- Вы будете смеяться, джентльмены, - Алекс наполнял бокалы из свежеоткрытой бочки. - По моим подсчетам эта бочка тринадцатая, пейте осторожно.
- Однако, мы можем договориться и считать эту бочку четырнадцатой или тринадцатой с половиной, - улыбнулась Юля.
- Тринадцатая с половиной не получится, - возразил Пугач. -
Никакой лишней половины для тринадцатой бочки у нас нет.
- Тише, тише, - подняла руку Наташа. - Тема рассказывал очень интересную историю, очень хочется дослушать окончание.
- Темище! Ты рассказывал одну из твоих историй и нас не позвал!?
- запричитал Алекс. - Или мы уже ее слышали?
- Я рассказал лишь вступление к истории, - сказал Тема, ему жутко не хотелось пересказывать все сызнова. - Вы ничего не потеряете, если начнете читать повесть без пролога. К нему всегда можно вернуться, дочитав книгу до конца.
Все устроились поудобнее с наполненными бокалами в руках и приготовились слушать продолжение теминой истории.
Визиты Андрея Кирилловича в дом Войнилловичей стали ежедневными.
Не будем уподобляться любителям дешевых драм, воображая в красках тайные встречи нашего влюбленного с Ядвигой под пологом ночи, втайне от строгого родителя с акробатическими упражнениями на балконе в середине января. Александр Сигизмундович ни чем не заслужил такого к себе отношения. Будучи умным и проницательным человеком, далеко не простаком, он мгновенно понял истинную причину частых визитов Андрея
Кирилловича в его дом. Конечно же, молодой Середа-Соколовский каждый день приходил к одиннадцати часам утра к дверям Войнилловича не за утренним cafИ au lait avec croissant и не за беседой о боевых действиях турков в Крыму, что в самой меньшей степени интересовало и самого Александра Сигизмундовича. Он лишь дожидался дочери к столу и спешно оставлял гостя наедине с Ядвигой под предлогом срочной необходимости выкурить утреннюю трубку. На веранде. Чтобы не обидеть гостя резким запахом табака.
После месяца активных действий по осаждению девичьей крепости, как показалось самому влюбленному, лед начал таять, и их знакомство переросло в нечто среднее между дружбой и флиртом средней консервативности. Окрыленный успехом, он поспешил настоять на откровенном разговоре с паном Войнилловичем, при котором и предложил свою кандидатуру в качестве жениха и будущего зятя. Александр
Сигизмундович был краток и меркантилен, он признался в своей искренней симпатии к молодому человеку, а затем сухо, не поднимая глаз, поведал Андрею Кирилловичу, что за Ядвигой не лежит великое приданое, и, объяснив свой интерес озабоченностью счастием дочери, немедля полюбопытствовал о состоянии молодого Середы-Соколовского.
Приготовив пространную речь о святости чистой любви, Андрей
Кириллович, не ожидал от сватовства такого поворота и с легким сердцем поведал, что состоятелен и может обеспечить и себя, и жену, и многих (даст Бог!) детей, беззаботной и безбедной жизнью.
Александр Сигизмундович извинился за столь неромантичный штиль беседы и попросил месяц на размышление, добавив, что оценил бы, если бы в течение этого времени милостливый государь не беспокоил визитами его и Ядвигу Александровну.
Андрей Кириллович как-то даже и не разобрался в свете какого настроения произошло его неловкое сватовство. Он возвратился к себе и принялся размышлять о возможных исходах, перебирая в памяти детали встречи. Ничего-то у него не выходило, он то тешил себя надеждами, вспоминая слова искренней симпатии, высказанные Александром
Сигизмундовичем, или же истязал себя пытками самоуничижения, полагая, что напрасно не сказал ни слова о пылкости своей любви к
Ядвиге Александровне, дав повод полагать, что сватается только лишь из-за титула и положения. Но и это было глупо, ибо ни титулом, ни положением судьба не обделила Андрея Кирилловича. Все досужие его помыслы пропадали под натиском его же неагрессивной критики.
Повалявшись на кровати двое суток, Середа-Соколовский внезапно преисполнился решимости, но не направился вопреки предупреждению
Александра Синизмундовича к дверям дома Войнилловичей для встречи с
Ядвигой, а, потоптавшись невдалеке от ворот, довольно рассеянно обратил внимание, что соседний с Войнилловическим дом выставлен на продажу. Уж не знаю и почему, но, вызвав приказчика, Андрей
Кириллович распорядился немедля оформлять купчую. Вот таким нехитрым образом он стал владельцем дома в Менске, где в мечтах надеялся вместе с любимой женой растить детей, жить ради нее, заботиться о ее счастье. Что послужило поводом для такого поступка? Желание угодить будущему тестю, обнадежив его географической близостью к дочери и неродившимся еще внукам? Произвести впечатление на любимую широким жестом? Мол, видишь, как я тут стараюсь, чтобы быть ближе к тебе, несмотря на запрет? Чего только не бывает из-за любви!
Неделю спустя Андрей Кириллович покинул гостиницу и вселился в свою новую резиденцию, предварительно меблировав ее по своему вкусу, который безусловно отвечал взыскательной моде столицы. Не более дюжины человек из его имения прибыло для обслуживания дома, каждый день полируя бесконечное число лакированных поверхностей, вытирая воском паркетные полы, выстраивая вокруг дома замысловатые построения из снега и льда, походившие отдаленно на снежные крепости, и разукрашивая их разными красками по прихоти своего хозяина.
О личности своего нового соседа Александр Сигизмундович узнал сразу же. Иначе и быть не могло, какие же секреты могут быть в городке, где дома можно перечесть за полдня? Каким образом отразился эпизод с домом на результате решения Войнилловича, я не знаю. Могу лишь только сказать, видимо, не очень плохо, так как еще до истечения месяца Андрей Кириллович был приглашен зайти по-соседски в гости на чашку чая с сыром и вареньем, где в тесной компании в полуторжественной обстановке ему и Ядвиге Александровне было дано родительское благословение на женитьбу.
Забыта, забыта покойная графиня! Забыт Петербург, забыты друзья, подруги! Забыты тревоги, отчаяние, слезы горести и раскаяния! Все, что происходит с Андреем Кирилловичем, напоминает мне чем-то метание потерявшегося ягненка, который бросается из стороны в сторону, всякий раз убеждая себя в том, что он наконец-то нашел договору домой, и она скоро-скоро приведет его к маме, где тихо и безопасно, где чужды и темный лес, и тени от придорожного кустарника, в каждой из которых видишь притаившегося страшного серого волка, и голод, и отчаяние от мысли, что уже никогда-никогда не наступит блаженного покоя и вся жизнь пройдет в поиках когда-то потерянного пути.
Однако, пути ягненку уже не отыскать, потому, что слишком далеко он ушел, на обратный путь ему придется истратить оставшуюся половину его непродолжительной жизни. Да и не ягненок он уже.
Минула весна, и наступило лето. Прошли полгода предсвадебной суеты, взаминых визитов через улицу, коротких отлучек в Варшаву и
Вильно за мебелью и свадебными туалетами. Всего этого можно было и избежать. Можно было устроить свадьбу простую, скромную в имении
Андрея Кирилловича в окружении только самых близких родственников.
Но как-то не получилось. Всем своим поведением и видом
Середа-Соколовский демонстрировал свою увлеченность будущей свадьбой и последующей семейной жизнью. Он угождал своей невесте во всем, а она, по сметливости своей сообразив, в чем заключаются правила игры, исполняла свою роль без запинки, не перепутав ни одной строки, ни разу не воспользовавшись помощью суфлера. Многие, глядя на них, говорили, какая чудесная пара, восхищались и делали смелые прогнозы на детей, от которых невеста по-девичьи смущалась, а жених не отводил влюбленных глаз от ее лица. Они планировали провести медовый месяц в Праге, Вене, Париже, Марселе, Риме. Они проводили весь день вместе, по минутам планируя грядущие месяцы. Они расставались лишь на ночь, и вечерами выходили на балкон, чтобы пожелать друг другу добрых снов. Вот так все было мелодраматично.
Далее происходят некоторые события, которые я нашел бы престранными в контекте всей истории. Андрей Кириллович пишет письмо известному нам князю Н., да не просто письмо, а ответ на князево январское послание, известившее нашего бедного героя о смерти графини в дни его бегства более полугода назад. В письме он просит прощения за запоздалый ответ ("запоздалый ответ" - каково!), и без предисловий и отступлений в каком-то щенячьем восторге описывает свалившееся на него счастье в виде прекрасной принцессы и сверкающего многообещающего будущего. Изложение Андрея Кирилловича очень откровенно - он пишет о своих сожалениях по поводу смерти графини, казнит себя публично, не смущаясь эпитетами, и тут же, сбиваясь на середине, пытается описать красоту и ум своей нынешней невесты. Он многословно и очень неестественно благодарит князя Н. за проявления его дружбы, уверяет князя в своей самой искренней и неподкупной привязчивости и лояльности. Он открывает дату своей намечающейся свадьбы и просит князя приехать погостить, дабы убедиться в том, что он, Андрей Кириллович готов на самые яркие демонстрации своей дружбы (непонятно, каким образом он собирался ее демострировать).
Все это очень туманно и из какой-то другой повести. Не зная
Середу-Соколовского и основываясь только лишь на тексте письма, я бы, наверное, предположил, что милейший Андрей Кириллович просто тронулся умом от чрезмерных переживаний. Его страстное признание в искренней привязанности к князю выглядит настолько неестественно, насколько неестественно выгядело бы любовное послание Пугача к
Алексу с изложением немедленного пугачева намерения иметь от Алекса детей.
Любезный князь получает письмо, будучи одной ногой в стремени, призваный участвовать в Крымско-балканской военной кампании. Он читает письмо и некоторое время пребывает с состоянии легкого обалдения, вызванное неуместностью слога и штиля
Середы-Соколовского. Он нерешительно мнется, сжимая и разжимая пальцы ног, и тоскливо размышляет о том, ехать ли ему на свадьбу или нет. Обратив, однако, внимание на текущую дату, он с удовлетворением отмечает, что свадьба уже состоялась два дня назад, стало быть у него есть отличнейший повод сослаться вместо своей невежливости на никудышнюю работу почты и избежать неприятной встречи с
Середой-Соколовским.
Князь Н. отправляется в поход со всем антуражем, к которому мы относим трех слуг, один из которых денщик, второй - повар, третий - кучер, к нему приписаны четверка лошадей и коляска с княжеским гербом. Князь пребывает в раздумьях, благо, что времении для этого у него предостаточно, и в где-то под Нижним Новгородом принимает решение заехать в Менск к Середе-Соколовскому, дабы утихомирить некую неясную тревогу. Он распоряжается изменить свой маршрут, обозначив по пути Витебск, Менск и Чернигов, как дополнительные места своего квартирования.
В солнечный воскресный день князь въезжает в Менск и, борясь с чувством неловкости от предстоящей встречи, все еще рассматривает различные варианты собственного поведения. Например, записка к милейшему Андрею Кирилловичу со словами "Ах, как жаль, что я не застал тебя дома, когда проезжал Менск", или такая, "Андрей, я остановился в гостинице ", что на Захарьевской, посети меня, будь любезен. Сам я никогда не решусь нарушить твою семейную идиллию, зная о твоей недавней женитьбе". Тем не менее за непростыми размышлениями князь Н. с объяснимой быстротою находит дом Андрея
Кирилловича по адресу на конверте, хотя, да что же такое я говорю!
Дом теперь уже не нашего доброго героя, а четы Соколовских, Ядвиги
Алексанровны и Андрея Кирилловича.
Коляска подъезжает к дому, князь в нетерпении рассматривает дом и недоумевает - герб Середы-Соколвского на воротах дома покрыт до половины черным. Что за чертовщина! Не похороны должны быть в этом доме, а веселая свадьба, разгульное торжество! Князь в нетерпении выпрыгивает из коляски еще до того, как она полностью остановилась и спешит в дом. Постучавшись в дверь, он практически не ждет, открывает слуга. Князь называет себя и спрашивает об Андрее
Кирилловиче в ответ на вопрос, что будет угодно пану. Коридорами и анфиладами комнат его отводят в гостиную, куда через несколько минут из-за тяжелой бархатной темно-синей портьеры входит в трауре и вуали молодая женщина.
Князь понимает все и без слов, отчего все происходящее кажется ему нереальным. Он не может отделаться от фразы однообразно буравящей его мозг снова и снова, "Да как же так!" Он просит прощения за свое появление без предварительного доклада, нервы его напряжены в ожидании ужасного известия. После бесцветной фразы вдовы о безвременной смерти Андрея Кирилловича он машинально выражает свои соболезнования и спрашивает, чем может помочь госпоже Соколовской старый друг Андрея. С некоей безумной отрешенностью князь выслушивает слова благодарности и отказа от помощи. Князь кланяется и выходит из гостиной. Он не сразу находит дорогу вон из дома. Он останавливается в какой-то из комнат и, прислонившись от внезапно охватившего его бессилья к стене, обтянутой дорогой мануфактурой, пытается прийти в себя. Он закрывает глаза и полушепотом произносит,
"Боже, да как же такое может быть!" Он стоит так несколько минут и вдруг осознает, что уже некоторое время краем уха слышит некий беспокоящий его шум. Он прислушивается и понимает, что этот приглушенный шум ни что иное, как женский плач. Вернее, даже не плач, а истерика. Взахлеб. Князь немедленно корит себя за то, что был таким сухарем в отношении бедной вдовы, и направляется в сторону плача. Открыв очередную дверь, из-за которой он слышит плач, он останавливает за давешней тяжелой бархатной портьерой и с недоумением понимает, что это вовсе не плач, а смех, причем явственно смеются две женщины. Князь Н. осторожно, чтобы не выдать своего присутствия, выглядывает из-за портьеры и видит двух женщин, одна из которых - молодая вдова Середы-Соколовского с поднятой вуалью - князь отмечает ее красоту, когда наконец-то может видеть ее лицо -, а вторая стоит спиной к князю, также одета в траур и в черной шляпке, скрывающей волосы. Обе женщины, в полголоса обсуждая что-то неслышное князю, весело смеются в голос после каждой произнесенной фразы.
Незнакомка, заливаясь смехом, вдруг поворачивается в сторону портьеры и смотрит князю прямо в глаза. Князь чувствует, как морозом продрало кожу на спине и голове, - на него смотрит покойная графиня, которую князь сам провожал в последний путь на Васильевское кладбище. В глазах его темнеет и он теряет связь с реальностью.
Князь приходит в себя и обнаруживает не без удивления, что он в своей коляске подъезжает к окрестностям Мира. Денщик его, сидя на козлах рядом с кучером, оживленно рассказывает подробности смерти бедняги Андрея Кирилловича, выясненные во время князева отсутствия у дворовой челяди. Добрейший Андрей Кириллович чем-то отравился после обильной трапезы со своей молодой женой. Вот этакая жалость!
Приехавший к утру доктор уже ничем не смог помочь бьющемуся в мучительных судорогах болезному барину. В быту, да в семье в смерти барина повинили грибы и соус к ним, что подавали на ужин. Странная же спутница молодой вдовы появилась на следующий день после смерти
Андрея Кирилловича, неотлучно сопровождая бедную Ядвигу
Александровну. На похоронах молодого барина они так и стояли вдвоем над свежей могилой, держась за руки.
Тема, улыбаясь, оглядел слушателей.
- Вот такую историю про любовь мне поведал одним вечером за коньяком с лимоном Владлен Иосифович Прочашковисский. Надеюсь, она вас развлекла.
Молчание было лишь ему в ответ. Слушатели, кто улыбаясь, кто рассматривая узел на ботинках, переваривали содержание теминого рассказа.
- Пиво воздействует на воображение таким образом, что все, что мы услышали ярким образом предстало для нас в картинах потрясающих красок, - объяснил Пугач.
- И все-то у тебя просто, Пугач, - укорил его Алекс.
- Мальчики, а история-то - страшная, - сказала Юля. - Я теперь спать не буду от страха.
- Не спи! - решительно сказал Тема. - Пива у нас много. Будем пить в две смены.
Девчата, отошедши от впечатления, принялись болтать о своем.
Алекс, дабы не оставлять их одних без хозяйского внимания, затеял рассказать им о случаях отчаянного пьянства в их приятельских рядах.
По ходу повествования он выставлял Пугача в самых юмористических красках, от чего Пугач заметно злился. Компания весело зафиксировала уровень опьянения выше среднего и готовилась к уходу от реальности.
Тема с бесшабашной отрешенностью наблюдал на компанией, он заметил, что Пугач, разозлившись основательно на Алекса под властью алкоголя, оставил вставлять шпильки в язык Алексу и собрался уйти из комнаты вон.
- Пугач, брось ребячество! Останься! - попытался остановить его
Тема, но Пугач был неумолим.
Алекс пожал плечами, улыбнулся и принялся повествовать о самых пикантных моментах вечеринок - гостьи заходились в смехе. Постепенно центр общения переместился с Алекса на Танюшу, которая все-таки решила поведать своим друзьям и подругам о тяготах своей семейной жизни.
Тема подошел к Алексу и, наклонившись к самому его уху, шепнул, -
Пойдем Пугача искать. Здесь небезопасно в одиночестве шататься по квартире после захода солнца.
Алекс широко улыбнулся. Что-то повернув по-своему, он понял, что намечается некое мистическое веселье с запугиванием Пугача и девушек, и с готовностью подпрыгнул с кресла. Он зашатался, осознав, что изрядно напился и еле держится на ногах.
- Девушки, мы скоро вернемся! - крикнул напоследок Алекс заплетающимся языком, друзья отправились за Пугачем.
Закрыв плотно за собой дверь, Тема наощупь нашел дорогу до соседней комнаты и зажег там свет. Светильник был тусклым, он еле освещал комнату, о коридоре и говорить нечего.
- Тема, а где у тебя зажигается свет в коридоре? - спросил Алекс.
- У меня не зажигается свет в коридоре, - ответил Тема.
- В темноте Пугача будет сложно найти, - констатировал Алекс.
- А мы сейчас лампу запалим, - предложил Тема. - Будем искать по старинке с лампою коптящей.
Тема открыл дверцу шкафа и достал оттуда давешнюю керосиновую лампу. Он почиркал зажигалкой, поджигая. Лампа, мигнув, разгорелась и щедро осветила все, что было в пяти шагах от друзей. Они двинулись по коридору прочь от гостиной, опираясь друг на друга, заглядывая в двери комнат и откликая Пугача по имени.
- А почему у тебя все так не по-современному? Без света и интернета? - полюбопытствовал Алекс.
- Ты же слышал мою историю, - проговорил Тема. - Квартира эта - безбожно стара. Многие радости научно-технического прогресса ей неведомы. К тому же, как я понимаю есть некоторые детали, которые она хотела бы оставить нетронутыми.
- Довольно романтично говорить о квартире, как о персоналии, - пошутил Алекс. - Ночью одному не скучно.
- Понимаешь, некоторые усовершенствования здесь просто не проходят. Об этом меня предупреждал еще покойный Прочашковисский.
Балконнная дверь в кухне не открывается и не ремонтируется, хоть убей. В кабинете не идут ни одни часы. Или, например, свет в коридоре проложить никак нельзя, то электрики не приходят, то сверла у них ломаются, был даже случай пропажи электрика вместе с инструментом, когда я приглашал хлопца из телефонной компании линию протянуть в кабинет.
- Как это - "пропажи"? - удивился Алекс.
- Я его запустил протягивать кабель, а сам пошел в магазин, чтоб не мешать. Через полчаса возвращаюсь - линия с розеткой установлены, а его нет.
- Ого! Полагаешь, Пугача постигла та же участь? - развеселился
Алекс.
- Не знаю, - невозмутимо произнес Тема. - Посмотрим.
Алексу вдруг показалось, что среди женских голосов, доносящихся из гостиной, послышался мужской. Он замер и прислушался. Уф!
Показалось.
Они шли по корридору, держась левой стены. Лампа помогала не оступиться и распознать двери в черных прямоугольниках на стенах и отличить их от картин и зеркал. Иногда свет выхватывал из темноты кусок стены корридора с правой стороны - туда друзья решили не смотреть. Им казалось слишком сложной задачей держать под контролем обе стороны их пути. Корридор, похоже, становился все шире и шире, а потолок скоро перестал быть виден - так высоко он поднялся. Внезапно
Алекс, закрывая глаза от лампы, сделал два шага вперед, оставив Тему позади. Тема присмотрелся, да, впереди виднелось, что из-за ближайшей двери выбивается свет. Друзья прибавили шагу и через несколько мгновений пересекли порог библиотеки.
Библиотека теминой квартиры заслуживает отдельного описания. Это был огромного размера зал, где по гигантскому периметру высились темно-коричневые деревянные стеллажи с книгами всех времен, сортов и языков. Стеллажи были настолько высоки, что сопровождались лесенками, которые поднимались простыми ступенями на трехметровую высоту, а далее вились вдоль полок, образуя второй этаж небольшим балкончиком с резными перилами. Половину помещения зала заполняли огромные тяжелые дубовые столы, двумя массивными рядами они создавали атмосферу тишины и спокойствия. Старинные высокие стулья были приставлены к столам, они были обиты коричневой кожей с литерой
V, выдавленной на спинке. Вторую половину зала занимали шкапы, полные книг, и приставленные к ним резного орехового дерева бюро, заваленные свитками и манускриптами со здоровыми гусинными перьями, воткнутыми в книги, как закладки, и просто вяляющимися в беспорядке между чернильниц. Пол в библиотеке был паркетным, со знакомой монограммой V, выложенной красной дубовой доской в центре. Под литерой имелась надпись на латинском языке "из бесконечности пришед, в бесконечность уйду" "ex infinita veni, ad infinitum venirum".
Библиотека освещалась многочисленными бра, вмонтированными прямо в книжные стеллажи, и настольными лампами, водруженными на бюро и столы. В самом дальнем углу библиотеки на балкончике сидел согбенный
Пугач, уткнувшись носом своим бесконечным в какую-то кладезь человеческой мудрости и опыта. Друзья подошли поближе и убедились в том, что заподозрили сразу - Пугач спал. Сладко сопел, не одолев какой-то пыльный фолиант в кожанном переплете.
- Оставим его так? - прошептал Тема.
- Пусть спит, - убедительно прошипел Алекс. - Не будем будить.
Пошли обратно.
Поплутав изрядно и зашедши по дороге на кухню за новой бочкой, друзья вернулись в гостиную, где не так давно оставили своих гостей.
Из пятерых девушек в наличии были только три, Юля, Лена и Ира, которые безмятежно спали, повалившись как попало. Наташа и Таня изчезли в неведомых направлениях, скорее всего, отбыв домой по причине позднего часа. Алекс и Тема погрузились в кресла для продолжения пивной драмы, но не нашли в себе мужества открыть принесенную с собою бочку. Они раскурили сигары и молчали, размышляя каждый о своем.
Тема, перебросив обе ноги через подлокотник кресла, рассеянно созерцал картину на стене. Дом с ржавой водосточной трубой замерзал под холодными зимними ветрами. Сосульки свисали с желобов, а окна были подморожены инеем. Порог слегка замело снегом, как и бродягу, который, недвижим, валялся на обочине дороги. Картина всею тоскою вопрошала нетребовательного зрителя о своей весьма сомнительной художественной ценности. От серости и туманности картины Тема принялся засыпать.
Алекс хорошенько потянул сигару. Сизый клуб дыма, выпущенный им, поднялся и защипал глаза. Алекс осознал, что если он сейчас их закроет, то следующее открытие произойдет только наутро. Он посмотрел на спящих девушек и с сожалением положил сигару на пепельницу - надо спать. Утро вечера мудреней.
Пугачу вдруг стало холодно. Он сквозь сон подумал о том, как бы укрыться чем-нибудь. Хотя бы этим пледом, что Тема вчера на ночь давал, шерстяным, в клеточку. Натянуть бы его до самого подбородка, а лучше, конечно, накрыться с головой, и, подышав нижней губой, отогреть замерзший кончик носа. Вспомнив про кончик носа, Пугач чихнул от холода и с сожалением понял, что просыпается. Хотелось еще поспать. Минуток эдак шестьсот. Он повернулся на другой бок и накрылся книгой. Накрываться книгой было очень неудобно, поерзав под острыми углами переплета, Пугач вспомнил, что находится в библиотеке и, обрадовавшись этому факту, окончательно проснулся.