Сказка для детей изрядного возраста

ето выдалось совершенно замечательное. Обильные снега, растаяв по весне, щедро напоили землю, и в рост пошли, кажется, даже плетёные изгороди.

Дороги тем не менее высохли быстро, и ходить по ним босиком было чрезвычайно приятно. Многочисленные шмели и пчёлы деловито сновали от цветка к цветку, и казалось, что гудел сам воздух, густой от пряных запахов.

Изредка ветерок, дующий со стороны Тошнилино, приносил неповторимый аромат свинокуренной фермы, но, правду сказать, настолько слабый, что трудно было определить, разводят там действительно свинокур или, скажем, козогусей, а потому не сильно отвлекающий от блаженного ничегонеделания.

Однако сегодня это приятное занятие должно было закончиться с заходом солнца. Дело в том, что в здешнем лесу раз в год в ночь на Ивана Копалу цветёт папоротник.

Я сидел на крылечке, глядя на догорающий закат, и мысли мои текли легко и плавно где-то далеко от моей головы. Предстоящее дело здесь, вдали от города, выглядело хоть и непростым, но вполне естественным и даже почти обыденным.

Вдруг морковная грядка словно пошевелилась. Я уставился на неё, благо для этого не пришлось даже поворачиваться. Грядка явно двигалась в мою сторону.

Из-за горизонта отсвечивали последние лучи солнца, мне пора было отправляться, но я продолжал сидеть, пытаясь рассмотреть причину этого шевеления.

Причиной оказался бурый хомяк, только ростом с кролика и с когтями, словно отнятыми у медведя. Зверёк шустро дополз до начала грядки и сел столбиком в сажени от меня, сложив передние лапы на упитанном пушистом животе. Какое-то время мы с любопытством разглядывали друг друга, а потом, не придумав ничего лучше, я задал глупейший вопрос:

— Ты кто?

— Колупанда, — ответил зверь.

— А что ты тут делаешь?

— Моркву колупаю.

— Ты говоришь? — я не верил своим глазам и ушам.

— Ну да. Мы вообще-то разумные.

— А почему вы нам этого до сих пор не сказали?

— А вы разве с нами разговаривали? Что бы ты ответил кому-то большому и страшному, если бы он крикнул тебе «кыш»?

— А что, я такой страшный?

Колупанда задумался.

— Ты — нет. Но ты и не погнал меня с огорода.

— Да колупай на здоровье, мне всё равно столько не съесть.

Зверь аж раздулся от важности, став похожим на откормленного кота с короткими мощными лапами.

— Ну, спасибо тебе, добрый человек! А что это ты на крыльце сидишь, в дом не идёшь? — степенно спросил он.

— Да дело у меня есть, — в тон вопросу ответил я.

— Никак хочешь папоротник цветущий добыть?

Я чуть челюсть не уронил от удивления:

— А ты откуда знаешь?

— Так ведь день-то какой! А заради какой надобности он тебе потребовался? Если зуб болит, то лучше цветы рюмашки заваривать, а на свежую рану — лепить лист подлорожника.

— Мечта у меня есть.

— Ну раз так… А делать-то с папоротником что будешь?

Поверье, гласившее о чудесных свойствах этого растения, упорно не желало вспоминаться:

— Вроде же как сорвать надо, но перед этим желание своё сказать…

— Сказааать, — передразнил Колупанда. — А что, у цветка уши есть?

Я растерялся.

— А что же тогда надо делать?

— У него вся сила — в корне. Вот его-то и надо извлечь. Он же квадратный! — сказал Колупанда таким тоном, будто это всё объясняло. — Ладно, ты мне помог, и я тебе помогу. Солнце зашло, пора двигаться. У тебя руткит есть?

— Чего? — обалдел я.

— Инструмент для добычи корня, — терпеливо пояснил собеседник, огляделся, — о, вот это подойдёт!

Он метнулся к стене и сцапал небольшую сапёрную лопату. Оттопырил козой два крайних когтя, полоснул ими вдоль штыка лопаты, прочертив на стали глубокие царапины. Потом легко, как лист бумаги, согнул железяку по линиям. Получился совок-переросток странной формы.

— А теперь — пошли!

Я безропотно встал, взял совок и двинулся следом. Успел еще подумать, что придётся по дороге останавливаться, чтобы подождать, а то и вовсе взять проводника на руки, благо он некрупный, но зверь быстро перебирал мохнатыми лапами. Ещё и подгонял, иногда оборачиваясь:

— Шибче беги, нам надо до обнуления успеть.

— До чего?

— Слушай, ты как вообще собирался папоротник искать?

Я пожал плечами:

— На авось надеялся.

Колупанда аж споткнулся и застыл как вкопанный. Секунду напряжённо размышлял, а потом махнул лапой:

— А, ладно, позже разберёмся, бежать пора, а то уедет, ищи его потом.

— Что… уедет?.. — я окончательно запутался, да еще и проводник после передышки словно пытался наверстать опоздание. Мне даже показалось, что лапы у него стали длиннее, да и сам он несколько подрос.

— Скользящее окно. Это место такое в двоичном лесу, там и растёт твой наноротник. Окно сдвигается при обнулении счётчика.

— При… чем?.. — слова мои словно выплёвывались на бегу поодиночке.

— В полночь, балда. Побереги дыхание.

Сам Колупанда от несоблюдения своего совета явно не страдал, продолжая на бегу излагать в том же отрывочном духе интереснейшие сведения:

— Не трогай эти деревья — они несбалансированные.

— Это как?

— Нууу… Тронешь, а с него листья осыпятся. Или само тебе на голову рухнет.

После этого обнадёживающего объяснения я стал шарахаться от любых деревьев.

— Вон видишь кустик? Это закрепень-трава. Очень помогает от медвежьей болезни.

И не успевал я уточнить, какой из всех этих кустиков столь полезен, как он вдруг переключался на историю с географией:

— Это не наша тропа, это ренессансная. Она здесь была задолго до нас.

Потом мы огибали по кустам совершенно ровную полянку, и на мой невысказанный вопрос Колупанда отвечал:

— Нелинейная топь. Там водятся энтропийные комары. Ну их, застрянем ещё здесь на пару лет.

Минут десять ударного бега от топи, и проводник замедлился, чутко поводя носом.

Сумерки сгущались, но он сказал, что теперь уже недалеко, надо только незаметно пройти мимо толстых троллей.

Я подумал, что ослышался. С другой стороны, скажем, вчера я и про колупанду не знал — Бьёрн его знает, что у них в этом лесу ещё водится.

Попросил его рассказать поподробнее, но тут из-за деревьев донеслись дикие вопли и ололоканье.

— Что это?

— Битарды.

— Что?!

— Двоичные ублюдки. Виртуальная форма нежити. Водятся в лесах доменов. Могут только жмакать пимпы, ффтыкать в контент и троллить нубов для лулзов.

Потрясённый новизной и объёмом информации, я уцепился за последнее слово:

— Для чего?

— Ну, как тебе объяснить… Лулзы у них — мера всего.

— Это как?

— Они бы за лулзы и себя по частям продали, если б купцы нашлись.

— Да что это вообще такое?

Со стороны полянки раздались басовитый гогот и вопли:

— Ололо, риальни!

— Жжош!

— Плюс стопицот!

Колупанда безнадёжно махнул в ту сторону:

— Вот это оно и есть.

Обойдя шумных битардов, буквально через пол версты мы вышли к поляне. На ней, словно под легчайшим ветерком, даже не шевелились — упорядоченно подрагивали резными листочками кустики папоротника. Они росли ровными рядами, от нечего делать я их даже сосчитал — там было 32 ряда по 32 кустика.

— Выбери тот, что на тебя глядит, а как зацветёт — сей же миг хватай его за стебель у земли и начинай обкапывать, только смотри, корень не повреди! Что дальше делать, позже объясню.

Вдруг по полянке словно вздох прошёл, и сразу что-то изменилось. Я в первую секунду не понял, а потом просто остолбенел от увиденного. Наноротник цвёл, казалось, разноцветными огоньками, которые зажигались, гасли, меняли цвет, и был в их поведении какой-то глубокий смысл, непостижимая, но отточенная логика. Я не мог заставить себя вторгнуться в эту гармонию с лопатой. Огоньки очаровывали, и изъять из общей картины хоть один казалось жутким варварством.

А потом полянка вдруг исчезла. Бурый комок, сидящий слева на тропинке, недовольно сверкнул на меня жёлтыми глазищами:

— Что ж ты корень не добыл? Проморгал своё желание-то!

Я вздохнул:

— Да шут с ним, с желанием. Не мог я такую красоту нарушить.

Колупанда вкрадчиво промурлыкал:

— Зря ты так. Полянка один-то цветочек вмиг бы восстановила. К ней для этого приставлен специальный кот. коррекции. Зануда жуткий, хотя дело своё знает туго.

Я посмотрел на искусителя с досадой на его непонятливость:

— Но на этот миг картинка стала бы другой, понимаешь?

Жёлтые глаза сверкнули на уровне моего пояса:

— Ай, молодца! Я в тебе не ошибся!

— То есть? — удивился я.

— Отныне эта поляна всегда будет с тобой, — загадочно ответил компаньон, — а у меня теперь достаточно сил, чтобы перенести тебя к дому.

— Как перенести?

— Обыкновенно — вот ты тут, а вот ты уже там.

— Не-е, что ж я, увечный — сюда дошёл, а обратно не дойду?

Проводник, как мне показалось, одобрительно хмыкнул, подошёл к пеньку и увесисто хлопнул по нему когтистой лапой.

— Что ты делаешь?

— Лешего зову, чтоб короткую дорогу обеспечил. Должок за ним.

Откуда-то из-за пня раздался гневный скрипучий голос:

— А фонарей вам по всей крыше не понаставить с мигалками?

Колупанда коротко рыкнул в ответ.

Голос резко сменил интонацию:

— Ох, Авосенька, извини, тебя и не признать, ты так вырос, вот уж повезло тебе с благодетелем-то! А дорожку вам я сей же секунд обеспечу в лучшем виде! Сюда пожалте, вот по этой тропиночке, за клубочком идите, через час дома будете. Клубочку только скажите спасибо, не побрезгуйте. И вам приятно, и ему польза.

Через час мы сидели на моём крыльце, пили чай с ароматным чудничным вареньем и смотрели на восток в ожидании рассвета. Колупанда держал двумя лапами суповую чашку, которая казалась уже маловатой для него, и блаженно жмурился на розовеющее небо.

Меня распирало любопытство, и я наконец решился спросить:

— А почему леший сказал, что тебе повезло с благодетелем?

Колупанда повернул голову и весьма иронично посмотрел на меня сверху вниз:

— А ты во мне никаких перемен не заметил?

— Нууу… Подрос ты чуток, — осторожно ответил я.

— А как ты думаешь, почему?

— Вы, наверное, очень быстро взрослеете? — предположил я.

Собеседник поскрёб затылок когтистой лапой:

— Да не очень. Я нарочно не считал, но лет триста мне уже точно есть.

— А в чём тогда дело?

— Да мы ж волшебные существа. Как джинны или золотые рыбки. Почему рыбка предлагает только три желания?

— Не знаю.

— Да потому что… — он шумно отхлебнул чаю, задумчиво поглядел в опустевшую чашку и продолжил: — Просто при исполнении желаний мы силу отдаём, из которой сотканы. Взять, скажем, волшебную палочку. Ты думаешь, махнул, и желание исполнено? Не, ну для простых желаний этого хватит — если хочешь, например, синяков ближнему наставить да палочку берёшь потяжелее. Но она же дуб дубом, попробуй объясни ей, если чего посложнее нужно. Тут уже от нас соображалка требуется, а это очень накладно. Выполнишь иных три желания — и уже сам с таракана, только ноги уноси. После такого силу вернуть — это годами за спасибо у лешего батрачить. Клубочек видел? Во-о-от. А ты из меня силу не тянул, наоборот, своей делился.

— Когда же это я успел?

— Да всё время. Моркву мне колупать разрешил? Цветок рвать не стал? Барствовать с перемещениями не захотел? Да и ночь нынче была того… Особенная. Вот и набежало, — он зачерпнул варенья и на время умолк.

Я потрясённо перебирал в памяти недавние события, начиная наконец понимать, что к чему.

— Такой могучий Авось, как тебе, мало кому достаётся. На него и понадеяться не зазорно, — колупанда подмигнул и дружески толкнул меня плечом.

— А за что мне это? — неуверенно спросил я.

Авось снова прижмурился на быстро светлеющее небо и ответил тихо и непривычно серьёзно:

— Кто не отмахнулся от бабкиных сказок и пришёл сюда, тому даётся вера. Кто проявил милосердие, тому даётся помощь. Кто сумел извлечь квадратный корень, тому даётся удача. Кто сумел побороть алчность — тому даётся счастье. А исполнение желаний — это настолько просто… Теперь даже я с этим справлюсь не хуже наноротника.

Я налил обоим ещё чаю. Над лесом неспешно всплывало розоватое солнце. Было так тихо и спокойно, что мне бы и самому не верилось в ночные приключения. Если, конечно, не обращать внимания на моего гостя.

Я скосил взгляд на колупанду. Тот, прикрыв глаза, смаковал чуднику и казалось, что весь свет для него сжался до размеров горшка с остатками варенья.

— Спрашивай уж, — пробасил он вдруг с хитрой довольной улыбкой.

— Ты говорил про джиннов…

— А что джинны? Они тоже очень неслабые были, да повывелись. Губила их, понимаешь, привязанность к бутылке, но это уже совсем другая история…