Будильник затрещал, как всегда, неожиданно.

Люся испуганно подскочила на своем узеньком проводницком диванчике и, посмотрев на циферблат, принялась растирать кулачками заспанные веки.

Уже совсем рассвело. За вагонным окном зеленели еще не выжженные солнцем степи, перемежавшиеся небольшими рощицами, мелькали крытые почерневшим тесом домики редких деревень. Иной раз на горизонте даже показывалась чудом сохранившаяся церковка с молодыми березками на крыше.

Было без десяти минут восемь утра.

Сладко потянувшись, Люся откинула одеяло и, поеживаясь от утреннего холода, сунула ноги в спортивные тапочки. Потом встала и первым делом расчесала свои кудрявые белокурые волосы, перехватила их резиночкой и уже после этого облачилась в свою форму — темную прямую юбку, голубую гимнастерку с погонами и темно-синюю пилотку с молотами на кокарде.

Плацкартный вагон уже давно проснулся. В обоих концах длинного узкого коридора стояли пассажиры в очереди в туалет — умываться.

— Поторопимся, товарищи, через двадцать минут остановка, туалеты закрою.

Пассажиры, видимо, уже давным-давно произвели все подсчеты, они шуршали газетами, в которые были завернуты еще оставшиеся дорожные припасы — крутые яйца, помидоры, уже обезноженные вареные цыплята. Все это непременно надо было успеть съесть до прибытия.

— Сестричка, а чай будет? — спросил молоденький матросик с полотенцем через плечо, который явно пытался познакомиться с ней, но не знал как, и выбрал для этой цели самый нейтральный способ.

— Будет, — как можно более индифферентно ответила Люся.

— А с чем? С сахаром или с вареньем?

«Эх, матросик, матросик, если б ты только знал, как мне ваши клейкие подходы осточертели!»

— Специально для тебя, — неприветливо ответила Люся, — с дыркой от бублика.

Видя ее мрачный взгляд, матросик не стал развивать тему и со вздохом отвернулся.

Люся протиснулась через очередь (при этом мужчины специально не сторонились), вышла в тамбур и загрузила из угольного ящика в черное от антрацитовой пыли ведерко несколько брикетов. На обратном пути, однако, всем таки пришлось посторониться — блондинка блондинкой, а свои брюки никому пачкать не хочется.

Спички, как назло, отсырели. Истратив весь коробок, Люся беспомощно оглянулась по сторонам.

— Разрешите вам помочь! — раздалось из-за спины.

Высокий благообразный старичок в очках (профессор, наверное) поспешно вытащил из кармана серебристую заграничную зажигалку с накладкой из крокодильей кожи и, щелкнув ею, поднес ровное голубоватое пламя к Люсиной газете.

— Спасибо, — буркнула Люся, разжигая брикеты.

— Скажите, милая барышня… — начал старичок. «Господи, и этот туда же. А ведь дома наверняка жена, детишки», — подумала Люся.

— …во сколько мы прибываем в Ростов?

— Расписание перед вами. — Люся захлопнула дверцу топки.

— А мы не опаздываем?

— Нет. Следуем точно по расписанию, — отрезала Люся, зашла в свое купе и закрыла дверь.

«Посижу-ка я лучше здесь, пока вода не закипит», — решила Люся и, присев на диванчик, стала смотреть в окошко.

Бесконечная степь сменилась маленькими поселками, больше стало переездов с полосатыми шлагбаумами, за которыми дожидались прохода грузовики с большими алюминиевыми молочными бидонами в кузовах.

«Подъезжаем к Новочеркасску, — с грустью думала проводница. — Подъезжаем — уезжаем, а с Дашкой и дядей Гришей повидаться все никак не получается. Давно я у них не была! Эх, вот бы сейчас поезд взял да и остановился на неопределенный срок!»

Внезапно состав сильно тряхнуло. Люся по инерции резко подалась вперед, потом — назад, да так, что больно ударилась затылком о никелированную вешалку для полотенец. Люся чуть не взвыла от боли.

Где-то впереди завизжали тормоза локомотива, поезд еще несколько секунд двигался, постепенно снижая скорость, потом резко стал. В воздухе повисла непривычная, мертвая тишина.

«Опять какой-нибудь придурок за стоп-кран ухватился, — с досадой подумала проводница, потирая быстро увеличивающуюся шишку. — Ну все, теперь, пока разберутся, пока то, пока сё… Застряли!»

Но тут кто-то бешено заколотил в дверь. Так заколотил, что стоящие на полочке подстаканники зазвенели друг о дружку. Люся испуганно подскочила и дернула за ручку.

На пороге стоял Степа — проводник из соседнего вагона. Лицо у него было прямо-таки перекошено от страха. Он размахивал руками и твердил что-то невнятное.

— Да погодь ты, остановись. Толком объясни, что случилось, Степа?

— Там… люди! Пути перегородили! Ехать дальше не пускают!

— Что ты мелешь?!

— Не веришь — сама иди посмотри! Да… бригадир приказал все двери запереть, никого не впускать и никого не выпускать.

На крики Степы стали собираться пассажиры.

— Заткнись ты, — прошипела Люся.

Она втолкнула Степана в свое купе, сама кинулась в тамбур и быстро заперла обе двери.

— Ну-ка, — сказала она, вернувшись в купе и аккуратно прикрыв за собой дверь, — говори, в чем дело.

— За полкилометра от станции какие-то люди пути перегородили… сами стоят…

— Что за люди?

— А шут их знает. Да вон, выгляни из окна и сама посмотри.

Люся встала на диванчик и высунулась из окна. Ее вагон был десятым по счету от головы состава, поэтому Люсе было плохо видно, что там творится впереди. Действительно, стояла какая-то толпа, люди бегали туда-сюда, размахивали руками. Еще ей удалось разглядеть черные шпалы, лежащие навалом поперек дороги, на них сверху — рельсы, металлические бочки. А за всей этой баррикадой… Вроде прямо на путях стоял гусеничный бульдозер.

— Батюшки! — всплеснула руками Люся.

— Так я ж тебе говорил, — отозвался Степан.

— Что же это такое? А? Почему на путях шпалы свалили?

В Люсино купе уже кто-то негромко, но настойчиво стучал.

Люся сдула со лба прядь волос, поправила съехавшую на затылок пилотку и решительно раскрыла дверь.

Перед ней стоял тот самый старичок. Только на этот раз его выражение лица было не игривое, как десять минут назад, а обеспокоенное.

— Скажите, в чем дело, почему мы стоим?

Люся изобразила на лице подобие улыбки:

— Не волнуйтесь, ничего страшного. Просто небольшая техническая неисправность.

— А что за неисправность-то? Долго мы стоять будем? — послышалось из-за его спины. Видимо, у двери ее купе собрались несколько пассажиров.

— Все будет нормально, товарищи. Скоро поезд тронется… — не очень уверенно произнесла Люся.

Видно, ей не удалось скрыть своей тревоги, потому что пассажиры и не думали расходиться.

— Сейчас… сейчас я чай сделаю. — Люся кинулась к котлу и повернула ручку. — Товарищи, не волнуйтесь, идите, пожалуйста, все по своим местам.

При упоминании о чае они несколько успокоились — раз дают чай, значит, все еще не так плохо.

Люся быстро закинула в большой заварной чайник полпачки «Грузинского № 40», повязала на пояс фартук и положила в его большой карман два десятка маленьких бумажных упаковок дорожного сахара.

Налив шесть стаканов крепкого, ароматного чая, она уже было собралась подхватить их за ручки подстаканников и идти разносить по вагону, когда в купе снова ворвался Степан.

На него было просто страшно смотреть. В глазах застыл неподдельный ужас. Люся первым делом задвинула дверь.

— Ну, что там?

— Восстание! Революция! Война! Бунт! В городе бунт против Советской власти! Там на улицах войска! А еще говорят, — Степан понизил голос до шепота. — в городе танки!

Люся так и села. Она могла многое себе представить. Но тако-ое!

Дверь чуть-чуть приоткрылась.

— Простите, а чай скоро будет? — спросила заглянувшая в щель толстая дама в белой панаме на голове.

— Да, да, сейчас, — встрепенулась Люся и, подхватив стоящие на столе стаканы, вышла из купе.

— Ты только не рассказывай пассажирам об этом, — сказала она Степану, — люди разнервничаются, переполошатся…

В вагоне, однако, полным ходом шло обсуждение происшествия. Все уже по очереди выглянули из окон и видели баррикаду на рельсах. Машины с солдатами, проносящиеся мимо вагонов.

— Я вам говорю, — повторял сухонький немолодой гражданин в довольно-таки потрепанной майке, — я вам говорю, это просто-напросто учения. Маневры. Ничего страшного. Вот, я помню, в тысяча девятьсот четырнадцатом году, когда я еще учился в гимназии, под Самарой тоже проводили императорские военные маневры. И ничего!

— Та яки манэвры, — возражал до смерти перепуганный толстый хохол в вышитой косоворотке, — дэ ж це бачимо, щоб колею перегоражувалы?! Це провокация, дорогой громадянин, супроты нашего Никиты Сергеевича. Це недобиты остатки бандеровцив повылазылы!

— Откуда здесь бандеровцы?!

— Может, война началась…

— С кем?

— Известно с кем. С американскими империалистами…

— А я думаю, самосвал через рельсы переезжал да и перевернулся. А бульдозером они пытаются убрать завал.

— Гарно было б, колы так.

— А солдаты? — упрямо стоял на своей версии гражданин в майке.

— Какие солдаты? — вдруг вмешалась строгая женщина, по виду докторша. — Никаких солдат! А если у кого-то галлюцинации, то нужно идти к врачу, а не провоцировать беспорядки и не распускать ложные, клеветнические измышления в общественных местах!

Последняя фраза была произнесена с таким значением, что все почувствовали себя уже чуть ли не на скамье подсудимых.

— Но позвольте, — попытался возразить гражданин в майке, — никаких измышлений никто не распространял.

— Распространял! — жестко отчеканила докторша. — Я сама слышала. Вот вы и распространяли.

— Я? — испугался тот.

— Именно, — докторша ткнула ему в грудь длинным и тонким указательным пальцем.

— Вы бы лучше посмотрели, что там творится! — в сердцах воскликнул собеседник, непроизвольным жестом одергивая майку.

— Мне достаточно того, что я уже битые сутки имею счастье видеть вас, — многозначительно произнесла докторша и, раскрыв залистанную брошюрку под названием «Профилактика гриппа и стафилококковых заболеваний в советской школе», углубилась в чтение.

— Товарищи, — подал голос чернявый мускулистый гигант, свесившийся с верхней полки, — действительно, не будем паниковать. Вот поступит правительственное сообщение — тогда и узнаем, что там произошло. А пока — не будем ссориться…

Между тем Люся, напоив весь вагон чаем и ответив успокаивающими фразами на сто пятьдесят вопросов, снова удалилась в свое купе. Голова ее разламывалась от тревожных мыслей: «Как там мои? Даша, дядя Гриша? Целы ли? Что делать? Бежать в город? Оставаться здесь? Нет, это еще хуже».

Она колебалась несколько секунд, потом решительно сняла трубку с устройства связи с бригадиром поезда и переключила тумблер.

— Да, я слушаю, — донесся через некоторое время из трубки голос.

— Дмитрий Палыч! Это Люся, проводница из десятого вагона.

— Да.

— Дмитрий Палыч, миленький, отпустите в город!

— О чем ты говоришь! Знаешь, что там творится?

— Понимаете, у меня там сестра, дядя… Я должна разузнать, что с ними.

Люся услышала, как бригадир вздохнул в трубку.

— Да ты хоть понимаешь, что в городе войска?

— Понимаю, Дмитрий Палыч, понимаю. Только поймите и вы, невмоготу мне сидеть здесь, когда неизвестно… — Договорить последнюю фразу она не смогла — комок подошел к горлу. — Отпустите, Дмитрий Палыч, — почти шепотом произнесла Люся.

— Ну ладно. Но только смотри у меня — будь осторожна. По стеночке передвигайся, по стеночке.

— Спасибо, Дмитрий Палыч.

Люся быстро переобулась — надела коричневые кожаные туфли на низком каблуке, положила в нагрудный карман гимнастерки паспорт, удостоверение железнодорожника и уже было хотела выйти из купе, как вдруг обнаружила, что перед ней стоит тот самый матросик, которого она полтора часа назад так категорично отшила.

— Вам чего? Чая больше не будет.

— Да нет, сестричка, мне твоего чаю не нужно. Напился уже — во. Слушай…

Он аккуратно прикрыл дверь.

— Я тут случайно услышал, что ты в город собираешься. Совершенно случайно.

— Ну, — хмуро сказала Люся.

— Ты понимаешь, мне тоже туда же надо. У меня мама там.

— Не могу. Приказ был — из поезда никого не выпускать и никого не впускать.

— Да это понятно, — махнул рукой матросик, — но ведь и тебе положено с пассажирами оставаться.

«Гм… — подумала Люся, — а может, он просто клеится снова?»

— А ну предъяви документ! — сказала она строго.

Матросик пожал плечами и достал из кармана военный билет.

Перевернув несколько страниц, Люся прочитала в графе место рождения: «Новочеркасск».

— Ну ладно, — сказала она, возвращая ему документ, пошли. Но чтоб никому!

— Само собой, — расплылся в улыбке морячок.

«В конце концов, одной действительно страшно», — решила девушка.

Люся постаралась выйти из купе незаметно, чтобы пассажиры не видели, что она уходит. Оказавшись в тамбуре, она отперла дверь и специально сошла первой, чтобы избежать всяких там подаваний рук и разного такого.

Сама справлюсь!

Матросик спрыгнул следом.

Они пересекли проход между составом и уже начинающимися складскими строениями и, пройдя узкими закоулками, вышли на окраину города.

Вокруг не было ни души. Казалось, что город вымер. Но это было обманчивое впечатление.

Внезапно за их спинами раздался оглушительный лязг. Через секунду мимо них на огромной скорости пронесся огромный приземистый танк. На плоской башне сидел солдат в каске и с автоматом наизготовку — дуло вверх, приклад на плече. Без всякого интереса глянув на Люсю и ее спутника, солдат отвернулся. Люся заметила стеклянные, ничего не выражающие глаза, поджатые губы…

— Да, — сказал морячок, когда танк скрылся за поворотом, — видно, дело действительно серьезное.

Они решили, от греха подальше, идти переулками. Людей по-прежнему не было.

— И что же это тут творится? — недоумевал морячок. — Вроде город всегда спокойный был, а тут…

— Стой!

Вдруг перед ними как будто из-под земли вырос высокий парень в десантной форме:

— Дальше прохода нет.

— Как это прохода нет, — возмутился морячок, — мы к себе домой идем.

Он попытался отстранить десантника с дороги. Но не тут-то было.

— Сказано — нет прохода. — Тот загородил, дорогу своей длинной ручищей. — Поворачивайте назад.

— Братишка… — Морячок решил сделать попытку договориться с ним по-хорошему. — Меня там мать ждет, а ее — сестра. Мы можем тебе документы предъявить.

— На хер мне твои документы?! Поворачивай назад.

Морячок сжал кулаки.

— Не надо при девушке выражаться, — раздельно проговорил он.

— Да пошел ты на… Твою мать я… — Десантник оттолкнул паренька так, что он отлетел к стене.

— Ребята, не надо, — попыталась остановить Люся.

Но было уже поздно. Морячок вскочил и не мешкая нанес десантнику сильный и точный удар в челюсть. Тот нелепо вздернул руками и грохнулся наземь.

— Ах ты, гад! — чернея от ярости, просипел он, вскидывая автомат.

Короткая автоматная очередь — морячок упал.

Не помня себя, Люся опрометью помчалась прочь. Горячий асфальт пружинил под ногами. Пилотка слетела с головы и осталась где-то далеко-далеко позади. Каждый миг она ожидала за спиной еще одного выстрела…

Она бежала по запруженным людьми улицам, мимо милицейских кордонов, ничего не видя и не слыша и даже не соображая толком, что происходит вокруг.

Она сама не помнила, как оказалась перед знакомым домом. Взлетев по лестнице, она принялась колотить в дверь. Никакого ответа. Люся стучала кулаками, ногами, изо всех сил. Слезы градом катились по лицу.

— А они на площадь ушли.

Выглянувшая на шум тощая востролицая соседка приоткрыла дверь на цепочке.

— Давно?

— Ля, уж порядочно, часа два, наверное.

Люся в бессилии опустилась на порог.