Вторая бутыль попалась кисловатая, но кто на это будет обращать внимание, когда ставится цель не получить удовольствие от богатства букета, а попросту напиться. Он посмотрел на плещущееся в бокале темное, почти черное вино, и слегка раскрутив, отправил содержимое в горло.

Уже почти две недели прошло со времени возвращения из Мондарка, но он никак не мог прийти в себя, накачиваясь ежевечерне до совершенно свинского состояния, потому как заснуть удавалось лишь дойдя до полной бессознательности. Картина разлетающейся на сотни кусков головы дряхлого Соран-Удама постоянно оживала перед его мысленным взором, навеивая недобрые предчувствия. Ему и впрямь удалось возродить к жизни древние силы, способные покорить весь мир, но что с этого толку, если его, Тиллия, теперь выбросят как ненужную деталь или же как инструмент, сослуживший уже свою службу.

Только боль от того, что череда последовательных неудач — наиболее четкое определение всей прожитой жизни. Забавно, что вначале он был готов к тому, что придется пройти через жестокость, что не через одну жизнь придется переступить, но в условиях, когда ему рисовались реальными плоды своей затеи, это не казалось бессмысленным. Теперь же, когда все более отчетливо проявлялся тот факт, что он будет отброшен, вернее, что уже отброшен, что силы, освобожденные с его помощью, оказались вполне самостоятельными и не нуждающимися в его хиленькой поддержке, пойдут вперед, не вспоминая, кому и чему они обязаны своим возвращением, он стал полагать, что жестокость и смерти — не стоят всех благ и призраков власти. Моральные взгляды его оказались сильно связанными с возможностью получения личной выгоды. Он почему-то не особенно задумывался над этим раньше, но сейчас не мог не признаться себе, что все обстоит именно таким образом.

Но теперь, Тиллий готов был в этом поклясться, ему совершенно не были безразличны все те беды, которые вот-вот обрушатся на головы тысяч ни в чем не повинных людей. Можно, конечно, было попытаться представить все таким образом, что он только сейчас сумел разглядеть это, но глупо разыгрывать самому перед собой дешевую пьесу.

Очередной глоток вина, теплой струйкой спускающийся по горлу, освежил на мгновение сумбурное нагромождение мыслей в его голове. Он окончательно решил не корчить из себя моралиста и признать наконец, что судьбы мира, ответственность за которые он начал недавно ощущать, стали его интересовать только тогда, когда он сам попал в общество тех, кого никто не спрашивает, как, почему и за что они должны страдать. Короче говоря, тогда, когда стало очевидно, что он преждевременно отнес себя к творцам судеб, что на самом деле все время был только лишь инструментом в чьих-то твердых и уверенных, но безумно холодных руках.

Добавив до кучи большой глоток из горла, он расхрабрился настолько, что начал рисовать перед собой картины того, как он, книжник-недоучка, сам исправит свои ошибки. Героические картины, полные эпического величия, достаточно быстро вытеснились воспоминанием о том, что пару раз он уже ощущал на себе знакомые по давно прочитанным описаниям признаки проникновения в его мозг. Можно было не сомневаться в том, кто мог заинтересоваться содержанием его мыслей, так что надо воздерживаться от крамольных идей, если желание пожить на свете еще не полностью испарилось. Спасибо, что на него еще не начали оказывать давление, в способности к которому он имел возможность убедиться во время поездки в Мондарк, когда люди начинали принимать, как родного, впервые увиденного чужестранца.

От подобного течения мыслей он почувствовал, что начинает совершенно явно трезветь, а это никак не отнесешь к радостным событиям, потому как все придется начинать заново, а в виде приза утром — на завтрак — будет подано тяжелейшее похмелье, сдобренное ослепляющей головной болью.

Конечно, можно попробовать положить свою жизнь на алтарь борьбы с возрожденным, тобой же самим вызванным, злом, но как-то глупо делать это, не имея даже возможности составить хоть какой-то мало-мальски пристойный план. Смешно плести тонкую сеть интриг, когда противник каждый вечер с удовольствием читает твои ближайшие планы и посмеиваясь подталкивает к ловушке.

Да, не вовремя проснулись в нем остатки этой глупой блажи под названием совесть. Хотя, наверное, ее пробуждение никогда не бывает кстати. Теперь вот сиди и думай, как бы так и в живых остаться и соблюсти призрачную видимость невиновности.

Думать? Думать-то как раз и нельзя. Надо как-то сразу действовать, пока не раскопали в его голове зарождающуюся крамолу…

Или же попробовать найти кого-нибудь, кто может поставить в голове блок, да только самым достойным кандидатом на эту роль почему-то рисуется Серроус. Забавно было бы подойти к нему и попросить защитить его голову от внешних вторжений, а на естественный вопрос, зачем, ответить, что иначе, мол, очень трудно против тебя заговоры плести.

Хотя… есть в замке еще один человек, который в состоянии мне помочь, но он скорее и сам пойдет на плаху, чем упустит возможность меня отправить туда же. На его месте, по крайней мере, я бы именно так и поступил.

Тиллий сделал три полновесных глотка подряд, чтобы не потерять эту мысль, а затем еще два, для придания ей более конкретных очертаний…

* * *

Последние несколько дней Валерий посвятил обдумыванию того, как бы поизящнее подставить Странда, если ему когда-нибудь удастся выбраться отсюда. Особенных иллюзий насчет того, что тот ломает сейчас голову над тем, как поскорее вытащить его на волю, Валерий не питал. У великого мага всегда найдется пара десятков занятий поважнее, нежели вызволение нерадивых учеников из дерьма, в которое он же сам их и отправил, о чем, по всей видимости, уже давно забыто. Да и можно ли требовать от него помнить о всех тех мелочах, что происходили за последние пару тысяч лет? Но в любом случае, ни одна просьба о дружеском одолжении не должна оставаться без достойной оплаты. Мысли об этом способны послужить слабым подобием утешения для человека, оказавшегося в подобном положении.

Палач в последнее время явно стал сдавать. Осунулся как-то, посерел, потерял вдохновение в работе. Плюс к этому для него, по всей видимости, было оскорблением, граничащим с обвинением в непрофессионализме, появление новых приемчиков, переданных ему Серроусом, когда фантазия начала уже подводить заплечных дел мастера. Короче, в последние дни он выполнял свои функции не так тщательно и аккуратно, как вначале, от чего руки временами дрожали и причиняли не столько боль, сколько мелкие увечья, что не могло не насторожить Валерия.

Шли бы они все куда подальше со своей тонкой психикой. Палача уже толкового подобрать не могут. Хорошо еще он не плачется ему в жилетку о том, как тяжело возвращаться к жене после неудачного рабочего дня и как хочется сорвать на ней зло, что с его-то квалификацией может иметь самые плачевные последствия для супруги.

К миске с непонятным варевом, подразумевавшим, наверное, какую-то кашу, забытой вечером тюремщиком, потихоньку подбиралась крыса. Каким же надо аппетитом обладать, чтобы воровато озираясь ползти к такой гадости? Зависть берет.

Он посмотрел на свои удручающе кошмарно выглядящие, покрытые множественными, не успевающими заживать ссадинами, руки и решил, что от попыток поохотиться на крысу придется воздержаться, хотя это могло бы стать главным развлечением в его сегодняшней вечерней программе. Дьявол, такими руками не то что чары не наложишь, ложкой-то в рот не попадешь!

Вот уроды! На кой им понадобилось над ним издеваться? Что, неудовлетворенная потребность в здоровом и чистом садизме, незамутненная никакими корыстными мотивами, накопилась в этом проклятом Селмении за триста лет развоплощения? Интересно, кстати, ощущал ли он в развоплощенном состоянии течение времени? Странд как-то честно признался, что ни черта на сей счет не знает. Спросить, что ли, если зайдет еще проведать?

Вообще-то, я молодец. Вот о чем думать могу в такое время. Понятно теперь, почему Странд огорчился, когда я отказался продолжать обучение, решив оставить себе немного времени пожить. Такую тягу к знаниям не часто встретишь… А лучше бы остался. Может, в это дерьмо бы не вляпался…

За дверями послышался шум, невнятное бормотание и приглушенный лязг. Кого это, интересно, занесло сюда в такое время? Скорее всего, тюремщик за забытой миской. В хозяйстве великого Серроуса нет лишнего комплекта богато украшенной фигурными сколами посуды. Тоже мне, повелители большой деревни. В самом Хаббаде подобную должность, обычно, более скромно именуют старостой.

Ну уж, во всяком случае, не хотелось бы думать, что это палач решил поработать сверхурочно или опробовать на практике пару пришедших в голову свежих идей, настолько ярких, что не было сил дожидаться утра.

Появление в дверном проеме согбенной фигуры Тиллия было более чем неожиданным, особенно если учесть его вид. Напыщенной мрачности ему и раньше занимать не приходилось, но проступавшая из-под этого животная затравленность была внове. А если довершить картину здоровенной бутылью, прижатой обеими руками к тощей груди, то в нем и впрямь появилось что-то новенькое, особенно разобрав, что изрядная часть содержимого уже явно принята внутрь.

— Привет, коллега, — решил проявить вежливость Валерий, но тут же поразился реакции на его слова. Похоже, Тиллий усмотрел какой-то второй смысл в прозвучавшем. — Пришел обсудить пару важных государственных вопросов за стаканчиком доброго винца?

— Ну да, — подавленно пробубнил тот, — что-то в этом роде.

— Тогда проходи, устраивайся поудобнее. Сожалею, что не могу на закуску предложить ничего вкуснее вон той восхитительной казенной каши. В последнее время мне, знаешь ли, все труднее быть гостеприимным.

Тиллий пробубнил что-то вроде «очень сожалею» и присел, отодвинув в сторону миску с ужином. Дождавшись, когда грохотание за дверями стихло, он невразумительным жестом протянул Валерию бутылку, еще ниже опуская голову.

— Вино, конечно же, кисловато, — сообщил чародей, отхлебнув за раз добрый стакан, и добавил, дождавшись, когда тепло разольется по телу, — но это вполне в твоем духе. Целостности твоего образа это не разрушает. А я не в том положении, когда воротят нос от угощения. Ладно, выкладывай, с чем пожаловал. Вижу, что не продолжать добротную, но бестолковую работу глубокоуважаемого палача, а в остальном, я сейчас любому гостю рад.

— Валерий, — начал книжник, робко косясь на своего постоянного противника, с сожалением подмечая, насколько хорошо над тем уже поработали. — У меня возникли проблемы…

— Можешь поверить, не у тебя одного.

— Да, я понимаю, — Валерий даже порадовался, как глубоко пытается спрятать свои глаза Тиллий. — Мне нужна твоя помощь…

— Забавный образец наглости, — делая еще один глоток, добавил он, — но я не настолько перестал себя уважать, чтобы продаваться за пару глотков вина. Нужна причина поубедительнее.

— Меня все больше пугает Серроус…

— А меня — нет. Меня он просто пытает.

— Я понимаю…

— Слушай, — очередной глоток был не самой драматической паузой, но отказываться от вина Валерий не собирался, даже несмотря на собственное недавнее заявление, — мне совершенно неинтересно слышать, как ты все понимаешь. И это понимаешь, и то. Или говори, зачем пришел, или — до свидания.

— Ты знаешь, какие силы скрывались в короне Хаббада?

— Думаю, несколько лучше, чем ты.

— Да, — задумался о своем Тиллий, — как же ты собирался ее заполучить через голову Серроуса?

— Никак, — он отхлебнул еще и на этот раз почувствовал не только тепло, но и поднимающийся в голове туман, — я вообще не собирался ее заполучать.

— Тогда я совсем ничего не понимаю…

— Скажем так, меня попросили по дружбе присмотреть за происходящим в Эргосе. Я — согласился сделать одолжение, за что теперь и расплачиваюсь.

— Ладно, это сейчас не самое главное.

— Для кого как.

— Я рассчитывал, — продолжил Тиллий пытаясь не обращать внимания на язвительные комментарии Чародея, — добиться с помощью Серроуса успеха под конец своей жизни…

— Или, другими словами, править Хаббадом из-за спины своей марионетки.

— Можно сказать и так… Но, когда Серроус получил корону, ну ты понимаешь о чем я говорю, он стал не то что делать успехи в магии, а попросту перешагнул через столь многие ступени, что я остался где-то далеко внизу, и перестал быть чем-либо ему полезен. Более того, мне начинает казаться, что я начинаю мешать ему, и он скоро решит от меня избавиться, как от неприятного воспоминания…

— Я бы так и сделал на его месте.

— Но и это не все! По-моему, он стал совершенно другим человеком… если человеком…

— Вот, значит я был прав, — Валерий оторвался от созерцательного потягивания из горла.

— О чем ты?

— Значит ты все-таки не знал, что наследующий по всем правилам корону получает в нагрузку и личность памятного Хаббадской истории Селмения…

— О боги, я кажется начинаю кое-что понимать…

— Поздно же до тебя доходит. Если уж не знаешь всего — мог бы посоветоваться со знающими людьми.

— Я думал, что это только моя тайна.

— Вечная узость взглядов, свойственная большинству книжников. — Тиллий безропотно проглотил и это, лишь еще больше горбясь, так что он уже начал казаться зрительно раза в два меньше, чем обычно. — Прочитал какую-нибудь необойденную вниманием мышей бумажку и решил, что теперь умнее всего прочего мира, а потому должен по праву возглавить его!

— Не стоит смеяться надо мной, — Тиллий встал, взял из рук Валерия бутыль и, жадно отхлебнув из нее, добавил, принявшись расхаживать, — хотя ты и имеешь на это право. Ты прав, но надо думать, что теперь делать.

— Лично для меня больших вопросов в этом нет. Сидеть здесь, терпеть боль и надеяться на чудо… Да, и если у тебя еще не пропало благотворительное настроение, отдай мне бутыль. — Тиллий выполнил просьбу и продолжил шатание по камере, явно не зная, как что-то сформулировать. — Кстати, у тебя беда с путеводителем по Эргосским подвалам. Если пообещаешь делиться, могу подсказать, где лежит настоящее вино, а не этот компот прокисший.

— Валерий, — решился наконец книжник, — в последние дни меня замучила совесть. Я совсем не того хотел…

— Как известно, приступы совести, как и физическая боль, лечатся обильными возлияниями. Не волнуйся, недели две беспробудного пьянства, и все как рукой снимет.

— Я серьезно, — он застыл, впервые посмотрев Валерию прямо в глаза. — Это правда, я не думал о последствиях, пока не разочаровался в результатах, но теперь у меня перед глазами постоянно стоят картины, не дающие мне уснуть. В каменеющих на солнце зрачках Серроуса я читаю проклятия Хаббада. Теперь я понимаю, что чувствуют провидцы, задумываясь над заданным вопросом. И самое страшное, что я понимаю, чьих это рук дело. Временами мне хочется покончить с собой, но это было бы слишком просто. Я должен сам это исправить…

— Ты хочешь сказать, что собираешься убить Серроуса? — Тиллий, искренность слов которого не вызывала сомнений, если не считать излишней пафосности, отшатнулся, прикрывая лицо, в надежде защититься. От кого? — Ты боишься признаться, что теперь это единственный способ. Ты хочешь все исправить, но не готов к этому? Извини, но тогда твои слова — пустой звук.

— Я понимаю это, — нет, эти его бесконечные понимания уже изрядно надоели, — и готов, но не могу…

— Понятно, уши у нас нежные. Думать можно, а слушать или говорить — нет. А делать-то как? Тоже, небось, неудобно будет?

— Не дави на меня, — Тиллий затравленно посмотрел на чародея.

— Не давить? — волна возмущения захлестнула того. — А из-за кого я торчу здесь? В кои-то веки созрел сделать что-нибудь не для собственной выгоды и считаешь, что все должны, в связи с этим, носиться с тобой как с писаной торбой? Может пылинки с тебя сдувать? А из-за чьих амбиций Серроуса вообще понадобилось трогать? Ладно, — поостыв продолжил Валерий, гася остатки пламени очередным глотком вина, — от меня-то тебе что понадобилось?

— Мне нужен щит, чтобы Серроус или Селмений, поди, разбери их, не смогли прочитать моих мыслей.

— Так ты что, не умеешь? — удивление было вполне искренним. На минуту он даже подумал, что сам заслужил свои проблемы. Переоценивать противника бывает так же глупо, как и недооценивать. Он ни разу даже и не попробовал проникнуть Тиллию в мозг, будучи убежденным, что там поджидает защита не по его зубам. С досады он так тряхнул головой, что удар о стену оказался более чем ощутимым. Справившись со звездами в глазах, Валерий продолжил: — Хорошо, я помогу тебе, но, естественно, потребую что-то взамен.

— Чего? — настороженность тут же привычно проявилась в старом книжнике.

— Не надейся, торговаться я с тобой не собираюсь. Ты должен помочь мне выбраться отсюда. Условие одно, но оно непреклонно. Взывать к моим чувствам и абстрактным идеалам — бесполезно.

— Я ждал чего-то в этом роде, — Тиллий наконец остановился и попробовал распрямить плечи. Ничего, разумеется, из этого не вышло. — Я согласен.

— Раз ты думал об этом, то теперь я с удовольствием послушаю предлагаемый тобой план. — Валерий поймал себя на хулиганском желании попросить Тиллия почесать ему бороду.

— Я достану и принесу тебе ключи от кандалов и всех дверей. Тебе же надо будет… — он застыл на секунду, снова почувствовав в своей голове чужое присутствие. Неужели его застукали в самом начале? Но ощущения были какими-то другими, непохожими на предыдущие. Вместо леденящего холода разливалось приятное обволакивающее тепло. Догадка мелькнула. — Это ты?

— Что я? — с максимально невинным видом поинтересовался Валерий, с сожалением рассматривая так внезапно опустевшую бутыль.

— Читаешь мои мысли.

— А ты рассчитывал, что придешь сюда, поплачешься в жилетку, и я тебе поверю, брошусь на шею и быстренько все сделаю, — при этих словах он с сомнением посмотрел на прикованные руки. Судя по оставленной ему свободе движений, сравнение подвернулось не из лучших.

— Тебе же надо будет, — успокоено продолжил Тиллий, решив не заострять на этом внимания, — наложить на себя чары и под чужой личиной покинуть сие заведение.

— Все очень просто, — констатировал чародей с отсутствующим видом. — Приноси ключи завтра с утра, я удалюсь отсюда и наложу на тебя… — он застыл на мгновение, борясь с напрашивающимся продолжением фразы. Наверное, сейчас было не самое лучшее время для остроумия подобного сорта, решил Валерий и закончил, — щит. Будем считать, что договорились. И не забудь, пожалуйста, еще вина, когда принесешь все это хозяйство.

— Не думаю, что стоит делать это завтра, — попробовал возразить книжник.

— Ну вот, начинается. Деньги вперед, товар после паводка. Нет, Тиллий, дураков нет, когда принесешь, тогда и получишь то, что тебе надо…

— Недели через полторы, максимум две, — робким голосом, но вполне напористо продолжал Тиллий, — Серроус оставит замок и отправится в поход. Тебе лучше будет дотерпеть до этого момента, потому как тогда легче будет бежать…

— Логично, тогда и вернемся к этому разговору…

— Ты знаешь, — на сморщенном лице Тиллия появилась уже более знакомая по прежним временам гримаса глумливого уничижения, — сегодня вечером ты не раз имел возможность вытереть об меня ноги, уличив в недальновидности, но посмею себе предположить, что если ты не наложишь на меня щита, то никакого побега, скорее всего, не будет. Серроус почитает как-нибудь на ночь глядя содержимое моей слабоумной головы и, скорее всего, сумеет найти способ доставить удовольствие нам обоим.

— Ладно, — безропотно проглатывая поток накопленного за долгую беседу яда, согласился Валерий, — твоя взяла, принимается. Принеси завтра ключи от кандалов, без свободы рук мне не удастся наложить достаточно эффективный щит. Как и у тебя, знаешь ли, проблемы с пробелами в образовании, — картинно развести руками не удалось, так что жест получился скорее шутовским, да и черт с ним.

Они обсудили еще пару деталей. Валерий выразил надежду, что Тиллий не будет забывать его, подкармливая время от времени и занося вино. Крайне интересно было узнать о происшедшем в Соархиме.

— Ты это-то прихвати с собой, для конспирации, — порекомендовал Валерий уже стоящему в дверях книжнику, скосив взгляд на забытую в углу, кому она нужна пустой, бутыль. Тиллий улыбнулся, оказывается он все-таки способен на это, и подобрал ее в аккурат за секунду до появления тюремщика.

Уходя, Тиллий скорчил непонятную гримасу, которую по всей видимости надо было трактовать как заговорщическую. Как-то забавно оно все вышло. С кем только не заключишь союз, чтобы спасти свою шкуру, хотя в данной ситуации можно утешиться тем, что все это делается в интересах неких абстрактных идеалов. Все на алтарь борьбы…

«Какой же он идиот, этот Тиллий, — подумал Валерий. — Книжник-недоучка. Чтоб ему поменьше строить из себя великого мудреца — у всех бы проблем поменьше было. Да ладно, чего уж теперь руками махать. Сам тоже хорош, мог бы и заглянуть к нему в голову. Хоть раз, из чистого интереса. Так нет же, не додумался. Вот и нечего теперь пенять».

* * *

— Подъем! — неожиданно раскатилось зычным громом по комнате. Назвать это тем, чего ждешь от начала дня, отведенного под отдых, было бы некоторым преувеличением. В с трудом разлепленные глаза ударил ослепительный поток света, на фоне которого замаячил знакомый силуэт. Когда к нему вернулась способность видеть не только очертания, то скривленная улыбка на лице Странда проявилась первой. — Вставай, а то мы можем не успеть смотаться в Арнос за пивом.

— Может, ты как-нибудь сам наколдуешь, — в последнее время Руффус стал замечать за собой все более частые приступы дерзости. В связи с тем, что возмездия за ними не следовало, было как-то глупо воздерживаться. Похоже, что маг только приветствовал подобные настроения у ученика, так как они в чем-то отвечали его планам. Ну, и на здоровье.

— Если я его наколдую, то сам потом пить будешь, — сообщил Странд, бросая на постель его одежду. — А лучшего пива, чем в паре подвалов Арноса, в природе не существует. Да и развеяться не лишне.

— Да и поспать — тоже, — уже сидя и натягивая штаны, продолжил бурчание принц.

— Жду тебя внизу, — уходя от бессмысленных пререканий произнес маг.

Ну вот, так оно всегда и бывает. «Завтра отдыхаем! Завтра отдыхаем!» А с утра пораньше «Подъем!» Классный отдых, но хотелось бы как-то самому определиться.

Тут он вспомнил, чем закончилось предыдущее его самоопределение… Ну, вышла промашка, но ведь не только его. Странд тоже не слишком возражал против той памятной прогулки, так что в лужу они плюхнулись вместе.

Потирая указательными пальцами по большим, он, приговаривая «цып-цып-цып», стал приманивать отброшенные вечером в дальний угол сапоги. Те охотно подчинились и, гордо распрямив голенища, потешно засучили к хозяину, бодренько постукивая по паркету. Руффус, весьма довольный собой, натянул их и отправился вниз.

— Завтрак проведем в темпе, — встретил его Странд, — и в путь.

Ага, в темпе. А посуду кто мыть будет? Уж не великий ли маг?

Выяснилось, что нет. Что столь высокая честь, естественно, будет оказана самому знатному по происхождению в этом доме мужчине. Принцам оно, видимо, сподручней. И только после этого они отправились в путь в сопровождении Аврайи, которой по такому случаю придали видимость лошади и позволили подвезти Странда. Нельзя сказать, что подобное превращение привело ее в восторг, по крайней мере, обильные комментарии были не самыми благодушными. Куда радостнее всю эту суету воспринял собственный конь Руффуса, сильно застоявшийся и совсем уже не чаявший заняться своими прямыми обязанностями. Он возбужденно взбрыкивал, начинал изредка пританцовывать, поворачивал к Руффусу голову и изображал на морде что-то наподобие улыбки, которую можно было бы спутать с радостным «я тебя съем», не будь все в курсе его травоядности. В общем, на нем было бы сподручней ехать Странду, потому как их настроения были ближе. А Руффус с Аврайей составили бы неплохой дуэт мрачно-скептического ворчания.

Маг же действительно был в прекрасном расположении, постоянно шутил, приставал со своей веселостью то к Руффусу, то к Аврайе, чем немало достал их.

Принц с удивлением обнаружил, что вскорости через просвет в деревьях показались очертания домов, а невдалеке за ними — крепостные стены. Памятуя, сколько он пробродил, прежде чем дотащился до Страндова дома, трудно было поверить, что до Арноса настолько близко, даже если учесть, что они почти все время двигались по прямой, а значит по самой короткой дороге.

— Это уже Арнос? — поинтересовался Руффус, пытаясь скрыть свое удивление.

— Ну да, — по выражению на лице мага сразу стало ясно, что обмануть его не удалось. — Существуют дороги покороче прямых, надо только уметь находить их. Так что, не комплексуй, у тебя нет пространственного кретинизма и с ориентированием тоже все в норме. По прямой до города около дня пути в таком темпе.

— Что же это за дороги?

— Однозначно ответить трудно, — Странд посмотрел на приближающиеся строения и попробовал пояснить. — По одним слухам их прокладывает сама природа, то есть сами горы, леса, поля, по другим — их сделали древние маги или даже боги, но секреты их искусства — утрачены, так что нам остается только воспринимать дороги как данность и по мере сил использовать в своих интересах. А как распознать их, — добавил он после секундной паузы, — я расскажу тебе, как вернемся домой.

Оживление, царившее на въезде в город, свидетельствовало о том, что Хаббад по-прежнему живет своей жизнью и думать не думает о каких-то там мондарках или еще каких пугалах. А пугают — чтоб повод был налоги собирать ломовые и армию кормить, дармоедов напыщенных. Единственным свидетельством не полностью утраченной бдительности были стражники, дотошно проверявшие каждого въезжающего в город, но где-то в глубине жила уверенность, что делается это вовсе не с оглядкой на кочевников там или войны грядущие, а по привычке содрать монету с нерасторопного торговца, приехавшего на местный рынок.

Однако, само наличие обязательных пропусков, заверенных княжеской канцелярией, хоть немного, да добавляло уверенности, что в нужный момент Хаббад сумеет встряхнуться и собрать способное дать отпор войско. Бессмысленные в мирное время бюрократические церемонии вполне могут сослужить добрую службу в критический момент.

Город был красив, но излишне эклектичен, потому как в нем, похоже, перемешались постройки всех мыслимых эпох и стилей. Веселая суета, заполнявшая улицы, подсказывала, что сегодня здесь какой-то праздник или попросту базарный день, но жить так каждый день ни у кого сил не хватило бы.

Аврайа беспокойно вертела головой, поджимала губы, обнажая плоские лошадиные зубы, свешивала язык и всеми доступными средствами показывала, как оскорбительно для нее изображать из себя верховое животное, но более всего ее удручала необходимость молчать и выражать свои мысли невнятным фырканьем. Странд постоянно шептал ей что-то на ухо, но его увещевания оставались без должного внимания, а когда они все-таки остановились во дворе какого-то кабака с изображением весьма легкомысленной девицы на вывеске, и маг стал привязывать Аврайу к изгороди, та не удержалась и мрачно сообщила:

— Совсем совесть потерял. Нет, ты только посмотри, — это уже было обращено лично к Руффусу, — привязывать дракона к изхороди. Он, что, боится, что меня увести могут, или считает, что эти прутики удержат меня, если я решу похулять. Тьфу… — она плюнула прямо под ноги магу и, недовольно отворачиваясь, добавила. — Если кто-нибудь попробует накормить меня сеном — за себя не ручаюсь.

— Ладно, подожди нас и не трепись больше, пока весь город не собрался на тебя поглазеть.

Они пошли ко входу, а в след им донеслось приглушенное:

— Ну да, одни пиво будут хлушить, а друхим стой тут, в молчанку играй.

— Слушай, — поинтересовался Руффус, — она такое каждый раз устраивает, когда вы в город ездите?

— Нет, — небрежно бросил Странд, — но перед тобой она не могла не закатить концерт. Драконы там, или еще кто, но женщины всегда остаются собой. Как не поиграть перед благодарным слушателем.

— А… — неопределенно произнес принц, а про себя подумал, что в его-то лице она точно нашла благодарного слушателя, потому что он был во всем с ней согласен. Не хорошо обращаться с ней таким образом. Не лошадь же она, на самом деле, хотя с другой стороны, как по другому не привлекать внимания.

В кабаке была атмосфера, ничем не выделявшая его из любых других заведений подобного рода. Полумрак в зале, сильный запах горелого жира, снующие официанты, люди, бродящие к стойке и обратно, лужицы пива за еще не прибранными столами. Посетители тоже казались более чем типичными. Несколько крестьян, сидящих в углу с видом бывалых разухабистых горожан (но все равно все понимали, что они крестьяне), обмывающих удачную торговлю на базаре. Пара-тройка компаний горожан, мерно потягивающих напиток с выражением сопричастности к священнодействию на лицах и обменивающихся размеренными фразами о том, в какой бордель направиться, когда начнет вечереть. Главным номером программы, как и в любом кабаке, была сильно уже набравшаяся компания солдат, оккупировавшая столика три и производящая столько шума, словно их было по крайней мере впятеро больше. Звон постоянно задеваемых мечей, громоподобная брань, легкий отдых мордой в тарелке, ну в общем, ничто не нарушало величественного образа защитников отечества, даже постоянные подколки ко всем окружающим были на месте.

— Две яичницы с беконом и два больших светлых, — заказал Странд, когда официант смог наконец обратить на них внимание, оторвавшись от гуляющего воинства. — Темное у них даже пробовать не стоит, — добавил он уже Руффусу, — зато со светлым — полный порядок. Лучше мне даже у гномов не встречалось, а уж они-то по пиву — первые мастера… Пивоваренье, знаешь ли, — официант так быстро обернулся, что эти слова Странд произносил уже прихлебывая из на глазах запотевающей большой глиняной кружки ледяное пиво, — великое искусство, не подвластное магам, хотя и в чем-то близкое. Я мог бы наколдовать первоклассного первача, но пиво — это выше моих способностей. Сколько раз пробовал — дрянь какая-то получается. Крепость есть, состав, вроде, тот же, а на вкус — моча подкисшая. А вот сварить по-честному мне как-то раз удалось вполне пристойно, но… — паузу заполнил неспешный, но глубокий глоток гурмана… ну очень измученного жаждой гурмана, — по сравнению с этим — компот. И такая канитель с любым искусством. Как ни старайся — никогда не наколдуешь ни баллады пристойной, ни скульптуры. Смотришь на это и думаешь — всему есть свой предел, возможностям мага — тоже… И слава богам.

Пиво и впрямь было что надо, даже лучше, чем привозимое в дом мага в бочонках, по всей видимости из этого же кабака. Невероятная свежесть, острейшие иголки, впивавшиеся в язык, бесконечные оттенки вкуса, сменявшие друг друга по мере того, как пиво опускалось по пищеводу. Сиди и слушай, как там вещает разомлевший учитель. Это уже похоже на отдых.

— Может, ты на минуту оторвешься и посмотришь по сторонам, старый пьянчуга? — прозвучал прямо из-за спин вопрос. Там оказался крепенький, не потерявший формы мужчина лет более чем преклонных. Он бодренько обошел столик и уселся напротив, подзывая жестом официанта.

Глаза. Встретившись с ним случайно взглядом, Руффус поймал себя на ощущении, что только что заглянул в бездну. Они не были живыми в общепринятом смысле, они сами жили, не спрашивая о том хозяина, и в них было все. Что именно — не разобрать, но и от твердого ощущения, что там есть все, — тоже не избавиться.

— О, — затянул Странд, расплываясь в искренней, но слегка опасливой улыбке, — кого мы видим! Сам Терв почтил нас своим вниманием. Познакомься, это мой ученик, Руффус…

— Знаю, — как-то странно ответил старик, отчего у Руффуса внутри все сжалось.

— А это — великий провидец Терв, — продолжил Странд, обращаясь к ученику. Впервые тот видел учителя настолько напряженным. Не страх, нет, но уж опасения — точно.

— Очень приятно, — вежливо ответил принц, начиная понимать, откуда взялось это ощущение бездны и холодящего комка где-то в глубине. Продолжать как-то расхотелось, хотя на языке, разумеется, вертелась куча вопросов насчет того, кого и что ждет в ближайшем и не ближайшем будущем.

— С новостями какими пожаловал, — поинтересовался Странд, пытаясь принять прежний расслабленный вид, — или просто пивка выпить заглянул?

— Просто заглянул, — сообщил Терв, расплываясь в безмятежной улыбке, по которой читалось «ну как, поверил?» — Сам же знаешь, что нигде больше не найти настоящего светлого пива.

— Ладно, — решил подытожить маг, — давай выпьем, а о новостях потом. Добро?

— Добро, — без сопротивления отреагировал провидец, прикладываясь к кружке.

Пауза чересчур затягивалась. Вторая кружка подходила уже к концу. Наблюдать за оттягивающимися солдатами — единственное развлечение. У тех уже появилась пара невесть откуда взявшихся девах, которых небезуспешно подпаивали под дружный гогот, подливая в пиво чего-то явно покрепче для пущей сговорчивости. А у Руффуса на языке постоянно вертелась целая куча вопросов, которые нестерпимо хотелось задать провидцу, хотя и ясно было, что лучше с ними не соваться.

— Ладно, — нарушил молчание Странд, когда пить стало нечего, — не хочешь поговорить о погоде — выкладывай, с чем пришел.

— Со мной о погоде — неинтересно, — поднимая глаза поделился Терв, — ну, разве что о погоде через неделю. — Взмах рукой. — Эй, принеси-ка еще пива! Да, собственно, о чем это мы? — иногда Руффусу начинало казаться, что на старческих лицах — невообразимо богаче мимика. Бесконечные вариации взаиморасположения морщин могли передать все, что угодно. Сейчас зрителям была представлена композиция «что-то я никак не вспомню, стоит ли мне с вами говорить на эту тему?» — Ах, да, — продолжил он, приняв решение, но не раньше, чем вернулся официант, — о новостях. Ну, о том, что вот-вот начнется война, ты, разумеется, и сам догадался?

— Естественно, — с нетерпеливым раздражением бросил маг, сопровождая ответ нервным постукиванием костяшек пальцев о столешницу. — И тем, кто с кем воевать будет, ты тоже никого не удивишь, так что переходи к сути.

— В наш мир вернулся Селмений, — многозначительно продолжил Терв, но был тут же снова перебит.

— Я говорю, к сути. Что уже произошло или происходит в настоящий момент, я уж по всякому не хуже твоего знаю.

— Хорошо, — жадно глотая пиво, словно последний раз в жизни, Терв изобразил на лице сложное течение мысли, судя по всему подбирал слова, а затем сообщил с максимальной загадочной таинственностью, какую можно напустить на человеческое лицо: — Ты победишь, растворившись.

— Если мы думаем об одном и том же, то ты не сообщил мне ничего особенно нового, — Странд тоже решил попробовать вылепить безмятежную улыбку, но на этот раз она получилась совсем не такой убедительной, как обычно. — Хотя твое желание выпить пиво в хорошей компании мне понятно.

— Я никогда не мог понять, почему ты не подашься в провидцы, раз все так распрекрасно знаешь?

— Видимо, из-за того, — теперь уже улыбка у него получилась существенно лучше, — что маги всегда оплачивались лучше.

— Это потому, что никто, на самом-то деле, не хочет знать свое будущее, тогда как красивые фокусы от века завораживали зрителей.

— А вы не пробовали давать более определенные пророчества? Может, тогда и платить за них станут вам, а не астрологам-переводчикам?

— Те, кто пробовали, — Терв обречено развел руками, — как правило, сильно укорачивали себе этим жизнь.

— А что нас ждет в самое ближайшее время? — не справившись с зудом брякнул-таки Руффус, за что напоролся на крайне неодобрительный взгляд учителя. Терв задумался, глядя сквозь принца, как будто что-то весьма интересное находилось метрах в пяти у того за спиной. По лицу провидца пробежала легкая рябь, застывшая затем в озабоченном выражении.

— Ну, ладно, — сообщил наконец он, — мне пожалуй пора. Дела, знаете ли. А ты, — в сторону Руффуса, — зря так сделал.

После чего Терв встал, как-то скомкано попрощался и поспешил к выходу, оставив последнюю кружку недопитой.

— Почему он не ответил мне? — поинтересовался принц. — И что я такое сделал?

— Ну со временами глаголов у всех провидцев бывают проблемы. Он мог сейчас увидеть будущее, как уже нечто свершившееся, отчего и говорит о нем в прошедшем времени. А ответ, мне так кажется, — хотя твердой уверенности на его лице не было, — все же был дан, — внезапная смена выражения. — Вот, черт!

— Что случилось? — забеспокоившись, подался вперед Руффус.

— Как всегда, — раздосадованно закивал Странд, явно не готовый сразу ответить. — Как всегда…

— О чем ты?

— Да никогда еще не видел ни одного провидца, который сам бы за себя заплатил в кабаке. — Удивительно, насколько могут огорчать сущие мелочи. — Напустил тумана и смылся. Правильно делают, что ни черта им не платят, зачем им это… — Скоро поток причитаний на эту тему иссяк, так что маг произнес, возвращаясь к действительности: — Ты выходи на двор, а я пока насчет пива договорюсь. Не зря он смылся, надо бы и нам его примеру последовать.

— А что случилось? — вполне искренне поинтересовался Руффус.

— Случилось, случится, случается, — невразумительно ответил Странд. — Вечно после разговора с провидцем подобная каша в голове. Короче, я думаю, что он слинял, потому как скоро здесь будет жарко. Будь все не так, он как пить дать развел бы нас еще на пару кружек, так что давай и мы пойдем. Ошибемся — немного потеряем.

И Странд направился, продолжая потягивать пиво из кружки прямо на ходу, в сторону стойки, за которой и скрылся, а Руффус встал, оправил рубаху и не спеша пошел к выходу. В дверях стояли, если можно так сказать о людях, всей спиной опирающихся о косяк и не сползающих по нему разве что за счет какого-то чуда, два солдата, оживленно и весьма громко о чем-то спорящих. Когда принц уже подходил к ним, стоящий справа ругнулся в сердцах и толкнул собеседника, а может и качнулся как-то неловко и толчок был не более, чем попытка восстановить равновесие. Тот рухнул, словно подкошенный, прямо на Руффуса, так что принц едва успел выставить вперед руки и поймать тело, оказавшееся настолько тяжелым, что тут же было выронено и с грохотом рухнуло на дощатый пол.

— Ты это что себе позволяешь, крысенок ряженый, — прогремело надвигаясь за спиной. Резко обернувшись, принц увидел еще одного солдата, приближающегося со вполне очевидными намерениями. Он уже хотел было извиниться и откланяться, когда его взгляд остановился на наглой вызывающей ухмылке, из-под которой проступало предвкушение легкой забавы, выраженной в доброй взбучке подвыпившего отрока богатых родителей. Нет, объектом подобных развлечений он не будет! Он же принц, пусть теперь уже и неизвестно чего, и готовящийся выступить против своего дома, так что о подобном унижении не может быть и речи.

Его рука легла на эфес. Легкое покалывание в ладони заставило крепче сжать рукоять.

— Привет! — непонятно откуда донеслось. — Все правильно, сейчас мы им устроим.

Бросив пару коротких взглядов влево-вправо и никого не заметив, он обнажил на пол-дюйма клинок, как бы обозначая, что готов отразить возможное нападение.

— Я, — хотел он начать достойный ответ перепившему солдату, но почувствовал бешенный напор, выталкивающий меч из ножен, словно там отпустили невероятно тугую пружину, и слова застряли, так и не покинув рта. Не в силах сдержать натиск, Руффус мог только наблюдать на фоне своего сопротивления, как клинок покидает свое жилище, словно вырвавшийся на свободу каторжник. С невероятным изяществом он сумел продолжить это движение резким выпадом и впился прямо в горло подступившего солдата, в глазах которого запечатлелся ужас осознания смерти, смешавшийся с восхищением от сопричастности к происшедшему чуду фехтования. Меч задержался на мгновение, сделав пару жадных глотков теплой крови (Руффус готов был поклясться, что чувствовал, как по клинку прошла сладостная дрожь), и стал разворачиваться. Принц, продолжая судорожно сжимать эфес, но являясь не более чем статистом, едва успел последовать за ним взглядом, чтобы увидеть, как второй солдат падает на пол с маленьким, расплывающимся темным пятном на груди, освобождая выход из пивной, а меч тем временем уже сам развернулся в его ладони и опускался на лежащего у ног Руффуса человека, упавшего, казалось, не более секунды назад.

В этот момент весь окружающий мир застыл. Замерла изменчивая сеть немыслимых узоров дыма под потолком. Остановилась в полете пивная кружка, брошенная… да, точно в него. Но хуже всего был надрывный, раздирающий уши крик пронзенного, бесконечно растянутый на одной ноте. Нет, приглядевшись, он понял, что время не остановилось, но безумно растянулось для всех окружающих, тогда как ему удавалось отслеживать каждую ничтожную долю секунды. Руффус видел, как медленно, словно во сне, в его сторону плыли еще трое сорвавшихся со своих мест вояк.

К нему подлетел вихрь, казавшийся столь же быстрым, сколь медлителен был весь мир. Из вихря вырвалось нестерпимо писклявое чириканье, затем картинка дернулась и перед принцем появился Странд, за которым в воздухе висело штук семь бочонков с пивом.

— Смываемся, — повторил он, бросая несколько золотых монет точно в подносик на стойке. — Давай, быстрее, пока ты не упал от усталости.

Принц так и не понял, от какой усталости он должен был падать, но счел за лучшее не спорить и последовал во двор за учителем, тем более, что метко брошенная кружка начала приближаться более ощутимо.

Во дворе он увидел, как к ним так медленно, что этого почти нельзя было отследить, поворачивалась голова Аврайи. Затем она дернулась и попала в тот же темп, что и люди.

— Что вы там устроили? — тут же поинтересовалась она.

— Потом, все потом, — ответил маг и выбросив вперед пальцы толкнул ее на середину двора, где она тут же и превратилась в дракона, так что в лицо даже ударил порыв ветра от того, что резкое изменение ее размеров волной отбросило воздух. — Хватай коня и полетели, — крикнул Странд, запрыгивая к ней на спину. Руффус не замедлил последовать примеру учителя. Они уже взлетали в воздух, когда времени стал возвращаться обычный ход. Улицы начали вновь наполняться движением, не напоминая более объемную картину.

— Что это было? — спросил принц, когда они уже поднялись выше самых больших башен.

— Мне пришлось замедлить течение времени, чтобы вытащить тебя из этого дерьма, — несколько злобно и бесконечно устало пробормотал Странд. — Еще не чувствуешь ломоты в теле?

— Нет, а что?

— Значит, скоро почувствуешь, — мрачно продолжил маг, даже не поворачиваясь в его сторону. — После таких упражнений чувствуешь себя, словно неделю без перерыва работал в каменоломнях, потому что растяжение времени — чисто субъективное. У тебя просто во много раз повысилась скорость реакций и передачи команд, а мышцы остались все теми же. Можешь поверить на слово, ты только что сжег энергии больше, чем за всю предыдущую неделю.

— А зачем это надо было? — недовольно буркнул Руффус.

— Чтобы вытащить тебя из этой передряги, не навалив груды трупов, — Странд замолчал, нервно поигрывая так и оставшейся до сих пор в руке кружкой. Затем он как бы очнулся. — Ладно, Аврайа, полетели домой. Культурную программу на сегодня можно считать перевыполненной, — и замолчал до того самого момента, пока они не сели метрах в ста от дома Странда. Следом за ними на землю плюхнулись бочонки с пивом, неотступно следовавшие за ними все это время.

К тому моменту, как Руффус закатил бочонки в погреб, он уже не сомневался в словах учителя. Все тело пробила чудовищная ломота, и он едва добрался до кресла в гостиной, куда и рухнул, не особенно интересуясь, что происходит вокруг. Перед глазами поплыли круги. Из тумана выплыла рука со стаканом.

— Выпей вот это, должно полегчать, — и рука вылила теплое горьковатое содержимое стакана ему в рот.

Минут через двадцать, когда к принцу вернулась способность воспринимать окружающее, он обнаружил Странда сидящим напротив с мечом, кажется с тем самым, что был недавно в ножнах Руффуса.

— Меч я у тебя забираю, играйся с железками, — сообщил маг, приподнимая глаза ровно настолько, чтобы смотреть на него исподлобья. — Не по росту он тебе… пока, — было добавлено после паузы. — Кто из вас кем фехтовал?

Тут до Руффуса дошло, что он только что убил троих, и на него снова обрушилась чудовищная ломота, на этот раз в душе.

— Иди отдыхай, — все так же мрачно проговорил Странд, — у нас же сегодня выходной. И чтоб завтра — свежее росы был.

По лицу учителя было видно, что к продолжению беседы он не расположен, так что ничего не оставалось, кроме как подняться к себе, но полностью последовать инструкциям не удалось, и вовсе не из-за того, что день едва перевалил за середину. Физическая усталость позволила бы заснуть и вниз головой. Воспоминание, что он сегодня убил троих, и даже нельзя сказать, чтобы это было необходимо. Он вполне мог бы остановить их парой фокусов, которыми овладел уже в совершенстве, но этот меч!.. Он сам выпрыгнул из ножен и властно взял то, к чему был приспособлен — жизни. Предсмертный крик последнего из троих, растянувшийся из-за субъективного восприятия времени, казалось звучал в его голове до сих пор.

Только сейчас до него начало доходить, с какими силами он связался. Какой-то кусок металла, выкованный многие столетия назад, легко, за долю секунды, сумел подчинить его волю, исполнить свою партию, не спрашивая владельца. Действительно, ему еще рано с ним связываться. Невозможно вспоминать, как справедливо заметил Странд, что меч фехтует тобой, что ты повторяешь его движения, поражаешь выбранные им цели.

Теперь ему стало много проще понять, что же происходило с его братом, но так же ясно стало и то, что им не найти больше общего языка. Что они по разные стороны укреплений, не ими возведенных. Ими играют, не спросив разрешения. Меч лишь наглядное проявление этого. Не более. Кто играет? Это отдельный вопрос. Может Странд, а может и магом так же играют? И вообще, есть ли она на свете, эта хваленая свобода выбора судьбы, которой боги, как рассказывают в легендах, наградили людей?

Какой уж тут сон…