3

Натан Лав держал в ладонях скульптурное изображение своей покойной жены. Долго он молча всматривался в нее, а затем положил на полку как раз на уровне глаз. Облик покойной был восстановлен по индонезийской технике, обеспечивающей предельное сходство. Мягкие женственные черты, маленький носик, выступающие скулы, раскосые глаза, пухлые губы, которые так мягко пропевали слова. При жизни это было удивительно выразительное лицо, заражавшее жизнерадостностью окружающих и полностью соответствовавшее мелодичному имени Мелани Лав.

Натан вышел на круговую террасу своего пустого дома, стоящего над морем в штате Вашингтон. Ледяной венец горы Олимпик сверкал на высоте 2400 метров, словно гигантский природный маяк. Наползший с моря туман с рассвета питал влагой секвойевые леса и рассеивался на склонах гор, тянущихся до Рочеза. Натан спустился на пустынный пляж, на который накатывал прибой. Первые лучи солнца отражались от поверхности океана, оттуда кое-где поднимались утесы, уже многие столетия противостоящие волнам. Никто не жил в этом медвежьем углу, зажатом между сырыми лесами, ледниками, бурливым океаном и обрывистыми горами. Никто, кроме тюленей, выдр и отшельника.

Натан Лав на слегка согнутых ногах повел бой с тенью, вышибая клочья тумана. Оставляя прихотливую цепочку следов на девственном песке, он достиг кромки прибоя. То были упражнения, чтобы мобилизовать энергию и отрегулировать дыхание. Погладив в последний раз холку лошади, приняв позу дракона и изобразив танец с лебедем, он сбросил с себя всю одежду, чтобы его тело слилось с природой. Он провел серию боевых упражнений, во время которых из-под ног у него летели песок и соленая вода, а затем вступил в покрытый пеной холодный океан, чувствуя, как ледяная вода электризует его. Всеми своими силами он сражался с волнами, с холодом.

Дойдя до состояния физического изнурения, он оставил ката, перестал принимать предписываемые правилами позиции, отключил условные рефлексы, позволив себе полную свободу движений. В легкие ему врывался ветер и доходил до самого хара в двух сантиметрах над пупком, и все тело его вибрировало от звучного дыхания, которое сделало бы честь моржихе.

Он достиг состояния мушин, отключения сознания.

Безмерное могущество Тихого океана очистило его от остатков токсинов, которые еще загрязняли его плоть и дух. Натан Лав, некогда жадно стремившийся столкнуться со злом, почти забыл о главном в этом мире. Его омраченная душа пренебрегала тем, что есть жизнь, ян, сакральное.

Очищенный, возрожденный, остуженный, вибрирующий в согласии со Вселенной, он вышел из воды с ощущением, что его дух и тело составляют одно целое с мировыми стихиями. Он обрел первородную энергию, ту, которую человек получает, появляясь на свет.

Он обрел ки.

В состоянии предельной концентрации, не обращая внимания на то, что тело хлещет холодный ветер с океана, он почувствовал опасность. Его третий глаз только что перехватил волну, создающую помехи его гармонии со Вселенной. Электрический сигнал мощностью в несколько милливатт. Вернее всего, от его компьютера, подключенного к Интернету. Это была его единственная связь с внешним миром.

Натан собрал одежду и не спеша возвратился в дом. Там он так же неспешно вытерся, надел хлопчатобумажный спортивный свитер и джинсы, съел плитку черного шоколада. После чего прошел в кабинет, где единственным предметом был ноутбук, стоящий на лакированном полу. Почтовый ящик, предназначенный для связи с ФБР, принял e-mail. Уже три года он прочитывал их послания, не отвечая. Три года – после того задания, которое стоило ему гибели жены. Он тогда порвал с государством и начал стирать свое «я». Его адрес был известен только, хотя и этого оказалось более чем достаточно, Лансу Максвеллу, человеку номер два в ФБР.

Он ввел свой личный код и стал ждать.

Когда-то Лав работал на ФБР, официально не числясь там; ему поручали сложные случаи, зачастую паранормального характера. В конце второго тысячелетия его неоднократно привлекали, чтобы обезвреживать серийных убийц, импульсивных гуру, лжемессий, ясновидящих, которые угрожали американскому, а следовательно, мировому порядку, и эти задания следовали одно за другим, не оставляя времени, чтобы очиститься от накапливающейся в нем грязи.

Он тронул несколько клавиш и прочел:

Буду у вас в 12.00.

Дружески

Ланс Максвелл

На этот раз босс собрался приехать лично, не дожидаясь ответа.

 

4

– Ну и как мир, Ланс? – поинтересовался Натан.

– Как червивое яблоко.

– Если яблоко червивое, его уже поздно лечить.

– Но можно срубить дерево.

Вставший на пути зла рыжий великан в безукоризненном костюме за тысячу долларов, Ланс Максвелл был похож на ирландского борца-кетчиста с дипломом Гарварда. Он знал, что наступит такой день, когда он уговорит Натана Лава вернуться. Главное при этом – терпение и знание психологии. Обоими этими качествами Максвелл обладал в полной мере и в придачу к ним макиавеллизмом, граничащим с гениальностью. Но в течение трех лет глава оперативного отдела ФБР наталкивался на глухую стену. В течение трех лет он не переставал через Интернет предлагать своему внештатному сотруднику самые разные миссии, но все предложения оставались без ответа. И вот сегодня он впервые приехал к нему. Момент был выбран удачно, миссия тоже.

Максвелл давно был знаком с Лавом, еще с тех пор, как обратил на него внимание в организации частных детективов, которая обычно работала на ФБР. Десять лет сотрудничества сблизили их. Лав был лучший специалист по составлению психологического портрета, вдобавок он обладал поразительной проницательностью, чтобы не сказать – шестым чувством. В то же время был он интровертом, безликий, скрытный, гибкий, толерантный, и вполне мог уступить такому собеседнику, как Максвелл. Фэбээровец был уверен, что для успеха надо не рассусоливать, а брать быка за рога. И он был прав. Натан вылез из своего логова. Оставалось уговорить его согласиться подписать контракт. Такой же, как прежде. Главное, ничего не следует менять в ритуале.

Втиснутый в кресло самолета, который со скоростью девятьсот километров в час уносил их на Аляску, шеф оперативного отдела обдумывал, что он скажет Лаву, перелистывая папку с надписью «Совершенно секретно»; это уведомление всегда забавляло его точно так же, как запрет на предание огласке как минимум в течение шестнадцати лет. Ничто так не возбуждает любопытства, как меры, препятствующие его удовлетворению.

Натан Лав сидел напротив него, завтракал шоколадом, запивая его «Вирджиния-колой», и слушал перечисление убитых. Общим счетом пятеро. Убиты из пистолета в сверхохраняемом подземном помещении госпиталя в Фэрбэнксе. Настоящая бойня. Лабораторных крыс и тех не пощадили. Ну и список убитых тоже впечатляет. Доктор Гровен и доктор Флетчер, хирурги, получившие Нобелевскую премию за исследования регенерации нервных клеток; дипломированная медсестра Татьяна Мендес, которая прежде служила у одного американского дипломата; специальный агент Боуман. Что касается пятой жертвы, то сейчас проводится ее идентификация.

– Клайд Боуман? – переспросил Натан.

– Вот поэтому я сегодня здесь.

Лав не сумел скрыть своих чувств. Клайд Боуман, приписанный к федеральному агентству в Сан-Франциско, был его другом. Их обоих использовали для раскрытия трудных или паранормальных случаев. Им случалось иногда работать вместе. Тот факт, что оба они были полукровками, еще сильней связывал их. Натан подумал о жене Клайда, Сью Боуман, и двух их детях.

– Мне показалось, что ваша дружба с Клайдом будет куда более важным мотивом взяться за это дело, чем огромный гонорар, который мы вам заплатим. Натан, я хочу любой ценой взять сукиных детей, которые сделали это.

– Наверно, в Бюро для этой работы у вас есть кто-то поквалифицированней меня.

– Нету. Моих лучших агентов забрали, чтобы противостоять террористической угрозе. У нас даже дополнительно набрали триста лингвистов.

– Какой террористической угрозе?

– Вы что, не в курсе?

– Не в курсе чего?

– Идет война, джихад! Моджахеды подкладывают бомбы по всему миру. Рождество, магазины переполнены, транспорт трещит по швам, условия идеальные. Символ тоже. Потому что они не только против сионистов и неверующих, но и против крещеных, следующих учению Иисуса. Да, еще против транснациональных компаний. Так пользуйтесь, пейте «Вирджиния-колу», потому что скоро рынок заполнит «Мекка-кола».

– Что за сеть этим занимается?

– Аль-Каида, Саудовская Аравия, «Хамас», «Хезболла», исламский джихад, каиды городов, любой бездельник, которому фундаменталисты задурили голову. Приходится противостоять мутирующей системе, которая меняет форму, внезапно активизируется, так же внезапно исчезает, чтобы возродиться в другом месте, и неизменно преисполнена страстного желания резать глотки неверным в Америке. Но речь не о них. Весь этот исламистский бардак не мешает действовать другим преступникам.

– Если я влезу в это, я ни за что не отвечаю. Клайд был моим другом. Это затрагивает меня лично. Вспомните, какой разгром был учинен, когда дело коснулось Мелани.

– Не вы ли мне повторяли, что человек, ринувшийся в авантюру, вынужден совершать какие-то ошибки, чтобы быть безошибочным?

– Смотря какие ошибки.

– Квалифицированней вас для розыска убийц Боумана никого нет.

– Мои методы слишком опасны. И у меня не будет поддержки закона.

– Да, разумеется, в регламенте они не прописаны. И потому они так эффективны. Боуман и вы – единственные, кто способен реально влезть в шкуру убийцы или жертвы. Теперь у меня остались только вы.

– Чем Клайд занимался на Аляске?

Максвелл напрягся, как теннисист, получивший подачу, после которой он выиграет сет.

– Он расследовал исчезновение в Сан-Хосе шестнадцатилетнего аутиста и его шестилетней сестры, Томми и Джессики Броуден. Видимо, расследование привело его на Аляску. Наш агент в Фэрбэнксе сотрудничал с ним в расследовании этого дела.

Натан взглянул в иллюминатор на облачное небо. Какой нелепый этот мир внизу. Реальный мир, сотворенный Богом, или фиктивный мир, сочиненный нашими органами чувств? Должен ли он согласиться опять копаться в грязи и позволить себе замараться? Как шесть миллиардов индивидуумов могут сосуществовать на такой маленькой площади? Когда человек исчезнет с поверхности Земли? Каким образом Клайд позволил себя убить в тщательно охраняемой лаборатории, притом что он предчувствовал любые повороты? И что он сам делает в этом самолете?

– Натан, вы слушаете меня?

«Нужно иметь иллюзии, чтобы преобразовать их в мудрость, полезную для другого». Ухватившись за эту идею дзен, он отломил дольку шоколада с девяностодевятипроцентным содержанием какао и уставился на Максвелла, который нервно говорил:

– Беда в том, что Боуман ничего существенного нам не сообщал. Отчеты, которые он посылал, крайне лаконичны. Очевидно, это дело было для него источником огорчений. То, что он не нашел брата и сестру Броуден, похоже, очень подействовало на него. Это даже отразилось на его семейной жизни. Его жена вам ничего не сообщала?

– Три года я ни с кем не разговаривал. За исключением Мелани.

– Вижу.

– Не думаю.

– Их брак выдохся.

– Дело обычное.

Максвелл, испытывая легкое замешательство, прокашлялся. Но тут же вернулся к теме разговора.

– Клайд склонялся к мысли о побеге.

– Двое детей убежали из Сан-Хосе на Аляску?

– Да, я тоже не очень представляю, как они умудрились преодолеть за месяц четыре тысячи километров и никому не попасться на глаза.

– Похитить одновременно двух детей очень непросто. А уж если это аутист и шестилетняя девочка, то это вообще головоломная задача. Разве что они знали похитителя.

– Разумеется, первым делом подумали об отце. Алан Броуден после развода утратил права на детей. Боуман отыскал его в очереди перед столовкой Армии спасения и сразу же исключил из подозреваемых.

– А почему это дело поручили ему?

– Клайд – крупный специалист в области детской психологии. Вы же знаете, это его конек. Тем более эти двое не совсем обычные дети. Вы сможете все найти в досье. Его назначили, чтобы он быстренько покончил с этим делом.

– Установили какую-нибудь связь между его смертью и этим расследованием?

– Априорно никакой связи нет.

Натан удивленно приподнял брови. Максвелл пролистал досье.

– Полгода назад заказ убить докторов Гровена и Флетчера был вывешен в Интернете… сектой, которая неизвестна нашим службам, а называется она… мм… Синто.

– По-японски, «путь богов», – перевел Лав.

– Ну да… секта проповедует следование законам природы, обычный экологический вздор, гармонию человека с окружающей средой. Синто ополчилась на клонирование, манипуляции с генами, а также на работы Гровена и Флетчера. Особенно ей ненавистен их проект «Лазарь», целью которого является оживление мертвых клеток. Если не положить конец этим исследованиям, законы природы будут попраны…

– Я в значительной мере согласен с этим.

– Но не до такой же степени, чтобы убить пятерых человек.

– Если это может спасти тысячи…

– Я вижу, вы солидаризуетесь с убийцами.

– Можно и так сказать.

– Оплата за эту… скажем так, фетву составляет по триста тысяч долларов за голову. Наши специалисты сейчас пытаются выйти на след сайтов, которыми пользуется секта, и убрать это послание как вирус из миллионов электронных почтовых ящиков.

– Виновные у вас уже есть. Зачем вам в таком случае я?

– Виновен тот, кто положил в карман шестьсот тысяч долларов. Послушайте, Натан, я хочу как можно скорее покончить с этим делом. И ничего не оставлять на волю случая. Каждая, даже самая маловероятная версия должна быть изучена. Необходимо раскопать прошлое каждой жертвы.

Максвелл дошел до конца папки с грифом «Совершенно секретно» и отхлебнул глоток сорокапятиградусного бурбона. Лав поставил стакан с напитком, обогащенным кофеином, откусил дольку шоколада, вытянул ноги, застегнул пиджак фирмы «Пол Смит» и раскрыл картонную папку. А это означало, что он берется за это дело и что аванс в пятнадцать тысяч долларов должен быть в течение двадцати четырех часов переведен на его счет в Уэллз Фарго.

– Я все хочу понять, как вам удается есть столько шоколада и не толстеть, – с завистью произнес Максвелл.

– Это черный шоколад. Без добавок. Его можно поглощать тоннами и не прибавить ни грамма.

Натан просматривал отчет ФБР. Он запоминал обстоятельства убийства, дату, время, место, погоду, общее описание места преступления, метод, использованный убийцами. Затем он перешел к характеристике жертв. Фрэнк Гровен и Уильям К. Флетчер оба были отцами семейств и лауреатами Нобелевской премии за работы по регенерации нервных клеток. Подлинное содержание проекта «Лазарь» осталось неизвестным, так как после убийства все сведения о нем исчезли. Натан отогнал образ Мелани, которая не имела отношения к этому досье, и перебрал несколько вырезок из прессы. Остановился он на данных Татьяны Мендес: 35 лет, мать из Техаса, отец мексиканец, медицинская сестра, специализировалась в нейрохирургии, получила диплом в университете Беркли. Выгнана из двух больниц за непозволительные сексуальные отношения с пациентами, стала персональной медсестрой экс-советника Рональда Рейгана, уволена спустя несколько месяцев за распущенность и отправлена к чертям собачьим на Аляску в ассистентки к Гровену и Флетчеру. На фото она была представлена на подиуме в возрасте девятнадцати лет с лентой «Мисс Беркли». Затем Лав быстро перешел к страницам, посвященным Боуману, и внимательно прочитал отчет о детях семейства Броуден.

В результате развода родителей Томми Броуден был помещен в психиатрическую клинику и разлучен со своей младшей сестрой Джессикой, которая осталась с их матерью Шарлиз, вскоре вышедшей замуж за Стива Гарриса, президента и генерального директора компании в Силиконовой долине. Их отец Алан Броуден стал алкоголиком и начал посещать католическую миссию в Окленде. Томми и Джессика пропали в воскресенье, 24 ноября. В тот день было сухо и солнечно. Мать заметила исчезновение дочери в половине первого дня, когда позвала ее завтракать. Никаких свидетелей. Никаких следов. Ни письма. Ни телефонного звонка. Через несколько часов оказалось, что Томми тоже исчез из психиатрической клиники. Натан перевернул страницу и принялся читать психологические характеристики родителей и обоих детей. Семья распалась, бездеятельная мать, интересы отчима: Интернет, доллары, индекс «Насдак»; отец, лишенный родительских прав, не в счет. А между этими взрослыми находится прочное ядро, состоящее из брата и сестры, дополняющих друг друга, как инь и ян. Томми с задержкой в развитии, но наделенный незаурядной физической силой, а его щуплая сестренка обладает острым умом. Прямо тебе Стейнбек. «Люди и мыши». Клайд уже почти месяц расследовал это дело. Выдержки из его отчетов не содержали ничего существенного, кроме уверенности, что беглецы отправились на север и что отец не имеет отношения к их похищению.

Натан захлопнул папку и поднял глаза на Максвелла, который спокойно прихлебывал виски.

– А пятая жертва?

Максвелл прочистил горло, продезинфицированное спиртным, и протянул:

– Простите?

– Вы упоминали о неидентифицированном трупе.

– Ах да… Это подопытный исследовательской группы. Пока еще мы не знаем, кто он, но именно ему досталось больше всего.

– От врачей или от убийц?

– От убийц. Они буквально изрешетили ему сердце.

– Ланс, почему вы так уцепились за меня? Я ведь все равно не поверю, будто у вас в конторе нет агента более способного, чем бывший вольный стрелок, уже три года находящийся не у дел.

Максвелл допил каплю виски «Джек Дэниэлс», остававшуюся на дне стакана, и пожал могучими плечами, словно ответ был очевиден.

– По причине необъяснимой причастности Клайда к этому делу. Никто не знал его так, как вы. За его присутствием на месте убийства и его смертью может скрываться какая-то серьезная интрига. И я предпочитаю, чтобы этим занялись вы, как в добрые старые времена. Все возможности ФБР будут в вашем распоряжении. И с нашей стороны каждая версия будет тщательно проверена специалистами. Опыт меня научил, что не стоит ломиться в первую открытую дверь. А также класть все яйца в одну корзину. – Максвелл изрек свои трехгрошовые метафоры и продолжил: – Я нуждаюсь в вашей интуиции и вашем шестом чувстве. Осмотрите место происшествия и составьте психологический портрет сукиных детей, совершивших это. Поставьте себя на место Боумана или любой другой жертвы, станьте на несколько минут убийцей, мне безразлично, что вы будете делать, главное, помогите мне продвинуться в расследовании. Кроме того, вы знакомы со всякими японскими штучками. Вам просто не будет цены при ликвидации синтоистской секты. В Фэрбэнксе наш агент копается в частной жизни убитых. По последним сообщениям, имелись мотивы, чтобы прикончить каждого. Уже составлен их список, и он такой же длинный, как тот, что составляет моя жена, когда отправляется за покупками.

– И каковы же они?

– Да обычные: деньги, секс, власть…

– Назовите мне хоть одного человека на свете, у которого не окажется поводов быть убитым.

– Мать Тереза.

– Она уже умерла.

– Послушайте, наш тамошний агент сообщит вам все гораздо подробнее, поскольку вы уже подписали договор.

– Начинать с изучения мотивов бессмысленно. Истинный мотив скрыт под кучей ложных поводов.

– И с чего же вы начнете?

– С выяснения, кто был мишенью. Только узнав подлинную цель, я смогу составить характеристику убийц. Не раньше.

– Оба врача занимали высокие места в рейтинге «Топ 5».

– А крысы?

– Что – крысы?

– Почему крыс убили?

 

5

Едва войдя в лабораторию Мемориального госпиталя, Натан Лав сразу понял, что тут прибрано. Максвелл заверил его, что полиция, проводившая осмотр, ничего не касалась, кроме тел. Все пять трупов перенесли в прозекторскую, а на пол уложили нумерованные листки, обозначающие, где находились жертвы и вещественные доказательства. Помещения, разделенные стеклянными перегородками, были битком набиты электрическими приборами, медицинской аппаратурой, компьютерами, микроскопами. Дверь вела в холодильную камеру, где на стеллажах стояли пустые бутылки, пузырьки и находились носилки. Справа от операционного стола высился штатив с видеокамерой «JVC», но без кассеты.

Первое дедуктивное заключение: убийца или убийцы – люди исключительно методичные.

Натан прошел в угол зала, чтобы расширить перспективу, запомнить все в деталях. Ему не нужно было составлять план места преступления. Следы, обнаруженные на крыше, свидетельствовали, что убийцы прибыли с неба, на вертолете. Учитывая метеосводку, они здорово рисковали.

Натан расширил круг поисков. Спецагент Боуман был убит в лифте, потом выброшен в коридор.

Второе дедуктивное заключение: Клайд был убит либо в первую, либо в последнюю очередь. Лифт – единственный способ выбраться отсюда. Если убийцы были последовательны, они, вне всяких сомнений, заблокировали его внизу на время налета. Таким образом, Клайд не смог бы вызвать его и напасть на них с тыла. А из этого следует, что Клайд был первой жертвой. А это значит также, что убийц сюда провел он.

Третье заключение: Клайд не опасался убийцы. Выходит, он знал его?

Во всяком случае, он ему доверял.

– Убийцы охотились не за Клайдом, – громко объявил Лав.

Максвелл нахмурил брови и принялся охлопывать себя в поисках телефона, который наигрывал мелодию из «Травиаты». Выслушав звонившего, он отключил телефон и поинтересовался у Лава:

– Что вы хотите сказать по поводу Боумана?

– Убийцы были превосходно подготовлены, действовали методично, на грани совершенства, и у них была абсолютно точная цель. Они забрали видеокассету и дискеты, уничтожили все жесткие диски и содержимое всех пузырьков и ампул, ликвидировали пятерых человек плюс трех крыс, все поставили на места и прибрали за собой. Их истинный мотив кроется где-то в этой массе элементов. Ну а что касается Клайда, то он позволил убийцам войти сюда.

– То есть это подтверждает, что мишенью были оба ученых. Все остальные просто оказались в роковой момент в роковом месте.

– Но чего ради здесь оказался Клайд? Что он искал? Что связывало его с перерождением нервных клеток?

– На этот счет в его отчетах нет никаких намеков. Зато известно, что проект «Лазарь» вызывал как ненависть, так и желание прибрать его к рукам. Секта могла одним выстрелом убить двух зайцев, ликвидировав обоих ученых и прихватив результаты исследований, которые стоят очень хороших денег.

Натан пребывал в недоумении. Чем должна была послужить эта бойня: прикрытием обычной кражи или ликвидации одной из жертв? Убийство десятерых человек увеличивает число подозреваемых в десять раз. Как часто массовые убийства устраивались лишь для того, чтобы убрать надоевшего супруга или опасного свидетеля! Эту драму накрывал туман, аналогичный тому непроницаемому туману, что окутывал в тот день Фэрбэнкс. Однако для начала было необходимо проверить след, связанный с версией причастности секты, за которую уцепился Максвелл.

– Всех присутствовавших в этой лаборатории связывал проект «Лазарь» и… подопытный… Кстати, где его тело?

– В прозекторской на третьем этаже. Нас там ожидает агент Нутак, которой поручено участвовать в расследовании.

– Я предпочел бы работать один.

– Она будет вам полезна.

– Я хочу сказать, что несколько минут предпочел бы побыть здесь один.

– Никаких проблем. Вижу, вас уже захватило. Относительно синтоистов я буду держать вас в курсе. А пока аналитики Бюро полностью в вашем распоряжении, а мне вы можете звонить в любое время суток на мой личный сотовый.

Максвелл жестом приказал выйти полицейскому из отдела науки, который продолжал искать волоски, чтобы разделить их на четыре части и извлечь ДНК. Он удалил также Скотта Малланда, шефа полиции Фэрбэнкса, который присоединился к ним с опозданием и открыл рот только однажды, чтобы сообщить: «Ну и дерьмовая же погода!»

Максвелл вручил Натану дубликаты ключей и повел всех в лифт.

– Подождите, я поднимусь с вами! – крикнул Лав.

– Я думал, вы…

– Я сразу же спущусь снова.

Высадив всех из кабины, Натан повернул ключ в противоположном направлении и, закрыв глаза, поехал вниз.

Боуман меня впускает. Он знает меня и ничего не опасается. Вот самое время.

Он поднял веки. Направил указательный палец на воображаемую цель, вышел из лифта, перешагнув через невидимый труп, остановился в конце коридора, там, где была убита Татьяна Мендес, вытянул палец в сторону незримой медицинской сестры, после чего осмотрелся.

Ученые выстрелов не слышали. Они отвлеклись от работы, чтобы принять меня. Они ждали моего визита. Сидят прямо напротив меня. То, что нужно.

От дверей зала он расстрелял обоих ученых, повернулся и с секунду стоял в нерешительности перед операционным столом и клеткой с крысами.

Последние пули для подопытных.

Человек или грызуны?

Оставшиеся в магазине патроны он разрядил в сердце лежащего на операционном столе. Но была еще одна, последняя цель. Натан взглянул на клетку, в которой полицейские обнаружили клочья трех крыс. Три выстрела, чтобы окончательно уничтожить исследования Гровена и Флетчера.

Никаких следов проекта «Лазарь».

Пять человек погибли друг за другом.

И убийца был всего один.

С каким-то дурным предчувствием Натан сконцентрировался, пытаясь воспроизвести дальнейшие действия убийцы. Его рука коснулась дефибриллятора, катетера, баллона с кислородом, хирургических скальпелей, всевозможных экранов, пультов, микроскопов. Все приборы и инструменты были выключены, были на своих местах, нигде ни пылинки. В баке для мусора находились только пластиковые стаканчики из-под кофе. Самая усердная уборщица не навела бы такой чистоты. Разве что оба ученых были маниакальными приверженцами порядка в лаборатории. Натан без всякой системы открывал ящики, содержавшие кучи бумаг и лекарства.

На столах ничто не привлекало внимания.

Лав, многократно осматривавший помещения, в которых побывали психопаты и серийные убийцы, отыскивал отнюдь не следы безумия, а свидетельства невроза навязчивых состояний.

Он повернулся к видеокамере. Ее объектив был направлен на операционный стол. Снимала ли она убийство? Или была нацелена на что-то другое?

На подопытного человека.

Натан приник глазом к видоискателю, стал менять фокусное расстояние. Пока не стала отчетливо видна пластифицированная текстура матраца, навел объектив на кровавое пятно.

Сменить кожу.

 

6

Лав улегся на операционный стол и уставился в объектив камеры. Он сконцентрировался на точке хара чуть пониже пупка, чтобы умерить дыхание, делал медленный выдох, потом короткий вдох, долгий выдох, неглубокий вдох, увеличивая промежутки между ними. Сердечный ритм замедлился, снизившись до тридцати ударов в минуту; появились сердечные перебои, мозг испытывал нехватку кислорода. Он погружался в глубину какого-то ватного, коматозного, бессознательного состояния, ежесекундно жертвуя тысячами нейронов.

На грани этого состояния бессознательности его почти угасший мозг вдруг оживился и начал подниматься из глубины несознания. На этом возвратном пути он встретился с Мелани. У нее было ледяное дыхание. Она призывала его пробудиться. За спиной у нее бушевало море, угрожая накрыть ее накатившим валом и стать для нее черной беспросветной могилой. Натан вздрогнул. Она поцеловала его и отступила. Как она была хороша с этой лентой, на которой написано «Мисс Беркли». У Мелани было лицо Татьяны Мендес. Медсестра медленно расстегивала халат, постепенно превращаясь в белокурую юную девушку с россыпью веснушек на лице. На мучительном пути пробуждения беспорядочно сталкивались воспоминания. Он стал чем-то наподобие губки, вбирая в себя все, что его окружало. И в том числе чьи-то чужие воспоминания, смешавшиеся с его. Остаточные, смутные, истаивающие воспоминания, которые излучал подопытный человек, лежавший на этом столе до него: красный самолет, летящий над паковым льдом, женщина с лицом Мадонны, стол, за которым идет игра в покер, руки, почерневшие от мороза, костер на льдине. Натан трясся от холода, хватал ртом воздух, словно после долгой остановки дыхания, съеживался, кашлял. С хрипами он регулировал дыхание на уровне диафрагмы. Его дух вновь обрел собственное тело.

За последние годы он до такой степени впитал в себя правила воинских искусств, что теперь как будто не ведал о них. Он превзошел тактику, обязательную для Пути воина, чтобы достичь внутренней прозрачности. То есть пустоты. Так он избавился от своей темной половины.

В пустоте не существует зла.

Аскетизм искупления очистил его. Однако, вновь начав работать на Максвелла, он завязывал новые узлы на нити своей жизни, нити, разглаживанию которой он посвятил три года.

Пустота опять начинала заполняться.

Натан слез с операционного стола. И едва его ноги коснулись пола, он вспомнил, что его ждут на третьем этаже.

 

7

Полицейский, стоящий на посту у двери, пропустил его в прозекторскую. Четверо повернулись к вошедшему. Кроме Максвелла и начальника полиции в помещении находились какой-то здоровенный верзила и эскимоска. Верзила представился, извинившись, что чихает и брызгает слюной, отчего ему приходилось прикрывать рот левой рукой. Его звали Дерек Уэйнтрауб, он руководил федеральным агентством в Анкоридже и сейчас боролся с сильнейшей простудой.

– Агент Кейт Нутак.

Эскимоска протянула руку и обезоруживающе улыбнулась. Лет тридцать, глаза черней, чем сатанистская месса, лицо гладкое, медного цвета, как донышко кастрюли.

Натан уловил в прозекторской какое-то тягостное чувство дискомфорта. Поначалу он решил, что источник его – малоприятная картина того, что лежит на столе судебно-медицинского эксперта: вскрытое тело мужчины лет сорока, причем у него недоставало половины грудной клетки. Уши, ноги и руки у него были черные как уголь. Впрочем, у тех, кто не первый день в полиции, нет оснований падать в обморок. Натан сообразил, что четверка представителей закона ошеломлена результатами вскрытия, которые им представил патологоанатом. Причиной смерти пятой жертвы бойни в Фэрбэнксе был мороз.

И смерть произошла год назад.

 

8

Через несколько минут после выхода из Мемориального госпиталя Натан Лав катил в «тойоте» Кейт Нутак к ней в агентство. Максвелл летел в широты с более мягким климатом, Уэйнтрауб – в Анкоридж лечить свой бронхит, начальник полиции Скотт Малланд отправился гоняться за оленями.

Кабинет Нутак являл взору полнейший хаос бумаг, но здесь было натоплено и поили горячим кофе. В воздухе ощущался легкий аромат лесных фиалок. Из декоративных украшений здесь была лишь эскимосская деревянная маска, висящая на стене между картой Аляски и битком набитыми стеллажами. Эскимоска, поступившая на службу в ФБР шесть лет назад, была прикомандирована к филиалу анкориджского федерального агентства в Фэрбэнксе и одна закрывала собой квоту на женщин и представителей расовых меньшинств, столь важную для имиджа ФБР. Кроме того, так как она говорила на языке инупи, то была способна получить больше информации, чем ее шеф Дерек Уэйнтрауб, переброшенный в штат Аляска с соответствующим повышением оклада, который съедал половину бюджета ФБР в этом штате. Агенту Кейт Нутак ассистировали незримый инук и безмолвный стажер. На нее свалились одновременно два дела, и она надеялась, раскрыв их, продвинуться по службе.

Первое было связано с какими-то странными вторжениями в дома в окрестностях Фэрбэнкса. Показания свидетелей были красочными, но несуразными. Работник бензозаправки говорил про йети, меж тем как священник опознал во вторгшемся Вельзевула.

Второе – бойня в лаборатории госпиталя. Привлечение к расследованию Натана Лава свидетельствовало о важности дела, но грозило в случае успеха уменьшить заслуги Нутак.

Она сняла анорак, явив тренированное тело, облаченное в обтягивающий пуловер и вытертые джинсы, поставила на стол пластиковый стаканчик с кофе, над которым поднимался пар, и шлепнулась в продавленное кресло. «Канцелярская душа», – подумал Лав. Ему она предложила виски. Он признался, что надеялся на кофе.

– Не хотите виски? Даже с аляскинским льдом? Это самый чистый и самый плотный лед на свете! Он образовался в ледниках тысячи лет назад, когда не было и речи ни о каких загрязнениях. От него виски становится в сто раз лучше. И долго будет оставаться холодным.

Ему не понравился наигранный патриотизм собеседницы, тем паче что в тоне ее проскальзывали нотки иронии и самоуверенности.

– Сожалею, но я не употребляю спиртное.

– Вы хотите уверить меня, что не являетесь типичным американцем, вскормленным на ячменном зерне?

– Поэтому меня и привлекают к работе.

– По причине того, что вы трезвенник?

– Нет, по причине моей нетипичности.

– А меня вы за кого держите?

– Простите?

– Кто я для вас? Ассистентка, партнер, помощница, источник информации?

– А вы какую роль отводите себе?

– Руководителя расследования. Когда я забрала досье, Максвелл уже перерыл гостиничный номер в Фэрбэнксе, в котором жил Боуман. Ничего, что могло бы пролить свет, не было обнаружено, но я предпочла бы сама проделать эту работу.

Она старательно, кропотливо собирала материал, не подозревая, что Натан опередил ее на несколько шагов. Он знал уже куда больше. Женщина с сильным характером, достаточно рациональная, чтобы продвигаться по службе, она хотела заставить начальство забыть про цвет ее кожи, разрез глаз и расположение хромосом, явно надеясь однажды занять место Уэйнтрауба в Анкоридже. А пока ей было необходимо постоянно напоминать о себе и добиваться результатов лучших, нежели у ее бледнолицых коллег с яйцами.

– Клайд Боуман был занят только своими делами, – сообщила она. – Он посетил меня три недели назад и воспользовался моими данными. Он вел следствие об исчезновении детей Броуденов, по его предположению, оно могло быть связано с загадочными нападениями в округе Фэрбэнкс. Предполагалось, что мы будем обмениваться информацией. На самом деле ничего такого не было. Как только у Боумана отпала необходимость во мне, его и след простыл. Так что и речи быть не может о том, что вы замените его.

– Какого рода информация его интересовала?

– Адреса и фамилии. Местные пункты сдачи крови, Армия спасения, список персонала госпиталя, данные моих осведомителей.

– Можете быть спокойны, я буду держаться в тени. Мои функции чисто консультативные. Руководить расследованием будете вы.

Она наконец пригласила Натана сесть – по другую сторону горы картонных папок, разбухших от содержащихся в них бумаг. То была стена, не позволяющая отношениям перейти за грань чисто рабочих. А все, что касалось ее работы, Кейт хорошо умела защищать.

Она сообщила, кем был таинственный пятый убитый. Труп, чье сердце было пронзено пятью пулями девятимиллиметрового калибра. Чуть больше года назад французский ученый Этьен Шомон был доставлен за Северный полярный круг без всяких средств сообщения. Цель: проверить сопротивляемость человеческого тела и мозга холоду и одиночеству. Предполагалось, что эксперимент этот поможет участникам будущих экспедиций в космос, в частности, на Марс. Спустя три месяца, 24 декабря прошлого года, самолет, который должен был забрать его, вернулся пустым. Француз покинул лагерь. Погода осложняла поиски. Через три недели те, кого еще интересовала судьба ученого, вынуждены были смириться с его гибелью.

– Вас не интересует то, что я говорю? – спросила Нутак.

Она заметила, что Натан осматривается вокруг.

– Потрясающая маска.

– Она олицетворяет дух медведя. Ее вырезал и наделил магическими свойствами шаман. Он призывает дух медведя и уговаривает его снова отдать людям свое мясо, чтобы насытить их, и шкуру, чтобы защитить от холода. По завершении ритуала маску полагается сжечь, как любые амулеты, которые исполнили свое назначение. Я не знаю, почему эта маска избежала костра. Но как бы то ни было, это большая редкость.

Рассказывала она про сверхъестественную магию своих предков слегка насмешливым тоном, словно желая отгородиться от верований, которые ни в коей мере не соответствуют картезианскому психологическому облику американского федерального агента. Натан чуть пригасил ее иронию:

– У индейцев навахо шаманы, вызывая духов, делают рисунки на песке, которые тоже уничтожают по окончании камлания.

Кейт наклонилась над столом и воткнула ручку в кипу чистой бумаги.

– Мы о чем беседуем – об этнографии или о деле?

– Все взаимосвязано.

– Тогда начнем реконструировать ход событий в этом триллере.

Натан тут же подбросил пять эпизодов воображаемого фильма:

– Первое: труп Шомона, прежде чем его нашли, целый год пролежал во льду, благодаря чему и сохранился. Второе: Гровен и Флетчер были оповещены о том, что его нашли. Третье: тело тайно доставили в Фэрбэнкс, в лабораторию госпиталя. Четвертое: эксперименты Гровена и Флетчера над телом Шомона заинтересовали Боумана. Пятое: Боуман впустил в лабораторию убийцу, который хладнокровно ликвидировал всех, кто там находился.

Кейт Нутак изучала фотографию Шомона, присланную Интерполом.

– Но зачем расстреливать покойника? – спросила она.

Она задала вопрос, который подразумевал следующее: «Почему стреляли в Шомона?» «Почему» представляет собой отличный исходный пункт для поиска истины. Почему здесь? Почему именно в этот момент? Почему именно таким способом? Почему действовал один убийца? Почему такая бойня? Каждый вопрос несет в себе часть ответа или следующий вопрос – до тех пор, пока не появится возможность представить, что же произошло на самом деле. Натан подталкивал партнершу действовать подобным образом, выстраивая цепочку «почему?» и подходы к ответу:

– Ответ заключен в вашем вопросе. Мертвецов не расстреливают.

– Значит, тот, кто стрелял в него, считал его живым, да?

– Мне кажется, это хорошее объяснение.

– Убийцы не хотели рисковать и потому расстреляли всех, включая и француза, поскольку не знали, жив он или нет.

– Убийца, – поправил ее Лав. – Он был один.

– Это вы так считаете.

– Он последовательно и методично убивал всех, кого встречал. Если бы убийц было несколько, это бы вызвало подозрения Боумана и действовали бы они беспорядочно. А вот что интересно бы узнать, это почему киллер перестрелял крыс в клетке.

– Автоматически, чтобы ликвидировать все живое в лаборатории или все следы экспериментов проекта «Лазарь».

– Почему он забрал с собой всю информацию?

– Чтобы уничтожить ее… или продать.

– А почему он, после того как учинил разгром, все прибрал за собой?

– Вы тоже это отметили?

– Такое поведение крайне необычно.

– Да, наводить порядок в таких случаях неестественно.

Натан откинулся назад, чтобы оценить размеры окружающих его бумажных джунглей. Он хотел пошутить на эту тему, но в последний момент сдержался.

– Почему убийца прибыл на вертолете, подвергаясь огромному риску?

– В тот день все виды транспорта были парализованы. На улице было минус сорок, автомобильные шины лопались.

– Почему он не подождал, когда морозы смягчатся?

– Как ни странно, но погода была на его стороне. Она позволила ему остаться незамеченным. Все сидели по домам, на улице никого не было.

Незаметно для себя она приняла его гипотезу об убийце-одиночке.

– Если только его не подпирали сроки.

– Спешил получить шестьсот тысяч долларов?

Теперь уже она мыслила в том же диапазоне, что и он. Он оставил эту тему и обратился к тому, чем располагала Нутак:

– Максвелл сказал мне, что у вас имеется впечатляющий список мотивов. Похоже, у каждой жертвы была причина оказаться застреленной?

– Если чуть-чуть поскрести лакировку, всегда найдешь темные пятна.

– Под ними зачастую скрываются бездны.

– А вы из тех, кто стремится к безднам?

– В самые глубины.

Нутак чуть сощурила глаза, обведенные тенями усталости, и склонилась над свежесобранными досье. Толщина папок впечатляла. Личная жизнь жертв была просеяна сквозь мелкое сито.

Доктор Флетчер попал в поле зрения полиции нравов Сан-Франциско. Ему пришлось назвать себя во время полицейской облавы в заведении для садомазохистов на Кастро-стрит.

Доктор Гровен имел неодолимую склонность к азартным играм. Он крупно задолжал многим ростовщикам, которые отнюдь не были филантропами.

Медсестра Татьяна Мендес при каждом удобном случае удовлетворяла свое либидо с пациентами. Экс-советник Рейгана, у которого она в течение года была сестрой-сиделкой, однажды застукал ее за групповым сексом с двумя слугами.

Что же до Боумана, он, похоже, был сильно выбит из колеи своим расследованием…

– Таким образом, в качестве подозреваемых мы имеем ревнивых любовников, обманутых жен, ростовщиков или похитителей малолетних Броуденов, – заключил Натан.

– Остается Шомон. По сведениям Интерпола, его экспедиции спонсировались компанией «Eastland», владеющей десятком казино по всему свету. За этой компанией стоит Владимир Коченок, глава русской мафии, обосновавшийся в Ницце; кстати, у него работает миссис Шомон. К тому же я узнала, что исследователь боролся против уничтожения медведей гризли. Он неоднократно выступал в суде против браконьеров, которые, по моему мнению, должны об этом помнить.

Она продемонстрировала Натану газетные вырезки, в которых рассказывалось о действиях француза против браконьеров и богатых туристов, желающих развлечься полярным сафари. Там упоминалось о том, что ему угрожали смертью. Натан был поражен количеством документов, собранных Нутак всего за день.

– Я вижу, вы не сидели сложа руки.

– Мой стажер – ас в информатике и добывает все, что мне потребуется, в Интернете. А мои осведомители знают Аляску как свои пять пальцев.

– Странная личность этот Шомон. Ну что ж, добавим в качестве подозреваемых русскую мафию, браконьеров и охотников.

Кейт закрыла досье и отхлебнула кофе, а Натан все еще ждал, когда его тоже угостят. Этот краткий перечень потенциальных подозреваемых во многом уступал версии убийства, заказанного сектой синтоистов. Если бы речь шла о ликвидации Боумана, Татьяны Мендес или кого-то из двоих ученых, куда легче было бы совершить покушение в другом месте, а не в бункере-лаборатории госпиталя. Что касается Шомона, он был мертв уже бог знает сколько времени. Отсюда возникал вопрос:

– Почему все это произошло в лаборатории?

– Там находились результаты проекта «Лазарь», – ответила Кейт.

– Шомон тоже.

– Напомню вам, что он был мертв уже больше года и никто до сих пор не знал, чей это труп.

В определенном смысле она была права. Натан попытался найти другое объяснение, связанное с выбором места преступления:

– Но ведь известно, что дичь наиболее уязвима у себя в норе. Все охотники знают это.

Кейт что-то наспех записала и подошла к окну – для того, чтобы сохранить хладнокровие, поскольку наружное стекло в сдвоенной раме замерзло.

– А вы охотник? – спросила она.

– На убийц.

– Ваша дичь бегает по улицам.

– Я берусь за работу только в тех случаях, когда обнаруживается действие… скажем так… неких темных сил…

– Но в этом деле нет ничего сверхъестественного.

– Однако в тех делах, которыми обычно занимался Боуман, есть.

Кейт, похоже, пребывала в нерешительности. Стекло запотело от ее дыхания.

– Ваши методы, как и методы Боумана, кардинально отличаются от моих. Но я ответственна за это расследование и была бы признательна вам, если бы вы следовали моим указаниям. Я не верю ни в то, что можно общаться с мертвыми, ни в то, что можно влезть в их шкуру. Меня интересуют только живые. Потому что только они могут говорить, давать показания и быть приговорены судом. Договорились?

Она начала изрядно раздражать Натана. Эта федеральная чиновница в своем захламленном крохотном кабинете вела себя, как индейские вожди в Вашингтоне. Она копировала тон их высказываний и поведение, в частности, отвратительную привычку разговаривать, повернувшись спиной к собеседнику. И она еще отдавала приказы. Чрезмерное употребление местоимения «я» было отличительной чертой агента Нутак. Несмотря на ее симпатичную округлую попку, Натан предпочел бы видеть ее глаза. Он решил заставить ее повернуться.

– Отчитываться я обязан только перед Максвеллом. Вы сотрудница Уэйнтрауба, который подчиняется Максвеллу. Делайте из этого какие угодно выводы. Если наше сотрудничество составляет для вас проблему, посылайте рапорт в Вашингтон.

Она, как и предвидел Лав, повернулась к нему.

– Вы – внештатный сотрудник. Сообразовывайтесь со своим контрактом, и тогда сотрудничество наше будет эффективным.

Гонорар Натана за это дело превосходил годовой оклад Кейт. Он было собрался сообщить ей об этом, но потом решил, что, если унизит ее, это отнюдь не пойдет на пользу делу. Доброй ссоре он предпочел худой мир. К тому же он не работал три года, о чем она, кажется, не знала, раз не выложила ему этот аргумент. Он подчинился ее требованиям, тем самым выигрывая время, чтобы принять ванну, внутренне очиститься, восстановить точные рефлексы и вновь настроиться на подсказки интуиции. Самое главное – арест убийцы Клайда.

– С чего начнем? – спросил он.

– Максвелл взял на себя большую часть работы, приняв командование над армией детективов, которых он пустил по виртуальным следам синтоистской секты. Нам он оставил здешние дела. Так что начнем с допросов окружения убитых. Да, нужно еще сообщить скверную весть миссис Шомон.

– Ей ни о чем не сообщили?

– С ней пока не удалось связаться.

– Я предпочел бы взять это на себя… лично сообщить.

– А как вы объясните оплату перелета на Лазурный Берег и обратно? Вы уже устали от климата Аляски?

Натан ограничился лаконичным ответом лишь на первый вопрос:

– Необходимостью для следствия.

– Повторяю вам в очередной раз: Шомон был уже разлагающимся трупом. Поэтому маловероятно, что он был основной мишенью убийц.

– Тогда как вы объясните кровавое пятно на операционном столе?

– Это был не единственный подопытный Флетчера и Гровена…

Зазвонил телефон. Нутак попросила Брюса, стажера, который занимал крохотную смежную комнатку, взять трубку, после чего осведомилась у Натана:

– Почему вы ставите Шомона на первое место?

– Надо проявить хотя бы капельку такта.

– По отношению к кому?

– Я не знаком с Карлой Шомон. Я знаю только одно: ей второй раз за год сообщат о смерти мужа.

 

9

Натану так и не удалось убедить агента Нутак в необходимости слетать во Францию, чтобы сообщить вдове Шомона о произошедшей трагедии. «Интерпол вполне справится с этим, может, даже лучше, чем вы», – привела она неоспоримый довод. Единственно, что ему было любезно разрешено, – слетать в Сиэтл и выразить соболезнования Сью Боуман. Расставшись с Кейт, он отведал жареного лосося и отправился к себе в номер в отеле «Кэптен Барден Инн». Ранним утром гостиничный автобус отвез его в аэропорт. Он улетел, так и не увидев, как выглядит Фэрбэнкс при свете дня.

В «боинге» компании «Аляска эйрлайн», который летел над прихотливо изрезанным фиордами берегом, сверкающим под лучами наконец-то взошедшего солнца, Натан опустил столик. На него он выложил паспорт, удостоверение ФБР, связку ключей и сотовый телефон, принадлежавшие Клайду Боуману. Нутак не знала об этих вещах, так как он получил их при посредничестве Максвелла. Он сможет при случае воспользоваться документами покойного друга. Оба они метисы, так что, имея перед собой скверную фотографию в документе, их вполне можно принять друг за друга. Лав откинул спинку кресла. Ему вспомнилось одно из правил тактики великого самурая Миямото Мусаши: «Не терять из виду главную идею».

А главная идея в деле, которым он занимался, состояла вот в чем: не дать кому-то заговорить. Кому? Воспрепятствовать двум ученым сообщить о результатах своих исследований? Помешать экс-сиделке дипломата выдать государственный секрет? Помешать федеральному агенту открыть истину в деле, которым он занимался?

Главной идеей был путь молчания.

И в этом контексте что за роль предназначена ему? Почему он взялся преследовать тех, кто заставил всех их замолчать? По причине слабохарактерности, из-за которой ему так трудно произнести «нет»? Чтобы отомстить за друга, которого он не видел три года? Чтобы бежать от одиночества? Чтобы быть полезным? Чтобы доказать, что он еще вполне достоин тридцати тысяч долларов за выполнение задания? Из патологического любопытства? Или он решил свершить суд, следуя принципу «око за око»?

Все эти соображения сыграли свою роль, но и другие тоже…

Аэропорт Сиэтла встретил Натана дождем. Но это все-таки лучше, чем морозный туман. Шофер такси, болтливый, как диск-жокей на радио, не дал Натану продумать, как повести себя с Сью Боуман, которую он не предупредил о своем визите.

Максвелл решил избавить вдову от тяжкого испытания и не вызывать ее в Фэрбэнкс для опознания тела. Он лично занялся всеми формальностями. Так что Сью вместе с двумя детьми оставалась в Сиэтле.

Натан очень ценил эту мягкую, спокойную и утонченную женщину, которая оставила преподавание, полностью посвятив себя воспитанию детей. Он с улыбкой вспомнил первый ужин, на который Боуманы пригласили их с Мелани. Было это десять лет назад. В тот вечер Сью не сводила глаз с коллеги мужа. В результате баранья нога подгорела, мороженое полурастаяло. Чтобы реабилитироваться, она пригласила их на следующее воскресенье. Прекрасный обед с великолепно подобранным меню, который положил начало долгой веренице подобных встреч. Клайд не боялся, что подвергает свой брак опасности, так как знал, что Мелани и Натан слишком любят друг друга, чтобы позволить Сью встать между ними. А она, страстно увлекшаяся японской духовностью, вела долгие беседы с Натаном на веранде, а Мелани в это время пыталась убедить Клайда в том, что Бог существует. Эти разговоры наполняли Сью счастьем и создавали легкое ощущение, будто она тем самым изменяет мужу.

– Вы видели, что случилось в Турции? – спросил шофер.

Натан бросил взгляд на табличку на приборной доске. Седат Сокак. Ага, по национальности турок.

– Нет.

– Понятно, в Соединенных Штатах о таком сообщают в коротенькой заметке в газетах. Там к власти пришли исламисты.

– Демократическим путем?

– К сожалению, да. А это означает, что в народе крепнет фанатизм.

Натан слушал его одним ухом. Шоферы не выключают приемники в такси и на свой лад интерпретируют новости, предварительно уже искаженные журналистами. А Седат продолжал обсуждать события, произошедшие у него на родине.

– Ислам продвигает свои фигуры на мировой шахматной доске, используя стратегию Каспарова. Турция, будущий член Европейского сообщества, стала исламской страной. Фундаменталисты повсюду взрывают бомбы, а турки голосуют за исламиста! Это пахнет порохом. Они говорят, умеренного! Да не может быть исламист умеренным!

– Вы не мусульманин?

– Я перешел в христианство и попросил американское гражданство. Председатель АКП твердит о своей умеренности, а знаете, что он писал? «Мечети – наши казармы, минареты – наши штыки, верующие – наши солдаты!»

– Остановитесь! – воскликнул Натан.

Распалившийся Седат забыл, куда он везет пассажира. Натан узнал большой одноэтажный дом, занимающий почти весь участок на углу Пин-стрит и Саут-авеню. На оставшейся площади поместились живая изгородь из лавровишни, клумба с гортензиями и барбекю. Ворота гаража занимали почти половину фасада, как во всех американских домах, где самое лучшее место предназначено для автомобиля.

Звонить в ворота ему не понадобилось, поскольку их распахнул настежь куда-то спешивший подросток. Вероятнее всего, Терри. За эти три года у него прибавилось прыщей и убавилось наивности. Не сказав ни слова Натану, сын Боумана унесся на велосипеде, оставив ворота открытыми.

В памяти Натана Сью запечатлелась как образованная женщина с приятной внешностью и смехом, от которого она словно молодела. Увидел же он вдову, выглядящую на все пятьдесят, с глазами, покрасневшими от слез, без всякой косметики, светлые волосы у корней были черными, а одета она была в бесформенный спортивный костюм. Он обнял ее и прижал к себе, чтобы не видеть ее такой, потому что от нынешнего ее вида ему стало не по себе, и чтобы дать выход ее волнению, вызванному утратой мужа и обретением друга.

Избыток эмоций идет во благо только артистам, которые превращают их в предмет продажи. Следствием слишком сильной привязанности является сильное страдание. Стоит ли отвергать разлуку, смерть, если они неизбежны? Надо научиться принимать естественный порядок мироздания, чтобы уметь любить без страданий. Сью этого как раз недоставало. Но сейчас было не время внушать ей священные буддистские истины.

– Терри не узнал меня, – произнес наконец он.

Она отстранилась от него, утерла слезы, поправила перед зеркалом прическу.

– Мог бы предупредить меня о своем приезде. Я бы не так тебя встретила.

– Когда перестаешь быть частью общества, в конце концов забываешь основные правила общежития.

Сью предложила ему сесть в кожаное кресло. На столе стояли бутылка виски «J&B» и стакан, в котором остались только кубики льда. Виски даже не успело охладиться.

– Могу предложить тебе кока-колу… или кофе. Если только твои вкусы не изменились…

– Кока-колу.

Она принесла бутылку коки и высокий стакан и села на диван.

– Терри после смерти отца вообще никого не признает, что уж говорить о том, кого он не видел три года.

– Куда это он так несся?

– Он не несся, он убегал.

– От кого?

– От меня. От моих приступов гнева, от моего алкоголизма, от слез. Терри тринадцать лет. Отец был образцом для него, этаким суперкопом, а теперь он остался со слезливой пьянчужкой.

– Оттого что ты топишь свое горе в стаканчике-другом виски, ты вовсе не становишься пьянчужкой.

– Я пью уже несколько месяцев…

Она, похоже, собиралась излить душу. Натан молчал.

– …с тех пор как Клайд ушел…

Максвелл предупреждал его, что брак Клайда разладился, но чтобы дело зашло так далеко…

– Весь год я часто упрекала его за долгие отлучки. Клайд уверял меня, что это связано с работой и что мне нечего беспокоиться. А во время последнего задания он вообще перестал приезжать домой…

Сью терпела, мирилась с таким положением, надеялась, пока не заподозрила, что у Клайда есть другая женщина, и потребовала развода. Реакция Клайда была очень резкой и неожиданной: он переехал в съемную квартиру и окончательно порвал со своей семьей. Тогда-то Сью и начала пить. Умная, образованная, получившая дипломы по философии и этнологии, способная приготовить самое сложное блюдо, вычитав рецепт в поваренной книге, или лечить своих детей, заглядывая в медицинский справочник, она не смогла смириться с крушением их брака. Пособий на эту тему не существовало. В результате вот уже три месяца Сью пила.

– А ты точно знаешь, что Клайд изменял тебе?

– Однажды вечером я отправилась в квартиру, которую он снимал. Свой новый адрес он не сообщил ни мне, ни ФБР. Только благодаря банковским счетам я смогла проследить, где он живет.

Это было так похоже на Сью: изобразить из себя сыщика, копируя методы Клайда.

– Мне открыла девица вдвое моложе меня. Я заявила, что хочу видеть своего мужа, но она обошлась со мной, как с назойливым коммивояжером, и захлопнула дверь. Когда я думаю, сколько лет я отдала ему… Я прошла мимо своего счастья…

Она считала, что загубила свою жизнь. Прекрасная причина, чтобы запить. Сью в конце концов уверовала в то, что у нее ничего не вышло с Натаном только потому, что она свято хранила супружескую верность. И она яростно кляла мужа за то, что он оказался не таким честным, как она. Натан вернул ее к реальности:

– А где дочка?

– Лорен я отправила к моим родителям. Я хочу избавить ее от всего этого.

– Смерть – вещь неизбежная. И в десять лет ей уже пора об этом знать.

– Позволь мне самой решать, что хорошо и что плохо для моих детей.

– Когда похороны?

– Во вторник. Ими занимается Ланс.

– Я приду.

Натан встал. Спросил у Сью, можно ли ему пройтись по дому и вспомнить доброе старое время. Комнаты детей остались почти такими, как были. Изменились только постеры. У Лорен Бритни Спирс и Том Круз сменили куклу Барби и Мистера Батата. У Терри на стене вместо Микки-Мауса висела афиша «Матрицы», а на столе на месте светящейся карты мира стоял компьютер. Но беспорядок был точно такой же, как прежде.

– Я должен идти.

– Уже?

Ему еще нужно было раздобыть адрес квартиры Клайда.

– Надо работать.

– Лансу удалось уговорить тебя взяться за это дело?

– Я намерен найти и арестовать убийц Клайда.

– Выходит, он должен был умереть, чтобы ты вновь появился в нашем доме.

– Дело не только в этом.

– Он жил на углу Третьей улицы и Честнат, если ты это хотел узнать у меня. Последний этаж, дверь справа. Единственная дверь без таблички с фамилией. За ней эта бабенка и устроила дом свиданий.

Провожая его, она пошатнулась, и это дало ему повод взять ее под руку.

– Почему ты после смерти Мелани не давал о себе знать?

– Это длинная история.

– Три года, я знаю. Ну, сократи ее до одного слова. Одного-единственного. Я мысленно дополню.

– Очищение.

Он произнес это слово как нечто очевидное. После этого поцеловал Сью, переставшую плакать, и сел в такси.

 

10

Клайд поселился в старом доме в центре Сиэтла. На последнем этаже Натан подошел к двери без таблички с фамилией жильца и постучал. Никакого ответа. Он снова постучал. Потом в третий раз. Молчание. Тогда он стал пробовать ключи из связки, принадлежавшей его другу. Один из них подошел.

В квартире было темно. Натан раздвинул шторы. Квартира просторная, но в полном беспорядке. Запах кухни пропитал весь дом. В мусорном ведре лежала недоеденная пицца, еще теплая. Недоставало только любовницы Клайда. В гостиной было полно видеокассет «JVC». Видеокамера, аналогичная той, что находилась в лаборатории Мемориального госпиталя, два телевизора, три видеомагнитофона и hi-fi проигрыватель. Прямо логово скупщика краденого. Клайд перевез сюда часть своей видеотеки. Натан был удивлен, обнаружив большое количество мультиков Диснея. Разумеется, тут была и «Ночь охотника», культовый фильм его друга. Клайд смотрел его всякий раз, когда его настигала депрессия, и мог наизусть цитировать диалоги из него.

В ванной стояли в стаканчике две зубные щетки. Никаких следов косметики, кроме дешевого женского дезодоранта. У Натана начало складываться не слишком лестное мнение о бабенке Клайда. Любительница пиццы, неряха, фанатка Диснея. Беглый взгляд, брошенный в обе спальни, позволял заключить, что совсем недавно тут были люди. На каждой кровати спали. Любовники, спящие порознь!

Стремительный осмотр кухни позволил Натану сделать вывод, что, если не принимать во внимание упаковку пива, вкусы обитательницы, похоже, остались неизменными с детства: плитки шоколада, конфеты, кукурузные хлопья, ореховые батончики, бутылки с молоком, замороженная пицца.

Натан встал у окна, откуда открывался вид на башню Спейс Нидли, построенную к Всемирной ярмарке 1962 года и увенчанную вращающимся рестораном. Насладившись этим зрелищем, Натан поставил на подзарядку сотовый телефон друга. Со вчерашнего дня телефон молчал. Казалось, Клайд полностью порвал с прошлой жизнью.

Когда Клайд возвращался домой, он обычно выкуривал десяток сигарет, выпивал две-три банки пива и слушал классическую музыку, чтобы прогнать грязные картины городской жизни, которые ему приходилось ежедневно наблюдать под аккомпанемент рэпа. Натан наугад вытащил диск. Моцарт. То, что надо, чтобы очистить голову. Вместо того чтобы следовать за изгибами мысли, он впитывал в себя каждый звук струнных, рояля, ударных, пока сам не перевоплотился в музыку.

Но этого оказалось недостаточно, чтобы почувствовать себя Клайдом.

В ящике он отыскал сигареты. Достал из холодильника три бутылки «Роллинг Рок», устроился в единственном кресле, разулся, точно у себя дома, вытянул ноги, сделал первую за десять лет затяжку и устремил взгляд на потолок, к которому поднимался табачный дым. Он ощущал чье-то присутствие вверху, над головой, хотя это был последний этаж. Крысы? Санта-Клаус, пришедший на три дня раньше?

Натан встал, подошел к стеллажу и оглядел книжные ряды. Проведя рукой вдоль полки, он почувствовал, что два корешка чуть выступают, словно эти книги в спешке ставили на место. Вероятно, это те, что последними читал Клайд. «Книга мертвых» и Библия. Странный выбор для атеиста.

С двумя томиками он вернулся в кресло. В Библии была подчеркнута глава «Книги Пророка Иезекииля», озаглавленная «Поле, полное костей»:

«И сказал мне: сын человеческий! оживут ли кости сии? Я сказал: Господи Боже! Ты знаешь это.

И сказал мне: изреки пророчество на кости сии и скажи им: „кости сухие! слушайте слово Господне!“

И я изрек пророчество, как Он повелел мне, и вошел в них дух, и они ожили, и стали на ноги свои…» [1]

Три пустые бутылки и пять окурков, Натан заснул под звуки скрипичного концерта.

 

11

Его затянуло под лед, у воды была нулевая температура. Рядом с ним агент Нутак била кулаком по льду, не выпускавшему их на воздух. Натан принялся ей помогать, но вода гасила его удары. Кейт замерзла и медленно стала опускаться на дно. Он уже собрался отправиться следом за ней, как вдруг тема из фильма «Миссия невыполнима» ударила по барабанным перепонкам. Сон лопнул, как мыльный пузырь. Изо всех сил надрывался мобильник. Натан еще не до конца проснулся, а телефон был уже у него в руке.

– Клайд Боуман? – осведомился далекий голос.

– Он самый, – ответил Натан.

– Я разбудил вас?

– Кто говорит?

– Эндрю Смит.

– Откуда вы звоните?

– Из Барроу.

– С Аляски, да?

– Похоже, вас это удивляет. А сами-то вы где?

– В Сиэтле.

– Что произошло в Фэрбэнксе?

– Послушайте, нам надо встретиться.

– И где?

– Здесь, в Сиэтле.

– Ваше расследование завершено?

Чтобы не рисковать разоблачением при телефонном разговоре, Натан поторопился уговориться о встрече с этим Смитом, у которого, похоже, были какие-то совместные дела с Клайдом.

– Вы знаете «Спейс Нидл»?

– Да, но…

– Завтра во вращающемся ресторане.

– О'кей. Но мне нужно время добраться. Вас устроит в шестнадцать?

– До завтра.

Натан сразу же позвонил Кейт Нутак.

– Сью Боуман что-нибудь вам сообщила? – первым делом спросила она.

– Завтра я встречаюсь за бокалом вина с Эндрю Смитом.

– Кто такой Эндрю Смит?

– Человек, который принял меня за Боумана и только что мне звонил, желая узнать, что произошло в Фэрбэнксе.

На том конце провода молчание. Натан воспользовался этим, чтобы задать вопрос:

– Вам удалось связаться с вдовой Шомона?

– Нет. Как сообщает Интерпол, у нее две недели отпуска, и она никому не сообщила, куда поехала.

– Я же говорил вам, что мне самому надо было отправиться к ней.

– Здесь есть срочные дела. Сегодня утром я говорила с Максвеллом. Электронное письмо от секты было послано с Филиппин. Первый результат есть, но это же на другом краю света. Так что в ожидании лучшего нужно продолжать прорабатывать другие версии. Хорошо бы, раз вы уж оказались на юге, ненадолго заглянуть в Сан-Франциско.

Сиэтл на юге… У эскимоски весьма специфическое представление о географии. И она по-прежнему отдает предпочтение официальной версии, предполагающей, что убийцу соблазнила награда, предложенная синтоистской сектой. Она считает, что мишенями были оба ученых, а остальных убили заодно, как свидетелей. И потому она собрала все, что возможно, о прошлом ученых в надежде отыскать там хоть какие-то следы. Она беседовала с вдовой Флетчера, и та без всякого смущения назвала возможного подозреваемого – некоего Лофорда. У ее мужа была гомосексуальная связь с Гленном Лофордом, представителем компании, продающей медицинскую технику, проживающим в Сан-Франциско. Возможно, любовник что-то узнал в постели от Флетчера. Так что надо бы задать ему несколько вопросов.

– Так вы согласны взять это на себя? – настойчиво добивалась Кейт.

– Если получу за это улыбку.

– Извольте.

– Нет, нет, не по телефону. Держите ее наготове до того дня, когда я снова увижу вас.

– Не пытайтесь меня улещивать.

– Кстати, а вы мне приснились. Вы были в м…

– Надо спать поменьше, если хотите поскорей раскрыть это дело.

– А что вы мне за это дадите?

– То есть как это, что я вам дам?

– Вы такой сухарь, прямо как старая училка математики. Побольше непринужденности, а то мы не сможем сотрудничать.

– Вот когда мы лучше узнаем друг друга, я вам доверю какой-нибудь интимный секрет. А пока что могу сообщить только данные по Лофорду.

Сообщив Натану адрес любовника Флетчера, Кейт добавила, что она также собрала сведения о Гровене. Тот назанимал денег у половины персонала госпиталя, и его жена осталась без гроша. Эту ситуацию следует копнуть поглубже.

Закончив разговор с агентом Нутак, Натан принял душ и порылся в гардеробе покойного друга. Клайд был крупнее его, но Натану это было на руку, так как он предпочитал просторную одежду, которая не мешает дыханию и кровообращению. Он надел футболку размера XL, растянутый свитер, вылинявшие до невозможности штаны и старые разношенные мокасины. Самолет на Сан-Франциско вылетал в 17.30. Так что у него в запасе были добрых два часа, чтобы освоиться с квартирой. Натан избрал ее как исходный пункт своего расследования. Отсюда обязательно начнет разматываться ниточка.

Он лег на кровать, встал, побродил по гостиной и кухне, открыл окно, чтобы проветрить квартиру от табака и кухонного запаха. Примерно через полчаса он решил определить источник таинственных магнетических волн, проносящихся у него над головой. Потолки здесь были из вагонки, выкрашенной в белый цвет. В одной из спален на досках были видны пропилы, так что на потолке получался квадрат. Люк. Чтобы добраться до него, Натан поставил стол на стол, а сверху водрузил стул. Удерживая неустойчивое равновесие на этом шатком сооружении, он надавил. Ничего не получилось. Крышка люка оказалась закрыта со стороны чердака. Натан решил не отступать и ударил плечом, но стул покачнулся, и все сооружение развалилось. Натан крикнул. Никакого ответа. Тогда он вышел из квартиры и по узкой, крутой лестнице стал подниматься на чердак. Подступ к входу под крышу преграждала куча строительного мусора, а сам вход был заколочен досками. Натан отодрал трухлявую доску, отодвинул в сторону кучу дранки и проник в темноту, руководствуясь слухом, обонянием и осязанием. Уши его улавливали только лишь стук дождя по крыше да скрип настила под подошвами, смягченный толстым слоем пыли. Руки его ощупывали тьму, разрывая завесы паутины. К запахам плесени и перегноя, результата жизнедеятельности грызунов, примешивался еще один – живого существа. Результат интенсивного дыхания – поток углекислого газа. Кроме пяти основных чувств, у него работало шестое, направлявшее его к источнику мозгового возбуждения, испускавшего волны, напряженность которых подтверждала неизбежность нападения. Несмотря на темноту и ощущение смутной угрозы, Натан достиг состояния полнейшей ясности. Он владел, как и положено дзюдоисту, искусством сен-о-сен, которое позволяет предощутить атаку и ответить на нее со стремительностью возникновения зеркального отражения.

До глухой торцевой стены ему оставалось метра три-четыре. И в этот самый момент он почувствовал, что его атакуют.

 

12

Кейт Нутак поставила свою «тойоту» у подъезда виллы, освещенной уличным фонарем, вокруг которого возник зыбкий ореол. Следы шин на снегу говорили, что недавно сюда подъезжали два автомобиля. Эскимоска позвонила в дверь, притопывая на месте, чтобы не замерзнуть. Едва экономка с постным лицом открыла дверь, Кейт сразу же ворвалась в натопленный холл.

На верхней площадке лестницы появилась Алексия Гровен – прямая, тощая, надменная, руки скрещены на плоской груди. Она настояла на том, чтобы разговор их был недолгим. Нутак решила взять быка за рога и сразу же завела разговор о пороке покойного.

У Алексии был тонкий голос, полностью соответствующий ее внешности. О муже своем она рассказывала запинаясь и с ожесточением в голосе. Кроме госпиталя и своей лаборатории, Фрэнк бывал только в клубах сомнительной репутации, где играли в покер. Страсть к игре у Гровенов была заложена в генах. В самом начале их брака Алексия надеялась отвадить его от карт, однако Гровен слишком часто отсутствовал, чтобы она могла хоть как-то повлиять на него. После нескольких крупных проигрышей им пришлось продать свой дом, снять жилье и жить в кредит.

– Ну вот, вы все уже знаете, – завершила Алексия Гровен. – У Фрэнка были две страсти, которые для него были важней семьи: медицина и покер.

– Возможно, одна из этих страстей стала причиной его смерти. Ваш муж получал угрозы?

– Угрозы?

– Да, связанные с его исследованиями в проекте «Лазарь» или с карточными долгами?

– Единственное, что ему реально угрожало, так это в один прекрасный день обнаружить пустой дом и записку на кухонном столе.

– А вы не заметили в последние дни что-нибудь необычное в его поведении?

– Ничего, за исключением дурацкой блажи брить голову.

– А почему он это делал?

– Сказал, что не хочет демонстрировать всему миру седые волосы. Но это ему ничуть не помешало оставить бороду…

Лицо Алексии Гровен побелело. Экономка подала ей болеутоляющую таблетку, посоветовав закончить беседу. Нутак без всяких церемоний велела ей выйти и задала вопрос напрямую:

– Кредиторы вашего мужа к вам домой не приходили?

– Нет.

Произнеся это «нет», Алексия скорчилась, как бы оберегая скрещенные на груди руки, которые она не разнимала с момента появления Нутак. И только сейчас Кейт поняла, что она страдает от боли, но не нравственной. От самой обыкновенной физической.

– Вам больно?

– Простите?

– У вас болит рука?

– Я ответила на ваши вопросы. А теперь, с вашего позволения, я хочу остаться одна.

– Значит, так: к вам приезжали прямо передо мной. Две машины. Их следы еще видны. Не слишком деликатная компания нанесла вам визит, чтобы объяснить, что теперь вы являетесь их должницей. Я не ошиблась?

– Пожалуйста, уходите.

– Они вам причинили боль, да? Не отвечайте, если это так.

Алексия опустила веки, затем голову, точь-в-точь как кающаяся грешница.

– Кто они?

– Умоляю вас, уходите.

На стенах гостиной остались следы от картин, которые, очевидно, пришлось продать, чтобы покрыть часть долга Фрэнка. Кейт стояла посреди комнаты перед вдовой, которая явно чувствовала себя очень скверно, и намеревалась к тому грузу, что уже свалился на ее хрупкие плечи, добавить еще кое-что.

– Я хорошо знаю людей той породы, что побывали сегодня у вас. Их методы всегда одинаковы. Они играют на страхе своих жертв, которые служат им дойными коровами. Начинают они со школы, где отнимают ваш завтрак, потом вашу куртку, потом карманные деньги. А впоследствии принимаются за вашу фирму, доходы, имущество. Вряд ли они остановятся, поскольку с вашей стороны им не грозит кара, страшнее той, какую они посулили вам. Я предлагаю вам свою помощь.

– И вы думаете, это их остановит?

– Да.

– Эти люди требуют то, что ни вы, ни я не можем им дать.

– И что же это за драгоценность такая?

Алексия в нерешительности молчала, понимая, что сказала лишнее. Боль вызывала отупение, болеутоляющие – сонливость, а тут еще не отставала эскимоска, и все это снижало ее сопротивляемость.

– Проект «Лазарь».

Точно в яблочко. Кейт попыталась скрыть выброс в кровь адреналина, от которого ее бросило в жар.

– А на каком основании они требуют, чтобы вы передали им труд вашего мужа?

– Фрэнк проиграл в покер результаты своих исследований.

– Во как!

– Он поставил на кон то, что ему не принадлежит.

– А Флетчер был в курсе?

– Не знаю. Вы по-прежнему собираетесь мне помочь? – с насмешкой поинтересовалась Алексия.

– Кто финансировал проект «Лазарь»?

– Группа частных инвесторов. Это все, что мне известно.

– Если вы скажете мне, кто на вас напал, я смогу добиться защиты для вас. Но поторопитесь, а то вы вот-вот лишитесь чувств. На вашем месте я вызвала бы врача.

– Марта уже сделала это. С минуты на минуту он должен быть здесь.

– В таком случае, кто эти люди?

– Я их не знаю.

– Ну тогда хотя бы опишите их.

Да, это возможно. Люди, сломавшие ей руку, четко запечатлелись в ее памяти. Оставалось только понять, достанет ли у нее смелости передать полиции описание этих бандитов, которые пригрозили, что «зароют в землю, если она хоть полслова вякнет копам». Она колебалась.

– А что вы им сделаете? – спросила она неуверенным, боязливым тоном.

У Кейт было скверное предчувствие, что ее действия обернутся против нее самой или против Алексии Гровен. Что ж, тем хуже. Но она попытает счастья.

– Предъявлю им обвинение в убийстве четырех человек, в том числе вашего мужа и агента ФБР.

 

13

Натан почувствовал, что сейчас последует удар, но из-за темноты не знал откуда. Поэтому он защитил голову, прикрыв ее руками. Обрушившаяся сверху толстая доска переломилась на этом импровизированном щите. К счастью, термиты как следует поработали над этой здоровенной дубиной. Неизвестный, только что напавший на него, отступил. Натан, согнувшись под балками, продвигался вперед, ориентируясь на какое-то бурчание. Медленно перед ним стал вырисовываться какой-то силуэт и лишь на расстоянии метров двух обрел очертания человеческой фигуры. Натан ощутил направленную на него агрессивную энергию противника за несколько тысячных секунды до того, как тот на него ринулся. Он чуть отодвинулся, слегка коснулся противника и изменил его траекторию, использовав силу, с которой тот мчался. Пролетев с опущенной головой, тот врезался в балку и тяжело, как мешок цемента, рухнул на пол. Натан перенес внимание на двуглавое существо, которое неподвижно замерло, забившись в угол. Он подошел ближе и увидел девочку, прижимающую к груди куклу.

– Как тебя зовут?

– Джессика.

– А того, который напал на меня?

– Томми.

Натан не верил своим ушам.

– Это твой брат?

– Да. Вы его убили?

Дети Броуденов, объявленные ФБР в розыск, прячутся на темном чердаке как раз над квартирой, которую снимает федеральный агент, получивший задание найти их.

– Нет, просто ему немножко больно.

Натан нащупал лестницу, лежавшую рядом с люком, который он пытался открыть из квартиры, но безуспешно, поскольку был закрыт. Натан вытащил деревянный брус, служивший засовом, поднял крышку люка и только после этого удостоверился, в каком состоянии пребывает Томми. Мальчик лежал оглушенный, но совершал какие-то нескоординированные движения. Натан взял его за руки, опустил в люк, бросив на кровать. Затем он спустил вниз лестницу, чтобы вместе с девочкой сойти в комнату. Томми, пошатываясь, вскочил, сжав кулаки, готовый продолжить бой.

– Я друг Клайда, – объявил Натан, напрягая мышцы.

Аутист, казалось, не слышал его слов и бросился на него. Натан, не выпуская девочку, остановил его, выставив правую ногу, а левой дал пинка, от которого Томми отлетел на другой конец комнаты. Прием был проведен автоматически, без участия мозга; работали лишь восемьдесят килограммов его мускулистого тела. Нужно было выходить из этой ситуации.

– Он тебя слушается? – спросил Натан у Джессики.

– Да.

– Скажи ему, чтобы он перестал.

– Не скажу.

– Если он будет продолжать бросаться на меня, я сделаю ему очень больно.

Девочка пребывала в нерешительности. Натан решил припугнуть ее:

– Он умрет, и… ты останешься одна.

– Нет, я не хочу, чтобы Томми умер.

– Тогда скажи ему, чтобы он сел.

Томми стоял, пошатываясь, но взгляд у него был угрожающий, и он явно готовился к новой атаке. Не отпуская девочку, Натан нанес ему сбоку удар ногой в грудь. Строго отмеренный удар парализовал подростка, который рухнул, как срубленное дерево. Натан наконец поставил Джессику на пол.

– Ты убил моего брата! – закричала она.

– Пока нет. Но если ты ему не скажешь, чтобы он успокоился, это не исключено.

– Не исключено?

– Это значит, что ему будет очень плохо.

Осознав опасность, которой подвергается Томми, Джессика подошла к нему. Она пыталась поймать его взгляд, который вдруг стал вполне осмысленным. Словно дистанционно управляемый автомат, Томми, постанывая, поднялся и сел на край кровати.

– Вот и прекрасно, – сказал Натан. – Я ваш друг. Я пришел вам помочь.

Он обращался к шестилетней девочке, которая ориентировалась в ситуации лучше, чем шестнадцатилетний подросток.

– Неправда. Ты злой, как другие. И еще в придачу врун.

– Я – друг Клайда.

– Он сказал нам, чтобы мы не доверяли никому, кроме него и Нейвы.

Значит, любовницу Клайда зовут Нейва.

– А где Нейва?

– Не знаю.

– Это она вас спрятала наверху?

– Да.

– Зачем?

– Чтобы ты не причинил нам зла.

– А сама она с вами не спряталась?

– Нет.

– Она вышла?

– Она вернется за нами.

Видимо, Клайд на время своего отсутствия возложил заботу о детях на любовницу. Но для чего укрывать этих детей? Куда она ушла? Натан пытался узнать побольше, но девочка ему не доверяла. Все люди были зачислены в разряд злых, за исключением Нейвы и Клайда. Клайд заразил и их своей паранойей.

– Пятнадцать тысяч сто двадцать четыре! – объявил Томми.

До этой минуты агрессивный аутист не произнес ни слова. Потому-то его внезапное сообщение заинтересовало Натана.

– Чего пятнадцать тысяч сто двадцать четыре?

Он повернулся к девочке, и она объяснила:

– Он насчитал пятнадцать тысяч сто двадцать четыре секунды, с тех пор как мы поднялись на чердак.

Томми, словно ходячие часы, постоянно подсчитывал секунды. Получается, на чердаке их спрятали чуть больше четырех часов назад, то есть примерно за час до его прихода. Но по какой причине? Расспрашивая Джессику, он узнал, что Нейва приказала им подняться на чердак, когда постучали в дверь. Такое указание дал ей Клайд. И им велено было сидеть тихо-тихо, пока Нейва или Клайд не попросят открыть люк. Натану понадобилось двадцать минут, чтобы вытянуть эти сведения из девочки. В отличие от Боумана он не умел выуживать сведения у детей.

– А родители ваши, они какие – добрые или злые?

Томми что-то заурчал. Джессика одним взглядом успокоила его.

– Они командуют злыми.

Можно ли верить словам маленькой девочки, которой Боуман основательно промыл мозги? Нейва должна была скоро возвратиться, и Натан рассчитывал с ее помощью основательно расширить полученную информацию.

 

14

– Ну все, я ухожу.

Элмо Сандерс глянул на часы, показывавшие без десяти пять, и без малейших угрызений совести покинул свое рабочее место. Дуайт Мюллер, его старший коллега, поднял взгляд от кипы писем, пришедших со всех концов Соединенных Штатов.

– Уже?

– Довольно для каждого дня своей заботы. Это еще Иисус сказал.

– С чего это ты цитируешь Христа? – удивился Дуайт.

– Как-никак впереди три дня Рождества.

– Ты что, читал Евангелие?

– Нет, но я видел об этом передачу по телеку. Так там получается, что все чудеса, непорочное зачатие и все прочее – чушь собачья.

– Не надо богохульствовать.

– Так это не я придумал. Историки считают достоверными только две вещи: что Иисус существовал и что его казнили. Остальное все придумано, копии копий обрывков истлевших папирусов.

– Но, однако же, ты цитируешь Евангелие.

– Так же, как цитирую Клинта Иствуда, который говорит в одном из своих фильмов: «Мудрый человек знает свои пределы». А мой предел – шестнадцать пятьдесят. И я как добрый христианин, добрый киноман и мудрец говорю «стоп» этому вонючему дню. И со всех ног бегу завершить это воскресенье в кругу семьи.

Элмо и Дуайт работали на сортировке почты в городке Норт-Пол, то есть Северный полюс, штат Аляска. В городе Санта-Клауса. В декабре маленькие американцы присылают тысячи писем, а на ответах им стоит штемпель населенного пункта, расположенного в пятнадцати милях от Фэрбэнкса. Здесь у Санта-Клауса не было ни белой бороды, ни красного колпака, ни саней. Он был чисто выбрит, носил костюм-тройку и летал на самолете. И прозывался он Санта-Корп в напоминание о фабрике игрушек, которой он управлял. В это время года фабрика работала на полную мощность, склады были забиты игрушками, почтовое отделение завалено письмами, Элмо и Дуайт выписывали себе сверхурочные.

Во владениях Санта-Клауса, он же Санта-Корп, один лишь Элмо презрительно относился к нему. Кстати сказать, он это растолковал и своему сыну: Санта-Клауса не существует. Точно так же, как Джека О'Лантерна или Рональда Макдоналда. Это все персонажи, придуманные с одной-единственной целью: заставить родителей раскошелиться и набить карманы торговцев.

У его коллеги, который был старше его на тридцать лет, производительность была ниже, но выносливости побольше. Вопрос профессионального стажа и крепости позвоночника. А у Дуайта с годами позвоночник приобрел особенную гибкость.

– Запиши их на мой счет, – бросил Элмо.

– Что записать?

– Ну ты же заметишь мне, что осталось еще десять минут тут коптить.

– Правильно.

– Мне их вполне хватит.

– На что?

– Чтобы от твоего имени поцеловать жену и сына.

– Правильно, поцелуй их от меня.

– И я буду осторожен.

– Да уж, Элмо, будь осторожен на дороге.

Сандерс забавлялся тем, что угадывал наперед реплики коллеги, который уже столько лет повторял одни и те же общие фразы.

«Ты станешь таким же, как он», – нашептывал Элмо внутренний голос.

Он надел меховой полушубок, непромокаемую ветровку, шлем и горнолыжные очки. Снял брезент со снегохода и вступил в морозный туман. От почты до дома, который он снимал на окраине Норт-Пола, езды было пятнадцать минут. Но сегодня скверная видимость не позволяла установить рекорд скорости. Едва он вышел из сортировочного пункта, очки тут же покрылись изморозью. Элмо остановился на обочине у ограды, наполовину засыпанной снегом, быстро прочистил стекла, снова надел очки. Сквозь стекла на него смотрели два глаза!

Он испуганно вскрикнул и попятился, чтобы увидеть, кому принадлежит лицо, возникшее перед ним. Но увидел он лишь повязки, вздувшиеся какими-то нелепыми буграми. Элмо врезал ногой этой мумии и повернул ручку газа. Снегоход взревел и рванул вперед. А Элмо шлепнулся задом в снег, и над ним нависло это чучело, обмотанное повязками. И он понял, что этот дерьмовый день – последний день его жизни. Он не увидит ни жену, ни сына. Жалкая перспектива стать под конец жизни таким же, как Дуайт, обратилась в недостижимую мечту.

Мумия протянула ему руку, словно собираясь помочь встать. Элмо изо всех сил ухватился за нее, поднялся и второй рукой нанес молниеносный удар туда, где должна быть челюсть. Кулак как будто наткнулся на воздушный шар. Элмо, не глядя, что произошло с мумией, бросился к упавшему снегоходу. На бегу он споткнулся и свалился носом в снежную пыль. Рядом раздались шаги, он стиснул зубы, ожидая, что сейчас его прикончат, но услышал рев двигателя. Мумия уехала на его снегоходе.

Иисус учил отвергнуть все суетное и радоваться жизни. В этот вечер Элмо Сандерс внезапно уверовал в Бога.

 

15

Кейт Нутак, сев в «тойоту», переехала через реку Чина, обогнула железнодорожное депо и свернула направо на Филипс Файлд-роуд. Красно-синий неон вывески «Правильного бара» просвечивал сквозь мглу. То была первая особая примета его владельца Тэда Уолдона. Была у него еще одна, сразу бросающаяся в глаза: сплющенный нос, результат многолетних занятий боксом и бесчисленных боев. После рингов в подозрительных барах, после договорных матчей со ставками на подпольном тотализаторе он укрылся на Аляске подальше от полиции и ободранных им простофиль. Он купил этот бар в семидесятых годах, когда строили Трансаляскинский нефтепровод и Долтонскую автостраду. Уолдон удовлетворял потребность в выпивке доброй половины шестнадцати тысяч рабочих, заполнивших Фэрбэнкс до завершения строительства трубопровода. В задней комнате бара он устроил игорный притон, который охранялся лучше иного банка, и подкармливал местную полицию, чтобы та не припаяла ему нарушение закона.

Это все, что знала Кейт Нутак о человеке, внешность которого совпадала с описанием одного из напавших на Алексию Гровен: около шестидесяти, альбинос, невысокого роста, коренастый, волосы седые, нос в форме картошки, сплюснутый. Описание его спутников ничего ей не говорило. Один огромный, как шкаф, у второго шрам через весь лоб, и он сильно хромает, третий все время хихикал и почесывал промежность. Вот приметы, которые не могли ускользнуть от буржуазного взгляда миссис Гровен.

Через десять минут, оставив «тойоту» на парковке «Правильного бара» между двумя большими пикапами, Кейт набралась решимости. В этом притоне она, вероятней всего, окажется единственным представителем племени инук, очевидно, единственной женщиной и уж совершенно точно единственным представителем закона. Просить помощи у полиции она не могла. Обвинить типа вроде Уолдона в убийстве четырех человек было слишком рискованно, к тому же это вступало в противоречие с профессиональной этикой. Ее целью было заставить Уолдона заговорить о проекте «Лазарь». Он был в курсе некоторых подробностей, в которые Фрэнк Гровен решил посвятить его, чтобы доказать свою кредитоспособность как игрока в покер. Агент Нутак хотела сделать все быстро, продемонстрировать профессиональную хватку и показать Натану Лаву и Лансу Максвеллу, что ей никто не нужен, чтобы успешно провести следствие.

Она не дошла несколько метров, когда дверь бара распахнулась и оттуда в облаке табачного дыма вывалился какой-то пьяный, которому срочно нужно было избавиться от излишков пива, отягчавших мочевой пузырь. Кейт использовала этот момент, чтобы вылезти из машины, превратившейся в холодильник, и проскочить туда, где тепло.

Внутри в нос сразу шибанул крепкий мужской дух, а в уши – фальшивое пение. Множество мужчин в клетчатых рубашках ржали и что-то орали пышнотелым официанткам, лавировавшим между столами и руками, пытающимися их пощупать. Неизбежный ансамбль кантри, исполняющий Гарта Брукса. На заднем плане пьяненький мужчина с бородой, которую он, похоже, не брил ни разу со дня своего появления на свет, старательно дул в губную гармонику, как в трубку алкотеста. Весь зал уставился на Кейт. Она стремительно пробилась через лес бицепсов и обратилась к официантке:

– Не могли бы вы провести меня к Уолдону?

– Я не секретарша ему.

Кейт обратилась к женщине, надеясь, что с ней будет проще установить взаимопонимание. Но она не учла, что девицы в «Правильном баре» заражены господствовавшим там кретинизмом. Тогда она сунула в нос официантке свое удостоверение ФБР и расстегнула молнию анорака, чтобы та увидела сверкающий новенький «Магнум-357». Но это не подействовало. Наверное, нужно было что-то более впечатляющее, чтобы снулые глаза официантки оживились. И тут на плечо Кейт тяжело легла мохнатая рука; молодая женщина даже слегка пошатнулась. Волосатая лопата принадлежала типу с огромным брюхом, которому не надо было представляться, чтобы Нутак поняла: это вышибала. Она вообще терпеть не могла заведений, где персонал дрессируют на то, чтобы выпроваживать, а не принимать клиентов. Но ничего не поделаешь. Она повторила все то же самое толстяку, брюхо которого колыхалось на уровне ее груди.

– Уолдона нету, – объявил он.

– Не ври, – бросила Нутак.

– Чего?

– Я видела, как он входил.

– Значит, ты не видела, как он вышел.

– Я уполномочена правительством Соединенных Штатов допросить мистера Уолдона по делу об убийстве четырех человек. Либо вы будете сотрудничать со мной, либо я вернусь с подкреплением, что будет не слишком хорошо для вашего заведения. Ваш босс будет подвергнут допросу по всем правилам в полиции. Вы поняли, что я сказала, или нужно повторить помедленней?

Толстяк в раздумье почесал второй подбородок, после чего понес свое брюхо к телефону. Атмосфера в салуне стала ощутимо враждебной. Через три минуты, которые Кейт показались вечностью, появилась улыбающаяся гиена, поглаживая свои мужские атрибуты, выпирающие из чрезмерно обтягивающих джинсов. Федеральный агент была на верном пути. Один из тех, кто заявился к миссис Гровен, стоял перед ней.

– Ха-ха-ха! Эскимоска – федеральный агент! Ну, мы еще не такое увидим! Ладно, пошли, пока я не лопнул от смеха.

Под прицелом видеокамеры они миновали лестницу, ведущую вниз; из-за запертой двери несло табачным дымом. Игорный притон. Посланец Уолдона хихикал, тряся головой, пока они не подошли к двери, обитой красной кожей; тут он в последний раз поправил яйца и постучался. Дверь приоткрыл длинный тощий молодчик со шрамом на лбу, оставленным консервным ножом; шрам этот больше подчеркивала какая-то нелепая челка. Очередной тип из тех, что посетили Алексию. Мир тесен.

– Чего надо? – осведомился он.

Алексия Гровен забыла упомянуть, что этот Франкенштейн жутко гундосил. Ощущение, будто беседуешь с циркулярной пилой. Кейт повторила, что хочет повидать Уолдона.

– Шеф занят, как вокзальный сортир. Приходите в другой раз.

За спиной раздался хохот гиены.

– ФБР, – объявила Кейт, неспешно доставая удостоверение.

Дверь захлопнулась у нее перед носом, но через несколько секунд широко открылась. В глубине кабинета Уолдон положил телефонную трубку. Нутак назвала себя и сказала, что предпочла бы поговорить с ним наедине.

– Это вы пришли ко мне. И тут я решаю, кому остаться в кабинете, а кому выйти.

В комнате воцарилось молчание. Все взгляды были обращены на Уолдона, поскольку ему следовало принять решение.

– Обычно с женщинами мне не нужна помощь, да и болтать долго я не люблю… так что вы оба валите из кабинета.

Гиена и тощий со шрамом с неудовольствием вышли. Уолдон закурил сигару и принял вид делового человека, который ожидает, чтобы ему сделали предложение. Кейт выбрала лаконичный стиль: Гровен проиграл проект «Лазарь» в покер в «Правильном баре», долг не уплатил и был убит, а затем этот проект у него отняли.

– Кто это вам наплел?

Уолдон хотел знать, не слила ли информацию вдова Гровен.

– Один игрок в покер рассказал.

– Игроки в покер ничего не рассказывают.

– Фрэнк Гровен не отдал вам то, что был должен, и тогда вы сами пришли взять, да?

– Эй, послушайте, вы меня в чем-то обвиняете?

– В убийстве четырех человек, в том числе федерального агента.

– У вас нет никаких доказательств.

– Никто не знал, чем занимается Гровен. Кроме вас и тех, кто убит. Вы устроили шулерскую игру без ограничения ставок, чтобы Гровен проигрался в пух и прах, в результате вы смогли бы завладеть научными результатами проекта, над которым он работал.

– Послушайте-ка, вы заявились сюда с угрозами и необоснованными обвинениями, которые не стоят и двух центов. А это, видите ли, серьезно. Я не знаю, в какую игру вы играете, но зато могу вам растолковать, какие правила в этом мире. В жизни я классно могу делать только две вещи: драться на ринге и управлять этим заведением. Если я вам подам паленое виски, вы с полным правом может выплеснуть его мне в физиономию. Если вы найдете в вашем пиве опилки, вы можете возбудить против меня процесс. Но и я, если вы предъявите мне ложное обвинение, тоже имею право подать жалобу. У меня неплохие связи, которые позволяют мне здорово попортить жизнь тем, кто ищет со мной ссоры. Я уж не говорю о том, что на угрозы я отвечаю кулаком. Я, может, не слишком речист, но у меня есть одно достоинство: если я что-то говорю, то говорю четко и ясно. Вам понятно?

Да, она поняла. Прежде всего, что у Уолдона есть мохнатая лапа. Как высоко, она не знала, но то, что у него есть поддержка в полиции, которую он много лет подкармливает, это бесспорно. И теперь у нее было два варианта. Спасовать или удвоить ставку. Уйти на цыпочках, извинившись за причиненное беспокойство, или продолжать упорно преследовать его. Не будучи игроком и не желая рисковать карьерой и жизнью в игре, начатой против этого гангстера, она смирилась, укротив свою гордость. Ничего, реванш она возьмет позже. Зато теперь она знала: Тэд Уолдон виновен. Оставалось узнать – в чем.

 

16

Натан ждал до последней минуты. Нейва не пришла. Он написал ей несколько слов, положил записку на стол в гостиной, чтобы она сразу увидела, и успел точно к последнему рейсу на Сан-Франциско. С собой он взял обоих детей, надеясь поскорей проникнуть в их тайну. У него был паспорт Боумана, а там были вписаны его сын и дочка, так что Натану не составило труда выдать Джесси и Томми за Лорен и Терри Боуманов. Несмотря на террористическую угрозу, нависшую над Соединенными Штатами, на внутренние рейсы можно было пройти так же легко, как перейти границу с Мексикой.

Джесси обладала некой телепатической властью над братом. Томми был замкнут в каком-то параллельном мире, и только Джесси имела ключ к нему, а верней сказать, пульт дистанционного управления. Томми без остановки подсчитывал все, что поддается счету, – секунды, машины, облака…

В самолете Джесси обрисовала Натану ситуацию с использованием словарного запаса, соответствующего ее возрасту, и в соответствии со своими интеллектуальными способностями. После развода родителей они с мамой стали жить у Стива, «у которого в ухе телефон и который все время играет на компьютере». Он все время называет ее «моя блошка». Ей это не нравится. Он заменил ей отца. Он страшно противный, потому что сосет пальцы ног у мамы. Она сама видела, как он это делает в бассейне. Мама говорит, что он очень милый и очень богатый и что он может купить ей все, что она пожелает. А Джесси хочет только одного: снова быть с Томми. Брат ее уехал в другой дом, еще больше, чем у Стива, там очень много каких-то странных людей. Иногда ей удается поговорить с братом, не видя его, как с куклой Пенни. Сначала их папа приезжал за ней, чтобы посетить Томми. А потом перестал и очень долго не приезжал. До того воскресенья, когда она увидела его перед их домом. Папа хотел уехать вместе с ней и с Томми. Она послала сообщение в голову брату, чтобы он убежал и встретился с ними на дороге. Втроем они ехали в автобусе тысяча триста сорок секунд. В тот вечер Томми не переставая считал, и папа от этого очень нервничал.

– И куда вы поехали? – спросил Натан.

– Мы жили в доме, который качался. Папа все время кашлял. И на теле у него были странные пятна.

– А Томми не подсчитал, сколько времени вы пробыли там?

– Нет.

– А что было потом?

– Однажды ночью приехал Клайд. Он три тысячи секунд говорил с папой. Папа передал нас ему.

– А почему Клайд поселил вас у себя?

– Он сказал, что папа очень болен.

– Ты после этого видела папу?

– Нет.

Показался международный аэропорт Сан-Франциско. Рейс пролетел словно сон. Сон про двух брошенных детей. Зажатый в узком кресле, Томми уминал пирожные и пил апельсиновый сок. Джесси закончила раскрашивать клоуна на обложке небольшого блокнотика, который ей дала стюардесса. Она превратила его в отвратительное существо, красная кожа которого была вся в больших черных прыщах. У Натана на языке вертелся вопрос:

– Стив, он с тобою ласков?

– Да.

– Как папа?

– Папа никогда не целовал меня и не читал мне перед сном сказок.

– Стив укладывает тебя спать?

– Да.

– Значит, он с тобою ласков.

– Да, да…

Из ее ответов Натан не мог сделать никаких выводов. Следовало сконцентрироваться, чтобы войти в мысли девочки.

– Скажи, Джесси, ты скучаешь по маме?

Она сосредоточенно рисовала большой черный прыщ на щеке пунцового клоуна. Ответа Натан не получил. Тогда он изменил вопрос:

– Почему ты мне сказала, что твои родители командуют злыми людьми?

– Папа ушел, а маме нравится Стив. Прежде чем оставить нас, они разлучили нас с Томми.

– Твой папа пытался сделать так, чтобы вы остались с ним.

– Да, я знаю. Но потом, когда мы жили в доме, который качался, там был один такой грязный тип, от него воняло, и он все время орал. Он не любил Томми. А один раз он его даже ударил. А потом папа превратился в монстра.

– Какого монстра?

– Он стал всюду распухать. У него выпучились глаза. И еще у него были вот такие пятна.

Она показала свою раскраску. Натан подумал, чем мог болеть Алан Броуден.

– А Клайд был добрый?

– Клайд и Нейва были согласны, чтобы мы с Томми оставались вместе.

Томми, сидевший слева, ерзал в кресле, совал руку под ремень безопасности и поскуливал.

– Что с ним? – встревожился Натан.

– Он хочет писать, – объяснила Джесси.

Натан отстегнул ремень и повел мальчика в туалет, несмотря на требования стюардессы не нарушать при приземлении инструкцию по безопасности. Томми не мог оставаться закрытым в помещении площадью в один квадратный метр, и Натану пришлось держать дверь приоткрытой, пока мальчик мочился на стенку.

Когда колеса коснулись земли, Натан бросил взгляд на девочку, прижимавшую к груди куклу.

– Все в порядке, блошка?

– Не называй меня блошкой.

– Хорошо. А ты можешь называть меня Клайдом.

– Как Клайда?

– Да.

– Почему ты хочешь, чтобы я звала тебя, как Клайда?

– Потому что он мой лучший друг.

Самолет остановился. Защелкали замки ремней. Все пассажиры одновременно встали, принялись открывать багажные ячейки и звонить по мобильным.

– Клайд…

– Да?

– А мамы мне все-таки не хватает.

Натан наметил визит к Шарлиз Гаррис, бывшей миссис Броуден. Ранним утром в понедельник он один заглянет на ее виллу в Сан-Хосе. Он возвратит детей их матери, тем паче что если они будут оставаться с ним, это отнюдь не облегчит его задачу. Но Боуман принял иное решение. Для этого у него была какая-то серьезная причина. Какая? Это нужно выяснить как можно скорей.

 

17

Такси пересекло Юнион-сквер, свернуло на Гири-стрит, где из театров выходили толпы нарядно одетых зрителей, и остановилось перед «Фор Сезон Клифт». Этот отель входил в десятку лучших отелей в мире. ФБР никогда не получало счетов оттуда, так как у этой организации недостанет на него средств, но Натан хотел предоставить все самое лучшее Томми и Джессике, которых несколько недель таскали с собой циничные взрослые. Здесь конфиденциальность и изысканность начинались с холла. Портье и двое носильщиков устремились к ним, хотя багажа у них никакого не было.

Свободными оказались лишь апартаменты на последнем этаже. Натан заказал пиво, сигареты, два обильных ужина, одежду для детей, строгий костюм в бутике отеля и автомобиль с мощным двигателем на завтра. Тысячи огней мерцали у их ног. В заливе какое-то судно ревело, как кит, направляясь в Окленд, чтобы разгрузить там свой груз «made in China».

Ему вспомнилось, как они с Мелани жили во Фриско. Они отремонтировали викторианский дом на Рашен-хилл, нависавшем над морем. Жена любила полежать на лужайке в маленьком парке на углу Грин-стрит и Гуг-стрит, а он вместе с членами «Дельфин клуба» в фирменных оранжевых шапочках купался в заливе среди морских львов, бревен и акул, слегка хмелея от воды при температуре десять градусов Цельсия. Держась за руки, они отважно бродили по крутым улочкам и доходили иногда до сада Йерба Буэна напротив Музея современного искусства, где строили бесчисленные планы на будущее.

После трагедии Натан продал дом.

– У-у, да тут есть бассейн, – внезапно раздался у него за спиной голос Джесси.

– Это джакузи, – объяснил Натан.

– Джакузи?

– Это такая большая ванна, которая пускает пузыри.

– Как Томми, когда он пукает в ванне!

В номере были три спальни, примыкающие к гостиной в стиле ар-деко. Коридорный включил механизм джакузи и скромно удалился. Дети залезли в ванну, и оттуда доносился их смех.

Он позвонил Сью Боуман, как, наверное, делал Клайд. Она дремала перед телевизором, но заверила его, что он ее не разбудил. Она была очень рада поговорить с ним. У нее была серьезная беседа с сыном, и по этой причине количество выпитого спиртного было сокращено. Сью поблагодарила его за заботу и напомнила про похороны.

После солидного ужина Джесси и Томми расходовали остатки сил на прыжки с трамплина, в который они превратили огромное ложе.

– Можно я буду спать рядом с Томми? – попросила Джесси. – Места тут хватит.

– При условии, что вы быстро заснете.

– Обещаем! – воскликнула она, ударяя брата подушкой.

Натан объяснил девочке положение дел. Ему необходимо на несколько часов уйти. В случае если у нее возникнут какие-то проблемы, ей достаточно набрать номер «0». Портье немедленно отзовется и перезвонит ему на мобильный телефон.

– В любом случае здесь Томми, и он меня защитит, – успокоила его Джесси.

Натан сел на край их кровати и, не подумав, стал пересказывать фильм «Ночь охотника». Злодей пастор женился на матери двоих детей, убил ее, а детей преследовал, чтобы они сказали, где спрятана крупная сумма денег. Клайд часто рассказывал сыну перед сном этот кинофильм Чарльза Лоутона. Но тут до него вдруг дошло, что этот сюжет не слишком подходит к ситуации, и в конце он решил воскресить мать. Джесси буквально впивала его слова, прижимая к груди куклу. Томми заснул. Натан поцеловал их, словно отец, дождался, когда дыхание их станет ровным и сонным, и вышел.

Он оставил точные указания портье Неду и сел в такси, которое отвезло его на Маркет-стрит у Твин Пикс. Лучшая обзорная точка, чтобы полюбоваться городом, если нет тумана. Шофер такси дважды заезжал не туда, прежде чем нашел Креслайн. Наконец он остановился перед номером «265», современным и шикарным домом, построенным уступом на склоне холма. Натан проклинал Нутак за это дурацкое задание. Он не думал, что сможет вытянуть какие-нибудь полезные сведения из любовника доктора Флетчера. Он разбудил охранника и попросил немедленно сообщить Гленну Лофорду о своем приходе.

– Мистер Лофорд вышел.

У Натана была привычка никогда не предупреждать людей, и с такой ситуацией он сталкивался довольно часто. Сколько раз, проделав сотню километров, он в результате целовал замок! Но зато метод этот, которым пользовался и Боуман, позволял захватывать людей врасплох и разоблачать их с большей легкостью.

– Где я могу его найти?

– Не знаю, он мне не сказал, куда отправляется…

– В этом доме он с кем-нибудь общается?

– А… что за причина такой срочности?

– Только что скончался наш общий друг. Я должен сообщить об этом Гленну. Я специально прилетел ради этого с Аляски.

История, конечно, горестная. Но именно это и нужно было, чтобы держать охранника под давлением. Чем ложь невероятнее, тем сильнее действует на привратников, у которых от местных сплетен притупилась впечатлительность.

– Думаю, мистер Эдуард Лумис, его сосед по площадке, мог бы вам дать нужные сведения. Он заботится о собаке мистера Лофорда, когда тот куда-нибудь уезжает. Но в такой час…

– Позвоните ему, вы же сами видите, дело не терпит отлагательства.

Охранник выполнил просьбу, скорее чтобы отвязаться от Натана, чем оказать ему услугу. Он сообщил Лумису, что к нему посетитель.

В дверях Натана встречал человек в халате, со всклокоченными волосами, вид у него был чрезвычайно расстроенный. Натан, чтобы разжалобить соседа, продолжил историю, которую он начал в холле.

– У меня тоже недавно умер друг, – сообщил Лумис. – От СПИДа.

– У Гленна есть сотовый телефон?

– Я сейчас напишу вам его номер.

Лумис пригласил Натана войти и принялся листать записную книжку.

– Если хотите, можете позвонить от меня.

– Спасибо, у меня есть телефон.

– Я запишу вам заодно и свои координаты на всякий случай. Если у вас возникнет потребность. А вы не хотите дождаться здесь его возвращения? У меня есть бутылочка французского малинового ликера.

Натан еще раз поблагодарил старого гея и поспешил удалиться. После пятого звонка Лофорд ответил. Лав представился как друг Уильяма Флетчера, о внезапной смерти которого он хочет сообщить. В трубке, пока Гленн не отвечал, грохотала музыка техно. Натан заявил, что ему настоятельно нужно встретиться с Лофордом.

– Я в заведении «Блэк Рум» на Кастро. Пароль – Nokpote.

Лав предпочел спуститься с холма по лестнице. Это давало ему возможность пребывать в контакте с миром, с землей, ощущать, как ночь касается его кожи и капельки тумана проникают в легкие.

Кастро-стрит. Жуткая безвкусица. Редкая в Сан-Франциско. Квартал гомосексуалистов назван именем диктатора. Натан вошел в здание с черным фасадом. Самцы, представляющие местную фауну, развалившиеся на диванах в холле, были весьма своеобразны. Кожаные брюки, куртки, безрукавки, мускулы, цепи, усы, пирсинг. Музыка, вырывающаяся из гигантских колонок, вполне могла вызвать тахикардию у покойника. Гленн сообщил, что будет ждать в заднем помещении. Взгляды всех присутствующих устремились на Натана, чей слишком элегантный костюм и отсутствие всякого пирсинга выбивались из принятых в этом заведении норм. Он вовсю работал локтями, пробираясь сквозь крохотный зальчик, отирался о потные бицепсы и тела, отбрасывал руки, которые пытались раздевать его. Заднее помещение охранял громила, в обоих сосках которого висело по кольцу, а во лбу торчала заклепка. Натан сказал пароль, спустился по темной лестнице, открыл еще одну дверь и оказался в лупанарии для садомазохистов. Сильный запах спермы, пота и вазелина бил в нос в этом помещении, облицованном кирпичом и освещенном свечами. Тип с бледной кожей, в шрамах, скрючившись, сидел на корточках перед тремя бугаями без штанов. Еще один проводил колоскопию без анестезии, засунув руку по самый локоть между ягодиц пациента в капюшоне. А неподалеку висел подвешенный за связанные запястья человек, и трое секли его от всей души и изо всех сил. В глубине подвала в полутьме группа мастурбантов онанировала над бочкой, где засел доброволец. Кто из них Лофорд? У стены Натан заметил усача, мастурбировавшего перед экраном видео, на котором демонстрировался порнофильм. Он подождал, когда тот кончит, и обратился к нему. К сожалению, онанист был новичком и не знал Гленна Лофорда. Натан направился к бочке, как вдруг вокруг его шеи захлестнулась цепь. Буквально в последний момент он просунул руку между цепью и горлом и одновременно изо всех сил врезал каблуком по ступне душителя. Нападавший перестал душить и получил локтем в физиономию. Натан обернулся и увидел абсолютно голого толстячка, рот у него был в крови, а обе ладони он держал под подбородком, ловя зубы.

– Гад, ты ж мне вше жубы выбил!

– Вы Лофорд?

– Нет, я Март.

– А где Гленн Лофорд?

– Вон он.

Незадачливый душитель, сжимая в кулаке выбитые зубы, указал на мужчину с исполосованной спиной, подвешенного на блоке. Натан приблизился к нему и попытался умерить пыл разъярившихся бичевателей, которые от всей души охаживали объект. Один из троих, нервный коротышка, в гневе поднял плетку-семихвостку на мешающего им пришельца. Натан воспользовался цепью, по-прежнему висевшей у него на шее, и захлестнул ее, наподобие стального лассо, вокруг руки разгневанного недомерка. Он резко дернул ее и, пока тот пролетал мимо него, вторым концом нанес удар в висок. Садист продолжил свой путь на животе, оставляя на полу кровавые клочья кожи. Видя превосходство пришельца, двое других бичевателей быстренько отошли проверить, в каком состоянии находится их сотоварищ. И у мазохизма тоже есть пределы. Натан освободил Лофорда, истекающего кровью, как кусок говядины. Но он был в полном сознании.

– Мы с вами договорились встретиться, – напомнил Натан. – По поводу доктора Флетчера.

– Вы убили его?

– Кого? Флетчера?

– Нет. Лайла, который сейчас лижет опилки.

– Нет. Он просто оглушен. И это не больнее, чем упражнения с плеткой.

– Вы друг Уильяма?

– Мы могли бы посидеть не в таком мрачном месте?

– Тут не опасно. Здесь все по взаимному согласию.

Натан потер затылок, выражая свое сомнение, и последовал за Гленном в бар, где было много народа, а еще больше шума. Сердечный ритм подстраивался под ритм техно, и если бы Натан не принял меры, сердце у него заработало бы, как поршень. Лофорд, поскольку не мог ничем прикрыть иссеченную спину, сидел голый до пояса. Он заказал «кровавую Мэри». Чтобы расслышать друг друга, приходилось чуть ли не кричать.

– Сообщение о смерти Уильяма подкосило меня. Я испытал потребность в страдании… физическом страдании. Вы меня понимаете?

– Да.

– Вот видите.

– Я знал одного японского сэнсэя, который регулярно уходил в горы и предавался там умерщвлению плоти. Это сближало его с силами природы и имело целью достичь просветления. Вы достигли сегодня вечером просветления?

– Напротив, у меня было чувство, будто я перестал существовать.

– Это одно и то же.

– Вы опять меня вернули на землю из этого жуткого страдания. Браво! Что вам, в сущности, нужно?

– Вы. Ваши самые точные воспоминания. Мне они очень нужны, так что уделите мне пять минут.

– Уильям мне ничего не говорил про вас.

– И мне про вас тоже.

– Наши отношения держались в тайне… Во всяком случае, до того дня, когда полиция провела облаву в Прайде. Да, с тех пор как появился СПИД, Кастро-стрит уже не та, что прежде. Уильям в тот вечер был там, и копы его зарегистрировали. Он боялся, что жена узнает.

– Она и знала. Это она сообщила мне вашу фамилию.

– Должно быть, поэтому Уильям стал появляться тут реже.

– Что вас привлекало в нем? Вы на двадцать лет моложе, и вообще он не Аполлон.

– Как вы о нем говорите!

– Я пытаюсь узнать, кто его убил.

– Его убили? Кто?

– Я же сказал вам: я пытаюсь это узнать.

– Вы коп?

– Нет.

– Ну, значит, вы не арестуете меня, если я приму колеса.

Лофорд заказал еще одну «кровавую Мэри» и совершенно спокойно выложил на стойку пригоршню таблеток экстази. Даже не верилось, что завтра он, солидный, в костюме с галстуком, будет продавать хирургическое оборудование какому-нибудь директору больницы. Он проглотил три таблетки, розовую, синюю и черную, и запил их водкой с томатным соком. Когда он ставил на стойку стакан, на лице его прорезалась кетчупная улыбка.

– Берите таблетки, если хотите.

– Нет, благодарю.

Лофорд закурил мятую сигарету из жеваной пачки, которую извлек из заднего кармана кожаных брюк.

– Флетчер был голова. Я трахал Нобелевскую премию, и это возбуждало. Вам не случалось трахать мозг?

– Нет.

– Значит, вы никогда не спали с гигантом мысли.

– Нет, почему же. С моей женой.

– Берегите ее как зеницу ока.

– Смерть отняла ее у меня.

– Сочувствую. Эта стерва столько пар на планете разбила.

– Это всегда надо иметь в виду.

– А мужчины вас не интересуют?

Гленн взял руку Натана и прижал ее к безволосой груди.

– Нет, – сказал Натан, не пытаясь отнять руку.

– И не пробовали?

– Пробовал…

Натан спал со многими женщинами и мужчинами и получал одинаковое удовольствие, во всяком случае до встречи с Мелани. Безграничная чувственность жены в соединении с любовью, которую они питали друг другу, сделала его верным мужем и отвратила от бисексуальности. Натан изменил Мелани всего один раз – с геем-танцовщиком, но это было необходимо для следствия, которое он проводил в специфической среде. Кроме Максвелла, никто не знал про этот случай, и у Натана не было желания увеличивать список осведомленных.

– …но я предпочитаю женщин. Или, вернее сказать, свою женщину.

– Чем вы профессионально занимаетесь?

– Боевыми искусствами.

– Это прибыльно?

– Нет.

– Тяжелый случай.

– В сущности, это не должно приносить прибыль. В этом весь фокус.

– Что, деньги грязная вещь?

Лофорд курил, заглатывал спиртное и экстази в стремительном темпе, словно пытался заполнить внутреннюю пустоту.

– То, что вы сделали с Лайлом, здорово впечатляет.

В этот момент Натан вдруг осознал, что с момента приземления в Сиэтле он действует, как Боуман. И хуже всего, что это произошло неосознанно, легко. Он посетил его жену, пользуется его паспортом и телефоном, занял его квартиру, курил его сигареты и пил его пиво. А дальше все покатилось естественным образом. Завтра у него встреча с человеком, принявшим его за Клайда; он взял под свое крыло детей, которых Боуман незаконно удерживал, пересказал им «Ночь охотника», пользовался в работе теми же методами, ввязывался в драку при первой же оказии. Так он ударил мальчишку аутиста и несчастного садиста, который ублажал своего приятеля мазохиста. Клайд Боуман всегда выбирал силовое воздействие, тогда как Натан использовал приемы боевых искусств только в качестве крайнего средства. В мозгу у него было запечатлено наставление Ризуке Отаке: «Если вступаешь в схватку, надо победить, но сама схватка не является целью. Воинское искусство – искусство мира, а искусство мира наитруднейшее: нужно победить, не вступая в схватку». Ему случалось игнорировать людей, становившихся у него на дороге. Избегая схватки, он ни разу не проиграл. В отличие от Клайда, который проиграл последнюю битву. Вот уже двадцать четыре часа, как Лав отошел от своего метода расследования, а все из-за того, что влез в шкуру своего друга.

– На меня произвело огромное впечатление, как вы метнули цепь, – сообщил Лофорд. – Вы этому у ковбоев научились?

– Нет, у ниндзя. Обычно на одном конце цепи находится свинцовый шар, чтобы раскроить череп или отбить почки, а на другом серп – отсечь голову. Это оружие называется кусаригама. Вашему другу повезло, что у меня его с собой не оказалось.

Произведя еще большее впечатление на собеседника, Натан продолжил расспрашивать его.

– Уильям был вашим близким другом. Наверное, он говорил вам о том, что ему угрожает?

– Еще бы! Он был чистой воды параноик. Ужасно боялся, что его жене станет известно о нашей связи, что у него отнимут Нобелевскую премию, что напарник предаст его, что шпионы доберутся до его исследований, что спонсоры бросят его и оставят без средств. Вы видели его лабораторию? Настоящий бункер.

– По сведениям ФБР, Уильяма убили по заказу одной японской секты, которая назначила награду за его голову.

– ФБР? Забавно, что вы это говорите.

– Почему?

– Потому что больше всего Уильям боялся ФБР. Последний раз, когда я говорил с ним по телефону, он находился в жуткой депрессии из-за какого-то федерального агента.

– Когда это было?

– На прошлой неделе. Не помню, в какой точно день.

– Чего от него хотели федералы?

– На него оказывали давление.

– Какого рода давление?

Гленн напевал «It's raining men», ремейк которого в громогласном исполнении Джерри Халлиуэл колотился о стены бара и цеплялся за стойку, как за спасательный круг.

– Прошу прощения, но я начинаю видеть вас в розовом свете, мне мерещатся золотые крылья за вашей спиной и нимб. Так что не принимайте во внимание то, что я тут плету.

Натан оставил Гленна, втягивающего со стойки полоску кокаина, и вышел в холодную ночь Сан-Франциско, пронизанную запахами из пекарен. Возврат к цивилизации. Он выяснил лишь, что Боуман оказывал давление на Флетчера. Было уже четыре утра, и Лав в этом заведении больше узнал о людском уделе, чем о том, что необходимо для расследования.

 

18

Джесси и Томми спали, сжав во сне кулаки. Приоткрыв дверь их спальни, Натан растроганно смотрел, как они тихо лежат. Смерть Мелани лишила его радостей отцовства. На какой-то миг он вообразил себе, что это его дети, а жена спит в соседней комнате.

– Нет! – вдруг крикнула во сне Джесси.

Он подошел и положил ей на лоб ладонь. Девочка тут же сбросила ее и свернулась клубочком, она сжалась, оставаясь во власти кошмара. Натан подождал, когда она успокоится, и укрыл детей простыней, свалившейся на пол.

Усталый, он принял душ, прошел в свою комнату, освободился от личности Боумана, съел плитку шоколада, полчаса медитировал и лег спать.

Через два часа его разбудил утренний свет. Спал он плохо. Дух его метался в недвижном теле, а это противно закону природы. Если дух возбужден, возбуждено должно быть и тело. Когда тело спокойно лежит, должен быть спокойным и дух. Тело и дух неразделимы, они единое целое.

Вид на Сан-Франциско с балкона заставил забыть роскошь номера. Солнце поднималось над деревянными домами в викторианском стиле, над горбатыми улицами, бескрайними пляжами, кружевом набережной, над зелеными прямоугольниками газонов, над Золотым Рогом. Мусорщики сгребали с тротуаров ежедневные тонны отходов, оставленные обществом потребления. Адепты тай-чи-чуань разминались в сквере Санта-Мария. Над заливом туман окутывал холмы, подобно вуали, сотканной столкновением теплого воздуха пустыни и холодного воздуха океана, устремляющегося между прибрежными горами. Самой природой созданный ватный кокон, раскачиваемый звоном вагончика канатной дороги, который мускулистые водители поднимали по Пауэл-стрит. Натан считал Сан-Франциско наряду с Венецией самыми красивыми городами на свете. Судьба обоих городов была ненадежной, подвешенной во времени, обоим грозило исчезнуть: одному – уйти под воду, второму – под землю. И с обоими были связаны воспоминания о Мелани. В одном Натан встретил ее, во втором женился.

Натан заказал завтрак в номер и после этого взглянул, как там дети. Они спали без задних ног.

В шестнадцать часов в Сиэтле у него назначена встреча с таинственным Эндрю Смитом. Так что у него было время съездить в Сан-Хосе и обратно. Он выпил кофе и вручил пятьсот долларов служителю отеля, чтобы тот во время отлучки Натана занялся Джесси и Томми.

Натан сел в спортивный «шевроле», выданный напрокат, вдохнул ароматы улицы: смесь йода, корицы, «Макдоналдса» и черных бананов. «Шевроле» мчался на четвертой скорости по 101-му федеральному шоссе. Было еще рано, и Натан не торчал в пробках вместе со служащими Силиконовой долины, чьи сверкающие «рейнджроверы» по утрам забивают Эль Камино.

Спустя час он выключил мотор перед окруженной эвкалиптами виллой в стиле хай-тек, возвышавшейся над Сан-Хосе. Он представился по видеофону, назвавшись собственным именем, поскольку полагал, что супруги Гаррис уже имели дело с агентом Боуманом.

– Натан Лав, спецагент ФБР.

Шарлиз Броуден-Гаррис встретила его в дверях; лицо у нее было озабоченное, если только это не было вызвано прерванным сном или похмельем.

– Есть новости о моей дочери?

Сын демонстративно не был упомянут, очевидно, он не входил в число приоритетов.

– Я заменяю агента Боумана, который больше не в состоянии исполнять свои функции. Не могли бы вы кое-что уточнить для меня, чтобы мои действия были более эффективными?

Она впустила его с несколько смущенным видом. Да, он разбудил ее, и это было добрым предзнаменованием. Допрос людей, вытащенных из кровати, дает самые лучшие результаты. Они прошли через внутренний дворик с журчавшим фонтаном, который разделял дом на четыре павильона, соединенные стеклянными коридорами. Уселись в крытой галерее напротив сада, спускающегося к заполненному до краев бассейну. Шарлиз пошла приготовить кофе. Натан воспользовался этим, чтобы осмотреть ближайший павильон. Сто квадратных метров. Сплошной белый цвет, геометрические линии, современные монохромные картины. Единственная цветная деталь находилась на рояле. Фотография, представляющая хозяйку дома, которую обнимает тип, похожий на Билла Гейтса: такие же очки, такая же прическа, та же ребяческая физиономия. Это фото было единственным признаком человеческого пребывания в безукоризненном дизайне, словно сошедшем с конвейера журнала «Art & Decoration».

– Хотите заглянуть? – прозвучал голос у него за спиной. – Дождитесь хотя бы открытия Насдак!

Мужчина с фотографии находился в метре позади него и приветливо протягивал руку. На нем было кимоно черного шелка и деревянные сандалии. Из уха у него выглядывал миниатюрный телефонный наушник, к щеке прилегал нитевидный микрофончик. По этому признаку Натан понял, что вторая фраза адресована не ему, а собеседнику, находящемуся за много километров отсюда.

– «Глобал Тек» вот-вот рухнет. У них нет миллиона наличными, – продолжал Гаррис, пожимая руку Натану. – Ты знаешь какую-нибудь венчурную фирму, готовую вложить хотя бы доллар в подобное предприятие?

– Да, – сказал Натан.

Гаррис нахмурил брови. Натан объяснил ему, что он ответил на вопрос, который был задан ему. Да, он хотел бы заглянуть. В частности, в комнаты детей. Хозяин показал ему дорогу. Следовало пересечь патио в обратном направлении и пройти в северный павильон. Натан не ожидал наткнуться на Стива Гарриса. Он думал, что тот у себя в офисе. А все потому, что он не принял во внимание новые средства коммуникации, которые дарят возможность вездесущности.

– Извините меня, у меня на линии был один драмп.

– Кто? – не понял Лав.

– Крупная шишка. Президент одной компании. За год он сделал десять миллионов долларов. И теперь хочет купить «Глобал Тек».

– Вы работаете дома.

– По утрам. С пяти до одиннадцати. Просыпаюсь я вместе с Восточным побережьем. А вечером ложусь вместе с Японией. У меня нет времени, чтобы тратить его на автомобильные пробки. Зато я каждый день обедаю в Сан-Хосе с клиентами или компаньонами. Кстати, вот моя визитка.

Он протянул Натану толстую пластиковую карточку, на которой были выгравированы его фамилия и название его фирмы «W. ONE». Штрих-код давал доступ к USB-порту.

– Сюда можно скачать шестьдесят четыре мегабайта данных с любого компьютера. Впечатляет, да?

– Да.

– На жестком мини-диске можно считать сведения о моей фирме и данные о ее конкурентоспособности.

Натан столкнулся с заложником собственного бизнеса, который зарабатывал миллиарды, чтобы позолотить червонным золотом решетку своей тюрьмы.

– Алло? Нет, Барри, никаких вложений… Вот комната Джесси… У них лизинговый кредит… После того как она исчезла, здесь ничего не трогали. Шарлиз сказала мне, что вы начинаете расследование с нуля?

– Да, но не с нуля.

– Вы такие замечательные в ФБР, что удивляешься, как это вас еще не приватизировали… Минутку, Барри… Надеюсь, вы будете действовать эффективнее, чем этот Боуман… Позвони Каи, он этого не знает…

В сравнении с комнатой Лорен Боуман комната Джесси была богаче обставлена, аккуратней, холодней и словно бы без души, как будто в ней никогда никто не жил. Цветные карандаши были новенькие, ими не пользовались, тетрадки нетронутые, плюшевые игрушки стояли в ряд на полках.

– Чем играла Джесси? – поинтересовался Натан.

– Секунду, Барри… Джесси? Надо спросить у ее матери. Кстати, она вас должна ждать на террасе.

– У Томми была своя комната?

– В три часа… Да, разумеется, она рядом… Боб Мертенс там тоже будет, поговорим о том специалисте-логистике, который у него на примете…

Во владениях Томми царил жуткий хаос. Постель не прибрана, на полу валяются куклы Барби, пластилин, книжки, шашки, пазлы. Джесси, похоже, проводила больше времени в комнате брата, чем в своей. А вот рисунков никаких не было. Очевидно, забрали психологи из ФБР.

– Извините, мне пора переместиться в кабинет, – сказал Гаррис.

– Простите, еще один вопрос. Почему в этой комнате не убрано, как в другой?

– Агент Боуман просил нас ничего не трогать. Еще раз извините, но я должен идти. Задайте вопросы моей жене, она лучше знает… До свидания… Нет, нет, Барри, это я не с тобой прощаюсь…

Продолжая разговаривать, – словно бы с самим собой, – Гаррис прошел в западный павильон, где, очевидно, он занимался своими профессиональными обязанностями.

Шарлиз ждала Натана в галерее. Она успела подкраситься и приготовить кофе. Однако макияж не смог скрыть на ее лице следы тревоги и бессонницы. Исчезновение Джесси очень подействовало на нее. Натан чувствовал себя неловко. Дети этой женщины, живые и здоровые, находились в роскошном отеле в часе езды отсюда. Он мог несколькими словами вернуть улыбку на ее лицо. Почему же он этого не делает? Потому что он все еще на месте Боумана. Однако Клайда нельзя считать непогрешимым, поскольку он позволил убить себя.

Она охотно отвечала на вопросы Лава. Оказалось, что Томми, после того как она вторично вышла замуж, провел здесь всего одну ночь. Все было очень скверно. Томми поцарапал рояль, разбил компьютер, ударил отчима, а потом попытался утопить его в бассейне. Потребовалось вмешательство Джесси, чтобы остановить его. Только она имеет влияние на своего брата аутиста. Шарлиз подтвердила, что дочка редко бывает в своей комнате, она заняла комнату брата.

– А как вы думаете, почему? – спросил Натан.

– Вероятно, чтобы быть ближе к Томасу. Честно говоря, у меня нет определенного мнения по этому поводу. А что, это так важно?

– У меня тоже двое детей, – солгал Натан, – и меня беспокоит, а вдруг кто-то из них не спит в своей кровати.

– Я могу сказать вам не больше, чем психиатры.

– Джесси показывали психиатрам?

– Я не понимаю ее. Кто, кроме них, мог бы мне помочь?

Натан поймал ее бегающий взгляд. Он хранил молчание, желая подтолкнуть ее к исповеди. Он налил себе еще чашечку кофе, снял пиджак и поудобней устроился на стуле тикового дерева.

– У вас больше нет вопросов? – пролепетала Шарлиз.

– Нет, кроме одного, на который вы толком так и не ответили. Почему Джесси спала на кровати брата?

– Это все, что вас интересует?

– Остальное есть в деле и абсолютно бесполезно. По моему мнению, ключ к загадке находится в ответе на этот вопрос.

– Я вам уже говорила, Джесси пыталась приблизиться к Томасу. Она начала с того, что спала на его простынях, а потом заняла его комнату… Она общалась с ним посредством телепатии…

– До того дня, когда они сговорились о побеге. Джесси и Томми сбежали. Куда они сбежали? Если мне удастся понять это, думаю, что смогу вернуть вам ваших детей меньше чем через двое суток.

– Вы серьезно?

– Да.

Она обхватила обеими ладонями кофейную чашку.

– Понимаете, мистер Лав, у меня никогда не получалось установить подлинное взаимопонимание с близкими. Мой первый муж работал еще больше, чем Стив, а Стив работает почти круглые сутки. В тот день, когда родился Томас, Алан был у клиента. Когда я рожала Джесси, он был в Сингапуре. Томас родился аутистом. Он ни разу не улыбнулся мне, ни разу не выказал никаких чувств. А у Джесси открылись парапсихологические способности, которые позволяли ей уходить в мир брата. Потом Алан разорился, все покатилось под откос и кончилось разводом.

– А как со Стивом Гаррисом?

– С ним все нормально. Во всяком случае, в материальном плане. Он мне необходим, чтобы вырастить Джесси.

– Вы думаете, ей нужны деньги?

– Комфорт, да, нужен.

– А любовь – нет?

– Отца.

– И брата тоже.

– Томас и Стив несовместимы.

Похоже, Шарлиз выбирала мужей, как на бирже выбирают компании для вложения средств – в соответствии с колебаниями курса акций. В таком случае остается ждать лишь получения дивидендов в денежном выражении.

– Мне кажется, вы думаете, что я выбираю мужей в зависимости от их банковского счета. Так, да?

Ее проницательность застала Натана врасплох.

– Это к делу не относится.

– Вы, наверное, воображаете, что я все дни провожу в праздности и удовольствиях? Что я заслужила то, что произошло со мной? А как по-вашему, кто занимается этой виллой? Кто следит за работой садовника, служанки, кто вызывает мастеров починить спутниковую антенну или устранить протечку в бассейне? Кто занимается семейным бюджетом, платит по счетам, водит Джесси в школу, на занятия фортепиано, танцами, к врачу, к логопеду, к психиатрам? Кто возил Томаса чуть ли не по всем врачам Сан-Франциско? Кто просыпался каждую ночь, чтобы покормить грудью Джесси и усмирить ее брата, когда у него портилось настроение? Кто ходит на родительские собрания? Кто занимается покупкой продуктов для всей семьи, устройством приемов и дней рождений, кто заботится о техническом обслуживании машин? И какая, по-вашему, должна быть за все это зарплата?

Натан не имел ни малейшего представления о трудах хозяйки дома и матери семейства. Мелани ею не была, а Сью никогда не затрагивала в разговорах материальный аспект своей жизни.

– Я здесь не затем, чтобы судить вас.

– И тем не менее вы судите.

Пора было заканчивать допрос.

– Вы виделись с вашим первым мужем после исчезновения детей?

– Не было смысла.

Последний его адрес, известный ей, – католическая миссия в Окленде. Алан Броуден скатился по социальной лестнице до самых низов за время куда меньшее, чем нужно, чтобы все спустить в казино. В прошлом остались его компания в состоянии ликвидации, семья в стадии распада и Силиконовая долина в процессе преобразования. Он влился в ряды потребителей благотворительного супа, после того как продал свои акции, роскошный автомобиль с кондиционером, ноутбук, итальянские туфли, часы «Брайтлинг», золотой зуб и даже кровь. Каждую неделю он сдавал литр крови, чтобы было на что жить.

Боуман съездил в Окленд и пришел к выводу, что Алан Броуден здесь ни при чем. В его отчете говорилось, что у этого бомжа серьезная болезнь, и в таком физическом и умственном состоянии он просто не способен организовать похищение. А это вступало в полное противоречие с тем, что рассказала Джесси. Почему Клайд солгал? Натан решил продолжить расследование с того места, где произошел сбой у его покойного коллеги. С католической миссии. У него было в запасе еще несколько часов до рейса в Сиэтл.

 

19

По дороге Натан позвонил в отель. Трубку взяла Джесси. Одри из бюро обслуживания заботилась о детях не хуже Нейвы. Он перебрался через залив по мосту, соединяющему Сан-Франциско и Окленд, и ему показалось, что за несколько секунд он перенесся из зимы в весну. На том берегу залива температура была в два раза выше и небо безоблачное. Когда он свернул на Вашингтон-стрит, на часах была половина двенадцатого. Он оставил «шевроле» у дома в викторианском стиле, где находилась католическая миссия. Перед ним возник гигантский силуэт – от темнокожего верзилы так и веяло агрессией. Натан убрал его из поля зрения и вошел в здание, которому требовался серьезный ремонт. Тип, утративший половину зубов, встретил его невидимой улыбкой и тяжелым дыханием. По счастью, он помнил Алана Броудена.

– Какое-то время он больше не приходит на угол. Не могу вам сказать, где он сейчас побирается. Это я уже говорил одному фэбээровцу.

Значит, Боуману. Вероятно, он тогда пытался допросить кого-нибудь из тех, с кем общался Броуден. Кого? Беззубый почесал задницу, пытаясь этим способом извлечь из памяти имя, потом обратился к коллеге, который контролировал доставку еды, предназначенной для аборигенов миссии. Контролер поднял голову в бейсболке с рекламой пива «Будвайзер».

– У Броудена был корешок, Джеки Ву, китаеза. Он скоро явится вместе с остальными.

Действительно, минут через десять перед входом в миссию образовалась очередь. Чуть в стороне маленький евразиец в спортивном костюме «Рибок» импровизировал что-то вроде тай-чи-чуань, хотя это было больше похоже на классический танец, чем на боевое искусство.

– Не напрягайте суставы, но твердо держитесь на ногах, – посоветовал подошедший к нему Натан.

Ву развернулся и рубанул воздух. Рука его почти коснулась волос Натана, который внутренне напрягся и выбросил локоть, чтобы увеличить скорость вращения. Китаец завертелся, как волчок, и приземлился в сточной канаве между колесами «шевроле». Очередь бомжей в один миг превратилась в болельщиков, обступивших импровизированный ринг. Огромный негр, вполне возможно, это его темный силуэт явился недавно Натану, выступил вперед, и по всему было видно, что у него чешутся кулаки. Этот Тайсон-любитель обходился без защиты. Настоящая выставка уязвимых жизненных точек. Натан ни разу не встретился взглядом с этим бугаем. И тем не менее сбрасывать его со счету было нельзя: драка была неизбежна. Зрители требовали развлечения перед кормежкой. В католической миссии обед с представлением! Натан решил, что представление будет комическим. Обстоятельства этому способствовали. Он подошел к китайцу, намереваясь поднять его, и тут, как он и предполагал, его схватили за руку, чтобы повернуть к себе. Натан сделал правый поворот всем корпусом на сто восемьдесят градусов и нанес удар открытой ладонью снизу по челюсти нападавшего. Слегка оглушенный негр расставил ноги, чтобы удержать равновесие. Натан воспользовался этим, просунул руку между его ногами, схватил негра за руку, резко дернул ее к себе и резко же вывернул. Даже не глянув на своего пленника, которого он самым спокойным образом тянул за собой, Натан предложил Ву сменить его. Зрители помирали от смеха, глядя, как черный гигант в совершенно несообразной позе пятится задом, согнувшись в три погибели, с рукой между ягодицами, ведомый желтым коротышкой.

Натан снял напряжение, превратив уличную драку в комическую сценку. А главное, он превратил Джеки Ву в короля арены, что зачтется, если он решит получить от китайца информацию.

– Ты что, новенький здесь? – спросил китаец, уступая место нищему, который заявил, что сейчас его очередь.

– Я ищу Алана Броудена.

Джеки, глубоко дыша, проделал несколько упражнений разминки. В самой нижней точке наклона он замер и объявил:

– Если вы хотите узнать что-то об Алане, вам придется пригласить меня к Тутати.

– К кому?

Китаец указал на бретонскую блинную на другой стороне улицы, втиснувшуюся между пыльным книжным магазинчиком и допотопной портновской мастерской. Из ресторанчика веяло Францией, пшеничной мукой и тестом для блинов. Оформление из старинных бретонских вещей. На стойке была выложена довольно странная утварь: сковородка с двойным дном, чтобы переворачивать блины, а также складная сковородка, которую брали на лоно природы. Хозяин, француз по имени Эрик, уроженец Тулузы, выдававший себя за бретонца, с энтузиазмом встретил Джеки и Натана. Они заказали гречневые блины с начинкой «рататуй» и «бикет» и два стакана сидра. По всем признакам Ву знал Эрика. Как-никак они были соседями, даже если у одного не было денег, чтобы посещать другого. Джеки попросил француза повторить то, что он месяц назад рассказал агенту Боуману. Исполнив заказ, Эрик присел за их столик, чтобы сообщить все, что ему известно.

История была заковыристая. Месяц назад Боуман угощал здесь Джеки, чтобы тот стал разговорчивей. Эрик вмешался в их беседу, так как ему довелось иметь дело с Броуденом, который иногда заявлялся сюда в своих отрепьях, причем о его приходе оповещало мощное канализационное амбре, что вовсе не к месту там, где вкусно едят. Ресторатор всякий раз немедленно отправлял его, сунув пластиковый стаканчик кофе и разогретый круассан. В начале ноября Алан пришел к нему попрощаться и занять сто пятьдесят долларов. «Это на поездку, которая принесет мне кучу денег, – сообщил он, взывая к щедрости француза, который сдался и дал ему требуемую сумму. – Бог тебе вернет их с процентами», – пообещал бомж, но ни от Бога, ни от него никаких вестей не последовало.

– Вы тоже из ФБР? – поинтересовался Эрик в процессе рассказа.

– Нет, я друг.

И никто не попытался уточнить, чей он друг – Броудена или Боумана.

– Короче, он собирался купить билет на автобус, – объяснил Эрик.

– Куда?

– Он что-то говорил про Аляску. У него был план, как легко и быстро заработать деньги. А вот какой, я не знаю.

Аляска! Наконец что-то общее между делом Броудена и проектом «Лазарь». Натан пожалел, что у него не осталось времени на десерт. Такой соблазнительный аромат: сладкий блин и горячий шоколад, но время поджимало. Он доел, расплатился, оставив Джеки расправляться с третьим блином. На улице никого не было. Все завсегдатаи миссии сидели в тамошней трапезной. Натан покатил в отель. У него оставалось всего два часа до отлета самолета на Сиэтл. И Нейва так ни разу и не позвонила по сотовому Клайда.

 

20

Уилл Рендалл сидел за швейной машинкой, когда в дверь постучали. Ноги его жали на педаль. Он прислушался. В доме старая печь гудела, как топка паровоза. За стеной снежная буря атаковала деревянную хижину, построенную в сердце Аляски. Снова раздались удары кулаком в дверь. Зимой Рендалл не встречался ни с приятелями, ни с клиентами, да и почтальон не рисковал добираться до него. У Рендалла было много профессий: траппер, проводник, таксидермист, но зимний сезон он посвящал исключительно обработке шкур и изготовлению чучел животных, которых он, браконьерствуя, подстрелил. По весне он сбывал свой товар в магазины Фэрбэнкса. Неудачливые охотники особенно любили приобретать головы медведей гризли его работы.

Стук в дверь становился все громче и нетерпеливей. Уилл подошел к ней и крикнул:

– Эй, там! Что за шум?

– Откройте, я… Я… заледенел, – ответил хриплый голос.

Уилл открыл и увидел перед собой снеговика, который оттолкнул его, чтобы ворваться в дом.

– Черт, откуда вы такой?

С заснеженного пришельца лило на линолеум. Рендалл пошел взять полотенце и половую тряпку. Странно встревоженный, он вытер пол банным полотенцем и протянул половую тряпку гостю, который на глазах таял.

– Как вы добрались сюда?

– Я… я… х-х-хо…

– Хотите есть?

– Х-холодно.

– Не прижимайтесь к печке, не то оставите на ней кожу.

Первым делом появились борода и всклокоченные волосы. Потом глаз. Рендалл ждал продолжения, но больше ничего не было. Во всяком случае ничего, что напоминало бы человеческое лицо. Разглядывая с близкого расстояния то, что находилось перед ним, он угадал второй глаз в глубоком кратере, возникшем на физиономии. Нос и рот слились вместе. Гость смахивал на пластилин, который попытался бы просморкаться. От жары у него начала лопаться кожа. Уилл машинально попятился и схватил ружье. Он вдруг осознал, что целится в своего гостя. Тот поднял руку.

– Я… умоляю вас… – жалобно проблеял он.

– Кто вы?

– Умоляю… Я хочу только согреться.

Пришелец опустил руки, обернутые пластиковыми мешками.

– Вали-ка ты, откуда пришел.

– Нет… Лучше сдохнуть.

– Ну уж.

Уилл снова прицелился. И сквозь прицел увидел взметнувшееся пламя. Это существо слишком приблизилось к печке. Мгновенно превратясь в огненный факел, оно с воем кинулось на улицу. Рендалл пытался погасить огонь, стремительно распространявшийся по хижине. Поздно. Пламя уже добралось до крыши. Браконьер, накрывшись медвежьей шкурой, выскочил. Нечто, напоминающее блуждающий огонек, подгоняемый вьюгой, исчезло во тьме.

Уилл даже не оглянулся на свой дом, где догорали его товары. У него на это не хватило смелости, да и времени тоже не было. В левой руке он сжимал ружье. В правой – ключи от своего снегохода.

Вся жизнь его сейчас зависела от этих ключей.

 

21

Кейт Нутак сделала рукой движение, как будто отодвигала невидимый занавес. На самом деле она пыталась разогнать снежную рябь, мешавшую ей ориентироваться в этой заброшенной части северного предместья Фэрбэнкса. Брэд Спенсер, сожитель медсестры, убитой в лаборатории, обитал в доме, наспех построенном в семидесятых годах в этом гиблом месте, где селились рабочие во время нефтяной лихорадки. Откочевавшие во время кризиса на юг эмигранты оставили пустые квартиры. В Фэрбэнксе судьба безработного незавидна, но здесь не было бездомных, ночующих под мостами.

Разговаривая с Брэдом по телефону, Нутак предложила встретиться у него дома, чтобы ему не пришлось мерзнуть, добираясь к ней. Друг Татьяны Мендес, музыкант, был родом из Британии. Он создал рок-группу «Муктук», зимой сочинял песни, а летом гастролировал, исполняя вперемежку собственные сочинения и хиты поп-музыки. Кейт однажды видела на сцене эту группу во время сельскохозяйственной ярмарки в Фэрбэнксе. В группе Спенсер был вокалистом и басистом. А также сожителем Татьяны Мендес.

Лифт оказался сломан. Хорошо еще, что музыкант жил на втором этаже. Кейт вытащила его из постели, хотя он был предупрежден о ее приезде. Лицо его едва проглядывало за взлохмаченными волосами, которые он отрастил до плеч. Он успел натянуть бесформенные штаны и старую футболку, возвещавшую, что «„Оазис“ самая клёвая группа на свете».

– Я с трудом отыскала вас, – сообщила Нутак.

– Я тоже, – сказал он, потирая плечо, похоже, ударился о дверную раму.

– На улице в двух шагах ничего не видно.

– Очень мило, что вы сами приехали, вместо того чтобы вызвать меня к себе.

– В доме есть еще жильцы?

– На первом этаже живет один старикан, вооруженный до зубов. Во всяком случае, жильцы не писают кипятком от моей музыки. И вы не рискуете получать жалобы на шум по ночам.

– Такие жалобы редко адресуют в ФБР.

– Да, верно.

Он поплелся в кухню. Она следом за ним.

– Чаю?

– Все равно что, лишь бы горячее.

– Тогда чаю.

Он включил чайник и вышел. А вернулся, яростно протирая глаза.

– Это правда? – спросила Кейт, пока он пытался избавиться от остатков сна.

– Что?

– Что «Оазис» – лучшая группа на свете.

Брэд наклонился, чтобы проверить надпись.

– Братья Галлахер – большое дерьмо, но потрясающе гениальны.

Брэд налил кипяток в не слишком чистые чашки, опустил в каждую пакетик «Липтона», закурил сигарету и стал смаковать ее.

– Не сердитесь на меня за такой скромный прием, но после убийства Татьяны я держусь на спиртном и на травке. Выпал в осадок на пару дней. А тут еще смерть Джо Страммера.

– Джо Страммера? Что-то я не помню такого в списке убитых.

– Ты меня поражаешь, – от удивления Брэд перешел на «ты».

– Кто такой Страммер?

– Лидер группы «Клэш». Умер только что от сердечного приступа.

– Ничего не понимаю. Кто такие Клэши?

– Ты откуда упала? «Клэш» – это группа, игравшая панк-рок в восьмидесятые годы. Страммер был солистом.

– Сожалею.

Его пальцы дисгармонировали со всем его обликом. Чистые, тонкие, точные, они за несколько секунд скручивали идеальную сигарету. Брэд опустил один конец к себе в чашку, а к другому поднес зажигалку, после чего выдохнул мощный клуб дыма.

– А вы не хотите? – поинтересовался он.

– Нет.

– Вы не против того, что я слегка вас отравляю?

– Нет.

– А если я включу музыку?

– Поступайте, как вам удобно.

Он встал и поставил диск в стереопроигрыватель.

«Somebody got murdered». Группа «Клэш». В память о Страммере.

– Татьяна была редкая шлюха, но я любил ее, – признался он, сев на свое место.

У Спенсера был весьма специфический взгляд на вещи. Кейт позволила ему окончательно проснуться, прежде чем задавать серьезные вопросы. После трех сигарет Брэд немного расслабился и начал исповедоваться. По его словам, Татьяна изменяла ему, но он не знал с кем.

– У нее это заложено в гормонах: она должна была перетрахаться со всеми качками планеты.

Брэд был арестован полицией за то, что избил одного из ее любовников, анестезиолога местного госпиталя. Побитому на месте оказали первую помощь, а жалобу по просьбе Татьяны он подавать не стал.

– А вы не подозревали докторов Гровена и Флетчера в сексуальных отношениях с нею?

– Нет, они слишком старые. У Тати были козыри, позволявшие ей получать то, что она хотела, а старые пердуны ей были без надобности.

Он достал ее фотографию из потрепанного бумажника. На ней Татьяна с отвращением отбрасывала гольца, которого только что поймала.

– Я сделал этот снимок в заливе Ледников. В тот день там никого не было, кроме нас. Во всяком случае, никого, с кем она могла бы изменить мне. Это был самый прекрасный день в моей жизни, самый наполненный. Даже когда вышел мой первый диск, я не испытал такого подъема. И это вам говорит музыкант. Нет, правда, я никогда не встречал такой классной бабы. Как говорится, не в обиду будь сказано.

Несмотря на длинные, всклокоченные волосы и запинающуюся походку, Брэд внушал Кейт симпатию, и она не могла представить себе, как музыкант врывается в лабораторию, чтобы прикончить свою подругу и ее коллег-прелюбодеев.

– Извините, что я опять возвращаюсь к этому, но не мог ли кто-нибудь из любовников Татьяны, как бы это сказать… устроить стрельбу из-за ее неверности?

– Единственный, кого я знаю, это хренов доктор, которого я помял в коридоре госпиталя.

Брэд сменил диск. «Californication» у «Ред Хот Чили Пеперс» прозвучало, как взлет реактивного самолета. Он схватил свою бас-гитару и взял несколько аккордов. Кейт смотрела на него. У Брэда было лицо ангела, скрытое бородой, грязными волосами и завесой табачного дыма. Когда песня закончилась, он уменьшил звук и сказал Нутак:

– На вашем месте я смотался бы в Калифорнию к Честеру О'Брайену.

– Бывшему советнику Рейгана?

– Татьяна целый год была у него медсестрой. Но она никогда ни словом не упоминала про этот период своей жизни, за исключением одного раза, когда мы устроили вечерок с дурью. Понимаете, при этом в рот не берут ничего, кроме гранатового сиропа и шоколадных лепешек, что, впрочем, похоже. Татьяна в ту ночь была здорово под кайфом. Как обычно, мы поругались, и я ляпнул, что она губит свою жизнь, давая всем и каждому. И вот тут она мне выложила, что стоит ей захотеть и она завтра же станет миллионершей. Ей достаточно только звякнуть О'Брайену. Ничего больше узнать не удалось. Она уронила на пол косячок и отключилась. А когда проснулась, ничего не помнила, так она, во всяком случае, утверждала.

Брэд направил ее на заминированный след. Советник экс-президента Соединенных Штатов внезапно оказался в списке подозреваемых. Получив эти новые сведения, она поблагодарила Спенсера и направилась к двери.

– Мисс Нутак!

Стоя на пороге, она обернулась.

– То, о чем я вам сказал, я никому до сих пор не говорил. Это меня не касается. Но если это поможет вам найти гадов, которые убили Татьяну, я готов дать письменные показания. Тем более что вы не похожи на обычных копов. Глядя на вас, никак не подумаешь, что вы из ФБР.

Определенно у Спенсера был очень личный взгляд, позволяющий ему судить о людях. Кейт уже выходила, и тут он предложил проводить ее до машины.

– Думаю, я найду дорогу, – успокоила она его.

– Да нет, я не сомневаюсь в вашей способности ориентироваться, но место здесь опасное.

– Я знаю, полиция сюда никогда не заглядывает. Но вы не беспокойтесь, все будет хорошо.

Пока она дошла до «тойоты», стужа развеяла эмоциональный подъем, согревавший ее изнутри. Замерзшая, она тронула машину с места и медленно поехала в направлении города. Она вся была в мыслях о молодом музыканте, и вдруг в зеркале заднего вида увидела фары. Ее преследуют? А какие еще причины могут заставить поехать по этой дороге, да еще в такую отвратную погоду? Кейт увеличила скорость. Чересчур. Перед ней возникло препятствие. Она резко нажала на тормоз, вгрызаясь цепями в снежную корку на дороге. Ее бампер ударил по грузовичку, стоящему поперек дороги. Она бросила взгляд назад. Фар преследователей не было видно.

Кейт подняла меховой воротник своей парки, поглубже натянула шерстяной шлем и пошла осмотреть в свете противотуманных фар грузовичок. Дверца пикапа была открыта, мотор работал. Она позвала водителя, сделала шаг вперед и поскользнулась. Кейт раскинула руки, чтобы смягчить падение, однако земли не коснулась. Она зависла в стылом тумане, и холод уже начал прихватывать ее. Окоченевшая от мороза, проникающего в поры ее тела и обжигающего легкие, она с опозданием поняла, что с нее срывают одежду. Она вырывалась, дергалась, вертелась, стараясь не дать стянуть джинсы, но они неумолимо сползали у нее с ног, а ей в это время отвешивали пощечины и сдирали свитер. Голой пяткой (обуви на ней уже не было) она ударила по чему-то твердому и тут же получила по зубам, да так, что у нее искры из глаз посыпались. Оглушенная и все так же пребывающая в подвешенном состоянии, она вырвала одну руку и врезала кулаком по капюшону. Видно, она попала куда нужно, потому что в результате этого апперкота ей удалось высвободить вторую руку. Но ее держали за ноги, и Кейт упала, стукнувшись затылком. Чья-то нога вдавила ее лицо в снег. Почти задохнувшись, она перестала сопротивляться, надеясь тем самым дольше задержать воздух в груди. Налетчики же тем временем срывали с нее белье, да так свирепо, что у нее было ощущение, будто с нее сдирают кожу. При вдохе она вдыхала только снег. Ледяная жидкость заполняла ей бронхи. Когда она наконец подняла голову, то первым делом выхаркнула воду и увидела, как грузовичок растворяется в тумане. Она лежала совершенно голая. Кейт свернулась клубком, чтобы остановить дрожь, и протерла глаза от замерзших слез, которые мешали ей смотреть. Ее одежда исчезла, но «тойота» по-прежнему стояла на дороге. Однако ее снова заставили лечь лицом в снег. Причем проделано это было даже резче и грубей, чем в прошлый раз. Над ней раздался голос:

– Где кассета?

О чем он? А голос повторял и повторял этот вопрос, как будто заело пластинку. Кейт вырвало ледяной водой, забившей горло. Она ничего не понимала.

– Ты ведь какое-то время работала вместе с Боуманом?

– Верните мне одежду, и я вам отвечу на любой вопрос.

– Нет, сперва ответь.

– Да, я сотрудничала с ним по одному делу. А что такого?

– Он должен был сказать тебе, куда он затырил кассету. Говори, сука, или мы тебя оставим здесь замерзать.

– Я не знаю… ни про какую кассету…

– Тогда ты нам без пользы и подохнешь здесь.

Мозг Кейт был наполовину парализован. Мысли, едва возникнув, покрывались инеем. Напрягая ледяной лабиринт, в который превратился ее орган мышления, она попыталась вывернуться:

– Кассета у меня в кабинете. Я вам ее привезу.

– Блефуешь, сука. Что на этой ленте?

– Не знаю. Да, Боуман попросил меня сохранить ее, если с ним что-нибудь случится.

Она не соображала, что говорит, и это чувствовалось.

– А чего ж ты не посмотрела, что на ней, после того как Боумана убили?

– Я сразу передала ее начальству.

– Ты же только что вкручивала, что она у тебя в кабинете.

– Да пошли вы!..

– Не стоит тратить на нее пулю. Пурга усиливается, она прикончит эту суку за нас.

Голову уже не прижимали к снегу. Она слышала звук удаляющихся шагов. Хлопнули дверцы. Заработали двигатели. Фары ее «тойоты» и второй машины растаяли в темноте, унося с собой свет, звуки и запахи.

Кейт испытывала только два ощущения: жгучий мороз, добравшийся до самых внутренностей, и вкус крови во рту. Она знала, где находится. Верней, где она останется. Зимой эта дорога пустынная, и никакого жилья на расстоянии нескольких километров здесь нет. Ближе всего был дом, где жил Брэд Спенсер, но до него полчаса ходу. А через несколько секунд ее сердце от переохлаждения перестанет биться. Через несколько секунд она умрет.

 

22

Натан чуть не опоздал на самолет. Надо было доехать до отеля, забрать детей, пробиваться сквозь пробки, так что пришлось в нарушение всех правил оставить наемную машину у самых дверей терминала отправления международного аэропорта Сан-Франциско. Они бежали до самого выхода на посадку – Пенни в объятиях Джесси, Джесси на плечах у Томми.

Томми не сводил глаз с иллюминатора, в обрамлении которого он видел свое лицо.

– Так у него впечатление, что он летит, – объяснила Джесси, вовсю терзая Пенни.

– Кукла-то чем провинилась? – спросил Натан.

– Ничем.

– Твоя мама тоже так обращается с тобой?

– Нет!

– Тогда прекрати мучить Пенни. Ты ей причиняешь боль.

– Она тряпичная. Это не настоящий человек.

– Для чего тогда ты бьешь ее по голове?

– Ты же тоже недавно бил кулаком по рулю, когда мы ехали недостаточно быстро.

Натан улыбнулся и погладил ее по голове, по спутанным волосам. В этом черепе бурлил живой ум, и высокий интеллектуальный коэффициент позволял ей использовать куда больше нейронов, чем ее ровесникам. Плодородная почва для развития телепатических способностей и общения с миром, в котором замкнут ее брат. Сунув нокаутированную Пенни под мышку, она отключилась от реального мира. Натан понял, что сейчас она общается с Томми, который сидел к ней спиной. Предоставив их друг другу, он наскоро подвел предварительный итог своего пребывания в Сан-Франциско.

С одной стороны, доктор Флетчер боялся ФБР, то есть Боумана. С другой стороны, Шарлиз Броуден вышла замуж за Стива Гарриса, изрядного болвана, который воспринимал Томми как некое неудобство, а Джесси как мебель. Мать, пребывавшая в растерянности, самоустранилась. Она была убеждена, что дети убежали, не зная, что ее бывший муж увез их, а потом, когда тяжело заболел, доверил их Боуману. Клайд спрятал их от всего мира. Почему? Чтобы защитить детей? От кого? Натан рассчитывал, что Нейва прояснит ситуацию. Если только соблаговолит выйти на контакт с ним.

По словам Эрика, хозяина блинной, Алан Броуден собрался ехать на Аляску, чтобы сделать состояние. Если учесть, что золотая и нефтяная лихорадки остались в прошлом, дело было в другом. Опять же Шарлиз утверждала, что Алан ходил сдавать кровь. Он регулярно продавал частицу своего тела за горсточку долларов. У Эрика он выпросил сумму, достаточную для проезда в автобусе от Окленда до Фэрбэнкса. Из этого можно сделать вывод, что Броуден, вероятно, узнал, что Гровен и Флетчер набирают добровольцев для своих исследований. Клайд тоже пришел к подобному выводу. Он поехал по следам Алана вплоть до секретной лаборатории, где проводили не вполне законные опыты над добровольцами. Но опять же Клайд не добыл ничего секретного. Напротив, если верить Лофорду, он оказывал давление на Флетчера. Почему?

– О чем ты думаешь, Клайд?

Джесси смотрела на него огромными голубыми глазами. Почему Боуман не возвратил девочку матери? Пусть даже Шарлиз не самая образцовая мать, он все равно не имел права отнимать у нее дочь.

– Думаю о встрече, которая мне предстоит в Сиэтле, – ответил он. – У меня не будет времени отвезти вас на квартиру. Вы поедете со мной. Это будет класс, мы поднимемся на самую вершину очень высокой башни.

– Но нас ждет мисс Нейва.

– Нет, потому что она нашла бы нашу записку и позвонила бы нам по телефону Клайда.

– Она боится.

– Кого?

– Всех.

– Но не Клайда же.

– Когда мы поедем повидаться с мамой?

Ему-то надо отыскать папу, чтобы прояснить это дело, доставить детей матери и сосредоточиться наконец на том, ради чего он впутался в эту историю. У Натана возникла догадка, где искать Алана Броудена.

– Скоро, блошка моя.

– Я уже просила тебя не называть меня блошкой.

– Извини, Джесси, я забыл.

– Когда ты говоришь «скоро», это через час или через год?

– Сперва мне нужно повидать твоего папу.

– В доме, который качается?

– Да, да, в доме, который качается. А потом я отвезу тебя к маме.

– Томми останется с нами?

– А вот это зависит не от меня.

– Жалко.

Он оценил это «жалко», свидетельствующее, что Джесси испытывает к нему некоторое доверие. Что она, кстати, тут же подтвердила:

– Ты не такой, как другие. Ты не говоришь, что Томми – дебил, и всегда берешь его с нами. Даже Клайд, я хочу сказать, тот, другой Клайд, как-то сказал, что Томми – идиот. Это не так оскорбительно, как дебил, но все равно невежливо.

– Брат у тебя очень умный. Проблема в том, что в нашем мире он не демонстрирует, что он умный. Он это оставляет для себя… и для тебя.

Выйдя из самолета, они продолжили путь, начатый в терминале аэропорта Сан-Франциско, и устроились на заднем сиденье такси.

Без десяти четыре лифт «Спейс Нидл» вознес их на высоту сто восемьдесят шесть метров. У Натана было в запасе десять минут.

– А-а-ах! – восхищалась Джесси, приникнув к окну вращающегося ресторана.

– Правда ведь, увиденное с высоты все кажется куда красивее?

– Поэтому я не спешу вырасти.

Эндрю Смит еще не появился. В зале было пусто, если не считать пары иностранцев и Томми, который, повязав салфетку на шею и держа в руках нож и вилку, сидел за столом и ждал, когда его обслужат. Он был спокоен, потому что это ему напоминало знакомую обстановку столовой клиники. Как большинство аутистов, от всего нового Томми впадал в панику. И то, что он пережил после развода родителей, было для него тяжелейшим испытанием. К счастью, сестра помогала ему адаптироваться. Натан наклонился к девочке, любуясь вместе с ней тем, как горизонт медленно поворачивается перед ними.

Каскад гор, у подножия которых построен Сиэтл, стремил ввысь свои вершины и вулканические конусы, увенчанные ледниками. Облако покоилось на одном из них, словно гора извергала водяной пар. Эти горы образовывали самую настоящую климатическую границу, преграждая путь облакам. И лишь река Колумбия сумела пробить себе дорогу. Дальше к востоку тянулись пустынные места, потом снова горы, живописные ущелья, реки, кедровые леса, пастбища, короче, Айдахо. Прекрасная природа, нетронутая, места почти необитаемые, если не считать кугуаров, лосей, медведей и орлов. Почти райские места со страшными названиями: Змеиная река, Бесовский каньон, Семь дьяволов, – возможно, для того, чтобы отвадить тех, кто укладывает бетон и строит промышленные объекты, уничтожающие и загрязняющие все вокруг. Натан с удовольствием поселился бы в Айдахо, если бы не испытывал настоятельной потребности в близости океана.

Во время медленного поворота Натан услышал, как открылись двери лифта. Инстинктивно он прикрыл Джесси. Вошел человек лет шестидесяти – костюм в клетку, пояс со множеством карманов, и доброжелательное, гладкое и розовое лицо; очевидно, он только что побрился. Он направился прямиком к ним. Помятая одежда, спущенный галстук, на шерстяном жилете крошки – все это свидетельствовало, что он провел несколько часов в кресле самолета. Его пиджак слегка вздувался там, где полагалось быть кобуре. Натан понял, что перед ним Эндрю Смит, еще до того, как тот представился. Уж не принял ли тот его за Боумана? Он мысленно усмехнулся, стоя перед единственным человеком, который за последние два дня искал встречи с Клайдом.

– Здравствуйте, мистер Смит.

– А где Боуман? – первым делом спросил вошедший, пожимая руку Натану.

– Убит.

– Убит?

– Он один из двух убитых в Фэрбэнксе, чьи фамилии полиция до сих пор не сообщила.

– А второй, я полагаю, Шомон?

– Вы работали с Боуманом?

– А вы заменяете его?

– Можно сказать и так.

– И вкалываете вместе со своими детьми?

– Что поделать, школьные каникулы.

– Вот дерьмо! И кто мог подумать, что все так пойдет?

– Говорить «дерьмо» некрасиво, – сделала ему замечание Джесси.

– Ты права, девочка. Я учту.

– ФБР уполномочило меня расследовать убийство агента Боумана, – сказал Натан. – Что же касается детей, они к этому делу не имеют никакого отношения.

Смит тоже объяснил свое участие. Он отставной полицейский из Анкориджа, и Клайд привлек его к поискам Шомона.

– Что же получается, Боуман идет по следу Шомона уже целый год? – удивился Натан.

– Вы, похоже, плохо знакомы с досье.

– В досье ФБР о Шомоне не упоминается. Боуман искал его по собственной инициативе. Почему?

– Чего не знаю, того не знаю. Я просто добровольно помогал ему.

– Почему?

– Вас что, заклинило на «почему»?

– Слушаю вас.

– Из любви к профессии и к истине. Ну и ради известности. Шомон – это вам не первый встречный. А потом, понимаете, перед вами отставной коп, который не любит ни телевизор, ни рыбалку. Он рискует превратиться в неврастеника. Так что год назад, когда Боуман предложил мне поработать с ним, я тут же согласился. Он возмещал мне издержки на поездки, а у меня было занятие.

– Это вы отыскали тело Шомона?

– Нет, Боуман. У вашего коллеги был собачий нюх! Исходя из тех деталей, что я собрал, он восстановил маршрут, по которому направился Шомон, покинув базовый лагерь. Боуман нечасто появлялся на Аляске, но когда оказался на месте, то дело пошло очень быстро. За десять дней он наконец нашел тело Шомона, находящееся под метровым слоем льда. Оно не было повреждено. Его тут же на вертолете перевезли в Фэрбэнкс в госпиталь, никого не ставя в известность. По какой причине? Не знаю. Боуман был не слишком разговорчив.

– Но какое-то мнение у вас все-таки было?

– Он явно задумал оживить француза. Двое ученых, которых там прикончили, как раз занимались чем-то вроде того. Вы думаете, это могло получиться?

– Нехорошо играть с мертвыми.

– На севере Китая есть племя, которое каждое воскресенье выкапывает своих покойников, чтобы сразиться с ними в го. И знаете что? В большинстве случаев выигрывают мертвецы. Так что не говорите мне, что с мертвыми нельзя играть.

Наступило тяжелое молчание. Смит наслаждался произведенным эффектом. Он любил рассказывать неправдоподобные истории, чтобы ошарашить собеседника и заставить его замолчать.

– Почему вы продолжаете расследование в Барроу? Ведь вы уже нашли Шомона? – спросил Натан.

– Боуман хотел точно знать, что с ним произошло.

– Он считал, что это был не несчастный случай?

– Думаю, у него была какая-то идея на этот счет, но какая точно, я не знаю.

– Что вы собираетесь делать?

– Во-первых, помочь правосудию и, быть может, устроить себе каникулы на солнышке. Эта дерьмовая пурга действует мне на нервную систему. Ой, девочка, извини, вырвалось нечаянно.

– Клайд, я хочу в туалет.

– Вы и ее тоже заставили поверить, будто вы Клайд Боуман?

– Мое имя не имеет никакого значения.

– Вижу, старина, вы не слишком открытый человек. Кстати, запомните, на свете нет ничего хуже полиции Фэрбэнкса.

– Что вы имеете в виду?

– Тамошний начальник полиции Малланд продажен, как последняя шлюха. Чтобы добиться правды, придется самому вести расследование.

– Клайд, я больше не могу терпеть, – раздался голос Джесси.

Натан отвел девочку в уборную и заказал два гамбургера с картофелем фри, пирожные, кофе и тройной виски. Под пиджаком Смита зазвенел телефон, и он извлек его из кобуры. Он поднес его к уху и в тот же миг приземлился в нескольких метрах от своего стула под тележкой для десерта. Это Томми врезал ему. Он стоял покрасневший, с боевым видом. Натан велел Джесси утихомирить Томми и пошел посмотреть, в каком состоянии отставной коп.

– Томми ненавидит, когда звонит мобильный телефон, – объяснила девочка.

А Томми снова сел и как ни в чем не бывало принялся горстями уплетать картофель фри. Прибежала встревоженная официантка. Натан успокоил ее, помог Смиту подняться, усадил его на стул и извинился.

– Ничего страшного, перезвонят, – сказал Смит, указывая на свою «Нокию». – И потом, судя по виду этого парнишки, у него проблем побольше, чем у меня.

– Жена Шомона была в курсе вашего расследования?

– Вот уж не знаю.

– Для копа, который уже год копается в этом деле, вы не слишком-то много знаете.

– Послушайте, я вам не гений сыска, и поэтому Боуман обратился ко мне.

– Потому что вы плохой сыщик?

– Нет, потому что дешевый.

Смит выпил виски и потер побаливавший подбородок. Его телефон снова зазвонил. Смит инстинктивно отодвинулся от мальчика и выключил аппарат.

– Вообще-то эти мобильники жуткое дерьмо, – сообщил он. – Просто невозможно представить, какую дозу излучения ты получаешь во время разговора.

– Полностью согласен с вами.

– А вы знаете, что туземцы могут общаться друг с другом телепатически, и все потому, что они не загрязнены всякими этими электрическими и магнитными полями…

– Им не грозят нейроэндокринная дисфункция, нарушения реакций, иммунодефицит, ошибки в генетической транскрипции ДНК и образование злокачественных опухолей.

Смит был раздавлен столь потрясающей и могучей эрудицией. Он не стал больше соревноваться с Натаном, а на краешке бумажной скатерти написал свои координаты.

– На тот случай, если вам понадобится информация или помощь.

– В таком случае вы, наверно, можете сделать для меня одну вещь.

– Что именно?

– Найти жену Шомона.

– Она что, тоже исчезла?

– Нет, но до нее не удается добраться, с тех пор как идентифицировали тело ее мужа.

– Где она живет?

– В Ницце, во Франции.

– Что ж, я сделаю несколько звонков, но ничего не гарантирую.

– Спасибо, Эндрю.

– А как мне звонить вам?

– По этому мобильному. Номер вы знаете.

– И кого спрашивать?

– Клайда Боумана. Это его телефон.

 

23

Войдя в квартиру Боумана, Натан сразу почуял: что-то здесь изменилось. Однако дверь не была взломана, ничто не переставлено, и записка, которую он оставил для Нейвы, так и лежала непрочитанная. Все невидимые волоски, которые он разложил повсюду, в том числе и на конверте, остались на своих местах. Любовница Клайда загадочным образом исчезла. Разве что она узнала о смерти любовника, и это обострило ее подозрительность. Натан усадил детей перед телевизором и щелкал пультом до тех пор, пока не наткнулся на мультик. Он закрыл глаза. Гнусавые голоса дубляжа, долженствующие изображать детские, звучали в комнате. Чтобы абстрагироваться от них, необходима предельная концентрация.

Отключив зрение и слух, Натан пытался понять, что насторожило его, когда он вошел в квартиру. Запах. Он был куда сильней, чем вчера. Резче. И был он смрадный.

Нос – очень утонченный орган, который аудиовизуальная культура низвела до примитивного дыхательного инструмента. Натан много работал над тем, чтобы обострить чувство обоняния, находящееся на грани исчезновения. Он был способен различить очень широкий спектр запахов, но, правда, уступал в этом смысле собакам, которых природа одарила неизмеримо большим количеством обонятельных клеток.

Натан пошел проверить мусорное ведро. Все те же остатки пиццы, только теперь холодные. Он выпил стакан воды и решил определить программу на ночь: позвонить Нутак, найти Нейву и Алана Броудена.

Он набрал телефонный номер кабинета Кейт. Стажер сообщил, что здесь ее нет, и посоветовал звонить по мобильному. Натан набрал номер и услышал музыку. Начало многообещающее. Он оставил послание на автоответчике и потер нос. Молекулы запаха, атакующие стенки носа, страшно раздражали его. Он вновь закрыл глаза и замер в прихожей. Нейроны анализировали форму этих чертовых молекул и тысячекратно усиливали полученные импульсы. Нервная система отсылала данные в центр обоняния, и мозг расшифровывал послание в виде точного образа: разлагающаяся плоть.

Натан ринулся в кухню, место, откуда шла эта вонь.

Воняло не из мусорного ведра.

Воняло из духовки.

Натан открыл дверцу и отшатнулся перед явившимся его взору чудовищным зрелищем. Во время предыдущих своих расследований он крайне редко сталкивался с подобными вещами. Вот разве что тела жертв Слая Берга, психопата, лишившего жизни Мелани, которого Натан убил, перед тем как перестал работать на ФБР, могли выдержать это отвратительное сравнение. Лав быстро прошел в гостиную, закрыл детей в одной из комнат и велел им сидеть тихо. Потом взял видеокамеру Клайда, вставил чистую кассету и заперся в кухне. Он поставил камеру на стол, навел на духовку, включил съемку и быстро вышел.

Через десять минут он забрал камеру и вставил кассету в видеомагнитофон. Теперь можно было увидеть этот ужас на экране телевизора. Правда, без сопутствующего запаха. Раздробленные кости и пригорелая плоть, вбитые между стенками духовки. Часть черепа без лба и нижней челюсти лежала, повернутая к дверце, словно в отчаянной попытке ускользнуть из этого ада. Натан остановил кадр. Он увидел на одном из фрагментов татуировку. Черный трефовый туз. Татуировка Нейвы. Или, верней, Кармен. Натан уже видел ее на плече Кармен Лоуэлл, с которой у Боумана была связь. Шикарная девушка, у которой был один недостаток: она склонила к сожительству отца семейства. Но, видимо, она помогала ему. Чтобы защитить ее, Клайд изменил ей фамилию. Напрасно. Тело Кармен было расчленено, втиснуто, вбито кувалдой в топку. Женщина она была не крупная, но все равно, чтобы забить ее туда, пришлось затратить больше времени, чем на то, чтобы поджарить цыпленка. Жир вытопился. В безумном исступлении расчленитель на некоторое время включил огонь. Натану показалось, будто стены гостиной пошли кругом. Он ухватился за подлокотник и отрегулировал дыхание. Чтобы превратить тело человека в подобное месиво, вероятно, надо было работать газовым резаком.

Он попробовал снова дозвониться до Кейт. И опять музыка. Но он продолжал набирать номер, решив, что телефон лежит в сумке у Кейт и она его не слышит. Наконец ему ответил некий Брэд Спенсер. Он назвался другом Кейт. По его словам, Кейт только что вышла, а мобильник взять забыла. Натан велел ему на всех парах догнать ее, сказав, что речь идет о жизни и смерти.

– Что с тобой, Клайд? – спросила Джесси, выглянув из комнаты, в которую он их запаковал.

– Не смейте ходить в кухню.

Однако она, вопреки его запрету, сразу выбежала в коридор, направляясь в кухню. Он отловил ее.

– Мы уезжаем. Едем на встречу с вашим папой.

Аргумент подействовал. Прежде чем покинуть квартиру, Натан позвонил Лансу Максвеллу. Ему нужно было с кем-то переговорить. Тот ответил после второго звонка. Максвелл находился на каком-то совещании, но это был специальный номер. У Натана не хватило духа рассказать про то, что он только что видел. Поэтому он лишь сообщил, что близок к цели. Через несколько часов он перезвонит и сообщит о развязке.

Детей он повел в «Макдоналдс». С точки зрения санитарии, это было самое безопасное место, какое он отыскал поблизости. Он произвел подсчет. 15 124 секунды дети просидели на чердаке. Томми все их сосчитал. Это четыре часа с хвостиком. Но между его приходом в квартиру и моментом, когда он обнаружил детей, прошло около трех часов. Так что к его приходу дети сидели на чердаке примерно час. «В дверь постучали», – объяснила Джесси. Кармен, как было заведено Клайдом, помогла им подняться через люк на чердак и только потом пошла открыть дверь убийце. Зная Клайда и приняв во внимание состояние жертвы, Натан пришел к выводу, что Кармен практически ни о чем не имела понятия. Запах жареного. Именно это он ощутил, когда вчера впервые вошел в кухню. Выходит, он три часа находился рядом с трупом. Немногого, однако, стоит его чутье.

Напротив него Томми руками ел картофель фри, а Джесси распаковывала пирожок. На часах было 18:35. Через пять часов Натан Лав примет решение все бросить.

 

24

Часы на приборной доске показывали 22:14, радиоприемник передавал отрывок из оперы «Сатияграха» Филиппа Гласса, когда Натан переезжал через залив Золотые Ворота на «форде», взятом напрокат в аэропорту Сан-Франциско. Джесси и Томми спали на заднем сиденье, убаюканные музыкой Гласса, линеарной, прямолинейной, без медных и ударных. Хор распевал санскритские тексты из «Бхагавадгиты». Натан уже слышал эту гипнотическую музыку – еще в ту пору, когда он слушал музыку. Была ли она эманацией его воображения или впрямь звучала по какой-то невероятной радиопрограмме? «Сатияграха» означает «могущество истины», это основа идеологии ненасилия, которую проповедовал Ганди и которую потом воспринял у него Мартин Лютер Кинг.

Истина – в ненасилии.

Натан был в полушаге от того, чтобы отказаться от миссии, навязанной ему Максвеллом. Его неотступно преследовала мысль о расчлененной и забитой в топку Кармен. В отличие от видеомагнитофона, имеющего четыре головки, человеческий мозг запоминает увиденное на всю жизнь и не обладает возможностью стереть нежелательные образы.

До Сосалито было не больше шести миль. «Форд» уже съехал с моста. Натан бросил взгляд на Джесси. Скоро ему понадобится ее помощь. По ее словам, отец довез их на автобусе до дома, который качался. За 1340 секунд, по определению Томми, который всегда все подсчитывал. Это как раз примерно соответствовало времени, которое необходимо, чтобы преодолеть расстояние между психиатрической клиникой и плавучим поселком Сосалито на другом берегу залива. Поиски были не слишком трудными. Почти пять сотен приспособленных для жилья барж, построенных в разных местах, превратились в плавучие дома стоимостью по миллиону с небольшим долларов каждый. Когда-то в них обитали хиппи, художники, маргиналы, но теперь их сменили адвокаты, специалисты по информатике и президенты компаний. Искать здесь обиталище Броудена было все равно что искать соломенную циновку в Беверли Хиллз.

Натан заглушил двигатель на Бриджуэй и разбудил Джесси. Надо, чтобы она вспомнила хоть какую-то подробность, дабы он смог ориентироваться.

– Да не знаю я, – зевая, пробормотала она, засовывая в рот палец.

– Постарайся, Джесси.

– Потом, я спать хочу.

– Твой папа где-то совсем рядом.

– Я не хочу возвращаться в дом, который качается.

– Мы просто скажем твоему папе «добрый вечер».

Она приподнялась с закрытыми глазами.

– Была ночь и темно, как сейчас. Я ничего не видела.

– Ночью видишь хуже, но слышишь лучше.

Он пересадил ее на переднее сиденье и опустил стекла, хотя зимний холод усиливался бризом с моря.

– Джесси, я поеду тихо-тихо. И очень тебя прошу слушать. Если ты узнаешь какой-то шум или звук, скажи «стоп».

– Ла-адно.

Они проехали по берегу туда и обратно. Натан обращал внимание девочки на любые детали причудливой архитектуры плавучего города. Джесси не узнавала ничего, что могло бы послужить им приметой. Она даже снова задремала. Натан несколько раз повторял проезды и наконец решил сделать обход пешком. Он оставил Томми храпеть в «форде» на заднем сиденье и посадил девочку себе на плечи. Джесси приникла к его голове. И вдруг он почувствовал, что она напряглась.

– Стоп!

Ее палец показывал направление.

– Там! Музыка!

То были звуки, издаваемые под ветром эоловым органом из металлических труб.

– У папы это тоже было слышно.

Район поисков сузился. Натан вернулся к машине и подъехал к единственному дому, в котором горел свет. Он разбудил Томми и позвонил в дверь. Дети стояли рядом. Открыл взлохмаченный молодой человек в круглых очках. За спиной у него видны были цветные мониторы компьютеров, подсоединенных к Интернету высокоскоростными линиями. Натан сразу взял быка за рога:

– Я ищу отца этих детей. Его зовут Алан Броуден, и он живет где-то здесь…

– К сожалению, я никого тут не знаю. Я только что переехал сюда.

– И вы не видели никого из ваших соседей?

– Я знаю, что слева живет одинокая женщина с игуаной. А вот кто справа, не знаю.

– Вас никогда не беспокоил тут шум, крики, музыка, да все что угодно?

Натан надеялся, что молодой человек запомнил ссору между Броуденом и Боуманом, о которой вскользь упомянула Джесси.

– Вы из полиции?

– Это что-нибудь меняет?

– Мне противны копы.

– Нет, я просто друг семьи.

– Примерно три недели назад я действительно слышал крики. Это было ночью. Похоже, они доносились оттуда.

Тонким пальцем он показал на надстройку из некрашеных досок. Натан поблагодарил взъерошенного интернавта и прошел к указанному небольшому прямоугольному плашкоуту. Жалюзи на окнах были опущены. Он несколько раз постучался. Никакой реакции. Однако внутри кто-то был. Натан чувствовал чье-то присутствие. Невозможно обойти дом, стены которого уходят в воду. Прежде чем взломать дверь, он позвонил в следующий дом. В проеме двери появилась мятая пижама, над которой торчала мрачная физиономия.

– Вы Алан Броуден? – на всякий случай спросил Натан.

– Нет, я Рон Малрой. А вы знаете, который сейчас час?

– Я скажу вам, который час, если вы мне скажете, кто ваш сосед.

– А вы сами кто – дурак полицейский или кретин с телевидения?

– Нет, чокнутый из ФБР.

– О, у нас появился комик! А детишки – это ваша труппа?

– Я ищу их отца.

– Покажите ваш значок.

Натан устал. Он схватил этого типа, припечатал к стене и завернул руку, превратив ее в рычаг для выкачивания показаний. Тип принялся в стремительном темпе изливать все, что знал. Со здешними он не общается, все они педики. Дом слева принадлежал разорившемуся главе компании. Судебные исполнители уже обложили его плавучее владение. Но пока оно еще не продано с торгов для уплаты банкам, там самовольно поселился какой-то бомж. Натан освободил руку Рона и порекомендовал ему отправиться досыпать.

Сам он встал у входа в дом из некрашеных досок, сделал глубокий вдох до самого живота и собрал все физические и душевные силы, сфокусировав их на двери, прежде чем сконцентрировать энергию, киме. И нанес резкий удар, одновременно издав крик, тай. Его правая нога замерла в нескольких миллиметрах от двери, которая слетела с петель, хотя он до нее не дотронулся. Киме и его разрушительная вибрация пронеслись через холл и улетели в залив. Внутри, в конце коридора стояло какое-то грязное, обросшее существо, в окружающем сумраке ярко выделялись белки глаз.

Опустошенный Натан покачнулся и ухватился за перила сходней, соединяющих плашкоут с набережной. Неверным шагом он двинулся вперед, следя, чтобы дети оставались на месте. Томми, держа на руках спящую Джесси, стоял столбом на набережной.

– Алан Броуден?

– Чего надо?

Голос сухой, тусклый.

– Вы Алан Броуден?

– Был. Когда-то. А теперь убирайтесь!

Человек наклонился в темном коридоре, делящем эту тошнотворную клоаку на две части. Натан видел только его дырявый ботинок, из которого вылезал большой палец.

– Я привез ваших детей.

– Что?

– Джесси и Томми здесь.

– Только не впускайте их сюда! И вообще убирайтесь! Мы так не договаривались.

– А как вы договаривались?

– Где Боуман?

– Он мертв.

– Что?

– О чем вы договаривались с Боуманом?

– Он должен был отвезти детей к их матери. Черт! Когда он умер?

– Его убили в пятницу. Он занимался совсем другим делом. Я его заменяю.

– Вот дерьмо! Невезуха меня в гроб вгонит.

– Боумана, представьте себе, тоже.

– Томми и Джесси правда здесь?

– Да.

– Я могу в последний раз посмотреть на них, но так, чтобы они меня не видели?

– Объясните, что вы с Боуманом задумали.

– Позвольте мне всего одну минуту посмотреть на детей. А потом я расскажу вам все, о чем вы меня спросите.

– Можете на них посмотреть.

– Тогда уйдите с моей дороги.

Броуден явно не желал показываться. Натан отошел в сторону, к комнате, откуда тянуло сыростью, как из подвала. Оттуда в ноздри ему ударил резкий запах мочи, пота, болезни. Он старался не смотреть на свет, поскольку его расширившиеся зрачки приспособились видеть в темноте. Сгорбленная фигура с надвинутым на голову пристежным капюшоном куртки проскользнула мимо него, источая тяжелый смрад. Одутловатые кисти торчали из рукавов. Натан увидел часть лица, обезображенного свищами, гнойные выделения из которых блестели в свете уличных фонарей. Броуден остановился в пятне света, проникавшего с улицы в коридор у порога. Его астматическое дыхание участилось, став похожим на звук пилы, перепиливающей сухое бревно. Он молча смотрел на детей. А на набережной Томми так и не спустил с рук сестру; он ждал, не шелохнувшись, с пустыми глазами, как будто его отключили. Джесси спала, доверчиво положив голову ему на плечо. Прерывистое дыхание Броудена сменилось кашлем с мокротой. Отхаркиваясь, он перешел в комнату, где воздух был еще более смрадным. Натан последовал за ним, прикрывая нос и рот куклой Джесси, которая осталась у него.

– Сесть я вам не предлагаю: замараетесь. Тут все в гное.

Сам Алан сел в кресло, повернутое к окну, единственному в доме, сквозь которое просачивалось немного света. Между ломаными планками жалюзи виден был залив Золотые Ворота.

– Единственное удовольствие, оставшееся у меня, прежде чем я сдохну, – смотреть в окно на этот гниющий мир, который я трусливо покидаю. Советую вам не приближаться ко мне, если вы не намерены окончательно лишиться сна. Тем более что для вас главное слушать, а не смотреть.

Броуден начал трудный монолог, прерываемый приступами кашля и отхаркиванием. История его начиналась самым классическим образом. Он разорился, все потерял – фирму, работу, положение в обществе, семью, друзей, имущество, честь, здоровье. Он страшно сожалел, что нельзя обвинить в своих бедах кого-то конкретно. Некоего врага, к которому можно испытывать ненависть и благодаря этому выше держать голову. Но как негодовать на компьютеры, биржу, рыночные законы? Как проклинать женщину, которая сбежала от тебя? Как питать злобу к тому типу, который заменил тебя и воспитывает в комфорте твоих детей? А он без парашюта рухнул на самый низ социальной лестницы. Очень скоро ему пришлось собирать в барах пустые бутылки, стать завсегдатаем донорских пунктов, где из него выкачивали литры крови, стоять у столовок Армии спасения в очереди за благотворительным супом, рыться в мусорных баках, узнать, что такое нищета, ночевки под мостами, вши, блохи, фурункулы, зловоние. В Окленде в католической миссии он встретил одного парня, слышавшего, что какая-то лаборатория в Фэрбэнксе предлагает пять тысяч долларов добровольцам, которые согласятся лечь на неделю в больницу и пройти серию тестов.

Броуден ухватился за эту оказию.

Он занял денег на дорогу и поехал на север. Двое врачей приняли его в кабинете на дому в пригороде Фэрбэнкса. Там было еще пятеро других добровольцев, таких же грязных, как он. А также один студент, которого не взяли. Первым делом их заставили подписать тонны непонятных юридических документов, а потом усыпили. Проснулся Алан в комнате без окон. Кроме двух врачей им занималась медсестра, такая красивая и ласковая, что он думал, уж не перенесли ли его в рай. От пребывания там у него остались смутные воспоминания, смазанные долгими периодами искусственного сна. Ему ставили капельницы, зонды, делали уколы, проводили УЗИ. Болезненно терзали плоть, а также пускали электрические импульсы в голову и тело. После этих экспериментов с электрическим током он мог с полным знанием дела рассказать, какую боль чувствует приговоренный к смертной казни на электрическом стуле. Через шесть дней его выставили на улицу с пятью тысячами долларов в кармане. Броуден вернулся в Сан-Франциско с навязчивой идеей подарить детям (не спрашивая разрешения у их матери) два сказочных дня. Это будет его маленькой местью. Местью бывшей жене, которая бросила его, местью себе за то, что на первом месте у него стояли не дети, а работа. Он похитил дочку, а та первым делом сказала ему, что Томми упрятали в сумасшедший дом. Это известие вывело Алана из себя. «Вот сволочи, разлучить Томми и Джесси – это все равно что расщепить атом, результатом может быть только взрыв!» – объяснил он Натану, выхаркивая мокроту. Поскольку терять ему было нечего, Броуден без колебаний похитил и Томми, воспользовавшись телепатическими способностями Джесси. Под руководством сестры аутист без затруднений вышел из клиники.

Алан Броуден, сочтя, что владеет ситуацией, решил не возвращать детей их недостойной матери. Он подумал, что они смогут жить в этом плавучем доме в Сосалито, принадлежавшем когда-то одному из его клиентов, которого разорили налоги. С тех пор бывший хозяин в дом на плашкоуте не заглядывал. До Броудена туда уже самовольно вселился какой-то тип. Пришлось драться, чтобы тот согласился, что тут будет жить кто-то еще. Верней, ночевать, потому что днем Алан возил сына и дочку в зоопарк Сан-Франциско, к бизоньему загону в парке «Золотые Ворота», в океанариум «Морской мир Африки», в рощу секвой в Мьюир Вудз, и они там гуляли. Алан совершенно не думал, что его может арестовать полиция. У него была одно желание: истратить пять тысяч долларов на детей, наверстать упущенное время. Энергии в нем было хоть отбавляй. Он мог долгими часами, не уставая, носить Джесси. Пока по телу не пошли пятна и свищи. Какая-то странная патология, сопровождавшаяся помутнением сознания, ослаблением интеллектуальных способностей, провалами оперативной памяти. Он решил выходить реже. У него стал выступать кровавый пот, и его воспаленное тело начало распухать. Алан понял, что все эти явления связаны с опытами, которые производили над ним на Аляске. Видя, какие метаморфозы произошли с ним, его сосед сбежал. А вскоре в его берлогу заявился Боуман. Броуден рассказал свою историю федеральному агенту, который согласился дать ему спокойно умереть и пообещал доставить детей их матери. После этого Броуден не получал от Клайда никаких известий, а состояние его здоровья серьезно ухудшилось.

– Я нашел наконец врага, с которым нужно бороться, – двух негодяев, пошаливших с моей ДНК, да только поздно.

– Вы очень страдаете?

– Как ни странно, я привык к боли. Как к наркотику. Это дает мне ощущение, что я еще жив.

– Почему вы не легли в больницу?

– На какие шиши?

– Боуман не предложил вам хотя бы проконсультироваться у врача?

– Свою дозу врачей я уже перебрал. А потом, я не желаю, чтобы меня демонстрировали как человека, больного слоновой болезнью. Да, признаться, и поздно уже. Я не выхожу отсюда, я перестал есть. Все съеденное питает мутации во мне, так что я потихоньку умираю…

Приступ кашля заставил его прерваться. Очистив легкие, он продолжил:

– Я не понимаю, почему Джесси и Томми оказались с вами.

– Боуман держал их у себя.

– Почему?!

На этот вопрос у Натана не было ответа. Он предпочел прозаическое объяснение:

– Для него очень важна была поездка на Аляску, и он втайне доверил заботу о Джесси и Томми одной своей хорошей знакомой.

– Но это незаконно.

– В этом деле я вообще не вижу ничего законного.

– А теперь уходите. Сейчас у меня будет приступ, и я предпочел бы быть единственным его свидетелем. Отвезите детей к матери и забудьте все, что я вам тут наговорил.

– Я не имею права бросить вас здесь умирать.

– Вы сами только что сказали, что в этом деле нет ничего законного.

– Что я могу сделать для вас?

– Я непрестанно твержу это вам. Возвратите детей в семью и ступайте с миром. Ах да!.. Поместите на моей могиле надпись: «Умер во имя науки!»

– Вы должны показаться врачам, никогда нельзя терять надежду…

– Кончайте говорить банальности.

Броуден встал. Натан попятился. То, что он увидел в слабом свете, просачивающемся через жалюзи, невозможно было описать словами. За свою карьеру ему случалось сталкиваться с вещами ужасными, мерзкими, неописуемыми. Очень часто ему казалось, что он уже коснулся дна. Однако эта ночь доказала: еще нет.

Натан вышел из дома, стараясь не вдохнуть его воздух, который, казалось, привносил запах смерти. Томми все так же, не двигаясь, стоял на набережной и держал спящую Джесси. Натан попытался навесить дверь на петли. Из дома донесся замогильный голос:

– Не тратьте время, я приколочу ее… заколочу свой гроб изнутри.

Это были последние слова Алана Броудена.

 

25

По дороге в Сан-Хосе Натан пытался очистить мозг. Это было все равно что поднять «Титаник». Синапсы взрывались автоматными сериями. Он выключил радио, где комментировали покушение на израильских туристов в Кении, и сосредоточил взгляд на асфальтовой ленте шоссе. Снизив скорость, он принялся декламировать литании Нембуцу, которые якобы должны отделить его от рефлексов. Его существование было сплошным пищеварением, тело – нечистым и отвратительным. «Как же все это ничтожно! Противно. Почему я здесь?.. Поклонение будде Амида! Поклонение будде Амида…» Медитативное насильственное приближение к буддизму Амида, заключающееся в постоянном повторении мантры, не помогло стереть мысли, ведущие его в ад.

Очистить голову стократ трудней, чем заполнить ее.

Натан позвонил Шарлиз Броуден, чтобы предупредить, что едет к ней и везет Томми и Джесси. Она восприняла новость потоком пьяненьких слез и, как обычно, не задала ни единого вопроса.

Смотреть на асфальтовую ленту и сосредоточиться на управлении машиной.

Лав с промежутком в несколько часов перенес два потрясения. Он уже был не в состоянии выгребать, как некогда, клоаки людских душ. От зла его трясло. Он намеревался как можно скорей передать детей матери. А после этого вернуться к себе.

На часах было 23:40.

Он набрал номер личного телефона Максвелла. Тот не спал. Что ж, тем лучше, потому как придется быть внимательным. Натан включил автоматический регулятор скорости, прежде чем начать рассказывать о Флетчере и Гровене, об их подопытных, набранных из бездомных, в числе которых оказался Алан Броуден. Эксперименты, проводимые этой парочкой ученых, вызывали у добровольцев гипертрофию желез внутренней секреции и даже акромегалию.

– Что, что? – крикнул в трубку Максвелл.

– Акромегалию. То есть чрезмерное развитие лицевых костей и конечностей. Эти два ученика колдунов создавали монстров, воздействуя на гипофиз своих подопытных, на их щитовидную и околощитовидную железы, на надпочечники…

– Слушайте, кончайте вашу медицинскую лекцию и переходите к фактам.

– Я полагаю, что нет нужды искать устроителей загадочной бойни в госпитале Фэрбэнкса где-то далеко. Католический священник описал дьявола, почтальон рассказал про мумию… Все зависит от точки зрения… Столкнувшись с неизвестным, воображение затмевает доводы рассудка и преображает реальность в иллюзию. На самом деле все эти свидетели всего-навсего столкнулись с подопытными добровольцами проекта «Лазарь» после завершения опытов, которые либо искали помощи, либо жаждали мести.

– И что из этого следует?

– Эту бойню мог устроить кто-то из жертв Флетчера и Гровена, затаивших злобу на ученых за то, что те сделали с ними.

– А Броуден причастен к этому?

Натан вкратце пересказал Максвеллу хождения по мукам несчастного Броудена. Чтобы не утяжелять чрезмерно его вину, он представил дело так, будто Броуден похитил своих детей, уже зная, что он обречен. Также Натан описал действия Боумана, который, отыскав в Сосалито Броудена с детьми, отправился на Аляску по следам Шомона.

– Так что же, Клайд расследовал исчезновение Шомона? – удивился Максвелл.

– Это он обнаружил его тело и перевез в госпиталь Фэрбэнкса. Он рассчитывал, что Флетчер и Гровен реанимируют француза. Этим объясняется его присутствие в лаборатории во время нападения.

– Ничего не понимаю. Почему Боуман незаконно удерживал детей?

– Если бы он возвратил их матери, то Джесси вновь разлучили бы с Томми, которого немедленно вернули бы в психиатрическую клинику. Клайд считал, что этого нельзя делать.

– Нелепость какая-то.

Натан напомнил ему сделанную Броуденом выписку из лекций по психологии ребенка: «Иногда достаточно протянуть руку несчастному ребенку, чтобы вырвать его из порочного круга страдания и преступления». Клайд хотел спасти Джесси от стечения обстоятельств, которые перемололи бы ее.

Максвелл испустил тяжелый вздох, усиленный телефонным наушником. Ежели честно, ему никогда не удавалось контролировать своего лучшего агента. Лав был более податливым. И Максвелл предпочел не бросать тень на посмертную репутацию своего агента:

– Наилучший выход – остановиться на официальной версии побега и закрыть дело.

– Я уже проинструктировал девочку. Ей шесть лет, но умом она сравнится со взрослым. Если вы не против, она подтвердит нашу версию: она убежала, потому что ей захотелось провести рождественские каникулы с братом. Ни Боумана, ни отца она упоминать не будет.

– Да, это наилучшее решение. Отлично придумано, Натан.

– Но это не все. В квартире Клайда в духовке я обнаружил расчлененное тело Кармен Лоуэлл. Я в жизни не видел ничего подобного. Вам нужно будет послать агентов, у которых крепкий желудок, и извлечь оттуда ее останки. В полицию я не заявлял.

– Что это еще за история?

– Некоторые подопытные Гровена и Флетчера, вероятно, совсем уж ненормальные, и это гораздо опасней, чем мы думаем. Вполне возможно, Клайд привез одного из них в Сиэтл. Пока что я не вижу другого объяснения. Чтобы совершить подобное, надо утратить остатки человечности. Надо быть чудовищем.

– Я немедленно посылаю туда людей.

Натан сообщил ему адрес Клайда и сделал заключение:

– Присутствие Клайда в лаборатории вдвойне оправдано. Во-первых, там некоторое время пребывал Броуден, во-вторых, оно связано с делом французского путешественника, чей труп он отдал на растерзание этой паре ученых. Многие дела тут связаны друг с другом.

– Но ведь Боуман не получал задания отыскать Шомона!

– Значит, он делал это по собственному желанию или по заказу некоего третьего лица.

– И все эти дела ведут нас в лабораторию Фэрбэнкса.

– Максвелл, я на этом ставлю точку.

– То есть?

– Найдите кого-нибудь другого, чтобы завершить работу.

– Вы шутите?

– Аванс я вам верну. Я не могу продолжать расследование.

– Уж не хотите ли вы заставить меня поверить, что это дело чересчур сложно для вас?

– Душа у меня к нему не лежит.

– Натан, вы подписали договор!

– След синтоистской секты привел к чему-нибудь путному?

– Продвигаемся потихоньку. Чтобы ускорить дело, я привлек хакеров, которым удалось взломать компьютерную систему Пентагона. Они прошли по следу авторов фетвы до Азии. Я, кстати, рассчитывал послать вас туда. Но эти сукины дети исламские террористы мешают нам работать. Мне придется послать группу в Момбасу. Вы в курсе? Они убили двенадцать израильтян и десять кенийских танцоров.

– Да, я слышал по радио.

– Такое дерьмо, Натан, просто сил нет. Весь персонал мобилизован на борьбу с терроризмом.

– Дайте Нутак возможность поработать с досье, у нее к этому большие способности, – заверил Натан.

– Позвольте уж мне самому судить, кто к чему больше способен.

– Я еду в Сан-Хосе. Шарлиз Броуден-Гаррис получит своих детей. После этого я возвращаюсь к себе. Прощайте, Максвелл.

– Лав!..

Натан отключился, прежде чем его собеседник успел привести неопровержимый аргумент.

– Меня опять разлучат с Томми? – раздался у него за спиной тонкий голосок.

Глянув в зеркало заднего вида, Натан увидел, что Томми спит, а Джесси только что проснулась. Она слышала конец телефонного разговора. Вопрос девочки помог ему осознать, что, в сущности, он избавляется от ребят. Он притормозил и въехал на площадку станции обслуживания имени королевского гамбургера.

– Ты не проголодалась? – спросил он.

– Нет.

Джесси никогда не ощущает голода.

Он остановился под светящейся вывеской какого-то автодилера и, порывшись в сумке Джесси, достал тетрадку и карандаш.

– Ты что делаешь, Клайд?

Он начертил на странице девять больших квадратов, а в каждом из них нарисовал какие-то фигурки.

– Вот видишь, в первом квадрате твои мама и папа, которые любят друг друга.

– А здесь кто?

– А это маленький Томми, который только что родился. В третьем – это ты. А тут вы уже выросли и вместе играете. А в этом квадрате вы все вместе с мамой и папой. А вот тут твоя мама, но одна, только с вами двумя, потому что она развелась с вашим папой. А тут она встречает Стива. Видишь, она счастлива с ним. А здесь ты с мамой и Стивом. А тут ты с Томми. Время от времени ты будешь вместе с ним, а иногда вы будете в разлуке. Как твои мама и папа.

Он передал этот маленький комикс слегка растерянной, но и немного успокоившейся Джесси. Ее жизнь предстала перед ней как история с хорошим концом.

Через несколько минут Натан затормозил перед виллой Гаррисов. Всюду горел свет. Ворота открылись еще прежде, чем он вылез из машины. Джесси бросилась в объятия матери, тогда как Томми неподвижно стоял на тротуаре. Натан взял его за руку, собираясь ввести в дом. Он чувствовал, что Томми нервничает, подобно дичи, которую выпускают туда, где будет вестись охота. Стива Гарриса дома не было, и это несколько смягчило ситуацию. Натан не собирался долго задерживаться здесь. Он оставил мать с детьми и улетучился, вручив Шарлиз координаты Максвелла для получения дополнительной информации.

Гонимый неодолимым желанием как можно скорее исчезнуть, Натан – уже один – катил в «форде-меркурий». Он ощущал настоятельную потребность заняться ритуалами дза-дзен, погрузиться в океан, очиститься, возобновить связь с сакральным, возродиться с помощью купаний в ледяной воде, долгих медитаций, ката и киен на приморском песке. Восстановить свою жизнь такой, какой она была изначально, при его рождении. Три дня работы на Максвелла уничтожили результаты трехлетних трудов. Все нужно начинать сначала.

Он никак не мог отрешиться от мыслей об Алане Броудене. О том, как он держится перед неминуемой скорой смертью. Смерть – это удел всех, особенно если нет выбора, но чтобы принять ее неизбежность, требуется мужество. И оно было у Алана Броудена. Он прожил несколько лет рядом со своими детьми, не видя, как они подрастают, пожертвовав всем ради денег. Скатившись на дно общества, он продал свое тело дьяволу, чтобы подарить им несколько дней счастья.

Какая-то тяжесть заполнила «форд», свет фар расплывался в моросящем дожде. Натан снизил скорость, включил приемник, сделал потише звук и стал искать мелодию, которая могла бы прочистить мысли. И, по счастью, нашел. Группа «Talk Talk». «Living in another world». Дорога, скрадывающая шум, снимала мрачные мысли. Он запомнил слова:

Пропев вполголоса песенку раз двадцать, как сутру, он миновал щит, указывающий дорогу к аэропорту. Остаток ночи он проведет в отеле и возьмет билет на первый самолет, летящий в Сиэтл. Он пообещал Сью, что прибудет на похороны Клайда.

Часы показывали десять минут третьего. Уже вторник. Несмотря на поздний час, он позвонил Сью. Она не спала. Транквилизаторы еще не подействовали. Она обрадовалась, услышав его голос. А еще больше, узнав, что он приедет к завтраку. Она настояла на том, что приедет встречать его в аэропорт. Похороны назначены на середину дня.

Натан закончил разговор и вышел из машины. Поднялся в номер «Холлидэй Инн» и встал под холодный душ. К воде, уходившей в сток, примешалось несколько слезинок. Натан плакал.

Слезы, даже если они не облагораживают, не унижают.

Выйдя из ванной, он сел на ковер и принял позу лотоса. Таз наклонен вперед. Плечи и живот не напряжены. Шея и спина прямые. Руки расслаблены. Глаза полуприкрыты, взгляд, зафиксированный в метре от себя, обращен внутрь. Ладони направлены к небу, левая над правой, на уровне живота. Большие пальцы в контакте друг с другом. Коленями он упирался в пол, головой же касался неба, делал медленный, глубокий вдох, доходящий до самого кишечника, старался достичь правильного дыхания. Наплывали мысли. Он ощущал каждую из них, прежде чем изгнать и вернуться в состояние бездумности. Но мысли возвращались, как мощно брошенный бумеранг. Невозможно избавиться от них, погрузиться в пустоту. Медитация не становилась бодрствованием. Он оставался в кошмаре, наполненном призраками, пришедшими из вчерашнего дня и ночи. Разрубленное тело Кармен. Бесформенное лицо Броудена. Разложение. Зловоние. Полностью предаться медитации сейчас у него не получалось.

Он не мог очистить свой мозг.

И тогда он постарался увидеть будущее. Завтра вечером он будет у себя дома и вернется к истокам своей жизни.

 

26

Сью подкрасилась, чтобы скрыть печаль. Вдова Клайда встретила Натана в аэропорту Сиэтла на белом «понтиаке», который диссонировал с траурной чернотой. Невзирая на холод, она выбрала платье с глубоким полукруглым вырезом, открывающим грудь женщины, вскормившей двоих детей. Сью поцеловала его в губы. У ее поцелуя был одновременно солоноватый и сладковатый привкус, в нем смешались горе и радость. В дороге они избегали двух тем: следствие и похороны. Как в доброе старое время, он говорили о поэзии дзен, о хокку, о театре «но».

У Сью Боуман в доме остановились ее родители, свекровь и золовка, приехавшие на похороны. Они как раз доедали завтрак, когда Сью под руку с Натаном вошла в кухню. Ее дочка Лорен тоже сидела за столом. Она единственная что-то болтала, не ощущая в отличие от старших скорби. Ее предохраняли невинный возраст и защитный кокон, которым окутала ее мать. С их приходом кухня почти мгновенно опустела.

– Как ты думаешь, где сейчас Клайд? – спросила Сью у Натана, когда они остались одни.

– В морге.

Она подняла глаза от чашки чая и укоризненно взглянула на него.

– Я больше не пью. Уже двое суток я не прикладывалась к бутылке.

– Отлично.

– Поэтому не говори со мной, словно я пьянчужка, окончательно одуревшая от спиртного.

– Извини.

– Как ты считаешь, что происходит с человеком после смерти?

– Смерти нет.

– Как?

– Есть только жизнь. Космос.

– Значит, смерть еще одна иллюзия?

– Ты верующая?

– Да, но иногда я говорю себе, что верить глупо.

– Но так же глупо не верить, поскольку нет ни одного достоверного доказательства в пользу того или другого утверждения. Существование или несуществование Бога – это вопрос веры, а не разума.

– Я теряю веру… и разум…

Просто-напросто Сью пребывала в полной растерянности. И тогда, чтобы окончательно не потерять почву под ногами, она уцепилась за диалектику, как получивший нокдаун боксер цепляется за канаты. Натан подхватил игру, возносясь к высшим сферам богословской проблематики, которая нравилась Сью тем, что уносила ее от низкой действительности. Он начал с ответа на ее первый вопрос:

– Если ты забудешь все, чему тебя научили, и заглянешь в глубину, в свои надежды, сны, в свою интуицию, у тебя появится шанс обрести там знание потустороннего.

– У тебя есть доказательства этого?

– У меня есть опыт. Занимаясь дза-дзен, я открыл иллюзорность собственного «я», интуицию первичного бытия, свою глубинную природу. Я – звездная пыль, частица энергии, материи, сознания, явившаяся из пустоты и обреченная вернуться в пустоту.

– Выходит, ты ни во что не веришь?

– Верю в пустоту.

– Значит, ты, так сроднившийся с буддизмом, все равно не способен отвергнуть карму! Клайд не сможет перевоплотиться?

– Как тебе известно, карма означает «действие и его последствия». Действие телесное, словом или сознанием. Любой поступок, любое слово или мысль оказывает влияние на наше «я» и на наше окружение. И из этих зерен кармы в конце концов взойдут сорные травы либо великолепные цветы. До дня, когда ты осознаешь, что все – иллюзия, когда покинешь свое «я» и станешь жить в гармонии с космосом, который есть пустота. Клайд возродится в виде частицы космоса.

Сью вытерла влажные глаза и всхлипнула в чашку. Она продолжала бороться:

– Смерть пугает меня.

– Бог послал своего Сына, чтобы избавить людей от этого страха.

– Хочу напомнить тебе, что я еврейка. Несмотря на свои таланты проповедника, Иисус не является для меня Мессией. Он лишь воспользовался неспокойной и мистической эпохой, чтобы заставить нас поверить в свое воскрешение.

Натан досадовал на себя за то, что совершил такой промах. И он тут же исправился:

– Твой страх похож на тот, какой испытывают, перед тем как одержать большую победу. Вместо того чтобы зацикливаться на этом чувстве, лучше взгляни, чем оно мотивировано. В этом избавление.

На этот раз он слишком высоко поднял планку. Она положила ладонь на его руку.

– Мне нужна конкретика, а не метафизические отступления, в которые обычно углубляются, когда все идет хорошо.

– Беги от того, что тебя окружает, уединись, медитируй. От всего отрешившись, ты начнешь презирать смерть и всецело посвятишь себя жизни.

– А про детей моих ты забыл?

– Сперва дай им вырасти. Ответы получишь позже.

– Ключи вручены холостым одиночкам, да? Тогда отдай мне свои.

– Ими ты никакую дверь не откроешь. Я дошел до той точки, когда должен ежедневно находить весомое оправдание тому, что не покончил со всем этим.

Сью встала, чтобы ответить на телефонный звонок. В кухню вбежала Лорен; она налила большой стакан сока «Тропикана», откусила от маминой тартинки и во весь рот улыбнулась Натану. С сигаретой во рту возвратилась Сью, по дороге она захватила кофейник, чтобы подлить кофе Натану.

– Брат звонил. Он уже в пути.

– Вся семья собралась вокруг тебя. Это хорошо.

– Недостает только девицы Клайда.

Натан предпочел не рассказывать ей, какая жестокая судьба была уготована Кармен.

– Жизнь моя не удалась, – всхлипнув, произнесла Сью.

– Твоя? Да твоя жизнь чиста, как алмаз.

– Ну да!..

– Она многого стоит, потому что может прерваться в любой миг, и после тебя не останется ничего дурного…

– У меня был муж, который изменял мне, меж тем как я подавляла любовь к тебе. И что же в этом совершенного?

– Тайная любовь стоит больше, чем любовь, которую проявляют.

– Знаешь что, хватит теоретизировать.

– А я вот вспоминаю тот воскресный обед, на который ты пригласила нас. Были Мелани, Клайд, твои дети. Стол стоял в тенистой беседке. Обед был изысканный, великолепное шабли. Мы захмелели и безумно смеялись, не могли остановиться до самого десерта. Ты создала совершенную гармонию. Даже твой кот Клинтон, набивший брюхо, как барабан, и дрыхнувший в траве, являлся составной частью счастливого состояния, которое ты сумела создать. В тот день я желал тебя за способность излучать такое безграничное счастье. То, что я тебе рассказываю, Сью, это и есть конкретика. Потому-то, говоря о твоей жизни, я сравниваю ее с бриллиантом. Его многочисленные грани бесконечно чисты.

Сью плакала, и ее слезы капали на руку Натана, которую она прижимала к губам.

– Натан, мое существование стало чудовищно однообразным.

– Зря ты так говоришь. Каждая минута отлична от другой.

Их прервал отец Сью, сообщив, что траурный кортеж скоро отъезжает.

Клайд выразил желание, чтобы его кремировали. Это возмутило раввина, категорически отказавшегося прочесть каддиш, и огорчило мать, которая хотела, чтобы сын был погребен в семейном склепе. Во время церемонии кремации Сью не выпускала руку Натана. Приехали многие близкие, в том числе и коллеги из ФБР. Натан совершенно запамятовал, что на похоронах будет присутствовать Максвелл. Так что похороны почтил присутствием второй человек в ФБР, верный себе – элегантный, обходительный, властный.

– Извините меня, Сью, я признаю, что ни время, ни место для этого не подходят, но я похищу у вас Натана на несколько минут.

– Только, пожалуйста, побыстрей верните мне его.

Максвелл пытался скрыть растерянность. Впервые Натан видел его в таком состоянии, которое он пытался замаскировать агрессивностью.

– Что вы себе вообразили, Лав? Что играете в «монополию» и в любой момент можете выйти из игры, оттого что один из игроков жульничает?

– Я не участвую ни в каких играх и не служу в ФБР.

– Мы связаны нравственным договором. Извольте соблюдать его.

– Нет.

Максвелл чуть ли не разинул рот, потрясенный этим резким «нет». Натан использовал силу трех этих букв. Обычно он не решался этого делать. Ускользнуть, славировать, смягчить, проявить гибкость было гораздо легче и куда больше соответствовало его темпераменту. Переполненный этим своим «нет», которое вырвалось, как удар, он поклонился Лансу Максвеллу и присоединился к Сью. Она только что отдала детей под присмотр матери и настаивала, что отвезет его в аэропорт.

– Да я прекрасно могу вызвать такси, – уверял ее Натан.

– Как ты не понимаешь, это единственная возможность побыть наедине с тобой.

Она подъехала к мотелю, остановилась у одного из домиков и попросила его подождать. Вернувшись с ключом, она схватила за руку Натана, который не решился сопротивляться, и втащила его в комнату. Среди уныло стандартной обстановки Сью сбросила черное пальто и сняла платье.

– Не думаю, что это…

– Тсс, – шепнула она, прижимая палец к его губам. – Я собираюсь добавить новую грань чистого счастья к своей судьбе.

Она обняла его и прильнула в поцелуе к губам. Уже целых три года женщина не целовала его. Сью увлекла его в постель и развернула перед ним всю «Камасутру». Закосневший в аскетизме, скованный неловкостью ситуации, испытывая сильнейшее желание, Натан никак не мог добиться эрекции. Он был так далек от мира секса, что тот обрел чрезмерно большое значение, чтобы относиться к нему как к простой потребности. Сью так и не достигла седьмого неба из-за того, что партнер не сумел распалиться. За это время множество самолетов покинуло аэропорт Сиэтла. Последний, который подходит Натану, взлетит без опоздания ровно в двадцать один час.

Вся потная, с волосами, прилипшими ко лбу, Сью изменила позу и прижалась лицом к лицу Натана.

– Нет, я и вправду не создана для тебя.

– Дело вовсе не в этом.

– А в чем?

– После Мелани я не прикоснулся ни к одной женщине. Мое тело утратило нужные рефлексы. А голова полна страхов.

Сью встала и начала одеваться.

– Ты пропустишь свой самолет.

– Твоя семья будет тревожиться, оттого что ты так долго не возвращаешься.

– О моей семье можешь не беспокоиться. Они уже поволновались на похоронах. Никто не ожидал, что Клайд будет кремирован. Кстати, и я тоже. Верующим он не был, но тем не менее был евреем.

– Как-то это трудно совместить.

– Чтобы быть евреем, вовсе не надо верить в Бога. Иудаизм, он в твоей крови, в генах, в культуре. Это атавизм. Принадлежность к диаспоре, которую долгие века постоянно преследуют римляне, нацисты, палестинцы… И кремация со всем этим совершенно не сочетается.

– Он как-то обосновал это решение?

– Мне он ни разу о нем не говорил.

– А как ты узнала о нем?

– Нотариус предупредил меня, что Клайд недавно добавил этот пункт в свое завещание.

– Когда именно?

– За четыре дня до того, как его убили.

Натан расстался со Сью, не зная, увидятся ли они когда-нибудь еще. Его последняя встреча с ней не будет вписана в анналы, во всяком случае в анналы Сью. Он оказался не способен подарить ей страничку счастья, о котором она мечтала многие годы.

Сидя в небольшом двухмоторном самолете, летевшем к побережью, он думал, до какой степени ничтожно его тело. Сухой мешок, более не способный даже излить семя.

А когда он ехал в такси к себе домой, у него вдруг возник вопрос, почему Клайд во время расследования, которое перевернуло его жизнь, нашел время оповестить нотариуса о желании быть кремированным.

Увидев свой дом на берегу, омываемом океаном, Натан забыл обо всем. Он лишний раз убедился, что, отказавшись работать на Максвелла, принял правильное решение.

 

27

Среда, 25 декабря. Манила. Филиппины. Большая «тойота» пересекла китайской квартал Бинондо и резко затормозила перед старинной витриной аптекаря, где были выставлены напоказ прославленные снадобья тысячелетней восточной медицины. Четверо крепких туристов вылезли из машины и двинулись по улочке, перпендикулярной Карвахаль-стрит. Часы показывали 14:00. Один за другим они вошли в занюханную гостиницу, вестибюль которой был размером с сортир, а температура там приближалась к температуре сауны.

Первый турист был в гавайской рубашке, второй – в черных очках, у третьего на голове была бейсболка «Чикаго Буллз», а последний носил канотье. В тени четверки клиентов, заполнивших проход, китаец, морщинистый, как изюминка, едва успел кивнуть и изобразить фальшивую улыбку, как тут же оказался за стойкой. Туристы, которых он сразу же определил как американцев, потребовали три номера, причем строго определенных. Но они были уже заняты. Низкорослый мистер Вонг извивался как уж, предлагая им за ту же плату другие номера, куда комфортабельнее и с замечательным видом из окон. Он мог также доставить девушек за цену ниже, чем у любого из конкурентов. Но американцы не желали ничего слушать и настаивали на получении ключей от номеров 32, 33 и 34.

Китаец подчинился, вспомнив пословицу, что желание клиента – закон. «Гавайская рубашка» остался с ним, чтобы ему не было скучно, а остальная троица поднялась по шаткой лестнице.

Вся эта сцена прошла почти беззвучно, если не считать обмена любезностями.

Тип в черных очках толкнул дверь тридцать второго номера, «Канотье» вошел в тридцать четвертый. Днем номера без кондиционеров пустовали, постояльцы куда-то ушли. «Бейсболка» же остался у двери тридцать третьего номера и с аккуратностью подрывника вставил ключ в замочную скважину. Замок щелкнул, и в это время «Чикаго Буллз» достал пистолет системы «глок» и в одиночку ринулся на приступ. Ворвавшись в номер, он замер, готовый выстрелить. Мушка пистолета на миг замерла на разобранной постели, затем на распахнутом окне. Стены номера шевелились. Десятки тараканов размером чуть ли не с мышь бегали по обоям, напуганные шумом вторжения. Американец стоял, не шелохнувшись, направив пистолет на окно. Спустя несколько секунд в номер влетел японец и приземлился на потертую циновку, сопровождаемый туристами из номеров 32 и 34, которые забросили его в окно, изловив во время попытки бежать, спустившись по стене гостиницы.

«Бейсболка» с пистолетом придавил его ногой, точь-в-точь как его коллеги рейнджеры, давившие тем временем тараканов. Возвращенному в свой номер японцу надели наручники, засунули его в мешок и усыпили, чтобы не дергался. «Гавайская рубашка», видя, что его приятели возвращаются, сунул пятьдесят долларов в карман китайца-портье и дружески хлопнул его по спине. Четверка туристов села в «тойоту», мотор которой продолжал работать, и укатили.

Арест Тетсуо Манга Дзо был произведен ровно за две минуты сорок пять секунд.