Мигунову позвонил какой-то хмырь, назвавшийся новым пресс-атташе канала "Норма Ти-Ви". Хмырь назвал причину своего звонка: в следующую среду исполнялось восемь лет, как "Норма" была в эфире. В этой связи к Мигунову как к одному из первых творческих работников канала этот атташе имел несколько обычных для такого случая вопросов: как, когда, с кем начинали, кто придумал это, а кто стоял за тем, и так далее.

Мигунову от этих расспросов стало стыдно и противно.

Стыдно стало оттого, что хмырь этот, атташе хренов, наверняка там глумился и потешался, вот-де, с выгнанным, с выпертым под зад коленом бывшим главредом разговаривает, а обидно и противно стало на душе потому, что приглашения на традиционную вечеринку по случаю годовщины "Нормы" он не получил… Вот так!

Забыли уже. И уже из списков вип-персон вычеркнули.

Мигунов вспомнил прошлогоднюю вечеринку.

Они устраивали ее в "Метелице" на Новом Арбате.

Совет учредителей не пожалел тогда денег.

Были все свои, останкинские, и все "нужники" и из Думы, и из Белого дома, и со Старой площади… И даже с улицы Намёткина была пара господ, которые сказали-таки свой традиционный тост – "пьем за вас, за нас и за газ"…

Мигунов вспомнил, как завис и запал тогда на ту модную ви-джейшу с музыкального канала. Он явно тогда перебрал – пять или шесть рюмок водки в баре, а потом, когда они спустились с ней в казино, он еще (уже не для куражу, а для показухи) вылакал три или все пять рюмок текилы…

В общем, ви-джейка эта с модным, на американский манер именем, которое он теперь позабыл, выпотрошила его до дна. Не только вся наличность кончилась, но и две карточки виза и мастер Промгромбанка тоже обнулились, так лихо девчонка та с голым пузиком и с брюликом в пупке проигрывала фишки на французской рулетке…

Хорошо еще, что по мудрому совету друзей он никогда не держал на дисконтных карточках больше, чем по три тысячи евро, а кредитки, все эти голден и платинум карт-манетик*, брал с собою только за границу. Иначе секс в ту ночку с этой ви-джеечкой обошелся бы Мигунову в еще более сокрушительную сумму. * карт-манетик – фр. "магнитная карта" Смешно…

Но он и секса-то самого почти не запомнил.

Вроде приехали к нему на Звездный, включили музыку, плазму, раскрыли бар с "Хеннеси" и "Джеймсоном", напустили разноцветных шариков в джакузи… А потом он просто вырубился.

Проснулся утром, а ви-джейка уже одетая на кухне по телефону каким-то парням наяривает, приезжайте-де за мной, поедем в трансваль-парк – отмокать после вчерашнего!

Вот так вот та вечеринка прошла.

Интересно, придет эта ви-джейка на послезавтрашнюю? На которую его, Мигунова, забыли пригласить… И если придет, то с кем уедет пить марочный коньяк в джакузи? С Борщанским? Или с этим с новым врио, который теперь вместо Мигунова, который теперь, по слухам, вовсю внедряет это своё риэлити-шоу!

Он вдруг подумал: хорошо, что Верочка ничего не знает про приключения своего папаши!

Вообще, о том, насколько он хороший или плохой отец, Мигунов задумывался в основном только когда умирал. Либо с похмелья, либо от температуры, когда болел гриппом. Либо от стыда за какую-нибудь из своих пакостей.

Хороший он отец?

Ну да, подарки дарил, заграницу возил…

А вот на родительском собрании в школе у нее ни разу не был, все жена бывшая ходила, ей как-то сподручнее было.

Правда, каждый год, переходя в новый класс, Верочка справлялась у него по телефону: "Папа, скажи точно, как называется место твоей работы и твоя должность, это требуют учителя для того, чтобы записать в классный журнал…" Он с гордостью называл Останкино, "Норму Ти-Ви", и должность свою – главного редактора… И в этом тоже было отцовство.

Отцовство ведь проявляется не обязательно прямым и непосредственным присутствием.

"Как хорошо, что Верочка у меня уже такая взрослая и хорошая, и уже вряд ли покатится по наклонной со всеми этими героинами, крэками, кокаиновыми групповухами на дачах! – думал Мигунов. – Все-таки уже на втором курсе медицинского института".

Как он и мечтал, что вырастет доктором и будет ему – старенькому папашке на даче уколы колоть, когда ему старенькому плохо будет…

Мигунов припомнил, как еще лет двенадцать или пятнадцать тому назад, когда он ушел от них, частенько, когда на улице случался мороз, он вдруг представлял себе свою маленькую дочурку замерзающей на улице нищенкой…

И ему становилось страшно.

Он вздрагивал, отряхивался как собака, вылезшая из воды, стряхивал с себя это видение, картинка исчезала, но боль в душе оставалась.

Это, наверное, были те моменты, когда маленькая дочурка тосковала без папочки.

Тосковала и спрашивала маму: "А где папа?" …