28

Земля была покрыта мраком, и Фэрбэнкс уже седьмые сутки подряд задыхался от морозного тумана. Жители заперлись по домам вокруг печек либо каминов, которые топились без перерыва, и хозяева уже с опаской поглядывали на запасы дров. Торговцы опустили на дверях железные шторы, а администрация отдала приказ о закрытии всех учреждений. Да никто бы и не рискнул выйти из дома ради пачки сигарет или конверта с маркой.

Кроме Боба.

Система отопления у Боба Калвина приказала долго жить. Дома у него было холодней, чем в холодильнике, водопроводные трубы и канализация лопнули. Бедняга нашел приют в «Правильном баре», который оставался открытым только ради него. Кайл, бармен, не решился вышвырнуть его на улицу. Он поддерживал уровень бурбона в стакане Боба. Боб приступил уже к десятой порции, когда из подвала, ругаясь, вышел Уолдон в сопровождении трех своих сбиров.

– Кайл, я ведь тебе велел закрыться!

– Да, босс, но у Боба проблемы с отоплением, все трубы полопались.

– Мы тут починкой водопровода не занимаемся.

– Знаю, босс, но Бобу некуда податься, у него нет никого, кто бы его приютил.

– «Правильный бар», как указывает его название, вовсе не отель.

– Знаю, босс, но…

– Ты мне остохренел с этим своим «знаю, босс, но». Давай очищай стойку и вали к себе, если ты дорожишь своей работой.

Уолдон повернулся к клиенту, судорожно вцепившемуся в стакан.

– Как тебя зовут?

– Боб Калвин.

– Профессия у тебя какая?

– Садовник.

– Отлично. Значит, у тебя впереди много свободного времени.

– Да уж, я бы не сказал, что сейчас ко мне стоят в очередь.

– В покер играешь?

– Ну, правила знаю.

Уолдон пригласил его за столик в сторонке, а Уинни Великан, Фрэнк Меченый и Гиена Чак в расслабленных позах устроились за другим столом в ожидании приказаний.

– Так вот, Боб, то, что я собираюсь тебе предложить, достаточно просто. Во-первых, у меня есть комната для клиентов, которые приезжают издалека.

– А что, сюда приезжают издалека, чтобы тут выпить?

– Сюда приезжают играть в покер. Если мы сговоримся, она будет предоставлена тебе. Насчет башлей не беспокойся, это моя забота. Если проиграешь, ты ничего не будешь должен. Если выиграешь, это будет твой чистый доход.

– Чего-то я не понимаю.

– Естественно, ведь ты не дослушал. Ты все время перебиваешь меня.

– Прости.

Боб анестезировал язык с помощью виски и дал собеседнику договорить до конца.

– За это мы изменим несколько строчек в твоей биографии. Не бойся, совсем немного. А именно, что ты помешан на покере и всю зиму каждый вечер приходишь сюда играть. А в этот понедельник ты играл против меня и еще двух типов, которых ты не знаешь. Именно это ты скажешь в полиции.

– То есть вы хотите, чтобы я дал ложное свидетельство?

– Знаешь, не заставляй меня думать, что ты похож на тех оборванцев, которые, получив одежду в Армии спасения, жалуются, что фасон им не по вкусу.

– Но…

– Я предлагаю тебе крышу на всю зиму, денег для игры и свободное время, которое может принести хороший доход. Ну так что, ты согласен или марш-марш на мороз?

– Согласен.

– Вот и хорошо.

Дверь заведения затряслась от мощных ударов. Троица телохранителей вскочила, положив руки на рукоятки пистолетов.

– Закрыто! – крикнул Кайл, собравшийся уходить и уже надевший желтый пуховик, в котором он выглядел в два раза шире.

В дверь продолжали молотить. Бармен повернул ключ и открыл дверь.

– Закрыто, – повторил он.

Это были его последние слова. Он пролетел над тремя столами и врезался в стенку. При этом он утратил жизнь и часть лица.

На пороге возник мастодонт в лохмотьях и с окровавленными когтями. Под градом пуль, пронзивших его, он взмахнул руками и рухнул на пол грузно, как медведь. Стреляя разом, Уинни, Фрэнк и Чак выпустили пару десятков пуль в человекоподобную громаду. Зрелище наводило на мысль, что этот монстр сбежал из гримерной киностудии, снимающей фильм ужасов. Озадаченный Уолдон дернул его за волосы и за бороду, проверяя, не накладные ли они. В результате он вырвал прядь волос и кусок кожи с мышцей.

– Выкиньте его к черту! – раздраженно приказал он. Подручные неохотно подчинились. Чак извлек бумажник, плоский, как проездной билет, и протянул его боссу.

– О господи! – воскликнул Уолдон.

– Что такое, босс? – спросил Уинни, удивленный тем, что тот воззвал к Богу.

– Это же Слим Батичер. Я два месяца назад обчистил его в покер. Он проиграл все, что у него было, и остался мне должен больше пяти тысяч долларов.

– Н-да, наши дела это не улучшит, – прокомментировал Уинни.

Уолдона беспокоила вовсе не груда разлагающейся плоти, что валялась перед ним, пронзенная пулями, и не крест, который ему придется поставить на должнике и на бармене. Проблему составляло ФБР. Он уже стал объектом пристального внимания Бюро, особенно после нападения на госпиталь. Однако тот факт, что задолжавший ему игрок, который по всем признакам прошел через руки доктора Гровена и только что был застрелен в «Правильном баре», несомненно, подтвердит его связь с проектом «Лазарь».

 

29

Вода стояла у нее на уровне глаз и превратилась в густой туман. Жидкость, в которой отмокала Кейт, была обжигающей, густой и красной, как томатный суп. Находящаяся под водой нижняя челюсть причиняла ей чудовищную боль. Зубы протыкали десны, пальцы страшно жгло. В барабанные перепонки, тоже погруженные в воду, бился хриплый, гнусавый голос какого-то типа, который «хотел любить ее и быть самым лучшим». Он пел в ритме поп-рока.

Она поднесла руки к глазам. Ногти были сломаны. Она попыталась пошевельнуть окоченевшее тело, как вдруг из пара вынырнуло лицо, похожее на лицо Христа. Кейт вскрикнула и отпрянула назад, прильнув спиной к гладкой стенке.

– Успокойтесь, мисс Нутак, это всего лишь я.

Федеральный агент узнала музыканта. Но имени его она не помнила, однако в голове застряло название его группы. «Муктук». Ее испуганный вид подвигнул молодого человека на то, чтобы освежить ее память.

– Я – Брэд Спенсер. Вспомните, вы приезжали допросить меня.

Она напряглась, чтобы заставить свои нейроны шевелиться. Обнаружив, что она лежит в ванне голая, Кейт выдавила несколько слов:

– Что я тут делаю?

Брэд вытер осевшую влагу, сел на край ванны и свернул косячок.

– Вы принимаете ванну и слушаете «Оазис». Классная музыка.

– Что случилось?

– Черт, у вас что, память отшибло?

– Не говорите глупостей…

Она нырнула в ванну чуть ли не на минуту и вынырнула из нее уже в более осмысленном состоянии. Брэд раскурил сигарету, сделал затяжку и вставил ее между распухшими губами Кейт.

– Это вам немножко согреет легкие.

Она курила и слушала рассказ Брэда. По его словам, она забыла свой мобильник на столе в кухне. Спенсер заметил это, только когда аппарат начал беспрерывно звонить. Кто-то хотел срочно поговорить с ней. Брэду ничего не оставалось, как взять телефон. Человек, назвавшийся Натаном Лавом, желал незамедлительно услышать Кейт. И Брэд, чтобы у нее не было неприятностей с начальством, представился ее другом и сообщил, что она временно отсутствует. Но Лав велел ему немедленно найти ее. Это вопрос жизни и смерти.

– Как он узнал, что я в опасности?

– Не знаю. Но в интуиции ему не откажешь.

– А как вы собирались меня найти?

– Я посмотрел адрес ФБР в телефонном справочнике и поехал прямиком туда.

Она вспомнила фары в зеркале заднего вида, когда выехала на дорогу.

– Так это вы преследовали меня, когда я выехала от вас?

– Нет, вы уже были далеко. Я наткнулся на вас потом, вы были без одежды… в шкуре росомахи.

После звонка Лава Спенсер взял машину Татьяны и на малой скорости из-за скверной видимости покатил по дороге, по краям которой высились метровые сугробы. Километра через три какой-то громадный зверь бросился на капот машины. Брэд прижался носом к стеклу и включил фонарь, чтобы разглядеть животное, лежащее на капоте. И тут его охватил ужас. У животного было лицо Кейт Нутак. От волнения он выронил фонарь и наклонился, разыскивая его. А она в это время скользнула на заднее сиденье, потребовав включить отопление на полную мощность. Голая, покрытая кровью, сжавшаяся под звериной шкурой, Кейт сидела в машине.

Не пытаясь разбираться, Брэд развернулся по направлению к дому. Затем он погрузил ее в горячую ванну.

– Господи, это вы должны бы мне рассказать, что с вами приключилось! – воскликнул он, завершив свой отчет.

Ей было трудно восстановить последовательность событий за те несколько часов, которые чуть было не стали последними в ее жизни. Она хорошо помнила, как на нее напали неизвестные, вынырнувшие из тумана. Вначале она была уверена, что это Уолдон и его приспешники, которые хотят запугать ее. Но у нападавших была совершенно другая цель. Им нужна была кассета, которую отснял Боуман. Недолгое сотрудничество Кейт с убитым федеральным агентом навело их на мысль, что у нее должна быть копия этой кассеты. Что было потом, она помнит очень смутно. Она бежала по снегу, считая секунды. С каждым шагом организм все сильнее охлаждался. Его функции замедлялись. Последним усилием она побрела в сторону от дороги. В поисках фермы? Нет. Никакого жилья в этих местах не было. Мороз еще не окончательно заледенил ее мозг. Та часть, что была наследием рептилий, еще оставалась нетронутой. В ней сосредоточились агрессивность, жажда выжить, звериные инстинкты, обоняние, указывающее на присутствие другого животного. Отдел, ведавший обонянием, был заряжен электричеством, мышцы напряглись. Кейт бросилась на закоченевшую росомаху, зубами перегрызла ей горло, ногтями вспорола брюхо и погрузила руки и ноги в дымящиеся внутренности. Потом обмазала себя теплой кровью и завернулась в шкуру. Это несколько отсрочило ее смерть. Она брела, пока не увидела фары и не бросилась на капот машины. Остальное Брэд ей уже изложил.

– Господи, это ж с ума сойти, что вам удалось сделать, – произнес потрясенный музыкант.

– Спасибо, что спасли мне жизнь.

– Какое счастье, что вы забыли свою трубу. Благодарите свою рассеянность. И настойчивость вашего коллеги.

– Я ваша должница.

Пепел упал в горячую воду. Брэд вынул окурок из губ Кейт, чтобы осторожно приникнуть к ним долгим поцелуем, он старался не разбередить ссадины и кровоподтеки. Облизнул языком губы, словно наслаждаясь вкусом, и произнес:

– Не теперь.

После этих слов она влюбилась в него.

На следующий день она прошла обследование в госпитале Фэрбэнкса.

Гипотермия не вызвала никаких осложнений. Кейт благословляла родителей, от которых получила крепкое здоровье. Своим недолгим пребыванием в Мемориальном госпитале она воспользовалась, чтобы опросить служащих. Но ни один человек не был посвящен в то, что в действительности творилось в лаборатории.

Не зная, как связаться с Лавом, она позвонила Максвеллу. Но тот отсутствовал: он был в Сиэтле. День 24 декабря она завершила в обществе бокала «Дом Периньон», подпевая Леонарду Коэну.

25 декабря она убрала бокал для шампанского и решила нанести визит Тэду Уолдону с целью поинтересоваться у него, где он был в понедельник 23-го в районе восемнадцати часов. Но у него оказалось алиби: когда Кейт в костюме Евы глотала снег, он играл в покер. Трое свидетелей готовы были поклясться в этом на Библии. Тем не менее Кейт была убеждена, что люди альбиноса причастны к нападению, которое едва не стоило ей жизни. Имеет ли разыскиваемая Уолдоном кассета какое-то отношение к той, что была похищена из лабораторной видеокамеры? Что там было записано?

Во второй половине дня из Анкориджа позвонил Уэйнтрауб, чтобы узнать, как здоровье Кейт, и сообщить ей об отказе Лава продолжать сотрудничество с ФБР, а заодно и о том, что он в определенном смысле завершил три параллельных расследования. Дети Броуденов возвращены матери, таинственные существа, замеченные в окрестностях Фэрбэнкса, оказались подопытными, над которыми поработали Флетчер и Гровен, а бойня в лаборатории была устроена одним из этих подопытных. Сперва Кейт удивилась, что ее шеф работает в праздничный день. А потом ощутила, как у нее сжалось сердце. Ей стало горько, оттого что она не сможет извиниться перед Лавом за холодный прием и поблагодарить его за телефонный звонок, спасший ей жизнь. А еще ей хотелось бы поздравить его с раскрытием всех этих дел в рекордно короткий срок, хотя она по-прежнему скептически относилась к тому, какое направление он придал делу «Лазарь». Прежде чем завершить разговор, Уэйнтрауб, прокашлявшись, посоветовал Кейт взять отпуск. Его группа займется розыском и задержанием преступника, пока что гуляющего на свободе.

В конце дня, когда она клевала носом над досье, ее разбудил звонок Скотта Малланда. Шеф полиции вызывал ее на завтра к себе в кабинет, где будет присутствовать Уэйнтрауб.

 

30

Капитан Скотт Малланд не удосужился встать, чтобы приветствовать агента Нутак. Стоявший рядом с ним Дерек Уэйнтрауб убрал платок, который прижимал к носу, сунул его в карман и протянул Кейт потную ладонь. С первого дня их знакомства Кейт ни разу не видела его не простуженным. Спецагент, специально прибывший из Анкориджа, сухо предложил ей сесть, меж тем как начальник полиции делал вид, будто дочитывает какое-то донесение. Уэйнтрауб крайне лаконично сообщил ей о неожиданном повороте в расследовании: люди Тэда Уолдона пристрелили одного из подопытных проекта «Лазарь», а именно Слима Батичера, который перед этим убил бармена «Правильного бара».

Кейт помахивала сумочкой.

– А что я вам говорила? Уолдон начал зачистку. Он завладел материалами проекта «Лазарь», но ему не хватает видеокассеты, которую снял агент Боуман в процессе экспериментов над Шомоном. Сперва Уолдон допросил с пристрастием Алексию Гровен, потом напал на меня. А теперь убирает больных подопытных, чей вид может снизить коммерческую стоимость проекта «Лазарь», данными которого теперь владеет он один. Действуя в таком ритме, Уолдон скоро станет очень богатым человеком, если его не арестовать.

Малланд оторвался от досье, внезапно утратив спокойствие:

– Такого количества чуши я не слышал даже в кино!

– Уолдон подал на вас жалобу, обвиняя в незаконном преследовании и диффамации, – объявил Уэйнтрауб, который, похоже, выбрал, на чью сторону встать. – Дело очень серьезное.

Кейт поняла, насколько длинные руки у владельца «Правильного бара». Он подкупает полицию, содержит подпольный игорный притон, занимается рэкетом, убивает неугодных, и все это абсолютно безнаказанно. А когда он продаст проект «Лазарь» какой-нибудь крупной исследовательской лаборатории, то сможет даже оплатить благосклонность Уэйнтрауба, если уже не сделал этого.

– Он пытался убить меня, – объявила Кейт. – Так что я вполне понимаю, насколько серьезно это дело.

– Вы пришли к нему и стали угрожать. При этом у вас нет ни малейшего доказательства того, что он виновен в убийстве в госпитале и в нападении, жертвой которого стали вы, – раздраженно бросил ей Малланд.

– У него нет никакого алиби. Партия в покер с подручными имеет нулевую ценность.

– За карточным столом были не только его служащие, но и другие игроки. Один из них некто Боб Калвин. Он играл в карты с Уолдоном, как раз когда вы подверглись нападению.

– Кто такой этот Боб Калвин?

– Садовник, любитель покера. Он не получает жалованья у Уолдона и принес присягу на Библии.

– А вдова Гровен, вы про нее забыли? Уолдон со своими людьми буквально совершил налет на ее дом на другой день после убийств в госпитале, это невозможно отрицать.

– Миссис Гровен была в нервном расстройстве после смерти мужа. И нам она объяснила, что вы явились к ней и стали мучить ее расспросами, и она наговорила вам бог знает чего, лишь бы вы оставили ее в покое.

– И вы это проглотили?

– Мне кажется, что вы суете нос всюду, куда не следует, и что ваша некомпетентность приведет к большим неприятностям со стороны начальства.

Уэйнтрауб, высморкавшись и вытерев нос, произнес наставительным тоном, который совершенно не шел ему:

– Руководство следствием я беру на себя и буду вести его в тесном сотрудничестве с капитаном Малландом. Вскрытие тела Слима Батичера показало, что он страдал от гипертрофии желез внутренней секреции, в частности гипофиза, отсюда его уродливая внешность и агрессивность. Учтите также, что виновником его разорения был Уолдон, так что у него имелись все основания затаить на него злобу. Он превратился в настоящую ходячую бомбу. И этот факт подтверждает версию, выдвинутую Натаном Лавом. Существа, которые бродят в окрестностях Фэрбэнкса, – бывшие подопытные Флетчера и Гровена. Один из них, знающий свою силу, а также, что жить ему осталось недолго, решил отомстить обоим докторам. Возможно, это Батичер совершил убийство в госпитале, а потом напал на Уолдона. Это мы скоро узнаем.

– Есть еще кое-что, – сказала Кейт.

– Что такое?

– Я предпочла бы сказать вам это не здесь.

– Я полностью доверяю капитану.

– След О'Брайена, бывшего советника Рейгана, о котором мне рассказал друг Татьяны Мендес. Я хотела бы заняться им. Вы уполномочиваете меня…

– И вы думаете, вам так запросто позволят допросить Честера О'Брайена?

Малланд со смехом покачал головой:

– Черт побери, Уэйнтрауб, где вы откопали эту бабу?

Кейт, вскочив, помахала пальцем перед длинным носом капитана.

– А на вас я плевать хотела, мелкая полицейская шваль! Убирайтесь к себе в Фар Уэст, где вас ждет место продажного шерифа на содержании у главаря местной мафии…

Она зашла слишком далеко, но поняла это, только когда Уэйнтрауб схватил ее за руку, намереваясь вытащить из кабинета и доставить в агентство.

Оказалось, они единственные, кто едет по городу. Несмотря на шипованную резину, машину опасно заносило. Уэйнтрауб был слишком взволнован, чтобы вести автомобиль по обледенелой дороге.

– Поосторожнее, а то во что-нибудь врежетесь, – предупредила она.

– Вы совершили оплошность, вас вышибут.

– Малланд – продажная тварь, купленная Уолдоном. Он тормозит следствие.

– Вы плохо делаете свою работу. Вы дразните подозреваемого у него в доме, обвиняете его, чтобы заставить реагировать. Вы оскорбляете начальника полиции у него в кабинете. Ваши действия обернутся против вас.

– Спасибо, я уже догадалась.

– Уолдона мы пока не трогаем, но Малланд нам нужен.

– Он – грандиозное ничтожество.

– Я знаю ваше мнение о Малланде. Слушайте, мне звонил Максвелл. ЦРУ только что в Маниле арестовало гуру синтоистской секты. Тетсуо Манга Дзо пока еще не признался, но его вовсю дожимают. А мы пока будем разрабатывать след, обнаруженный Лавом. Бывшие подопытные Гровена и Флетчера. Они бродят по улицам, пытаясь найти укрытие от чудовищного мороза. Один из них мог убить докторов. Я рассчитываю на людей Скотта Малланда, чтобы прочесать местность.

– Дело куда сложней. Искать надо выше. Обвинить бомжей слишком легко. Лав подсунул вам эту версию, чтобы поскорее вернуться к себе. Я настаиваю, чтобы вы позволили мне допросить О'Брайена.

– Вы уже получили неделю отпуска. В последние дни на вас свалилось немало испытаний. Вы доведены до крайности.

– Об этом и речи быть не может!..

– Успокойтесь, Нутак! Это приказ. Либо вы идете в отпуск, либо на биржу труда.

– Черт побери, это несправедливо! Это мое расследование.

– ФБР существует не для того, чтобы служить вашим личным интересам…

Машину резко бросило на тротуар. Уэйнтрауб попытался, вывернув руль и воспользовавшись ручным тормозом, вернуть ее на мостовую. Четыре шипованные шины вцепились в лед, машина столкнулась с препятствием и остановилась.

Два кулака в рваных шерстяных перчатках замолотили по капоту. Уэйнтрауб вылез из машины, ухватившись за дверцу. За десять секунд в кабине стало чудовищно холодно. Пешеход был завернут в коричневую оберточную бумагу. Уэйнтрауб подошел к нему, чтобы узнать, не ранен ли он. И прежде чем Кейт решила присоединиться к нему, ее начальник взлетел в воздух, пролетел над радиатором и метров сто скользил по мостовой, как пингвин. А пострадавший пешеход вскочил в машину, сел за руль и рванул с места, задев федерального агента Уэйнтрауба, который размахивал руками на пустом перекрестке.

– Стоять! – закричала Кейт, выхватывая пистолет.

Существо в оберточной бумаге продолжало вести машину, не обращая на нее внимания. Нутак повторила приказ. Безрезультатно. Кейт выстрелила. Один раз. Второй. Шестой. И она попала: взорвался череп, лопнуло стекло. Стеклянные осколки, ошметки плоти и кровь полетели по ветру. Заглохшая машина продолжала катиться и наткнулась на пожарную колонку, превратившуюся в ледяную хижину. Прижатая подушкой безопасности, Кейт с измученным видом подняла глаза на подбегающего Уэйнтрауба. Да, он прав. Ей просто необходим отпуск.

 

31

«Ниссан», не так давно принадлежавший Татьяне Мендес, катил по Аляска-хайвей к Ванкуверу. Сидящая за рулем Кейт с легким сердцем превышала дозволенную скорость. Рядом с ней, скрючившись в три погибели, спал Брэд: ноги на бардачке, спинка сиденья опущена. Из автомагнитолы доносилось:

Никогда Кейт не слушала столько поп-рока. Они проехали две тысячи миль за два дня и две ночи в ритме «Смэшинг Пампкинз», «Суперграсс», «Сьюд», «Стоун Роузес», «Сайлянсерз», «Стереофоникс», «Скенк Ананси», «Сиу анд Банши», «Симпл Майндз», «Стрейнглерз», «Стайлтскин»… Перед самым отъездом Брэд в спешке сунул руку в свою фонотеку, расположенную в алфавитном порядке. По случайности рука его попала на букву «С».

Отпуск Кейт измерялся в километрах. Надо рулить, надо мчаться по дороге, иначе это никакой не отпуск. Напечатав отчет об обстоятельствах смерти Вика Рассела, безработного раздельщика туш, который имел неосторожность доверить свое тело докторам Гровену и Флетчеру, перед тем как оказаться на пути Дерека Уэйнтрауба, она передала ключи от агентства шефу.

Застегнув молнию на чемодане, она позвонила Брэду и предложила ему совместное путешествие вдоль побережья на юг. Музыкант обладал тремя идеальными качествами: он был свободен, у него был покладистый характер, и он нравился эскимоске. Они взяли машину Татьяны («тойоту» Кейт после покушения так и не отыскали). Они пересекли границу Канады и пообедали в Уайтхорте на Юконе. Следующей ночью они передохнули часок в Досон-Крик в Британской Колумбии. Вечером в субботу они подъезжали к Ванкуверу.

Все эти мили, которые они проехали рядышком, не ускорили наступления их близости. Напротив, поцелуй Брэда, когда она лежала в ванне, был далек, а совместная поездка освежила их отношения. Разговаривали между собой они мало, в основном слушали музыку. Иногда новости. Из последнего сообщения они узнали про взрыв бомбы в переполненном покупателями торговом центре в Германии, о том, что террористы угрожают устроить взрывы в сети магазинов «Сирз» и «Икея», а также что один известный своей алчностью американский журналист совместно с не слишком умным израильтянином открыл тайные коды Библии, в соответствии с которыми конец света неминуем. Короче, ничего, что побуждало бы слушать дальше. Средства масс-медиа сейчас являются рупором вселенских выродков. По сравнению с ними даже голос Морриси и музыка Джонни Марра вызывают оптимизм.

Брэд, когда не спал, записывал фрагменты новых песен в школьной тетрадке, истершейся от долгого пребывания в заднем кармане брюк. Кейт вела машину и, глядя на ленту асфальта, думала о своей тяжелой профессии, о неудобстве принадлежности к двум культурам, о своей эмоциональной пустоте, о незавершенном расследовании, о том, что ее списали в архив.

За два последних дня Брэд открыл, что под слоем приобщения к американскому образу жизни Кейт таит резко выраженный вкус к снежному безмолвию, эскимосским маскам, к песням китов на просторах Тихого океана у острова Ванкувер, к водке «зубровка» у горящего камина. К одиноким, но вовсе не разнузданным удовольствиям. А Кейт поняла, что он был без ума от Татьяны, одержим воспоминаниями о ней, и с каждым днем в его памяти она становится все лучше и прекрасней. В его разговорах неотступно присутствовала красавица медсестра, ею были полны его сны. И сейчас Кейт куда больше знала о покойной и ее амурных похождениях, чем о своем спутнике.

– Ты когда-нибудь собираешься сделать остановку? – потягиваясь, осведомился он.

До сих пор он безропотно покорялся эскимоске.

– Надоело?

– Вовсе нет, но если ты собираешься так ехать до Сан-Диего, придется заняться нашей кобылкой. До сих пор было холодно, и можно было не бояться, что цилиндры обгорят, но с повышением температуры воздуха все может случиться.

Она обогнала грузовичок и продолжала увеличивать скорость, чтобы доказать ему, что их кобылка еще на многое способна.

– У меня в Ванкувере есть друзья, – заметил Брэд. – Мы могли бы остановиться на ночь у них. Мне хочется поспать в постели.

– Уже почти полночь. Мы их разбудим.

– Что ты. В субботу в это время они играют в «Бронко». А потом отправляются пожрать.

– Они что, из твоей группы?

– Да.

– А как же так вышло, что они выступают без тебя?

– Долго рассказывать.

– У нас времени навалом.

– Это все из-за женщины.

– Из-за Татьяны?

– И Линды. Прежде чем стать моей подружкой, она была на подпевках. А потом мы с ней стали петь дуэтом, и она приобрела вес в группе. Ну а потом я встретил Татьяну. И тут такое началось. Линда в ярости сорвалась в Ванкувер. Джон, гитарист, поехал за ней, чтобы уговорить ее вернуться. Ударник Уако последовал за Джоном, потому что он влюблен в него. Чтобы спасти группу «Муктук» от распада, было заключено соглашение. Зимой я сочиняю музыку и тексты песен, а остальные работают здесь вместе с Линдой, которая поет и играет на бас-гитаре. Летом группа перебирается на Аляску, но без нее. На Аляске я заменяю ее. Мы – единственная группа в мире, которая меняет вокалиста в зависимости от времени года и страны. В Штатах голос «Муктука» – это я. В Канаде – Линда.

– Вы с Линдой так и не помирились?

– Нет. Она классная девушка, только жутко ревнивая и злопамятная. И, похоже, ее вполне удовлетворяет совместная жизнь с моими музыкантами-педиками.

– Ты что, собираешься остановиться у своей бывшей невесты, которая терпеть тебя не может?

– Ну, это не только ее дом. Это еще и Джона и Уако.

– Ладно. Едем к ним. Это несколько оживит наше путешествие.

 

32

«Ниссан» затормозил перед обветшалым домом, стоявшим в заброшенном саду. Свет в немытом окне и музыка свидетельствовали, что в строении этом кто-то еще живет. Кейт услышала какое-то завывание. Брэд узнал Зака де ла Роша, певца группы «Rage Against the Mashine», исполняющего «Bombrack». Они протопали по высокой траве до входа. У мужчины, который открыл им, были волосы до плеч, завитые мелким бесом, подведенные глаза, он был в брюках из искусственной кожи с двумя ремнями в заклепках, в кожаном жилете, надетом прямо на голое тело, и в остроносых высоких сапогах со скошенными каблуками.

– Брэд?! – удивился волосатик.

– Привет, Уако. Это Кейт.

– Очень приятно. Слушай, парень, а чего ты тут делаешь?

– Да мне позарез кое-что нужно.

– Что? Вдохновение?

– Нет. Подушка. Мне нужна пуховая подушка под голову на ночь.

– Заходите. Мы тут как одна семья. Только что пожрали, но кое-что осталось.

Стол в гостиной был заставлен коробками от пиццы и пивными бутылками. На диване в расслабленных позах расположились блондинка с прядями красного цвета, размалеванная, как краденая тачка, и длинный тип с обнаженным тощим торсом, весь увешанный брелоками. Линда и Джон расслаблялись. Уако совершил обряд представления, после чего Джон встал и пылко заключил друга в объятия, долго сжимая его длинными, словно щупальца, руками. Линда продолжала сидеть, приникнув к горлышку «Будвайзера».

– Чему мы обязаны этим нежданным визитом? – осведомилась она.

Ее хриплый прокуренный голос заставил Кейт подумать, что она, наверно, работает на сцене под Марианну Фэйтфул.

– Да мимо проезжал.

– У Татьяны все нормально?

– Татьяна мертва.

Известие произвело впечатление и создало какую-то напряженность у троицы музыкантов. Линда резко выпрямилась, облив подбородок пивом. Брэд стал рассказывать про обстоятельства кончины Татьяны, а Джон, исполненный сочувствия, свернул ему самокрутку с изрядной порцией гашиша.

После выражения соболезнования и нескольких косячков Уако, пошатываясь, встал, держа в одной руке пиво, а в другой дымящуюся самокрутку, приготовленную для настроения, и произнес, раза два рыгнув:

– За нашу… э-эу… группу… Возрожденную!

– Ты что-то чересчур торопишься, – заметила Линда.

– Слушай, Брэд! Бросай ты своих белых медведей! Мы опять на-ачнем здесь, ка-ак раньше, будем играть наши вещи, а вы вдвоем будете петь!

Линда встала и пошла за кайфом. Возвратясь, она бросила три коричневых брусочка в лужу кетчупа и, усевшись на диван, попросила Уако умерить свою радость и свернуть ей косячок.

– Да сама сверни! К тому же ты испортила товар! – накинулся он на нее, пытаясь спасти наркотик.

– Да у меня голова чего-то не работает. Наверно, я перепила. Я все напортачу. Слушай, ну сделай ты мне.

– Ладно, ладно.

Джон сменил диск, выбрав композицию в неопределенном стиле. Извлек из пепельницы анчоус и как ни в чем не бывало съел.

– Слушай, Брэд, есть темка, которую ты не осветил, – пробормотал он, почесывая голову. – Девушка, которая с тобой приехала, кто она такая?

– Это Кейт, – объяснил Уако, прикуривая самокрутку с гашишем.

– Спасибо, это мы знаем, – бросила Линда.

– Брэд спас мне жизнь, – сообщила Кейт, которая до сих пор произнесла лишь «здравствуйте» да несколько раз «нет, спасибо», отказываясь от всех веществ, которые ей предлагали.

– Ах, вот оно что, – протянула Линда. – А вот мою он погубил.

– Заткнись, Линда, – буркнул Джон.

– Мы вместе путешествуем. Расходы пополам, – объяснил Брэд.

– Вы трахаетесь?

– Нет, – поспешно открестился Брэд.

Джон в очередной раз предложил Линде помолчать, а Джон сунул ей в рот свой охнарик.

– Ну что ж, парни, попытаемся воспользоваться тем, что мы опять вместе и слегка под кайфом, и оттянемся. Ты увидишь, Брэд, мы заставим тебя забыть про твой траур. Сперва как следует пожрем, а потом достанем инструменты для семейной вечеринки, Кейт, поешь, доставь мне удовольствие. Осталась еще пицца с острым перцем.

– У меня от нее в желудке печет, – сообщил Уако, мощно пернув.

– А в заднице не печет? – с насмешкой поинтересовалась Линда.

– Да нет… Кстати, ты знаешь, что мне не нравятся эти шутки?

– Да заткнитесь вы оба! – рявкнул Джон.

Брэд и Кейт взяли по куску теплой пиццы.

– Ты ее любишь? – спросила Линда у Брэда.

– Кого?

– Эскимоску.

– Слушай, Линда, ты мне надоела. Я только что потерял Татьяну, женщину моей дерьмовой жизни. Так что у меня и в мыслях нет заводить шашни с эскимоской.

– Ты тоже из лабухов? – спросил Уако у Кейт, вылив при этом на нее с полбутылки «Будвайзера».

– Нет, сольфеджио отвратило меня от занятий музыкой.

– И что?

– К сожалению, я не умею играть ни на одном инструменте.

– Чем же ты тогда занимаешься в жизни?

– Я – агент ФБР.

Эта новость лишила их дара речи куда эффективнее, чем известие о смерти Татьяны.

– Так ты мусор! – крикнул Уако, отстраняясь от нее, словно она была заразная.

– Паршивая легавая, – уточнил Джон.

– Браво, Брэд, – бросила Линда. – Ты привел к нам агента ФБР как раз, когда мы вовсю смолим. Надо было бы подождать, когда дело дойдет до крэка и шприцов.

Кейт встала, прервав выступления музыкантов.

– Можете не бояться и не прятать свою говенную зелень. Продолжайте расширять сосуды и стимулировать сердцебиение всякой дурью и гашишем. От того, что я повидала здесь, меня тошнит. Сиди, Брэд, сиди, дальше я поеду одна.

И она ушла, провожаемая взглядами пришибленных музыкантов.

 

33

Брэд нагнал ее около хостела. Она доставала свой рюкзак из багажника «ниссана».

– Кейт, ну чего так отваливаешь?

– А как я, по-твоему, должна отваливать?

Он пригладил волосы, которые сейчас не были перевязаны лентой.

– Со мною вместе.

– Сейчас я намерена пойти спать. За углом тут молодежный хостел. А завтра утром я уеду автобусом. Привет.

Он схватил ее за руку и мгновенно почувствовал, как напрягся ее бицепс. Профессиональный рефлекс. Годы, проведенные в ФБР, приучили Кейт реагировать на малейшую агрессию. Брэд ослабил хватку и вложил ей в руку ключи от «ниссана».

– Держи, – сказал он.

– Ты остаешься в Ванкувере?

– Ну, если у тебя больше нет необходимости во мне…

– Но у меня и не было необходимости… то есть нет, я хочу сказать не это… Слушай, я падаю с ног, спать хочу…

– Ну, тогда приятных сновидений… а я уж закончу ночь у друзей. Если завтра ты изменишь решение, я тут, рядышком.

Кейт вошла в гостиницу, которая в это время года отнюдь не была забита. Она сбросила одежду, которую не снимала два дня с лишком, приняла горячий душ и скользнула под шершавые простыни на жесткую, как доска, кровать. Спала она так крепко, что никаких снов не запомнила, за исключением последнего, эротического. По коже у нее бежали мурашки от дивных ласк кого-то неведомого. Тактильные ощущения, одновременно резкие и ласковые, влажные и теплые, жесткие и пронизывающие, предавали ее тело во власть бессознательного, угадавшего, чего ей недостает.

Когда она проснулась утром в воскресенье, слух предупредил ее, что в номере кто-то есть. Она резко села в постели и ощутила запах, мгновенно разогнавший ее настороженность. Запах кофе и гренок. Она различила на стуле, повернутом спинкой к ней, чей-то силуэт.

– Брэд?

– Кейт?

– Как давно ты тут?

– Не знаю. Я не смотрел на часы. Не мог оторвать глаз от тебя спящей. Не знаю, что тебе снилось, но ты спала сном младенца, но в очень соблазнительной позе. Мне приходилось сдерживать себя. Ты любишь яичницу-болтунью?

– Что?.. Да.

Он раскрыл пластиковые жалюзи каштанового цвета. В комнату ворвалось солнце, осветив обои цвета мочи, смущенное лицо Кейт, скорчившейся на кровати, подушку, которую она прижала к груди, и поднос с обильным завтраком у нее в ногах.

– Как ты сюда вошел?

– Хозяин этой ночлежки – наш фан. В номер я вошел в качестве горничной.

– Спасибо за сюрприз.

– Я подготовил тебе еще парочку.

– Приятных?

– Я покажу тебе Тихий океан. Отвезу на другой конец острова. После этого верну тебе свободу. А пока что завтракай. За последние дни ты не так чтоб много ела.

Он встал и подал ей ее фланелевую рубашку, которую она тут же надела. Внезапно Кейт подумала, а был ли ее сон действительно сном. Брэд осторожно поставил ей на колени поднос и поцеловал в лоб. Прикрываясь кружкой с черным кофе, она смотрела на лицо Брэда, черты которого, слегка скрытые спутанными длинными волосами, свидетельствовали, что поспать ему удалось гораздо меньше, чем ей.

– Ты не сказал мне, что за третий сюрприз.

– Узнаешь, когда мы приедем туда, куда я тебя повезу.

Если бы Кейт спросили, какая улыбка была в этот момент у Брэда – ангельская или дьявольская, она не сумела бы ответить.

 

34

На пароме они переправились в Нанаумо. Потом пересекли весь остров Ванкувер. Озера, горы, леса. Какая синева и зелень! Пейзаж в подарочной бумаге, перевязанный серой лентой асфальта, точно небесный дар жизни на природе, нирваны путешественника, кайфа странника, возвращения к истокам. А в салоне «ниссана» Брюс Спрингстин хрипел старый шлягер, который на редкость соответствовал всему тому, что окружало их.

Сидя на месте пассажира, Кейт грызла себя за то, что сманила Брэда участвовать в своей безумной гонке, забыв про его траур. Она извинилась за свое вчерашнее ребяческое поведение.

– Я глупо вела себя. И к тому же устроила сцену ревности, когда ты встретился с музыкантами из своей группы, которых не видел несколько месяцев.

– А чего ты так взъярилась? Из-за гашиша?

– Да нет… плевала я на него…

– Тебе не нравятся поп-постбитниковские компании?

– У меня было ощущение, что я тут не ко времени и не к месту. И к тому же ты не пытался защитить меня от своих друзей…

– Как я успел заметить, ты сама прекрасно защищаешь себя.

– Да нет, дело не в этом. Дело в нас с тобой… Я-то думала, что мы вместе…

– Ну да.

– Нет. Татьяны не стало всего неделю назад…

Брэд мягко прошел зигзагообразный поворот и на прямом участке прикурил сигарету, которую держал во рту, после чего бросил Кейт:

– Ты и впрямь ничего не поняла.

– Чего не поняла?

– Про меня… про себя… про Татьяну…

В отличие от большинства людей, которые сперва говорят, а потом думают, он разделял свою речь периодами молчания, во время которых мысль оформлялась, и он мог ее высказать. Точно так же он писал песни. Кейт, повернувшись к нему, внимательно всматривалась в его лицо, обрамленное светлыми волосами и серыми завитками табачного дыма.

– И что я должна была понять?

– Черт, не люблю я говорить о себе.

– Сожалею, но я не являюсь тонким психологом. Я прослушала курс лекций по психологии в ФБР, но там делали упор на преступное поведение.

– По сути, я не конформист и вообще держусь в стороне от общества. Как и Татьяна. Я был влюблен в нее…

– Ну, это-то я прекрасно поняла.

– Мы оба были маргиналами, это укрепляло нашу связь… Я люблю любовь. Из всего, что существует. Она самая революционная, самая антисоциальная, самая личная. Никакое правительство, никакая система не может властвовать над ней.

– Меж тем как я представляю власть, закон, силы, охраняющие порядок, систему. Так что мы не созданы друг для друга…

Брэд улыбнулся, выкурил одной затяжкой чуть ли не полсигареты и выпустил густую струю дыма в приоткрытое окно.

– Вот тут ты как раз не врубилась… Приличия требуют соблюдать положенный срок траура по умершему супругу… Считается, что артисты должны ненавидеть копов. Это уже обычай. Я же, напротив, скажу, что, если у меня появляется возможность дать пинка под зад конформизму, я ни секунды не колеблюсь. И стоит при мне начать превозносить достоинства минеральной воды или поместить на пачке сигарет череп и кости, как я тут же начинаю пить спиртное и курить… Я поступаю наоборот… Ты появилась в моей жизни через три дня после смерти женщины, по которой я сходил с ума. Что может заставить меня соблюдать траур? ФБР? Церковь? Традиции? Нравственность и приличия?

Он щелчком выкинул окурок в окно, прибавил скорость и ничего больше не добавил к сказанному, каковое для него равнялось долгому, безудержному словоизвержению. Кейт сама должна была делать выводы по тем зашифрованным элементам, которые содержались в его речи.

– Твои чувства, – сказала она.

– Какие чувства?

– Чувства, которые ты испытывал к Татьяне и которые обязывают тебя соблюдать траур. Только и всего.

– Если им на смену не придут другие чувства, которые заглушат те.

Брэд прекрасно владел искусством изъясняться недомолвками и намеками. Кейт, желая показать, что она поняла его объяснение, положила голову ему на плечо.

Проехав двести километров от восточного до западного побережья, «ниссан» остановился перед Лонг-бич, гигантским, длиной тридцать километров, пляжем, который омывают наименее загрязненные воды на планете.

– Место для любителей одиночества, – сказала Кейт.

– Таких мест хватает и на Аляске.

Кейт, босая, зажмурив глаза, приоткрыв рот и раскинув руки, пошла к морю.

– Попробуй, – сказала она, – пройти так на Аляске, и ты умрешь, не пройдя ста метров.

– В Лос-Анджелесе тоже можно так ходить.

Остановилась она, когда почувствовала, что ледяная морская вода обжигает щиколотки, и Брэд обнял ее за плечи.

– Как-то летом дедушка, – сказала она, – повез меня на Лонг-бич посмотреть на китов. И это одно из самых прекрасных моих воспоминаний.

– Твой дедушка жил в Канаде?

– Он здесь прожил последние годы. У него недостало мужества умереть в одиночестве на ледяном припае.

– Значит, его затронуло влияние западной цивилизации?

– Наверное. Дед охотился на белых китов. Он преследовал их в умиаке.

– В чем?

– Это такая большая лодка из кожи. Дедушка Уилли был капитаном умиака и потому имел статус старейшины. К нему приходили за советом, чтобы решить какие-то повседневные проблемы…

– Мне нравится у инуитов то, что у них не было вождя, а только старейшины.

– Дедушка и был таким старейшиной.

– И убивал китов.

– Вот говоришь, а сам не имеешь понятия. Раньше инуиты использовали у китов все. Жир шел в светильники, кости служили остовом дома. А когда советские и японские китобои начали наперегонки уничтожать китов, дедушка стал их ярым защитником. Он спас десятки китов, отрезанных от открытого моря паковым льдом. Наш народ оставлял всем животным шансы на выживание. – Кейт выдохнула: – Душа китов до сих пор живет в нас.

Брэд сзади обнял ее и притянул к себе.

– Слушай море, ветер, природу, что окружает тебя. В них ритм. Воспринимаем мы его или нет, он существует. Когда я сочиняю музыку, я сливаюсь с ним. Я его интерпретирую, я придаю ему звучание. Когда я прекращаю играть, он, возможно, не слышен, но он всегда существует…

– Кстати, каков твой третий сюрприз? – вспомнила Кейт.

– Не шевелись.

Она хотела повернуться к нему.

– Не шевелись, говорят тебе!

Он произнес это тоном приказа. Это было не похоже на него. Он надел ей наушники. Она хотела поднять руку, но он удержал ее. И вдруг она услышала аккорд электрической гитары. А затем голос Брэда:

Кейт зажмурила глаза. По щеке у нее поползла слезинка, но морской ветер осушил ее, и она возвратилась в соленый океан. Когда закончилась песня, которую Брэд сочинил и записал со своей группой в ту ночь, она повернулась спиной к океану, нашла его губы и приникла к ним.

В четыре дня они выехали из Тофино и поехали в Викторию, куда прибыли в одиннадцать вечера и сняли номер в отеле «Мотор Инн». Брэд рухнул на королевскую кровать, мягкую, как водяной матрац. Когда Кейт, завернувшаяся в полотенце, вышла из ванной, он уже давно спал. Она разула его, стянула брюки, укрыла одеялом, оделась и вышла.

Рядышком с мотелем находился паб, где играла группа кантри. Кейт взяла пиво, отшила подпившего типа, которому не хотелось пить в одиночестве, потом записного ходока, обосновавшегося у стойки, коммивояжера, пытающегося изменить жене, распаленную лесбиянку. Отвергнув авансы половины посетителей, она задумалась. Они с Брэдом повели себя как два идиота. Она влюбилась в него, а он в нее. За три дня, что они знакомы, они целовались по-дружески, как коллеги. Если не считать ее сна, который, вполне возможно, вовсе не был сном. Путешествие привело их на остров Ванкувер. Кейт надеялась проехать еще южнее, сесть в Виктории на паром, который переправит их через пролив Хуан-де-Фука в Порт-Анджелес. А там ехать еще вдоль побережья. Туда, где живет Натан Лав.

 

35

– Ты с самого начала так задумала или это просто дурацкое совпадение?

Кейт даже не знала толком, что ответить. Только что она сказала Брэду, что хотела бы заехать к человеку, которого охарактеризовала ему как светило ФБР. Нет, она покидала Фэрбэнкс с желанием сбежать оттуда, совершить пробег в обществе певца, на которого она положила глаз. Но подспудно в ней бродила постыдная, поскольку циничная, мыслишка заехать к Лаву и воспользоваться его связями, чтобы вернуть отнятое дело.

– Как тебе утренняя новость?

Брэд намекал на то, как они утром занимались любовью. Кейт оказалась сидящей верхом на еще не вполне проснувшемся спутнике. Закончилось это протяжным криком оргазма, который издала Кейт; лицо у нее было на коврике, ноги на кровати, а Брэд сжимал ладонями ее ягодицы.

– Я люблю тебя, – прошептала она в ответ.

Он любовался тем, как она ведет машину. Женщина действия, одновременно дикая и упорная. Как ухабистая лесная дорога, на которую она свернула и которая кажется бесконечной. Машину трясло на рытвинах и камнях, а вокруг стояли сосны и секвойи. Кейт затормозила перед лежащим поперек деревом, означающим конец дороги.

– Твой приятель живет на дереве?

– Дальше надо идти пешком.

Они шагали с полчаса, прежде чем дошли до пляжа, где разбивались волны, на которых вполне можно было заниматься серфингом, не будь так холодно. Справа метрах в пятистах стоял на сваях деревянный дом.

– Он живет там, – сказала Кейт.

– Ты уже бывала у него?

– Это единственный дом в радиусе нескольких миль. Тут невозможно ошибиться адресом.

– У него было время увидеть нас, – заметил Брэд.

– Так все и предусмотрено.

Им оставалось пройти еще метров с полсотни, когда на террасе появился Натан. В руке он что-то держал. Половую тряпку.

– Агент Нутак? – крикнул он с высоты террасы.

– Здравствуйте, Натан. Как вы?

– Океан под солнцем куда синей.

– Э-э… да, действительно. Можно отнять у вас несколько минут?

Он молча смотрел на них. После Максвелла уже второй, правда, не первостепенный, агент появляется у него. Спутник эскимоски, судя по виду, не имеет отношения к ФБР. Однако, несмотря на длинные, как у хиппи, волосы, закрывающие три четверти лица, он может оказаться кем угодно.

– Поднимайтесь, – наконец произнес Натан.

Он провел их в главную комнату, где не было никакой мебели, кроме телевизора, подсоединенного к спутниковой антенне. То было единственное, сохраненное Лавом окно в мир, из которого он исключил себя.

– Вы переезжаете?

– Нет. С чего вы взяли?

– Тут пусто.

– Да, действительно.

Они прошли к окну во всю стену. Паркет был чуть влажный.

– Вы занимались уборкой?

Легкая усмешка Кейт была почти ироничной.

– Это место для медитаций, – пояснил Лав. – Я пачкаю, значит, я должен убрать. Я пью чай и потом мою чашку. Поразмышляйте над этим, это позволит вам продвинуться.

– Я знавал некоторых уборщиц, так они были просто певцами трансцендентальной медитации, – усмехнулся Брэд, уверенный, что дружественная атмосфера создается шуткой.

На взгляд Натана, пара, стоящая перед ним, еще не вполне определилась. А в том, что они пара, он не сомневался. Догадался он об этом по тому, как они старались коснуться друг друга, что свидетельствовало о неостывшем эротическом притяжении.

– Нет, вы не правы, поскольку эти уборщицы делали чистым то, что запачкали не они, – пояснил он.

– В любом случае с пылью у вас особых трудностей нет. Мебель вам забыли доставить, да?

– Как вы, наверно, заметили, дорог к этому дому никаких нет. Соответственно, нет возможности доставки. Я живу здесь, чтобы создавать пустоту, а не для того, чтобы окружать себя вещами.

– Позвольте представить вам Брэда Спенсера, – с некоторым запозданием произнесла Кейт.

– Друга Татьяны Мендес?

– Я восхищена. Вы хорошо помните досье. Жаль, что вы так поспешно захлопнули его.

– Татьяна Мендес была женщина неординарная, – прервал ее Натан. – Должно быть, трудно ее забыть.

– Да, это так, – кивнул Спенсер.

Кейт перехватила инициативу, прежде чем они принялись обсуждать тему «мисс Мендес».

– Брэд спас мне жизнь. В понедельник, когда вы были в Сан-Франциско, на меня напали неизвестные. Но вы тогда позвонили мне, и вам ответил Брэд. Я закончила допрашивать его и возвращалась к себе, когда на меня напали. Эти типы забрали мою машину и одежду, уверенные, что я замерзну насмерть. Если бы вы не велели Брэду отыскать меня, я сейчас лежала бы под двухметровым сугробом.

– И вы проехали больше двух тысяч миль, чтобы поблагодарить меня?

– Не только.

Натан предложил им расположиться на полу.

– Кофе? Чай? Кока?

Кейт и Брэд выбрали кофе. Он также предложил им утолить голод. Рис, черный хлеб, шоколад.

Они устроили пикник перед застекленной стеной, выходящей на океан, и налегли на предложенное скромное угощение. Кейт рассказала Натану о сложившейся ситуации, особо выделив недавний арест Тетсуо Манга Дзо в Маниле, а также сообщила о нападениях, совершенных бывшими подопытными Флетчера и Гровена, которые наделали переполоху в Фэрбэнксе…

– Эти бедолаги ищут, где можно укрыться и согреться, – объяснил Натан. – Они вовсе не преступники, они – жертвы.

– А почему же вы сообщили Максвеллу, что подозреваемого нужно искать среди них?

– Я только хотел, чтобы к ним относились с большим уважением и перестали отстреливать, словно бешеных собак. В подозреваемых не стреляют. Полиция к врагам общества относится с куда большим уважением, чем к нищим.

Кейт чувствовала себя крайне неловко. Она предпочла умолчать, что в упор расстреляла одного из этих нищих.

– Натан, но почему вы отказались от борьбы?

– Я не хочу возвращаться туда.

– Куда, на Аляску?

– В ваш мир. Я видел вещи, свидетелем которых я больше не желаю быть.

– Добро пожаловать к маргиналам, – бросил Брэд, разлегшийся на солнце.

Кейт смотрела на них обоих. Она, честолюбивый полицейский, оказалась в компании двух асоциальных типов, которые из-за смерти женщины превращают свою жизнь в пустыню. И она надоедает им расследованием, на которое им плевать и которое к тому же отняли у нее.

– Натан, курить здесь можно? – спросил Брэд.

– Здесь можно делать все, что хочется.

Брэд чуть ли не в мгновение ока выкурил «Мальборо».

– Скажите, в ваших жилах ведь течет азиатская кровь? – спросила Кейт у Натана.

– Мать у меня японка.

– И вы увлекаетесь восточной культурой, да?

– От вас ничего невозможно скрыть.

– Дзен, синто?

– Среди прочего.

– Тогда вы должны знать слова того священнослужителя, который утверждал, что нужно оказывать влияние на реальную жизнь, чтобы быть человеком добра.

Верная себе, Кейт хорошо вызубрила эту тему. Ее пыл был почти трогательным. В этой дискуссии с Лавом у нее не было никаких шансов.

– Зло воздействует на мир. Добро способно лишь исправлять вред, который причиняет зло, – пояснил он.

– Но вы-то в каком лагере находитесь?

– Ни в каком. В небытии, по определению, ни добра, ни зла не существует.

– Теоретически!

– Оглянитесь вокруг и скажите мне, где она, эта теория.

– Извините. Я заблуждалась на ваш счет.

– Вас прислал Максвелл?

– Нет.

– Как вы узнали мой адрес?

– Покопавшись в информационной сети ФБР. Стажер у меня по этой части дока.

– Понимаете, Кейт, у меня нет желания становиться борцом за добро в обществе, ценности которого я не разделяю.

Она вздрогнула и принялась рассказывать все вперемежку: о бандитских методах Тэда Уолдона, который охотится за кассетой, принадлежавшей Боуману, о некомпетентности Уэйнтрауба, отстранившего ее от этого дела, о продажности начальника полиции, который работает на Уолдона, о несчастном бомже, которого она застрелила… Натан быстренько догадался, что она приехала просить его воспользоваться своим влиянием на Максвелла, чтобы ей возвратили это дело. Сейчас он испытывал к ней скорее сочувствие. В этой девушке карьеризм сочетался с живыми чувствами.

– Но это еще не все, – продолжала она. – Татьяна Мендес уверяла Брэда, что у нее есть чем шантажировать Честера О'Брайена, бывшего советника Рейгана. Она что-то знала о нем…

– Кейт, я думаю ты уже надоела нашему хозяину.

Она проигнорировала замечание Брэда и продолжила выкладывать свои соображения:

– В этом деле замешана куча народа. Например, Уолдон, который платит полиции и хочет перехватить проект «Лазарь». Еще Тетсуо Манга Дзо, через Интернет объявивший фетву, дипломат, возможно обладающий ключом к тайне, Боуман, отснявший таинственную кассету…

– Кассету, которую, похоже, жаждут заполучить многие, – добавил Натан.

Он вспомнил Кармен. Ее жестоко пытали, желая вырвать у нее сведения, где Боуман спрятал кассету. Кейт поинтересовалась, есть ли у него какие-нибудь дополнительные данные.

– Я могу лишь очертить вам приблизительный силуэт того, кто устроил бойню в госпитале, поскольку мне пока неизвестны его мотивы. Этот человек, мужчина либо женщина, действовал в одиночку, он или она обладает властью, властью, что позволила ему узнать о существовании проекта «Лазарь» и прибыть на место преступления на вертолете. Ему или ей больше сорока пяти лет, ибо после этого возраста уже обладают необходимой властью либо необходимыми значительными средствами. У него или у нее методический ум, навязчивая тревога по поводу порядка и нравственности. Он или она высокого роста, так как траектория пуль, которыми убиты все жертвы, направлена сверху вниз. Судя по росту, я склоняюсь к тому, что это скорей мужчина, чем женщина. А кроме всего прочего, это убийца, находящийся вне всяких подозрений, поскольку он сумел усыпить бдительность федерального агента, который мог определить киллера всего лишь по запаху его лосьона после бритья.

– Почему вы не сообщили эту психологическую характеристику ФБР?

– Сейчас она оказались бы в руках Уэйнтрауба.

– Когда я думаю, какую работу надо проделать, тогда как Уэйнтрауб ищет преступника среди бомжей, мне становится нехорошо.

– Кейт, я ведь еще не все рассказал. Боуман искал Шомона больше года лично или с помощью третьего лица. Поисками этими он занимался вне службы в Бюро. Это он нашел тело француза и затем передал его Гровену и Флетчеру. Клайд снял эксперимент на видео. Этой-то пленкой и хочет завладеть Уолдон.

– Я вижу, вы уже сложили несколько элементов пазла.

– Клайд не уведомлял об этом ФБР. Поэтому я не счел возможным говорить об этом.

– Почему же вы сейчас говорите?

– Вы больше не занимаетесь этим делом. Потому нет опасений, что вы сможете бросить тень на репутацию Клайда.

Брэд, пребывающий под легким кайфом после дозы гашиша, приподнялся на локте.

– Извините, что я вмешиваюсь. Я услышал, как вы говорили о проекте «Лазарь». Я уже слышал о нем. Татьяна однажды упомянула это название как раз в связи с О'Брайеном.

– И ты только сейчас сообщаешь нам об этом?! – возмутилась Кейт.

– Но до сих пор никто, кроме Татьяны, мне о проекте «Лазарь» не говорил.

– И что же она тебе тогда сказала?

– Да ничего особенного. Мы тогда лежали, сплетясь друг с другом, перед этим дерьмовым телевизором, который нудил что-то насчет американского проекта ядерного щита. Тати промолвила что-то вроде: «Если бы они знали, что О'Брайен плевать хотел на проект Звездных войн, он даже рядом не ставил его с проектом „Лазарь“». Вот и все, что я запомнил.

Натан внимательно поглядел на Кейт. Она была возбуждена всем, что узнала здесь, утомлена долгой поездкой и ждала его решения. И все это его тронуло. Он не сумел сказать «нет» Максвеллу, который, выскочив из вертолета, нарушил его уединение с бесцеремонностью завоевателя. Так почему тогда отказывать этой женщине, пришедшей пешком, чтобы попросить у него помощи?

– Я готов помочь вам, но при одном условии.

– При каком? – почти выкрикнула она.

– Что вы откроете мне ваш интимный секрет.

– Какой?

– Тот, который вы обещали мне открыть, когда мы ближе познакомимся.

 

36

Максвелл вышел из душа в манильской гостинице, и тут зазвонил красный сотовый телефон, по которому с ним связывались директор ФБР и Натан Лав. Даже не вытершись и не завернувшись в полотенце, он бросился к аппарату.

– Максвелл. Я слушаю.

– Привет, Ланс. Это Натан Лав. Вы на Филиппинах?

– Арестован Тетсуо Дзо, гуру синтоистов. Он признался. Это он всех натравил на госпиталь в Фэрбэнксе.

– Он выдал вам данные о проекте «Лазарь»? – спросил Натан.

– Еще нет. Надо продолжать его допрашивать. Вы здесь очень нужны.

Пользуясь моментом, Натан сказал:

– Я возобновлю расследование при условии, что руководить им будет снова агент Нутак.

– Вы что, шантажируете меня?

Максвелл явно был не в курсе мелких интриг Уэйнтрауба. Лав изложил ситуацию с отстранением Кейт, однако умолчал о подозрениях в отношении Уолдона и О'Брайена.

– Да вы смеетесь надо мной! Какая еще агент Нутак? Дело почти уже закрыто. Давайте прилетайте в Манилу и подайте мне на блюде этого чертова япошку полностью выпотрошенного. Все остальное находится в компетенции кадровиков.

– Я готов вскочить в первый же самолет, летящий в Манилу, но обещайте мне, что агент Нутак будет восстановлена, что бы ни оказалось в брюхе у Дзо.

– Право, не вижу, что это может нам дать, но так и быть, я согласен!

– Я сообщу вам время прибытия.

 

37

Филиппинец, встретивший Натана в аэропорту Манилы, выключил двигатель, и катер причалил к безымянному островку. Двадцать часов назад Лав расстался с Нутак и Спенсером в Ванкувере. В ожидании его возвращения и решения Максвелла они могли еще несколько дней наслаждаться отпуском.

Натан прошел к пальмовой роще, которая вполне могла сойти за сад Эдема, а затем до поляны, превращенной в военный лагерь. Его пригласили войти в палатку, смахивающую на штаб-квартиру. За столом, покрытым картами, стоял мускулистый человек в форменной куртке. Полковник Эллиот Сиггл крепко пожал Натану руку, а Максвелл поблагодарил его за то, что он приехал. Он сразу же изложил Натану обстановку. Уже много недель, как исламские сепаратисты наносят ущерб туризму и американским интересам. Бомбы взрываются чуть ли не на всех островах архипелага. США создали эту временную базу, чтобы нейтрализовать наступление исламистов.

– После того как сенат Филиппин выставил нас из Сьюбик-бэй, мы используем подручные средства, – пояснил Сиггл.

Введя Лава во внешне- и внутриполитическую обстановку, они перешли к делу, ради которого он оказался здесь. Хакеры ФБР прошли по электронному следу Тетсуо Манга Дзо до самой Манилы. Благодаря тесному сотрудничеству с филиппинским Национальным разведывательным бюро, Дзо был обнаружен в китайском квартале. Четыре агента ЦРУ взяли его без всякого шума. Максвелл при содействии директора НРБ, которого он хорошо знал, заполучил Манга Дзо, чтобы вывернуть его наизнанку, прежде чем Япония начнет процедуру его экстрадиции.

Ларри Шварц, армейский психиатр, три дня допрашивал арестованного. Накануне тот сломался. Попытка самоубийства. Но прежде чем повеситься, он создал психологический портрет Дзо. Максвеллу пришлось снова использовать свои связи, чтобы получить дополнительные сведения у спецслужб японской полиции.

Тетсуо Манга Дзо (настоящее имя Иноширо Одзава) было тридцать четыре года. Он родился гермафродитом и в детстве перенес множество операций по инициативе матери, которая хотела сына. С самого своего появления на свет Иноширо был жертвой нарушения стихийного природного порядка. И это определило его судьбу. Под игом властной и беспредельно эгоистичной матери при не вмешивавшемся в семейные дела отце. Его детство было непрерывной вереницей ударов, унижений, наказаний и иногда ласк родительницы. Аккумуляция психологических травм. Постепенно Одзава замкнулся в себе, чтобы заставить себя забыть этот мир, который он впоследствии, когда будет к этому готов, очистит. Среди прочего, Иноширо признался, что после смерти матери он убил отца (полиция Токио тогда сочла, что произошел несчастный случай вследствие управления машиной в состоянии алкогольного опьянения). Переходя из секты в секту и растратив наследство, он связался с якудзой, предложил свои услуги, оставив в залог часть мизинца. Одновременно он изучал труды великих японских и китайских мудрецов и заочно учился на курсах информатики. Одзава уже был готов превратиться в Тетсуо Манга Дзо. С дипломом в кармане он вступил в секту Муна, где внедрил компьютерные схемы, а потом сбежал, прихватив с собой содержимое кассы. Спустя несколько месяцев в Интернете родилась синтоистская секта, о которой японским властям было известно лишь имя ее гуру: Тетсуо Манга Дзо. Одзава мечтал о каком-нибудь преступлении, которое наделает шума, прославит его и отомстит миру, который вечно разочаровывал его и выбрасывал на обочину. Умный, образованный, методичный и к тому же ловко манипулирующий людьми, он тщательно подготовил убийство доктора Флетчера и доктора Гровена, вплоть до того, что придумал выплату вознаграждения несуществующему убийце, чтобы запутать следы. 20 декабря Дзо перешел к действиям и сейчас пожинал плоды успешного четверного убийства…

Натан поднял глаза от толстого отчета, который пробежал по диагонали. Шварц провел большую работу. Сиггл в нетерпении сгибал и разгибал скрепку.

– Чего вы ждете от меня? – спросил Натан. – Он признался во всем. Даже в убийстве отца.

– Ничего, – ответил полковник.

Сиггл считал, что надо вернуть узника к реальности и выбить из него, где он прячет материалы проекта «Лазарь».

– Этот косоглазый возомнил себя Голдораком, – пробурчал он. – С самого дня ареста он изображает из себя поборника справедливости. Мы теряем время.

Максвелл выражался тоньше:

– Прежде чем применить силу, я хочу проанализировать, что у него в голове. Прежде всего, нам необходимо убедиться, что это он совершил убийства в Фэрбэнксе. Он не выдал ни одного из своих сообщников. Однако они ему были необходимы, чтобы провернуть такую операцию. Когда Кармен Лоуэлл били дубинкой, чтобы засунуть ее в духовку, Дзо был на Филиппинах. Он глава секты, а мы до сих пор не допросили ни одного его адепта.

– Дайте заняться этим мне с двумя моими людьми, – настойчиво потребовал полковник, – и не пройдет и часа, как этот подонок выдаст всю ту сволочь, которая у него под началом.

Натан презрительно смерил взглядом этого солдафона, которому явно было неизвестно, что сильный человек не поддастся насилию, что с ним нужно использовать уловку, неведомую ему, которая выведет его из равновесия.

– Каков распорядок дня у него здесь после ареста? – поинтересовался Натан.

Максвелл взял папку с делом и нашел нужную страницу:

– Одзава встает в шесть утра, идет помочиться, моется, выпивает чашку чаю и медитирует до полудня. Обедает, устраивает сиесту, снова медитирует и завершает день физическими упражнениями. Тай-чи-чуань и другие воинские искусства. В восемнадцать часов он ужинает, читает Конфуция и ложится спать.

– Он тут прямо как на курорте «Средиземноморского клуба», – бросил Сиггл.

Натан взглянул на часы. Одиннадцать тридцать.

– Я допрошу его дважды. Ночью и сразу после того, как он встанет, но еще не успеет сходить в уборную.

Тогда, когда это станет неожиданностью для Одзавы и выбьет его из колеи. Натан попросил вернуть ему отчет.

– Я хочу детально изучить его психологические характеристики.

– Я провожу вас, – сказал Максвелл, подталкивая Натана к выходу.

Выйдя из палатки, он предостерег его:

– Дзо – манипулятор. Он знает, на какую чувствительную точку нажать. А у вас чувствительных точек больше, чем у других. Он подтолкнул Шварца к самоубийству, говоря с ним о его жене. В семейной жизни Шварца недавно был кризис. Дзо начал расширять эту брешь. И довел психолога до того, что вчера вечером тот полез в петлю. Хорошо, мы вовремя подоспели. Я уверен, что вы тоже попадетесь. Так что, если вы решите не встречаться с этим типом, я, честно говорю, не буду на вас в претензии.

– Не будем драматизировать.

– Просто мне не нужна еще одна жертва в этой истории. Тем более если этой жертвой станете вы.

 

38

Половина первого ночи. В столовой пусто. Натан пришел первым. Ему необходимо было находиться здесь, когда введут арестованного, чтобы создать ощущение, что здесь он на своей территории. У Дзо не будет времени изучить обстановку, освоиться с ней и срежиссировать свое поведение.

Натан сел, положил на стол свои заметки, попросил принести бутылку минеральной воды и стакан. Минут через пять в палатку вошли два здоровенных вооруженных солдата, конвоируя хрупкого человека, который шел, опустив лицо, скрытое черными волосами длиной почти до пояса. Его руки были скованы наручниками за спиной, на ногах цепи. Натан попросил молчащих солдат снять с арестованного наручники и кандалы и удалиться. Когда те вышли, он велел ему сесть напротив. Арестованный, ни разу так и не поднявший головы, равнодушно выполнил приказ. Натан молчал и делал вид, будто изучает разложенный на столе отчет. Ритуал допросов, которые Шварц проводил в камере Дзо, был нарушен. Это должно было вызвать у допрашиваемого некоторое недоумение и вынудить поинтересоваться, что происходит. Спустя пять долгих минут Одзава наконец задал первый вопрос:

– В чем дело?

– Ни в чем.

– Но сейчас глубокая ночь.

– Я знаю.

– А вы, значит, замещаете того опереточного психолога, что мастурбировал меня целую неделю?

Натан поднял голову. Перед ним был каскад черных жестких волос, падающих на полосатую футболку. Он молчал, давая Дзо время задать следующий вопрос, оставив предыдущий без ответа как несущественный.

– Значит, у него хватило мужества покончить с собой?

– Мы вовремя подоспели. Но вы хорошо манипулируете людьми.

– Я не верю вам.

– Нравится вам это или нет, но он жив.

– Мы настроены на разную длину волн. Вы не понимаете того, что я говорю. Вы бездарны.

– Вы не согласны с тем, что хорошо манипулируете людьми?

– Слово «хорошо», использованное вами, чтобы характеризовать мои действия, неправильно. Вы произносите «хорошо», но подразумеваете «плохо», не так ли?

– Да, совершенно верно.

– В таком случае, выбирайте точно слова. Мы на этом сэкономим время. Мне нужно отоспаться.

– Раз вы такой дотошный, скажите, как я должен к вам обращаться: мистер или миссис.

Неконтролируемый рефлекс удивления заставил Одзаву поднять взгляд на собеседника. Он с запозданием понял, что позволил разгадать себя, мгновенно выпрямился, с надменным видом оглядел Натана своими маленькими больными глазками без зрачков. Черты его лица были тонкими, женственными.

– Вижу, вы читали мою биографию и все обо мне знаете…

Он схватил бутылку воды и стал лить в стакан, и она очень скоро начала переливаться через край.

– Вы здесь сидите, и мозг ваш переполнен информацией и предрассудками, как этот стакан, из которого вода переливается на стол. Вы здесь не для того, чтобы выслушать, а для того, чтобы судить. Продолжать это бессмысленно.

Натан понял свою ошибку. С первых секунд он шел туда, куда хотел завести его Дзо, то есть в тупик. Он встал и без единого слова вышел из палатки.

 

39

Полшестого утра. Натан устроился в еще пустой столовой и ждал арестованного. Он налил себе воды, а через несколько секунд вошел Дзо под конвоем двух солдат, которые довели его до предназначенного ему стула.

– Вы мало спите, – заметил японец.

Натан молча смотрел на него.

– Я хочу в туалет.

– Сперва я должен задать вам несколько вопросов. Чтобы ускорить дело, я предлагаю вам такие условия. Вопрос – ответ, каждому по очереди.

Невзирая на предостережения Сиггла и Максвелла, Натан подставлялся. Но он хотел побыстрей закончить.

– Как в «Молчании ягнят»? Я тоже видел этот фильм. Воображение у вас небогатое.

– Да.

– Приведите мне Джоди Фостер, и я отвечу на любой вопрос, какой вы пожелаете мне задать.

– Вы предпочитаете женщин?

– Нет, только смелых людей.

– Это как раз обо мне.

– Ну что ж. Скажите мне, прежде всего, ваше имя.

– Натан Лав.

– Забавно.

– Ладно, я имею право на первый вопрос.

Прежде чем задать его, Дзо уже идентифицировал того, кто сидел перед ним. Коварный человек.

– Вам уже приходилось убивать?

Натан не выказал перед ним нерешительности.

– Да. А вам?

– Я думаю о том, кто был ребенком, перед тем как стать убийцей. На вашей совести, мистер Лав, есть смерть невинных?

Прямо в точку. Уже вторым вопросом Дзо попал в цель. Он пробудил воспоминание, которое Натан пытался стереть на протяжении трех лет. Он ответил после секундного раздумья, выдавшего его тревогу.

– Да.

Он вручал Дзо оружие, но одновременно давал пример откровенности и надеялся на взаимную откровенность. Этот спуск в бездну должен был помочь возникновению эмпатии к сидящему перед ним убийце.

– Вы чувствуете ответственность за то, что вы совершали? – спросил Натан.

– Птица, которая падает из гнезда, не имеет вкуса к жизни.

Одзава изъяснялся краткими и темными изречениями, которые отвергали картезианский подход, свойственный западной цивилизации. Натан чувствовал, что он на верном пути, во всяком случае, на том, какой он предполагал.

– Как ее звали? – спросил Дзо.

– Кого?

– Ту невинную, причиной смерти которой вы стали?

– Откуда вы знаете, что это была женщина?

– Вы только что мне это подтвердили, хоть я и не задавал вам вопроса. А вот вы только что дважды задали мне вопрос, не ответив на мои. Так что у меня есть в запасе три вопроса.

Натан терял почву под ногами. Дзо уже манипулировал им.

– Как ее имя?

– Чье?

– Еще один ваш вопрос без ответа на мой. Так что у меня уже четыре в запасе. Я вас спрашиваю имя вашей жертвы.

– Мелани.

– Почему вы лишили ее жизни?

– Из гордыни.

– Как она выглядела после смерти?

– Она была искалечена.

– Вас арестовали за это преступление?

– Я оставил службу.

– Так что вы делаете тут?

– Я вернулся на службу.

– Выходит, меня передали проштрафившемуся сотруднику…

Одзава позвал конвоиров, чтобы те отвели его обратно в камеру, но на его зов никто не явился.

– Теперь мой черед задать вопрос. Почему вы так долго ждали, прежде чем приступить к действиям?

– Дождь, что падает на пруд, полнит мое сердце грустью. Расскажите мне подробности смерти Мелани.

– Прежде чем умереть, она пять часов испытывала ужасные муки. Сколько крыс вы убили в лаборатории госпиталя в Фэрбэнксе?

Дзо, похоже, был ошарашен. Такого вопроса он не ожидал. Он отвел взгляд. Вправо. Пытался выиграть время.

– Так сколько же, Дзо?

– Трех.

Натан выпил воды и поставил стакан перед японцем, забывшим, о чем он хотел спросить. Лав воспользовался этим:

– Опишите мне этот стакан.

Дзо осторожно отвел волосы, упавшие ему на лицо, и убрал их за уши. И той же самой рукой, которой отводил волосы, он с невероятной стремительностью рубанул воздух, словно хотел поймать на лету муху. Страницы дела рассыпались по полу, бутылка отлетела к стене. Арестованный поднял кулак над столом, разжал и выпустил картонный шарик. Оба конвоира ворвались в палатку. Натан знаком велел им не вмешиваться.

– Убивает Будда, – пробормотал Дзо.

Просьбу описать стакан он оставил без внимания, поскольку ничто в мире не обладает основательной реальностью. Дзен обнаруживает пустоту во всем в мире, в том числе и в Будде, откуда и проистекает наставление, упомянутое Дзо. Читая между слов, Натан понял, что Иноширо Одзава издевательски указывает ему, что его излишне набитый информацией ум – не более чем пустота.

– Так кто же из нас двоих сильней, мистер Лав?

Благодаря этому тесту, который Натан заимствовал у одного буддийского монаха и который японец блистательно прошел, Дзо продемонстрировал, что он достойный противник. Американец в свой черед ответил ему изречением:

– Ветер ласкает травинку. Иноширо, какое чувство вы испытали в Фэрбэнксе, изображая из себя бога?

– Нет ничего ярче, чем убийство.

Произнося эту фразу, он отвел глаза влево. Он лгал.

– Рассказывайте.

– Ничто не может сравниться с этим чувством господства. Становишься абсолютным владыкой. Вы не ощущали такого, мучая Мелани?

– Река поет, в ней тонет ребенок.

– Вы увиливаете. Вы не совершили этого преступления. Вы проиграли. Я сильней вас.

Натан позвал конвоиров, которые сопроводили в камеру жестикулирующего Тетсуо Манга Дзо.

 

40

В штабе гневный взгляд полковника Сиггла скрестился с недоуменным взглядом Максвелла. Они только что закончили просмотр видеозаписи допроса.

– Что означает этот спектакль?

Сидящий на другом конце стола Натан не обращал внимания на нападки полковника и излагал свои выводы, вдыхая дым сигары Сиггла и аромат только что сваренного для него кофе. Ему все было ясно, но надо, чтобы ясно стало и другим.

Дзо воплощение противоречивости. Он верит в дзен и, следовательно, в пустоту всего сущего, включая и мозг. В то же время он считает себя психопатом, то есть имеющим изъян из-за перегруженного мозга. Натан тоже был знатоком дзен. Он разгладил нить своей жизни, устранив все знакомства, возможности, любой шок, любую фрустрацию. Японец, многие годы изучавший воинские искусства и буддизм, тоже пытался убрать узлы, завязавшиеся в его несчастном детстве. Это ему почти удалось. Все психологические травмы ушли, кроме одной: его половой принадлежности. И это мучило его. Разрывающийся между Буддой и Немезидой, он хотел отыскать истину, но также покарать этот искусственный и жестокий мир. Однако интерсексуальность была недостаточной причиной для того, чтобы низвергнуться в жалкую психопатию, несовместимую с духом учения дзен. Тетсуо Манга Дзо перешел к акции, исполненной по его заказу другими. Одзава, совершив убийство, наделавшее шуму, и не запачкав рук, был всего лишь автором фетвы. Он провел Шварца по всем пунктам.

– Почему же тогда он берет на себя убийство в Фэрбэнксе? – поинтересовался Максвелл.

– Чтобы придать себе значение в глазах средств массовой информации, прославиться. Дзо, бывший безвестным, сосредоточенным на себе пользователем Интернета, обретает славу врага общества. Причем движимого благородной целью – защитить естественный порядок вещей.

– А кто же тогда совершил убийство?

– Одзава предложил через Интернет вознаграждение. Вероятно, из тех денег, что он украл у секты Муна. Остается узнать, кому он вручил обещанную сумму. Тетсуо Манга Дзо – всего лишь иллюзия. Он выдает себя за гуру секты, единственным членом которой является он сам. Он изображает психопата, хотя обладает здравым умом. Утверждает, будто он – убийца-искупитель, меж тем как он не причинил зла даже мухе, равно как и своему отцу.

– А откуда он знает про трех крыс в лаборатории, если он там не был? Убийца, надо думать, не вручал ему детального отчета.

– Убийца – нет, но пресса – да. В любой газете можно было прочесть, что каждая из четырех жертв была убита одной пулей и что убийца выпустил в сердце Шомона пять пуль. Можно подсчитать. Магазин содержит двенадцать патронов. Значит, осталось выстрелить три. Куда, в кого? В трех лабораторных крыс. У Дзо было несколько секунд, чтобы произвести вычитание. Он на моих глазах совершал эту операцию.

Сиггл нахмурил мохнатые брови. Максвелл потер подбородок – синеватый, оттого что он не успел побриться.

– Проблема в том, чтобы выбрать подлинные данные из показаний мифомана. Он единственный, кто связывает нас с убийцей. Натан, вы чувствуете, что способны вырвать из него информацию, кому предназначались его деньги?

– Боюсь, что нет. В этом пункте ему очень легко нас обмануть. От меня тут пользы не будет.

Натан обратился к Сигглу:

– Думаю, настало время направить ваших людей, чтобы они слегка потрясли его. Смелостью он не отличается. Если он поймет, что его видят насквозь, то заговорит, особенно под давлением.

 

41

Вопреки предвидениям, Тетсуо Манга Дзо не сел за стол для беседы с Натаном. Следовало потерпеть, по крайней мере, если ты намерен уважать права человека вообще и Дзо в частности. В ожидании, когда для него загонят дичь, Натан отправился на Лусон, самой большой и самый густонаселенный остров Филиппинского архипелага. До столицы он добирался общественным транспортом. В Маниле на каждом углу стояли солдаты, ведущие облаву на исламистских террористов. Ситуация могла взорваться в любой момент. Такси довезло его до бедного квартала Кьяпо. Дальше он предпочел идти пешком. Его рюкзачок весил меньше, чем ранец школьника, и он чувствовал потребность подышать воздухом столицы, как он делал всякий раз, приезжая в новое место. Ему нравилось проникаться местной атмосферой, вбирать в себя звуки, запахи, образы, привкусы, осязать. Ему показалось, что у Манилы нежная кожа, ускользающая улыбка и чересчур накрашенное лицо.

Пройдя по двум дамбам, Натан вышел к размалеванному деревянному бараку, украшенному гирляндами и фонариками, и это напомнило ему, что сегодня 31 декабря и что через несколько часов настанет Новый год. Орава детей полола, сажала, подстригала, счищала старую краску, шлифовала, строгала, прибивала, красила. Натан не ошибся адресом. Именно здесь жил Антуан Местр, давний друг, связь с которым была утрачена. Антуан был французом; с дипломом Высшей коммерческой школы в кармане и с мечтой о «золотом мальчике» он переселился в Сан-Франциско. Как торговый посредник одного европейского банка он играл виртуальными миллионами, каждый день рискуя потерять работу. Мелани повстречалась с ним в их многоквартирном доме. Он оказался их соседом, они подружились. Антуан довел банк до банкротства и сбежал в Манилу. Стремясь в душе к искуплению, а скорей желая быть полезным, он купил там старую развалюху и принялся подбирать на улице сирот, которые зарабатывали проституцией несколько жалких песо. Он поселил их у себя, обеспечив кров, стол и возможность учиться. Они помогали ему ремонтировать развалюху, в которой они жили. В доме нашли приют два десятка детей. Антуан нанял для них учительницу и повара-филиппинца.

Уже пять лет Натан не получал от него вестей.

Когда он вступил на землю частного владения, открытого на все четыре стороны света, к нему навстречу устремились двое мальчишек.

– Ты кто? – спросил младший.

– Как вас представить? – следом осведомился второй, старательно имитируя оксфордское произношение.

– Идите за нами, – сказал первый.

И прежде чем Натан успел назваться, они исчезли внутри дома. Он последовал за ними и столкнулся нос к носу с молодой женщиной. Встревоженной. Большие миндалевидные глаза, которые не нужно было подводить и которым не нужна была тушь для ресниц, высокие скулы, рот, словно созданный для поцелуев, матовая кожа, в сравнении с которой кожа европейцев, загоревших на пляжах тысячи шестисот островов архипелага, выглядела нездоровой. Она сказала, что ее зовут Анхелиной Соррес. Она учительница. Красота как бы скрывала ее возраст. У нее был нежный, пленительный голос, и он, надо полагать, нравился ученикам.

– Антуан скоро вернется.

Она пригласила его посидеть на веранде, опоясывавшей дом, и открыла бутылку кока-колы. Детишки, слишком маленькие, чтобы работать кистью или молотком, оборачивали кокосовую пальму цветной бумагой.

– Вы чему учите их?

– Читать, считать. Антуан обучает их ремеслу.

– Ремеслу в восемь лет?

– Это даст им возможность прокормить себе, не воруя и не занимаясь проституцией.

– Вы давно работаете здесь?

– Уже год. Извините, мне нужно собрать детей, чтобы они умылись и поели.

Она несколько раз хлопнула в ладоши. Очаровательная хозяйка вмиг преобразилась. Натан не мог оторвать глаз от Анхелины. Движения ее были отточенными и грациозными, а ее гордой посадке головы позавидовала бы даже королева. Женственности в ней было больше, чем во всех состязающихся за титул «Мисс Мира». Телефонный звонок оторвал его от созерцания филиппинской красавицы. Максвелл, от которого не ускользнуло, что Натан лишился мобильника Боумана, вручил ему сотовый телефон – этакий телеуправляемый поводок, каким он обыкновенно снабжал своих сотрудников. Натан услышал восклицание Ланса: «Дзо выпустил кусок». Как и предполагал Натан, японец признался, что он всего-навсего является автором фетвы. За несколько дней до убийства в Фэрбэнксе он получил e-mail без подписи, в котором аноним интересовался, серьезно ли он предлагает шестисоттысячное вознаграждение. Оба корреспондента договорились, что выплата будет осуществлена в Маниле на китайском кладбище на следующий день после удавшегося покушения. Оно произошло, как было договорено, в субботу 21 декабря. А у Дзо шайка мальчишек украла деньги. Убийца не замедлил объявиться в Интернете и пригрозил, что прикончит и Дзо, если тот не выполнит свою часть уговора. Максвелл рассчитывал получить ночью уточнения. Он назначил назавтра Натану встречу в отеле «Манила-Хилтон» в квартале Эрмита.

Анхелина прошла мимо него, ведя вереницу хитро улыбающихся детей. Они рассыпались по веранде и стали зажигать бумажные фонарики и свечи, расставленные на перилах вокруг всего дома. Огоньки заплясали в вечернем сумраке под легким ветерком, бросая свет на огромные черные глаза сирот, радующихся этому ритуалу. Это успокаивающее зрелище нагнало дремоту на Натана. Он практически не почувствовал, как волшебные пальцы Анхелины забрали у него из рук стакан и осторожно опустили его голову на спинку стула.

Раздался выстрел. Пуля пробила его голову. Он попытался вздохнуть, но мозг уже не контролировал тело. Он не мог поднять руку и дотронуться до лба. Но слух еще работал, так как он различал поскрипывание амортизаторов и звяканье железа.

Он открыл глаза в ночь, мерцающую тысячами разноцветных огоньков. Старый «мицубиси» несколько нервно затормозил под банановым деревом. Высокий мужчина вылез из машины, хлопнув дверцей, и направился в темноте к Натану, еще не видя его. Натану наконец удалось пошевелить рукой и отогнать дурной сон, в котором он увидел собственную смерть.

– Привет, Антуан, – промолвил он.

Человек остановился, наморщил лоб и через несколько секунд недоуменного молчания улыбнулся.

– Натан? Господи, вот уж кого не ожидал!

– А если бы ожидал, то был бы провидцем.

– Ты спал?

– Ты вовремя разбудил меня, я как раз умирал.

– Выходит, я спас тебе жизнь.

– Сочтемся как-нибудь.

– Что тебя сюда привело? По работе?

– Да.

– Страшно рад тебя видеть. Сколько же лет прошло? Шесть?

– Пять.

– Мог бы черкануть мне.

– Я вообще никому не писал.

– Ты приехал в неподходящий момент. Сейчас здесь повсюду военные. Исламисты безобразничают. Не далее как сегодня утром они на юге Таиланда мачете изрубили в куски трех буддийских монахов.

– А сам-то ты как?

– Разорен, зол, как бешеный пес, и невероятно счастлив.

– Странный коктейль.

– Кстати, о коктейле. Тебе предложили чего-нибудь выпить?

– Да, спасибо. Твоя учительница угостила меня кока-колой. Ты правильно выбрал.

– Я правильно выбрал и жену.

– Анхелина твоя жена?

– Так точно, м'стер.

Антуан пригласил Натана перейти в гостиную, по стенам которой вились растения, а под потолком кружился вентилятор, перемешивая воздух лопастями.

– Понимаешь, Натан, я верю, что там, на небесах, есть Бог, который воздает человеку, если он делает добрые дела. Другое дело, что духовенство, которому полагается представлять его здесь, – банда глупцов, но это нисколько не уменьшает Божьего могущества. За то время, что я живу здесь, я подобрал на улице больше сотни сирот. Но это не идет ни в какое сравнение с моей встречей с Анхелиной. Я вырвал ее из грязных лап сутенера Ганса Грубера, на которого она работала. Когда бывал наплыв, клиенты выстраивались в очередь. Сонни, мальчонка, которого я подобрал, рассказал мне про нее. Однажды вечером я все увидел сам. Грубер, похожий на сбежавшего нациста, заставлял Анхелину заниматься групповухой с неграми, у которых члены, как у ослов. Повреждения гарантированы. Таз у этих девочек не такого размера, чтобы вынести елдаки целой баскетбольной команды. Закончилось тем, что Анхелина попала в больницу. Я навещал ее там, оплатил лечение и уход, а потом забрал к себе. Представь, она из народности ифугао. Ее предками были охотники за головами, а деды и прадеды выращивали рис на поливных террасах, которые поднимаются к подножию Бога.

– А как она попала в лапы к этому сутенеру?

– Отца она потеряла, когда была совсем еще маленькой. Ее мать с грудной Анхелиной на руках отправилась в поисках работы в Манилу. Она ловила на улице клиентов, пока не умерла от СПИДа. Чтобы выжить, Анхелина в бикини танцевала, крутя бедрами, перед пускающими слюни европейцами и американцами. Ее очень скоро заметили. Этот нацист наложил на нее лапу и заставил работать на него.

– Кстати, нацист не пытался вернуть ее?

– Еще бы! Грубер заявился ко мне со своими эсэсовцами. Потребовал либо заплатить отступные, либо вернуть ему Анхелину. Я согласился заплатить, учитывая, что я не так силен в кунг-фу, как ты. Сорок тысяч долларов. Мне пришлось распродать все подчистую, чтобы быстро собрать нужную сумму. Я очень долго колебался, не явиться ли мне в притон этого гада и не пристрелить его, чтобы он не начал все заново с какой-нибудь другой девушкой. Я мог бы заявить, что это не метод решения проблемы, что одна из десяти заповедей запрещает убивать, что я не убийца, а цивилизованный человек, но, честно скажу, на самом деле причина в том, что у меня на это не хватило решимости. Вот если бы ты был здесь, все было бы гораздо проще. Вот что бы ты сделал?

– Мне случалось убивать, а потом сожалеть об этом.

– Но самое поразительное в этой истории то, что Анхелина сумела пройти через эти испытания. Никаких физических или психических последствий у нее не проявляется. Потрясающая раса! Мы, люди западной цивилизации, рядом с ними просто куча говна, ты не находишь?

– Знание не есть Путь…

– А ты по-прежнему экономен в словах, да? Но в любом случае во время близости Анхелина дарит мне свое тело, ничуть не сдерживаясь. – Он наклонился к уху Натана и прошептал: – Анхелина, когда она была проституткой, чтобы отвадить одного постоянного клиента, велела вытатуировать на теле змею. Кобру. Татуировка начиналась чуть ниже шеи, проходила между ног и поднималась над ягодицами. Бедняжка даже помыслить не могла, что произведенный эффект будет полностью противоположным тому, на какой она рассчитывала. – Антуан завершил это отступление и вновь заговорил нормальным голосом: – Филиппинцы не такие, как мы. Рядом с ними мы не более чем приматы, ну, за исключением тебя и еще двух или трех человек, которых я не имею чести знать. Духовная сила, как ты обыкновенно говорил. Анхелина училась у старой учительницы всего три месяца. Она отлично делает свою работу. К тому же она прекрасно готовит. В июле мы поженились. Короче, она для меня солнечный луч, мое счастье, женщина моей жизни, которая вознаградила меня за все, что я здесь перенес. Кстати, а ты мне ничего не расскажешь? Правда, говорил один я, не давая тебе рта раскрыть. Как себя чувствует Мелани?

Натан рассказал свою историю, правда, не так многословно и не с таким энтузиазмом, как Антуан. Он поведал про свою охоту на Слая Берга, про смерть Мелани, про свою одинокую жизнь и очищение дзен-буддизмом, про недавнее возвращение к работе, которая и привела его сюда. Антуан был потрясен. Он жил здесь среди нищеты и несчастий, и ему думалось, что в Америке все идет замечательно, как в Диснейленде. Рассказ Натана ужасно огорчил Антуана, поэтому Лав решил сменить тему.

– Ты сказал, что ты разорен и зол. Зол из-за того, что разорен?

– Я учредил ассоциацию, но пока я трачу больше, чем зарабатываю. Педофилов куда больше, чем филантропов. Приходится подрабатывать, чтобы к концу каждого месяца сводить концы с концами.

– И чем же ты подрабатываешь?

– Дело не вполне законное, но доходное. Я предпочел бы не вдаваться в подробности, тем более что ты снова связан с ФБР.

– И именно это помогло тебе выкупить свободу Анхелины?

– Тише.

– Благодарю за доверие.

– Извини, но сейчас я весь на нервах. Даже Анхелина не в курсе. Я приторговываю наркотиками. Снабжаю туристов гашишем. Мелочь, не стоит внимания ни ФБР, ни НБР.

– А почему ты весь на нервах?

– Из-за священников. Я пытаюсь вырвать одного мальчонку у архиепископа. Но духовенство препятствует. А здесь, если ты против Церкви, возможностей у тебя не слишком много. Но сейчас, в связи с исламистскими терактами, у католиков небольшая неразбериха, и они обдумывают меры защиты, чтобы сохранить свою территорию. Я собираюсь воспользоваться этим и атаковать с тыла.

– А что это за история с терактами?

– Старик, это религиозная война. Исламисты взрывают бомбы по всей Юго-Восточной Азии. Началось в Индонезии. На Бали сущий ад. Террористам удалось посеять раздор между индуистской и мусульманской общинами. Даже буддисты в Таиланде настороже. Ты что, не в курсе?

– Я уже почти три года не интересуюсь событиями в мире.

Анхелина присоединилась к ним, одарив неизменной улыбкой и поставив на стол кувшин лимонада.

– Надеюсь, ты останешься с нами? – спросил Антуан. – Сегодня вечером в меню лапу-лапу с рисом и ало-ало. А к ним «Сан-Мигель», если ты не изменил кока-коле.

– Я могу остаться у вас до завтрашнего утра?

– Да я безумно хочу этого! Не знаю, в курсе ли ты, но сегодня день святого Сильвестра. Мы устраиваем праздник. Дети подготовили новогоднее представление.

– Спасибо. Скажите, а вы знаете китайское кладбище?

– Разумеется. Это не очень далеко отсюда.

– Вполне возможно, что завтра утром мне понадобится заехать туда. Ты мог бы сопровождать меня?

– Сложность в том, что завтра у меня встреча с поставщиком в связи с тем делом, о котором я тебе рассказывал. Ты не мог бы сдвинуть свою поездку?

– Завтра у детей нет занятий, если хотите, я могла бы проводить вас, – предложила Анхелина.

 

42

Они переехали реку Пасиг по мосту Кесон и углубились в старый квартал Манилы, направляясь к парку Рисаль. Анхелина, которая вела машину, мелодичным голосом рассказывала о своей стране, состоящей из семи тысяч ста семи островов, точь-в-точь как гид.

Над городом постепенно нависала удушливая жара, отягощенная грохотом и вредоносной окисью углерода. Натан опустил стекло и тут же стал объектом приставания множества малолетних уличных торговцев, лавирующих между машинами под гуд клаксонов. Жара не оказала воздействия ни на бодрость Анхелины, ни на его флегматичность. Рыжеватый толстяк с девочкой, которая была вчетверо младше его и во столько же раз меньше весом, переходили улицу перед их машиной. Он опирался на нее, а она устало вперилась взглядом в радиатор. Провести целую ночь под ста двадцатью килограммами мяса и жира – это вам не синекура. Анхелина не обратила на них никакого внимания. Испытывала ли она теперь желание бороться с туристами-извращенцами? Столетия испанского пуританизма, иго ярых католических миссионеров, система крестного отца и диктатора Маркоса способствовали зависимому положению и покорности девушек. С детства их пичкали благочестивыми картинками, представляющими Иисуса с длинным носом, светловолосым, со светлыми глазами и белой кожей, воспитывая тем самым потаенный интерес девочек к мужчинам европейского типа.

Эта страна стала единственным оплотом Католической церкви в Азии, и Церковь владеет восемьюдесятью процентами рынка, а также наряду с армией является арбитром при выборах. Сабля и кропило делят власть, противостоят полумесяцу и серпу, которые оспаривают друг у друга руководство революцией.

Анхелина сумела припарковаться поблизости от отеля «Манила». Неутомимый Максвелл ждал, как и было уговорено, в гостиничном баре.

Натан вышел через пятнадцать минут, нашпигованный информацией. Дзо рассказал, что в субботу, 21 декабря, в полдень пришел на китайское кладбище. Он должен был положить шестьсот тысяч долларов в склеп семейства Вонг. По дороге на него напала шайка мальчишек и вырвала у него сумку с вознаграждением убийце докторов Гровена и Флетчера. Пытаясь догнать их, Дзо заблудился в лабиринте могил. Похоже, он говорил правду. Он не стал бы сочинять историю, в которой его оставили в дураках. Чересчур высоко он ценит себя.

– Вы не слишком его помяли? – осведомился Натан.

– Это уже не ваша проблема. Сосредоточьтесь на полученных данных. У нас есть след, и надо им воспользоваться.

След начинался со склепа семьи Вонг. Второй приметой, которую получил Натан, был однорукий. Среди множества маленьких рук Дзо заметил культю.

На китайском кладбище поселились бедняки, построившие дома из листов жести, пластиковых мешков, упаковочного картона прямо на мраморных надгробных плитах. Некоторые счастливчики укрывались в склепах, вкушая прохладу и покой среди душ умерших. То же самое было и со склепом семейства Вонг. Беременная мать и трое детей спали на земле. При появлении Натана они даже не шелохнулись. Он уселся в углу и стал проникаться атмосферой места, которое убийцы избрали для получения вознаграждения. Почему здесь? Он закрыл глаза и почувствовал, что рядом с ним села Анхелина. Ее соседство волновало его. Сладкий и чуть солоноватый ее запах наполнял благоуханием этот замкнутый объем. Спящий ребенок повернулся на бок. Анхелина произнесла:

– Для филиппинцев не существует границы между жизнью и смертью. Присутствие мертвых всегда желанно для живущих, и наоборот.

Натан встал:

– Пойдемте отсюда, из этого места извлечь ничего не удастся.

Они снова оказались среди могил. Ребятишки, сидящие на стене, окружающей могилы, замахали им руками.

– Подойдем туда, – предложил Натан.

Он забрался на склеп и подал руку Анхелине. В вырезе ее блузки видна была челюсть змеи, вонзающей ядовитые зубы туда, где начиналась грудь. Анхелина была легкой как перышко.

С десяток детишек окружили их, точно героев опасного восхождения. Их отец горделиво держал на руках младшенького. За спиной у него поднимался серый дымок. Это грелась еда, которую сморщенная женщина помешивала в металлической миске. То ли собачатину, то ли крысятину. Анхелину и Натана пригласили присоединиться к трапезе. Ели руками. Вкус мяса не чувствовался из-за пряностей, обжигающих нёбо. Хиль, отец, говорил о своей семье, словно о величайшем богатстве. Это все, что у него было. Уже несколько лет он жил на этой монументальной стене, в которой были замурованы десятки покойников. Натан упомянул склеп Вонгов, мальчишку с культей и банду, которая грабит туристов. Один из детей внимательно прислушивался к разговору. Ему было лет десять, и он щеголял в шортах, которые были слишком велики для него и составляли всю его одежду.

Лав не стал заказывать десерт, поблагодарил хозяев и вместе с Анхелиной спустился вниз. Они немножко прошли, у них на дороге встал мальчик в великоватых шортах.

– Ты подружка Сонни, да?

– Да. А ты знаешь Сонни?

– Да, я бы повидался с ним. Раньше он приходил сюда.

– Можешь пойти со мной. Сонни сейчас живет у меня.

– Тот, которого вы ищете, с культей, он в банде из Тондо.

Сообщив эту информацию особе, которую счел достойной ее получения, мальчишка улепетнул с быстротой зайца.

Тондо находился в пригороде Манилы. Малопривлекательное местечко. То был грязный бидонвиль, расположенный ниже уровня шоссе. Этакая яма для отверженных. Туда-то и нужно было спуститься Натану.

– Это опасно, – предупредила его Анхелина.

– Подождите меня, я там долго не задержусь.

– Я пойду с вами. Иностранец, если он один, не сделает там и трех шагов.

Внизу кишели бедняки, в основном дети, играющие среди отбросов. По бортам траншеи стояли дома из гофрированного железа, старых досок и картона, вид которых оживляло застиранное белье, сохнущее на ржавой проволоке. Дома́, держащиеся святым духом. Все взгляды следили за парой пришельцев, особенно за американцем, у которого явно должны быть доллары. Оттого что его сопровождала Анхелина, во взглядах сквозила какая-то неуверенность. Вокруг игроков в домино сгрудились болельщики. Все они уставились на чужаков. Анхелина задавала всем вопрос: знают ли они мальчишку с культей. Не отвечая на ее улыбки, они пялились на них и одновременно о чем-то говорили между собой. Какофонический концерт для отвода глаз.

Оба незваных гостя продолжали продвижение по широкому рву, расспрашивая всех, кто им встречался. За спиной у них кортеж увеличивался с каждым метром. У Натана стало возникать впечатление, что им встречаются одни и те же люди, как будто они ходят по кругу. Анхелина, однако, контролировала ситуацию.

– Некоторые спрошенные нас обгоняют, чтобы мы снова спросили их, – объяснила она.

Прямо как игра какая-то. Спустя некоторое время шумная процессия, сопровождавшая их, начала таять и через час полностью рассеялась. Анхелина вышла из барака с каким-то недокормленным филиппинцем.

– Я нашла того, кто знает вашего однорукого.

Филиппинец сплюнул и кивнул в знак подтверждения.

– Чего вы хотите от Джимми?

– Хотим знать, где он.

– И это все?

– Ты из его банды?

– Он – наш амулет. Если кто хочет с ним поговорить, пусть приходит к нам.

– Что вы сделали с шестьюстами тысячами долларов, которые украли десять дней назад на кладбище у японца?

– Сколько, вы сказали?

– Шестьсот тысяч долларов. Тебе что, неинтересно было посмотреть, что находится в сумке?

– Шестьсот тысяч долларов?

– Кто руководил ограблением?

– Китайское кладбище – это не наша зона. Мы из банды Тондо.

– Кто тебе сказал про китайское кладбище?

– Так вы.

– Ладно, закончим на этом. Извини, что побеспокоил тебя.

Натан ушел, уводя Анхелину.

– Странная у вас манера расспрашивать, – заметила она. – На вашем месте я бы проявила настойчивость. Он проболтался…

Натан не слушал ее. Он уже отметил в толпе своих противников, оценил их силу и слабость. Они были вооружены филиппинскими ножами, готовыми урезать ему язык. Его тело, гибкий и спокойно надежный доспех, за которым укрывался дух, пребывающий в состоянии возбуждения, неторопливо продвигалось вперед, не отрываясь от Анхелины. Натан сосредоточил всю энергию в затылке, затем она пошла в плечи, после чего наполнила позвоночник. Она спустилась вниз до кончиков пальцев ног. И тогда он забыл о своем теле и быстро изучил топографию местности. Справа и слева от него находились склоны рва. Метрах в двадцати впереди – четырехэтажное строение из листов жести. Слева – в луже мочи перевернутый ящик. Перед жестяным жилищем – стул. Солнце было на его стороне, то есть светило в спину. А это уже был плюс.

Натан обратился на Путь тактики, чтобы обрести внутреннюю прозрачность, почувствовать ритм будущих противников и навязать свой. Вне времени. У противников не было никакого плана. Они шли беспорядочной толпой. Их количество было не более чем абстрактным числом, и соединенные их силы от многочисленности отнюдь не возрастали. Было их девятеро. В поле его зрения, широком, обширном, интуитивном, они занимали позицию, которую сами они еще не представляли себе.

Он же уже видел исход их столкновения.

Благодаря способности предчувствовать нападение у него было преимущество внезапности. При условии, что первым нападет он. Нападет, прежде чем противник отдаст своей руке приказ ударить. Он начнет с самых опасных. Банда разделилась на пары, прямо перед ним выросла троица. Он сразу определил главного в этой троице – по взглядам, которые они бросали на него, ожидая команды. Его спутники поигрывали ножами, выбрасывая лезвия. Делалось все это стремительно, ловко – чтобы нагнать на него страху. Убежденные, что нападение на жертву будет произведено с тыла двумя тощими приспешниками главаря, которые уже проскальзывали на исходную позицию, они позволили себе это фанфаронство, обрекавшее их на секундное опоздание. Натану было очень нужно это промедление. Издав воинственный крик, он бросился стремительно, как стрела, на троицу и ногой нанес удар по голове главаря, который пролетел, врезавшись в барак из рифленого железа, и тот сложился, как карточный домик. Продолжая движение, Натан сбил с ног обоих охранников главаря, прервав их демонстрацию силы. Спасаясь от рушащегося железа, враги Натана в беспорядке отступили. А он схватил стул, прежде чем тот оказался погребенным под обломками, швырнул его назад и совершил кувырок, чтобы занять прежнюю позицию перед парой тощих бандитов, собиравшихся напасть на него со спины. Противник, превратившийся в некий бумеранг, развалившийся барак и летающий стул заставили их замереть. Натан подхватил стул и разломал его о них, прихватив из обломков две ножки для защиты предплечий.

Краем глаза он следил за Анхелиной. Она не тронулась с места. Он воспользовался замешательством противников, чтобы передвинуть ее к укреплению, причем с такой силой, что у нее на миг ноги оторвались от земли.

Натан временно перестал следить за теми, кого он сшиб наземь ударом ноги, и перенес внимание на самых воинственных, что продолжали размахивать кинжалами. Он занялся пространством по левую руку. У тех, что продвигались справа, спины защищала стена. Справа сверкнул кинжал, но Натан отбил его, и он вонзился в горло того, чья рука сжимала его. Ударил фонтан крови, обрызгав руку Натана. Продолжая вращательное движение, он нанес удар ногой атакующему слева, обезоружил его, сделал наклон перед верзилой, схватил его за футболку и перекинул через себя. Очень эффектные приемы мороте-сеои-наж и таи-одоши. Дылда раздробил копчик, врезавшись в кучу строительного мусора. Натан сделал переворот над его головой и сломал ему руку.

Справа от него Анхелина, которую он только что перебросил подальше от поля боя, благополучно приземлилась на кучу отбросов.

Он пребывал вне реального времени.

Оставались пятеро боеспособных. Нужно было помешать им соединиться, рассеять их. Направить к самому невыгодному для них месту. Четверо из них находились напротив него. Пятый, здоровенный бугай, продвигался с поднятым кинжалом справа. Он оказался ближе всех. Натан открыл свой бок и тут же нанес ему удар ногой в пах. Бугай сжался со сдавленным стоном. Американец зигзагообразно перемещался к ящику, который он приметил в самом начале, обтирая лицо рукой, испачканной кровью. Из недр своего тела он испустил крик, чтобы перейти к новому ритму и нагнать страха на остатки банды. Четверо филиппинцев пытались переосмыслить свою атаку. Мишень их преобразилась. У одержимого, что находился перед ними, не было ничего общего с тем любопытствующим фраером, которого они собирались прирезать, как свинью.

Натан воспользовался недолгими колебаниями, чтобы спрыгнуть со своего пьедестала и метнуть тело на линию уже и без того дезорганизованного фронта. Так называемый метод боулинга. Один из противников Натана отлетел метров на десять. Второй лишился скальпа. Остальные двое, обладавшие достаточно быстрой реакцией, отскочили, чтобы не оказаться на пути этого неистового снаряда. Натан вновь ринулся на приступ, чтобы отбросить их на участок, усеянный обломками металла и листами гофрированного железа. И пока они, как бы танцуя твист, отступали по неустойчивой, изобилующей острыми обломками железа земле, он ощутил острую боль. Он совершил стремительное вращение и нанес костедробительный удар, после чего врезал коленом в лицо. Он продолжил движение, подняв ногу и ударив носком в висок. Во время вращения, столь же незримого, как хлопок бича, скальпированный, попытавшийся ухватить его за плечо, рухнул наземь, а один из танцующих твист влетел в строй, упав на руки товарищу по оружию.

Теперь те, кто еще оставался на ногах, выстроились в ряд.

Натан нанес серию ударов ногой наотмашь по нетвердо стоящему во главе ряда, рикошетом завалив остаток врагов. Он бил поочередно в солнечное сплетение, чуть только противник открывался, пока не дошел до последнего в ряду, ошалевшего от повторяющихся ударов. Тот рухнул на колени, так и не осознав: отлетевший кусок был его нижней челюстью.

Натан крикнул. То был победный крик, погрузивший его во второе состояние. Сохраняя защитную позицию, он повернулся к потрясенной толпе. Полсотни человек сбились в кучу, парализованные зрелищем, свидетелями которого они стали. Еще один воитель, не принятый им в расчет, бросился на него, намереваясь ногой сокрушить ему ребра. Увернувшись от него, Натан отправил его лицом на доску, ощетинившуюся гвоздями, развернулся и удержал кулак в нескольких сантиметрах от подбородка Анхелины. Он узнал ее в последний момент. Энергия его движения заставила ее пошатнуться. Он подхватил ее за руку.

– С в-вами н-ничего не случилось? – заикаясь, пробормотала она.

Он почувствовал боль в плече. Она увидела текущую кровь. Чей-то нож все же достал его. Свидетельство того, что он мало тренировался. Виртуальных упражнений, которые он проделывал в своем уединении, оказалось недостаточно. Он оглянулся, оценивая потери противника. Впечатление было, будто тут взорвалась граната. Натан узнал парнишку, которого он расспрашивал. У этих людей явно был интерес. Иначе они покинули бы поле боя, прежде чем тот кончится. У колчерукого Джимми охраны было побольше, чем у президента Филиппин.

– Вы их всех убили? – спросила Анхелина.

– Нет, они еще живы, за исключением того, у которого торчит в горле ножка стула, и того, у кого нет челюсти. Я утратил свое умение.

– Если вы намерены их прикончить, у вас еще есть время.

– Умение означает никого не убить.

– Идемте отсюда. Надо заняться вашей раной.

– Нет, нужно подождать.

– Чего – подождать?

– Чтобы хоть кто-то из них пошевелился.

 

43

Над сморщенной от боли физиономией бойца с пробитой грудью поднялся горбыль. Натан встал на эту доску с гвоздями, вызвав крик боли.

– Как тебя зовут?

– Эстан.

– Как называется твоя банда?

– У нее нет названия.

– Джимми в ней состоит?

– Да. Но он не участвует в наших драках.

– Однако десять дней назад он был с вами во время вылазки на китайское кладбище.

– Не были мы там.

Да, верно, Дзо говорил, что на него напала банда мальчишек, а не взрослых, взрослых, вооруженных, как эти, которых он разметал. Натан спрыгнул со своего трамплина и помог филиппинцу сесть. Допрос был коротким, так как Натан не хотел заниматься выжившими в драке, что постепенно стали приходить в себя, и свидетелями, которые станут путаться под ногами. Эстан подтвердил, что Джимми – амулет банды. Он у них вроде слуги или разведчика. Он хочет стать полноправным членом банды наравне со взрослыми, но отец Санчес строго следит за ним.

– Отец Санчес?

– Да. Джимми слушается его, как отца. Отцу Санчесу не нравится, когда Джимми шляется с нами. Потому он затянул Джимми в хор. Ну а мы не настаиваем, не станем же мы спорить со священником. Так что пока Джимми делает налеты с сопляками из хора. Видать, они шастали у китаез, не сказав нам. Не знаю, чем он там занимался.

– Натан, тут уже началось шевеление, – забеспокоилась Анхелина.

Обломки действительно начали шевелиться. Пора было сматываться. Натан поднял Эстана за футболку и велел ему отвести их к отцу Санчесу. Они прошли через толпу, вдоль откосов рва, поднялись по небольшой лестнице и оказались в другом рву, поуже, чем предыдущий.

– Почему вы так яростно защищаете Джимми?

– Вот уже несколько дней тьма людей разыскивает его, – ответил Эстан.

– Кто?

– Китайская банда… а потом еще тот ненормальный японец, который хотел вернуть свои деньги. Ранили троих из наших. Потому-то сегодня нас было так много.

– Ты не ответил на мой вопрос. Почему вы так яростно его укрываете?

– Да все из-за отца Санчеса. Он пригрозил, что выдаст нас властям, если с пацаном что-нибудь случится. Даже если мы будем ни при чем.

Они пробрались под беседками из соломы, где шли петушиные бои. Десятки возбужденных болельщиков орали и делали ставки, рискуя своими песо. Они обогнули препятствие и вышли на тихую маленькую площадь. На ней стояла массивная церковь, контрастирующая с обступившим ее бидонвилем. На паперти сидели женщины и продавали амулеты, приворотные зелья, чудодейственные микстуры. Предметы религиозного культа тоже не были забыты, например, портрет Папы на пластиковом распятии. Натан, Эстан и Анхелина, перешагивая через разложенные товары, вошли в церковь. Эстан довел их до ризницы.

– Священник живет здесь. Он скажет вам все, что вы хотите знать.

Натан оставил филиппинца влачить дальше свои грехи, а сам уселся на скамейку в первом ряду. Анхелина села рядом с ним.

– Вы хотите помолиться? – удивилась она.

– Помолимся о том, чтобы священник был здесь.

Натану требовалось минут пять, чтобы перевести дыхание. Сражение с бандой Тондо отняло у него изрядную долю энергии, а кроме того, из-за раны на плече он плохо себя чувствовал. Также ему хотелось обдумать, как начать разговор с отцом Санчесом. Он надеялся, что Джимми не открывал сумку, разве что вся банда не была в курсе насчет ее содержимого. Действовал ли колчерукий мальчишка по наводке убийцы из Фэрбэнкса, который послал его и других мальчишек украсть вознаграждение, чтобы окончательно затереть следы?

– Мне очень жаль, что я затащил вас сюда, – сказал он Анхелине.

– Уверяю вас, мне доводилось видеть места и похуже.

Принести Анхелине за это извинения было все равно что щелкнуть по лбу боксера. До встречи с Антуаном ей пришлось повидать столько мерзавцев, извращенцев, садистов. Полет и приземление на кучу отбросов с последующей демонстрацией воинских искусств отнюдь не отнимут у нее сна.

– Этот однорукий Джимми – единственный, кто может навести меня на убийцу, которого я разыскиваю, – сказал Натан.

– Найти этого убийцу очень важно?

– Он убил пять человек, одного из которых зверски пытал.

– Невинных?

– По крайней мере, один из них был ни в чем не виновен.

– У вас, должно быть, трудная профессия.

– Куда легче, чем то, что делает Антуан.

– Антуан старается делать все, чтобы иметь чистую совесть.

– Несправедливо так говорить.

– Он помогает тем, кто ничего не просит. И удовольствие получает от этого в сто раз больше, чем от подаяния тому, кто протягивает руку.

Тонкость анализа поразила его. Он испытывал восхищение этой женщиной, которая занимала все больше места в его мыслях.

– Почему вы сказали, что Антуан старается иметь чистую совесть?

– Работая на банк, он разорил множество богачей. Сейчас он спасает детей от нищеты и проституции. Так что ему особенно не в чем упрекнуть себя.

– Похоже, вы осуждаете его.

– Никого я не осуждаю. Вы говорите, будто то, что делает он, куда трудней. Однако пока он спасает детей, вы убиваете людей. Это разное бремя. Ночью одному из вас нужно больше времени, чтобы к нему пришел сон.

– Вам ваше бремя тоже тяжело нести, не так ли?

– Достаточно вообразить себе все то вонючее и отвратительное мясо, проникавшее через все отверстия к тебе внутрь, чтобы там опорожниться, и вы получите слабое представление о том, что я ношу в себе.

– Вы часто об этом думаете?

– Всякий раз, когда занимаюсь любовью с Антуаном.

Анхелина открыла перед ним душу. Выходит, когда Антуан думает, будто доставляет ей удовольствие, она притворяется в благодарность за то, что он сделал для нее.

Из ризницы вышел священник и направился вдоль стены к потайной дверце. Натан встал и нагнал его.

– Отец Санчес?

– Да.

– Нельзя ли с вами поговорить?

– Что вам нужно?

– Исповедаться.

– Сын мой, приходите сюда после полудня. А сейчас я спешу.

У Санчеса было румяное лицо, говорил он заискивающим тоном и носил на запястье часы «Таг Хауэр».

– Какое совпадение, отец мой. Я тоже спешу.

Назвав этого незнакомца «отец мой», он испытал какое-то тягостное чувство, поскольку отца своего не видел уже три года. Натан подтолкнул падре к нише и стал бомбардировать вопросами.

– Я думал, вы хотите исповедаться, – удивился священник.

– Когда я говорил об исповеди, я имел в виду вас.

– Что вы хотите узнать?

– Джимми совершил глупость: украл сумку, принадлежащую исключительно опасным людям, которые готовы на все, чтобы вернуть ее.

– Что за сумку?

– Сумку с деньгами.

– Господи, в какую еще неприятность вляпался этот мальчик?

– Где Джимми? Мне нужно с ним поговорить.

– Почему я должен вам верить? Кто вы такой?

– Я – единственный шанс для него выйти из этого дела живым, поскольку я стою на страже закона.

– Я всячески забочусь об этом мальчике. Я подобрал его на улице умирающего, рука у него была отрублена ударом мачете. Он так и не захотел мне сказать, кто это сделал. С тех пор я пытаюсь вывести его на прямую дорогу, которая убережет его от дурного влияния старших. Тут имеется шайка хулиганов, которая сделала его своим амулетом. Вполне возможно, это они втянули его в историю с ограблением. Однако Джимми никогда не выдаст их.

– Я предпочел бы задать вопросы непосредственно ему. Где он?

– У меня.

– Я могу с ним поговорить?

– «А кто соблазнит одного из малых сих, верующих в Меня, тому лучше было бы, если бы повесили ему мельничный жернов на шею и потопили его во глубине морской» – сказал Господь.

– Это не тот ли, что сказал, что лучше войти в жизнь без руки, чем с двумя руками в огонь вечный?

– Ваше знание Нового Завета делает вам честь.

– Я был вынужден выучить его наизусть. Этой книгой чаще всего вдохновляются психи, чтобы оправдать свои преступления.

– «Они своими глазами смотрят, и не видят; своими ушами слышат, и не разумеют; да не обратятся, и прощены будут им грехи», – говорил Иисус, повторяя пророка Исайю.

– Договорились. Так могу я побеседовать с Джимми?

– При одном условии. Что разговор будет коротким, и что я смогу присутствовать при нем.

– Это уже два условия.

– Да, вы правы.

– Послушайте, вы ему не отец, не уполномоченный, так что у вас нет права что-то требовать.

– А вы не в Америке. Здесь все основано на коррупции или на добром согласии. Поскольку вы, по-видимому, не намерены давать взятку, вам придется быть чуть посговорчивей.

Отец Санчес пригласил его проследовать с ним в ризницу. Дети делали маленькие бамбуковые рамки, куда они потом собирались вставить образки Христа. Им было от шести до двенадцати лет. Один из них работал только правой рукой. Левую он прятал под столом. Священник велел ему приблизиться. Мальчик шмыгнул носом и вытер его культей. Натан сразу взял быка за рога.

– Джимми, десять дней назад тебя засекли на китайском кладбище. Ты украл сумку у мужчины. Где эта сумка?

Мальчишка уставился на отца Санчеса, словно для того, чтобы тот подсказал ему нужный ответ.

– Отвечай, дитя мое, – произнес священник.

Джимми машинально почесал конец культи и беззвучно зашевелил губами. Его взгляд, напоминающий взгляд загнанного зверька, искал, куда бы улизнуть. Джимми боялся говорить. Но кого он боялся? Отца Санчеса? Остальных детей, следивших за ним поверх иконок с Иисусом Христом? Банду, амулетом которой он был? Тех, кто когда-то отрубил ему руку? Он искоса поглядывал на открытое окно. Натан знал, что вот-вот он убежит, однако ничего не предпринимал, чтобы помешать ему. Он не хотел подвергать его риску потерять остальные пять пальцев, даже если его показания наведут на тех, кто устроил бойню в Фэрбэнксе. Натан намеревался вырвать из него хоть одно слово, прежде чем он удерет. Имя. Имя того, кто послал его ограбить Иноширо Одзаву.

– Кто велел тебе украсть эту сумку?

– Dios!

Джимми вскочил и, перевернув стул, ринулся наутек. Отец Санчес кинулся было вдогонку, но улица была пуста.

– Вы не побежите за ним? – с удивлением обратился он к Натану.

– Что он сказал? – поинтересовался Натан.

– Он всего лишь сказал вам «прощайте».

– Что ж, удовлетворюсь и таким ответом.

– И на этом вы закончите?

– Вы же сами просили меня быть кратким.

– Благодарю вас за это.

Натан оглядел черные головки детей, вновь склонившихся над своим рукоделием.

– Откуда эти дети? – осведомился Натан.

– Из Тондо. Я предпочитаю видеть их здесь, а не на улице.

– С виду они послушнее, чем Джимми.

– Поэтому у них до сих пор по две руки.

Натан распрощался со священником и вышел из церкви вместе с Анхелиной, которая молчала все время разговора.

– Вы не попытаетесь отыскать Джимми?

– Что он точно сказал, перед тем как сбежал?

– «Прощайте». Ведь отец Санчес вам уже…

– Нет. Что именно слышали вы?

– «Adios».

– «Adios» или «Dios»?

– Какое это имеет значение? Ребенок в спешке произнес невнятно и…

– Разница огромная. «Dios» означает «Бог».

– И что из того?

– А то, что он хотел сказать, что это Бог направил его обокрасть японца.

– Ну, в этой стране Бог лежит в основе всего.

– Какое впечатление произвел на вас отец Санчес?

– Он делает то же, что Антуан. Правда, в отличие от него опирается на католическую религию. Мне это представляется достойным уважения.

Мнение Натана было не столь однозначным. Религия никогда не являлась для него источником освобождения. И потом, ему крайне не понравилась последняя фраза отца Санчеса. Он до сих пор видел испуганный взгляд Джимми, и в ушах у него звучало единственное слово, произнесенное им. Сказав «Бог», не указал ли он на отца Санчеса. На какой-то миг у Натана возникло видение: священник с привязанным на шее мельничным жерновом идет на дно Манильского залива.

 

44

Лежа в комнате, Натан смотрел в потолок, побеленный маленькими детскими ручками. Пара рук, куда более ловких, хоть и немногим больше, чистила воспалившуюся рану у него на плече. Анхелина не жалела ласковых прикосновений, вызывающих боль. Странное ощущение, близкое к наслаждению.

Он был очарован этой филиппинкой, открывшей ему душу на церковной скамье. Анхелина осознала, что ее дух живет в нечистом теле. Во время бесчисленных продажных объятий ее большие раскосые глаза были далеко-далеко от того, кто с ней совокуплялся. Постепенно ее дух высвобождался, покидал свою оболочку. Она из невообразимой дали смотрела на собственную плоть, страдающую от вторжения в нее мужчины, ритмичного движения внутри себя, надсадного хриплого дыхания. Она утрачивала свое эго, дабы обрести пустоту, изгнать всякую мысль о страхе, решиться на исчезновение, как перед лицом врага, который многократно сильнее. Занимаясь проституцией, она научилась умирать. Практически ей оставалось лишь отделиться от своего духа, чтобы приблизиться к Пробуждению. Но она была католичкой. Ее религия, обращенная к свету Бога, мешала ей различить искорку своего глубинного «я». Этим она отличалась от Натана.

Она притягивала его. Но, будучи другом Антуана, он не пытался обольстить ее. Впрочем, в этой игре он был совершенно несведущ. Однако, если бы Анхелина приникла губами к его губам, ему было бы трудно противиться. И ему не оставалось ничего, кроме как бежать и попытаться стереть ее из своих мыслей.

– Ну вот, после перевязки ваша рана должна быстро зажить.

– Что вы использовали?

– Целебные травы и еще кое-какие средства, к которым прибегают, когда нужно кого-то вылечить. Увидите, это куда эффективней и менее опасно, чем день в больнице.

– Спасибо, Анхелина.

Она поцеловала его в лоб.

– Спасибо вам.

– Мне за что?

– За то, что вы не ухаживали за мной.

– Великая мудрость подобна глупости.

– Что вы хотите этим сказать?

У него не было привычки объяснять изречения, которые он старательно оттачивал, чтобы привлечь внимание простецов к скрытому обличью вещей. На этот раз, однако, он нарушил правило.

– Я всего лишь хотел сказать, что бесполезно лезть куда не следует.

– Вы правы. Вы могли бы подвергнуть опасности мою семью.

 

45

Кейт Нутак со своими новостями встречала его в аэропорту Фэрбэнкса. Натан совершил перемещение в пространстве (Манила–Анкоридж–Фэрбэнкс) и во времени (он пересек международную линию смены даты, проходящую через Берингов пролив, и вернулся на день назад). Он вновь оказался в первом января, но с разницей в восемьдесят градусов по Цельсию. Эскимоска была гораздо приветливей, чем в первую их встречу. Благодаря ему она вновь занялась расследованием, а Уэйнтрауб вернулся в Анкоридж. За неделю, которую он провел в Фэрбэнксе, ничего путного сделать ему не удалось. Были допрошены несколько бомжей и среди них один, который уже бог знает сколько времени находился за решеткой за то, что ударил капитана Малланда. Ни один из них не был подопытным в экспериментах Флетчера и Гровена. Зато когда вскрыли того, которого застрелила Кейт, то у него было обнаружено гипертрофическое увеличение эндокринных желез и избыток гормонов в крови. Ученые, засучив рукава, накинулись на труп, чтобы изучить состав этих гормонов. Уэйнтрауб также побеседовал с вдовой Шомона. Ему наконец-то удалось встретиться с ней после ее возвращения с отдыха, проведенного на Средиземном море на яхте ее работодателя Владимира Коченка. Прибыв на опознание тела своего мужа, она ничего существенного не сказала, с остальными жертвами она не была знакома.

Кейт получила ордер на обыск у Тэда Уолдона и зеленый свет на допрос дипломата Честера О'Брайена.

Со своей стороны, Натан снял обвинение с Тетсуо Манга Дзо и добавил к списку подозреваемых однорукого мальчика и священника, занимающегося благотворительностью. Оба новых подозреваемых никак не подходили на роль убийцы, главной характеристикой которого являлась почти безграничная власть, распространяющаяся от Фэрбэнкса до Манилы. У преступника под контролем Интернет, он стоит во главе горстки исполнителей без чести и совести и убивает и пытает, чтобы достичь своих целей. Тем не менее этот всемогущий глава организации взялся самостоятельно убрать всех членов медицинской исследовательской группы. Почему? Потому что только он сам мог усыпить бдительность Боумана. Потому что операция потребовала срочного вмешательства. Нечто непредвиденное помешало успешно завершить операцию. К сожалению, кассета, снятая в лаборатории Боуманом, пропала. Та, на которой запечатлен француз Этьен Шомон. Все, включая главу местной мафии Тэда Уолдона, ищут эту видеокассету.

Выслушав выводы Натана, Кейт почувствовала, будто у нее земля уходит из-под ног. За ту неделю, что они работали в разных концах света, у нее обострилось желание покончить со всем этим. Брэд Спенсер остался в Ванкувере. Музыкант предпочел отпраздновать Новый год со своими друзьями. Он пообещал ей приехать попозже, признав, что она единственная причина, по которой он готов вновь надеть полярный шлем. Для агента Нутак план был абсолютно ясен и включал два пункта: посетить «Правильный бар», а потом слетать на ранчо Честера О'Брайена в Калифорнии. По ее мнению, ситуация быстро прояснилась бы.

 

46

Взятый напрокат «форд-рейнджер» остановился в трех метрах от двери «Правильного бара» на дорожке, предназначенной для прохода клиентов. Пьяный, вышедший из бара, не смог пройти, не поцеловав решетку радиатора. Пурга немножко поутихла, и погода чуть-чуть улучшилась. Тэд Уолдон решил, что имеет смысл вновь открыть заведение. Завсегдатаи пока что не осаждали злачное месте. Несколько безнадежных пьяниц, а также игроки попробовали сменить диспозицию. Представители первой категории рассеялись по залу: два бородача пристроились у стойки, одинокий мужчина приник к стакану скотча за столиком, и еще один похрапывал, прикорнув на диванчике. Чтобы встретиться с представителями второй группы, надо было спуститься в подвал. Натана в данном случае интересовала третья категория: вооруженные вышибалы. Гора мускулов в компании рожи, меченной шрамом, и хихикающего психа шлепала картами, сидя за столом, откуда хорошо просматривалось все помещение. Звали их соответственно Уинни Великан, Чак Гиена и Фрэнк Меченый. Мимо них надо было пройти, если ты направлялся в уборную, в игорный зал или в кабинет управляющего.

Бармен бросил в угол тряпку и искоса посмотрел на только что вошедшую пару. Псих прекратил хихикать, гигант положил на стол карты, меченый сунул руку под слегка оттопыривающуюся куртку. Кейт прошла к бармену, высокому кудрявому блондину, реликту семидесятых.

– Вы новенький?

– Если угодно.

– А если не угодно?

– Если честно, у меня испытательный срок. Мистер Уолдон нанял меня два дня назад. Или верней, он сманил меня. Я был бухгалтером в Сандансе. Он предложил мне в два раза больше…

– Включая плату за риск?

– Плату за риск?

– Вы заменили бармена, которого убили на прошлой неделе.

– Да?

– Уолдон здесь?

– Ну… спросите вон у них…

Он указал на трех вооруженных вышибал, которые шушукались в нескольких метрах от них. Кейт подошла и повторила, что хотела бы побеседовать с боссом.

– Ты так и не поняла, что тут больше не желают видеть твою эскимосскую рожу, – заметил Уинни Великан.

– Точно, – подтвердил Фрэнк.

Кейт увидела, что меченный шрамом извлек из куртки револьвер. К величайшему ее удивлению, кольт ударил Чака Гиену по зубам, Уинни Великан изо всей силы врезался головой в стол, а Фрэнка отбросило назад под действием движения собственной руки, вернувшейся к нему, словно пусковая рукоятка для запуска тарелок при стрельбе. Остолбеневшая Кейт даже не успела заметить, как Натан разобрался с тремя церберами.

– Пойдем поболтаем с Уолдоном? – предложил он.

И вдруг она увидела, как он сделал стремительный поворот вокруг оси и нанес ногой удар Уинни, который попытался приподнять голову. Она бросила взгляд на троих бездыханных подручных Уолдона и приказала очистить зал.

– Мне тоже? – осведомился бармен.

– Возвращайся на прежнюю работу, а не то я запрячу тебя в камеру за соучастие в убийстве.

Они с Натаном спустились по лестнице, ведущей в подвал. Кейт вошла в игорный зал и громогласно объявила:

– Закрывается!

Из рук игроков выпали карты. Среди десятка лиц, за плотной завесой табачного дыма, Кейт узнала муниципального советника, а также судью Эштона, его преосвященство Стюарта и, разумеется, неизбежного капитана Малланда. Что называется, полный сбор. Под прикрытием партии в покер Уолдон раздавал взятки, подмазывая власть законодательную, исполнительную, судебную и духовную.

– Что вам здесь опять понадобилось? – спросил хозяин притона.

– Собираюсь арестовать всех сукиных детей, которые хотя бы на минуту еще задержатся здесь, – объявила Нутак.

Эти слова произвели эффект разорвавшейся бомбы на игроков, в частности, на муниципального советника, слинявшего втихую, и на епископа, который, опустив голову, затрусил к выходу. Не столь робкие судья и капитан попытались урезонить федерального агента.

– Вам, мисс, стоило бы поучиться действовать в соответствии с правилами, – посоветовал судья, по-прежнему не выпуская карт из рук.

– Это последний ваш день в ФБР, – пригрозил Малланд, предпочитающий выражаться более определенно.

– Ну а пока я делаю свое дело, правительством Соединенных Штатов я уполномочена расследовать убийство четырех человек и попытку убийства федерального агента. Вы желаете, чтобы вас препроводили в мой офис для основательного допроса?

Судья с сожалением положил на стол свой фул с тремя тузами и с назидательным видом воздел палец, заменив им отсутствующий дамоклов меч. Однако ни единого слова не прозвучало из его полуоткрытых уст, а воздетый перст вяло опустился, и судья прошествовал к выходу. Побагровевший Малланд последовал его примеру, теснимый следовавшим за ним по пятам Натаном.

Уолдон, верный своей репутации, держался, как обычно, флегматично. Сидя за стопками жетонов, он попыхивал сигарой, как бы укоряя своей твердостью судью Эштона и капитана Малланда.

– Мисс Нутак, вы подвергаете вашу карьеру опасности. Когда я говорю «карьера», это следует воспринимать как эвфемизм.

– Вы мне угрожаете?

– Нет, предупреждаю.

– Не утруждайте себя, вы достаточно ясно все объяснили десять дней назад.

– А вы не прислушались к моему совету. Вы заставили смыться Боба Калвина, главного свидетеля, обеспечивающего мое алиби. Как я уже показал в полиции, он играл со мной в покер, пока вас заталкивали в снег.

– Вы называете это «заталкивать»?

– Меня там не было, и я не видел, что там происходило. Впрочем, вашу версию событий можно подвергнуть сомнению.

– Что вы под этим подразумеваете?

– Это был бы не первый случай, когда легавый устраивает фальшивое нападение на себя, чтобы повесить его на подозреваемого, которого ему не удается арестовать.

– Перестаньте спорить, – посоветовал Натан.

– А что записано на кассете, за которой вы охотитесь? – спросила Кейт.

Уолдон на миг замер и сделал долгий вдох.

– Я не понимаю, о чем вы говорите.

– Когда вы напали на меня, вы требовали кассету Боумана. Я вас вежливо спрашиваю в последний раз: что за запись вы имели в виду?

– Вежливо? Врываетесь сюда, словно фурия, выгоняете из моего бара клиентов, черните мою репутацию, обвиняете меня в преступлениях, которых я не совершал, насмехаетесь над моим алиби… И вы считаете, что это вежливо? Повторяю вам, вы пошли по неверной дороге. Я даже не знаю, кто такой этот Боуман.

– В таком случае придется освежить вам память.

Она сделала знак своему партнеру, который, захватив толстую золотую цепь на шее Уолдона, ухватился за спинку стула, на котором тот сидел. Натан тащил его так до пожарного выхода. Едва не задохнувшийся во время подъема по лестнице Уолдон был вытащен на задний двор и задвинут между двумя рядами стеллажей. Кейт наручниками приковала его к железному кольцу, к которому привязывают собаку.

– Мы удалимся на десять минут, – сказала она и спешно ретировалась в помещение.

Они направились к стойке, рядом с которой покоились трое вышибал.

– Здорово вы с ними справились. Впечатляюще. Что у вас за способ?

– Воинское искусство.

– «Ученик великого мастера, который наставлял вас на этом непростом пути» и все такое?

– Я применяю принципы Тактики во всех сферах. А учителя у меня нет.

– Верю вам.

Натан волоком оттащил тела вышибал и запер их в кладовке. Потом возвратился к стойке, за которой его напарница заняла место бармена.

– Что вам налить?

– Коку.

– Ах да, вы же не пьете спиртного.

Себе она налила стаканчик «зубровки», а для него выставила банку кока-колы.

– Прошло шесть минут, – сообщила она.

– Я знал, что вы решительная женщина, но не до такой степени. Вы слишком близко к сердцу принимаете это дело. Вы представляете, что вы сейчас делаете?

– С вашей помощью.

– Я как бы никто. Я не несу ответственности за это расследование, и официально я не существую.

– Действительно, терять вам нечего, вы можете все бросить, когда вам заблагорассудится. У меня же нет ничего, кроме моей профессии, и если я не потороплюсь, то очень скоро стану безработной. Очень многие только этого и ждут.

Она отхлебнула и продолжила:

– Вам этого не понять, вы живете в роскошной вилле на берегу океана, вы богаты…

– В чем исчисляется мое богатство?

Она непонимающе взглянула на него:

– Простите?

– Ну в чем оно исчисляется? В долларах? В днях, которые мне осталось прожить?

– В долларах.

– На этом уровне мои потребности невелики. Когда в счет идет только настоящее, нет никакой нужды финансировать прошлое или будущее. Зато я обладаю временем. А это ценность куда большая, чем деньги.

– Вот и объясните это налоговому ведомству.

– Что бы вы предпочли: чтобы вам было двадцать лет и ни гроша в кармане или восемьдесят лет и огромное состояние?

– Так, да? – пробормотала она, явно не намеренная ни отвечать, ни развивать тему.

Кейт допила «зубровку» и глянула на часы.

– Все, пошли.

Уолдон обрел цвет перемороженного стейка. Он еще был способен шевелить губами, чтобы выразить Нутак свою ненависть, послав ее подальше. Федеральный агент исчезла в кладовке и возвратилась с канистрой.

– Вы что, собираетесь его сжечь? – удивился Натан.

– Не беспокойтесь, в ней всего лишь вода.

Она старательно облила Уолдона и сообщила, что допросить его они придут позже. После этого Кейт и Натан вернулись в бар к теплой печке.

– Он умрет, – предостерег Натан.

– Уолдона не так-то легко прикончить. И это мой шанс. В конце концов он заговорит.

Натан наблюдал за ней, за ее жестами, за ее намерениями.

– И какова же ваша тайна?

– Насчет чего?

– Та, которую вы собирались мне открыть, после того как вам будет возвращено расследование.

– Ах, вот… Вынуждена вам признаться, что никакой тайны у меня нет. Я иногда нарочно так говорю, чтобы возбудить интерес.

– Вам это абсолютно не нужно.

– Да. Доказательство налицо.

– У всех есть какая-то тайна. Попробуйте разобраться в себе, и вы обязательно обнаружите что-то, о чем вам не хотелось бы кричать на каждом углу.

– Ой, да оставьте вы меня в покое!

– Между прочим, я мог бы сказать вам то же самое, когда вы приехали ко мне с просьбой оказать вам услугу – отправиться на другой конец света и уговорить Максвелла вновь доверить вам расследование.

– Извините меня, просто я вся на нервах.

Она налила себе еще «зубровки», жадно выпила, пригладила рукой волосы, протерла глаза и глянула на часы. Трудно убивать время, когда Уолдон замерзает при минус сорока градусах Цельсия.

– Натан, вы обладаете индивидуальностью?

Вопрос вырвался, как гейзер в пустыне. Кейт поняла, что совершила бестактность, и отнесла ее на счет злоупотребления спиртным. Она прыснула смехом. Ее понесло:

– Вы как эта водка, которая принимает форму стопки. Чтобы потом принять форму моего желудка.

– Вот по этой причине я могу принимать индивидуальность других людей и составляю сегодня вечером вам компанию.

– Я не могу вас определить.

– Все правильно. У меня нет эго.

– Не пора ли нам пойти разморозить нашего друга?

Уолдон являл собой глыбу льда. Они дотащили его до печки. Уолдон прижал бы обогреватель к себе, как проститутку, если бы у него не окоченели руки и ноги. Топчась в луже, которая образовывалась вокруг него на полу, он начал давать показания.

Доктор Гровен оставлял огромные суммы за карточными столами в здешних местах. Ему позарез нужны были деньги, и за столом в «Правильном баре» он поставил на кон научные результаты проекта «Лазарь». Уолдон выиграл ставку. Однако Гровен не успел заплатить долг. После его смерти Уолдон, естественно, пошел к вдове ученого требовать то, что ему причиталось. К этому сводилась его причастность к делу. Так что когда агент Нутак выдвинула против него обвинение в убийстве четырех человек, он попытался припугнуть эскимоску, которая не давала ему покоя и хотела навесить на него убийство. Он велел проследить за ней и устроил нападение на дороге, соединяющей Фэрбэнкс с северным предместьем. Это должно было послужить предупреждением. Всего лишь предупреждением, так как Уолдон был не до такой степени глуп, чтобы ликвидировать агента ФБР, которая держала его на мушке, тем паче что ему нужно было добиться благорасположения Уэйнтрауба. Потому он ограничился тем, что велел подручным раздеть Кейт догола и оставить на снегу, предварительно выспросив все, что нужно, но так, чтобы жизни ее ничего не угрожало.

– У меня не было никаких шансов уцелеть, – возразила Кейт.

– Черт побери, вам оставили вашу тачку с ключами. А ваши шмотки лежали на сиденье.

– Расскажите нам о видеозаписи Боумана.

– Повторяю вам, я ничего про это не знаю.

Кейт снова начала допрос, но Уолдон твердо стоял на своей версии. Он признал, что вместе с подручными устроил нападение, но оставил ей все шансы выбраться живой и невредимой. Натан дал Кейт понять, что альбинос говорит правду.

– Нельзя исключить возможность, что кто-то еще следил за вами и что он воспользовался ситуацией, чтобы разобраться и отправить вас к праотцам, а все улики повесить на Уолдона.

Кейт вспомнились фары автомобиля в зеркале заднего вида, когда она выезжала от Брэда Спенсера.

 

47

Вертолет ФБР пролетел над шикарным морским курортом в Санта-Барбаре, словно сошедшим с открытки со всеми калифорнийскими приметами – пляжами с мелким песком, величественными яхтами, королевскими пальмами, лазурным даже 2 января небом. Санта-Барбара сохранила испанский дух, унаследованный от эпохи католических миссий. «Город, где сильнее всего чувствуется присутствие конкистадоров», – подумал Натан.

Допрос с пристрастием Тэда Уолдона позволил установить, что Кейт стала жертвой двух нападений. Во-первых, со стороны альбиноса мафиози, который хотел запугать ее. А затем со стороны куда более жестоких субъектов, которые искали кассету Боумана. Они воспользовались положением, в котором оказалась эскимоска, чтобы получить нужные сведения. Безжалостность, проявленная к ней, была характерна и для событий в лаборатории, и для участи Кармен Лоуэлл. Все они стали жертвами садистов, готовых любыми средствами завладеть видеозаписью Боумана.

Вертолет снижался к холмам, удаленным от побережья. Пилот показал пассажирам ранчо Джейн Фонды и виллу Траволты, прежде чем сесть в поместье Честера О'Брайена. Из вертолета вышли трое: двое мужчин – элегантный массивный Максвелл и худощавый и утонченный Лав, с ними была женщина спортивного типа – Кейт Нутак. Перед вылетом из Манилы Максвелл получил согласие на эту встречу благодаря сохранившимся связям с администрацией Рейгана, который был президентом с 1980 по 1988 год. О'Брайен выразил готовность сотрудничать ради блага своей страны, хоть он и не видел, что полезного может он сообщить. По такому случаю Кейт сменила свитер и джинсы на костюм цвета морской волны. Она надела также туфли на каблуках, которые ей шли куда больше, чем ботинки на меху. Верный своему обыкновению, Лав скромно держался позади.

Подъехал джип и отвез их к крыльцу, окруженному огромной верандой. К ним вышел комитет по встрече, состоящий из охранников, произвел тщательный обыск, после чего они были допущены в убежище дипломата.

В холле их ожидала Глэдис О'Брайен. Она поцеловала Максвелла, который согнулся под углом девяносто градусов, пожала руку Кейт и Натану. Затем она проводила их в гостиную, там перед камином был сервирован журнальный столик, где стояли чашки и пирожные. Допрос имел вид светского чаепития. Глэдис уселась в кресло, которое буквально поглотило ее, и сказала несколько слов делегации ФБР. Обращение ее было немногословным: ее муж ослаблен болезнью Альцгеймера, и хорошо бы не пытаться принудить его что-то вспомнить, а также не затягивать беседу.

Советника постигла та же болезнь, что и президента Рейгана.

Она предложила ответить – насколько она сможет – на некоторые вопросы, которые они собираются ему задать. Она подтвердила, что Татьяна Мендес была целый год медицинской сестрой ее мужа, а затем по причине поведения, не совместимого с нравственными принципами семейства О'Брайенов, переехала на Аляску. Системы внутреннего видеонаблюдения зарегистрировали любовные забавы мисс Мендес с садовником и поваром. «Я не Хиллари Клинтон и не намерена терпеть у себя никаких Моник Левински!» – воскликнула Глэдис, следившая за спокойствием своего домашнего очага. Слушая ее, агент Нутак не могла не вспомнить о Брэде, который, должно быть, безумно страдал от бесчисленных измен Татьяны.

Неприметная служанка подала итальянский кофе и индийский чай, после чего прошла с подносом от гостя к гостю, предлагая разноцветные пирожные, разложенные на фаянсовом блюде. Когда она ушла, Максвелл упомянул о проекте «Лазарь». Глэдис моментально закрылась, словно устрица. Она не вторгается в сферы, связанные с секретными делами мужа. К счастью, очень скоро появился бывший советник Рейгана в голубой хлопчатобумажной рубашке, джинсах и мексиканских остроносых сапогах. Ковбой выглядел ослабленным, но еще держался на ногах.

Когда Максвелл снова затронул тему проекта, О'Брайен решил опуститься в кресло-качалку:

– Разве вы пришли не для того, чтобы расспросить меня про Звездные войны?

Он имел в виду Инициативу стратегической обороны, проект антиядерного щита, которую либеральные средства массовой информацией иронически окрестили Звездными войнами. Программа, которая должна была защитить Соединенные Штаты от возможного ядерного нападения, была выдвинута республиканской администрацией и похоронена демократами. Антиамериканские настроения и все более многочисленные теракты во всем мире свидетельствовали в пользу решения демократов. О'Брайен перенял у своего патрона не только болезнь, но и манеру одеваться, и идеи. Если только патрон не перенял все это у него.

– Нет, сэр, не о Звездных войнах… а о «Лазаре», – пояснил Ланс Максвелл.

– Эти сраные демократы заставили нас потерять двадцать лет, тогда как покрывающие террористов государства разрабатывают ядерное оружие. Кто защитит наших детей?

– Дипломаты, сэр, – ответил Максвелл.

Натан не мог понять, была ли эта фраза Ланса иронической или стратегической. В любом случае, О'Брайен остался глух к затруднительным для него вопросам. Чтобы несколько оживить его память, Максвелл напомнил про бомбы, сброшенные на Кадафи, высадку на Мальвинах, договор о ядерном разоружении. Разобравшись с добрым старым временем, он передал слово Лаву, который сменил тему разговора:

– Два года назад вы уволили по моральным соображениям вашу медсестру Татьяну Мендес и отправили ее к докторам Флетчеру и Гровену в госпиталь Фэрбэнкса на Аляске. Это так?

О'Брайен расслабился. Бросив взгляд на супругу, он предался созерцанию гипнотической пляски языков пламени в камине.

– Мне нечего к этому добавить, – пробормотал он.

– Почему туда?

– Это далеко.

– Далеко?

– Мисс Мендес была замечательной медсестрой и очень соблазнительной… – Он заколебался, но продолжил: – Она оказывала дурное влияние на персонал… Но домом занимается Глэдис, она расскажет лучше, чем я.

– Значит, вы знали докторов Флетчера и Гровена.

– Разумеется, и это я рекомендовал им мисс Мендес.

– Вы интересовались их работами?

– Что вы имеете в виду?

– Проект «Лазарь». Флетчер и Гровен работали над ним много лет.

Бывший советник стал быстрей раскачиваться в кресле, что свидетельствовало о растущем напряжении.

– Я… я не очень хорошо помню.

Из ослабленной и крайне избирательной памяти О'Брайена проект «Лазарь» был стерт.

Глэдис поднялась:

– Думаю, на этом мы завершим. Вас предупредили, что мы не сможем вам оказать серьезную помощь в этом злополучном деле.

Служащие Федерального бюро тоже встали.

– Простите, еще один вопрос.

Все глаза из-под нахмуренных бровей обратились к агенту Нутак, которая до сих пор следовала указанию Максвелла и открывала рот только для произнесения формул вежливости. Воспользовавшись всеобщим вниманием, объектом которого она неожиданно стала, Кейт высказала гипотезу:

– Татьяна Мендес хвасталась, что может шантажировать вас вашей связью с обоими исследователями. Она обладала неким доказательством вашей причастности к их работам.

– Ну и что в этом плохого?

– Сэр, вы должны рассказать нам об этом. Вы один из немногих еще живущих людей, способных поведать об этих исследованиях.

– Вы слишком далеко заходите, Нутак, – сделал ей замечание шеф.

– Оставьте, Ланс, – прервал его О'Брайен. – Она права.

Он сделал несколько глотков кофе и трясущейся рукой передал чашку жене, которая уселась одновременно с гостями.

– Мне как-то смутно это помнится… Глэдис, будь добра, расскажи им, что я знаю, вернее, знал об этом.

И он указал пальцем на свою голову, покрытую редкими седыми волосиками.

– Что именно вас интересует? – спросила она.

Натан пришел на помощь Кейт, инициативу у которой перехватил было Максвелл:

– Ваш муж финансирует проект «Лазарь»?

– Сейчас нет. Мы очень верили в опыты Гровена и Флетчера, в частности, в восстановление поврежденных цепочек ДНК. Результаты были весьма обнадеживающими, но лаборатории не хватало средств. Нобелевская премия открыла для них кредит, однако время поджимало. Надо было продвигаться быстрей, чтобы излечить болезнь Честера, равно как и Рейгана. Гровену и Флетчеру удалось оживить мышь. Вы представляете?

– Почему же вы прекратили их поддерживать?

– Во время встречи в восемьдесят седьмом году Папа Римский отговорил моего мужа от покровительства проекту, который он считал противоестественным. Мы вышли из пула инвесторов.

Если О'Брайен держал одну руку на кольте, то вторую он держал на Библии.

– Чем Татьяна могла вас шантажировать?

– Не знаю.

– Но что-то должно было быть. Вашу фамилию, замешанную не важно в каком скандале, средства массовой информации раздули бы в дело, которое забрызгало бы грязью Рейгана, даже если бы он не был тесно связан с ним.

– Да, это очевидно.

Она в нерешительности замолчала. Максвелл ее успокоил:

– Разумеется, все, что будет здесь сказано, не предназначено для прессы.

– О! В нашем возрасте мы уже ничем не рискуем. Судебные процедуры куда медленней старости.

– Глэдис, но что же все-таки могло произойти, чтобы простая медсестра поверила, что способна вас шантажировать? – Максвелл произнес это серьезным и доверительным тоном.

– Быть может, это из-за несчастного случая.

– Несчастного случая?

Глэдис похлопала по колену мужа, который совершенно отвлекся от разговора.

– После нашего выхода из проекта мы продолжали поддерживать контакт с Флетчерами. Доктор регулярно получал новости о моем муже. И это от него мы узнали, что произошло.

Она выдержала паузу, но не для того, чтобы усилить напряжение, а чтобы получить согласие мужа, который дал ей знак продолжать.

– Там погиб человек. В октябре тысяча девятьсот девяносто шестого года. Я помню, потому что это произошло перед самым переизбранием Билла Клинтона. Это был доброволец. Семьи у него не было, так что в ту пору подать иск никто не мог, и под давлением пула инвесторов его смерть не получила огласки. Это был серьезный удар по проекту «Лазарь». Для шантажа, к которому могла прибегнуть мисс Мендес, не было оснований. Но вы правы, бросить тень на нас было бы нетрудно.

Татьяна не знала, что О'Брайен к тому времени, когда произошел этот несчастный случай, уже девять лет как не поддерживал проект «Лазарь».

Скрип кресла-качалки задавал ритм потрескиванию поленьев в камине и дрожанию в голосе Глэдис О'Брайен.

– Вы помните, как звали погибшего? – спросил Максвелл.

– Я никогда этого не знала.

– Кто замял дело?

– Начальник полиции Фэрбэнкса.

– Капитан Малланд! – воскликнула Кейт.

– Фамилии я тоже не знала. Но достаточно справиться, кто тогда занимал этот пост.

Миссис О'Брайен вновь встала с кресла, давая понять, что беседа закончена. Но Натан так не считал:

– Как назывался комитет инвесторов?

Вопрос, казалось, удивил ее. Она взглянула на Максвелла и с какой-то странной интонацией ответила ему:

– «США-2». Я думала, вам это известно.

– Откуда мы могли бы это знать?

Снова быстрый взгляд на Максвелла. И снова нелепый ответ:

– Действительно, откуда?

– «США-2» по-прежнему функционирует? – спросил Натан.

– Прошу вас, Лав, – прервал его Максвелл, – мы и так злоупотребили гостеприимством О'Брайенов.

Пожимая руку бывшему советнику президента, Натан не смог удержаться и задал ему последний вопрос:

– Организация Стратегической оборонной инициативы использовала Аляску для слежения за испытаниями советских ракет, да?

– Совершенно точно. Для Пентагона Аляска представляет собой особый регион, стратегически важный для безопасности Соединенных Штатов. А почему вы задали этот вопрос?

– Да просто так.

 

48

В кабинете агента Нутак папки и бумаги обрушились на пол, символизируя падение стены, которую Кейт поначалу возвела между собой и Лавом. В качестве знака доверия, которое установилось между ними. Натан держал в руке кружку с кофе.

Вернувшись из Калифорнии, они ринулись в офис Малланда, где узнали, что начальник полиции Фэрбэнкса с 1990 по 1997 год Питер Макнил погиб в автомобильной аварии во время погони за бандой грабителей. В процессе недолгих поисков в личном архиве покойного удалось обнаружить досье некоего Патрика Колдуина, долгое время бывшего безработным, не имевшего ни семьи, ни родственников, который 21 октября 1996 года замерз неподалеку от госпиталя. Как все, кто боится быть замешанным в политические махинации, Питер Макнил, вопреки указаниям, сохранил сведения о первой жертве Флетчера и Гровена. Разумеется, досье было тонким, но содержало краткую биографию, фото и адрес.

Кейт засучила рукава, чтобы установить прошлое Колдуина, правда, не надеясь сделать потрясающие открытия. Натан же, со своей стороны, твердил, что необходимо поскорее собрать подробную информацию об инвесторах, финансировавших проект «Лазарь», связанных круговой порукой. У «США-2», организации с таким выразительным и демонстративно пугающим названием, вполне могли иметься и другие дела, которые следовало скрывать. Во всяком случае, полномочия Кейт позволяли ей надавить на местную полицию.

Понимая, какая нудная и кропотливая работа ее ожидает, Нутак была дезориентирована отсутствием основательных указаний, а также крахом метода, который она навязывала Натану. Гровен привел лишь к Тэду Уолдону, Флетчер – к Гленну Лофорду, затем к Боуману, Боуман – к Броудену, затем к Шомону, Татьяна – к О'Брайену, затем к Колдуину. Каждая жертва открывала новое дело, прямо или косвенно связанное с проектом «Лазарь».

– Мы движемся по кругу! – жаловалась она.

– Нам ничего не остается, как учиться на своих ошибках.

Для Натана провели расследование по всем жертвам, за исключением одной, которой он заинтересовался с самого начала, но которая с маху была отметена Кейт.

– Дадите вы мне наконец возможность повидаться с Карлой Шомон?

– Она приезжала для идентификации останков мужа, и Уэйнтрауб снова допросил ее.

– И что?

– Карла повторила ему все то же, что она говорила год назад полиции.

– Я могу посмотреть?

Она протянула ему досье, которое он просмотрел по диагонали. Карла Шомон не смогла прилететь на Аляску 24 декабря, чтобы отметить возвращение мужа, так как ее дочка заболела ангиной. Поэтому об исчезновении Этьена она узнала по телефону и провела Рождество во Франции со свекровью, умолчав о дурной новости, чтобы не портить больной дочке праздник. Она ничего не знала о проекте «Лазарь» и была возмущена тем, что тело мужа нашли при таких обстоятельствах…

– Нужных вопросов никто ей не задал, – сделал заключение Натан. – Послушайте, расследование провели по всем жертвам, за исключением подопытного. Мы с вами установили, что Боуман очень плотно интересовался Шомоном. Было бы очень полезно узнать – почему.

– Сожалею, что помешала вам следовать вашей интуиции. Но разве придет в голову, что мишенью может стать труп?

– Этьен Шомон мог быть убит только в лаборатории. Всех остальных можно было ликвидировать где угодно, причем с куда меньшим риском.

– Но он был уже мертв!

– Возможно, убийца этого не знал.

– Шомон описал свои экспедиции в книгах. Вы их читали?

– Просмотрел по диагонали.

– А какой у вас план в отношении Карлы Шомон?

– Влюбиться.

 

49

Натан закрыл английское издание «Последней границы» Этьена Шомона.

Как стать более сильным и могущественным? С самого своего возникновения человек пытался превзойти себя. В последней книге Этьен Шомон составил перечень сниженных возможностей нашего тела и разума. «Мы всего лишь люди», – пишет он. Но в следующей главе он обозначил вехи на пути, который позволил бы индивидууму выйти за пределы предначертанного собственно человеческой природой. Проникнуть в потусторонний мир. Обрести мудрость и могущество Бога.

Величайшие артисты, авантюристы и философы всегда принимали на себя страдания и мучительные испытания своей эволюции, расширения собственного сознания. Натан долго выбирал между этой экстремистской теорией и теорией золотой середины и не-страдания, проповедуемой буддизмом. Наконец, чтобы перевернуть собственное эго и расширить свои пределы, он обратился к дзен-буддизму. Этьен Шомон предпочел дорогу по паковому льду. Аскеза рука об руку со спортивными достижениями. В обоих случаях техника полной изоляции.

«Рубеж человек – это рубеж земного шара», – написал француз.

Натан откинул кресло и воспользовался полумраком в самолете, чтобы подумать над тем, что он только что прочитал.

Шомон исследовал пограничные состояния между жизнью и смертью. И также пытался пересечь демаркационную линию в обоих направлениях. Разумеется, его научные экспедиции не ставили открыто подобные цели. Он не мог испытывать политкорректность своих спонсоров. Одиночество среди зимней стужи на Аляске официально должно было послужить для проверки сопротивляемости тела и разума одиночеству, замкнутости, страху. Результаты этих экспериментов должны были расширить программу подготовки будущих марсианских экспедиций. НАСА финансировала «зимнюю спячку» Шомона. А он несколько раз уже вплотную приблизился к «великому странствию». Не открыл ли он возможность вступить живым в потусторонний мир?

Ребенок приподнял пластиковую шторку, прикрывающую иллюминатор, и луч света упал на Натана, который чуть глубже вжался в кресло.

Как далеко зашел француз и что его остановило? Чтобы узнать это, Боуман попытался оживить его тело, сохранившееся во льду, и снял на видеопленку, которую пока не удалось найти. Поскольку получить эту запись оказалось невозможным, следовало использовать другой метод. Метод Лава состоял в том, чтобы пройти по следам Шомона, сперва проникнуться его личностью, затем рискнуть посетить его вдову, о которой он пока ничего не знал. Автобиографические главки в прочитанных произведениях позволили ему схематически набросать портрет исследователя. В юности Шомону явно не хватало любви. Он научился любить насилие, страдания и сжился с мыслью о смерти. Это развило в нем чрезмерное эго. Натан запомнил из его книги одну фразу, которая подводила итог жизни Шомона:

«Ступив ногой туда, куда не достигнет человеческий взор, ступая по земле, девственной, как чрево Марии, я приближаюсь к первым дням творения и оказываюсь на „ты“ с Богом».

Натан прекратил самоанализ, услыхав, что нужно застегнуть пояса, поднять столики и спинки кресел. Он снова перелистал захваченные с собой книги. Фотографии украшали повествования Шомона, написанные от первого лица. На них был изображен он в окружении сложной аппаратуры и оборудования лагеря, на фоне пустынных ледяных пейзажей. И никакого упоминания о жене, дочке, сотрудниках, спонсорах. Полная отгороженность. Культ личности. Натан заметил, что в конце книги есть две неразрезанные страницы. Он их осторожно разделил и обнаружил благодарности автора. Этьен посвятил другим людям всего одну страницу.

Вдруг по спине Натана пробежали мурашки. В этот миг он понял, что утратил рефлексы ищейки. Как же он раньше не додумался прочесть список тех, кому автор приносит благодарность? Это напечатано черным по белому во многих тысячах экземпляров и никем не замечено из-за небрежности типографа. Этьен Шомон возносил хвалу вере в него издателя, терпению жены, любви дочери, поддержке Владимира Коченка, который спонсировал его с самого начала, сотрудничеству по части логистики Мартину Шенклю из НАСА и бесценным советам своего друга Клайда Боумана, специального агента ФБР.

Этьен Шомон и Клайд Боуман были близкими друзьями.

 

50

Ошеломленный этим новым открытием, ускользнувшим от глаз ФБР, Натан через иллюминатор смотрел на Средиземное море. Так, значит, Клайд целый год разыскивал друга. Обнаружив его замерзшее тело, он, не сказав никому ни слова, на вертолете вывез его, чтобы доверить Флетчеру и Гровену. Но в чем причина такого упорства и таинственности? Быть может, Шомон унес в могилу некий секрет, которым Клайд непременно хотел завладеть?

«Боинг-747» начал снижаться и, казалось, собирался сесть на воду. По левую руку были заснеженные предгорья Альп, домики Канн, набережная Круазетт. Берег приближался все быстрей. Шасси самолета коснулись посадочной полосы аэропорта Ниццы, построенного у самого моря, и лайнер начал стремительное торможение.

В последний раз Натан был здесь в связи с захватом франко-алжирского террориста. И в его памяти Франция запечатлелась запахом кустарника, кухни и дизельного топлива, вкусом анисовки и наигрышами аккордеона.

Он был без багажа и таможню миновал быстро. А когда вышел из здания аэропорта под растрепанные пальмы, у него появилось ощущение, что он в «третьем мире». Впечатление это было вызвано толкучкой и полнейшим отсутствием автомобильного движения. Ни такси, ни автобусов, ни катеров, только огромная растерянная толпа.

В поисках кого-то, кто говорит по-английски, он обратился к бездельничающей служащей у стойки «Герц», и она кратко растолковала ему ситуацию. Водители-дальнобойщики и фермеры объединились и организовали блокаду на дорогах, ведущих к нефтеперегонным заводам. Франция парализована уже десять дней.

– Все наши машины стоят на приколе по всему региону. Нет ни капли бензина в продаже. Так что перед вами выбор: велосипед, ролики или самокат.

– Простите, что?

– Самокат. Сейчас это очень модно. Да посмотрите вон туда.

Она указала на энергичного топ-менеджера при галстуке, который катил на самокате, отталкиваясь ногой в начищенном до блеска ботинке.

Изменение в программе.

Натан решил прежде всего снять номер в отеле. Ему нужно было принять душ и позвонить по телефону. И еще требовался переводчик, поскольку его собственные познания во французском сводились к переводу фамилии: мистер Лав по-французски звучало как «месье Амур». С книгами Шомона под мышкой он пересек Английскую набережную, заполненную пешеходами, и направился к «Новотелю», мимо плакатов с требованием повышения заработной платы, перебранок, шуток пикетчиков. Натан зарегистрировался под собственным именем и попросил портье Франсуа помочь ему со звонками. Сначала он набрал номер Карлы, но ему ответил автоответчик. Тогда он попробовал позвонить Женевьеве Шомон, матери Этьена, которая взяла трубку на втором звонке. Натан принял тактику, соответствующую ситуации и собеседнице, которая отреагировала бы положительней на звонок жандарма, чем американского федерального агента. Жандарм все-таки куда конкретней и достоверней. Стоический и напряженный Франсуа взял трубку и, приняв на себя роль бригадира жандармерии, медленно и добродушно стал переводить то, что ему диктовал Натан:

– Мадам Шомон?.. Национальная жандармерия! Из-за забастовки мы звоним людям вместо того, чтобы их вызывать к нам. Если вы будете добры ответить на несколько вопросов, вам не придется идти к нам пешком… Речь идет о расследовании относительно исчезновения вашего сына…

Франсуа прикрыл ладонью микрофон и сообщил Натану, что его собеседница уже поставлена в известность об обнаружении тела ее сына и о скорой доставке его на родину. Каждый день она плачет над фото Этьена и ждет не дождется, когда сможет помолиться на его могиле. Женевьева поспешила обвинить невестку в убийстве сына, а также в том, что она спуталась с подозрительным русским, даже не выждав положенного срока траура. Натан попросил Франсуа расспросить ее про этого русского. Зовут его Владимир Коченок, он управляет казино в Ницце и живет на Антибском мысу.

– Это примерно двадцать километров… Пешком, – уточнил портье, предварительно поблагодарив Женевьеву за сотрудничество.

Натан взглянул на часы. Составить план. Купание в море, обед в гостинице, недолгий сон, утренняя пробежка до мыса Антиб. Он рассчитывал в девять утра быть у Коченка. Благодаря транспортному параличу можно надеяться застать дома спонсора Этьена или его вдову.

 

51

Влажный воздух зимнего утра проникал во все поры. Натан бежал между морской пеной и асфальтом. Ни одной машины. Все вокруг казалось нереальным. Существовали только воздух, покой и свобода движения.

В Кань-сюр-Мер на бульваре де ла Пляж он услышал за спиной звук автомобильного мотора. Вероятно, кто-то привилегированный, у кого еще имеется бензин. Натан не попытался остановить машину, он предпочитал одинокую пробежку и единение со Средиземным морем, пусть даже оно уже давно утратило первозданную чистоту. При очистке танкеров, откачке балласта всего лишь полтора миллиона тонн мазута ежегодно сбрасывается в это практически закрытое море. И прессу нимало не возмущает, что Средиземное море незаметно поглощает за год эквивалент пятидесяти экологических катастроф.

Гигантский бетонный венок постепенно закрывал горизонт. Марина-Бэй-дез-Анж.

Он добрался до Вильнев-Лубе. Еще несколько километров.

Последний отрезок пути был самым красивым. Он выбрал тропинку, пересекающую полуостров, остановился на песчаном пляже и окунулся в воду, имевшую температуру десять градусов Цельсия. Первые секунды электризовали его вспотевшую кожу. У моря был вкус йода и канализации. Он вышел из воды и обсушился, выполняя ката под заинтригованными взглядами трех пожилых дам, прервавших прогулку, чтобы ничего не упустить из этого необычного зрелища.

Натан оделся. Без десяти девять. Он направился к домам. И углубился в аллею между обширными участками, защищенными металлическими решетками, каменными заборами и системами сигнализации. Во владениях Коченка имелся к тому же охранник, заточённый в сторожке. Едва Натан нажал на звонок, как цербер в отличном костюме вылез из своей будки и что-то пролаял из-за ворот. В его арсенал входил пистолет, оттопыривавший пиджак на боку, а также несколько английских слов. Натан назвался. Коченок отсутствовал, Карла Шомон была здесь. Страж поговорил по рации, прежде чем предложить Натану проследовать с ним до крыльца, где лакей не столь бандитского вида попросил его подождать в холле, пока он предупредит мадам Шомон о его приходе.

Дом был монументальный и роскошный с явным воздействием палладианской архитектуры. Его огромная площадь позволяла смягчить хрустальное журчание фонтана, далекие звуки кораблей и даже громкость телевизора. Натан рискнул дойти до открытой двери салона. Над спинкой гигантского дивана виднелись взлохмаченные белокурые волосы девочки. В одной руке она держала бутерброд с «Нутеллой», в другой – пульт управления телевизором. Взглядом она вперилась в видеоклип, где дрыгалась визгливая растерзанная певичка. Носик зрительницы был в веснушках, губы измазаны ореховой пастой. Он узнал в ней ту девочку, которая предстала в его видении, когда он в лаборатории в Фэрбэнксе лег на операционный стол, заменив Этьена. Видимо, это была Леа Шомон, его дочка.

– Вы из ФБР?

Голос за спиной звучал чуть приглушенно, а в английском чувствовался итальянский акцент. Натан обернулся и увидел женщину лет тридцати, для безутешной вдовы ее красота была чересчур броской. К признакам траура можно было с известной натяжкой отнести лишь черные глаза и волосы. Он тщательно обдумал слова, чтобы представление прозвучало убедительно.

– Меня зовут Натан Лав. Я сотрудничаю с ФБР над расследованием убийства в госпитале Фэрбэнкса, где был обнаружен труп вашего мужа.

– Я все уже сказала вашим коллегам, когда была на Аляске.

– Вы говорили с полицейскими, это не мои коллеги. И потом, они задавали вам совсем не те вопросы.

– Мой муж был уже мертв, когда произошло это убийство. Ученые без чести и совести надругались над его трупом. Это подло, и их смерть принесла мне облегчение. Тело моего мужа скоро сможет обрести покой, и я не хотела бы затрагивать эту тему. Потребовался целый год, чтобы отыскать Этьена. И теперь я хотела бы перевернуть страницу.

Нужно было обязательно поддеть ее на крючок, заставить почувствовать, что ей невыгодно выпроводить его. Для этого следовало воспользоваться серьезными, но в то же время и самыми простыми средствами. Метод кнута и пряника. Боуман и Коченок. Он решил намекнуть ей, будто ФБР ведет расследование, касающееся русского. С другой стороны, она должна была воспринять его как провиденциальную личность, как человека, способного многое открыть.

– Присутствие Этьена в той лаборатории вполне обоснованно, поскольку лаборатория связана с некими близкими ему людьми, которые находились там же или в отдалении.

Она отвела взгляд, поджала пурпурные губы, чуть отступила и скрестила на груди руки в оборонительной позе.

– И чем я могу быть вам полезна?

– Вы, наверно, собрались выйти?

На ней были длинная юбка, белая блузка, строгого покроя пиджак и лодочки. Длинные волосы уложены с помощью геля и заколок. Опьяняющий аромат духов распространялся при каждом ее движении, макияж был очень сдержанным.

– У меня встреча в Ницце без пятнадцати десять.

– С кем?

– Вас это не касается.

– Вы поедете на машине?

– У моего друга пять автомобилей и запас бензина. Мы можем пережить забастовку, не ограничивая себя.

– Что связывает вас с Коченком?

– Я вам уже только что сказала: он – мой друг.

– А также ваш работодатель.

– Да.

– Могу я сопровождать вас?

– До Ниццы?

– Я только что в самолете пересек Соединенные Штаты и Атлантический океан, а конец пути, чтобы повидаться с вами, проделал пешком.

– Значит, это важно.

– Я должен кое-что у вас узнать о вашем муже, а взамен могу кое-что о нем рассказать.

Она в сомнении задумалась, раздраженно взглянула на часы.

– Если у вас немного вопросов, я смогу уделить вам десять минут. Не больше. Я не могу позволить себе опоздать на эту встречу.

– Ваш гинеколог все равно опоздает.

– Откуда вы узнали?

– Если принять во внимание хаос, царящий в городе, только любовник или врач способны вынудить женщину рискнуть выйти из дома. На мой взгляд, вы не выглядите серьезно больной, да и одеты вы не так, как оделись бы, если бы отправлялись к любовнику. Так что остается только гинеколог.

– Ваша проницательность поражает меня.

– Я регулярно сопровождал жену в начале беременности.

От этого невольно нахлынувшего воспоминания желудок пронзила боль.

– Только в начале? – удивилась Карла.

– Она умерла до родов.

– Примите мои соболезнования.

Она была тронута. Невольно он выиграл очко.

– Полагаю, что у вас иной повод для визита к гинекологу, – сказал он.

– Я же сказала, что это личное дело.

– Я посижу в приемной. Пока вы будете ждать свою очередь, мы сможем поговорить.

– Вы невероятный тип!

– Точно так же, как то, что я вам сказал.

Карла снова глянула на часы. Несколько смущенная.

– Что ж, тем хуже. Я отменю визит.

– Не хочу вас пугать, но если запоздать с лечением гонореи, это может привести к бесплодию.

– Ч-ч-что?

– После вашего возвращения из круиза на яхте Коченка вы срочно записались к вашему гинекологу, который согласился принять вас, хотя забастовка спутала его календарь. Так что у вас проблема. Инкубационный период сифилиса три недели. Инкубационный период гонореи несколько дней. Основываясь на этих подсчетах, я понял, что вы подхватили болезнь на яхте. Следовательно, это гонорея.

– Вы ясновидящий или медик?

– Ни то, ни другое. Просто вольный стрелок. Ну так что, едем? Время поджимает.

Совершенно сбитая с толку, Карла поискала свою сумку и позвала дочку, начав монолог на французском, прерываемый горестными стенаниями. В конце концов лицо Леи прояснилось. Она попрощалась с Натаном улыбкой, оттененной «Нутеллой», и, радостная, вернулась в салон.

– Леа, моя дочка. Она хотела поехать со мной, чтобы потом, после приема, пройтись по магазинам.

– Почему вы ее отговорили?

– Вы понимаете по-французски?

– Нет, но у вашей дочки очень выразительная мимика.

– Я собиралась сделать ей сюрприз и купить подарки, которые у меня не было случая подарить ей на Рождество.

– И как вышли из этого положения? Что-нибудь солгали?

– Ложь – это оружие слабых. Особенно в семье. К счастью, оказалось достаточно предложения пригласить подружку, чтобы посмотреть вместе кино. Понимаете, в жизни у меня обычно нет необходимости в помощи адвокатов. Но моя дочь – единственное существо, которое иногда вынуждает меня пожалеть, что у меня нет собственного адвоката.

– Кстати, о семье, я имел возможность поговорить по телефону через переводчика с вашей свекровью. Она не слишком сердечно относится к вам.

– Это потому, что из-за меня она стала свекровью.

– Она-то мне и сообщила, что у вас весьма тесная связь с Владимиром Коченком.

– Я не думаю, что это в какой-то мере касается полиции и поможет продвинуть ваше расследование. Не очень-то доверяйте наговорам Женевьевы. Она всюду потихоньку нашептывает, что Этьен погиб по моей вине, что, если бы я сумела его удержать, он остался бы жив…

– Вы опоздаете, – прервал ее Натан.

– Да, да, пошли.

Она дала наставления гувернантке и дочери, после чего пригласила Натана пройти с ней к гаражу. Карла отключила сигнализацию на «ягуаре», стоящем между «рейнджровером» и «астон-мартином».

Она села за руль, приподнявшаяся юбка открыла пару потрясающе стройных ног. Восхищение, которое мог испытывать ее врач, выслушивая ее, вероятно, было подобно тому, которое испытывал механик гаража, потирающий руки над капотом «феррари».

– Вы плавали? – спросила она, помахав рукой охраннику.

– А что, заметно?

– Чувствуется. От вас пахнет морской водой. Я тоже люблю купаться зимой в море. Это очень очищает.

Вот у них и появилось что-то общее.

 

52

Карла без всяких затруднений припарковала машину на пустынной авеню.

– Просто мечта, – заметила она. – Свободная парковка, нет очередей в кассы магазинов, продавщицы к вашим услугам, и все это в праздники… Народу полно только у моего гинеколога. Дети спешат явиться в этот враждебный мир…

Когда она говорила, жонглируя словами, то в этом участвовали ее руки, волосы, плечи. Натан уже мог обрисовать ее характер. Карла любила общество, терпеть не могла заниматься чем-либо в одиночестве, даже если речь шла о пустяковых занятиях. Не поэтому ли ему так легко удалось навязаться ей в попутчики?

Прием у доктора Альгара задерживался на сорок пять минут. Холл клиники наводнила масса пациенток, которые соорганизовались, чтобы помочь друг другу добраться. Оттого и произошел некоторый сбой. Натан оказался здесь единственным мужчиной. Он ощущал дурноту и стеснение в этих стенах с выцветшими обоями. Элегантные женщины, чьи тела, облаченные в дорогие костюмы, были готовы к тяжелому испытанию, дожидались, когда настанет их черед обнажить самые сокровенные органы и утратить часть своей тайны.

– Месье Лав, что вы хотите узнать от меня? – усевшись, прошептала Карла.

– Вам что-нибудь говорит имя Клайд Боуман?

– Нет. Федеральный агент, который допрашивал меня в Фэрбэнксе, задал мне этот же вопрос. Это один из четверых убитых?

– Клайд Боуман был агентом ФБР. И еще он был другом вашего мужа. Это имя указано в конце его последней книги.

– Этьен был знаком со множеством людей в Штатах, которые помогали ему в его экспедициях. Сотрудники НАСА, ученые, проводники… Но я редко с ними встречалась. Я участвовала лишь в подготовке материалов экспедиций и выслушивала рассказы о его подвигах. Строго между нами, я пропускала их мимо ушей.

Натану было трудно представить Карлу, пропускающую мимо ушей чьи-то рассказы.

– Кстати, в последнее время я все реже и реже сопровождала его в поездках за границу, – добавила она.

– Надо было заниматься воспитанием дочки.

– Да, именно.

– Но вы сопровождали его на Аляску?

– Да. По правде сказать, я надеялась отговорить его отказаться от этой экспедиции.

– Почему?

– Мне она казалась чересчур опасной.

– Ему следовало послушаться вас.

– Этьен слушал только себя.

– И что вы делали, когда он оказался за полярным кругом?

– Возвратилась во Францию. Леа надо было в школу, и я не могла три месяца дожидаться мужа на Аляске.

– Когда вы вернулись туда?

– После того, как узнала, что он пропал.

– Не раньше?

– Я предполагала встретить его двадцать четвертого декабря после завершения экспедиции, но Леа заболела. И нам пришлось отказаться от зарезервированных билетов. Так что пришлось, несмотря ни на что, встречать Рождество в Ницце с больной дочкой, сварливой свекровью, с кретином деверем и его женой, столь же напыщенной, сколь и глупой.

– А что вы подразумеваете под «несмотря ни на что»?

– Несмотря на исчезновение Этьена.

– Вы скрыли дурную весть от своих родственников?

– Я не хотела портить Рождество девочке, которой и без того было плохо, ни утешать свекровь, сообщив ей, что Этьен не вышел в точку встречи. Когда Леа поправилась, я полетела, чтобы принять участие в поисках. Во Францию я вернулась через три недели. Я не могла слишком долго оставлять Леа на свекровь.

– Вы не любите Женевьеву?

– Да.

– А Этьена любили?

– Это вас не касается!

Эти слова привлекли внимание притихшей приемной, и взгляды пациенток обратились к Карле. Невозмутимый Натан тихо продолжил разговор:

– Легче признаться в нелюбви, чем в любви, не так ли?

– Вы начинаете мне надоедать.

– Понятно.

– Разумеется, я любила Этьена. К чему задавать такой вопрос?

– Густота тени, которую отбрасывают сосны, зависит от света луны.

– Что?

– В мире все противоречиво и обладает скрытым ликом, который нельзя постичь одной только мыслью.

– Скрывать тут нечего. Я выбрала Этьена за интеллект и любила его, потому что он любил Леа.

Комплекс красоты перед интеллектом.

Пациентки входили в кабинет и выходили, сообщая определенный ритм приемной, которая не пустела, и Натан уже не скрывал, что хотел бы побольше узнать о Карле. Она рассказала, что встретила Этьена в семнадцать лет, будучи беременной от итальянца, который сбежал от ответственности. Суровая католическая семья выгнала ее из дома, и она из сицилийской деревни отправилась с ребенком в утробе и парой джинсов в чемодане во Францию. Эффектная внешность открыла перед ней двери заведений, где ценят только физическую привлекательность. Она попала в казино в Монако. И там она познакомилась с Этьеном, подав ему на подносе бокал шампанского, предназначенный удержать его у стола для игры в блэк-джек. Но улыбка той, что поднесла шампанское, оказалась куда сильней, чем тяга к игре. Этьен предпочел бросить свои жетоны на ресторанный стол, за которым сидел с Карлой. Околдованный, он расстался с одиночеством, чтобы ухаживать за девушкой. Пребывая в тени матери и друга Владимира, он редко бывал в обществе. Карла озарила жизнь Этьена. К несчастью, первая встреча с Женевьевой Шомон закончилась катастрофой, что определило их дальнейшие отношения.

– Мать Этьена увидела, что ее любимец, тридцатилетний сын, связался с семнадцатилетней иностранкой, беременной неизвестно от кого, выгнанной собственной семьей, без гроша за душой и вдобавок католичкой, что окончательно уязвило ее протестантскую нетерпимость.

– Неужели между католиками и протестантами такая пропасть? – удивился Натан.

– Эта пропасть пролегла через всю историю Ирландии. На прошлой неделе в Дублине протестанты распяли католика. И знаете что? Они привинтили его винтами, чтобы его не смогли снять с креста. Даже палачи Иисуса до такого не додумались.

– А как Этьен реагировал на отношение матери к вам?

– То был один из редких случаев, когда он игнорировал ее мнение.

Доктор Альгар появился в дверях кабинета и произнес фамилию Карлы. Она мгновенно прервала разговор и устремилась в резиновые руки врача.

После полудня она вышла из кабинета.

– Ваш диагноз был верен, – произнесла она.

Натан предложил сделать небольшой перерыв и пообедать.

После остановки у аптеки Карла повезла его в портовый ресторан, находившийся на вершине скалистого утеса, с берегом его соединяли сходни. Они заказали по ниццкому салату с анчоусами, графинчик воды и колу.

– Ваш метод работы весьма необычен, – сказала Карла, глотая антибиотики.

– Вот как?

– Вы допрашиваете свидетелей совсем не так, как в полиции. Это расходится с официальной манерой – следователь в кабинете задает точно выверенные вопросы, а в углу сидит человечек, который стучит на машинке.

– Самое интересное в профессии следователя, впрочем, и врача тоже, вот это право проникать во внутренний мир людей.

– Вы забыли священников.

– К ним все меньше и меньше доверия.

– Вы точно из ФБР?

– Я всего лишь сотрудничаю с ФБР. Они обращаются ко мне, когда необходимы мои особые познания.

– А что именно?

Он кратко описал свои способности определять психологические свойства, Путь тактики, воинские искусства, дзен…

– Ух ты! Вас нужно опасаться! – воскликнула она.

– Да, если у вас есть что скрывать.

– Думаю, я вам многое уже рассказала, да? Не пора ли нам обменяться информацией. Кажется, вам известно что-то о моем муже, чего я не знаю.

– В течение года Клайд Боуман посвящал свое свободное время поискам Этьена. Я не знаю, что, кроме их дружбы, заставляло его заниматься этим. Клайд нашел тело Этьена, тайно перевез его в лабораторию госпиталя в Фэрбэнксе. Тело вашего мужа не было повреждено, и, кажется, его пытались воскресить, какой бы сюрреалистической ни казалась эта гипотеза.

– Воскресить? Как Лазаря?

– Именно. Этот эксперимент был частью программы, которая носит это имя. Проект «Лазарь» дал определенные результаты с несколькими добровольцами. Клайд Боуман пытался заставить Этьена говорить на операционном столе. Все это он снял на видео, но пленка исчезла.

К столу подошел официант и осведомился, закончили ли они. Никто из них не обратил на него внимания. Натан готовился к финальному залпу.

– Что за тайну унес с собой Этьен, тайну, которую Боуман пытался вырвать у него из замогильной тьмы? Кто уничтожил всех, кто работал в лаборатории, и похитил данные проекта «Лазарь»? Кто сейчас владеет видеокассетой Боумана? Вот вопросы, на которые мне необходимо ответить с вашей помощью.

У потрясенной Карлы вилка замерла в воздухе.

– Простите, что я выложил вам все, не надев белые перчатки, но я должен понять, известно ли вам кое о чем.

– О чем же?

– Сейчас я убежден, что вы мне рассказали не все.

Карла выпучила глаза, ее лицо, обращенное к Натану, выражало безграничное изумление. Он автоматически ответил на вопрос, который в этот момент возник в ее мозгу:

– Просто-напросто потому, что вы мне поверили.

 

53

Они дошли до машины, не обменявшись ни словом. После откровений Лава у Карлы пропало настроение совершать поход по магазинам. Выезжая с паркинга, она не уступила дороги неожиданно откуда-то взявшейся машине водопроводчика, и та бампером помяла крыло «ягуара». Мастер в весьма грубых выражениях объяснил, что устроить столкновение в этих условиях – это уже чересчур. Видя спокойствие Карлы и безразличие пассажира, он усмирил свой гнев. Сцена закончилась полюбовной договоренностью. Натан пересел за руль и поехал в направлении мыса Антиб. Карла наконец решила прервать молчание.

– Нет, – произнесла она.

Она прикрыла ладонью его руку, чтобы дать понять, что это относится к маршруту, который он выбрал.

– Поедемте ко мне, – объяснила она.

– Я туда и везу вас.

– Нет. Я имею в виду мою квартиру.

Она направила его в центр Ниццы по улице, перпендикулярной авеню Жан-Медсен. Они поднялись на четвертый этаж буржуазного дома на лифте, облицованном деревом, узком, тряском, и вошли в прохладу трехкомнатной квартиры, в которой две недели никто не жил. Карла села к телефону, позвонила дочке, чтобы убедиться, что у нее все в порядке, потом принялась слушать автоответчик. Подружка Леа устраивала «пицца-видео-пати», Марк приглашал Карлу на боулинг, Режи предлагала показать ей новый ресторан в старой Ницце, Женевьева Шомон сообщала ей о телефонном звонке из полиции. Карла выключила автоответчик и повернулась к Натану.

– Ваша свекровь? – осведомился он.

– Да.

– Не беспокойтесь, она уже все про вас рассказала.

Карла, сжав кулаки, стукнула по комоду, чтобы разрядить ярость. Избавившись от негативных волн, она включила автоответчик и вставила в него кассету другой стороной.

– Вернувшись с рождественских каникул, я помимо звонков из полиции обнаружила следующее сообщение.

Она включила перемотку и пустила запись. Говорили на английском:

«Здравствуйте, мадам Шомон. Я Эндрю Смит из полиции Анкориджа. Вы не знаете меня, но я вас немножко знаю. Я уже год занимаюсь следствием по делу об исчезновении вашего мужа. Я только что узнал, что с вами не удалось связаться, чтобы сообщить, что его тело наконец-то найдено. На всякий случай я шлю вам это сообщение. Я переслал его также в казино, где вам передадут его после вашего возвращения. Обстоятельства смерти вашего мужа пока что не ясны, но я встретил федерального агента, который работает над этим и который, похоже, знает чуть больше. Он не назвал мне свое имя. И тем не менее я могу сообщить вам номер его мобильного телефона. Позвоните ему, мне кажется, что ему можно доверять и что в этой сфере он один из лучших…»

Сообщив номер телефона, Смит выразил свои соболезнования вдове на звуковом фоне, смахивающем на шум аэропорта.

Карла остановила пленку и направилась в кухню. Ничего удивительного, что она с таким доверием приняла его. Смит его порекомендовал. И ему представились смехотворными мелкие хитрости, предпринятые им, чтобы внедриться к ней. Карла вернулась со стаканом воды.

– Это все, что я могу вам предложить.

– Нет ничего лучше, чтобы утолить жажду.

– Этот Смит посоветовал мне выслушать вас. Я должна поверить тому, что вы мне рассказали, не так ли?

– Да.

– В таком случае прекратите расставлять свои ловушки, чтобы составить представление обо мне, и будьте откровенны. Ваша история с воскрешением – блеф или нет?

– Не знаю.

– Вы верите в то, что человека можно воскресить?

– Солнце не верит в ночь.

– Мне на это плевать.

– Я ни во что не верю.

– Значит, вы несете вздор?

– Пустота всякой вещи. Вы спрашиваете мое личное мнение, я вам его сказал, хотя оно может быть не принято во внимание в отчете по этому расследованию.

– Тогда скажите, что принимается во внимание.

– Почему вы не позвонили мне, прочитав это сообщение?

– Ваш телефон не отвечал.

Ну да, Натан в это время был в Маниле, мобильник Боумана он с собой не взял.

– Коченок не переслал вам послание Смита?

– Мы были в море на яхте.

– У него был мобильный и радиостанция на борту. Вам не кажется, что послание Смита, оставленное в казино, было слишком важным, чтобы его проигнорировать?

– Что вы пытаетесь мне внушить?

– Вы встречаетесь с человеком, который вам лжет.

– Пожалуйста, не вмешивайтесь в мою личную жизнь.

Карла посмотрела на фотографию Этьена, стоящую на буфете, затем перевела взгляд на кресло, в котором сидел Натан, и не обнаружила его там. Она оглядела комнату, прислушалась, но он, похоже, испарился. Карла окликнула его, проверила, заперта ли входная дверь, и, уже уверившись, что осталась одна, вдруг почувствовала, что за спиной кто-то есть. Натан стоял так близко к ней, что мог почувствовать аромат ее духов, смешанный с запахом антисептиков из кабинета доктора Альгара.

– В какую игру вы играете? Вы меня напугали!

– Спасибо за воду, – сказал он и вернул ей стакан.

Она инстинктивно отодвинулась, чтобы нарушить некую интимность дистанции в затемненном углу.

– Вас что, интересует Владимир? – осведомилась она.

– Нужно быть совершенно бесчувственным, чтобы, находясь рядом с вами, интересоваться кем-то другим.

Натан прошел в центр комнаты и оттуда начал атаку:

– Коченок спонсирует экспедицию Этьена, отправляет его на край света, соблазняет его жену, скрывает информацию, пришедшую из полиции, а кроме того, французская политическая полиция, Интерпол, ФБР и КГБ коллекционируют на него досье.

– Какие еще досье?

– А вы разве не знаете, что он глава русской мафии?

Карла побледнела, а следующие слова Натана ее просто нокаутировали.

– Ваш муж был убит дважды. Год назад во время научного эксперимента без единого свидетеля и несколько дней назад, когда агент Боуман пытался вырвать из небытия имя его убийцы. И тут существует вероятность, что мы имеем дело с одним и тем же преступником. Со всемогущим, вездесущим, прекрасно информированным, заинтересованным, безжалостным убийцей.

 

54

Лав надавил на нее, быть может, излишне сильно. Но ему было необходимо вывести Карлу из равновесия, чтобы прозондировать, что у нее кроется внутри, а главное, что в голове. Пока что она стоически воспринимала сенсационные новости, как опытный боксер удары на ринге. А Натан продолжал словесную атаку:

– Этьен был препятствием, мешавшим Коченку завладеть вами. Толкнув его на смерть, Коченок получил вас. Я никогда не высказал бы этого утверждения, если бы не встретился с вами. Вы красивы, молоды, умны, и он влюбился в вас, можно сказать, с первого взгляда. Вы стоите больше, чем все состояние Коченка.

– Вам это вложила в голову моя свекровь или кто-то другой? Не было никакой нужды толкать Этьена на смерть. Напротив! Он сам погубил себя, переоценив свою способность противостоять климату Аляски. Виновник этого мороз.

– Мороз всего лишь орудие преступления.

– Если человек тонет, это вовсе не значит, что его убили. Этьен сам прыгнул в воду, по собственной воле.

– А если кто-то барахтается в воде и ему не собираются протягивать руку, как вы это называете?

– Но когда пропал Этьен, Владимир был во Франции.

– У Коченка длинные руки. Немало его соотечественников живет на Аляске. Он состоит в мафии и финансировал экспедицию. И тут возникает много совпадений.

– Я больше не желаю это обсуждать. Я хочу вернуться.

Захваченный своими выводами, следовавшими один из другого, как матрешки, Натан понял, что зашел слишком далеко и притом поспешил. Все же у его обвинительной речи против Коченка было одно достоинство: у Карлы возникли сомнения.

Натан и Карла вышли из дома. Она предложила подвезти его в отель. Но он попросил доставить его в казино. Ему обязательно нужно было поговорить с Коченком. К сожалению, тот только что отправился домой.

– Надеюсь, я достоин того, чтобы вновь сопровождать вас на мыс Антиб? – спросил Натан, не слишком надеясь на согласие.

– Есть еще одна вещь, о которой, кажется, вам никто не говорил, – сказала Карла.

Она пошла на некоторые уступки, чтобы защитить Коченка. Вполне естественное поведение для человека, который надеется, что удастся восстановить кое-какие истины. Она сообщила, что Этьен был мишенью весьма серьезных угроз. К нему обращались с анонимными призывами прекратить борьбу против охотников и браконьеров, угрожая в противном случае отомстить. Жандармерия ограничилась тем, что зарегистрировала жалобу. Попытки запугать лишь возбуждали Этьена, и он все чаще отправлялся на Аляску. У него отсутствовали сдерживающие центры. Его борьба с браконьерами уже граничила с террором.

– Количество врагов у Этьена на Аляске и в Канаде с каждым разом увеличивалось. Мне кажется, там найдется немало подозреваемых.

– Каковы были его последние акции?

– Он прежде всего преследовал трапперов, в особенности тех, кто отстреливает все подряд. Этьен метил главным образом в важных персон, приезжающих издалека, чтобы приобрести экземпляры животных, находящихся под охраной. У моего мужа был отвратительный характер, но следует признать, он не рассчитывал, что политики станут ему помогать. Он считал, что ничего не изменится, если политически корректно гладить по шерстке.

– Вы думаете, что Этьен мог быть убит во время экспедиции авторами анонимных угроз?

– Во всяком случае, они уже были там, готовые встретить его.

– Зачем же он отправился именно туда?

– Этьен питал настоящую любовь к Аляске. Это одна из самых крупных неосвоенных территорий планеты, где фауна невероятно разнообразна. В особенности на Арктическом побережье…

– Именно там он и исчез.

– Совершенно верно. Вы не представляете, какое там безмолвие. Несмотря на нефтепровод, пересекающий штат с севера на юг, большая часть территории находится под защитой государства. Но подземные залежи нефти у многих вызывают аппетит. Транснациональные компании постепенно отщипывают кусочки от государственного арктического заповедника, в то время как крупные шишки платят за нелегальные сафари, желая подстрелить с вертолета белого медведя или поохотиться с пулеметом на карибу.

– Кажется, вы поддерживаете борьбу вашего мужа.

– Если вы живете с террористом, то либо перенимаете его идеи, либо бросаете его.

Карла затормозила перед переходом, пропуская поток пешеходов, бросающих завистливые взгляды на ее автомобиль.

– У вас есть догадки о том, кто эти шишки, на которых вы только что намекали?

– Люди, с которыми боролся Этьен, вращаются в высших сферах. Это политики, банкиры, нефтяные магнаты, президенты и генеральные директора транснациональных компаний, эмиры, миллиардеры из шоу-бизнеса… Вам тоже следовало бы заинтересоваться кое-какими конгрессменами, особенно теми, кто ратует за проект бурения в национальном заповеднике в зоне тысяча два.

– У вас есть фамилии?

– Но эти люди на виду.

– А почему вы не поставили в известность полицию?

– Потому что до сих пор я не знала, что Этьен был убит.

 

55

В «Новостях» по радио сообщили о загрязнении моря нефтью в Испании, о двух взорвавших себя террористах-смертниках в Израиле, о двух взрывах в Ираке и рождении клонированного младенца. Карла переключилась с «Радио Ривьера» на «Радио Ностальжи». Мишель Полнарефф пел: «Мы все отправимся в рай».

– Как вы думаете, им в этой чертовой лаборатории удалось оживить Этьена?

– Задай вы мне этот вопрос несколько лет назад, я ответил бы «нет». Но сейчас какая-то крошечная секта сумела клонировать человека, да и наука не стоит на месте.

– Приехали, – с явным опасением сообщила Карла.

Перед «ягуаром», почти израсходовавшим весь бензин, медленно отворились ворота приморской виллы. По выражению лица охранника Натан понял, что Коченок возвратился в свои пенаты с «Калашниковым» вместо букета цветов. Русский узнал о поездке Карлы в компании федерального агента, и ротозеям из персонала досталось по полной программе.

– Завтра я лечу в Нью-Йорк, – сообщил Натан, как только машина остановилась. – Рейс «Дельта эйрлайн» в восемнадцать тридцать.

Информация прозвучала, и Натан убедился, что Карла ее отметила и запомнила.

Вылезая из автомобиля, он почувствовал, что ступает на заминированную территорию. Дверца машины еще не успела захлопнуться, как перед ними вырос владелец дома в окружении двух амбалов в костюмах, и лицо его отнюдь не выражало гостеприимства. Перед визитером встал классический выбор: столкновение или отступление. Первый вариант был куда легче. Натан уже определил, где у этой троицы оружие. При первом же проявлении враждебности он смог бы тремя ударами уложить их на землю. При втором варианте следовало быстро поблагодарить Карлу за сотрудничество, задать несколько чисто формальных вопросов Коченку и покинуть эту компанию. В обоих случаях ему грозил резкий и бесповоротный разрыв с вдовой Этьена, чего ему вовсе не хотелось. И тогда он остановился на третьем варианте, менее удобном, но зато позволяющем укрепить их отношения, даже если вначале все, вероятно, пойдет совсем не так. Сообщение о завтрашнем отлете в Нью-Йорк в восемнадцать тридцать было частью плана.

Первые слова, с которыми Коченок обратился на скверном английском к Натану, звучали так:

– Какого хрена ты раскатываешь в моей машине с моей женщиной?

У Коченка было хорошо развито чувство собственности.

– Мне нужно было задать мадам Шомон несколько вопросов по поводу смерти ее мужа.

– Она уже слетала для этого на Аляску. Кто ты такой, чтобы допрашивать мою семью и раскатывать в моей тачке?

– Я работаю на ФБР.

– Я, как только узнал, что ты вертишься вокруг Карлы, проверил. Твоя фамилия в списках ФБР не значится.

– Как это вы узнали?

– У меня есть связи, мудак.

Оскорбление сопровождалось сильным ударом в плечо. Тон разговора опасно повышался. Вмешалась Карла, она говорила по-французски, Натану было сложно читать по лицам. Гориллы не отлипали от своего босса, подстерегая попытку контратаки со стороны американца. Карла пыталась урезонить Коченка, сообщив ему, что смерть ее мужа могла быть не случайной.

– Заткнись, Карла! Ты зациклилась на смерти Этьена. Это длится уже целый год! Но теперь, когда он покоится в гробу, пора подумать о будущем.

Сбитая с толку, она перевела последние слова Владимира Натану. И теперь ему предстояло завершить эту бессмысленную дискуссию.

– Прошлое не уничтожишь с помощью хрустального шара, – сообщил он русскому.

Коченок под настороженными взглядами двух горилл, готовых ринуться в бой, схватил его за воротник. На английском, бедном по части семантики, но богатом на ругательства и оскорбления, смутно рифмующиеся с англо-саксонским духом, он злобно завопил:

– Если ты, сучий потрох, еще раз подойдешь к Карле, я уничтожу тебя и без твоего сраного хрустального шара! Усек, говноед?

Он разжал руки и с презрением оттолкнул Натана. Тот ни на сантиметр не сдвинулся с места, ухватившись за блейзер мафиози.

– Усек. Позвольте в таком случае мне удалиться и попрощаться с вами. Как вы это делаете в своей стране пьяниц? Вот так?

Натан взасос поцеловал его в губы, точь-в-точь как Брежнев. Оба телохранителя приподняли его, подхватив подмышки. Коченок, даже не вытерев губы, сложившиеся от энергичного засоса домиком, врезал ему прямым в челюсть. По-прежнему пребывая «на воздусях», Натан получил мощный удар в желудок, дополненный апперкотом, который, казалось, раскроил ему череп. Глаза его застлала туманная пелена. И когда его швырнули, до него смутно донеслись протестующие крики Карлы. Он приземлился на пустом шоссе, точно мешок с мусором.

Когда он немножко пришел в себя, над ним навис радиатор «роллс-ройса». Пара надраенных до блеска туфель стояла в луже крови, что вытекла у него изо рта. Человек с весьма благопристойным лицом, в шоферской фуражке на голове, обратился к нему по-французски. Натан пробормотал несколько английских слов и снова погрузился в беспамятство.

 

56

Потолок – обыкновенно первое, что человек видит, когда просыпается. Потолок над Натаном являл собой фреску, представляющую собой гигантскую оргию. Обнаженные тела, сплетенные между собой, парили в воздухе. Стоило приоткрыть глаза, боль разламывала ему правый висок. На обоях с позолотой плясали тонкие тени. Огромные окна затянуты карминными шторами. Медленно открылась дверь. Шумное дыхание долетело до кровати, на которую уложили Натана. Широкая и чудовищно морщинистая физиономия пустила слюну на простыни. В глубоких, широко расставленных глазницах горели маленькие глазки.

– Мордок!

Уродливое существо исчезло. Натан приподнялся на локте, не в силах уразуметь, на какой планете он оказался. Возле кровати стояла элегантная старая дама. Говорила она на непонятном языке. С огромным трудом сев, Натан обнаружил, что уродливое существо замерло у ног своей хозяйки. Это оказался пес с морщинистой шкурой. Шарпей.

– Я полагаю, вы говорите только по-английски, – произнесла незнакомка на языке Шекспира с акцентом Солженицына.

– Нет, я говорю еще на испанском, японском, китайском, а также на языке навахо.

– Какая экзотика!

– В моих венах течет экзотическая кровь.

– Это заметно, и вам это идет, хотя кровоподтеки несколько портят ваше красивое лицо.

– Спасибо, но…

– Не благодарите, к вашей смешанной крови я не имею никакого отношения.

– Где я?

– У меня. Вчера вечером я подобрала вас на дороге. Точнее, мой шофер. Я вызвала врача, который назначил вам анальгетики. Всю ночь вы проспали. Сейчас восемь утра. Как вы себя чувствуете?

– Болит желудок и голова.

– Доктор Пуаре прописал вам лекарства.

– А позвольте узнать, кому я навязал свое обременительное присутствие?

– Я – графиня Саския Натавская. Я – полька. И ваше присутствие отнюдь не обременительно, совсем наоборот. После смерти мужа я живу в одиночестве. Неотвратимая судьба пожилых людей, которым остается флиртовать лишь с призраками. Мордок составляет мне компанию так же, как несколько слуг. Так что когда на моем пути оказался раненый молодой человек, я рискнула принять его под свой кров.

Натан хотел встать, но обнаружил, что он голый.

– Вашу одежду сейчас гладят. Жоэль принесет вам ее.

Натан взглянул на шарпея.

– Мордок – собака-философ, – сказала графиня. – Ему неведомы ни агрессивность, ни подхалимство.

Немножко успокоившись, Натан поднял взгляд к потолку. Графиня, словно она постановила объяснять все, что привлекает его внимание, сообщила:

– Скверная имитация «Страшного суда». Итальянский художник, которого я наняла скопировать плафон Сикстинской капеллы, оказался отнюдь не Микеланджело. Более того, он жулик. Федерико Дамиани. Я решительно не рекомендую его вам.

Внимательно приглядевшись, можно было рассмотреть ангелов, дующих в трубы среди проклятых и праведных, голых, как червяки.

– Великие художники планеты куда лучше воспользовались посланием Иисуса, чем Новый Завет, – сказала графиня.

– Сила изображения.

– Их даже иногда подвергали цензуре. Известно ли вам, что после запрета Тридентского собора представлять человеческие тела с неприкрытыми срамными частями в местах отправления религиозного культа обнаженные фигуры на фреске Микеланджело были деликатно прикрыты? Кстати сказать, за это взялся один из его учеников, Даниеле да Вольтерра, которого прозвали Большой гульфик. Понимаете, я попыталась вернуться к истокам. Попыталась создать на этом потолке себе дверь на небо в надежде, что я окажусь среди избранных.

Общее для всех религий представление о рае – это пространство за гранью жизни. Натан не смог удержаться, чтобы не возразить ей, быть может, в благодарность за приют и заботу:

– Рай, он здесь и сейчас. Не где-то там и не потом.

Саския сощурилась и инквизиторским взором посмотрела на него.

– Вы слышите море? – спросил ее Натан.

Тишина, царящая в доме, и отсутствие уличного движения позволяли уловить мягкий откат средиземноморского прибоя. Натан понял, что он по-прежнему находится на мысе Антиб.

– Да, я слышу его каждый день.

– Вот и отлично. Рядом с вами находится путь, ведущий к просветлению. И он гораздо доступнее, чем ваш потолок.

У него не оказалось времени объяснить ей теорию взаимопроникновения всех вещей и всех живых существ, так как в дверь постучался мажордом. Он вручил Натану чистую одежду, и тот оделся под жадным и благовоспитанным взглядом Саскии Натавской. Она предложила ему последовать за ней по запутанным меандрам дворца периода Бель Эпок с барочными декорациями, недоступного для дневного света и больше смахивающего на замок с привидениями, чем на роскошную приморскую виллу. Канделябры со свечами усиливали темноту по углам. Паркет скрипел при каждом шаге. Они уселись в столовой за стол гигантских размеров, уставленный столь же обильно, как буфет в курортном клубе. Завтракали они вдвоем. Графиня вспоминала свою бурную жизнь в Польше и отъезд во Францию. Он в основном слушал. После смерти мужа Саския целиком отдалась искусству и католической религии, тратя свое состояние на тех, кто привлекал ее талантом, если не чем-то другим. Однако графиня, несмотря на горячую веру, не скрывала, что заманивает к себе на ложе эфебов весьма ограниченных дарований. Противоречивая смесь утонченности, культуры, религиозности и греха делала эту семидесятилетнюю женщину притягательной, харизматичной, обаятельной. Она щедро выплескивала свое обаяние на Натана, добычу, которую она страстно желала и которую надеялась купить. Как большинство людей, она не знала, что на свете есть иные пути, на которых добиться любви гораздо проще, чем с помощью денег.

– Вы немало путешествовали, знаете ли вы Польшу?

– Очень плохо.

Натан глянул на часы. Придет ли Карла на встречу с ним в восемнадцать тридцать? Хотя было страшно мало шансов, что она полетит с ним в Соединенные Штаты, он все-таки таил крохотную надежду. Небольшая мизансцена, в которой он исполнил роль жертвы, – будет ли этого достаточно, чтобы открыть ей глаза на темные стороны Владимира Коченка?

– Предполагаю, вы не намерены мне рассказать про вчерашнее нападение на вас, – с сожалением промолвила графиня.

– Ради вашей безопасности вам лучше даже не знать о моем существовании.

– Было бы трудно проигнорировать ваше пребывание здесь, озарившее это зимнее утро.

Позавтракав яичницей с беконом, сдобным хлебом и экзотическими фруктами, Натан отставил стул и встал.

– Я бесконечно благодарен вам, но вынужден вас покинуть.

– Я в отчаянии, что не могу отвезти вас. Бензобак моего «роллса» пуст. Последние капли бензины мы потратили на то, чтобы доставить доктора Пуаре домой.

Лгала ли она, чтобы оставить его у себя, или говорила правду? Да какое это имело значение. Он подошел к ней, взял руку в кольцах с бриллиантами и поцеловал.

– Спасибо за все, Саския.

Она тоже встала, держась за его руку.

– Это я должна благодарить вас, молодой безымянный незнакомец, за то, что вы провели эту ночь у старой дамы.

Она коснулась сухими пальцами опухшей щеки Натана и поцеловала его в губы. Сохраняя вкус ее тонких губ, пахнущих индийским чаем, американец добрался до тропинки, идущей по берегу моря. Через шесть часов ему нужно было быть в аэропорту.

 

57

Лав распрямил позвоночник, поставил на место подбородок с ссадиной после апперкота Коченка, потер затылок, в котором засела боль, и сфокусировал взгляд в трех метрах перед собой. Локти раздвинуты, предплечья горизонтальны, плечи отставлены назад, правая нога впереди. Глубокий вдох через нос, руки прижаты к грудной кости, сам он уперся ногой в землю, словно намереваясь оставить на ней отпечаток. Правый бок весь чувствует контакт с землей от кончика большого пальца ноги до головы – этакая наэлектризованная масса, разряжающая слишком высокое напряжение. Левый бок остается мягким, расслабленным. В конце выдоха Натан ненадолго задержал дыхание, чтобы все тело расслабилось. Вдох произошел автоматически. На следующем выдохе он поставил вторую ногу.

Так он шел в направлении Ниццы, перемежая напряжение с расслаблением, словно тигр в джунглях. Он не видел людей, удивлявшихся его странной походке. Он осознавал, как морской воздух входит в нос, в легкие. Мысли одна за другой, без остановки сменяли друг друга, словно черные тучи, гонимые ветром. Он подчинялся расширению и сжатию своего тела, не пытаясь изменить ритм, не стараясь контролировать его. Его тело и рассудок достигли единства, обретя полноту силы и сопротивляемости.

 

58

По Национальному шоссе № 7 ехали только одноместные безмоторные транспортные средства – роллеры, велосипеды, скейты. Натан шел по обочине мимо торговых зон, складов мебели, одежды. Кулисы Лазурного Берега были обезображены крупными торговыми фирмами и неизбежными магазинами уцененных товаров, ряды которых тянулись вдоль железной дороги. Услышав звук автомобильного мотора, он обернулся и поднял палец, надеясь остановить «рейнджровер». Однако автомобиль рванул в его сторону со скоростью, которая не позволила бы ему затормозить до того, как он собьет Натана. Блестящее крыло машины почти коснулось его в тот миг, когда он бросился на решетку ограды и вскарабкался со стремительностью шимпанзе. Под градом автоматных пуль Натан мгновенно отпустил ее. Вряд ли бы он уцелел, если бы не использовал Путь тактики. Собрав всю свою энергию, он из глубин живота издал низкий крик. Сообразовался с возникшим ритмом, не выпуская из поля зрения «рейнджровер», который задним ходом вновь двинулся на него, и бросился в контрнаступление в тот момент, когда затемненные стекла опустились и в окнах показались две бандитских рожи с двумя АК-47. Он ринулся к ним и сквозь дождь отстрелянных гильз вспрыгнул на капот, а с него на крышу «ровера». Стрелки в окнах изогнулись, пытаясь разглядеть Натана и взять его под перекрестный огонь. Один из них попал под очередь напарника, которая прошила ему лицо. Стоя на крыше машины, Натан ухватился за горячий ствол «Калашникова» второго убийцы, сидевшего на заднем сиденье. Он вырвал оружие, издав воинственный крик, словно величайший из самураев, доведись ему извлечь меч Эскалибур из камня. Это движение он сопроводил ударом ноги и почувствовал, как под его каблуком раскалывается череп врага, словно кокосовый орех, и автомат остается у него в руках. Потеряв от резкого рывка равновесие, он трансформировал свое падение в кувырок и шлепнулся на багажник автомобиля как раз напротив запасного колеса. Натан жал на гашетку автомата, пока тот не разрядился, несколько раз ударил прикладом по заднему стеклу, которое брызнуло осколками, обломками металла, кусками плоти и кровью. «Рейнджровер» затормозил, и это свидетельствовало, что водитель только что тоже испустил дух. Натан узнал в нем одного из головорезов Коченка. Выбросив из салона три трупа, Натан тронулся с места. Руль был в ошметках мозга, ветровое стекло отсутствовало. Свидетели боя лежали ничком у дороги.

Натан поехал к аэропорту, приклеив скотчем акселератор к панели, и тут заметил метрах в двухстах впереди вспышку выстрела. Он едва успел пригнуться. Снаряд базуки скользнул по капоту, пролетел через салон, не встретив препятствия, и продолжил полет до обувного супермаркета, который взорвался грохотом разлетающихся обломков рифленого железа.

«Рейнджровер» не замедлил хода. Выпрямившись, Натан увидел, что несется прямиком на довольно высокое ограждение железнодорожной будки. В облаках рыжей глины и герани машина переехала через железную дорогу, спрыгнула на крышу находившегося ниже ресторана, приземлилась среди столиков на террасе, которая, к счастью, оказалась пустой, и пересекла дорогу, проложенную вдоль берега моря. Мотор продолжал работать. Натан нажал на педаль газа. «Ровер» отреагировал вяло, он катил вперед со звуком, напоминающим старинный паровоз. Слева показался ипподром Кань-сюр-Мер. Натан выскочил из дымящегося автомобиля у самого бегового поля и бросился бежать к Вильнев-Лубе. До отлета его самолета оставалось еще целых три часа.

 

59

Почему устроена такая облава? Натан опознал одного из подручных Коченка. Этот «рейнджровер» стоял в гараже его виллы. Русский хотел любой ценой воспрепятствовать ему добраться до аэропорта. Вероятно, он привык оттеснять соперников, что вертелись рядом с Карлой, но сдержанно, без стрельбы из базуки и автоматных очередей. Может, он позволил себе такую дерзость из-за забастовки, парализовавшей город, словно ввели комендантский час? Почему он не убил его раньше, когда у него была для этого возможность? Вероятно, за это время Карла выложила ему обвинения, высказанные Натаном в его адрес.

Натан дошел до середины моста Наполеона III на въезде в Ниццу и обнаружил автомобиль, стоящий на тротуаре. Даже не пытаясь удостовериться, имеет ли он дело с нервными головорезами Коченка, Натан резко развернулся и спустился на берег Вар. Река была неглубокая, с несильным течением. Часть ее можно было пройти вброд. Обнаружив растущий бамбук, он выломал себе трубку, чтобы с обеих сторон не было перегородок, и ступил в воду. Шел он бесшумно, ступая по камням или кучкам гальки, используя мост как прикрытие. Иногда вода доходила до коленей. Река текла с Альп, и потому вода была холодная. На другом берегу взлетно-посадочные полосы аэродрома шли к морю. Аэробус готовился вот-вот взлететь. Через два часа взлетит его самолет.

Плеск пуль по воде он услышал раньше выстрелов. Получалось, пули летели быстрее звука. Ударяясь о воду, они поднимали брызги. Тот, для кого Натан был мишенью, перелез через перила моста и одной рукой держался за них. Поза у него была крайне неудобная, и потому он промазал.

Натан нырнул и появился на поверхности только через четверть часа на другом берегу в устье реки Вар. Он с открытыми глазами тихонько плыл по течению под тонким слоем воды, защищавшим его от взоров врагов, держа во рту конец бамбуковой трубки, через которую дышал. Он вылез из реки мокрый, застывший, дополз до ограды почтовой сортировки. Служащие бастовали, здание было почти пустое. Натан продвигался по методу ниндзя, перелез через ограду, быстро зашагал вдоль стенки, держа башмаки в руках, чтобы мокрые подошвы не хлюпали. Трое забастовщиков, напялив на себя почтовые мешки, писали на них свои требования и не заметили, как он пробрался внутрь здания, сообщающегося с аэропортом.

– Эй вы, что вы тут делаете?

Натан повернулся к почтовому служащему, стоящему на пороге своего кабинета. Он не понял ни слова из того, что сказал ему почтарь, хотя догадывался о смысле. Зато он отметил, что француз примерно того же сложения, что и он, правда, живот побольше, ну и ростом сантиметров на десять пониже. Не смущаясь, он пошел вперед, говоря по-английски и стараясь улыбаться. Он взял служащего за плечо и втолкнул в комнату, из которой тот только что вышел. В ней было пусто и пахло застоявшимся табачным дымом. Когда дверь захлопнулась, почтарь качнулся и упал на каменный пол, больно ударившись затылком.

Спустя несколько минут Натан вышел, одетый в рубашку, пахнущую табачным дымом и потом, куцый костюм, мятый плащ, карманы которого оттопыривали связка ключей и грязные носовые платки. К счастью, у почтовика, которого Натан оставил в одном нижнем белье, размер ноги был такой же, как у него.

До терминала № 1 он дошел без всяких помех, никто его не остановил. Натан зарегистрировал билет с открытой датой на регулярный рейс компании «Дельта эйрлайн» Ницца–Нью-Йорк. Убирая полученный посадочный талон, он почувствовал пьянящий запах духов. Это пахло явно не от представительницы авиакомпании. Позади него стояла Карла с дорожной сумкой, а рядом с ней была Леа.

– Эк вы вырядились, – насмешливо бросила она.

– У меня всегда были трудности с подбором одежды.

– Вчера вечером я так испугалась за вас.

– Вчера вечером это были пустяки. Сегодня утром мистер К. и его приспешники пытались меня ликвидировать. Что вы рассказали ему, что он пришел в такую ярость?

– Я повторила ему все, что вы мне сообщили. Мне необходимо было знать, как себя вести. Его реакция оказалась ужаснее, чем я могла предположить.

– По этой причине вы и пришли?

– Я не пришла. Я ухожу.

– Со мной.

– С вашего разрешения. Потому что, решившись бежать, я ставлю под угрозу вашу жизнь. Мистер К., как вы говорите, еще не знает, что я собрала чемодан, но как только узнает, перевернет небо и землю, чтобы вернуть меня.

– Я на это и рассчитываю. Здесь я не могу ему противостоять. Но если вы полетите со мной, он последует за вами на мою собственную территорию.

– Я полечу с вами не для того, чтобы вы поймали его в западню, а чтобы помочь вам обнаружить то, что кроется за смертью Этьена. Я хочу раз и навсегда положить конец этой истории.

Они подошли к стойке, чтобы купить два билета на этот же рейс. Натан попросил, чтобы места у них были в первом классе рядом с ним. Карла расплатилась, достав пачку банкнот, которую она бесстрашно позаимствовала у Коченка.

– Вы не хотите зарезервировать обратный билет?

– Нет. «Ягуар» я оставила на стоянке длительного хранения.

– А Леа? Она пропустит школу?

– Некоторые пропускают занятия и не по таким серьезным причинам.

– А меня это ни капельки не беспокоит, – сообщила девочка на хорошем английском, что свидетельствовало о том, что она немало времени проводит заграницей.

Они прошли на посадку. Самолет был наполовину пуст. Усиливающиеся террористические акты не лучшим образом сказывались на делах авиакомпаний. Натан настоял на том, чтобы сесть рядом с Карлой. Он надеялся во время полета услышать от Карлы какие-нибудь подробности. Леа устроилась впереди и извлекла из своей сумки плейер, блокнот, авторучку и пачку жевательной резинки.

– Мама, я забыла щетку для волос, – обернувшись, сказала она.

– Катастрофа.

– Очень смешно.

– Надо сказать, что собирались мы наспех, – сообщила Карла.

– А тот, кого вы называете мистер К., это Владимир, да?

Явно сообразительная девочка. Можно было перестать говорить обиняками.

– А вы правда из ФБР? – спросила она у Натана, хотя и не получила ответа на предыдущий вопрос.

– Я работаю с ними.

– Вы арестуете Влада?

– Месье Лав сперва проведет расследование, – сказала Карла.

Леа застегнула пояс и распаковала наушники, которые принесла ей стюардесса.

– Не беспокойтесь, она обожает путешествовать, – сказала Карла. – Достаточно ей сесть в самолет, и она уже наверху блаженства.

– Тогда ей надо было бы пойти к нам на стажировку.

– Только, пожалуйста, не рассказывайте ей ваши ужасы.

Когда «Боинг-747» набрал крейсерскую скорость на высоте десяти километров и Леа с ушами, полными музыки, и ртом, полным жевательной резинки, закуталась в плед, Натан наклонился к Карле и попросил:

– Расскажите мне об Этьене.

– Читайте его книги.

– Меня интересует потаенная сторона его личности.

– Нет никакой потаенной стороны. Его жизнь ограничивалась научными экспедициями, цель которых – превзойти себя. Ему было все равно, откуда он пришел и кем был. Значение имело лишь то, куда он отправляется. И каждый раз это должно быть еще дальше, еще холоднее, еще более одиноко, еще ближе к смерти. Этьен отрицал явность существования.

– Травмированное детство?

– Юность без любви, насмешки одноклассников, наказания отца, который регулярно бил его, безразличие женщин – все это возбуждало в нем потребность добиться уважения к себе. Планку он поднял чрезвычайно высоко. Слишком высоко.

– А что вас привлекло в нем?

– На меня произвел большое впечатление этот интровертный искатель приключений, образованный и следующий собственным желаниям, который выбрал экстрим в качестве психотерапии. Мы поженились незадолго до рождения Леа. Но очень скоро Этьен показал, что не способен жить в лоне семьи. Зов далеких пространств был для него пением сирен. Он боялся стать узником семьи и обыденности. Знаете, что он однажды мне сказал?

– Что вас он любит меньше, чем себя.

– «Когда ступишь на девственные земли, коснешься смерти и Божьей десницы, трудно возвращаться домой». А мне трудно было вытерпеть это. Этьен превратился в этакого наркомана, привыкшего к сильным впечатлениям. Его возвращения не приносили радости. Я от этого страдала. Леа тоже начала страдать. Но, несмотря ни на что, я любила мужа.

– А Владимир?

– Что – Владимир?

– Что вас соблазнило в нем?

– Мы встретились с ним у Мирей Дюма.

– У кого?

– Да не важно… С Владимиром не было ничего оригинального. Как большинство женщин, я уступила упорному и опытному соблазнителю. После того как пропал мой муж, он утешал меня, заботился о Леа, предложил мне работу в своем казино.

– Вы не знали, что он вкладывает свои наркорубли на Ривьере, отмывая деньги, которые поступают к нему от славянской мафии?

– Для меня Влад руководил казино и финансировал экспедиции моего мужа.

– Ну и ухаживал за вами.

– Его ухаживания продолжались целый год. Владимир красив, богат, предупредителен, и с Леа они прекрасно понимают друг друга. Чего ради изображать из себя недотрогу? Из-за тени Этьена? Из уважения к свекрови, которую я всегда терпеть не могла? Чтобы закончить жизнь в одиночестве и испортить будущее Леа? Вы считаете, что я доступная женщина?

Он посмотрел на нее, пытаясь найти какой-нибудь убедительный ответ.

– Нет, просто слишком доверчивая.

Ничего другого ему не пришло в голову. Он был так же неловок, как Этьен, когда тот впервые встретил Карлу. Именно в этот момент Натан понял, что влюбляется в нее. Это составляло часть его миссии. Встать на место Этьена Шомона, влюбившись в его вдову. Его почти нетронутое сердце коварно возобладало над исключительно напряженным умом. Натан Лав в очередной раз играл с чувствами.

 

60

Кейт выпила уже десятый кофе за вечер и поставила чашку на первую страницу «Фэрбэнкс дейли ньюс», посвященную убийствам в Мемориальном госпитале. При этом газета потратила больше типографской краски на догадки о содержании проекта «Лазарь», чем на идентификацию убийств. Ученые и философы выступают с комментариями при отсутствии заявлений тех, кто занимается следствием. Журналисты восполняют их молчание, играя роль детективов. Один из них объявил в газете, что ФБР, использовав лингвистов, чтобы раскрыть угрозу террористов с Ближнего Востока, на сей раз призвало к сотрудничеству религиозных деятелей, исследователей и даже якобы эксперта по паранормальным явлениям.

Время шло к полуночи. Дело «Лазарь» отгоняло сон от век Кейт. Последним событием было исчезновение Алексии Гровен. Об этом в полицию сообщила ее домоправительница. Капитан Малланд немедленно переслал информацию об этом Уэйнтраубу. Агент Нутак была поставлена в известность только через два дня. Она сразу же заподозрила Уолдона, тем более что и альбинос тоже исчез. В «Правильном баре» никто не знал, куда он делся. Последний раз Кейт видела Уолдона в тот вечер, когда они вместе с Натаном с пристрастием допрашивали его. Она заставила его подписать показания, в которых он признавался в преследовании Алексии Гровен, а также в нападении на саму Кейт. Эскимоска пригрозила пустить в ход его признание, если еще раз услышит о нем. Получается, что это были пустые хлопоты, поскольку Уолдон, по всей видимости, похитил вдову.

Кейт отправилась заново допросить Сандру Флетчер. Но та отстранилась от всего, что касалось профессиональной деятельности и внебрачных связей покойного супруга. Она обитала в ирреальном мире богатых, где ценностями были благотворительная общественная деятельность, светская жизнь, христианская религия и вечеринки в саду. О мире, где ставят эксперименты на людях, о мире гомосексуальных отношений там предпочитали не говорить.

Параллельно полиция обнаружила три новых трупа бездомных, которые были подопытными докторов Гровена и Флетчера. Один врезался в тяжелый грузовик на снегоходе, украденном в Норт-Поле, второй сгорел на севере Фэрбэнкса, а третий был убит работником бензозаправки, который утверждал, что действовал в пределах необходимой обороны.

Уэйнтрауб, сидя в своем бюро в Анкоридже, постепенно усиливал давление на Нутак. Он требовал результатов и жаловался, что получает только сведения о трупах и исчезновениях. Пост эскимоски напоминал катапультирующееся кресло, которое он с наслаждением бы побыстрее включил. Дерек Уэйнтрауб рассчитывал заставить ее дорого заплатить за вмешательство Лава и Максвелла, которое позволило ей снова оказаться в седле.

Кейт захлопнула досье, откинулась на спинку кресла и запустила пальцы в волосы. Чем там занимается во Франции Лав, если все главное происходит здесь, на Аляске. Почему он так настаивал на встрече с Карлой Шомон, собираясь, как он говорил, влюбиться в нее? Что за игру он ведет? У Кейт не было никаких известий от него и никаких возможностей установить контакт. Она быстро наклонилась к клавиатуре компьютера и вошла в Интернет. Напечатала «синто» на линейке поиска, и тут зазвонил ее мобильник. Кейт подскочила от неожиданности, так как несколько часов в кабинете царила тишина. В трубке она услышала музыку.

Это был Брэд и «Queens of the Stone Age».

Музыкант вернулся на Аляску два дня назад. После проведенных в Ванкувере праздников он делил свое время между постелью своей музы и подготовкой будущего альбома группы «Муктук». Уменьшив звук, он сообщил, что только что дописал одну мелодию. И еще он беспокоится, что она до сих пор не вернулась.

– Так ты начинаешь беспокоиться обо мне в полночь? – возмутилась она.

В трубке послышалось дыхание, вне всяких сомнений пахнущее табаком.

– Мне очень жаль, мой пингвинчик, но когда я сочиняю музыку, я витаю над землей и уж тем более не слежу за временем.

Пока он извинялся, она продолжала набирать, потом щелкнула мышкой, и на экране постепенно стал появляться сайт секты.

– Это значит, что ты никогда не думаешь обо мне, – сделала она вывод.

– А ты когда-нибудь написала мне любовное письмо на своем компьютере?

– Куда уж мне, ведь я не вылезаю из порносайтов! – насмешливо заметила она.

«Добро пожаловать на священный сайт», – загорелись на экране золотые буквы шрифта тигеррет. Первая страница представляла собой храмовый портик, дверь в синтоистский храм являла собой границу между сакральным пространством и мирским.

– Когда ты возвращаешься?

– Скоро, а иначе завтра утром проснусь с отпечатавшейся на лбу клавиатурой компьютера.

– Наверно, вместо твоей квартиры мне стоило бы приехать к тебе в кабинет.

Она щелкнула по портику. Появилась цитата: «Чтобы быть святым, надо иметь большое влияние на реальную жизнь». Эта фраза вселила в нее надежду на то, что удастся побудить Лава снова вернуться к расследованию, не уточняя, откуда она ее выловила. Она перешла на содержание. Довольно скудное. Можно было выбирать из четырех иконок. Японский флаг приглашал побольше узнать про синто, или Путь богов. Меч предлагал список террористических акций в защиту ками, священных духов, присутствующих в любом природном элементе. Амулет давал доступ к ритуалам. Наконец, череп мерцал рядом с надписью «Смертоносные исследования».

– Тебе не удастся сочинить ни одной песни в этом борделе, – ответила она.

– Меня не место вдохновляет, а ты.

Она щелкнула по черепу.

– А может ли коп вдохновить музыканта?

– Да, и я спрашиваю себя: почему?

– Может быть, потому, что я плохой коп.

– Или потому, что я плохой музыкант.

Кейт стала просматривать каталог фотографий. К каждой из них прилагалась дополнительная информация и цена за устранение. Список открывали Флетчер и Гровен – по триста тысяч долларов за ликвидацию каждого. Среди прочих персон, зачастую известных по средствам массовой информации, но тем не менее символических, Тетсуо Манга Дзо поместил чародеев клонирования: сто тысяч долларов за смерть профессора Завоса, который безумствовал в своей акушерской клинике в Кентукки; столько же за профессора Антинори, который вовсю старался в Италии; семьдесят тысяч долларов за ликвидацию Раеля и тридцать тысяч за его сотрудницу Брижитт Буаселье, президента организации «Клонэйд», которая занималась экспериментами по воспроизводящему клонированию с матерями-носительницами в лабораториях США и Южной Кореи. Кейт заметила, что черный список недавно пополнился новым персонажем. Лицо ей показалось знакомым, а цена за уничтожение была поднята до семисот тысяч долларов!

– Извини меня, Брэд, я тебе перезвоню, – торопливо пробормотала она и сразу же прервала связь.

В подписи под фото был дан адрес в штате Вашингтон, а также имя и фамилия: Натан Лав. Он был представлен как опасный психопат, который, воздействуя на свои жертвы, как психологический вампир, клонирует их личности.

 

61

Из сна ее вырвал какой-то буравящий звук, свербевший в ушах. Кейт стала шарить левой рукой, пока звук не прекратился. Это звонил телефон.

– Пожалуйста, подождите секундочку, – пробормотала она в темноту и зажгла ночную лампу.

Она открыла глаз и увидела реальность, материализовавшуюся в образе ее спальни. Она лежала на кровати рядом со спящим Брэдом, который даже не пошевелился. Слух музыканта не должен воспринимать посторонние звуки. Кейт схватила телефон и открыла второй глаз.

– Алло! Кто это?

– Я вас разбудил?

– Натан, наконец-то!

Она тут же села, уподобившись восклицательному знаку, который она обозначила голосом в конце только что произнесенной фразы. Мозг ее теперь функционировал на все сто процентов.

– Откуда вы звоните?

– Из Сиэтла. Я сейчас в квартире Боумана.

– Который час?

– Э… Да, действительно, мне нужно было бы немножко подождать, прежде чем позвонить вам. С этим перелетом, сменой часовых поясов я утратил ощущение времени.

– Что вы делаете в Сиэтле? Вы нужны мне здесь.

Она сообщила ему о новых фактах в расследовании, о трех найденных бомжах, исчезновении Алексии Гровен и Тэда Уолдона. Он ей рассказал, что Шомон и Боуман были знакомы, о своих приключениях во Франции и о своих подозрениях относительно Коченка. И в конце сказал ей, что Карла с дочкой сейчас находятся с ним.

– Натан, что за план у вас?

Он пытался соединить вместе оба направления расследования, пролить свет на таинственную связь между Шомоном и Боуманом, поочередно примеряя на себя их личности, пока не раздастся щелчок. Ключ к тайне был где-то здесь. Кейт согласилась с этим без всякого воодушевления. Прежде чем приехать к Кейт в Фэрбэнкс, Натан хотел еще некоторое время побыть в квартире Клайда. Максвелл распорядился навести чистоту в кухне, разобрать духовку и снять печати. Вскоре Натан собирался отправиться в такую же экспедицию, что Этьен, чтобы пережить его последние часы. Возможно, существует какое-то указание, укрытое под снегом, которое Боуману не удалось обнаружить. Карла поможет ему восстановить обстоятельства.

– Вы совсем сошли с ума, – заявила Кейт. – Максвелл в курсе?

– Он готов на все, лишь бы добиться ясности в этом деле.

– Есть еще один важный момент, о котором я должна вам рассказать.

– О чем именно?

– За вашу голову на сайте Тетсуо Манга Дзо назначена награда. Там помещено ваше фото и ваш адрес.

– И во сколько меня оценили?

– За вашу ликвидацию обещано семьсот тысяч долларов.

– Выходит, я стою дороже лауреата Нобелевской премии.

– Не смейтесь. Сейчас все эти подонки сидят в Интернете. Особенно после того, как следствие объединили. А тех, кто живет еще в каменном веке, оповестят масс-медиа.

Наступившее молчание дало понять Кейт, что ей наконец удалось пробить брешь в обороне собеседника. Отныне все охотники за вознаграждением, равно как и давние враги Натана, в любой момент могут появиться у него.

 

62

Выключив мобильник, Натан стер с лица обеспокоенное выражение. Он проверил, заперта ли входная дверь, заряжен ли «глок» Боумана, после чего пошел в комнату, где обосновались Карла и Леа.

– А можно мне посмотреть фильм? – спросила Леа, обнаружив видеотеку.

– Не сейчас, дорогая, слишком поздно, – сказала ей мать.

– Вам нельзя оставаться здесь, – объявил Натан.

– Почему? – удивилась Карла.

– Это слишком опасно.

– Я приехала сюда, чтобы рядом с вами установить истину. Полностью сознавая и риск, которому я подвергаюсь, и жертвы, которые я готова принести. Я пролетела десять тысяч километров не для того, чтобы запереться в гостинице.

– А Леа?

– Какое вам дело до этого?

Натан не обратил внимания на ее внезапно изменившийся тон.

– Я только что говорил по телефону с ФБР.

– И что из того? Разве вы не хвастались тем, что вы независимы?

Выражалась она очень четко, используя точные слова, несмотря на охвативший ее гнев, подчеркивая произнесенные фразы широкими жестами, которые завершались звоном ее браслетов.

– За мою голову теми, кого я преследую, назначена награда, – объяснил Натан. – Со мной теперь опасно общаться.

– Если за этим стоит Владимир, нам с Леа ничего не грозит.

– Я не хочу, чтобы вы были рядом со мной.

– А кто вам поможет подготовить экспедицию на Аляску?

– Я не прошу вас ни вернуться во Францию, ни спрятаться в шкафу, нужно всего лишь укрыться в убежище. Я не могу гарантировать вашу безопасность.

– И вы мне это говорите только сейчас?

– Я только сейчас получил эту информацию.

– Стоило оставлять Владимира, чтобы последовать за бездарным детективом, который бздит при малейшей угрозе. Если ты трусливый мудак, надо менять профессию.

Ее словарь вдруг стал очень смахивать на словарь Коченка.

– Вы таким же образом разговаривали и с Этьеном?

– А вы, вы сделали хотя бы одну женщину счастливой?

Пощечина заставила ее пошатнуться. Удар был до того молниеносным, что ни она, ни Леа ничего не заметили. Карла обрела равновесие, ухватившись за дверной наличник. Леа, не понимающая, что случилось, вскрикнула.

Натан пожалел о своей несдержанности еще прежде, чем начало покалывать руку. Он стал жертвой мгновенного восприятия без участия мысли, без всякой концепции и рациональной интерпретации, что устраняло любой промежуток между импульсом и реакцией. Обычно такая стремительность проявлялась у него при противостоянии с противником, готовым атаковать. Но не в этот раз. Войдя в роль Этьена Шомона, он частично перенял его неистовость. Чувства, испытываемые к Карле, экспедиция, которую он готовился совершить пешком, и теперь вот эта пощечина. Карла выглядела подавленной. Леа уцепилась за ее руку. С сокрушенным видом Натан извинился и подытожил:

– Произошедшее подтверждает, что нам необходимо расстаться.

Он повернулся и пошел.

Карла окликнула его:

– Можно мы останемся здесь хотя бы до утра, не боясь оскорблений? Сейчас два часа ночи, и я не представляю, как искать отель.

– Да.

Он устроился на диване в салоне. Как во всякой западной гостиной, мебель была расставлена так, что отовсюду взгляд устремлялся на телевизор. Натан глядел на темный экран и прокручивал на нем отрывки из фильма о своей жизни. Детство в Аризоне. Поступление в академию. Встреча с Мелани. Похороны. Он не сумел защитить ее от Слая Берга. И сейчас он боялся, что то же самое может повториться с Карлой и ее дочкой.

Он встал, чтобы взять в кухне пива. На месте духовки была грязная дыра. В холодильнике нашлась бутылка «Будвайзера». Натан хотел покинуть шкуру Шомона и вновь облечься в шкуру Боумана. Снова начать пить пиво и размышлять, сидя в кресле. Не хватало сигарет. Он опустошил бутылку. Перелет через несколько часовых поясов наконец подействовал на него: голова закружилась. Нетвердой походкой он добрел до кровати Клайда, разделся, сунул пистолет под подушку и заснул, слушая, как плещет душ, под которым моется Карла.

 

63

Неясная тень проникла в его бесформенный сон, в котором смешались воспоминания и предчувствия. Он устроил пикник на ледяном припае с Мелани, взрезанный живот которой открывал внутренности, и тут увидел подошедшую Карлу в футболке с глубоким вырезом и в трусиках. Он схватил ее за руку, чтобы усадить рядом, и, только когда она воспротивилась, понял, что она не из сна. Карла вскрикнула, и сразу же исчезли лед, Мелани, закуски. Он увидел испуганное лицо итальянки.

– Я… Вы меня напугали, – пролепетала она.

– Что вам нужно в этой комнате?

– Я услыхала какой-то шум на площадке, голоса… А поскольку вы сказали, что из-за вас нам грозит…

Натан не стал дожидаться, когда она закончит фразу, и направился к двери, сжимая в руке пистолет. Он выскочил на площадку и увидел перед собой пару, ссорящуюся возле соседней квартиры. Женщина рылась в сумке в поисках ключей, мужчина ругал ее за легкомыслие и ветреность. Когда они обернулись к Натану, на их лицах было написано недоумение и смятение. Однако Натан успел спрятать оружие за спину. Держа обеими руками «глок», он вдруг понял, что стоит полностью голый. Смутившись, он стремительно вернулся в квартиру под вопросительным взглядом Карлы.

Он пошел надеть брюки и футболку и вернулся.

– Это соседи, а не убийцы, – сказал он.

– Вы уверены?

– Если бы они хотели прикончить меня, то не упустили бы столь удачную возможность, которая им подвернулась.

– Простите, что зря вас разбудила.

– Напротив, вы правильно поступили. Можете спокойно идти спать.

Она продолжала стоять.

– Что-нибудь еще?

– Не-ет…

– Тогда чего вы здесь стоите и ждете?

– Вы стали какой-то… странный.

– Просто я сейчас меняю кожу.

– Что?

Он вздохнул, подобно Клайду, когда тому приходилось подчиняться супруге. Он предложил Карле выпить чаю или кофе. Она выбрала чай. Натан зажег в гостиной маленькую лампу и пригласил Карлу сесть на пол перед журнальным столиком и сосредоточился на том, что ему предстояло сделать. Он прошел в кухню, поставил кипятиться воду, потом принес две чашки, чайную ложку, сахарницу с песком, пакетик заварки, пустой заварной чайник и поставил все это на столик. Его движения были спокойными, точными, уверенными, неторопливыми. Он приготовил пакетик чаю и снял с огня чайник с кипятком, прежде чем тот засвистел. Кипяток полился в заварной чайник, и оттуда стал подниматься душистый пар. Пока чай настаивался, не было произнесено ни слова. Особая атмосфера, созданная Натаном, смесь мягкости и спокойствия, распространялась вокруг. Рассеянный свет как бы объединял их безмолвное уединение, и Карла не решалась нарушить тишину ни словом, ни жестом. Сосредоточенная, она не позволяла возникнуть ни одной новой мысли. Натан смотрел на нее, как эстет созерцает скульптуру Микеланджело. Затем он разлил чай, в чашку Карлы добавил две ложки сахара, бесшумно размешал, положил ложку на столик и предложил оценить вкус чая, который родится у нее во рту, и следить за тем, как горячая жидкость с языка последует в горло, затем по пищеводу в желудок.

После первого глотка у Карлы возникло ощущение, что это лучший в мире чай. Она очень долго молчала и теперь, не удержавшись, высказала свою оценку.

– Питье чая по методу дзен активирует мозг, – объяснил Натан.

– И также раскрывает способности ясновидения. Как вы узнали, что я пью чай с двумя ложками сахара?

– Увидел это в самолете.

– Вы наблюдательны.

– Внимателен.

Она пила чай, стараясь не отвлекаться. Через десять секунд она абстрагировалась от того, что ее окружает, от всех форм. Ощутила свою открытость миру.

– Эй, что вы намешали сюда?

– Пакетик чая.

– Нет, еще что-то.

– Вы добавили чуточку медитации и облачко покоя, которые включили в вас восприятие сокрытого сознания. Сознание вашей подлинной натуры, пустоты, таящейся в вас.

– Пустоты? Благодарю за комплимент.

– Это называется Пробуждение.

– Буддизм – это не мое и не для меня. Я слишком верная католичка, чтобы следовать этой моде. Лучше оставим эту тему.

– Сейчас вы чувствуете себя лучше?

– Да, вполне. Только что я была в бешенстве, так как у меня возникло чувство, будто меня предали. Ваше решение отдалиться от меня, после того как я оставила Владимира, никак не совпадало с тем представлением, какое я составила о вас. И потом, я оказалась заброшенной за тысячи километров от дома, в обществе незнакомого человека, который вдруг напомнил мне мужа… Знаете, меня это напугало.

– Этьен вызывал у вас страх?

– Нет, нет… Просто у него случались приступы гнева… опасные.

– Ваше представление обо мне не может соответствовать действительности.

– Почему?

– У меня отсутствует личность. Я заимствую ее у других людей.

– Это ваша работа.

– Вот и с вами я тоже работал. Посредством эмпатии я идентифицировал себя с Этьеном.

Новый холодный душ для Карлы, которая присела в стоящее рядом кресло.

– Вы с самого начала манипулировали мной или говорите это, чтобы заставить меня уехать?

Увидев смятение, посеянное им в мыслях этой женщины, которая один за другим теряла ориентиры, Натан почувствовал себя обязанным объясниться до конца. До сих пор он не выказал, что достоин той откровенности, какой она одарила его с самого начала. Он подошел к ней, сел на пол у ее кресла. Рассказал о счастливых годах с Мелани, о профессии, которая разъедает его существо. Во время своего последнего расследования три года назад ему пришлось влезть в шкуру серийного убийцы Слая Берга. Почувствовав, что его личностью завладели, убийца предпринял контратаку. Он нанес удар по той, что была Натану дороже всего. Занятый преследованием психопата на его собственной территории, Натан не сумел защитить жену. После трагедии, детали которой он милосердно утаил от Карлы, Натан удалился от цивилизации. Он вернулся к существованию, близкому к природе. К пустоте. К дзен. К истокам. Возвратился к своей подлинной стихийной натуре. И до этого случая не соглашался выполнять никакие задания. В заключение он сказал, что не хочет совершить с ней ту же ошибку, что с Мелани.

Когда он закончил монолог, Карла положила руку ему на плечо.

– Я буду откровенна с вами. Героя, бросающего женщину, чтобы не подвергать ее опасности, пока сам он добивается славы, я уже видела в кино и в собственной жизни. Мне показалось, что вы не принадлежите к этой категории мужчин. И это одна из причин, по которым я решила последовать за вами. Так что спрячьте ваше чувство вины куда-нибудь подальше, и будем действовать, как равные партнеры.

Натан молчал. Вдруг она обеспокоенно спросила:

– Скажите, вы ведь не из тех, кто торжественно объявляет: «Я не бью женщин, потому что они женщины»?

– Я сражался с Илан Чен, китаянкой-психопаткой, которая с утонченной жестокостью истязала свои жертвы. Если не считать Слая Берга, она была опасней всех, с кем я сталкивался. Между прочим, странно, но женщины оказываются куда большими садистами в изобретении пыток и мучений. При задержании я сломал ей шесть ребер и разбил нос. Так что мне случалось ударить женщину.

– Хорошо.

Она встала и протянула ему руку:

– Партнеры?

– Партнеры, – подтвердил он, сжимая ее крепкую узкую ладонь.

– У меня ощущение, что я свалюсь, если сейчас не пойду спать.

– Спокойной ночи, Карла.

– Хочу подчеркнуть, что больше не буду зря вас будить.

– Вы разбудили меня вовсе не зря.

Она направилась в комнату, где спала ее дочка, но тут же вернулась.

– Вы знаете кого-нибудь, кто присмотрит за Леа в случае осложнения обстановки?

– Да.

В голове у него сразу возникло имя Сью Боуман.

 

64

Будильник показывал половину четвертого. Натан лег, но глаза не закрыл. Лежа в спальне Боумана, в его постели, в его одежде, он перебирал в мозгу обрывки фраз, которые не давали ему покоя: «Кто мог пройти в лабораторию, не возбудив у меня подозрения?.. Я ждал его. Встреча была назначена…»

После перелета через океан веки его наливались свинцом. Две недели он пересекал часовые пояса в обоих направлениях, и теперь ему надо было выспаться. Его клеткам, сверхактивным днем, необходима была ночь, чтобы воспринимать внешнюю энергию. Но прежде чем принять позу и начать вбирать ее, Натан постарался опустошить мозг, чтобы не впустить свои мысли в сны. В позе лотоса он сконцентрировался на дыхании, которое становилось все более и более спокойным, избавляясь от напряжения. Мозг его прояснился, и взгляд блуждал среди четырех стен комнаты, на которые город бросал искусственный свет, расчерченный жалюзи. Он осознал, что внушает ему каждый предмет, по которому он скользил взглядом, надолго не останавливаясь ни на чем, не задерживаясь ни на ассоциациях, ни на мыслях, ни на ощущениях. В небольшом зеркале напротив отражался католический крест, висящий над кроватью. Крест неожиданно напомнил ему Мелани, пытающуюся убедить Клайда, что Бог есть. Натан подождал, когда его разум станет таким же спокойным, как дно океана. Во время медитации он уснул, не видя, что в зеркале отражается ответ на преследующий его вопрос.

 

65

Четыре утра. В квартире тишина. Леа и Карла спят. За окнами спит Сиэтл. Натан поднялся и сделал себе кофе. С обжигающе горячей кружкой в руке он устроился в кресле Клайда и уставился на вездесущий черный экран, который безмолвно просил включить, чтобы исчезло его уродство. Этот телевизор предназначен был для просмотра пресловутой кассеты Клайда, притягивавшей смерть и желание завладеть ею. А еще он помог Натану идентифицировать Кармен Лоуэлл.

Что сделал бы его друг в это время? Скорей всего, он включил бы кассету с «Ночью охотника». Это был ритуал, исполнявшийся всякий раз, когда Клайду нужно было в чем-то увериться. Натан покопался в куче видеокассет, быстренько нашел фильм Чарльза Лотона и вставил в видеомагнитофон. Он уселся, не задаваясь вопросом, будет ли просмотр полезен. Он просто действовал, как Клайд, думал, как он, в надежде продвинуться вперед.

На экране появилась Лилиан Гиш, цитирующая детям Библию:

– Господь взошел на гору и обратился к народу: «Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят… Царь Соломон в величии своем не сравнится с полевой лилией».

Коварный пастор, убийца вдов, воплощал в исполнении Роберта Митчэма темное начало, белое поэтическое начало в исполнении Стенли Кортеса, двое детей в мире взрослых… Дети, унаследовавшие десять тысяч долларов от умершего в тюрьме отца, возбудили интерес пастора, которому удалось жениться на их матери. Джон испытывает подозрения, следит за своей сестрой Перл, которая никогда не расстается с куклой.

Озарение пришло на тридцать второй минуте фильма.

На полу вокруг куклы со вспоротым животом валяются разлетевшиеся банкноты. Перл ножницами разрезает пополам две купюры. Десять тысяч долларов, за которыми охотился пастор, были спрятаны в кукле.

Натан уже не смотрел фильм. Вместо Перл и Джона перед ним возникли Джесси и Томми. А вместо этой куклы он видел Пенни. Да, Клайд спрятал свою видеокассету в куклу Джесси. Сейчас он был в этом убежден.

Значит, опять надо лететь.

Пункт назначения – Сан-Хосе.

 

66

Спустя четыре часа Натан вышел из такси у дома, находящегося километрах в двух от виллы Гарриса. Предпочтительно, чтобы никто, даже водитель кореец, едва говоривший по-английски, не знал, куда он направляется. Лав заказал на десять еще одно такси, которое должно было ждать в трех километрах отсюда. Легально как бы не существуя, Лав тем не менее был мишенью для охотников за наградой. Он старался не оставлять на своем пути белые камешки.

Спешно покидая квартиру Клайда, он успел оставить Карле лишь короткую записку.

«Обязательно оставайтесь здесь, я вернусь в середине дня и, быть может, с ключом к загадке».

Он успел на первый рейс в Сан-Франциско.

Было полдевятого утра, и солнечные лучи горизонтально светили ниже полога туч. Натан намеревался незаметно проникнуть в дом Гаррисов, изъять из куклы кассету и так же незаметно исчезнуть. Метод ниндзя. Правда, существовала проблема: утром он рисковал столкнуться с кем-нибудь из членов семьи. Но зато тамошняя топография являлась своеобразным козырем, в частности, расчлененная архитектура виллы. Стивен Гаррис, вероятней всего, сидел уже в своем южном павильоне за компьютером.

С быстротой ящерицы Натан преодолел ограду. Его тень слилась с тенью листвы. Решетчатая калитка, которая вела к четырем павильонам, была заперта. Она была из кованого железа, верх в форме арки. Расстояние между прутьями было неодинаковым. Натан просунул голову в самый широкий зазор, выдохнул воздух из легких, поджал ребра, продавился между прутьев и оказался по ту сторону. Ветерок, дующий с океана, проводил его до северного крыла. Дверь оказалась не заперта. Супружеская спальня находилась на первом этаже. Шарлиз Броуден-Гаррис лежала поперек кровати. Накрашенная, одетая, она лежала и храпела. Пьяная.

На втором этаже кровать Томми была пуста, белье снято, остался только матрац. Гаррис времени не терял и быстренько вернул Томми в психиатрическую клинику, откуда тот сбежал. Натан вошел в спальню Джесси. Девочка металась под теплым одеялом – закрытые глаза, брови сведены, что свидетельствовало о тревожном сне. Укрываясь в полумраке, он протянул руку и взялся за куклу, которую она прижимала к себе. Он почувствовал сопротивление, услышал сдавленный заячий крик. Джесси повернулась на бок и вскрикнула «нет!». Натан отступил и вжался в темный угол. Незаметный, он замер, ожидая, чтобы Джесси крепче уснула. Невзирая на высокие ставки, он не собирался будить девочку, забирая из рук куклу и потроша у нее на глазах.

Джесси пыталась избавиться от кошмара, хоть ей это не удавалось. Она боролась против своих демонов, вертелась, гримасничала, стонала. Натан взглянул на часы. До приезда такси оставалось больше часа.

Он приблизился к девочке. Дыхание у нее было прерывистое, пахнущее земляничной зубной пастой. Короткий вдох, короткий выдох. Ритм плохой. Она глубже залезла под пуховое одеяло. Глаза Натана, привыкшие к темноте, изучали каждое ее движение, каждое выражение ее маленького личика, утонувшего в подушке. И наконец он понял.

Она пыталась отогнать не сновидение, а реальность. Кошмар был не в внутри, а вокруг нее.

Он сел на кровать. Его рука коснулась куклы, медленно опустилась под одеяло и легла на пижаму девочки на уровне лобка. Ее лицо исказила страдальческая гримаса. Он нажал сильней. «Нет!» – снова крикнула она. Натан чуть глубже просунул пальцы между ногами Джесси. «Нет, только не сейчас!» Она все сильней и сильней сжимала Пенни. Он подсунул руку ей под ягодицы. «Нет, нет, Стив, не здесь, это больно!» Он отдернул руку, как будто дотронулся до оголенного провода. «Нет, не надо, не здесь, не надо, нет…» – повторяла она, тиская куклу.

Тайная книга самураев говорила, что решение надо принимать за время, равное семи вдохам. Натан принял его к концу четвертого. За это время он отбросил вариант, заключавшийся в том, чтобы пойти и убить Стива Гарриса, видимо разговаривающего с самим собой в южном павильоне. Но если он не хочет оставить след своего недолго пребывания здесь, убийство хозяина дома буде явно не разумно. Кроме того, как отреагировала бы Джесси, проснувшись в доме, где лежат труп отчима и мертвецки пьяная мать? Ей тоже потребовалась бы психиатрическая помощь.

Он поспешно отверг этот план и сосредоточился на деле, которое привело его сюда. Он уйдет отсюда с куклой… и с Джесси. В этот миг решение похитить девочку стало для него столь же очевидным, как когда-то для Клайда Боумана. Все стало ясным. Клайд не вернул детей их матери, поскольку обнаружил, что Стив Гаррис насиловал шестилетнюю девочку. Вот почему Джесси плохо спала, ничего не ела, мало говорила и никогда не выпускала из рук Пенни. Вот почему укрылась в мире Томми, которому она открыла свою постыдную тайну. Ее брат ненавидел Гарриса, подстерег его и бросил в бассейн. Метод аутиста был ребяческим, но цель его была понятна.

Натан взял девочку на руки. Нужно было снова симулировать побег. Джесси открыла один глаз.

– Я отвезу тебя повидаться с братом. Стив больше не сделает тебе больно.

– Томми здесь?

При упоминании брата девочка окончательно проснулась, вернулась в реальность на руках своего похитителя.

– Нет. Мы поедем искать его. Но надо незаметно выйти отсюда. Чтобы Стив не увидел нас.

– А мама?

Мать. Параметр, который трудно оценить и трудно исключить. Сколько весит она в сердце дочки? Шарлиз Броуден-Гаррис, бездействующая родительница, зависящая от алкоголя, воплощала одну из пяти категорией насилия над ребенком. Стивен Гаррис повинен в сексуальном насилии. Недоставало лишь физического, психологического или эмоционального воздействия, чтобы создать у девочки посттравматический шок, расстройство, шоковое состояние, возникающее, когда соединяются по меньшей мере три из пяти типов травм. Пришло время действовать, если он хотел спасти душевное равновесие Джесси.

– Твоя мама временно на стороне злых.

Это было единственное, что пришло ему в голову, пока он старался одеть ее поверх пижамы.

– Слушай, как ты меня одеваешь?

– Нам надо торопиться, пока сюда не пришел Стив. В Сан-Франциско я куплю тебе любую одежду, какую ты захочешь.

– Даже платье принцессы?

– Если захочешь, то и платье Золушки.

А пока он обул ее в кроссовки с изображением феи Колокольчик и надел розовое пальто Барби. Перед спальней Шарлиз до него донесся обнадеживающий храп. Девочка набрала код на калитке, и створки с хорошо смазанными петлями открылись. Перед ними были метров сто ровно выстриженного газона. Гаррис со своим вмонтированным телефоном мог появиться совершенно неожиданно. Девочка подбежала к кактусу и выкопала ключ, которым открыла массивные деревянные ворота в ограде. Натан посадил Джесси на плечи и пошел мерным шагом. Подъехавшее вовремя такси уже ждало их в километре от виллы Гарриса. Все шло хорошо до того момента, когда шофер, благоухающий кофе и мятным лосьоном после бритья, спросил, куда ехать. Не могло быть и речи о том, чтобы отправиться в аэропорт и тащить с собой девочку.

Итак, программа меняется. Надо, чтобы к ним присоединились Карла и Леа. В любом случае в Сиэтле ему делать нечего. Шоферу он назвал адрес психиатрической клиники, в которой содержался Томми.

Натан все больше и больше осложнял свое положение. Неопытная вдова, девочка двенадцати лет, шестилетняя девочка и шестнадцатилетний аутист. Да, балласт надо сбросить, иначе ему ничего не удастся сделать. Нужно найти кого-то, кому он доверяет и кто сможет последить за детьми. Сью Боуман недостаточно прочна для этого. Натан взглянул на Джесси, которая закрепляла подголовник перед собой на переднем сиденье. И вдруг он вспомнил, по какой причине он прилетел в Сан-Хосе. Он пощупал куклу. Она была набита тряпками. Он сдавил ей живот под вопросительным взглядом хозяйки куклы и долго ощупывал ее пальцами, не обнаружив ничего похожего на кассету.

 

67

Судебно-медицинский эксперт с засученными рукавами и руками, шарящими в животе наполовину вскрытого трупа, взглянул на агента Нутак, вошедшую в прозекторскую.

– Доктор, я пришла за результатом.

Кейт пожалела, что не позавтракала. Тошнотворный вид внутренностей заставил ее ретироваться.

– Я жду вас за дверью.

Доктор Барнз положил кишки, которые он собирался исследовать, и двинулся за федеральным агентом в холл. Он занимался очередным трупом, найденным в пригороде Фэрбэнкса. Еще один подопытный Гровена и Флетчера.

– Все то же. Напичкан гормонами. Эндокринные железы гипертрофированы. Акромегалия лица вызвана гиперфункционированием гипофиза. Опухоли на уровне надпочечников являются следствием чрезмерного выделения адреналина, сопровождающегося повышением давления…

– Избавьте меня от вашей гипертерминологии. Скажите конкретно, были ли все они убиты, прежде чем их реанимировали?

Доктор потер подбородок рукой в слизи. Он должен был выражаться ясно, чтобы не раздражать зануду, которая каждый день пристает к нему, требуя сказать то, что он чуял, но не смел высказать, боясь, что его сочтут чудаком, а то и еретиком.

– Во всяком случае, доказательств противоположного нет.

Кейт толкнула его к дверям прозекторской. Створки распахнулись. Пользуясь тем, что Барнз потерял равновесие, Кейт пригвоздила его к стулу.

– Я не выйду отсюда, пока вы мне не выскажете свое мнение. Я не прошу, чтобы вы это сделали в письменном виде, что могло бы дискредитировать вас перед врачебным сообществом. Просто скажите: произнесенное слово быстро улетучится и не выйдет за пределы этой комнаты. Может ли современная медицина воскресить некоторых мертвецов? Да или нет?

– Нет. Насколько я знаю, нет. Хотя техника реанимации все больше и больше совершенствуется.

– В проекте «Лазарь» присутствует слово «Лазарь», что означает «вернувшийся с того света», не так ли?

– Но там есть также слово «проект», а оно значит, что ничего еще не произошло.

– Разумеется.

– Проблема гораздо сложнее. Это как клонирование. Сегодня клонировать человека невозможно. Однако некоторые злонамеренные, но хорошо финансируемые люди проводят собственные исследования благодаря нестыковкам в законодательстве, а также адептам, предоставляющим себя в распоряжение гуру.

– Я говорю с вами не о клонировании, а о воскрешении.

– Методы разные, но цель остается той же: достичь вечной жизни.

– Тогда поговорим о методе.

– Гровен и Флетчер обладали огромными научными познаниями, полученными в процессе работ с клетками штаммов бактерий, работ, которые, кстати сказать, принесли им Нобелевскую премию. В то же время они получали соответствующие финансовые средства, что позволяло им щедро платить подопытным добровольцам и проводить свои исследования. Они оживили мертвую мышь. Почему не человека?

– Воскрешение кого-то предполагает, что он должен быть мертвым, не так ли? Значит, шестеро добровольцев перед воскрешением были умерщвлены. Или я ошибаюсь?

– Ничего не доказывает, что…

Под взглядом черных глаз Нутак он остановился и изменил свой ответ:

– Во всяком случае, такое предположение объяснило бы их состояние.

– О дьявол, мы с вами на грани бреда!

– Вы вынудили меня это сказать…

– Да заткнитесь вы! Выходит, Гровен и Флетчер благодаря технике, которую они отработали, могли бы оживить Шомона, чье тело сохранилось во льду. Почему же тогда он был не обезображен, как другие подопытные?

– Возможно, потому что он умер раньше… Вторичные последствия не успели проявиться. Тем не менее он начал распухать.

– А можно ли считать, что Шомон пробыл год в состоянии клинической смерти и все это время находился в пресловутом туннеле, описанном теми, кто коснулся смерти. Ну, вы знаете, со светом в конце, левитацией и всем таким прочим.

– Научными исследованиями установлено, что туннель, о котором вы говорите, не более чем галлюцинация. В тот момент, когда человек умирает, все его внутренние ресурсы, нейромедиаторы высвобождаются, создавая смертельную наркотическую дозу, и как следствие, видение туннеля и света. Это абсолютно субъективно. Вспышка, наркотическая мегагаллюцинация… Представьте себе, будто вы приняли большую дозу ЛСД. Но длится это мгновение, это удар по мячу, а не целый футбольный сезон. Как только глютамат проникнет в мозг, наступает конец.

– Спасибо, доктор Барнз, можете вернуться к себе в вивисекторскую.

– Я ничего не говорил вам насчет воскрешения, ясно?

– Не беспокойтесь, я тоже не хотела бы прослыть фантазеркой.

 

68

Такси ехало к клинике Монтклэр, находившейся на юге Сан-Франциско. Натан позвонил Карле из телефонной кабинки. Они договорились, что она с Леа сядет на первый рейс, вылетающий в Сан-Франциско. Он будет ждать их в аэропорту. Джесси рядом с ним, вопреки его надеждам, не заснула.

– Пенни проглотила очень опасную штуку, я должен ее оперировать, – сказал он.

– Еще чего! Пенни ничего не ест. Внутри у нее только тряпки.

– Ты можешь дать мне ее на время?

– Нет.

– Что забыл принести тебе Санта-Клаус?

– Санта-Клаус не существует.

– А какой подарок ты хотела бы получить?

– Ну-у… большие качели. Томми поднял бы меня до неба!

– Хорошо. Я спорю с тобой на большие качели, что в животе твоей куклы что-то есть.

– Как это? Я не понимаю.

– Если я ничего там не найду, то куплю тебе большие качели.

– А если там что-то есть? Что я тогда должна дать?

– Я оставлю у себя то, что найду.

Она протянула ему куклу:

– О'кей! По рукам!

Натан скрепил уговор свободной рукой, взял Пенни, раздел ее, осмотрел все швы. Похоже, их никто никогда не вспарывал. Оставалась голова, сделанная из твердого каучука, соединенная с туловищем резинкой, умело скрытой воротником платья. Разделить обе части было несложно. Шея была набита обрезками полистирола. Он убрал их и проверил, что внутри. Между щек оказалась вставлена маленькая коробочка. Натан затратил довольно много времени, чтобы извлечь ее, не сломав голову. Он открыл коробочку и вынул из нее тридцатиминутную кассету «VHS-С». Надо будет купить адаптер, чтобы вставить кассету в видеомагнитофон. Он попросил шофера остановиться у ближайшего магазина видеотехники.

– Ты проиграл, – сказала Джесси.

– Я оставлю у себя кассету, как мы с тобой договорились.

– Как хочешь, но ты должен мне качели, ведь кассета была не в животе. Она была в голове.

– Согласен.

Джесси понимала толк в делах. Натан задумался, что ему делать с ней и с ее братом. С собой возить их просто невозможно, как нельзя и рассчитывать, что Карла согласится исполнять при них роль няньки. Еще менее реален его первоначальный план: подкинуть троих детей, из которых один аутист, Сью Боуман, чье психическое равновесие было еще шатким. Тут нужен надежный человек, тот, кому он вполне доверяет и для кого дружба Натана стоит больше 700 000 долларов, причем человек этот не станет задавать вопросов и ставить какие-либо условия. То есть редкая птица.

До того редкая, что Натан нашел одного-единственного кандидата.

 

69

Такси остановилось перед воротами клиники Монтклэр.

– Дальше, – сказала Джесси.

Водитель посмотрел на Лава, ожидая подтверждения с его стороны. Натан знаком велел ему подчиниться. Они проехали еще около пятисот метров, пока девочка не сказала «стоп». Затем вышла из машины и побежала в общественный парк. Натан расплатился по счетчику и двинулся за ней следом. Джесси встала перед пустой скамьей.

– Мы должны встретиться тут. Как в тот раз, с папой.

Они подождали с четверть часа. Томми не появился.

– Может, ему не удалось улизнуть, – сказал Натан.

Подгоняемый событиями, поглощенный своим открытием, он только сейчас сообразил, что мальчугану непросто во второй раз обмануть бдительность санитаров.

– Он ест, – пробормотала Джесси.

– Что ты говоришь?

– Он за столом.

– Откуда ты знаешь?

– Знаю.

– Ты сама-то не голодна?

Она фыркнула в ответ.

Они заметили закусочную и заказали навынос по куску пиццы, молочный коктейль, кофе и перекусили, сидя на скамейке. Натан еле сдерживал нетерпение. Кассета Боумана жгла ему пальцы. В его руках был ключ к проекту «Лазарь», а он тратил свое время на роль няньки, причем откровенно нарушая закон.

– Надоело ждать! – заявила вдруг Джесси, топнув ножкой по траве.

– Осторожно!

Он наклонился вперед и подобрал веточку, за конец которой цеплялся муравей, тащивший крошку пиццы.

– Ты его чуть не растоптала.

– Подумаешь, всего-то муравей.

– А ты посмотри.

Он показал ей длинную процессию рабочих особей, сновавших между остатками пикника и корнями баньяна. Две колонны трудяг двигались навстречу друг другу, одна шла штурмовать горы съестного, другая возвращалась с грузом. На полпути два параллельных кортежа разделялись из-за лужицы, вынуждавшей насекомых идти в обход.

– Тебе они кажутся крохотными. Как и звезды на небе. Но приглядись, под твоими ногами целый мир, о существовании которого ты даже не подозревала.

Завороженная зрелищем, на которое никогда не обращала внимания, поскольку оно не превышало уровня ее подошв, Джесси забыла о времени. Было почти четырнадцать часов, когда появился Томми – взъерошенный, насупленный. Джесси обхватила его ручонками, как ствол дерева, но он никак не отреагировал на присутствие сестры и еще меньше – чужого мужчины. Теперь Натан с облегчением мог продолжить осуществление своего плана. Он вызвал такси из кабины телефона-автомата, и уже через час машина, скрипнув, затормозила в аэропорту Сан-Франциско, у терминала прибытия. В потоке пассажиров Натан высмотрел Карлу и ее дочь. Усадив Карлу с детьми на заднем сиденье, он устроился рядом с водителем. Теперь команда была в полном составе. Таксист взял курс на север Сан-Франциско, в сторону Пойнт Бонита.

– Вы объясните наконец, что происходит? – спросила Карла.

Натан обернулся к ней и показал вещественное доказательство.

– Кассета, о которой я говорил, у меня. Очень может быть, что на ней запечатлены последние мгновения жизни вашего мужа.

– Как вы ее нашли?

– Это долгая история.

– Она была у Пенни в голове, – пояснила Джесси.

– Кто такая Пенни?

– Моя кукла.

– Позвольте вам представить Джесси и ее брата Томми. Надеюсь, что при вас нет мобильного телефона, потому что звонки его раздражают.

– Кто эти дети? – спросила Карла, недоумевая все больше.

– Тоже долгая история.

– А куда мы едем?

– Нужно пристроить ребят и раздобыть видеомагнитофон.

Загадочность ответов отбила у Карлы охоту задавать новые вопросы, и она принялась молча смотреть в окно, на проплывавший за стеклом городской пейзаж. Шофер-гаитянин жаловался на неразбериху в своей стране, мягкие амортизаторы «шевроле» укачивали пассажиров. Когда итальянка открыла глаза, они ехали по мосту Золотые Ворота. Смена декораций. Предзакатное освещение, океан цвета алюминия и кипящая пена у подножия скал. Серебристые лучи маяка, поставленного среди рифов. Они свернули на узкую дорогу, петлявшую меж холмов, поросших секвойями. Дома попадались все реже. Свет убывал, хотя только начало вечереть. Листва, облака и туман словно отвергали притязания солнца.

– Куда мы вообще-то едем? – спросила Карла.

– К моим родителям.

Она была готова ко всему, кроме этого. Лав был одиночкой. Не из тех, кто экспромтом устраивает семейные сборища.

– Далеко еще?

– Уже приехали.

Такси углубилось в аллею, прорубленную через строевой лес, в конце которой виднелся деревянный дом. Из трубы шел дымок. Водитель резко затормозил перед самой верандой, развернувшись не хуже завзятого гонщика. Залаяла собака, входная дверь открылась, и на порог вышла японка, чьи черные волосы контрастировали с бледной кожей. Лет шестьдесят, миндалевидные глаза, маленькие круглые очки. Редкие морщины на ее лице вытянулись, выражая изумление.

– Здравствуй, мама, – сказал Натан, обнимая ее.

Гостей приветствовал глубокий, хрипловатый голос, принадлежавший мужчине, вышедшему на крыльцо вслед за японкой. У него тоже были длинные, черные как смоль волосы, но кожа темнее. Индеец. Натан сердечно обнял отца.

– Папа, познакомься: Джесси, Томми, Карла и ее дочь Леа. Карла, это Киоко и Сэм, мои родители.

– Входите, входите, а то тут холодно, – сказала Киоко.

Японка была в плотном шерстяном платье и фланелевой мужской рубахе. От Востока она сохранила только лицо фарфоровой куклы и семенящую походку.

Карле было не по себе, поскольку она не слишком-то понимала, во что ввязалась. Они вошли в просторное жилище и расселись у камина. Какое-то время слышно было только потрескивание поленьев. Сказать предстояло много, но никто не знал, с чего начать. Первым нарушил молчание отец:

– Хорошо, что заглянул, сынок. Чему обязаны таким удовольствием? Три года ты не давал о себе знать, а сегодня свалился как снег на голову, да еще и с целой семьей.

– Я прервал свое уединение всего недели две назад. ФБР обратилось ко мне с заданием. Клайд убит.

– Клайд! – воскликнул Сэм, помнивший друга своего сына.

– На Аляске. Я должен найти убийцу. И мне нужна ваша помощь.

Сперва он вкратце изложил ситуацию с Джесси и Томми, не скрывая, что дело незаконное и право на стороне матери детей, Шарлиз Броуден-Гаррис. Во время рассказа Киоко подсела к Джесси и обняла ее. Давно лишенная человеческой нежности, девочка позволила себя приласкать.

– Сможете приютить Джесси и Томми на несколько дней, пока я не закончу свое расследование?

– Бедняжки, – посочувствовала Киоко, угощая детей горячим шоколадом.

– Рождество уже прошло, – подхватил отец, – но ведь можно и повторить. Не беспокойся, мы позаботимся о детишках.

– Уверен, что справитесь? – спросил Натан.

– Когда большой круг замыкается, ближе всего к самым юным оказываются именно старики. Так что справимся, иначе и быть не может.

– Спасибо, папа.

– Не благодари. Нам самим будет веселее.

Киоко с интересом смотрела на Карлу и Леа. Натан вдруг понял, что еще ничего не сказал о них. Вкратце изложив причину их присутствия здесь, он в двух словах упомянул и о проекте «Лазарь».

– Перед смертью Клайд записал видеокассету. Я еще не успел ее просмотреть.

– Будь как дома, сынок. Вон телевизор с видеомагнитофоном. Хочешь остаться один?

– Да.

Сэм пригласил детей в свою мастерскую, а Киоко объявила, что ставит размораживать лосося. И еще налепит маньжус. Ее сын обожал эти приготовленные на пару пирожки из красной фасоли. Через несколько минут в гостиной остались только Натан с Карлой.

– Присядьте, Карла, – предложил он, включая телевизор. – Вас это касается больше, чем меня.

 

70

Экран долго оставался черным. Только внизу справа светилась дата: 14 декабря. То есть за шесть дней до бойни в Фэрбэнксе.

Потом возникло лицо Клайда – крупным планом, плохо сфокусированное, в облаке табачного дыма. Налитые кровью глаза, щетина – он явно не брился несколько недель.

Натан с трудом узнал его.

Клайд представился и ровным голосом, прерываясь, лишь чтобы затянуться сигаретой, сжато изложил обстоятельства, побудившие его сделать эту видеозапись.

Боуман: «Французский исследователь Этьен Шомон пропал 24 декабря прошлого года за полярным кругом, примерно на семидесятой параллели… Этьен был моим другом. В ходе расследования, которое длилось почти год, я обнаружил его труп в пятидесяти километрах к югу от Барроу, города, до которого он, вероятно, пытался добраться, выйдя из своего базового лагеря… Его тело чудесным образом сохранилось во льду нетронутым… Не сообщив об этом властям, я доставил его сюда, в лабораторию при больнице Фэрбэнкса, где священнодействуют доктора Гровен и Флетчер. Их лабораторные опыты, результаты которых отмечены Нобелевской премией, позволили им несколько лет назад оживить мышь, сдохшую за несколько часов до этого. Оба ученых в полной тайне продолжили свои опыты на человеческих существах… с большим или меньшим успехом… Я заинтересовался подпольной деятельностью Гровена и Флетчера случайно, выслеживая Алана Броудена, который оказался одним из их подопытных. Так я обнаружил, что оба ученых набирали своих пациентов среди бедняков, соблазняя их крупным вознаграждением, а затем тайно умертвляли их, чтобы потом вернуть к жизни. В обмен на мое молчание об их незаконных занятиях и несмотря на довольно долгий срок, истекший после смерти Этьена Шомона, я предложил им попытаться оживить его, чтобы он назвал мне имя… своего убийцы… Я и в самом деле глубоко убежден, что исследователь погиб не в результате несчастного случая. Это преступление было выгодно кое-кому, чье имя я пока не назову, поскольку еще не располагаю никакими доказательствами. Таким образом, попытка воскрешения, которую я буду снимать на видеопленку, даст ему возможность назвать имя своего убийцы, прежде чем вернуться в вечный покой, поскольку и речи быть не может, чтобы надолго удержать Этьена Шомона в живых, учитывая серьезные осложнения, к которым приведет это посмертное оживление… Кстати, весьма вероятно, что таинственные существа, рыщущие в окрестностях Фэрбэнкса, – это бывшие подопытные Гровена и Флетчера, выпущенные на волю без всякого медицинского контроля».

Боуман закашлялся. Запись прервалась, потом возобновилась. На сей раз федеральный агент попал в фокус.

Боуман: «Я полностью сознаю, что покрываю преступную деятельность обоих докторов. Но Этьен Шомон был моим другом. Я хочу почтить его память и арестовать того, кто его убил, даже если мне придется продать душу дьяволу».

Боуман снова закашлялся.

Натан задался вопросом: а кому предназначено это свидетельство? ФБР? Потомкам? Неужели Клайд предчувствовал, что дело обернется плохо? Зачем было так компрометировать себя ради того, чтобы выследить какого-то жалкого убийцу?

Он нажал на кнопку «pause» и спросил Карлу, видела ли она прежде это лицо. Она уверила, что нет. Он нажал на «play».

Наезд камеры на Шомона, лежащего на операционном столе. Застывшее голое тело, белое, словно алебастровая статуя, за исключением черных рук и ног. Череп выбрит, утыкан электродами. Остальное тело щетинится какими-то трубками, зондами, электрическими проводами, тянущимися к замысловатым аппаратам. Оба доктора за кадром комментируют ход операции. Татьяна Мендес хлопочет вокруг трупа, контролируя движение жидкостей, уровень гормонов. Крупным планом лицо француза, заросшее бородой, чьи закрытые веки остаются неподвижными.

Натан услышал, как Карла всхлипнула. Взглянув искоса, заметил, что она плачет. Предложил ей остановить кассету. Она отказалась.

15 декабря. Чередование крупных планов подопытного и электрокардиограммы, слегка пульсирующей на экране. Оба хирурга наклоняются к Шомону. Боуман приказывает им отодвинуться, чтобы он мог снимать. Напрасно. Тогда камера отсоединяется от штатива. Боуман останавливает объектив всего в нескольких сантиметрах от лица Шомона. Становится видно, как глаза мертвеца двигаются под веками.

16 декабря. Крупный план Татьяны Мендес.

Мендес: «Он шевельнул губами!»

Медсестра прикладывает ухо к губам Шомона. Боуман отстраняет ее и угрозами останавливает Гровена, хотевшего вскрыть скальпелем сердце Шомона.

Боуман: «Этьен… Назови мне имя твоего убийцы!.. Кто тебя убил?»

Мендес: «Он говорит: „Священник“!»

Боуман промелькнул перед камерой, бросаясь к французу, открывшему глаза. Снова отгоняет врачей, сгрудившихся у его изголовья, забывая, что закрывает объектив собственной спиной, и принимается трясти своего друга.

Боуман: «Кто тебя убил?.. Священник? Назови мне имя!»

Шомон: «Свя… щен… ник… свя… щен… ник… свя… щенник…»

Вмешивается Татьяна Мендес, завязывая сюрреалистический разговор с Клайдом.

Мендес: «Его священник убил?»

Боуман: «Не может быть. Не такого ответа я ждал».

Мендес: «А какого ответа?»

Молчание. Крупным планом мертвое лицо Шомона. Его рот искривлен последним произнесенным слогом.

Гровен (за кадром): «Надо позвать священника. Он об этом просит».

Затемнение наплывом.

Голос Клайда объявляет о прибытии отца Фелипе Альмеды, католического священника Фэрбэнкса. Тот сидит у изголовья Шомона, держа ухо в нескольких сантиметрах от губ живого мертвеца, который что-то говорит, задыхаясь. Камера приближается. Крупный план лица Альмеды, смущенно выслушивающего его исповедь.

17 декабря. Звуковая дорожка загромождена комментариями и распоряжениями Флетчера Татьяне Мендес. Медсестра заклеивает пластырем веки Шомона, который становится еще более неузнаваемым. Настойчивые вопросы об убийце Этьена прекратились. Боуман теперь больше интересуется тем, что произошло после убийства, а не до этого. Шомон содрогается под воздействием электрических и химических импульсов. В течение нескольких невыносимых минут выблевывает обрывки фраз, словно слипшихся от желчи.

Натан бросил взгляд на Карлу. Та сидела, отвернувшись от жуткой сцены, которую он ей навязал.

– Не надо бы вам смотреть на все это, – сказал он.

– Я и так уже не смотрю какое-то время. Только слушаю.

Француз на операционном столе цепляется за свою вторую жизнь, чтобы высказать свои последние слова. Слова, которые Боуман пытается вырвать у него чуть ли не щипцами.

Боуман: «Что в конце туннеля?»

– О каком туннеле он говорит? – удивилась Карла.

– Клайд намекает на пресловутые галлюцинаторные видения, описанные пережившими клиническую смерть: отделение души от тела и путешествие по длинному туннелю, в конце которого яркий свет.

Выходит, Клайд пытался проникнуть в тайну загробного мира. Расследовал загадку самой смерти. Неужели ключ к происхождению человека будет обнаружен ФБР?

Этьен Шомон корчится от боли, странно выворачивая свои покрытые коростой конечности, словно одержимый какой-то дьявольской силой. Флетчер вонзает ему длинную иглу в позвоночник и вводит спинномозговую жидкость, добавляя крупицы жизни этому ожившему трупу. Обезображенный отвратительным оскалом Шомон пытается что-то выговорить, исходя беловатой пеной. Бормочет, пуская пузыри в мир, который покинул год назад. Долгое охлаждение повредило немалое количество органов и способностей, которые хлопочущая вокруг него научная команда пытается восстановить с помощью инъекций, хирургического вмешательства и электрических разрядов.

Боуман: «Что в конце туннеля?»

Этьен Шомон вращает ничего не выражающими глазами, хрипит, гримасничает, оживленный искусственной энергией, которую щедро вливает в него доктор Флетчер. Но из-под дебильной маски прорывается живой ум, пытаясь вступить в контакт.

Шомон: «Г… г… гну… сно…»

Таково было второе слово, произнесенное Этьеном Шомоном.

Боуман склоняется к живому мертвецу и, запинаясь, бормочет.

Боуман: «Свет! Что за этим белым светом?»

Шомон: «Н-н… ч-ч-ч…»

Шомон отхаркивает какую-то пурпурную жижу и пузыри желчи.

Боуман: «Ночь?»

Воскрешенный не оставляет усилий. Впрыскивание каких-то химических веществ, которыми лекари стимулируют его нервную систему, начинает сказываться. Ему удается произнести пару слов тонким голосом, натужно икая.

Шомон: «Н-нии… ч-чето… нет…»

Боуман: «Этьен, что ты видел в конце туннеля?»

Шомон: «Ад… рай… это… ты… сам…»

Боуман: «А как же свет?»

Шомон: «Твое… сознание… Ты… сам… с собой… без… тела… толь… ко… твой дух… в пустоте… Только… во… ро… шишь… про… шлое…»

Боуман: «На что похож рай?»

Шомон: «Твоя… со… совесть…»

Боуман: «Наша совесть и есть рай? Или ад?»

Шомон: «Да… в зависи… мости… от твоего… прошлого… твоей… кармы… Нет никакого… представления о… времени…»

Боуман: «Сожаления. Угрызения совести. Неотвязная память о совершенных при жизни дурных поступках. Это и есть ад?»

Шомон: «Надо быть с-с-с… с-святым… чтобы наслаждаться этим…»

Приступ кашля прерывает слова Шомона. Он извивается, словно гусеница, резким движением вырывает несколько зондов. Потом начинает кричать от боли. Флетчер оставляет экраны контроля и вкалывает своему пациенту мощное болеутоляющее, погружающее его в вязкое забытье.

Натан понял, почему Клайд вдруг захотел быть кремированным. Его друг не желал рисковать, чтобы над ним измывались, как над оживленным Этьеном Шомоном.

Шомон успокоился. Боуман продолжает задавать вопросы. Уговаривает своего друга описать ему, что тот видел за белым светом. Этьен потеет и дрожит. Сверхчеловеческим усилием открывает исходящий пеной рот.

Шомон: «Нич-ч… ч-чего… кроме… пустоты… когда свет гаснет… не остается ничего… Только пустота…»

Боуман: «Через какое время?»

Шомон: «Нет никакого времени… ни пространства… Никакого ориентира… внезапная пустота… Где я?»

Боуман: «В Фэрбэнксе, в лаборатории».

Шомон: «А Карла… Где Карла?»

Боуман: «Что с тобой случилось, Этьен? Почему ты оставил лагерь? Почему ушел? Что произошло?»

Шомон: «Почему я… я… я… я… зде-е-е-есь?..»

Шомон опять впадает в кому. Затемнение.

Конец видеозаписи. До бойни три дня.

Карла застыла в оцепенении. Покрасневшие глаза, лицо белее савана. Рука прижата ко рту. Натан бросился к ней и довел до туалета, где она извергла из себя все съеденное со вчерашнего дня.

– Сожалею. Не надо было показывать вам эту пленку. Подышите немного воздухом в саду, пока я просмотрю ее еще раз.

Лаву требовалось впитать в себя образы и произнесенные слова. Проникнуться тем, что было у Боумана на уме, когда он снимал эти сцены.

 

71

Карла прошлась по рощице, отделявшей мастерскую от дома, чтобы унять тошноту, дать схлынуть адреналину, немного прийти в себя. Ей требовалось выговориться. Но Натан был слишком занят своим расследованием. Невосприимчив. Она толкнула дверь сарая.

Леа, Джесси и Томми окружали Сэма, вырезавшего бизона. Все полки мастерской были заставлены фигурками из дерева, изображавшими животных, индейцев, хоганы – традиционные жилища племени навахо, тотемы. Сэм воспроизвел целую деревню, населенную священными существами, словно чтобы обессмертить свою былую жизнь.

– Это и есть ваше ремесло? – спросила Карла.

– Нет, мое ремесло – это кисть.

Она напрасно озиралась, ища среди окружавших ее деревяшек хоть что-нибудь, похожее на картину.

– Картин вы тут не увидите. Я мажу краской всего одну-единственную штуку, всегда в один и тот же цвет, но в этой мастерской она бы не поместилась.

Он явно подшучивал над ней, но ей было не до шуток. Он понял это и объяснил:

– Золотые Ворота. Мост. Вы ехали по нему сюда. Я в бригаде, которая каждый день красит металлическую конструкцию суриком. А когда заканчиваем, начинаем снова.

– А-а…

– Не слишком художественная работа, согласен, но когда висишь над морем на высоте шестидесяти семи метров, а в сильный ветер тебя еще и болтает метров на пять туда-сюда, уверяю вас, испытываешь сильные ощущения. А вид оттуда прекрасный, если тумана нет.

Карла не дослушала конец фразы, беспокоясь, не голодна ли Леа, не озябла ли, не хочет ли пить. Но было похоже, что девочка, в отличие от своей матери, вполне здесь освоилась. Болтала как ни в чем не бывало с Джесси под отсутствующим взглядом ее брата, не отстававшего от них ни на шаг. Карла велела дочери ничего тут не сломать и вдруг почувствовала мощную руку Сэма на своем плече. Индеец увлек ее наружу и пригласил сесть на маленькой дощатой террасе, окружавшей мастерскую.

– Не беспокойтесь за детей. Здесь для них настоящий рай. Можно трогать что угодно без всякой боязни, дерево штука прочная. Впрочем, Леа, похоже, здорово заинтересовалась.

– Извините меня, я очень встревожена…

– Незачем скрывать вашу тревогу. Те, кто водится с Натаном, в конце концов подходят к злу слишком близко. Своим друзьям я бы, пожалуй, посоветовал держаться от него подальше.

– Он ищет убийцу моего мужа.

– Я вас всего лишь предостерегаю. Натан живет вне мира, особенно последние три года. Для него ничто не реально. В своих рассуждениях он исходит из того, что все окружающее нас, деревья, например, или этот дом, всего лишь иллюзия наших чувств и каждый видит их по-своему. Мой сын всегда отрицал прошлое и его правила, не дающие нашему народу угаснуть. Он выбрал путь дзен-буддистов. Это мать вбила ему в голову свои глупости.

– Я не думаю, что он совершенно безразличен к тому, что его окружает, иначе не взялся бы за это расследование.

– Мой сын делает иногда вылазки в мир, чтобы схватиться со злом врукопашную.

– Зачем вы мне это говорите?

– Потому что я вас уважаю. Вы мужественны. То, что вы делаете, требует мужества. Вы мне напоминаете Мелани.

– Его жену?

– Она была единственной, кому удалось его очеловечить.

– Как она умерла?

– Ее убил один из самых опасных психопатов нашего времени, Слай Берг. Натану удалось влезть в шкуру этого маньяка, чтобы угадать его будущую жертву. Тот взбесился из-за того, что его обошли, и напал на Мелани. Когда мой сын вернулся домой, было слишком поздно. Мелани была…

Сэм провел рукой по лицу, чтобы согнать внезапно возникшее на нем выражение ненависти. Если бы Карла знала, что он скажет, она бы попросила его замолчать.

– Этот псих вырвал ей придатки… голыми руками… через влагалище… Изодрал матку в клочья… Но это еще не все… Когда мой сын подоспел, в этом крошеве еще шевелился зародыш…

– О нет…

На Карлу снова накатил приступ тошноты. Она сделала Сэму знак, что больше не в силах терпеть.

– Натан ничего вам не рассказывал?

– Он мало говорит о себе.

– Знаете, как навахо звали его, когда он был ребенком?

– Нет.

– Мы тогда еще жили в Аризоне. Весь род называл его White shadow.

– Белая тень?

– Из-за цвета его кожи, она у него светлее, чем у наших, а еще из-за характера, неуловимого, словно тень.

– Берга арестовали?

– Хотите знать, чем закончилась эта история, хоть это будет не слишком приятно слышать?

– Это поможет мне забыть мою собственную.

– Натан совершенно отождествил себя с Бергом и в конце концов опередил его с последней жертвой. Поймал убийцу, переломал ему руки-ноги и живьем сунул в выгребную яму. Вот и конец истории.

Сэм достал пачку «Винстона» из кармана, стукнул ею о предплечье и предложил сигарету Карле. Чиркнул спичкой, осветившей их лица на несколько секунд. Карла сделала глубокую затяжку и медленно выпустила дым к верхушкам деревьев, ласкавших облака.

– Жизнь – вспышка молнии в ночи, верно? – сказал Сэм, лукаво подмигнув ей.

Карла согласилась. Он казался ей добрым и мудрым. Несмотря на рассказанные им ужасы, его присутствие успокаивало. Она выкурила сигарету до половины, прежде чем продолжить разговор.

– Что, по-вашему, бывает после смерти?

– Вы спрашиваете из-за вашего мужа?

– Ответьте откровенно.

– Тут важно, в чем убеждены вы, а не я.

– «Ликуйте и радуйтесь, ибо велика будет награда ваша на небесах», – сказал Иисус.

– Вот видите, бояться нечего.

– Мне важно знать ваше мнение.

– Почему?

– Вы мне кажетесь мудрым.

Он рассмеялся.

– Культура навахо передается из уст в уста, а у вас на первом месте писания. Вы верите в событие, произошедшее аж две тысячи лет назад, потому что располагаете письменными свидетельствами. Так какая разница, во что верит старик, чьи предания искажались на протяжении многих поколений?

Черные глаза Карлы продолжали пристально смотреть на него в ожидании более удовлетворительного ответа. Догадавшись, что она от него не отстанет, он уступил:

– Большинство индейцев думают, что дух остается жить где-то между небом и землей. Мы не знаем точно где. Ведь умершие не говорят, и еще никто из них не возвращался, чтобы рассказать нам об этом.

До нынешнего дня.

 

72

Кейт Нутак надо было столько рассказать, что, едва услышав голос Лава в трубке, она попросила его сесть.

– Откуда вы звоните? – спросила она.

– Не могу сказать.

– Вы меня уже достали вашими секретами!

– Послушайте лучше, вместо того чтобы жаловаться.

Он рассказал ей о своем молниеносном визите к Гаррисам, о найденной кассете, а главное – о ее содержании. Требовалось как можно скорее разыскать отца Альмеду, который исповедовал Шомона.

– Отличная работа. Что собираетесь делать с детьми?

– Буду вам признателен, если вы забудете об их существовании. Выкладывайте теперь, что сами накопали.

– Здесь лопатой гребут трупы подопытных кроликов проекта «Лазарь». Кроме этого, я немного потрясла членский список «США-2», и посыпались кое-какие имена. В общем, организация состоит из крупных шишек, которые исподтишка дергают за ниточки и Америку, и даже заграницу. Вице-президент Соединенных Штатов вполне может в ней состоять. А учитывая, как мало знает об этом ФБР, подозреваю, что и у нас кое-кто на самом верху состоит в клубе. Члены «США-2» владеют половиной богатств этой страны. А отсюда до желания скупить ее всю целиком…

– Если это уже не сделано.

– Слушайте дальше. Среди кучи компаний и корпораций, которые контролирует «США-2», имеется некая «ЛАЙФ». Это своего рода секта мультимиллиардеров, где вместо гуру административный совет, ее адепты – крупные воротилы. Кредо у них незамысловатое: жить как можно дольше. Они финансируют лаборатории по всему свету, особенно в тех странах, где не слишком зациклены на правах человека. Лаборатория в Фэрбэнксе была всего лишь звеном в цепочке по воскрешению мертвых. «ЛАЙФ» также конкурирует с раэлитами, которые через «Клонэйд» финансируют опыты по клонированию, с той же целью – продлить наше убогое существование. Кто первый откроет рецепт вечной жизни, тому и выдадут патент. Ставки так огромны, что война идет беспощадная.

– Вы думаете, что в проекте «Лазарь» замешаны раэлиты?

– Это еще надо доказать. Но несомненно, что с тех пор, как это дело началось, двое из них были убиты.

– Вы проверили, где они провели ночь убийства?

– Полсотни человек готовы засвидетельствовать, что на другом конце страны. Адепты держатся сплоченно. По моему мнению, роль детонатора тут сыграла награда, назначенная Тетсуо Дзо…

Натан поразмыслил несколько секунд. Если данные проекта «Лазарь» попали в руки к раэлитам, устранившим в безжалостной конкурентной борьбе обоих докторов, то у их гуру теперь сильная позиция. Имея формулы и клонирования, и воскрешения мертвых, никто в секте не будет бояться кончины. Скоро презрение к смерти, как понимал его Натан, даст не древнее японское бушидо, а современная наука. Катастрофа.

– Что-то уж слишком много сект в этом деле, – заключила Кейт.

– Надо разыскать отца Альмеду. Он единственный из причастных к эксперименту над Шомоном, кто еще жив.

– Когда вы будете на Аляске? Мой стажер уже считать перестал свои сверхурочные, осведомители с ног сбились, а сама я больше не сплю.

– Завтра утром. И последнее, Кейт: никому не говорите о кассете.

– Даже Максвеллу?

– Да.

– Почему?

– Я еще не уверен в том, что на ней записано.

 

73

Натан отключил телефон и посмотрел на мать, хлопотавшую на кухне. Размяв в ладони колобок теста и наполнив его начинкой из бобов, она прищипывала края, смахивала сухой кисточкой следы муки и укладывала на смазанную маслом решетку, прежде чем взяться за следующий. Сцена немедленно вернула его в детство, хотя в то время он смотрел на все это с более низкой точки. Запах теста, форма колобков, белые от муки руки матери, изящество и уверенность ее движений сохранились в памяти так отчетливо, словно это было только вчера. Приятные воспоминания. Наконец Киоко заметила присутствие сына. Встревоженно обернулась, растопырив перепачканные мукой пальцы.

– Ты ведь останешься на ночь?

– Уеду завтра утром.

– Я так рада видеть тебя, сынок.

– Я тоже.

До этого дня он никогда не видел мать плачущей. Он обнял ее, чуть холодновато, чтобы не было больно, когда через несколько часов придется снова рвать, и оставил ее перемывать миски и другую кухонную утварь, которой она пользовалась, чтобы приготовить маньжус. «Куфу» – когда-то твердила она ему по-японски, желая напомнить, что надо сосредоточиться и на супе, который ешь, и на чашке, которую моешь. «Когда моешь посуду, та сама себя моет», – говорила она. Киоко преподала ему основы медитативного сосредоточения в повседневной жизни, необходимого продолжения дза-дзен. Она руководила его первыми шагами на Пути пробуждения. «Цель дзен – Пробуждение, но также сноровка. Если ты не способен приготовить себе яичницу и вымыть сковороду, на которой ее жарил, ты несовершенное существо». Натан твердо усвоил этот урок.

Он вышел в сад. Карла и Сэм сидели на веранде и о чем-то беседовали. Пол у их ног был усеян окурками. Девочки резвились в сарае.

– Ну и как? – спросила Карла, завидев Натана.

– Макумодзо.

– Что?

– Не впадайте в иллюзию. Это по-японски.

– А еще?

– Эта запись не слишком-то много нам дает.

– Мой муж там заговорил год спустя после своей смерти, а вы называете это «не слишком-то много»?

– Сцена только отдаляет нас от действительности.

– А конкретно?

– Конкретно, кассета ведет нас к отцу Альмеде.

– Ну а я вас веду к столу, – сказал Сэм, вставая.

В какой-то миг полноты сознания Натан насладился настоящим: огнем в камине, ароматом, исходившим от Карлы, смехом Леа, стряпней своей матери, голосом отца, видом Томми, стиснувшего нож с вилкой, словно прутья тюремной решетки, проснувшимся аппетитом Джесси. Никто, кроме него, не видел этой мимолетной красоты, на мгновение сложившейся в калейдоскопе расследования проекта «Лазарь». Чтобы разрядить атмосферу, Сэм предложил каждому назвать свою версию счастья. Языки развязались. Для Карлы счастьем было то, что нескончаемо. Для Киоко и Сэма – гармония. Для Леа – каникулы. Для Джесси – Томми. Для Натана это было просто-напросто уловкой. Сэм рассказал, как они с Киоко встретились. Юная японочка, студентка из Токио, приехала писать работу об индейцах-навахо. И наткнулась на Рейна Хантера, отца Сэма, который дал ей понять, что если она хочет узнать о его народе что-нибудь, то должна стать его частью. «Резервация – не зоопарк», – заявил он. Задетая за живое, Киоко обосновалась в племени и познакомилась с Сэмом. Они влюбились друг в друга, и у них родились сын и дочь. Натан и Шеннен.

– Шеннен по-прежнему в Индии? Работает на гуманитарные организации? – спросил Натан, вдруг вспомнивший, что у него есть сестра.

– Нет, она теперь в Шри Ланке, – сказал Сэм.

– Собирается замуж, – сказала Киоко. – Его зовут Шиваджи…

– Он был дежурным администратором в каком-то отеле в Бомбее, – перебил ее Сэм. – Год назад они решили сами открыть маленькую гостиницу в Шри Ланке.

– Хотелось бы повидаться, – сказал Натан.

– Это зависит только от тебя.

После ужина Киоко и Карла приготовили все для ночлега. В доме было три спальни. Джесси и Томми расположились в одной, Карла с дочерью в другой. Натану отвели диван в гостиной. Дети быстро улеглись, только Леа из-за разницы во времени никак не могла заснуть. Она растянулась в гостиной перед телевизором, где крупным планом показывали какого-то участника телеигры, выбирающего правильный ответ на вопрос «Как на самом дели звали Чарли Чаплина?» из четырех предложенных вариантов.

– Мам, глянь, это же «Кто хочет стать миллионером»!

– Во Франции тоже есть такая игра, – пояснила Карла Натану.

Следующий вопрос: «В каком году состоялись Олимпийские игры в Атланте?»

– Вы знаете? – спросила она его, тоже увлекшись.

– Проблема этих викторин в том, что кретинов заставляют разгадывать глупые и бессмысленные загадки, чтобы не касаться по-настоящему важных вопросов.

– Что вы называете «важными вопросами»?

– Я бы предпочел, чтобы за миллион долларов спросили, кто на самом деле руководит этой страной, существует ли Бог или каким было мое лицо до рождения моих родителей.

Карла, зевнув, оторвала свою дочь от дивана.

– Натан, ты видел «Ring» и «Dark Water»? – спросила Леа, пытаясь тянуть время.

– Что это?

– Фильмы о японских призраках. Просто гениально!

– Это называется квайдан эгаи. Я тоже видел несколько. Надо будет поговорить об этом, раз ты, похоже, знаешь в них толк.

– Только не сегодня, – заметила Карла.

– А «Night Shyamalan» видел?

– Стоп, – твердо сказала Карла, уводя свою неугомонную дочь.

Натан остался с родителями у камина, болтая о чем угодно, кроме своего нынешнего расследования. Он подал отцу идею поставить в саду качели для Джесси, что позволило бы ему самому выполнить условия пари. Примерно через час спустилась Карла. Она так и не смогла заснуть. Была слишком напряжена. Киоко предложила ей травяной чай, Сэм сигарету, а Натан место на диване.

– Нельзя, чтобы энергия закупоривалась в теле, – сказал он. – Снимите-ка ваш свитер.

Она подчинилась не раздумывая. Он размял ей предплечья, потом нащупал указательным пальцем углубление на затылке и долго массировал. Наконец мягко растер ей верхнюю часть груди.

– Ну вот, – сказал он, закончив массаж под растроганным взглядом своих родителей, – теперь заснете спокойно.

Она поблагодарила его, бессознательно поглаживая себя по груди.

– Не слишком увлекайтесь. Массирование этого места способствует росту бюста.

Впервые после их знакомства она увидела, как он улыбается. Сэм ушел, громко расхохотавшись, а мать едва сдержала радость, видя, что у сына проснулось чувство юмора, или, скорее, нечто напоминающее юмор, поскольку сказанное им было не лишено смысла. Они по всем правилам разлили и выпили чай, и каждый отправился в свою постель. Закрывая глаза, Натан пожалел, что наутро ему предстоит уехать.

 

74

Кейт Нутак встретила Карлу и Натана в международном аэропорту Фэрбэнкса. Итальянка поддалась на уговоры Киоко и Сэма и оставила дочь у них. Предстоящее путешествие двенадцатилетним девочкам не рекомендовалось. Кроме того, Леа слишком хорошо прижилась у этих свалившихся с неба бабушки с дедушкой.

– Похоже, что охотники за наградой пока до вас не добрались, – усмехнулась эскимоска, здороваясь с Лавом.

– Я превратился в сквозняк. С тех пор как вы мне сообщили, что я стою семьсот тысяч долларов, проношусь из одного аэропорта в другой.

– Сегодня утром цена поднялась до миллиона. Беспокоит, что предложение размещено уже не на сайте синтоистской секты. Оно расползается по всем логинам в Интернете со скоростью вируса. Но это еще не все. Миллионы посланий отправлены по сотовым сетям, чтобы побудить владельцев мобильных телефонов заглянуть на только что созданный сайт с вашим именем, где даны все подробности для поимки. Теперь о вас заговорила и пресса, как всегда играя на руку террористам. Вот, глядите!

Она бросила ему сложенный вчетверо экземпляр «Фэрбэнкс дейли ньюс». Его фото красовалось на первой полосе под заголовком: «Кто такой Натан Лав?»

– Черт бы их побрал, – откомментировал он.

– И это все, что вы можете сказать? Да ведь теперь любой обормот, располагающий оружием и адресом электронной почты, примется за охоту!

– Карла, если вы не прочь заработать миллион, теперь знаете, что надо делать, – поделился он с ошеломленной молодой женщиной.

– Во всяком случае, вы стали настолько неуловимы, что Максвелл названивает мне каждый день, – сказала Нутак. – Он вас разыскивает повсюду.

Большой начальник был не в духе. Он упрекал эскимоску за неспособность руководить нештатным персоналом.

– Отец Альмеда исчез, – объявила Кейт. – Фэрбэнксский священник вдруг стал плохо переносить местный климат.

– Ишь ведь, как вовремя. И куда он подался? В Мексику?

– В Испанию. Это расследование, связанное с проектом «Лазарь», невероятно запутано. Надо бы мне тратить на него поменьше времени, а то на личную жизнь ничего не остается.

– Для этого я сюда и приехал. У Брэда все в порядке?

– Да. Мне кажется, Церковь от нас что-то утаивает.

– Не в первый раз.

Кейт газанула по шоссе, благословляя небо за то, что хоть немного навело порядок у себя наверху. Облака испарились, и хотя мороз еще упорствовал, видимость была почти нормальной для этого времени года, если не считать двадцатичасовой ночи. Она предложила отвезти Карлу в отель, в центре города. Присутствие постороннего человека в агентстве казалось ей неуместным. Натан заметил ей, что вдова может оказать ценную помощь.

– Чего вы боитесь? – добавил он. – Что Карла завладеет вашими секретными материалами? Да в вашей берлоге даже КГБ не сумело бы откопать документы, которые вы храните о России со времен «холодной войны».

Действительно, в кабинете Кейт царил невероятный беспорядок. На кипе папок рядом с парой кроссовок громоздилась кофеварка, а откуда-то из-под груды факсов и почты звонил телефон. Кейт засунула руку под горку бумаг и выудила трубку.

– Алло! – крикнула она.

– …

– А… алло, – повторила она несколько тише.

– …

– Он здесь, передаю трубку. До свидания, мистер Максвелл.

Натан протянул руку над плечом Карлы и взял трубку. Максвел вывалил на него все. Упрекнул за то, что не подает признаков жизни, посочувствовал насчет фетвы и сообщил, что его команда как раз составляет список членов «США-2», равно как и адептов секты «ЛАЙФ». Деликатная задача, учитывая, что к этой тайной организации принадлежит немало высокопоставленных, а стало быть, неприкасаемых персон.

– Кейт мне сказала, что вы подозреваете, будто это Коченок устранил Шомона год назад. Не отвлекайтесь, Натан. Займитесь в первую очередь тем, кто убил Боумана, Гровена, Флетчера и Мендес.

– Хотя между обоими делами промежуток в год, они могут быть взаимосвязаны.

– За Коченком приглядывает Интерпол.

– Этого недостаточно.

– Чего вы, собственно, хотите?

– Доказательств его виновности. Вот почему я намереваюсь завернуть на Норт Слоуп, за полярный круг, при содействии Карлы Шомон.

– Не уверен, что это блестящая идея.

– Когда закончу, смогу восстановить маршруты Шомона и Клайда Боумана. Это и даст ключ к разгадке.

– Натан, мы уже две недели топчемся на месте!

– Где вы сейчас?

– В Китае.

– Созвонимся.

– А куда вы дели мобильный телефон, который я вам дал?

– Завалялся где-то.

– Добудьте себе другой, черт побери, чтобы я мог до вас дозвониться!

– Я вам сам позвоню.

Он отключился и предложил Кейт посмотреть видеопленку Боумана.

– Скажете мне, что думаете об этом.

– Я еще кое о чем хотела бы вам сообщить, – сказала она. – Но тут дело довольно щекотливое.

Она позвала Брюса, копавшегося в Интернете в соседнем шестиметровом закутке.

– Знакомьтесь, Брюс Дермот. Три года изучал право, четыре – информатику и год провел в Квантико. Ему нужно кое-что сообщить вам.

Несмотря на множество дипломов, главной проблемой Брюса была его погруженность в самого себя. Он выпалил несколько фраз, зажевав половину слов, потом перевел дух и сделал еще одно усилие, чтобы высказаться яснее. Оказалось, что, когда Кейт попросила его отыскать личные данные Натана в информационной системе ФБР, Брюс обнаружил, что этот файл находится в архиве под грифом «совершенно секретно». И чтобы получить доступ, необходимо знать коды. Два из них Брюсу удалось взломать. Ему не хватало только третьего, самого неприступного. И вдруг каким-то чудом досье открылось само собой. Словно неоднократные попытки Брюса были замечены и кто-то неожиданно облегчил ему задачу.

– Так я получила ваш адрес и смогла заглянуть в гости, – сказала Кейт.

– Только у Максвелла есть все три кода доступа, – сообщил Натан.

– Ну если это Максвелл забавляется, выдавая ваши координаты всем, кому ни попадя…

– Проблема в том, – продолжил Брюс, – что сейчас ваше досье распространяется по Интернету быстрее, чем все известные мне вирусы.

– Думаю, мне самое время уйти в кусты. Или, скорее, в снега.

 

75

Фэрбэнкс начал проявлять признаки жизни. Население снова взялось за работу и покупки. Температура поднялась примерно до минус двадцати по Цельсию, что позволяло водить машину, вдыхать наружный воздух, переходить через улицу. Торговцы расчистили свои витрины. Снова замигали неоновые огни. Натан с помощью Карлы раздобыл себе снаряжение, необходимое для экспедиции за полярный круг. Одежда из гортекса, обогреватель, канистры с бензином, компас, непромокаемый рюкзак, спальный мешок, пригодный для низких температур, подстилка из какого-то пеноматериала, палатка из двухслойной ткани… Почти то же самое Карла обычно готовила для мужа. Вечером они назначили Кейт встречу в ресторане «Желтый тролль». Там к ним должен был присоединиться и Брэд Спенсер.

Карла с Натаном явились первыми и устроились в баре. Итальянка омочила свои ярко-алые губы в бокале с голубым Кюрасао и пристально посмотрела на Лава.

– Что вами движет, Натан?

– Вы о чем?

– Да обо всем этом! Ваше расследование, риск, которому вы себя подвергаете из-за экспедиции, из-за Владимира, все эти охотники за наградой, которые вот-вот кинутся по вашему следу… Никак не могу понять, чего ради?

– Деньги. ФБР платит мне тридцать тысяч долларов, чтобы я разобрался с этим делом.

Она казалась разочарованной. Словно тридцать тысяч долларов не были достаточной причиной, чтобы хорошо делать свою работу. Тем не менее Натан предпочел ограничиться этим объяснением, чтобы скрыть гораздо более разочаровывающую правду. Ибо у него не было никаких душевных стимулов, по крайней мере тех, что толкают человека пройти до конца один из уровней «Клуэдо». В любой миг он мог решить, что с него достаточно, – без угрызений совести, без душевных мук. Конечно, он придумывал себе побудительные причины, чтобы создать иллюзию, – например, месть за смерть друга, уговоры Максвелла, просьбы Кейт, прекрасные глаза Карлы, потребность чувствовать себя необходимым, стремление узнать, кто дергает за ниточки, но, в сущности, он сознавал, что игра не стоит свеч, что земля не перестанет вертеться и без него и что истина находится где-то в другом месте, вне всего этого, в нем самом, слишком далеко от этой красивой вдовы.

Карла осушила бокал, чтобы придать себе храбрости для следующего вопроса, который жег ей губы, ставшие сиреневыми от Кюрасао:

– То, что вы тогда сказали у меня дома в Ницце… Вы и в самом деле так думаете?

– О чем?

– Обо мне. Что надо быть бесчувственным, чтобы интересоваться чем-то другим, когда я рядом.

– Подтверждаю.

Ее покрытые лаком ноготки нервно поигрывали ножкой пустого бокала.

– Вы заявили, что в меня можно влюбиться меньше чем за пятнадцать минут!

– У вас еще и память отменная.

– Значит, вы в меня влюблены?

– Можно сказать и так.

Она отвела взгляд, краснея, в то время как посетители бара чуть не сворачивали себе шеи, пытаясь вообразить изгибы ее тела, которые скрадывал грубый свитер. Но Карла, казалось, игнорировала силу, которой ее наделяла собственная красота.

– Ну так что же вы! Приходится за язык тянуть, – сказала она.

– Я не умею общаться с людьми иначе как по работе. Если я обращаюсь к кому-либо, то лишь для допроса. Еще Кюрасао?

– Охотно.

Она нуждалась в этом, чтобы расслабиться, хотя хватило бы всего лишь размеренного, медленного и глубокого дыхания.

– Могу я сказать вам кое-что личное, Натан?

– Мы уже и так двинулись по этой дорожке.

– После смерти мужа, год назад, я жила очень одиноко. Только Владимир сумел нарушить мое затворничество.

– Мое нарушил Максвелл, но я вам ручаюсь, что это не многим лучше.

– Отгородиться от мира – неверное решение. Человек не может существовать без других людей. Иначе теряешь свою суть.

– Ну, если говорить о других… – сказал Натан.

Пришли Кейт и Брэд, закутанные в полярные анораки. После церемонии знакомства компания, облюбовав столик, свободно расселась, поскольку зал был отнюдь не переполнен. Едва потеплело, население города занялось неотложными делами, но вовсе не толпилось вечерами в злачных местах.

– Только чужаки осмеливаются спорить с пургой, – пошутил Брэд, косясь на итальянскую женственность Карлы и вспомнив о своем английском гражданстве.

Он выразился как нельзя более удачно, потому что в жилах Натана текла индейская и японская кровь, а Кейт была эскимоской только наполовину, а наполовину канадкой.

– К счастью, снаружи мало народу, газету купить легко, – сказала она, бросив на тарелку Натана ежедневное издание, развернутое на странице, повествующей о проекте «Лазарь». Было там и фото с заголовком: «Человек ценой в миллион долларов». Статья была подписана Стюартом Севеллом, давним знакомцем Натана, который посвятил целую книгу делу Берга. Гонорар, полученный за бестселлер «Лав против Берга», позволил ему обрести известность и виллу в Сан-Диего. На волне этого успеха журналист стал подавать себя как эксперта по серийным убийцам и их психологическому портрету. За три года, что последовали за смертью Слая Берга и исчезновением Натана, он разродился еще несколькими напыщенными книжонками о жалких преступниках, жаждавших славы. Его внимания там сподобились все, кроме жертв. Проект «Лазарь» и появление Лава стали для Севелла настоящей находкой. Именно он разболтал в анкориджской «Дейли ньюс», что Натан после долгого перерыва вернулся к работе.

– Средства массовой информации всегда охотно сотрудничают с силами зла, – обронил тот, о ком шла речь, прочитав статью.

– Да уж, преступникам и пресс-секретарей нанимать не надо, – поддакнул Брэд.

– Не стоит рисковать, Натан, – посоветовала Карла. – Теперь всем известно, что за ваше убийство отвалят кучу денег.

– Салман Рушди ведь не перестал писать, хотя против него тоже фетву объявили, – возразил Брэд. – Группа «Ю-Ту» даже пригласила его в девяносто третьем году на стадион «Уэмбли», чтобы подразнить бородачей, назначивших награду за его голову.

Кейт перевела разговор на расследование, ничего не скрывая от Карлы и Брэда. Дело касалось их обоих, поскольку каждый потерял близких в этой драме.

– Я до посинения просматривала пленку Боумана и пришла к выводу, что надо как можно скорее допросить падре Альмеду. Подключила к его розыскам Интерпол.

– После Иисуса и Лазаря Этьен Шомон – третий, которому удалось побывать на том свете и вернуться.

– Чрезвычайно важная информация. Правда, Лазарь вернулся к живым, ничего не поведав о загробном мире.

– Если верить Шомону, ожидающее нас после смерти, похоже, не очень-то отрадно.

– По его же собственному признанию, там нет ничего. Рай и ад существуют только в нашем сознании, которое еще живет некоторое время после клинической смерти и тычет нам в лицо наши грехи и добрые поступки.

– В общем, все это происходит у нас в голове перед возвратом в небытие, – сказал Брэд.

– В пустоту, в космос, – поправил Натан.

– Другими словами, в этот самый момент миллионы гнусных, еще неостывших трупов, включая тело Татьяны, вопиют в тишине о своей смертной тоске.

– Это противоречит учению Иисуса, – заметила Карла.

– Так кому же верить? Иисусу или Этьену? – спросил Брэд.

– Ответив на этот вопрос, мы вряд ли узнаем имя устроившего бойню, – сказала Кейт.

– Не заблуждайтесь. Когда Боуман снимал на пленку воскрешение Этьена, его, быть может, интересовала отнюдь не эсхатология.

– А что же?

– Вот об этом и надо будет спросить у падре Альмеды. Священнику наверняка что-то известно. И похоже, его внезапное возвращение в Испанию это подтверждает.

– Тогда зачем терять время с экспедицией на север?

– Пока Интерпол ищет Альмеду, я выясню, как погиб муж Карлы. Его последние часы содержат некую часть истины, которая наверняка сможет дополнить откровения испанского священника.

– Так вы не оставили след Шомона–Боумана? – спросила Кейт.

– Интуиция меня обычно не подводит.

Он предпочел обозначить свое знание ремесла, опыт, проницательность, шестое чувство банальным словцом «интуиция», затенявшим его достоинства.

– Что вам придает такую самоуверенность?

– Раз сумма награды за мою голову растет, значит, я на верном пути.

 

76

– Не останавливайтесь!

Окрик Натана заставил Кейт вздрогнуть, и она сняла ногу с тормоза, проехав мимо «Вестмарк-отеля».

– Вы что, сменили гостиницу? – спросила она.

– За нами хвост.

– Шутите?

– Жалкое же у вас мнение о моем чувстве юмора, Кейт.

Федеральный агент Кейт Нутак прибавила газу на льду, покрывавшем асфальт, и, сделав несколько зигзагов, свернула на Пятую авеню. Включила дворники. Опять пошел снег. Следовавшая за ними машина проехала прямо.

– Думаю, что тут вы дали маху, – сказала Кейт.

– Объедем вокруг квартала. Спорю, что серый «джип-чероки» с номером восемьсот семьдесят два FGD снова появится в зеркальце заднего обзора.

Его предсказание сбылось через несколько минут, перед зданием мэрии.

– Что будем делать? – спросила Кейт.

– Поезжайте туда, где в этом городе самое сильное движение.

Она направилась к Коулз-стрит и свернула направо.

– Домкрат у вас есть? – спросил Натан.

– Э… ну да, в багажнике. А вам зачем?

Он велел ей остановиться, выпрыгнул в снег, порылся под запаской и выудил новенький домкрат. Потом сел обратно и велел Кейт трогать поскорее.

– Обгоните вон тот грузовичок впереди и тормозните на ближайшем перекрестке, даже если свет будет зеленый.

По счастью, загорелся красный. «Джип-чероки» позволил втиснуться между ними какому-то «форду», а грузовичок, который они обогнали, теперь замыкал цепочку, чего и добивался Натан. Карла, Кейт и Брэд вдруг ощутили, как температура в салоне, внезапно наполнившемся снежными хлопьями, упала до минус двадцати. Потом заметили Натана, стремглав бегущего к зажатому в колонне автомашин джипу.

– Оставайтесь тут, – приказала Кейт пассажирам.

И очертя голову ринулась вслед за партнером, который уже сграбастал за галстук водителя «чероки», торчавшего из окошка, разбитого, очевидно, ударом домкрата. По крайней мере, так показалось Кейт, поскольку все случилось очень быстро. Лав о чем-то настойчиво спрашивал водителя, осыпанного осколками стекла и снегом, в то время как пассажир «джипа» огибал капот машины, спеша на помощь приятелю. Пока не наткнулся на «Магнум-357» в руке Кейт.

– Проклятье! Хватит дурить, мы тоже из Бюро! – заорал он, поднимая руки вверх.

Водитель подтвердил, скривившись от боли. Натан выдернул его из машины, как гвоздь из доски. Наблюдавший эту сцену шофер грузовичка одеревенел. Кейт велела ему и водителю «форда» ехать дальше, показав свой значок. Агенты ФБР, лежа лицом на капоте, назвали себя. Оба, по их словам, были из анкориджского отделения.

– Это Уэйнтрауб вам поручил следить за нами?

– Мы всего лишь выполняем приказ.

– Какой приказ?

– Не отставать ни на шаг… главным образом от вас, мистер Лав.

– Зачем?

– Чтобы обеспечить вашу безопасность.

Кейт прыснула со смеху.

– Уэйнтрауб послал вас сюда в няньки играть?

– Вот именно. Нам следовало вмешаться только в случае, если бы мистер Лав оказался в опасности.

– Черт-те что.

Натан пояснил:

– Приказ отдали выше. Уэйнтрауб всего лишь среднее звено. Так что он подчинился.

– Бюро боится за вашу задницу из-за фетвы, – заметила Кейт.

– Похоже, скоро придется навестить Максвелла.

– Можно нам выпрямиться? – взмолился один из агентов. – А то к капоту начинаем примерзать.

Натан разрешил и вернул им значки.

– Продолжайте выполнять ваше задание. Замените разбитое стекло и держитесь незаметнее. Завтра я уезжаю из города и направляюсь туда, куда вы не сможете за мной последовать. Так что поступаете в распоряжения агента Нутак.

– Но… – возразил было один из федералов.

– Предпочитаете, чтобы я сообщил Лансу Максвеллу, что вы провалили вашу дурацкую слежку?

Это положило конец пререканиям. Оба присмиревших агента залезли в свой внедорожник, а Кейт с Натаном присоединились к Карле и Брэду, сходившим с ума от беспокойства.

– А вы малость не перегнули палку? – обронила Кейт, снова устраиваясь за рулем.

– Слежку-то я заметил, но кто они – не знал. Если бы эти ребята оказались теми, кто приходил к Кармен Лоуэлл, справиться с ними было бы намного труднее.

Натан тотчас же отогнал от себя воспоминание об изуродованном теле молодой женщины. Через пять минут Кейт остановилась перед «Вестмарк-отелем», чтобы высадить там Карлу и Натана.

– Натан, а вы уверены, что эта прогулка на север имеет смысл? – спросила Кейт.

– Пока мы бредем на ощупь, полагаясь на интуицию. До логических заключений еще далеко.

– Все-таки поберегите себя. Не стоит слишком долго брести на ощупь в ледяном тумане. Некоторые там оставили не только пальцы.

– Постараюсь вернуться не с пустыми руками.

– Знаете, как у нас говорят? Если возвращаешься после охоты с пустыми руками, значит, природа недовольна.

– Навахо говорят то же самое. До скорого, Кейт. А вы, Брэд, присматривайте за ней.

– Как за своим басом, вождь!

Натан вылез из машины вместе с Карлой, украдкой бросив взгляд на «джип-чероки» с разбитым стеклом, остановившийся напротив, у кромки тротуара. Затем поспешно увлек свою спутницу в жарко натопленный гостиничный холл.

– Надеюсь, что природа завтра не выразит недовольства, – сказала Карла в лифте, намекая на слова Кейт.

– Если вернусь с пустыми руками, это будет означать по меньшей мере, что я вернулся живой.

– Я сегодня испугалась, Натан.

– Страх – сигнал тревоги. Его задача – приспособить человека к его окружению. Хорошая штука.

– Приспособить меня? Я же ничего не сделала, чтобы…

– Вам не представилось возможности. Вы испугались уже после того, как все закончилось. Это другая грань страха, и не такая безвредная, к ней вам приходится прибегать, чтобы подкрепить свое чувство безопасности.

– А вам самому было страшно?

– Только перед тем. Я предвосхитил развитие сцены, воспользовавшись своим страхом. Стрессом, если хотите. Химические вещества, выделяемые при страхе, подхлестнули мой мозг и позволили воспринимать все, что меня окружало, быть внимательным к любой информации, устранить малейшие теневые зоны и, следовательно, больше не испытывать никакого страха. Я боролся не против него, а вместе с ним. Я сам стал ситуацией. Страх уничтожил страх.

– Как-то уж слишком интеллектуально.

– Страхом руководит не интеллект, а отделы головного мозга – гиппокамп, гипоталамус – и вегетативная нервная система.

– Какая-какая система?

Перед озадаченной Карлой открылись двери лифта.

– Каждым из нас управляют две нервные системы, цереброспинальная, соединенная с корой головного мозга, на которую наша воля может влиять, и вегетативная, соединенная с внутренними центрами мозга. Она автономна. Сознательно на нее воздействовать нельзя. Она контролирует наши эмоции, обмен веществ, пищеварение, сон. Ее равновесие обеспечивает здоровье тела и духа.

Натан заметил, что Карла едва сдерживается, чтобы не зевнуть.

– Так мне продолжать лекцию по прикладной биопсихологии?

– После такого дня мне бы только поговорить с дочерью и завалиться спать.

– Я позвоню родителям.

Они вошли в номер Натана. На другом конце провода трубку взял отец и сразу же его успокоил. Дети отлично поужинали и не испытывают никакого желания идти в постель.

– Папа, можешь позвать к телефону Леа?

Он протянул трубку Карле. Она долго слушала свою дочь, потом выдала ей множество заранее заготовленных указаний.

– Они подружились с Джесси, – заметила она Натану, закончив разговор. – Вырезали куклу вместе с вашим отцом.

– Значит, все хорошо. Папа нашел наконец, кого обучить своему искусству. Смена ему обеспечена.

– Спасибо за ваше участие.

Она поцеловала его в щеку и вышла в коридор.

Несколько мгновений Натан гадал, как закончился бы вечер, если бы ему не надо было лечь пораньше? Он с сожалением закрыл дверь, бросил подушку на пол и сел в позе лотоса. Его дыхание вновь стало естественным. Долгий выдох, сильный и спокойный, выталкивающий воздух вниз, затем автоматический вдох. Он бессознательно контролировал эту пресловутую вегетативную нервную систему, о которой говорил Карле, недоступную для воли, веры или знания. С помощью дза-дзен Натан вновь обрел изначальный ритм своих биологических функций, мудрость тела, здоровье духа.

Потом в его тело проникла бесконечная энергия Вселенной.

 

77

Если занятие дза-дзен обеспечивало Натану подзарядку энергией, то сон этому тоже способствовал. Его клетки, сверхактивные днем, по крайней мере еще некоторую часть ночи оставались восприимчивыми к внешней жизни. Накопив таким образом достаточно сил, он мог даже обойтись без пищи. В такие моменты его слух становился более чувствительным. Что позволило ему в два часа четыре минуты ночи уловить некий звук. Легкий, да к тому же приглушенный, за которым последовали необычная тишина и движение воздуха.

Натан засунул подушку под одеяло и скатился на пол. Различил отблеск зазубренного клинка на стекле и его же тень на стене. Он еще до схватки знал, что имеет дело с одиночкой, охотником, польстившимся на награду, назначенную за его голову. Он отождествил себя с чужаком и, глядя его глазами, мысленно продвинулся вместе с ним в потемках по направлению к кровати. Нож взметнулся вверх и вонзился в набитую гусиным пухом подушку. В тот же миг Натан выпрямился перед своим противником и, развернувшись, нанес ему круговой удар левой ногой, уложивший противника на перину. Не убирая левой ноги с лица незнакомца, он подтянул через постель правую, ухватил обеими руками кулак с зажатым ножом и упал назад, на пол. Еще до своего приземления на ковер он услышал хруст локтя и вопль. Натан встал над гигантом, прижавшим к себе вывихнутую руку и хнычущим, как младенец. Подобрал нож, натянул штаны и рубашку, сел в головах у стонущего и извивающегося охотника. Тот был в хаки, в начищенных высоких ботинках. Волосы на затылке были стянуты в хвост. Лав прервал его горькие сетования:

– Я вправлю тебе вывих, если скажешь, кто ты такой и какого черта тут делаешь.

В дверь постучали. Он пошел открыть. На пороге стояла Карла, в пуховике с капюшоном, босая. Прибежала на крик.

– Я уж думала, с вами случилось несчастье.

– Все под контролем, идите спать, Карла.

Она приподнялась на цыпочках и заглянула в комнату через его плечо.

– А это кто?

– Я его как раз об этом спрашивал, когда вы явились.

Из соседней двери высунул помятую физиономию постоялец и потребовал тишины. Натан втащил Карлу в комнату, заметив мимоходом, что под паркой на ней ничего нет. Злоумышленник утих, но так кривился от боли, что трудно было представить его лицо в нормальном состоянии.

– Первое место на конкурсе гримас тебе обеспечено, если не скажешь, кто тебя послал разделаться со мной, – бросил Лав.

– Награда! Все из-за награды. Проклятье, да позовите же лекаря!

– Ты ведь охотник. Но вместо того, чтобы потрошить гризли, ты позарился на меня. Из-за миллиона, обещанного в Интернете, так ведь?

– Раз вам все известно, то чего вы меня достаете?

– Ты пытался меня убить, а я, значит, тебя достаю? Хочешь, чтобы мы поменялись ролями?

Оставив Карлу на пороге, он подошел к трапперу, схватил за волосы на затылке и взгромоздил стокилограммовую тушу на стул.

– Как зовут?

– Дон Малхони.

– Ладно, Дон. Сиди тихо.

Он уперся левым коленом в правое плечо здоровяка и резко дернул за вывихнутую руку. Вопль, потом тишина.

– Лучше стало?

– Угу. Как вы это сделали?

– Когда-нибудь объясню, если подружимся. А пока я бы хотел узнать о тебе побольше. Выпьешь чего-нибудь – аспирин, пиво? Мини-бар в твоем распоряжении.

Дон выдул шкалик водки и еще один бурбона, прежде чем приступить к признаниям. Натан налил стакан воды Карле, скромно стоявшей у двери. Дон Малхони и в самом деле был охотником. Предложение миллиона долларов за голову Лава облетело все бары Фэрбэнкса, где выпивали трапперы, дожидавшиеся потепления, чтобы оседлать свои снегоходы или сани. Добыча всем казалась легкой, а главное, соблазняла предложенная за нее цена. Обычно к северу от Фэрбэнкса человечья шкура стоила не дороже медвежьей.

– Знаете, каково это – ставить капканы при минус пятидесяти?

– Нет. И, честно говоря, мне плевать. Откуда пошел слух о награде?

– Из «Правильного бара». Они там всем кому попало суют ваши фотки. Вот, держите, у меня есть одна в кармане.

Малхони выудил помятый листок из-под куртки. Листовка напоминала афишки, которые расклеивали когда-то на американском Западе, чтобы привлечь охотников за наградой. Под фото красовалась сумма, назначенная за голову Натана Лава, та же самая, что гуляла в Интернете. Еще сообщались его особые приметы, место жительства и где он бывал в последнее время. Для желающих получить дополнительную информацию (в частности, о том, как будет производиться выплата миллиона долларов) в самом низу был указан адрес вэб-сайта. Тэд Уолдон хорошо поработал. Желая поскорее избавиться от надоеды, сующего палки в колеса его бизнеса, он превратил свое заведение в настоящее справочное бюро.

– Попытка убийства федерального агента – знаешь, на сколько лет это потянет?

– Вы… федеральный агент?

– А ты думал, парикмахер? Или, может, бармен?

Тот поник головой, видимо смирившись с судьбой.

– Но может, найдется средство избавить тебя от тюряги.

– Да ну?

– Мне нужны сведения об устроителях сафари для больших шишек, которые таскаются сюда издалека, чтобы истреблять животных исчезающих видов.

– И это все?

– Нет. Давай сюда свою кредитку.

– Что вы собираетесь с ней делать?

– Мне нужен залог.

Натан продолжал рекрутский набор для Кейт Нутак, поставляя ей на службу всех, кто подворачивался под руку. Сначала двоих агентов, подосланных Уэйнтраубом, а теперь вот этого Малхони, которого можно использовать как осведомителя. Трапперу оставалось только явиться завтра в контору Кейт. Натан взглянул на часы и прикинул ту малость времени, что оставалась ему для сна. Выпроводил Карлу и спустился в холл. Заметил там банкомат и вытянул максимум из карты Малхони.

– Оставлю пока у себе все – и карточку, и тысячу баксов. Отдам, когда федеральный агент Нутак сообщит, что ты начал сотрудничать.

Малхони запротестовал, но выбора у него не было. Приходилось только сожалеть, что методы ФБР не имеют ничего общего с тем, что он обычно видел в кино.

 

78

Их «сесна» приближалась к семидесятому градусу северной широты. Взлетев с аэродрома Барроу, самолет все время шел на низкой высоте. Трудно было определить, где они находятся. Никаких дорог, никаких ориентиров. Все реки и озера подо льдом и снегом. И к тому же темнота. Солнце в этом краю появится не раньше конца января. Под самолетом проплывала в полумгле прибрежная арктическая равнина. Пресловутая Норт Слоуп. Девственное пространство, заледенелое болото, незаметно перетекающее в море Бофорта, твердое, как каток. И все теряется в тумане или пурге. За исключением августа здесь всегда зима. Или, скорее, преисподняя.

Однако при этом Норт Слоуп – сказочно богатая земля. С невероятно сложной экосистемой, населенная белыми медведями, мускусными быками, оленями-карибу, эскимосами-инупиатами и индейцами-гвичинами. Стоит только копнуть поглубже, и натыкаешься на залежи нефти и газа, столь вожделенные для транснациональных компаний. Черное золото течет тут рекой. Его спешно выкачивают с помощью «Эксон Вальдес».

Лететь оставалось всего несколько минут.

– Вы уверены, что в этом есть какой-то смысл? – спросила Карла.

Она была встревожена.

– По крайней мере, такой же, как в попытке вашего мужа год назад.

Пилот Нед Перри, не один год проработавший в «Юнион ойл компани», в нефтяной разведке, был человеком опытным. Мягко посадив самолет на береговой припай, он не стал выключать мотор и поторопил Натана, поскольку при таком морозе машина могла не взлететь. Лав спрыгнул на лед, подмигнул Карле и исчез в темноте. Он поставил себе целью воспроизвести маршрут Этьена Шомона. Отыскать какую-нибудь зацепку, недостающую деталь. Главное, влезть в шкуру француза, оказавшегося на пороге смерти.

Он посмотрел на удалявшиеся огни самолета и представил себе обеспокоенный взгляд Карлы за стеклом иллюминатора. Она заберет его через три дня, севернее, в пятидесяти километрах от Барроу, на том самом месте, где Боуман нашел тело ее мужа. У него с собой две сигнальные ракеты, чтобы обозначить свое местоположение. Метеопрогноз благоприятный: пурга маловероятна. Легкий туман. Мороз всего минус сорок пять по Цельсию.

Вокруг расстилалась бескрайняя ледяная пустыня. Когда солнце соблаговолит осветить ее, тут найдется чем омыть замыленный взгляд горожанам всего мира. Только море, снежная равнина и неподвижный паковый лед – припай. Незыблемый, необъятный, незапятнанный – символ самой пустоты. Никакая другая панорама не могла бы лучше выразить сущность дзен. Белая страница планеты, святилище первоначал. Холод и мрак изгнали отсюда людей в более приветливые края, которые они колонизировали вплоть до того, что кое-где даже не оставили места природной среде. Именно тут, на этих миллионах квадратных километров, Натан надеялся обнаружить след Шомона. Априорно это было бы чудом.

Обычно пейзажи не имеют памяти и безразличны к тому, что происходит на их фоне. Сколько сцен преступления Натан прозондировал, так и не добившись ответа от места, которое видело все! Он мог рассчитывать только на промахи преступников, на их человеческие слабости. Природа-сообщница ловко скрывала доказательства, и приходилось поторапливаться, чтобы улики, оставленные преступником или его жертвой, не были стерты временем, ветром, дождем. Если труп не найти сразу же, он разлагается, смешиваясь с землей. Но на Аляске все иначе. У пакового льда прекрасная память. Он ничего не изменяет, все сохраняет. Настоящий морозильник. Непогрешимый свидетель. Он один видел Шомона год назад. Стало быть, его и надо допросить.

 

79

Только по возвращении в Барроу Карла осознала, во что ввязалась. От дочери, которой она звонила два раза в день, ее отделяли тысячи километров. Итальянка осталась совершенно одна, среди эскимосов, в какой-то дыре под пологом полярной ночи, где единственной усладой для глаз были ледяное море да черный пляж, заметаемый пургой.

Ей предстояла встреча в городском баре с Риком Такитой, осведомителем Кейт Нутак. Рик принадлежал к проживавшему в Барроу большому эскимосскому племени инупиат, западной ветвью народа инуит. Кейт расплачивалась с Такитой горячительными жидкостями за тесной стойкой «Тройного Б». Несмотря на склонность к выпивке, эскимос ее обычно не подводил. Во всяком случае, был идеальным посредником при общении с местным населением, не слишком разговорчивым с редкими здесь чужаками. Карла должна была показать ему отнюдь не исчерпывающий список трапперов Барроу, составленный Доном Малхони после своего неудачного вторжения в номер Натана.

Она затянула потуже капюшон и перебежала через улицу, направляясь к «Тройному Б». В баре царила удушливая жара. Она избавилась от парки, заставив обернуться нескольких завсегдатаев, сгрудившихся вокруг стоявшей посреди зала печки. Послышались восхищенные присвистывания, раскрасневшиеся лица расплылись в ухмылках до ушей. Поднялась чья-то рука. Принадлежала она какому-то верзиле индейцу, который, казалось, коллекционировал пустые стаканы. На столе перед ним скопилось по меньшей мере полдюжины.

– Вы Рик Такита?

– Зовите меня Так, миссис Шомон.

Незачем спрашивать, как он ее узнал, – других женщин в баре не было.

– Выпьете что-нибудь?

– Нет.

– Две водки с тоником! – заказал он.

– Я же сказала, что ничего не хочу.

– Знаю, это я для себя.

– Агент Нутак сказала, что вы могли бы мне помочь.

Она ждала какой-нибудь реакции с его стороны, но Такита оставался невозмутим.

– Это не тот случай? – продолжила Карла.

– Какой случай?

– Что вы можете мне помочь.

– Зависит от того, о чем попросите.

Она рассказала ему об угрозах убить Этьена и об охотниках, для которых ее муж был как бельмо на глазу. Стало быть, кто-то из них вполне мог захотеть от него избавиться. Карла показала ему список, составленный Доном Малхони. Рик пробежал его взглядом и выпил. Карла потеряла терпение:

– Вы кого-нибудь из них знаете?

– Хм.

Она предположила, что ответ утвердительный.

– Кого именно?

– Всех, кроме одного.

– Которого?

Он ткнул пальцем в имя: Патрик Гувер.

– Возможно, один из этих типов и убил моего мужа год назад.

Такита допил стакан, не мешая ей продолжать. Но Карла уже не знала, что добавить.

– Есть у вас какие-нибудь соображения?.. Мог кто-нибудь из этих трапперов убить Этьена?

После долгого молчания Так решил наконец высказаться:

– Я уже давно не охочусь.

Карла поблагодарила его и встала, решив про себя больше не иметь дела с этим апатичным субъектом, игравшим в молчанку.

– Зато могу свести вас кое с кем, – добавил эскимос.

Усевшись за руль своего старенького пикапа, Так подвез ее к бревенчатому шале, выделявшемуся на фоне зданий из стекла и обложенных дерном лачуг. Из трубы валил густой дым.

– Вам повезло, Даг Тревис дома.

Тревис значился в списке Малхони. Перед домом было припарковано несколько машин. Визит Рика и Карлы оказался для хозяина дома неожиданным, но он, казалось, был рад видеть эскимоса и пригласил их войти. Интерьер вполне соответствовал тому, что Этьен рассказывал Карле об аляскинских жилищах. Бревенчатые стены были увешаны охотничьими трофеями – головами моржей, лосей, карибу и прочих оленей. В углу главной комнаты возвышалось на постаменте чучело гигантского медведя. На креслах и диванах, покрытых шкурами, сидели несколько человек – супружеская пара с ребенком и какой-то мужчина. Во время краткой церемонии знакомства Карла поняла, что это клиенты, договаривающиеся о предполагаемом сафари. Тревис извинился перед своими гостями и предложил вновь прибывшим пройти с ним в кабинет. Это помещение украшали чучела лис и сурков, застывшие в агрессивных позах.

Рик довольно откровенно обрисовал ситуацию, как ему представила ее Карла, но не показывая список Малхони. Тревис закурил сигару и раскинулся в кресле с сардонической усмешкой.

– Ты всерьез думаешь, что какой-нибудь траппер захотел повесить голову того французика себе на стену?

– Этот французик – ее муж, – уточнил Такита.

Заявление произвело эффект холодного душа. Тревис раздавил свою тошнотворную сигару в пепельнице, изображающей эскимосское иглу, извинился и взял гораздо более дипломатичный тон.

– Я знаю в здешних краях немало охотников. Они бы такого не сделали. Впрочем, экологи нечасто добираются до Барроу. Да и вообще нам плевать на мнение городских, которые прутся сюда защищать природу, в которой ни черта не смыслят. Это я еще стараюсь быть вежливым из-за дамы. Мы ведь убиваем не ради удовольствия. А чтобы выжить.

Карла и Так не стали оспаривать его корявую речь в защиту охоты и, поблагодарив, направились к выходу. На пороге итальянка в первый раз обратилась к нему:

– Вы знаете Патрика Гувера?

Это было единственное имя из списка, которое Такита никогда не слыхал.

– Гувер не траппер, а подпольный деляга. Браконьер. Возит сюда втихаря толстосумов отстреливать запрещенную дичь. Ничего общего с тем, чем занимаюсь я сам. Сожалею, но меня люди ждут.

Садясь в пикап, Карла подумала, что, несмотря на свои повадки жителя сонной Лемурии, Рик меньше чем за два часа вывел ее на настоящего подозреваемого.

 

80

Окруженный несказанным безмолвием, Лав поспал несколько часов в своей двухслойной палатке возле бензинового обогревателя. Потом продолжил путь меж снегом и нескончаемой ночью, с компасом в одной руке, с фонарем в другой. Вечная мерзлота под его подошвами простиралась в глубину до трехсот метров. От холода немели ноги, но мозг все еще отдавал приказы – правило будо, которое Натан всегда применял для оптимальной эффективности. У Шомона тоже наверняка был свой метод. Иначе этот исследователь физических и умственных пределов человеческого существа вряд ли смог бы совершить столько экспедиций во враждебной среде. Эти внутренние достижения требовали незаурядных ресурсов. Откуда он черпал энергию? Энергию, позволяющую осуществить единение духа и тела. Энергию, которая подчиняется первому, чтобы контролировать второе в наихудших обстоятельствах.

Изначальную энергию.

Ибо есть только она. Та энергия, что наполняет собой Вселенную и эманацией которой является всякое человеческое существо. Покуда она существует, жизнь продолжается. Стоит ей исчезнуть, наступает смерть. Натан называл эту силу ки. Возможно, Шомон называл ее по-другому. Француз делал все, чтобы не потерять ее. Этот поиск вечности напомнил Натану китайских даосов, которые изобрели искусство продлевать земное существование, а некоторым из них даже удавалось живыми проникнуть в смерть. Эта техника основывается на долгой и сложной аскезе, приводящей к такому очищению, что человек сам становится изначальной силой, независимой от времени и пространства, следовательно, бесконечной. Тот, кто достиг этой стадии приобщения к космосу, называется шень жень – «совершенное существо».

Неужели Шомон стал шень жень?

Отрешенность наверняка привела его к возвышенному состоянию сознания. Отказ от материальных удобств и поиск симбиоза с очищающей средой открыли ему путь. На окраинах Аляски, в этом чистилище нашей планеты Этьен изобрел искусство, близкое к искусству даосов. Вот к какому заключению пришел Натан на исходе второго дня пути. Так и не найдя ни одного мало-мальски заметного следа Шомона.

Снимая рюкзак со спины, он уловил какой-то звук. На припае к нему вновь вернулась острота ощущений, свойственная изощренным органам чувств. В этой пустоте от него не могло ускользнуть ничто. Его чувства, обостренные, как у волка, были способны различить движение или пар от дыхания дальше чем за километр. Звук доносился с неба.

Мотор.

Карла? На день целый раньше? Может, в расследовании появился новый поворот? Нет. Гудела не «сесна».

Его ослепил прожектор. Оглушили выстрелы. Очереди, треща, кромсали лед вокруг. На этом бесконечном катке не было никакого укрытия. Натан подхватил лежавший перед ним рюкзак и заслонился этим смехотворным щитом от смертоносных пуль, чувствуя, как те пробивают пакеты с провизией, отдаваясь толчками в его груди. Так он долго не продержится.

Тогда он попытался сам стать ситуацией.

С вертолета, поднявшего снежный вихрь, что внезапно снизило видимость, начали пускать ракеты. Первый взрыв отбросил Натана назад и взломал припай, обнажив поверхность подледной реки. Он тотчас же вскочил под дождем ледяных осколков и нырнул в образовавшуюся полынью. Между гибелью от пули сейчас же или от переохлаждения через две минуты он предпочел второе. До нынешнего дня у него всегда был четкий выбор между жизнью и смертью. Здесь ему впервые пришлось выбирать между двумя смертями. Немедленной и неминуемой. Он позволил себе отсрочку. «Дурно не принимать страдание. Это правило не терпит никаких исключений», – говорилось в «Хагакурэ».

От соприкосновения с ледяной водой перехватило дух.

Натан поднял руки и ухватился за край, чтобы его не унесло подледным течением. Высунул лицо из воды, чтобы вдохнуть широко раскрытым ртом. Река парализовала его, прежде чем утопить. Температура тела падала с головокружительной быстротой. Его промокшие перчатки уже примерзли к вечному льду. Он стянул их, выкарабкался и отполз по-пластунски на несколько метров. Не отказывало пока только зрение. Вертолет приземлился. Закутанные в черное силуэты прочесывали окрестности, выставив вперед стволы автоматов, поблескивавшие в прожекторах вертолета. Один из них обследовал прорубь, из которой он только что вылез. Почему этот тип не видит его? До Натана дошло, что его промокшую одежду облепил снег. Белое на белом. Он осмотрелся. Пропеллер крутился на малых оборотах. Четверо типов рыскали по льду, двигаясь вслед за гигантским лучом света. Ближайший из них подошел к самому краю полыньи. Прибегнув к приему вьет во дао, Натан прыгнул ногами вперед и, сомкнув их, словно ножницы, у него на шее, опрокинул в реку. Течение поглотило человека вместе с оружием меньше чем за секунду. Натан перекувыркнулся, вскочил на ноги и по-спринтерски рванул к своему снаряжению, залитому горючим. Схватив обе сигнальных ракеты, выпустил одну в сторону вертолета. Струя искр, за ней дымный вихрь. Высунувшаяся из густого облака головка другой ракеты оказалась прямо перед полярными очками второго убийцы. Выстрел немедленно превратился во взрыв, капюшон – в огненный пузырь, а наемник – в живой факел. Двое остальных сообщников, оторопев от этого зрелища, а главное, от неожиданного поворота событий, на мгновение заколебались. Именно столько и потребовалось Натану, чтобы выхватить АК-47 из вопящего костра, броситься на снег и вслепую полить свинцом пространство впереди себя. На уровне ног – для верности. Перекатившись, он выпустил остаток рожка в сторону вертолета, вдребезги разнеся прожектор по всему припаю. Потом застыл, не проверяя, уничтожены ли цели. До гибели ему оставалось очень мало времени.

 

81

Кейт открыла досье Патрика Колдуина, которое пыталась пополнить после своего разговора с Честером О'Брайеном. Первая жертва профессоров Гровена и Флетчера, попавшая к ним в руки в 1996 году, оказалась идеальным подопытным. Малый родился на ферме в Висконсине, в трехлетнем возрасте осиротел, в школе учился посредственно и в восемнадцать лет сбежал со Среднего Запада на Крайний Север в поисках хорошо оплачиваемой и не требовавшей диплома работы. Первый профессиональный опыт он приобрел на нефтяном комплексе в Прудхоу-бэй. Через шесть месяцев уволился и отправился тратить заработанные денежки в Калифорнию. Спустив все, снова появился в Анкоридже, чтобы найти себе новую работенку. По сведениям местного агентства по трудоустройству, за полтора месяца до своей смерти он обивал пороги всех нефтяных компаний города. Безуспешно. После этого след Колдуина окончательно терялся. Кейт дала волю воображению, чтобы дополнить его биографию. Наверняка он прослышал о вознаграждении, назначенном докторами Флетчером и Гровеном для тех, кто согласится поиграть в подопытных кроликов. Настоящая находка для Колдуина, который увидел в этом средство быстренько поправить свои дела. Находка также и для ученых, получивших в свое распоряжение добровольца без семьи и близких. Когда опыт обернулся катастрофой, «США-2» надавила на начальника местной полиции, покойного капитана Мак-Нила, чтобы тот замял дело. Учитывая послужной список жертвы, это было простой формальностью.

Кейт закрыла картонную папку и прошлась до окна, разминая онемевшие ноги. Максвелл так и не сообщил ей ни одного имени членов «США-2», которых она могла бы допросить. За окном двое подчиненных Уэйнтрауба боролись с морозом в своем внедорожнике. Стоит ими воспользоваться. Она послала за ними Брюса.

– Вы возвращаетесь в Анкоридж, – объявила она обоим федералам.

– Мы не должны отставать от вас ни на шаг.

– Отлично, мне тоже туда надо.

Кейт Нутак намеревалась навестить нефтяные компании, куда безуспешно пытался устроиться Пат Колдуин. Ведь если «США-2» состоит только из влиятельных людей, то вполне может статься, что некоторые руководители этих всемогущих транснациональных компаний действуют заодно с таинственной группировкой. Любому из них, приметившему подходящего кандидата, не составляло труда направить его в лабораторию. Кто же нанял Колдуина? Для ответа на этот вопрос и нужны федеральные агенты Стен Линч и Дик Мортенсон.

Приземлившись в Анкоридже, Кейт оценила погоду – всего минус восемь по Цельсию. Почти тепло. Линч забрал свою машину со стоянки аэропорта и отвез маленькую команду в деловой центр города, утыканный стеклянными высотками. Башни «Бритиш Петролеум», «Эксон», «Шелл» упрямо вздымались в облачное небо.

Если Колдуина направили в лабораторию, основываясь на его биографии, это означало, что замешан кто-то из кадровиков. Стало быть, с них и надо начать.

– Слушайте, – сказал Мортенсон, – а вам не кажется, что нам следует предупредить Уэйнтрауба?

– Нет, – отрезала Кейт, входя в здание «Бритиш Петролеум».

 

82

Натан не понимал, почему его тело в гипсе. Ноги одеревенели, плечи скованы. Только занемевшие кисти рук еще могли шевелиться. Прошло несколько секунд, если только не минут, прежде чем он сообразил, что его намокший комбинезон превратился в ледяную оболочку. По счастью, руки сохранили некоторую подвижность. Он медленно, словно паралитик, дотащился до своего рюкзака. Стал шарить на ощупь. Палатка, спальный мешок, продукты – все было пропитано бензином и изрешечено пулями. Он чиркнул зажигалкой. Порыв ветра тотчас же погасил огонек. Он повторил попытку. Наконец искорка воспламенила груду испорченного снаряжения. Внезапный жар растопил ледяной панцирь и доставил ему немного приятного тепла. Именно в этот миг, во второй раз с начала расследования, у него возникло видение, подобное тому, что посетило его на операционном столе в лаборатории Фэрбэнкса. Перед этим костром, предоставлявшим ему скупую отсрочку, поглощая последние шансы выпутаться живым, Натану, уже близкому к коме, вдруг почудилось, что он переживает почти то же самое, что и француз. Этьен тоже сжег свою палатку, спальный мешок и снаряжение, чтобы урвать немного тепла!

Видение рассеялось, как только он снова смог контролировать свои движения. Он встал, словно чудом исцеленный, и осмотрел валявшиеся вокруг него тела. Один из трупов был скрючен и наполовину обуглен. Двое других покрыты замерзшей кровью. Натан избавился от мокрой одежды, чтобы натянуть на себя вещи того из убитых, кто был примерно его роста. Его голое тело хлестнула пурга, хоть согласно метеосводкам ее не должно было быть. Иглы холода пронзили кожу раньше, чем он успел переодеться.

При убийцах не оказалось никаких документов, по которым можно было бы установить, кто они такие. Оружие русское, полярные очки китайские. Одежда канадская. Вооружившись «Калашниковым» и сунув в карман зажигалку, Натан бросил взгляд на свои разбитые часы-компас и пошел наугад. О том, чтобы поспать под открытым небом, и речи быть не могло. Отныне ему нельзя останавливаться. Думать надо только о том, как лучше преодолеть оставшиеся сто километров. Взять пример с ямабуши, горных воинов. Эти адепты медитации, духовной и физической аскезы умели развить свои естественные способности в сверхъестественные, чему так завидовали ниндзя и секретные японские службы. Натану повезло встретить человека по имени Такино Йин-Фон, очень скрытного мастера, который жил отшельником, питался травами и дикими ягодами и даже в самые суровые зимы ходил в одном и том же поношенном кимоно. Среди достигнутых Такино способностей было умение сопротивляться холоду. Натану удалось проникнуть в его секрет. Сейчас самое время применить его на практике. Надо установить контакт с основными силами природы. Со священным началом, сказал бы его отец, чья философия, унаследованная от индейцев навахо, была не слишком далека от философии ямабуши. Горы, как паковый лед или пустыня, требовали отрешенности, обнажения души. В таких местах вибрации Вселенной более всего ощутимы. В отличие от больших городов, раздувающих эго человеческих существ, ослабляя их, обширные пустые пространства изобилуют положительной, восстанавливающей энергией. На нее-то Натан и рассчитывал, чтобы продержаться ближайшие двадцать четыре часа.

 

83

Кейт уселась в просторном вестибюле вместе с Линчем и Мортенсоном. Секретарша подала им кофе. День выдался плодотворным. Нефтяные компании методично сохраняли в электронной памяти списки всех, кто пытался устроиться к ним на работу. Так что персоналу отдела кадров не составляло никакого труда отыскать следы Пата Колдуина в своих компьютерах, набитых информацией. Его имя отсутствовало только в «Бритиш Петролеум». Это означало, что оно стерто. Начальник отдела персонала тут был новый и не смог дать другого объяснения, кроме того, что Колдуин, видимо, никогда не обращался к ним. Что противоречило заверениям агентства по трудоустройству, помогавшего Пату рассылать свои запросы. Стало быть, надо проверить факты, поднявшись выше по служебной лестнице.

Арнольд Прескотт, генеральный директор «БП» на Аляске, промариновал федеральных агентов почти целый час, прежде чем послал к ним свою личную секретаршу. Та, упакованная в оранжевый костюмчик и обмазанная тональным кремом персикового оттенка, попросила посетителей следовать за ней и, виляя задом, препроводила в кабинет своего начальника.

Прескотт принял делегацию с минимальной сердечностью, предписанной общественными приличиями и уважением к правоохранительным органам. «Не соединяйте меня ни с кем пять минут», – приказал он своей апельсиновой секретарше, заодно дав понять визитерам, сколько времени намерен им уделить. Кейт, невольно усвоившая кое-что из методов Натана, окинула комнату взглядом в поисках какой-нибудь зацепки. Анализировать было некогда, поэтому она всего лишь отметила фотографии Прескотта в обществе воротил бизнеса, Джорджа Буша, короля Саудовской Аравии Фахда, губернатора Аляски Терри Крейна… На одной Прескотт позировал в охотничьем костюме на фоне хребта Брукса вместе со своей семейкой, состоящей из крашеной блондинки с подтяжкой лица и двух мальчишек, напичканных гормонами. Центральное место этой выставки, отражавшей ярко выраженный культ собственной личности и раскинувшейся во всю ширь стены, занимал триптих, где он красовался на лыжах, в каяке и на борту катера, вытягивая лосося-чинука. Прочий декор был посвящен другому божеству – доллару: батарея телефонов для связи с крупными шишками, компьютеры хай-тек, подключенные к выделенной линии, телевизоры, передающие круглосуточные программы новостей, мониторы с биржевыми курсами и ценами на сырьевых рынках.

– Чему обязан этой демонстрации сил? – осведомился он.

Встав и упершись кулаками в стол, он обращался к Мортенсону. Федеральный агент взглядом перевел стрелки на Кейт Нутак, чтобы дать ей высказаться.

– Мы разыскиваем Патрика Колдуина, – ответила она. – Он исчез после того, как попытался устроиться к вам на работу.

– Не вижу связи.

– Связь всего лишь хронологическая. Пока, по крайней мере.

– Выражайтесь яснее. Я не знаю по имени всех своих служащих. Этот человек работал у нас?

– Именно это я и хочу выяснить.

– Спросите у моего заместителя по кад…

– Мы это уже сделали. Мистер Прескотт, учитывая малое время, которое нам отпущено, я не буду ходить вокруг да около…

– Это вы руководите расследованием? – прервал он ее в свою очередь, бросив взгляд на мужчин, прикрывавших эскимоску с флангов.

– Да. Вы слышали о проекте «Лазарь»?

– Нет.

– Знакомы с докторами Флетчером и Гровеном?

– С кем?

– Состоите в «США-2»?

– Где?

– Принадлежите к секте «ЛАЙФ»?

– Что означают все эти вопросы?

– В местном агентстве по трудоустройству утверждают, что Пат Колдуин послал вам свое заявление в сентябре тысяча девятьсот девяносто шестого года и был вызван на собеседование. Однако в архивах «БП» не осталось ни малейшего упоминания об этом, в то время как ваши конкуренты сохранили все его данные. Двадцать первого октября тысяча девятьсот девяносто шестого года Колдуин попал в руки докторов Флетчера и Гровена, которые ставили на нем опыты в рамках программы по продлению человеческой жизни, окрещенной проектом «Лазарь». Эта программа финансировалась сектой «ЛАЙФ», тесно связанной с «США-2», оккультной организацией, состоящей из влиятельных бизнесменов и политиков. В прошлом декабре проект был внезапно свернут после убийства обоих докторов. По крайней мере, о бойне в Мемориальном госпитале Фэрбэнкса вы слышали?

Выпалив свою тираду, тщательно подготовленную за время сидения в приемной, Кейт перевела дух. Генеральный директор вышел из-за стола и надвинулся на нее всей своей массой, словно желая запугать. Мортенсон и Линч инстинктивно отпрянули.

– Я тоже выскажусь напрямик, мисс Натук.

– Нутак. Агент Кейт Нутак.

– Люди делятся на две категории. На тех, кто следует человеческим законам, и тех, кто подчинен лишь закону Божескому. Удовлетворитесь принадлежностью к первой. Потому что ваша карьера зависит от второй.

– Вы учите меня делать мою работу?

– Просто объясняю, как вам ее сохранить.

– Это все, что вы можете нам сказать?

– Пять минут истекли.

 

84

Сначала его мучила жажда. Огромная, назойливая. Необоримая. Натан задремал на мгновение, не переставая шагать. Его тело функционировало само по себе. Окоченевшие пальцы больше не донимали. Он даже не чувствовал ни холода, ни укусов пурги, разогнавшей туман на его пути. Расширенные зрачки вели его сквозь полярную ночь. Казалось, после нападения прошло уже несколько десятков часов, а он не испытывал никакой усталости. Появилось только смутное, но приятное ощущение истомы, некоторого отрыва от действительности. Почти отупения. Короче, все предвестники смерти. Но это не повергло его в панику, наоборот. Впереди, в нескольких метрах, торчал воткнутый в снег «Калашников», который он взял с собой. До него дошло, что он остановился, замерзший, полузанесенный снегом. Как давно он перестал шагать? Превозмогая оцепенение, он с трудом вырвал АК-47 из ледяных ножен и снова двинулся вперед. Воспользовался тем, что больше не чувствует ног, чтобы ускорить темп и наверстать опоздание. Споткнулся, упал, налетел на стоящую торчком льдину, полез через нее ползком, соскользнул, потом выпрямился и с криком побежал, прежде чем упасть снова. Его дух медленно покидал тело.

И в этот миг он увидел, как загорелись его ноги. Он попытался засунуть их в снег, чтобы сбить языки пламени, но вокруг него был только паковый лед, твердый, как асфальт. Он протянул руку к канистре с водой и выплеснул содержимое на свои унты, прежде чем заметил, что это бензин. Вырвавшийся у него при этом крик вышиб его из забытья. Натан не знал, где находится, знал только, что лежит на спине, а до этого в короткой вспышке увидел еще один фрагмент прошлого Шомона. Он протер стекла своих полярных очков и различил вдалеке некий силуэт. В знакомой ему оранжевой парке. Фигурка махала ему электрическим фонарем. Он выронил свой «Калашников» и бросился к итальянке, раскрыв объятия. И заключил в них лишь порыв ветра. Потерял равновесие и тяжело рухнул. «Калашников» по-прежнему торчал перед ним из снега, все там же.

Автомат и не двигался с места.

Натан тоже. Снег засыпал его почти целиком. Хлопья таяли на лице. На какой-то миг его охватило искушение опустить и руки, и веки, остаться под этой пушистой периной, такой белой, такой чистой. Ему было хорошо.

Из-за недостатка воздуха он чуть не задохнулся. Закашлялся, проковырял облепившую его снежную корку и, почерпнув энергию в глубине живота, встал. Нагнулся над автоматом и вытащил его из снега. На сей раз по-настоящему. И опять двинулся вперед, даже не определив, где север, опираясь на ствол, как слепец на белую трость. Его последние шаги по земле напоминали поступь незрячего, дряхлого старика. Ему вдруг захотелось выпустить в это окружавшее его Ничто последний залп, но спусковой крючок замерз. Он позволил себе упасть, откинул капюшон, снял очки, перчатки, достал свою зажигалку «Зиппо», чиркнул, прикрывая огонек окоченевшими ладонями, и прогрел курок, затвор, ствол. Сделал еще одну попытку. «Калашников» содрогнулся в его руках. Несокрушимое оружие. Натан встал и начал поливать очередями небо, бросая последний вызов всевластной природе, обращавшей его в камень. Раскалившийся ствол согрел ему пальцы. Это приятное ощущение длилось всего несколько секунд. Он вставил другой рожок и продолжил пальбу, чтобы подарить себе напоследок еще чуточку тепла. Потом отбросил автомат и двинулся к Мелани, которая шла ему навстречу по кромке смерти.

 

85

– Я вынужден взлететь! Не то мы тут и останемся! – проорал Нед Перри.

Пилот «сесны» был обеспокоен. Спрыгнувшая на снег Карла продолжала обшаривать окрестности лучом мощного фонаря, не обращая внимания на предупреждение. Вдруг сквозь гудение двухмоторного самолета за ее спиной донеслись звуки выстрелов из автоматического оружия. Итальянка бросилась под крыло и вскарабкалась в кабину.

– Ну что там? – спросил Нед.

– По нам стреляют!

– Кто? Белые медведи?

– Может, охотники.

– Не в такую погоду. Надо бы проверить. Вдруг это ваш приятель.

– У него нет оружия.

– Ладно. Вы куда?

– Попробую еще. Подождите меня.

Карла опять спрыгнула в темноту, на ту сторону, откуда, как ей показалось, донеслись выстрелы. Стала кричать, безрезультатно, пока слева не послышалась еще одна автоматная очередь. Она уже три часа искала Натана, не пришедшего на условленное место, как и Этьен. Три часа высматривала его сквозь ночь и холод. Умоляла Перри взять курс на юг. Вот почему, совершенно отчаявшись, она решила побежать на выстрелы. Луч ее фонаря наткнулся на тело. Она перевернула его и выкрикнула имя, уже давно жегшее ей язык.

Натан не шевелился. Карла промигала фонарем «sos» в сторону самолета. Сломя голову примчался пилот. Вдвоем они втащили одеревеневшее и почти негнущееся тело в самолет. Пока Нед хлопотал, чтобы поднять «сесну» в воздух, Карла попыталась оживить спасенного. Ни растирания, ни укутывания не помогали. Она стала лихорадочно рыться в груде снаряжения на застеленном оленьей шкурой полу кабины. Между примусом и канистрой с маслом отыскала толстый спальный мешок – непременную принадлежность любого авиатора, летающего над Норт Слоуп. Стащила с Натана мокрую одежду и завернула его в мольтоновую ткань. Его кожа была холодна, как внутренняя стенка морозильника.

– Нельзя как-нибудь повысить тут температуру? – спросила она у Неда.

– Как? Снаружи минус шестьдесят, головки цилиндров разогрелись всего до плюс тридцати. А должны быть в два раза горячее! Благодарите небо, что мотор еще работает!

Карла сорвала с пола шкуру карибу, заменявшую ковер, обернула вокруг спального мешка, потом опять принялась растирать Натана.

– Сколько нам еще лететь?

– Не меньше получаса.

Тогда она расстегнула свою парку и разделась. Использовав все, что могло согреть Натана, Карла махнула рукой на стыдливость и скользнула к нему голышом, чтобы оделить единственным теплом, которое еще оставалось в ее распоряжении, – теплом собственного тела. И прильнула к нему, словно нежная, теплая и пахнущая духами грелка.

Когда самолет приземлился в аэропорту Барроу, Неду Перри показалось, что он вырвался из преисподней. Преисподней, где дьявол забыл развести огонь. А Карла тем временем удерживала человеческую жизнь, обхватив ее руками и ногами.

 

86

Врач повесил стетоскоп себе на шею и наклонился к Карле, одевшейся в спешке шиворот-навыворот.

– Успокойтесь. Есть кое-какие обморожения, но он выкарабкается. Ему повезло. Выходить в такую погоду – чистое безумие.

Придя в себя в маленьком медпункте аэропорта Барроу, Натан безропотно позволил себя осмотреть. Он не спускал глаз с Карлы и думал только о том, что должен ей сказать. Доктор выписал длинный рецепт и удалился. Молодая женщина присела на краешек кровати.

– Отдыхайте, – сказала она, – потом расскажете.

Она уже собиралась уйти, но рука Натана ее удержала.

– Каким был Этьен?

– Простите?

– Какой главный недостаток был у вашего мужа?

Вопрос ее ошарашил. Едва спасшись от клинической смерти, Натан интересовался недостатками Этьена, которых у того, конечно же, хватало.

– Ну, недостатки у него были, как и у всех.

– Я имею в виду самый несносный.

– К чему такой личный вопрос?

– Чтобы продвинуться в расследовании.

– Натан, что случилось во время вашей экспедиции?

– Сперва ответьте мне, это гораздо важнее.

Она сделала вид, будто вспоминает, хотя уже знала ответ.

– Ну?

– Этьен был очень… несдержанный. Вспыльчивый. Мог взорваться из-за ерунды. Зачем вам это знать?

– На меня напали какие-то головорезы.

– Какое это имеет отношение к моему мужу?

– Априори никакого, я лишь отвечаю на ваш предыдущий вопрос.

Натан закрыл глаза, желая закончить разговор и обдумать два элемента, полученных при воссоздании последних часов жизни Этьена Шомона.

Первый был озарением, посетившим Натана в полузабытьи. Он явственно «увидел», как Этьен плеснул себе бензин на ноги, охваченные огнем. Несуразное видение. Неужели француз пытался себя сжечь? Совсем спятил? Или случайно подпалил свои унты? Может, перепутал воду с горючим, желая погасить вспыхнувшее пламя? Что должно было произойти, чтобы он впал в такое состояние? Нападение десанта, подобное тому, которому подвергся сам Натан, вредительство или несчастный случай? Он был уверен, что из-за какой-то серьезной проблемы исследователю пришлось повернуть на север в поисках помощи, и по дороге он исчерпал все свои ресурсы, вплоть до шнурков и собственного рассудка.

Второй элемент, менее осязаемый, был из области метафизики. Неоспоримо, что француз отправился на поиски вечности. Был ли он шень жень – совершенным существом в даосском понимании? Профессора Флетчер и Гровен худо-бедно пытались его оживить. И что-то пошло не так. Разумеется, все объяснили эту неудачу несовершенством науки, еще недостаточно продвинувшейся вперед. Объяснение совершенно здравое, для рационального ума. Но что если сбой произошел по вине самого Шомона? Исследователь не был готов к бесконечной жизни. Грубость, о которой говорила его супруга, нарушила равновесие, покой и гармонию, необходимые для достижения высшего совершенства. Насладиться бессмертием Шомону помешали собственные недостатки. Может, эти недостатки и были причиной его убийства? Ибо насилие – змея, кусающая себя за хвост.

– Как вы от них отделались?

Натан поднял веки. Карла спрашивала о напавших на него убийцах.

– Сам напал на них.

– Вы их убили?

– Да.

– У вас не было выбора.

– С кем ваш муж был больше всего несдержан?

Она бегло коснулась щеки рукой. Рефлекс вполне стоил ответа.

– Он бил вас?

Она не ответила.

– А Леа?

– Ее он и пальцем не тронул. Иначе бы я его убила.

Натан закончил расспросы. Не стоило ворошить дурные воспоминания. Он и без того уже знал достаточно.

– Вы узнали что-то насчет Этьена? – с беспокойством спросила Карла.

Он должен был предоставить хотя бы рациональное объяснение, но он не знал, с чего начать.

– Для многих людей нужны доказательства, мучительный опыт, болезнь, личная драма, чтобы понять, кто они такие на самом деле и в чем истина; им необходимо преодолеть какое-нибудь препятствие, чтобы глубоко осознать самих себя и попытаться изменить. Поскольку простое интеллектуальное усилие не касается глубинной сути.

Видя непонимание на лице Карлы, он попытался предельно упростить объяснение.

– Каждый несет на себе, в разной степени, отпечаток какой-нибудь трагедии, лишений, семейной драмы, изменивших его. Вольно или невольно, но эффект один и тот же. Каждый сам решает, что ему делать с этим опытом, возвысит ли он его или уничтожит, сделает сильнее или слабее. Вы ведь тоже пережили трудные моменты: уход отца Леа, проклятие родителей и братьев, изгнание, хаотичная супружеская жизнь, безвременная гибель мужа. Но вы блестяще вышли из этого. Сумели обратить эти невзгоды себе на пользу, и они вас возвысили. С Этьеном было иначе. Он питал себя крайностями, чтобы расширить свое сознание, приблизиться к Истине, найти Путь, приобщиться к высшей Истине. И чуть было не преуспел в этом, но его семейная жизнь не задалась.

– Что вы несете?

– Испытания, к которым он себя принуждал, выпускали на волю темную часть его натуры. Наедине с трудностями, наедине с самим собой Этьен сознавал эту укоренившуюся в нем необузданность и таким образом мог совладать со своим нравом. Но при соприкосновении с вами он терпел неудачу. Словно его буйный нрав одерживал над ним верх, едва он возвращался в устойчивую и уравновешенную среду.

Карла была ошеломлена.

– Вы подразумеваете, что, не встреть Этьен меня, он был бы лучше?

– Без газели лев кроток, как ягненок.

– Кто его убил?

– Так ли уж важно, кто отнял у него жизнь, если истиной, к постижению которой стремился Этьен, было преодоление смерти в свете северного сияния?

– Кажется, вам пора отдохнуть.

Боль в животе напомнила Натану, что он не ел и не пил двое суток. Карла раздобыла ему хот-дог, пакет картофельной соломки и кока-колу.

– Ваш любимый напиток.

Она уже переварила услышанное. Натана поразила ее способность держать жесткие удары.

– Спасибо, Карла, вы спасли мне жизнь.

Он посмотрел на нее: воротник парки завернулся внутрь, длинные черные волосы зажаты горловиной свитера. Из штанов торчат полы рубашки, ботинки не зашнурованы, правую скулу затеняет след моторного масла. Она показалась ему красивее, чем когда-либо. Изображая дирижера с помощью картофельной соломки, которую выудила из кулька, она подвела итог своего общения с Риком Такитой. Рассказала также о Патрике Гувере:

– Работает на богатых чужаков. Организует нелегальную охоту в заповедниках. Гризли, белые медведи, мускусные быки, муфлоны, волки – все идет в ход. У этого Гувера, похоже, есть несколько пристанищ – в Барроу, Фэрбэнксе и Анкоридже.

– Большой путешественник!

– Передвигается только на самолете.

– Кто его клиенты?

– Вроде бы политики, промышленники…

– Так «вроде бы» или точно?

– Передаю то, что болтают в барах, это главный источник информации Рика Такиты. Замечу в скобках: на самом деле он потрясающий тип. У нас с ним встреча сегодня вечером.

– Он узнал, где найти Гувера?

– Такита пустил в ход свои связи, чтобы разузнать об этом побольше. А пока Гувер охотится на белых медведей. На западе, в районе Пойнт-Хоуп.

– В такую погоду?

– Вы же сами только что вернулись с прогулки! Немало людей готовы дорого заплатить, чтобы испытать сильные ощущения. Этьен твердил это при каждом удобном случае. А поскольку Гувер имеет дело только с теми, у кого есть средства, остановить его довольно трудно.

– Когда он возвращается?

– Вообще-то должен завтра. Но вот куда – никто не знает. Неизвестно, кто его клиенты, а стало быть, в какой город он их доставит.

– Вы неплохо поработали.

– Поблагодарите Така. Это его заслуга. Как намереваетесь действовать?

– Надо установить наблюдение за всеми тремя явками Гувера. Мы с вами останемся ждать в Барроу. Я позвоню Кейт, чтобы она подключила кого-нибудь в Фэрбэнксе и Анкоридже.

 

87

– Тут даже засаду негде устроить, – пробурчал Рик Такита, сидя за рулем своего внедорожника, шипованные покрышки которого пропахали километры ледяной целины. Ни одна дорога не связывала Барроу с четырехзвездочным бунгало Гувера. Издалека, в фарах «тойоты», охотничье пристанище напоминало сторожевую башню. Вблизи оно оказалось просторным домом из дерева и стекла на сваях. На спускной платформе, поднятой на уровень второго этажа, стоял зачехленный катер. Просторный ангар неподалеку предназначался для самолета Гувера.

– Для такой глухомани довольно уютное гнездышко, – заметила Карла.

– Еще повезло, что мы на него наткнулись, – поддакнул Натан.

– Мм, – глубокомысленно добавил Такита.

Сбор был назначен рано утром. Натан переговорил с Кейт Нутак по телефону. По ее словам, шеф аляскинской «Бритиш Петролеум» считал себя настолько выше закона, что даже не утруждался притворством. Его живая реакция на учиненный ему маленький допрос доказывала, что в высоких сферах весьма чувствительны к таким темам, как проект «Лазарь», «США-2» и «ЛАЙФ». Вполне вероятно, что Прескотт обладает членским билетом. К тому же он как завзятый охотник и рыбак, похоже, превратил Аляску в площадку для своих излюбленных видов спорта. Натан объяснил Кейт, что как раз собирается прищучить одного проводника, который возит типов вроде Прескотта пострелять по живым мишеням. Следы Прескотта и Гувера пересекались.

– И куда нас это ведет, Натан?

– На Аляске творятся не слишком чистые дела, Кейт. Тут занимаются вивисекцией на людях, охотятся на запрещенную дичь, убивают неугодных, вовсю бурят и следят за русскими. Мы установили, что существует мощная организация с красноречивым названием, члены которой считают себя владельцами здешних мест. Если хотим узнать, что произошло в лаборатории Фэрбэнкса, надо задавать вопросы тем, кто диктует правила. Пока у нас есть Прескотт и Гувер.

Нутак согласилась отправить Линча и Мортенсона к резиденциям траппера в Фэрбэнксе и Анкоридже на тот случай, если он не появится в Барроу. Ей еще было что порассказать, но Натан попросил ее быть краткой.

– Есть новости о падре Фелипе Альмеде. По сведениям испанской полиции, в последний раз его видели в Поблете, в Каталонии. Там есть монастырь. Но монахи утверждают, что и слыхом не слыхали ни о каком Альмеде. Думаю, они его прячут. Надо бы вам отправиться туда как можно скорее.

Положив трубку, Кейт вновь подумала, что расследование ходит кругами.

– Что будем делать? – спросила Карла, запрокидывая голову и рассматривая верхушку башни.

– Заглянем в гости? – предложил Натан.

Такита поставил машину у подножия свай. До спускающейся платформы было не добраться, поскольку она зависала в трех метрах над землей. Натан надел перчатки и тщательно застегнул куртку, прежде чем выйти из машины. Вьюжило вполсилы, что облегчило ему карабканье к дому. Акробатическим кувырком Натан катапультировался на террасу. Стоявшая внизу «тойота» дымила, как небольшой нефтеперегонный заводик.

Единственная дверь была заперта. Натан с разворота нанес ногой прямой удар, сорвав ее с петель. Потом протиснулся в образовавшуюся брешь и зажег свет. Внутри царил комфорт. Дом оказался своего рода просторным, хорошо обогреваемым дуплексом, одновременно и жилищем, и офисом. У Гувера были серьезные связи, если он мог позволить себе подвести коммуникации к участку, не подлежащему застройке, и отгрохать такое здание. Натан просмотрел несколько файлов в компьютере, перерыл папки в шкафах и ящиках стола, но ничто не привлекло его внимания. Осмотр мусорных бачков, содержащих консервные банки из-под осетрины и севрюги, пустые водочные бутылки с этикеткой «Гжелка» и недокуренные сигары «Монте-Кристо», подвел лишь к констатации очевидного факта: хозяин дома не прочь побаловать себя продуктами коммунистической роскоши. Его гонорары соответствовали клиентуре, обеспечивая весьма высокий жизненный уровень. Обыск катера также ничего не дал. Везде чистота, порядок и глянец. Либо у этого типа мания аккуратности, либо он просто осторожен. Натан спустился и сообщил Карле и Таките о своем намерении остаться.

– Вы сумасшедший, сейчас же минус пятьдесят!

– Внутри не меньше плюс двадцати двух и есть телевизор. Не беспокойтесь, я буду поджидать Гувера со всеми удобствами.

Карлу это не убедило, но Натан стоял на своем:

– Здесь есть телефон. Я позвоню, чтобы вы за мной заехали.

Покладистый Так без возражений тронул с места, не дав Карле выдвинуть новые аргументы. Итальянка выскочила из машины на ходу и плюхнулась ягодицами в сугроб.

– Ловко, – откомментировал Натан.

– Чем снова торчать в баре, лучше уж я здесь останусь, – сказала она.

Натан махнул Таките, чтобы тот ехал дальше, и помог Карле взобраться по свае. Едва оказавшись наверху, она бросилась в дом и припала к радиатору. Натан стал прилаживать дверь.

– Как вы умудрились ее высадить? – удивилась она.

– Река прокладывает русло без компаса и орудий.

– Что?

– Не старайтесь все объяснить. Лучше найдите-ка мне одеяло. Створка прогнулась от удара, нужно заделать щель, чтобы холодом не тянуло.

Карла исчезла в спальне и вернулась с пуховой периной.

– Это вам подойдет, мистер Мак-Дживер?

– Мак-Дживер? Что это значит?

– Не старайтесь все объяснить.

Заделав брешь, Натан предложил ей кофе. Налил воды в кофеварку-эспрессо, включил, разулся и устроился на диване, уложив ноги на журнальный столик. Щелкнул пультом телевизора, примеряя на себя шкуру хозяина дома.

– Ничто так не гробит атмосферу, как телевизор, – заметила Карла.

– Это источник информации.

– Ну да, дерьма.

– Вот именно. Смотреть его – это все равно что рыться в мировой помойке. А вы не представляете, сколько всего узнаешь о людях, копаясь в их мусоре.

Он принялся переключать каналы.

– Не боитесь, что Гувер нагрянет? – спросила Карла, чувствовавшая себя не в своей тарелке.

– Я боюсь скорее обратного. Если не нагрянет, то мы зря потеряем время.

Итальянка сняла свою парку, пригладила волосы и внезапно скользнула в объятия Натана. Секунду пристально вглядывалась в его лицо, обхватив ладонями, потом разом стерла с него всякий скепсис. По окончании долгого жадного поцелуя выпрямилась и, облизнувшись, иронически прокомментировала:

– Добро пожаловать в наш мир.

Ошеломленный Лав вдруг очутился в другом измерении. Человеческом измерении. Его тело утратило привычку к таким химическим встряскам. Сердце понеслось куда-то вскачь, член отвердел, руки взмокли. Карла опять вдохнула в него жизнь – рот в рот.

– Давно этого хотела, – сказала она. – Сперва надеялась на инициативу с вашей стороны, но, похоже, ждать пришлось бы еще долго.

Она пошла за кофе и, наполнив две чашки, устроилась рядом с Натаном, все еще перебиравшим каналы. На экране возникла какая-то блондинка в бикини, запертая в стеклянном гробу, кишащем змеями, мышами и пауками-птицеедами.

– В современном обществе ценят тех, кто по ту сторону экрана, а не по эту. Главное – попасть туда.

Он переключил на какую-то телеигру. Толстая женщина трепыхалась перед тостером.

– Эта домохозяйка выиграет автомашину, если купит хлебопечку. Потребляйте, это обогатит вас и духовно, и материально. Да здравствует алчность!

Натан продолжил демонстрацию. Остановился на баскетбольном матче, чтобы вставить комментарий:

– Люди почитают тех, кто достигает высот, награждают тех, кто вырывается вперед. Гордыня возведена в ранг добродетели. Все разжигает желание соревноваться, бороться, выигрывать, питать свое «я». Смирение и скромность больше не в чести…

– А как же ваш совершенный мир? Где он, собственно, находится?

– Его достигают через медитацию и отрешенность. А достигнув, понимают, что все окружающее нас – ложно.

– Как в «Матрице»?

– Где?

– Это фильм такой, где наше общество представлено как иллюзия.

– Можно сказать и так.

– Но это же кино.

– Все кино. Оглядитесь вокруг, ведь вы словно в фильме. В кино мы проецируем на экран самих себя, отождествляем себя с персонажами, испытываем субъективные эмоции. В мире, где мы живем, то же самое. Наше представление о природе необъективно, потому что мы сами – отражения, вымысел, мы отождествляем себя со своим «я», выдуманным от начала и до конца.

– А если люди от этого чувствуют себя счастливее?

– У нас столько причин не просыпаться.

– Как же научиться объективно смотреть на вещи?

– Практикуя дза-дзен.

– «Дза» что?

– Дзен в сидячем положении. Медитация заставляет иллюзию исчезнуть. На экране появляется слово «конец», и в зале вспыхивает свет.

Карла посмотрела в окно, на пейзаж, не менее туманный, чем личность и речи человека, с которым она беседовала. Она была не прочь заняться с ним любовью, но вдруг вспомнила, что у нее гонорея. Захотела встать, однако он удержал, нежно глядя на нее с успокаивающей улыбкой, потом, прижав свои ладони к ее, поднял правую руку вверх, а левую опустил.

– Закройте глаза, глубоко дышите… Расслабьтесь.

Он подкрепил ее дыхание своим, чтобы оба дуновения слились воедино. Они быстро достигли первой ступени более глубокого единения. Натан стал вдыхать на выдохах Карлы и наоборот, поглощая всю любовь, которую она посылала ему в сердце, и выделяя в ответ переполнявшую его эмоциональную энергию. Инстинктивно они открыли глаза почти в один и тот же миг, позволив своим чувствам излиться во взгляде. И через какое-то время почувствовали, что охвачены страстью, которая уже перехлестывает через край и разливается вокруг. Они обнялись. Стали целовать, ласкать друг друга. На пол упал свитер, за ним бюстгальтер. Карла легла и расслабилась, вспомнив полученный урок. Натан массировал чувствительные зоны, растирал, разминал пальцами, постукивал кулаками, заставляя циркулировать энергию в ее теле. Снова поцеловал, прошелся губами и языком до ее бархатистого и теплого живота, расстегнул ей джинсы. Она, напрягшись, попыталась остановить его:

– Я еще не выздоровела, Натан…

– Расслабься.

Он с некоторым затруднением вернулся на шаг назад, чтобы обнажить длинные ноги и перевернуть ягодицами кверху ее совершенное тело. Запечатлел влажный поцелуй на головокружительном изгибе талии, вызвав почти электрический разряд. Его язык долго блуждал по ложбинке, прежде чем спуститься ниже, к анальному отверстию. В этот миг он почувствовал, как на нее накатило наслаждение. Пришлось забыть о собственной эрекции, повелевавшей ему войти в нее. Он сдержал желание и сосредоточился на ее ощущениях, действуя неторопливо, с уважением и нежностью. Натан задышал поглубже, чтобы оттянуть свой оргазм, и проник губами в те места, которых еще никто не дерзал коснуться пальцем. Ощущал ритмичный стук сердца своей партнерши, вдыхая ее запах, смакуя выделения ее экстаза в этом тугом и нежном плоде природы, который держал в своих ладонях. Он попытался обуздать свое либидо, уже приближавшееся к кульминационной точке, но тут сказался недостаток практики. Находясь с ним в полнейшем симбиозе, Карла догадалась, что он не может долее затягивать их любовный акт. Она перевернулась на спину, взяла с журнального столика чашку, набрала в рот кофе и втянула следом одеревеневший, как дубинка, член Натана. При соприкосновении с теплой жидкостью и языком, обернувшимся вокруг головки, половой орган подчинил себе рассудок. После несколько томных движений взад-вперед меж губ Карлы Натан, сдерживавшийся более часа, перестал контролировать что бы то ни было. Она исторгла из него все вместе с криком, который он не смог подавить.

Они переплелись и застыли в неподвижности. Метель за окном еще больше подчеркивала тишину. Натан осознал, что они наполнили дом любовью и безмятежностью. И вдруг почувствовал себя хрупким и уязвимым. В любой момент мог появиться Патрик Гувер и с полным правом напасть на непрошеных гостей. Он отстранил Карлу и сосредоточился, чтобы снова овладеть ситуацией.

– Белая Тень? – проворковала она.

– Откуда ты выкопала это имя?

– Твой отец мне много чего о тебе порассказал.

– Меня уже почти тридцать лет никто так не называет.

– Оно тебе подходит только наполовину. Ты, конечно, неуловим, как тень, но вот насчет снежной белизны сомневаюсь.

– А ты-то сама? Как ты могла любить мужа, который тебя бил? И что тебя толкнуло в объятия бандита? И кто тебя научил камбоджийской фелляции?

Натан смешал все в кучу. Карла была изумлена, но не смутилась под этим неожиданным градом вопросов:

– Да, Этьен бил меня, но он был хорошим отцом для Леа и обладал достоинствами, которых я не встречала у других мужчин. Разве что у тебя, быть может. А что касается Владимира, то я не знала, что он работает на мафию. Немало женщин бросается и в менее соблазнительные объятия, не испытывая сомнений, разве не так? А насчет твоего третьего вопроса… Это ты о чем?

– О камбоджийской фелляции.

– Не мог бы уточнить?

– Это такая сексуальная практика, когда женщина возбуждает член мужчины ртом, наполненным теплым чаем.

– Тебе не понравилось?

– Никогда не испытывал подобного наслаждения. Есть чем вновь запустить мою сансару.

– Твою – что?

– Сансара – это адский механизм бесконечных перерождений. Его поддерживают желания и жажда чувственных наслаждений, преграждая путь к нирване.

– А я-то думала, что к нирване ведет как раз наслаждение.

– Оно в основе страданий.

– Все-то ты видишь вверх ногами, Натан. Почему не наслаждаться жизнью? Несчастья ведь без счастья не бывает. Кроме Бен Ладена есть и Феллини.

– Этот мир абсурден.

– Мы созданы Богом. И сами должны взять в руки свою судьбу.

– Если Бог существует, почему он допустил столько несовершенств? Почему терпит столько несчастий?

– Бог нас не довершил. Только набросал вчерне. Он создал людей примитивными, незаконченными.

– Зачем делать работу наполовину?

– Потому что Бог есть любовь. Из любви Он оставил нам свободу воли. Мы вольны развиваться, как нам угодно. Так, некоторые народы на земле выбрали демократию. Ведь в твоей стране люди свободны?

– Где ты видишь свободу воли в стране, которая держит стариков в резервациях и накачивает детей наркотиками, чтобы лучше подогнать их к системе полуфабрикатов?

– О чем ты говоришь?

– О таблетке послушания – метилфенидате, который усыпляет непосредственность и самостоятельность; о психостимуляторах, таких как риталин, которые помогают сосредоточиться в школе… Шесть миллионов маленьких американцев глотают это каждое утро.

– У тебя и в самом деле мрачный взгляд на человечество.

– Историю делают дурные люди.

Карле надоел этот спор. До нее вдруг дошел весь сюрреализм ситуации: вломившись к подозреваемому, она занимается любовью и обсуждает переустройство мира с типом, явившимся из какого-то Зазеркалья. Ей захотелось вернуться на землю.

– Какого черта мы тут делаем, Натан?

– По утверждениям Кейт, Арнольд Прескотт, генеральный директор аляскинской «Бритиш Петролеум», состоит в «США-2», группировке бизнесменов и политиков, считающих себя выше закона. В девяносто шестом году этот Прескотт нанял некоего Пата Колдуина подопытным кроликом для проекта «Лазарь», который финансировался «США-2». С таким же успехом Прескотт может оказаться клиентом Патрика Гувера, если тот устраивал для него нелегальные сафари. Твой муж, выступавший против истребления животных, был для них помехой. Но не только поэтому. Этьен ведь тоже искал средство продления жизни.

– Что?

– Повредив снаряжение Этьена, члены «США-2» избавлялись не только от того, кто мешал их преступной охоте, но также от серьезного конкурента.

– Повредив снаряжение Этьена?

– Самый незаметный способ устранить кого-то в Заполярье, это испортить ему снаряжение, без которого там не выжить.

– Ты мог бы сказать мне об этом и пораньше.

– Мне это пришло в голову только позавчера, когда я сам всего лишился из-за нападения десанта.

– Выходит, мы здесь торчим ради того, чтобы выяснить, был ли Прескотт клиентом Гувера? Не слишком-то важная информация.

– Аль Капоне и Муна прихватили за уклонение от уплаты налогов. Почему бы не прихватить «США-2» за нарушение правил охоты?

Они проговорили еще несколько минут, прежде чем послышалось гудение мотора. На экране телевизора в этот момент продавец телемагазина расхваливал электроды для похудения. Звук исходил не оттуда.

Это означало, что вернулся Пат Гувер.

 

88

Они услышали, как заскрипела раздвижная лестница. Натан не дал хозяину времени открыть дверь. Едва Гувер оказался на облицованной плексигласом террасе, он схватил его за капюшон и рывком зашвырнул внутрь. Тот грохнулся посреди комнаты и попытался было дать отпор, вскинув свое ружье. Натан стремительно отбил ствол ногой, заодно угодив трапперу по очкам, а оружие тем временем перешло из рук в руки. Лав воспользовался им как шинаи, дополнив недостаток практики в кендо одновременностью крика, движения тела и своего импровизированного меча. Испустив киай, бросился вперед и ударил прикладом в горло противнику. Траппер схватился за шею обеими руками, непомерно разинул рот и издал астматический хрип. Натан пришлепнул ему на лицо полярные очки и дернул назад за капюшон. Еще не успев понять, что с ним случилось, Пат Гувер оказался пригвожденным к креслу, с пылающей физиономией и сдавленной глоткой. Напротив него расположились Брюс Ли и Мисс Вселенная. Он хотел было выругаться, но воздух проходил с трудом, так что он предпочел поберечь эту тонкую струйку для дыхания. Мисс Вселенная протянула ему стакан воды, чтобы облегчить доступ кислорода в легкие. А отделавший его мерзавец тем временем пил кофе из его любимой чашки.

– Какого хрена вы у меня делаете? – прохрипел охотник.

– Знаете, кто такой Джон Эдгар Гувер?

– Нет.

– Поторопились с ответом. Подумайте еще.

Гувер вытаращил глаза и отпил глоток воды.

– Это тот козел, что создал ФБР, – ответил он наконец.

– Браво. Вы с ним случайно не родственники?

– Нет. Черт, куда вы кло?..

– Теперь вопрос полегче. Кто такой Арнольд Прескотт?

– Не знаю.

Прежде чем траппер закончил фразу, короткую, как отрыжка, распрямившаяся нога Натана припечатала пятку к его горлу, и без того изрядно пострадавшему. Задыхаясь, Гувер несколько раз стукнул кулаком по икре, оказавшейся под его подбородком.

– О'кей, о'кей! Возил его пару раз охотиться на медведя. Паскудство, да кто вы такие?!

– Из ФБР.

– Кроме шуток?

Вопреки ожиданиям, Гуверу неожиданно полегчало. Он еще покашливал немного из-за помятой трахеи, но выглядел явно успокоенным.

– Кто вас послал? – спросил он.

– Не важно.

– Покажите ваш значок.

– У меня нет значка. ФБР поручает мне операции, выходящие за рамки закона. У меня развязаны руки. Запросто могу вломиться к вам, расколошматив дверь и физиономию. Я свободный электрон, выпущенный на волю.

– Мисс Вселенная тоже? – спросил Гувер, кивнув на Карлу.

– Она разыскивает убийцу своего мужа, Этьена Шомона. Припоминаете это имя?

Траппер вдруг утратил свою самоуверенность. Натан расширил брешь:

– Вы ему угрожали смертью. Ведь Шомон мешал вашим делишкам. Вот вы его и убрали.

– По-вашему, человека можно вот так взять и убить?

– Наверняка даже за меньшее.

– Ладно, признаю, что этот Шомон доставал нас…

– Нас?

– Охотников… Но угрозы – это так, только чтобы припугнуть. Я не убийца.

– Охотник и при этом не убийца? Растолкуйте-ка мне, в чем различие. Вы же меня чуть не подстрелили.

– Законная самозащита. Ничего общего с убийством.

– Сколько из ваших клиентов состоит в «США-2»?

Гувер фыркнул и покачал головой:

– Вы даже не знаете, куда влезли.

– К устроителю особых охот для «США-2», организации, устранившей Этьена Шомона.

– Проклятие, да вы что, с луны свалились? Кто из федералов вас инструктировал?

Натан вдруг испытал неприятное впечатление, что он всего лишь пешка на шахматной доске и им кто-то манипулирует.

– Так вы знаете кого-то в ФБР?

Гувер проявил раздражение. Потребовал сигару. Натан сунул ему в рот толстенную штуковину кубинского производства и терпеливо подождал, пока тот выскажется яснее сквозь дым. А траппер мало-помалу возвращал себе хладнокровие и самоуверенность. И не только из-за своей «Монте-Кристо».

– Послушайте. Прежде чем наезжать на людей, вы бы сперва разобрались, что к чему. Даже если вы свободный электрон, как вы утверждаете, хотя я нахожу это выражение малость дурацким. Тот, кто вас сюда послал, ничего не понял.

– Что вы хотите этим сказать?

– Ваше начальство плохо вас проинформировало. Обратитесь повыше, там больше шансов выяснить правду.

– Выше только один человек.

– И кто же?

– Директор ФБР.

Гувер закашлялся, но непонятно было, что вызвало эту реакцию – табак, помятое горло или последние слова Натана.

– Так это Ланс Максвелл вас послал? – спросил он.

– Похоже, организационная схема ФБР для вас не секрет.

– Я повторяю свой вопрос.

– Максвелл никуда меня не посылает. Он всего лишь подкидывает мне порой кое-какую работу.

– Уточнение и впрямь существенное. Тогда понятно, почему вы здесь.

– Объяснитесь яснее.

– Послушайте, мистер свободный электрон, я держусь за свое дело, за свою репутацию, а главное, за жизнь. И не собираюсь рисковать всем этим ради вас. Так что можете мне хоть всю морду разбить, коли вам охота, это ни к чему не приведет. Лучше сделайте, как я вам говорю: спросите про «США-2» у вашего нанимателя.

Натан встал, снял телефонную трубку и позвонил Таките, чтобы тот забрал их отсюда. Эскимос был еще не совсем пьян и обещал заехать через полчаса.

– Последний вопрос, Гувер. Вы слышали о проекте «Лазарь»?

– Нет. А что это?

– Научная программа по оживлению мертвых.

– Вот черт!

– В самом деле подходящее слово.

– Счет за сломанную дверь в ФБР послать?

– Или в «США-2». Выбирайте сами.

– Я вас не провожаю, дорогу вы знаете.

– Мы подождем здесь нашего водителя.

– Ладно, будьте как дома.

Натану не понравилось нахальство Гувера. Если подумать, ему было ненавистно все, что тот собой представлял. Круговым ударом ноги он вбил ему сигару в рот, потом зашел к нему за спину и зажал ему рот, так что дым пошел из ноздрей. Лицо охотника покраснело как помидор, он дергался всем телом, но Натан крепко держал его челюсти. Наклонился к самому уху и спокойно прошептал:

– Ты везде ведешь себя как дома, присвоив право убивать все, что движется. Так что не жалуйся. Отныне всякий раз, когда прицелишься в белого медведя, почувствуешь в горле, как раз рядом с прикладом, ожог, который напомнит тебе, что ты подонок.

Он отпустил голову Гувера, и тот помчался к раковине заливать пожар, давясь и захлебываясь. Натан протянул парку ошеломленной Карле и надел свою, оставив хозяина дома булькать под краном.

– Такого решительного вида я у тебя еще не видела, – заметила ему Карла.

– Тридцать тысяч долларов – это вдохновляет.

– Я тебе не верю.

– Дело твое.

– На чем ты держишься?

– На адреналине.

– А еще?

– На героине?

Она посмотрела на него. Два больших растерянных глаза.

– Да уж, героин – это прямо для тебя.

Холод начинал пробирать сквозь одежду, когда из темноты появилась «тойота» Рика Такиты. У Лава больше не было мыслей в голове. Точнее, осталось только одно имя. Ланс Максвелл. Психологический портрет убийцы из лаборатории в Фэрбэнксе все больше и больше смахивал на его работодателя.

 

89

Лучший способ проникнуть со взломом в частную собственность – это запастись терпением. Дом Максвелла возвышался над Тихим океаном к югу от Сан-Франциско, на высотах Биг Сура.

Натан поговорил с Максвеллом по телефону в начале дня. Человек номер два в ФБР завернул в Вашингтон на обратном пути из Китая и предложил своему вольному стрелку встретиться завтра утром, в сан-францискском отделении Бюро. Натан для виду согласился, поскольку предпочитал застать его врасплох, на дому, вне профессионального окружения, делавшего Максвелла неуязвимым. Возможно, в теплой домашней обстановке, особенно если вытащить его из постели, он окажется более разговорчив.

Весь день супруга Максвелла Эмма играла в бридж с троицей избранных подруг. Игра шла в гостиной, под чай «Дарджилинг». Система сигнализации была отключена, поэтому потихоньку пробраться в одну из двенадцати комнат дома труда не составило. Натан заперся в гардеробной для гостей и принял позу дза-дзен, лицом к стене. Очистив от мыслей лобные доли, он погрузил свое сознание в примитивный мозг, разбудив былые воспоминания, прежде чем изгнать их. Мелани объявляла ему, что беременна, Слай Берг тонул в испражнениях. Потом сознание достигло интуитивной области. Кора отдыхала, таламус был в фазе интенсивной активности. Вспыхнули ужасные видения, пришедшие из его будущего: обезображенная Карла, обескровленная Кейт, Максвелл в крови. Он сам, лежащий мертвым на каком-то пляже. Оставив позади эти образы будущего, более черного, чем романы Джеймса Элроя, он продолжил спуск в еще более глубокие пласты своего духа. Наконец, достигнув хиширио, области по ту сторону всякой мысли, Натан, в совершенной гармонии с космосом, оказался за пределами времени, которое текло теперь, не задевая его.

Когда он вернулся к той реальности, в которой жил последние три недели, было полдвенадцатого. Потянувшись, Натан произвел разведку в коридорах второго этажа. В доме стояла тишина, если не считать тиканья старинных часов и гудения ветра на крыше. Эмма и Ланс спали в разных комнатах, что должно было облегчить задачу.

Когда Натан проник в спальню, босс даже не пошевелился, все еще оглушенный разницей во времени. Натан устроился в кресле рядом с кроватью и стал ждать.

В три часа ночи. После третьего удара старых часов в гостиной Максвелл заворочался под одеялом. Открыл один глаз, потом другой, резко сел и зажег лампу у изголовья:

– Лав?

– Я прекращаю расследование. По крайней мере, пока вы не перестанете морочить мне голову и не объясните, что творится на самом деле.

– Что творится? Вам как раз и платят за то, чтобы вы мне это сказали.

Максвелл встал и натянул поверх шелковой пижамы красный халат, придавший ему вид безбородого Санта-Клауса. Натан поймал его на слове.

– Вот и говорю: вы состоите в «США-2», так же как Арнольд Прескотт, глава аляскинской «Бритиш Петролеум», и куча других влиятельных бонз. Все вы там забавляетесь со своими долларами, принимая Аляску за игровую площадку. Нелегально участвуете в шикарных сафари, организованных Патом Гувером. Но это еще не все. Вы используете этот штат, чтобы увеличить свою власть и богатство. Развертываете там IDS в обход конгресса, бесстыдно выкачиваете нефть, содержите лаборатории, где ставят опыты на людях… Мне продолжать, или предпочитаете, чтобы я сделал подробный отчет в кабинете вашего директора завтра утром?

Максвелл был бледен. Пытаясь немного прийти в себя и отыскать хоть какую-то точку опоры, он увлек Натана на кухню. Но когда зашипела кофеварка, Лав уронил еще один вопрос:

– Смерть Клайда ваших рук дело?

– Вы все не так поняли, Натан.

Максвелл нервно вертел ложечку перед пустой чашкой.

– Тем не менее это ведь вы раскрыли коды доступа к моему секретному досье.

– Только чтобы вынудить вас вернуться к расследованию. Я знал, что агент Нутак пытается разыскать вас с той же целью, так что всего лишь помог ей немного.

– Помогли? Да вы меня с потрохами сдали охотникам за наградой со всей планеты!

– Пришлось пойти на риск. Я в вас слишком сильно нуждался.

– Но зачем, черт возьми?

Максвелл встал, налил себе кофе и уселся за стол.

– Я действительно состою в «США-2». Губернатор Аляски тоже. А также один госсекретарь, один министр, политики, несколько высокопоставленных чиновников, кое-кто из ЦРУ. Остальные по большей части деловые люди, банкиры и промышленники. Мое членство обеспечивает организации в некотором роде неприкосновенность.

Вот откуда взялась ехидная самоуверенность Пата Гувера, когда Натан намекнул, что ведет расследование под эгидой ФБР.

– Будущее, Натан, – это глобализация. Планета становится все меньше и меньше, а границы все условнее. Никто с этим ничего не может поделать. И борьба за власть предстоит жестокая. Вопрос только в том, будет ли земля принадлежать имамам, китайцам или представителям либерального направления.

– Вы говорите не о глобализации, а об унитаризме.

– Сейчас не время играть словами.

– Недоразумение как раз в этом. Ваш мир, в котором только один цвет, один флаг, один вождь, это и есть унитаризм.

– А тем временем чернь всего мира регулярно выходит на улицы, выступая против глобализации.

– Самое смешное, что вам удалось направить эти протесты как раз против глобализации, которая является вашим злейшим врагом. Вы нарочно вносите путаницу в умы, чтобы ловить рыбку в мутной воде. Глобализация – это бушмен, который смотрит телевизор, или калифорниец, занимающийся восточной медитацией. Это единственно возможная точка зрения. Мы погибнем, если скатимся к унитаризму или воздвигнем непреодолимые преграды между различными народами планеты.

– Довольно миленькая тирада для того, кто безучастно относится к делам мира!

– Безучастность к делам мира не мешает трезво мыслить. Знание его правил как раз и помогло мне разгадать ваши махинации. Расскажите-ка о бойне.

– О какой бойне?

– В Фэрбэнксе.

– А! Ну… эта драма нанесла еще один тяжелый удар по проекту «Лазарь», который, как вам сообщил О'Брайен, пошатнулся в тысяча девятьсот девяносто шестом году из-за смерти Патрика Колдуина.

– Что побудило Флетчера и Гровена продолжить свои эксперименты, несмотря на это убийство?

– Почти неограниченные средства, которые мы предоставили в их распоряжение, и пороки, благодаря которым мы обратили внимание на этих ученых.

– Пороки?

– Флетчер и Гровен были гениями. Но беспутными в своей частной жизни. Нам легко было надавить на них, если не шантажировать. Ставка была так высока, что нас ничто не останавливало. После того несчастного случая в девяносто шестом году мы даже устроили для них Нобелевскую премию, чтобы вернуть им доверие среди ученых.

– И как вы этого добились?

– Тогдашний президент комитета по Нобелевским премиям тоже состоял в нашем обществе.

– Где же во всем этом демократия?

– Нигде. Как вы знаете, демократия – это всего лишь диктатура. Большинства над меньшинством. Соединенные Штаты наилучший пример этого.

– Что тогда представляет собой «США-2»?

– Как раз противоположное.

– Зачем было привлекать меня к этому делу?

– Убийство Гровена и Флетчера и шумиха в прессе вокруг проекта «Лазарь» могли вывести следствие к «США-2» и поднять завесу над нашей деятельностью, которую сочли бы оккультной. Я обратился к вам, Натан, из-за ваших способностей. Чтобы вы нашли настоящего преступника раньше, чем возведут напраслину на нашу организацию. Похоже, кто-то хочет нам навредить.

– Этот «кто-то» и подстрелил Клайда?

– Не знаю, что было у Боумана на уме и какого черта он делал в лаборатории. Для того, чтобы вы это выяснили, я вас и вытащил из вашей берлоги. Несомненно одно: Клайд взял верный след. Потому его и устранили.

– Так вы думаете, этим убийством метили в «США-2»?

– Точнее, в нашу философскую концепцию.

– «ЛАЙФ»?

– Да.

– Ваша секта.

– Называйте как вам угодно. Тем не менее «ЛАЙФ» идет наперекор всем религиозным сектантским течениям, поскольку мы пытаемся продлить жизнь земную. Наше спасение в жизни, а не в смерти.

– Что означает «ЛАЙФ»?

– «LIFE Is For Eternity».

Натан вдруг увидел перед собой не знакомого ему прежде Максвелла: небритого, лихорадочно возбужденного, одержимого идеалом.

– Натан, я могу рассчитывать на вас? Не понимаю, почему вы так упорствуете в расследовании смерти Этьена Шомона. Только теряете драгоценное время.

– У меня на руках вдова, у которой год назад убили мужа. После того как его тело нашел Боуман, оно попало в руки ваших ученых, и те принялись над ним колдовать. Шомон ожил и умер во второй раз от пуль неуловимого убийцы, который выпустил ему в сердце целую обойму, сумев обмануть перед тем бдительность Боумана. Это не пустяки.

– Откуда вы знаете, что Шомон ожил?

– У меня кассета Боумана.

– Что-о?

– Я ее нашел.

– Где она?

– В надежном месте.

– Проклятье, Флетчеру и Гровену удалось-таки оживить Шомона, а вы об этом помалкиваете? Я требую, чтобы вы мне немедленно передали эту кассету.

– Сначала я отправлюсь в Испанию, чтобы допросить единственного свидетеля этого воскресения, который еще способен говорить.

– Натан, отдайте мне кассету.

– Нет, это моя страховка. Пока она у меня, я знаю, что вы на моей стороне. Отныне вы играете со мной честно. Из-за вашей скрытности, Ланс, я принял вас за убийцу.

Натан отхлебнул глоток кофе и встал, чтобы уйти. Максвелл, клокоча от бессильного гнева, проводил его до самых ворот, несмотря на холод. Лав не захотел пожать ему руку. Он давно знал, что этот человек отнюдь не святой, но после недавних откровений в нем стала видна откровенная бесовщина. Максвелл покрывал смертельные опыты на бедняках, истребление сотен видов охраняемых животных, разорение принадлежащих индейцам и эскимосам земель.

– Натан, этого нашего разговора никогда не было. Даже президент Соединенных Штатов не знает о деятельности «США-2». Ему хватило «США-1». Могу я рассчитывать на вас?

Он выклянчивал доверие уже во второй раз за полчаса. Дурной знак.

– Я закончу расследование. Передам вам кассету и назову имя убийцы. После этого ни о чем больше меня не просите.

Натан пошел было прочь, но потом остановился. Он чуть не забыл. Вернулся назад и поставил условие:

– Есть одна вещь, которую вы можете для меня сделать, раз уж у вас столько власти. Дети Алана Броудена снова подались в бега. По вполне веской причине: их отчим Стив Гаррис насиловал Джесси. На этот раз ребятишки ушли окончательно, и ФБР не отыщет их никогда. Договорились?

– Где они?

– Я же вам сказал. Никто не знает.

– Если нужно только это, чтобы придать вам усердия…

– Только это. До свидания, Ланс.

Максвелл смотрел ему вслед и вдруг подумал, что Натан Лав – первый человек, кому он рассказал о «США-2». Это было неосторожно. Но он ему еще нужен.

 

90

Натан налетал столько воздушных миль, что авиакомпании уже вполне могли бы прокатить его разок бесплатно. После вторжения к Максвеллу он вернулся в Сан-Франциско, к родителям. Оказалось, что Леа и Джесси «гениально» провели время. Сэм смастерил им качели и построил хижину на дереве.

Карла вместе с дочерью вернулась домой, во Францию. Девочке было пора в школу – занятия начались неделю назад. К тому же было необходимо уладить проблему с Коченком. Итальянка решила порвать все связи с русским мафиози. Натан улетел в Испанию. Он пообещал навестить Карлу, благо от Каталонии до Ниццы рукой подать. Что касается Джесси и Томми, то было единодушно решено, что до конца расследования они останутся у родителей Натана. Полиция свела их розыск к нескольким афишкам, развешанным в участках, а ФБР вообще закрыло дело по распоряжению Ланса Максвелла. Миссис Броуден утопила свое горе в спиртном, соблюдая, впрочем, приличия, чтобы не пострадала репутация мужа. По-настоящему, кроме нее, никто и не желал возвращения беглецов.

После короткой остановки в Нью-Йорке самолет приземлился в Барселоне, городе гениального Гауди, украсившего его домами, парками и кафедральным собором. Но Лаву было некогда осматривать достопримечательности. Все же, взяв напрокат машину, он завернул в центр города, чтобы собственными глазами взглянуть на недостроенный Саграда Фамилиа, величественный собор в средневековом духе, сюрреалистический маяк Церкви, терявшей влияние и жаждавшей вновь завоевать мир XX века. В ту пору на строительство храма, начатое в 1883 году, еще текли щедрые пожертвования, подхлестывая мегаломанию заказчиков Гауди. Второй фасад, где изображались страсти Христовы, был уже закончен. Натан выжал сцепление и направился к южной автостраде. Радио сообщало одну за другой дурные новости. Мадрид только что потрясли десять взрывов, раздавшихся почти одновременно. Две сотни погибших, тысяча четыреста раненых. Винили испанское правительство, поддержавшее войну в Ираке. Отныне терроризм решающим образом сказывался на избирательных урнах. Аль Каида отбирала кандидатов и тянула за ниточки. Натан доехал до Террагоны за полтора часа и свернул с автострады на Реус, следуя инструкциям, которые Кейт передала ему по факсу. Из развернутой на пассажирском сиденье карты Коста Дорады следовало, что нужно добраться в область Барбера. Край монастырей. Судя по предоставленным Интерполом сведениям и вопреки утверждениям тамошних монахов, вернувшийся с Аляски падре Фелипе Альмеда мог находиться в монастыре Поблет.

Миновав несколько раскинувшихся в зеленой долине деревень, Натан довольно быстро добрался до Поблета. Небо над монастырем было тяжелым и серым. Ветер гнул узловатые деревья, срывал хвою с чахлых елей. На крыльце толпилась дюжина туристов. Монастырь был открыт для посещения и – верх удачи! – скоро должна была состояться экскурсия. Ждали гида. Натан смешался с маленькой группой и вместе с ней проследовал во внутреннюю галерею – величественную, прорезанную аркадами и украшенную фонтаном, журчание которого рассеивало благоговейную тишину. Экскурсовод что-то монотонно бубнил перед пустой трапезной со сверкающим полом, пустыми кухнями, пустой библиотекой, пустым приемным покоем. Эта часть монастыря была нежилой. Они вошли в темную и холодную церковь. Чистые линии, внушительные запрестольные украшения из алебастра. Над алтарем – растянутое цепями на четыре стороны распятие. Тут Натан отделился от группы. Его внимание привлекла дверь потайного выхода. Она оказалась не заперта и вывела его в аллею, окаймленную мусорными бачками и бурьяном. На противоположном ее конце поднимались ступени – к другой двери, тоже деревянной, но более массивной, чем предыдущая. Эта была заперта на ключ и слишком прочна, чтобы ее можно было вышибить. Натан решил устроиться на лестничной площадке и подождать. В конце концов кто-нибудь да откроет ее. Опять всего лишь вопрос терпения.

Он прождал почти четыре часа. Его дух блуждал вне этого мира, упрямо не желавшего исправляться в соответствии с указаниями ФБР. Наконец стукнул засов, и Натан мгновенно вернулся на лестницу, где сидело его тело. Одним прыжком он оказался у стены и слился с ней. Вышел монах с мусорными мешками. Незаметно Натан проскользнул внутрь. И двинулся по темному коридору, где воняло каким-то варевом. Окружавшая его тишина позволяла распознать малейший звук. Плеск половой тряпки в ведре с водой, стук тарелок, бормотание молитв, песнопение в высоком регистре. Совсем рядом с ним какой-то монах пожелал доброй ночи брату Антонио. Тот что-то промямлил в ответ, вызвав смех. Натан прошел мимо дортуара и заглянул в чью-то отдельную келью. Вероятно, настоятеля, дремавшего тут же, уронив голову на стол под лампой, в свете которой блестела его тонзура. Рядом лежала выпавшая из дряблой руки желтая шариковая ручка. Натан воспользовался ситуацией. Взял ручку, листок бумаги и написал по-испански записку для спящего монаха, обнаружив его имя в стопке почты. Соню звали Педро Гарсиа.

Брат Педро,

Фелипе Альмеда срочно вас зовет. Я не осмелился вас разбудить. Приходите скорее.

Натан подписался: брат Антонио. Затем положил записку на видное место и выскользнул наружу, позаботившись погромче хлопнуть дверью. Через две минуты Педро Гарсиа выскочил в коридор и куда-то устремился торопливой трусцой. Натан беззвучно двинулся за ним следом, пока не оказался в полуобвалившейся галерее, опоясывавшей маленький внутренний дворик со старым колодцем посредине. Сцену освещала луна. Ветхие обводные стены были углублены нишами, в которых ютились источенные временем и непогодой статуи. Семенивший монах остановился перед массивной дверью с накладками из кованого железа. Достал связку ключей и осмотрелся по сторонам, словно желая удостовериться, что он тут один. Натан инстинктивно присел за каким-то сухим кустиком и почти сразу же поднял голову. Но монах уже исчез.

 

91

Озадаченный Лав осторожно приблизился. Было физически невозможно открыть дверь, войти и закрыть ее за собой меньше чем за те две секунды, на которые монах ускользнул от его взгляда. Натан остановился на пороге, как раз там, где видел его в последний раз. Окованная железом дверь была заперта на ключ, по толщине она не уступала крепостным воротам. Он внимательно осмотрел это место, исключенное из экскурсионной программы. Никакого люка в земле. Никакого потайного хода, способного за одну секунду поглотить дородного священнослужителя. Слева анфилада арок, чьи хлипкие, источенные временем колонны напоминали коленца бамбука. Справа ниша. Единственным способом исчезнуть в мгновение ока было юркнуть в это углубление, но, как он проверил, там имелась только безглавая статуя какого-то святого, лишенного к тому же обеих рук. Вот тут-то он и обнаружил оптическую иллюзию. Боковые стенки алькова только казались одинаковыми. С левого бока была вырублена выемка, в которую можно было протиснуться боком. Что он и сделал, продвинувшись по узкому проходу метров на пять, прежде чем попасть в крохотный квадратный дворик с тремя дверями. Одна из них соответствовала той, закрытой, что преграждала доступ в это патио. Оставалось узнать, какой из двух оставшихся воспользовался монах. У Натана возникло впечатление, что он заплутал в какой-то компьютерной игре, придуманной хитроумным монашеским орденом. Возможность западни, скрытой за неверно угаданной дверью, побудила его к осторожности. Он потрогал железные дверные ручки. Встал перед той, что показалась ему более теплой, и отступил, насколько позволяло ограниченное пространство. Потом испустил крик киай и одновременно выбросил вперед ногу. Дверь распахнулась, стукнула о какое-то препятствие, отскочила и наконец неподвижно повисла на петлях. Внутри оказалась кровать с чьим-то забинтованным телом. Натан заметил также стол, таз с водой, стопку стерильных бинтов, блокнот и лежащего на земле отца Педро, оглушенного его громоподобным вторжением. Маленькое окошко в стене и большая свеча были единственными источниками света.

– Кто вы? – спросил поверженный монах.

– Я хочу задать вам несколько вопросов об отце Альмеде, – сказал Натан, помогая ему подняться.

– Так это вы написали записку? – воскликнул отец Педро, помахав смятой бумажкой.

– Это он на кровати?

– Фелипе Альмеда больше не принадлежит миру сему.

– Тогда что это?

– Его бренная оболочка, истерзанная грехом.

У человека на кровати была забинтована вся голова, что делало ее похожей на яйцо. Ни носа, ни ушей. Только прорезь на месте рта, позволявшая ему дышать.

– Но он жив, – сказал Натан.

– Он уже не владеет своими чувствами. Брат Альмеда покинул нас, наложив на себя руки. Огонь погубил его лицо, глаза, уши, язык…

– Почему вы говорите, что его нет в этом мире?

– Брат Альмеда утратил также рассудок. Его неотступно преследует дьявол, к которому он хотел уйти. Мы надеемся все же, что Бог в великом милосердии Своем призовет его к Себе благодаря соборованию, которому мы подвергаем его вот уже вторую неделю. Мы скрываем его здесь, как в своего рода чистилище. Чего вы от него хотите?

– Узнать причину его самоубийства.

– На каком основании? Кто вообще впустил вас в эту часть монастыря? Как вам удалось?..

– Я пришел не для того, чтобы объяснять, как мне удалось проникнуть сюда. Зато могу вам сказать, что меньше месяца назад отец Альмеда исповедовал одного человека, Этьена Шомона, которого некие горе-чародеи пытались воскресить в лаборатории на Аляске. Один агент ФБР заснял эту исповедь на видеопленку, но, о чем они говорили там, не слышно. Через несколько дней федеральный агент, оба врача и медсестра были убиты. ФБР поручило мне допросить Альмеду и выяснить, что ему сказал Шомон. Быть может, в исповеди было указание на личность убийц. Вы поняли, о чем я говорю?

– Не совсем. Как вы догадываетесь, я довольно далек от этого бурного мира и сторонюсь его рифов…

– Я тоже. Но вынужден устранять кое-какие из рифов, на которые вы намекаете.

– Отец Альмеда пытался покончить с собой вовсе не из-за того, что якобы выманил какие-то признания у мертвеца, а из-за того, что пошел на поводу у вашего Боумана.

– Откуда вы это знаете?

– Что вы хотели сказать вашим «я тоже», когда я упомянул о своем затворничестве?

– Я живу, как и вы, вдали от мира. Но один. Мой путь – не христианский. Я выбрал путь дзен.

– Итак, вместо того чтобы подняться, вы опускаетесь.

– Я возвращаюсь к первоначалам.

– А куда же вы дели Бога?

– Он на своем месте. В точном соответствии человеку. Я не понимаю двойственности, противопоставляющей слабую натуру человека неприкасаемой божественной сущности Бога.

– Тем не менее вам ведь наверняка приходилось охотиться на эти слабые натуры, при вашем-то ремесле.

– Мне случалось охотиться и на Бога.

– Что вас удерживает в этом обществе? Просто задание ФБР?

Монах явно испытывал его. Ошибаться нельзя. Нужно преодолеть еще одну ступень в этой партии по правилам цистерцианской стратегии.

– Сначала я согласился на расследование, потому что агент Боуман был моим другом.

– Следовательно, вами движет желание отомстить?

Эта манера уснащать свои фразы «итак», «тем не менее» и «следовательно» позволяла монаху постоянно перестраивать диалог на свой собственный лад. Натан принял игру.

– Нет, скорее сочувствие.

– Сочувствие?

– К Карле, вдове Этьена Шомона. Я здесь отчасти из-за нее. Она нуждается в помощи.

– Почему же?

– Целый год все думали, что ее муж погиб за полярным кругом. И вдруг она узнает, что нашли его тело, что над ним издевались ради каких-то экспериментов, вернули к жизни на несколько часов, чтобы он успел исповедоваться священнику-иностранцу, и снова убили пятью пулями в сердце. Она пережила настоящий кошмар.

– Значит, вы привязаны к ней?

Вопрос мог удивить. Брат Гарсиа оценивал истинные намерения американца, прежде чем довериться ему.

– Да, – ответил Натан.

– Стало быть, вы испытываете к ней не сочувствие, а любовь.

– Да.

– Тогда будьте рядом с этой женщиной. Так вы принесете ей больше пользы.

– Не раньше, чем проясню ситуацию, сложившуюся вокруг смерти ее супруга.

– Фелипе Альмеда ничего не узнал из уст Этьена Шомона.

– Как это? Он что, не понимал по-французски?

– Альмеда говорил по-французски довольно бегло, но это ему не пригодилось.

– Чего от него потребовал Боуман?

– Если я вам скажу, это облегчит горе госпожи Шомон?

– Знай она наверняка, был ли ее муж еще жив месяц назад, это избавило бы ее от многих сомнений и смягчило тревогу.

– Тогда можете ее успокоить. Этьен Шомон никогда не воскресал. Брат Альмеда исповедовал всего лишь его труп.

– Он вам сам это сказал?

Монах посмотрел на умирающего, простертого на смертном одре, и перекрестился:

– Он это написал.

 

92

Позаботившись об Альмеде, брат Педро Гарсиа поманил Натана за собой. Проходя через маленький дворик, американец спросил о назначении монументальной двери.

– Это обманка, господин Лав. Она наглухо забита. Пытаясь ее открыть, никто не искал обходной путь. Вы первый из посторонних, кто обнаружил проход в нише.

– А вторая дверь?

– Вам повезло. Она не заперта и ведет в каменный мешок, кишащий гадюками.

Натан не мог бы сказать наверняка, говорит тот правду или же посмеивается над ним. Когда они дошли до кельи монаха, тот достал из стопки почты конверт и протянул его Натану, заметив:

– Лучший тайник – место на самом виду. Фелипе Альмеда написал это, прежде чем покончить с собой.

Натан протянул руку к письму, но монах не разжимал пальцев.

– Я по-прежнему не знаю, откуда вы и как отыскали келью Альмеды, но все же я вам доверяю. В самой вашей фамилии заключен главный смысл учения Иисуса, и мне кажется, вами движут благородные побуждения. Письмо, которое Альмеда написал перед тем, как покончить с собой, адресовано мне только отчасти, остальное предназначено для Ватикана. Я должен передать его в собственные руки кардинала Драготти.

Натан развернул листок бумаги в клеточку, вырванный из блокнота со спиралью и густо исписанный неровным почерком, выдававшим лихорадочное возбуждение писавшего. К счастью, он свободно читал по-испански:

Дорогой брат Гарсиа!

Да заберет меня дьявол, и пусть я сгорю в адском пламени! Я не прошу прощения, нет, ибо никто не сможет простить грех, грозящий ввергнуть в хаос весь мир. Я предал Церковь, предал Папу, предал Господа. Мне даже не хватило мужества исповедаться тебе изустно. Надлежит срочно действовать. Но я не способен. Вот почему я поручаю тебе, брат Педро, отправиться в Ватикан, чтобы передать это письмо лично кардиналу Драготти, возглавляющему Конгрегацию в защиту вероучения. Он один поймет смысл моих слов. Ради твоей собственной безопасности и ради безопасности братии не пытайся ни уразуметь, ни толковать адресованные ему строки, ни даже читать их. Все участники чудовищного маскарада, сообщником которого я оказался, убиты. Скоро настанет и мой черед. Так что я пытаюсь выиграть время и опередить врагов Ватикана, религии и человека, которые множатся и убивают, затаившись в тени. Доставь в Рим это послание, дорогой брат Педро, чтобы уберечь наш бедный мир от ужасной угрозы. Я уверен, что ты справишься наилучшим образом. Да хранит тебя Бог, друг мой.

Натан посмотрел на красное лицо монаха. Тот жестом призвал его читать дальше, несмотря на содержащееся в письме предостережение. Альмеда даже не удосужился взять другой листок. Послание к кардиналу отделяла всего лишь одна пропущенная строка. Второй текст был длиннее и продолжался на обороте страницы, без соблюдения полей.

Монсеньор!

В прошлом июле, на Аляске, я встретил специального агента Клайда Боумана, который расследовал обстоятельства гибели французского ученого-исследователя Этьена Шомона. Боуман тогда собирал сведения о населении Фэрбэнкса. Мы отнеслись друг к другу с симпатией, поскольку агент ФБР увлекался богословием. Впрочем, его интерес по большей части касался либо еретических случаев, либо паранормальных явлений. Наши беседы о Боге порой длились ночи напролет, и каждый, опираясь на свои доказательства, пытался убедить другого в Его существовании или несуществовании.

В декабре, во время своего последнего посещения Аляски, Боуман призвал меня к изголовью Этьена Шомона, тело которого он отыскал наконец во льдах Арктики. Федеральный агент попросил меня сделать вид, будто я исповедую умершего. Не понимая по-настоящему, во что ввязываюсь, я согласился. Мне достаточно было всего лишь склонить голову и притвориться потрясенным. Боуман заснял эту несуразную сцену, разыгранную в лаборатории при больнице Фэрбэнкса, на видеопленку, чтобы заручиться доказательством мнимого воскрешения. Целью этой затеи было заманить в западню секты, ищущие вечной жизни на земле. Но их реакция оказалась гораздо более яростной, чем предполагал Боуман. Если однажды копия этой видеозаписи попадет в ваши руки, будьте осторожны.

Да, я нарушил обеты, участвуя по слабости и расчету в этой мистификации. Только Иисус, Спаситель наш, воскрес из мертвых, поправ смерть. Да, я обманул Церковь ради того, что считал благим делом. Тот день ввергнет меня в ужасные муки. Я выпустил дьявола из бездны преисподней. Ловушка, расставленная Боуманом, была призвана пролить свет, но лишь подняла завесу над мраком. Сможете ли вы, монсеньор, – не простить меня, нет, ибо я уже горю в аду, – но спасти то, что еще можно спасти благодаря этому свидетельству моего обмана?

Да будет так!

Фелипе Альмеда

Натан еще раз перечитал документ, прежде чем обратиться к монаху, который наблюдал за его реакцией:

– Почему Альмеда просил доставить это свидетельство кардиналу Драготти?

– Как глава Конгрегации в защиту вероучения монсеньор Драготти обязан анализировать все, что может идти вразрез с догмой.

– Знаю. В ходе своих расследований агент Боуман не раз сталкивался с этой службой Ватикана. Я вас спрашиваю, почему Альмеда не отправил его непосредственно кардиналу?

– Возможно, он боялся, что письмо могут перехватить и прочесть, прежде чем оно попадет на стол к монсеньору Драготти. Мне самому предстоит выполнить эту задачу – поехать в Рим и передать его в собственные руки кардинала.

– Почему же вы этого не сделали?

– Напоминаю вам, что Альмеда еще не умер.

– Пытался ли он общаться с вами после своей попытки самоубийства?

– Да, с помощью блокнота, который мы положили рядом с его уцелевшей рукой. Большая часть каракулей нашего брата была просьбой избавить его от мучений.

– Он оказал вам дурную услугу своими откровениями.

– Почему же?

– Стоит ли напоминать, что все, замешанные в этом деле, были устранены?

– Кем?

– У меня впечатление, что Альмеда втайне надеялся на то, что вы сможете в этом разобраться. В конце концов, вы достаточно догадливы. И не перестаете это доказывать с тех пор, как я здесь.

– Признаюсь, что, показывая вам это письмо, я и впрямь рассчитывал немного прояснить тайну.

– Очевидно, Боуман хотел заставить кого-то поверить, что доктора Флетчер и Гровен выиграли гонку к вечной жизни, затеянную сомнительными сектами.

– Раэлитами?

– И ими тоже, среди прочих. Как Боуман и предполагал, одна из этих сект оказалась готова на все, лишь бы завладеть магической формулой. Но только сам он при этом лишился жизни.

– Я пришел к тому же заключению, что и вы.

– В том-то и проблема.

– Почему?

– «Мы хотели пролить свет, но лишь подняли завесу над мраком» – это слова самого Альмеды. Боуман ожидал какой-то реакции, но не такой яростной.

– Что вы из этого выводите?

– Надо ехать в Рим.

– Но… Альмеда еще…

– Он уже не принадлежит этому миру, вы же сами сказали. Я встречусь с вами в Риме семнадцатого, в кафе «Греко», ровно в восемь часов. А до этого мне надо завернуть в Ниццу.

– Я поеду завтра же.

– Передвигайтесь как можно незаметнее.

– Почему?

– Путь к кардиналу будет опасен.

 

93

Кейт Нутак посмотрела на новенький календарь начавшегося года, прикидывая, дадут ли ей доработать до Сретения. Уэйнтрауб уже звонил, узнав о ее рейде в Анкоридж. То, как она использовала приставленных к Натану Лаву агентов ФБР, учинив вдобавок наглый допрос главе «Бритиш Петролеум», вывело его из себя. «Вас же дерьмом завалят, даже понять не успеете откуда». Она огрызнулась: «Если с вашего места, то это не слишком высоко». – «Не заблуждайтесь, Нутак, вы затеяли игру с большими ребятами. Рядом с ними капитан Малланд и хозяин „Правильного бара“ – мелюзга». – «Выскажитесь яснее, Уэйнтрауб». – «Долго вам ждать не придется!» – рявкнул он и повесил трубку.

Гнев и беспокойство развязывали языки.

Указание «большие ребята» серьезно сокращало список подозреваемых. У Кейт были свои соображения на сей счет, вполне, впрочем, соотносившиеся с ее ближайшей встречей.

Клубы сигаретного дыма в сопровождении до-мажорных аккордов вернули ее на диван, под бочок к Брэду. Палец музыканта скользнул в направлении ми по струне ре. Он начал мурлыкать под аккорды своей бас-гитары что-то среднее между Адамом Клейтоном и Джеем Уобблом:

Он щелкнул по струнам, чмокнул Кейт в губы, раздавил в пепельнице свой косяк и прильнул к ней. Они перекатились через диван и упали на ковер. Спина эскимоски то выгибалась, то прогибалась, следуя волной за движениями его члена. Наконец он оросил ее матовые ягодицы и встал, качаясь от любви. Поплелся на подгибающихся ногах на кухню утолить жажду. Кейт перевернулась на спину и, лежа на полу, потянулась. Жизнь приобретала неожиданную и заманчивую перспективу как раз в тот момент, когда горизонты ее карьеры совсем занесло пургой. Она забросила расследование ради кайфа с лабухом. Был ли во всем этом какой-то смысл? А разве обязательно, чтобы был? Натан Лав наверняка дал бы ответ, позаимствованный у какого-нибудь великого учителя дзен. Брэд же отвечал на все с помощью своей гитары и поэзии рока. Кейт не увлекалась ни буддизмом, ни музыкой. Противостоять действительности ей удавалось лишь с помощью рассудка. А рассудок диктовал ей, что в преступлении всегда есть смысл и что ей дали образование, взяли на работу и платят как раз зато, чтобы она разобралась в его механизме. Адский грохот металлических децибел заставил ее вздрогнуть.

Мэрилин Мэнсон, «Rock is dead».

Музыка, способная разбудить мертвецов и обдолбанных вусмерть. Брэд уменьшил звук и принес своей музе холодной воды. А забрав из ее рук стакан, залюбовался отпечатками их губ, слившимися воедино на прозрачности стекла.

– Вещественное доказательство нашей любви, – объявил он.

– А твой хрен цвета кофе с молоком ты как улику не рассматриваешь? – прервала она его элегический полет.

– Это не одно и то же, – сказал он, растратив красивые слова.

– Понятно. Выпить из одного стакана – это страсть, а подставить свою задницу – всего лишь перепихон. Так, что ли?

– Нет, нет…

– Буду откровенной: содомия, по крайней мере для меня, это в первый раз. И то лишь ради тебя. Не скажу, что это не доставило мне удовольствия, но вначале я согласилась повернуться только потому, что это был ты. Зато стаканом, на котором сейчас отпечаток моих губ, пользовалось немало моих коллег…

– Куда ты клонишь?

Стоящий перед ней с возбужденным членом Брэд был раздосадован. Насладившись его реакцией, Кейт добавила:

– В перепихоне нет ничего грязного. Наоборот, он делает людей счастливыми.

– Эй, детка, да что с тобой?

– Извини, я пытаюсь сказать, что люблю тебя, но никак не могу подобрать слова…

– Я тоже тебя люблю, Кейт.

Он лег на нее, обнял, уткнулся головой меж грудей и отбил несколько тактов на ее бедрах, пропев:

– Эй, это же мое!

– Выплачу тебе гонорар. Вот, держи аванс!

Он зазмеился по ней, дополз до губ и выдал задаток. Звонок ее сотового телефона в третий раз остался без ответа. Сообщение пополнило голосовую почту.

– Если не ответишь, твои федералы начнут беспокоиться.

– Скажешь тоже, им на меня начхать. В любом случае я тут занята делом. Обрабатываю одного подозрительного типа.

Он притворно отшатнулся, словно воспринял это всерьез. Она закинула ноги ему на спину, притянула к себе и поцеловала, чтобы развеять сомнение на его лице.

– Мне надо в Джуно, Брэд.

– Когда?

– Сейчас.

– Это для твоего расследования?

– Да. Надо допросить губернатора Аляски.

– Терри Крейна? Всего-навсего?

– Я уже договорилась о встрече.

– И чего ты от него хочешь?

– Малость порастрясти ему жирок.

– Что?

Он встал, порылся в пачке «Мальборо», казавшейся пустой, и выудил оттуда мятую сигарету. Закурил, не распрямляя, и сел на диван.

– Ты случайно не пытаешься переплюнуть Лава по количеству врагов? Тоже на фетву нарываешься, что ли?

– Почему ты так говоришь? Думаешь, Крейн связан со всем этим?

– Нет, но ты сама не знаешь, во что ввязываешься. Ничего не имею против гнилых политиканов, но уж если выбирать, предпочитаю уголовников.

Она вспомнила фото в кабинете Прескотта, где тот красовался рядом с Крейном. Если немного повезет, оба мошенника окажутся членами «США-2». Стоит только метить повыше, и в конце концов отыщется что-нибудь серьезное. По крайней мере, она увидит, откуда ждать кучи дерьма, обещанной Уэйнтраубом. Но Брэд прав. Это рискованно.

– Ты просто трусишь, – сказала она по глупости.

– Ну да, как бы с тобой чего-нибудь не случилось. Ты мне дорога. И я не хочу, чтобы ты повторила судьбу Татьяны.

Кейт по-прежнему лежала на полу, глядя в потолок. Брэд любовался ее черной гривой, раскосыми глазами, выступающими скулами, поджарым телом. Совершенно особая пластика, завораживающая, почти неземная. Каждый раз, как она вот так позировала перед ним, у него возникало желание написать песню. Его следующий альбом будет набит намеками. Она подползла к нему, думая, как уберечь его от пламени, которое собирается раздуть, когда ее мобильный телефон снова запищал. На экранчике аппарата появилось сообщение:

Wanted Nathan Love [25]

2 000 000 $

Nathan-Love.com

 

94

Летя в Ниццу на борту рейса номер 348 авиакомпании «Иберия», Натан мысленно прокручивал сделанную Боуманом видеозапись. По словам отца Альмеды, это был всего лишь спектакль, а он являлся одним из актеров. По крайней мере, до тех пор, пока не кончилась его роль. Поскольку во второй части Шомон был вполне жив. И довольно внятно говорил. Где же заканчивался вымысел и начиналась реальность? Натан решил, что надо заново просмотреть кассету.

Теперь его мысли занимали другие персонажи, причастные к этому делу.

Во-первых, Педро Гарсиа, монах, словно сошедший с рекламы сыра. Он явно жаждет какого-то действия, дабы испытать свой картезианский дух, несколько закосневший на спокойной церковной должности. Чтобы проникнуть в Ватикан, явно потребуется его помощь.

Затем Коченок. Как он воспринял решение Карлы? Не он ли тайно последовал за ними на Аляску? Возможно, нападение, из-за которого Натан едва не погиб за полярным кругом, тоже подстроено им?

А главное, сама Карла. Она удерживает его в этом мире, как ядро, прикованное к ноге каторжника. Впрочем, довольно красивое ядро. Весьма притягательное. Натан попытался разобраться в своих чувствах к ней. Биохимические процессы, запущенные в нем Карлой, перевернули вверх дном все его существо. Гарсиа прав, это любовь. Монах-то оказался прозорливцем. К тому же готовым поставить этот дар на службу истине, ради своего друга Альмеды.

Наконец Кейт. С тех пор как ей повстречался этот музыкант, она выглядит более рассеянной, менее расторопной. Впрочем, он не прав, критикуя ее. То, что он сам зациклился на Карле, наверняка мешает ему видеть главное. Это вроде той двери в монастыре Поблет, отвлекающей на себя внимание незваных гостей. Он решил, что позвонит Кейт, как только сойдет с трапа самолета.

Стюардесса, благодаря которой он подкрепился шоколадом и кокой, подняла откидной столик. Самолет пошел на посадку. Натан отложил экземпляр «New Scientist» купленный в аэропорту Барселоны. Научный журнал объявлял конкурс, победитель которого мог выбирать: неделя отдыха на Багамах или посмертное замораживание. Если лауреат выберет второе, то после кончины его тело поместят в контейнер с жидким азотом (температура – минус сто девяносто шесть градусов по Цельсию) и продержат там до тех пор, пока наука не найдет ключ к бессмертию. Пропуск в вечность все больше и больше входит в моду.

Во Франции наконец закончилась забастовка. Обескровив страну в бесплодных переговорах, премьер-министр уступил по всем пунктам, за исключением собственной отставки. Натан позвонил на Аляску, наткнулся на автоответчик Кейт и оставил ей лаконичное сообщение: «Просыпайтесь, Кейт. После плодотворного визита в Испанию я позволил себе остановку в Ницце. Потом собираюсь наведаться в Рим. Чего только не сделаешь, чтобы выведать ваш маленький секрет! Перезвоню позже».

Раздосадованный, что не удалось поговорить с напарницей, он окликнул такси, вонявшее дешевым горючим, и направился в центр Ниццы, на квартиру Карлы. По дороге таксист угостил его обзором прессы на смеси английского с провансальским. Сообщил, что забастовщики одержали верх, что в этой стране всегда громче всех кричат те, у кого больше льгот, что исламский джихад недавно пригрозил устроить теракт в Париже, чтобы наказать Францию за запрет на ношение мусульманских платков в школах, и что день ожидается по большей части солнечным. Парадоксально, но именно благодаря забастовке страна пока избежала бомб.

В вестибюле дома, где жила Карла, какая-то толстая женщина мыла пол. Натан обогнул внушительное препятствие и поднялся по лестнице. Дверь квартиры была приоткрыта. Он позвонил ради приличия и вошел, ожидая услышать голос Леа, снова ощутить аромат Карлы. Но уловил лишь смутный запах мужского пота. Он бросился на кухню, схватил зажигалку, лежавшую на столе, и сунул ее в микроволновую печь, отсрочив включение на пять минут. Потом стал обследовать квартиру, прижимаясь к стенам, сливаясь с обстановкой. Обитатели покинули ее в спешке. На столе стояли две немытые тарелки, два недопитых стакана с водой, пустая упаковка из-под йогурта. Телевизор был выключен, но видеомагнитофон еще работал. Натан проверил таймер. Кассета крутилась всего двенадцать минут! Он вынул ее. «Scream-3». Значит, несколько минут назад Карла и Леа еще были тут. Может, ему повезет и он догонит их на подземной автостоянке. Натан бросился в холл, но в глазах внезапно потемнело. А через долю секунды он оказался на полу с сильнейшей болью в черепе. Потом был взрыв. Склонившегося над ним типа, который явно собирался добить его, снесло ударной волной. Микроволновка рванула как раз вовремя.

Натан понимал, что вот-вот лишится чувств. Было необходимо непременно убраться отсюда до появления консьержки, соседей, полиции, «скорой», журналистов. Его тело с трудом дотащилось до лифта. Палец нажал на самую нижнюю кнопку. Толчок остановившейся кабины заставил его потерять равновесие. Когда двери открылись, он сделал несколько шагов и рухнул.

 

95

Кейт не захотела, чтобы Брэд сопровождал ее в Джуно, предпочтя не подвергать опасности любимого мужчину и сэкономить на авиабилете. Лучше уж потратиться потом на более приятное путешествие. Она воспользовалась полетом, чтобы просмотреть газеты. В Кашмире упала пакистанская ядерная ракета. Газеты, гадавшие о реакции Индии, пестрели заголовками об ущербе, причиненном этим объявлением войны. К счастью, ракета угодила в малонаселенную часть индийского штата, на востоке Джамму. Воспользовавшись диверсией как предлогом, Россия начала кровавое наступление в Чечне, а Турция всерьез принялась за Курдистан. Эти тревожные события оставляли очень мало места прочим новостям, сводившимся к терактам, убийствам, изнасилованиям, коррупции, спортивным достижениям и метеопрознозам. Несколько строчек, уделенных проекту «Лазарь», терялись на фоне крупных заголовков. В некотором смысле это было неплохо, поскольку могло бы дать передышку Натану Лаву, так некстати ставшему звездой. Однако эта пиявка Стюарт Севелл в своей последней статье, опубликованной в «Дейли ньюс» под заголовком «All you need is Love» (отсыл к «битловскому» хиту), сообщал новую цену, назначенную через Интернет за голову Натана, и развивал теорию, согласно которой тот якобы разделял идеологию синтоистской секты. Сойдя с самолета, Кейт выбросила все газеты и устремилась к такси.

Проезд по столице Аляски затрудняли пробки и туман, что грозило ей опозданием. Наконец таксист выехал на Сьюард-стрит и остановился перед входом в местный Капитолий, семиэтажное здание из кирпича и желтого песчаника. Там располагался офис губернатора, а также оба представительных органа штата. Кейт вошла в него с пятиминутным опозданием и пульсом сто восемьдесят ударов в минуту. Секретарша с напудренным лицом и улыбкой столь же фальшивой, как и ее ресницы, предложила ей подождать в конференц-зале. Спустя двадцать оборотов секундной стрелки и одну чашку кофе появился лысый мужчина с близоруким взглядом, обрамленным черепаховой оправой. Костюм пингвина венчала голова палтуса. Это был не Терри Крейн.

– Я Эндрю Бригс, – представился он. – Помощник губернатора.

– У меня встреча с мистером Крейном.

– Он только что уехал. Вы опоздали, мисс Нутак, а, как вы понимаете, у нашего губернатора очень плотный распорядок. Но я вполне могу его заменить. О чем идет речь?

– Это личное.

– Мистер Крейн ничего от меня не скрывает.

– Тогда я допрошу вас как предполагаемого соучастника убийства.

– Что-о?

– Если Крейн ничего от вас не скрывает, то вы в курсе и его преступной деятельности, верно?

– Одну минуту, пожалуйста.

Он исчез стремительнее, чем дичь в кустах. Кейт только его и видела. Зато две минуты спустя напротив нее уселся сам Терри Крейн, вероятно внезапно вернувшийся. И костюм, и волосяной покров губернатора ничем не отличались от аналогичных показателей у помощника, но Крейн обладал гораздо большим весом и выдержкой. Иногда человека делает должность. Кейт, не удостоившись приема в его кабинете, смогла составить об этом лишь приблизительное мнение. Губернатор выложил на стол мобильный телефон и пачку сигарет.

– Что там за история с убийством?

– Четверо убитых в больнице Фэрбэнкса: два нобелевских лауреата, специальный агент ФБР и медсестра. Припоминаете эту драму?

– Разумеется, я был потрясен и послал свои соболезнования родственникам погибших.

– Вы любите охоту, мистер Крейн?

– Простите?

– Уклончивый ответ. Мне повторить вопрос?

– Послушайте, у меня очень плотный распорядок…

– Знаю, ваш помощник употребил то же самое выражение.

– Я ведь руковожу федеральным штатом! А вы, как мне кажется, не отдаете себе в этом отчета.

– Будем откровенны: я за вас не голосовала, так что не собираюсь затевать полемику о том, сколь губительно ваше руководство для Аляски. Я здесь для того, чтобы собрать кое-какие сведения в рамках уголовного расследования. Так вы любите охоту, мистер Крейн?

– Разумеется! Всем известно, что я занимаюсь этим видом спорта, как и немалое число моих сограждан. Какое…

– С гранатометом? На гризли? При участии некоего Патрика Гувера?

– Я запрещаю вам распространять эти клеветнические инсинуации…

– Вы состоите в организации «США-2» и секте «ЛАЙФ», которые финансируют проект «Лазарь»?

– Послушайте меня хорошенько, маленькая проныра…

– Вы внезапно остановили проект «Лазарь» и дали приказ ликвидировать группу, которая им занималась, чтобы помешать расследованию специального агента Боумана?

– Это уже слишком!

– Если только конкурирующая с вашей секта не решила перехватить у вас проект.

– Послушайте меня хорошенько…

– Я-то слушаю, да вам, похоже, особенно нечего сказать.

Он схватил свой телефон и выставил его вперед, словно угрожая взорвать бомбу с дистанционным управлением.

– У меня настолько длинные руки, что стоит мне только позвонить, и я весь этот штат могу очистить от дикарей. Ваше счастье, что тут есть нефть и дичь. А не то плакали бы ваши жалкие пособия!

– Так у нас самый разгар войны между сектами?

Теряя почву под ногами, раздосадованный тем, что ему никак не удается сладить со строптивым федеральным агентом, политикан сосредоточился на своем мобильнике. А Кейт меж тем невозмутимо продолжала допрос:

– Надеетесь на вечную жизнь, мистер Крейн?

Он набрал номер.

– Вы поддерживаете отношения с Арнольдом Прескоттом, генеральным директором местной «Бритиш Петролеум»?

Он прижал аппарат к уху, пытаясь испепелить ее своими голубыми глазками.

– Считайте, что уже уволены!

– Уэйнтраубу звоните?

– Чтобы какая-то тупая эскимоска смела диктовать законы в этом штате!

Кейт встала и поблагодарила за прием. Крейн ее остановил:

– Погодите, разговор еще не окончен… Алло, Ланс. Это Терри. Ко мне тут заявилась какая-то фурия. Утверждает, что из вашей лавочки. Обвинила меня во всех грехах, включая убийство в больнице Фэрбэнкса. Болтает о каких-то тайных организациях, сектах, о вечной жизни… Ладно, даю ее тебе.

Кейт взяла трубку и выслушала Ланса Максвелла, который степенно сообщил ей об увольнении. Ее уже неоднократно предупреждали, чтобы она вела себя потише, так что мера вполне оправдана. У губернатора ей больше нечего делать. Кейт вернула «Нокию» злорадствующему владельцу и довольно улыбнулась:

– Вы ответили на все мои вопросы, даже на те, что я вам не задала. Еще раз спасибо за сотрудничество.

Он ткнул пальцем в ее сторону:

– Я лично прослежу за вашим будущим.

– Я за вашим тоже. И вы рискуете больше, чем я.

Губернатор вдруг надвинулся на нее всей массой и грубо прижал к стене, забыв о своей почтенной губернаторской должности и о привычке постоянно оглядываться на общественность. Примитивный мозг и звериные инстинкты взяли свое. С высоты своих метра девяноста пяти он прошипел, распространяя запах ментола:

– Слушай меня хорошенько, долбаная сучка… Мне хватило одного звонка, чтобы лишить тебя работы. Думаешь, больше понадобится, чтобы ты потеряла все остальное?

– Вы мне угрожаете?

– Я тебя отдрючу по первое число.

Не теряя своей полярной холодности, Кейт возразила:

– В задницу меня сегодня уже трахали. Мужчина, которого я люблю. Так что позвольте мне самой выбирать партнера.

Кулак Терри Крейна грохнул о стену в двух сантиметрах он ее виска. Кейт Нутак воспользовалась этим, чтобы проскользнуть под рукой политикана и юркнуть в коридор. Она устремилась вон из Капитолия, размышляя по дороге, в какую гнусную игру она ввязалась.

 

96

Натан уловил запах гнили. Потом необычный звук. Где-то наверху стукнула металлическая крышка. До него донесся долгий шорох, окончившийся дряблым шлепком. Мусоропровод. Он открыл глаза, обнаружив, что находится меж двух грязных бачков. Шум мотора и скрип тормозов означали, что он рядом с подземной автостоянкой. Поднимаясь на ноги, он припомнил то, что было перед этим: взрыв микроволновой печи, спуск под землю в лифте и падение возле мусоросборника. Он постарался покинуть эту клоаку как можно скорее, насколько позволяли ватные ноги. Оказавшись на свежем воздухе, взглянул на часы и понял, что провалялся без сознания добрый час. Взял такси. Направление – мыс Антиб. Он вышел на том самом месте, где водитель графини Натавской подобрал его десять дней назад. Натан нажал на кнопку домофона. Ворота открылись; ему даже не пришлось называть себя. Он обогнул фонтан и дошел до монументального портика, где его встретил вооруженный до зубов громила. Он сказал, что хочет видеть Карлу. Вооруженный слуга провел его в гостиную и велел подождать, раскатывая «р» во рту и поводя плечами.

В комнате, примыкавшей к гостиной, два других мордоворота играли на бильярде. По телевизору шло «Четвертое измерение» с совсем еще молодым Робертом Редфордом, изображающим Смерть. Початая баночка «Нутеллы» на столике рядом с диваном, а также чайная ложка и надкушенный тост указывали, что Леа, нечувствительная к обаянию будущей звезды, только что покинула свой пост перед экраном. Неожиданно в зеркале стиля рококо отразилось лицо какой-то поклонницы панк-моды. Натан обернулся и увидел молодую женщину с короткими, стоящими дыбом фиолетовыми волосами, с металлической цепью вокруг шеи и серьгами в виде английских булавок. На ней были черный, с асимметричными разрезами топик поверх сиреневой майки с глубоким вырезом, линялая мини-юбка и кожаные ботинки на высокой шнуровке. Когда она скрестила руки на груди, звякнули серебряные и алюминиевые браслеты со стальными шариками. Натан узнал Карлу.

– Вы изменились.

– От вас ничто не ускользает. Сразу видно профессионала.

Когда шок и удовольствие вновь видеть ее миновали, он спросил, что она делает у Коченка и зачем так нелепо вырядилась.

– Владимир не пожалел сил, чтобы помочь мне во всем разобраться, – объявила она.

– Вы будете первой, кому удалось разобраться в этом деле.

– Это внутреннее дело вашей страны. Америка сама поощряет научные изыскания и опыты, а поскольку ставки непомерно высоки, то использует методы, напоминающие нацистские. Даже ФБР привлечено к тому, чтобы скрыть злоупотребления. Кому выгодны опыты, ради которых те доктора измывались над телом моего мужа? Разумеется, богачам. А чтобы запутать следы, убирают всех, кто работал над проектом «Лазарь», похищают данные, находят козла отпущения и продолжают программу в другом месте, под другим названием, с более покладистыми учеными.

– Коченок неплохо вас просветил. Предполагаю, что роль козла отпущения он приберег для себя. А вы какую роль избрали?

– Уезжайте, Натан. Я не хочу, чтобы вы опять начали сеять раздоры в нашей семье.

– Это все?

– Надеюсь, вы арестуете виновных. Но искать их надо там, в Соединенных Штатах. Не здесь.

Дворецкий, массивный, как шкаф для ружей, встал в профиль, протянув руку к выходу. Двое горилл отложили бильярдные кии и встали в качестве подкрепления, топорща пиджаки рукоятками пистолетов. Было очевидно, что Карла и Леа привезены сюда насильно и что итальянка говорит под давлением хозяина дома, который держит дочку Карлы в заложницах. То, что она пожертвовала своими волосами, выдавало намерение изменить жизнь, а новый облик свидетельствовал о желании разрыва с прошлым. Очевидно, попытка не удалась. Натан не захотел усложнять задачу молодой женщине и рисковать жизнью Леа. Только задался вопросом: какая часть правды содержится в словах, которые он услышал? Поскольку ее теория, хоть и продиктованная мистером К., была довольно убедительной.

– До свидания, Карла. Если вам понадобится что бы то ни было, вы знаете, где меня найти.

– Нет.

Никто не мог бы найти Натана. Так что его последнее замечание было незримой рукой помощи, протянутой Карле, которую стерегли три цербера. И ее чуть вопросительное «нет» американец истолковал как нежелание терять с ним связь. Но как незаметно сообщить ей, что только Кейт Нутак будет в курсе его передвижений?

– Если возвращаешься после охоты с пустыми руками, значит, природа недовольна. Только тот, кто знает это, сумеет меня разыскать.

Карла нахмурилась, пытаясь понять загадочные слова. Догадается ли она, что эскимосская пословица и есть указание на то, что связной между ними должна стать Кейт?

Солнце погрузилось в море, как в перину. Закатный свет искрился неоновыми огнями. Натан в одиночестве бродил по улицам старого города. Навстречу попалась чета громко говоривших итальянцев, чуть поодаль группа старичков брала штурмом туристический автобус. Воздух был влажный, камни мостовых поблескивали под уличными фонарями. Сколько бы он дал, чтобы идти сейчас, держа за руку Карлу! Все же наверняка меньше, чем за то, чтобы никогда ее не встречать.

 

97

Кейт изрядно выпила в самолете, который уносил ее из Джуно. Она решила, что в состоянии опьянения полет пройдет быстрее. Объяснялась ли ее разудалая выходка бунтарским духом, которым она заразилась от Брэда Спенсера? С тех пор, как музыкант вошел в ее жизнь, этот дух ее не покидал. Она окунулась в него с головой, предоставив Натану выкручиваться в одиночку. Каков ее собственный улов? Ничего, кроме злости. Злости на свое начальство, на местную шушеру, на касту политиканов, на нефтяных магнатов. Список длинный и при этом ничтожный. Чего она ожидала? Куда подевались знания, усвоенные в Квантико, где она научилась действовать сознательно, вести расследование осторожно? Одна ошибка в процедуре могла погубить все. А она эти ошибки громоздила целый месяц, желая превзойти Натана Лава, аса в своем деле. Что с ней теперь будет? Бурная реакция губернатора, использовавшего мощные рычаги воздействия, доказывала, что она попала в десятку, разворошив заодно огромное осиное гнездо. Если она хочет вернуть себе свою работу, необходимо доказать причастность Крейна к этому делу. С таким же успехом можно доказывать причастность ФБР к убийству Кеннеди. Интересно, что Натан обнаружил в Испании? Он уже пытался связаться с ней несколько раз. Она положила телефон перед собой, решив, что свяжется с ним при первой возможности.

Кейт, покачиваясь, сошла с самолета и решила не пользоваться служебной машиной, оставленной на стоянке аэропорта. Разумнее вызвать такси. Стравив палтуса авиакомпании «Аляска эйрлайн» на гололед, она села в машину, водитель которой явно беспокоился за обивку своих сидений.

– Езжайте потихоньку, – объявила она ему.

– Куда?

Она поколебалась. Отправиться к Брэду, который вернулся в свое логово, или же в контору, где она уже не имела права показываться? Предпочесть любовника или папки с делами? По крайней мере, надо забрать свои личные вещи. Так что пусть будет контора. Таксист потихоньку тронулся с места, избегая болтовни. Кейт опустила стекло, глотнула морозного воздуха, который сбил с нее хмель, и посмотрела в зеркало заднего вида. За ними увязался хвост. Ветер немного разогнал туман и дым. Видимость была вполне приемлемой. Она прищурилась. Пикап «форд-гэлакси». К немалому удивлению таксиста, она потребовала, чтобы тот удлинил дорогу, делая крюки. Наконец они оторвались от фургончика и прибыли к зданию, где размещалось местное отделение ФБР. Кейт влетела в лифт и поднялась на тринадцатый этаж. Но, толкнув дверь конторы, обнаружила незнакомый беспорядок. В ее собственном беспорядке всегда была система. Она выхватила пистолет. С оружием в руке стала медленно продвигаться вперед, топча бумажки, рассыпанные по полу. В комнате Брюса кто-то рылся.

– Стоять! – крикнула она, направив пистолет в лицо Брюса Дермота.

Тот, оторопев, выронил стопку папок.

– Кейт? Вы… Здесь?

Она опустила свою «пушку» и прислонилась к стене, осознав всю нелепость ситуации.

– Извините, Брюс, но мне показалось, что по моему кабинету прошелся ураган. Что происходит?

– Я… я искал до… до…

– Досье?

– По проекту «Лазарь».

– Зачем?

– Чтобы передать Уэйнтраубу.

– Что?

– Я… я думал, что вас…

– Уволили?

– Убили.

– О чем вы, Брюс?

– Мне сказали, что вы убиты.

– Кто сказал?

– Я… Мне позвонили около часа назад из анкориджского отделения. Помощник Уэйнтрауба мне сказал, что вас убили в Джуно. И потребовал, чтобы я срочно приготовил все, что есть по проекту «Лазарь». Он будет тут с минуты на минуту.

– У Уэйнтрауба нет помощника.

Кейт схватила телефон и позвонила своему шефу. Наткнулась на Нелли, его секретаршу-идиотку, корчившую из себя специального агента. Пригрозив, что уделает ее, Кейт велела соединить себя с Уэйнтраубом.

– Какого черта вы пугаете мою подчиненную, Нутак? Ваше поведение неприемлемо! Мне плевать, что Лав с Максвеллом вам покровительствуют, я подам на вас такой рапорт, что весь остаток зимы будете искать другую работу.

– Спасибо, Уэйнтрауб, – сказала она и повесила трубку.

Значит, шеф пока не знает о ее смерти и, еще того менее, о ее внезапном увольнении. Кто же тогда позвонил Брюсу, чтобы сообщить о мнимом убийстве? Кто-то, кто мечтает с ней разделаться и прибрать к рукам все, чем располагает ФБР по проекту «Лазарь». Не стоит ли за всем этим Терри Крейн, решивший привести в исполнение свой приговор?

Дверь внезапно распахнулась под шквалом бесшумных выстрелов. Свет мгновенно погас, погрузив помещение в полную темноту. Пространство обшарили красные лучики, и грянул новый убийственный залп. Пули стучали в такт шагам. Шли несколько человек. Трое или четверо. Кейт оттолкнула Брюса, опустилась на одно колено и прицелилась в источник света. В ее обойме было двенадцать патронов. Она опустошила ее всю, но без уверенности, что как-то повлияла на ход событий. В железном ящике возле окна оставался еще «смит-вессон». Она поползла туда под свист пуль и засунула руку в ящик. Луч электрического фонаря резанул по глазам. Голос без акцента приказал ей не двигаться. Кейт толкнула «смит-вессон» по полу в сторону Дермота, укрывшегося за письменным столом. Обжигающий ствол винтовки М-16 вдавил ее в угол комнаты. Острая боль и запах паленой кожи дали ей понять, что часть щеки осталась на стволе.

– Гони сюда папку, которую велели. Быстро, пидор!

Те, кто звонил Брюсу, пришли за заказом. Человек, говоривший с южным акцентом, даже не заметил, что перед ним как раз та, о чьей смерти он объявил по телефону. Значит, не шибко умен. Оценив ругательство, которым ее наградили, манеру говорить, а также снаряжение и технику нападения, она сообразила, что имеет дело с кретинами, играющими в войну по воскресеньям. С подвыпившими ополченцами. Если судьба не отвернулась от нее, они наверняка даже не догадываются, что здесь прячется еще один федерал.

– Там, – коротко сказала она.

Зажав онемевшую скулу одной рукой, другой показала на ворох бумаг на столе, за которым прятался Брюс. Кейт гадала, решится ли стажер воспользоваться пистолетом, который она толкнула к нему в укрытие. Несмотря на слепивший ее луч фонаря, она все же различила движение в указанном направлении. В кармане ее анорака зазвонил телефон.

– Не вздумай отвечать!

– Где кассета? – рявкнул второй голос.

Тот, кто подпалил ей щеку, повторил вопрос, подкрепив его новым тычком. К счастью, сталь уже остыла. На сей раз Кейт отделалась всего лишь ссадиной на лбу.

– Прямо у тебя над головой! – крикнула она в надежде, что стажер поймет предназначенный ему намек.

Громила машинально задрал голову. Его сообщник сгребал документы в сумку. Дермот явно не понял.

– Давай, Брюс, стреляй прямо вверх! – выкрикнула Кейт.

– Тут еще кто-то есть?

Громила рявкнул какое-то невнятное приказание. Его голос перекрыли три выстрела. Луч света, направленный на Кейт, повернул в сторону пальбы. Брюс Дермот лупил наугад, скрючившись за столом и упираясь рукояткой пистолета в край своего прикрытия. Метром выше качалась чья-то морда, разлетаясь в клочья под шквалом свинца и опилок. Кейт бросилась на своего оцепеневшего обидчика. Тот упал на спину, не выпуская оружия из рук. Лежа на нем, она схватила ствол М-16 обеими руками, пытаясь направить его в щетинистое горло. Покатившийся по полу фонарь вычерчивал арабески на стенах. Бородач инстинктивно снял палец со спускового крючка и попытался отвести в сторону упертую ему в горло автоматическую винтовку. Кейт нажала на спуск. Раздавшаяся очередь сотрясла их обоих. Она почувствовала теплую жидкость, брызнувшую ей в лицо. Утерлась рукавом и заметила, что фонарь взлетел с пола на высоту человеческого роста. Три выстрела, и он опять упал рядом с парой шнурованных ботинок. Еще два хлопка окончательно положили конец свалке. Кейт окликнула Брюса и не получила ответа. Она встала и ощупью пробралась к выключателю в туалете. Сортирный неон замигал, осветив настоящее поле битвы. Посреди разгромленного кабинета валялись четыре человека в военном обмундировании, с приборами ночного видения. Но больше всего Кейт поразила неподвижность Брюса, застывшего на карачках у письменного стола, вытаращив глаза и вцепившись пальцами в рукоятку «смит-вессона». Окликнув его несколько раз, она дотронулась до него. Только тогда он проявил какую-то реакцию.

– Э-эй! Дермот, ты где стрелять учился?

– В Квантико… У меня были не очень хорошие отметки…

– Главное, что попал, Брюс. Допросить их, боюсь, не удастся, зато сами целы и невредимы.

– С-с… скольких я уложил?..

– Троих.

– Ни хрена себе!

– У тебя это в первый раз?

– Да.

– Со мной такое тоже случилось не так давно, когда была с Уэйнтраубом. Бомжа подстрелила…

– И как вам?..

Время поджимало, но Кейт все же решила уделить несколько минут своему стажеру, который спас ей жизнь и неплохо начал, чтобы сменить ее на посту в ФБР. Обшарив пустые карманы нападавших и установив, выглянув в окно, что «форд-гэлакси», стоявший у здания, спешно отчаливает, она включила кофеварку, нацедила две чашки коричневой бурды и выкурила сигарету в компании Брюса. Вкратце обрисовала ему ситуацию: визит к Терри Крейну, стремительное увольнение, угрозы губернатора. Впредь она может рассчитывать только на Натана Лава, который находится где-то в Европе, да на своего стажера. Глядя на растерянного Дермота, который все еще пересчитывал жмуриков, она объяснила ему, что убить в первый раз – это как рейс в один конец. Возврата нет. Оставляешь цивилизованный, вежливый, политически корректный мир ради царства убийц всякого пошиба. Главное – остерегаться кошмаров и бессонницы в первые дни. Единственное средство избежать их и отделить себя от убийц – это задуматься: а что случилось бы, если бы он не переступил черту? Ведь если бы он не пролил кровь, то задавать эти вопросы было бы некому, зато пришлось бы оправдываться в чистилище за смерть Кейт и свою собственную.

– Мне надо было их только ранить, – возразил он.

– Это в кромешной-то тьме? Когда целишься в кого-то, надо четко сознавать, что можешь и убить. Вас этому в Квантико не учили?

Вскоре она поспешила сменить тему, поскольку шум привлек местную полицию. Кейт распределила роли. Пока она будет выяснять, где Натан, и добираться до него, в агентстве за старшего остается Брюс. Они будут поддерживать связь. Возможно, Уэйнтрауб пришлет сюда кого-нибудь из своих, но при нехватке кадров на это уйдет какое-то время.

– Сожалею, но отныне именно тебе придется возиться и с писаниной, и с уборкой, и с Малландом, и с Уэйнтраубом. Думаю, после этой истории тебя повысят. Теперь, когда ты оторвал голову от своих компьютеров и сделал первые шаги по земле, у тебя появится уверенность в себе. Добро пожаловать в реальный мир, Брюс.

Кейт наскоро собрала кое-какие личные вещи и вручила ему ключи.

– Тут ключи и от служебного авто. Машина еще в аэропорту. Я была слишком пьяна, чтобы вести. Забери ее оттуда, прежде чем расходы на стоянку истощат бюджет агентства.

Она дружески обняла Дермота и оставила его, сожалея, что больше не сможет пользоваться скрытыми дарованиями паренька.

 

98

Натан сперва завернул в магазин, где обзавелся новыми брюками и свитером, потом поехал в Ниццу, в «Новотель», где уже останавливался прежде. Портье-физиономист заметил ему, что сейчас у него не столько багажа, как в прошлый раз. «Если бы все клиенты брали с вас пример, наш носильщик остался бы без работы», – добавил он. Натан не понял, то ли это юмор такой, то ли разновидность профсоюзной борьбы. Он достал из кармана кассету Боумана и спросил, есть ли возможность ее просмотреть. Через несколько минут он снова присутствовал при воскресении Этьена Шомона, закрывшись на ключ в конференц-зале гостиницы. После записи от 16 декабря отец Альмеда больше не появлялся, а французский исследователь, став еще более неузнаваемым, заговорил. Что же произошло между 16 и 17 декабря?

Ему непременно надо встретиться с Кейт Нутак.

Поднявшись в свой номер, он наполнил ванну и позвонил эскимоске, которая наконец ответила. Тяжело дыша. Фоном звучала музыка. «Wake up, wake up, dead man», выкрикивал певец. Радость, которую она проявила на другом конце линии, его немного удивила, особенно после всех безответных сообщений, которые он оставил на ее автоответчике. «Натан! Где вы? Я вас уже столько времени не слышала! Знаю, знаю, сама виновата!» Он ответил, что находится прямо напротив залива Ангелов, но продвинуться в расследовании пока не удалось. Она сообщила ему о своих последних злоключениях. Он подтвердил ей, что Крейн состоит в «США-2», но насчет Максвелла промолчал. Зато рассказал о письме Альмеды.

– По словам испанского священника, на кассете всего лишь спектакль. Боуман воспользовался соучастием Альмеды и врачей, на которых оказал давление. Если это так, то вторую часть записи можно истолковать двояко. Либо Шомон чудесным образом воскрес, либо это не Шомон.

– Я не верю в чудеса. Однако ведь Карла узнала своего мужа.

– Да, но она видела только начало записи. Не вынесла, когда эти живодеры стали над ним издеваться.

– Так вы считаете…

– Я только что пересмотрел кассету еще раз. Между шестнадцатым и семнадцатым декабря француз слишком уж внезапно становится неузнаваемым. И к тому же у него заклеены глаза.

– …то есть его подменили кем-то другим?

– Возможно. Кем-то таким же крупным, как и Шомон, лысым и бородатым. Немного подгримировать, налепить электроды на лицо – этого вполне достаточно, чтобы создать иллюзию.

– Погодите, я вспомнила кое-что. Алексия Гровен мне сказала, что за несколько дней до смерти ее муж побрил голову. Возможно, на операционном столе был как раз…

– …Фрэнк Гровен! – воскликнул Натан. – К тому же начиная с этого момента он больше не появляется в кадре.

Значит, Этьена заменил собой доктор. Лав вспомнил, что, когда лег на место подопытного, то уловил мимолетный образ покерного стола в своих видениях. Волновые отпечатки Шомона и Гровена наложились друг на друга.

– А почему Гровен согласился на этот маскарад?

– Боуман шантажировал обоих ученых. В обмен на сотрудничество обещал молчать об их опытах. К тому же им самим было выгодно симулировать воскрешение. Это только подхлестнуло бы финансирование проекта «Лазарь». Что касается Гровена, то он вдобавок увяз по уши, задолжав всем ростовщикам Аляски, и был готов на любой компромисс ради передышки.

– И все это, чтобы прихватить секты?

– Так написал Альмеда.

– Ваш Боуман был не слишком щепетилен в средствах.

– Видя, к чему это привело, нельзя сказать, что он поджег мокрую петарду.

– Как будем действовать сейчас?

Натан посоветовал Кейт пока залечь на дно. Ее внезапное увольнение, угрозы Крейна и нападение громил на ее контору предвещали худшее. Хватит подставляться. Кейт была не согласна. «Я себе и так устроила неделю вынужденного отпуска, Натан. Оставаясь вне игры, я не решу свои проблемы». Он пообещал ей заставить Максвелла отменить свое решение, когда обстановка будет немного поспокойнее. У него есть средства. «Когда это – поспокойнее? Смеетесь? Когда на меня нападают, я не жду, что это само собой утрясется!» Она хотела присоединиться к нему в Риме. Настаивала: «Если вы меня отстраните, я пропала!» Он назначил ей встречу через три дня, в пятницу, между восемью ноль-ноль и пятью минутами девятого, в кафе «Греко».

Натан натянул новую одежду, вышел на Английский бульвар и поехал в аэропорт купить билет до Рима. Вылет завтра, в одиннадцать часов. Вернувшись, прогулялся по галечному пляжу, думая о Карле. Сумеет ли она вновь освободиться от ярма Коченка? Зависит только от нее. Было бы желание. Натан вдруг осознал, что прошагал уже несколько километров, и снова заинтересовался ближайшим окружением. Было полнолуние, прохладно, на пляже ни души. Над головой искрились украшенные гирляндами пальмы, словно буржуазные дамы на благотворительном вечере. Неприятный запах углекислого газа подсказывал, что автомобильное движение резко усилилось. Какой-то бомж с тележкой из супермаркета окликнул его неподалеку от большого канализационного туннеля, изливающего в море тощую речушку Пайон. Тележка была нагружена пластиковыми мешками, тряпьем и прочим хламом, среди которого были различимы лысая швабра, телевизор без катодной трубки и монтировка, служившая, должно быть, для взломов. Поскольку бродяга тянул к нему руку в драной перчатке без пальцев, Натан предположил, что тот клянчит денег. Попрошайка утер слюнявый рот, не спуская глаз с руки американца, рывшейся в кармане. Натан вытащил купюру и осчастливил бомжа, расплывшегося в улыбке столь же желтой, как и его печень. Но вдруг он уловил сквозь зловоние бродяги какой-то импульс. Тот действовал отнюдь не невинно. Поняв это, Натан резко отстранился и едва избежал пули, ударившей в стену напротив. Не оборачиваясь, нырнул в огромную канализационную трубу и побежал вглубь, вдоль извилистой, осклизлой стенки туннеля, шлепая ногами по горьковато-соленой воде, кишевшей полчищами крыс. Пули со звонким эхом отскакивали от стен. Любая могла задеть. Он был в утробе дьявола. Не собираясь углубляться по этой тошнотворной кишке до самого выхода, он лег и двинулся обратно ползком по черной воде, среди вони и грызунов. Затея рискованная, но ее преимуществом была неожиданность. Один из убийц сам сослепу наткнулся на него. Натан схватил его за икру и резко рванул. Тот рухнул, по пути вкусив удар кулака. Натан забрал у него «беретту». Теперь преимущество было на его стороне, поскольку лунный свет превращал преследователей в четкие силуэты. Мишени упали одна за другой с грохотом, достойным празднования китайского Нового года. Впрочем, сравнение с Азией на этом и кончалось, поскольку все три подонка были свиньями белой породы. Но, в отличие от поросят, брили себе череп и рядились в шмотки Action Man. Скинхеды. Один из них еще трепыхался в воде, как свежевыловленная рыба. Натан подтащил его за ногу к выходу, припер к стене и осмотрел рану. Пуля угодила в пах. Он огляделся. Перестрелка не привлекла ни одного зеваки, а бомж с тележкой куда-то сбежал, не требуя добавки. Американец попытался допросить раненого на всех известных ему языках, но тот оставался нем. Стоило поторопиться. Натан прижал ему руки и ноги камнями, потом вернулся в туннель, поймал жирную крысу, помахал ею перед носом бритоголового, задрал военную куртку, прикрывавшую свастику, наколотую над пупком, и засунул грызуна в штаны цвета хаки. Бритоголовый завопил, брызгая слюной. Что-то невразумительное. «A skin!» – орал он по-английски с сильным славянским акцентом. «A skin!» Лав поймал за хвост юркую тварь, уже прокопавшую нору в трусах скинхеда и принявшуюся за его репродуктивный аппарат, что было неплохо. Он отправил сытое животное обратно в туннель и призвал евнуха высказаться яснее. Но тот только харкал кровью и кириллицей. Его английский словарь, похоже, ограничивался двумя словами: «a skin». То есть скин, скинхед. Напал ли он во имя своего бритоголового племени? И теперь провозглашал свою принадлежность к нему, как исламский террорист выкрикивает имя Аллаха, прежде чем убить?

Острая боль в голове дала понять Натану, что он плохо пересчитал своих противников. Роковая ошибка, которую он осознал, покачнувшись на гальке. Второй удар сбил его с ног. Смерть достала его сзади.

 

99

За тысячи километров от Ниццы и за два часа до падения Натана Брэд Спенсер вставил диск группы «Ю Ту» в свой проигрыватель. Выглянул наружу из-за поломанных жалюзи. За окном ничего, только линия горизонта меж черным и белым. А где-то Боб Дилан садится в свой автобус, отправляясь в вечное турне, «Роллинги» собирают еще один стадион, Боуи опять молодеет, «Металлика» дает концерт за концертом. Динозавры все еще здесь, неистребимые, отодвигающие конец эпохи рока. Так что жить пока стоит. Особенно рядом с Кейт.

Скрипнула входная дверь. Вошла его муза. Прядь волос упала на лицо, в руках коробка, набитая вещами с работы.

– Привет, милая, я как раз думал о тебе.

– Удачно. Хочу, чтобы ты меня трахнул.

Грубо, ну и пусть. У нее срочная потребность. Некогда подыскивать цветистые слова, чтобы дать это понять. Она бросила коробку и стала раздеваться под восхищенным и веселым взглядом своего друга. Не тратя времени на нижнее белье, прижала его к стене, сорвала с него клетчатую рубашку, футболку с призывом легализовать Боба Марли и побочные продукты, спустила джинсы, кальсоны и прикоснулась губами к уже отвердевшему члену. Брэд попытался перехватить инициативу, расстегнув ей лифчик. Когда же спустил ей трусики и тоже приступил к оральному сексу, она проворно перевернулась. Нос Брэда оказался меж тугих, выпуклых ягодиц. Он увлажнил шелковистую ложбинку языком, готовя проникновение. Эскимоска встала на колени и наклонилась, коснувшись лбом пола. Брэд оседлал ее и медленно, глубоко вошел, исторгнув крик наслаждения.

После соития их взмокшие тела вытянулись на полу и расслабились. Боно пел:

Брэд дотянулся до бутылки апельсинового сока на столе гостиной и долго, жадно пил, прежде чем уступить остаток Кейт. Она изобразила блаженную улыбку на осунувшемся лице. Приподнялась на локте, сдула упавшие на глаза длинные черные пряди и тоже утолила жажду. Жидкость была теплая и терпкая. Шоковая терапия. Брэд увлажнил ей сосок поцелуем и заметил, что она «подсела на содомию». Оставалось только сочинить песню на этот сюжет, чтобы раздражать слух благомыслящих обывателей.

– Знаешь, Брэд, я, собственно, вот что об этом подумала… Одна из причин, по которым мне нравится трахаться в задницу… ну, я хочу сказать, с тобой, разумеется… это желание послать туда все общество. И как раз сейчас мне это очень нужно.

– Странно слышать это от тебя, хранительница устоев.

– Я потеряла работу.

Картонка, которую она притащила с собой, принялась насвистывать начало «Гавайской полиции». Она бросилась к ней, выудила мобильник и нажала кнопку. Это оказался Натан. Она была рада поговорить с ним. «Натан! Где вы? Я вас уже столько времени не слышала! Знаю, знаю, сама виновата!.. Залив Ангелов? А это где?..» Они обменялись информацией. «Я не верю в чудеса. Однако ведь Карла вполне узнала своего мужа… Так вы считаете… что его подменили кем-нибудь другим?.. Погодите, я вспомнила кое-что. Алексия Гровен мне сказала, что за несколько дней до смерти ее муж побрил себе голову. Возможно, на операционном столе… А почему Гровен согласился на этот маскарад?.. И все это, чтобы прихватить секты?.. Ваш Боуман был не слишком-то щепетилен в средствах… Как будем действовать дальше?.. Я себе и так устроила неделю вынужденного отпуска, Натан. Оставаясь вне игры, я не решу свои проблемы… Когда это – поспокойнее? Смеетесь? Когда на меня нападают, я не жду, что это само собой утрясется!.. Кроме Педро Гарсиа вам придется стерпеть в Италии и мое присутствие. У меня нет выбора. Ваш дружок Максвелл меня уволил, губернатор Аляски мне угрожает, и кое-кто наверху уже видит меня мертвой. Я тоже втянута в эту историю, как и вы. Если вы меня отстраните, я пропала… Где? У бармена кафе „Греко“ от восьми ноль-ноль до пяти минут девятого…»

Они закончили разговор, поскольку из-за помех на линии почти не слышали друг друга.

Только тут Брэд заметил ссадины на лбу и скуле своей подружки.

– Все в порядке, – успокоила его она его, скорчив гримаску, чтобы скрыть синяки.

Через несколько секунд в ее пустой квартире прогремел взрыв.

 

100

От взрыва вздрогнули все стекла в центре города. Обезглавленное здание покачнулось на своих опорах. Два этажа, располагавшиеся выше и ниже квартиры Кейт, испарились. Полиция, машины «скорой помощи» и пожарные Фэрбэнкса слетелись к месту происшествия, соревнуясь в количестве децибел. Был оцеплен весь квартал. Спасательным бригадам мешали климатические условия. Ветер раздувал пламя, лизавшее металлический каркас и обломки железобетона. Пожарным понадобилось два часа, чтобы эвакуировать из пострадавшего здания всех жильцов. В ста метрах от места трагедии, надвинув на глаза козырек подбитой мехом шапки, капитан Малланд просматривал список жильцов, посланный по факсу уполномоченным домовладельца. Вдруг он перестал жевать резинку с вишневым вкусом и отставил стаканчик с кофе на приборную доску машины, обнаружив, что на девятом этаже проживала агент Кейт Нутак. Совпадение выглядело слишком уж нарочитым, так что следовало пересмотреть гипотезу об утечке газа. Он позвонил начальнику Кейт в Анкоридж.

– Агент Нутак? – оборвал его Уэйнтрауб. – Я как раз пишу приказ об ее увольнении.

– Можете порвать. Ее больше нет в живых.

– Что?

– Дом, где она жила, горит уже два часа, тут, перед моими глазами. Ее квартиру разнесло в пыль.

– Утечка газа?

– Ишь, какие вы там догадливые, в ФБР.

– А вы разве усматриваете что-то другое?

– Нет. Утечка газа мне тоже кажется единственной разумной гипотезой.

– Значит, наши мнения совпадают.

– Все же любопытно было бы узнать…

– Что – узнать? Чем все обернется, если начнут расследование причин взрыва? Я вам скажу. Бумажной волокитой, сверхурочными часами, а главное – кучей неприятностей, которые на нас посыплются.

– А яснее?

– Полчаса назад мне было два звонка. Первый от губернатора Крейна, второй от Ланса Максвелла. Оба и слышать больше не хотят об агенте Нутак. Решительно.

Капитан Малланд присвистнул, и этот свист многое говорил о его намерении пойти на попятный.

– Понимаете теперь, что я имею в виду, говоря о неприятностях?

– Точно.

– До скорого, Малланд.

Капитан освободил линию и, поморщившись, допил остывший кофе. Потом взглянул на пришпиленную к приборной панели фотографию жены с двумя их детишками и пришел к заключению, что Кейт Нутак не сумела извлечь пользы из своей жизни.

 

101

Педро Гарсиа вошел в автобус, отправлявшийся в Барселону. В каталонской столице ему предстояло пересесть в самолет до Рима. Монах взгромоздил свой чемоданчик на багажную полку и устроился возле окна. Можно было выбрать любое место, автобус уходил почти пустым. Водитель, упиравшийся брюшком в баранку, закрыл двери и тронул машину в сторону ближайшей остановки, Валльса. Путь до аэропорта не близкий, но у монаха было мало средств и много времени. Его беспокоила предстоящая встреча в Риме с этим Лавом, странным человеком, приехавшим из самой Америки, но с благородными намерениями. Словно по Божьей воле, Фелипе Альмеда угас накануне, почти на его руках. Теперь требовалось исполнить его последнее желание. Передать письмо кардиналу Драготти.

Прежде чем окончательно изнемочь, его друг собрал последние силы и нацарапал корявым почерком несколько слов в своем блокноте. Написанное походило на вопрос: «Кто подобен зверю сему и кто может сразиться с ним?» Педро узнал фразу из Апокалипсиса святого Иоанна Богослова, которую вопиют почитатели сил зла. Признание безумия, в которое ввергся Альмеда. А также признание провала его поисков.

Гарсиа различил через стекло колокольню церкви Сан-Хуан и перекрестился, вспомнив о Пресвятой Деве Кандельской. Следующая остановка – Таррагона. В хвосте автобуса устроилась чета туристов. Обычно Педро дремал, совершая долгие поездки, но сейчас его ум занимало, удерживая от дремоты, завещание Альмеды.

Поиски Фелипе Альмеды. Всю свою жизнь священник гонялся за истиной. В отличие от большинства людей, которые тешат себя внутренней уверенностью в чём-либо, Фелипе не был уверен ни в чем. Он беспрестанно донимал Ватикан, словно какой-то Шерлок Холмс от Святой Троицы, желая обнаружить знамения, которые могли бы подкрепить его веру, поколебленную жесткостью догмы. Священник искал ответы в апокрифических текстах, в сокровенных Посланиях, в древних рукописях. Но Ватикан ревниво охраняет доступ к источникам религии. Ум Альмеды возмущало то, что для спасения души обязательно строгое повиновение Божественной воле, такой, какой она представлена в канонических Писаниях – упрощенных, наивных, набитых противоречиями. Для него это значило погрязнуть в пропаганде. В конце концов он нашел элементы доказательства, но они систематически противоречили официальной линии. Альмеда в итоге дошел до того, что стал сомневаться во всем. Рождение Иисуса в Вифлееме, его родословная, восходящая к Давиду и Аврааму, непорочное зачатие, поклонение волхвов – все это казалось ему выдумкой евангелистов, до крайности склонных обожествлять Христа и ради этого подгонявших его биографию под библейские пророчества. Вдруг отец Альмеда заново пересмотрел весь Новый Завет, анализируя то, что могло быть спорным. Ничто не подтверждало, что Иисус родился в Вифлееме, а не в Назарете, поскольку не существовало никаких списков гражданского состояния. Не было даже уверенности ни в годе его рождения, ни в обстоятельствах смерти. Они не были отмечены ни в одном протоколе. Что же касается чудес, то в ту эпоху, самую мистическую в истории человечества, любой фокус принимали за чудо. Потемневшее небо считали вмешательством Бога, исцеление – Божественным знамением. Иисус был существом незаурядным, это не подлежало никакому сомнению, и он вполне мог осуществить великие дела. Но воскресить Лазаря через четыре дня после его смерти? Однако, если приглядеться внимательнее, становится заметно, что у Лазаря была сестра, Мария из Вифании, чья судьба переплетается с судьбой Марии из Магдалы, более известной под именем Марии Магдалины, или Мириам. Женщины, близкой к Иисусу. А отсюда до предположения о сговоре между Лазарем, Марией Магдалиной и Иисусом оставался всего один шаг. Неотступно преследуемый этой гипотезой об обмане, Альмеда отправился в Иерусалим, потом на берега Тивериадского озера, где Иисус ходил по воде. И обнаружил там несколько отмелей. Он даже соорудил себе пару ходулей, создававших иллюзию хождения по водам. Любые мистификации были возможны и даже оправданы в те времена, ведь Иисусу необходимо было как-то выделиться из множества других проповедников, кишевших тогда в регионе. Любые, кроме одной, ибо это чудо питало веру Альмеды и не могло быть поставлено им под сомнение: Воскресение Христово. Для него оно было самой основой католицизма, который всего лишь ошибся символом, выбрав распятие. «Воскресение придает смысл жизни, которая иначе становится лишь судорогой небытия», – любил повторять Альмеда. Кроме того, его невозможно отрицать. Евангелисты сообщают множество подробностей об этом чуде, в противоположность Вознесению, по поводу которого они были гораздо менее словоохотливы. «Он был взят на небо» – только этим и удовлетворились Марк с Лукой, а Матфей с Иоанном даже не сочли нужным посвятить этому хоть строчку. В Деяниях Апостолов Лука вспоминает, что «облако скрыло Его от наших глаз», но описание этим и кончается. Любой фокус мог обмануть апостолов, уже вдохновленных Воскресением своего учителя.

Любопытство, просьбы и метания Альмеды (как в прямом, так и в переносном смысле) привели в раздражение римских сановников, и они избавились от возмутителя спокойствия, доверив ему приход на Аляске. Ссылка принесла свои плоды. И сомнения, и жажда истины растворились в снегах. По крайней мере, так заключил Педро из писем, которые друг посылал ему с другого конца света. «Вера не обременяет себя объектом. Верить в кого, во что? Это ничего не значит. Главное – есть вера или нет. Она не приобретается путем научных доказательств, которые всегда можно опровергнуть еретическими доводами», – написал ему в итоге Фелипе. Да, в конце концов он вернулся в лоно веры. До встречи с Клайдом Боуманом.

Поглощенный своими размышлениями, Педро Гарсиа едва заметил, как вдали скрылся собор Террагоны. В салоне автобуса кроме него оставалась только какая-то старушка, скрючившаяся над своей кошелкой прямо позади водителя.

В Риме Гарсиа рассчитывал получить какие-нибудь объяснения от кардинала Драготти. Если уж Альмеда назначил его, Гарсию, своим душеприказчиком, тот не может быть в полном неведении. Что за ошибку совершил Фелипе, которая, по его собственному выражению, «грозит ввергнуть мир в хаос»? Способно ли это письмо, которое он бережно хранит под рясой, спасти человечество, когда попадет в руки кардинала? Монах невольно подумал о Мишеле Строгове, царском гонце, презревшем тысячи опасностей, чтобы доставить важное послание в Иркутск. При мысли о глазах героя Жюля Верна, выжженных каленым железом, ему вдруг стало не по себе. Неизбежно вспомнилось обугленное лицо Альмеды. Монах выпрямился на своем сиденье и огляделся. Никакого Ивана Огарева поблизости не было, что успокоило его только наполовину. Тут он заметил скомканный экземпляр газеты «Эль Пайс», забытый каким-то пассажиром, читавшим его, должно быть, в боксерских перчатках, вынул оттуда разворот, завернул в него письмо Альмеды, которое жгло ему грудь, и засунул сверток в мусорный ящик под окном. Оставалось только забрать его по прибытии в Барселону. Истина покинет этот автобус либо в его кармане, либо в пластиковом мешке команды уборщиков, но только не в руках тех, кто преградит ему путь.

Старушка с первого сиденья заковыляла к выходу. Пузатый водитель объявил пятиминутную остановку в Эль Вендрелле и вышел помочиться. Старушенция тоже сошла. Вошел элегантный мужчина. Хотя он был в широкополой шляпе и прятал глаза за большими черными очками, его черты показались Педро знакомыми. Новый пассажир устроился прямо за его спиной. Стадное чувство, решил монах и начал перебирать в памяти свои знакомства, надеясь все-таки вспомнить, где мог видеть этого типа. А от того пахло травяным одеколоном и чем-то жареным. Дешевый запах, так что вряд ли это какая-нибудь кинозвезда, путешествующая инкогнито в автобусе, предназначенном для тех, кому не по карману машина или поезд. Навязчивый запах пережаренного масла навел его на мысль об иностранцах, посещающих местные рыбные ресторанчики. А элегантный костюм, внушительная доза туалетной воды и отсутствие багажа заставляли предположить, что у него в Барселоне назначена встреча с какой-нибудь каталонской красоткой. Камуфляж и рефлекторное желание сесть за чьей-то спиной выдавали интроверта. Такой, вероятно, не осмелился бы признаться в любви девушке или потребовать у своей милой, чтобы она сама приехала в Эль Вендрелль.

Монах возгордился остротой своих психологических дедукций. Это обещало развитие событий. Он чувствовал, что ему вполне по зубам выполнить миссию высокого полета вместе с ФБР. Тем более что у него козырная карта в рукаве. К тому же он говорит по-итальянски и знаком с монсеньором Риверте, влиятельным членом международной богословской комиссии при Конгрегации в защиту вероучения, которой руководит кардинал Драготти. Чтобы прояснить это дело, лишний союзник на месте не помешает.

Он хотел было обернуться, чтобы попытаться вспомнить имя незнакомца, но внезапная боль в спине остановила его порыв, словно заблокировав позвонки. Он почувствовал, как одеревенел затылок, как обмякла поясница, как клинок пронзил его тело до живота, потом был вынут. Педро икнул, харкнул кровью. Тихий пассажир пересел на место рядом с ним. В руках у него были длинный, запачканный кровью нож и пустая сумка. И тут монах внезапно вспомнил имя своего убийцы. Когда же сталь снова пронзила его плоть, метя в сердце, у него мелькнула последняя мысль: в отличие от Мишеля Строгова, он не доставит послание кардиналу Драготти. Зато не замедлит проникнуть в тайны потустороннего мира, которые изводили брата Альмеду.

 

102

Брюс Дермот в сотый раз ощупал свой пуховик. «Смит-вессон» по-прежнему никуда не делся из внутреннего кармана. Паренек со всей серьезностью отнесся к замещению агента Нутак, отстраненной от расследования вышестоящим начальством, и чувствовал, что облечен опасной миссией. Отныне всем придется считаться со специальным агентом Дермотом. Он решительным шагом мерил автостоянку аэропорта в поисках машины, завещанной ему Кейт. Из такси, которое доставило его сюда, он позвонил Джине, свой невесте. И наткнулся на собственный голос на автоответчике, которому ему было нечего сказать. Он достал квитанцию из кармана и проверил номер, который Кейт записала карандашом. 536. Уже не очень далеко. Шум мотора заставил его вздрогнуть. «Спокойно, Брюс», – сказал он себе, жуя старую резинку, от которой никак не мог избавиться. Свет фар залил его башмаки. Он обернулся и увидел какой-то «форд-гэлакси». С оглушительном скрипом машина внезапно понеслась на него задним ходом. Чуть не отдавив ему пальцы на ногах, водитель-торопыга лишь махнул рукой в знак извинения. Брюс удивился, что не видел, когда его успел обогнать этот «форд». И снова бросил взгляд через плечо. Пикап уже испарился. Наконец он нашел служебный «патрол», звякнул связкой ключей и вдруг догадался, что на него мчится что-то огромное и темное. Он инстинктивно отскочил в щель между двух машин, припаркованных слева от него, и выронил ключи, падая на живот. Избавился от перчаток и расстегнул пуховик в поисках «смит-вессона». «Форд-гэлакси» промчался дальше, затем развернулся с заносом и снова показал решетку своего радиатора. Брюс нашарил наконец рукоятку револьвера, снял его с предохранителя и выстрелил в тот самый миг, когда «форд» врезался в «шевроле», служивший защитой новоиспеченному агенту. Пуля пробила ветровое стекло пикапа, «шевроле» приподнялся над землей и опустился на Дермота. Его правая рука по-прежнему была свободна, и он прибегнул к тому же методу, который столь блестяще продемонстрировал в конторе: стрелять инстинктивно. Под шквалом пуль «форд» забуксовал, запищал, попятился, внезапно повернул и стремительно умчался, как фигуристка на коньках. Брюс выпустил воздух из легких и выкарабкался из тисков помятого листового железа, удостоверившись сначала, что нападавшие и вправду сбежали. Доковылял до «патрола», устроился за рулем и попытался унять одышку. Расследование легким не будет, но зато он сам становится все круче час от часу. Вдруг зазвонил его телефон. Джина. Ее встревожило его тяжелое дыхание.

– Бежал к телефону, – объяснил он, чтобы не пугать свою суженую.

– Что ты плетешь? Я же тебе на мобильник звоню.

– Верно.

Хотя у него еще не было привычки врать своей будущей супруге, он быстро осваивался. Настоящий сыщик должен уметь отделять свою семейную жизнь от работы.

– Забыл его в бардачке.

– Можешь принести бутылку вина?

– Отмечаем что-нибудь?

– Ты что, забыл? Мои родители сегодня придут на ужин!

– Вот дерьмо!

– Очень мило.

– Да нет, извини, просто выскочило из головы. Куплю шампанского. Железно. У меня для тебя хорошая новость.

– У меня тоже.

– Какая?

– Сюрприз.

– Жду не дождусь вечера.

Он отключил телефон, недоумевая, что же это может быть. Он женится на самой хорошенькой блондинке к северу от шестьдесят четвертой параллели, вот-вот получит повышение, унаследовал новехонький «патрол» и два раза подряд избежал гибели. Чего еще желать? Вдруг у него мелькнула догадка насчет ее сюрприза. Он криво ухмыльнулся и подумал, что если речь идет об увеличении семейства Дермотов, то повышение придется как нельзя более кстати. Потом повернул ключ зажигания, и его разнесло на куски взрывом такой силы, что ошметки кузова и обгорелого мяса подбирали потом даже на терминале аэропорта, в трехстах метрах от автостоянки.

 

103

Шампанское хлопнуло в сторону моря. Пробочный метеорит пролетел над садом и ударился в веерную пальму. Стоя на террасе в ореоле рассеянного света от ламп, спрятанных у подножия пальм, Карла протянула пустой бокал. Владимир торопливо наполнил его пузырящейся жидкостью. Потом поставил двухлитровую бутылку «магнума» на мраморную балюстраду и прижался к Карле. В прозрачном небе, сливавшемся со Средиземным морем, блестели звезды и луна. Но итальянка была опьянена не столько панорамой, сколько вином, на которое изрядно налегала за ужином. После десерта Леа ушла спать – в кровати с балдахином, в окружении подарков, с трудом помещавшихся в самой большой комнате виллы. Коченок не пожалел усилий, чтобы сделать из нее свою союзницу.

Русский любовался Карлой. Перед ужином он заставил ее переодеться. Она натянула черное платье-боди и ажурные колготки.

– Обещай мне, что завтра утром избавишься от всей этой фиолетовой мерзости.

– Тебе не нравится мой новый стиль?

– Кончай издеваться надо мной!

Владимир был готов на все, чтобы ее приручить. Когда она вернулась из Соединенных Штатов, он простил ей даже эту выходку. Тем не менее имя Лава создавало помехи в разговоре. Он не смог совладать с ревностью и хлестнул ее по щеке. Потом стал кусать себе пальцы. Карла хлопнула дверью. Русский послал двоих своих подручных, чтобы привести ее обратно. А заодно дал указание, чтобы окончательно нейтрализовали Натана Лава, если тот появится. Громилы явились к Карле на квартиру, вытащили мать и дочь из-за стола и затолкали в бронированную машину. Уже выезжая с подземной автостоянки, они заметили Лава, выходившего из такси. Один из головорезов поднялся за ним в квартиру Карлы, чтобы прикончить. Но участь убийцы решил взрыв. Не понимая, что там могло взорваться, но решив не выяснять, его напарник доставил товар мистеру К.

Когда несколько часов спустя Лав объявился на мысе Антиб, Коченок разыграл свою последнюю карту: Леа. Просто поднялся с девочкой наверх, предоставив Карле самой спровадить докучливого американца. Он не произнес ни одной угрозы, но Карла знала: если она не отделается от Натана, все обернется плохо. Она решила, что еще успеет сбежать, когда надзор за ней будет не таким строгим.

– Я завязываю, – объявил Владимир.

– Что?

– Шампанское, свечи, сегодняшний ужин – это не только чтобы отметить твое возвращение. Хочу объявить заодно, что оставляю дело. Сегодня собрал своих компаньонов, чтобы выбрать преемника. Ухожу в отставку.

– Чем займешься?

– Тобой. Тебе самой решать, где, когда и как.

– Я не нуждаюсь в том, чтобы мной занимались. Я не калека.

– Ты калека в любви. Не умеешь любить.

– Этому не научишься. Это как вера.

Верой она была окружена с самого рождения. Выросла в доме, где в семейной столовой царило фото Папы, а на стенах ее комнаты были развешаны фотографии Клаудии Кардинале, Софи Лорен и Джины Лоллобриджиды с обложек киножурналов. Католичество и женственность были у нее в крови. Взрывная смесь.

Владимир коснулся ее левой груди.

– У тебя большое сердце. Там хватит места и для Бога, и для мужчины.

– И для Леа.

– Да, конечно.

– Мне надоел этот разговор. Пойду спать.

– Расслабься.

Он опять налил ей шампанского и попытался продолжить:

– Могу я задать тебе вопрос?

– Мой ответ – нет.

– Ты даже не знаешь, о чем я хочу спросить.

– Я же сказала: не хочу об этом знать.

Долгое молчание свидетельствовало, что Владимиру, натолкнувшемуся на безразличие Карлы, не по себе. Он не привык к тому, чтобы ему сопротивлялись с таким упорством. Она прыснула, выпила залпом и снова протянула бокал, сказав примирительно:

– Шучу.

Русский прочистил горло.

– Ведь этот американец, агент ФБР, сегодня приходил за тобой, верно?

– И что?

– Почему ты меня не предупредила, что он тебя ищет?

– Потому что для меня самой это было неожиданностью.

– Его приняли как надо. Этот тип сует нос повсюду, и тебе надо было твердо сказать, что ему тут нечего делать.

– Я ведь так и сказала.

– Все-таки пришлось сперва на тебя надавить.

– Взяв мою дочь в заложницы.

– Ну вот, опять! Никогда бы я не осмелился поднять руку на Леа. Но если не веришь, то почему же ты все еще здесь?

– Я убеждена, что ты не способен причинить ей зло. Но при этом думаю, что ты на все готов, лишь бы меня удержать, а из-за ревности теряешь голову. Когда Лав явился сюда, ты ведь мог приказать, чтобы его убили. Но предпочел, чтобы я сама его спровадила, и взял в заложницы мою дочь. Это все же лучше, чем кровавая баня. Так что Натан Лав сходит со сцены.

– Злишься, что я надавил на тебя?

– Ты меня любишь до потери рассудка. С этим не шутят.

– А он тебя любит?

– Думаю, что да.

– А ты его?

– Разве я не выбрала между ним и тобой? Слушай, давай сменим тему, а? Расскажи лучше что-нибудь забавное. Хочу посмеяться. Так рассмеши же меня, черт подери!

Она расхохоталась, видя недоумение на его лице. Он отпил глоток «Дом Периньона», чтобы придать себе вдохновения.

– Угадай, что такое: пятьдесят метров длиной и не ест свинину?

– Умираю от желания узнать.

– Очередь моджахедов за списанными русскими ядерными ракетами.

Она захохотала как безумная. Никогда не слышала ничего мрачнее. Усилия Владимира развеселить ее были столь же нелепы, как Папа Римский, пляшущий хип-хоп. Смешон был не анекдот, а сам рассказчик.

– Хватит, Карла!

Она бросила свой бокал за спину, по-русски, развернулась на сто восемьдесят градусов и выдохнула прямо ему в лицо пьяную речь:

– У меня всегда была склонность к людям, которые борются против своей природы, пытаются изменить себя, улучшить. Однажды Лав мне объяснил, что мы все играем какие-то роли. Чтобы мне понравиться, ты пытаешься напялить на себя другую роль, не ту, что играл до нашей встречи. Хочешь стать лучше. Пытаешься сдерживать свою грубость, проявлять юмор, положить конец своим мафиозным делишкам… как другие пытаются бросить курить. У тебя хорошие намерения…

У Карлы было ощущение, что за свою тираду она заслуживает «Оскара». Владимир наслаждался этим моментом. Ласкал ее лиловые вихры, ее обтянутое соблазнительным платьем тело. Взял ее на руки и понес к шезлонгу возле бассейна.

– Хочу тебя сразу же остановить. У меня триппер. От тебя. Ты меня заразил на яхте. Я лечусь.

В свете фонарей она увидела, как русский побледнел. Очевидно, он сам не знал о своей болезни.

– Тебе бы тоже надо полечиться, Влад. А то станешь бесплодным.

– Прости, милая, я… я не знал…

– Надо разборчивее выбирать, с кем спишь. Я ведь от тебя и СПИД подхватить могла.

Владимир встал и закурил сигарету.

– Я на тебя не сержусь, Влад. В то время я отвергала твои ухаживания, так что у тебя не было никаких причин отказываться от других.

– Ты так артачилась, что это выводило меня из себя. Я ведь целый год тебя обхаживал! Мне казалось, что, переспав с другой женщиной, я мщу тебе за безразличие.

– Коли так, ты отомщен сполна.

– Я уж и не знаю, с какого боку к тебе подступиться. Чего ты на самом деле хочешь?

– Того же, чего и ты. Спокойной жизни.

Он нервно бросил сигарету в бассейн. Это был не тот ответ, на который он рассчитывал.

– Ты можешь дать мне покой, Владимир?

– Это не слова влюбленной женщины.

– Если бы я воспылала к тебе страстью, ты бы это заметил.

– Воспылала страстью? Да ты хоть знаешь, что это такое?

– Что-то животное и химическое. Это нельзя объяснить. Видишь человека, и вдруг тебя влечет к нему, он становится центром твоей вселенной. Он всего лишь посторонний, но ты чувствуешь, что без него тебе не жить. Его кожа, запах, дыхание становятся наркотиком. Потом это лихорадочное состояние может превратиться в любовь, и только тогда начинаешь понимать, почему ты на него запала.

– Похоже, ты говоришь об этом со знанием дела.

– Тот человек, что приходил сегодня. Вот к нему меня влечет.

– Так ты его любишь?

– У меня не было времени увидеть, как моя страсть превратится в любовь.

– Вот дерьмо! Какого же черта ты тут делаешь?

– Я же тебе сказала. Хочу покоя. Лав не может мне его дать. А ты будешь прекрасным спутником и хорошим отцом для Леа.

Владимир закурил другую сигарету и подошел к залитому светом бассейну, блики которого играли на пальмах-вашингтониях. Обернулся и угрожающе ткнул в нее пальцем.

– За кого ты меня принимаешь, мать твою?

– За человека, который ради того, чтобы я была рядом, готов исправиться и положить конец процветающей карьере. Не многие мужчины ставят женщину впереди денег, карьеры и положения.

– Хочешь выйти за меня, Карла?

– Мне холодно, я возвращаюсь в дом.

Она встала. Он схватил ее за руку.

– Хочешь выйти за меня?

– У тебя нет в запасе еще какой-нибудь хохмы?

– Хочешь выйти за меня? Да, мать твою, или?..

Была ли она слишком пьяна или же ей вконец надоела эта роль? Ответ в любом случае был плох:

– Нет, мать твою.

Владимир врезал ей прямым в подбородок, взвалил на плечо и отнес в сарай для инструментов, где бросил на пол, словно тюк. Пока он рылся в шкафу, она готовилась к контратаке, лежа среди мешков с компостом. Попыталась вспомнить, что Натан объяснял ей о способе контролировать страх и использовать его к собственной выгоде. Но захмелевшая голова работала плохо. Карла видела только одно: приоткрытую дверь сарая. Туда и бросилась. Коченок остановил ее пинком в живот. Она отлетела метра на два, ударившись о газонокосилку. Ухватившись за вихор сиреневых волос, он размахивал какой-то большой бутылкой без этикетки с бесцветной жидкостью внутри.

– Думаешь, раз ты красива, тебе все позволено? Что можешь приходить и уходить, когда вздумается, и посылать меня к такой-то матери?

– Это не имеет отношения к моей внешности.

– А вот мы сейчас проверим. Я-то тебя люблю ради тебя самой. И буду любить, даже если ты потеряешь свою красоту. Прямо сейчас и докажу. Знаешь, как действует кислота?

Он сунул ей бутылку под нос. Она отбивалась, он влепил ей два хука левой и связал руки за спиной железной проволокой. Доволок до верстака, запрокинул голову и крепко зажал виски в тисках. Она была выгнута назад под прямым углом, череп сдавлен железом, руки связаны, платье разорвано. Владимир провел рукой по ее оголившейся груди и коснулся шеи, напряженной, как лук.

– Я всегда буду любить тебя, Карла. И ты в конце концов тоже меня полюбишь.

Она увидела, как он отвинчивает пробку и медленно льет кислоту на ее лицо. Первые же капли вызвали сильнейший ожог. Она закричала, чувствуя, как потрескивает кожа, и почти тотчас же потеряла сознание.