Неприятной неожиданностью для него было выяснить, что несмотря на всю жизнь, посвященную военной карьере, к реальным боевым действия он оказался мало приспособленным. Турниры и учения, успехов в которых на его счету было множество, мало напоминали происходящее на войне. Они скорее походили на парадную версию, предназначенную для покорения дамских сердец. Если бы женщины видели, чем занимаются солдаты на войне, их интерес к представителям сильного пола, отмеченным знаками различия, сильно бы поубавился.

Горы трупов, сожженные деревни и города, уничтоженные поля, сотни искалеченных, осиротевшие дети, овдовевшие и изнасилованные женщины… Все это не укладывалось в его представления о своем назначении. Одной из самых больших неожиданностей оказалось почти полное отсутствие красивых и честных единоборств. Самые искусные воины бесславно гибли в общих свалках, тогда как пронырливые и трусоватые легко из них выбирались, словно были отмечены печатью неуязвимости. Подлые удары в спину приносили гораздо больше, чем самые лучшие, отработанные до совершенства приемы.

Интересно было обнаружить, что и тактических навыков у него хватало на управление разве что парой сотен, но никак не многими тысячами. Неумение скрадывалось, конечно, тем фактом, что все планы разрабатывались непосредственно Серроусом, и даже мондаркские вожди прониклись к нему вполне заслуженным уважением после взятия Курры, но откуда сам король получил свои знания? Было такое ощущение, что он с рождения повелевал многотысячными армиями, настолько просты, лаконичны и удачны были предложенные им схемы. Может, это и есть то, что историки называют военным гением? По крайней мере, никаких лучших объяснений у него не было.

Хуже всего, что и войны-то в последнее время не получалось. Мелкие стычки, в которых завязали передовые отряды, не давали продвигаться основным силам, и без того тонувшим в разбитых в жидкую кашу дорогах. Откуда, кстати, взялась здесь, на севере, эта теплая весенняя погода? Что-то тут не укладывается. Что-то не так.

И еще эти мондарки… Ну и союзничков нашел себе король. Невооруженным взглядом была видна та животная ненависть ко всему хаббадскому, подогревавшая их, не дававшая им расслабиться. С точки зрения чисто военной, это было на руку, но отдавать благословенный процветающий край в эти грязные кровавые руки варваров. Если это — цена за исполнение вековой мечты всех эргоссцев, то он не уверен, что готов ее заплатить. То есть, среди мондарков тоже попадались нормальные, образованные люди, но весь их налет цивилизованности тут же слетал при виде первой крови или же в предвкушении скорой добычи. Даже захватив Хаббад они не смогли бы его удержать. Разграбить, сжечь — да, но не удержать, не сохранить все, чего тот добился за многие века своей истории. Они превратят его в такую же голую степь, из какой пришли сюда.

Но король, вроде бы, спокоен. Он почему-то твердо уверен, что сумеет держать их в своих руках в любой ситуации. Может, так оно и есть? Серроус много чем уже успел удивить старого рыцаря. От него действительно можно ждать чего угодно, но хотелось бы знать, чего. Не собирается же он на самом деле пускать их в столицу? После воспоминаний о том, что осталось от Курры после взятия, до сих пор не заснуть. Нет, на это он просто не может пойти. Надо будет попробовать поговорить с ним об этом…

Хотя, скорее всего, Серроус отмахнется от него, сославшись на множество неотложных дел. Или поговорить с Тиллием, который шастает как тень. Все равно, делать тому нечего, а от тоски может чем и поделится. Неприятная он, конечно, личность, скользкая, но все лучше этих варваров…

Грэмм чувствовал, что если он не получит в самое ближайшее время ответов хотя бы на часть вопросов, то впадет в такое состояние, в котором будет способен на необдуманные поступки. Недалекий-то он, конечно, недалекий, но не до такой же степени, чтобы равнодушно смотреть, как при его участии гибнет Хаббад. Да и народ, похоже, совсем не в восторге от того, что Серроус пришел освобождать его от ига Строггов. Они и думать-то уже забыли о каких-либо бертийцах, и жили неплохо, а тут на тебе… пришел законный король, только толпы мондарков к нему в придачу. Кому такое понравится?

Старый рыцарь с тоской посмотрел на свой меч, так ни разу и не обнаженный за время похода, и зло оглянулся на маячившегося мондаркского телохранителя, приставленного к нему. Поди, разбери, зачем он к нему приставлен, то ли для охраны от чего, то ли, чтобы не оставлять хаббадца без присмотра. Может возьмут они и вырежут всех эргоссцев в последний день. Что с того, что они называют Серроуса Великим Повелителем? От этого, что, больше веры им стало?..

Надо что-то придумать. Например, подставить их всех под удар как-нибудь, пусть поменьше останется. В общем, требуется изобрести, как и победить и всех победителей угробить. Забавная задачка…

* * *

Вслед за мягким стуком в дверях показался сэр Вильямс. Как всегда аккуратный, подтянутый, несколько суховатый. Хотя от служанок она слышала, что он не всегда такой бесцветный и в соответствующей обстановке вполне способен оставить более чем живое впечатление, но это никак не вязалось с его поведением в присутствии принцессы. Нельзя пожаловаться на то, что он недостаточно внимателен; нельзя сказать, что что-либо делается им не так, но хотелось бы видеть в единственном человеке из замка ее отца чуть поменьше механистичности и фанатизма в желании безукоризненно выполнить свою миссию.

И, тем не менее, сегодня, когда ей приходится отсылать его обратно в Верию, она поняла насколько будет не хватать пусть и такого, но напоминания о доме.

— Ваше величество, — после свадьбы он стал еще более официозен, еще менее человечен, — я прибыл по вашей просьбе.

— Проходи, садись, — совершенно никакого желания изображать из себя королеву. — Я хотела передать с тобой письмо отцу.

— Да, конечно, — это все, что он может сказать? Пожалуй, не стоит говорить ему о содержании письма, а то он начнет ее отговаривать… Как это уныло, когда лояльность начисто вытеснят человека. Да, не хотелось бы, чтобы письмо, которое на четырех листах повествует о том, почему отцу не надо выступать на стороне Серроуса, то есть просит отца нарушить предварительные соглашения, и немного рассказывает, собственно, о ее жизни, попалось кому-либо не глаза.

Она достала из-за корсажа плотный пакет, запечатанный тремя печатями, повертела его в руках и, добавив для верности еще один оттиск, протянула сэру Вильямсу.

— Очень прошу тебя сделать все, чтобы он попал к отцу и, — она с секунду поколебалась, стоит ли продолжать, но решив, что хуже уже не будет, потому как некуда, добавила: — Если произойдет что-то непредвиденное, то уничтожь его. Пакет должен попасть только в руки отца. Даже Серроусу не отдавай его.

Поняв, что последняя фраза была все-таки лишней, она прикусила язык, но Вильямс то ли пропустил ее мимо ушей, то ли решил не заострять на ней внимания.

— Это все, ваше величество? Может быть будут еще какие-то поручения? — Было похоже, что он куда-то торопится. Нетерпеливо поерзывая, он никак не мог найти предлог поскорее закончить разговор. Нет, так просто ему не отделаться. Пусть уж хоть немного поутешает ее.

— Как бы я хотела уехать с тобой, — говоря эти слова вполне искренне, Аделла поймала себя на том, что совершенно непроизвольно приняла тоскливую позу и грустно потупила глаза, а затем медленно, томно и мечтательно их подняла. Похоже, что женские игры — то, с чем невозможно расстаться. Они сильнее ее, и даже говоря то, что думала, она не могла не разыгрывать этого.

— Вы знаете, что это невозможно, — даже сейчас голос его был сух, может, даже суше обычного.

— Это все, что ты мог бы сказать мне?

— Ваше величество, — ощущение неуютности усиливалось в нем, проявляясь во все более нервном поерзывании на стуле, — вам ничуть не хуже, чем мне, известно, что ничего исправить нельзя. Зачем попусту бередить свое сердце. Лучше думали б об успехах вашего супруга и надеялись на то, что ваши с ним взаимоотношения переменятся к лучшему, когда он достигнет своей цели и сможет больше уделять вам внимания.

Коротенькая речь Вильямса показалась ей пустым нагромождением слов, лишенным всякого смысла.

— А может быть, я не хочу, чтобы он уделял мне внимание. Да и не уверена, что пожелала бы ему успеха в его кровавых начинаниях…

— Что вы такое говорите, ваше величество? — Вильямс чуть не вскочил, услышав такое. К лицу его прилила кровь. Значит и он не ледяное создание. Все-таки проняло. — Разве можно говорить такое о своем муже? Тем более, что у вас так все хорошо начиналось…

— Начиналось, — резко перебила его Аделла. — Неужели ты не заметил, как он за последнее время переменился? Неужели ты не видишь, что после коронации — он совершенно другой человек? И с каждым днем в нем все меньше остается следов от прежнего. Мягкий и отзывчивый? Вместо этого он стал твердокаменным и жестоким. Прежняя целеустремленность, которая, не скрою, мне нравилась, как украшение настоящего мужчины, сменилась маниакальной одержимостью. — Она поняла, что сорвалась, но остановиться не могла. — Это уже совершенно другой человек, если вообще человек. Или ты этого не видишь, Вильямс? Или боишься разглядеть? А что ты скажешь на то, что я, не успев выйти замуж, живу уже надеждами, что, может быть, боги окажутся благосклонными и сделают меня вдовой?

Выражение его лица несколько раз менялось от испуга к наигранному возмущению и удивлению, но все, что он смог выдавить из себя — это неуверенное, срывающееся:

— Ну-у-у, — после чего собравшись, он все же добавил, — вам не стоило этого говорить.

— Значит я была права, считая, что ты просто засунул от страха свою голову в задницу и… — Аделла запнулась от того, что сама поразилась своей способности использовать подобные выражения. Кто бы мог об этом подумать пару месяцев назад? Но, ничего, сэру Вильямсу полезно это послушать. Может, хоть так до него что-нибудь дойдет, — …и решил, что лучше ничего не видеть. Слепому глаза не выколоть?

Он сидел побелевший, словно полотно. Тело его сотрясала крупная дрожь, но решимости не хватало что-либо произнести, поэтому особенно глупо прозвучало трижды повторенное «ваше величество», за которым так ничего и не последовало.

— Ладно, — остановила его попытки Аделла, — надеюсь, что хотя бы мое поручение у тебя хватит смелости выполнить.

— Да, ваше величество, — но вид его свидетельствовал, что если ему чего и хватит, то не смелости, а страха перед королевой, замешанного на остатках былой преданности. Что ж, это тоже лучше, чем ничего.

— Советую по Хаббаду ехать с открытыми глазами, может, это поможет тебе в чем-то разобраться, напомнит, что, кроме лояльности, на свете еще существует и совесть. Все, не буду более тебя задерживать.

— Да, ваше величество, — сэр Вильямс согласно кивнул, встал и нетвердой, дрожащей походкой направился к выходу. Да, хорошего защитника выбрал ей отец. Может, это и к лучшему, что он уезжает. Такая связь с домом до хорошего не доведет. Скатертью дорога…

А вот сорвалась она действительно зря. И наговорила лишнего… но, да что уж тут делать, всякое напряжение должно хоть изредка иметь выход… По крайней мере, теперь она чувствовала себя опустошенной, так что вполне могла попробовать заснуть без сновидений… А значит и без кошмаров…

* * *

Тяжелое похмелье после растянувшейся неожиданно на три дня вечеринки не могло не давать себя знать. После такого, с позволения сказать, отдыха война и разруха казались детскими шалостями по сравнению с происходившим в голове. Что ж, получено еще одно подтверждение тому факту, что все должно происходить в свое время, а не откладываться на некое абстрактное потом. Вряд ли он так сорвался бы, завидев вино и девочек, если не ждал бы этого несколько лет.

Конь, казалось, не шел, а скакал, словно горный козел. Каждый шаг отдавался гулким эхом в голове. Черте что… да и компания собралась не из лучших. Видимо, все нормальные люди оказались захвачены военными событиями, и только сливки общества, в смысле те, кого сливают в ямы, согласились разделить его тягу к скромным развлечениям.

Последствия войны и впрямь оставляли самое тяжкое впечатление. Даже представить себе было трудно, что разорение может иметь такие масштабы. Похоже, что мондаркам доставляло какое-то особенное удовольствие разрушать все то, что создано хаббадскими руками. Видимо, именно эта неспособность думать о том, что восстановление разоренного в случае победы достанется им, полнее всего и характеризовала их варварство. С таким подходом невозможно претендовать на звание завоевателей, в лучшем случае — грабители. Кому нужна победа, плодами которой будут лишь огромные убытки? Объяснение происходящему можно искать разве что в непомерности амбиций Селмения, которому безразлично, какими средствами добиться отмщения. Ему, похоже, в первую очередь нужно не Хаббад вернуть, а отомстить Строггам и Странду. А там уж трава не расти.

О-о-о, только не это. Пора уже съезжать с гладкой дороги на извилистую лесную тропинку. Поди теперь, поборись с головной болью. Да еще конь взял моду время от времени спотыкаться о вылезшие не к месту корни. Хорошо еще, что он научился пользоваться короткими путями, так что довольно скоро должен был добраться. А там уже наверняка можно будет рассчитывать на кружку холодного пива и свежую мягкую постель… Поспать… Одному… В человеческих условиях… И никуда утром не вставать…

Он чуть не свалился с коня, начав придремывать по ходу мечтаний. Пожалуй, расслабляться рановато, а то вместо ожидаемого придется столкнуться с ночевкой в лесу. Можно, конечно, поработать и придать хвойной подстилке видимость пуховых перин, но только без настоящей магии все равно потом полдня иголки будешь отовсюду доставать, да бока затекшие растирать. К тому же, глупо как-то пытаться самому себе голову заморочить.

Вот, кажется, уже и просвет наметился… Да, точно. Мирный, идиллический вид, открывшийся ему, воспринимался почти как вызов. Ни тебе разоренных селений, ни тебе трупов, валяющихся у обочин, ни выжженных полей. Действительно, кому война, а кому и… Все так тихо, чистенько, аккуратно. Яркое солнце, мягкий климат, добротный дом, ласкающий глаз горный пейзаж, что нужно еще для счастья? Умеют же некоторые устраиваться, обиженно подумалось ему, хотя нельзя было не признать, как потеплело на душе от этого знакомого, едва ли не родного пейзажа.

Уже подъехав к дому, Валерий заметил медленно переваливающуюся в его сторону Аврайу. Язык у нее свесился, от чего дракон стал отдаленно напоминать разомлевшую на солнце гигантскую собаку.

— Привет, старушка, — поприветствовал он ее.

— От тебя дождешься доброхо слова, как же, — раздраженно выдохнув тоненькую струйку дыма ответила она. — Как жив?

— Как ни странно — жив. — Валерий усмехнулся и попытался почесать бороду, но обнаружив только начавшую смягчаться щетину, бросил эту затею. — По всей видимости, только вашими молитвами, хотя вы могли бы обращаться к богам и с менее затейливыми просьбами.

— Что, так плохо?

— Нет, несколько хуже. А где хозяин-то?

— В доме. Позвать?

— Раз уж сюда сумел доехать, то, наверное, с этим — я и сам справлюсь.

— Ну и ладно, — Аврайа скорчила обиженную рожу и развернувшись пошла прочь, бормоча. — Коня, тохда, тоже сам распряхать будешь, — расправила крылья и поднялась в воздух, не оставляя возможностей для обжалования последнего утверждения.

Пришлось и впрямь ставить коня самому. В стойле мерно пожевывал травку конь Руффуса. Да, себе он в спешке отхватил нечто, существенно менее напоминавшее настоящего коня. К тому же это животное уже на второй день обнаружило склонность к прихрамыванию, что сильно облегчало поездку потерявшему от долгого сидения в замке сноровку чародею. Особенно радовала его хромота с похмелья, позволяя легко считать количество пройденных шагов по отголоскам в голове. Только идиотская расположенность к старому этическому кодексу волшебников, проявлявшаяся в самые неподходящие моменты, не позволила ему поддаться соблазну втюхать кому-нибудь эту клячу, предварительно замаскировав под породистого скакуна, а себе приобрести что-нибудь попристойней.

Зайдя в дом, Валерий почувствовал что-то сродни умилению. Все здесь было по-прежнему, даже пахло так же, как все те многие годы, что он провел в этом доме. Доме… А был ли у него другой дом? Мог ли он хоть какое-то сооружение назвать своим домом? Хотя нет, не все так же. Что-то изменилось. Что именно — не поймешь, но изменилось — точно. Все вроде бы на месте, но что-то не то.

Валерий повернулся на шум и увидел входящего в гостиную Руффуса. Тот сильно переменился. Стал повыше, похудел, похоже, лицо повзрослело и приобрело выражения осознанной озабоченности.

— Привет… Руффус, — «мой мальчик», как-то застряло в горле и так и не пробилось наружу. — Как дела?

— Спасибо, — голос его тоже стал другим. Более взрослым и… да, точно, более грустным. Он, конечно, и раньше не был особенным весельчаком, но теперь это была не грусть сомнения, а грусть знания. Да, все меняется… и слишком быстро. — У тебя-то как?

— Могло бы быть и получше. А где Странд? У меня тут к нему дельце есть, — Руффус замялся, явно пытаясь подыскать ответ получше. Что тут сложного в этом вопросе? Валерий решил слегка разрядить обстановку. — Хотелось бы ему за заботу влепить пощечину и плюнуть в глаз.

— Могу предоставить тебе такую возможность, — улыбнувшись, решил поддержать тон Руффус, — только плюй в левый глаз и бей по левой щеке, потому как я за него. Только не перепутай, его — только левая сторона.

— Что? — недоумение Валерия было вполне искренним.

— Да-да, ты не ошибся, — улыбка Руффуса стала менее задорной, — и понял все правильно. Я — за него. То есть Странд — во мне.

— Что вы тут такое сделали?

— Решили, что Серроус с Селмением подали не худший пример оппонентам. К тому же так процесс обучения идет постоянно, что существенно его ускоряет.

— Странд передал тебе силы? — у Валерия начинала кружиться голова.

— Да, — Руффусу не слишком удалось принять безразличный вид.

— И ты подобрал затем сердце мага? — этот вопрос он задавал уже чисто машинально, прекрасно понимая, какой сейчас услышит ответ.

— Точно. И теперь я такой же шизофреник, как и мой брат. Ну, ладно, — его лицо резко помрачнело, — теперь ты все знаешь, так что давай оставим эту тему без дальнейших обсуждений. Хорошо?

Руффус поднял глаза и буквально пронзил взглядом Валерия. Тот даже растерялся, встретившись с такой жесткостью. По спине аж мурашки пробежали. Как же сильно он переменился за последнее время. Всего-то ничего прошло, а перед ним уже совершенно другой человек. Да, Странд, видимо, и впрямь великий учитель. Добиться такого прогресса, таких изменений, на которые Валерию понадобился бы не один год. Остается только снять шляпу.

— Хорошо, — ответ невольно вылетел на волне размышлений и прозвучал достаточно робко, тоном, не допускающим даже возможности попыток не согласиться. Уже произнеся это, Валерий еще раз поразился, что он поддался и сделал то, что нужно Руффусу. Обычно он сам привык играть в эти игры с другими, но никак уж не ожидал, что его же ученик сможет так поймать чародея. Хотя нет, не его ученик. Называть его так сейчас — не больше оснований, чем обращаться к нему «учитель». Естественно, что это уже совсем не тот Руффус, который несколько месяцев назад покинул Эргос, и подобные фокусы происходят не без подачи Странда. Да, хорошо, что он с самого начала воздержался от обращений «мой мальчик». Нет, не воздержался, он подавился этими словами. С кем-кем, а с собой-то уж можно быть честным.

— Ладно, — нет, он точно подрос. Это не может быть иллюзией, — пора бы мне и проявить хотя бы немного гостеприимства. Сейчас поужинаем, а затем — хочешь поговорим, а нет, так я провожу тебя в твою комнату. Отложим все до утра.

А затем было все то, что и ожидалось. Сытный вкусный ужин, Руффус оказался вполне способным к кулинарным экспериментам, холодное свежее арносское пиво, долгий разговор, и увенчал все это столь долгожданный отдых на мягкой, удобной постели. В разговоре много внимания было уделено увиденному Валерием в дороге. Обстановке в Хаббаде, ситуации, как ее увидел чародей. Совсем немного он сказал о времени, проведенном в подвалах Эргоса, а то, что было рассказано — все больше в иронических тонах, не в последнюю очередь потому, что Валерий и сам не прочь был это забыть. Забавно и даже приятно было поведать о муках и сомнениях Тиллия, но Руффус почему-то не очень обрадовался этим известиям, ссылаясь на то, что из-за подобной небрежности, имелось в виду, что надо было раньше выяснить степень его подготовленности к затеянному, теперь же гибнут люди, а лично ему придется сойтись с братом в поединке.

По ходу беседы у чародея вообще крепло ощущение, что отношения наставник — ученик навсегда канули в лету, так что лучше поскорее найти им замену. Видимо, вполне возможны чисто дружеские отношения, которые сами напрашивались, и к которым охотно тяготели обе стороны, но для этого Валерию надо было преодолеть неприятие очевидного в настоящий момент лидерства Руффуса. Тот факт, что это лидерство подкреплялось невероятно возросшей зрелостью и реальной силой, стоявшей за ним, не сильно помогал преодолеть психологический стереотип. Хотя пару раз он ловил себя на гордости за ученика, а один раз даже испугался его смурного взгляда.

Ничего, справимся, улыбнувшись решил Валерий, когда уже укладывался спать, легко поддаваясь приятному искушению сном.

* * *

В последние дни он очень много проводил времени, сжимая в руках теплый камушек Ока мира. Он уже научился достаточно свободно ориентироваться в бесконечном море информации, открывавшемся перед ним. Он почти всегда находил с его помощью именно то, чем интересовался, поэтому вопросы, которые задавались пришедшему вчера Валерию, были нужны не столько ради информации, недостатка в которой он не испытывал, сколько для того, чтобы уловить эмоциональную окраску в его, Валерия, субъективном восприятии. О мрачном разорении, царившем на просторах Хаббада, о сотнях жертв, о панике и ярости он знал и так, как впрочем и о самом появлении Валерия. Интересно было понять, как это воспринимал человек, бывший долгие годы его учителем, имевший такое на него влияние.

Восприятие это показалось Руффусу несколько сумбурным и необъективным, слишком уж сильно было оно замешано на личных проблемах чародея. Ситуация, в которой он оказался, была и впрямь препаскудной, но такое зацикливание на ней человека, который всегда казался ему образцом рассудительности и отрешенности от внешних факторов, было большой неожиданностью. Важную роль, видимо, сыграл тот факт, что Валерий параллельно с этим испытал и огромное облегчение от того, что с его плеч свалилось бремя ответственности за воспитание принца, и он, не будучи обязанным разыгрывать из себя постоянно эдакого метра, стал обыкновенным человеком со всеми свойственными людям слабостями, переживаниями и страстями. Может быть, даже в большей степени, чем он к тому расположен, из-за того, что очень уж истосковался по этому за долгие годы, проведенные в Эргосе. Образ идеального учителя, наставника, воспитателя, непогрешимого и отрешенного от мелочности человеческих слабостей, разрушился, в очередной раз обманув Руффуса, полагавшего, что в чародее он найдет поддержку и наставления. Нет, все решения придется принимать самому, как и нести за них ответственность. Переложить хотя бы часть груза на чьи-либо плечи — не удастся. Но как бы это не было обидно, личность Валерия ничуть не потеряла от этого в глазах принца, а может, даже и выиграла, потому как теперь у него появилась возможность обрести настоящего друга, с которым можно будет общаться на равных. Разница в возрасте, которая сильно сократилась в представлениях Руффуса из-за того, что теперь они не обязаны придерживаться отношений воспитатель — воспитываемый, а также благодаря элегантной и мужественной щетине, сменившей длинную кустистую бороду, не должна была помешать их общению. Единственное, надо постараться пореже давать Валерию понять об изменениях, происшедших за последнее время. Не нужно лишний раз подчеркивать, как много переменилось со дня, когда он оставил Эргос, не пытаться картинно утвердиться в роли лидера в новом их союзе, лучше, наоборот, пытаться это как-то сгладить, и тогда, Руффус уверен, они неизбежно придут к крепкой дружбе.

Сейчас он так же сидел, сжимая вибрирующее в ладони Око мира. Он встал еще до восхода солнца и отправился на полюбившуюся ему горную террасу, где так легко предаваться размышлениям, где так просто найти решение сложнейшим вопросам, где так естественно предаваться медитациям, очищающим ум и придающим силы. Руффус знал уже, что сегодня к нему придет принц Солкран, сын императора Луккуса, просить о помощи. Это хорошо, потому как он не мог более сидеть на месте и созерцать происходящее. Еще немного, и он перегорит, принц чувствовал это, и не окажется способным на какие-либо действия. Ждать уже более нечего, тем более, что он видит, как мало времени остается у них в распоряжении. Несмотря на все попытки помешать продвижению Серроуса, его брат упорно продвигается на север и вот-вот подойдет к самому Хаббаду, а рассчитывать на то, что имперские войска сумеют без ощутимой магической поддержки противостоять превосходящим силам Мондарка и Серроуса, не приходилось.

В Эргосе также царило уныние. Радость успехам своего короля была не особенно искренней, потому что это были одновременно и успехи Мондарка, извечного врага всех хаббадцев, и смириться с этим новым союзом был готов далеко не всякий. Аделла, столь радостно смотревшая еще совсем недавно в будущее, была мрачнее грозовых туч. Разбираться в деталях, что именно повергало принцессу в такое состояние, он не стал, считая неэтичным рыться в голове знакомых, но очевидно было, что ее взаимоотношения с мужем оставляли желать лучшего. Может быть, это открытие и помогло Руффусу легче смириться с мыслью о неизбежном противостоянии Серроусу, потому как в минуты откровенности с самим собой он признавал, что завидует брату, будучи тайно влюбленным в юную принцессу, и теперь не может простить ему обид объекта своих воздыханий. Это, конечно, отдавало мелочностью, но должно же хоть что-то поддерживать в нем готовность к столкновению. Абстрактные соображения относительно судьбы Хаббада, как это ни странно, никак не могли вырасти настолько, чтобы стать поводом к братоубийству.

Интересно, как относится к этому сам Серроус? Ведь он точно так же прекрасно знает, что их ждет в самом ближайшем будущем. Наверное, он старается вообще не думать на эту тему, с полной отдачей уходя в текущие заботы, стараясь решать лишь те проблемы, которые стоят перед ним прямо сейчас. По крайней мере, это было бы вполне в его духе…

По звуку осыпающихся камней, Руффус распознал приближение Валерия. Сегодня, отоспавшись и отдохнув, чародей выглядел существенно лучше. Лицо посвежело, в глазах пробудился привычный глубинный блеск, мешки под глазами спали.

— День добрый, — помахав рукой, приветствовал тот.

— День добрый, Валерий, присаживайся, — рукой Руффус показал на камень, отдаленно напоминавший своей формой кресло. — Здесь хорошо думается.

— Я знаю, — чародей устроился. — Я сам всегда любил приходить сюда.

— Как отдохнул? — попытка скрыть повисшую в воздухе неловкость за абстрактным вежливым вопросом получилась неудачной.

— Спасибо, — Валерий перекатывал носком сапога небольшой камушек, испытывая, по всей видимости, те же проблемы. — Вот, думаю отоспаться у тебя еще пару деньков, и отправлюсь попутешествовать…

— Не выйдет, — как-то отрешенно произнес принц.

— Это почему это? — чародей наигранно встрепенулся. — Мало что ли на мою долю хлопот выпало? Пора и о себе подумать.

— Валерий, — Руффус пронзил его грустным, но острым, словно стилет, взглядом, — тебе не удастся спрыгнуть с телеги на полпути. Мы все обречены пройти его до конца.

— Ты знаешь, — перекатывание камушка стало существенно более нервным, — не я заварил эту кашу. А натерпелся — сполна. Кто и чем сможет скомпенсировать те годы, что я провел в Эргосе…

— Ты жалеешь о них? — в глазах принца читалась ирония. — Хочешь сказать, что напрасно втянул меня в эти игры? Хочешь сказать, что лукавил, доверительно делясь со мной соображениями высшего порядка, идеями об ответственности перед миром?

— Нет, конечно…

— Думаю, мы все не рвемся в бой, — Руффус с удивлением отметил, насколько легко у него вылетают эти слова. Как недавно он и подумать-то не мог — поучать Валерия. — Даже Странд (как бы он не скрывал этого за радостью от того, что я оставил его в этом мире, подобрав сердце мага) не в восторге от необходимости продолжения этой вечной борьбы. Думаю, он совсем не прочь сбросить со своих плеч ответственность за Хаббад, пусть и такой ценой. Мы все здесь — не фанатики с горящими глазами, но каждый должен сделать свое дело, прежде чем строить планы о веселом времяпрепровождении.

«Ты никогда не говорил мне, что так думаешь».

«А ты и не спрашивал. И все же я прав, не так ли?»

«Боюсь, что да».

— И кто же, как не ты, — продолжил принц, — втянул меня в этот кошмар, а значит не тебе бросать меня на середине дороги.

— Ну да. Да! — Валерий подскочил и принялся расхаживать по террасе, спотыкаясь и сбиваясь с шага. — Разумеется, я знал все это, идя сюда. Конечно, я не собираюсь уходить в кусты, но можно же немного поломаться. Если б ты знал, каково оно, торчать в подземельях, когда дважды в день к тебе наведывается палач, а ты начинаешь чуть ли не радоваться ему, как возможности увидеть живого человека… — он продолжал шагать, энергично размахивая руками, но продолжение монолога предпочел не высказывать вслух. Немного успокоившись, он сел и продолжил: — Извини. Если честно, я настолько привык сам манипулировать людьми, что мне крайне трудно пережить осознание того, насколько искусно Странд умел манипулировать мной. Естественно, я с тобой.

— Спасибо, — лишние слова могли теперь только помешать. — Пойдем домой?

— Хорошо.

И они стали спускаться вниз, к залитому солнцем лугу.

«Что делать, что говорить? Мы, вроде бы, договорились, оба хотим пойти навстречу друг другу, но чего-то не хватает, чтобы началось потепление…»

«Надо начать действовать. Когда меньше будет времени на копание в себе, отношения сами начнут налаживаться».

Иногда Руффус не мог разобрать, общается ли он со Страндом или же просто ведет какой-то внутренний диалог, но в любом случае со здравостью этого мнения трудно было поспорить, так что на том он и порешил остановиться.

У дома их уже поджидали застывшие в весьма выразительных позах Аврайа, извергающая устрашающие клубы дыма, и молодой человек (ну, так сказать, молодой человек, в смысле нестарый, потому как Руффуса-то он, по всякому, раза в полтора постарше был), побледневший, словно свежеотстиранное полотно, и прижимающийся к стене в тщетной попытке просочиться в стыки между камнями. Одет он был в удивительно добротный дорожный костюм, видимо очень дорогой, но строгий и без излишней вычурности. Именно это и стоило называть стильной одеждой. Правая его рука была плотно сжата в кулак, а в левой он едва удерживал поводья бешено метавшегося коня, не желавшего находиться вблизи огнедышащего чудовища. Судя по всему, это обычная реакция всей лошадиной породы при первом знакомстве с драконами, ведь впоследствии его, Руффуса, конь привык к Аврайе и спокойно, если не с удовольствием, переносил ее общество.

Больших сомнений в том, кто, собственно, стоял у стены с выражением неподдельного ужаса на лице, — не было.

— Добрый день, путник, — начал Руффус, знаком показывая Аврайе, что представление с драконом — пожирателем принцев в главной роли можно и прекратить, — извините за столь негостеприимный прием, — как только Аврайа отошла подальше и мирно уселась, сложив крылья, гость попытался овладеть собой и принять исполненный достоинства вид, впрочем, без особого успеха. — С чем пожаловали к нам?

— Мне нужно к великому магу Малойану, — сообщил он, судорожно вытягивая перед собой, словно пропуск обратно в мир живых, путеводный талисман, совершенно такой же, какой был в свое время у Руффуса, на раскрытой ладони. Перстенек отличался лишь тем, что стрелка над изумрудом была не голубого, но огненного цвета. Стрелка бешено вращалась, недвусмысленно свидетельствуя, что цель путешествия достигнута, но сам гость никак не мог определиться, к кому, собственно, обращаться, перебегая взглядом с Руффуса на Валерия. Утвердившись в мысли, что великий маг не может выглядеть семнадцатилетним юношей (почему, кстати, он и сам бы никогда не ответил), обратился к Валерию. — Я наследный принц Солкран из династии Строггов, властителей Хаббада, — при этих словах Руффус невольно поперхнулся, но справившись с собой вновь принял отстраненный вид, — и прибыл сюда по поручению моего отца императора Луккуса, с просьбой о помощи Хаббаду. Отец сказал мне, что этого перстня будет достаточно для того, чтобы вы приняли меня.

— Все замечательно, принц Солкран, — Валерий расплылся в излюбленно иронической улыбке, — за исключением того, что я не являюсь великим магом Малойаном.

— А тогда кто же? — поинтересовался Солкран, недоверчиво косясь в сторону Руффуса.

— Его вообще здесь нет, — сообщил Валерий, — но знак принесенный вами — подлинный, а значит вы найдете помощь, как и было обещано вашим предкам.

— Но… — начал было гость, но не нашелся, чем продолжить и запнувшись, потупился.

— Я, принц Руффус, из Бертийской династии, — решил прийти ему на помощь Руффус, но, похоже, добился только противоположного результата. Назвать растерянностью выражение появившееся на лице Солкрана, было бы столь же правильно, как обозвать сошедшую лавину парой упавших камней. Ощущение ловушки, предательства, просто-таки исходило от него. В затравленных глазах читался ужас. Сам же Руффус, запнувшись, понял, что окончанием фразы он окончательно подпишет свой приговор, отчего слова не желали покидать его горло.

«Ты же знал, что рано или поздно это произойдет», — донеслось изнутри.

«Но как же мне говорить, что я, один из бертийцев, и должен остановить бертийское вторжение».

«Вторжение мондарков. Бертиец лишь возглавляет его. Может, так тебе легче будет смириться с этим».

«Но мы же оба знаем, что от игр со словами ничего не меняется».

«И оба мы знаем, что выбор уже был сделан, а сейчас его осталось только закрепить при помощи все тех же словесных игр».

«Я не хочу этого…»

«Жизнь оставляет не так уж много места нашим желаниям».

«Ладно, я — готов».

— Я, принц Руффус из Бертийской династии, — снова начал он, старательно пытаясь восстановить прервавшееся дыхание, — ученик мага, известного вам под именем Малойан, готов выполнить его обещание, данное династии С…, — несмотря на то, что фраза звучала, как заученная форма, он не смог не споткнуться на этом месте, — Строггов и придти на помощь Хаббаду.

Все. Руки опустились, а попытка принять величественный вид закончилась после этих слов согбенной спиной и унылым подобием усмешки на лице.

«Приговор подписан».

«Не так пессимистично».

«Не так пессимистично? Тебе воевать с извечным врагом, а мне с братом».

«А если что не так, то погибать нам вместе. И все же это не повод смотреть на мир через пелену тьмы».

«Ага, сильное утешение».

— Но… — вновь не смог подобрать других слов Солкран.

— Не останавливайтесь, ваше высочество, — откликнулся Валерий. — Не стоит бороться с собой, так что говорите, что приходит на ум. Недосказанное — залог недоверия.

— Но ведь именно Серроус из Бертийской династии возглавляет мондарков, напавших на Хаббад, — выпалил на одном дыхании Солкран.

— Да, — бесцветным голосом ответил Руффус, — я готов выступить на вашей стороне, против собственного брата. Никаких дополнительных гарантий своей преданности я предоставить не могу, так что вам решать, принимаете вы мою помощь или нет.

«Не лукавь, это не дает тебе последней возможности отказаться. Они все равно примут помощь от кого бы она не исходила, так что ты только душу бередишь иллюзорными надеждами».

«Оставь мне хотя бы это».

— Со своей стороны, — не к месту вмешался Валерий, — я могу поручиться, что лучшего мага вам не найти.

— А где, собственно, сам Малойан? — осмелев, поинтересовался Солкран.

«Ну и как ему это объяснить?»

«Скажи им что-нибудь потуманнее. Ты же маг? Значит от тебя именно таких ответов и ожидают».

«Да, умеешь ты растолковать все».

— Он во мне, — с максимально загадочным видом проговорил Руффус, простирая перед собою руку. Похоже, это подействовало, потому как Солкран невольно отшатнулся и почел за лучшее не продолжать расспросов. Сбросив с себя напыщенность, Руффус продолжил: — Я не прошу ответить прямо сейчас, хотя время и поджимает. Не пройти ли нам в дом? За кружкой пива обычно бывает легче принять решение.

— Спасибо, — ответил Солкран и покорно последовал за хозяином. Замыкал процессию Валерий, перемолвившийся с крыльца о чем-то парой слов с Аврайей.

За пивом атмосфера и впрямь стала теплеть, хотя Руффус и обратил внимание, что Солкран с подозрением отнесся к предложенному напитку. Видимо, при дворе он привык употреблять вино, как было принято и в Эргосе, но Руффус настолько пристрастился за последнее время к пиву, что не задумываясь предложил именно его. Ничего, эта ошибка больших последствий иметь не будет.

Разговор потихоньку оживлялся, а смущение Солкрана перед молодостью и принадлежностью мага к бертийской династии преодолевалось, так что вскорости они уже обменялись парочкой свежих анекдотов, от души им посмеявшись. Время постепенно стало подходить к вечеру, склоняя солнце оставить этот мир на откуп лунному свету.

— Думаю не ошибусь, сочтя, что решение уже принято, — напомнил Валерий, довольно почесывая то место, которое вскорости должно будет превратиться в бороду.

— В общем, да, — пробормотал Солкран, смущенный тем, что ему напоминают, зачем он сюда пришел. Приняв более официальный вид, он продолжил: — От лица его императорского величества князя Луккуса я принимаю вашу помощь и приглашаю вас в Хаббад, где император сможет лично подтвердить мои слова.

— Хорошо, — Руффус тоже не мог сказать, что возвращение к насущным проблемам доставило ему удовольствие, — тогда завтра с утра — в путь. Твоя охрана, — он сам не заметил, когда они перешли на ты, — осталась около Арноса? — ответ на этот вопрос, естественно, был известен, но этикет требовал не заострять на этом внимания.

— Да.

— Тогда, — продолжил Руффус, — мы проводим тебя до них, чтобы предупредить, что все нормально, а затем уже — в Хаббад. Пойдем короткой дорогой, так что к вечеру будем на месте…

— Как? — не понял Солкран. — До Хаббада даже на перекладных дня три пути.

— Пусть это будет первой демонстрацией моих способностей, — лукаво улыбнулся Руффус, забыв, как сам еще недавно был удивлен, узнав о существовании быстрых дорог. — К вечеру будем в Хаббаде. Не веришь, можем поспорить.

— Как-то мне на ум не приходит ничего, что было бы лишним. По крайней мере из того, на что можно было бы поспорить, так что я, пожалуй, воздержусь от пари, — улыбнулся Солкран.