На Зее меня убивали уже двенадцать раз.

Поскольку я всякий раз возрождался, сам сомневаюсь, стоит ли все эти горестные и достаточно болезненные случаи засчитывать как полноценную гибель. Скорее, будем считать их временными командировками тела в небытие. Только тела, поскольку до моего разума, существующего обособленно от оболочки, местные жители добраться не в состоянии. Как ключ к жизни местного фольклорного бессмертного злодея, он находится в дальнем лесу, в избушке, в которую можно проникнуть только с помощью заклинания, в стальном ларце, и так далее.

Плюсом череды смертей является то, что со временем недоброжелатели оценили бессмысленность покушений вкупе с неминуемым разоблачением и возмездием, и потому моя жизнь стала несколько менее разнообразной. Последние полгода, так вообще, прошли достаточно спокойно. Я, как «вечный всадник» из местных легенд, странствовал послом доброй воли от одного повелителя к другому, выступая переговорщиком, арбитром, свидетелем, поверенным, сватом — в зависимости от ситуации. Зачастую — даже объектом поклонения, пророком, посланцем богов.

Но постоянно — в интересах установления мира на этой настрадавшейся от междуусобиц земле.

Не всегда и не всем эта миссия приходилась по вкусу.

И похоже, к моему искреннему огорчению, пришло время начать вторую дюжину реинкарнаций.

Полдесятка разбойного вида молодцов, которые шустро выскочили из широкой двери в отвесной стене и перегородили узкий мощеный серым камнем переулок, вступать в переговоры не стали. Даже не поставили перед классической дилеммой «жизнь или кошелек?», а почти разом пульнули из пяти арбалетов, переведя дело из предположительно уголовного в несомненно политическое.

Уклониться от заточенных стальных болтов на расстоянии сажени было практически невозможно. Кроме того, за моей спиной находилась лошадь, а её здоровье я ценил больше, чем свою уже неоднократно потерянную жизнь.

Потому без сомнений принял летящих посланцев смерти в себя. Трех в грудь, одного — в щеку, последнего поймал левым плечом. Шатнуло назад, но на ногах я устоял. Более того, успел выхватить меч, сделал шаг к нападающим, второй, на третьем стал рушиться под падающие навстречу клинки. Слева, справа, завершающим махом топором по позвоночному столбу мне отсекли голову.

На грязный, в засохших помоях булыжник упасть ей не дали, вовремя подхватили за порядком укороченную косицу.

Ну, хоть за это спасибо.

— А баяли, бессмертный, — выхаркнул бородатый крепыш, похожий на гнома, который и перерубил мою шею здоровенной секирой. — Даже и не пикнул. Сохо, это точно он?

— Он самый, — подтвердил двухметроворостый, чуть косоглазый, судя по запаху, с похмелья, детина, поднимая меня за волосы и вглядываясь в лицо. — Мне его во дворце показали. В упор, с пары вершков. Ладно, башку сдадим начальнику тайной стражи. Тем свои долги перед ним закроем. А насчет коня, оружия да одежы он ничего не говорил. Так что быстро раздеваем, пока всё на хату, потом барыгам. Ну что, взялись? Только, Чур, сапоги мои! Лапы у него здоровые, прямо как у меня!

Чуром, видимо, звали обезглавившего меня крепыша. Он насупился, но со старшим спорить не стал. В возмещение ускользнувшей обуви споро стянул с меня широкий кожаный ремень с серебряными вставками и перепоясался им с такой устрашающей гримасой на заросшей физиономии, что никто с ним по этому поводу в дискуссию вступить не решился. Похоже, Сохо и Чур были тут главарями, потому как их действия соратники под сомнение не ставили.

Не очень приятно, когда твое тело обирают мародеры. Но сопротивляться уже не было ни смысла, ни возможности…

По крайней мере, хорошо, что в этот раз удастся обойтись без длительных расследований.

Понятно, кто меня заказал. Ладно, завтра я с ним переговорю. Посмотрим, как барон Вертас, глава тайного приказа Зура, будет выкручиваться…

Облегчили меня от всего, имеющего ценность, со сноровкой, показывающей большой опыт в этом деле. Обнаженный обрубок тела за ноги утащили в коридор. На кровавый след выплеснули несколько ведер грязной, с овощными очистками и обглоданными костями, воды. Детина бросил осиротевшую голову в пыльный мешок и ушел следом. А лошадь с вещичками Чур, сопровождаемый молоденьким напарником, повели узенькими проулками к краю города, тем еще раз серьезно облегчив мои труды.

Гораздо проще забрать старое оружие и тряпье, чем тратить время на изготовление точных дубликатов. Конечно, создание новой телесной оболочки займет несколько часов. Но при обилии вокруг органики и с учетом имеющегося огромного опыта это не проблема.

Ладно, по возможности, одно благое дело — хранение моих вещей — я им зачту. Если заслужат раскаянием и деятельной помощью следствию…

— А вот, Чур, ежли я попаду на каторгу, и там до меня какие уроды из давних сидельцев домогаться будут, что делать? — тенорок дрожал от любопытства и волнения. За приоткрытой дубовой дверью опытный зек делился опытом с явно недавно вставшим на преступный путь новичком. Судя по голосам, в горнице находилось только два бандита.

В небольшом, уже изученном мной глухом дворике никого не было, и крепкие ворота изнутри надежно заперты. Так что за свою спину я мог не опасаться.

— А ты не попадайся! — и довольный хриплый гогот.

— Ну, ведь раз на раз не приходится. И Сохо срок тянул. И за тобой, сам сказал, три ходки.

— Молодой был. Глупый. Как ты сейчас.

— Ну, я и говорю. Что, если попаду там… на любителей задних проходов?

Тема была от меня далека, потому я решил повернуть беседу к более интересным вопросам.

Пнул дверь. Шагнул через порог. Сказал ехидно:

— Ты для начала живым из этой комнаты выберись, убивец!

Сидящий к входу спиной крепыш повернул голову. Из его пасти торчал лист квашеной капусты. Упала и покатилась под стол деревянная ложка. Ойкнул и часто задышал юнец. Глаза Чура мне очень не понравились. Они были словно стеклянные. А еще через секунду бандит накренился и рухнул почти к моим ногам.

Я наклонился, нащупал пульс. То есть, попытался это сделать. Было несколько угасающих по силе толчков. И все.

— Помер, однако, — без всякого сожаления произнес я. А как еще относиться к смерти обезглавившего вас человека?

Через секунду с табурета повалился долговязый юнец. Хорошо, хоть брякнулся на колени передо мной, а не отключился на время или насовсем…

— Простите мя, мессир, ибо грешен… — заплетающийся язык, закатившиеся под веки зрачки. Похоже, паренька при виде ожившего покойника понесло по религиозно-мистической волне. Не самый худший вариант — исходя из необходимости его полной искренности, а также при учете судьбины гнома. Хотя, тому где-то тоже повезло — умереть мгновенно и от изумления это все же менее болезненно, что быть разорванным лошадьми. Установленное королем Зура Беганом наказание за покушение на меня, между прочим.

И чтобы на такое преступление решился глава тайной службы? Даже не понимаю, что его на подобное могло бы подвигнуть. Насколько я знаю, это патриот страны, беспредельно преданный правящей династии. А все мои действия направлены то, чтобы объединить Зею под скипетром Бегана — вполне себе просвещённого, гуманного и даже высоконравственного правителя. По всем прикидкам, лучший вариант для установления мира и единовластия на этом материке. Как на настоящий момент, так и в рассуждении долгой перспективы.

— Не верил я… — продолжал блажить юноша, — согрешил, но невольно, не знал, на кого идем… а потом поздно было… прости, раб твой, во веки… жизнь забери, но душу оставь, замолви слово перед богом, что не со зла, а по незнанию…

— Тебя услышат, если правдив, — очень мягким голосом, иначе из этого раскаяного словесного бреда не вывести. — А теперь расскажи мне, кто ты, когда и почему решился на подобное злодейство?

Парнишка оказался неудачливым подмастерьем из цеха бондарей. Вместе с братом входил в городское ополчение стрелком, по пьяни потеряли оружие, потому их, на пару, на это дело и подписали. По его словам, люди из тайной стражи пообещали в случае удачи выдать на замену новые арбалеты, а командир отряда подтвердил, что забудет непростительную оплошность навсегда. Иначе — лишение прав горожанина, публичная порка, изгнание.

Что охотятся на Посланника, понял, когда было слишком поздно. Уже после того, как нажал на спусковую скобу. Успел, правда, дернуть оружие в сторону, но болт все же зацепил левую руку цели. На секунды испугался, но сразу же — грешен! горе несмышленому, несчастному! — успокоился. Решил, что если есть труп — значит, рассказы про бессмертного мессию, его богоизбранность — вранье. А от власти наказания бояться не стоит — ведь она все это дело и организовала.

Собственно говоря, ребят использовали почти в темную, и, скорее всего, не позднее завтрашнего утра от них наверняка избавятся. Очевидцев таких событий, не говоря уже об участниках, в живых не оставляют. Иначе они очень быстро становятся источниками нежелательной информации, а то и свидетелями обвинения.

— Хорошо, — подвел я итог исповеди, — ты прощен.

Задумался. И как теперь с ним поступить? Вести с собой доказательством во дворец? Так там ему все кости переломают, попытаются добиться признаний в том, чего этот паренек даже и знать не может. Наказать бежать из города, куда подальше? И что он там будет делать? Вне дома, профессии, привычного окружения? Разыскиваемый и преследуемый? Скорее всего, прибьется к какой-либо шайке. Выпал ремесленник из своего мирка, однако… Может, отправить домой да посоветовать молчать о всем увиденном? Вдруг пронесет? Вряд ли… Не бандиты, так тайная стража его рано или поздно достанут. Или послать замаливать грехи аскетом-послушником в монастырь? Куда-нибудь подальше, к Кахинскому хребту? Есть там почитающие меня настоятели. А что, пожалуй, это мысль! Хорошие бондари, они везде нужны…

О-па! Ломятся в ворота!

— Чур! Твою всколоченную бороду! Открывай! — ревел возмущенный бас за стеной дома.

— Сохо! — вскинул на меня юноша прозрачные после бурных рыданий глаза. — Что делать, Посланник?

— Откроешь воротину, запустишь внутрь, — решил я. — Как войдут, сразу закрывай. Если там твой брат, сделай так, чтобы он в схватку не полез. С остальными я сам разберусь. Вперед!

Маленький дворик с одной стороны был ограничен конюшней, сложенной из нетесаных бревен, через полуоткрытую дверь которой с любопытством приглядывалась к обстановке лошадь. Оттуда пахло дурманящим запахом умирающей свежескошенной травы, озоном — последствия работы по созданию нового тела, и свежим навозом. Запах дерьма уже достал, но куда, с моей работой и уровнем развития местной цивилизации, от этого деваться?

С торца на три метра поднималась каменная кладка с маленькой дверцей. Черный ход, наверняка ведущий на параллельную улицу. Давно и грамотно обустроенная хаза тертых душегубцев.

— Сейчас! — крикнул паренек, подбегая к воротам. — Подождите, отпираю…

Откинул тяжелый кованый крюк, толкнул вперед створку. Я притаился за дубовым столбом, чтобы оказаться за спиной входящих.

— Молодой? — неприятно удивился главарь. Похоже, к этому времени подмастерье уже должен был умереть. — А где Чур?

— Там. — Неопределенно ответил бондарь. Обеспокоено ответно спросил:

— А где мой брат?

И влетел внутрь двора с торчащим из груди тесаком. Упал на присыпанную сеном землю, страшно захрипел, скрипнул зубами, ломая их от тяжкой боли, на губах запузыривалась, брызнула струйками кровь.

Сохо скользнул внутрь. Почуял опасность, стал разворачиваться, раскручивая кистень. Не успел — острие моего меча прижалось к его горлу. Бандит замер. Чуть скосил глаза. Увидел меня. Изумленно хекнул, поскользнулся, нелепо взмахнул руками. И наделся шеей на лезвие, распорол свою глотку, забрызгал меня фонтаном алой жидкости.

Лошадь недовольно фыркнула из конюшни. Я с ней вынужденно согласился. Очень неудачно все получилось. Наперекосяк.

И допросить, как следует, теперь никого.

Шагнул за ворота. Там было сумрачно и пусто. Похоже, из нападавшей пятерки не выжил никто. Если бы верил в вышние силы, посчитал бы это божеским возмездием. Но, по-честному, по крайней мере, три смерти из полудесятка произошли по моей оплошности. Если оправдываться — исключительно перед собой, кто здесь что с меня спросит? — можно их списать на неудачливое стечение обстоятельств. Я ведь всегда предпочитал перевоспитывать, а не убивать. Долгое доброе наставление, от которого невозможно уклониться, самое действенное оружие. Так как принявший его становится твоим последователем. А не воспринявший, очевидцем того, что есть сила, против которой не устоять, что со временем доберется до любого. Любая теоретическая тяжесть наказания менее страшит, нежели его неотвратимость. Мертвые молчат, живые рассказывают о бесполезности сопротивления Посланнику.

Тьма накатила от горы, за которую спряталось уставшее за день солнышко. От замка гулко ударили в колокола. Всколыхнулись над красными черепичными крышами, возмущенно загалдели, отправились за крепостную стену на ночевку вороньи стаи.

Запретные часы.

Теперь по городу можно передвигаться только стражникам да лицам, коих сопровождают королевские гвардейцы. Всех прочих, вне зависимости от чинов и знаний, задерживают и до утренних разборов отправляют в одиночные камеры. Мера предосторожности против ночных оборотней, способных принимать любой облик.

По моим исследованиям, местный миф, что не имеет под собой никаких оснований. Но зато способствует поддержанию порядка и росту населения. Во-первых, потому как раньше закрываются кабаки, меньше убийств и прочих преступлений, кто к злому сумраку ложится, тот с добрым рассветом встает, и так далее. Во-вторых, а чем еще заниматься семейным парам, когда спать еще не хочется, а из дому выйти невозможно, как не этим самым процессом увеличения семей?

Беган — действительно мудрый правитель. Поборник морали и даже ограничивающей самовластие демократии, что немаловажно. Очень удачно, что именно он является королем второй по силе державы Зеи. Объединить бы её с Мавиком — и за мир на этом континенте можно быть спокойным…

Ладно, утра вечера мудренее.

За ночь я посоветовался с вышестоящими (уточню — очень вышестоящими) товарищами.

И с рассветом отправился во дворец. К Вертасу. Посмотрим, как барон отреагирует на мое появление. Исходя из этого, решу, что делать дальше. В крайнем случае, убьют меня еще раз. Это неприятно, но привычно и не смертельно.

Тогда будем общаться напрямую с Беганом. Позавчера он уехал с дружиной на королевскую охоту в дельту Безии. Ну, так через неделю все равно вернется.

Налетевший со степных просторов ветерок смерчами гонял по улице пыль. От харчевен пахло жареным со специями мясом, терпким молодым вином, перегоревшим оливковым маслом. Городской люд расступался передо мной, многие тянули руки, чтобы почтительно прикоснуться если не к стремени или ноге, так хотя бы к крупу коня. За его хвостом увязались мальчишки, бежали почетным эскортом с глазами, распахнутыми чуть ли не размера ртов. От паперти заголосил блаженный в оборванных лохмотьях: «Слава Посланнику! От неба и бога! Возликуй, народ!».

Главное, создать себе репутацию, потом она начинает работать на твое имя и дело.

Ближе к дворцу стали попадаться стражники. Теснились к стенам, традиционными взмахами рук к рокантонам отдавали честь. Во всяком случае, вне закона меня здесь явно не объявляли, что радовало…

Секретное ведомство находилось в огромном каменном здании, более похожем на маленькую неприступную крепость.

Я препоручил скакуна расторопному малому, отгонявшему посторонних от коновязи у входа. Зашагал к охраняемой полудюжиной кирасиров парадной лестнице. Одному из десятка входов в логово Вертаса, что были мне известны. Наверняка их несколько больше.

— Вашу милость ждут? — почтительно осведомился старший из меченосцев. Что характерно, с уважением, но без боязни или подобострастия. Хотя не узнать Посланника он не мог. Хорошо выучил Вертас своих сторожевых псов.

Но предпочел натравить на меня наемников. Это тоже о чем-то говорит.

— Нет. Хотя уверен, что барон меня примет. — Спокойно ответил я.

— Тогда, будьте милостивы, подождите в приемной зале, пока доложим-с.

Зала представляла собой большую, высокую, без окон и всего с одной дверью комнату, под потолком которой тянулись неудачно маскирующиеся под вентиляционные отверстия бойницы с шедшей за ними галереей для стрелков.

Ловушка, из которой выбраться невозможно.

Неужели все так просто и быстро разрешится? Умирать второй раз за сутки — это уже слишком. Но жаловаться даже на самую горестную судьбу бессмысленно — если только для неё и на свете и существуешь. К тому же, как говорят на Зее, то, что повторяется более трех раз, становится традицией. Так что придется терпеть.

Я расположился на прибитой к полу скамье. Покосился на источающие вместе со светом терпкий аромат сталагмиты свечей на подставках в углах залы. Дверь за мной все же запирать не стали, что являлось хорошим знаком.

К Вертасу, впрочем, меня так и не пригласили.

Он явился сам.

— Мой друг, мессир! — от порога ко мне устремился толстячок с седым венчиком похожих на пух волос вокруг поблескивающей плеши. — Как я рад вас видеть…

Фразу старый лис явно и намеренно оборвал. Она, судя по всему, должна была заканчиваться словом «живым».

— Барон, я хотел бы услышать ваши разъяснения. — Холодно ответил я, демонстративно не вставая с места. Посмотрим, как он будет выкручиваться. Изобразит непонимание? Обидится и потребует объяснений?

— А что я мог сделать? — всплеснул руками Вертас. — Когда король покидает столицу, я обязан выполнять приказы принца!

Вот те раз. Так сразу и откровенно. Но чем и где я успел насолить Анчину, сыну Бегана?

— Вы хотите сказать… — начал я.

— Я ничего не хочу такого говорить! — мельницей замахал короткими ручками барон. — Мы ведь с вами просто так беседуем… ни о чем… верно?

Ага, вот, значит, как. Разговор пойдет на намеках и недомолвках. Но Вертас явно показывает, что врать он не собирается, и в пределах дозволенного, с учетом многих свидетелей, расскажет если не все, но многое. Хорошо, в таких играх я себя чувствую вполне уверенно.

— Я где-то кого-то обидел? — мягко поинтересовался я. — Мне кажется, моя деятельность в полной мере отвечает интересам Зура и династии… разве я не прав?

— Так-то оно так. — Грустно согласился Вертас, присаживаясь рядом со мной. Понурился. — Будь правителем Мавика женщина… пусть даже старуха, уродина, кто угодно, проблем бы не возникло. Анчин бы согласился на такое — ради державы, мира и процветания наших земель. Всего материка. Это самоотверженный юноша. Но сочетаться браком с мальчиком?

Барон в ужасе всплеснул руками:

— Как неожиданно выяснилось, ОН к этому не готов. В отличие от Мавика и торгового Сшана, у нас к такому издавна относятся все же иначе. Старые предрассудки очень сильны. Близость между мужчинами для нас позор. Анчин на такое не пойдет.

Барон наклонился ко мне. Подчеркнул последнюю фразу:

— Ни за что не пойдет!

— А почему мне этого сразу не сказали?

— Когда об этом первый раз спросили принца, он решил, что это остроумная шутка, унижающая давнего врага. И ответно пошутил согласием. А второй раз пришелся лишь на позавчера. После того, как вы уже, к сожалению, успешно, исполнили свою миссию свата.

— Подождите, — забеспокоился я. — Это ведь чисто династический брак! Им надо будет только обвенчаться! Всего-то! Причем Анчин выступает старшим партнером, так сказать, с мужской стороны! Отнюдь не условной женщиной! В отличие от принца Саша. Ну да, по обычаю, некоторое время им придется проводить в общей королевской постели, но она достаточно широка даже для полудюжины, двое-то там могут располагаться на любом расстоянии друг от друга! Ну, и церемониальные приемы, подумаешь, посидеть часик-другой на совместном троне. Пройтись под ручку. Но зато союз Зура и Мавика с их последующим объединением — это мир на десятилетия! Или даже на века, если будет решен вопрос с последующим престолонаследием!

— Да. — Кивнул барон. — Я понимаю. Но принц заявил, что он не педрилла, и быть им не собирается. Так и сказал королю… в глаза. При мне. И в присутствии очень многих уважаемых нобилей. И если отцу нужен этот брак, пусть, как вдовец, в него и вступает.

— Понятно, — уточнил сразу же, — это тоже его слова. Буква в букву.

— Тоже вариант. — Согласился я. — Где-то так оно даже лучше. Не будет проблем с последующей передачей короны, наследник только один и уже налицо. И что Беган?

— Есть и другая традиция, — скривил лицо Вертас. — Наши короли женятся только раз. На всю жизнь. И своим супругам не изменяют. Даже когда те их навсегда покидают.

Он возвел глаза к небу:

— Беган заявил, что он уже несет жертвы, позволяя пресечься своему роду. Он идет на это только ради мира и спокойствия на земле. И этого вполне достаточно. И если Анчин его ослушается, то лишится трона. Который будет передан его кузенам. Тому из них, кто согласится на подобный брак. Вот такие дела. И теперь ни король, ни принц не могут отказаться от своих слов. Потому как это означает потерять лицо. Пусть только в глазах друг друга, никто иной, понятно, их судить не имеет права. И это тупик. Я их обоих знаю. Они не отступятся.

— Ага. И потому было решено избавиться от меня? Как от главного организатора этого брака? С надеждой, что без меня все расстроится?

— Я предупреждал, что это бессмысленно. Но я обязан исполнять приказы. Уточню, Беган к этому никакого отношения не имеет.

— Ясно. — Я насупился. Ситуация развивалась в очень неприятную сторону.

Такая передача трона означала начало смуты в Зуре, а затем и по всей Зее. Кузенов по отцу было с десяток. Еще больше их было по линии матери. А ну как кто из обойденных заявит свои права на корону? А такие наверняка найдутся. Кроме того, после смерти папы Анчин обязательно вспомнит про то, что именно он — прямой наследник. А это очень решительный юноша. Пользующийся поддержкой армии и уважением всех сословий.

Задуманное мной благое дело оборачивалось своей противоположностью. Вместо прочного мира — гражданская война. И не только.

— И главное, с той стороной практически договорился! — выдохнул я. — Теперь отказ Зура от брака будет оскорблением и поводом для Мавика предъявить ультиматум о принуждении к этой свадьбе!

— И такой риск имеется, — согласился барон. Грустно усмехнулся. — Говорят, принц Саш — личность со своеобразной внешностью и наклонностями. Не исключаю, что этот союз привлекал его и, так скажем, по чисто физиологическим причинам. Но ему не повезло. Анчин к мужеловству испытывает непреодолимое отвращение.

Быстро добавил:

— К нашему всеобщему огорчению.

— Я общался только с регентом. Но про Саша нечто подобное слышал. — Согласился я.

— Н-да.

— Люди, они разные.

— Знаете что, мессир, — осторожно поинтересовался Вертас, — вот вы у нас вроде посланец высших сил?

Уточнил чуть подобострастно:

— Будучи в курсе многих сверхспособностей, которые вы ничуть не скрываете, лично я в это верю. Но главное для меня, что ваша деятельность, пока, по крайней мере, служила добру — в моем понимании. Я, конечно, циник. Трудно им не быть да на моей-то должности. Но мне все же хочется оставить этот мир в лучшем состоянии, чем когда я в нем появился. Иначе, зачем мы вообще на этом свете?

— Хотя, кому я это пытаюсь объяснить… — спохватился барон и смущенно замолчал.

В галерее за бойницами уронили меч. Завозились, поднимая. Под негодующее шипение прекратили попытки.

— Там, — успокоил Вертас, — только очень надежные люди. Я им верю. Почти как сам себе. Но иногда они такие неловкие…

Задумчиво добавил:

— Всех бы четвертовал. Но с кем тогда работать?

За бойницами испуганно затихли.

— Итак, барон, — напомнил я собеседнику о явно потерянной им мысли, — кажется, вы хотели нечто предложить?

— Да. — Спохватился тот. Продолжил, прищелкивая пальцами, акцентируя узловые фразы. — Вот, к примеру, если бы высшие силы — вашими устами — заявили, что в силу неких причин, скажем, неудачного расположения Сатуса к созвездию Туриса, или нечто подобное, этот брак стоит отложить на дюжину лет, а пока заняться укреплением торговых и союзнических отношений Зеи и Мавика? Разве кто-то бы решился поставить под сомнение ТАКОЕ свидетельство?

— Вряд ли, — выдохнул я, пробуя на вкус эту версию.

— И?

— Наверное, в сложившихся условиях это лучший вариант. А как-то мне его сразу нельзя было предложить? Без эксцессов последних суток?

— Я обязан был исполнить приказ, — пожал плечами барон. Пояснил, — принц очень разозлился. Особенно на вас. Но я-то знал, что вы в любом случае выкрутитесь… Кроме того, все произошедшее наверняка убедило вас в серьезности его намерений?

Вертас наклонил голову, словно прислушиваясь к чему-то далекому:

— А вот и он. Легок на помине. Похоже, я не всё знаю про своих людей. Ну, по этому поводу я потом подумаю…

Вскочил со скамьи, по шутовски развел руки, готовясь к церемониальному поклону.

— Его высочество, наследник короны, принц Анчин!

* * *

В Мавик я отправился не по торной дороге, а через горные ущелья, что сокращало путь на неделю. Дикие, разбойные места, но не мне их опасаться. Хотя бы по той причине, что Посланника там безуспешно убивали уже три раза. Вернее, вполне успешно, но всегда с последующим воскрешением и неминуемым разбором полетов с убийцами. Точнее, теми из них, кому удавалось уцелеть во время покушений. От беспредельщиков эта территория была очищена, потому я посчитал, что на четвертую попытку никто не решится.

Так оно и случилось. Лесные банды, услышав про мое приближение, разбегались, забирались в горы, прятались по пещерам, и за двое суток самым опасным эпизодом явился неосторожный привал рядом с муравейником, обошедшийся беспокойной ночевкой для лошади. Невкусный всадник насекомых не заинтересовал.

А сразу за перевалом находилась моя база. Расположенная в этих местах как раз из-за того, что в окрестных лесах опасались охотиться даже браконьеры. Ведь разбойники забирали не только добычу и оружие, но и жизни. Чтобы другим было неповадно посягать на их владения.

Внешне база казалась покосившейся избушкой с забитыми досками окнами и огромной, в половину стены, всегда запертой дверью из сосновых плах. Но все это было обманкой. Основные помещения располагались в уходящей вниз на сотню саженей шахте, да и сооружено все было отнюдь не из дерева. После безуспешных попыток открыть или сломать вход, иным образом попасть внутрь, сжечь или хотя бы вырвать половицу из «рассохшегося крыльца» различные визитеры логично связали хибару с моим именем и стали обходить эту долинку стороной.

Потому я и удивился, услышав доносившийся оттуда женский… нет, скорее девичий, даже детский плач. Конечно, это не обрадовало. Еще хлопот с заблудившийся селянкой мне не хватало…

Хотя, крестьяночкой она не была. Скорее, отправившаяся в дальнюю нелегкую дорогу дочь степняка. Коротко стриженная, в серых штанах, кожаных ботфортах, охотничьей, с многими карманами, куртке, под которой голубела рубаха толстого сукна.

Девчонка припала головой к павшему буланому коню, уткнулась лицом в ладони и самозабвенно рыдала. Ну да, на Зее скакуны — самые обожаемые существа. А для кочевников они — словно члены семьи. За это я их особенно уважаю. Степняков, понятно. Лошадей же я просто люблю. Даже местных…

Я осторожно кашлянул.

Девушка… это была именно девушка самого нежного возраста перехода от отрочества к взрослости. Лет семнадцати, или около того. Очень хрупкая, перетянутая в талии ремнем с двойными — для сабли и мизеркорда — ножнами. Судя по последнему причиндалу — дворянка.

Вздрогнула всем телом.

Кувырком катнулась в сторону, выхватывая клинок.

Предупреждающе блеснула зелёными глазами. Однако…

— Сударыня, я Посланник, вам ничего не угрожает, — спокойным и чуть недоумевающим голосом представился я.

— Я вас знаю! — Даже не удивилась. Скорее, предупредила, словно давно ожидаемого противника о нежелательности сближения.

Похоже, я её где-то видел.

Нет, вряд ли, память у меня фотографическая. Но сказал бы, что она мне кого-то напоминает. Даже очень сильно напоминает.

Но почему девчонка так ощетинилась? Как кошка на преследующего её пса…

— Это очень опасные места. Я готов предоставить вам защиту и сопроводить до безопасных мест. Примерно в десятке миль на север селение Рагнор. Вы, видимо, оттуда, и заблудились в лесу?

Саркастическая ухмылка. А девонька-то хороша! Этакий чертенок. Совсем не из салонных барышень. Не удивительно. Многие степные шевалье воспитывают из дочерей амазонок.

Ответила с вызовом в срывающемся дисканте:

— Скорее, меня сюда загнали!

Но откуда такая агрессия ко мне?

Может быть, отпрыск пострадавшего от моих рук бандита? Тогда понятно.

— Вас преследуют?

— Еще как.

— Такую юную и милую? — Ага, в ответ на комплимент тень улыбки. Верной дорогой иду!

— Меня хотят насильно выдать замуж. За урода. Вы считаете, что я должна была согласиться? — Какой вызов и обида в голосе. И высказано очень искренне. Точно, степнячка. Видимо, прелестницу допекли. У соседа, вдовца и старика, большие стада, на которые её папаша положил глаз?

— Я думаю, если вы в силах обеспечить свою жизнь, вы и вправе сами выбирать свою судьбу.

— Я тоже так считаю. Вы мне поможете? — непонятная ирония в голосе.

— В чем?

— Избавиться от преследователей!? — таким тоном советуют сходить к славному скаредностью мифическому жителю морского дна Кадке за исполняющими желания жемчужинами. Но вот для меня-то как раз разобраться с кем угодно совсем не сложно. Особенно на охватываемой силовым полем базы поляне.

Но зачем мне вмешиваться в чью-то личную жизнь?

С другой стороны, я уже собираюсь разрушить один намечающийся нежелательный семейный союз. Может быть, судьба дает мне шанс еще раз подумать о соотношении долга и чувств? Хотя, отклоняться от основной миссии…

Нет. Поступил прямой приказ, придется решать и эту проблему.

Ба, тяфкание собак и топот копыт. Приближаются с десяток всадников. Многовато. С другой стороны, здесь для местного оружия я неуязвим. Абсолютно.

Хорошо, пока просто побеседую с преследователями. Может быть, они убедят меня в своей правоте:

— Ничего не обещаю. Пока предлагаю укрыться в доме. Я с вашими… родственниками поговорю. Все, что можно, сделаю.

Дверь в избушку бесшумно отворилась. Первой внутрь скользнула моя лошадь. Ну, ей туда сильно надо. Девушка искоса и недоверчиво глянула на меня. Прислушалась к нарастающему шуму погони. Быстро стянула с павшего скакуна седло. Подхватила обеими руками, заспешила внутрь.

Вот и ладненько.

Первыми на поляну выкатилось полдюжины легавых. Из тех, кто выслеживают, но не затравливают. Облают, но не тронут. По крайней мере, членовредительством погоня заниматься не собирается. Зачтем им это в плюс.

А вот и загонщики. Все с большими боевыми луками, колчанами, полными стрел, в кольчугах поверх кожаных рубах, при двуручных мечах. Да это целая военная экспедиция!

Скакавший впереди десятник, завидев меня, гортанно окрикнул на сразу отставших подчиненных. Замедлил ход, спешился. Снял с рыжей кучерявой головы отблескивающий серебряными вставками шлем главного егеря. Подошел, преклонил колено. Традиционный знак уважения венценосным особам. И мне.

Что интересно, на лице нет приятного изумления. Меня здесь все знают, давно ждут, но при этом никто не рад?

— Я ваш слуга, Посланник. Вы сами вернете принца?

— Какого принца?

— Саша. — Очень недоуменно сказано. — Это ведь его конь!

Я посмотрел на павшего скакуна. То, что егерь меня узнал, прекрасно. Но дальше кто-то из нас не прав. И не прав в чем-то очень важном:

— Уверяю вас, здесь нет никакого принца!

Десятник покосился на сгрудившихся у крыльца легавых. Осторожно подбирая слова, сказал:

— Мы идем по его следу с утра. Видимо, он укрылся в вашем… вашей… на вашей заимке.

— Там только обратившаяся ко мне за помощью девушка. Других людей нет.

Рыжий недоверчиво поднял на меня глаза:

— Не смею ставить под сомнение ваши слова, Посланник. Но…

Не люблю, когда мне не доверяют и отнимают время по пустякам. Я резко поднял руку:

— Клянусь своей жизнью, в этой избушке нет никого, кроме взятой мной под защиту девушки. А что с Сашем?

— Он сбежал из дворца. Утром его видели в Рагноре. На похожем коне. Правда, под седлом степняков, а этот разнуздан. Нам нужно вернуть принца в столицу. Даже если он будет этим недоволен. Хорошо, — десятник поднялся с колена, — видимо, мы ошиблись. Прошу прощения, Посланник. Счастливы видеть вас в Мавике.

Коротко и почтительно кивнул. Заспешил к всадникам. Через три минуты на поляне их уже не было.

Но пришла пора разбираться с моей подопечной. Я вспомнил, на чей портрет она похожа.

«Избушка» делилась на два отсека с отдельными входами из общего, стилизованного под предбанник коридора. Слева был лифт, на котором отправилась на медосмотр моя лошадь. Справа — нечто вроде деревенской горницы с большим столом, лавками, глиняной посудой на полках. Комнату освещали псевдо-пламя, прикидывающееся огнем в камине, и трепещущие язычки электрических свечей.

Место для переговоров с аборигенами, буде придет такая необходимость.

Девушка забилась в дальний угол, загородившись седлом (степняка! что меня не удивляет), и выложила на стол перед собой саблю, мизеркорд, с дюжину заточенных по краю дисков размером в крупную монету и небольшой готовый к бою арбалет. А его где она умудрилась спрятать?

— Для меня приготовлено? — осведомился я.

— Не знаю. — Очень угрюмо, но совсем не пораженческим тоном.

— Это лишнее. Меня вообще нельзя убить. В смысле, чтобы окончательно. А в этом помещении и близь его — даже причинить хоть какой-нибудь ущерб. Ну, выстрелите из своей милой безделушки!

— Ну же, — поощрительно сказал я, — разрешаю. Вам же этого очень хочется?

Девчонка усмехнулась. Подняла арбалет. Сощурила глаз. Резко перевела прицел на мою левую руку. И спустила скобу. Цвикнула струна. Болт сорвался с желобка, но полетел не прямо, а вбок. Словно магнитом, его мгновенно притянуло к стенке.

Решительная чертовка.

— А теперь попробуйте мне все объяснить, — устало сказал я и присел на дальний конец скамьи. Кто её знает, если буду в пределах досягаемости, может, попытается и саблей пырнуть. Не опасно, но зачем соблазнять разъяренную, я уже догадывался, кем и по какой причине, девушку.

— А егерь теперь, по его понятиям, обязан вас убить. — Неожиданно сказала она. — Ведь вы поклялись жизнью — и при этом его обманули.

— А вы что, принц Саш?

— А вы не знаете? Нет, правда, не знаете? Надо же, регент и вас обманул…

— Хватит дурачиться. Вы точно девушка. Я же вижу. А принц — юноша. В чем закавыка?

— Потому вам показывали только портреты, — блеснула зеленым смехом в глазах, — что вы могли догадаться. А смысл в том, что моя бедная мама умерла, когда меня рожала. Чтобы враги короны не воспряли духом, объявили, что появился сын. Потом, в силу политических причин, эту легенду пришлось поддерживать. Особенно после смерти отца. Так и катилось всё. Все эти пятнадцать лет. Правду знали не более полудесятка человек. Хотя, у многих подозрения появлялись. Чем дальше, тем больше. Но как-то удавалось объяснять особенности моей внешности и поведения… иными причинами. Даже специально порочащие слухи распускались. Но лучше так, чем признаться, что трон вакантен. У нас ведь традиционно престонаследие исключительно по мужской линии. Очень несправедливо, я считаю. Ну, а потом регент-первосвященник решил, что затея династического союза с Зуром разом решит все проблемы. Только я так не считаю.

— Почему? Это действительно очень элегантный выход из ситуации. После брака главой объединенного государства становится Анчин! А к нему никаких претензий никто выдвинуть просто не сможет.

— Я могу. Он урод. Потому свадьбы не будет.

Это про Анчина? Высокого широкоплечего парня с мужественным лицом? Открытым прямым взглядом, честного и решительного? Любимца народа и войска? Про которого никто не может вспомнить ничего его порочащего?

Ну, кроме покушения на меня. Но про это знают очень немногие.

Чего я не понимаю?

— А почему вы так считаете? Принц Зура — очень симпатичный юноша. По канонам Мавика тоже, насколько я в курсе.

Саркастическая ухмылка.

— А его… предпочтения?

— Что вы имеете в виду?

— Я читала донесения послов. Двадцать лет отроку — и ни одного романа, хотя наследнику трона многие девушки охотно уступят не раздумывая. Монахом или заядлым книгочеем его не назвать — привычка к охотам, рыцарским поединкам, рейдам по зачистке беспокойных границ. Но всегда исключительно в мужской компании! Мгновенное согласие на брак со мной, а герцог ему не говорил, что я — не мальчик. Зачем мне муж с такими… склонностями?

— Вы их осуждаете? — заинтересовался я.

— Мне все равно, когда оно от меня далеко. Это как практикуемая горными племенами копрофагия. Личное дело каждого, но рядом с такими людьми находиться неприятно. Позывы к тошноте, знаете ли. Кроме того, я хочу настоящую семью. С дочкой, сыном. Еще одной дочкой. И сыном. А кто знает, насколько у Анчина такое получится? Даже если я стисну зубы и стерплю близость с ним.

— Ну, — ситуация меня стала забавлять, — родить ведь, на крайний случай, можно и не только от мужа.

— А вот это, — глаза Саши посуровели, — уже оскорбление. И наследницы короны, и меня лично. В нашем роду выходят замуж один раз и навсегда. Можно уйти в монастырь, если супруг умер. Или с ним жить невмоготу. Но измена?

Её лицо передернула гримаса брезгливости:

— Это для быдла!

— Мои извинения за необдуманные слова. И я рад, что дело разворачивается таким образом.

Насторожилась, стиснула узкими пальчиками эфес сабли:

— Каким?

— Взаимным отказом от свадьбы, что снимает все проблемы.

— Они… тоже?

— Да.

— Зур смеет отказать нам? По какому праву?! — взрыв эмоций. Искреннее изумление, возмущение, обида: — Мы ведь предъявим ультиматум о принуждении к заключению брака. И сил у Мавика на это хватит!

— Вы уж определитесь, чего хотите, — ядовито заметил я, — выходить замуж или нет.

— Ладно, — чуть успокоилась, — а у них что произошло? Беган передумал?

— Принц отказывается.

— Анчин? Я что, ему не нравлюсь? — похоже, даже расстроилась. — Я ведь в Зур свой самый удачный портрет отправила!

— Я полагаю, если бы он знал, что вы девушка, был бы от вас без ума. Но вступать в брак с мальчиком он не собирается. Даже под угрозой лишения наследства. Он, видите ли, точно такой же противник гомосексуальных отношений, как и вы.

— Ничего себе! А тогда в чем причина его проблем с женщинами?

— Их нет. Точнее, эти проблемы только в вашей хорошенькой головке. Анчин, как это не странно, считает, что любить можно только одну — и на всю жизнь. Это у них семейное. Кстати, также, как у вас.

— Надо же. А он лучше, чем я думала, — у Саши резко улучшилось настроение. — Полагаю, что в таком случае я могу спокойно вернуться домой. Вы меня сопроводите? Хотя бы до Рагнора?

…У селения девушка спрыгнула с лошади:

— Дальше я одна. Сама уехала, сама вернулась. Скажем, просто отправилась… отправился на прогулку. И еще, Посланник, я могу надеяться, что все вами услышанное останется в секрете? Это ведь главная государственная тайна Мавика!

— Безусловно.

— Но, — быстро добавила Саша, — если вы нечайно обмолвитесь о ней Анчину… только ему… я совсем не буду возражать. Да, через две недели я решила съездить в леса между Мавиком и Зуром. Вдруг принц случайно окажется у Кахинского хребта… Он же любит охоту? Можно было бы организовать совместный загон древесных лисиц.

— Я бы сказал, что вероятность этого весьма велика, — дипломатично ответил я.

— Вот и славно.

Девушка, все же очень похожая на симпатичного женственного подростка, махнула мне рукой. И двинулась к скакавшему навстречу полуэскадрону кирасиров.

— Его высочество Саш! Ура! — грянули бравые усачи.

А я повернул назад…

Стрела встретила меня в полумиле от базы. Пробила шею и застряла в позвоночнике.

Егерь предъявил свои права на мою жизнь — за невольную скрепленную клятвой ложь.

Со всеядными приматами трудно контактировать — они агрессивны и обладают чрезвычайно своеобразными понятиями о долге и чести.

На этот раз я предпочел упасть под копыта и умереть. Будем надеяться, что мститель удовлетворится этим, и не будет предъявлять счета вторично…

А ночью к павшему вернулась лошадь. От её ног заструился черный туман, окутавший бездыханное тело. После того, как завеса частично рассеялась, а рабочие наноботы втянулись обратно в подковы, оживший дистанционно управляемый ограниченно мыслящий биоробот-телохранитель вскочил на своего подопечного. Замаскированного под местного непарнокопытного, прячущего руки под искусной имитацией кожи на крупе, пришельца с лежащего в сотне парсеках отсюда Кентавра.

Зейский резидент далекой цивилизации четвероногих травоядных помчался к Зуру нести аборигенам прогресс, мир и процветание, дополнительно неся на своей спине и обманку, дымовую завесу, гарантию своей безопасности, личный громоотвод в виде подобия здешнего жителя…