Москва встретила Светлану мелким слепым дождем. Она подивилась своей проницательности и, надев джинсы и куртку, направилась по перрону в том направлении, куда двигался людской поток. Никто из носильщиков и нищих не остановил ее. Даже не смотря на большую сумку, она выглядела москвичкой. Ее уверенная походка говорила, что девушка сейчас спустится в метро, проедет две остановки, пройдет по подземному переходу и, выйдя на улицу, попадет в свой двор, где выросла и живет. Вместо этого она вышла на площадь перед вокзалом и остановила такси, искренне удивившись, что нет очереди, так часто показываемой в кино.

— Куда? — спросил водитель, тронувшись с места.

— Каширское шоссе, голубчик.

— А дом?

— Дом шесть, — немного подумав, ответила Светлана.

Водитель бросил недовольный взгляд в зеркало заднего обзора и прибавил скорость. За окном замелькали каменные громады большого города. Через двадцать минут машина выехала на привычные для Светланы улицы девятиэтажек, а еще через десять — остановилась на троллейбусной остановке.

— Во двор заезжать?

— Не надо, — ответила Светлана, протягивая разноцветную купюру.

— Спасибо, — сказал водитель, отворачиваясь.

— Что, гусары денег не берут?

— Не берут.

— Ну, что же, удачи вам.

— Вам она больше пригодится, — бросил водитель уже через закрытую дверь и резко тронул желтый автомобиль с шашечками.

Светлана направилась в сторону домов по тропинке и скоро увидела то, к чему уже была готова. Место, которое можно было назвать пустырем или свалкой, окружала большая группа людей. Из-за человеческих фигур не возможно было разглядеть, что происходит там, в центре. Над головами зевак возвышались бетонные плиты, сваленные, словно костяшки домино. Светлана ощущала, что сердце бьется сильнее, и в ушах шумит кровь, как после физического упражнения, но этим все и ограничивалось. «Странно, почему я так спокойна?», — пронеслось у нее в голове. Девушка вышла на площадку перед местом катастрофы и осмотрелась. Оказалось, что зеваки не окружили дом полностью, а стоят только с одной стороны, с той, откуда пришла Светлана. Слева и справа находилось около двух десятков машин: пожарной охраны, скорой помощи и неизвестной ей службы с голубыми полосами по бортам. Кроме этого здесь были тяжелые грузовики, покрашенные в цвет хаки, с набором труб и толстых шлангов, напоминавших огромных дождевых червей. Было несколько трейлеров с большими коробками прицепов, пара тракторов и экскаватор. По обломкам бетона ходил человек с большой черной овчаркой. Недалеко от него несколько рабочих в спецодежде сидели на бетонной плите и собирали какое-то устройство. Уже по земле бегали люди в ярко-синих и красных комбинезонах с нашитыми белыми и желтыми полосками на рукавах и спине. Место было огорожено желтой лентой, за которой через равные промежутки стояли солдаты без оружия, если не считать болтавшихся на ремнях штык ножей. Группа милиционеров стояла возле зеленого УАЗика, три человека в белых халатах сидели на коробках и банках. Складывалось ощущение, что еще никто не приступал к разбору завала.

Из невидимого мегафона раздался голос, сообщивший непонятную для девушки фразу, и, как по мановению волшебной палочки, место преобразилось. Из-за стоящего трейлера появилась стрела подъемного крана и стала поворачиваться к завалу. Кинолог с собакой исчезли, и люди в ярких комбинезонах стали карабкаться по груде битого бетона. Теперь место катастрофы больше походило на муравейник. Подъехали две тяжелые машины и неторопливо стали разворачиваться. Судя по проложенной колее, они совершили не по одному десятку рейсов.

Светлана прошла влево, затем вправо, подошла ближе к толпе и прислушалась к разговору, который сводился к обсуждению жутких подробностей катастрофы, рассказам тех, кто здесь был давно и пересказу рассказов очевидцев. Светлану удивило, что среди присутствующих нет ни жильцов дома, ни их родственников и знакомых. Она проходила мимо людей, бросая быстрые взгляды на их лица, и ей становилось сразу понятно, что эти люди никого не потеряли, а пришли поглазеть и развлечься.

Она узнала его сразу. Он стоял возле самого ограждения, опершись на палочку, и по нему можно было только сказать, что он устал. Мужчина преклонных лет, возраст которого скрывала стриженая седая борода, стоял, и, казалось, вот-вот упадет, но почему-то не падал, и это было странным.

Светлана подошла и осторожно взяла его под руку. Он тяжело повернул голову в ее сторону, и их глаза встретились.

— Ради бога, скажите, есть ли живые? — спросила она охрипшим голосом.

Старик отрицательно покачал головой.

— У меня здесь жили родственники, — уверенно соврала Светлана.

Но старик так и не проронил ни слова, продолжая смотреть в одну точку.

— Ты, дочка, подойди к милиционерам, вон они, в машине, — показала пальцем женщина в платке, — у них есть списки, и они тебе скажут, что и как. Они всех родственников опрашивают, как с ними связаться ежели что.

— Где? — переспросила Светлана.

— Да вон.

Она уже давно увидела группу милиционеров. Но никак не могла сообразить, стоит ли идти туда и что говорить, если ей станут задавать вопросы. Так и не решив ничего конкретного, она направилась вдоль ограждения по дорожке из расступившихся людей, кидающих в ее сторону заинтересованные взгляды. УАЗик находился за ограждением, но еще до него, стояло две легковые машины с мигалками, в которых сидели водители в форме. Она постучала в стекло ближайшей машины.

— Простите, с кем я могу поговорить?

Водитель недовольно осмотрел Светлану, открыл дверь и вышел из машины.

— Вы журналистка? — спросил он, рассматривая дорожную сумку.

— Нет.

— Что же вы хотите?

— У меня здесь жили родственники.

— Сейчас, — буркнул водитель, пролезая под ограждение.

Он подошел к группе людей в фуражках и, кивнув в сторону Светланы, стал говорить с человеком в форме полковника. Через несколько секунд он уже шел к машине, по-мальчишески размахивая руками.

— Садитесь в машину.

— Зачем? — спросила Светлана.

— Я вас отвезу в отделение.

— Для чего?

— Вы же хотели поговорить?

— Конечно.

— Здесь вам никто ничего не скажет. Вся информация стекается в штаб, там есть специальные люди, которые с вами поговорят.

— У меня есть с кем поговорить, мне нужно узнать… — Светлана задумалась над следующей фразой, но так и не смогла придумать, что же ей собственно хочется узнать.

— Так вы едите? — переспросил водитель, уже включивший зажигание.

Светлана неторопливо села на заднее сидение. Машина тронулась и покатила прочь. Она выехала на улицу и направилась в сторону, откуда только что приехала девушка.

— Далековато до отделения, — бросила реплику Светлана после продолжительного молчания.

— Уже приехали, — ответил неразговорчивый водитель.

Еще через пятнадцать минут машина въехала во двор, огороженный кованым забором, и остановилась на стоянке, где находилось около десятка иномарок.

— Приехали.

— Здесь? — удивилась Светлана.

— Да, — ответил водитель и вышел.

Он, не оборачиваясь, пошел к входу, крутя на пальце связку ключей. Светлана последовала за ним, перекидывая ремень сумки с одного плеча на другой. В дверях ее остановил дежурный с одной толстой лычкой на погонах и коротким автоматом на плече.

— Куда? — громко сказал он, нагло разглядывая Светлану.

— Это со мной, родственник с Каширского, — сказал водитель, увлекая Светлану за руку.

— Хороший родственник, — ехидно улыбаясь, отпустил реплику дежурный.

Светлана и водитель поднялись по крутым ступенькам на четвертый этаж и оказались в длинном коридоре, перегороженном полупрозрачными дверями.

— Здесь, — сказал водитель, показывая на десяток человек, сидевших возле стены на стульях, — дождетесь своей очереди, вам там все расскажут, — и торопливо припустил к выходу.

Светлана посмотрела на сидевших возле стены людей и ей стало не по себе. Она быстро села на свободный стул и уставилась в пол, стараясь не смотреть вокруг. Минуты тянулись часами, ее стало мутить. Она хотела только одного: поскорее уйти отсюда, чтобы больше никогда не видеть этих людей. Как назло, очередь двигалась медленно. Люди заходили и оставались в кабинете по сорок минут, а оставшиеся продолжали молчать так, словно кричали во весь голос. Наконец, одна женщина не выдержала и тихо-тихо заплакала, прикрыв лицо ладонями. И словно по команде, к ней присоединился другой голос, такой же тихий и беспомощный, словно кто-то не плакал, а просил о помощи, но знал, что она не придет.

* * *

— Ваше ФИО? — сказал человек в штатском, устало заполняя казенный бланк из пожелтевшей бумаги.

— Что? — не поняла Светлана.

— Ваша фамилия, имя, отчество?

— Зачем вам?

— Так положено, — вежливо сказал человек, смотря исподлобья на Светлану.

— Рубис Светлана Андреевна, — нараспев ответила Светлана.

— Место жительства, род занятий?

— Город Пермь, бухгалтер.

— Почтовый адрес?

Светлана быстро придумала адрес с улицей в частном секторе.

— Кому вы приходитесь родственником?

— Маргарите Миллер.

— Отчество, пожалуйста.

— Маргарите Николаевне, — сказала Светлана, отметив, что уже соврала дважды.

— Кем приходится вам Маргарита Николаевна, и в какой квартире проживала, в доме по Каширскому шоссе?

— Двоюродная сестра, проживала…

— Какие-то затруднения? — вежливо осведомился человек в штатском.

Только тут Светлана вспомнила, что Рита не жила, а работала в офисе, по всей вероятности, сделанном из обычной квартиры в этом доме.

— Дело в том, что она не проживала, а работала в фирме, которая находилась в этом доме.

— Вот как? — оживился человек.

— Да, но я, к сожалению, не знаю, где на самом деле проживала Рита, потому что она не москвичка и снимала квартиру в разных районах, то там, то здесь, а адрес ее работы был постоянен, и мы писали ей на этот адрес, — Светлану поражало, как она складно врет и даже не краснеет.

— Как называлось предприятие?

— Я не знаю, сами понимаете, мне до этого не было дела, а работает она бухгалтером.

— Хорошо, — сказал человек, кусая кончик авторучки.

— Что хорошо?

— Хорошо, что ваша сестра работала, а не жила, потому что катастрофа произошла ночью, а, как я понимаю, в это время никто не работает.

— Да, но я опасаюсь, что Рита могла остаться. Мало ли по каким причинам. Например, делать баланс или опоздала на последний автобус.

— Такие случаи бывали?

— Да, бывали, — сказала Светлана.

— В какой, вы говорите, квартире находилось предприятие?

— В квартире пятьдесят девять.

— В пятьдесят девятой, значит, хорошо.

— Да что вы все заладили, хорошо, хорошо. Я смогу толком узнать что-нибудь о сестре?

— Конечно, сможете, успокойтесь, я сейчас посмотрю, — вытащив из стола папку с несколькими распечатками и листами рукописного текста, человек принялся смотреть и перелистывать бумагу.

Светлана смотрела на него и видела, что человек не ищет в этих списках ничего определенного. Человека, адреса или чего-то еще, он просто делает вид, что смотрит, а сам зачем-то морочит ей голову.

— В этих списках ничего нет о вашей сестре, — наконец, произнес он, — по всей вероятности, она жива, но вы знаете, с момента аварии прошло еще очень мало времени, информация обновляется каждый час. Если вы подождете, я схожу за новыми данными.

— А вы полагаете, я захочу уйти?

— Нет, конечно, извините, — человек в штатском убрал папку в стол, не забыв его запереть на ключ, и со словами, — сейчас, сейчас, — вышел.

Светлана осталась одна в кабинете, где из мебели было четыре предмета: два стула, сейф, стол и портрет человека в фуражке с острой бородкой. Большие окна хорошо освещали комнату с высокими потолками. Она покачалась на стуле, стул презрительно скрипнул. Прошло несколько минут. Дверь открылась, и в комнату вошел человек в штатском в сопровождении точно такого же человека только моложе. Он был так же пострижен и одет в такой же костюм, единственное, почему Светлана не приняла его за зеркало, был возраст.

— Это Сергей Константинович, — представил младшего коллегу человек в штатском, он утверждает, что поступила информация о вашей сестре или девушке, похожей на вашу сестру, во всяком случае, ее тоже зовут Маргарита.

— Что с ней?

— Она жива, с ней все в порядке, — сказал молодой человек. — К сожалению, девушка не сообщила о себе ничего больше, но мы знаем, где она находится, и я мог бы вас туда отвезти.

— Вы шутите? — спросила Светлана, чувствуя, что ситуация ей что-то напоминает.

— Нисколько, я как раз туда еду, и, если желаете, я мог бы вас подвезти, вы же приезжая?

— Конечно.

— Москва — большой город, поэтому я рекомендую вам воспользоваться моим предложением.

Они стояли рядом, как две похожие куклы, в одинаковых позах, и в этом не было ничего смешного или страшного, но в голове Светланы крутилась какая-то мысль, никак не хотевшая обрести форму.

— Я согласна.

— Ну и хорошо, — как показалось Светлане, с облегчением сказал старший и показал ей на сумку.

— Вещички не забудьте.

— Спасибо, — Светлана подняла баул и вышла из кабинета вслед за молодым человеком.

Молодая копия человека в штатском оказалась более разговорчивой. Он всю дорогу расспрашивал Светлану о том, где она живет, где училась, как часто они виделись с Ритой, и как хорошо друг друга знают. Светлана, уже уставшая сочинять на ходу, была очень рада, когда машина въехала на такой же двор, с которого десять минут назад выехала, разве что, здание было повыше и побольше.

К великому удивлению Светланы, вывески на дверях не оказалось, и, проскочив между массивных дверей, они с молодым человеком оказались в просторном холле. На этот раз их путь оказался не вверх, а вниз, и, сбежав по ступенькам, спутники очутились в длинном коридоре, окрашенном казенной зеленой краской. Дорогу им преграждал стол с дежурным в форме младшего офицера. Увидев молодого человека, он стал по стойке смирно и открыл было рот, но тот быстро сказал:

— Откройте, пожалуйста, нам комнату для гостей.

— Есть, — по-военному отрапортовал лейтенант и быстренько распахнул две зарешеченные двери, разделяющие коридор.

Светлана в сопровождении молодого человека шла по гулкому коридору, и цоканье ее туфлей на плоском каблуке разлеталось во все стороны, отражаясь от зеленых стен.

— Это здесь, — молодой человек потянул за массивную железную дверь.

Светлана шагнула вперед, оглядываясь по сторонам. Она оказалась в камере, какие показывают в фильмах про войну, снабженной решетками на окнах, дощатыми нарами и парашей в углу, а еще ужасными темными стенами.

* * *

— Вы находите это смешным? — спросила Светлана, поворачиваясь к молодому человеку.

— Что именно? — невозмутимо ответил он.

— Да, эту вашу комнату для гостей, — Светлана сделала рукой жест, описывающий окружность.

— Нисколько, вы же хотите встретиться со своей сестрой?

— Конечно.

— Тогда подождите здесь, ее сейчас приведут.

— Она что-то натворила?

— Почему вы так решили?

— Тогда почему ее должны привести сюда?

— Вы скоро все узнаете, — и молодой человек повернулся, явно намереваясь уйти.

— Я здесь не останусь, — сказала Светлана, собираясь идти за ним.

— К сожалению, вам придется это сделать, — спокойно пояснил молодой человек.

— Это еще почему?

— Потому что произошла катастрофа, погибли люди.

— Какое отношение к этому имею я? Я вообще только что приехала, я не понимаю, что происходит и хочу увидеть сестру.

— Сестра, сестра, — нагло запел молодой человек, ехидно улыбаясь. — Мой вам совет, дорогая Света, делайте то, что вам говорят, и не пытайтесь капризничать. А то…

— А то что?

— Скоро узнаете.

Светлана с ужасом поняла, что сейчас этот самодовольный юноша уйдет, и она вынуждена будет оставаться одна, среди серых стен.

Дверь со скрипом закрылась, и камеру наполнил железный лязг запирающегося засова.

— Здравствуйте, девочки, — сама себе сказала Светлана.

Она смотрела на облезлую дверь и боялась повернуться. Казалось, прошло не меньше часа. Когда же Светлана посмотрела на часы, то в ужасе поняла, что прошло всего восемь минут.

«Так можно с ума сойти», — подумала она, — «а, впрочем, дважды с ума не сходят, а один раз я уже чокнутая». «А как иначе можно охарактеризовать поступок молодой замужней женщины, избившей собственного мужа, бросившей свою работу и прилетевшей спасать подругу, которую в глаза не видела? Только как паранойя. Впрочем, не я одна сошла с ума, похоже, тут у всех крыша едет. Ай, ля, ля, тихо шифером шурша, едет крыша не спеша. Ну, хорошо, я приехала искать свою подругу, соврала, что она мне родственница, что в этом такого, где здесь криминал? Зачем надо было меня заманивать сюда, или они действительно нашли Риту? Да нет, вряд ли. Вся эта комедия только для меня. Любой нормальный человек догадался бы сразу, это я — дура. Но им, что от меня надо? Может, действительно Рита в чем-то замешана? Но в чем? Неосторожное обращение с огнем? Дурь, какая. Позавчера говорили, что дом взорвался из-за утечки газа, сегодня — что его взорвали террористы. Что, Рита имеет отношение к террористам? Да, ерунда. А если имеет? Нет, не может быть. А, собственно, почему не может быть, так ли хорошо я ее знаю? Я ведь даже не знаю, сколько ей лет».

Светлана сделала над собой усилие и посмотрела в другой конец камеры. Зрелище ее нисколько не испугало, и она подошла по бетонному полу к нарам, опустив на них сумку.

«Нет уж, фигушки, — продолжала рассуждать Светлана, — как раз я-то ее хорошо знаю. Это умники в форме, могут рассуждать о чем-то там. Кстати, о чем они там рассуждают? Да какая разница, рано или поздно узнаю. А я уверена в Рите как в себе самой, да нет даже больше, чем в себе».

Светлана села на жесткие нары и, обняв сумку мужа, попыталась вспомнить, как она познакомилась с Ритой.

Это был Новый год. Вернее, новогодняя ночь, когда с летоисчисления слетел беспорядок, и его место заняли три девятки. Где-то в одиннадцать Светлана поняла, что ее муж не придет. Чтобы не дать ему возможность позвонить без пятнадцати двенадцать и придумать невероятную историю про аварию друга, девушка включила модем и с головой ушла в мировую паутину. Она заглянула в свой почтовый ящик, переполненный письмами от скучных коллег, занудных юристов, глупых иностранцев, и, просмотрев заголовки, поняла, что не сможет читать. Утирая слезы в полутемной комнате, она глядела на расплывающийся экран компьютера, тыкая мышкой куда-нибудь, лишь бы отвлечь свою обиду.

«Заходите к нам, обещаем, неожиданное знакомство и приятное общение», — гласил красочный баннер с полуобнаженной девицей.

— Почему нет? — спросила себя Светлана и ничего не смогла возразить.

Впрочем, чат мало чем отличался от других, быть может, более приличных. Такое же пустословие и рисовки, плоские шутки и новомодные светские приколы.

Светлана пролистывала сообщения, читая их по диагонали. Ей становилось еще хуже. Наконец, она вызвала окно «Объявления» и, написав неприличную фразу, отправила ее в сеть.

* * *

Мягко звякнул колокольчик, Светлана посмотрела на часы, было пятнадцать минут второго. В углу экрана виднелся значок, изображавший запечатанный конверт. Светлана брезгливо зацепила его мышкой и потащила в корзину для мусора, именно так называлось место на экране компьютера, для удаления файлов. По всей вероятности, ее палец дрогнул. Вместо того, чтобы исчезнуть в недрах утилизации конвертик разлетелся на всю ширину экрана. Теперь, чтобы удалить сообщение Светлане пришлось закрывать его, но она успела прочитать: «С Новым годом!!!».

Если бы девушка держала в руках настоящий конверт, она, наверняка, порвала бы его на мелкие кусочки, такие мелкие, что невозможно было бы отличить их от конфетти, но вместо этого, файл переместился в «корзину», издав характерный звук сливного бачка. Светлана встала и оглядела комнату: на журнальном столике догорело две свечи, праздничный ужин окончательно остыл, но убирать его совершенно не хотелось. Ей показалось, что если только она притронется к столу, ее обязательно стошнит. Она снова села, посмотрела на горящий экран, лицо ее скривила кислая улыбка, и курсор неуверенно достал из компьютерной «корзины» письмо.

«С Новым годом!!!» — еще раз прочитала Светлана. Под единственной строкой письма стояла подпись «Рита Миллер».

— Хенде хох, морда фашистская, — набрала Светлана и нажала на кнопку «отправить».

Через минуту колокольчик звякнул снова.

— Скорее еврейская, — было в письме.

— Ты кто?

— Дура, — с таким же звонком ответила собеседница.

— Почему? — написала Светлана, чувствуя, что слезы просохли и кожу лица неприятно стягивает.

— Потому что сижу и разговариваю с тобой.

— Ну, так шла бы спать.

— У меня проблемы, о которых ты и не мечтаешь.

— С трудом верится.

— Ты сейчас где?

— Дома.

— А я сижу на работе, в чужом городе, одна, голодная, меня дома ждет парень, а, скорее всего, уже не ждет.

— А почему ты не идешь домой?

— Дверь закрыта, ключей нет, на окнах решетки.

— Так позвони своему парню, пусть он придет и спасет тебя.

— Мой парень сейчас ждет меня под дверью, а, скорее всего, уже ушел.

— Позвони тому, кто тебя закрыл, в милицию, спасателям, в конце концов.

— В милицию я уже звонила, мне там сказали ….. Тот, кто меня закрыл, сидит сейчас в ресторане, если еще не занял горизонтального положения, а про Чипа и Дейла я слышать не хочу, да и что могут сделать два маленьких бурундука?

— А ты где, вообще-то?

— В офисе, в Москве, Каширское Шоссе 6, кв. 59.

— Я еду, — написала Светлана, отправила сообщение и выпрямилась.

Ей стало немного легче, нет, не хорошо, да и не мог этот пустой разговор снять всю тяжесть, но разговаривать хотелось, и она написала снова:

— Домкрат взять?

— Лучше зубочистку.

— Я тебе не верю.

— Как сказал Мюллер «верить никому нельзя». Ты — то сейчас где?

— Я дома, у свекрови. У меня муж не пришел домой.

— Все мужики сволочи, нечего тут горевать.

— Хм. Это, когда чужие мужики сволочи, нечего горевать, а когда твой родной — есть о чем расстраиваться.

— А я бы не расстроилась, знаешь, сколько раз меня мужики кидали, я уже никому не верю. Взять хотя бы моего директора, я его из такой ямы выдернула, шесть проверок ему сдала, а за это — вот тебе благодарность.

— Так ты бухгалтер?

— А кто же еще?

— Представляешь, я тоже.

— Сейчас заплачу от умиления. Ты лучше скажи, может мне напиться?

— Ты же говорила, что у тебя есть нечего?

— Есть нечего, а водки хоть упейся.

— Знаешь, а у меня целый ужин на двоих, только что-то не хочется.

— Ну, ты и стерва, разве можно так с голодным человеком. А что там у тебя?

— Салат из крабовых палочек, чернослив с грецким орехом, курочка копченая, ветчина, бутерброды с икрой, со шпротами и лимоном.

— А-а!!! — Помогите. Слюной захлебываюсь. Только, что это за бутерброды со шпротами? Это что как с тунцом?

— Темнота, ты готовить-то умеешь?

— Да, не в пример тебе, уж бутерброды с рыбой делать не стану.

— Я же говорю — темнота. Знай напоследок, что бутерброды со шпротами, это лучшая закуска. Берешь черный хлеб, кладешь на него шпроты в масле, сверху колечко лимона. Лучшая закуска.

— А почему напоследок, ты, что меня бросишь?

— А что толку попусту болтать?

— Мне всегда так парень говорил, когда у него уже ничего не получалось. Я надеюсь, ты не такая. Кстати, тебя как зовут по-настоящему?

— Ты хочешь сказать, что Рита — это не настоящее имя.

— Настоящее, но твое-то имя, что за дурдом: Света. ру?

— А чем тебе не нравится?

— Уж больно похоже на название ракеты. Тебе сколько лет?

— Двадцать три.

— Мой любимый возраст. А какого ты роста?

— Метр семьдесят.

— Мой любимый рост, а какой у тебя размер лифчика?

— Твой любимый. У тебя все в порядке на почве ген?

— Ты мне уже нравишься, давай выпьем на брудершафт.

Светлана откинулась на спинку стула, собеседница с той стороны экрана начинала нравиться. И, что более важно, она отвлекала.

— Давай, — Светлана открыла бутылку красного вина, налила в большой фужер и снова присела к экрану.

— Ты где? — вылетело из конверта на экран.

— Здесь я, здесь, вино наливала.

— А я буду водку, прямо из горла.

— Фу. Наверняка, противно.

— Сейчас узнаю, я не пробовала. Ну, за тебя.

— За тебя, — Светлана чокнулась с экраном краем фужера и осушила половину.

— Вау. Не так и противно. Советую попробовать. Жаль только, что закусить нечем, а ты не вздумай мне писать про еду.

— Не буду. А о чем будем говорить?

— Напиши о себе.

— Да, собственно, нечего. Я живу в Перми. Училась в школе, потом в институте, работала в бухгалтерской фирме, теперь дома работаю.

— Ты живешь в Перми? А как же собиралась приехать?

— На ледоколе.

— Ты мне лучше скажи, ты годовой отчет еще не трогала?

— Нет. У меня еще конь не валялся.

— А экология у тебя есть?

— Нет.

— А у меня есть. Представляешь, Светик, у нас выходные до пятнадцатого числа, а там отчеты принимают только до двадцатого.

— Ну и что, за пять дней успеешь.

— Да там эти пять дней убийство будет. Эта гребаная экология одна на весь город, я в прошлом году очередь за два дня занимала. Давай еще выпьем.

— А ты сколько уже приняла?

— Не знаю, по бутылке не видно.

— Ну, давай.

— Ой, люблю я хорошую компанию. Чин, чин, Светик.

— Чин, чин, Миллер.

— Э-э, не фамильярничать. Скажи, а фонды ты не делала?

Разговор, свернувший на профессиональную тему, побежал незаметно. Время шло, вино в бутылке уменьшалось, и Света заметила, что уже светает, только когда дверь открылась, и виноватый Олег затоптался на пороге.

— Муж пришел, — набрала Светлана.

— Вмажь ему за меня, — колыхалась на экране аккуратная строчка сообщения.

* * *

Так же начинался день и так же заканчивался, так же набухали почки на деревьях и так же, как в прошлом году, в город пришла весна. Светлану всегда поражало это время года. Пробуждение природы действовало на нее по-особому, но в этом году, что-то было не так. То ли оттого, что весна запоздала, и до конца апреля еще лежал снег, а может из-за того, что в отношениях между Светланой и мужем, возникшая ранее трещина, быстро превратилась в пропасть. В доме больше не возникало ссор, и эта молчаливая война была еще тягостнее. Два человека замкнулись в себе, больше не пытаясь понять и простить друг друга. Они оба тщательно выбирали слова, начиная разговор только в случае крайней необходимости.

Светлану стали посещать странные, на ее взгляд, фантазии. Ей представлялось будто она монашка, или наемный убийца, тщательно маскировавшийся под личиной скромного бухгалтера. Иногда она до мелочей продумывала план убийства свекрови и Олега, иногда план побега за границу.

И когда она стала мечтать о том, как уйдет на пенсию, сказала себе: «Хватит! Ты, старушка, сошла с ума». Она где-то слышала или читала о том, что настоящий больной никогда не признается в своем сумасшествии, но логика говорила о конкретном сдвиге в ее психике. И однажды она зашла в библиотеку и спросила книгу Фридмана «Психические заболевания». Приговор был длинен и непонятен, но гласил следующее: Когетивное расстройство у резидуального органика на фоне параноидального раздвоения сознания. На счет раздвоения личности Светлана не была уверена, ей казалось, что ее сознание уже было не просто раздвоено, а растроено, расчетверено и так далее. В остальном же, это было очень похоже, во всяком случае, симптомы подходили как нельзя лучше.

— Пардон, мадам, — услышала Светлана хрипловатый баритон.

Даже для библиотеки это обращение было чересчур, и Светлана подняла голову, готовая встретиться взглядом с нарисованным интеллигентом. Но ее опасения не оправдались. Перед ней стоял классический профессор. В том, что это был профессор, Светлана не на миг не усомнилась. Седеющая острая бородка, очки в металлической оправе, высокий лоб, могли быть надеты на кого угодно. Но! Он стоял перед ней в изысканном поклоне, слегка согнув спину и склонив голову, так, как умели это делать дворяне, ждущие в ответ такого же обращения, и ни на секунду не оскверняя себя поклоном.

— Что вам угодно? — не задумываясь, спросила Светлана и поймала себя на мысли, что обычно, ответила бы иначе.

— Это у вас «Фридман»?

— Да я читаю, вернее, уже прочла, — протянула Светлана толстый талмуд.

— Вы уже прочитали? — удивился профессор.

— Да, а что?

— Вы учитесь?

— Нет, работаю.

— Работаете? — Еще больше удивился собеседник, — Коллега?

— Не думаю, — сказала Светлана, еще раз осмотрев профессора, — вряд ли вы занимаетесь бухучетом.

— У вас острый глаз. Разрешите представиться, доцент кафедры психологии Пермского университета, Ангелов Вячеслав Аркадьевич. Не сочтите за назойливость, но меня профессия выучила, это уже автоматизм, понимать поступки людей, а я сначала принял вас за студентку, которая изучает мой предмет, и, как видите, ошибся. Я не ожидал, что данное издание может заинтересовать кого-то, кроме узкого круга специалистов.

— Все ошибаются, я тоже приняла вас за профессора.

— Вот как? Не смотря на вашу ошибку, вы очень проницательны.

— Вряд ли. Во всяком случае, психология мне не по зубам.

— Вас мучает какая-то проблема? В этом нет ничего удивительного.

— Почему?

— Потому что люди так устроены, и не в состоянии разобраться со своими проблемами сами. Проблему изнутри увидеть невозможно, надо отойти на достаточное расстояние. Вот вы когда-нибудь слышали ваш голос, записанный на магнитофон?

Светлана вспомнила, как записывала приветствие на автоответчик, и как ее поразил тот незнакомый, чужой голос, записанный на пленку.

— Вы хотите сказать, что мы не слышим своего голоса?

— Да, конечно.

— Я думаю, что ко мне это не относится.

— Позвольте, я угадаю почему. Вы считаете себя представителем самой консервативной профессии и думаете, что разложили свое «я» по полочкам.

— Как вы узнали про профессию?

— Вы сами мне сказали только что. Вряд ли, вы занимаетесь бухучетом.

— Действительно, — Светлана улыбнулась доценту, — что вы хотите?

— Сущую безделицу, я хочу узнать, зачем вы взяли эту книгу?

Светлана, задумалась: «А стоит ли ей вообще разговаривать с этим человеком?»

— Я чувствую, вас одолевает сомнение. Это вполне естественно, и я не буду настаивать, но если вы вдруг захотите со мной поговорить, вот моя визитка, — доцент протянул аккуратный прямоугольник картона.

Светлана взяла его в руку и увидела, каким он был белым. Он даже отливал синевой, и на фоне этого ровного белого цвета, она увидела свои ладони. Розовые ладони рук с проступающими нитками вен, пересекающимися черточками, бугорками и впадинами. Они были обыкновенными или обычными руками молодой женщины, не занимавшейся физическим трудом, но на фоне чистого белого цвета казались разноцветным хаосом.

— Погодите, но ведь это займет много времени.

— Библиотека будет работать еще три часа, этого достаточно?

— Вполне. Присядьте.

Доцент сел рядом на краешек стула, так же аккуратно и покорно, как только что стоял и с интересом посмотрел на Светлану, как смотрят старые друзья, готовые слушать новый анекдот.

— Мне кажется, я сошла с ума.

— Начните с самого начала.

Светлана криво улыбнулась.

— Я не знаю, где здесь начало.

— Тогда начните с конца.

Когда библиотека закрылась, и они вышли на улицу, Светлану охватила тревога. Она подумала, что теперь она полностью беззащитна перед этим чужим человеком, знающим про ее жизнь намного больше, чем она сама. А он, как бы ловя ее мысли, сказал:

— Вы можете быть уверены, что все сказанное никогда не станет предметом огласки, во всяком случае, без вашего согласия.

Деловой тон подействовал успокаивающе, и Светлана спросила:

— Так, что вы обо всем этом думаете?

— Не знаю, вернее, пока не знаю. Вы мне дали очень много информации и ее нужно переварить. Но, скажу сразу, что ваши опасения насчет здоровья напрасны.

— Вы хотите сказать, что я в своем уме?

— Не совсем. Вы действительно находитесь, как бы я сказал, не в себе, но это все легко укладывается в ваш образ жизни и действительности. Так, женщины после родов часто впадают в депрессию, теряют чувство реальности и меры. Но и в этом еще нет ничего клинического. Обычно, я рекомендовал бы отдохнуть, взять отпуск, сменить место работы, развлечься. Но ваш случай несколько… несколько пикантный.

— Что вы имеете в виду?

— Вы незаметно для себя влюбились.

— Что? — Светлана посмотрела на профиль доцента и рассмеялась.

— Зря вы смеетесь.

— В кого? — не переставая смеяться, спросила Светлана.

— Вот об этом я и хочу подумать. Ваш случай редкий, хотя и не единичный. Самый ранний из описанных случаев был еще в 1748 году, когда дочь Шотландского короля вступила в брак с ненавистным для нее королем Англии. Королева быстро овдовела, и ее судили за измену, потому что именно она стала причиной смерти мужа. Но на убийство короля, подтолкнула великосветскую особу не ненависть, а любовь, и, как бы вы думали, к кому?

— К лошади.

— Почти угадали.

— Вы хотите сказать…

— Боже упаси, я искренне надеюсь, что вы не похожи на данную особу, иначе ни за что бы не осмелился рассказать этот случай. Но пока не вижу предмета ваших чувств.

— А с чего вы взяли, что они вообще существуют?

— Вы действительно истинный представитель своей профессии. Ваши суждения очень логичны и строги, единственное, что мешает вам делать достоверные выводы, это ваши эмоции. Эмоции — это зеркало нашего сознания и жизненного опыта и, зачастую, кривое. Скажите, есть в бухгалтерском учете место эмоциям?

— Не знаю, наверное, нет.

— Психология так же очень точная наука, и так же как бухгалтерия зиждется на фактах. Впрочем, вы-то меня прекрасно понимаете, ведь это вы пошли в библиотеку и взяли справочник, а что в этом справочнике вы посмотрели в первую очередь? Симптомы. Вполне логичное и последовательное деяние. Увы, Фридман не описал симптомов любви.

— И какие это симптомы?

— Разные, я бы сказал, индивидуальные. Как правило, они зависят не только от человека, но и от его состояния и положения. В вашем случае — это потеря жизнеощущений, потеря аппетита, раздражение на яркий свет, звук, повышенная работоспособность, вы ощущаете себя ракетой, рвущейся в высь, к какой-то цели.

— Ракетой?

— Ну, это аллегория, образ. В вашем случае сложность заключается в том, что вы сами не знаете, куда или на кого нацелены. И это является непременным условием тайной влюбленности.

— Непременным, вы сказали?

— Да, опыт показывает, что тайная влюбленность протекает вяло, безрадостно до тех пор, пока не появится объект влюбленности.

— А когда он появится?

— Тут я вас хотел бы предостеречь. Дело в том, что если объект влюбленности находится, то нередко человек, делающий подобное открытие, как бы это сказать, подвержен сильному эмоциональному всплеску. Это как бы энергия пружины, постепенно сжимавшейся длительное время. И, как правило, подобные случаи рушили браки, на этой почве совершались убийства, и происходили не менее страшные события.

— Вы сказали, если находится? А что может и не найтись?

— И такие случаи имели место. И именно они еще более опасны, так как психика человека постепенно сжимается, ей нужен эмоциональный выход, и если он не находится — это чревато впадением в депрессию или истерию.

— То есть выбор у меня небольшой: или я уйду от мужа и отравлю свекровь, или погружусь в депрессию.

— Это крайний случай, надеюсь, к вам он не относится. Все зависит от вас и от вашего предмета.

— Предмета?

— Да, пока рано говорить, что это или кто это.

— Вы хотите сказать, что я могла полюбить мясорубку?

— Сомневаюсь. Ваш рассказ заставляет искать вашего партнера в области живых людей, может быть, с которыми вы знакомы по переписке в сети. Скорее всего, это будет иностранец. Очевидно, представитель героической профессии, возможно, полицейский или спасатель. На ваши фантазии, к сожалению, накладывается бытовая краска, поэтому мне тяжело судить о его материальном состоянии, но вполне возможно, что это человек из большого города, старше вас, может быть намного старше. Кстати, кто в вашем представлении ассоциируется с героем?

— Бухгалтер.

— М-да, ваш случай очень тонок.

— Но, не смотря на это вы собираетесь мне помочь?

— Да, разумеется, если мы с вами найдем ваш предмет, я первый опишу случай тайной влюбленности в России, разумеется, с вашего согласия. Извините за цинизм.

— Ну, что же, мы, кажется, пришли.

— Вы здесь живете? — осведомился человек, похожий на профессора, оглядывая кирпичную пятиэтажку.

— Вы очень проницательны, — улыбнулась Светлана.

— До свидания, и не стесняйтесь позвонить, особенно, если почувствуете необходимость. Звоните в любое время.

Доцент галантно поклонился и пошел прочь, оставив Светлану одну, наедине со своими мыслями.