Ветхая избушка притулилась на краю деревни — три подслеповатых оконца, да провисшая на кожаных петлях дверь. Окружающий подворье забор давно сгнил и подкосился, но никому из деревенских и в голову бы не пришло нарушить означенные границы участка. А все потому, что страх наполнял человеческие сердца при одном упоминании имени Сигверды Мстительной.

Надо сказать, старуха и впрямь была настоящей ведьмой. И опасались ее не просто так. Обид Сигверда не прощала, даже самых малых. Обращались к ней за помощью в исключительных случаях, когда не оставалось другого выхода. Но и благодарили тогда честь по чести. Тут уж жалеть да скупердяйничать — себе дороже. Не понравится ведьме откуп, может и вспять повернуть свое колдовство.

И все же никто не мог упрекнуть Сигверду в излишней злонамеренности. К тому же старуха хорошо знала свое дело. Неустанно следила за сохранностью обережного круга. С тех пор, как поселилась она в Заречье, голод и лихолетье обходили эти места стороной. Да и знахаркой она была опытной, и еще много чего знала и умела такого, о чем простому люду неведомо.

Сильной ведьмой слыла Сигверда, но и она оказалась не властна над временем. Прожитые годы согнули ее некогда стройное тело пополам, покрыли лицо сетью морщин, густо посеребрили смоляные пряди волос. И только глаза колдуньи не выцвели за давностью лет, не утратили угольной черноты. Смотрели все так же зорко и пронзительно, как и много лет назад, словно видели самую суть человека.

Ее грозный вид пугал многих, но Сигверда не собиралась меняться в угоду темным в своем невежестве людям. Не с ее образом жизни обзаводиться благостным выражением лица. Боль и страдания никого не красят. Пусть и чужие, но пропускала то она их через собственное сердце. Каждая ее морщинка — это чья-то беда, чья-то затяжная хворь.

Отражение в реке давно перестало радовать ее взор. Сигверда уже и не помнила себя другой — молодой, красивой, полной сил. Впрочем, ведьмовской силы у нее и сейчас было предостаточно. Только все труднее становилось удерживать ее в дряхлеющем теле. Пришла пора искать преемницу дара. Да где ж ее взять в их то глуши? Деревенским дурехам лишь бы замуж поскорее выскочить, да с десяток детишек нарожать. Курицы безголовые, право слово, таким силу не передашь, как и опыт, и знания древние.

Дневной свет с трудом пробивался сквозь слюдяные оконца. Комната в избушке была одна, разделенная на две части большой печью. Эту роскошь Сигверда позволила себе совсем недавно, когда старые кости стали ныть к непогоде. А ведь прежде, чтобы согреться, ей хватало и небольшого очага. Печник, надо отметить, для нее расстарался, вложил в свое творение всю душу. Случилось однажды, что ведьма спасла жизнь его первенцу и откуп за то сразу не взяла, сказала, что стребует в свое время.

Теперь огонь в печи горел постоянно, а ей все никак не удавалось согреться. Тянуло прикоснуться к пламени, слиться с ним воедино, но Сигверда сдерживала свое желание усилием воли. Не сейчас, еще рано. Не может ведьма позволить своему дару сгореть в огне, потому как связана она нерушимой клятвой. Обещала ведь в свое время наставнице, передать силу достойной преемнице, чтобы служила она людям и дальше.

Приоткрыв крышку сундука, ведьма извлекла из него книгу. Затем положила тяжелый талмуд на грубо сколоченный стол и взялась за нож. Кончиком острого лезвия уколола палец, позволив капле крови упасть на отпирающую руну. Сигверда не торопилась, уверенная в том, что время ее не закончится до тех пор, пока она не выполнит все условия клятвы.

Ее взору предстали пожелтевшие от времени страницы. Книга, как всегда открылась в нужном месте — на ритуале поиска. Сигверда прикрыла глаза и заводила пальцем по ровным строчкам, беззвучно проговаривая одной ей ведомые слова.

Перед внутренним взором ведьмы замелькали картинки, отображающие чужую незнакомую реальность. Не будь она так стара, наверняка испугалась бы увиденного. Все в том мире было чудным: дома, упирающиеся крышами в небесный свод; рычащие монстры с горящими глазами, стремительно мчащиеся друг за другом; огромные птицы, проносящиеся под облаками и странные люди — с холодными, отстраненными лицами, будто бы не замечающие друг друга. Только раз промелькнуло в ее видении живое смешливое лицо ребенка, но мать потянула малыша за руку, ведя его за собой, совершенно не опасаясь, застывших рядом железных хищников. Ребенок зашелся в безудержном плаче, но не потому что испугался, он просто уронил под ноги круглый шарик на палочке.

— Не то, все не то, — бормотала старуха себе под нос, а скрюченные пальцы продолжали знакомство с древними письменами. — Покажи мне ее, — потребовала Сигверда властно. И сразу увидела перед собой молодую женщину с усталым лицом и не по возрасту грустными глазами.

— Не дитя, — удивилась ведьма и тут же удовлетворенно вздохнула: — Так даже лучше.

Она продолжала наблюдать за преемницей, и увиденное вселяло в ее душу уверенность в том, что выбор сделан правильно.

* * *

— Марина Александровна, вы сегодня дежурите вместо Ираиды Степановны? — в ординаторскую заглянула медсестра Любочка.

Марина отвлеклась от разглядывания собственного отражения и улыбнулась:

— Да, Любочка, сегодня дежурим вместе.

Девушка просияла:

— Какое счастье, — она картинно закатила глаза и приложила сложенные ладошки к груди. — Повезло мне сегодня. Выходит, зря переживала всю неделю.

Марина хоть и понимала радость молоденькой сестрички — Ираиду в отделении не любили и побаивались, но все же погрозила негоднице пальцем, чтобы та более сдержанно проявляла свои чувства в отношении пожилой женщины, заслуженного врача, между прочим. И пусть от нее всем житья не было, но надо же делать скидку на возраст. Хотя, поговаривают, она и в молодости была ничем не лучше. Зато специалист хороший. Марина убедилась в этом еще во время интернатуры. Она многому научилась у Ираиды, да и сейчас обращалась за помощью к наставнице, уверенная, что та не откажет, поможет и словом, и делом. Правда потом припомнит не раз все ее промахи, да еще и высмеет при коллегах, но это же все мелочи, в сравнении с полученными знаниями и опытом.

Любочка выскользнула за дверь, продолжая радостно улыбаться, а Марина вернулась к прерванному занятию. Скоро тридцать, уже наметились первые морщинки. Кто знает, что тому причиной: усталость, вызванная перегрузками на работе или возраст?

Когда она решила стать хирургом, родители ее отговаривали. Мол, не женская это профессия, там и мужики не все выдерживают. А Марина представляла, как будет спасать чьи-то жизни, и ее сердце наполнялось восторгом. Вот такой наивной мечтательницей она была в восемнадцать лет. Но уже на перовом курсе мединститута девушка прочувствовала все "прелести" сделанного выбора. И только упрямство не позволило ей отступить, признав правоту родителей.

Теперь Марина не мыслила жизни вне любимой профессии, проблема заключалась в том, что ни на что другое у нее не оставалось времени. Отношения с мужчинами не складывались. Мать сокрушалась по этому поводу и советовала завести ребеночка для себя, пока не стало слишком поздно. А Марину аж передергивало от слова "завести", как будто речь шла о котенке или щенке. Ну уж нет, у ее сына или дочери будет отец. Так она однажды решила и серьезно взялась за поиски подходящего кандидата в мужья. Но сначала нужно было привести себя в порядок, вспомнить о том, что она молодая, привлекательная женщина, а не тягловая лошадь. Отражение в зеркале не радовало, но, по мнению Марины, все еще можно исправить. Достаточно хорошенько выспаться и записаться к хорошему косметологу.

Она так долго всматривалась в зеркальную поверхность, что в какой-то момент ей почудился обжигающий взгляд черных глаз. На миг промелькнуло чужое старушечье лицо, все в глубоких морщинах, с сурово поджатыми губами и прямым, на удивление красивым носом. Почему-то казалось, что на таком лице уместнее смотрелся бы крючковатый нос с бородавкой, достающий кончиком до верхней губы. Но нет, привидевшееся лицо обладало правильными чертами, пожалуй, его можно было назвать благородным, если бы не пугающий взгляд.

Видение мелькнуло и пропало. Марина стояла, как громом пораженная. Не было сил отвести взгляд от зеркала, она словно ждала чего-то, но ничего не происходило. А тут и Любочка вернулась. Она успела сбегать в ближайшее кафе за разными вкусностями и теперь раскладывала пирожные и булочки по тарелочкам, заваривала чай и расставляла чашки на весь их небольшой коллектив. Пока нет наплыва пациентов, можно всем вместе выпить чаю и обсудить последние новости.

Дежурство проходило на редкость спокойно. Один перелом, парочка сильно кровоточащих, но не опасных царапин, гвоздь в пятке и еще сотрясение мозга. Все пациенты — мужчины далеко за пятьдесят. Марина на автомате делала свою работу, а в душе недоумевала, что же их всех так тянет на приключения в этом возрасте? Неужели верна поговорка про седину в бороде?

Всех повеселил дедушка, получивший сотрясение мозга на свадьбе правнука. Он явно не рассчитал свои силы, поддерживая тосты за счастье молодых, вот и свалился с лестницы, благо ступеней там было всего пять, а ведь мог и шею свернуть. Очнувшись, он все порывался петь частушки и выделывать разные танцевальные коленца, еле угомонили.

Следующие три часа удалось даже вздремнуть и только благодаря этому короткому отдыху, Марина смогла справиться с наплывом пострадавших в пьяной драке. Это случилось уже под утро, когда до конца дежурства оставалось не более двух часов. Если бы не помощь полиции, женщинам пришлось бы туго. Мальчик Костя, хоть и числился штатным охранником, вряд ли мог противостоять здоровым разъяренным мужикам, которые не успели до конца выплеснуть накопившуюся в них ярость и теперь готовы были сорвать свою злость на первом, кто им подвернется под руку, а точнее под кулак. Костик и не пытался. Вернее, это Марина строго настрого запретила ему покидать свой пост и вмешиваться, а молоденький охранник безропотно с ней согласился.

Зато полицейские быстро усмирили смутьянов. Двое отделались несколькими синяками и ссадинами, третьему пришлось вправлять нос, а вот четвертому досталось с лихвой. По-видимому, он и был пострадавшим, а те трое на него напали. Так подумалось Марине, и она неосознанно проявила больше сочувствия к мужчине, получившему ножевое ранение в предплечье и перелом ключицы.

Наконец ночь закончилась, можно было отправляться домой. Забывшись, Марина мельком глянула в зеркало, которое неосознанно старалась избегать после того, как ей что-то привиделось в отражении. Старуха с глазами-омутами была там и словно ждала ее появления. Ее взгляд завораживал, не давал сдвинуться с места. Стало трудно дышать, в ушах появился гул, голова раскалывалась от боли. Зрение расфокусировалось и Марине почудилось, что в зеркальной поверхности отображается не привычная ординаторская, а полутемная комната с грубо сколоченной мебелью. Хотелось оглянуться и убедиться в том, что это лишь игра воображения, но тело не слушалось. Свет перед глазами померк, откуда-то издалека послышался громкий крик, топот бегущих ног. Марина успела почувствовать, как ее трясут за плечи, а потом все разом прекратилось. Она зависла в пустоте, не понимая, где находится и куда двигаться дальше.

Она уже не видела, как к ней, лежащей на полу, подскочила медсестра Любочка. Как отчаянно девушка звала на помощь, как влетела в ординаторскую всегда невозмутимая Ираида Степановна и немедленно принялась за реанимацию. Действовала она как всегда быстро и со знанием дела, четко отдавала младшему персоналу приказы, которые немедленно исполнялись. Однако все ее усилия оказались тщетны. Молодого перспективного хирурга Марину Александровну Калинину так и не удалось вернуть к жизни.