— Я ему сказала, что у него пахнет под «мышкой», а он принял все за чистую монету, нашел где-то дезик, побрызгался. Пришел, весь благоухает. А я ему: «Ты что, Славик, в Аум Симрике записался?». Он обиженно: «Так ты сама сказала». Я говорю: «Ты бы лучше коврик сменил». Представляешь, какие программисты бывают тупые.

— Не любишь ты программистов? — быстро набрала Светлана и отправила сообщение.

— Причем тут программисты, это все мужики такие. А однажды зашли с ним в лифт, так он нажал кнопку этажа и ищет, где «Enter».

— Ну, ты врать, — ответила Светлана.

— Уверяю тебя. Один раз сидел, считал что-то в уме, не то до отпуска дни, не то до пенсии. Я что-то его спросила, а он обиделся, говорит: «Зачем ты меня сбросила?», представляешь?

— Не представляю.

— Один раз прихожу на работу, а он на моем столе пишет что-то в накладной. Я заглядываю через плечо, а там приблизительно следующее: «Среда — утром и вечером, четверг — вечером, пятница — в обед — два раза, вечером — один раз, суббота — один раз в обед, воскресенье — четыре раза, понедельник — два раза с утра». Я говорю: «Ну, ты половой гигант». Он покраснел так и отвечает: «Это не то, что ты подумала, это я рентабельность проездного билета просчитываю».

— Весело вы живете.

— Да, куда уж веселее. Ты «Санта Барбару» смотришь? Вот это наша работа. Все друг другу родственники, и все друг с другом спят. Одна я, как бельмо на глазу — ни родственников, ни связей.

— Так завела бы.

— С кем? Все мужики давно перевелись, остались одни педики. Я хочу настоящего Илью Муромца или, на худой конец, Алешу Поповича. Чтоб если уж поцеловал меня, то так, что б аж вырвало.

— Ты чувствуешь, что я смеюсь?

— Конечно. Я тоже улыбаюсь. Американская улыбка — это все, что у меня есть. Впрочем, еще ноги.

— Ну, большего и не надо. А что ты делаешь?

— Я сижу в своем кабинете на крутящемся кресле, положив ноги на стол. У меня на коленях лоп-топ, впрочем, нет, не на коленях, конечно. В левой руке дымится сигарета. Дверь кабинета чуть-чуть приоткрыта, и при каждом удобном случае сотрудники зыркают на меня, роняя слюну.

— Опять врешь?

— Ничуть.

— Ну, тогда я лежу в ванне, вся в лепестках роз и пене.

— А компьютер у тебя где?

— На столе стоит, у меня только клавиатура на ИК лучах, а ванна в комнате, потому что там, где ей положено быть, она бы не поместилась. Сама понимаешь, еврокласс. Эй, Томас, у меня вино нагрелось! Томас — это мой дворецкий, он негр из Эфиопии. Приехал сюда на заработки, но безнадежно влюбился. Теперь работает у меня, за это я разрешаю подавать полотенце, когда выхожу из ванной.

— Ну и как подает?

— А куда он денется? Я обращаюсь с ним как с рабом, и ему даже нравится. Жалко, что он по-русски не понимает, выучил одну только фразу — «Да, госпожа» и то с акцентом.

— Ты его плеткой лупишь?

— Нет, что ты он уже немолодой.

— Фу-у. Я-то думала, он как Эди Мерфи.

— Нет, все-таки у тебя плохой вкус. Томас не любовник, он слуга и отец, которого я могу мучить, с которым могу капризничать. Я специально опрокидываю горячий шоколад, когда он приносит его мне в постель, или заставляю по десять раз меня переобувать, или говорю: «Мне сегодня нечего надеть», а он носит мои платья из гардероба по два и спрашивает: «Да, госпожа?», а я ему: «Нет, Томас, это не подходит к моей заколке».

— В общем, ты всегда мечтала стать стервой.

— И когда-нибудь стану обязательно.

— А я уже стала. Или, во всяком случае, в пути. Я раньше никак не могла понять, почему мужики западают на филиппинок? Видела я их на фотографии, страшнее атомной войны и росточком метр в кепке, а потом до меня дошло: так ведь это их самое главное оружие. Мужик думает, что раз она маленькая да покорная, то и на его свободу покушаться не будет. А недавно посмотрела фильм про то, как филиппинские няньки обращаются с детьми малазийцев. Его родители ребенка сняли скрытой камерой. Так даже у меня волосы дыбом встали. Эти филиппинки самые, что ни на есть, троянские кони — тихие, тихие, а себе на уме. Вот какой надо быть: девочка-припевочка, а внутри стерва.

— И как ты это воплощаешь в жизнь?

— Как, как. Как получается. Даю повод мужику надеяться, а сама держу его на коротком поводке. Как только он начинает остывать, даю еще. И так далее.

— А они?

— Проглатывают. Почему-то мужики думают, что раз женщина ему уделила внимание, то обязательно ляжет с ним в постель. Бывают, конечно, сообразительные. Это те, которые больше двух раз не кусают, но еще ни один не выстроил систему с первого раза. Это у них мужское самомнение работает: «Ага, клюнула, но сорвалась, раз с первого раза не получилось, со второго получится.» Кто со второго раза просек, те меня сразу в разряд стерв переводят, но таких мало. В большинстве своем мужика дурить можно бесконечно долго. Они даже в разряд друзей переходят. Я так и говорю одному на другого: «Ты не бойся, это всего лишь друг». Они верят, а сами про себя думают: «Этот, может, и друг, а мне больший кусочек достанется».

— А тебе их не жалко?

— Нисколько.

— Ты действительно стерва.

— Спасибо за комплимент, ты мне тоже нравишься.

— А как же твой парень на Новый год?

— Забудь о нем, он мне и не нравился.

— Зачем же ты его пригласила?

— Хотелось встретить Новый год по-человечески — с шампанским, с парнем. Традиция такая, что в этом плохого? Но я не жалею, что так получилось, во всяком случае, я с тобой познакомилась.

— А ты, как думаешь, мы случайно встретились?

— Так еще не встретились. Но, вообще-то, шансов у нас с тобой было мало. С другой стороны, познакомиться с любым другим человеком шансов столько же. Природа постоянно отрабатывает эти шансы, ты же не удивляешься, если кто-то выигрывает в лотерею? Но я не верю, что в этом мире что-то происходит случайно. Ты-то, кстати, не нашла своего тайного возлюбленного?

— Нет, пока.

— Ох, он у тебя и законспирировался. Слушай, а может этот твой «доцент» лапшу вешает? Я что-то про такие случаи никогда не слышала раньше.

— Я тоже. А Ангелов, по-моему, вполне нормальный человек. Во всяком случае, денег он с меня не требует.

— Может, ему не деньги нужны?

— Да нет, он не такой. Он, как бы это сказать, профессионал-любитель.

— Ой, как это?

— Он интересуется профессиональными вопросами, но как любитель, не за деньги, а потому что ему это интересно. Он же не врач даже, просто читает лекции, а его хобби — прикладная психология. Как он мне сказал, у них там строгая иерархия. Я, правда, не знаю, что это такое. Но, по-моему, это значит, что кто клятву Гиппократа не давал, практикой заниматься не имеет права. И с этим очень строго, поэтому он своих клиентов подпольно ведет.

— И много у него клиентов?

— Не знаю. Он рассказывал, что в основном алкоголики и наркоманы, но есть и серийный маньяк.

— Так почему он его в милицию не сдаст?

— Что ты, что ты. У них профессиональная этика не родня нашей. К тому же, этот маньяк тоже какой-то тайный.

— Ха, ха, ха! Ну и компания: тайный маньяк, тайная влюбленная, тайные алкоголики и тайный психиатр.

Светлану всегда поражало, как ее московская подруга могла смеяться. Ей казалось, что она даже слышит этот далекий смех, веселый, заразительный и по любому поводу. После чего ей самой становилось смешно, и ситуация, в которой можно было только сердиться, начинала ее забавлять.

На экран вылетело еще одно сообщение:

— Заболталась я с тобой, пора и поработать.

— Иди работай.

— Завтра в то же время? Целую, твоя Рита.

— До завтра.

Светлана выключила монитор и подошла к окну. За стеклом покачивались зеленые лапы деревьев, легкий ветерок гнал тополиный пух. Стоял жаркий июньский день.

* * *

Кто придумал телевизор, Светлана не помнила, но она знала, что это был очень несчастный человек. Может быть, у него были разлады с женой, или он просто не знал, о чем поговорить. Но придумал он именно такое устройство, которое позволяло не разговаривать с мужем, находясь с ним в одной комнате. Времена «Сельского часа» и «Играй, гармони» прошли, и местное телевидение потчевало своих зрителей плохими новостями и американским образом жизни. Работающий телевизор стал таким же обычным явлением, как включенная лампа, и Светлана не обращала внимания на слова и картинки на экране. Она сразу не поняла, почему у нее вспотели ладони и засосало под ложечкой. Что-то произошло, что-то ужасное, а она не могла понять что. Она сидела за столом, листая подшивку документов, а по ее щекам бежали слезы, ноги налились свинцовой тяжестью. Казалось, что из комнаты выкачали весь воздух, и через несколько секунд она задохнется. На глаза упала белесая шапка тумана, и пол опрокинулся ей навстречу, больно ударив в лицо.

— Что с тобой? — донеслось издалека.

Светлана узнала голос Олега, он был такой далекий и тихий, будто проходил сквозь двойное стекло. Голос чужой, забытый голос ее собственного мужа.

— Ты? — удивилась Светлана.

— Что с тобой? — переспросил Олег.

Светлана поняла, что лежит на полу, а Олег пытается приподнять ее.

— Что произошло? — спросила Светлана, и ее поразил хриплый, сухой голос, идущий откуда-то сверху.

— Я тебя хотел спросить!

— О чем?

— Ты упала в обморок. Ты не беременна?

— Я? — Светлана поднялась, держась за краешек стола, ее руки дрожали, где-то в спине пробегали холодные струйки страха, комната казалась невероятно большой. Она посмотрела на свои ладони и перевела взгляд на Олега.

— Ты слышал?

— Что, в конце концов?

Светлана отстранила его и включила компьютер. Ее пальцы дрожали, промахиваясь мимо клавиш, она с трудом вызывала программы и открывала меню.

— Я хочу знать, что ты делаешь? — как можно решительнее спросил Олег.

— Отстань, — бросила Светлана, глядя на экран стеклянными глазами.

Она посмотрела на мужа, который стоял посреди комнаты, ничего не понимая.

— Где твоя черная сумка?

— Что?

— Сумка — где?

— Зачем тебе сумка?

Светлана покрутила в воздухе указательным пальцем, изображая вертолет. Она устало встала, прошла через комнату, легла на пол возле кровати, извлекла оттуда черную дорожную сумку и, что-то бормоча, принялась собирать вещи. Олег наблюдал за этой картиной молча. Наконец, он развел руки и сказал:

— Ну, прости меня, я был не прав. Послушай, мы все сможем уладить. Сядь, успокойся. Давай все обсудим. Ты сейчас чем-то расстроена, я признаю, что… Что..

Светлана застегнула замок, повесила сумку на плечо и повернулась к двери. Олег бросился ей наперерез и встал у нее на пути, для большей убедительности прижимая дверь рукой.

— Я не пущу тебя в таком состоянии.

В голове Светланы застучал пульс, перед глазами замелькали картинки. Она видела, как ставит сумку на пол, как сгибает руку в локте и собирает пальцы в кулак, как ее рука устремляется вперед, и как широко и медленно округляются глаза Олега. Комната, секунду до этого казавшаяся серой, быстро светлела и заполнялась солнечным светом. На полу, напоминая морской узел, лежал Олег, жадно глотая ртом воздух. Светлана переступила через него и мягко закрыла за собой дверь.

Ее руки больше не дрожали, голова на удивление была светлой и ясной. Она торопливо шла по улице, иногда поправляя ремень дорожной сумки. Ей казалось, что она каждый день совершает такие прогулки и знает, куда и зачем направляется. Лишь проходя мимо телефона-автомата, она нерешительно посмотрела на него. Пару секунд поколебавшись, Светлана сняла тяжелую трубку и набрала по памяти номер.

* * *

Вячеслав Аркадьевич Ангелов держал сотовый телефон для экстренных случаев. Он всегда ругал жену и детей, когда его беспокоили по пустякам, и просил перезвонить на кафедру. Однако своим клиентам он никогда ничего подобного не говорил.

Когда Светлана позвонила, он начал разговор, предварительно осведомившись, как у нее дела.

— Я уезжаю, — сказала Светлана.

— Вот как? Надолго? — тоном, похожим на равнодушный, спросил Ангелов.

— Не знаю. Я позвонила сказать вам…

— Буду рад выслушать вас.

— Вы говорили, что вас интересует мой случай, если, конечно, можно так сказать.

— И что же? У вас появились какие-то догадки, выводы?

— Да, я знаю человека, которого люблю.

— И кто он?

— Это женщина или девушка, с которой я переписывалась. Она жила в Москве, и я к ней…

В трубке колючим шепотом помех возникла пауза, но не настолько длинная, чтобы стать неприличной.

— Вы говорите — жила?

— Да, я знаю, что она жила в Москве и то, что еще вчера она была жива.

— С ней что-то произошло?

— Я этого пока не знаю, но, возможно, что так.

— Почему вы так решили?

— Я знаю ее адрес, сегодня в новостях сообщили, что этот дом взорван.

— Вы хотите сказать…

— Да.

— Но ведь у вас пока нет информации, подтверждающей это.

— Нет.

— Тогда вам не стоит расстраиваться, пока есть надежда.

— Вячеслав Аркадьевич, я не расстроена, я чувствую себя совершенно по-особому, я не знаю, как это выразить словами, но у меня все в порядке. Мне даже кажется, что я стала лучше видеть.

— А с мужем вы…

— Расстались.

— Он вас отпустил?

— Отпустил.

— И не пытался остановить?

— Пытался.

— И вы?

— Ушла.

— Ну, что же. Вы свободный человек и вправе поступать, как считаете нужным. Но ведь вы позвонили мне, значит у вас есть какие-то сомнения?

— Нет, у меня нет никаких сомнений, и именно это меня пугает. Час назад я не поверила бы, что смогу так поступить. Я позвонила не спрашивать совета, я позвонила попрощаться. Надеюсь, вы не обижаетесь на меня?

— Что вы, Света, за что мне на вас обижаться?

— За то, что вы не сможете описать мой случай.

— Бог с вами, Света, это такие мелочи.

— Спасибо вам.

— Светлана! Светлана!

— Да, я здесь.

— Светлана, на всякий случай, если у вас будут сложности, звоните мне, не стесняйтесь, у меня в Москве роуминг. Можете просто набрать мой номер с любого телефона. Хотя, конечно… И еще, удачи вам.

— До свидания, Вячеслав Аркадьевич.

Трубка заплакала длинными гудками, Ангелов смотрел на телефон и о чем-то думал. Внезапно он сделал резкое движение рукой, словно обжегся о догоревшую спичку, и нажал на клавишу отбоя.

— Так я окончательно разорюсь, — обиженно пробубнил человек, похожий на профессора.

* * *

За железной дверью послышалось шарканье, и после неопределенной возни, дверь поползла из камеры. На пороге стоял человек в форме, с полным отсутствием выражения на лице.

— Светлана Рубис? — спросил он, как будто ожидал несколько вариантов ответа на свой вопрос.

— Да, — ответила Света.

— На выход, с вещами.

«Слава богу», — подумала Светлана. «С вещами», почему-то успокоило ее.

Они двинулись по коридору в обратном направлении и миновали две зарешеченные двери, разделяющие коридор.

— Сюда, — сказал охранник и кивнул головой.

Вторая часть коридора была такой же зеленой и такой же длинной, с той лишь разницей, что ее не ограждала двойная железная дверь. Остановившись возле такого же облезлого прямоугольника металла, охранник постучал и потянул за ручку. Камера, в которой они оказались, отличалась от той, где уже была Светлана: стены были оклеены белым подобием обоев, в углу расположилось что-то вроде шкафа или шифоньера, здесь же находились диван, стол и пара стульев. За столом сидел мужчина лет сорока пяти — пятидесяти, явно изображавший из себя «опера». От него отдавало нафталином, но несмотря на это он бодрился и держался молодцом.

— Светлана Рубис, — сказал охранник из-за спины девушки.

— Хорошо, — произнес мужчина. — Вы свободны. Присаживайтесь, Светлана Андреевна.

Светлана села на свободный стул, поставив сумку рядом.

— Ваше ФИО? — начал мужчина, заполняя бланк протокола.

— Опять?

— Опять, — ответил мужчина, улыбаясь в усы.

— У меня уже спрашивали ваши коллеги.

— Извините за бюрократизм, такая у нас работа.

— А без бюрократизма нельзя?

— А вы хотите без протокола?

— Хочу.

— Ну что же, давайте без протокола, — сказал опер, откладывая ручку. Меня зовут Павел Иванович, я майор госбезопасности и буду заниматься вашим делом.

— Каким делом? Нет же никакого дела.

— Уже есть, дорогая Светлана Андреевна. И я бы не советовал играть со мной в игры, которые вам не по зубам.

— Какие игры?

— Давайте, начистоту?

— Мне скрывать нечего.

— Кто вас послал?

— Куда?

— Сюда.

— Сюда меня никто не посылал, меня сюда привез самодовольный молодой человек, уж не знаю, кем он вам приходится.

— Вас привез капитан государственной службы, по подозрению в пособничестве в совершении теракта на территории города Москвы. Сами понимаете, что просто так вам никто таких обвинений предъявлять не станет.

— Что вы говорите? — иронично протянула Светлана.

Опер, явно не собирался вести разговор в подобном ключе. Он переменился в лице, его глаза из щелок превратились в блюдца, усы вытянулись в антенны, с которых вот-вот должна была сорваться искра высокого напряжения.

— Встать!!! — заревел он, наполняя камеру эхом.

Наверняка Светлана вскочила бы на ноги и затряслась, как осиновый лист, но, к своему удивлению она осталась сидеть на стуле и спокойно спросила:

— Зачем?

— Встать, когда с вами разговаривает офицер!

— А перед дамой сидеть офицеру не совестно?

Лицо мужчины пошло пятнами, он рванул воротник и перекинулся через стол, говоря Светлане в лицо:

— Вы, дорогуша, не туда попали, чтобы вести себя так. Вы что о себе возомнили? Думаете, посидите здесь и вас отпустят? Нет уж, сюда не надолго не попадают. Это вы сейчас такая храбрая, а через два часа, я вас посажу в камеру, и, смею вас заверить, что вы там будете не одна. А завтра вы ко мне на брюхе приползете.

Светлана не могла понять, почему она не боится угроз, и что ее еще больше поразило — она осознала, что сейчас все узнает у этого усача. Она нагло закинула ногу на ногу и, подняв глаза в потолок, спросила:

— А собственно, что у вас есть против меня?

— Вполне достаточно, чтобы ближайшие пятнадцать лет видеть небо в клеточку.

— Сомневаюсь.

— А я не сомневаюсь.

— Какой пустой у нас с вами разговор.

— Вы хотите факты, дорогая моя?

— Нужны мне ваши факты, я и так знаю, что у вас ничего нет.

— Да? — довольно спросил опер. — Тогда послушайте мою историю. В городе Москве, на улице Гурьянова, террористами из Чечни совершается террористический акт.

— А в это время, строиться строй, и командует командующий.

Очевидно, мужчина не понял сарказма, потому что, нисколько не обидевшись, продолжал:

— Взрывчатое вещество закладывается в квартире, сданной под офис. Через два дня, в точно такой же квартире закладывается, точно такое же вещество, причем арендует эту квартиру, то же самое юридическое лицо. Еще через день из города Перми приезжает некая Светлана Андреевна Рубис, которая якобы проживает по такому-то адресу и якобы разыскивает сестру, работавшую по такому-то адресу. А для большей убедительности прихватывает с собой большую сумочку. И очень интересуется подробностями взрыва и ходом расследования. Интересная цепь событий, не находите?

— Нет, не нахожу.

— Отчего так?

— Да глупость какая-то. Что с начала что с конца. Если бы я, имела к этому отношение, то уж поверьте, ни за что не делала бы паузу в два, три дня, и наверняка заложила бы взрывчатку заранее. А сигнал подала на пейджер из Перми и тем более, близко сюда не показалась.

— Да вы подготовленный диверсант.

— У нас свободная страна.

— Кто вам сказал? Кто вас научил? Что это за западные фортели?

— Это же глупо.

— Для вас может быть и глупо, а для меня очень даже убедительно.

Светлана поняла, что перед ней сидит полный неудачник, может быть, даже и оперативный работник, но, скорее всего, канцелярская крыса, которая так и не научилась вести допрос. Но в одном он был прав: этого вполне достаточно, чтобы упечь человека за решетку, так сказать, «до выяснения обстоятельств», то есть очень надолго.

— Я хочу позвонить своему адвокату.

— Какому адвокату?

— Моему. Я имею право на телефонный звонок.

— Да откуда вы набрались этой западной ереси! Может, вам еще и права зачитать?

— Неплохая идея. А пока вы будете читать, я поговорю со своим адвокатом.

На лице мужчины вновь проступили пятна, глаза налились кровью, и из-под усов донеслось рычание.

— А что вы нервничаете, что вас, собственно говоря, пугает? Я вам сделку предлагаю, так сказать, руку помощи протягиваю, а вы мне рычите. Знаете, что главное в политике — это компромисс, а без компромисса это не политика, а противостояние.

Мужчина привстал из-за стола. Похожий на ящерицу, он обнажил редкие зубы и готов был броситься на Светлану, а может быть, и бросился бы, но железная дверь лязгнула и в комнату вошел интеллигентного вида мужчина с папочкой под мышкой.

— Не помешал? — весело обратился он к оперу.

Человек за столом встал по стойке смирно.

— Никак нет.

— А что у вас собственно?

— Веду допрос гражданки Рубис.

— На предмет?

— На предмет соучастия в теракте.

Брови вошедшего сомкнулись над переносицей, лицо его стало суровым и строгим.

— Кто вам разрешил? — сухо спросил интеллигент.

— Подполковник Давичев приказал.

— Подполковник Давичев до сих пор подполковник потому, что отдает глупые приказания, а вы Павел Иванович до сих пор майор, потому что их выполняете.

— Но, товарищ полковник…

— Отставить, — резко скомандовал интеллигент. — Вам должно быть стыдно.

Мужчина за столом только развел руками.

— До чего вы тут договорились? Небось, запугали бедную девушку?

— Ее запугаешь, — покосился опер на Светлану, — адвоката требует.

— Требует, значит вы не предоставили.

— Но, я…

— Отставить разговоры.

Интеллигент посмотрел на Светлану, и на его лице зацвели сады.

— Такая красивая девушка, а вы с протоколом. Пойдемте в мой кабинет, — сказал интеллигент, обращаясь к Светлане. — Вы оттуда позвоните своему адвокату, а когда он приедет, я задам вам один вопрос и отвезу, куда вы пожелаете.

— Спасибо, — ответила Светлана, — меня уже сегодня подвозили.

— Прошу вас быть великодушной, если кто-то из сотрудников допустил по отношению к вам грубость.

— Ваши извинения принимаются.

Светлана поднялась из-за стола и подняла сумку. Она и интеллигентного вида мужчина вышли из камеры не обернувшись и направились к лестнице. Светлана попыталась представить, как оставшийся в камере опер, будет смотреть на закрывающуюся дверь, потом в течении минуты блуждать по стенам бессмысленным взглядом и что он сделает позже, но поймала себя на мысли, что не может этого представить.

В широком холле мужчина показал на кабину лифта:

— Здесь высокие потолки.

Через несколько минут он открыл дверь кабинета на шестом этаже и пригласил Светлану сесть.

— Вот телефон, звоните, — он подвинул красный аппарат с гербом СССР на номеронабирателе.

— Спасибо, — задумчиво ответила Светлана и набрала номер.

— Алло, Вячеслав Аркадьевич? — спросила Светлана, услышав голос на том конце провода.

— Да, это я.

— Это — Светлана Рубис.

— Рад слышать вас, Света. Как у вас дела?

— Никак. Я в Москве, но пока ничего не выяснила.

— Надо набраться терпения.

— Я — само терпение Вячеслав Аркадьевич, спасибо.

— Какие у вас планы?

— Пока никаких, я нахожусь в КГБ или ФСБ, или как там это теперь называется.

Интеллигент, безразлично собиравший пылинки со своего пиджака, понимающе улыбнулся.

— Что вы там делаете?

— Не знаю, меня привезли сюда и пытаются что-то выяснить.

— А почему к вашей персоне такое пристальное внимание?

— Наверное, потому что я соврала, будто Рита — моя родственница.

— А зачем вы соврали? Впрочем, я, кажется, понял зачем.

— Вот видите, вы поняли, но у здешних работников возникли сомнения, и, мне кажется, я знаю почему.

— Почему же?

— Потому что я еще и соврала про свой домашний адрес.

— А про адрес вы соврали из-за мужа?

— Да, я не хотела, что бы он знал, где я. Вячеслав Аркадьевич, скажите, что мне говорить в данной ситуации? Мне кажется, что мне никто не поверит, если я расскажу всю правду.

— Да, да, вы, наверное, правы.

— Так что же мне делать?

— Дайте подумать. Вот что, Света, вы сейчас откуда говорите?

— Из кабинета одного из работников.

— Дайте ему трубку.

— Вячеслав Аркадьевич, неужели вы думаете, это поможет?

— Не уверен, но попробовать стоит.

— Хорошо.

Светлана протянула трубку телефонного аппарата интеллигенту и сказала:

— Это вас.

— Меня? — удивился мужчина.

— Да.

Он сделал неопределенный жест и сказал в микрофон:

— Алло, да… Полковник Гришин… Да… Хорошо… Да… Нет… Хорошо… Да…

Полковник Гришин слушал, о чем рассказывал ему Вячеслав Аркадьевич, но Светлана не могла знать, что именно.

— Хорошо, — наконец сказал он, — спасибо за сотрудничество, Вячеслав Аркадьевич, — и спокойно положил трубку:

— Та-ак, — растянул интеллигент. — Вячеслав Аркадьевич посвятил меня в некоторые особенности вашего характера, но, как я полагаю, он не адвокат.

— Нет, конечно, — сказала Светлана. — А вы разве не поняли?

— Но, вы же собирались звонить адвокату.

— Вячеслав Аркадьевич — мой психиатр. А личного адвоката у меня нет.

— Вот как, однако личный психиатр имеется?

Светлане показалось, что и этот представитель героической профессии не блещет умом и сообразительностью и принимает ее за полную дуру.

«Ну и ладно», — подумала Светлана, а вслух сказала:

— Вы хотели мне задать пару вопросов?

— Да, но мне кажется, ответы на них я уже получил.

— Так я могу быть свободна?

— Как ветер, только расскажите, пожалуйста, о ваших планах на ближайшее время. Я это к тому, если вы захотите быть в курсе.

— У меня нет никаких планов, я, очевидно, поеду домой.

— Я смогу узнать ваш домашний адрес?

— Конечно, — Светлана неохотно вытащила из грудного кармана паспорт и протянула мужчине.

Он быстро переписал данные прописки, себе на перекидной календарь.

— Что же не смею больше вас задерживать.

Когда Светлана поднялась по эскалатору и вышла к вокзалу, уже стемнело. Она побродила между касс, вышла на перрон, вернулась в зал ожидания и плюхнулась на кресло. Голова у нее шла кругом, ноги гудели, голод, еще пару часов томивший ее, превратился в тошноту. Ей стало холодно и она поежилась.

— Холодно, дочка? — спросила женщина преклонных лет.

— Ничего, — лениво ответила Светлана, — устала.

Женщина, одетая, как дачница, в походные брюки и ветровку, придерживала одной рукой сумку на колесиках.

— Жаль, — сказала она, — а я думала, ты мне поможешь в метро спуститься.

— Я бы с удовольствием, но мне еще надо гостиницу искать.

— А, что же так? Иль тебя никто не встретил?

— Не встретил, — устало ответила Светлана.

— Так в гостинице, чай, дорого?

— Не знаю, я никогда не жила в гостинице. Наверное, рублей двести.

— За месяц?

— За сутки, — удивилась человеческой наивности Светлана.

— А, ба, так, сколько же это будет в месяц?

— Шесть тысяч, — сосчитала Светлана.

— Да у тебя есть ли такие деньжищи?

— Не собираюсь же я жить здесь целый месяц.

Женщина покачала головой, причитая:

— У меня пенсия четыреста рублей, а тут шесть тышь только за один месяц. Слышь, дочка, а ты поживи у меня, у меня, правда, не хоромы, но комната отдельная имеется.

«А почему нет?», — подумала Светлана.

— Я с тебя, дочка, возьму по-божески, мне их тыщь не надобно…

Она не успела договорить, Светлана подхватила сумку на колесах и пошла к выходу.

— Как вас зовут? — спросила она.

— Маргарита Павловна, — ответила женщина, вприпрыжку догонявшая свою поклажу.

— А меня — Света, — сказала девушка и про себя добавила: «Света. ру».