Смеркалось. С обоих сторон дорогу обступал темный лес.

Сестра Эмма почему-то не спешила зажигать фары, хотя я не слишком бы удивился, узнав, что она может видеть и в темноте. У служительниц Богини много удивительных способностей.

— Мы остановимся на ночь? — уточнил я на всякий случай.

— Конечно. И довольно скоро. А ты что думал?

— Я думал — почему вы фары не зажигаете?

— Чтоб враги нас не заметили.

— А здесь они есть?

— Нет, — сказала жрица, прислушавшись к каким-то внутренним ощущениям. — Конкретно здесь нет. И очень хорошо, потому что мы почти приехали.

Она вдруг резко завернула машину вправо, на заросшую лесную дорогу. Нас пару раз подбросило на кочках, прежде чем мы выехали на ровное место и остановились. Сестра Эмма достала свой жезл с самоцветами и махнула им в открытое окно.

Темнота вокруг нас озарилась зелеными огоньками.

Раздалось негромкое гудение, и машина погрузилась прямо в преисподнюю. Так, во всяком случае, мне сначала показалось.

Потом зажегся свет, и стало ясно, что мы просто в подземном гараже, хотя и довольно просторном.

— Выходим, — сказала сестра Эмма, открывая дверцу и вылезая из машины. Я последовал ее примеру.

В стене гаража открылась незаметная дверь — она привела нас в круглую комнату, где при нашем появлении сразу зажегся неяркий свет и заиграла приятная музыка. Пол здесь был устлан мягкими коврами, на которых валялись расшитые узорами подушки и одеяла. Посреди залы был устроен небольшой бассейн с голубой прозрачной водой. Оставив обувь у порога, мы прошли внутрь.

— Наконец-то, — сказала сестра Эмма, расстегивая молнию и освобождаясь от своего трико, словно змея от старой кожи.

У меня перехватило дыхание — под трико у нее ничего не было, если не считать золотых колец на шее, запястьях рук и лодыжках.

Кожа у нее оказалась ровного, немного смуглого оттенка.

А фигура — само совершенство! Впадая в ересь, я подумал, что сама Прекрасная Ани-Рам не может быть прекрасней.

Вместе с тем, своим, даже затуманенным страстью, сознанием я понимал, что с высоты своего сана она просто не считает нужным стесняться меня, как я не стал бы стесняться, допустим, домашней кошки или собаки. Растерянно я стоял и смотрел на нее.

Жрица тем временем с очевидным удовольствием спустилась в воду, которая вдруг забурлила, подобно кипятку. Тут только она обратила свое внимание на меня:

— Что ты стоишь? Раздевайся и иди сюда. Места хватит.

Я стал нервно снимать с себя одежду. Пальцы не слушались.

Наконец, потупив глаза, я плюхнулся в воду со своей стороны бассейна. Вода оказалась прохладной, и мое возбуждение немного спало. Пузырьки приятно щекотали обнаженное тело. Веяло ароматом целебных трав и цветов.

— Хорошо ведь? — спросила сестра Эмма.

— Да, — подтвердил я.

— Ладушки, — она откинула голову назад и закрыла глаза.

Мы помолчали, предаваясь наслаждению этой изысканной ванны.

— Кстати, — вдруг сказала жрица. — Не пора ли вернуться к нашему разговору?

— Какому? — прошептал я. Мне ни о чем не хотелось говорить.

— О Богине, разумеется. Я же обещала продолжить его в более приятных обстоятельствах. Вот они и наступили.

— Угу, — безвольно согласился я.

— Тогда слушай.

Прекрасная Ани-Рам — Первая Сила нашего Мира.

Но не делает Она всего, что может сделать. Ибо так дает Она людям проявить себя, послужить Ей и обрести заслуги. Это великий дар Ее людям — дар смысла жизни. Только в служении Богине можно найти основу бытия человеку — вечную и непреложную.

Дать людям больше, чем они заслуживают, — значит развратить их. Исполняя желания и исправляя ошибки, Ани-Рам превратилась бы в рабыню, которую нельзя уважать и которой нельзя поклоняться. А человечество стало бы ленивым и капризным ребенком, не знающим цену труда и страдания. Напротив, чем реже вмешивается Богиня в людские дела, тем значительней кажутся людям эти вмешательства, и прирастает их вера.

Есть в Мире зло, но нет монополии на него. Ибо зло обитает в каждом из нас. И истребить его можно лишь вместе со всем родом людским. Поэтому существуют нелюди и змееклоны, как символы зла. И каждый знает, во что может превратиться и кем стать. Если же он не отступит, то не придумает ничего нового и пойдет дорогой, на которой его уже ждут. И вечной будет эта борьба с врагами, ибо она — символ борьбы, что идет неслышно в душе человека, без звука труб и лязга мечей…

Ты не замерз?

— Немного, — признался я.

— Тогда вылезаем.

Мы вылезли из бассейна и вытерлись мягкими полотенцами.

Я потянулся было к своей одежде, но жрица остановила меня:

— Погоди. Мы еще не сделали самого главного.

Она достала пять золотых колец, подобных тем, что были на ней. Первое она одела на меня через голову — ее грудь оказалась на уровне моих глаз, и я заметил на ней несколько очаровательных родинок — после чего оно таинственным образом сжалось, плотно охватив шею, два других одела на руки, и два на ноги — для этого ей пришлось встать передо мной на колени.

Закончив эту странную процедуру, жрица отошла на несколько шагов, сделала серьезное лицо и произнесла торжественно:

— Избранник, прими Обручение! Именем, Знаком и Силой!

В то же мгновение все кольца на ней вспыхнули ярким светом, а мои резко впились в тело — все пять одновременно. Впрочем, это ощущение быстро прошло, после чего я уже совсем не чувствовал их на себе.

— Поздравляю, — улыбнулась сестра Эмма. — Теперь ты один из НАС. В Обители тебя научат управлять этими талисманами, а пока они будут защищать тебя от всех напастей. Понял?

— Ага.

— Ладушки. А теперь — спать.