92
Когда приблизились к Иерусалиму, к Виффагии и Вифании, к горе Елеонской, Иисус посылает двух, из учеников Своих и говорит им: пойдите в селение, которое прямо перед вами; входя в него, тотчас найдете привязанного молодого осла, на которого никто из людей не садился; отвязав его, приведите. И если кто скажет вам: что вы это делаете? — отвечайте, что он надобен Господу; и тотчас пошлет его сюда… И привели осленка к Иисусу, и возложили на него одежды свои; Иисус сел на него. Многие же постилали одежды свои по дороге, а другие резали ветви с дерев и постилали по дороге. И предшествовавшие и сопровождавшие восклицали: осанна! благословен Грядущий во имя Господне! Благословенно грядущее во имя Господа царство отца нашего Давида! осанна в вышних! (Мк 11 1–3, 7-10).
И некоторые фарисеи из среды народа сказали Ему: «Учитель! запрети ученикам Твоим». Но Он сказал им в ответ: «сказываю вам, что если они умолкнут, то камни возопиют». И когда приблизился к городу, то, смотря на него, заплакал о нем и сказал: «о, если бы и ты хотя в сей твой день узнал, что служит к миру твоему! Но это сокрыто ныне от глаз твоих, ибо придут на тебя дни, когда враги свои обложат тебя окопами, и окружат тебя, и стеснят тебя отовсюду, и разорят тебя, и побьют детей твоих в тебе, и не оставят в тебе камня на камне за то, что ты не узнал времени посещения твоего» (Лк. 19, 39–44).
Пришли в Иерусалим. Иисус, войдя в храм, начал выгонять продающих и покупающих в храме; и столы меновщиков и скамьи продающих голубей опрокинул; и не позволял, чтобы кто пронес через храм какую-либо вещь. И учил их, говоря: «не написано ли: дом Мой домом молитвы наречется для всех народов? а вы сделали его вертепом разбойников» (Мк. 11, 15–17).
Дни страданий, смерти и славы Господа — это неизгладимые образы для души, совершающей свой подвиг. В них всё велико и захватывающе! Их надо принять умом сердца, потому что слов обычного ума не хватит, чтоб рассказать о них.
А потому опять: молись в смирении, чтобы открылись глаза твоего сердца, чтобы оно познало Божью истину, чтоб она крепко вошла туда.
Страдания и за ними слава Христа совершаются в Иерусалиме.
Иерусалим становится образным обозначением конца подвижнического пути, завершения страданий и венчания подвижника. Иерусалим — это концентрация подвига и страданий и венчание подвига Царством Господа.
К Иерусалиму ведет горная, поднимающаяся вверх дорога… В Иерусалим «восходит» и Господь (см. Мк. 10, 33 и др.).
Значит, в полосу подвижнических страданий входят, приготовляясь к тому. Идут горной дорогой… Оставляют позади себя низину греха и падений… Поднимаются каменистой дорогой: это — насилие над собой, преодоление тела, борьба за исполнение Божьего закона. Поднимаются вверх от низины падений, чтобы очистить сердце, чтобы легче было дышать… На высоте — чистый воздух…
Так душа на дороге к Иерусалиму приуготовляется к подвигу страданий. И приуготовление — дело большое. Души не сразу становятся перед воротами Иерусалима.
И Господь не сразу вступил в Иерусалим страданий. Когда некоторые из фарисеев предупредили Христа о том, что Ирод ищет убить Его, Господь сказал предупредившим: «Пойдите, скажите этой лисице: се, изгоняю бесов и совершаю исцеления сегодня и завтра, и в третий день кончу» (Лк. 13, 32).
В этих словах Господь указал, что для Его Иерусалима страданий и смерти еще не пришел час… И не Ироду определять наступление этого часа… Он в воле Отца… Когда Отец позовет на час страданий, тогда он и совершится…
А до того Сын должен творить волю Отца и исполнить положенное Ему дело служения.
Вот почему и в других случаях Господь уклоняется от грозившей Ему опасности преждевременного прекращения Его служения (см. Лк. 4, 29–30).
Так и верующая душа не ищет сама на каждом шагу броситься в огненный Иерусалим страданий, а прежде всего и больше всего стремится исполнить Божью волю о жизни и выполнении Господнего закона, поднимается по очистительной каменистой дороге, ведущей от долины греха к Иерусалиму.
А когда пробьет ее час, когда надлежит совершиться Божественному определению, тогда душа и вступит в Иерусалим последнего подвига, страданий, венца.
Путь в Иерусалим как исполнение воли Бога уже сам по себе есть отдача своей жизни Всемогущему, и когда он завершается, когда предощущается зов в Иерусалим, тогда душа переживает радость конца, радость завершения всех желаний, хотя бы через слезы и муки, радость с Господом навеки.
Потому вход в Иерусалим есть торжество. Это — величайший праздник души. И Господь вступает в Иерусалим как никогда торжественно. Он делает вход в Иерусалим торжеством… Господь вступает как Победитель, исполнивший волю Отца и грядущий к ее завершению… как Царь, имеющий быть увенчанным.
По Его дороге постилают одежды, и Он принимает это как должное… Его путь украшают зеленью, бросая ее под ноги, и Он принимает это как достойное…
Итак, вход в Иерусалим последнего подвига, страданий, венца есть праздник души… И она, исполненная накопленной внутренней силы, пусть торжествует… Она уже победительница!.. Так пусть же ее подвигу подчинится и служит все человеческое (постилание одежд), и пусть служит ее подвигу вещное, природное, земное (бросание ветвей по дороге).
Каковы же свойства души, готовящейся вступить в Иерусалим?
Отвечает Господь Своим Божественным входом.
В Своем Божественном входе в Иерусалим Господь, прежде всего, указывает, что Он только послушный Исполнитель
воли Отца. Иерусалим страданий предначертан… Всё совершается по Высшей воле… Совершается с неизбежностью… И все причастные к этому делу — это безмолвные исполнители Божественной воли… Всё земное подчинится ей.
Смотри, как исполняется предначертанное. Господь посылает в селение двух учеников. При входе в селение они находят привязанного осла, как и указал им Господь. Отвязывают… А когда хозяева осла спрашивают учеников: «Что же вы делаете? Ведь вы берете чужое», — ученики отвечают согласно указанию Христа: «Он надобен Господу…» и уводят… И инцидент исчерпан… Никакого смущения в учениках, что они берут чужое… Никакого возражения от владельцев осла, хотя на их же глазах незнакомые люди уводят их скотину…
Тут предначертанное… И те и другие — исполнители Высшей воли… И еще. Когда фарисеи сказали Господу, чтобы Он запретил Своим ученикам приветствовать Его возгласами: «Благословен Царь, грядущий во имя Господне!», Христос отвечал фарисеям: «Если они (ученики) умолкнут, то камни возопиют» (Лк. 19, 39–40).
Этим ответом Господь еще раз указывает, что с Его входом в Иерусалим наступил момент, когда исполняется Высшая водя о Нем, и если не люди, то даже неразумная природа может, по указанию Небесного Отца, стать выразительницей этой воли.
Так и для души, идущей в Иерусалим, прежде всего, нужна полная отдача себя Богу… нужно такое безотчетное, исчерпывающее предание себя в Божественную волю, чтобы в каждом шаге пути душа видела Божественный Промысел и в каждом моменте жизни осязала невидимую руководствующую Божественную Силу.
Из этого первого свойства подвижнической души — полного предания себя в Божью волю — неизбежно вытекает второе, это свойство — смирение.
Господь и Бог, Царь славы, Спаситель всей вселенной, Судья всего мира, идет к открытию Своего славного Царства. И идет Он не в пышной церемонии царедворцев, не в блеске золота и камней, не на драгоценной колеснице редких коней, не под неумолкающие звуки литавр и переливчатый гул радостных, волнующихся тысячных толп народа, а идет Он на бедном ослике, в обычном скромном наряде и сопровождаемый горсткой учеников — таких же бедняков, как Сам.
Так же смиренна должна быть душа, идущая к своему Иерусалиму. Она познала себя… Она познала всё бесконечное убожество естественного человека… всё свое внутреннее ничтожество и всю никчемность своих усилий подняться над своей ограниченностью. Она познала жизнь вокруг себя, сотканную или из борьбы человеческих самостей, или из ничтожных сплетений человеческой ограниченности и мелкого эгоизма, направленных только на внешнее…
Она познала естественного человека, в лучшем случае как раскрашенный гроб, а вещи как мусор. И что же осталось единственным просветом для нее, как не Бог? И что осталось путем жизни, как не отказ от всего естественно-человеческого и от вещей, повержение себя пред Богом в прах, в ничто и безоговорочная, смиренная отдача себя Богу, Который бы Своей великой рукой — чрез очистительный подвиг, чрез очистительную дорогу к Иерусалиму страданий — привел бы человека к единственно достойной жизни по «новому человеку», по «второму Адаму» — Христу.
Итак, один путь для человека — смиряющий отказ от всей земли и от себя, смиряющее изничтожение себя и мира греха и смиренная отдача всего себя целиком, без остатка в волю Бога.
Пусть будет благословенна Его всемогущая воля… И пусть совершится в Его воле оправдание моей жизни, хотя бы и чрез очистительный и скорбный путь Иерусалима.
Господь указывает и третье свойство души подвижника на Иерусалимском пути — подчинение животной природы духу, Господь при входе в Иерусалим садится на животное — осла и заставляет его подчиниться Себе. Животное всегда является образом человеческой плотяности, животности, греховного неразумия.
Вот эта-то человеческая плотяность, животность, греховное неразумие и должны быть у путника в Иерусалим подчинены духу. Дух должен господствовать, повелевать, властвовать, а животное тело и с ним всё внешнее, земное должно быть под ним, оседланное, связанное и всецело подчиненное.
Таковы три свойства души подвижника, вступающего в Иерусалим.
Далее, событие входа Господня дает образное указание значения входа в Иерусалим. Мысль об этом значении сначала раскрывается с обратной стороны, т. е. Господь раскрывает мрачную судьбу отвергнувших вход в Иерусалим.
Жители тогдашнего Иерусалима не приняли Господа. Их души после всего слышанного и виденного от Христа оставались закрытыми… Они коснели в духовной беспечности, и где же им было подняться до понимания и принятия подвига?
И Господь заплакал о них, смотря на бесчувствие города. «О, если бы и ты хотя в сей твой день узнал, что служит к миру твоему! Но это сокрыто ныне от глаз твоих».
И в слезах Господь открывает завесу будущего и показывает картину гибели духовно мертвых: «Придут на тебя дни, когда враги твои обложат тебя окопами, и окружат тебя, и стеснят тебя отовсюду, и разорят тебя, и побьют детей твоих в тебе, к не оставят в тебе камня на камне за то, что ты не узнал времени посещения твоего» (Лк. 19, 43–44).
Такова же судьба души, отвернувшейся от пути к Иерусалиму и в духовном бесчувствии не принявшей Божьего зова на подвиг.
Так как подвиг в жизни христианина неизбежен (Мк. 8, 34), так как очистительные страдания есть обязательный для христианина Христов путь (срав. Мк. 10, 39), то, следовательно, зов жизни на подвиг и страдания за Христа будет самим Божьим посещением человека, которым Господь зовет за Собой и на Свой путь. Зов жизни на подвиг и страдания во имя Христа будет показателем Божьей любви к человеку… показателем не оставленности человека Богом, а особенной близости Господа к душе и особой заботливости Христа о любимой и избранной, чтобы осолить ее огнем подвига и сделать ее золотом, очищенным в горне страданий (срав. Мк. 9, 49).
Итак, подвиг и страдания есть Божье посещение… Л потому разве не горе душе, если она не поймет и не примет своего подвига? Горе… Горе! Ведь она отвернулась от Самого Христа, пришедшего за ней и протянувшего ей руки. Вот почему и прослезился Господь над душами, не понявшими дня Его посещения.
Горе, горе душе, не понявшей в страданиях Божьего посещения и зова на подвиг! Она сама отвернулась от Христа… Не поняла она, что служит к ее жизни и к ее миру… Потому что она спит в духовной беспечности, и закрыты глаза ее сердца (Лк. 19,42), и Господь уйдет от нее и, быть может, навсегда… «Се, оставляется вам дом ваш пуст… Сказываю вам: не увидите Меня отныне, доколе не воскликнете: благословен Грядый во имя Господне!» (Мф. 23, 38–39).
Дом души, отвернувшейся от Христа, оставляется пустым. Снимается его охрана, разбирается его ограждение… И тогда наступают дни, когда «враги обложат тебя (душу) окопами, и окружат тебя, и стеснят тебя отовсюду». Тогда грех, освобожденный от связи, развернется во всю ширь и высь и окружит душу своими сетями, как окопами… И обложит душу липкою паутиною, и станет она, как в плену врага, изолированная от чистоты и свободы… И наступит в душе такая теснота от зла («стеснят тебя»), что дышать нечем, жить нечем…
Так будет пленена злом душа, оставленная Богом. А после того придется гибнуть. Как всякий организм живет чистым воздухом и светом, так и душа живет светом правды и воздухом чистоты. Лишенная притока того и другого, она гибнет.
И следовательно, когда в душу, облепленную злом и изолированную от правды, прекратится ток живительной силы, она умирает. «Враги разорят тебя…» Они опустошат в тебе последние остатки жизни… «И побьют детей твоих». Они уничтожат все, даже самые хилые ростки света и добра…
«И не оставят в тебе камня на камне за то, что ты не узнал времени посещения твоего…» Они потрясут в тебе все основы жизни, и под обломками падающих опор жизни ты погибнешь сама, потому что ты уже сама стала мертвой гнилушкой, и твоя единственная участь — рассыпаться в пыль и смешаться с пылью.
И это неизбежно случится, потому что ты стала глухой до бесчувственности… не приняла зовов к подвигу, уклонилась или обессмыслила очистительное страдание и всем этим выключилась из питательной среды общения с миром жизни, сама отвернулась от Христа, не поняв и не приняв дня Его посещения.
И остается в запустении дом души и стал вертепом разбойников, подгнили его опоры и погребли тебя под своею смрадною гнилью.
Сказавши о гибельности непринятия подвига и страданий, Божественное Слово открывает положительную сторону следствия подвижнического пути… Это следствие — воспринятие душой внутренней силы веры и дерзновения по вере.
Христос как царственный и вместе смиренный Исполнитель Отеческой воли, в сознании непреложности совершающегося, входит в Иерусалим. В Иерусалиме Он вступает во храм и здесь проявляет всю силу дерзновения. Охваченный ревностью о святости храма и видя его поругание, Господь, как имеющий власть, выгоняет из него продающих, покупающих, опрокидывает столы меновщиков и скамьи продающих голубей * (* По святому евангелисту Марку, это было на другой день по входе.).
С дерзновенной силой Господь встает на защиту храма, обращавшегося в вертеп разбойников, властно гонит оскорбителей святыни. И все безмолвно подчиняются Ему.
Такой же силой дерзновения исполняется душа, идущая путем подвига. Божественная помощь, сила внутреннего Света, сила внутренней чистоты дают ей непоколебимую внутреннюю устойчивость. Господь близок ее сердцу… Божья правда есть ее жизнь и дыхание, и путь правды для нее только удовлетворение и радость, и никто и ничто не сдвинет ее с этого пути.
А если б оказалось препятствие, она с внутренней силой дерзновения, настойчиво пройдет через него, не только не теряя в силе обращенности ко Христу, а как будто еще более распаляясь любовию к одному своему Спасителю и Господу.
Являясь результатом подвига, сила дерзновения как Божественный дар молитвы и чистоты жизни уготовляет душу на еще больший подвиг во имя Христа, на подвиг страданий, Голгофы и самой смерти. Как и для Христа подвижнический скорбный путь в Иерусалиме закончился Голгофой и смертью на кресте.
Так подвиг обращается в силу жить и страдать… Страдать без уныния, в мужестве, в вере, в уповании, в радости… Так подвиг обращается в праздник души… Как вход в Иерусалим страданий обращен был Господом в величайшее торжество Своей жизни, так же будет неисчерпаемо велик праздник души, грядущей в свой Иерусалим…
И ей, невидимо сопровождаемой всеми детьми небесными, ей, сопутствуемой взорами несметных ангелов, окружаемой молитвами святых всей вселенной, ей, благословляемой вздохами и слезами земных подвижников, ей, под ноги которой постилалась, подчинившись, вся земная жизнь (постилание одежд), ей которую приветствует чающая освобождения природа (ветви деревьев по дороге), пусть слышится на ее пути таинственный и покоряющий шум неба и земли: «Благословенна идущая во имя Господне!»
Ее же уста в молитвенном экстазе пусть неслышно отвечают одним — одним сладчайшим воздыханием: «Благословенно грядущее Царство Отца нашего» (Мк. 11, 10).
93
На другой день, когда они (Христос с учениками), вышли из Вифании, Он взалкал; и, увидев издалека смоковницу, покрытую листьями, пошел, не найдет ли чего на ней; но, придя к ней, ничего не нашел, кроме листьев; ибо еще не время было собирания смокв. И сказал ей Иисус: отныне да не вкушает никто от тебя плода вовек! И слышали то ученики Его…
Поутру, проходя мимо, увидели, что смоковница засохла до корня. И, вспомнив (вчерашнее), Петр говорит Ему: Равви! посмотри, смоковница, которую Ты проклял, засохла (Мк. 11, 12–14, 20–21).
Засохшая смоковница — это классический образ духовно бесплодной души. Такая душа имеет всю видимость жизни. Она, как смоковница, зеленеет и покрыта листьями, т. е. она имеет все внешние обнаружения жизни: суетится, внешне убирается, как будто чего-то достигает и прочее.
Но как в бесплодной смоковнице нет соков жизни и она бессильна дать плод, так и в бесплодной душе при обычной внешности жизни нет силы жизни и нет у нее плодов. Она бесплодна для себя, потому что нет у нее роста и счастья достижения. И она бесплодна для окружающего, потому что не имеет ничего в себе. Что же она может оставить после себя? И вот такая душа гибнет… Мало того, она проклинается… Ученики Христа именно так, проклятием называют прещение Господа, обращенное на смоковницу. Прещение показывает, что смоковница, лишенная плодов, осуждается, обрекается на вечное бесплодие, в ней замирает жизнь, и она сохнет.
Так и душа, созданная для цветения и плодоношения, когда застывает во внутреннем бесплодии, тогда над ней изрекается приговор вечной безжизненности, приговор смерти. Она осуждается и, конечно, должна погибнуть и гибнет.
Печальный конец печальной жизни. Он трагичен потому, что с житейской точки зрения он неожидан и как бы даже незаслужен и несправедлив.
Ведь наружно идет самая нормальная человеческая жизнь. И как будто всё в ней в порядке… Жизнь имеет всю видимость жизни… Она даже внешне привлекательна… Как Евангельская смоковница была покрыта листьями, пышной зеленью и манила и обещала удовлетворение, так и человеческая жизнь течет как будто в полном довольстве… имеет всю наружную видимость… и со стороны даже прельщает и манит, обещает наслаждение и радость.
И вдруг подходит к такой жизни нелицеприятный Судья и в один миг изрекает приговор: «Да в тебе и жизни-то нет… одна декорация… одна видимость жизни… хоть ты и стоишь, а внутри ты уже мертвая… Потому ты и бесплодная… И конец для тебя один. Спадет твоя видимость, облетят твои листья и обнаружится твоя сущность… Обнажится, что ничего и не было под листьями, что ты мертва… И так как ты фальшиво жила и вводила в обман других, то пусть пресечется твоя ложь…»
И гибнет обманчивая видимость жизни… И осуждается и гибнет душа, не имевшая питательных соков жизни и плодов…
Почему же Господом изрекается такой решительный и бесповоротный приговор и осуждение?
Такой приговор изрекается за бесплодие. Бесплодие — это состояние внутренней мертвенности, внутреннего бессилия, отсутствия жизни. При внутренней мертвенности в человеке жива и развивается одна скорлупа существования, одна оболочка, внешность, одна видимость жизни.
Человек двигается, суетится… Он в работе и заботе до напряженности, в работе без отдыха… И человек упорно строит свое внешнее… Жизнь как будто заполнена. Человек интересуется обстановкой, костюмом… Человек интересуется питанием и отдает этому немало часов… Человек думает, что он развлекается и интересуется этим и развлечениям посвящает весь свой досуг…
Но во всем названном разве весь человек? Это только внешние показатели жизни… Человека тут еще нет…
У смоковницы тоже была видимость жизни. Были ветки и были листья… А не было внутри ее силы… Между тем седалище жизни — внутри, в человеческом духе…
Жизнь — во внутренней насыщенности силой, которая и регулирует все внешние процессы, И чем мощнее эта сила, тем значительнее сама жизнь. И чем она правильнее и правдивее, тем правдивее внешнее построение жизни… Потому что в истинной жизни внутрннее и внешнее в тесной связи, и первое определяет второе, потому что и человек-то должен быть один. А когда между внутренней силой и внешним процессом происходит разрыв или когда первое — внутреннее — совсем отсутствует, будучи подавлено или затравлено, тогда внешнее жизни, явления жизни в действительности ничего не являют, потому что в основе их, под ними ничего нет… пустота… Они стали только механическим рефлексом окружающего или рефлексами различных состояний организма, как у животных.
И выходит, что тогда явления жизни становятся призраком жизни. Они стали одною тенью жизни… Они — иллюзия жизни, ее декорация… И они не открывают за собой никакой силы и истины.
Так в человеческой жизни остается одна видимость жизни, одна внешность… Человек делается автоматом… А может ли быть плод от автомата? Что может родить иллюзия? Какое наполнение жизнью может дать обман? Так приходит бесплодие души и жизни.
И бесплодие может быть в христианской душе и жизни. И всё равно оно произойдет или от подавления внутреннего, духовного, или при отрыве внешнего от внутреннего… А характеризуется бесплодие также развитием одной внешности, когда человек-христианин внешне являет «образ благочестия», а внутри у него нет… «силы» благочестия.
А раз нет внутренней силы, то нет и духовного роста, и внутри человека — застой, мертвенность.
При таком состоянии иллюзорной, обманчивой жизни в действительности живет в человеке смерть. А от смерти не может быть ростков жизни и не может быть плода. Плодом смерти может быть только смерть.
Так и бывает в иллюзорных, обманчивых, наружных жизнях. Нет у них плода! Вот почему и чувство оторванности, топтания на одном месте, неудовлетворенности, уныния.
По-прежнему живет в человеке внешность: и хождение в церковь, и исполнение обряда, и наружная молитва, и нет души, нет чувства роста и достижения и нет радости.
И во всем объекте внешней жизни человека тоже сплошное бесплодие, которое хорошо характеризует святой апостол Иаков: «Желаете — и не имеете; …завидуете — и не можете достигнуть; препираетесь и враждуете — и не имеете (не получаете)» (Иак. 4, 2), т. е. бесплодны все ваши усилия настроить жизнь, раз у вас нет внутреннего регулятора, определяющего, что ценно для жизни и какова должна быть разумная внешность, построенная на силе жизни.
И характерно, что душа сознаёт бесплодность и внутреннюю неналаженность жизни. Душа переживает ее как пустоту жизни и как тоску.
Тогда люди начинают азартно наполнять жизнь внешним. При отсутствии внутреннего фундамента и регулятора жизни безудержно растет потребность во внешних впечатлениях. Человек не может остаться один с собой… Он не знает, что ему делать с собой, чем наполнить жизнь. И он бежит на улицу за внешними впечатлениями… и чем пустее душа, тем оживленней для нее становится улица.
А чтобы заглушить чувство пустоты, надо не только наполнить жизнь внешним потоком впечатлений, но и надо сделать поток непрерывным. Но так как впечатления прискучивают, то надо усиливать их остроту. Так люди при пустоте души, при невозможности для них жить чем-то своим большим, внутренним, захватывающим и интересным с азартом начинают бросаться от впечатления к впечатлению, до отказа напихивать сознание внешними видимостями жизни… И им надо увеличивать дозу их и усиливать остроту… Чтоб некогда было задуматься о себе… Чтоб толчея сменяющихся и усиливающихся внешностей давала иллюзию жизни и чтоб, таким образом, не проскользнула пустота… Так поддерживается «угар жизни», и пустые души живут в этом угаре. А когда как-нибудь вскользь на душу дыхнет из бездны пустота и она силой воли приоткроет глаза и поймет всю никчемность, то конец такой жизни один — фактическая физическая смерть. И на это оказываются способными единицы и наиболее сильные единицы, т. е. сохранившие крупицу из богатых сил души, чтобы иметь волю приоткрыть глаза и иметь разум понять весь ужас бестолкового кружения в пустоте. Если б у таковых не была вымотана сила жизни, то они оставались бы жить для перестройки своей жизни на разумном (духовном) начале, а они совсем уходят из жизни, потому что жить уж нечем, силы вымотаны… как они вымотаны у бесконечной вереницы пляшущих пляску пустоты и даже не чувствующих, какие они жалкие марионетки жизни.
Вот что такое бесплодие души и вот почему оно осуждается. Бесплодие — это внутренняя мертвенность. И осуждается оно потому, что оно неминуемо влечет за собою смерть. Оно и есть само в себе смерть. И осуждение бесплодия есть только констатирование (свидетельствование) отсутствия жизни и наличия временно скрытой смерти.
Евангельский рассказ о бесплодной смоковнице дает ответ и на последний возможный вопрос: почему в отношении к бесплодной смоковнице не проявлено Божественного милосердия? Почему смоковница приговаривается к гибели? Почему Господь уже не ждет от нее плода? Разве греховная и бесплодная душа не может надеяться на Божественное милосердие? Господь ведь много раз являл прощение и милосердие! Может быть, душа покается и даст плод, достойный покаяния?
Отвечая на это, Евангелие указывает, что Божественное определение выносится не сразу, не неожиданно.
Господь много и долго терпит заблуждающуюся душу… Господь всякими промыслительными путями всё время блюдет душу и хочет выправить ее путь и вдохнуть в нее силу жизни. И Божественное попечение всё время опекает душу. Евангелие образно обозначает это попечение словами «увидев издалека смоковницу…» В выражении «увидев издалека» заключена мысль о том, что Божественное попечение назирает за всеми жизнями, как бы различны ни были их пути и как бы далеко они ни шли от Божьего пути жизни. А назирает над жизнями Господь не из любопытства, а чтоб Его Попечительная Рука во всякий миг могла бы открыться душам, едва они вспомнят о ней.
Значит, Божественное попечение о смоковнице было. И оно было длительным… Оно шло до крайних границ Божественного милосердия и терпения в ожидании выправления жизни и плодов.
В другой притче о посечении смоковницы Господь ясно говорит о долгом Божественном попечении, предшествующем осуждению смоковницы.
Некто имел в винограднике своем посаженную смоковницу, и пришел искать плода на ней, и не нашел. И сказал виноградарю: вот, я третий год прихожу искать плода на этой смоковнице и не нахожу; сруби ее: на что она и землю занимает? Но он сказал ему в ответ: господин! оставь ее и на этот год, пока я окопаю ее и обложу навозом; не принесет ли плода; если же нет, то в следующий год срубишь ее (Лк. 13, 6–9).
Видишь, как в отношении бесплодной смоковницы и бесплодной души проявляется Божественное милосердие, долгое терпение и проявляется попечительность, выражающаяся в Божественных зовах и Божественной помощи, подающейся в спасительных средствах. Всё это было явлено, и при всем том смоковница и душа остались бесплодными. И только тогда изрекается осуждение.
Очевидно, что оно изрекается в момент, когда на смоковницу уже не действует никакая поливка, когда внутренняя мертвенность парализует все Божьи зовы и когда оживление и возрождение души безнадежны. В такой момент Божий приговор есть даже не суд, не осуждение, а свидетельствование очевидного факта, что смоковница-душа мертва и, значит, безнадежно бесплодна.
И тогда наступает последний акт: смоковница сохнет, жизнь пресекается. И в этом акте — логическое завершение бесплодия.
«Сруби ее: на что она и землю занимает?» Оторвавшаяся от питательной среды Света и Правды, среды Бога, лишенная всяких корней и устоев, обреченная на жалкое внутреннее бессилие, носящая в себе элементы разложения и гибели — для чего и для кого нужна такая фальшивая жизнь? Как никчемная, она убирается из жизни, потому что в творческом процессе она отрицательная величина, она помеха жизни… «На что и землю занимает?» А как имеющая обманчивую видимость жизни, она еще является и вредной фальшивкой, кичится своей похожестью на жизнь и других в обман вводит… А потому и выносится приговор смерти. Как сказано в другом месте Божественного Писания: «Дерево, не приносящее доброго плода, срубают и бросают в огонь» (Мф. 3, 10).
Так обрекаются на уничтожение души безнадежно бесплодные* (* Славянская и отчасти русская редакция 13-го стиха 11-й главы Евангелия Марка недостаточно выразительно передают мысль Евангелия, и приходится слышать недоумение: почему же Господь ищет плода на смоковнице и осуждает ее за бесплодие, когда «не убо бе время смоквам», т. е. выходит, что как будто Господь хочет нарвать смокв в такое время, когда их и не должно было быть на дереве? Мысль Евангелия другая. Христос подходит к смоковнице в такое время года, когда смоквы созрели, но не окончательно, и потому еще не было их сбора, и, значит, Господь хочет нарвать смокв тогда, когда на дереве, дающем плоды, они непременно должны были находиться, и если их не оказалось, то это говорит, что их и не было и, следовательно, дерево было бесплодным.).
94
Иисус… говорит им (ученикам): имейте веру Божию. Ибо истинно говорю вам: если кто скажет горе сей: поднимись и ввергнись в море, и не усумнится в сердце своем, но поверит, что сбудется по словам его, — будет ему, что ни скажет (Мк. 11, 23).
Короткие, но великие слова! В них Господь открывает тайну Царства Духа.
Господь открывает в них, прежде всего, главное и единственное условие причастности, вступления в это Царство. Это — безраздельная вера в Него и по такой вере безраздельный уход в стихию этого Царства.
А потом Господь открывает две стороны этого Царства: а) его полное отличие от царства земли и б) полную подчиненность царства земли со всеми его законами Божественному Царству Духа.
«Имейте веру Божию», — говорит Господь, как будто желая тем обозначить какую-то высшую ступень веры, когда она из теоретического, умственного знания, убеждения, поднимается и переходит в «силу», в стихию другого мира… Это — стихия Духа и Бога… Это — вера Божия.
Вот эта стихия другого мира и вдвигает душу человека в этот особый мир Бога. И, значит, чтобы приразиться этому миру, надо верой-силой уйти, погрузиться в него. А так как это совершенно особый мир, отличный от мира земли, то полный уход в него может осуществиться тогда, когда человеческая душа сумеет совсем порвать с чуждым миром земли, и всем существом, безраздельно, т. е. мыслью, всеми помыслами, чувствами, всем настроением, волей, всем устремлением, сумеет оторваться от видимого и окружающего, и уйдет в невидимый мир как реальный, и будет чувствовать его дыхание, и он будет для нее более, чем живой, и она будет в нем как своя.
Уход души в стихию Божьего мира, чтобы приразиться ему, должен быть безраздельным. И ничто, ничто… даже слабая тень, вроде мысли или хотя оттенка мысли от земного мира («не усумнится»), не должны просачиваться в душу в эти мгновения ухода, потому что они прервут уход души в тончайшую духовную стихию, ворвавшись в душу грубым земным шумом.
Надо войти в Божию стихию безраздельной душой, по-детски, не имея никакой засоренности души земным, и с детской устремленностью. Вот почему в другой раз Господь и ставит детей как первых насельников Божьего Царства и указывает на них как на пример для подражания, чтобы душа, смотря на них, приражалась Божьему Царству. «Если не обратитесь и не будете, как дети (т. е. не превратите свои души в детские), то не войдете в Божье Царство».
Так и бери подобие от детей, как они совершенно серьезно и целиком входят в мир фантазии, и разговаривают, и спорят, и сражаются с невидимыми существами, живут в этом мире со всей реальностью действительной жизни.
95
Говорю вам: всё, чего ни будете просить в молитве, верьте, что получите, и будет вам. И когда стоите на молитве, прощайте, если что имеете на кого, дабы и Отец ваш Небесный простил вам согрешения ваши. Если же не прощаете, то и Отец ваш Небесный не простит вам согрешений ваших (Мк. 11, 24–26).
Молитва — это уход к Богу… уход в Его Царство и стихию Бога… И если хочешь, чтобы молитва была действительной, то глубже, полней входи в эту стихию.
Полнота и глубина ухода в Царство Бога достигается совершенным отрывом души от земного и безраздельным устремлением ее через веру-силу в мир Бога как живой и реальный (срав. ст. 23). Тогда душа переключится в мир Духа, и тогда начинают действовать законы Духа, и по этим законам с человеческой душой совершается всё то, о чем она просит и чего желает согласно со стихией Духа. Душа как часть Духа, войдя в мир Духа и отдавшись его законам, получает всё, решительно всё, что лежит в мире Духа, согласно с его законами, и нужно для нее. Это логически неминуемо.
Потому и сказано: «верьте», т. е. уходите (срав. Мк. 8, 33 и след.) в мир Бога, и тогда «чего ни будете просить в молитве», раз только просимое будет в природе Духа, вы получите его, потому что вы уже стали причастниками, членами этого мира, и он открыт вам, и его законы и дары распространяются на вас.
И дальше Господь устанавливает показатель возможной успешности твоей молитвы. Так как успешность молитвы определяется степенью твоего ухода в мир Бога, то указывается контролер твоего ухода в Божью стихию. Таким контролером Господь устанавливает прощение тобою всех обид, причиненных тебе другими.
Рассмотри, и ты поймешь, почему прощение грехов против тебя устанавливается Господом как глубокий показатель степени твоего ухода в мир Бога.
Чтобы полнее погрузиться в мир Бога, надо свободней оторваться от себя и от земного мира в себе. А оторваться от себя легче, когда признаешь свою ограниченность, осудишь себя, да не только осудишь, а и отбросишь себя как никчемное ничтожество. Тогда с легкостью устремишься найти опору жизни в Беге и глубже вольешься в мир Бога.
Но самому человеку невозможно представить оценку собственного самоотрицания. В ограниченном самосознании человека самоотрицание может обернуться в самоуслаждение. Потому Господь устанавливает более объективную оценку самоотрицания, а вместе с ней оценку степени ухода в Божий мир.
Если ты изничтожил себя, изжил свою ограниченность, то ты так же глубоко должен изжить и ограниченность твоих ближних и должен понять, что все их обиды, причиненные тебе, — результат той же человеческой никчемности и ограниченности и, может быть, даже и вызваны-то твоей собственной ограниченностью, и, значит, уже если ты отбрасываешь уродство жизни, то признай его и для других и пойми их грехи, как и свою ограниченность, и кинь их к вороху своей ограниченности, а людей отдели и всё им прости. Признай, что они такие же жалкие и слабые, как и ты сам… и как себя ты пожалел и бросился к Богу за жизнью, так и их пожалей и вздохни, чтоб и они за тобой побежали.
Вот когда ты простишь, пожалеешь да вздохнешь обо всех, тогда это будет значить, что ты действительно понял бедность этой жизни и действительно способен искать другого богатства и, значит, способен уйти и уходишь в стихию неограниченного, вседовольного, всесовершенного, в стихию Бога.
Вот почему и устанавливается для твоего самопознания такой контролер — прощение других. Способен простить других и прощаешь, значит, ты правильно всё взвесил, правильно всё оценил и теперь отвернулся и с легким сердцем ищешь и идешь за бесценным.
А когда такой показатель, как прощение чужих грехов против тебя, налицо, тогда полнота и глубина твоего устремления к Богу обеспечены, для них нет помехи, и тогда обеспечен успех твоей молитвы. И тогда верь, что «всё, что ни будешь просить в молитве, получишь и будет тебе».
96
Когда он (Христос), ходил в храме, подошли к Нему первосвященники, и книжники, и старейшины и говорили Ему: какою властью Ты это делаешь? и кто Тебе дал власть делать это? Иисус сказал им в ответ: спрошу и Я вас об одном, отвечайте Мне; тогда и Я скажу вам, какою властью это делаю. Крещение Иоанново с небес было, или от человеков? отвечайте Мне. Они же рассуждали между собою: если скажем: с небес, то Он скажет: почему же вы не поверили ему? а сказать: от человеков — боялись народа, потому что все полагали, что Иоанн точно был пророк. И сказали в ответ Иисусу: не знаем. Тогда Иисус сказал им в ответ: и Я не скажу вам, какою властью это делаю (Мк. 11, 27–33).
Опять вопрос искушения и лукавства (срав. Мк. 8, 11–12): фарисеи же прекрасно знали, какою силою и властью действует Христос! И сами фарисеи уже признали власть Христа, когда они беспрекословно приняли изгнание торгующих из храма и не останавливали Христа, оспаривая Его полномочия. Они тогда молчали!
Фарисеи прекрасно знают, какою властью действует Христос! О Его власти громко и открыто свидетельствовал пророк и Предтеча Иоанн, когда называл Христа «Приходящим свыше», «Приходящим с небес», Который «выше всех» (Ин. 3, 31), «Агнцем Божиим» (Ин. 1, 29) и, наконец, «Сыном Божиим» (Ин. 7, 34) и Судьею вселенной (Мф. 3, 12). А свидетельство Иоанна было авторитетно и для фарисеев, потому что все почитали Иоанна за пророка Божия.
И вот, обходя очевиднейшее свидетельство, обходя очевиднейшие факты необычайных явлений жизни Христа, фарисеи, прикидываясь объективными искателями истины, ставят Христу вопрос: «Какою властью действуешь Ты?»
Разве это не лукавство? Это опять плохо прикрытая человеческая самость, не желающая считаться с Божьими велениями в жизни, фальшиво ищущая какой-то особой исключительной ориентировки для себя, а в действительности желающая оставить себя хозяйкой жизни и пе трогаться со своего эгоистического самоласкательного пути.
Так бывает всегда. Лукавая человеческая совесть, питающаяся эгоизмом и самостью, никак не хочет расстаться с фальшивыми путями жизни, на которых она ласкается как умная распорядительница всего… И когда веления Бога стучатся в жизнь и трещат гнилые устои жизни, лукавство всё же не отказывается от них, потому что с ними так тепло и привычно… И веления Бога обходятся, как будто их и нет… как будто их не понимают… А для собственного самоутверждения лукавство ищет обходных опор: то кидаясь в сторону отрицания Божьего вмешательства в жизнь, а то, напротив, требуя для себя больших и явных чудес, чтоб мнимо отдаться послушанию Бога.
Господь изобличает лукавство спрашивающих и не удостаивает удовлетворения фальшивое искательство, как Он в другой раз отказывает в просьбе «знамения с неба» (Мк. 8, 12).
Так и душа, опирающаяся на самость, когда она фальшивит с Божьими зовами, обращенными к ней, предоставляется самой себе и всем случайностям своих кривых путей… И она тоже уже не слушает голоса Бога… «Ты умна… и ты всегда права… и ищешь опору в себе, отвергая Мое вмешательство… Пусть так и будет… отныне… и Я ничего не скажу вам»…
Берегись!.. Бойся такой оставленности.