— Валери. Валери Перлман.

— Расскажи мне о ней, — тихо попросила я.

— Многие парни утверждают, что они круче, чем женщины военные, но когда дело доходит до сути, они даже в подметки не годятся таким женщинам. Многие не могут избавиться от ощущения, что им придется каким-то образом прикрывать или компенсировать их физическую силу. Ведь невозможно избавиться от факта, что женщины физически слабее мужчин.

Кит фыркнул.

— Эти парни просто никогда не встречались с Валери Перлман. Черт, эта женщина давала фору всем нам, парням. Она была намного жестче, намного круче. Короче она чуть ли не уделала нас всех! Независимо от пристрастий я бы исчез после моего первого похода вместе с ней. Она была, черт, она была что-то с чем-то. Нет слов, она была самым храбрым человеком, которого я когда-либо встречал, либо самым глупым, и к концу похода она стала для меня сильнейшим союзником.

— Что с ней случилось?

— Валери была убита боевиками в ходе операции в Мосуле, — тихо ответил он.

Я втянула носом воздух. Вот еще одна жизнь, которую так рано отняли.

— В тот день было убито еще трое моих приятелей, но Лера... она была единственная, кто сам выбрал смерть.

Я услышала его тяжелый вздох.

— Мы не должны были туда идти. Но нас отправили именно туда из-за неверной информации. В здании никого не было. Я понял, что это ловушка прежде, чем мы вышли из него, но другого пути вернуться назад не было. Мы уже были на половине дороги, когда прямо в центр нашей группы приземлилась бл*дь граната. Мы разбежались, но мой ботинок зацепился за что-то в земле. Я стал падать. Валери повернулась, посмотрела на меня и... — Кит глубоко вздохнул. — Бросилась на гранату.

— О, Боже! — прошептала я.

— Господи, Лара. Я всего лишь споткнулся. Обо что-то на дороге, может о корень дерева и упал. А Валери умерла. — Он испустил горький смех. — Кто-то однажды сказал, что жизнь — это череда несчастных случаев, приводящих к смерти.

— О, Кит, я так сожалею, — спокойно произнесла я.

В комнате повисли его прошлые воспоминания. Я чувствовала, что он с трудом сдерживается. И я ничего не могла поделать, поскольку слезы струились у меня по щекам.

Кит встал и прошелся по комнате раз, другой.

— Вау, мы бултыхнулись здесь в серьезное дерьмо.

Я не знала, как реагировать, поэтому сказала первое, что пришло на ум:

— Я могу тебе увидеть?

Кит тут же остановился.

Я протянула руки.

— Могу я... могу я дотронуться до твоего лица? Я все время интересно, как ты выглядишь.

— Почему сейчас?

— Я бы хотела увидеть лицо человека, в доме которого проведу ночь.

Он, словно замороженный, стоял посредине комнаты, а потом сказал:

— Валери спасла мне жизнь, приняв на себя основной удар взрыва, но не весь. У меня остались ужасные шрамы, Лара. — Он казался настороженным и отстраненным, словно ожидая, что я откажусь дотрагиваться до него.

— А разве не у всех так? Твои просто более заметны, чем у большинства людей, — тихо ответила я.

— Ты прямо как психолог.

Я молча опустила голову, смутившись, что попросила его о столь личном. Я никогда раньше не совершала ничего такого, настолько смелого.

Потом я услышала, как он подошел ко мне. Шаги были тихими, но решительными. Он опустился на колени перед диваном.

— Я позволю тебе увидеть мои шрамы, если ты позволишь мне увидеть твои глаза.

Я сняла очки и положила их на колени.

— У тебя совершенно нормальные глаза. Почему ты их прячешь? — в его голосе слышалась теплота, его голос стал каким-то глубоким.

— Отец купил их мне. Думаю, он боялся, что кто-нибудь скажет что-то оскорбительное о моих глазах.

— Оскорбительное? — удивился он. — Они такие, — он помолчал, — привлекательные. Они такие прекрасные, как молочно-голубой мрамор. Когда ты приходишь ко мне, мне бы хотелось, чтобы ты не надевала очки.

Я молча кивнула. Никто никогда не говорил мне, что мои глаза красивые. Даже мама, а я знаю, никто не любил меня больше, чем она.

Он взял мои руки в свои, его руки были теплыми. Медленно он поднял наши руки к своему лицу, ко лбу. Кожа у него на лице была еще горячее, чем его руки, как будто он покраснел.

Осторожно, я пробежала кончиками пальцев по его горячей коже. У него был широкий лоб, гладкий. Прямые, шелковистые волосы падали на него. Брови были густыми, нос большой с горбинкой. Возможно, был когда-то сломан. Его ресницы были удивительно короткими и острыми. На щеках была вечерняя щетина. А его губы были потрясающе мягкими и полными, особенно нижняя губа, и шрамы — я обнаружила их на левой стороне лица. От внешнего угла глаза тянулись вниз к подбородку. Они были гладкими и выпирающими, как бы выгравированные болью и страданием. Я была очарована ими, слегка их очерчивая одним пальцем.

Сначала Кит вздрогнул, как только я коснулась их, но я обхватила его лицо своими руками.

— Тебе идут шрамы. Человек, живущий сам по себе, на краю горы, должен иметь такое лицо, — сказала я. — Они похожи на историю твоей жизни, написанную у тебя на лице, на языке, который только ты можешь понять.

Наступила долгая минута молчания, потом он произнес:

— Ты так говоришь, словно они прекрасны.

— Они не прекрасны. Ты прекрасен.

Я почувствовала, как под моими руками у него напряглась челюсть. Потом он положил свои руки на мои.

— Спасибо, но это не правда. Я весь в рубцах и совсем непривлекательный человек. Мною можно пугать маленьких детей, — сказал он.

Я отрицательно покачала головой.

— Нет. Ты ошибаешься.

Между нами пульсировало что-то дикое и импульсивное, и не знаю, что меня дернуло, но я наклонилась вперед и прижалась своими губами к его губам.

Кит резко выдохнул и моментально отпрянул. В ту же секунду я поняла, что, возможно, неправильно истолковала эмоции между нами. Скорее всего, я совершила ужасную, самую ужасную ошибку. Жар опалил мне лицо, я открыла рот, чтобы извиниться, но воздух вокруг пришел в движение и на меня налетели губы Кита. Он обхватил меня своими большими руками за плечи и притянул к себе.

Он был настолько осторожен, даже нерешителен, словно боялся, что может меня сломать. Его щетина прижалась к моему подбородку, напоминая о том, насколько он весь мужской. Мне вдруг захотелось потрогать все его тело, а не только лицо. Я заскользила рукой вниз по его груди, и этого оказалось достаточно, чтобы он потерял контроль.

Его язык вторгся в мой рот, безжалостно, требовательно и нетерпеливо, украв мое дыхание. Его руки запутались в моих волосах. Он сжал их в кулак и стал аккуратно, а потом сильнее наклонять мою голову назад, чтобы углубить поцелуй. Чем больше он возбуждался, тем сильнее я ему отвечала, пока мы оба не оказались на диване, лежа друг на друге, со страстью целуясь, невозможно было сказать, где из нас заканчивался один и начинался другой.

Кит терся об меня своим телом, сначала один раз, потом второй. Я чувствовала его эрекцию, выпирающую и горячую сквозь нашу одежду. Потом я услышала его стон, исходивший из глубины груди. У меня так сильно заколотилось сердце, что его стон я почувствовала всем своим телом, особенно в центре внизу, я почти таяла вся изнутри.

Вдруг он резко отодвинулся.

Я лишилась его тепла, отчего мне стало холодно, в прямом и переносном смысле. Я села и потянулась к нему, но он нежно поймал мои руки и опустил их мне на колени.

— Мы не должны, — жестко произнес он.

— Почему? твою спросила я, мой голос совершенно был не похож на мой обычный голос, в нем слышалась похоть и смущение.

— Тебе просто придется поверить мне на слово, я не должен, — пробормотал он.

Я отчетливо услышала железные нотки самоконтроля в его голосе. Он поднялся на ноги и зашагал прочь, его шаги были громкими и быстрыми, как будто он хотел убежать от меня. Потом он остановился в дверях.

— Я приготовлю тебе постель.

И ушел. Я слышала, как он бежал по лестнице через две-три ступеньки, в то время, пока я ошарашено сидела на диване.

Что за, черт побери, только что произошло?