***

– Надо добраться до этих денег, – подытожил Гриша свой спич, – надо получить государственные инвестиции.

– Ты обещал хороший проект, – сказал Зураб Ахметович, – я на тебя понадеялся.

– Проект хороший, – возразил Гриша, – нам просто денег еще на раскрутку надо.

– Я денег много давал, – выразительно расширив глаза, сказал Зураб Ахметович, – все ингушские водочные заводы уже год как на твое телевидение работают.

– Скоро и телевидение заработает, – сделав успокаивающий жест, сказал Гриша.

– Ты мне сперва что говорил? Через пол-года отдача пойдет, а теперь говоришь, еще денег давай!

Зураб Ахметович нервничал.

Они сидели на его подмосковной даче в кабинете на втором этаже.

Окна кабинета были не занавешены, и Гриша мог любоваться открывавшимся отсюда видом на реку и дальним лугом.

– Наверное со временем Зураб или его наследники здесь еще и оленей разведут и будут на них охотиться, – подумал Гриша, стряхивая сигарный пепел в тяжелую антикварную бронзу.

– Ты этого, как его? – Зураб Ахметович запнулся, вспоминая забытое слово, – ты это, креатива давай, я денег дам, а ты креатива, и этого своего Максима надрочи, чтобы был как надроченный, понял?

***

Выезжая от Зураба Ахметовича, Гриша даже слегка приуныл, впав в некоторую меланхолию.

– Осень что ли? Погода что ли виновата? – размышлял Золотников, глядя из окна на грустный убранные поля и на активно скидывающий листву лес, – надо на Максимке отыграться, – решил Золотников, – не все же мне в мальчиках для бития ходить, надо на него молнии перевести, да разрядиться.

Золотников достал мобильный и набрал номер Тушникова.

– Макс, я сейчас еду от Зураба в гостиницу, подтягивайся через часок на Балчуг, знаешь гостиницу Кемпински? Я в баре буду на первом этаже, разговор есть.

Максим не был расположен куда-то тащиться на ночь глядя, его поносило от антибиотиков, да и печень покалывала, но Золотникову он отказать не мог.

Надел белую по-модному искусственно мятую сорочку из тех, что не надо гладить, под нее надел черную ти-шортку, чтобы в расстегнутом вороте была видна футболка, натянул классические ливайсы пятьсот первой модели, надел черный пиджак, чтобы стопудово пройти дресс-код проходки в Кемпински, любимые крокодиловые туфли и повертевшись-покрутившись перед зеркалом, да вырвав пару длинных волосинок, торчавших из левой ноздри, счел себя на все сто процентов парнем товарного вида а-ля бизнес-класс.

На своей решил не ехать, вызвал такси.

– За счет Золотникова, – садясь в желтую машину, сам с собою пошутил Максим.

В баре первого этажа посетителей было немного. Не тот час. Две дорогих проститутки, наверняка отстегивающие бармену и старшему портье, сидели за ближним к стойке столиком и пили свой бесконечный кофе.

– Привет, Гриша!

– Привет, Максим!

Слегка касаясь щеками, мужчины по бандитски обнялись.

Проститутки за ближним столиком было уже оживились, но тут же снова впали в меланхолию, увидав, что друзья-приятели уселись за дальний столик, явно увлеченные сами собой.

– Ну, креативить будем или нет? – с показной сердитостью спросил Золотников.

– Будем, – покорно, но вместе с тем решительно ответил Тушников.

Гриша заказал виски.

– А я не пью, – сказал Максим.

– Что? Триппер лечишь? – хмыкнул Гриша.

– Ну, вроде того, – смутившись, ответил Максим.

Тушникову заказали воду и кофе.

– Есть тема, как заработать, – не мигая глядя в лицо Тушникову, сказал Золотников.

– И что от меня требуется? – спросил Максим.

– Скандал, большущий скандал на том шоу, которое мы тебе делаем, – ответил Гриша.

– Ну, так мое шоу и так рейтингово-скандальное, – поджав губы в сомнении промямлил Максим.

– А надо, чтобы был такой скандал, чтобы все ох….ели, – сказал Золотников.

Гриша отхлебнул виски, поморщился и разразился спичем, – - Ты пойми, – глядя Максиму прямо в глаза, начал он, – ты пойми, таких как ты шоумэнов на Москве раком до Воронежа не переставишь, ты думаешь ты один такой кто умеет перед камерой лыбиться? Так что, надо думать, чем Москву удивить, тем более, что её – вконец развращенную суку-Москву удивить крайне сложно, разве что уже если не трахнуть в прямом эфире козу или не раздеть какую-нибудь депутатшу или министра?

Максим хмыкнул и промолчал.

– Но все дело в том, Макс, дружище, – Золотников доверительно положил руку на плечо своему визави, – дело в том, что если ты не удивишь Москву в течение ближайшего месяца, и если ты не придумаешь чего-то такого, что поднимет рейтинг до уровня пяти полей чудес вместе взятых, то тогда Зураб уволит меня, а я отдам тебя на корм его поросятам за мои перед ним долги.

– Мусульмане свинину не едят, – сказал Максим.

– А тебя поросенка – схавают, – заверил друга Гриша и еще раз похлопал его по плечу.

– Бля буду, – сказал Максим, – я Алиску Хованскую по рейтингу к концу месяца переплюну.

– Дело за тобой, – сказал Гриша, – либо грудь в крестах, либо голова в кустах, третьего не дано.

***

Алиса Сделала Тине выволочку.

– Наш креатив, наши скрипты, наши темы ни "пер вагина, ни пер армада росса", меня уже тошнит от пошлых скриптов этого старого наглого пидора Сёмы Израйловича, ему что? Пятьсот баксов за страницу платят? Охренеть можно!

Тина молчала. Она и сама была не довольна работой Израйловича, но где взять лучше? Он ведь всем пишет, и Малахову, и Тушникову, и Лолите.

– И вообще, – продолжала бушевать Алиса, – и вообще, надо срочно делать шоу народным, а на молодежь ставить уже бесперспективно, молодежь телевизор не смотрит, надо уходить в ту аудиторную нишу, где сорокалетние и пятидесятилетние, поняла?

– Это не мой вопрос, – ответила Тина, это уже вопрос генерального спонсора и Интер-Медиа-Группы, они рекламодателей подтягивают, они и вопросом формата и ориентации по зрительским аудиториям рассматривают.

– Но это же элементарно, – всплеснув руками и закатив глаза, заголосила Алиса, – сделать эротическое шоу типа "моя последняя надежда", или "бабе сорок пять, баба ягодка опять", вот где зрительская аудитория, вот где рейтинг!

– А в этом что-то есть, – вдруг согласилась Тина, – я не уверена, что это проканает с Лагутиным, но я могу к Брэму или к Погребайло с этой идеей обратиться, авось и выгорит, сейчас такие бабосы в телевидение могут придти, я слыхала в Думе совещание состоялось, можно и попробовать.

***

Чудо произошло.

Хотя, чудес, как многие уверенно полагают, не случается уже две тысячи лет.

Но тем не менее.

Брэму понравилось название.

А удачное название, как известно – это половина успеха.

Итак, шоу решили назвать "Бабе сорок пять, баба ягодка опять", и решили запустить его в ежедневную сетку в самое рейтинговое пиковое время в пять пополудни.

С Лагутинского канала тем временем Алиса не уходила, у нее был в этом смысле свободный контракт и она могла одновременно сотрудничать с любым другим медиа-предприятием.

– Да если шоу у Брэма пойдет хорошо, то и "Фабрика невест" рейтинга прибавит, – сказала Тина Демарская, встретив Лагутина в вестибюле.

Но Лагутин особенно и не сердился, даже наоборот смотрел на происходящее с нескрываемым интересом.

– Только отныне, скрипты я буду писать сама, – ультимативно заявила Алиса.

– И диалоги? – удивилась Тина, – затрахаешься, да и не получится у тебя.

– Ну все равно, Сёму я больше видеть не хочу, – отрезала Алиса.

– Ладно, я другого сценариста надыбаю, – успокоила ее Тина, – Москва большая.

***

Сценариста по диалогам нашли среди студентов московского литературного института.

Вернее, он сам нашел Алису.

И у них… И между ними…

Возникла любовь…

***

Иван Иванович Полугаев имел с Зинаидой определенный вид отношений, держа эту как он ее ласково называл – "оглоблю", он держал ее в своем хозяйстве как некоторые чудаки-коллекционеры из желания быть оригинальными, заводят экзотических животных – змей, игуан и прочих редких тварей.

Ивана Иваныча тошнило от всех. Ему были противны и глупые алчные сослуживцы, и завистливые родственники, и так называемые друзья, которые всегда были готовы подставить подножку и всадить в спину нож, и кабы не тошнотворное отвращение к житейской банальности, а суицид Иван Иваныч считал именно пошлой банальностью, то может, и покончил бы он с собой, повесившись на подтяжках из-за того, что ему была отвратительна вся эта московская жизнь…

Ему были до кровавой тошноты отвратительны все эти восемнадцатилетние юные жонки олигархов, с которыми по долгу службы Ивану Ивановичу приходилось общаться в обязаловке ночных тусовок, составлявших непреложную и не отменяемую часть его деловой жизни, и может, именно поэтому, богач из богачей и олигарх из олигархов – Иван Иванович женился не на семнадцатилетней блондинке с бюстом "намбер сикс" и с гибкостью Алины Кабаевой, но выбрал себе спутницу с весьма выразительной антивнешностью. И когда его секретарь, отвечавший помимо всего прочего и за имидж своего шефа, сказал, – "баста, барин, далее одному без супруги вести светскую жизнь нам просто неможно", барин выбрал в качестве спутницы самую неблондинку и при этом, самую не ласкающую привередливый глаз.

Зинаиду Иван Иванович увидал в Георгиевском зале Кремля, где ему – Ивану Ивановичу Полугаеву Президент вручал тогда Орден за заслуги перед Отечеством Второй степени. А Зинке вместе с еще десятком спортсменов, давали тогда Орден Знак Почета, причем ей, как капитану сборной по баскетболу, выигравшей в том году кубок Европы.

Иван Иваныч как ее Зинку увидал, так и порешил – вот эта и будет меня сопровождать, когда по-протоколу надо будет являться с супругой…

К Зинке тут же подослали секретаря-порученца с приглашением на ужин во дворец.

Там после ужина она и осталась жить. И вот жила здесь уже почти три года.

Конечно же, Ивану Ивановичу докладывали отвечающие за безопасность дворца, что Зинаида, мягко говоря, не отличается нравом монашки и позволяет себе порою приводить во дворец иных мужчин…

Докладывали, но Ивану Ивановичу настолько в жизни было на все плевать, что он плевал и на химеры супружеской верности, и на верноподданнические доклады своих охранников.

Однако, когда на пятый день после своего возвращения из Китая, где Иван Иваныч подписывал соглашения с Китайским нефтяным консорциумом, он почувствовав недомогание, обратился к своему врачу и тот поставил патрону юношеско-мальчишеский непристойный диагноз, тогда Иван Иванович не на шутку на Зинку разозлился.

– Que vous vous se-permettez, Madame? – нахмурив брови, сердито говорил Иван Иванович, – Vous lancez chez vous-memes quelle-que visiteurs de nuit et ensuite vous recevez la maladie de qui je suis meme se-infecte. C'est inadmissible, Madame.

– Это может вы не от меня, а от горничной, от Аньки триппер получили, почему именно от меня? – обиженно фыркнула Зинаида, – вы сперва разберитесь в ваших половых отношениях, мужчина, а потом наезжайте.

– Moi et mademoiselle Anna, nous avais seulement le sexe orales, – с сухой иронией возразил жене Иван Иванович, – et la medecine ne connait pas les cas de gonoreya orales, chere Madame.

– Не знаю я, где вы своей гонореей заразились, может и в Китае китайскую гонорею подцепили, откуда мне знать, а теперь вот наезжаете, – обиделась Зина и повернувшись на каблуках, ушла на свою половину дворца.

– Коля, отвези нашу горничную Анну в хороший частный ка-ве-де, – Иван Иваныч отдавал распоряжения своему секретарю-порученцу, – а еще узнай, кто был у Зинки в последний раз и пробей пацана по своим данным, кто, откуда, зачем и под кем ходит, сам знаешь… (сноски: "что вы себе позволяете, мадам? вы пускаете к себе ночных гостей, а потом я заболеваю от вас неприличной болезнью" "я и мадмуазель Анна занимались оральным сексом, а медицине не известны случаи оральной гонореи, мадам!")

***

Во второй половине дня у Ивана Ивановича была важная встреча с Медвединским.

Забились переговорить о делах в Третьяковке. Был как раз понедельник, в Государственной Третьяковской Галерее для всех выходной, а для больших государственных мужей – день эксклюзивных экскурсий.

Иван Иванович любил, чтобы ему поставили кресло напротив Левитановского "Вечернего звона" или напротив его любимой картины "Христос в пустыне" Крамского, и чтобы затворили все двери и не мешали, покуда он сам не решит, что насмотрелся вдоволь.

На этот раз по просьбе Ивана Ивановича администрация распорядилась, чтобы поставили два кресла в зале Шишкина напротив "Утра в сосновом лесу". Одно кресло для Ивана Ивановича и одно для Медвединского.

– Пора мне на твоем телевидении порядок наводить, – сказал Иван Иванович.

– Чего это так ты на телевидение осерчал? – удивился Медвединский.

– Эти твои все Лагутин, Погребайло, Брэм, они доиграются, а ты же должен брать дрын и дрыном, и дрыном их рихтовать, ты же бугор, – сердился Иван Иванович.

– Ну, бугром над ними Вездеславинский, – пожав плечами, фыркнул Медвединский.

– И этот тоже доиграется, – пообещал Иван Иванович, – плохо работают.

– Исправим, – заверил патрона Медвединский, – все наладим, дай срок.

– И слушай, кто этот Тушников там у вас? – спросил Иван Иванович.

– Не знаю такого, – ответил Медвединский.

– А ты узнай, – настоятельным тоном сказал Иван Иванович, – узнай и разберись.

– Хорошо, – ответил Медвединский и оба принялись смотреть на картину.

***

Кира и Сережа любили коротать вечера вдвоем – пить чай и смотреть телевизор.

Особенно по пятницам и по субботам. Впрочем, и по воскресеньям – тоже.

Сереже очень нравился бокс со звездами, а Кира была сама не своя от фигурного катания, можешь лишить Киру сладкого, но только дай ей посмотреть фигурное катание, где певец Митя Красивый делает поддержку фигуристке и чемпионке Олимпийских игр Вике Малаевой.

Как только Сережа переехал к Кире жить, он тут же купил ей (а впрочем – им двоим) большой плазменный телевизор на сорок два дюйма и к нему еще домашний кинотеатр звука "сэрраунд стерео" с пятью колонками и собуффером.

Теперь вечера для Киры стали все сплошь счастливыми "до немогу"…

– Что будем сегодня смотреть? – звонила Кира своему Сереже, когда рабочий день начинал уже клониться к своему концу, – может, возьмем в Пятерочке креветок, ты же любишь с пивом, и как раз сегодня твой бокс показывать будут…

Кира загораживала рукой рот с прижатым телефоном, чтобы сослуживицы не заметили ее счастливой улыбки и ее счастливых глаз, когда она разговаривала со своим Сережей.

– Заедешь за мной в семь? Ладно?

И Сережа заезжал.

Свою облезлую белую "девятку" всю в коричневых разводах бугрившийся под краской ржавчины ставил подле "вольво" старшей менеджерши, и Кира была все равно счастлива, потому что на сиденье, на котором ей предстояло ехать домой, всегда лежала красная розочка. И прежде чем сесть, Кира брала растение в руки и спросив кокетливо, – это мне? – звонко целовала своего шофера в щеку.

А вечером они включали свой большой телевизор, Кира накрывала на журнальном столике, придвинутом к дивану, и они, прижавшись друг к дружке, глядели шоу Алины Хованской "Фабрика невест". Глядели и лопали креветок запивая их пивом.

И Кира нежно прижималась к своему Сереже.

– Слушай, а я ведь эту девку на МКАДе подобрал, честное слово! – Сережа тыкал пальцем в экран, – и потом ее до АШАНа довез, а она мне даже ста рублей не дала.

– Наплюй на нее, – утешала любимого Кира, – все они такие эти там на телевидении.

Но когда они переключали канал, и когда на другом канале во весь сорокадюймовый экран лыбился Максим Тушников, Кира ничего не говорила своему Сереже, что знакома с этим товарищем.

***