В конце девятнадцатого столетия, когда ожесточенный спор между последователями Дарвина и немалочисленными антидарвинистами стал явно клониться к полной победе дарвинизма, его противники отыскали себе опору и подкрепление в лице некоего Грегора Менделя, в то время уже умершего.

Грегор Мендель в ранней молодости постригся в монахи. Всю свою жизнь он провел в стенах Брюнского монастыря, в бывшей Австро-Венгрии, ныне Чехословакии (Брно). Там он занимался селекцией гороха.

Из года в год, в течение тридцати лет скрещивал и высевал он горох. Результаты скрещиваний гороха он подвергал сложным математическим вычислениям и записывал их в тетрадь, считая, как видно, это делом важным и значительным.

Спустя шесть лет после смерти Менделя записи его попали в руки антидарвинистов, австрийского ученого Чермака и голландского ботаника де Фриза, которые ими и воспользовались в своих целях.

Приводя бесчисленные цифры, Грегор Мендель утверждал, что передача наследственных признаков от предков к потомству подчиняется строгим математическим формулам. На самом же деле это была не математика, а метафизика.

Вот за эти-то «гороховые законы», как называл насмешливо Мичурин теорию Менделя, и ухватилась, как за некое антидарвинистическое знамя, консервативная наука тех дней.

Возникло целое международное общество по изучению «наследия Менделя», появилось в противовес понятию «дарвинизм» понятие «менделизм». У метафизической школы приверженцев Менделя, возглавляемой рьяными его пропагандистами — американцем Морганом и немцем Вейсманом, вошел в обиход даже особый термин «менделировать»…

Так обозначалось всякое самомалейшее подтверждение «законов» Менделя в области биологических явлений, в области наследования признаков.

Имя Менделя было на языке у всех представителей так называемой «чистой науки», причем стараниями Моргана и его продолжателей «менделизму» был придан столь сложный, наукообразный характер, с таким обилием математических формул, что уже это одно делало менделевско-моргановскую генетику чем-то вроде египетской тайной науки.

Но самое главное, что было чуждо Мичурину в менделизме-морганизме, это его антидарвиновская направленность, стремление доказать, что изменчивость видов не может выходить за какие-то извечно установленные пределы и что возникновение новых форм возможно только в строго определенных рамках, зависящих исключительно от элементов наследственности. Иными словами, менделевско-моргановская генетика отрицала формообразовательную роль внешней среды, то-есть самую важную суть учения Дарвина.

Менделисты-морганисты утверждали, что условия жизни не оказывают никакого влияния на наследственную природу организма, а сам организм состоит из двух частей: из смертного тела и бессмертного «наследственного вещества», которое живет в теле организма, но не создается им и, оставаясь неизменным в продолжение всей жизни организма, в таком же виде переходит в тело его потомков. По утверждению менделистов-морганистов, это мифическое «наследственное вещество» помещается в микроскопических тельцах живой клетки организма — «хромосомах» — в виде мельчайших неизменных крупинок — «генов». При гибридизации «гены» отца и матери переходят в новые клетки гибрида, но не сливаются, а механически сочетаются в совершенно случайных комбинациях; от этих комбинаций и зависят наследственные признаки гибрида. Опираясь на эту метафизическую «теорию», менделисты-морганисты делали схоластический вывод о невозможности преднамеренного управления формированием наследственных свойств организма. «В селекционной работе, — говорили менделисты-морганисты, — можно и должно рассчитывать лишь на случай, ведя поиски наиболее удачных комбинаций практически неизменных генов среди возможно большего количества потомков в огромном ряду поколений».

Ясно, что эта антидарвиновская установка менделизма-морганизма являлась вместе с тем и антидиалектической.

Мичурин не принял менделевской теории и объявил ей решительную борьбу.

Еще в 1915 году, выступая в журнале «Садовод» с большой статьей, озаглавленной «По поводу неприменимости законов. Менделя в деле гибридизации», Мичурин утверждал:

«Выводы Менделя из его опытов скрещивания двух избранных им сортов гороха и дальнейшие работы его последователей со скрещиванием между собой различных сортов крапивы, ячменя, кукурузы и т. п. могут быть лишь случайно верны и то только при скрещивании тех же сортов упомянутых растений и при отсутствии резких изменений в условиях среды развития как самих растений-производителей, так и полученных от них гибридных сеянцев».

В 1919 году, располагая огромным количеством фактов, Мичурин совсем развенчивает менделизм. В статье «Польза китайской яблони» он пишет:

«Здесь не лишним будет напомнить всем, чересчур увлекающимся пресловутыми законами Менделя, трактующими о возможности предварительного определения количества гибридов, уклоняющихся в ту или другую из сторон растений-производителей, о неоправильности такого увлечения. Такой вывод не всегда подтверждается на деле потому, что наследственная передача свойств растений-производителей своему потомству всецело зависит прежде всего от той или другой степени индивидуальной силы в этом отношении каждого из производителей, вследствие чего в гибридах всегда оказываются в большинстве признаки того из производителей, который во взятой паре производителей оказался с большей силой наследственной передачи своих свойств.

А затем количество и степень наследственно получаемых гибридами признаков того или другого производителя во многом зависит от различных влияний условий среды, при которых зарождается и воспитывается сеянец-гибрид. Причем под влиянием одних из этих условий некоторые свойства производителей бывают не в состоянии проявиться в гибридах, между тем как под воздействием других условий могут передаваться в большей силе как эти, так и совершенно новые свойства, бывшие в латентном состоянии у растений-производителей.

Все это довольно сильно колеблет устои выводов Менделя о предварительном вычислении свойств гибридов. Пусть каждый защитник менделевских законов для проверочных опытов скрещивания возьмет для ролей производителей одно растение типичного дикого вида, а другое из культурных сортов яблони, и преобладание признаков дикого вида в гибридах всегда скажется в сильной степени».

Еще более резко и решительно Мичурин выступает против менделизма в 1922 году:

«Работы Менделя слишком рано сочли за всеобщий закон, так как на деле он часто противоречит естественной правде в природе, перед которой не устоит никакое искусственное сплетение ошибочно понятых явлений. Желалось бы, чтоб мыслящий беспристрастно наблюдатель остановился перед моим заключением и лично проконтролировал правдивость настоящих выводов. Они являются как основа, которую мы завещаем естествоиспытателям грядущих веков..»

И, наконец, в своей боевой, как видно, десятилетиями выношенной статье «Внешняя среда» (с подзаголовком «Посвящается маргариновым мудрецам») Иван Владимирович с предельной четкостью формулирует свое отношение к менделизму и всем его последователям:

«…некоторые, мнящие себя учеными знатоками законов растительного царства, наивно считают сомнительным мое утверждение о влиянии внешней среды на процесс образования новых форм и видов, как якобы еще не доказанных наукой.

…Думая о таких якобы ученых людях, не знаешь, чему более удивляться: их крайней ли близорукости или полному левежеству и отсутствию всякого смысла в их мировоззрении.

Прежде всего интересно знать: неужели они считают, что все 300000 различных видов растений создались (вне всякого влияния внешней среды) единственно при посредстве наследственной передачи свойств своих производителей?.. Ведь такое решение было бы полнейшим абсурдом. Нельзя же в самом деле предполагать, что из первых зародившихся особей живых растительных организмов при посредстве перекрестного их оплодотворения постепенно, в течение десятков миллионов лет создалось все существующее в настоящее время растительное царство на всем земном шаре без участия влияния внешней среды, условия которой в течение прошедших веков и тысячелетий так часто и так сильно изменялись…»

Всячески борясь за выявление и развитие прогрессивных сторон учения Дарвина, Мичурин все более и более останавливает свое внимание на проблеме вегетативной гибридизации плодовых растений, противопоставляя эту идею менделизму.

Термин «вегетативная гибридизация» принадлежит Дарвину. В своей книге «Изменение животных и растений под влиянием одомашнивания» Дарвин писал:

«Я приведу здесь все факты, которые только мог собрать, относительно образования гибридов между различными видами и разновидностями без участия их половой системы».

Говоря о прививочных (вегетативных) гибридах картофеля, Дарвин указывал:

«Некоторые из этих гибридов даже после трехлетнего размножения сохраняют в своих стеблях признаки, отличные от той породы, глазки которой, были привиты».

И, наконец, прямо констатирует:

«Прививочные (вегетативные) гибриды во всех отношениях напоминают помеси семенные».

Мичурин, получив еще в 1888 году вегетативный гибрид между вишней и черешней (Краса севера), а в 1894–1897 годах еще более поразительный вегетативный гибрид между яблоней и грушей (Ренет бергамотный), стремится не только глубоко осмыслить эти факты, но и включить вегетативную гибридизацию в арсенал своей борьбы за преобразование природы.

Его знаменитый метод «ментора» является практическим освоением принципа вегетативной гибридизации. Далее Мичурин разрабатывает стройную теорию получения вегетативных гибридов.

В статье «О вегетативных гибридах», относящейся к 1921 году, он пишет следующее:

«Французский зоолог И. Делаж (в переводе под ред. К. Тимирязева) в брошюре «Наследственность» на стр. 90, 91 и 92, признавая возможность вегетативных гибридов, упускает самый главный в этом деле фактор, наиболее содействующий изменению прививка: это, во-первых, то, что для более полного успеха необходимо брать прививаемую часть в самой ранней стадии жизни растения (приблизительно 15–20 дней после всхода из зерна), во-вторых, подвой должен быть в более старшем возрасте (лучше брать отпрыск от уже давно плодоносящего дерева) и, в-третьих, рядом с развивающимся побегом прививка необходимо оставлять расти значительное количество побегов подвоя для совместного влияния (на более сильное изменение прививка) работы корневой системы и листьев подвоя, убавляя количество листьев прививка. Только при соблюдении этих условий получается хороший результат».

Свою теорию вегетативной гибридизации растений Мичурин все более и более подкрепляет фактами. В 1923 году он с удовлетворением отмечает:

«Удачное проведение опыта по скрещиванию двух различных видов плодовых деревьев — груш и яблонь, между собой при помощи предварительного вегетативного сближения.

Этим фактом, — говорит Иван Владимирович, — подтверждается правдивость моего вывода — подставкой менторов изменять и внутреннее строение воспитываемого гибрида. В данном случае мы видим необыкновенное ускорение плодоношения, а затем возникают и многие другие изменения. Этим также наглядно и несомненно окончательно устанавливается возможность получения вегетативных гибридов».

Широко и уверенно применяя половую гибридизацию, Мичурин тем не менее считает ее лишь начальным звеном селекции. В совершенствовании гибридов он основную роль отводит направленному воспитанию их. В статье «О влиянии внешней среды» Иван Владимирович пишет:

«Мужские и женские производители скрещиваемой пары наследственно: 1) дают лишь зачатки своих или родичей своих качеств и свойств в очень значительном числе. А уж условия внешней среды, во-первых, одним из этих зачатков благоприятствуют (их развитию), между тем как развитие других задерживают или совершенно уничтожают, а во-вторых, часть наследственно переданных свойств под влиянием внешних условий почти всегда более или менее изменяется, согласно с условиями среды текущего времени, то-есть в разные годы всегда разно.

В конце концов, оказывается, что сложение строения гибрида лишь в 1/10 зависит от производителей, а в 9/10 от влияния внешней среды…».

Отсюда со всей очевидностью вытекает необходимость тщательного изучения всех условий, сопутствующих каждому новому опыту гибридизации. Необходимо взвесить и учесть не только растительную биографию и родословную каждой скрещиваемой особи, но и всю совокупность дальнейших воздействий на гибрид: выбор «менторов», то-есть агентов вегетативной гибридизации, климат, почву, питание, применить даже, в случае надобности, целый ряд искусственных стимуляторов — химизацию, электризацию, световое воздействие и так далее.

Именно поэтому так тщательно и углубленно изучал Мичурин условия внешней среды, а также филогенезис, то-есть видовую историю каждой растительной формы, избираемой им для скрещиваний. Все интересует его — и климат, и рельеф местности, где произрастают нужные ему растения, и их история, в пределах, доступных для изучения, а порой даже и для гипотез, догадок.

Выписывая семечки или пыльцу ценных сортов из Европы или Америки, Мичурин с такой же углубленностью изучает, как мы уже видели это на примере роз, их историю, обстановку и время возникновения.

Мичурин зло высмеивал людей, которые пытались подойти к селекции без серьезного предварительного изучения производителей и условий гибридизации и последующего воспитания гибридов.

Делом чести, делом всей жизни для Ивана Владимировича Мичурина была борьба с антинаучным подходом к садоводству и растениеводству вообще. Вспомним, сколько научной кропотливости, строгости, тщательности проявил он при изучении законов гибридизации на розах.

Недаром в 1908 году журнал «Русское садоводство, плодоводство и огородничество» в статье, посвященной более чем тридцатилетним в ту пору трудам Мичурина, писал о нем:

«Иван Владимирович Мичурин ежегодно обогащает новыми сортами не только отечественную «Помону» но и отечественную «Флору», так как честь выведения у нас в России новых роз, да вдобавок еще в выносливых грунтовых сортах, принадлежит опять-таки И. В. Мичурину.

Русское садоводство в лице Мичурина располагает не только огромной и выдающейся, но еще небывалой до сих пор у нас научной силой».

В этом же 1908 году Мичурин обнаружил в другом столичном журнале «Прогрессивное садоводство и огородничество» заметку об актинидиях. Известный растениевед Кессельринг описывал это растение как совершенно неведомое русским садоводам, причем отмечал его выдающиеся вкусовые качества.

Но Кессельринг, конечно, не знал, что еще в 1886 году в садовом дневнике Мичурина была упомянута актинидия среди исключительной по богатству коллекции молодого новатора-исследователя.

С тех пор лрошло больше 20 лет, было совершено два громоздких, сложных переезда — в Турмасово и на полуостров. Уникальный коллекционный экземпляр актинидии был утрачен Иваном Владимировичем. Но с юношеским огнем схватился пятидесятитрехлетний ученый за напоминание Кессельринга.

Немедленно полетели от Мичурина письма к его дальневосточным корреспондентам — охотнику-зверолову Худякову, на станцию Раздольная, близ Владивостока, к любителю садоводства Стрелецкому, на станцию Иман, к Седлярскому-Огородникову, на станцию Пограничная, к штабс-капитану Новгородову — во Владивосток, к Ефремову — в Благовещенск на Амуре.

Всех их Мичурин просил разыскивать и присылать ему все, относящееся к актинидии: описания ее произрастания, черенки ее лоз, семена и, уж конечно, плоды.

Новый важный объект исследований, надолго захвативших Ивана Владимировича, появился в его творческой зеленой лаборатории. С неиссякаемой энергией истинного ученого Мичурин погрузился в специальные монографии по дальневосточной флоре Шнейдера, Фине и Ганьпэн, Комарова, прослеживает зоны распространения актинидии — Приморье, Маньчжурию и Корею, сам создает подробнейшее описание трех ее важнейших видов: Аргуты, Коломикты и Полигамы.

Это не означало, что были заброшены или приостановлены другие исследования. Нет, как раз в этом, 1908 году наибольшего размаха и напряжения достигла работа с виноградом, о которой уже говорилось выше. Целую книжку можно было уже составить из тщательно записываемых наблюдений Мичурина над гибридами Северного белого, Северного черного и Уссурийского дикого винограда.

По персикам и абрикосам в научной лаборатории Мичурина было накоплено множество ценных наблюдений. Уже сделаны были большие шаги по созданию промежуточной персиковой формы Посредник.

Актинидия не вытесняла из круга исследований Мичурина другие важные темы, она лишь расширяла этот и без того широкий круг еще более, становилась еще одним звеном в единой, слитной цепи его гигантской исследовательской работы.

Продолжали расти, набираться сил уже созданные гибриды плодовых — яблони, груши, вишни, сливы, создавались новые, и над всей этой самоотверженной работой, над всем этим сплошным научным подвигом жила, витала непреклонная, новаторская мысль Мичурина:

«Мы не можем ждать милостей от природы, взять их у нее — наша задача!»