Попав в дом, Кит, казалось, полностью очутился в своей стихии. Но при этом чувствовал себя неловко и странно скованно.
— Я не топил камин. Разжечь для тебя?
Я отрицательно покачала головой.
— Не беспокойся обо мне.
— На кухне печь, которую нужно топить дровами. Там теплее. Хочешь мы сядем там?
— Ладно, — с легкостью согласилась я.
— Тогда следуй за мной.
— Здесь красиво и тепло, — произнесла я, как только вошла к нему на кухню. Пахло беконом и фасолью.
Он пробурчал что-то и вытащил стул. Я подошла и села на него. Он засуетился на кухне. Я услышала, как полилась вода из крана слева от меня. Потом он сделал три шага, моих целых четыре, и я услышала, как он затопил печку и включил чайник. Повернулся ко мне лицом.
— Вода для чая уже греется.
— Спасибо, — улыбнулась я ему.
Его голос снова был неприветливым, типа «Оставь свою вежливость!» Это было прекрасно. Мы же здесь находились не для того, чтобы обмениваться нашими самыми потаенными темными тайнами. Я находилась здесь, чтобы читать ему, а он будет спокойно слушать.
Я ждала, когда он вернулся к печке, услышала звук перебираемых кастрюль или сковородок, потом он выругался, потом он поставил передо мной что-то металлическое, еще что-то положил рядом, а потом подошел и поставил передо мной чашку или кружку, от которой подымался пар.
— Спасибо, — произнесла я, потянувшись к ней.
Это оказалась чашка с блюдцем. Я не удивилась. В этом мужчине не было ничего вежливого или ложной утонченности. Он не играл в игры других. Он четко устанавливал свои правила. Металлический предмет — это была чайная ложка, а также сахарница, которая стояла рядом с ней. У нее на крышке были сколы.
— Молоко, — сказал он, и поставил его рядом с моей чашкой.
По глухому стуку о стол, я догадалась, что молоко было в пакете. Мои пальцы двинулись к нему. Он уже открыл сверху крышку. Я налила в чай, положила две ложки сахара.
Помешала и сделала глоток.
— Аааа... прекрасно, — я вздохнула, и повернула к нему голову, спросив:
— Может нам стоит начать?
Кит положил передо мной книгу, я провела пальцами по обложке, с нетерпением желая прочесть название.
— Деньги, — произнесла я. — Мартин Эмис, — я посмаковала имя на языке, как бы пробуя его на вкус. — Мартин Эмис. Я никогда не читала этого автора раньше.
Стул напротив меня заскрипел, когда он опустился на него. Он вот так будет сидеть напротив и смотреть, как я читаю? Или он прикроет глаза и потеряется в повествовании? Мне потребовалось некоторое время, чтобы вернуть свои мысли к книге, пока я проводила пальцами по обложке. Я почувствовала трепет, который всегда испытывала при новой книге, счастливый танец у себя в сердце. Книги всегда несли что-то увлекательное и интересное.
— Ты что-нибудь знаешь о нем?
Он озадаченно спросил:
— Для чего?
— Обычно, чем больше знаешь об авторе, тем больше смысла раскрывает книга, по крайней мере, для меня. Как будто автор подписывает каждую страницу, которая придает весь тон повествованию, уникальному для данного автора. Неважно, кто он и что из себя представляет, автор оставляет след в своем творении после себя.
— Хм... ну, он британец и известен своим ирочным талантом. Черный юмор. Для меня он слишком жестокий, — его голос звучал странно, почти бросая мне вызов, рискну ли я задавать дополнительные вопросы.
— Жестокий? Он? — переспросила я, благодаря его замечанию я больше узнала о Ките, чем об авторе.
Я открыла книгу и прочитала обложку.
— Деньги... предсмертная записка самоубийцы, — я наклонила голову. Как любопытно.
Он хмыкнул себе под нос.
Я отхлебнула чай и обратилась к первым страницам. Пропустила титульные листы и подошла к самому интересному. Мои пальцы нашли первые слова:
«Это предсмертная записка самоубийцы. Когда вы отложите в сторону книгу (а вам стоит читать ее медленно, если вы хотите найти ключ к разгадке или подсказки), Джон Селф перестанет существовать».
О, это будет действительно интересно!
Я читала громко и отчетливо, как обычно, если бы я читала сама для себя. Примерно на половине первой страницы, я услышала странный звук. Если благодарность может принять форму храпа, то именно это я и услышала.
Я остановилась.
— Ты хорошо читаешь, — хрипло произнес он, и я услышала нотки восхищения в его голосе. Потом наступила тишина, я восприняла это как намек продолжить.
Я опять начала читать. Такую книгу я никогда бы в жизни не взяла для себя. Во-первых, в ней имелись все виды британских идиом и сленга, мне это было совершенно чуждо, что создавало определенные сложности при чтении.
Рассказчику было тридцать пять, он был наполовину британец, наполовину американец, кинорежиссер, пресытившейся этой жизнью, по имени Джон Селф, который мимолетно язвительно подтрунивал над собой, курил одну за одной, беспробудно пил, пресыщался удовольствиями, увлекался порнографией, бесконечно трахался и был настоящей свиньей, ненавидя всех женщин!
Сначала он представлялся мне змеем, который скрутился вокруг моей руки. Мне показалось, что я должна его отшвырнуть. Поскольку знала, что змеи хладнокровные ядовитые, бесчувственные твари. Его кожа была вся в чешуйках, ужасной, брррр. У меня даже почему-то сложилось впечатление, что этот змей скорее напоминал скользкого червяка.
Но стоило мне дотронутся до змея, его тело оказалось теплым и сухим с узором в виде переливающихся ромбов. Он издал тихий звук, раскачиваясь на моей руке, и тут произошло нечто совершенно чудесное, он разорвал свою кожу. Затем показался его тонкий раздвоенный язык, который слегка прошелся по моей руке. Щекоча.
Джон Селф, как змея двигался вверх по моей руке! Я была полностью очарована им. Мужчина прямиком, обгоняя всех, направлялся к Дизастервиллю .
В первых абзацах его самого вышвырнули ночью в дождь на 99 Стрит из такси, потому что он назвал нью-йоркского таксиста расистом и мудаком. Далее он попал в стрип-клуб на Сорок Четвертой, слишком много выпил, стал порочно разглядывать танцующую девушку, мечтая о ней в пьяном бреду, начал приставать к ней и его выкинули из клуба тоже.
После первой главы, я остановилась, чтобы сделать большой глоток чая.
— Что ты думаешь о книге? — спросил Кит.
— Я пока не уверена, — сказала я с улыбкой, и вернула пальцы на точки, продолжая чтение.
Вскоре я начала жалеть Джона. Мужчина сам себе рыл яму. С каждой страницей его положение становилось все хуже и хуже.
«Господи, я никогда не хотел никому причинять никакого вреда. Единственное, что мне хотелось провести хорошо время, — крикнул он, в своей эгоцентричной манере, сбитый с толку, после того как увлекся нездоровой пищи, алкоголем и порно. У него была девушка англичанка, Селена Стрит, которую он называл «горячая сучка» и которая носила «дорогое брендовое нижнее белье», и «трахалась с кем попало. Причем много — все время».
«Я лучше выдам тебе всю подноготную Селины… самые чувствительные места», — он решил довериться читателю, прежде чем весело прочитал ей лекцию, что существует прямая связь между изнасилованием и ее летним гардеробом!
Я перестала читать и озвучила свои мысли Киту.
— Ты женоненавистник?