Детская сказка

де-то далеко на севере… или на юге… хотя, возможно, что и на западе… или на востоке… в общем, где-то далеко-далеко растёт непроходимый Заповедный Лес. Водятся в нём всякие диковинные звери и невиданные птицы, хотя и обычного зверья тоже хватает. Присматривает за Лесом, смотритель, зовут его Старый Петри. Говорят, старым он был уже на заре этого мира, а что было до того, и вовсе никому не ведомо… Впрочем, речь не о нём… Старый Петри живёт на опушке леса, подле старого мшистого болота, в доме, который так и называется — Дом-на-Болоте. Дом этот маленький, но очень уютный. Чуть кривенький, с башенкой и круглым окошком, в торцевой стене. Каменный, стены кое-где покрыты мхом, под кухонными окнами растёт диковатый куст штапельной розы, чуть подальше. — огромный дуб, по которому снуют любопытные белки, заглядывая прямо в витражные мансардные окна. Массивная деревянная дверь, ведущая на кухню — скрипучая, со старинными коваными петлями, красивой витой ручкой и сварливым характером. Крыша черепичная, труба кривоватая, за трубой — воронье гнездо. В слуховом окошке часто ночует хитрый голубь, в стрельчатых окнах второго этажа отражается по вечерам рыжее закатное солнце… Хороший такой дом.

Кроме Старого Петри, в Доме-на-Болоте живёт ещё Лада со своей дочкой, уже который год не желающий взрослеть рыжий Котёнок с кисточкой на хвосте, странствующая между звёзд Большая Одинокая Кошка и… Хомяк — маленький, рыжий, толстый, любознательный зверёк, любитель плюшек, мотыльков, ромашек, воздушных змеев и волшебных историй. Вот про них-то — про Хомку и его друзей — эти сказки…

«А вот интересно, откуда же всё-таки они берутся — сказки?» — бормотал Хомяк себе под нос, топая по тропинке к дому. Он слегка косолапил, загребая лапами пыль, но не замечал этого, погружённый в свои мысли. В лапах он бережно нёс большую пузатую банку одуванчикового варенья, выпрошенную по случаю у одной знакомой ведьмы.

«Нет, ну всё-таки… Это же очень интересно! Может быть, где-то есть большой старый сундук — и сказки сложены в нём аккуратной стопочкой? Хотя нет, им было бы очень скучно в сундуке… А может, дупло? Как в большом старом дубе возле нашего дома. И сказки живут там. На зиму они уютно закапываются в прошлогоднюю труху и листья на дне дупла — и сладко спят. А весной просыпаются и начинают танцевать на ветках вместе с последними зимними светлячками. А потом зимние светлячки уходят — а сказки остаются… Но почему же я никогда не видел танцующих сказок? А, знаю! Сказки — это маленькие белоснежные тучки. Они летают себе по небу, играются с ветром и нежно ластятся к старому мудрому солнцу. А иногда они спускаются пониже, заглядывают в наше распахнутое окно — и Старый Петри ловит их за маленькие пушистые хвостики и рассказывает нам — а потом отпускает… Интересно, а у меня получится? Надо попробовать!»

Эта идея так увлекла хомячка, что он решил немедленно проверить, получится ли у него поймать за пушистый хвостик какую-нибудь, хоть самую маленькую, сказочку. Он свернул с тропинки, прошелестел лапами в густой траве, пыхтя, вскарабкался на холм и остановился в растерянности. Небо у него над головой было абсолютно, совершенно безоблачным. Красивого, глубокого василькового цвета, бескрайнее, свободное… Но — безоблачное.

«Вот так всегда, — сердито пробубнил Хомяк. — Только придёт в голову какая-нибудь ценная мысль — и вот, на тебе…»

Сердито сопя, пыхтя и горестно вздыхая, он осторожно спустился с холма, бережно прижимая к пузику банку с вареньем, и поспешно засеменил к дому. Там его уже ждал рыжий Котёнок с кисточкой на хвосте, весело посвистывал закипающий чайник, Лада расставляла на столе любимые чайные чашки — ярко-жёлтые, с большими ромашками. Старый Петри, задумчиво причмокивая губами, доставал с полок пахучие травки — мяту, полынь и сладко пахнущий мёдом липовый цвет. Большая Одинокая Кошка, распушив хвост, сидела на подоконнике широко распахнутого кухонного окна и смотрела на первые торопливые звёздочки, которые смущённо кивали друг другу на ещё не успевшем потемнеть небе. Близился вечер. Еще один тёплый вечер, который был бы совсем другим без Хомяка и пузатой банки с одуванчиковым вареньем…

Про Хомяка и Бормоглота

«Вот так всегда! — бормотал себе под нос Хомяк, заматывая на шее длинный рыжий шарф и сердито сопя. — Как безобразить, так он уже большой! А как к пани Вербене за зельями идти, так он, видите ли, маленький ещё… Хмпф!» — Хомяк возмущённо фыркнул на Котёнка и вышел, громко хлопнув дверью. Котёнок, прятавшийся за книжным шкафом, виновато шмыгнул носом. Ему было стыдно, что Хомке придётся проделать весь путь одному, но страха было все-таки больше — ведь, чтобы попасть к дому пани Вербены, нужно пойти мимо той самой норы! А уже вечереет… Котёнок удручённо вздохнул и вскарабкался на подоконник — ждать возвращения Хомяка.

А Хомка тем временем шустро семенил по тропинке. Он уже перестал дуться на Котёнка и насвистывал под нос свой любимый весёлый мотивчик, попутно здороваясь с каждой встреченной в пути белкой и знакомыми сойками. Вечерело. Над лесом в холодном осеннем воздухе разливалось розовато-рыжее марево заката. Тропинка привычно свернула влево, и Хомка невольно замедлил шаг, пристально вглядываясь в густые заросли орешника. Там была нора. Точнее, Нора! А в Норе жил он — БОРМОГЛОТ!!! Хомяк поморщился и затопал пошустрее. Встречаться с Бормоглотом ему совсем не хотелось.

Вообще-то, Бормоглот был не страшный. Он был вредный, и все его за это не любили и избегали. И, хотя Бормоглот редко отходил от своей норы далеко, избегать его было сложно — нора его была устроена вблизи одной из самых нахоженных тропинок через Заповедный Лес. Завидев кого-нибудь на этой тропинке, Бормоглот загораживал своей тушкой дорогу и начинал нудно и монотонно читать нотации по всем, какие только ни на есть, известным поводам. Как правило, выдержав пару минут, все, за исключением Старого Петри, спасались позорным бегством — а Бормоглот, довольно распушив хвост, гордо и победительно оглядывал окрестности и, удовлетворённый, уползал в свою нору. До следующего раза.

Вот почему, заслышав где-то впереди на тропинке треск сучьев и сосредоточенное сопенье, Хомка поджал уши и затравленно оглянулся. Обходного пути не было — вдоль тропинки с обеих сторон росли густые, непроходимые кусты орешника. И зелья от пани Вербены нужны были именно сегодня. Да и потом, отступать — это как-то не по-хомячески… «Может, это и не он вовсе…», — подбодрил себя хомячок без всякой, впрочем, надежды и обречённо продолжил путь.

Но это был-таки он, Бормоглот. Вредный зверь сосредоточенно и загадочно шуршал чем-то в ореховых кустах, и его пухлая тушка загораживала путь. Стараясь ступать как можно тише, Хомяк на цыпочках обогнул Бормоглотову тушку по самому краешку тропинки и, не веря своему счастью, за-шустрил дальше. Он уже отошёл было на целых двадцать хомячьих шагов, потом не выдержал и оглянулся — Бормоглот сидел на тропинке и тоскливо смотрел Хомке вслед. Хомка от неожиданности споткнулся и на всём ходу плюхнулся на тропинку.

— Б-бор… м-мо… глот, ты чего? — пробормотал он, запинаясь.

Бормоглот тяжело поднялся и прошлёпал большими косолапыми лапами разделявшие их двадцать шагов. Присел рядом, заглянул просительно в Хомкины глаза и вдруг тихо, словно стесняясь, проговорил:

— А у тебя… плюшки… нету?

Хомка оторопело кивнул. У него действительно была с собой сладкая плюшка с малиновым вареньем — он по хомячьей привычке взял её на дорожку, подкрепить силы. Хомка протянул плюшку Бормоглоту, Бормоглот осторожно, как будто с благоговением, взял плюшку обеими лапами, поднёс к носу, потянул ноздрями сдобный плюшковый аромат и вдруг… улыбнулся. Потом осторожно надкусил бесценное лакомство и принялся медленно жевать, полузакрыв от блаженства глаза. Хомяк с удивлением и интересом наблюдал за ним, наклонив вбок мохнатую голову. Бормоглот жевал сосредоточенно, время от времени шмыгая носом.

— Ты думаешь, я отчего вредный? — неожиданно прогундосил он, не открывая глаз. — Это всё от того, что у меня в норе плюшки не водятся. А вообще-то я добрый. Только — ну, ты же знаешь — добреют от сдобы. А у меня в норе одни корешки да орехи — откуда ж там доброте взяться? Как думаешь, одной плюшки теперь на сколько дней доброты хватит?

Тут Хомяка не удержался и заливисто расхохотался, весело толкнув Бормоглота в мохнатый бок. Бормоглот застенчиво улыбнулся.

С тех пор никто не боялся Бормоглота. Всякий путник запасался сладкими сдобными плюшками и с удовольствием останавливался на тропинке поболтать минуту-другую с радушным и улыбчивым Бормоглотом. А Хомка и вовсе стал частым гостем в его Норе. Нет — в опрятной, тёплой и сухой норке. Только вот до сих пор никто так и не знает, куда иногда деваются некоторые плюшки, которые Лада ставит остывать у широко распахнутого окна в Доме-на-Болоте.

Про Хомяка и шахматы

В Доме-на-Болоте уютно шуршал по углам ноябрьский вечер. Пахло свежими плюшками с апельсиновыми корочками, которые только что испекла Лада. В окна, любопытствуя, заглядывали яснолицые осенние звёздочки. Неслышно мурлыкала о чём-то Большая Одинокая Кошка. Хомка с рыжим Котёнком играли в шахматы на пёстром коврике у камина.

— А сейчас моя лошадь делает ход конём! — объявил Котёнок, дёрнув хвостом с кисточкой на конце, и довольно хихикнул. Чёрная резная фигурка всадника на коне совершила невероятный прыжок через всю доску и остановилась прямо под носом белого короля, азартно постукивая копытом.

— Эй, так не честно! — недовольно заворчал Хомяк. — Ты снова жульничаешь!!! Лошади так не ходят!

— Лошади не ходят! Они скачут! — радостно завопил Котёнок, и чёрная резная фигурка совершила замысловатый пируэт. Белый король, позеленев от злости, стукнул чёрного всадника скипетром по голове. Чёрные пешки зароптали, угрожающе потрясая копьями. Белое войско ощетинилось в ответ, а отливающий перламутром белый ферзь с жезлом мага забормотал под нос страшное заклинание. Хомяк грустно поглядел на доску.

— Эх ты, рыжий, опять всё испортил. В шахматы надо играть по правилам, а ты всё перепутал! Как тут теперь разобраться?

Котёнок обиженно насупился.

— А кто это сказал, что именно твои правила правильные? Может, играть нужно по моим правилам?! И в моих правилах кони скачут!!! — рыжий пушистик лапой смахнул с носа сердитую слезу и от злости запустил в Хомку маленькой резной фигуркой. Хомяк ошарашено посмотрел на Котёнка и потёр лапой ушибленное место. Такая мысль не приходила ему в голову. Действительно, почему это в шахматы нужно играть именно по таким правилам?

В шахматы Хомяку научил играть Старый Петри. Когда-то очень давно, когда Хомка ещё только обживался в Доме-на-Болоте, Старый Петри частенько доставал с каминной полки старую, поцарапанную и во многих местах потёртую коробку, аккуратно расставлял фигурки, а потом долго рассказывал Хомяку о дебютах и эндшпилях, о премудростях передвижения фигур, принципах стратегии и тактики. Хомяк мало что уразумел, ещё меньше запомнил, но основные правила уловил. Пешки ходят только вперёд, башни — только по прямой, офицеры — только по диагонали, кони прыгают буквой «Г», а ферзи — или, как их называл Старый Петри, королевы — ходят как угодно. «Кому угодно?» — спросил как-то Хомяка и получил добродушный щелчок по носу. — «Тому, кто играет, разумеется. А король — это самая слабая фигура и нуждается в постоянной защите…»

Хомка так и не понял, как это может быть: чтобы король — и вдруг самый слабый? Он же король! Но предпочёл не спорить. Со временем они стали играть в шахматы всё реже. В Доме появился Рыжий Котёнок, и Хомяку было гораздо интереснее носится с ним по лесам и лугам, чем чопорно переставлять деревянные фигурки. Да и у Старого Петри прибавилось забот-хлопот. Так что коробка с шахматами подолгу пылилась на полке над камином…

Котёнок наткнулся на неё пару дней назад, причём, совершенно случайно. На улице зарядили нудные осенние дожди, сильно похолодало, и Лада не выпускала их бегать по лужам и собирать осенние листья после темноты. Котёнок откровенно заскучал и слонялся по Дому-на-Болоте, приставая ко всем подряд, заглядывая во все углы и закоулки в поисках развлечений. Тогда-то и обнаружилась на полке над камином старая, потрёпанная коробка с шахматами. Котёнок, никогда раньше не знавший этой игры, пришёл в восторг, и хомяк, добродушно посмеиваясь, принялся обучать его шахматным премудростям. Но, как оказалось, играть по правилам Котёнка совершенно не устраивало. То есть играть по старым правилам. Он постоянно придумывал свои. «По понедельникам на клетке F4 королева пьёт чай и потому пропускает ход». «Башни ходят только прямо, но иногда они сворачивают за угол, когда им любопытно». Или вот, сегодня — «кони скачут»…

Хомяку, в общем-то, новые правила нравились. Так было интереснее — да и шахматные фигурки радостно галдели, выписывая по доске непривычные и замысловатые пируэты. Вот только если бы эти правила не менялись каждые полчаса… Хомяк вздохнул.

— Послушай, рыжий…

Котёнок, повернувшийся спиной и сердито сопевший, обиженно дёрнул кисточкой на кончике рыжего хвоста.

— Да послушай же ты! — хомяк добродушно улыбнулся и легонько потянул Котёнка за хвост. — Может ты и прав.

Котёнок заинтересованно шевельнул ухом.

— Может, именно твои правила и есть самые правильные шахматные правила. Но чтобы играть по твоим правилам, нам нужно сначала договориться, понимаешь?

Котёнок, уже повернувшись, сидел в пятне тёплого красноватого света, исходившего от камина, и внимательно смотрел на хомяка.

— А то, видишь, какая штука получается… Ты играешь по своим правилам, а я по своим. И так нам с тобой никогда не встретиться. А вот если сначала договориться, то у нас с тобой такая игра может получиться!

Котёнок ласково потёрся головой о мягкий хомячий бок. и, придвинув одной лапой доску с валяющимися фигурками, согласно закивал. А потом, расставляя заново пешки, башни и ферзей, принялся объяснять.

— Вот, смотри! Если вот эти смогут ходить сюда, а этот — делать так и так… И, как ты думаешь, может стоить покрасить некоторые клеточки в зелёный цвет?..

Хомяк обречённо закатил глаза к потолку и, плюхнувшись на пузо и придвинувшись поближе к Котёнку, принялся расставлять свою половину фигурок, отчаянно споря и размахивая лапами. Большая Одинокая Кошка довольно улыбалась, глядя на хомяка и Котёнка, галдящих у камина. За окном неслышно падал первый в этом году снег.

Как Хомка день рождения праздновал

Как-то солнечным летним полднем хомяк валялся пузом кверху на травке в саду. Он подсчитывал облачка, проплывающие в голубой вышине неба, а заодно придумывал им имена и истории — откуда они плывут, куда направляются, есть ли у них мама и папа, любят ли они фисташковое мороженное и нравится ли им купаться в море. Почему-то Хомке казалось, что облачка очень любят на закате бродить по зеленоватой морской воде и тихими голосами рассказывать о том, что видели за день…

Море в последнее время часто занимало Хомку — впрочем, это случалось каждое лето, когда над Домом-на-Болоте начинала кружить с пронзительными криками чайка. Она прилетала из гавани — каждое лето, перед тем, как начинали цвести липы. И каждое лето, заслышав тревожные чаячьи крики, хомяк принимался тосковать и грустить о море, которого никогда не видел. Он понимал, что вряд ли ему когда-то доведётся побывать в гостях у полынно-зелёных, ласково шелестящих волн — и от этой безысходности тоска его становилась ещё горше…

Впрочем, сегодня Хомка не грустил. Он считал облачка в небе и гадал, скоро ли поспеют плюшки. Всё дело в том, что рыжий хитрец предусмотрительно устроился валяться на травке под кухонным окном, И из этого самого окна, распахнутого настежь, уже полчаса доносились вкуснющие плюшечные ароматы — такие дразнительные, что хомяк периодически сглатывал слюнки и уже пару раз ошибся в подсчётах, так что теперь было непонятно: тридцать четыре облачка проплыло над крышей Дома-на-Болоте, или тридцать семь? По Хомкиным догадкам, ждать уже оставалось недолго — ну не могут же плюшки печься вечность!

Внезапно в кухне раздались голоса — хомячок узнал звонкий голосок Лады и низкий, спокойный голос Старого Петри. Хомка насторожился — уж, не говорят ли они о плюшках?

— Ну как, получилось? — голос Лады дрожал от нетерпения.

— Ага, — ответил ей Старый Петри, и по голосу чувствовалось, что он улыбается. — Мастер — мой старый друг, так что мы быстро договорились. Держи! Филамена сказала, что можно добавить в чай или намазать на булочки. Говорит — раньше им не доводилось творить свой товар в съедобной форме, — Старый Петри расхохотался.

— Ура-ура-ура! — Лада захлопала в ладоши.

Потом послышался какой-то шум, стук, перезвон посуды — и из окна сильнее запахло плюшками. Хомка поводил носом в воздухе — кажется, плюшки были его любимые, с яблочно-коричной начинкой. С другой стороны Дома, от двери, послышался стук и голоса.

Хомяк удивился — у них гости? Внезапно из окна высунулась забавная мордаха Котёнка. Он с самого утра крутился на кухне, и теперь весь был покрыт слоем сахарной пудры и корицы.

— Хомка, иди быстрее!!! Плюшки уже поспели, и гости уже собрались. Будем твой день денья праздновать!

Хомка, вскочивший было при слове «плюшки», снова плюхнулся на траву от удивления.

— Какой-какой день?

— Ну, Лада утром сказала, что сегодня твой день какого-то там денья и нужно приготовить угощение и позвать всех в гости… Ну, иди же, Хомка, плюшки стынут! — и Котёнкина мордаха пропала из окна.

Хомка посидел ещё какое-то время под окном, пытаясь отогнать подозрения, зародившиеся в его голове, и сообразить, о чём это там бормотал Котёнок, а потом, сопя и кряхтя, поднялся и потопал вокруг Дома к дверям. Денье там или не денье, а негоже заставлять плюшки ждать!

Стоило хомяку зайти в Дом, как тут же его обступили гости — тут были и скроллы, и Бормоглот, и Дракон, и пани Вербена с Булем и Берендеем, и Старый Мастер с Филаменой на плече, и Лада с дочуркой, и Старый Петри, и, конечно же, верный друг Котёнок — и все они дружно пели:

Хомка стоял, растроганный, моргая от изумления, и ковырял лапой пол. А потом, когда они допели, принялся обнимать всех друзей своими маленькими лапками, шмыгать носом и приговаривать: «Ну откуда вы знаете? Как же вы догадались? Я же никому не говорил…»

Хомка был растроган. Он не очень любил всякие праздники (и особенно не любил их организовывать), а потому никогда никому не говорил, когда у него день рожденья. Но разве от друзей такую тайну скроешь?!

Потом они все сидели вокруг большого стола, лакомились плюшками и пели песни, дарили хомяку подарки, играли в разные игры, шутили и смеялись. Котёнок, всё ещё немножко белый от сахарной пудры, вызвался прочитать поздравительный стих, но грохнулся с табуретки прямо в корзину с шоколадными конфетами, которую принесли Клар и Карла, и стал совсем уж не рыжим, а белым в сладких разводах и шоколадных точечках.

А вечером, когда на небо, потягиваясь и весело перемигиваясь, принялись вылезать звёздочки, гости стали потихоньку расходиться. Лада оправилась укладывать дочку спать, и скоро на кухне остались только Хомка, Старый Петри и Котёнок. Котёнок, устроившись на пёстром коврике у камина, принялся вылизывать свою рыжую шёрстку. Старый Петри раскурил трубку, и сквозь распахнутое окно к быстро темнеющему небу потянулась вереница дымчатых колечек.

Хомка сидел за столом и задумчиво перебирал подарки. Казалось, он не очень знает, что делать с этим неожиданно свалившимся на него счастьем. Старый Петри, посмотрев на него с улыбкой, сказал:

— Мне кажется, Хома, тебе нужно скушать ещё одну плюшку. Намажь её вот этим, — и он протянул хомяку маленькую пузатую баночку тёмного стекла. Хомка озадаченно повертел баночку в лапах, а потом сунул в неё свой любопытный нос.

— Ой! Там варенье! Кумкаватовое, такое, как нам Юля присылала!! — Хомка облизнулся, вспоминая, как быстро закончилось зимой варенье из солнечных кумкаватов.

— Это не простое варенье! Над ним поколдовал немножко Старый Мастер, так. что как только ты съешь ложечку этого варенья, тебе приснится сон. Особенный сон.

— Какой?

Старый Петри хитро улыбнулся в бороду.

— Ну, вот съешь ложечку — и узнаешь.

Хомка тут же принялся намазывать плюшку тягучим, солнечно-рыжим вареньем. Потом стал сосредоточенно жевать. Потом озадаченно посмотрел на Старого Петри.

— Ну я ничего не чувствую такого особенного, Пе… — тут Хомка пару раз сладко зевнул, положил голову на лапки и сонно засопел. Старый Петри с доброй улыбкой поднял хомяка на руки и отнёс наверх, в хомячью каморку. Уложил в постель, подоткнул одеяло и постоял немножко, глядя, как он уютно сопит во сне.

А Хомке снилось, что он идёт куда-то по золотистому песку. За спиной у него неяркое предзакатное солнце, над головой — тёмной синевы небо, по левую руку шумят о чём-то высокие сосны, а по правую… а по правую руку шелестит море! И они идут куда-то вместе, рука об руку — маленький любопытный хомячок и большое молчаливое море.

Как Хомка дракона лечил

Если вы помните, в некоем Доме-на-Болоте жил себе поживал некий хомяк. Хомяк был вполне себе симпатичный, у него было много друзей, и ещё он всегда попадал во всякие истории. Впрочем, вы, должно быть, знакомы с ним, не правда ли? И даже знаете о том, что у Хомки в комнате есть волшебный шкаф, через который можно попасть к некоему дракону, большому другу хомяка.

На самом деле, дракон этот никакой не некий — это очень даже определённый, вполне себе осязаемый Дракон с обаятельной улыбкой и длинным чешуйчатым хвостом. Дракон этот любит пить мятный чай из большой пёстрой кружки, читать умные книжки, в которых живёт много непонятных слов, лопать мороженое большой столовой ложкой и ловить зелёным сачком пёстрых бабочек. За бабочек вы не беспокойтесь, он их потом обратно выпускает — в самом деле, ну зачем дракону бабочки? Так вот, именно из-за драконьего пристрастия к большим количествам мороженого и произошла эта история…

Как-то раз тёплым апрельским вечером Хомка собрался навестить своего чешуйчатого друга. Привычно набив полные карманы печенюшками, засахарёнными апельсиновыми корочками и имбирными коржиками (всего лишь немножко покусанными), Хомка полез в свой волшебный шкаф. Чуть поплутав там, чтобы чудо в очередной раз успело произойти, он высунул любопытный нос из такого же шкафа в драконьей комнате и тихонько позвал:

— Эй, кто-нибудь дома?

С дивана в дальнем углу донеслось какое-то кряхтение и сопение, и Хомка логично решил, что Дракон дома. Ну не может же диван кряхтеть и сопеть сам по себе, в самом деле! Кое-как выкарабкавшись из шкафа, хомяк деловито потопал в ту сторону, откуда раздавались сопящие и хлюпающие звуки. И вскоре притопал к дивану, на котором, как и ожидалось, восседал Дракон. Но — боже мой! — в каком он был виде!!! Весь Дракон с ног до головы был закутан в полосатый плед. Нос его был красным и распухшим, и Дракон периодически сморкался в огромный клетчатый носовой платок из огнеупорной ткани. Глаза были опухшими и слезились, как у голодного вампирчика, и Дракону приходилось прятать их от неяркого света рыжей лампы под огромными солнечными очками. И даже чешуйчатый хвост — предмет особой драконьей гордости — был каким-то бледным и вялым. Хомяк не на шутку всполошился.

— Дракончик, дорогой, что с тобой случилось?

— Ааааапчхииии! — ответил Дракон. А потом добавил: — Чхуа-чха! Пчи!

Хомка озадачился.

— Ты наконец-то выучил китайский язык, о, мой драгоценно-рождённый чешуйчатый друг? Я безмерно рад за тебя!

Вы только не подумайте, что Хомка издевался. Ну… разве что подтрунивал самую чуточку.

— Но я-то китайского не знаю, — продолжил он, — так что говори толком, что с тобой стряслось!

Дракон с самым несчастным видом указал кончиком хвоста в угол комнаты. Там небольшой пластиковой горкой были сложены литровые контейнеры из-под мороженого — фисташкового, кофейного и крем-брюле. Целых 18 (прописью — восемнадцать!) штук!

— Всё ясно! — провозглосил хомяк, уперев лапы в бока. — Ты облопался мороженого и заболел! У тебя этот… как его… хрипит и соплит в острой форме! И ещё, должно быть, воспаление обаятельной железы — поэтому ты так плохо выглядишь!

— Чха! — согласно чихнул Дракон, восхищённый диагностическим талантом Хомки.

— Ну что же… будем лечить. Я сейчас вернусь, никуда не уходи! — погрозил дракону пальцем хомяк и поспешил к шкафу.

Дракон очень не любил лечиться. Он боязливо нахохлился и постарался сделаться совсем маленьким и незаметным, чтобы Хомка, вернувшись, не нашёл его… Ага! Полуторатонная нахохлившаяся тушка ярко-зелёного цвета на малиновом диване — это очень незаметно!

А Хомка уже деловито шуршал, раскладывая на столе принесённые лекарства: полбанки лучшего малинового варенья Старого Петри, горсть овсяных печенек, маковый бублик, сушёные ромашки, бутылочку бальзамического уксуса и немного ванильной эссенции.

— Сейчас замесю… замешу… в общем, намешаю — и будем лечиться… — бормотал Хомка, тщательно измельчая ингредиенты в маленькой каменной ступке.

Дракон, увидев, чем его собирается лечить хомяк, воспрянул духом и раскрыл пасть пошире.

— Хвост давай! — категорично потребовал хомяк, неодобрительно покосившись на огромные драконьи зубы.

— Ка-пчхи-кой-пчхи пчхвост?

— Твой пчхвост! Зелёный и чешуйчатый! А у тебя что, есть еще и другие хвосты? — Хомка заинтересованно прищурился.

— Нету у меня никаких других хво-пчхи-стов, — обиженно пробормотал Дракон, опасливо поджимая хвост. — И этот не дам. Он мне самому пчхи-нужен!

— Вот же глупый какой, — ворчливо пробормотал Хомка, вытаскивая драконий хвост из-под полосатого пледа, — Да не брыкайся ты! Ну как ты не понимаешь… Раз у тебя самая главная часть тела хвост — лекарство оттуда лучше впитается!

И Хомка принялся деловито мазать хвост малиновым вареньем, Дракон захихикал — ему было щекотно. Хомка, неодобрительно покосившись на непоседливого пациента, стал посыпать хвост крошками от печенюшек и макового бублика в какой-то строгой, одному ему понятной последовательности. Потом спрыснул хвост бальзамическим уксусом и накапал ровно восемь капель ванильной эссенции.

— Ну вот, всё! — важно заявил он, отряхнув с лапок последние крошки. — Теперь будем ждать!

Дракон опасливо покосился на свой хвост.

— Чего ждать-то?

— Ну как чего?! Будем ждать, пока ты поправишься! Потому что острый соплит — это тебе не шутки, его лечить надо сразу!

Дракон согласно кивнул — острый соплит ему совсем не понравился.

Они посидели какое-то время в тишине, глядя на просвечивающую сквозь занавеску луну — ну, если считать тишиной хруст и чавканье, с которыми Хомка догрызал остатки овсяных печенек, макая их в малиновое варенье.

— Мммм… послушай, Хомка… а как мы узнаем, что я поправился? — спросил вдруг задумчиво Дракон.

— Не знаю! — легкомысленно отозвался Хомка. И тут же добавил: — Но мы обязательно поймём, вот увидишь.

Они посидели в тишине ещё какое-то время, потом сыграли пару партий в морской бой и крестики-ромбики. Потом немножко покидались подушками и повисели на люстре — совсем чуть-чуть, потому что с острым сопли том, наверное, вредно висеть на люстре. А потом Дракон вдруг задумчиво облизнулся и пробормотал:

— А у нас случайно не осталось фисташкового мороженого? Что-то я какой-то голодный…

— Ну вот, я же говорил, что мы сразу поймём. Поздравляю, ты совсем здоров! Ну, всё, я пошёл…

И Хомка деловито потопал к шкафу.

— Эй, ты куда? Бросаешь больного друга?.. — начал было Дракон, но тут же осёкся. Он действительно давно уже перестал чихать и кашлять. И чувствовал себя просто отлично. И даже хвост снова сиял яркой зеленью и был бодр и прекрасен — от первой чешуйки до последней.

— Никого я не бросаю… — проворчал Хомка. — Просто я устал. Знаешь, как это тяжело, лечить больных драконов?!

А потом добавил утешительно:

— Не переживай. Я ещё завтра зайду. Надо же закрепить результаты лечения! Главное, чтобы нашлась горчица…

И, захихикав, глядя на выражение драконьей морды, Хомка поспешно юркнул в шкаф.

Надо ли говорить, что Дракон с тех пор больше никогда не болел острым соплитом и воспалением обаятельной железы? Хотя по-прежнему очень любит фисташковое мороженое.

Как Хомка варил гороховый суп

Однажды Хомка решил стать полезным. В Доме-на-Болоте, где Хомка жил уже несколько лет в компании Старого Петри, Лады, её подросшей дочурки и никак не желающего взрослеть Котёнка, особых обязанностей у него не было. Он, разумеется, наводил иногда порядок, в своей комнате и своём драгоценном сундучке, выметал из шкафа огрызки плюшек, шуршащие фантики от конфет и апельсиновые корочки, порою помогал Ладе нарезать аккуратными дольками яблоки для шарлотки. Но всё это была скорее его собственная инициатива. И откуда в Доме-на-Болоте берётся, словно сама собой, вкусная еда, свежие простыни и восхитительный запах свежего морского ветра и глаженого белья, Хомка не знал.

Как-то ранним утром хомяк сидел в проёме открытого окна и болтал задними лапами. В одной руке у него была чашка свеже-заваренного бормоглотового чая, в другой — свежайшая, с пылу с жару, яблочная плюшка с коричной корочкой. Старательно жуя плюшку и добродушно следя за облаками, проплывающими неторопливо над Заповедным Лесом, Хомка подумал, что неплохо было бы на обед отведать горохового супа. (Ну не спрашивайте у меня, почему этим утром ему пришла в голову такая странная идея — я не знаю.) И тут же, вдогонку, засомневался — вряд ли гороховый суп способен самозародиться в кастрюле. Насколько Хомка успел заметить, в шкафах и на полках большой и светлой кухни появлялись только простые продукты — мука и сахар, соль, чай в большой банке, всякие травки и корешки, картошка в подполе, масло, сметана и молоко в холодном шкафу. А вот всякие вкусности вроде яблочной шарлотки, пряников, плюшек, варенья, хрустких салатов и печёной в золе картошки всегда кто-то готовил или приносил с собой.

И вот Хомка решил, что сегодня, на радость всем обитателям Дома-на-Болоте и случайным гостям (а гости забредали часто), он сварит вкуснющий гороховый суп. Приняв такое архиправильное решение, хомяк спрыгнул с подоконника в сад и деловито зашагал по тропинке вокруг дома — такое предприятие следовало начинать, входя в кухню с парадного входа.

На кухне Хомка первым делом решил определиться с набором ингредиентов — это умное слово он слышал от Старого Петри и знал, что все по-настоящему прекрасные вкусности обязательно состоят их этих самых «гридентов». Взяв с полочки маленький обгрызенный карандашик, он накарябал в волшебной тетрадке Старого Петри: «ГАрАХавый сЮп» и принялся терпеливо ждать. Постепенно в тетрадке стали проступать слова, фразы и даже картинки, и Хомка, сосредоточенно сопя, принялся переписывать всё это на огрызок промокашки. Даже кончик языка от усердия высунул. Потом захлопнул тетрадку и торжественно протопал в тот угол кухни, где возвышалась красавица-печка, а по стенам были навешаны полочки и шкафчики. Хомка был полон решимости творить гороховый суп!

Он достал самую большую кастрюлю, налил в неё воды, поставил на огонь, а потом, периодически сверяясь с исписанной промокашкой, принялся кидать в кастрюли «гриденты», бормотать заговоры и вытаптывать лапками заклинания на плиточном полу. Не прошло и часа, как по Дому-на-Болоте поплыл вкусный, пусть и несколько странный, запах.

Первым на кухню заявился, разумеется, рыжий Котёнок. Просунув голову в дверной проём, он принялся топорщить усы и старательно нюхать воздух. Потом прошмыгнул внутрь и вспрыгнул на кухонный стол неподалёку от плиты, у которой священнодействовал хомяк.

— А чего это ты тут делаешь, Хом? — спросил он у друга.

— Готовлю — точнее, уже сготовил — гороховый суп! — торжественно произнёс Хомка, размахивая половником. — Хочешь попробовать?

Котёнок ещё раз принюхался, а потом кивнул.

— Хочу! Только, — осторожно добавил он, — маленькую ложечку…

Хомка, покопавшись в ящике стола, протянул ему небольшую десертную ложку — и Котёнок, чуть поколебавшись, зачерпнул из большой кастрюли ложечку горохового супа.

— Ну как? Вкусно, правда? Я старался… — Хомка аж подпрыгивал от нетерпения, напоминая рыжий мячик с лапками. — Здоровский суп получился, правда? Гороооховый…

Котёнок, облизав ложку, зачерпнул ещё, а потом, обернувшись к Хомке, сказал:

— Очень вкусно, Хом. Только это… видишь ли, это явно не гороховый суп.

Хомяк так и замер на месте, а потом взвился, словно разъярённая фурия.

— Это почему это не суп? Я же воду кипятил? Кипятил! Гриденты туда кидал? Кидал! Даже рецепт правильный узнал! — и он сунул Котёнку под нос изрядно помятую и заляпанную чем-то липким и сладким промокашку. — И даже улучшил его — все самое вкусное, самое полезное в суп положил… А ты говоришь — не суп!

Котёнок скептически хмыкнул в сторону промокашки и ещё раз зачерпнул из кастрюли.

— Не знаю, где ты взял свой рецепт, Хом, и в какую сторону ты его улучшал, но главным в гороховом супе является, несомненно, горох. Ну там ещё картошка всякая, морковка, лук… А у тебя тут что? Яблоки, брусника, апельсиновые корочки… Ваниль тоже… — Котёнок с удовольствием потянул носом. — Так что гороховый суп у тебя не вышел, Хом. А вот варенье… отличное варенье получилось, дружище. Даже лучше, чем у Лады… — и Котёнок, сочувствующе похлопав расстроенного Хомку по плечу, снова зачерпнул полную ложку.

Как Хомка решение принимал

Как-то раз Хомке было нужно принять важное решение. Нет, вы только не подумайте, что он не мог выбрать, какую плюшку слопать на завтрак — с абрикосами или с крыжовенным вареньем. Такие решения Хомка принимал быстро и не особенно страдал, если решение было неверным — всегда же можно слопать ещё и другую плюшку!

Но то решение, которое должен был принять Хомка в этот раз, было действительно важным, и хомяк уже несколько дней ходил хмурый и даже плюшки жевал неохотно. Он думал.

Вообще-то, думал Хомка редко — обычно он занимался куда более важными делами: наблюдал за облаками, играл с рыжим Котёнком, запускал змеев, собирал землянику, болтал с белками или лазил в шкаф к своему другу Дракону. Так что когда Хомка принялся морщить лоб и тяжело вздыхать, все в Доме-на-Болоте переполошились. А выяснив, в чём дело, принялись давать Хомке советы.

Старый Петри, водрузив на нос очки, долго разглядывал озабоченную Хомкину мордашку, а потом предложил выписать на листок все преимущества и недостатки каждого из возможных вариантов. Хомка только поморщился. Он не любил писать и считал, что листочкам бумаги можно найти куда более полезное применение — например, складывать из них самолётики. Лада предложила погадать на кофейной гуще — нужно только выпить чашечку бразильского кофе, а потом перевернуть чашку над блюдцем.

— И что, на блюдце будет написано решение? — заинтересовался Хомка.

Но Лада сказала, что на блюдце появятся образы и символы, а Хомка должен будет понять, что они означают. Хомка безнадёжно махнул лапкой. Он кофе не любил, но готов был выпить эту горькую гадость ради важного решения. А раз там ещё придётся в гуще символы разбирать… тогда уж лучше на облака посмотреть, они, по крайней мере, живые.

Рыжий Котёнок предложил сразу два варианта — спросить у Большой Одинокой Кошки или погадать на ромашке. Ромашку Хомка отмёл сразу — откуда же узнать, какая ромашка гадательная? Их на поляне вон сколько! А выберешь не ту ромашку — и всё, важное решение коту под хвост! (Правда, последнее Хомка только подумал, а не сказал, чтобы не огорчать Котёнка). А вот спросить у Большой Одинокой Кошки — это была замечательная идея! Она такая мудрая и всё знает… Да вот только неизвестно, где её искать — она же гуляет в звёздных сферах сама по себе. Кто знает, когда заглянет снова на огонёк?

Самый странный совет дал Хомке его друг Дракон. Сидя на шкафу и догрызая принесённые Хомкой плюшки, он вдруг выпустил из ноздрей большое облако зеленоватого, пахнущего мокрой травой дыма, и глубокомысленно изрёк:

— Ты, главное, не переживай так, а то похудеешь. А тебе худеть вредно! И шёрстка, того и гляди, потускнеет… Просто живи, как будто решение уже принято.

— Какое решение-то?

— Да неважно, какое. Просто живи, как будто оно уже принято — а там уж оно само как-нибудь утрясётся…

Хомка покачал головой, удивлённый странным советом. А потом подумал — а может, и правда, попробовать? А оно уж как-нибудь само…

Следующим утром обитатели Дома-на-Болоте застали Хомку на кухне. Хома весело насвистывал и доедал девятую плюшку — с малиной и шоколадной крошкой.

— Оно что, нашлось? Решение? — рыжий Котёнок радостной молнией заметался по кухне. Хомка важно кивнул, потом помотал лохматой головой, потом проглотил последний кусочек плюшки и сказал:

— Не знаю… Может, уже нашлось, а может, и нет. Это, кажется, на самом деле, не важно. Вот плюшки, ромашки, облака, варенье и воздушные змеи — это важно. Сказки у камина, молоко в блюдце, солнечные блики на траве и ветер с моря — это важно. Твой рыжий хвост, улыбка Старого Петри, одуванчиковые пухи, драконьи чешуйки и песни Лады — это важно. А всё остальное… наверное, оно как-нибудь само… решится.

И кивнув самому себе, Хомка с энтузиазмом куснул десятую плюшку. Потому что все знают — хомякам худеть вредно!

Как Хомка в космос летал

Как-то раз дождливым июньским днём Хома разгребал свой шкаф. Ну, а что ещё можно, по-вашему, делать, если на календаре 23 июня, а на улице температура +12, и льёт, как из ведра?! Так вот, Хома, забравшись в свой шкаф, деловито раскладывал по кучкам всякие восхитительные ненужности, шуршащие бестолковости и пёстрые нелепости, что скопились там со времён прошлой инспекции. При этом Хомка успевал отгрызать кусочки от большой, но уже слегка подсохшей марципановой плюшки, ворчать и возмущаться по поводу так некстати случившегося дождя и деловито бормотать себе под нос:

— Та-ак… вот эту штуку, кажется, мне Старый Петри принёс прошлой весной… совершенно не помню, зачем она нужна… но у неё такие здоровские прозрачные блестючки по бокам, совсем как стрекозиные крылья! А вот эта гремячая финтифлюшина точно от сэра Макса осталась! Он, когда у нас гостил, столько восхитительных гадостей и странностей повсюду разбрасывал, что прямо ух! А вот эта пухлявая шерстенючка… чегой-то я не помню, откуда она взялась. И почему, интересно, от неё сушёной ромашкой пахнет?!

— Может, потому, что ты её в феврале в мешок с ромашкой запихал? Ещё рассказывал, какая это замечательная идея — там-то, мол, ты свою любимую бархотку для натирания до блеска праздничных башмаков точно не потеряешь!

Из глубины шкафа проступила ехидно улыбающаяся драконья морда.

— О, привет, Драконище! Как хорошо, что ты зашёл. У меня как раз спички закончились, никак камин не растопить… Поможешь?

— Пффф… — возмущённо фыркнул Дракон, и сосновые полешки в Хомкином камине весело затрещали. Среди них деловито зашуршали две крохотные саламандры — камин у Хомы был небольшой. В комнате стало ощутимо теплее.

— Чем ты тут занимаешься, Хомячище? — Дракон плюхнулся на пол возле шкафа и одним махом заглотил остатки Хомкиной плюшки.

— Да вот, шкаф разгребаю. Сам не понимаю, откуда в нём все эти странные штуковины берутся. Как будто у меня в шкафу вселенское бюро находок! Вот, например, смотри. Ну, вот что это за железяка? Корявка какая-то непонятная…

— Чего ж тут непонятного?! Это ракета!

— Это?! Ракета?! Хм… Ну, допустим. А откуда она в моём шкафу взялась?

— Нууу… это я её там забыл.

— Ты? Забыл ракету в моём шкафу?!

— Ну… не то, чтобы забыл… Я её там спрятал. За ней охотились космические пираты, а у меня в комнате прятать ракету совершенно некуда… ну и вот…

Хома подозрительно прищурился на Дракона — опять, небось, издевается. Дракон сидел, потупившись и скромно обернув лапы хвостом — ну точно домашняя кошка. Хомка вздохнул.

— Ну допустим… И что мне теперь с этой твоей ракетой делать?

— Как «что»?! Ну как это «что делать»??!! Летать, разумеется.

— Ага. Летать. На этой вот железяке. Ну-ну…

— Да никакое не «ну-ну»! Вот, смотри — сюда ставишь правую лапу, сюда упираешься левой, вот сюда аккуратно укладываешь хвост…

— У меня не хвост, а фост. К тому же, он вот до той финтифлюшины не дотянется.

— Ну, неважно, можешь туда пузо своё шерстяное впихнуть, как раз влезет. Ой! — Дракон пригнулся, увернувшись от метко запущенного в его голову боевого хомяческого тапочка. — Ну вот, а дальше дёргаешь на себя вот эту загогулину…

Вввввзззззззшшшшшшффффффф!!!

— АаааааааааааааааааааааАААААААААААаааааааааааааа!!!

— Ух ты!!!

Дракон высунул голову в окно, наблюдая за стремительным полётом хомяка в самую середину огромной дождевой тучи.

— Вот вечно он так! Как мусор всякий в шкафу ковырять и камин разжигать, так «Дракон, помоги!» А как на ракете кататься, так всегда в одиночку… ОЙ!

В этот раз полёт боевого хомякского тапка был прерван попаданием в шипастую драконью голову. Над левой бровью дракона тут же вспухла огромная багровая шишка.

— Эй, ну ты чего кидаешься?! Больно же! — Дракон обиженно засопел.

— Ты, дубина стоеросовая! Пращур всех ящеров! Ящерица шерстяная! Крокодил чешуйчатый! Ты думай в следующий раз, прежде чем загогулины дёргать!

Вокруг Дракона толстым шерстяным мячиком задиристо прыгал Хомка, готовясь запустить в полёт следующий тапочек. Но вид его за время совсем непродолжительного отсутствия разительно изменился. На голове у него теперь красовалась пёстрая тюбетейка, расшитая золотыми нитками и шёлковыми ленточками, на нижних лапах — туфли без задников с причудливо загнутыми кверху носами, а на пузике едва сходилась нарядная жилетка бардового бархата, тоже вся расшитая золотыми нитками и ленточками.

— Ну, Хом, ну, перестань, больно же… Вон, смотри, какие у тебя нарядные обновки. Будешь драться — жилетку порвёшь, тапочки испортишь… Кстати, а откуда у тебя обновки? В ракете нашёл?

— В твоей глупой ракете даже тормозов не найти!

Хомка, всё ещё возмущённо сопя, плюхнулся в любимое кресло и пошарил за спинкой. Там обнаружился огрызок имбирной печенюшки — Хома всегда очень предусмотрительно делал запасы на чёрный день в самых неожиданных местах. Надо же, в коем-то веке пригодилось.

Сжевав печенюшку и поостыв, Хома глянул на Дракона. Тот, изнывая от любопытства, но не решаясь тревожить явно сердитого дружка, перебирал пуговицы в большом холщёвом мешке и покаянно вздыхал. Хомка фыркнул от смеха и легонько толкнул Дракона лапой в бок.

— Ладно, Драконище, не страдай… На тебя обновок тоже хватит!

— Где?

— Где-где… в магазине. «Космическая лавка Гаруна Рашидовича»… ну или что-то в этом роде. Там недалеко, от перекрёстка налево.

— Чего? — Дракон помотал головой и в недоумении уставился на Хомку. — Слушай, ты… ммм… ты пока летал, головой нигде не стукался?

— Сам ты стукнутый! — обиделся Хомка. — Сам ракету подсунул, а теперь обзываешься…

— Ну, Хом, ну прости. Я ж на ракете не летал — откуда я знаю, куда на ней попасть можно. Не успел я её попробовать до того, как потерял… то есть, спрятал её в твоём шкафу от пиратов.

— Ага, ну-ну… Ракета твоя прилетела на космический перекрёсток номер 13 и сдохла. Зачем, интересно, космическим пиратам такая дурацкая ракета?

— Ну, почём я знаю?! А что за перекрёсток? Это там тюбетейки дают?

— Вот далась тебе эта тюбетейка… Перекрёсток космический — это место… ну такое волшебное, в общем, место. Я сам не знаю, это мне Гарун Рашидович рассказал, пока машину времени настраивал.

— Какую машину?

— Ну, такую штуку… я на ней домой попал. Ракета-то твоя одноразовая, ящерица ты несуразная…

— А тюбетейку тебе в этой машине дали?

— Ну что ты пристал ко мне с этой тюбетейкой?!

— На ней кисточки красивые. Разноцветные!

— Ну да, Гарун Рашидович сказал, что кисточки на ней соответствуют спектру обитаемых миров непознанной Вселенной… или что-то в этом роде, я точно не помню. Я его невнимательно слушал, я арахисовую халву ел.

— Чего?

— Халву. Арахисовую. Ел. Я.

— На космическом перекрёстке? В космической лавке? Ты ел глупую арахисовую халву, когда в твоём распоряжении были все тайны вселенной? Ну, ты даёшь, Хомячнще…

— Знаешь чего, Драконище?! Я этих тайн не просил. И на ракете кататься тоже не собирался. И вообще, космос, тайны — какой от них толк? А? А от арахисовой халвы всегда есть толк! И от тюбетейки с кисточками тоже!! И вообще, уже давно обедать пора.

И гордо распушив фост и кисточки на тюбетейке, Хомка отправился на кухню. Обедать. А Дракон, тяжело вздохнув, поплёлся следом. Потому что тайны и космос — это, конечно, хорошо, но не отказываться же из-за них от сытного обеда.

Про Хомяка и Мироздание

Как-то солнечным апрельским полднем хомяк сидел на пороге Дома-на-Болоте и гадал.

«Любит — не любит — плюнет — поцелует — к сердцу прижмёт — к чёрту пошлёт… Любит — не любит…?» — бормотал Хомка себе под нос, обрывая лепестки на огромной, махровой ромашке.

Рыжый Котёнок, ловивший тут же, на крыльце, солнечных зайцев — лениво, одной лапой — на минутку оторвался от своего интересного занятия и спросил, хитро прищурив глаз:

— Хомка, ты на кого гадаешь? На дракона? А то его давненько не было видно…

Хомка, бросив бормотать, только махнул на Котёнка лапой.

— Зачем мне на него гадать?! Подумаешь, давно в шкафу не появлялся… Это не важно. Я и так знаю, что мой дракон меня любит. Так что на него и гадать не нужно. А вот насчёт Него я не так уверен…

— Насчёт кого?

— Насчёт Мироздания, разумеется. Не мешай, Рыжий!

И он принялся отрывать лепестки дальше, деловито бубня:

— Любит… не любит… плюнет… поцелует… к сердцу прижмёт… к чёрту пошлёт… любит… Ой!

— Что случилось, Хомка?! — потревоженный Хомкиным вскриком, Котёнок на всякий случай вздыбил шерсть и воинственно распушил хвост.

— Смотри! — хомяк сунул Котёнку под нос мясистый стебель бывшей ромашки. К ярко-жёлтой, махровой серединке цветка остался прикреплён всего один лепесток. И на нём сидела красивая, блестящая на солнце божья коровка. Рыжая, с четырьмя чёрными точками на спинке.

— Как думаешь, Котёнок, лепесток с божьей коровкой считается? — шёпотом спросил Хомка.

— Не знаю… — так же, шёпотом, ответил Котёнок.

Хомка вздохнул.

— Понимаешь, если с коровкой не считается, то получилось, что Мироздание меня любит, А если считается — то выходит, что не любит… А мне что-то не хочется жить там, где меня не любят — как-то это страшновато…

Котёнок озадаченно почесал в затылке.

— Ну, Хомка, я, правда, не знаю. А можно это как-то ещё проверить? Давай, например, подождём до вечера и посмотрим, что за сегодняшний день с нами произойдёт. Если случиться что-нибудь хорошее или радостное, значит, Мироздание тебя точно. любит. А если случиться что-то плохое, то…

— То значит, оно меня не любит! — мрачно буркнул Хомка и ещё раз вздохнул. — Мдааа…

— Котёнок! Хомка! Вы идёте?! — у дальнего края тропинки, ведущей от опушки к Дому-на-Болоте, вдруг обнаружился прыгающий и размахивающий лапами Барсук. — Быстрее, там уже все начинается!!!

— Хомка!!! Гонки на воздушных змеях!!! Как же мы забыли?! — и Хомяк с Котёнком во всю прыть понеслись по тропинке за Барсуком. На большой лесной поляне начинались весёлые игры Весеннего Равноденствия.

А уже поздно вечером, нагулявшийся и приятно тяжёлый от любимых плюшек Хомка, угнездившись среди одеял и подушек, вдруг вспомнил о своём гадании. И задумался — так каким же был сегодняшний день? Их любимая команда проиграла гонки на воздушных змеях. Белки раздобыли мешочек любимых Хомкой орехов пекан и щедро отсыпали ему полную пригоршню. Барсук курил трубку, и Хома всё время чихал. У Котёнка обгорел на ярком весеннем солнце нос — но зато он выиграл целую банку брусничного джема в состязании на самые невероятные зимние завирушки. Потом вдруг, откуда ни возьмись, объявился давно запропавший Дракон — и Хомка с радостными воплями висел у него на шее. Зато потом Дракон сожрал всё мороженое и леденцы с коноплёй. А потом были посиделки у большого весеннего костра, и Старый Петри рассказывал новые сказки.

Потом пошёл дождь. Еще холодный, но уже по-настоящему весенний. А больше ничего плохого не случилось.

«Наверное, всё-таки любит…» — тихонько пробормотал себе под нос засыпающий Хомка. И успокоено засопел, спеша навстречу своим весенним снам.

О Хомяке и Галантной Эпохе

— Котенок, а у тебя есть галстук? — спросил как-то за завтраком Хомка, доедая пятую булочку с изюмом и заварным кремом.

— Кккк… какой ещё галстук? — то ли возмутился, то ли удивился Котёнок.

— Ну, не знаю, какой-нибудь… Модный! Красный, например, в бирюзовую клеточку. Или жёлтый в малиновый горошек. Или серый в фиолетовую полосочку… Вариантов бесконечное множество, как ты понимаешь…

Котёнок с беспокойством глянул на своего пушистого друга, деловито макающего седьмую по счёту плюшку в кружку с какао.

— С тобой всё в порядке, Хом? — обеспокоенно спросил он.

— А?… Мне нужен галстук! — громко объявил Хомка, поднимаясь со стула и стряхивая с пузика крошки. — И я собираюсь его добыть!!

— Хом… Хома, зачем тебе галстук? Что с тобой? — Котёнок обеспокоенно покрутился вокруг Хомки и даже пощупал лапкой его нос — нет ли жара? Хомяк только отмахнулся и решительно распахнул дверь.

— Мне было видение! — торжественно провозгласил он, пушистым рыжим колобком скатился со ступенек и был таков.

На шум из своего кабинета выглянул Старый Петри. Котёнок, весь встревоженный, пересказал ему несуразный разговор и тревожно уставился на наставника — что делать-то?

— Пусть его! — лукаво усмехнулся в пышные усы Старый Петри. — Посмотрим, что из этого получится…

Котёнок только головой покачал в недоумении.

А Хомка тем временем несся по лесу, напевая что-то невменяемое себе под нос, хаотично размахивая лапками и периодически совершая почти акробатические прыжки. Сойки, наблюдавшие за ним с верхних веток, только диву давались. Обычно такой солидный, приличный хомяк — и надо же, прыгает, что твой кузнечик…

Хомка, разумеется, метался по лесу не просто так. У него был план! Он знал, что у лесного зверья галстуком он вряд ли разживётся. Но он также помнил, что у Мыша, поселившегося недавно в старой норе под берёзой, полно в закромах древних сундуков — и кто знает, что в них можно отыскать!

— Mouse! Oh, Mouse, my friend, are you there?! — громко закричал чуть запыхавшийся Хомка у входа в Мышиную нору и, не дожидаясь ответа, решительно полез внутрь.

Мыш, выглянувший на шум из дальней комнаты, приветливо улыбнулся.

— Hi, Hamster, what are you up to?

— I need a tie! Have you got one?

— A tie? I don’t think I have one… What do you need a tie for? Anyway, you can have a look in the chests if you want… — пробормотал Мыш Хомке в спину. Тот, не дожидаясь ответа, уже шустро топал в сторону кладовой с сундуками. Мыш, недоумённо пожав плечами, вернулся к себе, тихонько прикрыв дверь.

Самый большой сундук был полон всяких сокровищ — у Хомки аж глаза загорелись. Старинные манускрипты, мелкие серебряные монетки, кожаные кошельки, камзолы, сабли, тяжёлые золотые перстни, сушёные апельсиновые корочки, яркие фантики из фольги, палочки корицы, свечные огарки, волшебные лампы, тонкие кружевные перчатки, пачка пожелтевших писем, перетянутых шёлковой лентой, плюшевый тигрёнок в клетчатом жилете, волан и две ракетки, скакалка, стеклянный подсвечник, разноцветные бусины… Галстука в сундуке не было. Не нашлось его и во втором, и в третьем сундуке… Хомка почти совсем уж было отчаялся, но вдруг в самом маленьком и пыльном сундуке на глаза ему попался… не совсем галстук, конечно, но всё же… «Сойдёт!», — критически осмотрев находку, подумал Хомка и, довольно насвистывая под нос, направился домой.

Вечером он хвастался свой находкой перед домашними.

— Я хорош?! — горделиво вопрошал он, разгуливая по кухне руки-в-боки. Старый Петри с Ладой хохотали от души, а Рыжий Котёнок смотрел на своего дружка почти со страхом.

— Хома… Ну скажи мне — зачем тебе ЭТО?! — дрожащей от волнения лапкой он указал на пышное жабо, кружевными волнами окружающее рыжую Хомкину мордаху.

— Зачем, зачем… — пробормотал тот, снимая находку и бережно разглаживая кружева. — Я мисс Сну ми на свидание пригласил. Хочу быть элегантным, понятно тебе?!

И не обращая внимания на хохот Котёнка, гордый рыжий хомяк с достоинством удалился в свою опочивальню. Ведь именно так поступали джентльмены Галантной Эпохи. И никаких гвоздей!

Старый, из тёмной древесины, окованный потемневшими от времени полосками меди сундучок с вычурными коваными замочками и петельками стоит на полу в пятне яркого полуденного света. Рядом сидит Хомяк и, тихонько улыбаясь самому себе, смотрит на сундучок, поочередно щуря то правый, то левый глаз. Это целый ритуал — открывание сундука. На окне подрагивают головками и застенчиво улыбаются столь любимые Хомяком ромашки, шевелит несмело занавеску лёгкий ветерок, любопытная белка заглядывает в распахнутое окно с ветки раскидистого дуба, замирают на миг в небе облака — и с тихим мелодичным скрипом откидывается крышка старого сундучка… Хомка заглядывает внутрь, всё ещё жмуря один глаз, сдувает пыль, чихая и смешно морща нос, а потом начинает перебирать свои сокровища. Вот стопочка когда-то белоснежных, теперь пожелтевших от времени и хрупких кружевных перевязанная нежно-розовой шёлковой ленточкой. Вот разноцветные камушки надежд — какие-то просто рассыпаны по дну сундучка, а какие-то сложены горкой в пластиковую бутылку со срезанным верхом. Вот серпантинные ленточки образов и идей — свитые аккуратными или кучерявой воздушной кучей шуршащие в самом углу. Вот сухие кленовые листья ожиданий, источающие тонкий и чуть грустный аромат осени. Некоторые из них рассыпались в прах, оставив после себя лишь пятипалые скелеты и кучки трухи — а некоторые как будто собраны только вчера. Хомка отпускает их в небо — и они медленно кружатся, задумчиво танцуя свои вечный осенний танец. Вот коробка старых детских страхов. Хомячок потряхивает её и, слыша грохоток изнутри, довольно улыбается. Потом ставит её на место, не открывая. А вот фигурки страхов нынешних — злобно щурятся с самого дна. Хомяк бережно берёт каждую фигурку, согревает в своих лапах и подолгу смотрит ей в глаза, продолжая молчаливый, спор. Потом ставит фигурку на место, и она ласково кивает ему на прощанье. Там и сям разбросаны по сундучку розовые лепестки настроений, грецкие скорлупки непрошеных слёз и старые фантики фантазий. Под крышкой свил свою паутину паук тревоги — но Хомка не прогоняет его. Лишь трогает лапой серебряные нити и, наклонив голову набок, слушает их мелодичный перезвон. Потом лезет в карман, достаёт оттуда маленькое, сшитое из плюша и набитое ватой хомячье сердечко и бережно прячет его на дно сундучка. Рядом складывает кучкой кубики сказок. Закрывает крышку — она мягко, почти без стука, опускается, щёлкают кованые замочки, скрывая от глаз Хомкины сокровища. Сверху мягким покровом ложится тишина.

А Хомка ещё долго сидит на полу в сгущающихся сумерках летней ночи, слушая, как почти беззвучно стучит в сундучке плюшевое сердце…