Прошел месяц

Мужчина опускается на стул напротив меня.

Я поднимаю на него глаза, у меня на лице не дрогнул ни один мускул, пока я делаю глоток латте.

— Привет, инспектор Стоун, — говорю я ему.

Он улыбается. У него приятная улыбка. И я задаюсь вопросом — есть ли у него жена и дети, чем он увлекается, когда не занимается своей работой, и не допрашивает подозреваемых в убийстве.

— Вы ходили по магазинам, как я погляжу, — отвечает он.

Я хотела приглядеть подарок на день рождения бабы, но будь я проклята, если позволю ему взглянуть на счет своих покупок. Для его следствия мои покупки не имеют значения. Я не отвожу от него взгляда, на моем лице не видно никакой реакции.

— Кормят здесь хорошо? — спрашивает он.

— Я особо не пробовала здесь еду, — глазами показываю на свой латте и тарелку с салатом.

Приходит официантка с меню. Он берет его, но даже не заглядывает внутрь.

— Какое здесь самое хорошее блюдо? — спрашивает он ее.

Она пожимает плечами и улыбается.

— Я вегетарианка, но говорят, что здесь все очень вкусно.

— Могу я заказать бургер?

— Простите, но мы не готовим бургеры, — с улыбкой отвечает она и настойчиво добавляет. — Не хотите взглянуть в меню?

— Как насчет сэндвича с сыром?

Если она на любой подобный ответ клиента, начнет закатывать глаза, то лишится своего места.

— Нет, этого мы тоже не делаем.

— Паста?

Она кидает на меня взгляд, как бы обращаясь за помощью или взывая к женской солидарности, но тут я ей ничем не могу помочь. Я испытываю легкое раздражение, которое не собираюсь ему показывать, поэтому насаживаю картофель на вилку и отправляю его в рот.

— Эм... в основном мы готовим блюда русской кухни. Это русское кафе.

— А что ест она? — спрашивает он, дергая головой в мою сторону.

— Красный картофельный салат, — говорит она, косясь на мою тарелку.

— Хммм... Неее. Принеси мне что-нибудь близко похожее на бургер или сэндвич с сыром, или хорошую пасту.

— Как насчет пельменей?

— А они похожи на бургер или сэндвич с сыром?

Девушка становится раздраженной. Она оборачивается и многозначительно оглядывает другие столики, которые тоже требуют ее внимания.

— Это больше похоже на мясо с пастой.

Он невинно улыбается.

— Отлично. Именно это я и буду есть.

— Что бы вы хотели выпить, сэр?

— Предпочел бы кока-колу.

— Благодарю вас. Я скоро вернусь. — Она быстро убегает.

Я опускаю вилку на стол, вытираю рот салфеткой и поднимаю на собеседника глаза, он внимательно наблюдает за мной своими серыми слезящимися глазами, может от этого он так часто моргает. У меня присутствует четкое ощущение, что под этим типажом рассеянного, даже неуклюжего Коломбо, на самом деле, скрывается очень острый ум.

— Исчезновение вашего отца, словно он испарился в воздухе, выглядит слегка забавным, — говорит он, взяв в руки солонку и, глядя на ее дно, как будто увидел там что-то жизненно важное.

— В самом деле? Почему?

— В основном, потому что это лишено всякого смысла.

— Да?

Он буравит меня своими слезящимися глазами.

— Помимо того, что это было преступление.

— Интересная мысль.

— Да, я думаю именно так. Это было настоящее преступление. Например, все камеры по периметру дома работали без перебойно за исключением камеры номер 9. — Он почесывает подбородок, затем достает маленький блокнот. Открыв, начинает листать страницы. — Эта камера перестала двигаться с 10.24 до 10.33 тем вечером. Сначала я подумал, что это глюк, но когда проверил саму камеру, обнаружил царапины и сколы краски по бокам. Знаете, словно кто-то специально ее заклинил палкой, чтобы она не вертелась кругом.

Я с интересом посматриваю на него.

— А потом еще кое-что — вашей бабушке получил неизвестный абонент, — он опять посмотрел на свои записи, — в 10.58 вечера. Немного странное время, не правда ли?

— Вы спросили ее, кто это был?

Он улыбается мне.

— Она сказала, что ошиблись номером.

Я улыбаюсь ему в ответ.

— Ну, вот видите.

— Есть еще одна аномалия в данном деле. Журнал телефонных звонков вашей бабушки показал, что единственный человек, который обычно звонил ей так поздно были вы, но в ту ночь ей позвонил джентльмен по имени Ной Абрамович около 11.30. Да, она утверждает, что он нажал не на ту кнопку. Затем у нее был еще один звонок в 2 часа ночи от неизвестного абонента, как и ранее. Тоже ошиблись номером. Как такое могло случиться?

— Ну, вероятность попадания молнии в человека — миллион к одному, но есть те, кто выживает после удара молнии, хотя все знают, что такое невозможно. Даже есть парень в США, в которого шесть раз ударяла молния, но он остался жив, — улыбаюсь я ему. — Мы живем в странном, но прекрасном мире, инспектор.

Мужчина смотрит на меня с горечью.

Я решила его спросить:

— Вы, конечно, не думаете, что моя бабушка имеет какое-то отношение к исчезновению отца?

Он полностью игнорирует мой вопрос.

— Вы единственная наследница, так?

— Понятия не имею, поскольку я не верю, что моего отца нет в живых, он пропал без вестей, мы не можем узнать содержание его завещания, пока не будет найдено его тело или не пройдет семь лет, когда будет считаться, что он погиб.

Он наклоняется вперед.

— Почему вам так хочется верить, твой ваш отец пропал, а не умер?

— Я его дочь. Я предпочитаю верить, что он до сих пор жив и здоров. Неужели это так трудно понять, мистер Стоун?

Официантка приносит ему колу. Он прихватывает соломинку губами и делает глоток в своей беспорядочной манере. Я почти чувствую к нему жалость.

Я беру свою сумочку и поднимаю пакеты.

— Я должна идти, но если что-нибудь прояснится, вы позвоните мне, не так ли, инспектор?

Он цинично улыбается.

— Еще бы, конечно.

— Желаю вам хорошего дня.

— И вы тоже позвоните мне, если что-то выясните, не так ли, мисс Эванофф?

— Конечно. Я хочу найти отца также, как и вы.

Он улыбается.

— Однажды, мисс Эванофф. Когда-нибудь вы совершите ошибку.

Я встаю и медленно ему улыбаюсь. Он ничего не может доказать, потому что у него нет тела и никогда не будет. Он никогда ничего не докажет.

— Я верю в карму. Если я сделала что-то неправильное, то я заплачу сполна.

— Удачи!

— Спасибо, и вам того же. — Я разворачиваюсь и выхожу из кафе, зная, что его глаза неотрывно наблюдают за мной, но я не испытываю ни малейшего страха.