«Русь! Русь! вижу тебя, из моего чудного, прекрасного далека тебя вижу: бедно, разбросанно и неприютно в тебе; не развеселят, не испугают взоров дерзкие дива природы, венчанные дерзкими дивами искусства, города с многооконными, высокими дворцами, вросшими в утесы, картинные, дерева и плющи, вросшие в домы, в шуме и в вечной пыли водопадов; не опрокинется назад голова посмотреть на громоздящиеся без конца над нею и в вышине каменные глыбы; не блеснут сквозь наброшенные одна на другую темные арки, опутанные виноградными сучьями, плющом и несметными миллионами диких роз, не блеснут сквозь них вдали вечные линии сияющих гор, несущихся в серебряные, ясные небеса. Открыто-пустынно и ровно всё в тебе; как точки, как значки, неприметно торчат среди равнин невысокие твои города; ничто не обольстит и не очарует взора. Но какая же непостижимая, тайная сила влечет к тебе? Почему слышится и раздается немолчно в ушах твоя тоскливая, несущаяся по всей длине и ширине твоей, от моря и до моря, песня? Что в ней, в этой песне? Что зовет, и рыдает, и хватает за сердце? Какие звуки болезненно лобзают и стремятся в душу и вьются около моего сердца? Русь! чего же ты хочешь от меня? какая непостижимая связь таится между нами? Что глядишь ты так, и зачем всё, что ни есть в тебе, обратило на меня полные ожидания очи?.. И еще, полный недоумения, неподвижно стою я, а уже главу осенило грозное облако, тяжелое грядущими дождями, и онемела мысль пред твоим пространством. Что пророчит сей необъятный простор? Здесь ли, в тебе ли не родиться беспредельной мысли, когда ты сама без конца? Здесь ли не быть богатырю, когда есть место, где развернуться и пройтись ему? И грозно объемлет меня могучее пространство, страшною силою отразясь во глубине моей; неестественной властью осветились мои очи: у! какая сверкающая, чудная, незнакомая земле даль! Русь!..»

Николай Васильевич Гоголь «Мертвые души»

Да, русский человек любит быструю езду. И его ли душе, стремящейся закружиться, загуляться, сказать иногда: «чёрт побери, всё!» - его ли душе не любить её? Однако же, наш герой ехал медленно. «Троечка», поизносившаяся в путешествии, кряхтела, стонала и громыхала. Часто приходилось даже останавливаться, дабы починить какую-либо неисправность. Как бы там ни было, Москва оставалась позади, а вместе с нею улетучивались из души и все те образы - картинки, звуки, ощущения, что были связаны с этим безумным городом. Лебедько, подобно блудному сыну, возвращался, покуролесив вволю, домой. Впрочем, где был дом у путешественника, он, пожалуй, и сам решительно не смог бы сказать. Ему вдруг вспомнились строки из Бродского: «Если выпало в Империи родиться, лучше жить в глухой провинции у моря». А, ведь, ежели глядеть в самый корень, то все мы — все, от мала до велика, рождены в Империи, в Римской Империи, в Системе, в Матрице. Это ли наш дом? - Нет, это клетка раба. И хочешь ли ты того или не хочешь, каким бы ты гордым и свободолюбивым ни был, ежели ты готов посмотреть нелицеприятной правде в глаза, то придётся признать, что рабом ты как раз и являешься. И ты, читающий эти строки, и я — пишущий их. Мне не стыдно признавать, что я раб, потому как закрывши на это глаза, мы рискуем навеки так и оставить свободу лишь утешительной иллюзией. Для движения вперёд необходима точка отсчёта. Нас сделали рабами, нам привили любовь и даже страсть к рабству, нас заставили позабыть вольный ветер и зов Неизвестного. За свои золотые, серебряные, бронзовые, а порой и просто жестяные клетки, мы готовы перегрызть друг другу горло. Это очень важно помнить, ежели мы рискнём, вдруг, однажды оставить всё, что «нажито непосильным трудом» и отправиться в путь, глядя во все очи на те дивы дивные, что родит родная земля на каждом шагу. В своих клетках мы давно уже перестали их замечать. Настолько давно, что странный вопрос комком подступает к горлу: а нужны ли все эти чудеса хоть кому-либо? Ещё одна поэтическая строфа приходит на ум:

«Сосед учёный Галилея

Был Галилея не глупее.

Он знал, что вертится Земля,

Но у него... была семья».

Ежели бы только семья... А как же счёт в банке, а пуще того — ипотека и кредит, как же та «бесценная» информация, что записана на жёстком диске компьютера, а айфончик, а путёвка в Анталию или Хургаду, а многочисленные «френды» в социальных сетях, большинство из которых мы и в лицо-то не видели, и чьё мнение напрочь определяет наш образ жизни? Так зачем нам чудеса? Зачем нам Русь, которая, как писал Гоголь, чего-то хочет от нас? Хочет ли? Или это вздорная фантазия безумца? Не так страшна Система, как те, на ком она держится и кто ее кормит – а это мы с вами… все.

«Троечка» миновала поворот на Тверь, и через несколько километров съехала на боковую дорогу, остановившись на обочине. Владислав Евгеньевич заглушил мотор и, выйдя из машины, сел прямо на траву. Тёплый июньский вечер растекался над землёю. Стрёкотом кузнечиков, щебетанием птиц, стволами сосен, окрашенными в тот волшебный цвет, который бывает лишь в ту пору, когда солнце клонится к горизонту. Мысли Лебедько были спокойны и ясны, он знал, что он будет делать теперь и, самое главное — зачем.

В эту минуту автор более не в силах удерживать себя на почтительной дистанции от своего героя, и, отдавая себе отчёт в том, какую дорогую цену ему придётся заплатить за это, решается стереть все и всяческие границы между ним и собою.

Итак, я сидел на небольшом пригорке, любовался игрой вечернего солнца в ветвях небольшой сосновой рощицы, и в эту минуту случилось так, что я увидел могучую Древнюю Русь. Она спала, спала уже давно и видела кошмарные сны. Она пригрезилась мне как дивной красоты  женщина в самом расцвете своих лет, лежащая на лабораторном столе для экспериментов, а вокруг неё суетились пронырливые анестезиологи, готовые вколоть очередную дозу снотворного, лишь только заметив на её челе малейшие признаки пробуждения. «Что же ты хочешь от меня, Русь! Дай ответ!» - не даёт ответа, спит глубоко, но беспокойно. Однако, из недр этого дикого сна мы с тобою, дорогой читатель, сможем таки, ежели как следует прислушаемся, уловить едва слышный зов, молящий, просящий, требующий, наконец, лишь одного — проснуться.

Я слышу твой зов, Русь, и передаю его всем тем, кому ты ещё дорога. Ты пробудишься. Клянусь.