Темой в компании Иры и Наташи, а впоследствии присоединившихся к ним Алекса, Пугача,

Лены, Юли и Тани

В январе 1858 года со стороны Смоленска к Менску подъезжает карета. Мимо верст бежит четверка рысаков, подминая под себя свежий снег. Карета с дворянским гербом, по которому любой знаток узнал бы род Соколовских из-за дубовых листьев на фоне гор. В карете, на медвежьей шкуре, сидит, закутавшись в шинель Андрей Кириллович

Середа-Соколовский, герой нашей истории. Высокий черноволосый офицер с красивым чуть-чуть слишком эмоциональным лицом и умными живыми глазами без этой деревянной мужественности.

Не будем тратить время на догадки и досуды о том, что делает

Андрей Кириллович, молодой и образованный дворянин, в такой глуши, как Менск. Вернемся на пару месяцев назад в Санкт-Петербург, где

Андрей Кириллович был представлен очаровательной молодой вдове графа

С. на балу у Бергенов. Экое совпадение - графиня С. и добрый молодец поручик Середа-Соколовский вместе, кто бы подумал. Если вы думаете, что те времена чем-то отличались от наших свободных нравов, то спешу вас разочаровать - это далеко не так. Они оказались близки друг другу задолго до окончания бала. Мало того, он даже не узнал ее имя до окончания всей истории, звал ее просто "графиня". Быть может, он и не знал о том, что почтенный граф был не так давно убит в Крыму в совершенно глупой стычке, и что траур графиня еще не относила - это ей вменял в вину весь свет. Не место ей было на этом балу. А, впрочем, что случилось, то случилось. Андрей Кириллович был человеком молодым, красивым в своих ранних тридцатых годах. Одевался в военную форму по случаю звания, хотя и нигде-то он не служил и честь свою особенно не держал. Поэтому мы и не задаем себе напрасных вопросов о том, как же так получилось? Она должна была влюбиться в

Андрея Кирилловича и влюбилась, а он особенно этому не мешал.

Я не останавливаюсь на внешности графини и ее подробных характеристиках, ибо это не важно. Да-да, она была молода и, возможно, красива, или она была молода и поэтому красива, но она была лишь причиной для скорейшего отъезда Андрея Кирилловича из

Санкт-Петербурга. Почему? Попробую объяснить. Представьте себе большой вместительный дом со множеством комнат, где живут, скажем, триста человек. Все дело в том, что каким бы большим не был этот дом, все эти триста человек живут, едят, спят, читают книги и новости в газетах вместе. Куда бы ты ни пошел, в любом месте ты встретишь одного из трехсот. И о чем же вы будете говорить? О странствиях? О поэзии? Нет! Вы это обсудили еще на заре вашего знакомства! Вы поговорите о сегодняшнем меню, и о том, что сказал хозяин дома своей фаворитке, и как на это отреагировал ее муж, его любовница, ее муж, его любовница, ее муж… Постойте! А кто же ее муж? Это вы! Как тесен мир! Теперь вы понимаете почему он уехал? Он не хотел этого романа. Это было что-то мимолетное, о чем он бы наверняка забыл наутро. Но она влюбилась в него, а он пропустил тот момент, когда он еще мог бы сказать "я" вместо "мы", когда он еще мог бы уйти с друзьями в небольшой запой и стать отвратительным для нее. Он расслабился на волнах фортуны и позволил судьбе затянуть себя чуть-чуть дальше, чем обычно. Вот результат - бедняжка стала делиться своим счастьем со всеми подругами и знакомыми. Бедная женщина! В этой забавной игре в любовь она начала проигрывать сразу после того, как первой сказала "я люблю тебя", потому что он не ответил ей тем же. О чем это я? Да! Все триста человек на фоне укоризненно качающей головой графини промывают нашему Андрею

Кирилловичу все кости. Кто же такое выдежит? Наш герой не был большим смельчаком, он принял решение покинуть сцену. Оно было для него не самое выгодное, но самое простое.

Андрей Кириллович едет в северо-западный край не просто так.

Когда-то в 1795 году после третьего раздела Речи Посполитой его отцу, Кирилле Петровичу Соколовскому, досталось за военные заслуги имение в триста душ недалеко от Радашковичей. Там, в большом красивом доме, построенном Кириллой Петровичем для себя и своей молодой жены, Анны Васильевны Середы, в году тысяча восемьсот двадцать шестом родился наш Андрей Кириллович. Рос и взрослел, как сотни юных дворян в тех краях. В 1832 году ему повезло - мать вывезла его в Менск к дядьке, Поликарпу Петровичу Соколовскому, который приезжал к отцу взять денег в долг, а в это время крестьяне в имении подняли бунт, забили отца кольями и повесили его на огородах. Анна Васильевна не выдержала бы вида раззоренного и обгоревшего дома по слабости душевного равновесия, поэтому Поликарп

Петрович опять оказался к месту, - он навел порядок в имении и устроил похороны брата. Обезумевшую от горя невестку и потерявшегося без родительского участия племянника он решил забрать с собой в

Санкт-Петербург. Благо, что по тем временам они считались семейством состоятельным, и Поликарпу Петровичу новая родня была далеко не в тягость. Анна Васильевна вскорости скончалась. Как говорили, сердце горя не выдержало. Хотя, кто же правду скажет? Сейчас мы этого уже не узнаем. Может быть, Поликарп Петрович был слишком строг с ней? А может, и она сама, не дождавшись своего часа, решила прекратить те испытания, что послал на нее с маленьким сыном Бог?

Андрей Кириллович едет в свое имение, которое уже приведено в порядок, поставлено на ноги его дядей, приносит неплохой доход. Уже отстроен новый дом вместо сожженого, в котором прошли Андреевы первые шесть лет жизни. Шесть лет - слишком мало, чтобы эта земля стала для него родной. Он, наверное, ничего и не помнит из того, что было. В его глазах он просто едет отсидеться, переждать, пока не пройдет весь этот нежелательный шум. Он вернется к своей прежней жизни, буквально, через месяц-другой. Опять в Петербург, к друзьям-поэтам, любовницам, библиотекам, театрам, к тому, без чего он не представлял себе нормальной жизни. Представьте себе жизнь без электричества, центрального парового отопления, без интернета, дискотек, университетов, кинотеатров, телевидения, привычной компании, песен-плясок, пина-колады. Представили? Ну и как? Вот такая жизнь поджидала нашего Андрея Кирилловича в его родовом имении. Но он пока еще не доехал и храбрится, ему кажется, что все не так страшно. Месяц-два - не так много.

В Менске он останавливается в гостинице, пьет чашку горячего чая с сушеным сыром, встречается с управляющим, честным малым, довольным своим местом и жалованьем. Андрей Кириллович просит приготовить дом к его приезду, коротко перечисляет, что необходимо купить, что куда поставить. Управляющий, не зная каким местом лучше продемострировать пану свою преданность, выпрашивает пять дней на все про все. Андрей

Кириллович не возражает; он хочет ознакомиться с городком и посетить двух-трех знакомых с визитами вежливости для вручения рекомендательных писем.

Здесь наступает кульминация завязки нашей истории - в гостинице

Андрея Кирилловича догоняет письмо его друга князя Н., который извещает нашего героя о том, что графиня, не выдержав разлуки с любимым, умерла, отравившись ядом. Князь настоятельно рекомендует

Андрею Кирилловичу в ближайшие несколько лет не появляться на горизонте Санкт-Петербурга и Москвы, так как ближайшая родня и друзья покойной графини питают к нему весьма неприязненные чувства.

Все это рекомендуется, естественно, для собственного блага Андрея

Кирилловича в связи с тем, что несколько особенно горячих молодых дворян уже ищут его, для того, чтобы ударить труса перчаткой по лицу. Так и написал: "ударить труса перчаткой по лицу".

Вообразите, в каком смятении пребывает наш герой - графиня мертва, дома его ждут кровавые дуэли и всеобщая ненависть, друзья, пусть и корректно, но зовут его трусом. Он в панике. Он запирается в своей комнате в гостинице, он не ест и не пьет, он ходит из гостинной в спальню, сжав ладонями виски, и твердит, не переставая,

"Что же мне делать, что мне делать?!" Он потерян и разбит. Мысли его разрозненны, и он даже не пытается взять себя в руки. Он думает о графине, теплоте ее руки, краске ее губ и ланит и никак не может представить ее, лежащей в гробу. Затем, он в мыслях о себе, о своей низости, трусости. Он гадок сам себе, он воображает себя вернувшимся в Санкт-Петербург, и в мельчайших подробностях наблюдает свою смерть на дуэли. Возможно, смерть наступит не сразу, а от тяжелого ранения после нескольких недель кошмарных мучений. Как страшно, страшно! Он в ужасе от живости таких видений.

В письме князя Н. нет ни слова о предсмертной записке покойной графини. Однако, я очень сомневаюсь, что графиня, принимая яд, не позаботилась о том, чтобы ее смерть возымела максимальный резонанс в обществе. Безусловно, она написала предсмертную записку, таким образом отомстив любимому за предательство. Князь Н., хорошо знавший графиню, выражает все свое презрение к Середе-Соколовскому в лаконичном и жестком штиле. Он не упоминает записки графини, он лишь, косвенно обвиняя Андрея Кирилловича в трусости, намекает, что всем все известно. Далее мы видим между строк, что князь предлагает

Андрею Кирилловичу не играть героя, а так же оставаться на положении беглеца, скрываясь от расплаты и презрения равных. Князь дает трезвые советы, чем демонстрирует лояльность дружбе, верность доброму товариществу, но делает это, скорее, для себя, чем для

Андрея Кирилловича, дабы не вступать в пересуды с собственной совестью.

А графиня, если бы попала на небеса, получила бы особенное удовольствие, увидев, что все, задуманное ею, сбывается, как по часам, четко, точно в нужный срок. Она бы видела отчаяние Андрея

Кирилловича, его растерянность, прочла бы на его лице мысли о сюициде, она бы услышала неровное биение мечущегося в страхе сердца.

О, да! Она бы получила полное удовлетворение о такой картины. Весь план ее мести осуществился, впрочем, слишком дорогой ценой.

В описанном плачевном состоянии Андрей Кириллович проводит три дня. Через три дня за ним приезжает приказчик, дабы отвезти его в имение. Но Андрей Кириллович в имение не едет, он говорит приказчику, что доберется сам, и что дела задерживают его в Менске еще на несколько дней. Эта небольшая сцена с приказчиком отрезвляет воспаленный мозг нашего героя, и он понимает, что ему требуется исповедь для того, чтобы просто не сойти с ума. Он сразу отбрасывает мысль о походе в церковь. Внешне спокойный, но бушующий в глубине, он едет на прием к семейству Войнилловичей, представителям старого рода польской шляхты, с которыми был дружен его дядька, снабдивший племянника рекомендательными письмами.

Андрей Кириллович стучит в дверь - открывает слуга. Убедившись, что он попал по адресу, Середа-Соколовский отдает слуге рекоммендательные письма и просит о нем доложить. В гостиной, дожидаясь приема, он пребывает не более четверти часа, когда дверь открывается, и в комнату входит сам старший Войниллович, Александр

Сигизмундович. Невысокого роста, он производит впечатление необыкновенно сильного человека, полностью седой, одет аккуратно по-европейски без излишеств дурного вкуса. Говорит по-русски плавно с еле заметным акцентом.

Они повели в беседе более трех часов за чаем с сыром и вареньем.

Андрей Кириллович старался произвести самое благое впечатление на нового знакомого, не упоминая ни слова о произошедшем в

Санкт-Петербурге. Александр Сигизмундович самым приятнейшим образом удивил нашего героя своей мягкостью, тактом и умением развлечь гостя, особенно не упорствуя на извлечении из него столичных новостей. На том они и попрощались, договорившись встретиться непременно вновь.

Наконец-то мы добрались до того места, где появляется наша героиня. Вам даже не нужно особенно гадать, кто она и откуда взялась. Все, как у Пушкина в "Онегине" или "Капитанской дочке".

Очаровательная молодая, семнадцати лет, дочь Александра

Сигизмундовича и есть наша героиня. Она выросла без матери под железной рукой отца, и потому, быть может, была женственна телом, а не умом, по-мужски расчетливым и пытливым. Она звалась Ядвига и была прекрасна, впитав в себя всю красоту Польши, Литвы и Жамойтии. Эта обезоруживающая белозубая улыбка с ямочками на щеках, серые глаза, пронзительные и озорные, крошечный польский носик, безукоризненная кожа и талия, подчеркивающая высокую грудь. Идеальная мишень для

Андрея Кирилловича в былые времена, когда можно было предаваться ухаживаниям, "накинув плащ с гитарой под полою". Это производило очень большое впечатление на дам. Но мы-то помним, что Андрей

Кириллович уже не тот совсем. Он уже не ищет, однажды обжегшись, недолговечных романсов. Да-да. Вы меня правильно понимаете. Дело движется к предложению руки и сердца, но это будет после, покамест, мы наблюдаем их первую встречу.

Они встретились в местном театре, где Александр Сигизмундович был, как полагается вдовцу, с дочерью. Постановка, помнится, была дрянная, на плохом французском с раскатистым польским "эр". Для менского бомонда театр был одним из немногих поводов для всяческих встреч и демонстраций, а потому на качество режиссуры и актерства обращали мало внимания. Артисты же, за исключением гастролирующих, уже привыкли к тому, что в зале на протяжении всего действа сохранялся басовитый говорок зрителей. В театре можно было: купцам сделку заключить, и женам поделиться сплетнями; устроить смотр невест и за разглядыванием розовеющих девиц обсудить дела политические.

Андрей Кириллович, хорошо представляя себе, что на этом празднике жизни он чужой, выбрал тактически грамотную позицию для просмотра из тени всех присутствующих лиц. Войнилловича он увидел в первом же антракте, когда тот, не спеша, прогуливался по зимнему саду с прекрасной Ядвигой Александровной, опершейся на руку отца. В своем голубом вечернем платье с открытыми плечами и небольшим декольте она была обворожительна. Выдвинувшись из тени, Андрей Кириллович приблизился и шаблонным набором светских сентенций привлек к себе внимание, на весь вечер навязывая небольшому семейству компанию своей одинокой персоны.

Андрей Кириллович был околдован красотой, молодостью и умом

Ядвиги Александровны. Казалось бы, как можно опытному светскому льву, далекому от удовлетворения пылкости юношества, попасться в такие бесхитростные сети, когда многое пройдено, и большая часть навеяных литературой фантазий нашла свое место в чертогах, построенных неограниченными возможностями северной столицы. Но не будем забывать, друзья, что, порою, красота сокрыта не в количестве красок, а в чистоте глубины лишь одной из них.

А здесь мы, пожалуй, сделаем небольшую паузу, дабы переместиться в гостиную и вновь наполнить наши бокалы.