорю я.

Его глаза наполняются любопытством.

— Сколько же тебе сейчас?

— Двадцать.

Он хмурится.

— Ты в этой стране только год.

Я киваю.

— Как ты связалась с Ленни?

Я отрицательно качаю головой.

— Я не могу сказать.

Он смотрит на меня, в его глазах видится лед, и я отвожу свой взгляд.

— Но ты с ним по собственной воле.

Я киваю.

— Я хочу, чтобы ты запомнила мой номер телефона и адрес.

Он говорит его и заставляет несколько раз повторить.

— Если ты будешь нуждаться во мне, просто позвони или приезжай прямо ко мне домой. Запасной ключ лежит под ковриком. Позвонишь, скажешь консьержу свое имя, и он впустит тебя. Хорошо?

— Хорошо.