Я бойко стучу костяшками пальцев в дверь кабинета. Я уже не чувствую себя нервной или испуганной, какой была в тот раз, робко стучась в его дверь. С Дейзи все в порядке, и я уже знаю все шаги этого танца. Возможно, даже с закрытыми глазами.

— Войдите, — слышится голос Зейна из-за двери.

Распрямив плечи, я толкаю дверь вперед, и черт побери, блины, переваривающиеся у меня в желудке, делают кульбит. У него влажные волосы, и на нем одета рубашка топленых сливок, которая открыта и оголяет его сильную шею. У меня перехватывает дух от его грубой мужской силу, просто волнами исходившей от него. Я останавливаюсь, не в состоянии двинуться.

— Доброе утро, — произношу я, внешне выглядя совершенно спокойной, но внутри у меня полный возбужденный бардак.

Он не тратит времени на обмен любезностями.

— Твоя киска голая под платьем? — первое, о чем он меня спрашивает.

Черт бы его побрал. Если он хотел поставить меня в тупик, то ему это удалось, причем с лихвой. У меня безусловно учащается дыхание, и мне кажется, оно становится слышно даже ему.

Вопросительно он приподнимает одну бровь.

— Эмм… нет.

— Снимай трусики. Ты не должна носить трусики, пока находишься в этом доме, или когда идешь куда-то со мной.

Мои глаза расширяются. Что за черт? Ну, и высокомерие!

— А когда у меня месячные? — едко спрашиваю я. — Я просто слегка переживаю за твою мебель?

— Я не помню, чтобы запрещал пользоваться тебе тампонами.

Единственно, как я могу себя защитить, это смотреть на него презрительно и пренебрежительно, пока снимаю трусики и сжимаю их в кулаке.

— Ну, если тебе все равно, я буду чувствовать себя более защищенной в определенном плане в трусиках в свой определенный период.

— Мне не все равно, — с пафосом заявляет он.

Властный ублюдок.

— Почему ты об этом беспокоишься? У нас же не будет секса в этот период? — бросаю я в ответ.

— Откуда у тебя создалось такое впечатление, что мы не будем заниматься сексом? — выдавливает он.

Я отхожу на шаг назад.

— Что?

Он дьявольски улыбается.

— Моя Далия, только не говори мне, что у тебя никогда не было секса во время месячных.

— Конечно, нет, — надменно отвечаю я.

— Тогда ты упустила кое-то особенное. Даже кобель чувствует, когда у женщины идут месячные, потому что ее гормоны сходят с ума. Она похожа на фитиль. Одна маленькая искра, и она воспламениться, как адский костер.

Мое сердце получает удар. Это настолько далеко от того, что я привыкла видеть в мужчинах.

— Иди сюда, — ненавязчиво приказывает он.

Я подхожу к его столу и смотрю на него сверху вниз. Сердце сильно колотится, поскольку тело реагирует на него. На самом деле это невероятно, как мое тело начинает реагировать на него, стоит ему появляется в зоне моей видимости. Словно он уже дотрагивается своими пальцами до моей спины и скользит ими вниз. Каждая, проведенная с ним минута, наполнена сильным волнением, возбуждением и трепетом от предвкушения. Я никогда бы не поверила несколько месяцев назад, что за короткое время познакомлюсь с чем-то настолько диким и сумасшедшим.

Он наклоняет голову.

— Сюда, — хладнокровно приглашает он.

Однако, я должна признать, меня действительно не волнует, что он рассматривает меня как шлюху. Иди сюда. Ноги вверх. Раздвинь ноги. Я стискиваю зубы, но повинуюсь его команде и обхожу вокруг стола.

Он откатывает от стола свое кресло, сделав свободным большое пространств.

— Садись прямо передо мной, — выдает он.

Я мельком смотрю на его рабочий стол, облизываю нижнюю губу и спрашиваю:

— А ты не хочешь убрать эти документы сначала?

Он даже не шелохнулся.

— Нет.

— Ты хочешь, чтобы я их передвинула?

— Нет. Я хочу, чтобы ты выполнила мою команду, — говорит он с изысканной вежливостью.

Тьфу. Он заслуживает погибнуть ужасной смертью. Я встаю между ним и столом, и подпрыгиваю на гладкую поверхность. Невольно я быстро опускаю глаза вниз на его промежность — жесткий и заметно выпирающий под дорогой тканью брюк. Я тут же поднимаю глаза, он смеется холодно.

— Ты не пришла ко мне вчера, — мягко говорит он.

— Я… э… я… опьянела.

— Я слышал, — его глаза светятся обещанием и опасностью, мне нравится, это похоже на намек чего-то ужасного страшного и непостижимого. От этого я плохая девочка?

Пульс сильно учащается.

— Ну, ты же оставил шампанское в очень доступном месте, — объясняю я.

— Верно, — признается он.

— При том состоянии я могла бы что-нибудь сделать, — заключаю я.

Он берет мою правую лодыжку своими теплыми руками. Его прикосновение, как раскаленный шип, но я не дергаюсь и не реагирую. Я удерживаю ладони, словно они намертво приклеились к поверхности стола, по обе стороны от себя. С насмешливой улыбкой он снимает туфлю, она падает на пол. У него появляется полуулыбка.

— Да?

Это полуулыбка превращает мои внутренности в кашу, я даже чувствую, как лицо начинает краснеть. Его руки на моей лодыжке заставляют меня трепетать.

— Да, — хрипло шепчу я.

Он снимает с меня вторую туфлю.

— Например? — мурлычет он.

Господи! У меня мозги совершенно расплавились.

— Не знаю. Ну, наверное, невероятный минет.

Что-то мелькает в его глазах, он роняет туфлю.

— Это пригодится на будущее, но боюсь, мы русские ценим честность и держим свое слово. И если мы говорим, что будем где-то через час, мы обязательно там будем.

Я задумываюсь буквально на несколько секунд.

— Мы, американцы, тоже. И именно поэтому я сижу на этом гребанном столе без трусиков.

Он смотрит на меня пожирающими глазами, как будто я еда или добыча. Мне согревает сердце, что он услышал от меня, что американцы держат свое слово тоже.

Я соблазнительно улыбаюсь.

— Хммм… а еще я где-то слышала, что ты съел собственное сердце, — пусть знает, что я так легко не сдамся.

Он взрывается смехом, который просто льется из него, как масло из банки. Ровный, переливающийся, ослепительный.

— Ты не должна слушать сплетни, моя Далия. А теперь будь умницей, раздвинь ноги. Я хочу тебя трахнуть.

Я облизываю сухие губы.

— Вот так запросто?

— Э-э… да.

— И это всегда будет именно так?

Он удивленно поднимает брови.

— Как так?

— Так без эмоционально.

Он обдумывает.

— Думаю, да.

— Почему? Почему это должно быть настолько без эмоционально и безразлично?

Он плавно поводит плечами.

— Потому что мне так нравится.

Я тяжело сглатываю.

— А может потому, что ты боишься? — шепотом спрашиваю я.

Секунды проходят как-то оглушающе. Его глаза опасно поблескивают, и я вижу в глубине что-то чертовски адское, но вдруг он смеется.

— Боюсь чего, крошка? — мягко спрашивает он.

— Испытывать чувства.

— Чувства к тебе? — издевается он.

Я контролирую выражение своего лица, пытаясь не показать ему свое смущение.

— К любой женщине, — выплевываю я.

Он смотрит на меня с любопытством, явно заинтригованный.

— Что будет для тебя не настолько… без эмоционально?

— Может, если мы поцелуемся?

Выражение его лица не меняется.

— Давай. Поцелуй меня.

Я наклоняюсь вперед и тут же запах его одеколона окутывает меня. Пьянящий. Я опускаю руки на его широкие плечи, словно каменную мышечную массу. Приближаюсь к нему, его губы становятся все ближе. Черт, ну почему он такой шикарный?

Мое сердце бьется так громко, что он наверняка слышит его стук. Затаив дыхание, я тянусь в сторону его шеи, его тело становится абсолютно зажатым. Я чувствую пальцами, как напрягаются его мышцы и становятся совсем жесткими. Это не совсем та реакция, которую я собиралась получить в ответ, но по крайней мере, он хоть как-то реагирует, пусть и таким образом. Я утыкаюсь носом в бешено пульсирующую вену и нежно целую ее. Мягко, как невинный шепот бабочки.

Отодвинувшись от яростно бьющегося пульса, я прислоняюсь лбом к нему. Я поднимаю руки, чтобы взять его лицо в ладони, на ощупь его кожа похожа на шелк, я чувствую его тепло. Мои губы прислоняются к его, дыхания перемешиваются.

Смело настолько, как ягненок приближается к льву, наши губы соприкасаются.

Его губы мягкие и полные, на вкус пахнут кофе и чем-то завораживающим. Наслаждаясь его вкусом, я мягко и с намеком… углубляю поцелуй. Все мое тело наполняется теплом и эйфорией, от корней волос до кончиков пальцев на ногах. Тепло сочится прямо в сердце. О, Боже! Сколько времени прошло с тех пор, когда я чувствовала нечто такое? Тлеющий жар закручивается глубоко внутри.

И вдруг я понимаю.

Он не целует меня в ответ.

Я немного отстраняюсь назад, прекрасное тепло внутри меня испаряется, как туман в лучах утреннего солнца. Он остается до сих пор таким же зажатым и не отвечает на мой поцелуй. Я поднимаю взгляд и смотрю ему в глаза. Они смотрят на меня, как красивые, безжизненные камни.

— Теперь мы можем сделать то, что хочу я? — спрашивает он.

Это как пощечина. Он намеренно поставил меня в унизительное положение. Я опускаю руки и отстраняюсь от него подальше. Моя гордость смертельно ранена, внешне я в ярости.

— Думаю, к концу я возненавижу тебя, — ядовито выплевываю я.

— Снова ты об этом. Эмоции, — насмехается он.

Я сердито гляжу на него. Боже, я никогда не встречала такого мужчину, который бы вызывал у меня такое бешенство. Я хочу, расцарапать ногтями его наглую самодовольную рожу, и добавить еще один шрам к тому, что уже есть.

Совершенно спокойно он хватает мою блузку и разрывает. Пуговицы летят во все стороны.

— Какого хрена ты делаешь? — со злостью протестую я, автоматически прикрывая грудь руками, несмотря на то, что он уже видел мою голую грудь.

— Когда я рядом с тобой, мне всегда хочется сделать одно… изнасиловать тебя.

— Что, великому Зейну необходимо применять силу, принуждая женщину? — поддразниваю я его.

Его глаза поблескивают, кажется смешинками.

— Думаю, мы оба знаем, что тебя не нужно принуждать.

— Я согласилась добровольно, но теперь я передумала. Ты холодная бесчувственная скотина. Я не знаю, что я вообще в тебе нашла. Я больше не желают в этом участвовать. Вот так.

Он смеется, звук какой-то жесткий, совсем отличается от предыдущего его смеха.

— Похоть и страсть, фонтанируют и бьют через край, американская лиса. Ты не можешь просто так от этого отказаться.

— Ну, так я только что сделала это, — холодно говорю ему.

Он злобно улыбается.

— Тогда ты не будешь возражать, если я проведу эксперимент?

Я подозрительно смотрю на него.

— Что ты собираешься делать?

— Если ты не потеряешь голову в течение двух минут, то сможешь уйти из этого дома и никогда не возвращаться.

Я от удивления широко раскрываю глаза.

— Что?

— Ты слышала, — рычит он.

Две минуты. Я смогу продержаться две минуты, я не в таком отчаянном положении. Предупрежден значит вооружен. Я смогу сделать так же, как и он. Неважно, что я внутри чувствую, я останусь холодной и без чувственной. Бросаю взгляд на часы.

— Время пошло.

Он смотрит на свои часы.

— Не то чтобы я не доверял тебе. Но все же…

— Конечно, нет, — с кислой миной говорю я.

— Мое время, — говорит он.

Я выдавливаю:

— Так же, как и мое.

Вальяжно он расстегивает застежку спереди на моем бюстгальтере. Грудь тут же вырывается наружу, и к сожалению, мои соски уже стоят. Я делаю глубокий вдох и украдкой смотрю на часы — прошло семь секунд. Он берет грудь в руки и аккуратно начинает мять.

Я натянуто улыбаюсь, а он самодовольно смеется.

Случайно, мой взгляд опускается на запястье. Двадцать секунд. Он наклоняет свою темную голову к моей груди и захватывает губами сосок, словно горячий бархат! Его рот такой горячий и коварный, что я ощущаю ток, идущий прямиком вниз к моей промежности.

Дерьмо. Мне нужно найти способ абстрагироваться от него.

Я закрываю глаза и пытаюсь вспомнить эту ужасную рукопись, которую начала читать утром. Там все началось с секс-сцены, которая была настолько смешной, что явно заслуживает какой-нибудь турецкой награды. Девочки, я так хохотала…

О, Боже! Зейн прихватил сосок зубами. У меня вырывается стон и пытаясь его сдержать, я начинаю покашливать, словно у меня запершило горло. Он отрывается от груди, и этот ублюдок довольно хмыкает. Он думает, что такой крутой. Кто-то же должен сказать ему — смеется тот, кто смеется последний.

Его рука начинает двигаться вверх по моему бедру и, какого черта? Мои ноги, словно живут своей собственной жизнью, раздвигаются, предоставляя ему полный доступ. Я опираюсь ладонями за спиной и закрываю глаза. Делаю глубокий вдох. Если он может противостоять мне, то я тоже могу противостоять ему. Не зря же моя фамилия Фьюри. (Fury фамилия, по англ. Ярость)

Один палец входит в меня. Ох, мой. Бог. Сейчас должно быть прошло уже около минуты. Он помещает другой палец, начиная кручить большим пальцем вокруг клитора, словно акула убийца. Черт, но мне так хорошо.

У меня начинает кружиться голова, непроизвольно бедра поднимаются вверх, немного, но безусловно, поднимаются. Что-то внутри живота, будто плавиться. Ох, черт. Пульсирующее желание в моей киски становится просто нестерпимым. Я не выдержу этого, похоже, для меня это слишком много. Нет. Нет. Нет. Я не собираюсь… кончать. Черт с ним. Я не кончу. Я не должна кончать. Ох, нет…

— Не хочешь отпустить себя, маленький лисенок? — издевается он.

— Нет… черт… не назы… меня… мале… Ох.

Мир начинает закручиваться в спираль. Кожа покалывает, голова непроизвольно откидывается назад и кровь приливает к мозгу. Я теряю самообладание в оргазме, начиная яростно кричать. Реальность медленно покачивается. Огонь внутри опадает, и я возвращаюсь в эту комнату с небесно-голубым потолком. Мне так хорошо. Я смотрю на него, встречаясь с его острым взглядом.

Он снисходительно приподнимает брови.

— Немного скромности тебе бы не повредило, — заплетающимся языком говорю я.

— Интересно, как бы ты запела, если бы выиграла.

— Не могу сказать.

— Ну, мы никогда не узнаем, — говорит он небрежно, и толкает меня вниз на спину.

Бумаги и ручка впиваются мне в тело. Я закрываю глаза и слышу металлический звук расстегиваемой молнии. Новое желание поднимается у меня в животе. Я хочу почувствовать его внутри, и он знает об этом. Он хватает горячей, грубой рукой мою голую задницу и притягивает меня к себе. Он разводит мои ноги и вставляет свой член, растягивая меня. Я задыхаюсь, чувствуя себя настолько наполненной.

— Ты чертовски тугая, — рычит он, его дыхание неровное со свистом, глаза, плавящееся угли.

Он начинает двигаться — жестко и медленно, затем все быстрее и быстрее. Его сильные удары заставляет затаить дыхание, тело самом по себе выгибается и дергается от движений на его рабочем столе. Черт возьми, это не человек, это демон. С громким ревом, дрожа всем телом, он кончает. Его семя перемешивается с моими горячими соками.

Он остается внутри меня на несколько секунд дольше. Потом выходит, я поднимаюсь, пытаясь привести себя в порядок. Как только он натягивает брюки и застегивает, я встаю со стола, надеваю свой бюстгальтер и поднимаю туфли. Молча я направляюсь к двери.

— Кстати мне не нравится, как ты одеваешься.

Наглость этого мужчины просто не знает границ. У меня температура подскакивает от его слов, я оборачиваюсь и смотрю на него уничтожающим взглядом.

— Ной пригласит тебе личного стилиста, он знает кого, она подскажет тебе правильное направление. Скажи ей, что тебе нужен целый гардероб — вечерние платья, пляжная одежда, повседневная. Полный список.

— Да, сэр.

— И что-нибудь на вечер. Я приглашаю тебя на ужин.

Я не отвечаю. Пусть это будет мой маленький протест.

Зейн

Я вытряхиваю сигарету из пачки, зажигаю и делаю глубокую затяжку. Никотин заполняет легкие, поворачиваюсь лицом к окну. Открывающийся вид самая моя любимая часть сада. Никто не заходит сюда, кроме моего японского садовника, Акио. Большинство людей, которые стоят у окна, видят кучу наваленных валунов, кустарник и камни, но, если бы они вгляделись, действительно вгляделись в этот вид, они увидели бы истинную красоту.

Они увидели бы водопад.

Они увидели бы не только валуны и расположенные камни, а как вода низвергается через кустарник. Иногда я наблюдаю, как Акио работает, настолько скрупулезно и с любовью разгребает мелкую белую гальку по дорожкам, словно причесывает волосы своей любовницы. Следы от зубьев, оставленные его граблями, безупречно прямые. Ни разу я не видел, чтобы он споткнулся, засомневался или был не уверен.

Его преданность к деталям впечатляет. Он наклоняется вниз несмотря на свой возраст, даже за самым маленьким камнем, укатившим не туда, который не может скрыться от его пронзительного взгляда. Он поднимает его и возвращает на отведенное ему место.

Для всего есть определенное место, и все должно быть на своем месте.

Я делаю еще пару затяжек и тушу сигарету. Пошло все на х*й. Она всего лишь камень, который лежит не надлежащем месте. Мне нужно вернуть ее назад, туда, где и есть ее место.

Она всего лишь маленькая киска, не более того. Голод пройдет, и чем скорее я это пойму свой тупой башкой, тем лучше.