107
Через два дня надлежало быть празднику Пасхи и опресноков. И искали первосвященники и книжники, как бы взять Его хитростью и убить (Мк. 14, 1).
Бога в душе можно взять и убить только хитростью. Когда душа чиста и ее жизнь не испорчена, в ней настолько же естественно сознание и ощущение Бога, насколько естественны все нормальные, природные процессы ее жизни. Ведь сознание и ощущение Бога в чистой душе врожденны… И как часть тяготеет к целому, как сродное стремится к сродному, как сын тяготеет к отцу, так точно душа не может оторваться от сознания Бога и тяготения к Нему.
И потому чтобы изничтожить Бога в душе, надо предварительно ввести в жизнь души какой-то обман и хитрость, которые бы перетасовали все природные устремления души, замели следы ее истинной сущности и подсунули душе какую-то фиктивную правду о ней самой и о правде ее жизни.
Это и делают все призрачные построения жизни вне Бога, а помогает этому грех, просачивающийся в душу, мертвящий ее и развязывающий в душе стихию зла взамен стихии обращенности к Богу и связанности с Богом.
«Спасение душ наших, Господи, слава Тебе!»
(Вел. Понедельник, утр. стихира на стиховне)
14-я и 15-я главы Святого Евангелия Марка рассказывают о событиях последнего дня земной жизни Господа: о предательстве Христа, о суде над Ним, об осуждении Его, о страданиях, крестном пути, распятии, смерти и погребении.
Все эти моменты великого дня Пятницы настолько сильны и значительны, что пред величием их ничтожно всякое человеческое слово. Все они, конечно, являются недосягаемо высоким образом тягчайших и безвинных страданий, понесенных Христом ради любви к людям. И этот образ был, есть и будет могучей силой для земных страдальцев во имя Христа!..
Не этот ли образ воодушевлял апостолов, давал силу мученикам и делал легкими подвиги преподобных?!. Не он ли во все века был зовущим образом на подвиг веры?!. Не он ли укреплял ослабевающие руки в борьбе со злом и грехом жизни?!. Не он ли утишал всякую слезу?!.
И образ страдающего Христа останется вечным, недосягаемым идеалом каждого христианского страдальца. Покоряющая сила этого образа близка каждой христианской душе. Она навевается всяким словом Евангельского рассказа и глубоко отпечатлевается в сердце. Покоряющая сила этого образа навевается Евангельским рассказом и его прямым историческим смыслом.
Настоящее слово не касается исторической стороны рассказа о страданиях и смерти Господа, и ты не ищи в последующем изложении исчерпывающего раскрытия текста 14-й и 15-й глав.
В соответствии со всем содержанием «образов» ты видел в историческом тексте лишь ту сторону, которая в ее перенесенном понимании может быть одновременно начертанием подвижнического пути всякого земного подвижника.
Итак, читай последующие разделы, имея в виду эту ограниченную задачу. Но при чтении каждого раздела восполняй и одушевляй читаемое представлением целостного Первообраза Крестоносца Христа, как этот образ дается всем объемом Евангельского текста.
108
Но говорили (первосвященники и книжники): только не в праздник (надо взять обманом Христа), чтобы не произошло возмущения в народе (Мк. 14, 2).
Конечно, убить Бога в душе можно не в праздник души, когда в душе светло и ясно и когда душа празднично ликует в общении и жизни с Отцом и Богом… А убийство Бога в душе совершается в мрачные будни души, в которые вгонит ее грех и падение.
В мрачные будни души, когда порвана связь со Светом, когда затеривается правда пути, а зло подсказывает как будто облегченный и приятный путь лжи, тогда подсунуть душе фальшивку жизни легче… тогда она (фальшивка) скорее сойдет за подкрашенную правду.
«Просвети одеяние души моея, Светодавче, и спаси мя!» (Екзапостиларий на утрени Вел. Понедельника).
109
Когда был Он (Христос) в Вифании, в доме Симона прокаженного, и возлежал, пришла женщина с алавастровым сосудом мира из нарда чистого, драгоценного и, разбив сосуд, возлила Ему на голову. Некоторые же вознегодовали и говорили между собою: к чему сия трата мира? Ибо можно было бы продать его более нежели за триста динариев и раздать нищим. И роптали на нее. Но Иисус сказал: оставьте ее; что ее смущаете? Она доброе дело сделала для Меня. Ибо нищих всегда имеете с собою и, когда захотите, можете им благотворить; а Меня не всегда имеете. Она сделала, что могла: предварила помазать тело Мое к погребению (Мк. 14, 3–8).
Снова голос земли и снова попытка подменить Божеское человеческим! Опять выдвигается земное и видимое взамен неосязаемого, но полноценного.
Женщина по вере и любви ко Христу приносит Ему жертвенный дар. А земля считает: «Практично ли это? К чему сия трата мира?» И земля сейчас же прикрывается благовидным предлогом: «нищие»… «Не лучше ли продать миро и раздать деньги нищим?».
Христос восстанавливает значение ценностей.
Нищие и благотворительность им — это хорошо… И нищие около вас, и вы всегда можете оказать им добро.
Но вот всегда ли с душою Бог? А ведь когда не будет с душою Бога, захотите ли вы откликнуться нищим? Значит, умна ли ваша забота о нищих, когда вы своею земною практичностью и служением земным целям рушите фундамент забот о добре?
Вывод отсюда ясен. Всё, что касается твоих дел, непосредственно обращенных к Богу и делаемых ради Него и по Его закону, как-то: подвига, насилия над собою, очищения сердца, молитвы, поста, жертв, — всё то совершай прежде всего и не загораживай этого никакими земными целями, как бы они ни были высоки и согласны с Христовым законом. И это потому, что ты строишь Божеский фундамент души, и когда он будет прочен, на нем уже легко построится всё нужное, прикладное, что потребует Божеский закон.
А без Божеского фундамента в душе всё внешнее построение жизни (хотя бы и основанное на разумном и добром, например, та же помощь нищим) будет висеть в воздухе, предоставленное случайностям человеческих взглядов, настроений, человеческого душевного состояния.
А потому неси Самому Христу драгоценнейшее миро твоей веры и любви… Раскрой дорогой сосуд твоей души и пролей из него всю ароматную влагу, насыщенную устремленностью к Господу…
Не измеряй глубину искания… Не считай ценность жертв. Ты приобрел бесценное: с тобой Господь… Это драгоценнее всего… А когда будет с тобой Христос, ты с легкостью воздашь должное нищим.
«Очисти, Господи, скверну души моея и спаси мя, яко Человеколюбец» (Вел. Вторник, утренняя стихира на хвалитех).
110
И пошел Иуда Искариот, один из двенадцати, к первосвященникам, чтобы предать Его им. Они же, услышав, обрадовались и обещали дать ему сребренники (Мк. 14, 10–11).
Это обычная человеческая история, что Христос продается из души «за сребренники».
«За сребренники», за материальные блага, за удобства жизни, за боязнь лишений, из-за кичливого нежелания расстаться с самостью вытесняется из души Бог.
Конечно, продажа совершается не как явная сделка (хотя бывает и это), чаще она представляет из себя длительный процесс компромиссов. Но всегда в основе всякого компромисса лежит предпочтение «сребренников», т. е. материального духовному.
А потому рассуди: всякая измена Богу разве не будет предательством Его?
«Слава снисхождению Твоему, Человеколюбче!» (Вел. Пятница, вечерняя стихира на стиховне).
111
Горе тому человеку, которым Сын Человеческий предается: лучше было бы тому человеку не родиться (Мк. 14, 21).
Конечно, горе предателю… Горе всякому изменяющему Христу и предающему Его из души своей, потому что он предает «Источник живой воды», опустошает зелень и жизнь души и обращает ее в мертвую пустыню.
Горе предателю!.. Горе изменнику… Лучше бы ему не родиться, потому что конец его — злая смерть. Это хуже небытия… Небытие — это несуществование. А смерть во зле обрекает душу на вечность во зле, иначе — на вечное страдание. Лучше бы не родиться человеку зла.
«Иже о всех благий Господи, слава Тебе!» (тропарь на утрени Вел. Четверга).
112
И, воспев, пошли на гору Елеонскую (Мк.14, 26).
Елеонская гора — гора молитвы и молитвенного восхищения.
Господь с учениками восходит на нее «воспевши», т. е. в духовной бодрости. И вот, эта гора делается Господом начальным пунктом собственно крестного пути.
Тут два назидательных образа продвижнического конца.
Первый в том, что крестный путь начинается на горе. Это значит, что Господь ставит на него только избранных, прошедших низину земли, оставивших землю сзади себя и поднявшихся выше земли, поработивших ее и возвысившихся над нею.
И второй образ в том, что путь креста неразрывен с молитвенным восхищением. В молитвенной восхищенности подвижник вступает на него «воспевши», т. е. в бодрости, в радости, в ликовании молитвенных песней.
«Твоея радости достойна мя сотвори, Спасе, заблудившаго, великия ради Твоея милости» (Вел. Вторник, утренняя стихира на стиховне).
113
И говорит им (ученикам) Иисус: все вы соблазнитесь о Мне в эту ночь, ибо написано: поражу пастыря, и рассеются овцы (Мк. 14, 27).
Ночь — время тьмы и всяких обманов. Ночью встают призраки… И ночью, когда нет света, ширятся дела тьмы…
Так и в духовную ночь предательства и измены Богу тьма покрывает человеческую душу. И в жизни человека уж начинают господствовать призраки и воцаряются дела тьмы… Тогда изымается из жизни опора, человек чувствует, что нет прочности в жизни, и в нем развивается малодушие пред лицом неизвестного и мрачного.
А в состоянии малодушия, в состоянии духовной прострации от потери духовной опоры жизни где же человеку противодействовать всяким соблазнам тьмы, надвигающимся на него ночью?!
В человеке уж нет и тени мужества, и когда Свет и Бог заволакиваются тьмою, человек бессилен противоборствовать ей, так как нет у него в душе прочной опоры, и поэтому «соблазны» тьмы одерживают легкую победу и господствуют.
«Все вы соблазнитесь о Мне» в эту ночь предательства Бога, ночь тьмы, обмана и господства призраков.
И исполняется пророческое слово: «Поражу пастыря, и рассеются овцы». Поражается в душе Пастырь и Вождь — Бог, и овца-душа, заблудится и погибнет на распутьях жизни.
«Десным овцам Твоим сопричти мя. Владыко, прегрешений презрев моих множество» (Вел. Вторник, 9-я песнь канона на утрени).
114
Петр сказал Ему (Христу): если и все соблазнятся, но не я. И говорит ему Иисус: истинно говорю тебе, что ты ныне, в эту ночь,…трижды отречешься от Меня. Но он еще с большим усилием говорил: хотя бы мне надлежало и умереть с Тобою, не отрекусь от Тебя. То же и все говорили (Мк. 14, 29–31).
Ученики любят Господа… А Петр пламенеет к Нему любовью…
Сколько раз он являл свою любовь? А разве все они не были искренни, когда говорили о смерти за Него и с Ним? И разве в действительности большинство их не отдало за Него своей жизни?
И, однако, в ответ на заявление Петра и учеников Господь предрекает отречение Петра! Так обнажается человеческая самонадеянность.
Так в христианском пути жизни силу и устойчивость подвига гарантирует не человеческое желание, как бы оно ни было захватывающе-велико и искренне, а Божия Сила, которой живет и действует подвижник и которая совершает его спасение.
Вооруженные Божией Силой, Петр и другие избранные и запечатлели свой подвиг смертью за Господа.
«Благословен Грядый крестом спасти всяческая» (Неделя Ваий, 9-я песнь канона на повечерии).
115
И говорит ему (Петру) Иисус: истинно говорю тебе, что ты ныне, в эту ночь, прежде нежели дважды пропоет петух, трижды отречешься от Меня (Мк. 14, 30).
Сочетание цифр — дважды и трижды, троекратное отречение при двукратном пении петуха — образец малодушия души, уходящей от Христа.
Когда она совершила первую измену, когда она стала на путь отречения, она уже не остановится на скользком пути уклона жизни. Уже без всяких понуждений извне душа, как бы подгоняемая собственным банкротством, торопится засвидетельствовать свою верность злу и уж забегает вперед на пути предательства и совершает измены, опережая кнут погонщика.
Так на коротеньком отрезке времени (прежде чем дважды пропоет петух) она докатится до своего конца и отпадет от Бога.
«Пощади души наша, Христе Боже, и спаси нас» (Вел. Среда, 9-я песнь канона на утрени).
116
Пришли в селение, называемое Гефсимания; и Он (Господь) сказал ученикам Своим: посидите здесь, пока Я помолюсь (Мк. 14, 32).
Молитвой начинается путь Креста. Путь Креста — путь к Отцу. А молитва и есть уход к Отцу и в Его стихию. Значит, через молитву душа приражается небу и обвевается его силами и крепнет для подвига.
И Сам Господь в начале Своего Крестного пути уходит к Отцу в напряженной, до кровавого пота, молитве (Лк. 22, 44).
Вникай… Вникай… Хочешь быть сильным в подвиге — молись, молитвой уходя к Отцу.
«Господи долготерпеливе, велия Твоя милость, слава Тебе!» (Вел. Четверг, утренняя стихира на хвалитех).
117
И взял с Собою Петра, Иакова и Иоанна; и начал ужасаться и тосковать. И сказал им: душа Моя скорбит смертельно; побудьте здесь и бодрствуйте. И, отойдя немного, пал на землю и молился, чтобы, если возможно, миновал Его час сей; и говорил: Авва Отче! всё возможно Тебе; пронеси чашу сию мимо Меня; но не чего Я хочу, а чего Ты (Мк. 14, 33–36).
Путь Креста, конечно, есть отречение от земли, и понятно, что земля всячески протестует и тело содрогается от предстоящих страданий. Протест и содрогание плоти особенно жгучи перед жертвенными моментами подвига. Тогда они закружатся в теле знойным неудержимым вихрем, поднимутся и заполнят человека до краев земной жизни, пронизают все поры, вторгнутся в самую душу и потрясут ее до глубины, кажется, совсем, совсем пленят ее и передадут ей весь непереносимый ужас и всю тоску о жизни.
И заполнит душу тоска и разовьет страдание в ней, как предсмертные муки, совсем подавляя и как бы изничтожая душу. И в этот час предсмертной тоски, как жгучего протеста человеческой природы против насилия над ней даже до смерти, ничто, ничто человеческое не может укрепить поверженную душу и дать силы справиться с собой… Доводы разума, всё напряжение воли, отчетливейшее сознание долга — всё будет пустым звуком…
В тот час душу поднимет из мрака тоски и вольет в нее силу только молитва… Это будет молитва — вопль к Отцу о Его Божественном вмешательстве. Молитва поверженного на землю («пал на землю»), молитва из праха земного о Высшей Силе и помощи… молитва отречения от человеческого бессилия и одной устремленности к Отцу.
И, как дань человеческой немощи, молитва начнется с вопля о том, «чтобы, если возможно, миновал час сей», час тяжких страданий креста.
А вот, когда укрепляющая сила молитвы восстановит равновесие души и душа всецело вольется в стихию Бога, в которой ее опора и жизнь, тогда молитва потечет только об одном — чтобы не оказаться душе выключенной от общения с Богом, чтобы Божья воля руководила жизнью, потому что в этой воле человеку обеспечено спасение-счастье…
При отдаче в Божью Руку, обеспечивающую жизнь души, внешнее устранение жизни теряет всякую ценность, и как бы оно ни оказалось тяжким, оно переносимо, потому что будет сознание, что главное-то, нужное достигнуто, что Господь с душой и она в Его Руке.
Тогда потечет молитва о Божьей воле: «От Твоей, Господи, Руки и в Твоей воле мое спасение! Пусть же я пребуду в Твоей воле во веки. Один Ты спасешь меня… Сам же я не обеспечу свое избавление… А потому пусть будет не чего я хочу, а чего Ты. Лишь бы мне быть с Тобой. Да будет воля Твоя».
Так и Божий Сын взывал к Отцу, предавая Себя Его святой промыслительной воле, в которой всё оправдание жизни.
«Человеколюбие, Христе Боже, прегрешений даруй оставление, покланяющимся верою пречистым Страстей Твоим» (Вел. Понедельник, седален по 3-й кафизме на утрени).
118
Возвращается (Господь к ученикам после молитвы) и находит их спящими, и говорит Петру: Симон! ты спишь? не мог ты бодрствовать один час? Бодрствуйте и молитесь, чтобы не впасть в искушение: дух бодр, плоть же немощна. И, опять отойдя, молился, сказав то же слово. И, возвратившись, опять нашел их спящими, ибо глаза у них отяжелели, и они не знали, что Ему отвечать. И приходит в третий раз и говорит им: вы всё еще спите и почиваете? Кончено, пришел час: вот предается Сын Человеческий в руки грешников (Мк. 14, 37–41).
Какой выразительный пример человеческой немощности! И немощности самой жалкой, потому что проявляется она в величайший и трагический момент жизни, и проявляется она не в
каких-нибудь бросках и натугах человека (хотя бы и бесплодных), а проявляется она и отодвигает всё великое в ничтожном, казалось бы, проявлении человеческой природы — в сне.
Пришел сон, и забыто и бессильно великое, и человек — данник своей слабости. А потому забудь киченье: ты силен только в Боге.
Для Господа приближается момент предательства и Креста. Господь открыто говорит об этом ученикам. И ученики из слов Господа видят, что час испытания близок. Возбужденные этой близостью, они только что свидетельствовали Христу о готовности положить за Него жизнь.
И при всем том немощь… обычная человеческая немощь не оставляет и апостолов.
Вот сейчас в Гефсимании избранные из избранных, любимейшие из любимых, приближеннейшие из близких снова выделены из остальных, как и в другие значительные моменты жизни Христа… Сейчас они знают, что вот-вот надвинется страшное горе… Вот они только что слышали от Самого Христа, что душа Его скорбит смертельно… Вот они видят Его в величайшем борении — ужасе и тоске. Вот Он только просит их бодрствовать вместе с Собой… А Сам немного отходит и на их же глазах бросается на землю и молится до кровавого пота…
А избранные забыли всё… Была полночь, и сон опускал веки, закрывая глаза… и засыпали апостолы!
И не действуют новые призывы Господа к бодрствованию… Не действуют упреки, что и один час они не могли преодолеть себя… Они безмятежно сонливы… Они не знают, что Ему отвечать… Три раза их будит Господь. Всё тщетно… Немощная природа брала верх: ученики опять засыпали…
Вот иллюстрация человеческой беспомощности. Нечего кичиться человеку своими естественными силами!
Господь указывает долг человека превозмогать естественную немощность. Это долг потому, что в состоянии преобладания немощности к человеку прокрадывается подстерегающее его искушение и в дремотном теле застанет дремотную душу и стеснит ее грехом.
И вот, чтобы избегнуть внедрения в душу греха, надо преодолевать естественную немощность, высвободить душу от подчинения ей и держать душу в духовном бодрствовании. «Бодрствуйте»… Плоть немощна, а дух (должен быть) бодр.
Средство держать душу в бодрствовании — молитвы: «Бодрствуйте и молитесь». Молитва — уход души в стихию Бога; через молитву душа человека входит в мир Духа и силы Духа прирождаются человеческой душе, вооружая ее и делая ее способной противоборствовать искушению.
Если бодрствование нужно для всегдашнего преобладания духовности, то тем более оно неминуемо в пути креста, когда от души потребуется через молитву такая насыщенность силою Духа, при которой плотяное совсем и замерло и как бы отпало.
И Сам Божий Сын испытывает закон тела, его немощность и молитвой к Отцу устраняет боренья.
«Честная Твоя воспеваем страдания и славим, Спасе, крайнее Твое снисхождение» (Вел. Понедельник, седален канона на повечерии).
119
Встаньте, пойдем; вот, приблизился предающий Меня (Мк. 14, 42).
Вот результат молитвы… Боренья позади… Плотяное подчинено Духу. Не угнетаемый телом, Божественный Дух царит и царственно распоряжается… Теперь Он величав и спокоен… Он властвует. Он, послушный Божьей воле, Сам свободно пойдет на путь Креста. Он Сам взойдет на Крест. В свободе и силе подвига и его ценность… Путь Креста — не дорога раба, невольно загнанного на нее и боязливо озирающегося на ней… Он не горькая доля побежденного… Путь Креста — путь победителя… На него становятся свободным волеизъявлением… На нем нет рабов. По нему идут «свободные», и «сыны», и «дети».
Вот почему Спокойный, Величавый, Властный говорит: «Встаньте, пойдем (навстречу); вот, приблизился предающий Меня».
«Твоя Божественныя Страсти превозносим, Христе, во вся веки»(Вел. Вторник, 8-я песнь канона на повечерии).
120
Тотчас, как Он (Господь) еще говорил, приходит Иуда, один из двенадцати, и с ним множество народа с мечами и кольями, от первосвященников и книжников и старейшин… Тогда Иисус сказал им: как будто на разбойника вышли вы с мчеами и кольями, чтобы взять Меня. Каждый день бывал Я с вами в храме и учил, и вы не брали Меня. Но да сбудутся Писания (Мк. 14, 43, 48–49).
Зло всегда ополчается на подвижника внешним давлением. Как бы невольно признавая идейное внутреннее превосходство добра и невозможность состязаться с ним со стороны жизненной правдивости, зло в соприкосновении с добром и в состязании с ним всегда готово прибегнуть к кольям и мечам, т. е. внешней силой доказать свое мнимое преимущество. И на крестном пути мир зла встретит подвижника кольями клеветы, досаждений, насмешек, укоризн и мечами всяких внешних ограничений и нападений. И в этом нападении зла есть одна сторона, отмечаемая Евангельской историей нападения на Христа.
Зло, как жалкий и трусливый раб, невольно признающий превосходство господина — добра, употребляет во много раз больше внешних усилий для внешнего преодоления добра, чем сколько требуется обстановкой жизни. Ведь добро внешне не защищено и внешне беспомощно, а зло как бы трусит, волнуется перед лицом своего беспомощного противника и наращивает внешние усилия, чтобы раздавить совсем беззащитного «врага».
Так было в Гефсимании. Против одного Христа, вооруженного только молитвой, против горсти Его мирно спавших учеников мир зла высылает целую толпу («множество народа»), вооруженную мечами и кольями…
И какой обличительной грустью, вскрывающей внутреннюю неправду и бессилие зла, звучит упрек Христа: «Как будто на разбойника вышли вы с мечами и кольями, чтобы взять Меня».
«Тем же Тебе вопием, Проданному и Свободившему нас, Господи, слава Тебе» (Вел. Среда, вечерняя стихира на «Господи, воззвах»).
121
Предающий же Его дал им знак, сказав: Кого я поцелую, Тот и есть, возьмите Его и ведите осторожно. И, придя, тотчас подошел к Нему и говорит: Равви! Равви! и поцеловал Его. А они возложили на Него руки свои и взяли Его (Мк. 14, 44–46).
Нападающее зло, как бы желая обезопасить себя, любит и поощряет предательство.
Предательство… На крестном пути — это невыносимое отягчение страданий и скорби… Ведь предатель не из врагов, вчера еще был свой, близкий, ученик, друг… И сегодня он поцелуем, этим высшим знаком любви, предает Учителя… Это ли не удар ножом в сердце?
Так истребляется в подвижнике всё человеческое, чтобы не осталось «прилепления» его к чему-то земному… Ученик, друг, часть сердца, часть души — и тот предал. И предает целуя, т. е. надругаясь над высшим в жизни — над любовью… Издевательством над самой любовию предается подвижник любви!
О мир! О, всеистребляющее зло!
Но Евангелие, сказав об этой внешней победе зла, сейчас же одним характерным штрихом обозначает всё прежнее ничтожество торжествующего зла… И, одержав внешнюю победу, зло не усилилось. Оно осталось трусливым рабом…
Иуда, совершив предательство, добившись цели, торжествует… Но, торжествуя, он дрожит… Торжествующая дрожь! Ему видятся большие опасности и страхи. «Ведите Его осторожно», — говорит он… Кого он боится? Себя самого… Истинно торжествующая дрожь!
А подвижник креста укрепляется во внутренней силе. Отпадает шелуха земного… Его опора — в одном Небесном Отце.
122
Тогда (в момент предательства), оставив Его (Христа), все бежали (Мк. 14, 50).
Так сбрасываются последние путы земли. Подвижник креста оставляется один. В часы, дни, месяцы, годины душевной тучи, когда сплошной пеленой надвинется истребляющее зло, когда поднимется вся враждующая низость, когда боренья охватят сплошным кольцом, когда невыносимость напряженности достигнет крайних пределов, тогда ничто, решительно ничто из земного не окажет поддержки боримому духу… Ни родство, ни дружба, ни даже самая любовь не смогут проникнуть до глубин боримой души, раствориться в ней и влить в нее елей мира и вино бодрости… Тогда одинока душа подвижника… Тогда всё земное и человеческое бессильно подойти к ней и оказать поддержку.
И повторяется Гефсимания: «Тогда, оставив Его, все бежали»…
Очевидно, так необходимо… Очевидно, что в бореньях духа, в преодолении зла не требуется внешней поддержки… В этот миг Сын Божий отклоняет поддержку даже ангельских сил. «Неужели вы думаете, что Я не могу теперь умолить Отца, и Он представит Мне более, нежели двенадцать легионов Ангелов?» (Мф. 26, 53)… Очевидно, так нужно, чтоб ушла вся земля, как ненужная и бессильная, и остался дух человека наедине со своим Небесным Отцом… Очевидно, так нужно, чтоб между духом крестоносца и Господом не было ничего заслоняющего и Господь остался одной жизнью, одной силой, одной надеждой, одним устремлением и одной радостью… Очевидно, нужно, чтоб отпало земное и вся сила души безраздельно отдалась своему Источнику — Богу.
И оставленный всеми Господь, единый с Отцом Небесным, в величавом спокойствии победителя пошел к Своему Кресту. Так и подвижническая душа, оставившая земное и оставленная бессильным человеческим, в величавом спокойствии победительницы идет к своему кресту, потому что с ней ее Господь и Небесный Отец.
123
Первосвященники же и весь синедрион искали, свидетельства на Иисуса, чтобы предать Его смерти; и не находили. Ибо многие лжесвидетельствовали на Него, но свидетельства сии не были достаточны (Мк. 14, 55–56).
Так как путь креста есть путь отвержения мира и земли, то, конечно, мир не выносит отрицания его и, конечно, он обрушивается на подвижника. И так как стихия зла — ложь, то мир сначала яростно атакует подвижника своим главным оружием — ложью. Ложь делается главным орудием борьбы с подвижничеством. И около каждого крестного пути разливается море клеветы. И чем выше путь, тем гуще и злобнее клевета.
Это совсем понятно, потому что ложь есть природа зла, и зло не может сказать истины, так как само оно есть отрицание истины, да и что может зло сказать против пути правды, кроме неправды?…
Так зло клеветало даже на Божьего Сына, Чистейшего чистых, в Котором не было и тени греха.
124
Он (Христос) молчал и не отвечал ничего (Мк. 14, 61).
Чем отвечать подвижнику добра на ухищрения зла? — Молчаньем, терпеньем. Его опора — Бог, и в Божье Царство он идет. Если мир ненавидит его, то это знак, что он на верном пути. Если бы он был от мира, то мир любил бы свое (Ин. 15,19). Мир, клевеща на правду, сам свидетельствует о себе, что дела его злы. И что отвечать Ему? Оправдываться и говорить о правде Но ведь открывать миру правду — не значит ли показывать ру, что его истина есть ложь? И не вызовет ли разоблачение еще большее озлобление мира-зла? Потому и Христос молчал и не отвечал ничего.
125
Они оке (члены синедриона) все признали Его повинным смерти. И некоторые начали плевать на Него и, закрывая Ему лице, ударять Его и говорить Ему: прореки. И слуги били Его по ланитам (Мк. 14, 64–65).
Вслед за идейным оружием — клеветою мир направит на подвижника и свое внешнее оружие — физическое насилие в разных его формах. Действовать им проще, чем защищать мнимую истину: «закрыли лицо». Ударами бича покажи, что ты прав, потому что у тебя сила. И вот, «слуги» мира-зла, т. е. рабы его, усердствуют во внешнем торжестве над правдой.
Так начинается путь физических страданий первого Крестоносца — Господа.
«Заушенный за род человеческий и, не прогневавыйся, свободи от нетления живот наш, Господи, и спаси нас» (Вел. Четверг, тропарь пророчества на 1-м часе).