На корабле

Лайнер «Куин Мэри» вышел в море. Нью-Йорк скрылся, и на горизонте виднелись лишь отблески огней Кони-Айленда. Скоро и эти следы американской цивилизации останутся позади, скроются последние маяки и светиться будут только огни встречных кораблей...

По коридорам прошел официант, приглашая всех к обеду. Пэрсер — офицер, отвечающий за удобства пассажиров, каким-то чутьем угадывая по скудным данным паспортов характеры своих подопечных, уже распределил их по столам. Более именитых — к капитанскому столу, других — по большим, средним и малым.

К столу на шесть человек, стоявшему в дальнем углу, подошла молодая монахиня. Не обращая внимания на любопытство людей, разглядывавших ее, она села и стала читать меню.

Салон постепенно заполнялся. Высокий, худой, несколько сутулый человек, одетый в серый костюм, на секунду остановился у стола, удивленный соседкой, с которой ему предстояло встречаться за едою в течение всего рейса, потом поклонился и сказал:

— Здравствуйте! Мы, очевидно, будем соседями. Разрешите представиться: Флеминг.

— Здравствуйте! — ответила монахиня. — Меня зовут сестра Сесилия.

— Очень приятно!

Флеминг сел.

Монахиня улыбнулась.

— Я надеюсь, вы не будете очень смущены тем, что я монахиня, — голос у нее был приятный.

— Я должен признаться, что вы первая монахиня, с которой я когда-либо говорил. Мне мало приходилось иметь дело с представителями церкви. Я заранее прошу извинения, если почему-либо окажусь нетактичным.

Подошли двое хорошо одетых людей средних лет, которые представились как Аннет и Пьер Дево. По акценту не трудно было угадать, что они европейцы.

Оставшиеся места заняла вторая пара. Мужчина был в смокинге, который сидел на нем, как мундир. Он щелкнул каблуками, поклонился и, показывая на жену, промолвил:

— Фрау Вильма Шредер. Я — Ганс Шредер, коммерсант.

После изучения меню заказали официанту выбранные блюда.

Разговора за закуской не было. Очевидно, всех смущало присутствие монахини в ее черной сутане и белой накрахмаленной наколке. Когда официант убрал тарелки и пошел за супом, сестра Сесилия обратилась к Флемингу:

— Пэрсер сказал мне, что вы инженер-электрик?

— Да, это так, — ответил он.

— Скажите: вам часто приходится составлять и решать математические уравнения или вы пользуетесь готовыми решениями?

Флеминг заметно удивился.

— Видите ли, — продолжала она, — я преподаю математику в гимназии и еду в Париж, в Сорбонну. После того как получу степень магистра, буду преподавать в колледже. Мне интересно знать, какая математическая подготовка у инженера.

Все были поражены: так не вязалось ее обличие монахини, отрешенной от всего земного, с практическими вопросами математики.

Она задавала толковые вопросы, видно было, что хорошо знает свой предмет. Постепенно разговор перешел на более простые темы. Сесилия вспоминала своих учеников, мексиканских индейцев, которых обучала в первые годы работы.

— Был у меня ученик Пабло. В одиннадцать лет он хорошо знал алгебру и геометрию в объеме средней школы. Говорил по-испански, прочел Сервантеса, Шекспира в испанском переводе. Писал сочинения о жизни леса — был наблюдательным мальчиком с пытливым умом. Он ушел из школы и стал пастухом у помещика и однажды осенью погиб во время бури в горах, спасая стадо... Таких трагедий много. Печально, но так устроен мир. Вообще жизнь этих племен невесела, но радуются они, как дети, легко и от души.

— Зачем жалеть этих туземцев? — вмешался в разговор Шредер. — Чем скорее они вымрут, тем лучше для мира.

Сильный немецкий акцент подчеркивал грубость высказывания Шредера. Монахиня покраснела и прикусила губу. Флеминг, глядя Шредеру в глаза, спокойно сказал:

— В Штатах много людей, которые так же говорят о неграх, мексиканцах, евреях, итальянцах, ирландцах, а во время прошлой войны — даже о немцах. Разве это не глупо — проповедовать уничтожение... немцев?

— Мир должен быть благодарен немцам... — начал Шредер.

Фрау Вильма Шредер перебила его.

— Ганс не любит фермеров и подобных им людей. Он находит их очень отсталыми, неспособными к прогрессу, — сказала она, положив свою руку на руку мужа. — Скажите, мадам Дево, — продолжала она, — как вам нравится американская кухня?

Видно было, что Шредеру не по душе вмешательство жены, но он благоразумно промолчал.

Тема об американской кухне оказалась удачной, и ее хватило до конца обеда. Неловкость от грубого замечания немца постепенно рассеялась, и все казались вполне довольными друг другом.

После обеда пассажиры разбрелись кто куда. Более смелые пошли на палубу, где небольшой встречный ветер не очень ласково обдувал гуляющих. Другие отправились в кино. Многие были не прочь провести вечер за картами в салонах. Постепенно пассажиры находили себе компаньонов, и лишь горсточка людей коротала время в одиночестве. Флеминг сидел за столом в баре, перед ним стояли чашка кофе и рюмка коньяку. Там его увидели Пьер и Аннет. Они попросили разрешения присесть. Флеминг с улыбкой согласился и подозвал официанта.

— Чего бы вы хотели?

— Кофе с коньяком.

Через минуту официант принес две чашки черного кофе и две рюмки.

— Вам какого коньяка? — спросил он.

— Может быть, вы хотите арманьяк? — предложил Флеминг. — На мой взгляд, он лучше коньяка.

Аннет улыбнулась.

— Я вижу, господин Флеминг хорошо знает французские напитки. Я с удовольствием возьму арманьяк и Пьер тоже.

Официант молча кивнул и вскоре вернулся с бутылкой.

— Этот арманьяк пятнадцатилетней выдержки, — сказал он, наполняя рюмки. — Такой же, как я принес господину. — Официант оставил бутылку и удалился.

— А вотр сантэ , — обратился к своим гостям Флеминг.

— Вы говорите по-французски? — спросила Аннет.

— Да, немного. К сожалению, я почти все забыл, — ответил американец. — Если вы не возражаете, я бы с удовольствием попрактиковался, но боюсь, не будут ли мои ошибки резать вам слух?

— Что вы! — улыбнулся Пьер. — К нам с такой же просьбой обратилась сестра Сесилия. Мы с удовольствием поможем вам.

— Я надеюсь, — сказала Аннет, — что этот неприятный немец не говорит по-французски.

Флеминг спросил их, как они перенесли германскую оккупацию в прошлую войну.

— Мы оба очень скоро нашли себе дело, — ответил Пьер. — Я еще тогда не знал Аннет, мы познакомились в катакомбах. Видите ли, мы оба участвовали в Сопротивлении. В 1942 году Аннет пришлось уехать на юг, и вскоре я последовал за ней, так как наша группа была обнаружена немцами. К счастью, мы отделались небольшими потерями и поодиночке перебрались во французский Савой, где формировались группы маки . Бывало тяжело, мы голодали и мерзли, но переносили это сравнительно легко потому, что были среди своих. А жить среди своих куда легче, чем среди предателей. Тем более под пятой немцев.

— А каково было вашим разведчикам? Ведь без них невозможно действовать.

— У них была опасная работа. Требовалась смелость, находчивость и решительность. Но нам помогало население. Нашей группой командовал коммунист, а помогал нам, например, католический священник. Огромные услуги оказывал простой вор, рецидивист. Его звали Лебрен. Судьба свела его с Фриссоном, бригадиром полиции, участником подполья. Они оба были пойманы немцами в Аваллоне, сидели в одном карцере. Лебрен знал чуть ли не все тюрьмы Франции, и Аваллонскую в особенности; он уже бежал оттуда однажды до войны. И с Фриссоном они спаслись таким же образом. Фриссон теперь инспектор полиции. Он как-то рассказал нам, что встретил Лебрена. Тот вернулся к своему ремеслу, и Фриссон предложил ему убраться из города, потому что ему совестно будет посадить его в тюрьму... Нам помогали крестьяне и рабочие, ремесленники и трактирщики... Вспоминаешь всяких — своих и предателей, но чаще всего своих. — Пьер умолк.

Флеминг посмотрел на часы.

— Уже поздно. Пора спать.

* * *

На следующий день после завтрака Флеминг, захватив с собой книгу, направился наверх, на шлюпочную палубу, где приметил тихий уголок, защищенный от ветра. Там было достаточно места для двух шезлонгов, и Флеминг установил свой посредине, чтобы избавиться от возможного соседства.

Минут через пять он услышал приближение двух человек, мужчины и женщины.

— Вот здесь за углом, — говорил мужской голос.

— Очень хорошо, — ответил женский.

Появилась сестра Сесилия и стюард с шезлонгом. Увидев Флеминга, стюард промолвил:

— Уже занято.

— Прошу, — Флеминг встал и поклонился монахине. — Если не возражаете, здесь найдется место для двоих.

— Благодарю, — ответила Сесилия. — Я вам не помешаю?

— Что вы! — галантно ответил американец.

Стюард отодвинул шезлонг Флеминга и поставил рядом второй. Монахиня села, он накрыл ее ноги пледом и ушел. Через минуту вернулся со складным столиком, установил его и предложил принести чего-нибудь попить.

Сестра Сесилия попросила кофе, Флеминг тоже.

Когда стюард вернулся с кофе, пассажиры были настолько увлечены разговором, что не заметили его прихода.

Стюарда удивило выражение лица монахини. Глаза ее оживились, на щеках появился румянец. «Пропадает хорошенькая бабенка», — подумал он, уходя.

Флемингу она тоже показалась очень интересной. Исчез отрешенный взгляд служительницы церкви, открылся пытливый ум человека, увлеченного решением сложной проблемы. Беседуя с ней, он скоро забыл, что перед ним монахиня.

За ленчем Шредер с обычной грубоватостью немецкого бюргера неуклюже острил об уединении сестры Сесилии и Флеминга. Наступившая неловкая пауза была прервана Пьером:

— Мне говорил один из офицеров, видимо помощник капитана, что погода должна ухудшиться. Будет небольшая качка, пять-шесть баллов. А что значит шесть баллов?

Никто не знал.

— Когда ожидается непогода? — спросила Вильма Шредер.

— В ближайшие сутки... Ветер все усиливается, — ответил Флеминг.

— Ночью будет дождь, — добавил Пьер. — Надо полагать, завтра начнется. Офицер говорил, что ничего страшного — немного покачает, а потом снова будет спокойно и солнечно. Я думаю, нам объявят об этом по радио или вывесят прогноз погоды.

После ленча монахиня, которая за это время не проронила ни слова, не поднимая глаз, ушла к себе в каюту, а остальные отправились на палубу. Погода заметно ухудшалась. Ветер стал пронизывающим, и корабль медленно переваливался с борта на борт. На крупных волнах, то тут, то там появлялись белые шапки. Флеминг спустился вниз вместе с Пьером и Аннет. Немцы остались на палубе.

— Не нравится мне этот Шредер, — заявила Аннет.

— Типичный немец, — ответил ей Пьер. — Не прочь пошутить по поводу мужчины и женщины, причем всегда неудачно, грубовато. Он может быть сентиментальным, поэтичным, зачитываться стихами Гёте и в то же время отвозить людей в газовую камеру.

— Любопытно, что он так мало говорит о себе, — заметила Аннет. — Теперь немцы пытаются оправдываться: мол, это не они, а Гитлер виноват. А этот молчит.

— Вильма умнее Ганса, — ответил Пьер. — Во всяком случае, тактичнее. Ей приходится все время обрывать его. Заметили?

 

Флеминг и Шредер

За обедом неловкость, вызванная очередной грубостью Шредера, заставила всех молчать.

Погода ухудшилась, качка стала более заметной, и многие пассажиры покинули ресторан до окончания обеда.

К ужину пришли лишь Флеминг и Шредер с женой.

— Скажите, пожалуйста, господин Флеминг, — заговорил Шредер, — вы не немец по происхождению?

Американец отрицательно покачал головой.

— А немецкий язык знаете?

— Нет, — ответил Флеминг. На самом деле он отлично знал язык, но почему-то ему не хотелось признаваться в этом Шредеру.

— Вы, вероятно, хорошо знаете рынок сбыта электродеталей и товаров? — настойчиво продолжал немец.

— Ничего не могу вам сказать, — ответил американец. — Я ведь не занимаюсь заказами и производством. Я рассчитываю прибор или аппарат, а как он будет оформлен, из каких деталей — меня не интересует.

— Но есть ли где-нибудь хороший рынок для немецких электронных приборов и тому подобных товаров?

— Вероятно, есть. Я видел многие детали, полупроводниковые приборы, например, японского производства. Полагаю, что на рынке найдется место и для немецкой продукции. Может быть, есть смысл производить приемники и телевизоры для американского рынка. Я не знаю, я не коммерсант.

— Видите ли, я вел переговоры со многими фирмами в Канаде и США. У вас все сконцентрировано в руках нескольких крупных фирм и пробиться очень трудно.

— Почему бы вам, — заметил Флеминг, — не заняться изготовлением полуфабрикатов? Часовщики Швейцарии экспортируют в огромном количестве часовые механизмы в собранном и разобранном виде. Этим они избегают больших пошлин. Их контрагенты в США собирают часы, изготовляют циферблаты, стрелки, корпуса и продают их. В вашей области, возможно, удалось бы действовать таким же образом. Скажем, вы изготовляете отдельные блоки телевизора, а сборка готового аппарата осуществляется в США. Или детали, которых нет в США и которые позволяют прочнее или надежнее, дешевле изготовлять электрическую аппаратуру.

— А предприятие, где вы работаете, не нуждается в тех или иных деталях, которые мы изготовляем в Германии? — спросил Шредер.

— Откуда мне знать! — ответил американец. — Все что нужно лично мне, я находил в стране, чего нет — мы изготовляли сами.

— Заказы на эти детали можно было бы передать немецким предприятиям, — не отступал Шредер.

Настойчивые, не совсем тактичные вопросы немца раздражали Флеминга.

— Это уж дело коммерческого директора фирмы, — с недовольством проговорил инженер.

— Но если бы мы могли заранее знать и подготовить калькуляцию и образцы?

Флеминг разглядывал собеседника.

— Вы хотите, — спросил он, — чтобы я вам передавал схемы и спецификации?

— Да! Да! — подтвердил Шредер.

— Странный вы человек, — сказал американец. — Вы предлагаете мне передавать вам технические секреты фирмы. Это нечестно, это шпионаж! Или вы шутите?

Вильма, молчавшая до сих пор, сказала мужу по-немецки: «Так нельзя действовать».

Флеминг вопросительно посмотрел на нее.

— Я сказала Гансу, — разъяснила она, — что это не этично.

— Я имею в качестве клиентов и крупные и мелкие предприятия, — продолжал Шредер. — Самые крупные — например, АЭГ, Сименс — в моих услугах не нуждаются. Но я могу предложить большой ассортимент деталей для радиопромышленности, для телефонии, электрооборудование для квартир, предприятий, автомобилей, самолетов и других целей. Наши предприятия могут поставлять крупные и мелкие партии быстро и дешево, притом высшего качества. Разрешите, — Шредер передал визитную карточку.

— Благодарю вас, — Флеминг положил карточку в бумажник. Он заметил, что немец пристально рассматривает его.

— У вас замечательный бумажник, — заметил Шредер.

— Да, этот бумажник очень дорогой, из прекрасной кожи, — Флеминг сложил его и спрятал в карман.

Он встал, поклонился Шредеру и его жене, пожелал им приятного аппетита и ушел.

Перед сном Флеминг вышел прогуляться. Обойдя несколько раз палубу, он вернулся к себе. Привычным взглядом осмотрел каюту. Туалетные принадлежности на столе были чуть-чуть сдвинуты. Он осторожно осмотрел выдвижной ящик туалетного стола...

«Кто-то побывал в каюте! Интересно, кому понадобилось просматривать мои вещи? И зачем?»

Флеминг выложил на стол содержимое карманов. Взял в руки бумажник. «Почему Шредер заинтересовался мной?» — думал он.

Бумажник был уже старый, но хорошо сохранился. Пожалуй, единственным признаком, отличающим его от других, был зеленый клапан, закрывающий одно из внутренних отделений; на нем золотом вытиснена цифра 4. Шредер мог его увидеть, когда Флеминг вкладывал визитную карточку.

Флеминг вспомнил все, что было связано с этим бумажником. Его товарищ, проработавший всю войну в нацистской Германии, выполнявший там разведывательные задания советского командования, в последние дни войны нашел бумажник в столе руководителя отдела СД, своего «начальника». По ряду причин он был убежден, что этот бумажник — один из двадцати — был опознавательным знаком для только что созданной подпольной группы нацистов. Тогда еще не известны были состав, цели и задачи группы. Ничего не было слышно о ней и в первые месяцы после войны. Впоследствии удалось выяснить, что группа начала активизироваться только спустя год после поражения гитлеровского рейха. Стало известно не только название группы — «Черные рыцари», но состав и цели организации, ее ближайшие, довольно опасные намерения.

Главная цель организации — разведывательная и подрывная деятельность против социалистических стран, и прежде всего против Советского Союза, после поражения Германии в войне... Для этого руководители нацистской партии предоставили «рыцарям» большие средства. Организация имела филиалы в странах Европы и в Соединенных Штатах Америки. Благодаря работе Флеминга и его помощников американское отделение было разгромлено. И в Европе подрывная работа «рыцарей» была постепенно парализована, в их рядах начался разлад.

Живой интерес Шредера к бумажнику подсказывал Флемингу, что немец знал о его назначении! «Нужно будет, — подумал он, — внимательно проследить за ним».

 

Аннет и Пьер

На следующий день к обеду, который, по английским обычаям, подавался вечером, море успокоилось настолько, что салон снова был почти полон.

Пьер и Аннет бледные, но улыбающиеся, признались Флемингу, что им было плохо.

— Надеемся, худшее позади. А теперь мы должны заполнить пустоту! — смеялась Аннет.

Пришли сестра Сесилия, Ганс и Вильма Шредеры.

Временами Аннет внимательно рассматривала немца. Он заметил ее взгляды и был обеспокоен. Его смущение усилилось, когда Аннет заявила по-французски:

— Вы знаете, господин Шредер, я вас видела в Париже в сорок первом году в форме немецкого офицера.

— Этого не могло быть, — резко возразил он по-французски. — Я в то время был в Страсбурге. В Париже во время войны я не был. Вы ошибаетесь, мадам Дево. Я не был в Париже и в армии не служил.

Аннет продолжала внимательно рассматривать его.

— Возможно, я и ошибаюсь.

После обеда Шредеры и сестра Сесилия сразу ушли. Пьер стал упрекать Аннет:

— Зачем ты к нему пристала? Ты же ошиблась, зря его тревожила своими вопросами. Ведь ты не могла тогда его видеть в Париже. Ты сама там не была.

— Но я была в Страсбурге, — возразила Аннет, — и видела его там в форме офицера гестапо.

— Ты уверена? — спросил Пьер.

— Вполне.

 

Ганс и Вильма

Ганс ругался:

— Пристала ко мне эта француженка. Мне надо выяснить, кто этот американец, а она лезет со своими глупыми вопросами.

— Но кто же он? — спросила Вильма.

— Он может быть нашим. Такие бумажники выдавались незадолго до конца войны особо доверенным лицам, которым Борман дал специальные поручения. Некоторых из них я знаю, но его я никогда не видел. Он может быть американским солдатом, отобравшим бумажник у нашего. Он может быть человеком из Федерального бюро расследований. Ты понимаешь, в чем дело? Я тебе не говорил об этом. Один из наших в США, Вейсбах, самый активный, поехал по важному делу, нашему делу, понимаешь? И попал в аварию. А у него были с собою вещи, которые могли заинтересовать Федеральное бюро. Может быть, Флеминг взял бумажник из костюма убитого Вейсбаха... хотя у него как будто был другой номер... Неважно! Ты понимаешь, какая неприятная история? Погиб Вейсбах. У него много материалов, компрометирующих наших людей. Они перепугались и куда-то скрылись. Я не мог выяснить, что случилось, какие улики у полиции США против нас. А мне надо дать фон Нейману объяснения. Он будет требовать их от меня. И тут этот Флеминг с бумажником. А если он следит за мною? Черт знает что такое! Да еще фон Нейман говорит, что пора переменить тактику, что старые идеи отжили свой век, обстановка изменилась, как бы он не прикарманил все деньги. От него это можно ожидать!

— А с нами что тогда будет? — спросила Вильма.

— С нами? Если не понадоблюсь больше, прогонят.

— Но ведь ты многое знаешь!

— Подумаешь! Кто же меня будет слушать? Чего доброго, уберут!

После паузы:

— Неужели ты ничего не нашел в его каюте? — спросила Вильма.

— Ничего! Ни адресов, ни фотографий, ни писем.

 

Флеминг и Шредер

На следующее утро было тепло и солнечно. Флеминг сидел на своем обычном месте на шлюпочной палубе. Второй шезлонг был свободен. Сестра Сесилия еще не приходила. Перед Флемингом появился Шредер.

Шредер не оставил надежды выяснить у Флеминга подробности его работы и задавал вопросы о деятельности фирмы. Он вел себя сдержанно и пытался исправить впечатление, сложившееся о нем в первые дни. Американец отвечал вежливо, уклончиво и, ловко меняя разговор, в конце концов заставил самого Шредера рассказывать о себе. Наконец, тот прямо спросил Флеминга, где он достал бумажник.

— А почему вас интересует мой бумажник?

— Ваш ли он?

— Мой.

Шредер отвернулся и пошел к шлюпке. Осмотревшись, он начал тихо насвистывать песню «Хорст Вессель». Оборвав мелодию, он вернулся к Флемингу. Тот улыбался. Молчание длилось целую минуту. Шредер нагнулся к американцу:

— Что скажете?

— Вы не тот и песня не та, — сказал Флеминг. Он встал и, наступая на Шредера, повторил: — Вы не тот и песня не та.

Шредер отстранился и молча пропустил его к трапу.

Теперь Флемингу стало ясно, что Шредер имел отношение к «Черным рыцарям». Свистом он давал пароль для члена группы, который не появился после конца войны и не выходил на связь с другими. Флеминг о нем знал. Знал, что тот струсил и скрылся.

Флеминг только догадывался о роли Шредера. Тот не был в числе первоначальных «рыцарей». Но он мог быть вовлечен в организацию позже. Вероятно, он был связником между американскими и европейскими «рыцарями». О существовании такого связника Флеминг знал, но встречаться с ним не приходилось.

За завтраком объявили, что в Гавре пароход будет в час дня.

Все спешили упаковать свои вещи, приготовиться к таможенному осмотру. Надо было решить сложную задачу: кому дать чаевые и сколько. Флеминг и монахиня быстро справились со своими делами и встретились на шлюпочной палубе.

— Я вам очень признательна за внимание, — начала сестра Сесилия. — Мне было интересно и приятно с вами беседовать.

— Должен сказать, что и я с удовольствием вспоминаю наши разговоры. У меня осталось о вас приятное впечатление. Я никогда не ожидал встретить столь... интересного человека... столь неожиданного...

Она засмеялась.

— Я знаю, что мое обличие не вяжется с обычными представлениями. Я уже привыкла к этому. В лоно церкви я попала с детства... Меня подбросили на ступеньки женского монастыря в Лионе. Росла, училась в этих же условиях. Началась война, мне было четырнадцать лет. Наш интернат перевели на юг, а затем в Америку. Я была способной, любила математику, физику и из меня сделали учительницу. Училась в католическом университете. Теперь еду в Сорбонну, где надеюсь получить звание магистра.

Я стала монахиней, чтобы обеспечить свою жизнь. Мне трудно уйти от этого; я видела, знаю, как нелегко женщине в светском мире. Женщине, которой хочется быть ученой. А в лоне церкви мне легче... Не думайте, что я задавлена религией... Она занимает мало места в моей жизни... Я могу читать «Аве Мария» и одновременно решать дифференциальные уравнения, потому что молюсь механически... Я очень люблю женщин-ученых: Марию и Ирэн Кюри, Софью Ковалевскую, Пэйн-Гапошкину и других, но их так мало... В обычных условиях женщине трудно, очень трудно стать ученой. А я в своем мире выделяюсь, мною даже гордятся, и я этим хочу воспользоваться. Вы можете подумать, что я лицемерка. В какой-то мере это так, но зачем осуждать меня, когда весь мир насыщен худшими лицемерами?

— Не надо оправдываться, — мягко возразил Флеминг. — Признаюсь, вначале мне было любопытно и неожиданно встретить такое сочетание — религия и математика, но когда я с вами беседовал, спорил даже о философии, математике, я не чувствовал, что вы монахиня, что вы женщина... Мне нравится ваш ум. Я буду помнить вас не как монахиню, а как человека, с которым было интересно, очень интересно беседовать. К сожалению, наши пути, вероятно, больше не сойдутся, но эти дни на «Куин Мэри» всегда останутся в моей памяти.

— Спасибо. И я не забуду их, господин Флеминг. Я не знаю, кто вы, что вы делаете. Может быть, я ошибаюсь, но хочется предупредить вас, я имею в виду этого немца, он очень интересуется вами. Вы знаете, он несколько раз фотографировал вас. Он старался незаметно изучать вас! Он мне не нравится. Будьте осторожны!

Флеминг внимательно слушал ее. Внутренне он ругал себя: «Старый дурак, увлекся разговорами и забыл о Шредере. Не видел, как он тебя снимал. А вот эта отрешенная лучше, больше тебя, старого волка, видит и слышит».

— Спасибо. Я этого не заметил, — сказал он. — Я вам очень благодарен.

— Ну вот, — она улыбнулась, — желаю вам всего доброго, хорошего. Прощайте.

Она протянула руку, и он пожал ее. Сестра Сесилия быстро повернулась и ушла к себе. Флеминг постоял, глядя ей вслед, а затем спустился в салон-читальню, где за газетой терпеливо стал ждать прибытия в порт.

— Господин Флеминг!

Инженер поднял голову. Перед ним стояла Вильма. Он встал.

— Доброе утро, госпожа Шредер.

— Господин Флеминг, мне очень хотелось бы снова с вами встретиться.

Она старалась выглядеть приятной. Флеминг подумал, что она действительно могла бы быть интересной женщиной, если бы ей сбавить лишние килограммы, стереть складки на лбу и у рта... Он ждал, что будет дальше.

— Не могли бы вы дать мне ваш адрес?

«Вот оно что!..» — подумал Флеминг и, улыбаясь, ответил:

— У меня нет адреса. Я отказался от квартиры и сдал свои вещи на хранение.

— А ваши знакомые? Неужели они не смогут вам писать?

— Осяду где-нибудь, тогда сообщу им адрес. Они меня знают, не будут волноваться.

— Может быть, адрес вашей работы?

— Лучше дайте мне ваш адрес. Я напишу вам.

Вильма с трудом скрывала свое разочарование.

— Мне лично очень хочется встретиться с вами... — Она замялась. — На домашний адрес лучше не писать. Ганс очень нервный, он может не понять. Лучше, если бы я могла написать вам сама.

«Хитрая», — подумал Флеминг. И сказал:

— Я вам буду писать до востребования на почтамт в Кёльн. Хорошо?

С этим предложением ей пришлось согласиться.

У входа в салон стояли Пьер, Аннет и Шредер.

«Обмениваются адресами», — подумал Флеминг, видя, как они что-то записывают. Адрес и телефон Дево у него были и к ним он собирался зайти, но если там будет Шредер? Надо подумать, стоит ли.

В суматохе паспортного контроля и таможенного досмотра Флеминг потерял Шредеров из виду.

 

Инспектор Фриссон

В районе бульвара Сан-Мишель, на левом берегу реки, множество ресторанов и кафе. Некоторые из них славятся тем, что их посещают модные писатели, поэты, художники. В этом районе сосредоточены высшие учебные заведения: университет, политехническое училище, медицинский институт, горный институт и другие — и поэтому в кафе и ресторанах во время семестров всегда много студентов, любящих горячо и громко поспорить по любому поводу.

Кафе «Клюни» на бульваре Сан-Мишель, как и другие в этом районе, привлекало немало студентов, но в конце июля 195* года привычного гомона здесь не было. Студенты сдали экзамены и уехали домой. Литераторы, поэты и художники, если им позволяло их финансовое положение, готовились, как и все буржуа, уехать на каникулы куда-нибудь подальше из душного города, наводненного к этому времени туристами. Теперь кафе посещал народ случайный, а оставшиеся в городе представители богемы не отличались от прочих посетителей.

Люди заходили, заказывали кофе, булочку, читали газету или беседовали с приятелями.

Около девяти вечера в кафе было не очень людно. За одним столом сидели два посетителя и о чем-то спорили. Можно было подумать, что они рыбаки и показывают друг другу, какая рыба сорвалась с крючка, когда они удили у острова. У стены сидела молодая пара, по одежде и поведению — американцы. Они заглядывали друг другу в глаза, целовались и обнимались.

Инспектор полиции Фриссон зашел, чтобы выпить чашку кафе-нуар и съесть круассон. Он весь день не ел: с трех часов он почти непрерывно распутывал дело в пятом районе и, когда шел к метро, почувствовал голод. Жена и дочка, ждавшие его к праздничной трапезе по случаю дня рождения дочки, наверно, обиделись и больше не ждут.

По привычке он занял место, откуда все было видно, и, дожидаясь официанта, стал осматриваться. Он сразу приметил молодую пару и подумал, что если бы его дочка Марианна вела себя так, он учинил бы ей хорошую порку. А эти американцы. Тьфу! Стыда нет! Неужели они так же ведут себя дома?

Рыбаки его не интересовали. Рядом с ними был молодой писатель, которого полицейские пятого района частенько отправляли домой, но не потому, что, выпив немного лишнего, он скандалил или безобразничал. Нет. Он то рыдал и громко призывал посетителей посмотреть на него, второго Рембо, у которого не хватает духу последовать примеру первого Рембо и отправиться на тот свет, опустившись в бездну человеческих пороков; то воображал себя Вийоном и громко скандировал наиболее скабрезные стихи великого поэта. Голос у него был высокий и громкий и наводил уныние на посетителей. Сейчас он тупо рассматривал свою чашку кофе и молчал.

Взгляд Фриссона скользнул по столикам. С уст сорвалось громкое восклицание.

Подошедший официант от неожиданности чуть не уронил поднос с кофе и круассоном.

— Что-нибудь вам не нравится, инспектор? — спросил он.

— Нет, нет, Жорж. Это я по другому поводу. Посмотри-ка: ты этих посетителей, вон там у правой стены, напротив входа, видел раньше? Часто бывают?

— Нет, не видел. Но сейчас постоянных клиентов очень мало, разъехались. Приходят всякие. Я бы не хотел встретиться с этими двумя на темной улице.

— Да, я бы не советовал этого, Жорж... Дай мне счет. Может быть, мне придется скоро уйти.

Фриссон внимательно следил за двумя посетителями.

«Что тут делает Карпо? — подумал он. — Ему здесь не место».

Карпо, сравнительно молодой мужчина, обитал в районе товарной станции Северная и иногда появлялся в туристский сезон на узких улицах центр города, где добывал себе средства на пропитание у развеселившихся иностранцев. Его манеры не отличались изысканностью, и люди, не желавшие добровольно отдавать ему бумажник и кошелек, обычно жалели потом об этом.

Сейчас он сидел, приложив ладонь левой руки к голове, и молча разглядывал бокал с пивом. Напротив сидел его приятель — здоровый малый с рыжими волосами и перебитым в драке носом. В одном ухе у него торчал слуховой прибор. Он также молчал. Иногда он поглядывал на часы. Было ровно девять.

Фриссон допивал свой кофе, когда вошел высокий пожилой человек в плаще, на котором виднелись капельки дождя. Сняв шляпу, он быстро осмотрел сидевших за столиками посетителей, огляделся еще раз, медленнее.

Карпо и его приятель встрепенулись. Рыжий вытащил из уха прибор и сунул в карман. Карпо убрал руку со стола. Новый посетитель постоял немного и вышел. Карпо с приятелем пошли следом за ним.

«Любопытно!» — подумал инспектор, взял шляпу и тоже вышел.

Он заметил, что рыжий парень направился вверх по бульвару в сторону Люксембургского парка. Карпо не было видно. Шагах в двадцати впереди рыжего инспектор увидел высокого человека. Тот уже миновал лицей имени Святого Людовика и шел дальше вверх. Дойдя до площади, он повернул направо, в сторону парка.

Тотчас же события начали ускоряться.

Фриссон увидел, что Карпо перебежал бульвар с левой стороны. Рыжий ускорил шаг и свернул за угол одновременно с Карпо. Фриссон сам заспешил и, едва войдя в парк, увидел, как в аллее долговязый ловко расправлялся с двумя напавшими на него ворами. Первый — рыжий — пытавшийся схватить его сзади, вдруг перелетел через плечо своей «жертвы» и шлепнулся навзничь на дорожку. Карпо бросился на долговязого, но тот ногой лягнул его в низ живота, и он со стоном свалился рядом с рыжим. Долговязый повернулся и быстро исчез.

Фриссон вытащил свисток. На его призыв прибежали два полицейских и надели на неудачливых воров наручники. Вскоре подъехала крытая машина, в нее без церемоний запихнули воров и повезли в ближайший участок.

Перед тем как сунуть воров в одиночные камеры, их обыскали. Кроме слухового аппарата у рыжего да маленькой черной коробочки величиной с пачку папирос у Карпо, ничего особенного у них не нашли...

* * *

Фриссон устроился в кабинете шефа: в половине десятого вечера тот был уже дома.

— Эй, сержант, приведи сюда Карпо! Да пошли кого-нибудь за бутербродами. Я с утра ничего не ел! — крикнул Фриссон.

Впереди сержанта шел Карпо. Он был бледен и держался руками за живот.

— Садись, — приказал ему инспектор. Сержанту он передал несколько монет и попросил принести два бутерброда с ветчиной.

Карпо сидел и время от времени глухо стонал.

Фриссон молча наблюдал за ним. Так прошло несколько минут. Вошел сержант и передал инспектору бутерброды.

— Быстро, — отметил тот, — спасибо.

Левой рукой он держал бутерброд, а правой высыпал из конверта содержимое карманов Карпо Из кармана своего жилета он достал золотую брошку и положил с вещами Карпо. Тот все еще сидел с опущенной головой и тихо стонал.

Съев один бутерброд, Фриссон вытер ладонью губы.

— Ну что же ты молчишь, дорогой Карпо? — сказал он спокойно.

В ответ Карпо простонал и поднял голову.

— О чем говорить? — пробурчал вор.

— Ты мог бы поздороваться, — весело ответил ему Фриссон, — затем начал бы рассказывать, как попал в эту переделку... Кстати, ты можешь стонать, если тебе это доставляет удовольствие. Меня это не беспокоит, только пусть стоны не слишком мешают твоему объяснению.

— Что мне объяснять, господин инспектор? — возразил Карпо. — Иду я по парку и вдруг кто-то лягнул меня в живот. Потом два жандарма запихивают меня в автомобиль, везут сюда и бросают в грязную камеру. Разве я должен объясняться? Где тот, что меня изувечил? Почему он не арестован? Я пострадал невинно, а он ушел! Разве это справедливо? Я вас спрашиваю, господин инспектор.

Не торопясь инспектор откусил кусок от второго бутерброда и с улыбкой разглядывал Карпо.

Тот опустил глаза и увидел на столе черную коробку, ножик, пачку папирос, спички, карандаш, мелочь и... брошку.

«Что за брошка? — подумал Карпо. — Ох, ох, устроит мне этот флик подвох. Это не моя брошка!»

Фриссон пальцем правой руки перебирал вещи на столе. Постепенно он отодвинул в одну сторону все, кррме золотой брошки. Он взглянул на вора, откусил еще кусок бутерброда и стал медленно жевать.

Керпо опустил голову, сильнее прижал руки к животу и снова застонал.

С полным ртом Фриссон сказал ему:

— Думай, дружок!

Пока он ел, Карпо продолжал стонать. Фриссон вынул платок, вытер губы и пальцы, сунул платок обратно в карман и откинулся на спинку стула. Он улыбался, слегка похлопывая себя по животу.

— Ну вот теперь я чувствую себя лучше. Можно хоть всю ночь с тобой беседовать.

Карпо с тоской в глазах поднял голову.

— О чем же беседовать, господин инспектор? — взмолился он.

— Можешь мне рассказать, какими судьбами ты очутился так далеко от товарной станции, да еще в этом квартале. Ты также можешь объяснить мне, почему пошел за тем долговязым в парк и за что он лягнул тебя в живот. У твоего рыжего приятеля, наверное, сотрясение мозга, если, конечно, они у него есть в голове. Потом мы можем потолковать об этой черной коробке. Да вот и об этой милой брошке тоже можно поговорить.

— Это не моя брошка! — крикнул Карпо.

— Вот хорошо, что ты признался. Я не ожидал найти у тебя в кармане эту безделушку, и когда увидел ее, подумал, что она не твоя и что ты ее украл.

— Видит бог, не крал я брошки.

— Да ты, друг Карпо, не волнуйся. О брошке мы можем и потом поговорить. Правда, ювелир, у которого ты стащил ее, несомненно, скажет, что это его вещичка... Но об этом потом. А теперь скажи мне, что ты делал в парке?

Карпо издал еще два стона и, не глядя на Фриссона, ответил:

— Гулял.

— Один?

— Нет, господин инспектор. Я гулял вместе с Жоржем, моим приятелем.

— И часто ты гуляешь в парке с твоим приятелем Жоржем?

— Да вы сами знаете, господин инспектор, что я только пять дней назад вышел на волю.

— И сразу же захотел погулять с приятелем в центральном парке, так далеко от твоего уютного дома?

Карпо с досадой отвернулся.

Фриссон поглядел на него и улыбнулся.

— Вот ты и обиделся! Это нехорошо. Мы мирно беседуем, а ты в бутылку полез... Может быть, у тебя с Жоржем были какие-то причины, потянувшие вас в парк? Но объясни мне, почему Жорж вдруг сделал сальто-мортале через плечо незнакомого джентльмена и шлепнулся оземь с такой силой, что потерял сознание, а ты подпрыгнул в воздух и ударился животом о ногу того же джентльмена?

Голос Фриссона повышался.

Карпо молчал. Он думал, что этот флик, наверное, что-то знает.

— Молчишь? — продолжал Фриссон. — Почему ты шел левой стороной бульвара, а Жорж правой? И почему, как только долговязый джентльмен свернул в парк, ты перебежал бульвар за ним? И по какой причине вы пошли следом за этим господином, когда тот ушел из кафе «Клюни»?

Фриссон привстал, с силой стукнул кулаком по столу.

— Говори же, отродье кривой матери и блудного осла, что ты там делал? А не хочешь, упеку тебя обратно на пять лет, передам дело о золотой брошке, что была у тебя в кармане, следователю Сегоньяку и спета твоя песенка!

— Не надо, господин инспектор. Не надо Сегоньяка! Он мне тогда три зуба выбил и ребро сломал.

— Как ты смеешь клеветать на честного сотрудника республики? На допросе ты бесился, бросался на пол, бился о стул, выбил себе три зуба и сломал ребро, а потом имеешь нахальство заявлять, что тебя избил Сегоньяк, человек, который плачет, когда отрубает голову цыпленку для воскресного стола! Чего доброго скажешь, что я тебя лягнул ногой сегодня. Довольно притворяться!

Фриссон взял Карпо за волосы и поднял его голову.

— Говори, нечего стонать, как девица, потерявшая... каблук от туфли.

— Господин инспектор, ничего особенного не было.

— Ах так, ничего особенного?!

— Да, да, господин инспектор. Вот именно. Ничего особенного.

— Ты шутишь. Пойми ты, подобие испанского мула, здесь шучу я! Тебе не положено. Выкладывай по порядку.

В этот момент вошел сержант и, подойдя к инспектору, стал шептать ему на ухо.

Фриссон слушал внимательно, время от времени кивал головой.

Сержант вышел.

Инспектор сел на свое место. Карпо был встревожен приходом сержанта. Он подумал, что его приятель, наверное, все рассказал. В голове он прикидывал, сколько ему дадут за неудавшееся покушение на грабеж.

«Пожалуй, не больше года, — подумал он. — А за брошку, если дело передадут Сегоньяку, наверное, пять».

И он решил все выложить.

Постонав раз, другой для порядка, он поднял голову и начал:

— Насчет брошки и господина следователя Сегоньяка лучше не надо. Я вам все расскажу, как было.

Фриссон вынул из ящика стола конверт и вложил в него все, кроме брошки и черной коробки. Брошку он отодвинул в сторону.

— Давай, — сказал он.

Карпо вздохнул.

— Это дело нам подсунул один господин.

Фриссон поднял брови.

— Мы с Жоржем сидели в баре «Рыжий конь» третьего дня вечером, пили пиво, беседовали о том о сем, сами знаете, господин инспектор.

— Небось говорили, где бы что-нибудь украсть.

— Ну что вы! Мы говорили о девушках, о скачках, то да се. Пили пиво. И вот заходит какой-то господин в шляпе, в плаще. Оглянулся и прямо подсел к нам. Заказал у официанта три бокала вина и предложил нам выпить. Жорж стал ворчать. Характер у него такой, но я ему сказал, что добрый господин желает нам только хорошего, потому что на улице дождь и непогода. Мы выпили, и господин начал говорить, что у него есть для нас дело. Рассказывал он гладко, культурно, нисколько не смущаясь ворчания Жоржа. Говорил, что ему нужны документы и бумажник одного господина, у которого должно быть, кроме этого, порядочно долларов в карманах. Долларами он не интересуется, говорит, это дело ваше. А вот документы, письма и прочее — ему. И предложил нам еще десять тысяч франков за труды.

Стал я его спрашивать, что за господин, много ли у него долларов, что он собой представляет, где его найти и прочее и прочее. Жорж проворчал, что десять тысяч не бог весть какие деньги. На это господин резонно ответил, что за бумажник и документы и десять тысяч хорошая цена, потому что у того господина, наверное, будет по крайней мере сотня долларов в кармане. Насчет десяти тысяч и я поворчал, но наш гость на уступки не пошел. Тут я подумал, что деньги на улице не валяются, что я только что вышел из тюрьмы и надо жить. Стал спрашивать подробности.

Господин сказал нам, что сразу даст половину денег, а остальные, когда дело будет сделано. А найти человека с документами и долларами можно будет на следующий день около девяти вечера в кафе «Клюни» на бульваре Сан-Мишель. Тут он вынул из кармана вот эту коробку и сказал, что если я нажму кнопку сбоку, вон ту, и буду держать ее, коробку то есть, возле уха, то услышу писк, когда человек приблизится ко мне. Жоржу он дал слуховой аппарат для глухих и объяснил, что он тоже услышит писк, когда наш господин подойдет. Велел он нам взять эти штучки в руки, а сам отошел шагов на десять, и когда стал возвращаться, мы оба услышали писк, который становился сильнее по мере того, как господин приближался к нам.

«Вот так, — сказал он, — вы узнаете его. Он пожилой, худой и высокий, и для таких парней, как вы, не представит большого труда с ним справиться». При этом он просил не увечить долговязого потому что он был ему нужен здоровым. Вот и все, господин инспектор.

— Положим, ты кое-что забыл, — ответил Фриссон.

— Да, верно. Забыл. Он объяснил нам, что тот господин, с документами и долларами, зайдет в кафе, поищет кого-то, не найдет, а потом пойдет в сторону парка, где мы должны его накрыть. Если же он пойдет не туда, то нам следует его взять в другом подходящем месте. И еще забыл сказать, что документы мы должны были принести в ресторан «Бужено» на улице Страсбург, около Восточного вокзала, завтра ровно в двенадцать часов дня. Тогда он отдаст нам остатки денег.

— А ты собирался отдать ему документы?

— А как же, господин инспектор! Договор есть договор.

— Что-то мне не верится, — возразил Фриссон. — Расскажи, как твой заказчик выглядел.

— Я его не так-то хорошо рассмотрел, вы ведь знаете, что в «Рыжем коне» экономят электричество и там темновато.

— Это так, но не потому, что жалко денег на свет, а потому, что клиентам свет не нравится. Но разглядеть ты его все же разглядел. Давай опиши его.

Карпо вздохнул.

— Он высокий, лет сорока-сорока пяти, широкоплечий. Стоит прямо, как будто линейку проглотил. Носастый, подбородок торчит, зубы большие, как у лошади. Курил вонючие немецкие сигареты. Одет в серый костюм, серую шляпу, серый плащ.

— Если увидишь его еще раз, узнаешь? — спросил инспектор.

— Конечно.

Фриссон начал писать протокол. Он достал бумаги из ящика и вынул вечное перо. Он снова собрал вещи Карпо в конверт, а брошку положил в жилетный карман.

Карпо заметно повеселел.

«Значит, поверил!» — подумал он.

Фриссон допрашивал его еще часа два, добиваясь подробностей. Наконец, протокол был составлен, и Фриссон отправил Карпо в камеру, а когда сержант вернулся, сказал ему, что будет утром в девять часов и что следовало бы покормить воров завтраком, но не выпускать до его прихода.

Разговаривая, Фриссон вынул брошку и перебрасывал ее из одной руки в другую.

— Хорошая штучка, — заметил сержант.

— Да, купил подарок дочке по случаю дня рождения, а из-за этих мерзавцев не смог поздравить ее. Будет мне дома нагоняй!

 

Флеминг

Портье гостиницы «Жорж» открыл дверь.

— Добрый вечер, господин Флеминг.

— Добрый вечер. Разрешите мой ключ.

Портье передал ему ключ от комнаты 417 и проводил взглядом до лифта. Он был доволен постояльцем. Вел тот себя тихо, большую часть дня проводил в городе. Женщин к себе не приглашал и не пьянствовал. Идеальный клиент. Аккуратно платил по счету, давал чаевые — не слишком мало и не слишком много. Знающий клиент. Если б кто-нибудь сказал ему, что тридцать минут назад на Флеминга напали два бандита, от которых тот с легкостью отбился, он бы не поверил. А это было так.

После нападения в парке Флеминг решил не заходить к Пьеру и Аннет. Он быстро направился к метро, на следующей станции пересел на другую линию и через две остановки вышел на улицу. На такси он доехал до Королевской площади, а потом опять на метро с пересадкой добрался до Северного вокзала, откуда пешком отправился в гостиницу. На переходах и в такси он убедился, что слежки за ним нет.

В номере он снял плащ и по привычке переложил содержимое карманов в пиджак. С удивлением рассматривал черную зажигалку, которую вынул из левого кармана плаща. Откуда она? Такой у него не было.

Флеминг посмотрел на часы — без четверти десять. В одиннадцать тридцать его будет ждать человек у входа в метро.

Он достал небольшой набор отверток и пинцетов и умелыми движениями разобрал зажигалку. Она состояла из двух частей: верхней, к которой прикреплялись механизм и бачок зажигалки, и нижней — занимавшей около половины корпуса. Осторожно отвернул винт. Через открытое дно он увидел миниатюрную электронную схему на транзисторах.

Собрав зажигалку, он стал составлять записку. Обдумывал каждую фразу, часто зачеркивая и заменяя слова, выражения, чтобы добиться максимальной ясности. Готовый текст переписал и зашифровал. Сжег черновик и спустил пепел в канализацию. Шифровку, написанную мелкими четкими цифрами на папиросной бумаге, он засунул в пачку папирос. Туда же положил зажигалку и несколько сигарет.

На улице опять было сухо и тепло. Он надел кепку и спустился вниз.

Доехал на такси до Оперы, а затем — на метро до нужной станции... Все спокойно. Слежки нет.

По дороге Флеминг снова обдумывал события вечера. Он последовательно рассмотрел все, что произошло с того момента, как он вышел из гостиницы, и до того, как покинул парк после неудавшегося нападения. Он уже решил, что дело было организовано «Черными рыцарями» по наводке Шредера. Надо было по ходу событий определить цель, которую преследовали нападающие. Где и когда подсунули ему зажигалку-радиоуказатель? Он не сомневался, что зажигалка служила тем признаком, по которому грабители нашли его. Но почему не использовали фотографии, которые Шредер сделал на корабле? Он, видимо, решил, что радио будет надежнее. Фотографии, сделанные на открытом воздухе, на солнце, не всегда соответствуют виду человека в вечернем освещении. Кроме того, подумал он, фотография могла остаться у бандитов, а это едва ли было на руку «рыцарям».

Вероятнее всего ему подсунули зажигалку на улице перед входом в ресторан. Раньше было бы опасно, так как он мог ее обнаружить. Шредер не мог подойти к нему, но он мог кому-то показать его. Подсунуть вещицу — дело нехитрое.

Выйдя из ресторана, он очень скоро обнаружил, что за ним идет какой-то рыжий, и поэтому был готов к защите. Удивляло его теперь, почему рыжий не стукнул его по голове? Видимо, были указания грабителям не причинять ему серьезных увечий. Рыжий даже не пытался схватить его за горло, а сразу через плечо полез во внутренний карман пиджака и тем самым дал возможность схватить его руку, перебросить детину через плечо.

Второй тоже не применил силы.

Несомненно «рыцари» не хотели причинить ему вреда. Но зачем нападать? Чтобы захватить его документы, бумажник?

Флеминг снова вернулся к событиям, связанным с поездкой в Европу. Он был уверен, что его истинные цели были известны только небольшой группе лиц в Центре. Таможенный и паспортный досмотр в Нью-Йорке прошел нормально. Единственная причина интереса Шредера к нему — бумажник с номером четыре. Любопытство Шредера к Флемингу появилось после того, как он увидел бумажник. Он обыскал каюту, пытался вызвать его паролем — песней «Хорст Вессель», подослал свою жену с целью узнать его адрес.

Шредер был доверенным лицом «рыцарей», но не был членом группы. В этом Флеминг теперь был совершенно уверен. Не сомневался он и в том, что Шредер ездил в США, чтобы выяснить обстоятельства развала и исчезновения американской организации «рыцарей». Группе он привез мало сведений. Не у кого было их получить. Наиболее активный — и опасный — «рыцарь» погиб в автомобильной катастрофе «при таинственных обстоятельствах». Так писали в газетах. Другие члены организации поспешили удрать. Вполне понятен поэтому тот интерес, с которым Шредер рэссматривал бумажник номер четыре и его владельца.

Руководитель группы фон Нейман, несомненно, знал о наличии бумажника с таким номером. Он знал также, что его владелец ни разу не пытался установить связь с ним за все время существования организации. Он должен был заинтересоваться личностью Флеминга.

«Но Шредер сфотографировал меня на пароходе, — вспомнил Флеминг. — Фон Нейман имеет фотографии всех членов... Стой! Не спеши! Если мы схватили комплект фотографий у первого немца, которого арестовали в 1946 году, это не значит, что у фон Неймана должен быть второй комплект».

Немец, о котором вспомнил Флеминг, был первым членом «Черных рыцарей», обнаруженным органами государственной безопасности, и арест его послужил началом изучения и разоблачения деятельности организации.

Флеминг знал, что при создании группы Борман стремился всячески обеспечить тайну ее существования. Он даже не познакомил членов организации друг с другом и лишь одному доверил список паролей и мест предполагаемых встреч. Надо было думать, что он передал ему лишь один комплект фотографий, который потом попал в руки органов госбезопасности. Действительно, Флеминг вспомнил, как он встретился с одним из членов организации, выдавая себя за «рыцаря». Ведь сошло!.. И если у фон Неймана нет фотографий, он тем более должен быть заинтересован в выяснении личности владельца бумажника с номером четыре. Ведь он мог быть членом группы; мог быть американцем, случайно нашедшим бумажник в Германии в конце войны; мог быть сотрудником Федерального бюро расследований США; мог быть кем угодно!

Несомненно, Шредеру показалось подозрительным нежелание Флеминга сообщить ему о себе. Ответ Флеминга на песню «Хорст Вессель» должен был подсказать Шредеру, что американец знает кое-что об организации. Флеминг укоризненно покачал головой. «Зря ты так ему ответил! — подумал он. — Надо было пропустить это мимо ушей. Вот и нажил себе хлопот!»

Флеминг не стал себя долго корить по этому поводу. Дело сделано. Обратно не вернешь! Но инцидент имел, как ему показалось, и положительное значение. Появление на сцене нового «рыцаря» неожиданно, после провала в США, вызвало некоторое замешательство в рядах «Черных рыцарей». Иначе трудно было понять необходимость «ограбления», столь грубого и непродуманного. Мог же фон Нейман предугадать, что попытка окончится неудачей и грабители попадутся в руки полиции! Что они попались, Флеминг догадался по полицейскому свистку, раздавшемуся после «ограбления».

Непродуманность действий «рыцарей» показывала, что они нервничают, волнуются. «Ну что же, — подумал Флеминг, — нам легче будет с ними справиться! Полиция тоже не оставит их в покое. Ей, бесспорно, захочется ближе познакомиться с ворами, которые пользуются радиотехникой!»

Поезд метро подошел к конечной станции. Флеминг вышел на перрон и с удовлетворением увидел, что, кроме него, с поезда никто не сошел. Поднимаясь по лестнице, он не спеша достал из кармана пачку папирос с письмом и вынул из нее сигарету. Уже на улице он похлопал себя по карманам. Спичек нет. Подойдя к стоявшему на условленном месте человеку, Флеминг спросил его:

— Извините, не найдется ли у вас спички?

— Спички есть, — ответил тот и добавил: — А сигарет нет.

— Пожалуйста, возьмите.

Флеминг передал ему пачку папирос и взял спички. Потом закурил и дал прикурить связнику.

— Мерси, — сказал тот и зашагал прочь.

Сунув спички в карман, неторопливо зашагал и Флеминг. Снова проверил, нет ли за ним «хвоста». Добравшись до знакомого бульвара, он зашел в ресторан и поужинал. Около полуночи благополучно добрался до гостиницы. В номере вынул из кармана спичечную коробку. Извлек из нее мелко исписанный листочек тонкой бумаги. Составил по памяти таблицу и, проведя с ней несколько сложных комбинаций, приступил к расшифровке. Через полчаса он имел весь текст.

«Перевозка архивов группы «рыцарей» в Германию должна состояться 22 или 23 июля. Перехват поручается Вам и Вальтеру. Детали уточнят и сообщат Вам на встрече 22 в 09.00 в Ботаническом саду. Материалы передайте связникам в Париже или Брюсселе. Затем выезжайте в Женеву».

Дальше следовали указания, где и как найти Вальтера.

Флеминг облегченно вздохнул. Вальтера он знал хорошо и был рад, что в помощь дали именно его.

Готовясь ко сну, Флеминг обдумывал письмо Центра. ФРГ уже стала благодаря стараниям Соединенных Штатов экономически сильной страной, опередившей своих бывших противников — Францию и Англию. Видимо, поэтому группа реваншистов намеревалась снова вернуться в Германию, где обстановка стала более благоприятной для ее деятельности...

Сила «рыцарей» заключалась в средствах, которыми они располагали. Создавая эту группу, Борман, заместитель Гитлера по нацистской партии, передал в ее распоряжение проценты от крупного капитала в виде акций и других ценных бумаг, депонированных в швейцарских и других банках. Он, видимо, до конца не доверял группе и не передал ей права на использование основного капитала. Тем не менее проценты составляли солидную сумму.

Захват архивов и документов группы во время перевозки их в Германию лишил бы «рыцарей» финансовой базы, без которой они переставали быть силой. Отобрав у фон Неймана его права на получение процентов, лишив его доверенностей, мы тем самым лишали его возможности проводить любые мероприятия, требующие денег.

Все это было понятно Флемингу. Его беспокоило, как, какими путями ему придется выполнять задание. То, что выбор пал на него, не вызывало недоумения. Он в стране проездом. Сделает дело и уедет.

 

Инспектор Фриссон

Фриссон проснулся рано утром 21 июля в хорошем настроении. Дело, помешавшее ему быть на семейном празднике, показалось ему таинственным и сулило интересное развитие. Дочка и жена, правда, обиделись на него, но дочка, получив в подарок брошку, сменила гнев на милость, а жена хоть и поворчала немного, приготовила вкусный завтрак из оставшейся с вечера снеди.

В половине девятого он уже был в полицейском управлении и направился к своему шефу.

— Доброе утро, — приветствовал его шеф, человек небольшого роста, с хорошо заметным округлым животиком, украшенным тяжелой золотой цепочкой от часов.

— С добрым утром, — ответил ему Фриссон.

— Что у вас интересного?

— Одно любопытное дело.

Фриссон начал рассказывать ему о событиях, происшедших накануне вечером.

— Да, забавно, — согласился шеф. — Воры применяют последние достижения техники. Попробуйте использовать их, чтобы поймать заказчика. Как вы думаете: кто этот долговязый? Спекулянт с черного-рынка?

— Сейчас трудно сказать. Поскольку был разговор о валюте, можно думать, что он занимается незаконными операциями с долларами.

— Хорошо. Займитесь поимкой заказчика. Дело назовем «Долговязый валютчик».

Шеф не любил цифр. Он предпочитал давать делам условные названия. Цифры не отражали сущности, а свидетельствовали лишь о силе бюрократических привычек. То ли дело «Долговязый валютчик»! Сразу возникает образ главного действующего лица. А что говорит № 3941/44? Ничего!

Со своей стороны Фриссон не придавал этому значения. Он доводил дело до конца, передавал его судебным органам и все. Но если давать название, он предпочел бы «Грабители-неудачники» или «Грабеж с радионаводкой». Он высказал свое мнение шефу.

— Ерунда! — возразил шеф. — Подумаешь, великое дело, попались какие-то мелкие воришки. Не в них суть, а в том, что мы, несомненно, имеем дело с валютчиками... И если они применяют всякие радиоштучки, то это лишь подтверждает мою мысль о том, что мы наткнулись на большое дело. Несомненно, эта банда имеет связи с иностранными кругами.

У Фриссона дрогнуло сердце. Он хорошо знал своего шефа, человека, мнящего себя крупным политическим мыслителем. По тому, как он закатил глаза и ухватился руками за край стола, Фриссон увидел, что шеф входит в роль пророка и сейчас разразится длинной речью о вреде инфляции и спекуляции валютой. А Фриссону надо было раскрывать преступления. Ему некогда было слушать шефа.

Шеф остановился, чтобы наполнить легкие новым зарядом свежего воздуха, и инспектор поспешил вставить свое слово:

— Я с вами согласен, господин комиссар. Я как раз собираюсь следовать вашему совету. Эти воришки должны встретиться со своим нанимателем сегодня в двенадцать часов. Я собираюсь их выпустить для этой цели, приняв все меры предосторожности в соответствии с вашими указаниями. Можно надеяться, что эта операция даст новые нити для поимки злоумышленников.

Оба собеседника были недовольны друг другом и оборотом разговора. Шеф чувствовал досаду, что Фриссон не дал ему высказаться и подсунул план действия, против которого он не мог возразить. Фриссону не терпелось заняться подготовкой встречи воров с их заказчиком и он опасался, что шеф снова попытается произнести речь.

— Да, да! — сказал шеф. — Держите меня в курсе дела. Еще одно замечание, дорогой Фриссон. Если это дело разовьется так, как я, то есть мы предполагаем, могут возникнуть политические отголоски. Я вас прошу не предпринимать никаких шагов без моего указания, если подобные обстоятельства возникнут.

Фриссон встал и молча поклонился. Последнее замечание шефа задело его за живое. У него и раньше были стычки с начальством по «политическим» вопросам. Инспектор наивно полагал, что перед законом все преступники равны. Его шеф придерживался несколько иного взгляда...

Инспектор пошел к себе.

В девять тридцать к нему были доставлены Карпо и его приятель Жорж Масси. Фриссон деятельно звонил по телефону, вызывал сотрудников, давал распоряжения. Через час приготовления были закончены, и он собрал в свой кабинет всех участников операции для распределения ролей и указаний.

Начал он с бригадира Прудона.

— Возьми этих голубчиков, — кивнул он на Карпо и Жоржа, — поведи к портному, чтобы выгладили и почистили костюмы. Пусть приведут в порядок ботинки и побреются. В общем, позаботься об их приличном виде и доведи до ресторана «Бужено» на улице Страсбург до двенадцати часов. Следи за тем, чтобы не удрали и не напились. Забирай их сейчас. Лебрен даст тебе деньги.

Прудон и воры ушли.

— Тиссе, ты пойдешь к рынку напротив улицы Страсбург и будешь наблюдать за всеми, кто ведет себя в какой-то мере подозрительно. Если что-нибудь заметишь, позвони по телефону. Вот номер. Это в ресторане «Бужено». Будь там не позже 11.30 и найди себе место и телефон.

— Шарон, ты будешь в доме напротив ресторана. Наблюдай за всеми посетителями «Бужено». Я могу выйти и дать тебе сигнал, за кем следовать. Так что будь начеку. И чтобы ты был на месте не позже половины двенадцатого. Марш!

— Теперь твоя задача, Лезгоню. Ты будешь вести только наблюдение. Когда Шарон и Тиссе будут уходить за кем-нибудь, посмотри, нет ли еще скрытых наблюдателей. Увидишь, пойди за ними. Если все будет тихо в течение двадцати минут после того, как Карпо и Масси выйдут из ресторана, вернешься сюда. Район действий ты знаешь. Устройся где-нибудь на улице Страсбург ближе к Восточному вокзалу.

* * *

...Агенты полиции заняли свои места. Фриссон устроился за отдельным столиком в зале ресторана. На стуле рядом стоял телефон. Без десяти двенадцать вошли обновленные Карпо и Масси, а через несколько минут к инспектору подошел Прудон.

Зазвонил телефон.

— Говорит Тиссе.

— Что нового?

— На углу бульвара и улицы Страсбург стоит человек, смотрит в сторону вокзала. С места не двигается.

— Следи за ним. Если можно, перейди на его сторону.

— Есть.

Не успел Фриссон положить трубку, как последовал второй звонок.

— Говорит Шарон. По улице с одного конца в другой шатается какой-то тип. Уже третий раз маячит перед глазами.

— Тебе виден человек на углу бульвара.

— Да, я его заметил, но он, наверное, у Тиссе на примете.

— Верно. Следи за своим.

— Есть.

Без двух минут двенадцать третий звонок.

— Говорит Тиссе. К углу подъехало такси. Из него вылез толстяк, сказал что-то моему типу, тот сел в то же такси и уехал. Номер я записал. Толстяк направился в сторону ресторана. Ходит он, как утка. Вижу, как он миновал человека, который несколько раз прошелся по улице.

— Идите за этим фланером, а мы займемся толстяком.

— Есть.

Фриссон повесил трубку.

— Прудон, — сказал он, — пойди на кухню и закуси. Следи за указателем звонков официантам. Мой стол девятый. Если упадет мой указатель, приходи немедленно.

Через минуту в ресторан зашел косолапый толстяк. Он осмотрел первый зал, где был только инспектор, сидевший к нему спиной, затем спустился на две ступеньки во второй зал, где среди немногих посетителей были Карпо и Масси. Так же степенно и не торопясь он снова поднялся в первый зал и вышел на улицу. Через минуту вышел Фриссон и заметил удалявшуюся фигуру Шарона. Тот шел за толстяком.

В ресторане Фриссон подошел к Карпо и Масси.

— Через двадцать минут отправляйтесь домой. Повторяю: домой, никуда не заходить. Понятно?

— Чего тут не понять, — засмеялся Карпо. — А потом что?

— Посидите дома до вечера, — ответил инспектор. — Если я вас не вызову к семи часам, можете считать, что вы свободны.

Грабители повеселели.

Вернувшись к своему столу, Фриссон стал есть остывшее мясо. На его звонок явились Прудон и официант. Гарсону он заказал кофе, а Прудону предложил сесть.

— Через пятнадцать минут, если все будет тихо, Карпо и Масси пойдут пешком домой. Ты пойдешь за ними, но не вместе с ними. Смотри в оба, не идет ли кто-нибудь следом. Подойдет — задержи. Учти, если заказчик не пришел сюда, он может попытаться встретить их по пути домой или дома. Понятно? На кухне следи за номером двадцать семь. Карпо и Масси сидят за этим столом. Перед уходом они вызовут официанта, чтобы расплатиться. Тогда выходи сюда и жди их тут.

— Есть, господин инспектор.

В положенное время Карпо и Масси вышли и направились в сторону Северного вокзала. За ними шел Прудон.

* * *

По дороге в префектуру Фриссон обдумывал дело неудачных грабителей. Он не верил в версию шефа о валютчиках, но и не исключал ее. Пока что было слишком мало данных для каких-либо суждений.

Ограбление с помощью электронных игрушек было новинкой для Фриссона.

И тут ему в голову пришла мысль, от которой у него похолодели руки.

— А если вчера за нападением следил еще кто-то, связанный с заказчиком? Тогда заказчику известно, что Карпо и Масси схвачены полицией. Он вправе думать, что они рассказали о своих ролях в грабеже и о предстоящей встрече с заказчиком в ресторане «Бужено». Следовательно, сегодня туда пришли проверить, явились ли грабители.

Сидя в кабинете, Фриссон пытался доказать себе, что это предположение только плод его фантазии. Но он все ругал себя за то, что вчера поспешил захватить грабителей вместо того, чтобы преследовать долговязого и осмотреться, нет ли еще участников нападения.

— Эх, эх! Все мы задним умом крепки!

Позвонил Лезгоню.

— Фриссон слушает.

— Минут через пять после ухода Карпо и Масси из ресторана «Бужено» вышел человек, который направился на Восточный вокзал. Я обратил на него внимание потому, что он очень торопился. В здании вокзала он вошел в первую попавшуюся телефонную будку, позвонил, что-то быстро сказал и повесил трубку. Затем он побежал на платформу, предъявил билет, сел в поезд и уехал

Фриссон посмотрел на часы. Тринадцать.

— Ладно, иди сюда.

— Есть, господин инспектор.

* * *

В 13.30 снова звонок.

— Прудон докладывает.

— Что хорошего?

— Звоню из больницы Святой Марии.

— Да? — У Фриссона ёкнуло сердце.

Прудон говорил сухим тоном рапорта:

— Из проезжающей по направлению к товарной станции Северная легковой машины марки «ситроен» № СН 4592 выстрелами из револьвера убит Карпо, тяжело ранен Жорж Масси. Нападение произошло в 13.05. На улице, кроме Карпо, Масси и меня, никого не было. Местные жандармы и детективы опросили жителей домов вблизи места нападения и уже нашли машину, из которой были сделаны выстрелы. В машине обнаружено несколько различных отпечатков пальцев, не зарегистрированных в архивах полиции. Расследование продолжается.

Фриссон подумал несколько секунд.

— Оставайся там и сообщай мне новости.

— Слушаюсь!

В 13.50 в полицию поступило известие о краже машины № СН 4592. Владелец заявил, что в 11.30 он хотел поехать из своей конторы на деловое свидание и обнаружил, что его машина исчезла. Так как он торопился, то взял такси и поехал к своему клиенту и о пропаже машины заявил пишь после окончания деловых разговоров.

Владельцем машины оказался эльзасец по фамилии Клуд-Штарк. Он торговал рейнскими и эльзасскими винами. Контора его находилась в районе винных погребов в доме номер семь по улиц Кардинала. На деловое свидание он ездил к крупному ресторатору Бурже.

Все это было подтверждено. Из доклада полицейского, проверившего визит Клуд-Штарка к Бурже, Фриссон заметил, что Клуд-Штарк как будто нарочно обратил внимание клиента на время своего ухода от него — 13.35. Случайно или нарочно? Во всяком случае, очень хорошо для Клуда. Полиция могла удостовериться в том, что он не мог быть участником убийства. Еще одно обстоятельство заставило Фриссона задуматься. Около 13.20 кто-то позвонил ресторатору и спросил, там ли Клуд-Штарк? Разговор с Клуд-Штарком бы очень коротким. Он спросил «Да?» и после небольшой паузы ответил «Хорошо» и повесил трубку.

В 14.40 позвонил Тиссе. Его субъект-толстяк, которого он прозвал «Косолапым», пошел вниз по улице Страсбург до станции метро. Тиссе следовал за ним и успел проскочить на платформу как раз перед тем, как закрылась калитка у входа. «Косолапый» доехал до станции Одеон, пересел на другую линию. Вышел он у улицы Кардинала и направился к реке. Не доходя до нее, зашел в дом номер семь и больше не выходил. Тиссе просил инструкции. Фриссон предложил ему подождать еще часок, пока подготовят напарника-сменщика.

Тиссе дал следующее описание «Косолапого»: рост 170 см, вес 85 кг, волосы светло-рыжие, глаза голубые, одет в коричневый костюм, такую же шляпу, коричневые ботинки, белую сорочку и синий в горошек галстук. Походка приметная: туловище держит несколько назад, а ногу опускает на землю всей стопой сразу. Тем не менее ходит быстро и легко.

Фриссон отметил совпадение: владелец краденой машины СН 4592 и «Косолапый» имели дела в одном и том же доме в районе винных погребов.

Он позвонил в отделение жандармерии, куда Клуд-Штарк заявил о пропаже своей машины. Дежурный сержант охотно рассказал о происшествии:

— В 13.50 зашел мужчина сорока восьми лет, рост выше среднего, 174 см, вес 75 кг, упитанный, светлый шатен, глаза серые, брови густые, волосы стрижены ежиком, зубы белые, ровные. Он назвался Клуд-Штарком по имени Шарль Гийом, родом из Страсбурга, торговец винами. Господин Клуд-Штарк заявил, что его машина стояла у подъезда, но когда он пошел к ней, чтобы поехать по делам, он не нашел ее на месте. Он торопился. Убедившись, что машины нет, взял такси и поехал к ресторатору. Как только освободился, прибежал в ближайшие участок, то есть к нам, и заявил о краже. Я тогда не знал ничего об убийстве Карпо и Масси. Как и всегда в таких случаях, пожурил господина Клуда за то, что он не сразу заявил о пропаже, а сделал это лишь спустя два часа. Я ему говорю: ведь злоумышленники, бандиты могли воспользоваться его машиной для совершения преступления, может быть, убийства. Господин побледнел, когда я это ему сказал. Но тут привели пьяного. Я извинился и сказал господину Клуду, что машину, наверное, скоро найдут и вернут ему. Я занялся пьяным, а господин Клуд ушел.

— Как вы думаете, сержант, — спросил Фриссон, — господина Клуда действительно взволновало ваше предположение, что машину могли использовать для убийства?

— Не буду утверждать, господин инспектор, но очень похоже на то. На некоторых людей такие предположения действуют очень сильно, другие просто смеются, так что не могу сказать, знал ли он заранее, что пропадет его «ситроен» и из него будут стрелять по людям.

Фриссон повесил трубку. Он уважал сержанта Бувье, добросовестного полицейского, мало склонного к преувеличениям. Но Фриссону казалось, что Клуд действительно знал, что его машина «пропадет» и нужно было задержать на час-два сообщение о краже.

Фриссон подумал немного. Он поднял трубку телефона и набрал номер ресторатора Бурже.

— Господин Бурже?

— Слушаю.

— Инспектор Фриссон вас опять беспокоит.

— Пожалуйста, господин инспектор.

-— Меня интересует такой вопрос, господин Бурже. Ваше свидание с господином Клуд-Штарком было заранее обусловлено?

— Да. Он накануне звонил, что достал три бочки хорошего рейнского вина по очень сходной цене и предложил их мне. Я сказал, что не прочь купить такое вино, и просил его зайти. Он ответил, что заедет ко мне в двенадцать часов сегодня, и я согласился. Вино оказалось действительно хорошим. Вот все, что я знаю.

— Вы раньше покупали вино у Клуда?

— Да. У него неплохой товар, господин Фриссон. Вы меня заинтриговали. Может быть, вы будете любезны и в свободное время посетите мой ресторан?

— К сожалению, жалованье инспектора полиции не позволит мне эту роскошь, тем более что придется взять жену и дочку.

— Не беспокойтесь, дорогой инспектор. Это вам ничего не будет стоить. Прошу.

— Благодарю. Как только дело кончится, я к вам пожалую. До свидания.

Инспектор по телефону доложил шефу об убийстве Карпо и Масси.

— Типичное дело, — ответил шеф. — Где-то эти валютчики дали маху, а теперь заметают следы Пошуруйте как следует этих «арабов».

Фриссон повесил трубку и покачал головой.

«Ох! Сдались ему эти «арабы» валютчики! Они так не действуют. Если им нужно было убрать долговязого или обворовать его, они не стали бы нанимать таких бандитов, как Карпо и Масси. Сами сделали бы. Надо будет встряхнуть этого Клуд-Штарка», — подумал он.

Снова зазвонил телефон.

— Шарон докладывает.

— Хорошо.

— Мой субъект очень много петлял, проверяя, нет ли за ним наблюдения, вскакивал на ходу в автобусы, но все же его удалось проследить, спасибо Жозефине Лезгю, которую я встретил по пути и которая помогла мне вести наблюдение.

— Кто она?

— Она работает для Второго бюро, — ответил Шарон.

— Ага! Помню! Что дальше?

— Субъект довел меня до дома номер семь по улице Кардинала и исчез. Я там же нашел Тиссе. Оказывается, его субъект тоже туда зашел. Что делать дальше, господин инспектор?

— Пусть Тиссе зайдет в дом номер семь и посмотрит, кто там живет, есть ли выходы на другие улицы. А затем позвоните мне.

Фриссон хорошо знал свой город, но в районе винных погребов он бывал редко. Там было много старых домов с разветвленными дворами — вполне возможно, что «зайцы» воспользовались этой особенностью района и ускользнули.

Через некоторое время еще раз позвонил Тиссе. Он рассказал Фриссону, что зашел в темную подворотню, и, пройдя во внутрь двора, увидел перед собой еще двое ворот. Он выбрал правые и очутился во дворе дома с фасадом на бульвар. Один выход найден! Потом Тиссе обследовал левые ворота, нашел, что они ведут в маленький двор с единственной дверью — в погреба. Спустившись вниз по каменной лестнице на сорок ступенек, Тиссе очутился в длинном прохладном коридоре, очень скудно освещенном небольшими лампочками. Он решил пойти налево в сторону улицы Кардинала, откуда вошел во двор. Время от времени по сторонам коридора он замечал тяжелые двери, окованные железом, с огромными петлями и массивными замками. Через сорок шагов коридор повернул налево, видимо, параллельно улице, а затем направо. Вдруг из одной двери вышел человек в кожаном переднике.

— Что вам здесь нужно? — спросил он.

— Выхода, — лаконично ответил Тиссе.

— Возвращайтесь, откуда пришли, — грубо предложил ему владелец передника.

— А я хочу идти сюда, — возразил Тиссе, показывая вперед.

— Там сейчас заперто.

— Когда бывает открыто?

— Когда хочет хозяин.

— А кто хозяин?

— Больно много спрашиваешь! Брысь отсюда! Ну!

Тиссе не испугался, но не видел необходимости в драке, поэтому он повернулся и пошел обратно. Он был уверен, что здесь возможен второй выход. А в винных погребах можно спрятать целую роту.

— Хорошо, — сказал Фриссон. — Возможно, «зайчики» убежали. Может быть, они там отсиживаются? Пойдите пообедайте по очереди, конечно, а затем пусть Шарон останется на улице Кардинала, а вы идите к выходу из метро в Предместье. Следите также за машиной «ситроен» СН 4592. Не связан ли кто-нибудь из «зайцев» с хозяином машины?

Фриссону показалось странным тяготение, которое «зайцы» и владелец машины, использованной убийцами, испытывали к винным погребам.

Тут Фриссон вспомнил о такси, на котором приехал толстяк Шарона. После нескольких звонков ему удалось найти шофера в гараже. Из его ответов Фриссон узнал, что первый пассажир (толстяк) сел к нему около моста Суллы, а второй (который, кстати говоря, уплатил по счетчику за обоих) сошел в районе винных погребов. Неужели там сосредоточилась группа, повинная в убийстве Карпо и Масси?

 

Инспектор Фриссон (продолжение)

Фриссон позвонил в участок соседнего района узнать, как идет дело с расследованием убийства Карпо и Масси. Более подробный опрос жителей ближайших улиц и места, где была брошена машина, дал очень незначительные улики. Были некоторые основания полагать, что убийцы — их два человека — нашли поблизости такси и уехали на нем. Шла кропотливая работа по розыску шофера этого такси.

«Почему надо было убить Карпо и Жоржа?» — спросил себя Фриссон.

Единственным делом за Карпо, о котором знал Фриссон, числилась неудавшаяся кража документов у долговязого. Карпо не успел наделать чего-нибудь другого; его выпустили из тюрьмы только пять дней назад. Масси — ничтожество, которым пользовались воры, когда нужна была сила. Слов нет, Карпо имел в виду какое-то дело, на которое Жорж пригодился бы, но неудавшееся ограбление было случайно подвернувшимся делом.

Если убийство связано с ограблением, надо думать, что оно было организовано теми же, кто интересовался документами долговязого. Но зачем? Очевидно, убийцы узнали, что попытка обворовать долговязого не удалась, что Карпо и Масси допрашивались в участке и поэтому были опасными, поскольку могли опознать заказчика. Но разве это столь опасно? Ведь ограбление не удалось, а словам двух уголовников могут не поверить, тем более, что вполне добропорядочный человек, названный ими как «сообщник», будет это отрицать. Видимо, это лицо не желало иметь дела с полицией и постаралось избавиться от свидетелей.

Странные совпадения! Их слишком много! Клуд-Штарк работает в доме номер семь; его машину «украли» убийцы; в его доме скрылись два подозрительных типа, которые были объектами слежки на улице Страсбург. Может быть, и третий там? Нет, это не совпадения! Клуд-Штарк как-то замешан во всей этой истории. Надо вызвать его и потрясти как следует.

Фриссон потер руки, предвкушая удовольствие. «Я его потрясу так, что он все мне выдаст!»

Инспектор подумал о рассказе Карпо: «Заказчик подошел к нему сразу, как будто знал его».

Пришел Прудон, и Фриссон стал подробно расспрашивать его о происшествии. Однако единственной новостью, которую он узнал, были предсмертные слова Масси. Умирая, Масси стонал, но иногда были слышны слова: «Неужели Люпэн?..»

— Ты слышал что-нибудь об этом Люпэне? — спросил инспектор.

Прудон пожал плечами.

— Ты пойди покушай, а потом займись уголовниками, которые знали Карпо. Выведай у них, кто интересовался им за последние дни, в особенности из порядочных. Знает ли кто-нибудь о Люпэне? Зайди в архив и посмотри, нет ли там чего-нибудь, что могло бы пролить свет на все это дело. Впрочем, этим я займусь сам.

 

Флеминг

Наутро после нападения Флеминг встал довольно рано. Умываясь, он обдумывал события вечера и возможные последствия для предстоящей завтра операции, ради которой он задержался в этом городе.

«Сегодня, — подумал он, — у меня не так много дел: встретиться и договориться с Вальтером и позвонить Пьеру о Шредере. Потом можно будет пойти в кино и отдохнуть... Да! Надо зайти в книжный магазин и купить дочке книг на английском языке. Пожалуй, куплю ей чего-нибудь Хемингуэя и Сэлинджера. Надо подумать о подарках... Впрочем, это лучше будет сделать дома. Сходим с женою вместе. Ей приятно будет, да она лучше знает, кому что нужно... Шредер... Удивительное совпадение! Попасть вместе с ним на пароход, да еще за один стол!..»

Флемингу было неизвестно о последних событиях, об убийстве грабителей. Но он уже знал, что «рыцари» чем-то взволнованы и встревожены. Он сталкивался с некоторыми членами этой группы и представлял себе, как они реагировали, узнав о появлении человека с четвертым бумажником...

* * *

Мысли Флеминга перенеслись на десять лет назад к последнему месяцу существования гитлеровского рейха. Никто уже не сомневался в поражении Германии. В Берлине еще поддерживали видимость бодрости, но действия отдельных лиц, крупных и мелких деятелей режима, доказывали, что они готовятся к худшему и каждый старается найти способ спасти себя, запастись средствами для обеспечения жизни после гибели «тысячелетнего рейха». Кто старался обзавестись деньгами, кто новыми документами, кто материалами из секретных архивов для передачи победителям в качестве выкупа. В Берлине боялись советского плена, и кто мог, бежал из обреченного города к американцам или англичанам, французам, только бы подальше от большевиков. Постепенно под благовидными предлогами работники абвера и СД старались удрать, прежде чем закроются последние пути на запад, юг или север.

Флеминг вспомнил также рассказ своего товарища, Андрея, нашедшего бумажник с номером 4.

Однажды в последних числах апреля 1945 года его послали в имперскую канцелярию для передачи последних донесений о положении на фронтах. Несмотря на поздний час, люди там сновали по коридорам, суетились, и он с трудом разыскал адъютанта, которому надлежало передать пакет.

— Это теперь никого не интересует, — сказал тот. — Зайдите ко мне, для вашего начальника у меня есть два пакета. Кстати, у вас еще сохранился тот пропуск... для проезда по всем дорогам?

У Андрея было специальное разрешение эа подписями начальников штабов охранных войск, войск СС и начальника гестапо Мюллера, позволяющее ему беспрепятственно ездить в любое время по всем дорогам и во все районы Германии, посещать запретные зоны и концлагеря. На документе была фотография и подробное описание его внешности без указания фамилии.

По виду адъютанта Андрей догадался, что тот намеревался использовать пропуск, чтобы выбраться из города. Но отдать такой пропуск бесплатно он не собирался.

— Да, я его не отдавал.

— Передайте его мне, — приказал адъютант.

— Он у меня в отделе, — ответил Андрей. — Я не ношу его с собой без необходимости. Приезжайте, уступлю.

Адъютант задумался.

— Мне он нужен сегодня ночью.

— Я сейчас еду в Шеневальде, — ответил Андрей, — и буду там ночь и весь день завтра. Я буду вас ждать. Торопитесь, а то русские окажутся там раньше вас.

— У вас мрачный юмор, — ответил адъютант.

Получив два пакета — один небольшой, другой объемистый, Андрей отвез их начальнику, а затем направился в Шеневальде.

Через два часа (было около часа ночи) в дом, где был Андрей, постучали. Приехал адъютант. На стол он положил небольшой чемодан.

— Посмотрите, — сказал он. — Тут пятьдесят пять тысяч долларов. Это вам. Дайте пропуск.

Андрей стоял, засунув руки в карманы кителя. В левой руке он держал пистолет. Он не рассчитывал на благородство адъютанта.

— Откройте чемодан, покажите деньги, — приказал он адъютанту.

Тот подошел к столу, положил на него чемодан. Андрей пристально следил за его движениями, и когда тот выхватил из чемодана револьвер, не стал ждать, что сделает адъютант, а выстрелом выбил из его руки оружие. Адъютант выругался и попытался другой рукою взять пистолет из кобуры, но следующий выстрел Андрея свалил его.

Андрей вышел во двор. На улице стояла машина адъютанта. Она была пуста. Он вернулся в дом и переоделся в гражданскую одежду. На машине адъютанта он отвез чемодан с деньгами в тайник, где хранил другие важные документы, а затем направился в Берлин. Осада города советскими войсками уже началась. Но Андрей успел проскочить. В городе он зашел в управление СД, но там уже никого не застал. Он вошел в комнату адъютанта. Сейф был открыт. В нем был тайник. Андрей открыл его. В спешке о содержимом тайника забыли! Среди бумаг лежал бумажник с номером четыре...

Он прошелся по другим комнатам, но ничего ценного не нашел. Пешком направился на приготовленную квартиру у надежных людей, где намеревался отсидеть время штурма города.

Кончилась война. У Андрея было много работы по выявлению бывших нацистов, и о бумажнике он забыл. Потом, когда арестовали немца, который вел антисоветскую агитацию в восточной зоне Германии, вспомнил о нем. У немца нашли пачку фотографий, много денег в долларах, несколько адресов и нумерованный бумажник. При аресте он оказал вооруженное сопротивление и был убит. Следствие установило, что он был связан с группой нацистов, назвавших себя «черными рыцарями». Удалось узнать фамилии ряда других членов организации.

Наконец, наступил момент, когда можно было решительным ударом обезвредить группу, лишив ее средств.

 

Флеминг и Вальтер

Флеминг посмотрел на часы: девять утра. Можно будет позавтракать, походить по городу и к 11.30 быть в пригороде для встречи с Вальтером. Он спустился вниз в фойе.

Портье открыл дверь.

— Сегодня будет хорошая погода, — с улыбкой сказал он Флемингу.

— Надеюсь, — ответил Флеминг. — Я без плаща.

Он вышел на улицу и направился к центру по улице Страсбург. По дороге зашел в маленький ресторан позавтракать. Он взял со стола газету и принялся читать, пока ему приготовляли омлет. Он не торопился: было приятно посидеть в прохладном зале, где мало посетителей.

В десять часов он уже шел по бульвару к станции метро. До встречи оставалось больше часа, и он решил заглянуть в музей и посмотреть полотна Клода Моне. Он пересек площадь и вошел в здание музея. Картины импрессионистов, в особенности Моне, всегда привлекали Флеминга игрой света.

Когда он вошел в зал, увидел Вальтера.

— Скажите, пожалуйста, где найти картины Курбе? Я запутался в этих залах и переходах, — обратился он к Вальтеру.

— Пойдемте со мной. Это здесь, через один зал.

Они осмотрели зал с картинами Курбе, а затем, любезно беседуя, спустились к выходу и направились в ресторан, устроенный на улице под парусиновым навесом. Они выбрали уединенный столик и за едой обсудили предстоящее дело.

Вальтер был голубоглазым блондином лет на десять моложе Флеминга. Он был среднего роста, коренастый, крепкий и отличался смелостью и исполнительностью.

— Что тебе известно о «рыцарях?» — спросил Вальтер.

— Я хорошо знаю историю этого дела, но с европейской группой мне не приходилось встречаться. Шредера я знаю. По-моему, он не входит в группу, а является лишь ее агентом или курьером.

— А где ты встретился с ним?

— На пароходе.

— Что ты думаешь о нем?

— Типичный продукт гитлерюгенда. Вероятно, не очень храбрый. Видимо, он неплохой исполнитель и доволен теми деньгами, которые получает за свою работу.

— А что ты можешь сказать о «рыцарях»?

— Видишь ли, судя по всему, Борман подбирал их больше по признакам преданности нацизму. Я не знаю фон Неймана; может быть, он что-нибудь смыслит в политике. В США был один, который доставил нам порядочно хлопот. Он погиб в автомобильной катастрофе, и другие поспешили убраться. Группа распалась. Насколько мне известно, европейская группа тоже ничего особенного не сумела сделать.

Вальтер, в свою очередь, сообщил:

— Центр полагает, что нам, как людям неизвестным местным «рыцарям», легче будет провести операцию. Группа «Черных рыцарей», которая базируется здесь, собирается перебраться в Западную Германию, либо в Бонн, либо в Кёльн. Фон Нейман, руководитель группы, живет здесь как сотрудник германского представительства. У него все архивы и финансовые документы. Завтра или послезавтра их должны перевезти в Германию. Еще не известно, кто повезет их. Тебе нужно встретиться с Жаком, который расскажет о всех последних событиях. Жак говорит, что фон Нейман связался с какими-то уголовными элементами и что-то замышляет.

Флеминг рассмеялся.

— Они устроили мне небольшой сюрприз вчера вечером.

— Что случилось? — встревожился Вальтер

— Два жулика пытались ограбить меня.

— Ты думаешь, что это дело «рыцарей»?

— Несомненно!

— Что случилось с грабителями?

— Их забрали жандармы: я слышал свистки полиции.

— Это плохо! — Вальтер был озабочен.

— Я думаю, что это не так страшно, — возразил Флеминг.

— Почему?

— Вот почему: фон Нейману известно, что где-то должен находиться главарь группы, вернее, человек, у которого большие полномочия. Он его не знает. Может быть, это Борман, может быть, кто-то другой. «Рыцари» не могут похвастаться успехам» в своей работе. Вдруг он узнает от Шредера, что появился новый владелец секретного бумажника Ему надо выяснить, кто он: шеф или другой «рыцарь», или еще кто-нибудь. Он решил меня ограбить. Это ему не удалось. Вопрос остался открытым. Естественно, тревога фон Неймана должна возрасти. Он думает о том, что будет, если я окажусь шефом или сотрудником контрразведки. Ведь его положение как хранителя скрытых нацистских ценностей тоже рискованное. Несомненно, у него могут попытаться забрать эти деньги и правительство Бонна, и даже американцы.

Я думаю, что они не будут задерживаться здесь и скорее выедут в ФРГ. Здесь уже не безопасно.

— Ты думаешь, они будут сопротивляться при изъятии архивов? — спросил Вальтер.

— Этого нужно ожидать. Но постараемся это проделать без шумихи.

— Каким образом?

— Воспользовавшись их замешательством... Лучше будет, если удастся взять их на испуг, без шума.

— Я что-то не очень верю, что они напуганы, — сказал Вальтер.

— Посуди сам: они организовали ограбление. Воры попали в руки полиции. Это было бы не страшно, если бы «рыцари» не перехитрили себя. Им, видимо, не хотелось проводить дело самим. Они наняли воров-профессионалов, подсунули мне радиопищик. Ворам они дали приемники. Мой аппарат был очень компактным. Вероятно, и приемники были такими же. Когда такие предметы попадаются среди вещей, отобранных у воров, полиция ими интересуется. Думаю, что воры расскажут жандармам, что они были наняты, и это еще больше разожжет их любопытство. Но это еще не все.

Неудачное ограбление насторожило и меня. Фон Нейман знает это. Он знает, что его планы в отношении меня провалились. Поэтому он будет опасаться каких-нибудь действий с моей стороны. Если я смогу его убедить в том, что я «шеф», то он может быть отдаст архивы без боя. Посмотрим. Если повезет их Шредер, будет еще легче. Но... цыплят по осени считают. То, что Жак рассказал тебе о связях фон Неймана с уголовниками, подтверждает мое предположение, что попытка ограбить меня организована им. Скажи, что делают наши местные товарищи?

— Группа Жака ведет слежку. Жак наблюдает за домом фон Неймана. Если он увидит, что будут грузить архивы в машину, он поедет следом за ними на своем такси, а мы свяжемся с ним в пути. Наши машины будут иметь радиосвязь. После того как мы убедимся, что едем за нужной машиной, Жак оставит нас, и мы действуем дальше одни. Трудно сказать, где нам удастся настигнуть «рыцарей».

— Хорошо. Как обстоит дело с машинами?

— Жак достал их через своих. Они будут быстроходными. У фон Неймана «мерседес», и мы это учли.

— А как с правами и прочими документами?

— Я их получу сегодня и передам тебе перед операцией.

— Кому передать архивы?

— Если удастся закончить дело недалеко от города, то я их сдам здесь. Иначе придется везти к соседям. Это не проблема!

— Слов нет, все предусмотреть невозможно, но то, что мы можем знать, мы должны знать, — сказал Флеминг после небольшой паузы. — Давай посмотрим, все ли мы приняли во внимание. Подробности о том, когда и где найдем Шредера или фон Неймана с архивом, мы получим завтра. Хорошо! Машины имеются, связь обеспечена. Документы для нас готовы. Изъятие архива будет проведено в зависимости от обстоятельств... Теперь еще один вопрос. Я встречу Жака завтра утром в 9. Вероятно, это займет около часа. Если фон Нейман намерен отправить архивы утром, нам нужно будет быстро связаться. Как ты предполагаешь это сделать?

— Я тебе дам свой телефон и буду ждать с машинами у выхода из метро на Старой площади через 15 минут после твоего звонка.

— Хорошо... Да! Вот еще что. Нужны на всякий случай какие-нибудь средства, чтобы остановить машину фон Неймана. Они у тебя есть?

— Все есть!

— Что, например?

— Есть оружие, колючки для прокола шин.

— Ладно! Завтра жди моего звонка. Если нужно будет сразу же ехать, я скажу тебе, что Мария заболела. Если выезд произойдет позже, скажу, что Мария приезжает в таком-то часу, и в этот час ты меня встречай у Старой площади.

— Мария заболела, значит, сразу приедешь, а если Мария прибывает, то час приезда будет часом встречи. Все ясно.

— Ну пока!

Они разошлись. Вальтер пошел к Опере, а Флеминг — к городской ратуше.

 

Флеминг и Пьер

В вестибюле метро Флеминг нашел телефонную будку и позвонил Пьеру.

— Добрый день! Это Флеминг.

— Здравствуйте! Очень жаль, что вы не смогли прийти вчера. Здесь был Шредер.

— Г-м! Может быть, лучше, что я не пришел? Он мне очень несимпатичен. Кстати, скажите, когда он зашел к вам?

— Около половины девятого.

— А до этого он не был у вас?

— Нет, но позавчера утром он нам звонил.

— Вы не говорили ему о нашей встрече?

— Да, я ему сказал... Но почему эти вопросы? Что-нибудь случилось?

— Нет, ничего особенного. Вчера я что-то съел и чувствовал себя неважно. Потому и не пришел.

— Вы будете у нас?

— Вероятно, завтра или послезавтра, если ничто не помешает.

— Вот хорошо! Нам очень хочется познакомить вас с нашим старым другом по Сопротивлению. Замечательный старик!

— Буду рад... Скажите, Пьер, чем Шредер объяснил свой приход к вам вчера?

— Он говорил, что очень хотел с вами встретиться. Он даже ушел вскоре, чтобы принести хорошего рейнского вина. Я надеялся, что он не вернется. Но увы! Через полчаса он возвратился с двумя бутылками вина. Должен сказать, что оно было неплохим.

Шредер ушел после десяти часов. Мне не понравилось его поведение, а Аннет просто не переносит его. Когда он вернулся с вином, он почему-то решил, что вы уже не придете, и долго не засиделся. Кстати, рядом со мной Аннет. Она передает вам привет и приглашает зайти к нам.

— Благодарю вас и Аннет. При первой возможности я заеду.

Флемингу было досадно. Он хотел бы встретиться с Пьером и Аннет и познакомиться с их старым приятелем, но он прекрасно понимал, что ему нельзя будет этого сделать, потому что придется уехать сразу же после операции. С досадой он вспоминал и о других интересных и приятных ему людях, с которыми он встречался на короткое время и которых он впоследствии больше не видел. Увы! Такова участь разведчика.

Чувство обособленности, не позволяющее разведчику сближаться с людьми, тягостно. Чтобы побороть его, он должен уметь жить с самим собой, находить для себя интересные занятия и увлечения.

Флеминг, спокойный и рассудительный, легко приспосабливался к таким условиям работы. Он всегда с любопытством и вниманием наблюдал за происходящим вокруг и планировал свои действия, предусматривая всевозможные осложнения.

Вальтер был иным человеком. В случае осложнений, он полагался на свою находчивость и изворотливость. Нельзя сказать, чтобы Вальтер был опрометчивым. Он тоже составлял план действий, изучал обстановку, но считал, что внезапность и напористость часто приносят более эффективные результаты.

И Флеминги и Вальтеры нужны в разведке. В некоторых случаях спокойная рассудительность одного была лучше горячности другого, и, наоборот, бывали моменты, когда нельзя было терять времени и нужны были немедленные действия. Методы должны подчиняться конкретным обстоятельствам. Когда нужно было действовать быстро и расчетливо, такое сочетание характеров было всегда удачным.

Флеминг улыбался. «С Вальтером, — подумал он, — мы провернем это дело!»

Мысли его перенеслись к встрече с родными. На Старой площади был книжный магазин. Там Флеминг выбрал книги для дочери.

С пакетом он направился по боковым улицам к бульвару. Многолетняя привычка заставляла его обдумывать свои действия в предстоящей операции. Он не позволял себе полетов фантазии и все время придерживался фактов. Важно было собрать эти факты, а затем расположить по порядку. Это было похоже на то, что кто-то разобрал машину и высыпал перед ним груду деталей и предложил снова собрать, причем не было известно, все ли части на месте.

Внимание Флеминга привлекли выкрики продавца газет. Появились свежие номера вечерней газеты. Он купил номер и прочел там первые сообщения об убийстве Масси и Карпо. Фотографии убитых мало что говорили ему, но описание их совпало с его представлениями о напавших на него бандитах. Сообщения были лаконичными и повествовали о том, что убийцы воспользовались краденой машиной и затем скрылись на такси. Флеминг не сомневался, что полиция примет энергичные меры для розыска убийц и, следовательно, вызовет еще большее замешательство «рыцарей».

Предстоящее дело требовало умения импровизировать, быстро реагировать на неожиданное и находить правильные решения. Вполне понятно, что, приступая к нему, надо было иметь хорошее представление о предыдущих событиях и о моральном состоянии противника.

 

Фриссон

Фриссон остался недоволен досье Клуд-Штарка. Все, что было известно о нем, кроме чисто формальных данных, мало радовало. Единственное, что его заинтересовало, было анонимное письмо, в котором говорилось, что во время войны Штарк служил в СД в Страсбурге. На полях письма было написано:

«Вложить в досье К.—Ш. Расследовать не надо». Подписался шеф.

Кличка «Люпэн» оказалась очень популярной среди уголовников. Почти в каждом крупном городе был один, а то и два носителя этого имени. Фриссон записал все города, где были «волки», и предложил своему секретарю отправить начальникам жандармерии запрос:

«Сообщите, выезжал ли в последнее время в наш город рецидивист по кличке «Люпэн»?

Затем он принял шофера такси.

— Что хотите рассказать? — спросил он маленького таксиста.

— Мой шеф говорил, что вас интересует, куда я повез двух пассажиров, которых подобрал у Северного вокзала. Это было около четверти второго. Два человека — один маленький, плоховато одетый, другой довольно высокий, лет тридцати пяти, лицо не худое и не полное, среднее, глаза голубые, нос прямой, тонкие губы, квадратный подбородок. Фигуру было трудно определить, мешал плащ. Хороший плащ. Вообще одет был элегантно. Я отвез их на Восточный вокзал. Заплатил высокий. Они вошли в здание. Меня тут же наняли другие, и я больше этих двух пассажиров не видел.

Фриссон записал показания шофера, занес в протокол его адрес, фамилию, место работы и отпустил. Он не сомневался, что пассажиры такси были убийцами Карпо и Масси. Когда их найдут, шофер сумеет их опознать.

Чем больше инспектор думал о Клуд-Штарке и роли его машины в убийстве, тем больше убеждался в его причастности к делу. Он подумал о том, что было бы неплохо побольше узнать о нем. Анонимка о действиях Штарка во время оккупации навела его на мысль встретиться со старым соратником по Сопротивлению Брюлоном. Правда, Фриссон не был уверен в том, что старик его помнит, потому что они не виделись много лет. Кроме того, инспектор был более правым в своих политических воззрениях, чем Брюлон.

От общих знакомых оба знали о том, что делает другой. Выйдя на пенсию, старый печатник собирал материалы о подполье военного времени и о врагах, с которыми приходилось бороться. У него инспектор надеялся получить справку о Штарке.

Заодно он решил поехать в жандармское отделение и захватить коробочки — приемники, — которыми пользовались Масси и Карпо для опознавания своей жертвы. Может быть, эксперты найдут в них какие-нибудь особенности, которые помогут ему в следствии.

 

Фриссон и Брюлон

Выйдя из жандармского отделения, Фриссон направился к Брюлону. По пути он зашел в магазин и купил двести граммов хорошего кофе и небольшую бутылку коньяку.

Он подошел к старому дому на набережной и вошел в плохо освещенный вестибюль.

Деревянная лестница скрипела под ногами. Фриссон не торопился. Ему нужно было подумать, как подойти к старику. Ведь он его не видел почти восемь лет.

Поднялся он на самый верх. На косяке двери была видна кнопка электрического звонка. Фриссон постоял с минуту, отдышался, а затем на кнопке звонка три раза «передал» по азбуке Морзе букву «V», знак победы во время войны.

Дверь открылась, и показалась голова Брюлона.

— Ах, это ты! Заходи, — он сказал это обычным тоном, как будто виделся с Фриссоном всего неделю назад. — Садись, — указал он на кресло у стола и сел напротив.

Они молча разглядывали друг друга. Брюлон ждал. Фриссон должен был начать разговор, объяснить причину прихода. Когда, наконец, молчание стало невыносимым, Фриссон заговорил:

— Ты, старина, прости меня, что давненько тебя не навещал.

Брюлон молчал.

— Мы разошлись по разным дорогам после войны, но тебя я всегда помнил...

Брюлон молчал.

— Я вернулся в уголовный розыск, ты — к печатной машине. Я беспартийный, ты коммунист. Где нам встречаться? А надо было, хотя бы ради старого, ради тех, кто не дожил до победы...

Брюлон смотрел Фриссону в лицо; он молчал.

— Кроме воров, я ищу предателей, ищу тех, кому эти мерзавцы служили. Ты тоже этим занимаешься, — в голосе Фриссона звучала убежденность. — Кое-чем я тебе помогал. Вспомни дело предателя Геймана. Ты знаешь о нем. Когда он был убит, я вел следствие по его делу и спрятал концы в воду, чтобы не пострадали уважаемые мною люди.

— Зря хвалишься, — скрипучим голосом заговорил Брюлон. — Я нашел его сам за две недели до того, как получил твои сведения, а убил его рецидивист, с которым он не поделил какие-то доходы от совместного жульничества. Зря трудился прятать концы.

— Убийца был рецидивист, верно, — продолжал инспектор тихо, — он не знал, где прятался Гейман. Ему кто-то подсказал и дал револьвер. Я узнал, кто это был. По закону он соучастник убийства. Но я его знал и уважал и поэтому спрятал концы.

— Чего ты хочешь от меня? Ты ведь не хвалиться пришел ко мне, я тебя знаю.

Фриссон полез в карман пиджака и извлек бутылку коньяку. Из другого вытащил пакет с кофе.

— Свари по старой памяти, поговорим, как будто не прошли эти восемь лет. Согласен?

Брюлон молча встал, взял кофе и пошел на кухню. Фриссон огляделся. При тусклом свете небольшой лампочки почти ничего не было видно. Смутно выделялись обложки книг на полках: много, много книг. Неожиданно к нему на колени прыгнул рыжий кот. Фриссон пощекотал ему затылок и баки. Кот замурлыкал и улегся. На кухне тихо зазвенели чашки, и Брюлон скоро вернулся. В одной руке он держал кастрюльку с кофе, в другой две чашки и рюмки.

— Вижу, что Фламмарион тебя вспомнил, — сказал он.

— Разве это тот же? — удивленно спросил Фриссон.

— Он.

— Ах ты старикан! — Фриссон опять пощекотал кота. Фламмарион на минуту открыл глаза, громко промурлыкал и снова заснул.

Хозяин разлил кофе, а Фриссон осторожно, чтобы не потревожить кота, распечатал бутылку и налил в рюмки арманьяк.

— Смерть фашистам! — произнес он тост старых времен.

— Долой коллаборационистов! — ответил ему Брюлон.

— Что ты делаешь теперь, старина? — спросил Фриссон после того, как они выпили несколько глотков ароматного кофе.

— Что может делать старик? Получаю небольшую пенсию. Пишу в газеты и журналы статейки. Главное — собираю архивы, материалы о Сопротивлении, о героях, о врагах, о трусах и мерзавцах того времени.

— Да, полезная работа... Вот по этой-то части я и пришел к тебе. Недавно, собственно говоря, сегодня утром, я узнал, что по одному странному делу проходит некий Клуд-Штарк Шарль Гийом. Смутно припоминаю, что не то в тридцать девятом, не то в сороковом году в немецкой службе безопасности в Страсбурге был некий Штарк. У тебя есть что-нибудь о нем?

Брюлон пригубил рюмку, затем хлебнул кофе из чашки, неторопливо встал и пошел к книжным полкам. Он нагнулся и взял старую книжку. Из ящика стола он достал бумагу и карандаш и положил их перед Фриссоном.

— Пиши, что я буду тебе говорить, — сказал он.

Брюлон открыл книгу и взял листок, на котором от руки было написано несколько строк.

«— Штарк, Карл Вильгельм, — прочел он, — немец из Эльзас-Лотарингии, уроженец Страсбурга, 1907 г.р., юрист, учился в Гейдельберге и Сорбонне. В 1939—1940 гг. служил в СД в Париже следователем. Повинен в аресте Дюваля, Шарля и Мод Бувье, расстрелянных гестапо. Подозревается в устройстве провокаций. Энергично действовал против компартии. В конце 1940 г. из Парижа уехал. Дальнейшая судьба неизвестна». Вот все, что у меня есть на Штарка, — сказал старик.

— Гм! Да это, пожалуй, тот же самый, только теперь он прибавил к своей фамилии Клуд. Клуд-Штарк — идиотская фамилия. А из Карла Вильгельма сделал Шарля Гийома... возраст подходящий.

— Где же он сейчас? — спросил Брюлон.

— Здесь. Он торгует вином, имеет контору около винных погребов.

— А почему ты им интересуешься?

Фриссон рассказал Брюлону в общих чертах о новом деле.

Брюлон налил еще кофе. Фриссон наполнил рюмки.

— Забавное дело. Ты, как всегда, — начал Брюлон, — верен себе. Сперва сделаешь, а потом думаешь. Ты увидел подозрительные действия воров в ресторане. Ты идешь за ними. Но о том, почему эти действия подозрительны, ты не подумал. Когда воры совершили неудачное ограбление, ты схватил их, хотя обстоятельства говорили, что не менее важным было выяснить, кого они хотели ограбить. Я сомневаюсь, что воры тогда ушли бы далеко. Подумай: зашел человек в ресторан, осмотрел всех присутствующих и вышел. Значит, он собирался встретить там знакомых. Не найдя их, он выходит и пешком идет в сторону парка. Следовательно, его знакомые живут в районе парка или он сам там живет. Если бы ему надо было идти далеко, он пошел бы в метро или взял такси. Есть еще одна особенность — это то, что заказчик, как ты назвал организатора ограбления, заранее знал, что долговязый будет в девять часов вечера в кафе «Клюни» и что он потом пойдет в сторону парка. Это очень любопытно и наводит на целый ряд догадок.

— А именно? — спросил Фриссон.

— Во-первых, несомненно, что заказчик получил эти сведения от кого-то, кто был в курсе деятельности долговязого, — вероятно, от лиц, которых он должен был встретить в ресторане. Но это говорит еще и о другом — о том, что заказчик не знает, где живет долговязый, и хватается за подвернувшийся случай. Хорошо, что у него была эта техника — приемники. Куда проще было показать грабителям фотографию долговязого и дать его адрес. Ведь с техникой тоже не просто. Надо подсунуть долговязому передатчик, чтобы в приемниках услышали писк. Опять же передатчик должен быть маленьким и легким, и подсунуть его должны где-нибудь около кафе, иначе он нашел бы его раньше и выкинул. А из этого следует, что долговязого подкараулил человек, знающий его, и он, либо другой по его указке, подсунул ему передатчик. Можно предположить, что не только ты следовал за бандитами. Следовали и их наниматели.

— Я об этом подумал, но, если можно так выразиться, пришел к этому выводу с другого коица — с убийства Карпо и Масси.

— А можно было еще вчера до этого додуматься.

— И избежать убийства?

— Не думаю, — возразил Брюлон. — Убийство было неизбежно. Ты просто помог им. Но если б ты догадался раньше, они постарались бы избавиться от них в другое время, другими средствами. Ты всегда был сторонником прямых действий и не любил думать, планировать. Ты и сейчас так же поступаешь.

— Да! Ты прав! Ты и тогда учил меня этому. Плохой я ученик. И сейчас вижу, что ты прав! Но вчера я следовал нашим правилам. В ресторане не был нарушен закон, в парке он был нарушен. Я обязан задержать нарушителей и, откровенно говоря, я не думал, что дело обернется таким образом, хотя сейчас, задним умом, я вижу, что было достаточно оснований, чтобы считать дело необычным.

— Ты даешь событиям управлять тобой. Надо понять их и действовать осмысленно, а не бросаться на первое, что придет в голову.

— Трудно все время анализировать и думать!

— Ты чудак, Фриссон! Редко бывает, что некогда думать. Надо приучиться, только и всего.

— Это, старина, не так просто. И не надо мне напоминать о моих глупостях во время войны, я их и так хорошо помню! Надо идти. Большое тебе спасибо за удовольствие, за твой анализ, за все. Буду чаще заходить, если ты не возражаешь.

— Заходи, заходи. Если не боишься, что знакомство с коммунистом повредит твоей карьере.

— Эх, старина! Я ее испортил уже в Сопротивлении, когда присоединился к вам. Мне сейчас дотянуть хотя бы до пенсии. До свидания.

— До свидания! Не выпусти Фламмариона.

Кот был вовремя остановлен, и Фриссон с улыбкой спустился по лестнице.

* * *

Он улыбался не по поводу кота. Он вспомнил одно дело во время войны.

Был 1944 год, скоро должно было начаться давно обещанное вторжение союзников, открытие второго фронта. Силы Сопротивления готовились к этому. Рабочие — а они составляли большинство оставшегося в городе населения — все больше и больше вливались в коммунистическое подполье. Брюлон и Фриссон возвращались домой после совещания руководителей подполья. Комендантский час наступил. Они шли осторожно, крадучись. Попасться в руки гестапо нельзя — у них важные документы. Фриссон резинкой прикрепил их к лимонке: взорвется, убьет врагов и уничтожит бумаги. Он крепко держал гранату в кармане. От подъезда к подворотне, от подворотни к подъезду они пробирались к себе.

Вдруг из боковой улицы раздались четкие шаги солдат. Брюлон и Фриссон прижались к подъезду. Из-за угла показался патруль — два солдата и унтер-офицер. Они вели троих в гражданской одежде, двух мужчин и женщину.

Фриссон вздрогнул.

— Марию схватили!

Она была их связником, молодая отважная девушка.

«Надо спасти!» — подумал он и, выхватив из кармана зажатую в руке лимонку, сделал шаг вперед. Вдруг он почувствовал, что Брюлон схватил его за пояс и оттащил назад. Одновременно в узкой улице раздался пронзительный крик мартовского кота.

Конвоиры вздрогнули. Вскинув автоматы, они повернулись к глухим стенам домов. Мария нагнулась, схватила ближайшего солдата за ноги и опрокинула его. Ее товарищи, кто как мог, справились с другими, схватили их оружие и убежали. Мария скрылась в подворотне, а дверь, к которой прижались Брюлон и Фриссон, вдруг открылась, и тихий голос промолвил:

— Заходите, милые коты.

Дверь бесшумно закрылась за ними, и в темноте тот же голос сказал им:

— Держитесь за правую стенку, сейчас будет лестница вниз, десять ступенек... Теперь налево... и еще раз налево...

Открылась дверь, и они увидели пожилую женщину на фоне тускло освещенной комнаты.

— Спасибо тебе, Элиз, — сказал Брюлон.

— Тебе спасибо, — ответила она. — Спасибо, что спас дочку и ребят. Оставаться здесь не стоит. Сейчас начнут обыскивать все дворы и дома. Нагонят кучу солдат. Надо скорее уходить! Пойдемте со мной.

Элиз подвела их к подвалу, где был люк в канализационную систему. Его прикрывала чугунная крышка.

— Спуститесь туда, пойдите налево. Это будет против течения. Там вы, наверное, встретите Марию. Возьмите ее с собой. Домой ей не следует возвращаться. Когда доберетесь до седьмого люка, можете подняться наверх. Идите скорей!

Когда они спустились и закрыли за собой люк, Брюлон пожурил Фриссона.

— Спешишь ты всегда. Хватаешься за первое, что попадает в руки! Какой толк от твоей гранаты? Чего доброго и наших убил бы. ...А вот и Мария? Пойдем с нами, детка, с мартовскими котами.

— Так это вы там устроили шум?

— Мы, — засмеялся Брюлон. — А ты тоже молодец, не растерялась.

...Улыбаясь, Фриссон направился к своим подчиненным, стоявшим на страже на улице Кардинала.

— Тиссе, можете идти домой. Передайте Шарону, что он свободен. Нужно, чтобы вы оба пришли в префектуру завтра рано утром. Будет работа. Спокойной ночи.

— До свидания, господин инспектор, — ответил Тиссе.

 

Брюлон

Когда Фриссон ушел, Брюлон отнес посуду на кухню. Фламмарион обиделся, что его не выпустили гулять, и забрался под диван. Брюлон вымыл и убрал посуду, затем вернулся в столовую.

Задребезжал телефон.

— Алло, Альберт слушает.

— Говорит Пьер, Пьер Дево! Добрый вечер!

— Добрый вечер! Давно вернулись? Как живете? Как Аннет?

— Вернулись несколько дней назад. Живем хорошо. Аннет здорова и стоит рядом со мной, посылает вам поцелуй.

— Поцелуй ее за меня. На днях приду, сам чмокну.

— Папа Альберт, у нас к вам просьба.

— Ну, ну, давай.

— Не знаете ли вы что-нибудь о Гансе Шредере? Аннет уверяет меня, что видела его в тридцать девятом, в сороковом годах в Страсбурге в форме гестаповца.

— А что? Он вам чем-нибудь мешает сейчас?

— Как вам сказать? Он... Нет! Лучше расскажу по порядку. Мы его встретили на пароходе, ели за одним столом. Типичный немец. Кроме него и его жены, был еще американец Флеминг, который нам очень понравился, и монахиня сестра Сесилия.

— Пестрая компания!.. — усмехнулся Брюлон.

— Монахиня оказалась преподавательницей математики и физики. Сейчас она в Сорбонне учится на магистра. Хочет стать профессором университета.

— Любопытная особа.

— Да, очень. Причем довольно миловидная. Этот Шредер очень интересовался Флемингом, тайком фотографировал его, допытывался его адреса. Вчера он пришел к нам, посидел десять-пятнадцать минут, побежал за вином и через полчаса вернулся. Кстати, этим он помешал нам встретить Флеминга в кафе «Клюни».

— Что же странного в этом?

— В девять вечера не так просто купить вино! Кроме того, Флеминг не пришел. Мы должны были встретиться с ним в кафе «Клюни» в девять, но так как пришел Шредер, мы остались дома, Флеминг должен был прийти к нам, если нас не будет в кафе. Он не пришел.

— Это еще ничего плохого о Шредере не говорит. Кстати, можешь описать этого американца?

— Он высокий, худой, серые, глубоко посаженные глаза, большой нос, уши немного торчат, заметный кадык, почти лысый, седой, лет пятидесяти—пятидесяти пяти.

— Так. Он должен был встретить вас в кафе «Клюни» в девять часов вечера?

~ Да.

— Шредер знал об этом?

— Да. Я ему сказал об этом накануне.

— Ты думаешь, что Шредер каким-то образом помешал вашему американцу прийти к вам в гости?

— Нет, об этом я не думал.

— Все, что ты рассказал мне, не делает из Шредера преступника.

— Я вовсе не хотел создать у вас такое впечатление. Просто мы пытались узнать, есть ли о нем какие-нибудь сведения. Аннет уверена, что видела его тогда в Страсбурге.

— Хорошо, посмотрю. Позвони мне попозже.

Пока!

— До свидания.

Брюлон не удивился, что Пьер обратился к нему с запросом о Шредере. Его даже позабавило, что в течение вечера к нему дважды обращались за справками.

Он снял с полки нужную тетрадь и нашел в ней следующую запись:

«Шредер Ганс, 1910 года рождения, уроженец гор. Гамбурга, член национал-социалистской партии с 1933 года. Работал в СД и гестапо. О деятельности до 1939 года ничего не известно. С сент. 1939 по апрель 1940 года работал в гестапо в Страсбурге. С мая 1940 года переведен в Берлин. Сведений о дальнейшей деятельности нет».

Запись была датирована 19 мая 1945 года.

Брюлон задумался. Откуда пришли эти сведения? В это время он встречал многих, с которыми воевал в Сопротивлении. Многим приходилось уезжать в другие страны. Вероятно, он получил сведения от них.

Он взял папку с перепиской. Немецкие антифашисты, помогавшие ему собирать сведения о нацистских преступниках, прислали ему список. В нем он нашел и фамилию Шредера. Брюлон разыскал письмо своего корреспондентя.

«Среди бывших нацистов в Кёльне, — писал он, — имеется некий Шредер, Ганс. После войны он перебивался кое-как до 1948 года. Затем вдруг переехал в более богатый район города, открыл контору по продаже электрооборудования и стал разъезжать по Европе и Америке. Связан с мелкими фирмами. Кажется сомнительным, что они могут дать ему заработок, которого хватило бы на содержание двух служащих — жены и зятя — и на поездки за границу. Живет в вилле и имеет машину. Им интересовалась служба безопасности, но оставила в покое».

 

Инспектор Фриссон

Фриссон ехал домой, довольный своей встречей с Брюлоном. Сведения, которые он получил от него, помогут ему в разговоре со Штарком завтра.

 

Флеминг

Утром Флеминг встал рано, быстро умылся, побрился и спустился вниз.

— Доброе утро, господин Флеминг, — приветствовал его портье.

— Доброе утро. Погода сегодня будет хорошая?

— Безусловно, — уверенно сказал портье.

— Надеюсь! — улыбнулся Флеминг. — Я бы не хотел промокнуть.

— Сегодня отличный день для прогулки.

Флеминг зашел в ресторан позавтракать. Было восемь утра. Через полчаса он был в метро, петлял по переходам, затем вышел наверх и поехал на автобусе.

В девять часов пятнадцать минут он был на набережной. Там постоял, рассматривая баржи с бочками вина, которые выгружали и переправляли в винные погреба. Поодаль он заметил человека в соломенной шляпе с желтой тростью в руках. Человек перешел на другую сторону набережной и вошел в парк. Народу было немного; слежки за человеком в шляпе не было.

Не торопясь Флеминг прошел вдоль решетки Ботанического сада и вошел в сад через другой вход. Он разыскал ротонду и там увидел человека в шляпе.

— Сегодня около полудня должны выехать с архивом, — сказал тот тихо, но внятно. — Жак дежурит около дома в своем такси. Вы с Вальтером будьте у Старой площади. Проверьте связь между машинами. Жак поедет первым за немцами. Он будет называть улицы, по которым едет, а вы соответственно ориентироваться. Когда будет ясно, что немцы выезжают из города, Жак передаст слежку вам, а сам вернется домой. После этого инициатива в ваших руках. Выполнив задание, возвращайтесь сюда, кончайте свои дела и выезжайте в Женеву. Там вас будут ждать. Желаю успеха.

Флеминг обошел вокруг ротонды и направился к выходу из парка. Затем еще побродил по боковым улицам и, наконец, вышел к бульвару Сан-Мишель, где сел в метро.

Около десяти утра Флеминг позвонил Вальтеру, и они договорились встретиться через час.

 

Инспектор Фриссон

Инспектор Фриссон начал рабочий день в восемь утра. Он наметил план действий в отношении Клуд-Штарка и вызвал Шарона.

— Зайди к нашим «колдунам». Если будет что-нибудь интересное в отношении Клуд-Штарка, позвони. Пришли Тиссе.

— Доброе утро, Тиссе! Садись! Вот тебе задание. Ты сейчас пойдешь в контору Клуд-Штарка. Секретарше скажи, что ты из полиции и должен поговорить с хозяином. На все ее вопросы ничего не отвечай. Тебя поведут к Клуд-Штарку. Тут ты должен сыграть на его нервах. Если он спокоен, будь более развязным, если нервничает, сбавь тон. Ты сейчас поймешь, в чем дело. Ты ему скажешь, что пришел к нему от меня. Когда он спросит, не в отношении ли пропажи его машины, ты многозначительно пожмешь плечами, но ничего не ответишь. Если он будет молчать, скажи немного погодя, что может быть, и по этому, а может быть, по другому поводу. Дай ему понять, что ты знаешь, но рассказывать не хочешь, а передаешь просьбу инспектора прибыть к нему в префектуру к часу дня для личной беседы. Тут — в зависимости от его реакции — ты нажми на него, намекни, что может быть, дело связано с убийствами, может быть, это связано с военным временем — всякое болтали. В общем, нагони страху. Ясно?

— Понятно. Сейчас идти?

— Да. Иди сразу же. Пришли мне Прудона. Стой! Когда кончишь со Штарком, не уходи далеко, а веди наблюдение за ним вместе с Прудоном. Забери его с собой.

Вскоре после ухода подчиненных Фриссону позвонили по телефону:

— Мы задержали рецидивиста Тремуана. Среди воров он имеет кличку «Люпэн» и был в вашем городе с 19 по 21 сего месяца. Мы его сняли с поезда вчера поздно вечером. У него нашли десять тысяч долларов и пистолет типа «вальтер», из которого недавно стреляли. Пока он все отрицает. Думаю, что он тот, кто вам нужен.

— Похоже, что вы поймали убийцу. Можете ли вы переправить его сюда?

— Я полагаю, что к вечеру он будет у вас.

— Отлично. Очень вам благодарен.

— До свидания.

Фриссон от удовольствия потер руки. Он предвидел быстрое развитие дела.

Опять зазвонил телефон. На часах 9.15.

— Шарон докладывает.

— Давай.

— Господин инспектор, Штарк чем-го сильно взволнован. Куда-то срочно отправил нарочного с письмом.

— Интересно! — сказал Фриссон. — Он волнуется. Сейчас ему будет еще хуже!

Не успел Фриссон положить трубку, как позвонил шеф.

— Что же вы мне не докладываете о деле валютчиков? Зайдите.

По дороге Фриссон усердно думал, что рассказать шефу. Ведь он может воспротивиться мероприятиям инспектора в отношении Штарка тем более, если узнает о причастности того к нацистам во время оккупации.

— Господин комиссар! Арестован некий Тремуан по кличке «Люпэн», подозреваемый как соучастник в убийстве Карпо и Масси. Для досье я сегодня допрошу господина Клуд-Штарка о краже его автомобиля. К вечеру сюда доставят Тремуана. Я думаю, что его сообщника мы скоро найдем и можно будет передать дело следствию.

— Гм... Все идет нормально?

— Да, господин комиссар.

— Прекрасно! Завтра доложите мне о результатах допроса Тремуана.

— Слушаюсь.

Фриссон ушел довольный. Когда он вернулся к себе, его секретарь доложил о новом звонке Шарона.

 

Клуд-Штарк

Тиссе вошел в приемную господина Клуд-Штарка, где его встретила молодая барышня с пышными волосами цвета соломы. Личико ее было довольно красивым, но, видимо, она была избалованной и капризной.

— Мне бы к вашему хозяину, — робко сказал Тиссе.

Барышня осмотрела его с ног до головы. Одет он был в несколько потрепанный штатский костюм.

— Шеф очень занят, — ответила она.

— Видите ли, мадемуазель, я, собственно говоря, не от себя, а от господина инспектора Фриссона.

— От кого? — глаза барышни удивленно расширились.

— От господина инспектора, из префектуры.

— А-а... — сказала барышня облегчённо. — Это насчет кражи его автомобиля?

— Мне об этом не говорили, — ответил Тиссе.

— Сейчас у господина Клуд-Штарка клиент. Он вас, наверное, примет, когда тот уйдет. Посидите.

Тиссе сел. Под столом были видны изящные ножки секретарши. Он решил с ней пофлиртовать.

— У вас, мадемуазель, очень красивые ножки, прямо как на рекламе нейлоновых чулок.

Голос Тиссе был робким и почтительным. Барышня не знала, обидеться или нет.

— Да, говорят.

— Как редко приходится иметь дело с такой красивой женщиной, как вы, — с сожалением продолжал он.

— Ну что вы! — кокетливо улыбнулась секретарша. — Красивых женщин много.

— Да! Вы правы, — вздохнул Тиссе, — только не среди проституток.

— Что вы хотите этим сказать? — возмутилась она.

— Вы меня извините, мадемуазель! Я о вас и не думал. Я хотел лишь сказать, что по долгу службы мне приходится больше сталкиваться с девицами легкого поведения, а не такими порядочными, как вы.

Секретарша осталась недовольна и демонстративно переложила телефонную книжку с одного края стола на другой. Потом открыла ящик стола и достала из него толстую тетрадь, которую старательно перелистала.

Тиссе откашлялся. Она не обратила на него внимания.

— Как-то раз, — начал он, — забирали мы этих девушек с бульваров. Очень много забрали. Одна из них была очень красивой, изящной. Она кричала, что она дочь депутата, что никакая она не проститутка и так далее. Ну мы-то знаем этих девчонок. Она так кричала, что шеф сказал надзирательнице взять ее к себе и успокоить. Надзирательница была сердобольной. Через час приехал важный такой господин и забрал девушку. А матрона нам потом рассказала, что она повела девушку к себе и почувствовала, что та очень легко одета. Действительно, на ней были только блузка, юбка да туфли. А по разговору казалась образованной. «Ну что же ты шумишь? — сказала ей Сюзанна, это так зовут матрону. — Ты самая что ни на есть проститутка голая! Хорошие девицы из порядочной семьи так не одеваются».

Та в слезы. Сюзанна ее приласкала, и в конце концов девица рассказала ей, что она поспорила с подругами и пошла на бульвар, где должна была заработать тридцать пять тысяч за вечер. Вот до чего эти взбалмошные девчонки додумались!

Секретарша, вначале не обратившая как будто внимания на рассказ Тиссе, теперь слушала его с раскрытым ртом.

— Что дальше было? — шепотом проговорила она.

Тиссе посмотрел на нее так, что она покраснела и потупила глаза.

— Она рассказала Сюзанне, что имела девять клиентов, и Сюзанна подумала, что девушка была больше обижена на то, что не выиграла пари, чем на то, что ее забрали в полицию.

— Она много заработала? — глаза секретарши блестели.

— Сюзанна потом нашла тридцать тысяч на полу, где девушка сидела.

— И что дальше было с ней?

— Я прочел в газетах около месяца спустя, что она вышла замуж за богатого.

— Неужели она получила столько денег?

Однако любопытство девицы не было удовлетворено. Открылась дверь кабинета шефа, откуда вышли два человека. Хозяин вопросительно посмотрел на Тиссе, вставшего со стула, как только мужчины вошли в приемную.

— Этот господин из префектуры, — доложила секретарша.

Лицо Клуд-Штарка побледнело, но он овладел собой.

— Заходите, — промолвил он, — садитесь.

Тиссе сел на край стула, держа шляпу обеими руками.

Хозяин сел на свое место.

— Это... вы насчет моей автомашины?

— Не знаю, господин Клуд-Штарк. Господин инспектор Фриссон послал меня к вам, чтобы пригласить зайти к нему в префектуру в час дня... сегодня я имею в виду.

— Передайте инспектору, что я буду у него... Но вы не можете сказать, что его интересует?

При этом Штарк вынул из ящика стола плоскую коробку, положил на стол и открыл ее. Внутри была пачка банковских билетов.

Тиссе перевел взгляд на коробку и на руку Штарка, перебиравшую пальцами хрустящие бумажки. «Сейчас предложит взятку», — подумал он.

— Мне не положено знать, — сказал он вслух безразличным тоном. — Сами понимаете: служба, сохранение тайны и прочее и прочее.

Клуд-Штарк вытащил одну бумажку. Руки его дрожали. На лбу выступили капельки пота.

Тиссе продолжал смотреть на коробку с деньгами.

— Но бывают разные разговоры, господин Клуд-Штарк. Сами понимаете. Служба наша тяжелая, людям тягостно от человеческой мерзости, нам нужно облегчить свою душу, потому что даже у полицейского есть душа, и когда он болтает, а в особенности, когда он разбалтывает секреты, ему становится легче.

Тиссе перевел дух.

— Сами понимаете, шеф говорит своему секретарю, тот рассказывает другому, другой — третьему и так далее, но я не слушаю этих разговоров, сами понимаете, господин Клуд-Штарк.

Пальцы шефа вытащили еще одну бумажку. Рука дрожала сильнее. Тиссе решил, что он напугал его достаточно. Он встал и тем же тоном сказал:

— Так я смогу доложить господину инспектору Фриссону, что вы обязательно будете у него в префектуре в час дня?

— Да, да.

Клуд-Штарк робко передвинул бумажки ближе к Тиссе.

— Нам, господин Клуд-Штарк, запрещено разглашать тайны следствия и брать взятки. Разрешите вам пожелать доброго утра.

Тиссе еще раз поглядел на деньги, тяжело вздохнул, повернулся и вышел. Он подмигнул секретарше и, улыбаясь, похлопал ее по плечу.

— Вас эта девушка-любительница очень заинтересовала?

Глаза секретарши блестели.

— Не вздумайте сами попробовать заработать тридцать тысяч на тротуарах, — злобно проговорил Тиссе.

Он тихо закрыл дверь и спустился на улицу.

 

Фриссон

Звонок телефона прервал мысли Фриссона.

— Докладывает Шарон.

— Давай, давай!

— Мне передали, что в девять сорок семь Клуд-Штарк позвонил по телефону и сказал, что у него были. Вызывают в префектуру в час дня. Ему, видимо, ответили, чтобы он не нервничал. Он сказал: «Я не нервничаю». И потом ему сказали: «Встретимся в обычном месте в двенадцать тридцать».

Фриссон подумал секунду. Затем сказал Шарону:

— Нельзя ли выяснить, с кем разговаривал Клуд-Штарк?

— Есть, господин инспектор, — отозвался Шарон.

Фриссон повесил трубку. Через десять минут Шарон сообщил ему, что Штарк разговаривал с сотрудником дипломатического представительства ФРГ. Фамилия его фон Нейман.

Фриссон задумался. «Немец. Штарк тоже немец. Два зайца, которые спрятались в доме, где Штарк имел свою контору, тоже могли быть немцами. Заказчик курил вонючие немецкие сигареты. Зачем немцы интересовались документами долговязого? Вот загадка».

Он поднял трубку телефона и набрал номер.

— Говорит Фриссон. Как там с этими коробочками, что я передал вам сегодня?

— Очень торопитесь, дорогой Фриссон! — ответил ему веселый голос.

— Дело спешное.

— Знаю, знаю. Все дела спешные. Пока что могу сказать следующее. Они обе представляют собой приемники, настроенные на ультракороткую волну. Сделаны они из самых разнообразных деталей, есть наши, есть немецкие, американские, английские и даже японские — транзисторы, например. На мой взгляд, я сужу по монтажу, они изготовлены немцами. Очень чистенько и аккуратно, типичная немецкая работа.

— Точнее нельзя установить?

— Можно, но это займет много времени. Придется взять на пробу олово, провода и другой монтажный материал и анализировать их на примеси. Немецкое олово, латунь, пластмассы отличаются от других. Но дать исчерпывающий ответ я смогу только через несколько дней. Придется пойти в лабораторию политехнического института. У них там имеется нужная аппаратура.

— А пока что, говоришь, немцы делали?

— Характер монтажа напоминает немецкий. Большего я ничего не скажу.

— Ладно, пока и этого хватит. Спасибо, дружок.

«Так, так... Немцы, — думал Фриссон. — Немцы тут, немцы там, прямо как будто во время войны. Постой! А что если эти немцы из недобитых нацистов?»

Фриссон подумал еще и снова позвонил по телефону:

— Фриссон тебя беспокоит.

— Хорошо, если бы только ты, — услышал он ворчание собеседника.

— Что, работать не дают? — весело спросил он.

— Как и тебе! Шефы у нас разные, но ведут себя как близнецы. Что тебя так волнует, что ты вдруг обо мне вспомнил?

— У тебя нет сведений о фон Неймане?

— Вон ты куда забрался... Слушай, друже, советую, не трогай эту кучу!

— Почему?

— Ты не понимаешь или тебе надо по буквам все разложить?

— А что особенного в этом боше?

— Вот голова! Что стол... Слушай, — собеседник помолчал секунду. — Этот интересующий тебя тип имеет сильных покровителей. Понимаешь, сильных! Не лезь! — собеседник повесил трубку.

Фриссон посмотрел на немой телефон и тоже со вздохом положил трубку.

— Сильные покровители! — Он разозлился. — Я им покажу сильных покровителей! — и стукнул кулаком по столу.

Вбежал секретарь.

— Вы меня звали?

Фриссон сперва не понял, в чем дело.

— А! Это я про себя думал, — сказал он наконец.

— Мне показалось, что вы стукнули по столу, — заметил секретарь.

— Да! У меня были такие думы, — Фриссон улыбнулся.

Секретарь улыбнулся ему в ответ. «Шеф наскочил на подводный камень», — подумал он, уходя.

А Фриссон продолжал горячиться: «Нацисты. Сильные покровители! Грабители, убийцы... Я им покажу сильных покровителей!»

Немного успокоившись, он начал рассуждать: при чем, собственно говоря, тут немцы? Да еще с сильными покровителями? Он понял друга из политического отдела. Фон Нейман из числа недобитых. А у них должны быть хорошие защитники. А почему они заинтересовались документами долговязого, человека с долларами, если этот долговязый американец? При чем тут его документы? Может быть, он тоже немец? Нет. Это не похоже. Постой! Ведь Карпо сказал, что заказчику было важно не повредить долговязого. Значит, он им был нужен. А документы — для проверки. Фриссон повторил про себя последнюю мысль. Для какой проверки? Адреса? Может быть! А что если им нужны были документы, чтобы заставить долговязого прийти к ним, связаться с ними?

Фриссон и так и этак крутил свои догадки и факты. Ничего не получалось.

Зазвонил телефон.

— Докладывает Шарон. Я узнал об одном разговоре, который может быть нам полезен. Клотильда, секретарша Клуд-Штарка, говорила со своей подружкой Люсиль. Так, женские разговоры, но есть одно обстоятельство... Она жаловалась подружке на хозяина, сообщила, что думает уйти от него. «Вчера после обеда, — говорила она, — здесь был бедлам: звонки, какие-то непонятные клиенты, которых хозяин повел в погреба. Они там, видно, остались, потому что он вернулся один. Порядочная девушка не может связываться с таким человеком. Не правда ли? Ты знаешь, что мне рассказал полицейский, когда он ждал приема у шефа? Он говорит, чго девушки на бульваре зарабатывают по тридцать тысяч за вечер. Как тебе это нравится?»

Фриссон улыбнулся. Озорник этот Тиссе!

— Вот и все, — сказал Шарон. Фриссон подумал немного.

— Отлично, — сказал он. — Иди сюда. Наш кролик скоро будет здесь.

Он потер руки: «Я тебе покажу, Клуд-Штарк!»

— А где же Тиссе? Что он не звонит? Легран! — позвал он секретаря.

— Да, господин инспектор.

— Звонил Тиссе?

— Да, он просил передать, что Штарк очень волнуется и даже пытался подсунуть ему взятку.

— Хорошо. В следующий раз не забывай, сразу докладывай мне.

— Слушаюсь, господин инспектор.

 

Флеминг

Было около двенадцати. Флеминг сидел в своей машине, а Вальтер на другой стороне площади — в своей. Документы были проверены, по ним, в случае необходимости, можно выехать из страны. Такси Жака они видели, радиосвязь проверили.

— Марш! Машину ведет Шредер, — заговорил маленький динамик.

Через три минуты Флеминг увидел такси. Он пристроился ему в хвост. За ним ехал Вальтер.

Жак не торопился.

Двенадцать часов десять минут. Позади осталась площадь с обелиском. Жак переехал мост и направился по бульвару.

— Марш! «Мерседес», — прозвучало в динамике.

Флеминг объехал такси и увидел впереди, метрах в тридцати, темно-синий «мерседес» с номером ЕВ 75321.

Часто останавливаясь на перекрестках, кортеж добрался до конца бульвара Сан-Мишель, повернул направо, затем налево и проехал мимо Пантеона. Здесь Жак обогнал Флеминга и пристроился к «мерседесу». У церкви Сент-Этьенн-дю-Мон головная машина круто развернулась, подъехала к тротуару, подобрала пассажира и поспешила дальше. Тут произошло некоторое замешательство. Флеминг, увидев маневр, тоже повернул налево, но, чтобы не вызвать подозрения у водителя «мерседеса», объехал церковь и снова выехал на улицу Клови. За ним последовал Вальтер. С Жаком случилось непредвиденное.

 

Тиссе

Тиссе и Прудон устроились на своих наблюдательных пунктах и принялись ждать. В двенадцать часов из парадной двери вышел Клуд-Штарк. Он оглянулся и быстро направился в сторону реки. Дойдя до бульвара, он пошел направо, а затем снова повернул направо и шел уже обратно вдоль винных погребов. У перекрестка он постоял немного, посмотрел на часы и неторопливо пошел по улице Кардинала. Здесь его увидел Тиссе. Прудон дал своему напарнику вести слежку, а сам пошел сзади. Он посмотрел на часы. Было 12.20. Штарк повернул в первую боковую улицу. Тиссе последовал за ним по другой стороне улицы.

Дойдя до церкви Сент-Этьенн-дю-Мон, Штарк остановился у края тротуара. Тиссе устроился за углом и наблюдал за своим «кроликом». Прудон болтался на углу улицы Кардинала. Через пять минут Тиссе увидел, как «мерседес» совершил запрещенный разворот на улице, подъехал к Штарку. Штарк сел в машину, и «мерседес» тут же помчался дальше.

Тиссе подбежал к церкви и увидел медленно разворачивающееся такси. Тиссе открыл дверь и влез в него.

— Эй! Ты что лезешь в машину? — крикнул Жак. — Не видишь, что занято?

Тиссе показал шоферу свое удостоверение.

— Следуйте за тем «мерседесом».

Жаку как раз это и нужно было. Он развернул машину и быстро двинулся вслед за «мерседесом». Он увидел в зеркало, как Флеминг выехал из-за церкви. Впереди «мерседес» задержался у перекрестка, и Жак успел подойти ближе к нему. «Мерседес» повернул направо по бульвару Сан-Мишель к реке, переехал мост и, покрутившись вокруг префектуры, направился к собору. Водитель и Штарк вошли в собор.

Жак остановил машину. Тиссе вылез.

— Ну как? — обратился Жак к полицейскому агенту. — Я тебе больше не нужен?

— Нет.

— А кто будет платить по счетчику?

— Префектура.

— Жди полгода, пока они тебе заплатят. Знаю я эту префектуру.

Тиссе ушел.

Мимо проехала машина Вальтера. Жак по радио передал ему:

— Меня захватил полицейский; тоже гонится за «мерседесом». Придется вам действовать самим. Машина стоит около собора. Желаю успеха.

Флеминг услышал голос Жака из своего динамика. «Полиция ввязалась в дело! Это осложняет задачу».

Тиссе подошел к «мерседесу». Рядом стоял постовой полицейский.

— Это незаконное место для остановки! — сказал Тиссе, показывая постовому свое удостоверение. — Постарайтесь задержать машину, пока я не вернусь! Я должен позвонить и получить указания.

— Будет сделано! — ответил полицейский.

Тиссе побежал к телефонной будке. Он позвонил Фриссону:

— Докладывает Тиссе. Кто-то на машине «мерседес» ЕВ 75321 подобрал Клуд-Штарка. Они сейчас в соборе. Постовому я сказал, чтобы он задержал машину, пока я не вернусь. Что делать? Идти за Клудом или выяснить, куда пойдет машина?

Фриссон подумал, затем сказал:

— Если Клуд-Штарк направится сюда пешком — ведь это рядом, — бросьте его и проследите за машиной. Если он снова сядет в машину, — поезжайте за ней. Так или иначе — за ней!

— Есть!

Тиссе пошел обратно к «мерседесу». Он увидел, что полицейский разговаривает с каким-то человеком.

— Почему вы поставили свою машину здесь? — спросил полицейский.

— Я сейчас уеду, — ответил человек.

— Ваши документы.

— Пожалуйста! У меня дипломатический паспорт.

Постовой взял документ и записал в свой блокнот номер и фамилию.

~ Господин фон Нейман, вы должны знать, что здесь нельзя оставлять машину! — заметил он.

— Но я оставил ее всего на две минуты.

— Прошло десять минут, как я ее заметил, —возразил полицейский. В этот момент он увидел Тиссе.

— Поезжайте! — сказал постовой. — Будьте любезны впредь не нарушать наши правила!

 

Флеминг

Тем временем Флеминг и Вальтер маневрировали по острову, стараясь не останавливаться и одновременно не терять из виду «мерседес».

Вальтер первый заметил, как машина двинулась от собора.

«Мерседес» двинулся на запад, а затем выехал на шоссе, идущее на юг.

 

Фриссон и Клуд-Штарк

Из собора Клуд-Штарк направился к Фриссону.

— Пришел господин Клуд-Штарк, — сказал секретарь.

— Просите.

— Здравствуйте. Садитесь, — сказал Фриссон.

Посетитель грузно сел на стул. Он был бледен и дышал тяжело.

— Вы больны? — спросил Фриссон, пристально рассматривая его.

Штарк не ответил, глаза его закатились, и он медленно сполз со стула.

— Легран, — крикнул инспектор секретарю, — позови врача, немедленно!

Пока ждали врача, Фриссон расстегнул Штарку ворот рубашки и жилет, положил его на спину, а под голову подушку. Дыхание Штарка стало хриплым и сдавленным. Он судорожно двигал руками и ногами. Пульс был учащенным, неровным.

— Легран, помогите мне.

Секретарь увидел Штарка, ахнул и подбежал к Фриссону, чтобы помочь положить больного на диван. Вошел врач.

— Отравление, — заключил он, осмотрев больного.

Штарку сделали укол.

— Вам придется уступить нам свой кабинет, — сказал врач Фриссону, — он очень слаб. Переносить его нельзя.

Не ожидая ответа Фриссона, врач взял телефонную трубку и набрал номер.

— Принесите в кабинет инспектора два таза, большой кувшин горячей воды, аппарат для промывания желудка, клизмы. Быстрее... Как только можно будет, — сказал он Фриссону, — я перевезу его в лазарет. А пока найдите себе другое помещение. Работать вам здесь не удастся.

— Ладно! Только он мне нужен живой. Как вы думаете, большая опасность? — спросил Фриссон.

— Сейчас его состояние тяжелое. Удастся или нет спасти его, не известно. Я еще не знаю, чем он отравлен, — доктор отвернулся и взял руку Штарка. — На камфару реагирует, но обещать ничего не могу. Сделаем все.

Фриссон забрал свои дела и перешел в комнату секретаря. Вошли санитары с тазами, аппаратами и клизмами. Инспектора передернуло. Он закрыл дверь. Не успел сесть, как раздался телефонный звонок.

— Что там у вас случилось?

Звонил шеф.

— Спасаем жизнь господина Клуд-Штарка, — лаконично ответил Фриссон.

— Что?! — удивился шеф.

— Он у меня внезапно заболел. Доктор обеспокоен. Штарку промывают желудок.

— Зачем?

— Доктор подозревает отравление!

— Как это случилось?

— Не знаю. Прудон, который вел слежку, говорит, что его походка была нормальной, пока он шел от своей конторы до церкви на площади. Там его подобрала машина марки «мерседес», номера Прудон не смог разглядеть. Тиссе ехал за ним на такси от церкви до собора. Штарк и еще один человек вошли в собор, пробыли там минут десять, и затем Штарк направился сюда ко мне; он пришел ровно в час. Тиссе поехал вслед за «мерседесом».

— Какой номер машины?

— Тиссе не сообщил, — соврал Фриссон. — С тех пор, как он позвонил мне, я не имею от него сведений.

— Держите меня в курсе дела. Какое безобразие! Отравить человека на пороге префектуры. Скандал!

Фриссон положил трубку.

«Скандал — это для шефа, — подумал он. — А у меня ускользает единственная нить».

— Прудон!

— Слушаюсь, господин инспектор.

— У тебя есть связи среди уголовного элемента?

— Кое-кого знаю.

— А ты знаешь, с кем сожительствовал Карпо?

— Я знал ту, что была у него раньше, — рыжую.

— Новую он не успел найти, — уверенно сказал Фриссон.

— Нынче это делается очень быстро, господин инспектор.

— Ладно. Иди и постарайся узнать, не интересовался ли кто четыре-пять дней тому назад, как можно найти Карпо? Если кто-нибудь интересовался, постарайся узнать все подробности.

Фриссон зашел в свой кабинет. Доктор ответил на вопрос инспектора:

— Пока что не знаю, чем он отравлен, жду результата анализов. Перемещать его еще нельзя — сердце слабое. Сейчас принесут кислород. Через час-два можно будет сказать, как пойдет дело.

Фриссон ушел. Он был расстроен. По всем уликам Штарк — важное звено преступления. Кто-то боялся, что он проболтается, и поспешил отравить.

Кто же? Фон Нейман? Мысли инспектора занялись этим немцем, фамилия которого начинала появляться все чаще.

Он вспомнил предупреждение приятеля: «У него сильные покровители. Не лезь!»

— Легран!

— Слушаюсь, господин инспектор!

— Узнай, кому принадлежит машина «мерседес» номер... Где же бумажка?

Фриссон не мог найти свою запись, которую он сделал после разговора с Тиссе.

— Тьфу! Куда-то из-за этой суматохи засунул! Ладно! Поезжай к церкви Сент-Этьенн-дю-Мон и узнай у постового, записал ли он номер «мерседеса», который сделал там поворот около 12.30, нарушив правила уличного движения.

— Слушаюсь!

 

Фриссон и фон Нейман

Задребезжал телефонный звонок.

— Легран докладывает.

— Узнал?

— Да! Номер ЕВ 75321.

Фриссон позвонил в отдел регистрации автомобилей. Оттуда ему дали справку.

— Машина марки «мерседес», номер ЕВ 75321 принадлежит Эгмонту фон Нейману из германского представительства.

— Черт! Опять фон Нейман! — выругался инспектор. Он перелистал телефонный справочник и нашел адрес фон Неймана.

Фриссон направился туда на метро. Подходя к дому, где жил фон Нейман, он увидел у подъезда машину «мерседес» с номером ЕВ 75321.

«Что за шутки?» — подумал он.

Инспектор подошел к машине и заглянул вовнутрь. Ничего особенного, если не считать богатой отделки: настоящая кожа на сиденьях, много хромированных ручек.

Он услышал шаги и повернулся. К нему приближался человек в форме шофера.

— Что вам угодно? — спросил подошедший.

— А вы кто будете? — в ответ спросил Фриссон официальным тоном.

— Я шофер германского представительства. А вы кто?

— Я инспектор Фриссон из префектуры. Чья это машина?

— Германского представительства.

— А кому лично принадлежит?

— Никому.

— Неверно. Она зарегистрирована на имя господина фон Неймана.

— Может быть, господин инспектор, но она принадлежит представительству. На ней приехал сотрудник представительства.

— Как его фамилия?

— Я не уполномочен вам отвечать. Он имеет дипломатический паспорт. Прошу вас, господин инспектор, обратиться через официальные каналы.

Шофер влез в машину, завел ее и уехал.

— Эти немцы!.. — выругался Фриссон.

Он посмотрел на часы: четыре. Пора обратно. Может быть, привели Штарка в чувство.

Он вспомнил сообщение Тиссе о том, что постовой у собора помогал ему задержать «мерседес». Он разыскал постового.

— Кому принадлежала машина, которую вы задержали по приказу моего бригадира? — спросил он.

— Господину фон Нейману, сотруднику германского представительства.

— А ее номер?

— ЕВ 75321.

— Спасибо.

Фриссон в раздумье направился в префектуру.

Он был уверен, что машина, за которой поехал Тиссе, находится в пути и не могла быть той, которую он только что видел своими глазами.

«Черт возьми! Две машины — близнецы!» — подумал он.

Зазвонил телефон.

— Фриссон слушает.

Раздался слабый голос Тиссе.

— Ты где?

— Я в Мелоне.

— Что ты там делаешь?

— Я гонялся за машиной.

— Какой?

— «Мерседес-бенц», номер ЕВ 75321.

— Где она?

— Я ее потерял около Мелона!

— Давно?

— Минут двадцать назад.

— Ты уверен, что номер машины ЕВ 75321?

— Не сомневаюсь, господин инспектор.

— И человек, который подвез Клуд-Штарка к собору, сейчас в этой машине?

— Безусловно!

— Так, так... Иди в местную жандармерию и договорись о розыске машины. Скажи, что мы подозреваем водителя в покушении на убийство. Он отравил Клуд-Штарка. Выживет или нет, не известно.

Тиссе от удивления свистнул.

— Сейчас налажу поиски здесь.

— Иди, не теряй времени!

Полицейская облава началась! Чеоез полчаса все жандармские отделения вокруг Мелона на расстоянии до пятидесяти километров были оповещены.

 

Флеминг

Когда «мерседес» выехал из города и направился по шоссе на юг, Флеминг увидел такси, на котором ехал Тиссе. Он решил «поджать» такси поближе к Шредеру и стал обгонять его. Как он и ожидал, такси прибавило скорость и приблизилось к «мерседесу». После этого Флеминг пристроился в хвост такси. Скоро стало ясно, что Шредер заметил погоню. Он стал уходить от преследователей. Тогда Флеминг обогнал такси, и Шредер еще больше прибавил скорость. Дорога поднималась в гору, и маленькому такси пришлось отстать. Теперь за Шредером шли Флеминг и Вальтер.

За вершиной дорога свернула вправо, а через двести метров отходил от нее, тоже вправо, узкий проселок. Шредер свернул на него.

Флеминг вызвал Вальтера по радио.

— Остановись у проселка и постарайся направить такси по шоссе дальше. Я поеду за Шредером. Как только избавишься от такси, следуй за мной.

— Есть! — ответил Вальтер.

Вальтер остановил машину у въезда на проселок и вышел. Он копался в моторе, когда подъехал Тиссе. Машины Шредера и Флеминга уже скрылись из виду.

Такси остановилось. Тиссе высунул голову.

— Вы видели, куда поехал «мерседес»? — спросил он у Вальтера.

— «Мерседес»?

— Да, да! — нетерпелив© крикнул Тиссе.

— Вон туда, направо. — Вальтер показал на шоссе.

Тиссе посмотрел в сторону проселка, потом на шоссе, махнул рукой и поехал, куда ему показал Вальтер.

Когда такси скрылось за поворотом, Вальтер направил свою машину следом за Флемингом.

 

Шредер

«Мерседес» подкидывало на ухабах и рытвинах. Шредер торопился уйти от такси. Он был напуган. Его разговор с фон Нейманом утром не выходил из памяти. Главарь зашел слишком далеко. Попытка ограбления Флеминга была ему понятна. Это было его, Шредера, предложение. Но потом... Убивать нанятых бандитов, чтобы избавиться от улик, это уж слишком.

Он вспомнил о фляге с коньяком, которую дал ему фон Нейман, чтобы угостить Штарка перед встречей с инспектором. Почему фон Нейман сказал ему «самому не пить»? Только для того, чтобы не опьянеть за рулем?

Шредер воспользовался прямым участком проселка и отвернул крышку фляги. Он понюхал, а затем осторожно поднес ее к губам и дал капле попасть на язык. Он почувствовал легкую горечь и жжение.

«Отравлено! — с ужасом подумал он. —Теперь меня будут ловить как убийцу Штарка. Боже мой! Наверное, уже знают, что я его отравил. В такси полиция! Скорее, скорее!»

Он нажал на акселератор. «Мерседес» послушно рванулся вперед. На повороте машину занесло, но, к счастью, кювета не было и, помяв придорожные кусты, она снова попала на твердый грунт.

— Проклятая дорога! — выругался Шредер. — Крутится, как змея! Куда она меня выведет?

Он выбрал дорогу наугад, стараясь скрыться от преследования. Развернул одной рукой карту, но не мог найти место, где находится. Пришлось остановить машину. Только теперь разобрался в сети дорог и нашел, по какой едет. Он увидел, что ему придется проехать еще километров тридцать, прежде чем выедет на шоссе.

В голове шумело. Шредер с ужасом подумал, что отравился коньяком. Он выбросил флягу.

Где-то позади послышался звук мотора.

«Погоня!» — Включил скорость и погнал машину вперед.

Мысли путались. «Скорее! Скорее!.. Тише! Разобьешь себя и машину! Осторожно! Будь он проклят, этот фон Нейман! Мало ему самому убивать людей, он заставляет и меня совать свою голову в петлю. Скорее! Скорее! Гонятся!»

Шредер судорожно держался за руль, поворачивал его резко. На каждом повороте его заносило. Он ломал кусты. Правое крыло было смято. Он слышал, как оно терлось о шину.

Некогда! Скорее!

Дорога расширилась. По сторонам были вырыты кюветы. Кусты отодвинулись. Но по-прежнему дорога петляла между полями.

Проклятая дорога! Шредер взглянул в зеркало. За ним мчалась другая машина. Такси исчезло. Что за машина? Кто в ней? Может быть, случайный проезжий?

Голова как будто прояснилась. Шредер подумал, что он от капли коньяка не мог отравиться, но был уверен, что Штарк отравлен. Жив ли он? Вдруг пришла мысль: может быть, он жив и уже рассказал полиции о Шредере? Может быть, в этой машине полиция?

Он посмотрел в зеркало. Машина нагоняет его. О ужас! За ней еще одна! В панике он нажал на акселератор. Машина, как взбесившийся конь, рванулась вперед. На следующем повороте ее занесло. Шредер затормозил. Задние колеса угодили в кювет.

Шредер дал задний ход. Он бешено крутил баранку. Машина залезла передним колесом в кювет и сильно накренилась. Он включил первую скорость и попытался вывести ее на дорогу. Она ползла вперед, но выбраться не могла.

Шредер переключал скорости, менял направления. Все напрасно!

За поворотом показалась машина. Она встала рядом. Шредер с ужасом посмотрел на водителя. Флеминг! Он полез в ящик за револьвером.

 

Флеминг

Флеминг открыл дверцу «мерседеса» и сильным ударом выбил револьвер из руки немца.

— Вылезай! — крикнул он по-немецки.

Шредер тупо уставился на Флеминга. Тот схватил его за воротник пиджака, выволок из машины.

— Рассказывай, что вы тут наделали! — гаркнул Флеминг. — За тобою гонится полиция! Кретин безмозглый! Говори скорее!

Шредер схватился за ручку дверцы, чтобы не упасть.

— Вы... вы кто? —промямлил он.

— Главный!

— Я так и знал, — прошептал Шредер.

— Брось лепетать! Говори! — Флеминг занес руку для удара. Шредер съежился в испуге.

— Это не я, господин шеф! Это не я! Я только делал, что мне приказывал фон Нейман. Я ему сказал о встрече с вами на пароходе. Это он натравил на вас бандитов, а потом убил их. Он заставил меня отравить Клуд-Штарка. Я даже не знал, что коньяк отравлен! Это все он!

— Вы оба хороши! Мерзавцы! Идиоты! Где чемоданы?

— Тут, господин шеф.

Флеминг повернулся к Вальтеру, который уже стоял рядом.

— Возьмите их, — приказал Флеминг.

Вальтер открыл дверцу «мерседеса» и извлек два небольших чемодана, поднял с пола револьвер. Флеминг взял его. Не снимая перчаток, извлек магазин и вынул патроны. Он бросил их на пол машины Шредера и кинул револьвер на заднее сиденье. Вальтер положил чемоданы в машину Флеминга.

— Что мне делать? — бормотал Шредер. В голове у него был сумбур. Он перестал мыслить и ощущал только страх, жуткий, мертвящий сердце страх.

— Сейчас мы вытащим тебя из кювета, — холодно сказал Флеминг. — Ты поедешь дальше по этой дороге до шоссе. Потом доедешь до ближайшего города. Там бросишь машину и поедешь поездом.

— Что мне сказать фон Нейману?

— Скажи, что передал чемоданы мне! Все! Садись!

Вальтер взял из багажника трос и отвел свою машину назад метров на сто. Вернувшись, он прикрепил трос к задней раме «мерседеса» и к переднему бамперу машины Флеминга. Сел за руль и включил задний ход. «Мерседес» выполз из кювета. Все это время Флеминг внимательно следил за немцем. Тот начал приходить в себя.

— Не забывай, Шредер, что тебя ищет полиция! Возможно, они уже устроили засады по дорогам. Бросай машину в первом же большом городе. Отправляйся!

Шредер включил мотор, и машина пошла вперед. Она быстро набрала скорость и скрылась за поворотом.

Вальтер подошел к Флемингу.

— Зачем ты его отпустил? — спросил он.

— Как же иначе? — спокойно возразил Флеминг. — Мы не можем задержать его, мы не полиция! Тем более мы не можем его арестовать и передать в руки властям. Пусть едет. Далеко он не уйдет. Ты слышал, что он мне рассказал?

— Да.

— Совсем свихнулись! Думают, что и сейчас могут безнаказанно убивать, отравлять, грабить, как при Гитлере!

— Почему он не оборонялся? — спросил Вальтер.

— Не успел, — ответил Флеминг. Напряженность спадала, и он почувствошал сильную усталость. — Я выбил револьвер из его руки, — продолжил он тихим голосом. — Поедем, а то полиция может нас нагнать... Да вот и она!

Подъехала крытая машина.

— Вы не видели «мерседес»? — спросил человек в форме.

— Как же! — ответил Флеминг. — Мы только что вытащили его из кювета. Вон, смотрите! — он показал на следы шин.

— Давно? — переспросил полицейский.

— Не больше пяти минут. А что? Вы его ловите?

Полицейский ничего не ответил. Он посмотрел на дорогу и убедился, что ему нельзя объехать стоявшие машины.

— Поезжайте вперед, — скомандовал он. — Сверните в сторону при первой возможности.

Флеминг и Вальтер сели в свои автомобили и поехали вперед. Скоро попался съезд в поле, и они дали проехать полицейскому автомобилю.

Вальтер вышел из машины и подошел к Флемингу.

— Ты знаешь, я подумал, что он полезет осматривать наши машины. В пот ударило.

Флеминг засмеялся.

— Полицейский торопился. Мы ничего не скрыли от него. Он знал, что Шредер не ушел далеко. Нам надо добраться до шоссе и возвратиться в город.

— Не будешь проверять чемоданы? — спросил Вальтер.

— Лучше убраться отсюда подальше, — ответил Флеминг.

— А если в них не то, что нужно? — настаивал Вальтер.

— Чудак, — улыбнулся Флеминг. — Допустим, что это так. Что мы можем сделать в этом случае?

Вальтер смущенно развел руками.

— Вот именно! — добавил Флеминг. — Ничего! Если ты перепутал и взял не те чемоданы...

— Других не было! Я посмотрел, — перебил его Вальтер.

— В багажнике смотрел? — спросил Флеминг.

— Нет, — коротко ответил смущенный Вальтер.

— Ладно, — успокоил его Флеминг. — Если они остались в машине, то попадут в руки полиции, и она их не вернет Шредеру или фон Нейману. В этом ты можешь быть уверен. Давай поедем. Мне хочется скорее отсюда выбраться.

 

Фриссон

Погоня за машиной «мерседес» номер ЕВ 75321 была налажена. Фриссон задумался над тем, как пополнить свои сведения о фон Неймане. Одно предупреждение он уже получил от приятеля. Вторыми были сведения постового, стоявшего у собора.

«С такими лицами действительно надо быть осторожным», — сокрушенно подумал он. Вместе с тем он не считал, что имеется достаточно улик, чтобы действовать смелее. Как опытный детектив, он знал, что немец замешан в убийстве Масси и Карпо. Но этого было мало!

Он вышел из префектуры и зашел в телефонную будку позвонить Брюлону. Послышались гудки. Наконец, на другом конце подняли трубку.

— Брюлон? Фриссон тебя беспокоит.

— Здравствуй! В чем дело?

— У тебя есть что-нибудь о фон Неймане по имени Эгмонт, работнике германского представительства?

— Посмотрю! Позвони минут через тридцать.

Когда Фриссон вернулся к себе, его кабинет был пуст.

— Больного увезли в лазарет, — сообщил секретарь. — Доктор просил передать, что опасность миновала и что, вероятно, утром можно будет поговорить с пациентом несколько минут.

— Мне не несколько минут, а несколько часов говорить с ним надо. Хорошо, что жив.

Вскоре Фриссону доложили о прибытии машины с рецидивистом. Он спустился во двор.

— Я привез вам Тремуана, — доложил человек в гражданской одежде.

— Инспектор Фриссон. Здравствуйте! Он знает, почему его задержали?

— Проверка личности и что его везут в префектуру, больше ничего не знает.

— Волновался?

— Нет.

— Так давайте поволнуем его. Вы сдайте его в карцер — вот сюда. По дороге сделайте удивленное лицо, спросите, кого он убил. Скажите, что мы здесь собираемся обвинить его в убийстве. Затем прошу вас зайти ко мне с его вещами. Я дам вам расписку и устрою на ночлег, если хотите переночевать.

— Да нет, спасибо, господин инспектор. Если бы приехал в четыре, я бы остался. Я успел бы чуть-чуть походить по городу, а сейчас? Нет, лучше поеду домой, к жене.

— Как хотите. Жду вас у себя. Долго не задержу.

В своем кабинете Фриссон позвонил эксперту по оружию.

— У меня тут три пули и пистолет, из которого недавно стреляли. Хотелось бы знать, этого ли пистолета пули. Можно?

— Пустяковое дело. Я зайду.

Эксперт зашел получить пистолет и пули.

Через час он вернулся.

— Пули не от этого пистолета.

— Что?

— Пули не от этого пистолета.

— Не может быть!

— Точно, Фриссон. Ошибка исключена. Этот «вальтер» дает очень характерные царапины на пуле от нарезки ствола.

— Задал ты мне загадку. Ладно. Дай мне официальное заключение.

Фриссон почесал затылок. «Пули от другого пистолета! Стрелял второй человек из машины «ситроен».

Он набрал номер жандармского отделения.

— Алло! Начальник?

— Да.

— Говорит инспектор Фриссон. Скажите, когда ваши агенты осматривали место убийства Карпо и Масси, они не нашли еще пуль поблизости?

— Нашли. Большей частью они расплюснуты, но две более или менее целые.

— Прошу срочно прислать их мне в префектуру. Буду вам очень признателен.

Скоро эксперту передали еще две пули. Он осмотрел их под сильной лупой.

— Одна пуля от этого револьвера, — наконец сказал он.

— Значит, мы имеем одну от этого «вальтера» и четыре от другого?

— Точно.

— Сколько было патронов в обойме?

— Семь. Полный комплект.

— Значит, снова зарядили. Ага! Понял! Кто-то перезарядил пистолеты, и Тремуан получил пистолет компаньона, а компаньон остался с пистолетом Тремуана. Благодарю. Дай мне заключение.

Фриссон поднял трубку телефона и набрал номер дактилоскописта.

— Фриссон. Зайди к нашим специалистам по баллистике, они рядом с тобой. Возьми у них пистолет «вальтер» и поищи, нет ли на обойме или на патронах каких-нибудь отпечатков. Я не очень надеюсь, но, может быть, ты там что-нибудь найдешь. Хорошо? Я потом пришлю дактилоскопическую карту человека, которого я подозреваю в том, что он стрелял из этого оружия. Сделаешь? Спасибо.

 

Брюлон и Фриссон

Фриссон снова пошел звонить Брюлону.

— Прости, что я задержался.

— Очень хорошо, что так вышло. Я только что кончил свои поиски.

— Нашел что-нибудь?

— Нашел, но все это неясное, расплывчатое. Какие-то намеки на террористическую организацию в одних письмах; в других — говорят о реваншизме; в третьих — о возрождении нацистской Германии и тому подобное, все в связи с фамилией фон Неймана. Тут же есть упоминания о Шредере, Фритше, Лемколе и других. Одни подозрения, никаких фактов. Можно сказать, что он нацист.

— Пожалуй, и этого хватит.

— Кстати, есть неплохая фотография фон Неймана.

— Вот хорошо. Сейчас приеду за ней.

На лестницу к Брюлону Фриссон не взбежал. Слишком высоко надо было подниматься, но времени зря не тратил, поэтому, когда Брюлон открыл дверь, он увидел перед собой тяжело дышащего гостя.

— Извини, старина, — промолвил Фриссон между вздохами. — Я не останусь у тебя долго. Сейчас события разворачиваются, как в кинобоевике.

— Зайди на минутку, отдышись. У меня как раз готов кофе. Выпей чашечку и тогда бегай себе хоть всю ночь.

Уговорить Фриссона было легко. Брюлон принес кофе и печенье.

— Вот спасибо!

Инспектор коротко рассказал Брюлону о событиях дня и о том, что еще предстоит сделать.

— Выходит, что этот фон Нейман — опасный человек! — заметил Брюлон.

— Понимаешь! Не могу отделаться от мысли, что все эти действия — дело рук «любителей», вернее, людей, привыкших оставаться безнаказанными. как немцы во время войны. Нанимать воров, рецидивистов! Ба! Глупее ничего не придумаешь. Карпо и Масси все рассказали. Завтра Тремуан все выболтает. Отравить человека, направляющегося в префектуру! Идиотство!

— Ты прав! Немцы, которые творили у Гитлера его грязные дела, иначе не действуют, но я думаю, что они скоро поймут, что могут быть наказаны и побегут, как напуганные зайцы. Предупредили ли пограничные посты?

— Частично. Но вернусь, попрошу отдать распоряжение по всей границе и портам.

— Вот фотография.

Фриссон взял в руки снимок размером 9 на 12.

— Это он в середине?

— Да! Откуда ты знаешь? — спросил Брюлон.

— Этого типа я видел сегодня в форме шофера. Он увел «мерседес» прямо из-под моего носа.

— Находчивый человек!

— Ерунда! Это я ненаходчивый. Испугался дипломатов. Большое спасибо за кофе и в особенности за фотографию. Побегу! Когда дело будет закончено, обязательно приду, расскажу.

 

Фриссон

Вернувшись в префектуру, Фриссон отдал снимок фотографам и попросил их срочно увеличить и размножить портрет фон Неймана. Затем он отдал распоряжение пограничным пунктам и портам о задержании беглеца.

Наконец он велел привести Тремуана. Надзиратель доставил в кабинет человека небольшого роста с густой шевелюрой, усиками в ниточку, тонкими губами и небольшим носом. Его черные глаза блестели у самой переносицы: с левой стороны лицо было изуродовано большим шрамом.

Фриссон показал на деревянный стул.

— Садись!

Тремуан сел.

Инспектор молча перебирал на столе бумаги. Среди них была увеличенная фотография фон Неймана. Он ее внимательно рассматривал.

— Вот что, — наконец заговорил он.

Тремуан не шевельнулся.

— Двадцать первого числа сего месяца ты сел в машину «ситроен». Правил машиной другой человек, который дал тебе пистолет «вальтер». Вы поехали по улице к вокзалу, где оба стреляли в Карпо и Масси и убили их. Затем вы бросили «ситроен», нашли такси и поехали на вокзал. Ты поехал в порт, твой спутник вернулся в город. После стрельбы ты перезарядил пистолеты, свой дал спутнику, а его оставил себе. Вчера тебя арестовали и привезли сюда. Верно я говорю?

Тремуан молчал.

— Молчишь, значит, так и было. Мы нашли твоего спутника. На! Посмотри на его фотографию. Его опознал шофер такси, который отвез вас на вокзал. Мы знаем, что девятнадцатого числа он тебя разыскал на бульваре и договорился с тобой.

Тремуан хмуро разглядывал дощатый пол кабинета.

— Молчишь? — голос Фриссона был спокойным. — Нам твое признание не нужно. Улик столько, что тебе все равно каюк. Твой спутник все расскажет на суде. Так что иди, спи спокойно, тебе больше не о чем волноваться. Песенка твоя спета!.. Отведите его в камеру!

 

Фриссон и шеф

Прошла неделя. Фриссон проявлял чудеса активности. Он допрашивал, опрашивал, беседовал. Перед ним прошли десятки свидетелей, многим он показывал фотографии, среди которых были фон Нейман, Шредер, Клуд-Штарк, Тремуан, Карпо, Масси. Исписывались сотни листов бумаги, папки толстели, множились экспонаты, улики. Наконец, Фриссон засел за подведение итогов. Он писал, исправлял, переписывал, добавлял, сокращал и снова переписывал. И вот, наконец, материалы подобраны; улики, вещественные доказательства сфотографированы крупным планом и вклеены в нужные места папки. Фриссон остался доволен. Он был даже восхищен. Громкое дело! Нацисты подняли голову! Грабят! Убивают! Замешаны германские дипломаты! Сенсация!!

Шеф уже несколько раз звомил, но Фриссон со своей папкой был неуловим. Он перебирался из одной комнаты в другую и на звонки не отвечал. Не до шефа!

Но вот все готово, и Фриссон, приглаживая волосы, вернулся к себе; можно идти к шефу.

Что произошло в кабинете шефа, подчиненным инспектора было неизвестно. Секретарь шефа мог сообщить лишь о том, что слышались громкие голоса за тяжелой дверью, чьи — было трудно угадать. Видели лишь выход Фриссона из кабинета — лицо злое, губы поджаты, папка под мышкой, даже дверь не закрыл за собой.

Большими шагами он пошел к себе, собрал со стола все бумаги и вместе с папкой запер в сейф. Нахлобучив на голову шапку, он молча и сосредоточенно спустился вниз к парадной двери, открыл ее и вышел на улицу. Он направился к мосту и перешел на левый берег реки. Там, в переулках знакомого квартала, то в одном, то в другом магазине он покупал печенье, пирожки, кофе и коньяк...

Брюлон, преодолевая последнюю лестницу перед своей квартирой, увидел забавную картину. На верхней ступеньке, обложившись пакетами, сидел Фриссон и кормил Фламмариона пирожками с мясом. Инспектор встал, подобрал свои пакеты и молча отошел в сторону, чтобы дать хозяину возможность открыть дверь.

— Заходи, — сказал Брюлон.

Он глядел на пакеты, которые его гость выкладывал на стол, а когда тот поставил бутылку коньяку, засмеялся.

— Ты собираешься отпраздновать победу?

— Пожалуй, да, но только не свою.

— В чем дело?

— Долгая песенка и печальная. Давай сварим кофе, разложим эту снедь на тарелки, нальем в рюмки коньяку, сядем, и я тебе все расскажу.

Через некоторое время кофе был сварен. Оба сели к столу и подняли рюмки.

— Долой нацистов! — произнес Брюлон.

— Смерть фашистам! — ответил Фриссон.

Они выпили.

Фриссон вдруг громко рассмеялся.

— Я действительно плохой политик. Пока я имею дело с простыми рецидивистами, даже иностранными, все идет нормально. Как только эти преступники оказываются людьми с положением в политическом или деловом мире, тут я всегда делаю что-то не так. Я стараюсь, собираю материалы, нахожу доказательства, готовлю убедительное обвинительное заключение — и что получается? Доказательства отбрасываются, логика становится помехой, и политические соображения берут верх. Комедия!

А я? Я таких комедий не понимаю. Мне совсем не смешно, они удручают меня. Что же делать? Ничего! Но пока я ковыряю политическую навозную кучу, червяки волнуются, им плохо, некоторые готовы падать в обморок, а некоторые даже убивают.

— Вот разошелся, — улыбнулся Брюлон, — Расскажи, что у тебя произошло с этим делом?

— Давай опорожним еще по рюмочке, попробуем эти пирожки; кстати говоря, Фламмарион их одобрил.

— Этот кот одобряет любое мясо, так что ты не очень не него полагайся.

— Но он еще жив.

— За это благодарю.

— Ну вот. Слушай. В тот день, когда ты дал мне фотографию фон Неймана, у меня была горячая пора. Фотографию я увеличил и размножил и с ее помощью нашел много близнецов фон Неймана. Слово «близнецы» я применяю в соответствии с новейшими указаниями моего многоуважаемого шефа. Один близнец спрашивал у мадам Шевро, бывшей сожительницы Карпо, о том, где найти этого замечательного человека. Другой близнец, опознанный хозяином низкопробного бара, тоже расспрашивал о месте пребывания Карпо. Третий интересовался у мелкого жулика, где ему найти Карпо.

Мы обратились к хозяину «Рыжего коня», где Карпо и Масси встретились с заказчиком, уговорившим их ограбить долговязого незнакомца. Хозяин сказал, что двойник человека, изображенного на твоей фотографии, разговаривал с этими ворами за столиком. Я тоже встретил одного из близнецов. Он был шофером и уверял меня, что машина «мерседес» номер ЕВ 75321 принадлежит не фон Нейману, а представительству ФРГ.

Все эти люди — близнецы или похожи на фон Неймана, но они не фон Нейман. Так говорит мне мой шеф. Я, грешным делом, как человек, в политике не разбирающийся, думаю, что они не разные люди, а всего-навсего один человек и фамилия его фон Нейман. Но повторяю, я не политик и поэтому могу ошибаться.

И вот я имею, — Фриссон подсчитал по пальцам, — уже пять близнецов. Но этого мало; я нашел еще. Арестованный по подозрению в убийстве Карпо и Масси уголовный преступник Тремуан заявил, что человек, изображенный на твоей фотографии, ехал с ним в машине «ситроен» и вместе с ним стрелял в Карпо и Масси из пистолетов, которые принес с собой. Этот близнец, шестой по счету, встретил Тремуана за три дня до убийства, договорился с ним о деле еще до того, как Карпо и Масси согласились ограбить долговязого незнакомца. Уже тогда он знал, что грабителей надо будет убрать!

Вот что рассказал мне Тремуан.

Это подтверждено вещественными доказательствами. У Тремуана мы нашли пистолет типа «вальтер», калибра 7,65 мм, из которого были сделаны два выстрела, не попавшие в Карпо и Масси. Но потом мы нашли второй «вальтер», из которого тоже стреляли по Карпо и Масси. Пули из этого револьвера были найдены в трупах грабителей. А нашли мы его в машине марки «мерседес» за номером ЕВ 75321, управляемой человеком, имевшим документы фон Неймана, но о нем позже. Итак, имея шесть близнецов, я решил, что должен быть седьмой. На седьмого нам указал Клуд-Штарк, у которого украли машину, использованную шестым близнецом для убийства Карпо и Масси. Клуд-Штарк считал седьмого близнеца своим шефом. Он выполнял его приказания. Например, за неделю до убийства они договорились, что Штарк предложит бочку хорошего вина по дешевой цене клиенту. Затем они договорились, что Штарк встретит клиента в двенадцать часов того дня, когда были убиты Карпо и Масси, и оставит свою машину там, где ее удобно украсть. Договорились они, что Штарк не будет заявлять о краже, пока близнец номер семь не позвонит ему по телефону к клиенту, хозяину ресторана и не скажет, что можно заявить в полицию. Далее номер семь предложил Клуд-Штарку вывести трех человек из его конторы тайным ходом. Он также предложил Клуд-Штарку подождать у церкви Сент-Этьен-дю-Мон и сесть в «мерседес» ЕВ 75321; кстати, машина зарегистрирована на имя Эгмонта фон Неймана. В этой машине Штарка довезли до собора и там угостили коньяком для укрепления нервной системы перед предстоящим свиданием с инспектором префектуры города Фриссоном. Надо ли говорить, что коньяк был отравлен, что не успел он ко мне подняться, как пришлось вызывать врача?!

Карпо и Масси — жертвы по крайней мере семи разных фон нейманов, если придерживаться точки зрения моего политически зрелого шефа. Да! Карпо и Масси не являлись украшением нации, им не поставят памятников, их не будут оплакивать потомки. Лежат они в неосвященной земле. Так выпьем за то, чтобы таких, как они, было меньше на свете.

— Выпьем, — согласился Брюлон.

Несколько минут прошло в молчании. Фриссон откашлялся и продолжил свой рассказ.

— Конечно, как дисциплинированный сотрудник префектуры города, получающий денежное вознаграждение из налогов, собираемых с граждан нашего милого города, я должен слушаться и подчиняться старшим по должности. Но сейчас мне это не по душе. Я возмущен. Будем считать всех этих фон нейманов олицетворением одного фон Неймана. А то боюсь запутаться, так как число их станет еще больше.

Итак! Этот единый в семи лицах человек, судя по убедительным для меня доводам, причастен к убийству двух и к попытке убийства еще одного двуногого. Перед тем как Клуд-Штарк рассказал мне о своем шефе, я узнал о новом событии, происшедшем в «день фотографии» — тот день у меня запечатлелся под этим названием. Кстати, дорогой Брюлон, прошу тебя обращать внимание на мои речевые обороты. Когда я начну в них путаться, убери бутылку. А пока выпьем. Хороший коньяк, и кофе отличный!

Так-так. Еще об одном событии «дня фотографии». Мой агент Тиссе, в котором я замечаю проблески политического чутья и которому на этом основании я предсказываю блестящую карьеру на полицейской службе, по моим указаниям навел на Клуд-Штарка панику. Ты это знаешь. Но после того как его подобрала машина фон Неймана и высадила у собора, Тиссе должен был следовать за машиной «мерседес». Тогда я еще не знал, что Штарка отравили. Мой Тиссе потерял машину из виду где-то около Мелона. Я организовал розыски и обнаружили ее только вечером далеко на юге. Во время погони водитель потерял голову и врезался в грузовик.

В машине рядом с трупом нашли дипломатический паспорт на имя Эгмонта фон Неймана, свидетельство о регистрации машины в префектуре, права на ее вождение — все на имя фон Неймана. Но когда труп привезли в морг, в карманах пиджака и в бумажнике нашли паспорт и прочие документы на имя Ганса Шредера, немца из Кёльна. Кроме всего этого, нашли еще один пистолет «вальтер». Местные жандармы почесали себе затылки и переправили загадку мне. Я вызвал супругу Шредера — очень истеричная особа! Она опознала покойника, ее мужа. При этом она обвинила в убийстве мужа какого-то американца Флеминга, но на это я не стал обращать внимания, потому что мы знали, что это не так. Для проформы проверили списки иностранцев и нашли этого Флеминга. Он жил в гостинице «Жорж», и портье дал ему положительную характеристику. Я знаю портье вообще и этого в частности. Как правило, они не любят американцев, и, получив хороший отзыв от портье, я не сомневался в порядочности этого Флеминга. Бог с ним! С меня хватало немцев и возиться еще с американцем не хотелось. На одну минуту я подумал, что он мог быть тем долговязым, за которым охотились Карпо и Масси. Но по ходу дела его личность потеряла для меня интерес и, кроме того, у меня развивалась ксенофобия. Эх! Давай выпьем еще рюмочку и налей еще кофе!

После смерти Шредера — я не сомневался что это именно он, а не фон Нейман, управлял машиной «мерседес» за номером ЕВ 75321 — я в приступе ксенофобии решил огорчить хозяина этой машины и сообщить ему неприятную весть о том, что вместо прекрасного лимузина у него груда металла. Я направился к нему на квартиру. В скобках позволю себе добавить, что мне сообщили о проезде через погранпункт машины «мерседес-бенц» с номером ЕВ 53217, которой управлял немец по фамилии Сассниц. Впоследствии контролер, увидев его фотографию, высказал мнение, что Сассниц похож на фон Неймана. Но это в скобках!

Представь себе роскошный дом, прекрасный холл с коврами, колоннами, цветами и швейцарами. Меня водворили после проверки личности в лифт, управляемый надменной красавицей в униформе со штанами. У дверей квартиры меня встречает молодой человек в смокинге, полосатых брюках и лакированных ботинках. Меня вводят в гостиную, там я подождал две-три минуты. Этот срок был достаточным, чтобы убедить меня в именитости здешних обитателей. В комнату вошел статный мужчина лет сорока пяти и представился: «Фон Нейман. Чем могу служить?» Я не искушен в политике, поэтому на моем лице было написано удивление. Мне вручили дипломатический паспорт на имя Эгмонта фон Неймана с фотографией моего собеседника. Я собрался с духом и, возвращая документ, сказал:

— Я к вам относительно вашей машины марки «мерседес» за номером ЕВ 75321.

— Вы хотите ее осмотреть? Пожалуйста! Вас проведут в гараж. Карл!

Явился молодой человек в смокинге.

— Отведите господина инспектора в гараж и покажите ему мою машину. До свидания! — он повернулся и ушел.

— Я пошел вслед за лакированными ботинками, спустился по другому лифту в гараж и увидел машину марки «мерседес» за номером ЕВ 75321. Я был настолько ошеломлен, что дал себя выпроводить на улицу без протеста.

Итак! Я нашел кучу разных фон нейманов и три экземпляра машин этой известной всему миру марки с одинаковыми регистрационными номерами. Правда, одна из них исчезла, та, которая стояла у подъезда дома фон Неймана и которую увел человек, до точности похожий на твою фотографию. Я думаю, что этот фон Нейман и эта машина приобрели паспорт Сассница и номер ЕВ 53217.

В ходе дальнейшего расследования были получены новые данные. Но перед тем как тебе о них рассказать, я чувствую потребность выпить.

Отличный коньяк, отменный кофе. Пирожки вполне съедобны. Смотри, как Фламмарион их уплетает.

Идем к финишу!

Клуд-Штарк, несколько оправившись от отравления, сообщил мне интересные данные о деятельности фон Неймана. Штарк по поручениям этого многоликого немца проделывал различные финансовые операции с ценными бумагами, акциями и так далее, передавал деньги Шредеру и вел для фон Неймана переписку. В день пропажи его машины он отвез все эти бумаги, всю переписку фон Нейману. Он говорил далее об организации под названием «Шварце Риттер», то есть «Черные рыцари». Но о них я ничего не слыхал раньше, а теперь и подавно не хочу. Налей еще по рюмке.

Эх, превосходный коньяк!

И вот я полагал, что наконец добрался до составления отчета, заключения. Я звонил разным мелким чиновникам министерств иностранных дел, военных дел, внутренних дел. Просил нужные мне сведения. Теперь мне ясно, что эти чиновники смыслят в политике, а я нет.

И вот я пишу, переезжаю из комнаты в комнату, потому что мне мешает шеф, ищет меня, и еще потому, что я не разбирался в политике и хотел написать свой доклад так, как я хотел, а не так, как хотели люди с политическим образованием. Наступил момент, когда я был готов предстать пред светлые очи моего многоуважаемого, политически зрелого и влиятельного шефа. Я пригладил волосы, осмотрел ботинки, засунул доклад и нужные показания в новенькую папку и поднялся по главной лестнице в его кабинет.

Секретарь встречает меня с хитрой улыбкой — тоже дипломат, — сразу же пропускает в кабинет. А кабинет этот большущий; пока от двери дойдешь до стола, двадцать пять шагов надо сделать! Я знаю! Сосчитал.

— Инспектор Фриссон, — представил меня секретарь. Я не прошел и десяти шагов, как мой шеф привстал со своего кресла стиля ампир, оперся кулаками о стол стиля Людовика XIV и заорал на меня стилем XX века.

— Ты что наделал? Поднял весь дипломатический корпус на дыбы так, что он, как оса жужжал целый день (мой шеф любит путаные метафоры!). Как ты смел без моего ведома и разрешения обращаться к достопочтенным лицам с дипломатическими паспортами, звонить в разные министерства за справками о них? Мне звонят из министерства иностранных дел, из военного министерства, из министерства внутренних дел, меня ругает мой шеф! И все из-за тебя! Святые всевышние! Как ты смел?!

Тут у него срывается голос. Он в изнеможении опускается на свое кресло. Я уже стою у стола, раскладываю папку и начинаю спокойно излагать суть дела. Постепенно мой шеф начинает дышать ровнее. Правда, при каждом упоминании фон Неймана он морщится и даже сказал мне, что все эти фон Нейманы — плод моей фантазии, что они, мол, близнецы. Я все это пропускаю мимо ушей. Я красноречив, я привожу вещественные доказательства, показания свидетелей, и лицо моего шефа вытягивается и становится задумчивым. Он перелистывает дело и не задает вопросов.

Я кончил, а он молчит.

— Садитесь, — сказал он наконец спокойно. — Совершенно очевидно, что в политике вы ребенок, хотя и неплохой инспектор. В таком виде мы не можем допустить огласку этого дела. Никак! Нельзя, потому что политическая ситуация не позволяет нам делать этого. Я не стану объяснять. Вы возьмите дело и перепишите его следующим образом: виновник всему — Шредер. Он мертв и поэтому не в состоянии возразить. Клуд-Штарка мы выдворим из страны, а Тремуана ты уговоришь признать себя виновным в преступлении, которое ему обеспечит лет пятнадцать тюрьмы. Всякое упоминание о фон Неймане должно быть вытравлено, забыто. Понимаешь? За ним стоят слишком большие силы. Дело будет закрыто из-за смерти убийцы и сдано в архив.

Я рассердился. Доказывал, убеждал, но все напрасно. Потом я забрал свои красивые документы и новую папку и ушел, а мой шеф сказал мне вслед:

— Как жаль, дорогой Фриссон, что вы не разбираетесь в политике, иначе из вас вышел бы неплохой начальник полиции.

 

Финал

Осталось рассказать немногое.

Чемоданы, взятые у Шредера, содержали не только архивы и финансовые документы «рыцарей»; среди них нашлись и личные материалы фон Неймана.

Лишенная средств группа распалась. Покровители фон Неймана, приведенные в замешательство его действиями, отказались от него и посоветовали ему как можно скорее убраться в Южную Америку. Однако он не успел туда добраться. Он был убит в драке в гамбургском притоне.

В Москве содержимое чемоданов было изучено, а затем вместе со всеми материалами дела сдано в архив. Это было рядовым событием в работе разведки. Еще одна нацистская группа исчезла. Она не была единственной, она не была очень важной, но пока она существовала, была опасной.