Гамаровский крутил Светлану на вращающемся стуле, менял освещение и фоны, подносил к ее голове разноцветные перья и предметы. Он бы с удовольствием поменял напряжение в сети, но не знал, как это делается. Окончательно измотав себя и Светлану, Гамаровский остался крайне недоволен и предложил сделать перерыв.

— Долго еще?

— Не знаю.

— С чем у вас проблема?

— С вашими глазами, Света. Они потухли.

— И что прикажете?

— Да ничего, я не могу вечно злоупотреблять вашим временем.

— Вы неудачник, Гамаровский?

— Почему вы так решили?

— Так, просто спросила.

Гамаровский задумался и стал ходить по студии, сделанной из большой комнаты.

— Надо же, я никогда об этом не задумывался.

— А я полагала, что все вы только и думаете об этом.

— С чего вы взяли?

— Судя по тому, что большинство художников, поэтов и тому подобных кончают жизнь самоубийством.

— А какая связь?

— Прямая. Раз решил с жизнью расстаться, значит запилил себя.

— Почему себя? Может, другие запилили?

— Вы, творческие люди, как дети, элементарного не видите.

— Расскажите, пожалуйста.

— А чего тут рассказывать? Живет такой творец, стихи пишет или рисует, услыхал слово поперек и сразу в петлю. Не понимают меня, я неудачник, ничтожество. Все вокруг него на цыпочках бегают. Васенька поешь, Петечка, что тебе надо? А попадет такой человек в вытрезвитель, да так, чтобы по нему прошлись дубинками и сапогами, тут уж он забывает о суициде, он сразу вкус жизни ощущает, планы мести строит и так далее.

— Света, какой циничный у вас взгляд на жизнь.

— А я сама циник.

— Удивительно.

— Что удивительно?

— Как у циника могли быть такие глаза?

— Я не знаю.

— Наверное, у нас с вами ничего не получится.

— Скорее всего.

— Вас проводить?

— Сама.

Светлана встала с вертящегося стула, перекинула через плечо куртку и пошла к выходу. Она с трудом разобралась со старинными замками и открыла большую входную дверь.

— Ой, — отскочил в сторону подросток, державший большой желтый конверт.

— А Эдуард Матвеевич у себя?

— Так он еще и Матвеевич?

Подросток не понял вопроса и вместо ответа протянул конверт. Светлана взяла его в руки и посмотрела на этикетку. Там был разноцветный лейбак «Кодак» и московский адрес проявочной мастерской. Когда девушка подняла глаза, то увидела, что подросток прыгает через две ступеньки вниз по лестнице.

— Стой, — позвала она.

Но подросток уже упрыгал на нижние этажи. Светлана сначала положила конверт на пороге, но, немного подумав, подняла его и вернулась в студию. Гамаровский стоял посреди комнаты и крутил в руках шнур от осветительного прибора. Его голова была поднята вверх к высокому потолку.

— Не стоит, — спокойно сказала Светлана.

— Что? — спросил человек, не ожидавший возвращения девушки.

— Вы когда-нибудь видели повешенного?

— Я?

— У него вываливается сантиметров на двадцать синий язык, зрелище, я вам скажу, не из приятных.

— А вы откуда знаете?

— Читала в книгах.

— Нет, Светлана, это не то, что вы подумали.

— А мне наплевать. Но с балкона тоже не вздумайте прыгать. Низко. Можете сразу не умереть и будете неделю страдать от боли.

— А что вы посоветуете?

— Знаете, Гамаровский, лучше живите пока. А если вам очень не хочется, идите в армию.

— Зачем?

— Там вас убьют бесплатно, а если повезет, вернетесь другим человеком.

— Я подумаю.

— Подумайте. Это вам, — девушка протянула большой конверт.

— Положите куда-нибудь.

— Можно взглянуть?

— Смотрите, — махнул рукой Гамаровский, выпуская из рук шнур.

Светлана вытащила из конверта толстую пачку фотографий и стала их бегло просматривать. В основном это были портреты девушек, одетых в бикини или подобие одежды из шелковых платков и полупрозрачных кусков ткани. Большинство их было неудачными. Не смотря на то, что девушки старательно улыбались, видны были различные помарки и осечки: то глаз прищурен, то поза нелепа, то еще что-нибудь. Но были и откровенно сильные снимки, запечатлевшие удачное движение волос, поворот головы, подчеркивающие грацию и женственность моделей.

— А у вас неплохо получается, — похвалила Светлана.

Гамаровский ничего не ответил и возобновил свое хождение. Фотографии моделей кончились, и последние три снимка были ни о чем. Гамаровский просто добил пленку, сфотографировав теплоход, на котором происходила съемка, двух мордоворотов, причал и береговую линию. Один из снимков показался знакомым, и Светлана спросила:

— Когда сделаны эти снимки?

— Вчера.

Светлана еще раз пролистала три последних фотографии и почувствовала, как кровь приливает к лицу. Она посмотрела на Гамаровского и увидела, что тот, сбивая треножники и путаясь в проводах, носится по комнате, пытаясь привести аппаратуру в рабочее положение.

* * *

Гамаровский находился в состоянии сильного возбуждения, его била дрожь, он часто курил и никак не мог найти себе место. Светлана, как могла, пыталась его успокоить, но человек по-прежнему был невменяем. В конце концов, оставив безуспешные попытки и чувствуя, что совеет, Светлана нашла в одной из комнат одинокий матрас на полу и улеглась спать. Проснулась она оттого, что кто-то наступил ей на руку. Девушка открыла глаза и увидела плохо освещенную комнату с голыми стенами. Ей снился сон про ее прошлую жизнь в Перми, работу, семью, в которой ничего не произошло, и она не сразу поняла, где находится. Страстный шепот и звуки поцелуев за ее спиной говорили, что она находится на матрасе не одна. Светлана повернулась и увидела романтическую парочку не старше четырнадцати лет. Их отношения стремительно приближались к близким.

— У вас в Москве никто, что ли на кровати не спит?

Парень и девушка вмиг затихли. Они ждали, как будто Светлана могла в следующую секунду захрапеть.

— Чего молчите?

Молодежь так и не решилась ответить, и тогда Светлана добавила:

— Я в вашей оргии не собираюсь участвовать.

Молодые люди тихо встали и вышли из комнаты, держась за руки. Уйдя, они, разумеется, забыли закрыть дверь. Из коридора доносились голоса и запах жареной картошки.

Светлана смотрела в узкую полоску, разделявшую комнату и коридор, и пыталась упорядочить свои мысли. Иногда в коридоре мелькали джинсы или юбка, а однажды, цокая высоким каблуком, по нему прогарцевала совершенно голая женщина.

«Дурдом какой-то», — подумала Светлана.

В этот момент в комнату влетел кудрявый парень лет на пять младше Светланы. На нем была рубашка, расстегнутая до пупка. Парень держал руку, словно посторонний предмет, и закатывал рукав рубашки. Он плюхнулся рядом со Светланой на матрас и процедил:

— Подержи.

Светлана взяла два конца резиновой трубки, которую парень обмотал вокруг руки выше локтя.

— Тяни сильнее.

Девушка потянула в разные стороны, все еще слабо понимая происходящее. В это время парень поднес к руке шприц и одним движением всадил иглу в складку между плечом и предплечьем. Девушка машинально отпустила трубку и отшатнулась в сторону.

— Рано! — завопил парень.

Но его и Светлану уже разделяли несколько метров. Парень выдернул иглу, и алая капля спрыгнула с руки на матрас. Светлане показалось, что ее выворачивают на изнанку, и она бросилась прочь из комнаты. Она тут же столкнулась с девушкой, идущей к выходу, и, не удосужив себя извинениями, побежала дальше. В комнате-студии в ее адрес отпустили пару эпитетов, когда она пробежала между камерой и моделью, занявшей положение на четвереньках. Светлана оказалась на балконе и стала жадно глотать сухой вечерний воздух.

— Душно, что ли? — спросил ее парень, похожий на хиппи, распивающий бутылку водки вместе с таким же длинноволосым недорослем.

Светлана мотнула головой в знак согласия.

— А ты выпей, — протянул парень одноразовый стаканчик.

Светлана схватила с поручня бутылку водки и отхлебнула из горлышка.

— Действительно, не так противно, — заметила она, возвращая бутылку на место.

— Наш человек, — заметил один из недорослей.

— Я сама по себе, понятно? — переводя указательный палец с одного на другого, сказала Светлана.

— Базару нет, — хором ответили молодые люди.

— А где Гамаровский? — спросила Светлана, прикуривая.

— Щас будет.

— Куда он убежал?

— А кто его знает?

— А это кто? — показала Светлана на людей в студии.

— А ты кто?

— Я? Светлана.

— Света. ру?

— Да, — удивилась Светлана.

— Эдик сказал, — пояснил один.

— А это студенты, — сказал второй, — я — Химик, это Макс.

— Почему Химик?

— Ты с деревни, что ли?

— С Урала.

— Лимита?

— Нет.

— А ты ниче так.

— А ты так себе.

— Ну вот и познакомились. Хочешь уколоться?

— Нет.

— А трахнуться?

— Ты со мной так больше не разговаривай, Химик, а то можешь таблицу Менделеева забыть.

— Это кто такой?

Светлана развела руки в стороны:

— Да ты и так дебил.

— Химик сделал шаг по направлению к Светлане, но второй парень взял его за рукав.

— Дай, Макс, я ее щас раком поставлю.

— Не трогай девчонку, это не для тебя.

— Да, ладно, — Химик налил из бутылки в одноразовый стаканчик и залпом выпил его содержимое.

— Поговори мне еще, — он погрозил пальцем Светлане и вышел с балкона.

— Первый раз здесь? — спросил Макс.

— Первый, — ответила Светлана. Ей совершенно не хотелось разговаривать и даже находиться рядом с похожим на девушку парнем, но делать было нечего. Она села на перила балкона и принялась ждать.

* * *

Гамаровский был похож на кота, наконец, получившего свой «Вискас». Он довольно улыбался и чувствовал себя на вершине блаженства, перелистывая снимки. Его окружали два студента с молодыми бородками и три девушки, бросавшие завистливые взгляды на Светлану.

Отобрав пять наиболее удачных снимков, Гамаровский приколол их кнопками к стене. На цветных постерах была изображена Светлана, разглядывающая фотографии. Лишь на одном снимке она смотрела в камеру. Гамаровский считал этот снимок лучшим, студенты придерживались другого мнения. Они пересыпали свою речь чудными терминами, явно получая удовольствие от обсуждения. Как показалось Светлане, Гамаровский больше не походил на неудачника, он стал выше. Если он и смотрел на Светлану, то только как на отработанный материал. Девушке с трудом удалось привлечь его внимание и отозвать в сторонку на пару минут. Когда она получила интересующую информацию, Гамаровский готов был просто послать ее к черту. Светлане казалось странным, что за несколько часов она смогла поменяться местами с человеком, недавно умолявшем ее об услуге.

— Эдуард Матвеевич, вы должны мне помочь.

— Я вам ничего не должен, Света. Я с вами расплатился, как вы этого пожелали.

— Но у вас же все получилось.

— Я знал, что получится, иначе не стал бы тратить на вас столько времени.

— Я вам больше не нужна?

— Нет, разве я непонятно изъясняюсь?

— Я не понимаю.

— Я тоже. Почему я должен вам помогать?

— Но ведь это логично. Я должна вас интересовать, раз мои глаза производят на вас такое впечатление.

— Глаза — это еще не все.

— А что еще нужно?

— Нужна фигура, рост, опыт, характер, в конце концов.

— Вы считаете меня некрасивой?

— Да причем тут то, что я считаю. Это никого не интересует. Моделью стать не так просто, да и по своим данным вы… Как бы это сказать. Ну, в общем, Света, вы слишком маленькая. Вам нужен рост не ниже метра восьмидесяти. С весом у вас больших проблем нет, но это только на первый взгляд. На вас любой реквизит будет висеть. Такая грудь как у вас не в моде, сейчас модна мальчиковая фигура, волосы у вас, как я понимаю, крашеные. К тому же, мне кажется, вы не сможете работать по десять часов, начнете капризничать, свои амбиции проявлять. Знаете, художники этого не любят. Если по большому счету, я не хотел этого говорить, но вы меня вынудили.

Гамаровский задумался, подбирая слова.

— Вы думаете, девочек везут, чтобы их по пути фотографировать?

— А зачем же еще?

— Для клиентов.

— В смысле?

— Это тур, понимаете, Света? Люди едут отдыхать, десять дней им надо чем-то заниматься, а тем, кто без жены и без любовницы нужна группа поддержки. Вы сможете за деньги заниматься любовью, если вам предложат?

— Запросто.

— Насколько я вас узнал — не сможете и слетите с корабля в какой-нибудь деревне.

— Эдуард Матвеевич, помогите мне попасть на борт, а там я о себе позабочусь.

— Нет, если хотите, купите себе тур.

— Сколько он стоит?

— Долларов восемьсот — девятьсот, я не знаю. Спросите лучше у Максика.

— У Максика? Это тот, который на балконе водку пьет?

— Да.

— А он откуда знает?

— Он знает. Это его отца тур, спросите у него. Все, Света, я занят сейчас, давайте закончим.

— Вы неудачник, Гамаровский, — сказала Светлана и пошла на балкон.

Она оперлась локтями на парапет и стала смотреть в надвигающиеся городские сумерки.

— Выпьешь еще? — спросил Макс.

— Я бы поела чего-нибудь.

— Там на кухне картошку жарят.

— Я не хочу с наркоманами из одной тарелки есть.

— Что совсем не колешься? — усмехнулся Макс.

— Почти.

— Не пойму я, — сказал парень, — а что ты тогда здесь вообще делаешь?

— Снималась.

— У Эдика?

— Да.

— Не похожа ты на его девиц. Они все под два метра и Де два эс.

— Что такое Де два эс?

— Это — доска два соска.

— А тебе моя фигура нравится?

— Нравится, только ты, как бы не с этой тусовки.

— Максим, угости меня гамбургером.

— Я?

— Ты.

— Ты откуда узнала, что я Максим?

— Догадалась.

— Ты умная, наверно?

— Это отказ?

— Да не, пойдем, — молодой человек поднялся с кучи хлама, на котором сидел.

Светлана последовала за ним. Она проходила среди людей: женщин, мужчин, парней, девушек, разодетых в пестрые пятна и не обращавших на нее никакого внимания. Происходящее было для Светланы затянувшимся сном, и, казалось, она может вот-вот проснуться. Уже перед входной дверью дорогу им преградил кудрявый парень в расстегнутой рубашке. Он держался за длинную ручку топора, лезвие которого было вбито в старый паркетный пол. Его стеклянные глаза смотрели вперед, но или вообще ничего не видели, или видели весьма ограниченно. Макс повернул в кухню и поманил Светлану за собой. Обколотый парень никак не отреагировал на спутников, и через пять секунд Светлана оказалась за дверью кухни. Здесь стоял смрад из смешанного запаха табака, тряпки и подгоревшей картошки. На двух табуретах, стоявших возле маленького обеденного стола сидели Химик и рыжий подросток лет тринадцати. Они смотрели друг на друга и заливались веселым смехом, время от времени показывая пальцем в потолок. Светлана сделала жест рукой, отгоняя от лица зловоние. Химик повернул голову в сторону девушки и, показав на нее указательным пальцем, закатился еще сильнее. Его собеседник тут же захохотал.

— Химик, а спорим здесь топор можно повесить? — сказал Макс.

Химик ответил очередным взрывом хохота.

— Давай поспорим, — протянул вперед ладонь Макс.

— Проэкспериментируй, Химик, — с трудом выговорил Макс, — топор там, в коридоре, — и указал большим пальцем себе за спину.

Химик, не переставая смеяться, подтянул штаны и вышел в коридор. Тут же оттуда донесся очередной взрыв хохота. Через минуту Химик вернулся, неся топор с длинной ручкой в руке. Он демонстративно поднял его до уровня груди и отпустил. Топор грохнулся на пол. Парень на табуретке и Химик пришли в неописуемый восторг, буквально повалившись на пол. Светлане показалось, что она заметила красные пятна на ручке, но Макс уже тянул ее в коридор, где, раскинув руки в разные стороны и глядя в потолок раскроенным надвое лицом, лежал кудрявый парень.

* * *

Светлану мутило все больше и больше. Она понимала, что теряет заработанные очки, но ничего не могла с собой поделать. Как только она заставляла себя думать о чем-то приятном, перед ней вставал коридор с облезлыми стенами, лежащим на спине наркоманом, как все начиналось сначала. Максу это надоело, и он уже стал терять терпение.

— Впечатлительная ты шибко, — констатировал он.

— Сама удивляюсь.

— Рано ты сюда приехала, тебе бы в ЖЭКе работать.

— Ты почти угадал.

— Насчет чего?

— Насчет работы.

— Ты работаешь? — удивился Макс.

— Бухгалтером.

— Ой, умора.

— А ты не работаешь?

— Не. Нормальные люди летом не работают.

— И что же они делают летом?

— Отдыхают.

— Так сейчас, мягко говоря, осень.

— Ты есть-то сможешь? — показал Макс на большие квадратные окна закусочной.

— Это что, Макдональдс?

— А хрен его знает.

Молодые люди вошли в помещение, в котором было почти пусто. Из десятка пластиковых столиков было занято всего два: за одним сидел толстый мужчина в униформе работника автосервиса или строителя, а за другим — пожилая парочка.

— Что будешь есть? — спросил Макс.

— Все равно.

— А пить?

Светлана чуть было не сказала — «Кока-колу», но вовремя исправилась:

— Джин с тоником.

Девушка осталась за столом одна и стала делать дыхательные упражнения, прочитанные в «Здоровье». Она никогда не думала, что будет заниматься подобной «ерундой», но теперь могла схватиться за любую соломинку, лишь бы прийти в себя. Макс вернулся, неся одноразовые тарелочки с жареной картошкой, хот-догами и большие пластиковые стаканы с пивом.

— Нет джина.

Увидев картошку, Светлана подскочила со стула и побежала на улицу. Она умоляла свой организм дать ей шанс добежать до выхода и, выбежав из дверей, тут же перегнулась через перила. Она стояла так несколько минут, потом выпрямилась и растерла рукавом слезы. Ей ужасно хотелось уехать от продолжающегося кошмара куда угодно, хоть домой, лишь бы все это скорее кончилось. Светлана сделала глубокий вдох и посмотрела через большие окна внутрь кафе. Там сидел Макс, жующий картошку и время от времени потягивающий пиво из большого полиэтиленового стакана.

«Я в полном дерьме», — подумала Светлана и направилась прочь от дверей.

В это время к входу подъехало настоящее желтое такси, и из него высыпали четверо абсолютно голых женских тел. Их сопровождал высокий темный парень, одетый в черные джинсы, светлую футболку и темно-коричневую безрукавку.

— Девочки, пошли! — возбужденно командовал он.

Девицы, в туфлях на каблуках, озорно хихикая и толкая друг друга, вошли в кафе и заняли ближайший столик. Парень направился к стойке, за которой находился бармен с ехидной улыбочкой на лице. Светлана хотела посмотреть на реакцию посетителей, но видела только пожилую парочку, вмиг стушевавшуюся. Дверь машины в очередной раз открылась, и вместе с танцевальной мелодией на мостовую выпрыгнул маленький человечек, держащий на плече магнитофон.

«Да как они там все поместились?» — подумала Светлана.

Увидев ее, коротышка, стараясь перекричать магнитофон, заорал:

— Девушка, поехали с нами, у нас весело!

— Спасибо, — сказала Светлана, — в багажнике я уже ездила, — и, толкнув двери, вернулась к своему столику.

Макс не был даже удивлен. Светлане показалось, что он с досадой рассматривает нудистскую выходку в центре Москвы и жалеет о том, что сам не принимает в этом участие.

— Забавные ребята, — сказала Светлана.

— А-а, — почти без интереса выдохнул парень, — мы и не такое замутим.

— Ты про тур?

— Какой тур?

— На пароходе.

— На пароходе? Да, не. Там будет до безобразия все стерильно, да и я тут не причем.

— А ты бываешь при чем?

— Конечно. Я продюсер.

— Настоящий?

— Абсолютно.

— Только я не ставлю фильмов и клипы не снимаю.

— А что же ты делаешь?

— Мое призвание — играть в жизни.

— Ну и как?

— Богом быть тяжело.

— А ты себя с богом сравниваешь?

— А с кем мне себя сравнивать?

— Не знаю, расскажи?

— Не знаю, поймешь ли? — Макс высокомерно покосился на Светлану.

— Постараюсь.

— Вот ты — чего хочешь?

— Я? — удивилась Светлана.

— Не я же.

Она пожала плечами:

— Любви хочу.

— Большой и чистой?

— Например.

— Все этого хотят, это слишком обще. А если бы ты хотела станцевать на стойке бара, я бы это тебе устроил.

— Так зачем дело встало?

— Ты этого не хочешь. Зачем превращать святое в фарс?

— А что для тебя святое? — Светлана попробовала отпить глоток из одноразового стакана.

— Тоже, что и для тебя. Ты думаешь, мы с тобой такие разные?

— Не думаю, — она поставила стакан на стол.

— Думаешь, думаешь. Я знаю. Ты думаешь, вот он волосатенький хиппи, хочет привлечь к себе внимание девочек, но не может этого сделать достойно, и поэтому отрастил космы и надел на себя хлам. А ведь я обеспеченный человек.

— Да?

— Ты не знала?

— Нет.

— Гонишь?

— Правда, — Светлана вновь подняла стакан, пряча за ним лицо.

В кафе зашел маленький человек, занесший звуки музыки. Голая процессия заерзала посиневшими задами по пластиковым стульям и собралась уходить.

— Девочки, пошли. Девочки, пошли, — повторял понравившуюся фразу парень в безрукавке.

Через минуту снова стало тихо. Бармен и человек в униформе даже вышли посмотреть вслед отъезжавшей экстравагантной группе.

— Это не важно, — сказал Макс, — если бы я хотел пользоваться успехом у баб, я бы надел костюмчик от «Труссарди», часики «Ролинкс», туфли из крокодиловой кожи, да ко мне бы очередь выстроилась.

— Но тебе это не интересно?

— Нет. Я люблю играть, смотреть, как люди играют, и, разумеется, чувствовать.

— Что чувствовать?

— Силу. Мы все ее хотим. Все хотим одного и того же, только добиваемся этого разными путями.

— Подожди, подожди. Какую силу?

— Ну, не физическую, конечно. Силу вообще. В чем сила жизни? В том, чтобы тебя любили. Ты ведь любви хочешь?

— А ты, я так понимаю, не хочешь?

— Я уже выше этого.

— Не понимаю.

— Ну ты, детский сад, слушай сначала. Зачем человеку нужны часы?

— Чтобы время знать.

— Дура ты, ваше благородие. Чтобы на них смотреть, и чтобы другие видели, какие они у тебя дорогие. А как увидят, будут завидовать.

— Не все так поступают.

— Я тебе тоже самое говорил.

— Зачем людям деньги? За этим же. Зачем нужна спортивная машина, если на ней разогнаться негде? Для того. Все хотят, чтобы их любили, только кто-то для этого становится серийным маньяком, а кто-то нищим похлебку варит.

— Подожди, тогда выходит, что между плохим и хорошим человеком разницы нет?

— А кто тебе говорил, что есть? Маяковский что ли? Крошка сын к отцу пришел, и спросила кроха: «Дяде с тетей хорошо?» «Да, сынок, неплохо». Нет хорошего и плохого. Есть люди, которых ты таковыми считаешь, и есть люди, которые считают тебя таковой. Человек, которого ты считаешь плохим, не так уж плох со своей колокольни, а его враги кажутся тебе хорошими. Вы даже в оценках не расходитесь, только ставите разные знаки. А раз все вы считаете друг друга дерьмом, значит все вы ошибаетесь или правы. Значит, нет никакой разницы между тобой и кем-то еще.

— Ты про Зигмунда Фрейда не слышал?

— Это разные вещи, а если ты верхов нахваталась, не мни из себя.

— Послушай, Максим, но раз ты все по полочкам разложил, тебе, наверняка, скучно.

— Богу тоже было скучно, и он придумал этот дурдом.

— И что он получил?

— Цирк бесплатный. Дарвина в школе учила?

— Учила.

— Выживет тот, кто приспособится. Согласна?

— Согласна.

— Вот мы и приспособились. Кто в церкви, кто в банке, кто в банде, кто из ворованных досок дачу строит, а кто не приспособился, тот не выживет.

— А ты где?

— Я нигде, я же тебе уже сказал, что я выше. Мне интересно, что чувствует бандит — я становлюсь бандитом, интересно, что чувствует хиппи — я им становлюсь. Я во многих шкурах побывал, там одно и тоже.

— Так в кого же ты теперь играешь?

— В бога, разве не понятно?

— Нет.

— Ну, вообще. Я беру человека, смотрю, чего он хочет. И даю ему это. После чего этот человек меня ставит на один уровень с Всевышним.

— Пример можешь привести?

— Пример? Эдика возьми, работал человек на улице, о своей студии только мечтал.

— Ты хочешь сказать, что это твоя квартира?

— Теперь его.

— И это все бесплатно?

— Ну ты даешь? Я благотворительностью не занимаюсь.

— Тогда то, что ты делаешь…

— Называй, как хочешь. Мне это нравится и другим тоже, а что об этом думают другие, мне наплевать.

— А тур — это тоже подарок кому-то?

— Я к этому не имею отношения, это бизнес отца.

— Я видела фотографию, очень красивый корабль.

— Это не корабль, это яхта.

— Яхта? В моем представлении яхта — это парусник.

— Темнота.

— Я слышала, что завтра она отплывает.

— Не отплывает, а отходит.

— Знаешь, Макс, я никогда не видела яхту, может, покажешь мне ее.

Макс лениво чесал бородку, желая отказать, но, скосив глаз на Светлану, все же согласился.

— Поехали, все равно к Эдику теперь нельзя.

* * *

Был уже третий час ночи, когда Светлана и Макс вышли на берег искусственной бухточки Москва-реки. Темное пятно яхты расплывалось очертаниями на фоне черного стекла воды. Стояло безветрие, и воду почти не рябило. Макс пошел по направлению к известному Светлане пакгаузу, двери которого были уже закрыты.

— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, — сказала Светлана.

Водка, пиво и добавленное по дороге шампанское, казалось, не оказывали на Макса никакого воздействия, и он походил на совершенно трезвого человека. Поняв, что в пакгаузе никого нет, Макс пошел в противоположную сторону, туда, где начиналась стоянка моторных лодок и яхт.

— Кто это? — услышала Светлана голос со знакомым уже акцентом.

— Макс, — ответил парень.

Человек, стоявший возле небольшой будочки, не удивился и, бросив быстрый взгляд на Светлану, заговорил на своем тарабарском языке.

— Хватит мне втирать, чурка, лодку давай.

Человек сначала попытался возразить, но вскоре сломался под градом оскорблений и угроз, отпускаемых Максом. Он ушел и вернулся с точной своей копией, возможно братом-близнецом. Второй — молча завел двухмоторный катер, даже не приглашая молодых людей. Светлана переступила темное пространство между причалом и бортом катера. Она почувствовала, как качается под ногами пластиковый пол. Макс куда-то ушел и вернулся, неся в руках картонную коробку, из которой доносилось позвякивание бутылок. Отпустив пару слов о жадности сторожа или охранника, он с большим трудом перебрался на катер, тут же понесший спутников к центру залива.

— Как тебе? — спросил парень, заметно качаясь.

— Бесподобно, — ответила Светлана.

Когда до яхты оставалось не более сотни метров, с нее ударила белая полоса прожектора и осветила катер.

— А ну выключи, чурбан, — закричал Макс, размахивая рукой.

Луч тут же погас, а на судне зажглось с десяток фонарей, слабо осветивших борт.

— Вот так-то лучше, — довольно сказал парень и обнял Светлану за плечи.

Катер тихо ударился о борт, и близнец потянул к себе свисавший трап. Он так и не проронил ни слова, лишь помог Светлане подняться.

— Быстро вниз, — сказал Макс появившемуся человеку, — поднимешь коробку — и на берег.

Человек на борту даже не подумал возразить. Он выполнил распоряжение Макса, оставив трехпалубную яхту в полном распоряжении молодых людей.

— Хочешь покататься? — самодовольно улыбался Макс.

— Ты можешь управлять этим?

— Как два пальца.

— Может, покажешь мне?

— Что?

— Что здесь есть интересного.

— Пошли на мостик.

— Пойдем.

Молодые люди поднялись по крутой лестнице на самый верх судна. Мостик капитана оказался маленьким помещением, снабженным различными навигационными приборами и чудными ручками. С него открывался замечательный вид на реку, берега которой были усыпаны бриллиантами огней.

— Нравится? — спросил Макс.

— Очень.

— Ты этого хотела?

— Почти.

— А знаешь, чего я хочу?

— Чего?

— Хочу заняться любовью на капитанском мостике.

— Здесь?

— Да.

— Знаешь, Максим, достаточно неприятно сидеть на этом пульте, когда тебе в задницу впиваются всякие кнопочки, к тому же, он довольно холодный.

— А мы задним числом, — сказал парень, поворачивая девушку к себе спиной.

— Мне так не нравится.

— А мы в устной форме.

Светлана почувствовала у себя на шее прикосновение губ и щекотание бородки. Она думала, решая задачу с двумя переменными, и решение ее никак не устраивало. Наконец, когда парень схватил ее за грудь, она сказала:

— Здесь, наверняка, есть классные каюты. Зачем нам этот подъездный секс?

— Ты умная, — с обидой сказал Макс и, прихватив коробку, застучал по ступенькам.

Светлане ничего не оставалось, как догонять его. Ее поражало, как пьяный парень, не спотыкается на ступеньках, да еще несет коробку с несколькими бутылками. Она с трудом догоняла его, петляя полутемными коридорами.

— Здесь, — Макс поставил коробку на пол перед дверью каюты и исчез в темноте. Через минуту он вернулся, держа в руках маленький ключик:

— Прошу вас.

Светлана переступила порог и оказалась в относительно просторной каюте, отделанной панелями под дерево, с хромированными иллюминаторами и большой двуспальной кроватью.

— Горячей воды нет, так что не рассчитывай, что будешь два часа плескаться.

Он прижал девушку к стене каюты и поцеловал. Слабый огонек аварийного освещения погас в глазах Светланы. Ей казалось, что обезьяна прильнула к ее губам волосатым ртом, и она находится в объятиях гориллы жалкая, униженная, беззащитная. Но в следующую секунду все кончилось, Макс повернулся к ней спиной и пошел к кровати, на ходу снимая с себя одежду.

Он сел на покрывало и поманил девушку к себе:

— Иди сюда.

Светлана достала бутылку шампанского из коробки и попыталась открыть.

— Я хочу выпить.

— Иди, я помогу.

Она пересекла каюту и села рядом. Макс ловко разделался с пробкой и протянул девушке открытую бутылку. Она отпила глоток, подавившись выбежавшей пеной.

— А пить-то ты не умеешь.

— Не умею.

— Знаешь, что, Света, хочу тебе признаться.

— В чем?

— Хочу тебе рассказать, чего я больше всего не люблю.

— Чего же?

— Когда меня за дурака держат, когда пытаются мне на шею сесть, когда используют.

— Ты думаешь, я тебя использую?

— Нет, ты же знала, что за все надо платить.

— Разумеется.

— Тогда иди сюда.

— Сейчас, я разденусь.

Светлана стянула джинсовую куртку и положила ее на пол.

— Дальше я сам.

Она послушно села рядом и потянулась к бутылке шампанского.

— Дай мне.

Макс налил себе в открытый рот вина, подождал, пока не стихнет шипение пузырьков, затем он сомкнул губы и повернулся к Светлане, намекая на то, что хочет напоить ее. Девушка наклонила голову, приоткрыла рот, зажмурила глаза. Когда сквозь сомкнутые веки Светлана увидела приближающееся лицо Максима, она резко выпрямилась, и, взмахнув рукой, ударила бутылкой по голове парня.

Светлана где-то читала, что для того, чтобы не убить человека, не надо бить пустой бутылкой.