Ринальд вышел в сад, расположенный позади дворца, когда солнце еще только думало, пора ли ему вставать или же обождать еще немного. В предрассветных сумерках голые деревья, слегка припорошенные прошедшим ночью снегом, казались призрачными и нереальными. Вода в пруду, подернувшаяся по краям тоненькой коркой льда, почти не оставляла пространства для живущих круглый год в утепленных плавучих домиках уток, плававших в поднимавшемся от воды тумане, а по льду чинно расхаживали абсолютно черные вороны, бывшие в Хаббаде священными птицами. Собственно, их изображение и красовалось на гербе Строггов, вот только непонятно было, откуда сами птицы об этом узнали, потому как вели они себя крайне бесцеремонно, в полной уверенности в собственной безнаказанности.

Ринальд так и не сумел заставить себя заснуть, поэтому, лишь только луна стала клониться к западу, а на востоке появились первые алые отсветы, поднялся и вышел в сад, решив, что это по-всякому лучше, чем ворочаться без конца. События последнего времени никак не могли улечься в его голове, а подобную путаницу никак не отнесешь к достоинствам человека, которому поручено командовать войсками всего Хаббада.

Начать хотя бы с приема, оказанного ему по возвращению из захваченной врагом Курры. Всю дорогу до столицы он ловил себя на постоянно всплывающем желании бросить все и укрыться где-нибудь в глуши, потому как полагал, что самое меньшее, что его может ждать за потерянный город и погибшие войска — лишение офицерского звания и ссылка в родовой замок. Только верность присяге, оказавшаяся к собственному удивлению не пустым звуком, заставила Ринальда донестись до Хаббада, загнав четырех лошадей и не обращая внимания на начавшееся, несмотря на прижигание, нагноение в правой руке. Со стыдом и в ожидании скорого позора он прибыл во дворец, прося первого военного советника срочно принять его.

Каково же было удивление, когда вместо этого его лично принял сам император. Внимательно выслушав долгий и сбивчивый рассказ своего подданного, взволнованного вдвойне от присутствия повелителя, император Луккус помрачнел и после долгой паузы извинился перед сэром Ринальдом, что будет вынужден провести служебное расследование относительно действий своего четвертого военного советника, но готов на это время предоставить ему помещение в своем дворце, если тот даст устное обещание не покидать его пределов, и сразу же после этого обрушился с ураганной яростью на своего первого военного советника. Император припомнил все. И то, что тот советовал дать всем войскам возможность перезимовать поближе к дому, и то, что все призывы сэра Ринальда прислать ему подкрепления были отклонены, и то, что первый советник порекомендовал прекратить из-за ограниченности сил, сосредоточенных на юге, патрулирование северных мондаркских территорий, и многое, многое другое. Ринальд, присутствовавший при этом, не знал, что ему делать, то ли удалиться потихоньку, то ли продолжать выслушивать, как его начальника разносят в пух и прах. Чуть позже император Луккус обратил на него внимание и, задав несколько вопросов, отпустил, порекомендовав поработать в ближайшие дни, пока не закончится расследование, с начальником штаба, еще раз извинившись, что не может пока придать этой работе официальный статус.

Первый же день работы в штабе показал ему, что даже мобилизовав все имперские силы и стянув их к столице, на что едва-едва хватало бы времени, они все равно получат более чем трехкратное превосходство противника, что не позволяло надеяться на успех, разве что произойдет чудо. На третий день у него сформировалась пара идей, и он, сам поражаясь собственной наглости, вновь попросил аудиенции у первого советника, и вновь был принят лично императором.

— Для того, чтобы попытаться хоть как-то уровнять силы, — начал Ринальд после того, как изложил перед императором общую обстановку, — вы могли бы отдать приказание прихватить командирам из провинций всех охотников, из которых получится несколько прекрасных полков лучников. Необходимо создать так же ополчение, но если делать это в провинциях — не хватит времени даже на самую элементарную его подготовку, а выставлять на поле боя необученных рекрутов грозит не только огромными потерями, но и общей неспособностью всего войска выполнять поставленные перед ним задачи. Если же использовать все резервы императорского арсенала, а также выкупить у купцов их частные арсеналы, то из населения столицы вполне можно успеть сформировать достаточно многочисленное и прилично подготовленное ополчение…

Внимательно выслушав последовавшие за этим детали, император Луккус к удивлению Ринальда сообщил после небольшого размышления:

— Тех свидетельств, что мы уже получили относительно событий, происходивших при Курре, вполне достаточно, чтобы снять с тебя прямые обвинения, так что могу тебе предложить пока заняться самому подготовкой ополчения. Все твои звания остаются при тебе, а полный список полномочий, заверенный моей печатью, получишь в канцелярии. Там же получишь и подтверждение о предоставлении тебе целевого кредита на эту программу. Если казначейство заартачится или начнет ссылаться на отсутствие средств — шепни об этом мне. Предоставляю тебе также право использовать в своих интересах всех офицеров, находящихся в столице. Если будут какие-то непредвиденные проблемы — обращаться ко мне напрямую. Все. Об окончательных результатах служебного расследования я сообщу тебе позже, а сейчас — за работу.

Ринальд вышел из королевских покоев с ощущением головокружения. Он никак не ожидал, что его идеи будут не только приняты к рассмотрению, но получат статус программы первостепенной важности, курируемой непосредственно его императорским величеством. Он полагал, что первый военный советник примет его доклад к сведению, но пока раскрутится бюрократическая машина и дело дойдет до выполнения — будет, как обычно, поздно, тогда как на самом деле он даже не увидел первого советника. Тот факт, что он не видел его и во время работы в штабе, насторожил Ринальда, но придавать этому значение, а тем более пытаться это как-то трактовать — попросту не было времени.

Уже вечером он проводил совещание с отобранными для создания ополчения офицерами, уточняя детали плана и согласовывая их с казначейством и интендантскими службами. В его оперативный штаб вошли в основном офицеры не очень высокопоставленные и родовитые, но те, в работоспособности и собственной подготовке которых Ринальд был уверен. По его поручению они уже с утра начали вербовку и отбор солдат-ветеранов, которым надо будет проводить занятия, а впоследствии, по всей видимости, и стать сержантами в ополчении. Сам же он с утра пораньше начал встречаться с купцами на предмет закупки у них вооружений. Большинство из них никак не могли справиться со своим стремлением к наживе и заламывали столь заоблачные цены, что никакой казны не хватит. С одними Ринальд торговался до исступления, другим пригрозил, что если они не договорятся по-хорошему — придется перейти к конфискациям, но так или иначе через два дня все запасы оружия, находившиеся в столице и ее ближайших окрестностях, переместились в имперский арсенал, который распространился на несколько соседних зданий, не в силах вместить в себя всю эту безумную груду железа.

Справедливости ради следует отметить, что несколько купцов, выслушав предложения Ринальда, предлагали безвозмездно передать все свое оружие. Что ж мы — иноземцы какие, что ли, не в одной стране живем? — говорили они — с единственным условием, что взамен они получат расписки. Чтобы не платить налоги дважды, смущенно пряча улыбки в бородах, добавляли они. Этим Ринальд обещал, что их поступки не забудутся и, в случае победы, он сам доложит о них императору и будет ходатайствовать о предоставлении льгот. Там посмотрим, натыкался он на один и тот же ответ.

Собранное оружие Ринальд приказал тщательно отсортировать, чтобы добиться внутри формируемых подразделений хотя бы минимальной однородности вооружений. Только тогда перед тем или иным полком можно будет ставить какие-то задачи более конкретные, чем просто: убей врага, что по сути поставленной задачей не является, а в лучшем случае тянет на некое подобие напутствия.

Тем временем на всех площадях города уже тренировались первые полки ополченцев. Темпы вербовки даже превзошли ожидаемые, так что к обучению пришлось подключать дополнительные силы из регулярной армии, а из ближайших провинций уже подтягивались войска. Интендантские службы с ног сбились, подыскивая помещения как для войск, так и для ополченцев, арендуя постоялые дворы и любые утепленные помещения под размещение, пустующие склады и амбары под конюшни. Во дворце они уплотнили придворных, чтобы расселить офицеров. В городе царила невообразимая суета.

Откуда-то поползли слухи, грозившие вызвать панику, однако император лично выступил несколько раз перед горожанами и сумел тщательно сбалансированными, в нужной степени эмоциональными словами погасить грозивший вспыхнуть пожар, направив энергию подданных в нужное русло. Удивительно было, сколько личного обаяния и мудрости обнаружил в себе стареющий император, насколько деятельным он мог быть в случае необходимости. Его речи подействовали даже на Ринальда, даже он почувствовал после выступления императора некоторый прилив сил, некоторую надежду, что все не так уж безнадежно, надо лишь не останавливаться ни на минуту и отдать все свои силы. Победа возможна. Правда, в глубине души он никак не мог понять, каким же образом император собирался устранить магический перевес нападавших. Население не знало об этом, а потому могло и не забивать себе голову лишними сомнениями, но он-то видел, как много может изменить вмешательство магии. Если бы не это — осада Курры, он был уверен, растянулась бы не на один день, а возможно и не на одну неделю. Но возможно, что и на этот счет у императора были какие-то идеи, потому что очень уж он спокойно отреагировал во время последней встречи на многочисленные отсылки к тому, что без нейтрализации мага рассчитывать особенно не на что, и все усилия окажутся напрасными.

Еще через несколько дней он снова был вызван к императору. Их встречи происходили все чаще и чаще, и у Ринальда стало уже закрадываться лестное представление, что повелитель очень внимательно прислушивается к его идеям и предложениям. С другой стороны, он какой-никакой, пусть четвертый, но военный советник, хотя загадкой оставалось, чем же заняты первые три. Но скоро разрешился и этот вопрос.

— Есть ли у тебя человек, которому ты мог бы передать дело подготовки ополчения? — поинтересовался император после того, как внимательно выслушал подробный отчет Ринальда о проделанной работе и ее перспективах.

— Д-думаю, что да, — ответил тот, внутренне сжавшись, потому как отстранение от должности могло означать лишь одно — расследование закончено и результаты его оказались не в пользу барона Севвойского.

— Тогда представь его мне сегодня же, — продолжал Луккус, не обращая внимания на реакцию офицера, — чтобы с утра назначение уже вступило в силу. А тебе я сообщу, что служебное расследование завершено, и приговор моих экспертов оказался почти единогласным, — император совершенно не желал обращать внимания на то, как замер его собеседник, и, более того, сделал после этих слов драматическую паузу, сдобренную полуулыбкой. — Твои действия были квалифицированны, как… очень профессиональные. Не твоя вина, что столкнувшись с многократно превосходящими силами противника и действиями очень сильного мага, ты не смог сохранить город, однако некоторые твои тактические ходы, принятые в спешке, показались экспертам, да и мне, крайне интересными. Не осталось без внимание твое поведение после того, как удалось прорваться из окружения. В общем, мы остались довольны твоей деятельностью. Еще раз приношу свои извинения, что вынужден был бросить на тебя тень сомнения, хотя и был уверен в результатах расследования. Но законы должны быть обязательны и для меня. Думаю, что ты меня понимаешь.

— Да, ваше величество, — отвечая на чисто риторический вопрос, Ринальд понимал, что это еще не окончание разговора, и хотя только что услышанное было приятным и отчасти лестным, но он понимал, что самое для него важное — впереди. Он присутствовал как-то при отстранении от занимаемой должности советника по финансам. Ему спели еще более цветистую осанну, а затем уже объявили об отставке. Это — политика, и далеко не все в ней подчиняется обычным законам логики. На настоящий момент он имеет только то, что официального обвинения против него — нет, а сам он отстранен от подготовки ополчения.

— Теперь о дальнейшем, — император открыто улыбнулся, от чего у Ринальда сразу же отлегло от сердца. Он, вообще, почувствовал, как при активном личном общении абстрактные слова присяги стали наполняться подлинным смыслом. Ему нравился его повелитель и нравилось то, что он ему служит. — С сегодняшнего дня ты становишься моим первым военным советником.

— А что будет с…

— Видишь ли, — Луккус не дал Ринальду закончить, — под расследование попал не ты один. Выяснился ряд забавных деталей, проливающих свет на то, почему тебе не было вовремя выслано подкрепление, и как это связано с распределением остатков военного бюджета прошлого года. Короче, меня не устраивает руководитель военного ведомства, интересующийся своим карманом больше, чем безопасностью империи. В такой ситуации даже его стратегические способности не могут играть большой роли. В общем, получи бумаги в канцелярии. Завтра с утра — мое первое совещание с тобой в новой должности. Отдыхать тебе будет некогда, потому как к утру ты должен быть в курсе дел, так что не буду больше задерживать. Ты свободен.

Он вышел настолько ошарашенным, что не сразу понял, как мало радостного было в его новом назначении. Даже если отбросить тот факт, что ему поручено выиграть почти безнадежную войну, то одного лишь неприятия со стороны высшего офицерского состава хватило бы. Они и без того не были в восторге от излишней молодости и недостаточной родовитости четвертого военного советника, но вынести его превращение в первого — это уж слишком. Неоднократно Ринальд ловил себя на ощущении, что генералитет делает все возможное, чтобы все меры, им предпринимаемые, не давали эффекта. Неужели же они готовы пойти на поражение Хаббада, лишь бы показать, что выскочка не в состоянии руководить имперской армией? Это не укладывалось в голове, и тем не менее было так. Тогда он решил, что другого выхода не остается, кроме как докладывать о своих наблюдениях императору, как не трудно после этого смотреть в зеркало. Ринальд понимал, что доносить на своих подчиненных — это как расписываться в неспособности ими управлять, но сознание долга перед Хаббадом пересиливало любые честолюбивые мысли и устремления. Пусть его снимут на следующий день после решающего сражения, но сейчас он должен думать лишь о том, как его выиграть.

Многие офицеры были сняты, но он старался не думать об этом, сосредотачиваясь на работе, благо ее хватало с лихвой. Непопулярность нового первого военного советника, похоже, не особенно беспокоила императора, пока она не распространялась за пределы высшего офицерского состава, а Ринальд находил на освобождающиеся вакансии молодых и деятельных офицеров.

Работа шла, результаты ее уже начали проявляться. Ополченцы потихоньку начинали напоминать солдат, а три полка лучников, составленные из охотников и егерей, были и вовсе великолепны. Неожиданно выяснилось, что стреляют они еще точнее имперских лучников и арбалетчиков, уступая разве что в скорострельности. Незанятое в ополчении население было брошено на строительство оборонительных сооружений в столице, на подступах к ней и несколько южнее, где предполагалось дать мондаркам главный бой. Ели все будет продолжаться в том же духе, то их армия будет лишь в полтора раза меньше, чем у противника, но с перевесом профессиональных солдат, хотя и с явной нехваткой кавалерии. То есть, по-прежнему плохо, но уже не так безнадежно.

И наконец вчера при дворе появился Руффус. Да, тот самый принц из бертийской династии, с которым он когда-то встречался. По теперешним ощущениям, целую вечность назад. Он и тогда показался Ринальду неплохим парнем, не обманул ожиданий и сейчас, но можно ли полагаться в подобной ситуации на бертийца? Вопрос, не имеющий очевидного решения. Да еще в качестве мага…

Мага. Совсем непонятно. Еще совсем недавно он был просто принцем и ни о каких особенных его способностях ничего известно не было. Неужели подобное возможно? По крайней мере, все, что Ринальд слышал на эту тему, свидетельствовало в пользу того, что процесс обучения волшебству необычайно сложен и занимает многие годы. Хотя теперь возможно все. О Серроусе, как о маге, также ничего не было известно, однако его умению Ринальд сам был свидетелем.

Короче, все в его голове запуталось окончательно. Магические атаки призван отражать молодой принц, который, к тому же, брат Серроуса. Получится ли что из этого? На его взгляд — вряд ли, но император согласился принять помощь Руффуса. Может быть, из-за отсутствия выбора? Да, скорее всего, именно так. Не имея даже надежды на возможность отразить магическое нападение, глупо готовиться к битве. Проще и честнее сдать город без боя, так хотя бы не погибнут сотни ни в чем не повинных людей.

Об этом Ринальд и размышлял, выйдя ранним утром в сад. Солнце уже поднималось, заливая небо ярко-оранжевым светом. Воздух был свеж и чист. Дышалось легко. Если бы так же хорошо было в голове и на душе, да с чего бы?

Последние данные свидетельствовали о том, что сражение может произойти в любую минуту. Большая часть войск уже заняла позиции к югу от Хаббада за оборонительными рубежами, да и сам Ринальд отправится туда сегодня после полудня, как только пройдет большое совещание, на котором надо будет подкорректировать предварительные планы в свете последних данных разведки и с учетом участия в битве мага.

Скорее бы к войскам. Там он почувствует себя получше, потому как сейчас он никак не может отвлечься от мыслей о том, не начнется ли наступление прямо в эту минуту. Не прозевают ли они самый важный момент, не потеряют ли все, стараясь сделать немного лучше. Лучшее — враг хорошего, не вылетала у него из головы народная мудрость.

Скорее бы. Лучше подготовленными к сражению, чем они готовы сейчас, войска уже не будут, чего, видимо, не скажешь о противнике.

Скорее бы, и он сможет сам узнать, стоит ли чего-то как командующий. Сможет ли оправдать тот огромный кредит доверия, предоставленный императором, вопреки, как он теперь уже узнал, советам многих сановников.

Скорее бы…

* * *

Поднявшись с первыми лучами солнца, Руффус почувствовал, что за ночь так и не удалось избавиться от усталости. Во всем теле было ощущение скованности, хотя голова была достаточно ясной, что было удивительно, учитывая количество спиртного, принятого во время вчерашнего приема. Он еще раз оглядел отведенные ему покои и убедился, что первое поверхностное впечатление было правильным. Убранство и впрямь было необычайно пышным и роскошным, что с учетом общей аскетичности императорского дворца не могло не свидетельствовать в пользу того, что к нему относятся с крайним уважением и возлагают на него большие надежды.

«Что ж, уважение императорского дома — приятно, особенно с учетом того, что он принадлежит к враждебной династии. Неужели они все-таки поверили ему и в него?»

«Это можно было и проверить непосредственно».

«Не самый лучший тон начинать сотрудничество с чтения мыслей союзников».

«Но зато надежный».

«Ты знаешь, временами я начинаю сомневаться, так ли велики твои отличия от Селмения. По-моему, вы оба готовы на все для достижения своих целей».

«Да, с тем лишь отличием, что у нас разные цели».

«Их различие не говорит само по себе о том, какая из них лучше».

«Принимается».

«Еще бы нет».

Руффус нехотя оделся. Воздух в комнате подогревался до той самой приятной температуры, которую просило тело, так что в обнаженном состоянии ему было только приятней. Изобразив некоторое подобие утренней зарядки, он дернул за шнурок, привязанный к колокольчику. Почти в тот же момент появился паж, учтиво поинтересовавшийся, что нужно господину. Приняв заказ к завтраку, он без лишних слов удалился, хотя в его глазах читался безумный интерес и желание забросать мага вопросами. Подготовка прислуги при дворе Луккуса поражала. Никакие события и войны не могли изменить раз и навсегда заведенного порядка.

Завтрак появился буквально через пару минут, словно всю ночь они только и делали, что ждали его заказа. Да, в Эргосе никому не удавалось завести таких порядков. Хотя, что значит никому, если он помнил только, как все обстояло при его отце, с управленческими способностями которого все уже было ясно. Может, Серроусу и удалось бы? Кто знает?

За завтраком он попытался припомнить события вчерашнего дня. Ранним утром они вышли из его дома (как же быстро он стал говорить о доме Странда, как о своем), а к вечеру уже были в Хаббаде. С удивлением он обнаружил, как резко переменилась обстановка по всей стране. От расслабленности и обычного зимнего безделья не осталось и следа. Дороги были наводнены толпами людей, перемещавшихся в обе стороны, в городах не было обычного веселья, в деревнях народ был и того мрачнее. Самым странным был тот факт, что столь резкие перемены произошли фактически в одночасье и по всей стране. Что-то должно было объединить людей, чтобы даже самые решительные указания из столицы возымели подобное действие. Неужели этой консолидирующей силой была ненависть к бертийцам? Хотя, поди разбери, что там на самом деле главное, неприятие бертийской династии или извечная, живущая на подсознательном уровне, ненависть к мондаркам. Ненависть, во многом иррациональная, в последние несколько столетий, потому как южные соседи вели себя достаточно тихо, занятые своими внутренними проблемами. Только сейчас они вновь обрушились на Хаббад, а ненависть жила в народе и год назад и десять. Так же, как и отдаленные воспоминания о бертийцах.

Эта память народа была загадкой. Интересной и во многом необъяснимой. И все же она, похоже, оказалась права, эта память, о том, кто есть извечные враги Хаббада. Именно мондарки, ведомые бертийцем, обрушились на них, грозя разорением всей стране, порабощением…

С быстрых дорог они окончательно сошли в отдаленных пригородах Хаббада. Размеры города поразили Руффуса, несмотря на то, что он неоднократно заглядывал сюда при помощи Ока мира. Дорога от пригородов до дворца отняла едва ли не половину времени, затраченного на путь от дома.

Первым делом они наткнулись на внушительные земляные валы, охватившие весь город. Сколько же труда пришлось затратить, чтобы навалить их, выгрызая мерзлый грунт. Основные приготовления ко встрече мондарков были уже завершены, так что население уже рассеялось по городу, но в его поведении не наблюдалось праздности. Настороженность — наиболее верная характеристика господствовавшего настроения. Никакой паники, что удивительно в условиях ожидаемой осады, предварительные шансы на успешное завершение которой невелики. По всей видимости, способность императора и его аппарата к управлению была крайне высока и пользовалась достаточными уважением и поддержкой со стороны горожан. Еще одно свидетельство в пользу того, чтобы постараться сохранить существующее положение.

По мере приближения к центру строения становились все основательнее и богаче. Все чаще встречались каменные дома, порой двухэтажные, окруженные невысокими, но убедительными стенами. Улицы, за исключением радиальных, становились извилистее и уже. Недалеко от крепостных стен мощеными стали и боковые улочки.

Перед стенами, заметными издалека, была оставлена достаточно просторная полоса, не подлежавшая застройке, что говорило о том, что городское управление не забыло о назначении укреплений. Наверняка, было немало предложений о покупке этой земли под торговые сооружения или под жилье, но в случае согласия на это было бы крайне сложно отражать со стен нападение. Сами же стены были очень высоки, широки и содержались в превосходном состоянии. Сложная схема расположения башенок, бойниц и навесов выглядела хорошо продуманной и позволяющей держать под перекрестным обстрелом почти все открытое пространство. Все это было, конечно, замечательно, но никакое инженерное сооружение, как бы хорошо оно ни было продумано, не могло дать надежной защиты от применения магии. Если он, Руффус, не сможет подавить своего брата, то все приготовления хаббадцев могут оказаться напрасными. Необычайно тяжело настраивать себя на какие-либо действия с сознанием того, как много в этом мире зависит от тебя одного. И не на кого переложить хотя бы часть груза, не с кем, по сути, даже посоветоваться, потому как даже умный и замечательный Валерий был не бог весть каким специалистом в области силовой магии, к которой все и сводилось, а Странд стал как бы частью его самого и чисто психологически не мог восприниматься за союзника.

За крепостными стенами Хаббад открывался во всем своем столичном великолепии. Множество пышных дворцов, несколько замков самых знатных аристократов империи, расположенных прямо посреди города, огромные рыночные площади, по всей видимости, шумные и многолюдные в обычной обстановке, к которым примыкали невероятных размеров склады. Общая тенденция, чем ближе к центру, тем выше здания, сохранялась вплоть до самого императорского замка, дойдя до пятиэтажных домов у стен, устремившихся, казалось, к самому небу.

Императорский замок был огромен. Весь Эргос, вместе с самыми отдаленными выселками легко бы разместился за его стенами, вызывавшими большие сомнения даже в теоретической возможности взять их. Башня, через которую они въезжали в святая святых всего Хаббада, нависала столь мрачно, что возникали опасения, не осядет ли она в тот самый момент, когда процессия будет пересекать ворота. Внутри замка было не так уж и много сооружений, но почти все они были необычайных размеров и являлись святынями древнего государства. В самом центре возвышалась соприкасающаяся с облаками массивная замковая башня, бывшая одновременно старейшим дворцом повелителей Хаббада. Кто и когда ее построил, никому не было известно, потому как информация, сохраненная в преданиях была отрывочна, сбивчива и даже в таком виде противоречива. Однако же она стояла, презирая столетия, разрушившие все остальные постройки тех легендарных времен, и, казалось, ничто над ней не было властно. Узкие глубокие бойницы давали исчерпывающее впечатление, насколько светел и радостен был древний дворец повелителей Хаббада.

Справа тянулись ряды казарм, складов и подсобных помещений, ничем особенным не примечательных, а слева располагался новый дворец. Украшенный множественными башенками и надстройками, не имевшими реального военного значения, с высокими широкими окнами, он возносился метров на сорок от земли, но, похоже, в нем было всего пять основных этажей, по крайней мере в фасадной части, состоящей почти сплошь из залов. С тыльной стороны (а дворец имел форму прямоугольника с просторным внутренним двором, где находилась небольшая площадь с фонтаном, парой беседок и аккуратным садиком), напротив, были жилые помещения, помещения для персонала, кухни, дворецкие и прочие дворцовые службы. В этой части здание при той же высоте состояло из восьми этажей, что порождало забавные лабиринты лестниц в переходах, где, не зная наперед как, ни за что не попасть с третьего этажа на пятый.

В основании дворец был чуть меньше двухсот метров, так что одни лишь размеры его говорили о процветании правителей красноречивее многих отчетов. Вообще, размеры всех основных сооружений за стенами древней крепости могли характеризоваться только превосходными степенями. Расположенный к востоку от дворца сад, в центре которого был превосходный пруд с обитавшими там круглый год утками (говорили, что, как правило, там живут и лебеди, но последние несколько лет на зиму они начали улетать), граничил на востоке с легендарной усыпальницей бертийской династии, а на юге с Храмом Всех Богов.

Оба здания, величественные и давящие на сознание, пребывали в явном запустении и находились на грани саморазрушения. Если причины этого относительно бертийской усыпальницы понятны: и династия у нынешних властей не в почете, да и войти в нее никто, кроме настоящего бертийца, не может, а значит никак привести склеп в порядок особенно и не удастся, то почему настолько запущен главный храм по сей день государственной, по крайней мере номинально, религии — оставалось загадкой. То есть, Руффус, конечно, помнил о преданиях, согласно которым только в одном роду могут рождаться подлинные жрецы культа, а все представители этого рода последние триста лет жили в Эргосе, но слишком уж подобные идеи отдавали мистикой, чтобы принимать их всерьез.

Позже он узнал, что как ни пытались нынешние жрецы, никакие их усилия не смогли привести не только здание центрального храма в порядок, но и поддержать культ Всех Богов в сознании людей. Религия находилась на стадии умирания, и они готовы уже были обратиться в Эргос и призвать в Храм подлинного Верховного Жреца, единственного возможного посредника с высшими силами, но правители не хотели и слушать об этом. Так и жили люди, постепенно уходя из-под заботливых глаз богов. По мнению жрецов, нашествие мондарков — не что иное, как наказание за отступничество. Суждение, мягко говоря, спорное, но поди разбери, что там на самом деле управляет этим миром.

И, тем не менее, храм стоял, величественный даже в своем упадке. Массивные колонны возносились вверх, объединяемые там огромным портиком, обильно украшенным грандиозными барельефами. Прямоугольный храм был увенчан огромным куполом, сооруженным прямо над центральным алтарем. Весь ансамбль выглядел мрачным и каким-то необъяснимо холодным.

Когда процессия, предводительствуемая в пределах города принцем Солкраном, вошла во внутренний двор дворца, туда же опустилась и Аврайа, сопровождавшая их всю дорогу, держась высоко в небе. Вид дракона, приземляющегося на мощеную площадь, вызвал переполох и замешательство, сменившиеся после разъяснений неудержимым приступом любопытства. Всяк, находившийся во дворце, нашел повод выглянуть хоть на миг во двор, чтобы поглазеть на невиданное чудо. В качестве жилья Аврайе определили пустующую конюшню около сада к востоку от дворца. Ни на миг не забывающий о своем долге мажордом, на удивление легко и быстро справившийся с опаской и любопытством, или же убедительно сделавший таковой вид, поинтересовался, что приготовить дракону на ужин. Аврайа не могла не поглумиться, а потому с самым серьезным видом надиктовала меню из тридцати с лишком блюд, но заметив, что этим не изменить каменного выражения на лице мажордома, добавила, что подавать лучше всего в посеребренных ведрах. Убедившись, что и это не вызывает никакой видимой реакции, она даже слегка обиделась, но возражать против того, чтобы направиться осматривать свое новое жилище, не стала, а только состроила Руффусу и Валерию рожу, которую следовало трактовать, как «вот так, мол, бывает».

Его же и чародея проводили в тронный зал, роскошно убранный бархатом, гобеленами и бесконечными геральдическими щитами. С потолка свисали массивные золотые люстры, а колонны были отделаны малахитом. Роскошь зала была за пределами нормального, так что оставалось только предполагать, как же должны выглядеть превосходящие богатством всякое воображение, по крайней мере по слухам, дворцы мондаркских князей. Особенно удивительным был контраст этого зала со скромностью в убранстве остального дворца. Трон был установлен на возвышении таким образом, чтобы всякий, не находящийся на нем, чувствовал себя подавленным, маленьким и ничего не значащим в сравнении с богоподобным владыкой, восседающим на троне. Но ни на Руффуса, ни на Валерия эта обстановка не оказала должного воздействия. Сказалось умение выделить магическое воздействие (а над созданием тронного зала совершенно очевидно потрудились, и не без успеха, волшебники) и посмотреть на мир вне его влияния. То ли почувствовав это, то ли по доброй воле, но император не стал даже пытаться давить на гостей, используя нехитрую магию зала. После краткой официальной церемонии он спустился с возвышения и пригласил их в небольшую обеденную залу, где за обильным застольем в весьма ограниченном кругу и состоялась основная беседа.

Сначала пожилой император, не скрывая удивления и опасений по поводу того, что вместо ожидаемого Малойана, появился молодой бертийский принц, попросил разъяснений, получив которые, в общем-то удовлетворился. Не без помощи сэра Ринальда, отметил про себя Руффус. Затем он попробовал привести их к присяге, но получил достаточно решительный отпор. Пришлось вновь повторять всем известные истины, что маги, мол, никому не служат и, более того, не имеют на это права, что они могут добровольно помогать тем или иным правителям и не более. Выслушав это, император лукаво улыбнулся и заметил, что это именно тот ответ, на который он и рассчитывал, а потому просит не придавать инциденту излишнего значения. Вот и разбери, что у правителей на уме на самом деле.

Затем уже последовали ничего не значащие светские беседы, потому как, по общему согласию, большое совещание, посвященное согласованию планов, было решено перенести на завтрашний день после полудня.

Поздним вечером Руффус долго беседовал в своих покоях с Валерием. Разговор, в общем-то, не клеился. Много было сказано слов, не несших за собой никакой смысловой нагрузки. Скорее это был обмен ощущениями и рассказы о настроениях, чем что-то конструктивное. Не удавалось даже выработать какую-то общую позицию, с которой им стоило бы выйти на завтрашнее совещание. Ничего, наверное, удастся сделать это сегодня, чуть попозже. А пока надо сделать одно дело.

«Ты уверен в своих силах?»

«Думаю, что да».

«Тогда это действительно самое важное, что ты можешь сделать здесь, в Хаббаде».

Закончив завтрак, Руффус встал и, накинув на плечи меховой плащ, стал спускаться вниз. Выйдя из восточного крыла дворца, он направился через оголенный сад к Усыпальнице, но встретил у пруда сэра Ринальда в состоянии глубокой задумчивости. Тот настолько был погружен в себя, что далеко не сразу обратил внимание на стоящего поблизости Руффуса.

— А, доброе утро, принц… или маг? — как бы просыпаясь, сказал офицер. — Не знаю, как вас теперь правильнее называть.

— Называйте меня Руффус, — ответил он и добавил после секундного колебания: — По крайней мере, когда мы один на один.

— Добро, тогда для вас я буду просто Ринальд. Нам ведь придется работать вместе, так что обращаться друг к другу по имени будет, пожалуй, удобнее. Вы, знаете ли, с первого нашего знакомства мне понравились, так что, надеюсь, нам удастся сработаться.

— Спасибо. А вас, я так понял, повысили со времени нашей последней встречи?

— Да, — как-то неожиданно холодно ответил Ринальд.

— Мои поздравления.

— Спасибо, хотя, в общем-то, не с чем. Не много радости командовать войсками в такой момент. Можно, конечно, утешать себя, что в случае успеха меня еще долго не забудут, но только надо быть реалистом, шансов на это почти нет. К тому же у меня есть навязчивое ощущение, что мое назначение связано не столько с высокой оценкой моих действий и способностей, сколько с очередным сезоном охоты на ведьм внутри императорского двора. Хотя, это я уже зря…

— Готовясь к поражению — победы не одержишь, — подхватил Руффус, всем своим видом показывая, что пропустил последнюю фразу собеседника мимо ушей, и если что и слышал, то уже давно забыл об этом, — и нам на нее работать. Все будет зависеть от нас, и, по моей оценке, шансы не так уж низки.

— Будем надеяться.

— До встречи на совещании, — откланялся принц, намереваясь не слишком отвлекаться от цели.

— До встречи, — поддержал его настроение Ринальд, возвращаясь к прерванному состоянию задумчивости, близкому к медитативному.

Руффус замер, немного не дойдя до фамильного склепа. Вблизи он выглядел еще более впечатляюще, но и еще более запущенным. Он уже был в курсе слухов, что последнее время из глубины склепа стал периодически пробиваться свет, а стены при этом начинали вибрировать, некоторые даже утверждали, что пульсировать, как живые. Обратив на это внимание, люди перепугались настолько, что попытались обстрелять усыпальницу из катапульт, надеясь уничтожить ее, но не добились сколь-нибудь заметных успехов. Никаких повреждений тяжелые камни нанести не смогли и только затрудняли теперь Руффусу путь внутрь, скатившись к фундаменту.

Сосредоточив внимание, принц достаточно скоро почувствовал присутствие силы. Она, казалось, исходила от стен, истекала из окон и дверей, шла из земли. Она была везде. Игнорировать ее было невозможно, и уже не было никакой необходимости искать ее, она сама находила Руффуса. Казалось, некий пульсирующий луч света манил его к себе, притягивал. Одновременно с этим усилились и пульсации в родимом пятне на спине, но ритм их периодически сбивался, словно пытался согласоваться с чем-то внешним.

«Иди, но будь осторожен. Не отдавайся полностью на волю тому, что перед тобой предстанет. Постоянно оставляй часть своего сознания свободным для связи со мной. Очень может быть, что тебе понадобится моя помощь».

«Хорошо. Это я помню».

И Руффус пошел, поднимаясь по ступеням, с удивлением наблюдая, как камни, наваленные перед входом, сами откатывались, освобождая проход. Он вошел в склеп с ощущением внутреннего подъема, прилива сил. Поначалу его ослепил свет, разливающийся по всему помещению, но приглядевшись принц узнал внутреннюю архитектуру и убранство Временного Пристанища Эргоса, где он бывал пару раз с отцом. Все выглядело совершенно так же, с тем лишь отличием, что каждая деталь была выполнена в увеличенном масштабе, да и посмертные маски были другими. А так, те же керамические урны с прахом предков. Тот же белесый туман, стекающий по стенам. Тот же ослепительно белый луч, поднимающийся из тумана, клубящегося на полу…

Нет, не тот же. Он не разбивался у потолка на сотни разноцветных нитей, разбегающихся во всех направлениях и затухающих в отдалении, а сплетался в радужную, переливающуюся косу, описывавшую под сводом широкую дугу и уходящую неизвестно куда сквозь потолок. Да и свет, исходящий от луча, был непривычно ярким, так что стены из камня цвета слоновой кости казались в нем грязновато-желтыми. А может, они были просто слишком грязными.

Посмертные маски не казались столь же безжизненными, как во Временном Пристанище. Выражение их лиц было вполне осмысленным и живым, словно они только пережидали здесь дурные времена и готовились вернуться в мир людей.

Ощущение силы было столь мощным, что хотелось тотчас же ей завладеть, подчинить себе, чтобы ничто в мире не могло более его остановить, но Руффус чувствовал в этом западню. Он понимал, что ни в коем случае нельзя поддаваться первому порыву, потому что тот исходил не напрямую от силы.

Пульсация родимого пятна все усиливалась, синхронизируясь с пульсациями светового луча. Радужная коса потянулась к нему, но какая-то сила совершенно очевидно препятствовала этому, от чего она приняла причудливо изогнутую форму. И все же тоненький ручеек отщепился от нее и устремился к Руффусу. Тот на мгновение испуганно сжался, но контакт произошел на удивление легко и безболезненно. Теперь поток силы, истекавший из всего склепа, дробился на два неравных рукава, меньший из которых втекал в принца через родимое пятно, оживавшее все более. Возникало причудливое ощущение, словно грифон, форму которого оно имело, проснулся и пытался расправить свои крылья.

Внешний прилив силы будоражил кровь, толкал к каким-то действиям, сущность которых оставалась сокрытой от Руффуса, но ему вполне удавалось сохранять над собой полный контроль, отмечая эти изменения как бы со стороны. Спокойствия ему добавляло сознание того, что на крайний случай придет помощь от Странда.

И вдруг он услышал голос, исходящий от ожившей посмертной маски Селмения Первого. Руффус, и не без основания, полагал, что именно Селмения, хотя никогда того не видел. А может, никакие маски и не оживали, а голос раздавался напрямую в его голове, а все остальное было лишь нераспознанной иллюзией.

«День добрый, Руффус. Ты очень хорош, силен. Ты даже сумел без помощи каких-либо талисманов отобрать у меня немного сил, но мы оба знаем — это все, на что ты способен, — голос лился мягко, обволакивая сознание принца, баюкая, усыпляя. — Более я не уступлю тебе, и ты не можешь взять целиком того, что принадлежит всем моим потомкам. Считай, что полученный тобой ручеек силы — доля в наследстве. Остальное уже не отнять у твоего брата, так что добиться решающего перевеса — увы, не удалось. В поединке нам придется выступать в одной весовой категории. Не скрою, ты нравишься мне, и я очень сожалею, что ты вступил на путь, который, по всякому, лишит меня одного из потомков. Но что делать?»

«Оставь нас. Руффус, это я, Серроус. День добрый».

«З-з-здравствуй, брат», — с ощущением сомнения и неуверенности ответил Руффус.

«Мы оба понимаем, куда завели дороги, выбранные нами, но поверь, я ничего не имею против тебя лично».

«Я тоже не держу на тебя зла».

«Давай встретимся завтра у столба богов. Встретимся одни и поговорим».

«Хорошо. Когда?»

«О чем вам говорить еще? Только душу друг другу растравите».

«Не мешай, пожалуйста, — и уже Руффусу: — Ну, например, под вечер, часа в четыре».

«Хорошо, хотя, действительно, зачем?»

«Вот видишь, даже он понимает, что нечего перед боем сопли разводить».

«По крайней мере, там, — не обращая внимания, — мы сможем говорить без вмешательства этих червяков, что сидят у нас в головах».

«Какая наглость».

«Да отстань ты».

«Да, я согласен. Завтра в четыре».

«До завтра».

«До завтра».

«Ну, а я, видимо, до послезавтра».

И наваждение исчезло, оставив Руффуса стоять ошеломленным посреди усыпальницы. Луч по-прежнему пульсировал, а поток исходящей силы, раздвоенный на две неравные части, упирался в родимое пятно принца, вторым своим концом, уходящим в неизвестность, искал, по всей видимости, Серроуса. Но все происходящее лишилось мистического налета.

В реальности разговора с братом и Селмением сомнений не было. В открытости и честности предложения Серроуса — тоже, так что завтра он намеревался прибыть к указанному месту к четырем часам, благо это вполне должно было согласовываться с общими планами. Столб богов. Загадочный артефакт, установленный неизвестно когда и кем. Возможно, и впрямь богами, только зачем? Единственное, чем он отличался от любой колонны или же природного столба — отсутствие любой магии на некотором от него отдалении. Радиус, на котором он начинал себя проявлять — постоянно менялся, но никогда не бывал меньше ста метров. Все, что существовало в этом мире магического, исчезало, как только оказывалось в пределах его досягаемости. Ни одно заклинание не имело действия, ни одни чары не могли удержаться, ни одна силовая линия, способная подпитывать магическое действие, не пересекала этого места. Да, здесь они действительно могли встретиться один на один и хотя бы попробовать поговорить как в старые времена.

«Старые времена. Давно ли они были, эти старые времена, а, Странд?»

Никакого ответа.

«Странд!»

Молчание. Руффус тут же начал беспокоиться, стараясь держать себя в руках, чтобы беспокойство не переросло в панику.

«Странд!»

Тот же эффект. Тут его посетила одна отчасти успокаивающая мысль, и он решительным шагом направился к выходу из склепа.

«С тобой все в порядке?» — раздалось в голове, как только он пересек порог.

«Да. Почему тебя не было там?»

«Ну, похоже, это ваше, чисто семейное местечко, куда меня не допускают даже в таком виде».

«Значит, никакой поддержки с твоей стороны у меня там не было».

«Значит, не было. Но ты молодец, сам прекрасно со всем справился».

«Ты знал это заранее?» — с растущим где-то в глубине возмущением поинтересовался Руффус.

«Нет. Как видно, и мне известно далеко не все», — ответ был сформулирован и произнесен таким образом, что всякое желание спорить и обижаться тут же куда-то испарилось.

«Мы с братом договорились назавтра о встрече», — сообщил он совершенно отсутствующим тоном.

«Я уже понял, хотя и не могу разобрать, зачем это вам».

«Иногда вы удивительно совпадаете во мнениях с Селмением».

«Возможно, это как-то связано с тем, что нам обоим не чуждо чувство логики».

«Ладно, черт с вами, — свежий воздух очищал голову и мысли. Идти на конфликт совершенно не хотелось, так что пусть себе думает, что хочет, — говорите, что вам угодно, только я все равно с ним завтра встречусь. Думаю, и Серроус приглашал меня не в ловушку и сдержит слово».

«Ваше право».

* * *

И вот теперь они снова должны собираться, не успев отдохнуть и дня в императорском дворце. Эта бесконечная череда дорог и перемен мест начала уже надоедать Валерию. Слабым утешением было, что долго это продолжаться уже не сможет. Через пару дней все определится окончательно. Либо мы победим, либо нет. И в том и в другом случае никуда плестись уже не будет необходимости.

Совещание прошло в деловитой обстановке, без долгих пререканий и отступлений. Единственным камнем преткновения стало сенсационное объявление Руффуса, что он намеревается завтра встретиться со своим братом. Первой реакцией императора была не особенно убедительная попытка доказать самому себе, что, может, это и не предательство. Со стороны так, наверное, все и должно было казаться, но Валерий достаточно хорошо знал обоих принцев, чтобы понять, что по-другому они не могли поступить. Ни тот, ни другой теперь уже не свернут с избранного пути. На них слишком сильно будет давить некая разновидность чувства долга, что, мол, за стольких людей они в ответе, что теперь уже не остановиться без пожизненных мук о напрасных жертвах и так далее. На их действия встреча эта никоим образом не повлияет, но они просто обязаны объясниться. Что ж, это их право, хотя лично он, Валерий, никогда бы на такое не пошел. И без того, после столкновения, оставшегося в живых пожизненно будут посещать многочисленные призраки невинных жертв, так зачем же к ним добавлять еще и призрак брата?

Императору так толком и не удалось объяснить, зачем им понадобилось встречаться накануне решающего сражения, но он успокоился, когда получил твердые заверения, что так, по крайней мере, будет четко известна дата битвы. Или уж, во всяком случае, что она не начнется раньше, чем послезавтра утром.

Потом последовали обсуждения предложенного плана сражения, вносились корректировки с учетом последних данных разведки и внезапно пришедшего из Гундарса, крупнейшего хаббадского порта на севере, подкрепления в виде ополчения, собранного со всего торгового флота. Торговые суда никто толком не принимал в расчет, позабыв, что купцы, не желая становиться легкой добычей пиратов, содержали достаточно хорошо подготовленные дружины. Торговцы сами о себе напомнили, прислав почти четыре тысячи прекрасно вооруженных и, в большинстве своем, уже закаленных в боях воинов. Назвать это незначительной поправкой было бы неоправданно переоценивать свои силы.

Подкрепление было внушительным и как нельзя более своевременным, но и с ним все было не так-то просто. Проблемой было найти им адекватное задание, потому как привыкшие к вольнице моряки совершенно не готовы были строго выполнять приказы незнакомых им командиров. В связи с этим им надо было подобрать такую роль, при исполнении которой не потребовалось бы разбивать их на отдельные группки с одной стороны, и дать возможность действовать в достаточной степени автономно, с другой. С боевым духом, храбростью и отчаянностью все у них было в полном порядке, так что после непродолжительного, но достаточно бурного обсуждения, решено было поручить морякам, которые, к слову, на вид не особенно отличались от представлений Валерия о пиратах, глубокие рейды в тыл противника. Такое безумное по своей рискованности задание чуть ли не с восторгом было воспринято добровольным ополчением, потому что в этом они углядели особую степень доверия к ним.

Он же с Аврайей были откомандированы в распоряжение сэра Ринальда, ныне уже первого военного советника (неплохая карьера, хотя и не совсем понятная) для оказания магической поддержки. Дракону скорее отводили роль психологического оружия, которое должно было повергать мондарков в ужас, а уж воинам предстояло использовать его, доводя до смертельного. Валерию же надо было поработать над созданием иллюзий, дабы ловушки и западни, подготавливаемые Ринальдом, выглядели поубедительнее.

Поручения вполне понятные и даже вполне почетные, но почему-то не вызвавшие в нем прилива энтузиазма. Столько же радости он ожидал увидеть и в глазах дракона, когда ей сообщат об этом. Все, конечно, понятно, что Руффус скорее всего будет занят непосредственным магическим поединком и, по крайней мере до его окончания, ничем помочь не сможет, а придворный книжник императора Луккуса в лучшем случае способен лечить замковых крыс от сглаза. Все понятно, но от этого не многим радостнее.

Ладно, надо собираться, а то не успеешь к обеду, а на голодный желудок — что за дорога? Так, одно издевательство. И зачем только распаковывался вчера? Другого времяпрепровождения, можно подумать, найти не мог.