— Давай рассуждать логически, — рассуждал логически Сурков. — Мы собирались узнать шесть номеров и получить эту информацию от наших потомков. Возможно, мы её получили, но не придали этому значения.

— Ты что-нибудь помнишь?

— С трудом, — сказал Сурков, хотя как ему казалось, помнил все удивительно чётко.

— Может, какие-то знаки, счёт, последовательность?

— Ты Эльзу имеешь в виду?

Людмирский потупил глаза и шаркнул ножкой.

— Может, что-нибудь ещё?

— Ну, например?

— Например, сколько ты выпил?

— Разве я помню.

— Сколько потратил?

— Это бесполезно, Лёшка. Я каждый день что-нибудь покупаю, к тому же, когда мы покупали водку, я был ещё трезвый.

— А что, по-твоему, может служить сигналом?

— Какое-то необычное и в то же время заурядное событие, которое могло произойти, а могло и не произойти.

Людмирский почесал затылок, но это никак не сказалось на его мыслительной деятельности. Он почесал лоб, но и это не помогло.

— Может… — начал было Людмирский после десяти минут напряжённого молчания.

— Ну, хватит, — прервал его Сурков.

— Мне надо убраться, смотри, какой кавардак. Давай проваливай, а вечером увидимся и обсудим идеи.

Сурков выпроводил упирающегося Людмирского и стал приводить в порядок своё жилище. Он разложил по местам разбросанные вещи, пропылесосил палас и протёр пыль, что делал крайне редко. Когда он добрался до ванной, то снова увидел надпись на зеркале. Сурков взял лежавшую на раковине губку и поднёс к стеклу, неожиданная мысль пронзила его, словно удар током. Сурков бросил губку и, войдя в комнату, стал быстро ходить, нарезая круги и наслаждаясь моментом, когда решение сложной задачи приходит само собой.

* * *

Людмирский старался не смотреть на Эльзу, опуская глаза каждый раз, как только их взгляды пересекались. Сурков настоял на встрече с Эльзой, так как её персона, по его рассуждению, становилась ключевой.

— Итак, Эльза, мы хотим знать, кто ты? Откуда ты взялась? Почему оказалась именно там, где сейчас находишься? Почему у тебя такой номер телефона?

— Да. И откуда у тебя нарезное оружие? — вставил фразу Людмирский.

Эльза сделала глубокую затяжку и прищурилась, то ли от дыма сигареты, то ли от своих мыслей. Было похоже, что она не собирается отвечать на дурацкие вопросы, и в голове её борются варианты: уйти сейчас или чуть позже. Лень победила, и Эльза хрипловатым голосом попросила:

— Закажите мне «Хенеси».

— Пеноси мы тебе закажем, — не выдержал Людмирский.

— Успокойся, импотент, — ответила Эльза.

— Вы оба успокойтесь, — сказал Сурков.

— Пусть твой друг относится ко мне с уважением, — потребовала Эльза.

— Пусть, — согласился Сурков.

— Пусть он извинится, — сказала Эльза, почувствовав слабину.

— Началось, — процедил Людмирский.

— Ещё не кончалось, — сказала Эльза.

— Так, так, так. Все, оба замолчали. Говорю я, я здесь главный, я скоро стану миллионером, а кто не хочет ко мне присоединиться, пошли вон.

За столиком тут же стало тихо, как в могиле центрального кладбища.

— Слышь, миллионер, закажи мне Хенеси.

— Гарсон, — Сурков сухо щёлкнул пальцами. — Сто граммов водки.

— Какой? — спросила подошедшая официантка в цветастом переднике.

— Дешёвой.

Эльза недовольно поморщилась.

— Боже мой, с кем приходится работать? — процедил Сурков.

После ста граммов разговор пошёл быстрее и плодотворнее. Сурков сделал ещё два заказа и практически уверился в том, что Эльза — посредник между будущим и настоящим. Он не сомневался, что Эльзу разыгрывали вслепую, подобрав по номеру телефона и подсунув Суркову в самый подходящий момент. Однако информация была неполной, и оставалось либо многое выяснить, либо до многого догадаться. Во-первых, номер телефона имел семь простых и натуральных цифр, из которых предстояло составить шесть чисел. Каким образом необходимо использовать разделители Сурков не знал, и обсуждение этого не принесло никакого результата.

Людмирский предлагал использовать пять цифр самостоятельно как 3, 2, 4, 8 и 5. Число 17 он считал отделённым и тоже самостоятельным. Аргументы по поводу того, что последовательность 2, 3, 4, 5 невероятно редка, не оказывали никакого воздействия.

Эльза считала, что её телефон скорее содержит числовой ряд из 3, 24, 17, 8, 5, а шестое число необходимо получить сложением всех вместе. Посчитав на салфетке результат, она изменила своё мнение, сказав, что это число десять, то есть результат суммы последней цифры с количеством данных.

Сурков не спешил высказывать собственное мнение до того, как решит небольшую личную проблему. А проблема сводилось к следующему: если он согласится с Людмирским и Эльзой, не говоря ничего, купит ещё один билет, заполнит его, а позже выиграет в лотерею, об этом никто не узнает. Ему уже не придётся делиться с Эльзой и Людмирским, тем более что морально он будет частично прав. Принимать такое решение не хотелось, но внутренний голос настаивал. Наконец, совладав со своей совестью, Сурков сказал:

— Поступим, как советует Эльза.

— Почему? — возмутился Людмирский.

— Потому что она посредник.

— А ты — засранец, — хихикнула Эльза.

— Молчать, — приказал Сурков. — Я только что потерял два миллиона из-за сопливой слабости, так что давайте помолчим.

* * *

Мелодично булькнул дверной звонок. Сурков открыл дверь и увидел Людмирского в смокинге и бабочке.

— Взял на прокат, — пояснил он.

— Тебе идёт. Только я предпочитаю белый.

— Белых не было, да их, скорее всего, и не прокатывают.

— Не практично?

— Наверняка. Эльза здесь? — Людмирский извлёк две бутылки шампанского.

— Нет ещё.

— Тогда спрячь, а то всё вылакает, не успеешь оглянуться.

— Я в холодильник поставлю.

— Я же сказал спрячь.

— Знаешь что, тогда сам.

Людмирский закрылся в ванной, пустил воду и долго гремел фаянсом. После чего появился с закатанными рукавами:

— Да. Я понял, почему белых смокингов в прокате нет.

Людмирский достал закатанную в целлофан сигару и долго крутил её в руках, гадая, с какой стороны откусить. Он устроился в кресле перед телевизором и стал пускать кольца в потолок.

Эльза опоздала на две минуты. Она успела покрутиться перед зеркалом, прежде чем проскочила в комнату. Передача уже началась, но ещё долго крутили рекламу офицерских часов, и ведущий говорил приветственные слова, обещая золотые горы и рай на Земле, когда по проволочному жёлобу покатился шар с номером.

* * *

Сурков прикурил сигарету, покрутил её в руках, разглядывая белый столбик. Он выпустил дым в потолок и вернулся к своим мыслям.

«Не удалось. Бывает. Кто сказал, что будет просто? Достичь цели, не приложив усилий, глупо, неинтересно. Всё идёт своим чередом, все развивается, все под контролем времени. Неужели идея глупа сама по себе? Да нет, она не глупа, она просто несвоевременна, слишком абстрактна. В конце концов, ещё Да Винчи придумал дельтаплан, но что он мог знать о дакроне и алюминиевых трубах? Мюнхгаузена до сих пор воспринимают как глупую сказку, а Сурков лично видел машину, которая движется в полном вакууме, вытягивая себя за волосы. Необходимо найти подход. Ведь все рассуждения по-прежнему кажутся логичными и последовательными. Думай, Сурков, думай.

«А что если и будущее нельзя изменить»?

Сурков поднял руку и приблизил палец к носу.

«Вот сейчас я дотронусь пальцем до носа или не дотронусь. Я хозяин будущего, и в зависимости от того, чего я захочу, изменю будущее. Или не изменю? Что изменится, если я буду спать или всю ночь трогать себя за нос? Ничего. А если я пойду на улицу? Ничего. А если я ввяжусь в пьяную драку? Ничего. А если меня собьёт машина? Никто не заметит.

Может, Людмирский прав, кто-то наблюдает за временем и не даёт возможности его изменить?

Глупости, нет ни судьбы, ни предрасположенности. Иначе наши поступки не имели бы никакого смысла, а все человечество завалилось бы на диван. Будущее можно изменить — это также верно, как-то, что оно настанет. А раз настанет, значит машину времени создадут — это абсолютно верно».

— Ничего не понимаю, — сказал он вслух.

Сурков набрал телефонный номер, и, сообщив код несуществующего города, долго рассказывал телефонной барышне, как он пытался обмануть время, как напился с Людмирским и как познакомился с Эльзой. Бархатный голосок на том конце провода сначала сопротивлялся, но вскоре замолчал, и Сурков ловил себя на мысли, что говорит сам с собой. Лишь когда он стал описывать внешность Эльзы, в телефонной трубке возникли визгливые нотки.

— А ты сам-то красавцем себя считаешь?

Сурков тут же замолчал и с испугу повесил трубку, но телефонный аппарат сразу зазвонил.

— Опочки, — произнёс Сурков, — это как вообще?

Он двумя пальцами аккуратно поднял трубку с аппарата и поднёс её к уху.

— Я тебя спрашиваю, ты себя красавцем считаешь?

— Нет, — послушно ответил Сурков.

— Тогда, кто тебе давал право хаять бедную девушку?

— Она не бедная, у неё папа — заслуженный оленевод.

— Не ври, Сурков.

— Мы, кажется, не знакомились, — опешил Сурков.

— А я тебя насквозь вижу. Сидит такой обиженный гений и думает, как бы ему стресс пережить? И давай названивать первому встречному — поперечному.

— С чего ты взяла?

— Я же сказала, что насквозь тебя вижу.

Суркову стало нехорошо. Мысль, что какая-то дама видит его насквозь, сама по себе неприятна, а если она ещё ловит за руку и перезванивает — это совсем скверно.

— Сколько ты хочешь? — спросил Сурков фразой из какого-то детектива.

— Миллион, который ты мне обещал. И знаешь что, Сурков, я подумаю о том, чтобы увеличить мой процент.

— Эльза! — обрадовался Сурков. — Какой у тебя красивый голос.

— Не подлизывайся.

— Ничуть. Ты меня поражаешь.

— Это моя работа.

— Что же ты не сказала, где работаешь?

— Сурков, прибереги лесть для своей жены. Спокойной ночи.

— Подожди, подожди, Эльза.

— Что?

— Давай дружить.

— Да пошёл ты.

В трубке раздались короткие гудки, и почему-то Сурков почувствовал себя хорошо. Как ни странно, но он был рад, что позвонил именно Эльзе.

«Удивительная женщина, — подумал Сурков. — И на дуде игрец и что там ещё?»

* * *

— Итак, товарищи миллионеры, — сказал Сурков, кладя ладони на стол.

— Я это уже где-то слышала, — шепнула Эльза на ухо Людмирскому.

— Не шушукаться, — приказал Сурков.

— Не корчь из себя крутого. Ближе к делу.

— Хорошо, — Сурков наморщил лоб, — буду краток, начну издалека.

— Ещё короче.

— У меня для вас две новости: одна хорошая, другая плохая.

— Не надо, не надо продолжать, — запричитала Эльза. — Начни с хорошей.

— Я гениален.

— А хорошая новость? — спросил Людмирский.

— Хорошие новости кончились.

— Ничего себе денёк.

— Теперь о грустном. Моя гениальность — залог нашего успеха, однако этого мало. Необходимы решительные действия с нашей стороны, чтобы сломать реальность.

— Как это?

— Я долго думал, почему наш эксперимент не удался, и пришёл к выводу, что ошибся в самом начале. Будущее действительно нельзя изменить. Это как река, текущая по руслу: если она устремилась по выбранному пути, то помешать этому невозможно.

— Но.

— Никаких «но».

— Помешать этому нельзя, а вот повернуть или свернуть. Понимаете, время, как и все остальное, закономерно. Взять, к примеру, луч света. Зная скорость и направление, мы с точностью до миллиметра можем определить, где он окажется через год. Наше будущее так же закономерно. Не настолько точно и безупречно, но уверяю вас, что уже в первом классе, я предполагал, кем станут мои одноклассники через десять лет. Возможно, что не тех из них посадили, не те спились и не те уехали в Израиль, но в большинстве своём прогнозы мои сбылись, и в этом нет ничего удивительного. Не надо быть провидцем, чтобы предположить, чем вы будете заниматься завтра.

Людмирский и Эльза переглянулись. При этом по их лицам пробежали следы внутренней борьбы.

— Вот видите, — сказал Сурков. — Вы и сами делаете прогнозы. Однако глупо делать глупые прогнозы. Или помните поговорку: деньги к деньгам?

— У тебя нет денег, — вставила Эльза.

— Вот именно, — воодушевился Сурков. — У меня пока нет денег, и это надо исправить.

— Вариант с ограблением сберкассы ещё рассматривается?

— И не только сберкассы. Вы слышали о том, что Госстрах уже не является монополистом, а у Госбанка появляются конкуренты? Существует первая букмекерская контора и так далее.

— «Так далее» звучит конкретнее предыдущего, — сказала Эльза.

— Суть моего предложения сводится к следующему: во-первых, необходимо помочь нашим потомкам, так сказать, обозначить мою фигуру; сделать так, чтобы она стала известной и в обозримом, и в отдалённом будущем. Например, заголовками в газетах: «Забавы отечественных миллионеров: господин Сурков подарил дому инвалидов болид класса «Формула — 1»». Или «Молодой миллионер решает стать первым туристом в Космос». А во-вторых, обезопасить моих наследников, ведь если я стану миллионером, они ничем не будут рисковать, сообщая мне шесть номеров, я то им уже стал.

— Стоп, стоп, стоп, — замотал головой Людмирский, — нестыковочка. Если ты и так им станешь, зачем весь сыр-бор?

— А я лично сомневаюсь, что ты на свой лимон на околоземную орбиту выйдешь, — закатила глаза Эльза.

— Отвечаю по порядку, — сказал Сурков. — Я стану миллионером в кредит, так сказать, заранее. Что касается космонавтики — это верно, на полет мне денег не хватит, а на статью в газете — вполне.

— У тебя есть план, Гоша?

— Есть ли у меня план? Есть ли у меня план? Конечно, у меня есть план, но мне ещё нужны соратники, помощники и верные друзья, которые не будут меня критиковать, а, не раздумывая, отдадут тело и душу.

— Можешь на меня рассчитывать, — сказал Людмирский, — по меньшей мере, в отношении души.

— И на меня, — подтвердила Эльза, — в отношении тела.

— Вот и договорились, а теперь слушайте сюда…

* * *

Людмирский отпустил окурок из рук, и он тихо упал на асфальт. Он растоптал его каблуком, поднял воротник, опустил со лба большие чёрные очки. Почесав рыжую трёхдневную щетину, отпущенную специально для сегодняшнего променада, Людмирский осторожно шагнул к массивным дверям банка.

— Могу я вам чем-нибудь помочь? — спросил молодой человек в хорошем костюме, стоявший на крыльце в стойке защитника, построенного перед воротами в стенку.

Сурков хорошо проинструктировал Людмирского о поведении охранника и настоял, чтобы тот вложил за пояс пистолет Эльзы. Это придавало Людмирскому совершенно дебильную походку и колоссальную неуверенность в себе.

— Конечно, можете, — ответил Людмирский заученную фразу, которую репетировал перед зеркалом с пяти утра. — Я хочу открыть счёт.

Охранник осмотрел Людмирского с ног до головы и попытался принять верное решение. Единственной извилины хватило, чтобы предположить о неприятностях, которые возникнут у охраны, стоит только подозрительному субъекту выкинуть фортель внутри.

— Извините, но это невозможно.

Людмирский на секунду смутился. По сценарию охранник должен был ответить фразой: «Это невозможно, сэр». Но он опустил «сэр».

На самом деле охранник собирался сказать именно так, но оказался ленивым и произносить длинные фразы не стал.

— Что? — Людмирский сначала спросил, но сразу же пожалел об этом, потому что тут же ушёл от сценария.

— Это невозможно, — ответил охранник.

— Управляющий болен? — продолжал Людмирский, стараясь выдержать хотя бы стиль игры.

— Нет, что вы, здоров.

— У вас карантин? Тараканов морят?

— Нет, у нас нет тараканов.

По сценарию Людмирский должен был задать три глупых вопроса, но к входу уже подъехал чёрный «Мерседес» «S» класса, и из него уже вышел Сурков, одетый в чёрный плащ и строгий костюм с бабочкой. Он небрежно толкнул тяжёлую дверь машины и подождал, пока она проедет мимо него, преданно развернётся и будет ожидать хозяина. Когда Сурков подходил к входу, из него выпорхнула Эльза, одетая в деловую мини-юбку и такой же откровенный пиджак и смотревшаяся сзади ничем не хуже фотомодели. Она увидела Суркова и, растерянно цокнув каблучками, встала на цыпочки:

— Можно автограф? — ворожащим сердце субтончиком спросила Эльза.

Сурков устало улыбнулся и, приняв из рук Эльзы блокнот за десять копеек, разборчиво написал: «Где ты взяла эту тетрадку, дура? Можешь не отвечать».

Эльза густо покраснела и отступила в сторону.

— Спасибо, — сказала она уже исчезнувшему в дверях Суркову, который даже не посмотрел на охранника.

— Красиво жить не запретишь, — продолжал Людмирский по сценарию.

Дальше Людмирский должен был выждать пять секунд, и если охранник не задаст вопрос, самому рассказать о новоиспечённом миллионере, заграбаставшем джек-пот в большой национальной лотерее. Людмирский исправно досчитал до пяти, после чего продолжил, время от времени заговариваясь и поря отсебятину. Через пять минут он вспомнил о неотложных делах, попрощался и ушёл в том направлении, откуда появился.

Расчёт Суркова не оправдался, и охранник не стал докладывать о почётном госте своему руководству, за него это сделал его коллега, получивший пересказ с наворотами. Сурков уже стал унывать, когда место клерка заняла привлекательная блондинка, готовая оказать любые банковские услуги.

— Товарищ Сурков?

— Да.

— Наслышана о вашей удаче.

— Хочу разделить её с вами.

— Открыть счёт?

— Не совсем. Понимаете, я пытаюсь вывезти из страны большое количество валюты, и хотел бы это сделать без пошлины.

— Дайте подумать.

— Я слышал, что кредитные карты не облагаются таможенными сборами и не нуждаются в декларировании, — помог Сурков.

— Действительно, — расплылась в улыбке блондинка. — Какую хотите открыть: дорожные чеки, «Американ Экспресс»?

— Виза.

— Отличный выбор, — похвалила блондинка.

* * *

Эльза старательно работала над ногтями Суркова, оказавшимися не закрашенным на его теле пятном, особенно в момент подписания кредитного договора.

— Что мы имеем?

— Семь кредитных карт, пять фирменных банковских карт, кредитные договора на сумму в полмиллиона и кучу неоплаченных счетов, — ответил Людмирский.

— Пока неплохо. Что со страховками?

— Я застраховал тебя в девяти страховых компаниях на общую сумму девятьсот тысяч долларов.

— Почему в девяти?

— В последней конторе поручительство под страховку не дают, я подумал, зачем палить деньги?

— Хорошо, что ты не транжира, Лёшка, но сделал ты это зря. Страховка на миллион да ещё зелёных звучит гораздо эффектнее, нежели на девятьсот тысяч. Что с прессой?

— Завтра выйдут три статьи: в двух местных газетах и одной центральной. В местных у нас первая полоса, в центральной — фото и сноска.

— А с телевидением?

— С телевидением придётся подождать. Пока тебя вмонтируют, пройдёт пара дней. Ты не представляешь, какие глупые вопросы мне задавали.

— Почему не представляю? Представляю. Эльза, может, хватит?

— Пожалуй, хватит.

Сурков посмотрел на свои руки, крутя их перед лицом, словно впервые видел.

— Надо же, никогда не думал, что можно получать от этого удовольствие.

— На педикюр не рассчитывай.

— Не нужно, разуваться меня пока ещё не просили.

— Хватит глазеть на свои пальчики, — брезгливо поморщился Людмирский. — Как баба.

— Да, да, — Сурков спрятал руки за спину и испытующе посмотрел на Эльзу и Людмирского. — Что у нас сегодня?

— Посетим твою школу, — сказала Эльза, заглянув в блокнот. — Я — твой секретарь, — Эльза сделала ударение на «твой». Это… — она показала пальцем на Людмирского, — Ох-рана.

— Секретутка, — передразнил Людмирский.

— Оба дураки, — вставил Сурков. — Не будем заставлять деток ждать.

Он надел пиджак, поправил галстук и, пропустив вперёд Эльзу и Людмирского, запер дверь своей квартиры.

Школа оказалась в том самом месте, где её последний раз посещал Сурков. Старое двухэтажное здание не ремонтировалось со времён Хрущева, и Сурков сразу сообразил, зачем организована эта встреча.

— Друзья! — обратился Сурков к шеренгам учеников в красных галстуках. Я пришёл сюда, чтобы встретиться с вами и пожелать вам успехов в учёбе и общественной жизни. Но увидел, в каком состоянии находится храм науки, и подумал: «А может, стоит помочь национальному образованию?» Но тут же понял, что моя скромная лепта будет каплей в море житейских проблем. Чего хотел я, когда учился в этой школе? Ни нового скелета в кабинете биологии и ни новых порошков в кабинете химии, хотя и то, и другое не помешало бы. Больше всего хотелось получать удовольствие от процесса учёбы, радость от хороших оценок и примерного поведения. А ещё меня всегда забавлял тот факт, что учителя за проведённые в школе часы получают деньги, а ученики почему-то нет. Мне это кажется несправедливым, поэтому я решил оплачивать труд учеников, причём делать это дифференцированно и наглядно. А это значит, что со следующей четверти за каждую пятёрку ученик будет получать пять рублей, за каждую четвёрку — четыре рубля и так далее.

— А за двойки платить будете? — выкрикнул рыжий подросток.

— Почему бы и нет? — спросил Сурков. — Двойка тоже оценка. Так ведь?

— Да! Да! — хором скандировали ученики.

— Разве мы не платим денег за коммунальные услуги? Разве отечественные автомобили раздают бесплатно?

— Нет! Нет! — ещё громче отвечала толпа.

— Тогда давайте прекратим дискриминацию.

Сурков встретился взглядом с Татьяной Семёновной, учителем химии и по совместительству завучем школы, постаревшей, но такой же крепкой коренастой женщиной. Она глядела на Суркова так же, как и десять лет назад: безумным взглядом камикадзе, направившего свою торпеду в цель. Сурков подумал, что будь в руках Татьяны Семёновны противотанковая граната, она бы эффектно выдернула чеку зубами, круто замахнулась левой рукой, разбив носы паре пионеров, стоящих рядом. Суркову даже показалось, что он слышит запах тротила и краем глаза видит разлетающиеся учебники и части школьного обмундирования, но сумел взять себя в руки и отвёл взгляд.

— Пожалуй, пора, — шепнул он Людмирскому.

* * *

«Мерседес» остановился на заправочной станции. Сурков достал пачку сигарет и вытряс из неё последнюю.

— Здесь не курят, — сказала Эльза.

— Я знаю, — ответил Сурков и чиркнул зажигалкой.

Зажигалка изрыгнула струйку искр, которая занялась голубым конусом пламени, быстро сошедшим на нет. Сурков сделал ещё несколько неудачных попыток добыть огонь, но пламя не появлялось.

— Проклятье, — выругался Сурков и толкнул тяжёлую дверь. — Эй, парень, огоньку не найдётся?

Проходивший мимо машины заправщик угрюмо показал пальцем на вывеску, где разборчиво было написано: «Минздрав предупреждает, курение очень, очень, очень опасно». Сурков уже собирался хлопнуть дверью, но появившийся водитель сделал серию жестов руками.

— Что? — спросил Сурков.

— Эта карточка аннулирована, — водитель показал прямоугольник картона с тёмной полоской.

— Ну и что?

— Ничего, бензин здесь бесплатно не заливают.

— А ты не мог бы кормить свою скотину экономнее?

— Я-то могу, но вот захочет ли она ехать?

— Поехали, — скомандовал Сурков. — Заправимся в городе.

Плану Суркова не суждено было сбыться. «Мерседес» с омерзительной немецкой пунктуальностью заглох, как только кончился бензин, так и не докатившись до столбика с отметкой семнадцатого километра. Суркову и Эльзе ничего не оставалось делать, как бросить разгневанного водителя и ехать автостопом. Дальнобойщики не желали останавливать молодой женщине в деловом костюме и мужчине с бабочкой и в смокинге, а легковушки ломили плату, которой у Суркова просто не было.

— Хорошо, что мы не взяли Людмирского, — сказала Эльза. — Он бы изнылся до головной боли.

— Перестань, — возразил Сурков, — Лёшка — хороший парень.

— Хороший, — согласилась Эльза, — только сволочь.

— Какая муха между вами пролетела?

— Испанская.

Сурков развязал бабочку и, кинув через плечо смокинг, зашагал по обочине. Он не делал попыток остановить машину и поэтому удивился, увидев сдающую задом красную «девятку».

— Игорь Сурков? — спросила девушка через опущенное стекло.

— Никак нет! — крикнул Сурков.

— Не скромничайте, это вы.

— Нет, не я, — упрямился Сурков.

— Ну, хорошо, хорошо. Позвольте вас подвезти.

Сурков демонстративно открыл переднюю дверь, приглашая Эльзу сесть.

— Здравствуйте, — сказала Эльза, уловив мысль Суркова. — Меня зовут Эльза, а вас?

Женщина-водитель собралась, было, обидеться, что ей подсунули для разговора безобразную Эльзу, но, зацепившись языком за собеседницу, провалилась в женскую болтовню. Сурков краем уха улавливал, как дамы обсуждали житейские проблемы, но потихоньку был сморён налетевшим обеденным сном. Напряжение последних дней дало о себе знать, и Суркову снился математический кошмар: он складывал цифры, подбивал индексы и проводил камеральные расчёты, но, как и положено, в кошмаре что-то не складывалось, и Сурков вновь приступал к пересчёту. Проснулся он от головной боли, но вызванной не кошмаром, а прямым воздействием переднего сидения, которое больно ударило в верхнюю часть туловища.

— Куда же ты прёшь, скотина? — кричала женщина за рулём. — Здесь сороковник висит в самом начале улицы.

— Сама дура, — приветствовал даму нарушитель.

— Что случилось? — спросил Сурков.

— Да этот… козел, — сделала характерный жест женщина, — подрезал.

Только теперь Сурков заметил острую складку металла на капоте машины.

— Это надолго? — спросил он Эльзу.

— Скорее всего, да.

— Я пройдусь, — Сурков выбрался на проезжую часть и наклонился к окну. — Эльза, дай закурить.

Эльза протянула новую купюру достоинством в пятьдесят рублей, такую новую, что казалось, будто её только что отпечатали.

— О. Да ты богатенький Буратино, — сказал Сурков.

— Я богатенькая Мальвина, а Буратино — это ты, а с Пьеро тебя знакомить не надо.

Сурков задумчиво сунул полтинник в карман и побрёл вдоль улицы, рассуждая, что на «Мальвину» Эльза не похожа, он — на Буратино, а Людмирский, конечно, нытик, но пока ещё стихи не пишет.

Он вошёл в ближайший гастроном и, протянув деньги, ткнул пальцем в витрину.

— Дайте мельче, — раздался колючий голос из окошка.

— Хм, — изумился Сурков. — Да мельче не бывает.

— У меня тоже сдачи нет.

— Ну, давайте две пачки.

— Ещё десять рублей.

— Не-е-е-ту, — растянул Сурков.

— И у меня нет.

— Ну, давайте что-нибудь, — начал терять терпение Сурков.

В окошке появилась полосатая пачка сигарет и розовый прямоугольник бумаги с голубой окантовкой. Почему-то Сурков не узнал его сразу и несколько раз посмотрел на просвет билет «Национальной лотереи».

— Это мне? — возмутился Сурков.

В этот момент кто-то из прохожих похлопал его по плечу.

— Молодец, Сурков, так держать.

Сурков оторопело оглянулся. Он уже стал привыкать, что люди на улице сначала улыбались, потом здоровались, а вот теперь даже стали его похлопывать.

— Но я… — возразил, было, Сурков.

Возражать было поздно, никто не собирался с ним спорить, и, сунув в карман билет, Сурков пошёл домой. Он долго звонил, стучал и даже успел побарабанить в дверь ногой, но чуть позже вспомнил о ключе и отпер дверь. Людмирский стоял в прихожей, прислонившись спиной к стене, и старался дышать тише.

— Кого мы боимся? — спросил Сурков.

— Кредиторов, — шёпотом ответил Людмирский.

«Наверное, Эльза в чём-то права», — подумал Сурков. Но Людмирский не стал ныть, он только сполз вдоль стены и, как показалось Суркову, совсем перестал дышать.

— Все нормально, Лёшка, все о'кей, — как можно бодрее сказал Сурков. — Сейчас будет тебе последнее задание.

Сурков извлёк из кармана лотерейку и, найдя в смокинге «Паркер» для кредитных договоров, заполнил билет и протянул его Людмирскому.

— На, Лёшка, отправь.

Людмирский посмотрел на бланк «Национальной лотереи» и ему стало плохо.

— Все хорошо, Лёшка, это верняк. А талончик спрячь от Эльзы и не говори ей ничего.

Последнее указание подействовало на Людмирского ободряюще. Он все ещё нехотя поднялся и, скомкав билет, вышел.

Прошло почти двадцать минут, когда в дверь настойчиво позвонили.

«Вот и кредиторы», — подумал Сурков. Он не спеша завязал бабочку, надел смокинг, внимательно осмотрел себя в зеркало и отворил дверь. На пороге стояла озабоченного вида Эльза, все в том же костюме, в котором, на сей раз, угадывались не то следы борьбы, не то чрезмерной спешки.

— Что случилось? — спросила она.

— Ничего, — констатировал Сурков.

— Странно, — сказала Эльза, отстраняя Суркова.

Она осмотрела кухню, затем комнату и даже заглянула под кровать.

— Ты любовницу ищешь? — спросил Сурков.

— Людмирского.

— Так это не одно и то же.

Эльза лихо извлекла «Макаров» и направила его в грудь Суркова.

— Что здесь было?

— Ничего, — ответил Сурков, демонстративно поднимая руки.

На губах Эльзы мелькнула растерянная улыбка.

— Ты обыграл меня, Сурков.

— О чём ты?

— О чём я?

Эльза сделала жест, словно пригладила волосы, и в её руках послушно осталась каштановая шевелюра.

— О чём я?

Она двумя пальцами сложила складку на своей щеке и надавила так сильно, что кожа лопнула, расползаясь от уха. Эльза отделила полоску розовой ткани, обнажая под ней молодую кожу, другое лицо, которое уже не хотелось называть Эльзой.

— С меня хватит, — сказал Сурков, — пока ты не разбросала по комнате свои протезы, может, объяснишь?

— Нет, — сказало создание, которое ещё недавно называлось Эльзой.

— Но… — Сурков попытался возражать, ожидая чего угодно, но только не того, что произошло в следующую секунду.

Пистолет в руках создания тихо кашлянул, и грудь обожгла раскалённая игла, испортившая смокинг. Сурков крутнулся на немеющих ногах, но попытку к бегству предотвратил второй хлопок, ударивший в спину и поваливший на пол непослушное тело.