Сосредоточиться на деле было трудно. Вот-вот с лёгкой руки Корсана-старшего родится новое чудо техники. Он назвал его «хамелеон Теслы» – в честь учёного, открывшего, что автомобиль способен работать на энергии магнитного поля Земли. Но разработка Николая – не просто автомобиль, а уникальный трансформ из композиционного полиметалла, и на означенной энергии он будет не только ездить, а ещё и летать, плавать, прыгать, нырять – в общем, делать всё, что хозяину угодно. И не загрязнять при этом атмосферу.

Особенно Николаю нравилась модель, которая из небольшой подлодки трансформируется в яхту, а затем – в огромную чайку. Не в самолёт, а именно в квазиживую птицу. Он представлял, как взлетит на ней в небо, как промчится над землёй, забыв о бесчувственных ногах. Кому нужны ноги, когда есть крылья? Пусть и металлические.

Но главное даже не это. Корсан-старший предвкушал, как изменится отношение к Наукограду, когда они подарят внешнему миру экологичное и удобное средство передвижения.

Николай вдруг сплюнул.

Долгие месяцы он жил и дышал своими трансформами. А сейчас, когда расчёты и стендовые испытания подходят к концу и он сможет увидеть – пощупать! опробовать в деле! – первых «хамелеонов», задумался: «А кому достанутся мои машины? Моя гордость, композитные красавцы? Ничтожным динам? Вроде им не всё равно – уникальный механизм или дымящий паровоз. Только ослепшая от любви Марина может считать обдолба особенным».

Марина. Умная женщина и всё-таки полная дура! Съездил бы ей Дин пару раз по лицу, тогда бы прозрела. А ведь съездит! Если у неё хватит ума отказаться от Наукограда и переселиться к нему. И поделом дуре!

Стукнула дверь – в лабораторию вошёл Огней. Похоже, со смены ловец вернулся с добычей – рядом с братом семенил кто-то закутанный в длинный плащ.

– Торговала тяжёлой наркотой в подпольном киоске. Тебе секретарь случайно не нужен?

Николай едва не выронил зеркальный водомер.

– Прости, не понял?

Огней сорвал плащ. «Добычей» оказалась хрупкая перепуганная девушка. На Марину похожа. Такие же большие, слегка удивлённые глаза, такие же высокие скулы. Только, в отличие от леди Гамильтон, спутница Огнея была светловолосой и сероглазой.

– Познакомься, это Сэла. Она филолог, закончила столичный Лицей, факультет древней культуры. Однако во внешнем мире сейчас такое образование не кормит. Несовместима, видишь ли, древняя культура с законами оптимизации поисковых систем. Ни в один интернет-портал её не берут, говорят, больно творческая натура, не умеет прогибаться под целевую аудиторию. Пришлось подрабатывать, чем придётся.

И помолчав, добавил:

– Так что, нужна секретарша? Будет за тобой идеи конспектировать. Ты же постоянно жалуешься, что записываешь умные мысли где попало, а потом теряешь. Я её прямо на платформе подобрал – дежурный охранник меня вызвал разобраться. Из Кока приехала без приглашения, а что делать дальше, не знает. Стоит, смотрит на ворота и трясётся вся. Говорит, ночью копы накрыли их киоск. Владельцы свою задницу откупили, а ей сказали – выкручивайся, как знаешь. Один коп поставил Сэле условие: либо в тюрьму на три года, либо с ним в зону свободной любви в «Мегакруте» на всю ночь.

– Любви? Обычно у них говорят «траха».

– Это элитный клуб. Не суть важно. Выбор, скажу тебе, братик, ещё тот. В общем, она копу чего-то наобещала и рванула к Наукограду. Готова у нас полы с туалетами мыть, но я думаю, ей получше применение найдётся.

– Может, в газету её?.. – Николай осёкся.

Не возьмут её в газету, какой бы талантливой и творческой ни была. Внешнемировцы, если они не входят в список, составленный Советом кураторов, могут рассчитывать лишь на самую примитивную работу: уборщиками, официантами, в лучшем случае секретарями. Со временем, конечно, могут дорасти и до чего-то большего, но не сразу. По-хорошему, эту девочку и в лабораторию не пустят, но для Николая, как для калеки, должны сделать исключение. Знания по древней культуре опять же могут пригодиться. Наверное. И потом… Как Огней на неё смотрит! Неужели приглянулась девчонка? А почему бы и нет? Она хорошенькая, выглядит вполне приличной и аккуратной. Только запугана до смерти, но это пройдёт. И даст бог, выбросит брат неблагодарную Марину из головы.

– Хорошо, братик. Возьму я себе секретаршу.

Сэла радостно всхлипнула. Казавшаяся всё это время безразличной к своей судьбе, она оживилась, встрепенулась.

– Вот и договорились.

Огней стремительно вышел из лаборатории. Сэла посеменила за ним, периодически останавливаясь и… А что она делает? Девушка то ли норовила украдкой вытереть ноги – в Николаевой лаборатории! – то ли, наоборот, старалась что-то стереть с пола. Сотрёт, просеменит два шага и снова… Никак полы мыть учится? Ей что, в Лицее не объяснили, чем должности секретаря и уборщицы различаются? Хотя чему удивляться? Во внешнем мире и тем и другим боты давно занимаются. А о наших порядках обдолбы столько баек насочиняли…

Николай вытянул шею, присмотрелся. Пол был чистый. Туфли Сэлы вроде бы тоже. Странная девушка. Впрочем, Огнею такие нравятся. Даст бог, даст бог…

Огней вышагивал по фойе Управления. Требовалось оформить девчонке комнату в общежитии, присвоить статус наукоградца. Вернее, сначала статус, а потом уже комната. Куратор внутренней службы столкнулся с ним в дверях и сообщил, что уходит в двухдневный отпуск. Мол, ищите Журавского, он на замене.

– Шеф прошлый раз полдня за воротами простоял, когда Ирвинг неожиданно отрубил автоматику, – объяснила секретарша. – Сейчас решил съездить во внешний мир до того, как наш гений начал новый эксперимент.

Да уж. Гений сумасшедший. Неудивительно, что дочка от него готова к обдолбам сбежать. При мысли о Марине Огней улыбнулся, однако тут же вновь помрачнел. Леди Гамильтон, как всегда, где угодно, но не с ним. Зато рядом толчётся Сэла, которую надо пристроить. Обычно оформлением занимались его подчинённые, и под купол новеньких брали только после ряда собеседований. Но старший ловец может сделать для своих протеже исключение. А эта замухрышка была его подопечной с самого начала. Он её заметил, лично за ней наблюдал около года. Что там наблюдал – они общались довольно часто, хоть девчонка не знала наверняка, кто он. Другие претенденты смотрели на него с надеждой, заискиванием, ожиданием и порой даже требовательно. А эта – с каким-то спокойным восхищением. Потому и не передал её никому. Не то чтобы Огней страдал сентиментальностью, просто… Просто не только леди Гамильтон умеет покровительствовать убогим!

Наконец появился заместитель Журавский. В наброшенном на плечи кителе с полковничьими нашивками, заспанный, как всегда. Из бывших вояк, которых привёл с собой Брут. «Порядок в городе обеспечивать». Огней терпеть не мог этих дармоедов. За двадцать лет в Наукограде не то что ограбления, драки серьёзной не было. А от обдолбов силовой купол защищал надёжнее любой охраны.

Постоянно зевая, Журавский выписал Сэле временные документы и попытался снова удрать из кабинета. Но тут на пороге возник Давид Борн – тоже с группой соискателей.

– О, начальник! И ты здесь.

– Да. Везу новую наукоградицу на поселение.

– Хочешь, я сейчас своих оформлю и твою захвачу?

– Да уж будь добр.

Он развернулся, готовый уйти, и на секунду встретился взглядом с серыми глазами девушки. В них было… Уходить вдруг перехотелось.

– Нет, я сам. У меня ещё дело есть в общежитии.

Жильё Сэле понравилось. Огнею эти комнаты всегда казались слишком маленькими и тесными, но девчонка так восхитилась открывшимся из окна видом – миниатюрным водопадом в зелёной листве, – что казалось, остальное её не интересовало. Не меньше минуты любовалась, а потом повернулась к своему спасителю.

– Спасибо вам.

Огней пожал плечами.

– Это моя работа.

– Я ещё не пришла в себя… Не верится… Вы можете подумать, что я неблагодарная – молчу всё время. Но я, когда шла сегодня утром к станции, даже не надеялась, что вечером стану жителем Наукограда. Если бы пришлось возвращаться, я бы… Спасибо, вы – мой спаситель.

Огней попытался изобразить улыбку. Вежливая девочка. Познакомить её с Мариной, что ли? Пусть поучится леди Гамильтон манерам.

– Мне показалось, что ты хочешь о чём-то поговорить? В Управлении ты так посмотрела! Или я ошибся?

– Не ошиблись. Вы… Я вами всегда восхищалась. С первого дня знакомства. Но я и мечтать не могла, что однажды окажусь с вами под куполом. Вы не представляете, какая я счастливая. И как я вам благодарна. Спасибо, Огней.

Сэла вдруг оказалась очень близко, попыталась прильнуть. Огней отшатнулся невольно.

– Эй, ты чего удумала? Я тебе не коп из «Мегакрута»!

Краска бросилась в лицо девушки. Она попятилась, замотала головой.

– Простите, ради бога! Понимаю, я вас недостойна, я противна вам. Не знаю, что на меня нашло. Просто…

Потупившись, она прошептала:

– Я вас люблю…

Огней хмыкнул. Вот так-так! А чему удивляться, у них, обдолбов, это запросто. Интересно, Динарий так же к Марине подъезжал? Мол, «люблю и пошли в койку»? Мерзкий тип. А Давид ещё предлагал его в качестве кандидата в наукоградцы. Сговорились они, что ли?

Впрочем, Сэлу ставить в один ряд с обдолбами неверно. Рафинированная, выросшая в столице девочка, умненькая, вполне чистенькая. И если леди Гамильтон позволяет себя «благодарить» таким образом, то уж ему, ловцу, как говорится, и бог велел.

Огней поманил девушку пальцем.

– Иди сюда. Где ты набралась этих глупостей – «противна, недостойна»?

Сэла нерешительно приблизилась.

– Я…

Огней не дал договорить, обнял за плечи. Кожа оказалась неожиданно приятной на ощупь, и волосы шелковистые. А пахло от девушки чем-то неизвестным. Не чистые цветочные и травяные тона Наукограда, но и не приторная слащавость внешнемирской элиты, что-то иное. Странное и манящее.

Огней с удивлением понял, что хочет эту девушку, и немедленно. Ну а в её желаниях сомневаться не приходилось.

Всё же он не смог пересилить давнюю брезгливость ко всему внешнемирскому, когда губы Сэлы коснулись его губ. Отстранился.

– Погоди… Тебе нужно помыться с дороги. Ступай в душ, я подожду. Только не долго!

Она управилась за десять минут. Выпорхнула из ванной комнаты, закутанная в длинное махровое полотенце. И облегчённо вздохнула, увидев, что он сидит на койке – не обманул, дождался.

– Иди сюда, – позвал Огней. – Если ещё не передумала.

Ответом ему стала светлая улыбка. Девушка подошла и, когда он потянул за край полотенца, не стала придерживать, позволила соскользнуть на пол. Теперь, после пенок и шампуня, от Сэлы пахло как от любой женщины Наукограда – чистотой. Странный, не похожий ни на что аромат исчез. На миг Огней пожалел об этом.

Древняя башня, увенчанная четырьмя зубцами, казалась чужеродной в окружении коробок из серого растрескавшегося бетона и такого же серого мутного стекла. Сколько памятников архитектуры по всему миру разрушено, а она стоит. И нет ей дела ни до мельтешащих у подножия людишек, ни до влюблённой пары, идущей как бы вне всей этой толпы, ни даже до ночного клуба «Мегакрут», прочно въевшегося в её каменное тело.

Однажды Марина рассказала Дину, что башню построили ровно тысячу лет назад. А бастион – «та полукруглая пристройка, в которой сейчас ваш «Мегакрут» расположен» – веком позже. «Обдолб», – ответил Дин. И с гордостью добавил, что в «Мегакруте» к тому же есть площадка свободной любви. Кажется, тогда Марина впервые посмотрела на своего кавалера с презрением. Он истолковал взгляд иначе – об упомянутой площадке больше не заикался.

Марина отмахнулась от неприятного воспоминания – совсем оно не к месту. Две недели она не видела Дина – отец загрузил работой в лаборатории по самое не могу. И стоит ли в день долгожданной встречи думать о всякой ерунде? Да, Дин неидеален. Он испорчен внешним миром, но сегодня она обязательно поговорит с ним о переезде. А если повезёт – не только о нём, ей теперь многое нужно сказать. Надо лишь выбрать момент.

– О чём задумалась?

– Да так. Не могу привыкнуть к твоему Коку. Знаешь, у нас в Наукограде всё по-другому.

– Например?

– Деревья везде на улицах, клумбы с цветами. Люди иначе выглядят и ведут себя иначе. А ещё коты и собаки!

– Тоже иначе выглядят? Мутанты?

– Нет! Они просто есть. Идёшь, а в траве котята играют. Или два спаниеля нюхаются – натягивают поводки, рвутся друг к другу, а хозяева недогадливые бредут дальше, разлучают бедняг. А у них, может, любовь или дружба. А у вас я и не вижу, чтобы кто-то животных выгуливал.

– Какой смысл в животных?

– Ну… Э-э-э…

– Читал я где-то, что раньше, в абсолютное допотопье, были люди, которые жили на севере. Вот ухлопы, как там вообще можно жить? Дубарь же невозможный, срань ледяная. К-хм. Но дело не в этом. У них были собаки, которые тяжести таскали и вообще помогали выживать в этой заднице. Там от собак, конечно, был толк. А сейчас?

– Не знаю, как объяснить… Какой смысл в звёздном небе, в журчании ручья?

– Странные вопросы. Послушай лучше, я, пока тебя ждал, начал статью писать для портала «Трах в первый раз».

Дин включил карманный коммуникатор.

– «Во время секса со шлюхой надевай презерватив. Надевая презерватив, не надо прерывать любовную игру. Презерватив не должен надевать сам мужчина. Чтобы процесс надевания презерватива превратить в увлекательную игру, используй шлюху». Как тебе?

– По-моему, слишком часто повторяется слово «презерватив».

– Это для поисковой системы.

– И сами предложения построены немного, м-м-м, странно.

– Портал – для малолеток, им не нужны красивости, им важна суть. А поисковым ботам так легче найти слово «презерватив».

– Занятно…

– Это же очевидные вещи. Совсем вы в своём Наукограде одичали.

– В Наукограде обычно пишут статьи и книги для людей, а не для ботов!

– Не понимаю, что ты имеешь в виду.

– Ты же любишь Цветаеву. И не только её. Представь, что было бы, пиши все подобным образом.

– Этим «всем» не нужно поднимать свой рейтинг в Сети.

– Сам хоть понял, какую чушь сказал?

– Да что ты понимаешь вообще? У вас в Наукограде даже Инета нет.

– А у вас книг нет. Удивляюсь, где ты Цветаеву нашёл?

– В Инете.

Марина хотела ответить, но передумала. Они подошли к клубу.

– Давай сядем в белом секторе, – попросила она.

– Хочешь повтыкать?

– Вообще-то поговорить, но тихих уголков для разговоров в ваших клубах не предусмотрено.

– А я бы потанцевал.

– Ого! Что ж, пойдём в красный сектор.

«Так даже лучше, – подумала Марина, – потанцует, расслабится. Танцующий Дин – такое редкое явление…»

Впрочем, длилось явление недолго. Дин прошёлся туда-сюда по танцполу, дёргаясь под однообразное «тынц-тынц», затем сообщил, что у него разболелись ноги, и пошёл к столику. Марина – за ним.

– Устал? – прокричала она. – Пойдём в белый сектор?

– Нет, нет. Ты танцуй, а я просто музыку послушаю.

– Тогда и я просто послушаю музыку. – Марина села.

Дин с минуту молча на неё смотрел, потом обиженно выпалил:

– А могла бы взять меня за руку и повести за собой. Или ты стесняешься со мной танцевать?

Марина пожала плечами.

– Хорошо, пошли.

– Ой, ноги мои, ноги, – запричитал Динарий, едва они оказались на тонущей в цветомузыке площадке. – Ну всё, ты за этот танец со мной не расплатишься!

– Э… Не хочешь – не танцуй. Определись наконец!

Дин замер на секунду, сделал оскорблённое лицо и поковылял к выходу. А Марина разозлилась. Сколько сил она тратит, чтобы спасти человека, а человек этот даже не способен её выслушать! Какое-то время сидела неподвижно, меланхолично разглядывая красный сектор. А он был и не красный вовсе, а кислотно-разноцветный. Разве что боты, снующие между столиками и орудующие за музыкальным пультом, по цвету напоминали переспевшие помидоры. По форме – тоже. Зато сектор втыкания действительно белый. И сейчас в нём равнодушно взирало в пустоту несколько обдолбов. Находились они слева от танцпола и были отгорожены от него прозрачной, но звуконепроницаемой стеной. Такие же стены отделяли «белых» посетителей друг от друга. За дополнительную плату можно взять один отсек на двоих. К Марине подкатил бот и предложил скидку в фиолетовый сектор и флакон «Усилителя ощущений» в подарок. Марина рассказала, куда ему стоит сходить и в какое место свои ощущения засунуть. Бот сообщил, что ответ непонятен, и покатил дальше. Фиолетовый сектор. Говорят, там зеркальные стены и потолок. Ещё и с эффектом увеличения. Говорят, он усыпан «интимными помощниками» на любой вкус – от самых безобидных секс-игрушек до имитации средневековых инструментов пыток. И что из этого выберет твой случайный партнёр и кем он окажется – никогда не известно. Впрочем, ты всегда сумеешь отыграться. Говорят, что туда идут, когда «коктейли обдолбов» перестают приносить мало-мальское удовольствие. И что «Усилитель ощущений» распыляют там прямо в воздухе. А ещё шёпотом добавляют, что не всем удаётся выйти из секс-зазеркалья живыми.

Марина даже не хотела поворачиваться в сторону фиолетовой стены, на которой то и дело мелькали голографические сцены любви. Однако не повернуться порой было сложно – вопли, доносящиеся из «свободной зоны», перекрикивали грохот музыки.

Нечто неопределённого пола подошло к столику и пригласило Марину на танец, после чего отправилось вслед за недавним ботом. Наконец она встала и начала пробираться к выходу.

Дин ждал на улице, и Марина вдруг поймала себя на мысли, что не знает, обрадовало её это или нет, но уж точно не удивило. Он подошёл, попытался обнять, Марина отстранилась.

– Объяснишь, что это было?

– У меня болели ноги. И я тебе не раз говорил: я никогда не танцую!

– Может, хватит глотать зелёную дрянь литрами? Глядишь, и ноги здоровей будут. А заодно и собственные слова забывать перестанешь.

– Что мне ещё сделать, чтобы тебе соответствовать?

– Соответствовать мне? Ты посмотри на себя! В век цветных вирусов умудрился родиться здоровым, чтобы потом угробить себя банальным алкоголизмом.

– Да, давай. Почитай мне нотации, как последнему ухлопу.

– Я не читаю нотаций, я хочу помочь.

– Опять будешь тащить меня в свой Наукоград? Здесь мои друзья, им не нужно, чтобы я менялся, вкуриваешь? Они любят меня таким, какой я есть! А ты – нет. И твой отец никогда меня таким не примет. Но на папашу твоего мне плевать, а из-за тебя – больно.

– Ладно. Послушай, допустим, я хочу, чтобы ты совершенствовался и развивался. Что в этом плохого? Ты не раз говорил, что я на тебя благотворно влияю. Ты можешь достичь многого, если захочешь. Я вижу твой потенциал.

– Говорю же – ты не любишь меня таким, какой я есть! А значит, совсем не любишь.

– Ты меня не слышишь.

– Если любишь, переезжай ко мне. В дупло твой Наукоград!

– Ты так боишься Наукограда? Но ведь ты его ни разу не видел. Пожалуйста, Дин. Выслушай. Я прошу тебя пожить со мной под куполом всего месяц. Тридцать жалких дней. Не понравится – уйдёшь, и я больше не буду к тебе приставать. Обещаю. Всё, что ты потеряешь, – один месяц жизни! Неужели тебе жалко его для меня?

Дин задумался.

– А если ты не можешь подарить мне этот месяц, нам больше нечего делать вместе, – добила Марина.

– Со-о-олнышко. Ну хорошо. Я согласен. Когда ты хочешь, чтобы я приехал?

– Чем раньше, тем лучше. Хоть прямо сейчас.

– Я слышал, к вам так просто не пускают…

– Я – дочь ведущего учёного Наукограда. Со мной пустят.

– Ну… – Дин переминался с ноги на ногу. – Давай попробуем. Мне надо вещи взять. С мамой попрощаться.

– Отлично. Езжай за вещами, а я буду ждать в гостинице.

Номер оказался роскошным и убогим одновременно. Высокие потолки, просторные комнаты, мебель, наверняка скопированная с настоящих деревянных прототипов двадцатого, а то и девятнадцатого века. И в то же время – неистребимый запах освежителя, на этот раз «натурального хвойного», за окном вместо зелени Калиеры – грязно-жёлтые многоэтажки. Лучше бы она попросила номер с видом на пустырь и станцию – лазорево-белый вагончик теперь воспринимался маленькой частицей Наукограда. Марина долго шагала из угла в угол, устала, прилегла на кровать, но заснуть не получалось. Простыни были не первой свежести. И Дин задерживался. Небось с дружками прощается, а не только с мамой. Ничего. Пускай. Зато потом он будет принадлежать лишь ей – не внешнему миру, не приятелям-обдолбам, не пошлым ночным клубам. Ей одной. И он не пожалеет. Полторы недели назад Марина узнала нечто такое, о чём теперь можно рассказать и Дину. Можно! Ведь он согласился на её условие, а значит, достоин услышать новость, которую Марина пока не доверила никому. Отец твердил, что она последнее время слишком бледная, что это всё из-за прогулок по внешнему миру. Как же он прав, как прав…

Прав, прав, прав…

Как, как, как…

Так, так, так…

Тук, тук, тук…

Марина потянулась, прикрываясь от весёлого солнечного луча, беспардонно бьющего в глаз. Ах, уже утро! Она всё же заснула, и спала бы ещё, если бы не настойчивый трам-тара-рам в дверь. Встала, повернула ключ в замке – в номер ввалился полуголый Дин.

– Оу, детка-а-а! Как ты тут, бе-е-ез меня? У меня улёт, полный обдолб, полный. Кхре… Хик! Мне никогда не было так… так… О, где унитаз?

Марина распахнула дверцу ванной комнаты, пропустила спешно ковыляющего Динария, прислонилась к стене.

– Дин, (бэ-э-э-э-э) ты где был? И где твой чемодан?

– Как… бу-э-э-э… какой чемодан?

– С вещами!

Дин вышел из ванной, шатаясь, подошёл к кровати, свалился. На левом плече красовался кровоподтёк, поясницу украшали царапины. Да и хромать он стал сильнее обычного.

– Дин, что с тобой?

– Со мной – всё отлично! Иди-и-и скорее сюда. Мне тебя – хик – не хватало. О, как не хватало. Другой раз сходим вместе! Непр-р-ременно!

– Куда сходим? Мы в Наукоград идём, забыл?

– В дупло Наукоград. Мне и тут хорошо. Я даже не подозревал, как мне хорошо здесь. В дупло твой купол!

– Дин?!

Марина схватила кувшин с водой и вылила кавалеру на голову. Он завопил, затрясся, будто огромный пёс и наконец посмотрел на неё более-менее осмысленно.

– Очнулся? Может, теперь объяснишь, что случилось за эту ночь?

– Я… Б-р-р-р. Ага. Значит, так. Ты уехала в гостиницу, а я решил заскочить в «Мегакрут». На полчасика. В зону свободного секса. Не смотри так! Я подумал: «Вдруг больше сюда не вернусь?» Хоть попробую напоследок. Не смотри так! Это… это было – оу-у-у-йе-е-е-е! Непер-р-редаваемо. Солнце! Любимая! Зачем нам твой купол? Говоришь, я не видел Наукограда? Да ты ведь не видела всего остального мира! Тебя же никуда не затащишь. Боишься вечно какого-то укура, а вокруг столько кайфа. У вас такого нет. И не будет. Вы же там и не знаете, что такое кайф!

– Прощай, Дин. – Марина принялась натягивать платье.

– И куда ты? Под купол? Кому ты там нужна? Кому ты вообще нужна, кроме меня?

Марина обула босоножку. А где же вторая? Ладно, пройдусь босиком. Ах, вот она.

– Стой, солнце. Ты обиделась из-за того, что я сказал… А что я сказал? Наукоград. Это он нас разлучает. Не пущу!

Дин упал с дивана.

Марина вышла и закрыла за собой двери. Она не станет ему больше ничего говорить. Счастливая новость останется лишь её новостью. Она всегда презирала женщин, которые удерживали любимых мужчин силой.

Две недели на подготовку эксперимента. Да ещё и в полной секретности – указания ассистентам звучали примерно так: «Зайди в пятый корпус, чтобы никто не видел, включи тумблер, не скажу зачем, и дождись результата, не пойми какого. Как это ты не понял задачу? Хочешь из Наукограда вылететь? Выполняй! И не смей болтать нигде о том, что делаешь».

Впрочем, Ирвинг справился. На девяносто шесть процентов он был уверен в успехе мероприятия. И никто ничего не заподозрил. Только Марина вдруг стала беспокойной и начала с особым рвением тащить своего Дина под купол. А может, у неё очередное любовное обострение?

Ладно, разберёмся после эксперимента.

Главное, он это сделал – разработал алгоритм, позволяющий воздействовать не на отдельные ячейки вакуума, а на произвольные их массивы. Например, на «зелёного Ноо» целиком. Энергия столкновения ионов свинца в коллайдере – 14 тераэлектронвольт, состояние кварк-глюонной плазмы продлится 7 секунд. Этого хватит, чтобы разорвать сцепленность вакуума с квантерным массивом планеты. С отдельными квантерами он проделывал подобное – отключил от ноосферы компьютеры Наукограда. По его подсчётам, первая фаза эксперимента – сортировка логических массивов – займёт около суток. Вторая – декогеренция – всего полчаса. И эти полчаса решат судьбу человечества.

Ирвингу не терпелось увидеть результат. Завтра. Уже завтра он завершит дело, над которым работал, нет, не последние две недели – последние двадцать лет. Ирвинг потёр руки, прошёлся по лаборатории.

А Марина опять опоздала. Час дня, а её нет на месте. Хотя… Пусть сегодня побездельничает, она две недели отработала идеально, можно и поблажку сделать девочке. Главное, чтобы завтра была как штык в лаборатории.

– Да. Именно так! Завтра – как штык! – громко сообщил Ирвинг пространству, заставив вздрогнуть лаборантов, и пошёл к выходу. Напомнить дочери об её обязанностях.

Марина шла в лабораторию, грустная и невыспавшаяся. «Что ж, – размышляла она, – сбылась мечта отца, Дин исчез из моей жизни. Буду заниматься физикой, что ещё остаётся?» Она так задумалась, что не услышала сразу, как её окликнули. Давид Борн.

– Марина! Леди Гамильтон, можно тебя на минутку?

– Давид? Здравствуй.

– У меня для тебя записка. От Дина. Просил передать.

– Не хочу читать.

– Тогда я выброшу…

– Стой, дай сюда. Он трезвый был?

– Да, на удивление. Только какой-то подавленный. Ладно, я пошёл, дела.

Марина вздохнула. Развернула листок бумаги. Пробежала глазами по строчкам.

– Давид! – крикнула вслед ловцу. – Спасибо.

Дин просил прощения и умолял встретиться и ещё раз всё обсудить. Клялся никогда больше не заходить в фиолетовую зону и вообще не приближаться к «Мегакруту». Обещал мыть волосы и чаще менять футболки. Соглашался прожить в Наукограде не один испытательный месяц, а целых два. Но предупреждал, что, если Марина не вернётся, он придёт в сектор свободной любви и позволит запороть себя насмерть.

Марина нервно засмеялась, а на глаза навернулись слёзы.

Что ж, закончится эксперимент… Хотя… Она свернула с дорожки к «беседке влюблённых», увитой серебристым вьюнком, села на скамейку. Что-то в грандиозной отцовской задумке её беспокоило. В первую очередь – повышенная секретность. Даже она, родная дочь, понятия не имела, над чем конкретно они работают. Вроде бы эксперимент связан с расслоением зелёного и синего Ноо, не дают отцу покоя эти цветовые вариации. А доступ под купол закроют заранее, чтобы не случилось паники, как в прошлый раз. Всё логично, всё понятно. Но отчего же так тревожно?

– Вот ты где!

Отец, лёгок на помине, спешил к беседке.

– Хочу напомнить, что завтра в мире науки произойдёт величайшее событие и ты обязана присутствовать.

– Папа, – Марина взяла его за руки, усадила на лавку, – скажи мне, что это за эксперимент?

– Завтра увидишь.

– Ладно, попробую иначе. Ты можешь гарантировать, что никому ничего не угрожает?

– А что может угрожать? Кое-что, возможно, изменится. Да не пугайся, к лучшему поменяется. Никто не пострадает, посмотри, сколько мы уже экспериментируем – хоть раз кто-то пострадал? На время второй фазы эксперимента мы заблокируем все входы-выходы из Наукограда. Во время первой будут открыты резервные ворота – на всякий случай. – Ирвинг поднялся на ноги. – А ты завтра в семь ноль-ноль должна быть в лаборатории.

– Хорошо. – Марина тоже встала. – Надеюсь, к тому времени мы с Дином успеем вернуться.

– Духу его чтоб не было под куполом! На прошлой неделе Огней официально забраковал его кандидатуру.

– Ах, Огней забраковал? Да как он… Кто он такой?!

– Вообще-то старший ловец.

– Но он не знает Дина. Это – не резюме профессионала. В нём говорит тупая ревность.

– Мне безразлично, что в нём говорит. Но в данном случае слово старшего ловца – закон. Хочешь, оспаривай решение Корсана у Мартина Брута. Не исключено, что твою жалобу даже рассмотрят. Месяца через два-три.

– Вот как. – Марина медленно кивнула. – Что ж. Вы не оставили мне выбора.

Она развернулась, сорвала с ног туфли на каблуках и побежала по дорожке.

– Марина! Куда ты? Не смей, слышишь, не смей идти к этому обдолбу!

Марина обернулась.

– Я иду не к обдолбу. Я иду к отцу своего ребёнка!

Николай придирчиво осмотрел своё новое творение. А что, девушкам должно понравиться. В данном случае – одной девушке, но со временем можно наделать много подобных украшений как для наукоградских модниц, так и для внешнемирских.

Осталось выбрать минуту и вручить подарок леди Гамильтон.

В дверь позвонили. Николай подкатил к двери, открыл… О! В гостиную зашла Марина.

– Слава мирозданию, ты дома! – Девушка прислонилась к стене, пытаясь отдышаться.

Бежала она, что ли? Николай подкатил к бару, налил стакан воды, протянул гостье. Она благодарно кивнула.

– Я запутала отца. Сделала вид, что бегу к дому, а сама рванула к тебе. Но он может догадаться, поэтому времени у меня мало.

– Э… Не понял ровным счётом ничего, но ты садись, не стой.

– Николай, я зашла попрощаться. Мой отец и твой брат не оставили мне выбора.

– Постой. Давай обо всём по порядку.

– Огней забраковал Дина. Я ухожу из Наукограда. Ты можешь одолжить мне немного продуктов и чистых футболок?

Николай моргнул. Вспомнилось недавнее опасение – «если хватит ума…». Накликал.

– Я-то могу, – произнёс неуверенно, – но и то и другое у тебя быстро закончится.

– Ничего. Что-нибудь придумаю. Николай, или ты мне помогаешь, или я пошла!

– Помогаю. Там холодильник – выбирай, что хочешь. А я принесу футболки.

Леди Гамильтон метнулась на кухню. Николай покатил в комнату, размышляя, что теперь делать. Позвонить Гамильтону? Вызвать Огнея? Нет, Марина никогда не простит. Лучше следовать собственному плану. Вовремя он подсуетился с подарком. Главное, чтобы Марина согласилась его принять.

– Держи, – сказал он подруге через несколько минут, – здесь не только футболки, но ещё и рубашки, тебе должны подойти. И чемодан с терморегуляционным отсеком – для продуктов.

– Николай, ты чудо!

– И у меня для тебя ещё кое-что есть. Подарок. Как оказалось, прощальный.

Он протянул девушке прямоугольную коробочку. Марина повертела её в руках, открыла. Осторожно достала подарок друга – диадему, сделанную из слепка веточек кипариса, выложенных причудливым образом. Украшение было покрыто красным золотом, а в центре его сиял рубин.

Леди Гамильтон задохнулась от восхищения.

– Ух ты! Красота какая. Николай, это ты сам сделал? Для меня?

– Да. В свободное от проектирования время балуюсь гальваникой.

Вещь действительно была изумительна. А сколько он с ней провозился! И дело даже не в том, что кипарисовые ветки никак не хотели складываться в узор, который бы удовлетворил Николая и понравился бы Марине. Не-е-ет, это всё мелочи жизни. Главное – красные мушки, которые окружили леди Гамильтон, едва она надела диадему. Для Марины это всего лишь красивый спецэффект, а на самом деле – микрочипы, «глаза» крохотной 3D-камеры, спрятанной под рубином.

Если Ирвингу наплевать на собственную дочь, а Огней способен лишь на диктаторские запреты, значит, он, Николай, сделает всё сам. Проследит за Мариной во внешнем мире. Диадема смотрится изысканно, но при этом не слишком пафосно. Да и волосы поддерживать удобно. В общем, Николай рассчитывал, что Марина будет носить украшение довольно часто.

Леди Гамильтон подошла к зеркалу. Осмотрела себя со всех сторон. Радость на лице говорила о том, что план удался.

– Николай, у меня к тебе ещё одна просьба. Позвони моему отцу и отвлеки как-нибудь. Позови сюда, можешь обо мне поговорить, он с удовольствием поддержит разговор. Главное, чтобы домой не зашёл в ближайшие минут двадцать. Наверное, это прозвучит глупо, – она смущённо улыбнулась, – но теперь я просто обязана вернуться за своим красным платьем.

Николай потянулся за визифоном и пообещал, что в ближайшие полчаса Ирвинг её не побеспокоит. Марина едва не задушила его в объятьях, схватила чемодан и бросилась к выходу.

Корсан-старший хмыкнул и нажал кнопку вызова. Да, он поговорит с Ирвингом. Ему есть что сказать.

Огней с командой возвращался под купол. Сегодняшняя вылазка была последней – впереди несколько дней отдыха. Впереди эксперимент – очередная блажь Гамильтона. Опять будут перераспределять энергоресурсы, отключат автоматику купола, и хорошо, если только её. Может, всё и к лучшему. Некоторые любительницы прогулок дома посидят.

Опередив ловцов, в ворота зашли несколько наукоградцев, возвращавшихся домой. Пропустив их, к вагончику монорельса поспешила девушка в кремовой тунике с широким поясом. Огней опешил на секунду. А это как понимать? Все под купол, а Марина – наружу?! И почему она с чемоданом?

– Эй, леди Гамильтон! Далеко ли путь держим и надолго?

Марина смерила его взглядом и ничего не ответила, не остановилась даже. Эх, женщины…

– Послушай. – Он догнал девушку. – Знаю, что отговаривать тебя сегодня не выходить – гиблое дело…

– Вот и не отговаривай, – огрызнулась Марина.

Огней уставился на кипарисовую диадему с рубином. Ага, успел брат. Что ж, тогда всё не так уж безнадёжно.

– Не буду. Только попрошу тебя вернуться к утру. Все входы заблокируют неизвестно насколько – кто знает, что наш гений, к-хм, в смысле отец твой наворотит в этот раз.

Марина вздёрнула подбородок, процедила сквозь зубы:

– Если я вернусь, то только с Дином.

Огней покосился на диадему.

– Возвращайся, с кем хочешь. Главное – возвращайся.

В глазах темноволосой красотки мелькнуло удивление.

– Могу ли я расценивать эти слова как одобрение тобой кандидатуры Дина?

– Там видно будет.

– Договорились. Я вернусь.

И уцокала к вагончику. Огней смотрел ей вслед, пока двери не захлопнулись. Хотелось догнать, вернуть, утащить в Наукоград на руках… и напороться на поток ненависти и презрения. Женщины, что же вам нужно от жизни? Кто бы объяснил.

Не к месту вспомнилась вчерашняя сцена с Сэлой. Огней оделся и пошёл к двери, а она всё лежала на маленькой неудобной кровати и смотрела на него со спокойной улыбкой на губах. И молчала. А Огней внезапно понял, что ему очень хорошо и на душе легко, беззаботно – давно уже так не было. Вот только почему она молчит? С одной стороны, правильно, что не бежит за ним, не умоляет прийти ещё раз, с другой – могла бы хоть слово сказать.

И она сказала.

– Спасибо. За то, что был нежен. И чист.

И снова замолчала. Лишь смотрела на него во все глаза, словно он – чудо-юдо инопланетное.

Странная девка! А чего она ждала? Копа из «Мегакрута»? И что она вообще имела в виду? Нежен ещё так-сяк, а чист? Неужели намекала на то, что её в душ отправил, а сам – не пошёл? Ладно, бог с ней. За Марину душа болит.

В «Мегакруте» Дина не оказалось. И слава мирозданию! В «Быстрожрать», на удивление, тоже, как и в остальных трёх любимых Дином забегаловках. Марина вдруг поняла, что не знает его домашнего адреса. Они всё время встречались либо в гостинице возле станции, либо в барах. Марине казалось, что Дин стесняется приглашать её домой, потому никогда и не напрашивалась в гости. Считала, что ещё всё впереди, что у них много времени.

И никакие Шпак с Гвоздём не встретятся – то крутятся под ногами, того и гляди, споткнёшься, а то словно провалились все.

Она вышла на площадь, название которой так и не удосужилась узнать, села на скамейку под плакатом с рекламой мужского достоинства. Болели ноги и – что ещё хуже – от беготни по городу расшатался каблук. Того и гляди отвалится. Нет, она, конечно, любит ходить босиком, но не по усыпанному же мусором асфальту! Марина закрыла глаза. Навалилась усталость, зашумело в ушах. Представилось, что она мчится в вагоне в Наукоград вместе с Дином, а перед глазами мелькают склоны гор, сливаясь в одно зелёное полотно. И жужжит, жужжит монорельс под колёсами вагона.

Марина открыла глаза. Горы и рельсы исчезли, а жужжание осталось. К ней катил бот-уборщик, а за ним плёлся высокий худой мужчина. Проклятье, его только не хватало!

Обдолб подошёл, наклонился. И тихо произнёс:

– Я не уверен, но если это всё-таки ты… Когда другого пути не останется, когда увидишь смерть – шагни в радугу. Там темно и пусто, но ты не бойся, сместись на сто лет вперёд. Если это всё-таки ты, то получится. Сто лет – запомни!

Марина отшатнулась.

– Вы псих, да?

– Ты сейчас ничего не понимаешь, но это пока и не нужно. Главное, запомни. Радуга. Пустота. Сто лет.

Марина вскочила и быстро пошла прочь.

– Кстати, – прокричал сумасшедший вслед, – тот, кого ты ищешь, живёт по адресу Большого зигзага, пять, квартира восемнадцать. За углом монорельс – прямая ветка.

Марина остановилась. Кто этот ненормальный, ухлоп его раздери?!

– Помни про радугу!

Марина помчалась к монорельсу.

Как ни странно, незнакомец не соврал. Дин действительно жил по указанному адресу. Правда, поняла она это не сразу. Дверь открыло странное расплывшееся существо, которое с трудом сфокусировало на Марине взгляд, после чего сообщило:

– Блэээ-блуууэээ-флэээаааа!

– Здравствуйте, – пробормотала Марина, проклиная психа-уборщика, – я, наверное, ошиблась…

И тут из-за спины существа вырос Дин.

– Ты?! Проходи скорее! Мама, посторонись. Моя Марина пришла.

– Фке!

Дин смутился, а Марина поняла, почему её никогда не приглашали в эту квартиру.

– Солнце, ты здесь. Тебе передали записку?

– Да.

– Фффффф!

– Проходи же! Мама, иди отдыхай.

– Дин, нам надо уходить. Времени мало.

– Дин, ты там в дупло провалился?

– Оу, не верю в срань глазам своим! Манька пожаловала!

Конечно. Куда же без дружков.

– Дин. Если хочешь, чтобы я была твоей, немедленно собирайся и иди со мной.

– Солнышко, я не могу так сразу. Тут друзья… И мама… Нужно подождать, пока она очухается. Попрощаться. Ты проходи, проходи, не стой на пороге.

– И когда твоя мама, к-хм, придёт в себя?

– Обычно полсуток ей достаточно.

– Ох-х-х…

– Но сегодня она хватила лишку. Проходи, садись. А мы здесь День Становления Мирового Правительства отмечаем.

Проклятье. Она и забыла, что у внешнемировцев великий праздник.

– Налейте Маньке!

Дружки развалились на рваном матраце, который лежал прямо на полу. Шпак протягивал ей мутно-зелёный стакан.

– Я не пью.

– Манька нас презирает.

– Сонц, у нас же День Становления. И день нашего воссоединения! Хоть глоточек!

– Да её же потом под купол не пустят, гы-гы!

– Закупорьтесь вы в сраку. Сейчас шоу начнётся.

На широком экране, занявшем полстены, замелькали картинки. Мужчина с лицом умственно отсталого шагал по комнате, улыбался в экран придурковатой улыбкой, попробовал пожевать кактус, замычал, затем снял штаны и сел на унитаз. За кадром радостно заржали. Диновы дружки восторженно пялились в экран.

Марина скривилась.

А шоу тем временем продолжалось: в комнату вошла блондинка в открытом серебристом купальнике и туфлях на шпильке. На экране появилась надпись:

«Варианты событий:

Герои занимаются сексом.

Герой убивает героиню.

Героиня заставляет героя съесть кактус.

Голосуйте за понравившееся событие и через три минуты увидите продолжение шоу».

Шпак схватился за визифон и завопил.

– Кактус! Кактус!

– В дупло кактус. Пусть потрахаются! – протянул Гвоздь, тоже нажимая на кнопки виза.

– Убить тёлку, – резюмировал Кошмар, без особого, впрочем, азарта.

– Кааааааааааактууууууууууус!

– Фххрке, – сообщили из коридора.

Марина переминалась с ноги на ногу. Дин с наслаждением прихлёбывал из бокала.

– А нельзя ли ускорить возвращение твоей мамы в чувство и разум? – прошипела Марина, сомневаясь, что такое «возвращение» вообще реально.

– Солнышко. – Дин стал похож на пятилетнего ребёнка, который потерялся и вот-вот расплачется. – Мама придёт в себя завтра утром. А потом я уйду с тобой и, возможно, никогда её больше не увижу. К чему такая спешка? Что-то случилось?

– Нет. Пока нет. Но может случиться. И лучше к тому моменту нам быть в Наукограде.

– И сколько у нас времени до «того момента»?

– Около суток. Но лучше не затягивать.

– Понял. С утра выдвигаемся. А пока – расслабься ты хоть немного. Сегодня праздник, у нас с тобой – двойной праздник. Выпей сок. Он безалкогольный.

«И синтетический», – подумала Марина, но вслух ничего не сказала. Только вздохнула и сделала глоток.

…Перед глазами мелькали зелёные склоны гор, они с Дином наконец мчали в Наукоград. Мечта сбылась – любимый начнёт новую жизнь, и никто больше их не потревожит. Тряхнуло. Вагончик подпрыгнул, затем стремительно помчал вниз. Сегодня он вообще вёл себя как-то подозрительно, всё время вихлял, норовил сойти с рельса и врезаться в белое дерево.

Откуда здесь берёза?

Давным-давно, в прошлой жизни, на глазах совсем маленькой Маринки несколько взрослых дядек вырубили берёзовую рощицу. То есть рубили боты-лесорубы, дядьки скорее всего пришли поглазеть на бесплатное шоу, просто девочка этого ещё не понимала. Да и не рощица там была – так, три рядка молоденьких белоствольных деревьев за домом. Но Маринке они казались целым лесом. Как они с подружкой Валюшкой любили играть в этом «лесу», какие сказочные истории сочиняли о каждой берёзке, о волшебных жителях, скрывающихся под листвой, о неведомых тропках между белыми красавицами.

И как она плакала навзрыд, когда берёзки одна за другой падали под жужжание электропил. А старшая Валюшка изо всех сил утешала её, одновременно пытаясь уговорить взрослых отключить машины.

Дядьки смеялись. Боты продолжали работать.

А сейчас они вернулись. Через годы, чтобы спилить берёзы, случайно оказавшиеся около монорельса. Боты-лесорубы наступали, омерзительно жужжа. И Марина вдруг поняла, что их цель – не деревья. Вагончик остановился и никак не желал ехать дальше. Дин куда-то пропал. А боты всё наступали.

Марина попыталась закричать, но не смогла.

…Глаза открывались с трудом, а голова, казалось, превратилась в сосуд для расплавленного свинца. С огромным усилием Марина вырвалась из липкого сна. Растерянно заморгала.

– Солнышко. Доброе утро, – над ней нависло улыбающееся лицо Дина.

– Я… – Язык упорно не хотел ворочаться. – Вы что, меня накачали?

– Это друзья пошутили. Разбавили сок. А я не уследил. Не сердись, они уже ушли.

– Сколько время?

– Пять часов.

– Утра?

– Вечера.

– Проклятье!

– Опять ты сердишься. Расскажи лучше, что тебе снилось?

– Что я вот-вот умру.

Марина заставила себя подняться с матраца. В комнате пахло пылью и перегаром.

– Значит, жить будешь долго. Хочешь кофе?

– Нет. Надо уходить. – Как же голова кружится. – Немедленно!

Но немедленно не получилось. Вчерашняя шутка дружков дала о себе знать – Марине понадобился час, чтобы прийти в себя и начать более-менее твёрдо держаться на ногах. Вспомнился вдруг сумасшедший уборщик, и Марина поймала себя на том, что пытается отыскать в квартире Дина загадочную радугу. Пол и мебель были покрыты слоем пыли и завалены всяким барахлом, и ничем похожим на семицветное коромысло похвастаться не могли. Марина отругала себя за паранойю и в который раз умылась холодной водой.

В другой комнате раздражённо бубнил Дин – что-то втолковывал матери.

– Уже почти двенадцать часов наши физики колдуют и до сих пор ничего не взорвали. Странно, правда? – спросил Огней, а Николай задумался – то ли шутит брат, то ли серьёзен.

Младший Корсан, не дождавшись ответа, продолжил:

– Видел утром Ирвинга. Марины с ним не было. Так и не вернулась?

– Спит ещё, видимо. Пришла под утро.

– Пришла? Одна? Или с этим…

– Они поссорились.

– Неужели?!

– Но я бы на твоём месте не обольщался – они постоянно грызутся. Хотя в этот раз он перешёл черту, такое выкинул, на голову не наденешь.

– Странно. Выпросить у меня разрешение для своего обдолба и оставить его там. Что же он сотворил?

– У тебя? Выпросить? – Николай приподнялся в кресле.

– А ты что, не видел?

– Не понял?

– Ты же наблюдал за ней с помощью супердиадемы. А я прямо в чёртов рубин сообщил, что снимаю запрет для ненаглядного Дина-а-ария.

– Хм.

– Покажи-ка мне запись её приключений.

– Мне кажется, это не совсем корректно по отношению к Марине.

– Некорректно? Ты устроил за ней слежку! Да и в наши камеры она регулярно попадает. Показывай, что наснимал!

– Потом. Расскажи лучше о Сэле. Я беру на работу нового человека и хочу знать о нём некоторые подробности. Как она себя чувствует в Наукограде?

– Сэла осваивается и чувствует себя великолепно. Покажи запись! Где она у тебя? Сейчас сам найду!

– Пользуешься превосходством над калекой? Сударь, вы подлец! Ладно, ладно, оставь в покое мой письменный стол. Я сдаюсь. – Николай включил компьютер, поднял на брата взгляд. – Послушай, Марина – хорошая девушка, и, возможно, с обдолбом у неё всё кончено. Но тебе нужен кто-то более надёжный и более взрослый.

– Всё сказал? Запись покажешь?

Николай вздохнул и запустил видео.

Огней прилип к экрану. Вот Марина идёт к воротам, развевается лёгкая кремовая туника, цокают каблучки, мельтешат около девушки красные мушки, а сама она машет рукой дежурному.

– А где же я? – пробормотал удивлённо.

Вагончик мчится по монорельсу, обдолб на площади с треугольными столбиками, башня с четырьмя зубцам, Дин отказывается танцевать, бот предлагает Марине зону свободной любви. Марина и Дин разговаривают у входа в клуб, гостиница…

Огней мрачнел с каждой минутой.

– Останови, – потребовал наконец. – Я всё это видел. Вернее, не всё – только сцены в «Мегакруте», у нас теперь и там камеры. Даже в фиолетовую зону одну умудрились засунуть, к-хм… В общем, это было позавчера. Но она без обруча была. И в другой одежде.

Огней придвинулся к экрану, щёлкнул пальцами по планшету, увеличил картинку.

– Так и есть. Подделка. Она подсунула тебе переформатированное гипновидео.

– Э… – к экрану прильнул и Николай. – Однако. Как же я не заметил?

– Вы все привыкли считать Марину дурочкой, забывая, что у неё техническое образование и диплом с отличием, между прочим. Говоришь, вернулась утром и легла спать?

– Ну-у, так показала камера. И я сразу же позвонил Ирвингу сообщить, что дочь в безопасности. – Николай растерянно моргал.

– Он к ней не заходил?

– Вряд ли, он уже был в лаборатории, но я думаю…

О чём думал брат, Огней выяснять не стал. Выбежал из дома, бросился через клеверную лужайку, споткнулся об толстого рыжего кота, едва не упал в фонтан. Кот смотрел ему вслед круглыми глазами, кто-то кричал, что здесь тебе не внешний мир, чтоб по газонам бегать, – Огнею было всё равно.

За пять минут он примчался к дому Гамильтонов. Заперто! Идти к Ирвингу? Ловец чувствовал себя идиотом. Марина небось давно в лаборатории. Или спит. Или развлекается со своим Дином, плюнув на науку. Последнее вполне вероятно и неудивительно, раз уж она ему и фиолетовый сектор простила. В любом случае Огней ей не нужен. И всё же… Почему так неспокойно на душе? И ком встал в горле. Корсан ударил плечом в дверь. Та всхлипнула и распахнулась – замки в Наукограде слабые, скорее для видимости, воров в городе учёных не водится.

Комната Марины пустовала. На столике – микрокамера из диадемы. А Николай думал, что хорошо её замаскировал. Ха-ха. Сам не зная, что и зачем делает, Огней принялся рыться в вещах, вытряхивать на пол бумаги, микрочипы, косметику, пока наконец не нашёл. Любовный гипнодневник. К счастью, Марина не забрала его с собой, всё-таки гипнокнига – это секретная технология. Но и уничтожить то ли не успела, то ли рука не поднялась. Потому просто спрятала. Огней подключил к вискам датчики, замелькали перед глазами картинки. Марина фиксировала каждый миг их с Дином любви. Целый роман, можно сказать, наваяла. И, как он и догадывался, картинку, скормленную Николаю, она вырезала из дневника и переформатировала в обычное видео. Десять минут работы. Плюс ещё столько же, чтобы наложить голограмму себя в чудо-диадеме и другой одежде. Топорно, кстати, наложила. На скорую руку. Только зацикленный на своих «хамелеонах» Николай мог не заметить подмены.

А диадемы нигде нет. И красных туфель, и смелой кремовой туники с широким поясом, на которые он вчера любовался, провожая Марину взглядом, тоже. Значит, леди Гамильтон домой не возвращалась. А Ирвинг спокойно себе шаманит в лаборатории.

Огней сел на кровать, обхватил голову руками. Может, зря паникует? Не вернулась девочка домой ночевать, так ведь не первый раз. Да, не получится теперь за ней следить, но и до этого не следили, сама всегда возвращалась – живая и здоровая. Вряд ли и сейчас ей что-то угрожает. Но одного «вряд ли» недостаточно. От мысли, что ей может грозить хоть малейшая опасность, становилось дурно.

Марина, Марина… Уникальное создание, зависшее меж двух миров. Она слишком – по-детски – наивна и непосредственна для Наукограда. А здесь нет детей. Вернее, с физической точки зрения они есть, но даже ранние подростки рассуждают по-взрослому. Они много читают, с лёгкостью берут интегралы и расшифровывают длинные генетические коды, но их сложно представить частью шумных весёлых компаний, которые пугали ночь в юности самого Огнея. Марина другая. Она словно вышла из прошлой жизни. При этом леди Гамильтон слишком умна, воспитанна и утонченна для внешнего мира. Однако мир этот любит.

Потому и не подходит на роль ловца. Огней и его подопечные делят внешнемировцев на три части. Первым – перспективным парням и девушкам вроде Сэлы – можно позволить жить на нижних ступенях Наукограда. Вторых – учёных уровня Ирвинга, по каким-то причинам не попавших под купол двадцать лет назад, – планируется сделать первыми жителями следующего Наукограда, под который на полуострове уже и территория расчищена. А третьи – обдолбы. Их большинство. Людей первых двух категорий приходится выискивать и отбирать с особой тщательностью.

А Марине дай волю, запрудит Наукоград всякими Динами.

Но пусть лучше запрудит, чем совсем не вернётся. Нет уж. Если понадобится, он сам её вернёт. Притащит за волосы. Прямо сейчас.

Огней бросился к воротам. И успел как раз к моменту, когда дежурный заканчивал доклад об их блокировке.

– Мне нужно выйти!

– Ворота закрыты. Приказ Мартина Брута.

– Но их должны были заблокировать только в одиннадцать вечера.

– Ничего не знаю. Приказ сверху.

– Откройте. Я – старший ловец, Огней Корсан!

– Простите. Приказ Мартина Брута – не выпускать никого.

Огней ударил кулаком по воротам.

Когда они вышли из дома, уже начинало смеркаться.

Марина куталась в Динову куртку – насколько же здесь холоднее, чем в Калиере, – и старалась идти быстро, Дин сосредоточенно сопел. Доехали до площади, свернули в подворотню – одну, другую. Вот наконец гостиница, а за ней – пустырь и станция монорельса. Марина разулась и побежала по траве. Дин ковылял следом.

– Солнышко. Обуйся!

– Мне так удобно.

– Исколешь ноги. Здесь тебе не Наукоград чистенький.

– Переживу. Я очень люблю ходить босиком.

– А я хочу, чтобы ты обулась.

– Да замолчи ты! Ай!

Босой палец наступил на колючку, Марина запрыгала на одной ноге, потеряла равновесие, упала на траву. Дин присел рядом. На удивление, не сказал ничего типа: «Я же тебе говорил!» Спросил лишь:

– Ушиблась? Обними за шею – донесу до станции.

Она подняла взгляд. Алый диск солнца угрюмо полз к горизонту. Стало вдруг трудно дышать.

– На заре. На которой из двух?

– Любимая, ты в порядке?

– Знаю, умру на заре! – Ястребиную ночь Бог не пошлёт по мою лебединую душу.

– Сонц, ты чего?

Марина смотрела в пустоту, а там…

Нет ничего.

Ни пустыря, ни вагона, ни Дина… Дина… Кто такой Дин? Его нет. Никого нет.

Тишина и бескрайнее бесцветное нечто.

И ничтожная капля энергии в нём. Маленький сгусток жизни.

Обрывки мыслей чёрными червячками попытались пролезть в девственное ничто, заставив на жалкий миг пошатнуться, испугаться.

О-о-о-отеццццццц.

Мо-о-о-о-йо-о-о-о-о ди-и-и-и-итя.

Дин-дилинь-ди-и-и-ин.

Что? Кто посмел? Кыш отсюда. Вечность не терпит суеты. Вечности не нужны непрошеные гости. Тишина, и покой, и пустота, исконное безмерное ничто.

Только они по-настоящему прекрасны, только они в этой жизни имеют смысл. Шаг за шагом. Глубже и глубже.

– Солнышко? О… о… о…

Динарию никто не ответил. Отвечать было некому.

Спрашивать, впрочем, тоже.