Глеб собирал пазл и ждал половины одиннадцатого, чтобы идти к Лене проводить опыты со временем. Телевизор, как всегда, не работал, и в кухне громко болтало радио. Глеб всегда включал его погромче, он ненавидел сидеть по вечерам в тишине и одиночестве. Отец уже ушел на дежурство, а перед этим, днем, подарил сыну коробку с пазлом из трех тысяч элементов. Тем самым пазлом, который Глеб собрал две недели назад. Но он уже не так остро воспринимал подобные противоречия. Оказалось, к ним тоже можно привыкнуть. Пазл – это ерунда, вот Юрасик вчера второй раз хоронил деда. Хорошо еще, что удалось отвертеться от идеи сердобольной Лены, которая предложила пойти на похороны профессора Карасева, чтобы поддержать Юру. С ними, мол, ему будет не так плохо. Глеб, услышав это, отказался наотрез. Еще не хватало влезать в чужую семью и смотреть на чужое горе.

В половине одиннадцатого Глеб начал одеваться. До Лены идти минут пятнадцать спокойным шагом, и он вполне успеет до наступления комендантского часа. Хотя, может быть, в связи с праздником его отменили? Весь поселок, в том числе и полиция, сейчас наверняка в парке, на праздничном гулянии.

Когда Глеб уже собирался выйти за порог, позвонил Юрасик. Запинаясь, проговорил, что у него возникла небольшая проблема, и без Глеба он ее решить не сможет. Если тот сейчас не придет на улицу Солнечную, то Юрасик у Лены не появится. Глеб плюнул с досады. Ему совсем не улыбалось идти к Лене одному, и он не мог позволить, чтобы придуманный им эксперимент провалился. Поэтому он неохотно обещал, что скоро будет.

Подойдя к указанному дому, он заметил Юрасика, торчащего в распахнутом окне первого этажа.

– Ну, пришел, – сказал Глеб. – В чем дело?

– Я не могу выйти через дверь, – отозвался Юрасик, понизив голос. – Крестная меня увидит и никуда не пустит.

– Лезь через окно. Только она может войти в комнату, а тебя нет.

– Не войдет, я точно знаю. В прошлый раз я до рассвета не спал, ее не было.

Юрасик с трудом забрался на подоконник, уселся, свесив ноги на улицу, и протянул Глебу пакет.

– Ты и в этот раз с пирожками? – Глеб заглянул в пакет и обнаружил две детские книги: «Теремок» и «Три поросенка».

– У тебя что, пробел в образовании? – хмыкнул он. – Решил восполнить?

– Я их детям хочу подарить. У них все книжки старые и рваные.

– Да, Юрок, я, конечно, уважаю твой математический мозг, но он слишком часто тебя подводит.

– Почему это?

– Да дети их даже не увидят. Уже через час эти книжки вернутся к тебе.

– Ой, и правда…

– Оставь их здесь. Подаришь, когда все закончится. Ну, вылезай уже, скоро одиннадцать. Как бы на патруль не нарваться.

Юрасик бросил пакет обратно в комнату и лег животом на подоконник. Потом, пыхтя, стал понемногу съезжать вниз.

– Карась, ты для чего меня вызвал? – поинтересовался Глеб, наблюдая за ним. – Поймать я тебя не смогу, если ты на меня упадешь, от меня даже мокрого места не останется. Или тебе нужны зрители, чтобы рукоплескать твоим акробатическим трюкам? Эй ты, альпинист доморощенный, чего молчишь?

Юрасик мешком свалился вниз, поднялся и стал отряхиваться.

– Ты что-то в последнее время пошел вразнос, – сказал Глеб, помогая ему привести себя в порядок. – Лазаешь по чужим заборам, прыгаешь из окон, обманываешь бабушку, воруешь деньги.

– Деньги не ворую, они мои, – отозвался тот.

– Серьезно, зачем ты меня позвал? Сам не мог дойти?

– Не мог. Помнишь, бабушка упомянула о моей проблеме?

– Ну, помню, и что?

– Дело в том, что я не могу ходить один по темноте.

– Как не можешь? – уставился на него Глеб.

– Вот так. В глазах темнеет, ноги слабеют, и дышать не могу, – смущенно сказал Юрасик. – Это болезнь такая.

– Клаустрофобия, что ли?

– Нет, клаустрофобия – это когда в лифте не можешь ездить и в лежачем солярии загорать. А боязнь темноты – это никтофобия.

– А как ты спишь ночью? Со светом?

– Да нет, без света. Я же тебе говорю – не могу ходить в темноте по улице, и только в одиночку. А сидеть дома в темноте – сколько угодно.

– Да уж! Ты просто сундук с секретами, Карась. Каждый день что-то новенькое. То раскопки, то шахматы, то теперь эта фобия. А завтра что будет? Окажется, что ты тролль из Средиземья?

– Глеб, ты только это… – замялся Юрасик. – Лене не говори, ладно? Ей же не обязательно знать.

– Ей-то уж точно не обязательно! – воскликнул Глеб. – Замучает своими драгоценными советами. Ну что, стартанули, никтофоб?

До Лены ребята добрались в половине двенадцатого. Она уже и ждать перестала, подумав, что им не удалось уйти из дома. Дети только что уснули, и Лена тихонько провела ночных гостей на кухню. Они завели круглый обшарпанный будильник ровно на двенадцать и уселись пить чай с остатками лимонного пирога, который Лена испекла днем.

– Надо доесть, – сказала она, – а то завтра все исчезнет. Жалко.

– Не проблема! – воскликнул Глеб, беря себе самый большой кусок. – Ты давай сюда все, что тебе жалко. Мы с удовольствием поможем.

– Очень вкусно, – похвалил Юрасик, откусив от пирога. – Ты готовишь прямо как моя бабушка.

– Ну, кто-то отлично ведет хозяйство и печет пироги, а кто-то превосходно мусорит, пачкает тарелки и виртуозно эти пироги поедает, – сказал Глеб. – Каждому свое.

– Неправда, – откликнулся Юрасик, поняв, что он намекает на него. – Я вчера, например, помыл посуду.

– С ума сойти! – восхитился Глеб. – Ты прямо мастер Самоделкин! Бабушка в обморок не упала?

– Да никто даже не заметил. Все бродят по дому как тени.

– А ты чего хотел за свой подвиг? Бурных оваций и статуэтку «Оскара»?

– Когда я мою посуду, этого тоже никто не замечает, – успокоила его Лена. – И через час – снова полная раковина. Как я хочу в нормальный календарь!

– А что, там посуду мыть не надо? – спросил Глеб.

– Там мама вернется от папы, – пояснила Лена. – Но ведь недолго осталось ждать, правда, Юр? Уже завтра мы что-то придумаем?

– Послезавтра, – ответил вместо него Глеб. – И то при условии, что профессор поверит.

– Он поверит! – пылко воскликнул Юрасик. – Только почему послезавтра?

– Завтра – день смерти, – напомнил Глеб. – Ему будет не до того.

Юрасик задумался, потом произнес с отчаянной решимостью:

– Завтра я не дам ему умереть.

Лена и Глеб посмотрели на него с удивлением.

– Как это – не дашь? – поинтересовался Глеб. – Это был несчастный случай?

– Нет, у него отказало сердце. Но я все равно могу ему помочь, – заторопился Юрасик, чтобы никто не смог его перебить. – Это я виноват, что он умер. Я должен был находиться дома. А я ушел. Да еще ключ забыл. Вернулся, позвонил – мне никто не открыл. Я подумал, что дед вышел куда-нибудь, и сидел целый час на лавке, ждал, пока родители и бабушка приедут с дачи. А потом мы вошли и увидели, что он на полу, в кухне. Простить себе не могу, что ушел.

– А что ты сможешь сделать? – осторожно спросила Лена.

– Я останусь дома и вызову скорую. И его спасут! Он будет жить, – сказал Юрасик, не глядя на нее.

– Зачем все это? – спросил Глеб. – Мы и так сможем с ним общаться. Мы же движемся назад.

– Как ты не понимаешь? Если я его спасу, он останется жив. И когда мы вернемся, у меня снова будет дед.

– Не будет. Мы отсюда ничего не можем изменить в нашей реальной жизни.

– Откуда ты знаешь? – Юрасик поднял голову. – А вдруг можем?

Он смотрел так умоляюще, что Глебу ничего не оставалось, как пожать плечами. И правда, кто это может знать наверняка? С этим обратным календарем вообще ничего не понятно.

– Только скорую надо вызывать из Абинска, – сказала Лена. – В наших, местных, нет никакого оборудования. Мне мама говорила.

– Из Абинска она будет долго ехать, – возразил Юрасик.

– А наша ничего сделать не сможет.

– Вот если бы вызвать заранее… Только я не знаю точного времени. Вдруг они приедут слишком рано? Что я им скажу? Подождите немного, ему скоро станет плохо?

– Знаете что? – оживилась Лена. – Нужно позвать какого-нибудь знакомого врача! Чтобы он был рядом, когда случится сердечный приступ. Врач сможет оказать первую помощь и продержаться до приезда неотложки.

– Да, хорошо бы. Только у меня нет знакомого врача, – печально покачал головой Юрасик. Лена повернулась к Глебу:

– А вот у Глеба есть.

– У меня? – удивился тот. – Откуда?

– А Вера?

– Какая Вера?

– Та самая, – многозначительно сказала Лена. – Которую мы видели в парке с твоим отцом. Ведь она врач?

Глеб поперхнулся от неожиданности:

– А она здесь при чем?

– Надо попросить ее посидеть у подъезда, а когда профессору станет плохо, она поднимется и поможет ему.

– Ты рехнулась? Что за бредовая идея?

– А почему нет? – спросил Юрасик, хватаясь за эту «бредовую» идею как за соломинку. – Она же может сделать нужный укол?

– Нет, – категорично заявил Глеб.

– Почему?

– Я к ней не пойду.

– Почему не пойдешь?

– Не пойду и все!

– Глеб, ну пожалуйста. – Глаза Юрасика загорелись надеждой. – Попроси ее.

– Я не могу, – мрачно сказал Глеб и отвернулся.

– Это мой единственный шанс. Я должен хотя бы попытаться.

– Ты глухой? Говорю же – не могу! Придумай что-нибудь другое.

– А если я один не справлюсь? Он снова умрет. И снова из-за меня. – Голос у Юрасика дрогнул.

– Елизаров, ну будь ты человеком! – не выдержала Лена. – Ну что ты его мучаешь? Трудно тебе, что ли? Чурбан бесчувственный!

– Да вы не понимаете, о чем просите! – Глеб вскочил, опрокинув стул. – Я не могу к ней подойти! Это просто невозможно! После того, что я сделал!

– Тише! – шикнула на него Лена. – Чего буянишь? Сядь.

Глеб поднял стул и сел на него верхом в стороне от стола.

– Это та самая история, из-за которой у тебя с отцом не очень хорошие отношения? – догадался Юрасик. Глеб угрюмо взглянул на него:

– Она со мной и разговаривать не захочет. Так что тут я тебе не помощник.

– А нельзя как-то… ну, прощения попросить, что ли? – предложила Лена, кидая косые взгляды на поникшего Глеба. Тот невесело усмехнулся:

– Прощения… Они собирались пожениться, год назад, в Вольске. Я пришел к ней утром и сказал, что, если она сегодня появится в загсе или расскажет отцу о нашем разговоре, я спрыгну с крыши ее девятиэтажного дома.

– А она что? – потрясенно спросила Лена. У Юрасика вообще не нашлось слов, он смотрел на Глеба, будто видел его в первый раз.

– А она не пришла в загс. И перестала общаться с отцом, сменила телефон. Он думал, что она бросила его прямо в день свадьбы. Они расстались.

– Ну как она поверила, что ты можешь это сделать?

– Не знаю. Может, и не поверила, но не хотела рисковать. Но в тот момент я и сам себе поверил. Я очень не хотел этой свадьбы. Что, Зюзина, можно за такое просить прощения?

За столом воцарилась тишина. Лена и Юрасик никак не могли переварить услышанное. Им, конечно, было знакомо такое понятие, как подлость. Низкие и гадкие поступки совершали плохие парни в кино и книгах. Но чтобы вот так, в реальной жизни, кто-то из знакомых намеренно сотворил подобную гнусность? Тем более их одноклассник, которого, как им казалось, они хорошо знали…

– Мой отец, – вновь заговорил Глеб, хотя его уже ни о чем не спрашивали, – два месяца ходил весь черный, ничего вокруг не замечал. И меня тоже. А потом он все узнал, наверно, они случайно встретились. И стало еще хуже. Потому что они все равно теперь вместе. А я один.

Лена с жалостью посмотрела на несчастного и растерянного Глеба. Это было так непривычно, что у нее возникло желание погладить его по голове.

– Но можно же попытаться все исправить, – осторожно проговорила она. – Каждый может совершить ошибку. Но если человек искренне раскаивается, его обязательно простят.

– А ты простила бы? – Глеб поднял глаза на Лену.

– Конечно.

– Даже если бы была очень-очень обижена на кого-то и не хотела его видеть?

– Да.

– Тогда почему ты не можешь простить бабу Липу? Она ведь искренне раскаивается.

Лена уставилась на Глеба, открыв рот от изумления.

– Что, других учить легче? – усмехнулся тот.

В эту минуту неожиданно задребезжал будильник, о котором все уже забыли. Лена, Юрасик и Глеб впились взглядом в циферблат и сидели не шевелясь целую минуту, пока не стих звон. Потом посмотрели друг на друга. Все были на месте. Никто не исчез. Будильник показывал уже одну минуту первого.

– Ну что, господа ученые, – нарушил молчание Глеб. – Наш эксперимент завершился провалом. Мы все здесь, а значит, дело вовсе…