Гигантский металлический краб медленно полз по изменчивым просторам Нового Мира. Восемь членистых ног двигались в едином ритме, четыре телескопических глаза таращились в белый свет. Он двигался по выжженной плазменными эмиттерами дороге, которая уже начала зарастать травой-хамелеоном, встречавшей незваного гостя ядовито-красным цветом ненависти и боли. Подвижные стебли жадно набрасывались на металл, и их выдирало с корнем.

Так, шаг за шагом, я возвращался на Базу.

Кругом клубился фосфоресцирующий туман.

Видимость была неважная, но сигнал маяка шел четко.

Внезапно прямо передо мной земля выплюнула белый неуклюжий росток в полметра толщиной, который тут же разросся в такое же мертвенно-белое дерево. На нем вырастали безволосые человеческие головы, заходящиеся нечеловеческим воем огромных ртов, плюющихся слизью. Когтистые руки росли и ветвились, обшаривая пространство вокруг. Вытянулись и задергались толстые обрубки ног с венчиками извивающихся щупалец на культях.

Омерзительно-завораживающее зрелище, словно ожившие (очень некстати) картины Сальвадора Дали…

В наушниках раздался искаженный помехами девичий голос:

— Краб, я База, как слышите меня? Прием!

— База, я Краб. Слышу нормально. Возвращаюсь.

— Краб, я База. Что-нибудь нашли?

Остатки надежды в голосе. Жаль разочаровывать…

— Ничего хорошего.

— А почему остановился?

— Здесь дерево ужасов выросло, прямо на дороге.

— Нужна помощь?

Господи, ну какая там помощь! Сам справлюсь. Интересно, она действительно беспокоится лично за меня или это чувство долга? И если я ее беспокою, то в каком качестве? Проклятые мысли!

Я даю залп по адскому дереву, и обращаю его мерзкую плоть в жирный черный пепел. Просто и быстро.

— Все в порядке. Иду по пеленгу.

— Вас понял. Продолжайте движение.

Как трогательно у нее получаются эти казенные фразы!

Пытаясь отвлечься, размышляю об увиденном.

Похоже, протоплазма пытается имитировать человеческое тело. Только получается у нее плохо. Зачем ей это вообще надо — хочет войти в доверие или издевается? Я усмехаюсь про себя: во мне еще жив ученый, который хочет изучать неведомое, а не палить в него из плазменных пушек. Но как быть, если объект изучения съел твой родной мир?

Вот и База. Так мы зовем теперь это место.

Голубоватое мерцание энергетического купола, а под ним родное здание Института, недовытоптанный газон, асфальтовые дорожки да чахлые деревца (настоящие!).

Все, что у нас есть. Все, что осталось с прежних времен.

Мой краб-вездеход проходит очищение сверкающим холодным огнем. Купол впускает его, и вот я дома. Не снимая мой легкий скафандр (мне почему-то кажется, что в нем я лучше смотрюсь), я топаю на пост наблюдения.

И вижу Ванду. Как она хороша в этой форме цвета хаки, пусть даже и не по размеру! А ее светло-русые волосы, короткая стрижка «под мальчика»… О, моя хрупкая амазонка!

— Ну что? — Ванда смотрит на меня своими огромными глазами цвета морской волны. Как мне угадать, что таится в их глубине?

— Ничего хорошего, — повторяю я. — Везде такой же бардак.

— Ясно, — вздыхает она. Мне так ее жалко!

Господи, как я хочу ее! Просто взять за руку, поцеловать в щечку, усадить на коленки, обнять, прижать к себе, почувствовать ее тепло, ее запах, слышать биение ее сердечка. Ванда, Вандочка моя, девочка… Хорошая моя… Сколько во мне скопилось нежности к тебе! Я чувствую, как увлажняются мои глаза. Не хватало еще разреветься — она решит, что я совсем спятил.

— Ладно, пока, — бурчу я угрюмо и отворачиваюсь к двери. Кстати, где остальные?

— Игорь в библиотеке, а Марина обед готовит.

— Угу, — киваю я и закрываю за собой дверь.

Шаги моих сапогов одиноко раздаются в опустевших коридорах Института. Одиночество — страшная штука…