Когда я просыпаюсь, все мое тело так болит, что мне хочется накрыться одеялом и зарыдать, но я прикладываю над собой усилия этого не делать, потому что мама лежит рядом и не сводит с меня глаз. Моя мама непорочная, как белый лебедь. У нее черные волосы и голубые глаза, как и у меня. Она прекрасная, за исключением одного темного зуба и когда-то сломанной челюсти, поэтому ее рот выглядит немного перекошенным.

Она сломала челюсть, когда ударилась лицом о дверь еще до того, как я родился, и зуб потемнел, когда она упала с лестницы. Она говорила, что это случилось как-то вечером, когда она уже была мной беременна. Мама сказала, что ей несказанно повезло, поскольку она потеряла зуб, а не меня. Она объяснила, что могла бы упасть прямо на живот тогда. Я дотрагиваюсь до ее рта и понимаю, что темный зуб исчез, также, как и мой передний зуб, который у меня выпал.

— Ты жива, — удивленно говорю я и касаюсь ее распухшего лица.

— Конечно, — улыбается она.

— Мама зуб! — задыхаюсь я, как только вижу дыру, когда она улыбается.

— Выпал, — задорно говорит она. — Я рада, он был гнилым. — Она проталкивает язык через образовавшуюся щель. — Он спас меня от похода к стоматологу.

— Больно? — с беспокойством спрашиваю я.

— Нет. Ни капельки.

Я дотрагиваюсь до ее разбитой губы.

— Больно?

— Нет. Иногда все выглядит хуже, чем есть на самом деле.

— Мы должны наложить повязку.

— Нет, — со смешком отвечает мама.

Я смотрю на нее удивленно.

— Ты уверена? Выглядит так, словно очень больно.

— Да, уверена. Ты же знаешь, я никогда не лгала тебе.

Я согласно киваю. Это правда. Мама никогда не врет.

— Где папа? — шепотом спрашиваю я.

Ее голубые глаза наполняются грустью.

— Он ушел.

— Он ушел на работу? — мой папа работает сверхурочно. До несчастного случая, когда он повредил голову, и врачи поставили ему в затылок металлические пластины, он и раньше уходил из дома на несколько дней. Мама говорит, что он работает на правительство. Она говорит, что его работа секретная, как у Джеймса Бонда, поэтому мы никогда не знаем, куда он отправился. Все мои друзья боятся моего отца. Их родители улыбаются мне, но я вижу, они всегда нервничают, когда я прихожу к ним в дом.

— Да, думаю, да, — тихо отвечает мама.

— Он все еще злиться на меня?

— Ах, мой дорогой, любимый Александр, он не злиться на тебя.

— Думаю, что злиться. Он думает, что я трус, раз плакал. Я старался не плакать, но ничего не мог с этим поделать, — слезы опять накатывают на глаза, и я опять предпринимаю усилия, чтобы они не пролились.

— Ты не трус, а моя маленькая звезда. Ты храбрее, чем большинство людей, которых я знаю.

— Правда?

— Абсолютная правда.

— Но папа так не думает.

— Папа очень любит тебя и хочет, чтобы ты тоже был великим бойцом, как и он, но иногда он просто не может себя контролировать. Он становится сам на себя не похож. Это стало происходить после несчастного случая, который так отразился на нем. Помнишь, я рассказывала тебе.

— Да, помню.

— Когда-нибудь ему станет лучше. Вот увидишь, — говорит она.

— Надеюсь.

— Я знаю, что так и будет, — с жаром отвечает она.

— Прости, что он обидел тебя. Это все из-за меня.

— Он не обидел и здесь нет твоей вины. Никогда не говори так, — мама мягко улыбается.

Я киваю.

— Мама…

— Да, любовь моя.

— Может, мне еще не стоит тренироваться. Возможно, стоит подождать, пока папе не станет лучше?

Слезы заполняют ее глаза.

— Прости, дорогой, но ты должен будешь тренироваться. Ты — настоящий мужчина. Папа будет ждать тренировок. Но они будут только раз в неделю, может два, и будут гораздо лучше. Я обещаю.

Она ласково дотрагивается до моих ребер, я задыхаюсь от страшной боли.

Она быстро убирает свою руку.

— Неужели я причинила тебе боль, lyubov moya?

Я отрицательно качаю головой.

— Нет, мама, ты никогда не причинишь мне боли.

Мама сжимает губы вместе и смотрит на меня с грустью, мне хочется обернуть ее в вату и спрятать в каком-нибудь месте, где никто никогда не сможет найти.

— Давай мы вместе сыграем на пианино, — вздыхает она.

Медленно, с трудом и очень медленно, поскольку у меня все ужасно болит, я поднимаюсь с кровати, мы вместе поднимаемся. Она протягивает мне руку, я кладу свою. Мне даже трудно сделать вдох полной грудью. Мы идем на выход из комнаты, и я обращаю внимание, что она хромает.

Я останавливаюсь и с тревогой смотрю на нее.

— У тебя что-то с ногой?

— Нет, lybo moya. Ноги совсем обленились, видно еще не проснулись. У меня ничего не болит.

— У меня тоже, мама. У меня тоже ничего не болит.

Мы вместе садимся за рояль, мама поворачивает ко мне голову.

— Что будем играть?

— Ты выбирай.

— Давай, сыграем что-нибудь веселое?

— Да, давай.

— Как насчет «Весенний Вальс» Шопена? — с радостью предлагает она.

— Хорошая вещь.

— Готов?

— Да.

Мы начинаем играть, и музыка наполняет воздух и своими вибрациями проходится по всему телу. Музыка такая красивая, что слезы катятся у меня по щекам. В этот раз мама не плачет. Потом мы продолжаем играть веселые пьесы и плачем, бесконечно плачем. Мы позволяем себе плакать, потому что музыка объединяет меня и маму своей красотой. Музыка очень красивая. Так мы позволяем себе высказать друг другу то, что не в состоянии сказать наши губы.

Слушай...