Через час Маат оклемалась, хоть и выглядела подавленной. Она ни с кем не разговаривала, сидела рядом с телом мальчика и смотрела в пустоту. А вот Славе, напротив, стало совсем худо. Его лихорадило, поднялась температура, тело покрылось испариной. Когда он, наконец, понял, что оживить Теху не удастся, у него не оставалось сил, даже чтоб почувствовать утрату. Ощущая лишь тупое безразличие ко всему на свете, старлей встал и, пошатываясь, побрел к реке, чтобы, наконец, помыться — кожный зуд стал непереносим. Однако не получилось пройти и сотни шагов, закружилась голова, и он рухнул прямо посреди дороги. Попытался подняться, но не смог. Мир вокруг кружился, словно гигантская карусель. Глаза застилала кровавая пелена, в висках стучала пара настырных дятлов. Дрожь перешла в судорогу. Руки и ноги отказываясь повиноваться, дергались самостоятельно. Все реже и реже. Повозившись в пыли еще пару минут, он почувствовал, что мышцы все больше цепенеют, теряя способность двигаться. Затем померк свет.

* * *

Когда Маат, наконец, вышла из своего созерцательного состояния, она первым делом поняла, что вокруг никого нет. Дружинники обнаружились неподалеку, стояли вокруг лежащего ничком Славы и о чем-то горячо спорили. Там же был и капитан. Стоял и угрюмо ковырял землю носком сапога. Подойдя ближе, девушка услышала, как они обсуждают, помер господин рыцарь или еще нет. При этом ни одна сволочь не попыталась не то что помочь, но даже приблизиться к Славе, чтобы удостовериться в своих предположениях. Девушка протиснулась между Лекой и Оржаком и опустилась на землю рядом со старлеем. Он выглядел плохо, совсем неживым. Не шевелился, не дрожали веки, не чувствовалось дыхание. "Неужели умер?" — пронеслась в голове паническая мысль. Как за последнюю соломинку Маат схватилась за Славино запястье. Несколько тревожных секунд и бесконечное облегчение — есть пульс. Она даже не успела заметить, когда этот странный человек стал ей небезразличен.

— Это кровь ракшасов его отравила, — выразил всеобщее мнение Торво, — всем известно, что кровь демонов — яд похуже вытяжки мандрического корня. А он вон как изгваздался. В раны кровь попала…

— Так помогите! — вскинулась Маат. — Отнесите его к воде… Ну же! — она схватила за руку ближайшего дружинника коим оказался Щепа.

— Еще чего! — тот попятился, вырывая рукав. — Мож он заразный!

— Точно! — согласился с ним Лека. — Мне вон, одна капля проклятой крови на руку попала, и то я уже исчесался весь.

— Он же ваш товарищ! — попыталась воззвать к их совести колдунья, — сражался вместе с вами. Если бы не он, твари разорвали бы вас как тех старателей.

— То-то я и думаю — не человек он! — встрял Оржак, — человек бы не смог так с демонами биться! А нелюди мне не товарищи! Кроме акети, конечно, — добавил он, глянув в сторону хмурого Верцингеторинга.

— Точно, братья! — Щепа важно качал бородой. — Я его дольше вас знаю и вот что скажу: появился неизвестно откуда и даже соврать толком не мог, кто он и зачем пожаловал. И речи вел странные, и простых вещей которые даже ребенок знает, не знал, а слова часто говорил нечеловеческие. Думал, Щепа не заметит! А Щепу не проведешь! Не человек он и не рыцарь! Он демон! Такой же, как и те, только без шерсти.

— Ты борода, соображай, что говоришь-то! — одернул его Торво. — Был бы он демон, разве отравила бы его кровь ракшасов?

— Ну, может и не демон, — продолжал гнуть свое Щепа, — но и не человек!

— Макурт он, — подал голос, доселе молчавший капитан.

Дружинники загалдели, сперва удивленно, а потом согласно.

— Точно! — значительно поднимал свой заскорузлый палец Щепа, — я так и знал! Только сомневался, думал — макурты это выдумки! А оно вишь как получилось.

— А дозвольте спросить господин капитан, а макурты, они люди или как? — интересовался Лека.

— Да какая тебе дураку разница, люди иль не люди? — хихикнул Оржак. — Это пусть маги разбираются, режут их и по внутренностям смотрят.

— Я вот что думаю! — лицо Щепы приняло глубокомысленное выражение, — не забрать ли нам меч у господина ненастоящего рыцаря? Ему он все равно уже не понадобится. А господин капитан? Чую, маги за него пятикратно по весу тиллита отвалят!

Идея эта дружинникам понравилась, даже Торво, который относился к Славе с симпатией, не стал возражать. Стали делать предположения, что пятикратно, пожалуй, и маловато. Вон как макурт им тварей молотил! Пожалуй, что и десятикратно можно выручить за такую сабельку.

Капитан молчал, не подавая виду, что уже давно пришел к такому решению, просто не спешил самостоятельно поднимать щекотливую тему. Это было, ну как-то подловато, что ли — все-таки сражались бок о бок, преодолевали трудности… только теперь от бывшего товарища пользы никакой, одни проблемы. А меч-то если разобраться… меч-то непростой! Ох, не простой! На десять мерок тиллита капитану было плевать. Но вот если передать чудесное оружие в свой Орден… за такой артефакт, пожалуй, могут и простить и обратно принять и дар магический вернуть. Такие возможности открываются, что грех упустить. А Валад… все одно ведь не жилец и помочь ему никак нельзя. Так что прав выходит Щепа при всей своей мужицкой подлости.

Тут Этт наткнулся на взгляд ведьмы. В горле моментально пересохло, а рука сама потянулась к тесаку. В глазах Маат плескалась такая ненависть, что старому вояке стало не по себе.

— Вы не посмеете взять то, что вам не принадлежит! — четко разделяя слова, произнесла она.

— Ты что ли нам помешаешь? — поинтересовался Щепа. Отступил, поймав свою порцию ненависти, но гонору не потерял. — Еще как посмеем, ксаламасс! Возьмем, и тебя не спросим! Это наш трофей! Верно, господин капитан?

— Тогда знайте, — голос ведьмы звенел от ярости, — тот, кто возьмет этот меч, живым из Хром-Минеса не уйдет…

Ее слова возымели эффект, правда не тот на который она рассчитывала — в руках дружинников моментально появилось оружие, заскрипели натягиваемые тетивы. В воздухе повисло нешуточное напряжение. Бывшие союзники превратились во врагов.

— Зря ты это сказала, мистрис! — в голосе капитана звучало осуждение и одновременно сожаление, — ты забыла, кто снял с тебя ошейник смирения? Зачем же ты теперь нам угрожаешь?

"Действительно, зря сказала, — подумала Маат, прикидывая свои возможности, — до Верхнего мира дотянуться, не успею, пристрелят раньше, заберут меч, Слава умрет", — гнев быстро проходил, уступая место изворотливости мысли.

— За ошейник, я с вами рассчиталась втридорога, — сказала девушка уже вполне спокойным голосом, — а угрожаю вам тупицы, отнюдь не я.

— За тупиц ответишь! — вякнул Щепа и тут же получил чувствительный тычок в бок от капитана, чтоб не разевал рот вперед начальства.

— Ну, допустим, рассчиталась, — Этт был само обаяние, — так кто же или что нам угрожает, уважаемая мистрис?

— Вы до сих пор не поняли, что хэку ищут тот же самый меч, который вы так замечательно решили украсть у своего товарища? Тогда мне вас жаль! Или вы считаете, что больше сотни Рыжих, во главе с двумя улемами и тремя шаманами просто так станут бегать по горам за шайкой болванов, с которых и взять-то нечего?

— Ну, допустим, что нужно хэку, я догадывался с самого начала, — капитан говорил подчеркнуто любезным голосом, старательно игнорируя оскорбительный тон ведьмы, — и что с того?

— А то, что из Верхнего мира сей чудо-меч прекрасно виден за многие крайны. С ним не спрятаться — шаманы отыщут вас везде. Могу гарантировать, что до внешнего кольца вы не доберетесь.

— Ничего себе дела! — по физиономиям дружинников расползалось нешуточное разочарование.

— Да ведь Рыжие сбежали поди! — Щепа как за соломинку хватался за последнюю надежду, — демонов услыхали, так и драпанули со всех своих проклятых ног. Да и кто бы не драпанул от такого пения, лопни все это небо?! Они поди-ка уже в Змеином ущелье. Так ведь, господин капитан?

Этт молчал, сосредоточенно кусая ус.

— Не так, кретин, — в голосе Маат сквозило неприкрытое презрение к умственной неполноценности дружинника, — твой капитан знает, хэку специально гнали нас на демонов. Зачем нести потери, сражаясь с могучим дэвом, вооруженным к тому же волшебным мечом? Не лучше ли натравить на него безмозглых ракшасов и загрести жар чужими руками? Как видишь, Рыжие добились своего. Они неподалеку и самое большее через десяток крайн, будут здесь. Так что бегите! Бегите, пока есть время — без меча вы им не нужны. Они не станут вас искать, не упустите свой шанс!

Произведенным впечатлением ведьма осталась довольна. После окончания ее пафосной речи повисло тяжелое молчание. Дружинники ожесточенно сопели, переваривая услышанное.

— А может она врет? — робко предположил Щепа. — Разве можно верить ведьме? Пусть акети скажет!

"Ах ты гаденыш!" — с ненавистью подумала Маат. Чтоб не сорваться и не натворить глупостей, она старалась не смотреть на гнусную рожу самого делового дружинника. Душу этого мерзавца она выпила бы с особым удовольствием.

— Что скажешь Верц? — поинтересовался Этт, мрачно поигрывая тесаком.

Все взоры обратились к доселе молчавшему разведчику. Маат замерла, понимая, что сейчас решится ее судьба. Ее и Славы.

— Она не врет капитан, — просто ответил тот. — Ты знаешь, я чувствую, когда врут. Рыжие неподалеку, их я тоже чувствую. Они идут сюда.

На этом толковище закончилось.

— Чего рты разявили придурки линнские? — рявкнул капитан. — Собирайтесь! Да поживее лентяи, через полкрайны выступаем! Ксаламасс! — он был вне себя от злости и с удовольствием убил бы кого-нибудь. Казавшаяся такой заманчивой, возможность вернуть свою прежнюю жизнь, рухнула в один момент. В один проклятый момент жизнь вновь утратила смысл.

Дружинников не надо было уговаривать. Бормоча проклятия, они рысцой устремились к своим вещам.

Капитан подошел к ведьме.

— Мистрис… — он силился скрыть раздражение, но оно прорывалось в голосе, — ты ведь можешь сделать так, чтобы шаманы не увидели меч? Я знаю, можешь! Пойдем с нами. Мы выведем тебя за внешнее кольцо. Вернешься в свой Ковен. Будешь там настоятельницей, или кем ты там собиралась стать… Ты молода, красива, зачем тебе оставаться здесь? Он ведь все равно умрет. Ну, хочешь, мы заберем его с собой… будем нести по очереди.

Маат молчала, насмешливо глядя на него. Конечно, она могла скрыть меч от взора шаманов, для этого достаточно, войдя в Верхний мир, накинуть на него серый полог. Но совершенно точно она не собиралась выполнять просьбу капитана. Она не верила ни единому его слову — предавший раз, предаст стократ.

— Нет, воин, — сказала она обманчиво мягким голосом, — я не умею прятать волшебные мечи, и, уж извини, я остаюсь здесь. А ты поспеши, времени у вас осталось не так много.

Капитан несколько секунд смотрел на нее прищуренными от бешенства глазами, словно размышлял, а не рубануть ли отродье Ковена на прощанье тесаком. Ответом ему был кроткий взгляд ее голубых глаз. Этт понимал — убить ведьму можно, заставить сделать что-нибудь против ее воли — нельзя. Сплюнув под ноги, он пошел прочь, на ходу засовывая тесак в ножны.

— Идите вдоль реки, — крикнула она ему вслед, — ищите брод.

Этт не ответил и не обернулся.

* * *

Дружинники торопились, но все же немного задержались, чтоб предать огню тело Техи. Не то чтобы они страдали излишней сентиментальностью, но оставить тело без огненного погребения, считалось не по-людски. Смерть ведь с каждым может приключиться. Если не оказать умершему последней услуги, бросить на растерзание ракшасов, будет неприкаянная душа, вместо того, чтобы воссоединиться с предками, шататься по белу свету, искать своих обидчиков. Такого и врагу не пожелаешь. Долго, правда, возиться не стали, отнесли мальчишку в один из уцелевших домов, там и оставили, подпалив дом со всех сторон. Дождались, пока разгорится, и потопали прочь. Больше всех сожалел по мальчишке Торво, которому тот напоминал собственного сына погибшего во время одного из набегов хэку. Он же стал единственным, кто внял просьбе Маат, и помог отнести бесчувственного Славу на берег реки, где и уложил его в маленькой заводи. Несмотря на спешку, подождал, дав возможность девушке тщательно омыть тело господина рыцаря от крови и грязи, после чего перенес Славу в выбранную ведьмой, неприметную лощинку, поросшую густым кустарником. Как все большие люди, здоровяк отличался покладистостью и добродушным характером, к тому же он симпатизировал Славе, справедливо считая себя обязанным ему жизнью. Бывший кузнец, сильно переживал, что поддался настрою своих вороватых коллег и вместе с ними покусился на чужое добро. Он, как и остальные, не верил, что Слава может выжить, но все же испытывал крайнюю неловкость за решение капитана оставить, пусть недолго пробывшего с ними, но все же настоящего боевого товарища и храброго бойца на произвол судьбы, да еще и в беспомощном состоянии.

Испытывать-то, испытывал, но оспорить мнение командира не решился. Попрощавшись с Маат и пожелав удачи, он оставил пару запасных шерстяных одеял из своих запасов, нарисовал в воздухе над Славой, знак здоровья, и поспешил за своим отрядом, уже далеко ушедшим по берегу реки.

Так они расстались.

* * *

Оставшись одна, ведьма немедленно начала действовать. Сперва надо было спрятать меч. Морщась от отвращения, она закинула ножны с мечом на плечо и бегом устремилась к ближайшему лесу.

Выработанное за время практики чутье само привело Маат куда надо.

Старый дуб стоял посреди поляны. В сравнении с его размерами, окружающие поляну деревья казались молодняком. Несмотря на высокое уже солнце, под великанской кроной было сумрачно, а на траве лежала роса. Девушка обошла дуб кругом и не смогла сдержать радостного возгласа. Над первым толстым суком на высоте примерно трех ее ростов чернело большое дупло. В руках Маат появилась веревка с привязанным к ней грузиком. Умело раскрутив веревку, девушка накинула ее на сук. Груз обмотался вокруг ветки несколько раз и прочно застрял в сучках. Подергав и убедившись в надежности крепления, ведьма быстро, как заправская верхолазка, вскарабкалась по веревке. Оседлав сук, заглянула в дупло, свистнула туда, поковыряла внутри ножнами — мало ли кто там может обитать.

Никого.

Оно и понятно, даже самая неразумная тварь чувствует близость полога смерти. Дуб стоял в низине, только поэтому Маат рискнула забраться так высоко. Сколько здесь жила и никак не могла понять, почему полог смерти не касается растительности. На той высоте, где колышутся пышные кроны деревьев, даже самый маленький жучок живет не дольше крайны, а им хоть бы что.

Девушка забралась в дупло и осмотрелась, благо света извне попадало достаточно. Да, ничего не скажешь, просторно — кроме нее, здесь запросто могло поместиться еще несколько человек. Идеальное убежище, жаль только, Славу сюда не затащить. Но для того, чтобы спрятать меч, лучшего места не придумать. Теперь следовало замаскировать дупло, а заодно и сам меч от нескромного взгляда из обоих миров. Серый полог, чем хорош — это не охранное заклятие, по излучению магической энергии его не найти. Он неосязаем и неощутим — кусочек Верхнего мира протянутый в нижний. Правда недолговечен, сам истаивает и рассеивается со временем, но Маат и не собиралась торчать тут вечно. Пару дней продержится, а больше и не надо.

Возвращалась, она недовольная собой — провозилась заметно дольше, чем рассчитывала. По дороге, торопясь и обдирая в кровь руки, наломала в ближайшем перелеске большую охапку веток. Необходимо было, как можно скорее соорудить, что-то вроде шалаша, скорее даже навеса. Потому что серый полог, серым пологом, но всегда держать его невозможно, а значит и обычная маскировка тоже не помешает. Да и от росы и дождя укроет и тепло, какое-никакое поможет сохранить — развести костер в ближайшее время, увы, не получится.

Маат собиралась провести здесь несколько дней. В отличие от остальных, она почему-то была уверенна, что Слава не умрет. Ну, а раз так, надо обеспечить сносные условия жизни, до тех пор, пока он не придет в себя. Никаких планов на дальнейшее она не строила, положившись на судьбу.

Девушка как раз заканчивала раскладывать поверх, составляющих свод шалаша веток, охапку палой листвы и мха, когда на противоположном берегу реки появился разъезд хэку. Маат мельком глянула на солнце — почти полдень, и шустро как бурундук, юркнула под навес.

* * *

Основные силы хэку подтянулись, когда солнце на четверть перевалило зенит. Наблюдая за ними из своего убежища, Маат насчитала с полсотни всадников на гракхах и сархусах и до сотни разного зверья. Волоты тащили на плечах огромные бревна, из которых сразу по приходу принялись сооружать мост. После пожара устроенного дружинниками, уцелели лишь опоры. На них-то команда волотов, руководимая несколькими мастерами хэку, и принялась укладывать новый настил из бревен. Работали они споро и слаженно, и всего через три крайны новый мост был готов. К тому времени гончие-перевертыши успели преодолеть реку вплавь и уже шныряли по всей округе. Их Маат не боялась. Несмотря на острый нюх, этим сугубо земным тварям не дано чувствовать сквозь полог Верхнего мира. Единственными, кого ведьма опасалась всерьез, были шаманы. Только они могли преодолеть маскировку серого полога.

Маат с тревогой наблюдала, как тройка старцев в расписных, увешанных побрякушками халатах и дурацких шутовских колпаках с бубенчиками, в окружении стайки учеников и под охраной воинов переправляются на другой берег. Колона Рыжих всадников важно прогарцевала мимо ее укрытия по направлению к деревне. В любой другой местности шаманы немедля начали бы свои камлания. Когда их больше одного они соединяются в шаманский хоровод, что многократно повышает магические силы и зоркость. Троих имеющихся здесь вполне достаточно, чтоб просканировать округу на много крайн и найти любую живую душу, любой артефакт, под сколь угодно толстым слоем полога. Однако ведьма знала и раньше, а нынче убедилась лично, насколько опасно здесь, в непосредственной близости от сердца Хром-Минеса, лезть в Верхний мир. Еще стократ опасней устраивать тут танцы с бубнами, трещотками и прочим шаманским музыкальным инструментом. Расчет Маат строился на том, что это знают и шаманы.

Искусством же проникать в Верхний мир лишь частично, не теряя связи с физическим телом, шаманы хэку почти не владели.

Частичное проникновение не позволяло действовать в Верхнем мире, но давало возможность смотреть сквозь него. Оно не требовало инструментов и атрибутов призыва, что обеспечивало скрытность смотрящего от чудищ и стихий Верхнего мира. В совершенстве сие умение было освоено только ведьмами.

Как и надеялась Маат, шаманы не осмелились устраивать своих плясок с бубном, ограничившись осторожной разведкой ближайших окрестностей Верхнего мира, что, разумеется, не дало результатов.

Прочесывание местности продолжалось до самого вечера. Рыжие сновали по округе, как муравьи. По-настоящему Маат испугалась лишь однажды, когда поисковая цепь, растянувшаяся от берега до деревни, двинулась прямо на нее. Гончие с душераздирающим треском лезли сквозь окружающие шалаш, кусты. Одна из них стала крутиться, что-то вынюхивая в непосредственной близости от убежища. Затаившая дыхание ведьма при желании могла коснуться ее рукой, но, разумеется, не стала этого делать.

* * *

Солнце упало за зубчатые вершины гор.

Долгий день, наконец, закончился, приближалась ночь.

Очевидно, встреча с ракшасами в планы хэку не входила, поэтому, как только на небе появились первые звезды, они засобирались назад за реку. Маат с усмешкой следила, как они разбирают за собой мост.

"Что, съели, чудики рыжие? Ведьму голыми руками не возьмешь! Проваливайте придурки!"

Наступало время демонов. Девушка помнила, что в прошлый раз ракшасы появились ближе к полуночи, однако сегодня, разъяренные вчерашним поражением, могли объявиться и раньше.

Она оказалась права. Едва успела оправить физиологические потребности, наскоро умыться и набрать воды в баклажку, как почувствовала близкое присутствие тварей. Искушать судьбу Маат не стала, стрелой нырнув под полог.

Заглянув в Верхний мир, ведьма увидела, что демонов на этот раз еще больше чем вчера. Они рыскали по округе и кровавые огоньки их аур мелькали то-тут, то там, с такой быстротой, что Маат все время сбивалась со счета. Несомненно, ракшасов интересовало, куда делись людишки. Кроме того, они чувствовали близкое присутствие хэку, коих ненавидели нисколько не меньше людей. В какой-то момент твари скопились на берегу возле разобранной переправы, и ведьме даже показалось, что сейчас они кинутся в воду, чтоб перебраться на тот берег. Но они не кинулись и несколько минут спустя вновь рассредоточились по округе. Кто, какие неведомые силы начертали ареал их обитания, за границы которого ракшасы никогда не выходили? Может то был сам Ваал — владыка всех демонов? Ареал иногда перемещался, что неизменно становилось неприятным сюрпризом для всех живущих по соседству. Например, в этой части Хром-Минеса демонов отродясь не водилось. Именно поэтому их появление здесь стало такой неожиданностью для старателей. Последней неожиданностью в их грешной жизни.

Шло время. Не обнаружив добычи, ракшасы стали терять активность и в какой-то момент Маат перестала их чувствовать. Это, однако, не ввело ее в заблуждение, и укрытия она не покинула. Твари умели затаиться и рисковать не стоило.

Свежий ветерок с реки рассеял остатки дневной жары и Маат понемногу начала мерзнуть. Никакой еды ей запасти не удалось, и голод усиливал действие холода. К полуночи у нее уже зуб на зуб не попадал. В тесном шалаше даже подвигаться было негде. Рядом лежал Слава под двумя одеялами. Дыхание у него стало прерывистым, а пульс частым. "Наверное, начался кризис, — подумала Маат, дрожа крупной дрожью, — если к утру не помрет, то пойдет на поправку, — девушка положила ладошку на вспотевший Славин лоб, — Что-то он сильно нагрелся, надо бы его охладить".

Решив, что лучшего охладителя, чем ее, вконец замерзшее, ледяное тело, не придумать, ведьма скинула рубашку и забралась под одеяло. Прижалась к горячему боку господина бывшего рыцаря. "Спать не буду, — думала она, — так просто полежу, покараулю".

* * *

Мучительные волны боли. По телу раз за разом проезжает каток. Да не просто каток, а весь усеянный шипами, раскаленный так, что светится в темноте. Вокруг огонь не дающий света, летят черные искры, что-то шкворчит, теперь Славу поджаривают на адской сковородке. Сперва, как положено, отбили, а теперь поджаривают, словно шницель, предварительно обмазав приправой из его собственных внутренностей. А вот и повар, затейник. Над Славой склонилось чудовище. Аспидно-черная лоснящаяся кожа, красные треугольники глаз, слюнявая пасть с тремя рядами зубов. К телу старлея протянулись скрюченные лапы. Огромные когти вонзились в грудь и прошлись сверху вниз, словно бороня. Вскрыли грудину, вырывали сердце, легкие, с треском выдергивали ребра. Мало тебе было боли? Получи добавку! Чудовище наклонилось над самым лицом, хрипело, словно силилось что-то сказать.

Никак не сдохнешь? Еще хочешь?

Силуэт чудища расплывался, превращаясь в сплошную, тяжелую тьму. И эта тьма обрушилась на Славу, поглотив его. Он падал куда-то в бездну, среди клубов мрака оказавшихся скопищами дергающихся в безумной пляске черных тварей. Да это бесы, демоны, или кто там населяет местную преисподнюю. Слава чувствовал себя бесплотной тенью, но даже теперь его хлестали жгутами боли, рвали на части.

Сколько длился этот полет, в окружении мириадов воющих, визжащих, скрежещущих существ? Казалось, вечность. Казалось, никогда не прекратятся эти муки и боль.

Хочу умереть! Хочу умереть! Хочу умереть!

Падение прекратилось внезапно. Также внезапно отступила мгла, и в призрачном, льющемся неизвестно откуда свете, не дающем теней, пришел Синерг.

— Глупая девчонка! — услышал Слава его бормотание. — Утащила проводник, черти куда… еще и замаскировала… еле-еле нашел… энергии в три раза больше пришлось истратить… Владик чуть ласты не склеил…

После отступившей боли образовалась пустота, в которой горохом рассыпались его слова.

* * *

Проснулась Маат с первыми лучами солнца. Сон был таким крепким и сладким, что никак не хотел уходить, и некоторое время девушка не могла сообразить, где она, кто с ней. Первое время ей казалось, что она снова в Ковене, в своей келье, а возле посапывает соседка — спасаясь от вечного монастырского холода, они всегда спали в одной постели. Но вот, рядом шевельнулось и вздохнуло, что-то большое и ведьма сразу все вспомнила — это не соседка и она не в Ковене. Осторожно, боком, боком, девушка выбралась из-под одеяла и, наконец, обернулась. Лицо у Славы осунулось, глаза были все так же закрыты, но кожа на щеках порозовела, дыхание стало спокойным и размеренным, а температура, как убедилась Маат, положив ладонь ему на лоб, спала.

"Выжил, значит".

Сердце юной ведьмы наполнилось радостью. Ей хотелось петь, скакать на одной ножке, хлопать в ладоши и совершать еще сотню подобных глупостей.

Ничего этого делать она, разумеется, не стала. Маат не дура-школярка, а без пяти минут настоятельница, значит, найдет себе более серьезные занятия.

Первым делом нужно было достать какой-нибудь еды. Раз Слава пошел на поправку, ему необходима энергия, да и самой ведьме подкрепиться не мешает — с позавчерашнего дня она ничего сытнее воды, не употребляла, ребра торчали уже вовсе неприлично. Поймала себя на мысли, что ей не все равно, как она будет выглядеть, когда Слава откроет глаза.

Девушка выползла из шалаша и огляделась.

Никого. Демоны убрались восвояси, а хэку если и появятся, то нескоро. Маат вошла в реку. Голые ноги обожгло ледяной водой, но она продолжала идти, пока не зашла по пояс, затем тихонько взвизгнув, присела. Сердце захолонуло, дыхание прервалось. Это ничего, так и должно быть — годы проведенные в Ковене приучили держать тело в чистоте. Сестры-послушницы утром и вечером купались в монастырском пруду, несмотря на погоду. Чистое тело — чистая душа — чистый разум. Эта нехитрая последовательность вбивалась в головы принятых в монастырь девочек с той самой минуты, когда они начинали понимать слова. Только с чистым разумом можно воспринять учение Великой Матери Мудрой Змеи.

Вбитое с детства стремление к чистоте, уже однажды сыграло с Маат злую шутку. Старатели подкараулили ее прямо в реке. Мерзавцы, зная, что на берегу им от ведьмы не спрятаться, притаились под корягой, дыша через стебли тростника. Они просидели в холодной воде немало крайн, дожидаясь свою добычу. Проплывающая мимо девушка была утянута под воду. Там с нее, полуутопленной, сорвали все обереги и там же надели ошейник смирения, один из немногих амулетов Хром-Минеса назначение которого старатели знали и активно использовали для своих целей. Причина, по которой они пошли на такой риск, оказалась до ужаса банальной. Как узнала позднее девушка, Кенап, главарь одной из банд, элементарно выиграл ее в кости у Араки, главаря другой. По извращенному кодексу старательской чести, у того не оставалось выхода, кроме как организовать похищение ведьмы. Месяц, проведенный в рабстве, едва не завершил и без того недолгий век выпускницы Ковена. Она, привыкшая за время жизни в монастыре к мыслимым и немыслимым трудностям, не знала, что человеку может быть так плохо. Несмотря на ошейник, ее боялись и жестоко мстили за свой страх — обходились хуже, чем с животными, хуже, чем с другими рабами. Мало того, сами рабы, все сплошь мужского пола, унижали и преследовали ее, что не возбранялось хозяевами. Счет изнасилованиям, юная ведьма потеряла еще в первую осьмицу плена. Проклятый ошейник лишал колдовских способностей и подавлял волю. От одной только мысли о побеге или самоубийстве голову пронзали вспышки нестерпимой боли, заканчивающиеся потерей сознания. Отчего-то, Кенап, заговаривая амулет подчинения, оставил ей возможность сопротивляться насилию. Понятно, что хрупкая девушка не в силах оказать достойный отпор здоровым мужикам, зато вид, брыкающейся и отбивающейся жертвы возбуждал их гораздо сильней, чем, если бы она была покорной и безучастной.

Как, при таком образе жизни, она умудрилась не сломаться и не сойти с ума, Маат сама не очень понимала и не задумывалась над этим. Должно быть, помогла, воспитанная в монастыре, железная психика, способность подавлять эмоции, отсекать неприятные воспоминания, начиная каждый новый день, словно с чистого листа.

Спасли ее, если можно так выразиться, напавшие на деревню ракшасы. В это время, Маат находилась в выгребной яме, посаженная туда за то, что во время очередного сеанса любви, изловчившись, чуть было не откусила нос одному авторитетному старателю. Откусить не получилось, но некоторый урон красоте нанесла. Уняв кровь, старатель сперва хотел ее убить, но потом передумал, все ж таки ведьма была добычей главаря, как раз в это время отсутствующего. Поэтому, ее просто отлупили до полусмерти, связали и бросили в нужник. Там она имела все шансы утонуть в дерьме, но не утонула, зато получила возможность наслаждаться предсмертными воплями разрываемых живьем старателей. На нее саму ракшасы не обратили внимания — слишком много было кругом истекающей кровью добычи, чтобы интересоваться содержимым выгребной ямы.

Из нужника ведьму извлек Кенап, вернувшийся на следующий день из очередного похода за амулетами. Увидев, что осталось от товарищей, напуганные старатели принялись расспрашивать Маат, но девушка, отравленная ядовитыми миазмами, к тому времени уже ничего не соображала. Тогда они, не теряя времени, засобирались в дорогу. Зачем Кенап взял ее с собой, почему не убил и не бросил обратно в яму, Маат не знала. Возможно, привязался к ней той своеобразной привязанностью, какая возникает у палача к долго истязаемой им жертве. Он даже помыл ее, протащив несколько раз на веревке под мостом. Насильно кормил, не давая умереть с голоду. Зачем? Чтобы еще немного поразвлечься? Или просто хотел продлить ее мучения? Ответа на этот вопрос у Маат не было, она твердо знала лишь одно — смерть старателя от Славиной стрелы была слишком легкой. Встреться с ним ведьма, будучи без ошейника, Кенап со своими дружками умирал бы много дней, и каждый из этих дней встречал бы и провожал с мечтой о смерти.

"Интересное дело, — думала девушка, борясь с быстрым течением, — выходит кровожадные демоны гораздо лучше и милосердней иных людей? Ведь они не мудрствуя, просто разрывают человечка и пожирают его плоть, не подвергая лишним издевательствам и унижениям".

Из реки она выбралась замерзшая, но довольная, с крупной форелью в руках. Подманивать птиц и рыб любая ведьма умеет с детских лет, а мясо сухопутных тварей есть послушницам Ковена запрещено.

Попрыгав чтобы согреться и несколькими резкими, собачьими движениями стряхнув с себя воду, Маат натянула рубашку и уселась на вросшую в берег корягу. Ее отполированная водой поверхность вполне годилась в качестве разделочного стола. Девушка взяла заранее воткнутый в дерево ножичек и приготовилась чистить рыбу.

— Хм… — раздалось за спиной.

Маат вздрогнула и уронила ножичек в воду. Обернулась. Посреди кустов, там, где раньше был шалаш, стоял Слава и удивленно озирался. То, что было сводом шалаша, валялось вокруг него бесформенной кучей веток.

— Матерь Великая! — охнула Маат и поспешила к кустам. — Что ж ты наделал, волот пещерный?!

— Я что-то сломал? — смущенно поинтересовался Слава.

— Да так ничего… всего лишь наше укрытие, — девушка стояла, уперев руки в бока, вид у нее был донельзя возмущенный, — пустяки, если учесть, что Рыжие могут появиться в любой момент!

— Извини! Тут было так тесно… я только сел, а оно… давай помогу… — он осекся, внезапно сообразив, что совершенно гол, а юная ведьма с интересом его разглядывает. Слава почувствовал, как кровь прилила к щекам, даже кажется, пальцы ног поджались от стыда. Прикрывать причинное место уже было как-то поздно. Нелепая ситуация. Впрочем, интерес в глазах девушки был скорее медицинского свойства, без всякого иного подтекста. Подойдя к нему, она протянула руку и провела пальцами по груди.

— Гляди-ка, почти зажили! — сказано это было с таким удивлением, Что Слава, позабыв смущение, немедленно принялся себя осматривать. Все его тело: руки ноги, грудь, живот, да наверно и спина тоже, были покрыты сеткой свежезатянутых шрамов. Тут только он вспомнил все, что с ним произошло, до момента отключки. Вернее, то, что произошло позже, он тоже помнил, только относилось это уже не к реальному миру. Слава вспомнил, что говорил ему Синерг во время последнего появления. "Проводник, — так Синерг называл меч, — всегда должен быть при тебе! Только так ты сможешь выжить! Только так я смогу помочь тебе! Срать пойдешь, бери с собой! Трахаться будешь, чтоб рядышком лежал!"

— Слушай, а где меч? — обратился Слава к ведьме, от волнения позабыв про наготу и про свои шрамы, — Где мои вещи? Где все, наконец?

— Не слишком ли много вопросов? — засмеялась девушка.

— Где меч, я тебя спрашиваю?! — Слава уже не шутил. Ухватив зазевавшуюся ведьму за плечи, он встряхнул ее несколько раз, так что голова мотнулась из стороны в сторону. — Куда ты дела меч?

— Да-а… не… тряси-и-и ты, душу вытрясешь…

Опомнившись, Слава разжал руки, и ведьма отскочила на несколько шагов, опасаясь, что он снова начнет. Впрочем, обиженной она не выглядела, в уголках глаз пряталась насмешка. — Чего разбушевался-то, волот пещерный? Там он твой меч, — она показала в сторону дубовой рощи, — спрятан… не стану же я его рядом с собой держать.

— Послушай милая девушка… это не смешно ей богу… если бы ты унесла его чуток подальше, меня бы уже не было!

— Но ведь не унесла же.

Ее непосредственность обезоруживала, и Слава против воли улыбнулся.

— Кстати, — вдруг заинтересовалась Маат, — а откуда ты знаешь, что это я его взяла? Ты ведь был бесчувственный как то бревно. Откуда знаешь?

— Потом, — не стал ничего объяснять Слава, — а, сейчас принеси его, пожалуйста, он должен быть рядом со мной.

— Хорошо, — легко согласилась ведьма, — тогда ты чисть рыбу. И думай, что мы будем делать дальше.

Когда она вернулась, с ножнами на плече, Слава, обернув вокруг бедер одно из одеял, честно трудился над рыбиной. Радужная чешуя, разлеталась во все стороны, усеивая воду и песок.

— Кто так чистит рыбу? — услышал он за спиной возмущенный голосок. — Накидал тут! Ты же нас демаскируешь! Дай сюда ножик! Вот так надо держать и вот так скоблить чешую. Чтоб одной кучкой, раз и выбросил! А эти штуки ты чего бросил? Это же не кишки, а жир. Соображать надо!

— Ну и чисть сама, раз такая умная, — не стал спорить Слава, забирая у нее ножны с мечом. Клинок извлекся с трудом. Он был весь в ошметках засохшей крови. — Твою же мать! — не смог сдержаться старлей. — Помыть, что ли не могла?

— Делать мне больше нечего, — обижено буркнула ведьма, — как железяки всякие мыть. Вот скажи, неужели все самцы такие неблагодарные животные? И не смей упоминать Великую Мать!

"И, правда, чего я взъелся на девчонку? — с запоздалым раскаяньем подумал Слава. — Ору на нее, трясу как грушу. А она ведь мне, по сути, жизнь спасла. Сам что ли меч не помою? Не заржавеет же он, в конце концов.

— Слышь, Маат, — обратился он к надувшей губы, но при этом продолжавшей ловко орудовать ножичком, девушке, — ты это… извини, а. Я твою мать не хотел обидеть и тебя тоже не хотел. Сорвалось.

— Это не моя мать, — строго сказала ведьма, — Великая Мать Мудрая Змея, она мать всех женщин!

— Всех женщин, — тупо повторил за ней Слава, — а мужчин что же? — по красноречивому взгляду который метнула в его сторону девушка, старлей понял, что сморозил, что-то уж совсем неприличное. — Слушай, — начал он, спеша свернуть со скользкой темы, — я просто не в курсе ваших дел… я же не отсюда.

— Ты, правда, макурт? — недовольство слетело с лица девушки, в глазах загорелся интерес.

— Ну не знаю… может быть… в общем, скорее да, чем нет.

— Понятно, — и не ясно было, действительно ли ей понятно или так просто сказала, но интерес в глазах пропал. Видимо абстрактное знание не слишком волновали юную ведьму, когда вокруг столько насущных проблем. Захочет, сам расскажет, а не захочет, так и не надо. Она выкинула рыбные внутренности в реку, прополоскала саму рыбу, ловко вырвала ей хребет и, вновь усевшись на корягу, указала Славе место рядом с собой, — садись, кушать подано.

— Сырую что ли? — удивился, было старлей, но поймав ее недоуменный взгляд, устыдился своей недогадливости. Действительно, не разводить же костер, когда враг может нагрянуть в любую минуту. Ну что ж сырую, так сырую. Только сейчас он почувствовал, как голоден. Но желудок, похоже, уже слипся, да и слабость после болезни еще ощущалась, так что первый кусок склизкого безвкусного рыбьего мяса тут же попросился назад. Старлей был вынужден сделать небольшой перерыв, чтобы унять рвотные позывы. Маат поглядывала на него, уплетая свою порцию — вкусно, невкусно, а есть-то что-то надо. С этим Слава был согласен, и повторил попытку. Следующий кусок пошел куда легче. Еще один и еще, а дальше рыба кончилась. Желудок раздраженно бурчал, требуя продолжения банкета. Маат же выглядела вполне сытой. Облокотившись спиной на корень, она ковыряла в зубах тонкой палочкой.

— Слушай, — обратился к ней старлей, чтоб отвлечься от мыслей о еде, — ты говорила, что хэку могут нагрянуть в любую минуту, так чего ж мы тогда отсвечиваем на самом виду?

— Я думаю, если они и объявятся, то ближе к вечеру. Но, скорей всего до завтра не сунутся. Когда за мечом ходила, глянула через Верхний мир… Их тут за леском совсем мало осталось, остальные ушли куда-то. Вернее, я знаю куда: за бандой капитана.

И она рассказала Славе, что произошло, после того, как он потерял сознание. Старлей слушал ведьму и не мог поверить. Как же так? Что же это за мир такой подлый? Выходит, здесь вообще никому нельзя доверять. Один Теха, наверное, его бы никогда не предал. Эх, жалко мальчишку! Недоглядел.

— Я, как только вашу компанию увидела, сразу поняла, что они облизываются на твой меч, — закончила рассказ Маат. — Но солдатня боялась, вдруг ты настоящий маг и только прикидываешься лопухом для каких-то своих целей. А капитан знал, что ты не маг, но пока ты был в сознании, он опасался самого меча.

— Правильно, кстати, делал, что опасался — машинально вставил Слава, вспомнив слова Синерга. Тот говорил, что Проводник, до попадания в "точку невозврата" стабилен только рядом со своим носителем. Что это означало, старлей не понимал, но явно что-то угрожающее — Синерг же объяснять, что-либо отказывался, ссылаясь на нехватку времени и перерасход энергии.

— Что? — не поняла замечания девушка.

— Ничего, за лопуха, говорю, отдельное спасибо! Слушай, а тебе самой-то верить можно? — он тут же пожалел о своих словах. Ведьма вскочила, сверкая глазами.

— Мне твоя железяка без надобности! И верить мне, тебя никто не заставляет! Вот тебе четыре стороны света, иди куда хочешь, а меня оставь в покое со своими проблемами, — она отвернулась, бормоча что-то про неблагодарных самцов. И опять Славе пришлось извиняться, рассыпаться бисером и сыпать комплиментами насчет ее ума и сообразительности (комплименты по поводу внешности, Маат почему-то раздражали). Наконец, она сменила гнев на милость и сказала, что раз проход на север перекрыт Рыжими, на востоке и западе неприступные горные районы, то остается перемещаться на юг. Слава удивился — ведь там, находится то самое сердце Хром-Минеса, которое, по ее словам, такое страшное. Страшное-то, страшное, соглашалась она, зато там демонов нет и никакая рыжая сволочь за ними туда не потащится. Слава спорил для видимости, чтобы проверить намерения Маат. На самом деле, двигаться на юг настойчиво рекомендовал ему Синерг. Советовал, потому что не мог приказать, но заявлял при этом, что в противном случае, не даст за жизнь бывшего старлея и ломаного гроша, при этом, однако, не уточнял, сколько этих самых грошей даст, если Слава согласится. Но раз Маат тоже не против отправиться в те края и даже проявляет инициативу, что ж, Славины шансы на успех повышаются — ведьма, несмотря на юный возраст намного опытнее и гораздо лучше приспособлена выживать в этом суровом мире. Во всяком случае, отказываться глупо.

На том и порешили. Встал вопрос, как передвигаться? Несколько удивленная быстрым согласием Славы, Маат сообщила, что лучше всего, конечно, по реке. Спускаясь с гор, она течет на юг, аж, до самого Голубого озера. Петляет, конечно, по всей округе, удлиняя путь в несколько раз, но зато по водной глади можно путешествовать без особых хлопот, в то время как путь по суше местами совершенно непроходим из-за постоянных завалов леса и из-за того, что Свод смерти местами доходит до самой земли. Да и пить есть, там нечего. А на реке, пожалуйста, и рыба, и вода в неограниченном количестве. В самом, правда, Голубом озере рыба не водится — вода там мертвая. Но ведь они туда и соваться не собираются. Тщательно отмывая и оттирая меч, Слава, молча слушал ее разглагольствования и когда девушка, наконец, закончила, поинтересовался: на чем, собственно, она собирается плыть? На вот этой самой коряге? Обидевшись в очередной раз, Маат сказала, что он сам может плыть на коряге или на своем мече, а лично она, поплывет на плоте. Когда Слава закончил в очередной раз извиняться, выяснилось, что старатели располагали целой флотилией плотов, на которых они и совершали свои заплывы за амулетами Хром-Минеса.

Эти уроды, — рассказывала ведьма, — тащат с берегов Голубого озера все подряд, а сортируют, отделяя хлам от более стоящего, уже по прибытию в деревню. Для этого есть более опытные люди, как правило бывшие маги, которые в походы уже не ходят. Само собой, что транспортировать немалый груз по реке, гораздо удобней и безопасней. Вниз по реке плоты сплавлялись самотеком, назад же шли на веслах или, если был попутный ветер, под парусом. А когда позволял берег, плоты тащили на веревках рабы. На вопрос Славы: откуда она все это знает? — ведьма ответила, что иногда ей становилось скучно, и она развлекалась наблюдениями за бытом и жизнью старательских артелей. При этом девушка так ехидно улыбалась, что у Славы закрались сомнения — такая ли она невинная жертва какой хочет себя представить? Вполне возможно, что не только наблюдала, а и принимала кое-какое участие, в результате чего у старателей вырос на нее нешуточный зуб.

* * *

За дубовой рощей начиналась широкая хорошо утоптанная тропинка. Следуя ей, они миновали какие-то колючие кусты, и вышли к микроскопическому озерцу, соединенному с рекой широкой протокой. В этой своеобразной гавани и располагался флот старателей — с десяток плотов разной величины и оснащенности, наполовину вытащенных из воды на заросший травой плоский берег. Видно было, что старатели покидали это место в спешке. Сваленный на берегу груз последнего привоза так и остался лежать не разобранным. Потом здесь побывали хэку. Сами плоты они не тронули, зато шмотки старателей раскидали и перетрясли основательно, словно рассчитывали найти среди них Славин волшебный меч.

Поскольку из всех вещей у старлея уцелели только полуразодранные кроссовки, поиском одежды он занялся в первую очередь. Среди разбросанных вещей нашлась рубаха из грубой дерюги. На Славиных плечах она не сошлась, и старлей скрипя сердцем, оторвал рукава и распорол швы под мышками. Неказисто, но хоть так. Немного погодя нашлись и штаны. Те, напротив, оказались необъятного размера, пришлось подвязывать веревочкой. Затем Маат принесла ему, что-то вроде плаща. Обрядившись в него, старлей покрутился, наступая на полы — плащ доходил до пят. "Интересно, кто его носил? — подумал Слава, — старатели вроде великанской статью не отличались. Ладно, сойдет вместо плащ-палатки". По ехидной ухмылке ведьмы, он понял, что очевидно смахивает на огородное пугало. Еще шляпы на голову не хватает для полноты картины.

Плот выбрали не самый большой (как с большим управляться вдвоем?), но вполне подходящий по оснастке. На нем имелся навес для ночлега, металлический очаг с котелком и мачта с подвязанным к ней парусом. Вот только весел нигде не было. Слава, срубил в леске три молодых березки, сделав из них длинные шесты. Весла, конечно, они не заменят, но хотя бы отталкиваться от дна и берегов ими можно. Старлей проверил связывающие бревна просмоленные веревки — вроде надежны — и натужно пыхтя столкнул плот на воду.

— Яхта подана мадемуазель, добро пожаловать на борт!

Маат ничего не поняла из его слов, тем не менее, упрашивать ее не пришлось. Следом на плот прыгнул Слава. Связанные бревна захлюпали, плавсредство слегка осело под грузом. Старлей бросил свою плащ-палатку под навес, поплевал на руки и взялся за шест.

— По местам стоять, с якоря сниматься! К плаванью в узкостях приготовиться!

От мощного толчка, плот качнулся и отошел от берега.