Основное богословие, или христианская апологетика (Курс лекций, ДВГУ, 2000)

Лега Виктор Петрович

ФИЛОСОФСКАЯ АПОЛОГЕТИКА

 

 

Вера и разум

Сегодня мы подробно остановимся на проблеме соотношения веры и разума. Эта проблема переходит с частных научных проблем на общефилософский уровень. Как быть с этими двумя способностями человеческой природы? Могут ли вера и разум соединяться, или они противоречат одна другой?

Прежде чем я предложу вам православное решение этой проблемы, я позволю себе потратить несколько десятков минут на такой краткий историко-философский экскурс в средневековую философию для того, чтобы вы узнали, каким образом эта проблема решалась в первые века после Р.Х., какие решения предлагали философы и отцы Церкви первых веков. Проблема веры и разума была одной из проблем, которая сразу же была осознана первыми церковными мыслителями, ибо она в первые века христианства понималась как проблема отношения христианства и античной культуры.

Античная философия опиралась, конечно же, прежде всего, на разум, а философия тогда была наукой. Поэтому на любого, кто призывал отказаться от разумных способностей человека, принести разум в жертву вере, всегда смотрели как на человека неразумного. Слово «неразумный» само за себя говорит. Отсюда и высказывание апостола Павла, который сказал, что наша вера для иудеев соблазн, для эллинов — безумие. Для эллинов, т. е. древних греков, христианство с его учением о воскресшем Христе — это безумие, ибо оно противоречит всем доводам разума. И как сказано в Новом Завете: «Премудрость мира сего является безумием в глазах Божиих», и, наоборот, то, что кажется безумным, является мудростью. Эти слова показывают, что отношение к разуму в христианстве несколько иное.

Но, тем не менее, разумная способность у человека существует. Есть законы мышления, законы логики, которые никто отменять не собирается. И христианин, и эллин, и язычник, и иудей мыслят согласно одним и тем же законам разума, законам формальной логики, которые открыл Аристотель. Поэтому противостояние христианства и древнегреческой культуры в религиозном плане не исчерпывает все способы отношений. Конечно же, Христианская Церковь искала пути взаимодействия христианства и античной культуры, христианства и античной философии. Поэтому возникают различные концепции взаимоотношения веры и разума.

Одни церковные писатели начинают утверждать, что вера и разум не противоречат друг другу. Другие же мыслят иначе. Они полагают, что христианство полностью отменило все притязания человека на разумную возможность познания истины, и познание истины возможно лишь верой.

Среди сторонников этих двух разных концепций можно назвать Климента Александрийского и Тертуллиана. Климент Александрийский (II — Ш вв. по Р.Х.) — типичный представитель александрийской школы, которая всегда относилась к античной культуре более сдержанно и пыталась впитать в себя все позитивное из древнегреческого наследия. Климент Александрийский указывал, что никакого противоречия между верой и разумом нет. Истинное христианство, по образному выражению Климента Александрийского, можно сравнить со зданием, которое стоит на некотором фундаменте. Фундамент этого здания — вера, а стены и крыша — разум. Любое знание всегда основывается на вере. Человек всегда во что-либо верит. Он верит своим родителям, ученик верит своим учителям, читатель верит автору книги, которую он читает, ученый верит предшественникам, которые открыли некоторые законы до него. Если бы человек во всем всегда сомневался, пытался бы всего достичь самостоятельно, то никакое познание было бы невозможно. Всегда в основе знания лежит вера. Затем уже на основании этой веры, как на фундаменте, человек строит какие — то свои разумные доводы, разумные теории на основании своего разума. Вот христианский гносис, в переводе с греческого это есть истинное знание, которое гармонично соединяет в себе и веру, и разум.

Недостаток античной культуры состоял в том, что античная культура недооценивала веру, пытаясь все постичь только лишь при помощи разума. Недостаток ветхозаветной религии состоял в том, что ветхозаветная религия предпочитала только лишь веру, удаляя разум из способностей человека. Истинность христианства состоит в том, что христианство соединило в себе достоинства античной культуры и достоинства ветхозаветной религии, соединило в истинном знании, гармонично сочетая веру и разум.

Эта традиция, восходящая к Клименту Александрийскому, имеет долгую историю. Ее сторонниками являются блаженный Августин — один из величайших учителей Церкви, особо почитаемый на Западе Католической Церковью, но и в традиции Православной Церкви он также относится к числу наиболее авторитетных отцов Церкви, выделенных Вселенскими Соборами в числе двенадцати особо почитаемых. К этой традиции относится на Западе и Ансельм Кентерберийский, известный схоласт, и Фома Аквинский.

Но есть и другая традиция — традиция, восходящая к Тертуллиану. Тертуллиан, как и Климент Александрийский, житель Африки. Если Климент жил в Александрии, то Тертуллиан жил в Карфагене, ближе к западной традиции. Вообще — то проблема отношения веры и разума больше интересовала западную традицию. Я позже скажу, почему. Тертуллиан предлагает совершенно иной подход: между верой и разумом не может быть ничего общего — «что Афины к Иерусалиму, что академия к церкви». Т. е. что могут дать Афины Иерусалиму, и что может дать Академия Церкви? Ничего! Ничего общего у них быть не может. Ибо, как пишет Тертуллиан, Сын Божий распят. Это верно, ибо невозможно. К Тертуллиану восходит образное афористичное выражение: «Верую, ибо абсурдно». Вера несовместима с разумом. Вера всегда противоречит разуму. Как пишет Тертуллиан: «Не случайно Иисус Христос взял для себя в ученики не мудрых богословов, скажем, фарисеев, а простых мытарей и рыбаков, которые не владели излишней мудростью. Они имели простую, не загрязненную никакими знаниями душу. И эта душа, будучи чистой и неиспорченной, могла наполниться истинным знанием. Она была освящена истинным светом христианской веры».

И какое может быть знание, какое может быть разумное познание истины христовой, когда вся история Иисуса Христа противоречива? Она начинается с того, что Дева родила Бога. Здесь уже два противоречия. Бог не рожден по определению, и вдруг он рождается. Дева не может родить сына, тем не менее, Она рождает Сына, оставаясь Девой. И дальше через другие противоречия все заканчивается тем, что Бог умирает на кресте, Бог страдает, будучи бесстрастным. Он умирает, будучи существующим. Бог воскресает, хотя Он не должен был умереть. Бог вселяется в тело, будучи бесконечным и т. д. и т. д. Все полно противоречий. Никакой разум не может это осмыслить, и это говорит об истинности христианства: о том, что христианство основывается на вере. Надо верить, потому что все положения христианства абсурдны с точки зрения разума. Эта позиция Тертуллиана имеет традицию, может быть менее долгую, но не менее авторитетную.

Среди наиболее известных сторонников позиции Тертуллиана можно назвать Мартина Лютера с его позицией — «только верой», т. е. только верой спасается человек, а не какими — то философскими концепциями, научными познаниями или добрыми делами. В России это Лев Шестов, известный наш философ, один из родоначальников экзистенциализма. Можно назвать и других более известных мыслителей: Кьеркегор — западный философ экзистенциального плана.

Но этими двумя позициями не ограничивается проблема взаимоотношения веры и разума. Позднее будут появляться еще концепции. Скажем, в XII веке появится концепция Пьера Абеляра, известного схоласта, одного из наиболее великих представителей Парижской школы, человека, стоявшего у истоков Парижского университета. Позиция Тертуллиана и позиция Августина были выражены в афористичной форме Ансельмом Кентерберийским, который скажет знаменитую формулу: «Верю, чтобы понимать». Фраза имеет вполне четкий смысл.

Как я говорил вам вчера, для того чтобы познавать природу, нужно вначале верить в то, что эта природа существует. Физик, который не верит в существование природы, — нонсенс, а доказывать, что природа существует, физик, естественно, не будет. В основе лежит в то, что эта природа существует, вера в то, что существуют законы, которыми описывается эта природа, вера в то, что эти законы выражаются на языке математическом и т. д. Об этом говорил Альберт Эйнштейн: «Без веры в существование природы и подчиненность ее законам физика существовать не может». По его словам, без веры в Бога теория относительности повисает в воздухе. Так же обстоит дело и с любыми другими науками. Любой ученый всегда верит в существование предмета своего исследования, и, веря в это, он дальше может понимать и описывать ту реальность, в которую он верит. Так что мы верим для того, чтобы понять то, во что мы верим. А если попытаться все это объединить, то мы должны верить в Бога, который объединяет все науки мыслимые и немыслимые, объединяет все бытие и является Творцом этого бытия. Поэтому в основе всех частных вер: веры в природу, веры в историю, веры в культуру — лежит вера в Бога. Поэтому все наше понимание, все наше познание становится возможным лишь тогда, когда в основе его лежит истинная вера, вера в Бога. Вот отсюда эта фраза архиепископа Ансельма Кентерберийского: «Верую, чтобы понимать».

Абеляр предложил как бы в противовес фразе Ансельма другую формулировку: «Понимаю, чтобы верить». В чем смысл этой концепции? Христианство — это истинная религия. Для Абеляра, хотя он и подвергался преследованиям со стороны Католической Церкви и был обвинен в некоторых ересях (пелагианства и арианства), это было несомненно. Но что значит истинная религия? Истина познается посредством разума. Истина открывается, доказывается, аргументируется. Истина, которую человек может доказать, истина несомненная. Человек не верит в то, что два плюс два равняется четырем. Он это знает потому, что может подсчитать. Человек не верит, что сумма углов треугольника равна 180°. Каждый из вас, вспомнив свои школьные годы, может элементарно доказать эту простенькую теорему. Это конкретные знания.

Если человек чему-то просто слепо верит, то такая вера будет слепой, она будет зависеть от каких — то внешних факторов. Скажем, я могу верить в то, что я — экстрасенс, могу читать мысли на расстоянии. Но, пытаясь проверить эти свои способности, я понимаю, что у меня такой способности нет, и я отказываюсь от своей веры. Я могу верить в то, что сумма углов в треугольнике равна 200°. Но если я попытаюсь доказать эту теорему, то пойму, что я ошибался, и узнаю, что сумма углов треугольника равна 180°.

Эта вера, чтобы быть истинной верой, должна основываться на знании. Если я просто буду верить в то, что Иисус Христос был на Земле и был распят, и воскрес, но не буду читать Евангелие, не буду знать реальные исторические события, то моя вера будет слепой, будет слабой. И любой представитель другой религии легко опровергнет меня. Я могу завтра пойти вслед за мусульманином, а послезавтра — за первым попавшимся язычником. Поэтому вера должна быть на серьезном фундаменте, на фундаменте знания, тогда эта вера будет крепкой. Поэтому, чтобы иметь истинную веру, нужно знать основы своей веры.

Вот, вкратце говоря, позиция Абеляра: «Понимаю, чтобы верить». Иначе моей вере грош цена. Многие из нас сначала идут в Воскресные школы, затем в православное учебное заведение. Делают это для того, чтобы поставить свою искреннюю веру на прочный фундамент, для того, чтобы эта вера действительно приобрела характер истинности. Поэтому позиция Абеляра также оправдана.

Но и этим не ограничиваются варианты взаимоотношения веры и разума, которые насчитывает история западной религиозной философии. В ХШ в. возникает еще один вариант, получивший название концепции двух истин. ВХШ в. на Западе произошло событие, которое можно назвать трагическим для Западной Церкви. В Европу через арабские страны проникает аристотелевская философия в арабском варианте, в толковании арабского философа ибн-Рушда, в латинской транскрипции Аверроэс. Это толкование Аристотеля получило название аверроизма, по имени арабского философа. Аристотель — мыслитель чрезвычайно логичный. Недаром именно он открыл и создал формальную логику, науку о мышлении, силлогистику. И все его произведения написаны именно в такой манере. Если вы пытались читать Аристотеля, то видели, с какой логической строгостью этот мыслитель пытался познать истину.

Аристотелевская философия производит на Западе эффект разорвавшейся бомбы. Понятия науки тогда еще не существовало. Но Аристотель проникает не только со своими логическими трактатами, но и с метафизикой, и с другими работами, в том числе физическими. Поэтому Аристотель знаменует собой все научное знание. Это не просто философия, как сейчас у нас принято разделять: вот это наука, вот это философия. Нет, Аристотель был верхом науки. Это была научная истина, и, читая эту научную истину, люди открывали для себя удивительные положения. Оказывается, Вселенная вечна, а не сотворена Богом, и это строго логически доказывается. Оказывается, человеческая душа смертна, а не бессмертна, и это тоже доказывается. Оказывается, бессмертен только безличный разум, а не личная душа. Оказывается, Бог существует сам в себе, и Он не знает, что существует в мире. Поэтому бессмысленны молитвы людей к Богу, ведь Он этого не слышит, и Бог не знает, что мы делаем. И все это доказывается, как считали люди, с абсолютной научной достоверностью. Возникает аверроистский кризис, который можно сравнить с кризисом XIX в. на Западе и в Европе, — кризис распространения науки, когда, как принято говорить, наука доказала, что Бога нет. Тогда огромную роль в разрешении этого кризиса сыграл Фома Аквинский. Он показал, что положения Аристотеля вполне можно и нужно понимать христиански, что Аристотель неправильно понимался. На самом деле Аристотель совершенно не противоречит христианским истинам, просто нужно его кое в чем поправить. Беда Аристотеля заключается в том, что он жил до Р.Х. и кое-чего не знал. Но до Фомы Аквинского был Сигер Брабантский.

Сигер Брабантский явился родоначальником теории двух истин. Как считает известный французский католический философ Этьенн Жильсон, Сигер Брабантский — трагическая фигура. С одной стороны, это человек, который открыл для Запада Аристотеля и увидел в нем величайшую мудрость. С другой стороны, это был истинный христианин, верящий в то, чему учит Христианская Церковь. И Сигер оказывается перед сложнейшей проблемой: как соединить несоединимое — как соединить научную убежденность во временной бесконечности мира и сотворенность мира, о которой говорится в Библии, как соединить смертность души и бессмертие души, о которой говорит каждый христианин. Одно доказывается разумом. В другое нужно верить. Сигер говорит, что, по всей видимости, существуют две истины: одна истина научная, а другая истина религиозная. Они существуют обе. Они противоречат друг другу, как это понять, неизвестно, но это факт. Есть две истины. Вот под таким видом эта концепция Сигера Брабантского вошла в историю и получила название концепции двух истин.

Я часто на своих лекциях останавливаюсь на этих концепциях гораздо дольше именно потому, что считаю, что концепция двух истин не ушла вместе со смертью Сигера из истории, причем не потому, что ее придерживался после Сигера Уильям Оккам и другие западные мыслители, а именно потому, что концепции двух истин неявно придерживаются очень и очень многие современные христиане, не отдавая себе отчета: кто-то, может, в силу своей научной неграмотности, а кто-то, в силу того, что не обращает на это внимания. Так или иначе, люди понимают, что Бог есть, что Он бессмертен, что есть промысел Божий и т. д. А с другой стороны, мир бесконечен, как говорится в науке. Да, человек произошел от обезьяны. Есть две истины. В одну из них мы верим в храме, в другую мы верим на работе, а как их вместе соединить, об этом человек просто не задумывается. Сейчас мы просто закрываем глаза, являясь невольниками двух истин, но истина одна. Эта истина есть Бог. Никогда не нужно забывать это. Именно это и старался показать Фома Аквинский во всех своих произведениях.

Вот четыре концепции взаимоотношения веры и разума. Вера и разум находятся в гармонии, причем вера является фундаментом для разума. Вера противоречит разуму, и потому вера исключает разум по концепции Тертуллиана, поэтому разум нужно изгнать из культуры. Разум главенствует над верой, вера основывается на разуме по концепции Пьера Абеляра. И разум, и вера противоречат друг другу, являются двумя противоречивыми сторонами человеческой природы.

Западная культура остановилась на первой концепции — концепции Климента Александрийского, блаж. Августина, Фомы Аквинского о том, что вера есть фундамент, на котором разум дальше строит свои доказательства. Восточная культура, православная культура такого спора фактически не знала. Почему? Да потому, что под верой Западная и Восточная Церковь часто понимали совершенно разное. Беда настоящего российского общества, состоит в том, что российское общество оказалось в плену у западных концепций. Беда в том, что вера, начиная от Тертуллиана и Августина, на Западе психологизируется. И особенно это заметно сейчас, когда человек утверждает, что он может верить во все, во что он хочет. Вера — это акт моей свободной воли. Как говорится, во что хочу, в то и верю. Хочу — верю в Бога, не хочу — не верю в Него. Хочу — верю в то, что существуют духи, хочу — верю в то, что существует нечто иное. Человек не удосуживается сопоставить свою веру с истиной. Вера должна быть истинной. А истина, которая познается разумом, таким образом, показывает, что вера и разум должны происходить из единого источника. А на Западе невольно так получилось, что они имеют два независимых источника. Вера — это способность человеческой воли, а разум — это способность разумной человеческой деятельности. Отсюда взаимное противостояние веры и разума.

Православные отцы Церкви всегда подчеркивали, что вера — это не психологическая способность человека. Нет такой способности познания как вера. В своем учении о душе православные отцы Церкви придерживались классической традиции, утверждая, что душа имеет три способности: это разум, чувства и свободная воля. Душа едина и проста. Но в этой простой единой душе есть три ее составные части, правильнее говоря, начала: разум, свободная воля и чувства. Каждый из нас понимает это. Не нужно много усилий, чтобы представить себе, что такое душа. Мы можем мыслить. Мы можем направлять свои мысли туда или иначе своей свободной волей. Мы можем испытывать некоторые чувства: любить или ненавидеть, желать или не желать. Поэтому душа не делится на части. Так вот, Православная Церковь утверждала, что никакой веры в данном списке, как особенности познания, нет.

А что говориться в Евангелии, в Новом Завете, в посланиях святых апостолов о вере? Вера есть орган сердечный: «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, всею душою твоею». Мы видим и обратную сторону: «И сказал безумец в сердце своем — нет Бога». Таким образом, сердце — это орган веры или неверия.

Что такое сердце? Согласно православной традиции, сердце понимается как совокупность всей душевной деятельности: «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душою твоею».

Дело в том, что в результате грехопадения произошло разделение нашей природы. Душа, оставаясь простой, тем не менее, разделилась, на три способности, которые воспринимаются человеком как независящие друг от друга. Свободная воля понимается как бы независящей от разума, а разум понимается как бы независящим от свободной воли. В действительности же душа проста, целостна, и задача человека — соединить в Боге посредством веры в Господа Иисуса Христа свою душу в единое целое, которым она обладала до грехопадения, т. е. приобрести состояние целомудрия. Вот та самая молитва, которую многие из нас повторяют в Великий пост — молитва святого Ефрема Сирина: «Дух же смиренномудрия, целомудрия, терпения, любви даруй мне». Целомудрие здесь понимается не в сексуальном смысле, а в этом первоначальном святоотеческом смысле, как дух целостного мудрования, дух целостной души. Душа в своей целостности не испытывает противоречия между разумом, чувствами и свободной волей. Эта способность целостной души называется верою по православной святоотеческой традиции. Вера не может противоречить разуму, потому что разум есть частный случай веры. Она не испытывает противоречия между разумом, чувствами и свободой воли.

Если позволите, приведу такой образ из геометрии. Разум есть коррекция веры как более объемного геометрического тела. Другая проекция есть чувства. Третья проекция есть воля. Мы живем в этом мире проекции. Мы не можем зайти в другое измерение, мы находимся в падшем мире, но своими силами мы, конечно же, не можем в это божественное измерение зайти. Для этого нам нужна благодать Божия. Для этого мы должны верить в Иисуса Христа, посредством которого мы и обретаем целомудрие. Поэтому мы и молимся: «Дух же целомудрия, смиренномудрия, терпения, любви даруй мне». Не я сам этого добиваюсь, а прошу у Бога, чтобы Он дал мне целомудрие. Тогда становится все понятно. Вера не исключает истинности, ибо она включает в себя разум. Вера не исключает из себя свободы, она включает в себя волевую деятельность. Вера не исключает из себя чувства, а включает его в себя. Поэтому кажется свободным эмоциональное отношение к Богу: «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим». Возможно разумное познание: «Познайте Истину, и Истина сделает вас свободными». Возможно и свободное, волевое познание, ибо задача каждого христианина — свободная вера в Бога. И все это именуется в православной традиции верой.

Вот почему в восточной традиции не возникает проблем во взаимоотношении между верой и разумом. Вера и разум понимались целомудренно в отличие от западной традиции, которая их отличала, и поэтому становилась перед фактом противоречия. А почему и как эти противоречия образуются? Неслучайно я обращаю ваше внимание на то, что возникают эти четыре взаимоотношения веры и разума. Ведь не может быть так. Я старался вам показать подвижность построений Августина, Тертуллиана, Абеляра и Сигера. Ведь действительно, мы видим, что каждый из них размышлял правильно, но не может быть, чтобы все они были правы. Они правы потому, что они веру мыслили интуитивно правильно, а объясняли неправильно. Вновь прибегну к геометрическому сравнению, но прошу не понимать меня буквально, ибо такой способ понимания порождает множество ошибок. Почему люди говорят, что наш мир многомерен, именно в таком, физическом смысле? Почему считается, что есть существа, живущие в пятом измерении, в восьмом измерении, и что они могут переходить в наш мир? И мы знаем всякие НЛО и т. д. и т. д. Это чушь, не имеющая к познанию природы никакого отношения. Я хочу еще раз привести образное сравнение, помогающее нам понять, но не более того. Пожалуйста, не нужно воспринимать мои слова в таком буквальном смысле. Я вынужден прибегать к образным сравнениям, зная, что язык образных сравнений необходим в православном богословии, потому что на языке образов говорил Сам Господь Иисус Христос. Он всегда говорил притчами. Если кто-то читал Евангелие, то ему известно, что все Евангелие полно притч, и Сам Иисус Христос объяснял это так: «Царствие Мое, — говорил Он, — не от мира сего». Человек не может узнать своей тварной природой, не может познать своим разумом Божественную Сущность. Он должен понимать ее на том уровне, на котором он находится. Поэтому Он говорил на языке притч, и я также не избегаю помощи этих образов.

Видно, что между разумом и верой не может быть противоречия. Если противоречие здесь может быть, то его можно выразить как противоречие между шаром и кругом. Поэтому плоскостное мышление современного человека способствует тому, что человек выдумывает это противоречие, перенося научное познание на всю область человеческой деятельности. Когда человек считает, что кроме материального мира ничего не существует, тогда он начинает утверждать такие глупости: душа в процессе хирургической операции не обнаруживается, значит, она не существует; люди в космос летали и Бога не видели и т. д. Конечно, все бытие не сводится под крышу материального мира — мира, который можно пощупать руками и увидеть глазами. Мир гораздо более сложен и глубок.

 

Доказательства бытия Бога

Проблема соотношения веры и разума имеет другой аспект. Эта проблема получила название — доказательство бытия Бога. Часто приходится слышать подобного рода высказывания, и мне самому приходилось на них отвечать. Вот подходит некий молодой человек и говорит: «Ну, хорошо, мы поверим, что Бог существует, но ты докажи, что Бог есть. Вот если бы ты доказал, тогда бы я поверил, но это невозможно доказать». Что на это ответить? Когда я был моложе и тоже искал различные объяснения, интересовался доказательствами бытия Бога, то обнаружил, что есть разные брошюры, в которых пытаются это доказать, но видимых доказательств они не приносят, потому что это не доказательства, а лишь софизмы, прочитав которые любой атеист скажет: «Если это доказательство, то я понимаю, что христиане — жулики, поскольку прибегают к таким доводам». Поэтому я всегда говорил и говорю, что православная апологетика всегда должна основываться на самых строгих к себе требованиях, никогда не опускаться до софизма, ибо это очень опасно и вредно.

Но тем не менее, история философии и история богословия знает различные доказательства философов и педагогов в попытке ответить на вызов оппонента, реального или воображаемого: чтобы поверить что Бог существует, нужно доказать Его существование. Существует масса доказательств. С тех пор как существует Церковь, они подвергаются различным классификациям, и по этой классификации доказательства бытия Бога относятся к четырем основным типам. Это онтологические (онтология — это учение о бытии) и космологические доказательства, физико-теологические и доказательства нравственные.

Но прежде чем посмотреть на то, как относиться к этим доказательствам, попробуем разобраться с ними. Прежде всего, рассмотрим доказательство онтологическое. Родоначальником его является Ансельм Кентерберийский, знакомый нам с вами англиканский архиепископ, схоласт, живший в XI в. после Р.Х. Сейчас Ансельм Кентерберийский переведен на русский язык, вышла небольшая книжечка его творений, и там есть две работы, которые называются «Монологиум» и «Прослогиум». В «Монологиуме» Ансельм предлагает доказательство, а в «Прослогиуме» отвечает на различные возражения против этого доказательства. Доказательство очень простое и изящное, но почему-то студенты его не понимают. Доказательство, которое применял Ансельм Кентерберийский, впоследствии в традиции очень часто разделялось многими философами. После Ансельма этого доказательства придерживался западный мыслитель Бонавентура, живший в ХШ в., затем Декарт, величайший философ и ученый XVII века Лейбниц, позже Гегель (я называю наиболее известных представителей). Поэтому я предложу два вида онтологического доказательства. Одна формулировка Ансельма, она более сложная, а другая формулировка Декарта, который упростил непонятную формулировку. Мне кажется, что проще не бывает.

Ансельм поступает следующим образом. Это рассуждение его строится на основе 13 псалма: «Сказал безумец в сердце своем — нет Бога». Вот Ансельм вопрошает, почему псалмопевец назвал человека, который утверждает, что нет Бога, безумцем? Это неслучайно, ибо нет ничего случайного в Библии. И Ансельм рассуждает, что, по всей видимости, фраза «нет Бога» является безумной потому, что она логически противоречива. Что такое безумие? Безумие — это логическое противоречие. Значит, фраза «нет Бога» логически противоречива. Все равно, что квадратный круг. Если человек рассуждает совершенно серьезно, что существует квадратный круг, то он безумец. Вот фраза «нет Бога» подобна рассуждению о квадратном круге. Почему? Ансельм рассуждает дальше и говорит, что такое Бог. Любой человек знает, что такое Бог, в том числе и атеист — человек, который не верит в существование Бога. Спросишь у человека, который не верит, что Бог существует: «Существует Бог или нет?», и он ответит: «Нет». Человек прекрасно понимает, о чем идет речь. Бога нет, но понятие о Боге у него уже есть. Понятие о Боге и о душе у атеиста и верующего одинаковое.

Но что это значит — понятие о Боге? Это понятие о существе самом величайшем. Как говорит Ансельм: «Понятие о Том, больше чего ничего не может быть. Но может ли быть такое, что понятие о Том, больше чего ничего не может быть, сводится только лишь к понятию, а реального объекта, который отражал бы это понятие, не существует? Разумеется, понятие о Том, больше чего ничего не может быть, если реально этого не существует, не является тем самым понятием, потому что оно уже меньше, чем если бы был реально Тот, больше чего ничего не может быть. Поэтому здесь противоречие. Сказать, что нет Бога, значит сказать, что нет Того, больше чего ничего не может быть». Вот рассуждение Ансельма.

Я повторяю, это определение схоластично, и человек, не имеющий культуры философского мышления, начинает его опровергать. Поэтому я забегаю вперед и даю его в формулировке Декарта, которая гораздо проще. Декарт, приводя свою версию онтологического доказательства, говорит, что Бог есть самое совершенное существо. Это опять же определение, с которым согласится любой человек, верит он в Бога или не верит. Понятие о таком самом совершенном существе есть у каждого человека. Бог — это существо, имеющее все возможные совершенства, т. е., как говорит Декарт, существо, имеющее все самые положительные свойства, все положительные атрибуты. Какие можно назвать атрибуты? Это любовь, это знание, это сила и т. д. и т. д. Т. е. Бог включает в себя все положительное. Богу не свойственно ничего отрицательного. Бытие — это положительный атрибут или отрицательный? Положительный. Естественно, существовать лучше, чем не существовать. Значит, Богу присуще бытие как положительный атрибут. Значит, Бог существует. Все. Из понятия о Боге выводится Его бытие. Как сказал образно Бонавентура: «Если Бог есть Бог, то Бог существует». Бог не может не существовать, ибо Он включает в себя бытие. Вот таково онтологическое доказательство.

К нему по-разному можно относиться, но я повторяю: сторонников онтологического доказательства в истории философии очень много, гораздо больше, чем сторонников другого вида доказательства. Я хотел бы обратиться к студентам со следующим методологическим советом. Считаю его немаловажным. Я помню, что так обучали меня в Московском университете, и я очень был благодарен, что нас, молодых щенков, ткнули в эту простую истину. Понятно, что когда молодой студент приходит в институт, он полон энергии, сомнений, критического задора. Ему кажется, что все можно, он все авторитеты отвергает, со всеми спорит, и для него нет ничего святого. Но с таким настроем ничего путного достичь нельзя. Если с таким же настроем приходить в естественнонаучный ВУЗ, то тебя быстренько выгонят с первого же курса после первого семестра. Если начнешь тут же опровергать Лейбница, Ньютона, Коши, Остроградского по высшей математике или кого-нибудь еще, то долго в ВУЗе не просуществуешь. Ты сначала изучи все это на протяжении 5–6 лет, а потом начинай опровергать. Но никто особо эти положения и не опровергает, потому что понимает: математика — сложная вещь, и там нужно разобраться, а в философии все проще, а еще проще в богословии. Тут мы все мастера, как известно, особенно в богословии и медицине. Это удивительная вещь. Мы все всегда готовы всех лечить, когда сами здоровы. Но когда человек заболевает, он идет к врачу. Мы все готовы рассуждать о Боге, о смерти и бессмертии, а как только прижмет, тут же забываем про всех мунитов, баптистов и рерихнутых, и тут же просим наших близких побежать к православному батюшке: «Батюшка, приди, отпусти грехи, мне умирать скоро». В этом проявляется наша природа.

Другие доказательства предложил Фома Аквинский. Фома Аквинский отказался от онтологического аргумента, считая, что он основывался на неправильном положении. «Онтологическое доказательство исходит из того, что человек знает сущность Бога», — говорит Фома Аквинский. Но человек — существо, имеющее разум, отличный от Божественного разума. Бог бесконечен, а разум человека конечен. Природа Бога бесконечна, поэтому конечный разум не может вместить Божественную природу. Есть такой гениальный образ у Августина Блаженного. Августин рассказывает: «Иду я по берегу моря и вижу: сидит маленький мальчик и плачет. Подхожу к нему и спрашиваю: „Почему ты плачешь?“ А он отвечает: „Я вырыл в песке ямку и хочу перелить в нее море. Оно туда не помещается“. И я понял, что я такой же глупый как этот мальчик. Я пытаюсь в свою ямку поместить Бога, пытаясь познать Бога». Вот так же рассуждал и Фома Аквинский.

Поэтому нельзя на основании понятия о Боге вывести его существование. Тем более что это уводит человека от Церкви. Каждый человек считает, что он один без посредников, без помощи Церкви может познать Бога. Это и невозможно с гносеологической точки зрения, и опасно с точки зрения церковной, потому что чревато ересью. Познание Бога должно основываться на том, что является несомненным. Поскольку (третий аргумент) не каждый человек обладает такими рациональными способностями, которые могут позволить ему восстановить онтологическое доказательство. Понятно, что если не все студенты богословского института могут повторить онтологический аргумент, что можно говорить о необразованных крестьянах, живших в ХШ в. Ясно, что это дело высоколобых богословов. Но им тоже не закрыт путь к Богу. Поэтому это доказательство должно основываться на чем-то гораздо более простом. А это гораздо более простое — это существование внешнего мира. То, что внешний мир существует, понятно любому: и Ансельму Кентерберийскому — высоколобому богослову, и простому крестьянину, который не умеет ни читать, ни писать. Вот на основании существования внешнего мира и нужно доказывать бытие Бога.

Вот принцип Фомы Аквинского, который предложил свои знаменитые пять доказательств, относящихся к физико-теологическому плану. Эти доказательства, поскольку фигура Фомы Аквинского является для Западной Католической Церкви наиболее авторитетной, включаются в любой западный католический учебник богословия и считаются практически канонизированными. Я сказал «практически», потому что они действительно не канонизированы, и Фома Аквинский для Западной Церкви является отнюдь не единственным святым, на мнении которого нужно основываться. Эти доказательства следующие.

Первым является доказательство от движения. Все они восходят к Аристотелю. Сам Фома Аквинский строил свою философию на аристотелевской метафизике. Мир полон движения. Все вещи в мире или движутся, или покоятся. Те вещи, которые движутся, всегда приводятся в движение другими вещами, ибо не возможно быть движущим и двигающимся одновременно. Каждая вещь приводится в движение какой-либо другой вещью, а поскольку все в мире движется, то нужно предположить, что та вещь, которая движет первую вещь, сама приводится в движение четвертой и т. д. и т. д. Мы вынуждены для того, чтобы объяснить существование движения в мире, уходить в бесконечность. Но если бы мы ушли в бесконечность, то вынуждены были бы предположить существование бесконечной силы, бесконечного тела, которое приводит эту огромнейшую цепочку в движение, что, разумеется, невозможно. Следовательно, цепочка должна быть конечной, ограниченной, а в начале этой цепочки должно быть нечто, что приводит в движение, но при этом само не движется — должен быть в начале неподвижный перводвигатель.

Может ли материальное тело привести в движение наш мир, оставаясь неподвижным? Разумеется, нет. Это тело может быть только лишь духовным. Так же как наша душа приводит в движение тело, оставаясь неподвижной, так же и этот неподвижный перводвигатель приводит в движение наш мир, оставаясь неподвижным. Этот неподвижный перводвигатель и есть Бог. Вот это первое доказательство Фомы Аквинского.

Второе доказательство — доказательство от причины. Оно похоже на первое доказательство от движения или кинетическое доказательство, поэтому я буду гораздо более краток. Доказательство говорит о том, что каждая вещь имеет свою причину. Каждое событие имеет свою причину: не просто причину движения, а вообще причину, по которой оно происходит. Скажем, вы пришли сюда, потому что у вас есть желание получить знания. Это не просто причина, которая толкает бильярдный шар, а другая причина — метафизическая. У этой причины есть своя причина и т. д. Опять, по логике первого доказательства, мы приходим к выводу о существовании первопричины. Этой первопричиной по логике Фомы является Бог.

Третье доказательство — доказательство от необходимости и случайности. Все в мире или существует, или не существует, может существовать, может не существовать. А если все в мире таково, то все вещи рано или поздно перестанут существовать. Из небытия само по себе ничто не возникает, но мир существует, значит, он существует необходимо. Есть необходимая причина: не случайная, а необходимая. Этой необходимой причиной является Бог.

Четвертое доказательство — доказательство ступеней совершенства, сводящееся к следующему. В мире есть вещи, события, явления, относящиеся к разным ступеням совершенства. Есть менее совершенные вещи, есть более совершенные вещи, есть еще более совершенные. А если есть ступени совершенства, то, следовательно, есть некоторая мера совершенства, согласно которой мы можем это совершенство оценивать. Т. е. существует совершенство само по себе, иначе говоря, самое совершенное совершенство, а совершенство само по себе — это и есть Бог.

И пятое доказательство, это доказательство, как бы повторяющее первые два, но имеющее противоположный вектор — доказательство целеполагания. Все в мире совершается с какой-либо целью. Любое действие имеет своей целью какое-либо другое действие, а то действие, соответственно, существует для другой цели и т. д. Следовательно, все действия направлены на некоторую конечную цель, а конечная цель, цель сама по себе, цель, к которой стремится весь мир, — это и есть Бог.

Вот таковы доказательства Фомы Аквинского, доказательства, наиболее авторитетные в современном католицизме.

Нет ничего нового, чего уже не было бы под луной. Поэтому сейчас в философии наблюдаются тенденции, которые стали более явственными в 60-е годы — это тенденции возврата к метафизике, пересмотр того, что было сделано в конце XVIII- начале XIX вв. Все больше соблюдается лозунг — назад к Платону, назад к Лейбницу, назад к метафизике. В католической философии мы видим возврат к Фоме Аквинскому. Что это значит? Метафизика постепенно возвращается в философию в ее классическом виде. И в нашей российской философской науке я знаю многих людей, которые мыслят именно так и рады такому возвращению к метафизике.

 

О бессмертии души

Но прежде, чем мы поговорим о человеке вообще, остановимся на такой его важной составляющей, как душа. Что такое душа, существует ли душа, смертна душа или бессмертна, и вообще как относиться к заявлениям современных ученых, что душа не существует? Откуда берется такая убежденность? Можно ли доказать, что существует душа?

Современный мир очень любит очевидность — очевидность в смысле легкости познания. Вообще легкость познания, легкость достижения — это одна из основных черт современного мира. Как говорил один из наших виднейших революционеров Лев Давидович Троцкий (не знаю, сказал он это иронично или серьезно, но совершенно правильно): «Двигатель прогресса — это лень».

Человеку лень ходить пешком — он изобретает колесо. Ему лень запрягать телегу — изобретает автомобиль. Ему лень ехать в другие страны — он изобретает телевизор. В конце концов, человек может всю жизнь лежать на диване. Ему даже лень подойти к телевизору переключить канал — он изобретает пульт дистанционного управления. Это все совершенно верно: лень — двигатель прогресса.

Но лень не только связана с изобретением телевизора и автомобиля, она везде проникает. Эволюция христианской церкви — это, к сожалению, тоже эволюция лени. Когда будете изучать серьезно отцов Церкви, догматику, вы увидите, насколько сложно христианское православное богословие. А из курса аскетики вы увидите, насколько сложна жизнь православного человека. Поэтому Церковь идет по другому пути. На службе стоять сложно — хорошо бы поставить скамеечки, как в католицизме. Литургия слишком длинна: хорошо бы ее сократить. Не полтора часа, как в православии, а полчаса, как в католической мессе. Пост соблюдать слишком сложно — хорошо, мы его сократим до недели перед Пасхой, как у католиков. Сейчас вообще 1 день — Страстная Пятница — в католицизме обязательный пост. Но католики — это еще ничего.

Протестанты говорят: а вообще зачем пост? Это все лишнее. Католики хоть встают на Евхаристической молитве и т. д., а у протестантов ничего этого нет. На службе полностью человек сидит. Это все развивается в меру лени. Зачем духовная жизнь, исповедь, покаяние, самосовершенствование? Приезжал протестантский проповедник: «Скажите, что вы принимаете Христа в свою душу. Приняли и вы спасены». Дальше можешь опять идти пьянствовать, воровать. Ты совершил некоторый мистический акт — дальше все нормально.

Так вот, когда я говорил об очевидности, то не случайно вкладывал в нее понятие лени, под знаменем которой живет современный мир. Неслучайно лень считается одним из смертных грехов. Действительно, лень — это мать всех пороков наряду с гордыней, как считается в православии. Из лени все вытекает. И каждый из нас, как и я грешный, понимаем, насколько мы ленивы. Но главное понимать, что лень — это грех, а не наше свойство, которое нужно культивировать. Главное это осознать, как говорят в православии — покаяться, переменить свое сознание. Покаяние — это (по-гречески «метанойя») — перемена сознания. Переменить сознание, изменить ценности, сказать: это плохо, это хорошо, а раньше я считал наоборот.

Так вот, лень относится к разным областям, в том числе и к области самопознания. Чему нас учит христианская Церковь, в частности история Церкви? Ведь первые христиане всегда искали уединения. Они уходили в пустыни в прямом смысле, а затем в нашей русской традиции в пустыньки, в леса. Зачем они это делали? Они искали уединения, чтобы ничто не отвлекало от молитвы, а молитва, конечно же, есть деятельность души.

Человек погружался в глубины своей души, и об этом писали наши величайшие отцы Церкви. Василий Великий писал: «Если ты хочешь увидеть Бога, то должен понимать, что Это ты можешь увидеть только в своей душе». Ты должен забыть о существовании внешнего мира. Ты должен забыть о существовании своих мыслей, своих греховных помыслов. Ты должен забыть, в конце концов, о существовании самого себя. «И только лишь очистившись от всего внешнего, ты можешь взойти, — как говорил Дионисий Ареопагит, — к созерцанию непостижимого Блага», как он назвал Бога.

Некоторые люди считают в своей гордыне (как здесь одна женщина, гневно покинувшая нашу аудиторию), что я совершенно неправильно учу о том, что Бога нельзя увидеть, что Бога не видели святые. Остановимся подробнее на этом вопросе.

Бога нельзя увидеть, и святые Его не видели. Все мистические описания видения Бога, если внимательно почитать, то это не видение Бога. Это явление Бога. Бог является в том или ином виде, как правило, в виде благодати.

Наиболее знаменитое явление — это описание преп. Серафима Саровского и Мотовилова. Вот Мотовилов, непосредственно взявшись за руку Серафима, как он сам пишет, испытал непостижимую благодать. Понятно, что не может быть благодать среди снегов, в стужу. Это может быть лишь Божественная благодать, это некоторое явление Бога, но не сущности.

Сущность Бога, как учили святые отцы, непознаваема. Это аксиома. Это догмат, если хотите, на котором основывается христианская Церковь. Да, Бог являлся, но не по природе, не по сущности. Бог являлся по-разному: или как неопалимая купина — горящий куст; или принимал вид человека как Иисус Христос, но не по сути своей.

Для нас с вами единственный путь постижения Бога — в душе. Этот путь свойствен всем людям (кроме апостолов, конечно, которые общались с Богом как с человеком, т. е. как с Богочеловеком). Бог есть дух, как сказано в Новом Завете, и познавать Его следует в духе и в истине.

Дьявол — отец лжи, и поэтому я все время говорю, что христианство не боится никаких поисков, никаких споров. Любая ложь — от диавола. Бог есть истина и постигать Его нужно в духе, т. е. в душе. Поэтому история Христианской Церкви — это, прежде всего, история монашества. Она всегда так понималась. Более того, у отцов Церкви мы не найдем даже слов о том, что возможно спасение на путях семейной жизни, хотя в учении о семейной жизни ап. Павла говорится, что тот, кто хочет спастись, должен женится и не блудить; и жена должна подчиняться мужу, а муж доложен любить жену. Однако, хотя все это сказано, отцы Церкви в первые 10 веков особенно показывали, что более прямой путь спасения — на пути монашества, т. е. полного уединения человека.

Современный человек не любит уединения, не любит одиночества. Ему скучно. Даже когда он один, он включает телевизор, магнитофон, берет в руки блестящий журнал, который легче читать — с картинками, с комиксами. Работа души — это неимоверный труд.

Я вообще долго в разные стороны отходил, только лишь бы показать, что это огромный труд — просто взглянуть в свою душу. Но если человек все же это сделает, то тогда его уже никто не убедит в том, что душа не существует. Вы ведь можете доказывать, скажем, что внешний мир не существует: что не существует ни вас, ни этого стола — ничего не существует. Ваши рассуждения могут быть самыми строгими, самыми убедительными. Я послушаю и скажу: «Все замечательно. Я не знаю, как ваши рассуждения опровергнуть, но то, что они ошибочны, в этом я уверен».

Я помню, когда я еще не был в университете, мы изучали историю философии на самом примитивном уровне. Почему-то все нам говорили, что английский философ Беркли был солипсистом. Он считал, что внешний мир не существует, существует лишь познающий субъект. Но насколько это ошибочно, и насколько Ленин не понял Беркли — не об этом сейчас речь. Беркли считал совершенно иначе. Дело в том, что многие так неправильно поняли Беркли. И был такой американский философ, малоизвестный Джонсон, который в свое время сказал, что такого бы солипсиста кирпичом по голове, тогда бы он понял: существует внешний мир или не существует. Ну, аргумент, конечно же, не отличается философским изяществом. Он грубый, но жизненный.

Этот аргумент можно привести и к области душевной жизни. Когда человеку хорошо, когда у него все гладко, когда у него и денег в достатке, и желудок набит вкусной и полезной пищей, и не нужно бежать к врачу — он ни о чем не задумывается. Он ходит на работу, воспитывает детей. Жизнь протекает, а о душе он не задумывается. Почему? Нет кирпича. Вот когда духовным кирпичом по душе его ударишь, когда душа заболит, тогда человек скажет: «Да, видимо, душа все же существует».

Отец Андрей Кураев в одной своей статье указал на следующую ситуацию. В Москве, да и в вашем кафедральном соборе картина та же самая, что и в Москве: в церкви собираются две основные категории: старушки и молодые люди с очень умными лицами. Следовательно, в церковь идут прежде всего или люди, которым помирать завтра пора настает, и душу свою они уже ощущают, или люди, которые пришли к Богу разумом своим.

Поэтому факт существования души — это такой же факт, как факт существования внешнего мира. Нужно просто посмотреть в свою душу. Это гораздо больший труд. Внешний мир на нас давит. Он навязывает себя нам. Душа скромна. Душа молчит. Она стоит последней в очереди, вот так же, как любой умный человек, более скромный, чем хам, лезущий без очереди. Так и душа обладает большей истинностью, чем наглый материальный внешний мир. Поэтому сказано: «Не любите мира, ни того, что в мире». Любите прежде всего свою душу, ибо в ней истина, в ней Бог. «Царство Божие внутри вас есть» — сказано в Писании. Поэтому я говорю о монашестве как о главном пути спасения.

Конечно, это главный, но не единственный путь спасения. Однако он показывает нам, мирянам, тот идеал, к которому должен стремиться каждый человек. Мы все не можем уйти в кельи, но мы должны понимать, что в нашей жизни должно быть место келье: нужно уединяться, нужно молиться, нужно спокойно размышлять. Это единственное истинное доказательство бессмертия души.

Хотя есть и другие, чисто философские доказательства. Они известны еще со времен Платона. Как правило, все они сводятся, прежде всего, к тому, что душа проста. Что такое смерть? Смерть есть разделение на части, распадение на составные элементы. Тело умирает тогда, когда оно начинает смердеть, т. е. разлагаться. Можно ли душу разделить на части? Очевидно, нет. Душа нематериальна. Как утверждали врачи-атеисты с XVII в., когда началось повальное увлечение анатомией, тело разрезали, хотели увидеть там душу, а души там не оказывалось. Грубые материалисты типа Бюхнера или Фохта говорили, что мозг выделяет мысль, как печень выделяет желчь. От такого грубого материализма позже отказались даже сами материалисты. Понятно, что мысль нельзя пощупать, нельзя подвергнуть химическому анализу. Так вот, душа нематериальна.

А можно ли от нематериального отделить какую-нибудь часть? Разумеется, нельзя. Если она не материальна, значит, она проста. Мы можем разделить на части стол или дерево. Но попробуйте разделить на части слово «стол». Не по буквам, а именно как понятие. Это понятие есть мысль, есть духовное образование. Оно не делится, так же и душа. Если душа неделима, значит, она проста. Если она проста, значит, она неуничтожима, значит, она вечна. Это доказательство восходит еще к Платону и принимается очень многими христианскими мыслителями. Сейчас оно считается наиболее часто встречающимся.

Есть и другие доказательства, которые основываются на субстанциональности души. Что значит субстанциональность? Субстанция — это то, что существует самостоятельно, является источником движения и неуничтожимо. Может ли материя быть субстанцией? Материалист скажет: «Может, потому что материя неуничтожима, материя вечна». Но материя изменяется и изменяется не сама, а под воздействием какой-то силы. Значит, она не отвечает принципу субстанции. А вот наша душа отвечает принципу субстанции. Вот интересный факт. Человек, как известно, состоит из клеток. Сущность жизни — это всегда обмен веществ. Известно, что человек обновляется в своих клетках каждые 7 лет. Кровь обновляется вообще каждые 3 месяца. Человек за свою жизнь меняется в своем химическом и биологическом составе неоднократно. Но любой самый пожилой человек понимает, что между ним и младенцем, которого он помнит с возраста 3–5 лет, нет никакой разницы. Это одно лицо. Это одна и та же личность. Он многое может забыть, многое может изменить в своих представлениях, но субстанциональное единство личности сохраняется. Именно это показывает субстанциональный характер души. Тело изменилось. Человек, как змея, сбросил десятки своих тел, но абсолютно ничего в душе его не поменялось. Действительно, тело как некоторая кожаная одежда, которую можно одеть, а можно снять. На сущность это не влияет.

Если бы душа была просто свойством тела, как это часто считается, если бы душа просто обслуживала тело и выводилась из некоторых его свойств, как принято говорить, что душа есть свойство высокоорганизованной материи, то тогда не было бы многих кричащих противоречий. Душа в таком случае была бы просто неким обслуживающим тело началом. Душа не могла бы противоречить телу.

Основной закон телесной жизни — это закон самосохранения. Если бы душа обслуживала тело, то такой печальный факт, как самоубийство, просто не существовал бы. Увы, как это ни прискорбно, самоубийство, которое считается тягчайшим грехом, самим своим фактом показывает, что душа отличается от тела. Душа может приказать телу: я тебя ненавижу, я не хочу, чтобы ты со мной что-нибудь имело, я хочу, чтоб без тебя.

Есть гораздо более позитивный пример: самопожертвование, когда человек жертвует своей жизнью для других людей, для спасения их жизни. Факт необъяснимый, если все сводить только лишь к телесной составляющей нашего организма.

Мне как-то возразили, сказали, что кроме закона самосохранения есть закон сохранения вида. Вот эти все факты самопожертвования человека есть подтверждение того, что действует закон сохранения вида. На это я ответил, что, увы, закон сохранения вида действительно действует в животном мире, но не среди людей. Животные никогда не находятся в состоянии войны. Ворон не выклюет глаз ворону, как известно. Волк поедает зайцев. Зайцы поедают травку. Но ни один волк не съест своего сородича, а заяц с зайцем тоже живут в мире. И верно, что есть закон сохранения вида. Человечество же живет так, как будто этого закона нет. Они истребляют себе подобных с неимоверной легкостью. Даже войны, те бесконечные убийства, опять же показывают, что человек не подчиняется этим законам: ни сохранения вида, ни сохранения индивида.

Откуда берется душа? Поскольку душа проста, субстанциональна, то до христианства обычно считалось, что вечна. Есть такая теория предсуществования душ, особенно популярная в древнегреческой религии у последователей Орфея и получившая наиболее стройное утверждение у Платона. Бог творит мир, затем творит некоторое количество душ. Число их постоянно и неизменно, затем эти души переселяются из тела в тело. Тогда считали, что тела могут быть различными. Плоть — это дерево, как в восточных религиях. Платон был все же рационалистом и считал, что человеческие тела — особые, и душа может переходить только из человека в человека. Поэтому количество людей в мире должно быть постоянно или, по крайней мере, должно уменьшаться. Некоторые души совершенных людей прекращают телесное существование и начинают обитать среди богов. Ведь, в конце концов, задача человечества состоит в том, чтобы все души вернулись к богам, вышли из тела. Тело считалось могилой души, чем-то внешним — тем, что лишает душу ее истинного местопребывания.

Такое отношение к телу также очень распространено среди современных христиан, и мы об этом поговорим, наверное, на завтрашнем занятии — об отношении к телу.

Но Платон, я подчеркиваю, был философом, и этот его вывод чисто философский. Христианство утверждает сотворение души. Вернее, если быть строгим в терминологии, мир был сотворен. Были, как я говорил, три вида творения: творение мира, творение жизни, творение человека. Затем творения из ничего больше не происходит. Душа создается. У христианских богословов есть различные процессы описания, каким образом создается душа и из чего она создается. Этот вопрос один из самых сложных вопросов христианского богословия. Есть такое сравнение, что душа подобна огню, и рождение души это как зажигание. Душа матери, душа отца порождают (естественно, не сами, а при Божественном вмешательстве) душу ребенка. Отсюда и наследование некоторых черт характера, и самостоятельное субстанциональное отличие ребенка. Душа не творится, как считают некоторые католические мыслители.

Здесь я вторгаюсь в другую область — догматического богословия. Но специфика основного богословия такова, что сюда вторгаются какие-то другие области — или научные, или философские, или область нравственного или догматического богословия. Так вот, если предложить, что душа творится, то тогда совершенно не понятна искупительная миссия Иисуса Христа. Как пишет свят. Григорий Богослов: «Что не усвоено, то не спасено». Если Бог стал человеком, принял в себя истинную человеческую природу, т. е. тело и душу, то тем самым Он спас человека во всей его полноте, т. е. телесно и душевно. А если душа творится, то это была бы какая-то другая душа. Вот тело у нас у всех одно, мы все из одной и той же земли состоим, а душа, оказывается, была сотворена. Бог для себя сотворил свою душу — душу Иисуса Христа. В ней пожил и в ней же и ушел в Царство Небесное. Душа так же оказывается не спасенной. Поэтому принцип творения души в Православной Церкви отвергается сразу.

Есть непосредственная связь, пронизывающая все наши души, как процесс, пронизывающий наши тела. Это невозможно понять на уровне современного научного познания; это, может быть, невозможно понять на уровне богословия, но это факт. Вообще, познание о душе человека — это удивительная вещь. Обращаю ваше внимание: душу познать гораздо сложнее, чем даже познать Бога. Очень много парадоксальных высказываний говорю. Вы можете возражать: «Но как же, ты ведь только что говорил, что Бога невозможно познать, ссылаясь на Священное Писание. Вы вроде бы сами согласились, а теперь говорите совсем другую вещь». Но до этого я говорил о возможности доказать существование Бога, вознестись к Богу в своем самопознании, в познании своей собственной души; увидеть, хотя бы, как сказано в книге Исход, «задняя Бога». Не сущность, а некоторую видимость, задняя, спину.

Но могу ли я увидеть душу хоть одного из вас? Ведь я вообще, строго научно говоря, должен сомневаться. И это факт, который является как раз настолько очевидным, что на основании этого люди — современные атеисты, материалисты — отрицают у себя существование души. Вот я смотрю на вас: я ни у кого из вас не вижу души. Я вижу заинтересованные лица, внимательные глаза, вижу руки, не вижу ног под партами, но могу увидеть, когда встанете. Все это я вижу. Но душу-то я не вижу. Чужая душа — потемки, как говорится. И я делаю вывод, что у каждого из вас есть душа только лишь по аналогии.

Я понимаю, что я имею душу. И если я двигаю руками и ногами, двигаю языком, произнося некоторые слова, то делаю это потому, что воздействую своей душой. Видя у вас точно такие же действия, я делаю вывод по аналогии: значит, по всей видимости, за этими вашими действиями тоже есть душа. Но познать ее, в принципе, я не могу никак.

Почему я сказал, что душа непознаваема гораздо в большей степени, чем Бог?

В христианстве говорят: «Как же так, нужно любить не человека, ближнего своего, а, прежде всего, Бога».

Это ж заповеди — возлюби Господа Бога всем сердцем твоим, и ближнего — на втором месте. Но почему? А потому, что Бога легче познать, оказывается. Он ближе к нам, чем любой самый ближний человек. Бога я знаю непосредственно, а человека я знаю опосредованно. Его мысли, даже его любовь ко мне я воспринимаю только лишь как некоторые действия. Вот простой пример, который доступен любому человеку, живущему в ХХ веке: кинематограф. Вот запусти в кинотеатр или посади перед экраном телевизора человека, жившего в XIX веке. Что он скажет? Представим себе его ответ.

— Вот там люди ходят живые, у них есть души.

— Почему?

— Они говорят, они двигают руками, ногами, разговаривают, общаются, дерутся. Тело то же самое.

Понимаешь, что это видимость. Включаешь свет, выключаешь телевизор. Все исчезло. Это, видимо, аналогия, значит, аналогия неправильная. Раз этого нет, то я вообще могу сомневаться. Может быть, тоже кинематограф так передо мной разворачивается?

Где жесткий научный принцип и доказательства того, что это все реально? Его нет. Как я сказал: невозможно доказать существование внешнего мира. Но если в этом я могу сомневаться, то в существовании ваших душ я еще более могу сомневаться. Получается такое сомнение в квадрате. Бог ближе ко мне, и это гораздо более несомненный факт, чем факт существования людей. Кого я знаю непосредственно? Вас всех я знаю опосредованно. Это может показаться некоторой софистикой, но, тем не менее, это совершенно так и есть.

Необходимо еще немного поговорить о душе и об ее бессмертии. Иногда возражают, что душа, ее бессмертие эмпирически не подтверждаются. Сейчас же принято все проверять эмпирически. Что представляет собой этот критерий? Как принято говорить после стольких лет господства марксизма-ленинизма: практика есть критерий истины. Просто обращаю ваше внимание на то, насколько нужно быть внимательным в своих словах. В наши умы настолько вдолбили истины марксизма-ленинизма, что иногда я с ужасом замечаю на некоторых научных конференциях: выступает какой-то православный священник, который говорит: «Согласно законам диалектики, согласно закону единства и борьбы противоположностей» или «Как известно, критерий истины — практика». Мысленно говоришь себе: «Господи, даже православные люди не понимают, насколько наш ум забит этими марксистскими, материалистическими по своей сути догмами. Каждому из нас предстоит еще работать и работать, чтобы освободиться от этих ложных теорий». Нет никаких законов диалектики. Это измышления Гегеля и повторение за ним Маркса, Энгельса и Ленина для того, чтобы оправдать свои бесчеловечные деяния на пути построения коммунистического общества. Я не знаю, какие курсы философии сейчас читаются в высших учебных заведениях, но думаю, что многие старшие преподаватели, которые сейчас остались, читают то же самое, только под другим названием.

Так вот, насчет практики как критерия истины. Понятно, что любой ученый никогда не исходит из этого критерия. Никакой астрофизик не будет говорить, что практика есть критерий истины. Какая практическая проверка может быть для общей теории относительности? Есть другие, чисто научные критерии. Но, тем не менее, какая-то практическая польза все же должна быть. В какой-то ограниченной форме практика как критерий истины существует.

И Господь по нашей слабости дает нам возможность убедиться в бессмертии души. Сейчас, особенно в последние десятки лет, с развитием медицины стало возможным воскрешать людей после нескольких минут клинической смерти. Не все, но многие из тех, кто пережил клиническую смерть, рассказывают о том, что они испытывали в это время. Это факты, которые нельзя объяснить только лишь галлюцинацией или послеклиническим периодом. Их описывают в различных книгах: Моуди, Петра Калиновского — нашего православного русского врача. Это факты общеизвестные, например, когда человек рассказывал, что делается в соседних комнатах во время операции. Можно сказать, что все эти явления — трубы и прочее — все это галлюцинации, и что все испытывают одни и те же галлюцинации, потому что у всех одни и те же физиологические процессы.

Но как объяснить, когда человек описывает, что происходило в этот момент в соседней комнате, располагающейся рядом с хирургическим кабинетом, когда он там не был? Он там был, отлучился во время клинической смерти на 10 минут — погулять по больнице. Поэтому есть и эмпирические подтверждения тому, что душа существует и что она бессмертна.

Эмпирические подтверждения описаны во многих книгах, например, в работе Ильина «Аксиомы религиозной жизни» или книге Уильяма Джеймса «Многообразие религиозного опыта». Приводятся факты, показывающие общение душ друг с другом, когда человек, находясь на другом конце земли, вдруг начинает испытывать неведомые состояния. Скажем, мать начинает беспокоиться о своем ребенке, а через год оказывается, что в это время ее ребенок был в страшнейшем шторме и ему грозила гибель. Факты есть факты. Они показывают, что есть особая субстанциальная жизнь души, которая не сводится только лишь к материальным впечатлениям.

Душа — это особая субстанция еще и в том плане, что именно в душе, как учит христианская Церковь, находится образ и подобие Божие. Я уже говорил о том, что Бог есть дух и познавать Его необходимо в духе и истине. Отсюда вытекает, что образ и подобие Божие — это душа человека, душа как вместилище разума, вместилище свободы. Разные отцы по-разному описывали то, что в человеке является образом Божиим, Его подобием.

Что значит образ и подобие Божии? По почти общему, за некоторым исключением, мнению то, что человек есть образ Божий, означает, что человек несет в себе всю полноту Бога. Он является Богом. А подобие означает, что человек есть одновременно слабое подобие Бога. Он должен приложить к себе огромные усилия для того, чтобы соответствовать этому образу, говоря языком Аристотеля — возможности и действительности. Человек есть образ Божий в возможности, в действительности он есть подобие, и эту возможность он должен в себе еще реализовать. Отцы Церкви по-разному понимали, что значит образ Божий. И суммируя, можно сказать, что это разум человека, прежде всего. Это свободная воля человека. Это троическое деление души — то, что вера онтологически понимается в Православной Церкви как неповрежденная целокупность разума, воли и чувств. Разум, воля и чувства — это есть образ Пресвятой Троицы. Вот троическое понимание души показывает, что человек — это образ Божий. Творческая способность человека также считается такой способностью, которая является образом Божиим в человеке. Творческая способность обеспечивает человеку царственное положение в мире. Человек был создан для того, чтобы владычествовать, господствовать во Вселенной.

Если все это суммировать, мы увидим: эти взгляды отцов Церкви показывают, что душа несет в себе все эти свойства, о которых я говорил: разум, свободу, творческое начало, единство трех начал. Они не выводимы из мира материального, из мира чувств. Они чужды этому материальному миру. Они явно привнесены в него извне, и именно на этом и основывается возможность познания.

Человек может познать Бога, обращаясь к глубинам своей собственной души. Как говорили отцы Церкви: «Человек — это Бог, но Бог возможности». Ему еще предстоит стать Богом.

Возникает проблема свободы. Как относиться к ней? Хорошо это или плохо? Как относиться к тому, что человек существо разумное? Но далеко не все люди разумны. Люди живут, по выражению Гераклита так, как будто у каждого свой разум. Проблем возникает очень много. Вы могли меня здесь упрекнуть и сказать: «Ведь человек это не душа, а тело. Как быть с телом?» Ведь мы с вами не платоники, не орфики. Мы не считаем, что тело — это могила души, а ведь то, что я говорил, казалось бы, противоречит этому выводу. Бог в душе. Образ и подобие Божие — в душе. Бессмертие — бессмертие души. Как относиться к телу? Как быть с последним членом Символа веры? Верую в воскресение мертвых и жизнь будущего века? Ведь имеется в виду телесное воскресение. Поэтому о человеке, как о единстве души и тела, и о проблеме страданий, и о том, что события евангельской истории были реальными событиями, мы поговорим отдельно.

Согласно церковному учению, существует или материальная действительность, или духовная. Никакого разделения материальной действительности на, что называется, тонкую и толстую ни в области богословской, ни в области физической я не знаю. Поэтому говорить о тонкой материи — это опять же прятаться за словами и выдавать за некоторые термины просто уход от сути вопроса.

Согласно современным физическим концепциям существует вещество или поле. Поэтому, утверждая, что душа есть разновидность материи, можно утверждать, что душа есть разновидность некоего поля. Такая гипотеза высказывалась, и проводились эксперименты в лабораториях физфака МГУ и в специально созданных лабораториях при институте радиоэлектроники Академии наук. Как раз в этой лаборатории работали мои друзья, вместе с которыми я учился на Физтехе. Исследовали там всех наших знаменитых экстрасенсов: Джуну и прочих. Никакого аномального повышения известных природных полей при этом обнаружено не было: ни электромагнитного, ни рентгеновского, никакого другого вида излучения так же обнаружено не было. Хотя явления телекинеза и прочие феномены при этом присутствовали.

Это еще раз говорит о том, что душа не является ни веществом, ни полем. Душа есть духовная материя. Отцы Церкви не выдвигают физического довода, опровергая телесную природу души, а утверждают философские аргументы, показывая, что душа не может быть телом, поскольку она, как я уже говорил, проста. Если бы душа была телом, то можно было бы ее разделить на части, что невозможно себе представить. Душа — это мыслящая субстанция, могущая в качестве объекта своего мышления представлять саму себя. А если душа мыслит сама себя целиком, без остатка, это еще раз подтверждает ее совершенную и полную простоту

Иногда утверждают, причем не только сторонники так называемых астральных тел, что душа есть телесная субстанция. Иногда утверждают это и некоторые православные христиане, ссылаясь на то, что только лишь Бог есть дух. А поскольку вся остальная тварная действительность именно сотворена, то душа так же, как и материя, материальна.

В такой точке зрения есть одна ошибка. Почему-то неявно заранее утверждается, что кроме Божественного Духа никакого другого духа быть не может. А материя уже чрезвычайно богата в своих проявлениях и может иметь различные уровни материального строения. Это значит слишком обеднять область духовной жизни и, наоборот, слишком большое внимание и значение уделять области материальной. Бог есть Дух, конечно. И Бог есть Дух непознаваемый. Но учение Церкви утверждало, в частности у Дионисия Ареопагита в «Небесной иерархии» это четко показано, что существуют различные виды духовности. Есть Бог как непознаваемый сверхсущностный Дух, а есть тварные духи, которые имеют свои 9 чинов, о которых вы, вероятно, слышали. На верхних ступенях этой иерархии находятся серафимы, херувимы, престолы, господства, силы, архангелы, ангелы и т. д. Мы видим не просто два уровня духовной жизни, а гораздо больше. Духовный мир чрезвычайно богат. Он не поддается изучению никакими физическими способами исследования.

А материальный мир более беден, он существует всего лишь в двух видах — как вещество и как поле, а точнее, как показывает современная физика, как поле, ибо вещество — это всего-навсего поле.

Эта точка зрения насчет того, что душа материальна, была подвергнута очень серьезной критике святителем Феофаном Затворником в его работе «Душа и ангел» (точнее, ее полное название — «Душа и ангел — не тело, а дух»). Работа эта была написана им в конце XIX века и перепечатана, переиздана в прошлом году. Я всем очень рекомендую прочитать эту книгу, т. к. эта книга удивительна. Феофан Затворник — это удивительный человек. Он поражает не только как русский святой, святитель, руководитель Церкви, но и как очень мудрый философ. Мне, как профессиональному философу, очень обидно, что Феофан Затворник не оставил после себя философских творений. Мне кажется, что он мог бы здесь очень многое подсказать и направить нас по совершенно правильному пути. У него есть и некоторые философские размышления, которые встречаются в его письмах, в его многочисленных комментариях на новозаветные произведения, в частности, на послания апостола Павла.

Вот эта работа — одно из наиболее серьезных философских произведений, где он на протяжении двух сотен страниц показывает опасность такой концепции, что душа может быть материальной. Он оценивает эту концепцию, как ультраматериализм — материализм, вышедший за свои пределы. Если обычный материализм доказывает, что ничего не существует кроме материи, и поэтому не существует и души, тем самым как бы боясь признания души, то такая концепция идет навстречу материализму, атеизму и показывает, что душа так же может быть материальна. А если душа материальна, то она смертна. Никакого бессмертия не существует со всеми вытекающими отсюда последствиями. Поэтому эта концепция, которая, к сожалению, с точки зрения некоторых православных людей и представляется достаточно возможной, то всегда следует понимать, что при ближайшем рассмотрении эта концепция очень опасна. И если делать из нее все последующие выводы, то она совершенно не религиозна, а материалистична и атеистична.

 

О теле человека

Переходим к другому разделу изучения природы человека. Как известно, человек состоит не только из души, но и из тела, и даже более того, современный человек считает, что только лишь из тела, а не из души. Душа ему, что называется, «кажется». Это так же некоторый аргумент, который можно рассмотреть. Что значит — «кажется»?

Слово «казаться» обозначает «представлять то, что существует иллюзорно, как существующее реально». Т. е. что-то на самом деле не существует, а как некий мираж в пустыне, существует лишь в моей душе. Сказать, что душа «кажется» — значит сказать, что душа не существует реально, а существует опять же в моей душе. Слово «казаться» ничего не объясняет. Оно переводит разговор в некоторую другую плоскость, прячет за словами суть проблемы.

Ведь что значит «казаться»? Опять же казаться — значит не существовать реально.

Вот как писал блаж. Августин по этому поводу. Я вольно изложу суть его аргументов. Есть две вещи. Когда человек поранится ножом, он обнаруживает, что на теле его существует кровоточащая рана, и он испытывает боль от нее. Очевидно, что рана и боль — это совершенно разные вещи. Внешний человек, скажем, наблюдатель, врач или обидчик видит эту рану, но боли не испытывает. Он видит точно ту же рану, что и пострадавший. Пострадавший испытывает боль, причем для него боль более очевидна, более реальна, чем эта видимая рана. И что же он ответит, если он вдруг услышит: «Ну, понимаешь, рана, конечно, существует, кровь нужно остановить, но боль тебе только лишь кажется». Он пошлет подальше такого советчика. Скажет: «Что значит кажется? Мне ужасно больно. Я понимаю, что это самая реальная реальность». Человек, который испытывал какую-нибудь боль, скажем, сильную зубную боль, понимает, что это самая большая реальность, которая затмевает все остальные виды объективной действительности. Это не может казаться. Это действительно реальность.

Боль не материальна, боль духовна. Она имеет совершенно иную природу. Поэтому сказать, что человеку «кажется» подобное явление психической жизни, значит оскорбить, во-первых, его, практически сказать, что он симулянт, что никаких болей у него нет, никаких мыслей у него нет, никаких желаний у него нет. Но не только оскорбить, но и просто не понять специфику всей психической жизни.

Можно много об этом говорить — о специфике духовной жизни: иллюзорна она или не иллюзорна, кажется она или не кажется, субстанциальна душа или не субстанциальна. Но вопрос о теле — это вопрос, существующий не только в материализме, но и в христианстве. И более того, христианство — это единственная религия, которая уделяет телесному строению человека равнозначное с душой значение. Как правило, практически все религии говорят о приоритете души. Мы не говорим сейчас о материализме, мы говорим сейчас о других религиях. Допустим, мы согласимся с тем, что мои аргументы логичны, и мы доказали существование души. Практически все религии, за исключением христианства, идут в этом направлении дальше и утверждают, что душа — это действительно субстанциальная составляющая человека. Тело — это, по выражению Платона, могила души, и поэтому задача человека состоит в том, чтобы как можно скорее от этой могилы избавиться.

Почему человек не заканчивает жизнь самоубийством в таких религиях, остается загадкой. Более последовательные древние греки во многих своих философских школах как раз и рекомендовали людям, которые поняли суть своего телесного и душевного устроения, заканчивать жизнь самоубийством. Когда одного из философов-стоиков, который всех агитировал за то, чтобы заканчивать жизнь самоубийством, спросили: «Ну а почему ты сам не сводишь счеты с жизнью, ведь ты же говоришь, что все равно — душа в теле или душа без тела». Он ответил: «Поэтому я и не оканчиваю, что „все равно“». Ну, понятно, что здесь конечно уход от ответа, потому что действительно — не «все равно».

Каждый человек, какие бы аргументы ему не приводили по поводу того, что души не существует, помимо этих разумных аргументов имеет некое необъяснимое ощущение уверенности единства телесной природы, единства, которое представляет собой человек, и важность тела в его природе. Ни одна религия: ни мусульманская, ни буддистская, ни языческие религии, о которых я сейчас вкратце сказал — по разным причинам не могут объяснить, зачем человеку тело. Как правило, это оканчивается или тем, что тело — это могила души, как в древнегреческой языческой религии, или тело — это видимость, иллюзия, майя по терминологии древних индусов, как в буддизме. Но здесь вы сами понимаете, что если мы только что говорили об аргументах, которые утверждают, что иллюзией является душа, и мы этому никогда не поверим, если хоть немножечко погрузимся в глубины своей души, то точно так же мы не поверим и в то, что иллюзией является наше тело, как бы буддисты нас не уверяли в реальности их аргументов. Тело реально, и для современного человека оно более реально, чем существование души. Как я говорил вчера, тело просто кричит о своей реальности. Материальный мир заставляет в себя поверить в отличие от души — свободной субстанции, которая в силу своей свободной сущности, не может заставить в себя поверить. Чтобы ее увидеть, нужно проявить активность, деятельность. Христианство — это единственная религия, которая уделяет телу должное внимание. Во-первых, это явствует из того, что Бог творит мир, и каждое творение заканчивается словами: «И увидел Бог, что это хорошо», т. е. материальный мир оказывается имеющим благую сущность, а не злую субстанцию, как считают последователи дуалистических направлений. А с другой стороны Бог Сам стал человеком, Сам принял в Себя телесную человеческую природу во всей полноте. Бог стал человеком во всей полноте, т. е. с душою и телом. Бог стал Иисусом Христом, который родился, рос, питался, страдал, испытывал боль, т. е. имел полную человеческую природу. Он умер и воскрес, победив смерть. Таким образом, тело освящается в христианстве. Телу показывается его огромное религиозное значение — настолько важное, что указывается и последующее воскресение в телах.

Однажды Исаака Ньютона спросили: «Как он может быть настолько наивным, чтобы верить в будущее воскресение тел? Ведь мы уверены, тело совершенно истлеет. Не останется ничего, даже костей». На это Исаак Ньютон промолчал. Он взял из своего лабораторного стола железные, медные и древесные опилки и смешал их, а затем попросил собеседника: «Выделите, пожалуйста, железные». Тот ответил: «Это невозможно, полная каша». Ньютон взял магнит и за полсекунды отделил железные опилки, а затем сказал: «Неужели вы считаете, что Бог глупее меня? Неужели Он не может отделить частицы тела моего из той материальной действительности, которая приняла его в себя, используя все известные Ему способы, а не только тот, который известен мне». Поэтому этот аргумент о том, что телесное воскресение невозможно, является принижением всемогущества Божия. И очевидно, что видение пророка Иезекииля, как кости появляются из земли и соединяются в телах, то видение, в котором он видел будущее воскресение тел, — это, действительно, чувственно-наглядное описание того реального процесса, который когда-то в конце времен будет происходить.

Действительно ли так это будет происходить или в несколько иной форме, мы утверждать не можем. Но пророчество — это факт.

Почему еще важно понимать роль телесной составляющей человека в нашей с вами жизни? Без признания телесной жизни сама земная жизнь человека оказывается бессмысленной. Зачем человек живет, зачем ему даны эти несколько десятков (кому больше, кому меньше) лет жизни? Зачем человек рождается, живет, помогает ближнему, любит, ненавидит, ищет, радуется? Зачем вообще все это? Это оказывается бессмысленным, если тело, действительно, кажется человеку, как в буддизме, и является могилой души, как в языческих религиях. Пребывание человека на земле оказывается бессмысленным. Все это не имеет никакого значения. Все наши, так называемые, нравственные дела или, наоборот, безнравственные не имеют ровно никакого значения.

Ну, убил человека. Ну и что? Душу-то ведь не повредил. Я ударил ножом в его материальную оболочку. Сделал благое дело — освободил душу от ее могилы. А если считать тело иллюзией, то тем паче: выстрелил в мираж. Не грех это, а повреждение моего воспаленного от жажды ума. Выстрелил я в буддиста и сказал: «Ничего страшного. Тебе кажется, что я тебя убил. На самом деле я помог тебе сосредоточить твои дхармы в состоянии наименьших колебаний».

Понимаете, эти все аргументы, которые я буду высказывать буддисту или язычнику, последовательны и логичны с точки зрения его религии. Но никто — ни буддист, ни язычник — с ними не согласится именно потому, что на глубинном уровне он понимает, что его теоретические выкладки — это лишь видимость объяснения. На самом деле каждый: и буддист, и язычник — держится за свое тело, за свою жизнь. Если он заболевает, то лечит свое тело. Если ему грозит смертельная опасность, он ее старается избежать. Людей, которые действительно понимают, что тело кажется им, что тело является могилой души, и последовательно проводят такую жизнь, в истории насчитывается крайне мало. Такие последовательные и честные в своих взглядах философы, конечно, были, но их было мало.

Великий Плотин — греческий философ III века после Р.Х. и тот, хотя, как указывают источники, никогда не лечился и не мылся, говоря: «К чему мне мыть свою могилу», но и тот, когда к нему пришел ученик Порфирий и сказал, что решил покончить жизнь самоубийством: «Мне надоело жить, помещать свою душу в могиле», Плотин ответил: «Нет, нельзя. Ибо всему свое время. Если боги поместили тебя в это тело, значит, жди, когда боги освободят тебя от него». Тем самым Плотин выражает мысль, что есть какая-то высшая, не подвластная его пониманию воля богов, которая и распоряжается нашей телесной и душевной жизнью.

Тело для христианина — это не могила. Как сказал апостол Павел: «Тело — это храм, храм души». В I послании к Коринфянам он пишет: «Тело это храм Божий. И прославляйте Его в душах ваших и телах ваших». Вот точка зрения Христианской Церкви: тело — это храм души. И как храм должен быть красивым и благоустроенным, так и тело наше должно быть здоровым. Ведь вспомните даже то, что делал Спаситель, когда жил на земле. Когда к нему приходили больные, Он их лечил. Он ни одного здорового не наградил болезнью. Наоборот, Он понимал, что болезнь — это страдание и что Бог — это жизнь, это здоровье, и именно этого ждут от Него больные, слепые, прокаженные, расслабленные. Подавляющее большинство чудес, которые происходят на протяжении почти 2000 лет, связано с чудесным исцелением, и, прежде всего, люди ждут именно этих чудес в христианстве.

Никто не молится для того, чтобы перейти реку по воде как посуху. Обычно люди над этим даже не задумываются, переходят по мосту и говорят: «Ну, нормально!» А вот часто люди слишком верующие или, может быть, чересчур последовательные в своей вере, — есть такое выражение: вера не по разуму — говорят: «Нет, мы к врачу не пойдем — это маловерие. Мы лучше помолимся, чтобы Бог даровал нам здоровье». Я обычно отвечаю на это так: «Почему вы переходите по мосту через реку, не называя это неверием? Господь ходил по воде, и вы тоже ходите по воде. Летайте по воздуху, а не на самолете». Как сказал Бог: «Если у вас есть вера хотя бы с горчичное зерно, вы можете горы двигать». Я это говорю не для того, чтобы упрекнуть людей в маловерии, а из соображения целесообразности. Как ответил наш Господь во время своего искушения в пустыне, когда диавол подошел к нему и сказал: «Ну, давай, прыгни, и ангелы подхватят Тебя и понесут»? Он сказал: «Не искушай Господа Бога твоего понапрасну». Так же и здесь. Все, что зависит от нас с вами, то мы должны делать сами.

А позиция современного человека в той концепции, о которой я вчера вам говорил — о лени как о двигателе прогресса, очень проста и удивительно логична. Ленивый человек обычно говорит так: «Незачем мне надрываться несколько дней, месяцев, лет и что-то там делать. Бог всемогущ. Для Него это самое сделать — раз плюнуть. Вот помолюсь, и Он за меня сделает. А я буду потом этим наслаждаться». Бог в данном случае выступает как некоторый инструмент, например, как некоторый очень мощный экскаватор. Зачем брать лопату и копать? Можно экскаватором вырыть за гораздо меньшее время то же самое, что человек будет делать много-много дней в трудах и в поте. Вот, для многих людей Бог исполняет роль такого вот инструмента, механизма. А потом люди подобного типа еще обижаются: «Ну, как же так, я помолился, а Бог мне не дал». Экскаватор поломался, понимаете? Значит Бог неправильный или я неправильно помолился. Понимаете, такое чисто механическое отношение. Неправильно молился — механизм поломался. Значит, нужно найти какую-нибудь другую молитву. По Москве гуляли какие-то старые, очень действенные молитвы. От веры здесь нет ничего. Это называется магия. Это не вера, это магия. Магия по определению есть способность управлять с помощью своих слов некоей другой действительностью. Вот что такое магия. Я скажу какое-то магическое слово и произойдет нечто, что при произнесении других слов не происходит. Эти слова естественно, будут таинственными, мистическими, незнакомыми другим. Поэтому я обладатель магической силы.

Как сказано в Евангелии: «Если хотите чего-нибудь, то просите. И дано будет вам». А если не получите, значит не на добро просите. Вот принцип. Мы не знаем, зачем мы молимся. Может быть, человек молится о даровании себе здоровья, а Бог ему не дает здоровья. Здесь могут быть два варианта: или молитва неискренна, вера неискренна (это первое), а если мы даже понимаем, что молитва искренна и вера наша не пуста, а здоровья все равно нет, то вывод может быть другой: Господь лучше нас знает, что нам в данный момент надо. Может быть, нам нужно не здоровье, а болезнь, и по милости, по любви к нам Бог не дает нам здоровья.

Почему? На это могут быть различные причины. Мне часто задают такой вопрос: «Вы говорите, что тело должно быть здоровым, поскольку это храм души. А как же объяснить вериги, такую аскезу, которая направлена на умервщление плоти?» Объяснение этому очень простое. Умервщление плоти никогда не являлось уничтожением плоти. Самоубийство — это страшный грех. Я знаю только лишь один пример членовредительства, и тот литературный. Отец Сергий Толстого отрубает себе палец. Опять же, для чего? Для того чтобы победить в себе соблазн, который гораздо вреднее. Или другой пример мы видим у Лескова. Он написал произведение «Гора». Демичев, когда его соблазняет блудница, вспоминает фразу: «Лучше тебе глаз потерять, чем душу». Он вырывает у себя глаз и тем самым спасает себя от душевной гибели. Это литературные примеры. Насколько были реальны такие примеры в действительности? Я думаю, что они встречались гораздо реже, чем эти литературные примеры. Но в любом случае всегда усмирение плоти было именно усмирением плоти. Оно было необходимо тогда, когда человек не мог победить свои душевные соблазны. По слабости своей человек просил себе болезнь для того, чтобы эта телесная слабость не позволяла ему совершить гораздо более тяжкий грех. Но не каждый человек может будучи здоровым, сильным, устоять перед некоторым соблазном — перед женщиной, перед богатством, чем-то еще, а в болезни это гораздо легче сделать. Кто-то понимает это и сам просит болезнь, а кто-то не понимает, и Бог дает ему болезнь, зная, что если этот человек будет здоровым, он пойдет во все тяжкие: станет или преступником, или распутником, или еще кем-то. А в болезни он будет лежать дома, читать книжки и вести праведный образ жизни.

Но в целом отцы Церкви всегда подчеркивали, что приоритет все же отдается здоровому образу жизни. Как говорил преп. Максим Исповедник: «Сохраняющий тело свое в здоровье, имеет в нем лучшего соработника». Т. е. здоровый человек — это человек, который всегда может помочь ближнему. Больной требует внимания к себе. Он эгоист в этом плане. Здоровый помогает ближним, он любит реальной, настоящей, действенной любовью и выполняет ту главную заповедь, которую дал нам Господь Иисус Христос: «Заповедь новую даю вам: любите друг друга».

То, что тело, действительно играет огромную роль для христианина, подтверждается еще рядом фактов. Я уже говорил о вере в телесное воскресение. Неслучайно эта вера утверждается в нашем Символе веры. Удивительно, но я заметил один очень интересный факт, читая даже не нашего православного автора, а английского философа и богослова Клайва Льюиса, который обратил внимание на то, что в Символе веры ничего не говорится о бесах. Символ веры — это то, во что обязан верить каждый христианин, все остальное — частное богословское мнение: можно верить, а можно не верить. Вот Символ веры — это то, во что обязательно нужно верить. Если ты не веришь, то впадаешь в ересь. Тогда оказывается, что можно не верить в беса. Вернее, можно верить, можно не верить, но нельзя придавать этому главнейшее догматическое значение. А сейчас ведь многие именно это ставят на первое место. Чуть что неправильно сделал: бес искусил. Беса боимся больше, чем Бога. Но об этом поговорим еще позже.

Так вот воскресение в телах входит в Символ веры. Не верить в воскресение телесное — это уже ересь, уже откол от истины Христовой Церкви. Почему? Ну, во-первых, я сказал, что само творение благое. Материальный мир — это благая сущность. Сам Бог стал человеком. Как сказано: «Так Бог возлюбил мир, что отдал Сына Своего Единородного». А также Сама Церковь наша имеет своим центром литургию — Евхаристию, т. е. Причащение. Для нас, живущих в отличие от апостолов в совершенно другое время и не имеющих возможности общаться с Иисусом Христом, разговаривать с Ним, слышать Его слова и прикасаться к Его телу, также остается возможность общаться с Ним, но на другом уровне: причащаясь Его Святых Таин, принимая в себя Его Тело и Кровь.

Протестанты говорят, что мы пьем вино (противники вина пьют сок) и преломляем хлеб в воспоминание. Нет, для христианина это не воспоминание. Это реальное причастие к Богу Иисусу Христу в Его телесном виде. Принимая в себя телесные частицы Святых Даров, мы освящаем свою телесную природу. Наше тело приобретает возможность последующего воскресения в телах. Ведь две вещи являются необходимыми для каждого христианина, о двух вещах Господь сказал, что без них человек не может войти в Царство Небесное — это Крещение и Причащение. Вот эти два самых главных Таинства, вокруг которых вращается вся литургическая жизнь. С Крещения мы начинаем нашу жизнь, а Причащение является центром, который ведет нас от начала до конца нашей жизни.

Хотя меня все время поражает, насколько люди не понимают литургии. Люди часто объясняют: почему не надо переводить литургию на русский язык Я уже говорил об этом. Ну так вот наиболее правильное объяснение: для того чтобы выучить и понимать церковно-славянский язык, нужно сделать некоторое усилие, вложить некоторые затраты времени и сил. Это минимальный труд, который мы должны сделать. Жизнь в Церкви — это всегда труд, а не просто отдых, как было бы, если бы пошли нам навстречу и сделали богослужебный язык более простым. Но давайте постараемся вникнуть в смысл богослужения, понять, что литургия состоит из трех частей: проскомидии, литургии оглашенных, литургии верных. Я не знаю, по-человечески это может быть нехорошо, но замечаешь, насколько люди неадекватно ведут себя в храме. Вот, скажем, возглас: «Оглашенные, главы ваши Господу приклоните». Весь храм приклоняет голову. После этого говорится: «Оглашенные, изыдите». Но никто не уходит. Если вы приклонили голову, значит, вы оглашенный, значит, пожалуйста, и уходите. Кто такие оглашенные? Это еще не крестившиеся, люди, которые знакомятся с христианской верой. Над рядышком стоящими словами даже не задумываются. Налицо механическое участие в богослужении. Слышен возглас: «Приклоните!» А к кому относится этот возглас: к оглашенным, к верным — неважно. Все наклоняют голову. А ведь литургия — это огромная наука. Вот я каждый день (если, конечно, я осмысленно, а не механически стою на службе) открываю для себя новое. Это мудрость, накопленная тысячелетиями. Все подводит нас к Евхаристии: сначала мы приняли Крещение, изучили основы христианской веры, потом настроили свою душу, чтобы ничто телесное, ничто мирское в нас не входило, и затем так постепенно, шаг за шагом подошли к Богу, который телесно к нам нисходит, и приняли в себя Его частицы. Это, действительно, огромный труд. Но гораздо больший труд проделал за нас Бог, и от нас требуется гораздо меньшее усилие, чтобы взойти в Царство Небесное.

Приведу еще одно соображение о телесной жизни — соображение, которое самого меня, когда я подумал, как холодный ушат окатило. Я рассуждал с вами о Втором пришествии, о конце света и удивлялся, почему люди православные так боятся конца света. Говорил, что для каждого из нас конец света наступает со своей собственной смертью, ведь после смерти мы уже ничего не можем делать. Мы ждем там, где нам уготовано, конца этого мира, Страшного суда. Так вот оказывается, что те несколько десятков лет, которые каждый из нас живет на земле в теле, определяют все наше вечное бытие. Потом, когда душа освобождается от тела, она не может делать уже ничего, никак себя исправить не может, сколько бы до Второго пришествия не прошло лет. Три года или три миллиарда лет — это неважно. Вот мы в теле нашем согрешили — и все. Что может нам помочь? Только лишь молитвы тех, кто живет в теле, т. е. телесная жизнь оказывается более важной, чем жизнь души. Душа без тела ничего не делает. Даже Бог для того, чтобы спасти нас, вошел в тело. Можно было бы сказать, что Он использовал тело как инструмент, но это, конечно же, неправильно. Тело не инструмент. Тело тоже сотворено Богом, как сотворен весь материальный мир.

Так вот оказывается, телесная наша жизнь, жизнь в теле, она определяет все наше последующее существование в вечности. Настолько огромное значение придается телу в христианстве.

Жизнь действительно приобретает смысл. Ведь какова жизнь атеиста-материалиста, считающего, что души не существует? Даже червей он не увидит, потому что видеть будет нечем: тело истлеет. Зачем мы живем? Для памяти? А зачем нам память? Память людей тоже исчезнет. Люди тоже истлеют. Смысл должен существовать вне человека как нечто объективное. Просто существовать для временной памяти временных людей — это не смысл, это опять же бессмыслица.

И так же жизнь не имеет смысла с точки зрения спиритуалиста. Зачем жить в теле, если тело не имеет значения? Главное — это потом. Вот тогда, когда мы умрем, начнется жизнь, исполненная смысла, а сейчас просто подготовка, начало. И тоже в таком случае жизнь бессмысленна. И только лишь христианство показывает в жизни истинный смысл.

Мы видим, что человек в двух своих составляющих имеет душевную и телесную части как части единого целого. Невозможно представить себе тело без души. И то и другое чрезвычайно важно для христианина. И воскресение в телах, и бессмертие нашей души — и то и другое является неотъемлемой, составной частью христианского учения. Поэтому, прежде всего, христианство учит нас отношению к человеку как к целостному существу: не просто как к телу и душе, а к тому, что состоит из тела и души.

Сам характер взаимодействия тела и души — это удивительная вещь. Многие отцы Церкви, размышляя о человеке, поражались таинственной власти этого соединения и для того, чтобы описать его, чаще прибегали к характеру соединения двух природ во Иисусе Христе — Божественной и человеческой.

Вот удивительная вещь опять же получается. Я объясню, почему я объединил несколько проблем и пытаюсь исследовать их с точки зрения учения о человеке. Во-первых, как я уже сказал: сейчас такой век, когда интерес к человеку является главным интересом. Поэтому я, идя в ногу со временем, пытаюсь по-современному осветить эти проблемы, которые у отцов Церкви рассматривались в других областях. Ни у одного отца Церкви нет ни одного трактата, посвященного человеку. Только лишь у свят. Григория Нисского есть трактат «О природе человека». Это небольшая работа на несколько десятков страниц, и этот трактат на 80 % состоит из изложения античных взглядов на физиологию человека — то, что совершенно нам не интересно, богословского смысла не имеет. Казалось бы странно. Речь идет о спасении человека (главное ведь в христианстве — это спасение человека), а отцы Церкви этому внимание, казалось бы, не уделяют.

Но в том-то и дело, что уделяют, и через все работы это проходит красной нитью. Но какова же эта основная мысль? Человек рассматривается как образ и подобие Божие, и поэтому спасение человека, познание человека возможно только лишь в том случае, если мы будем правильно знать Бога. Оказывается, Бог для нас ближе, чем я сам, не говоря уже о душе другого человека. Чтобы познать самого себя, я, прежде всего, должен стать Богом, должен, как говорят протестанты, принять в себя, принять в свое сердце Иисуса Христа. Вот когда я верую в Иисуса Христа, имею истинную веру, тогда я правильно понимаю сам себя. Тогда я имею в себе Бога, тогда я знаю, как спастись, потому что знаю, кто я такой. Фейербах сказал: «Тайна теологии есть антропология», но правильнее сказать наоборот: «Тайна антропологии есть теология». Чтобы понять человека, нужно понять Бога.

Именно поэтому отцы Церкви сравнивали: как описать, как душа соединяется с телом, ведь невозможно описать механизм соединения телесного и духовного начал. Как только мы пытаемся это понять, мы тут же или материализуем душу, или, наоборот, пытаемся объяснить, как тело входит в душу. Рассмотрим обе эти точки зрения. В первом случае мы говорим: душа находится там-то: в сердце, в мозге, в пятках, где угодно. Но этого не может быть. Душа духовна, и поэтому она не пространственна, а если она не пространственна, как она занимает мое тело? Мои один метр семьдесят по высоте и сколько-то по ширине? Вне меня она есть или нет? Опять же мы переводим душу на пространственные категории.

Во втором случае мы тело наше спиритуализируем. Понять механизм соединения материального и духовного мы не можем. И это же подчеркивали отцы Церкви, когда говорили, что, по всей видимости, характер соединения тела и души напоминает нам характер соединения Божественной и человеческой природы в Иисусе Христе. Понимаете? Чтобы понять природу человека, мы должны понять догматически правильно природу нашего Спасителя. А смысл соединения двух природ описывается Халкидонским собором: неслиянно, нераздельно, неразлучно, непреложно. Вот так же и наша душа, наше тело. С одной стороны, неслиянно: вот душа, вот тело, а с другой стороны, нераздельно.

Мы скажем: «А как же нераздельно? А после смерти тело и душа существуют, значит, раздельно!» Но в том-то и дело, что они существуют в ущербном виде, существуют неполноценно, в ожидании последующего воскресения. В ожидании — душа ничего не делает уже. Она не может свободно исправить себя, покаявшись. Представим себе такую ситуацию: человек умер, увидел, что действительно бессмертен и сказал: «Сейчас быстренько исправлюсь. У меня до Второго пришествия еще несколько тысяч лет». Нет, все, душа не может ничего делать, и она покорно ведома ангелами в то место, где ей предстоит ждать. И как бы она там не плакала, не жаловалась, ничего она сделать уже не может, ее состояние уже неполноценно. Поэтому такая важная роль отводится целостному человеку.

Целостный человек — это личность. Христианство привносит в мир совершенно новый философский и богословский термин — личность, по-гречески — ипостась. Опять же здесь приходит к нам на помощь богословское описание. Что говорит нам догмат? Иисус Христос — это две природы: Божественная и человеческая, но одна личность. Так и человек: две природы — духовная и материальная, но одна личность, и эта личность неуничтожима, и в этой личности и сохраняется образ и подобие Божии.

Часто образ и подобие Божии для более легкой критики христианства понимаются по примеру своей испорченной природы. Если материалисты считают, что человек — только лишь тело, то они так же и понимают, что Бог похож на человека только лишь телом. Возникает представление о Боге как о некоем старце, восседающем на облаках. Сказано же: по образу и подобию. Что такое человек? Это голова, две руки, две ноги, больше ничего. Но такого никогда не высказывалось в христианстве.

Во-первых, указывается, что Бог есть дух. А во-вторых, когда мы говорим о полноте образа и подобия, то мы должны говорить об образе и подобии Иисуса Христа. Вот наше телесное подобие Богу — это телесное подобие Иисусу Христу. А в реальности Его исторического существования сомневаться невозможно. И об этом мы будем говорить сегодня на заключительной лекции.

Когда я говорил о том, что человек — это личность, у вас должен был возникнуть такой вопрос: как понять, что такое личность? Иногда мы понимаем личность как синоним слова индивидуальность. У одного мужской пол, у другого женский. У одного темные волосы, у другого светлые. Кто-то умнее, кто-то глупее. Кто-то красивее, кто-то не вышел лицом. У каждого своя индивидуальность. Но личность заключается не в этом, и это понимает любой юноша, любая девушка, когда перед вхождением во взрослую жизнь эта проблема становится самой главной.

Вот представим себе: человек сохранил бессмертие. Он совершил первородный грех и не был изгнан из рая, когда ослушался Бога, и понял, что это не так уж и опасно. Ну, ослушался Бога: ничего такого не случилось. Да, конечно, придется немного потрудиться, чтобы хлеб получить. Бесплатно это было раньше. Ну и что, потрудимся, зато мы бессмертны. Человек есть критерий добра и зла. Он может делать что угодно, ничто его не останавливает. Человек будет готов на разную пакость, на разную мерзость. Он давно от Бога отошел, от Его личного общения и ничто его не останавливает. А что меня остановит? Я могу со своим ближним сделать что угодно: он ведь тоже бессмертный. Поэтому смерть у нас сейчас единственное реальное начало, которое останавливает всех людей. Увы, человек настолько низко пал, что даже смерть останавливает не всех. Но когда мы видим некоего «отморозка», для которого что комара, что человека убить, то мы действительно говорим, что это «отморозок». Это человек, лишенный всяческого человеческого начала, именно потому, что он перешагнул через смерть, через первое святое начало в человеке — жизнь. И мы, как настоящие люди, имеющие в себе нравственное человеческое начало, боимся обидеть другого человека, не говоря уж о том, чтобы его убить, боимся обидеть, потому что понимаем, что это может привести к печальным последствиям. Поэтому смерть — единственное реальное начало, которое мы все знаем, и оно сохраняет в мире нравственность, сохраняет человека человеком. Понятно, что не в этом сущность человека. Человек был по определению бессмертным. Но сейчас у нас другая природа, и по любви своей к нам Бог дал нам ее, понимая, что если лишить человека состояния смерти, то он бы пал настолько низко, как пали ангелы, ставшие бесами, оставшиеся бессмертными. Но им уже закрыта дорога обратно к спасению именно потому, что они являются бессмертными. Из любви к нам Бог дал нам смерть.

 

Свобода человека

Итак, возвращаясь к вопросу о свободе: как относиться к этому спору между Августином и Пелагием? Православная Церковь занимает иную позицию. С одной стороны, утверждается частичная правота Пелагия: действительно, человек всегда, в любом состоянии сохраняет в себе свободное начало, может выбрать между добром и злом. Однако Православная Церковь сохраняет и правоту Августина, утверждая, что да, действительно человек имеет свободу поврежденную, и соглашается с Августином, который сказал, что ошибка Пелагия состояла в том, что он неправильно определил свободу. Нельзя говорить, что свобода — это выбор между добром и злом. Если дать такое определение свободы, то тогда мы вынуждены будем признать, что Бог несвободен, Бог не есть личность. Ибо Бог не выбирает между добром и злом, иначе Бог не есть Бог. Существует некое добро и некое зло, возвышающиеся над Богом, между которыми Он выбирает. Это элементарное противоречие в определении. Свобода есть независимость. В прямом смысле этого слова — самодеятельность, возможность действовать самостоятельно, независимо ни от чего. Вот что такое свобода. Это совершенно правильное замечание Августина. И наличие свободы в Боге передается человеку. Человек свободен так же как Бог, имея это состояние независимости ни от чего — самодеятельности. Это есть истинное начало свободы, которое сохраняется в человеке всегда. С другой стороны, да, в человеке не сохраняется свобода на уровне понимания ее Пелагием — свобода как выбор между добром и злом.

Это два уровня свободы, о которых учил преп. Максим Исповедник. Есть свобода гномическая (по терминологии преп. Максима), т. е. свобода греховная, возникшая в результате грехопадения как выбор между добром и злом, и свобода сущностная — свобода как самодеятельность. Сущностная свобода неизменяема. Она сохраняется в человеке и составляет его Божественную природу, его сущность.

Свобода как возможность выбора между добром и злом приводит к тому, что человек по нынешней своей природе больше любит зло. Как говорит апостол Павел: «Чего хочу, того не делаю, что не хочу — то делаю». Ибо люди возлюбили грех — он приятнее на глаз, как плод для Адама и Евы. Его легче делать. Поэтому мы, грешные люди, выбираем между добром и злом, и наш выбор останавливается на зле. Его легче делать. Чтобы сделать добро, нужно трудиться, а зло очень просто, оно само предлагает себя. И поэтому в действительности (св. Августин прав) мы всегда выбираем между добром и злом, как правило, зло. Но возможность, благая воля всегда остается. Вот эта возможность свободы в человеке всегда присутствует, и поэтому нужно это всегда иметь в виду, иначе мы не поймем это отношение человека с одной стороны как образа и подобия Божия, как свободного существа, а с другой стороны, человека как раба Божьего.

Почему человек есть раб Божий? Что значит свобода? Подойдите к любому человеку на улице и спросите его об этом, и он скажет: «Свобода — это возможность делать все, что хочу». Правильно ли такое определение свободы? Ну, пожалуйста, захотелось летать — летай. Подымись на крышу дома, расправь руки и полетай, если ты — человек неразумный, как скажем двухлетний ребенок, которому захотелось полетать. Такие печальные случаи бывают достаточно часто. Оставшись без присмотра родителей, ребенок залезает на подоконник, спрыгивает и летает несколько секунд. Почему? Потому что не понимает свою зависимость от законов природы. Он действительно думает, что полностью свободен. Он может плавать свободно, может делать то, что хочет. Чем умнее человек, тем больше он понимает, что он свободен, но в крайне ограниченных рамках. Он зависим от природы, частью которой является. Иначе говоря, человек понимает, что он раб законов природы. Но может ли человек эти законы как-то использовать? Может только лишь в том случае, если поймет, что не он творец этих законов, а их раб. Поняв это, признав это как факт, познав их природу, человек может эти законы использовать. Признав, что не я сотворил закон всемирного тяготения, не я сотворил законы аэродинамики, я могу познать сущность этих законов, могу построить летательный аппарат тяжелее воздуха, и тогда я, значит, научусь летать. Я действительно исполнил свою мечту: я полетел. Тогда, когда я признал, что я раб законов.

А если не сводить все мироздание только лишь к материальной составляющей, только лишь к материальным законам, тогда получается, что человек должен признать, что он раб Творца мира. И как в случае с этими законами, мы, признавая, что мы рабы законов, зависим от них, становимся свободными, так и здесь, признав, что я раб Божий, я приобщаюсь к Его природе, я познаю Бога, и в результате становлюсь свободным как Бог. Одно предполагает другое. Иначе я уподобляюсь ребенку, который говорит: «Я что хочу, то и делаю». А на самом деле любой студент первого курса семинарии скажет: «Какой же ты свободный? Ты раб греха. Ты делаешь не то, что ты хочешь, а делаешь то, что хочет твоя левая нога, твой желудок, твои глаза. Душа твоя не свободна, она подчиняется твоим органам чувств. Ты раб греха. Ты от него зависишь». Как иронизируют иногда курильщики: «Ты не свободен: ты не куришь. А я свободный человек: хочу — курю, хочу — не курю». Понятно, что даже они понимают всю условность этого аргумента, зная, что они уже стали рабами табака. Человек, пристрастившийся к курению, хочет — курит, не хочет — к сожалению, тоже курит. А истинно свободный человек — это человек, который не курит. Он понимает, что это зависит только лишь от него. Он не курит потому, что он свободен. Он понимает всю пагубность этой привычки.

Однако, поскольку мы понимаем двуслойность свободы в человеке, наличие свободы выбора между добром и злом и почти всегда тяготение человека к злу, то человек должен в какой-то момент сказать себе, особенно тогда, когда он еще новоначальный (а мы сейчас все новоначальные в вере): «Лучше я на время пока что откажусь от своей свободы. Лучше я послушаю своего духовника или настоятеля (если речь идет о монастыре), я полностью откажусь от своей свободы, чтобы не впасть в другой более страшный грех. Потом, когда я действительно смогу главенствовать над своими плотскими помыслами, тогда я перейду на другой уровень понимания своей сущностной свободы. Пока я лучше откажусь от нее». Поэтому здесь нет никакого противоречия между пониманием человека как раба Божьего и отказом от своей свободы. Речь идет о разных свободах, во-первых. А во-вторых, здесь можно обратиться к стихам нашего великого русского философа и поэта Вл. Соловьева. Позволю себе процитировать их: «Все, что на волю высшую согласно, своею волей чуждую творит. И под личиной вещества бесстрастной везде огонь Божественный горит». В этих двух первых строках сокрыто то, что я говорил. Попытаемся понять их смысл. Все, что на волю высшую согласно, т. е. подчинение моей воли Божией, своею волей чуждую творит — я приобретаю божественную свободу, вбираю ее в себя, и тогда, по слову Святого Писания, не я живу, а живет во мне Христос. Я становлюсь абсолютно свободным.

Еще одно соображение по этому же поводу. По учению св. Иоанна Дамаскина — есть три вида служения Богу: служение раба, служение наемника и служение друга. Это нужно понимать. Мы, к сожалению, часто не можем выйти на более высокий уровень богопознания и жизни в Церкви. Да, мы часто служим как рабы, но это тоже возможный путь к спасению. Мы слепо выполняем свои обязанности, не вдаваясь в подробности, как хозяин приказал рабу: делай то-то. Раб понимает, что задавать вопросы — это не его дело. Он должен сделать свою работу и получить свое вечернее пропитание. Многие христиане еще во времена И. Дамаскина поступали так, и сейчас многие идут по тому же пути: есть заповеди, есть повеления; мы ничего не понимаем, не вникаем. Мы исполняем повеления и надеемся, что после смерти получим свое воздаяние.

Есть другой более высокий уровень — уровень наемника. Человек понимает, что он такой же, как и господин. Он не раб, а наемник. Он может сторговаться, может назначить определенную цену, спросить: «А зачем нужна эта работа?» Но при этом отношения достаточно эгоистичные: наемник работает для себя, руководствуясь принципом: я выполнил работу, получил свою зарплату — и все; дальнейшее меня не интересует — последние ты хозяин деньги отдалил или нет, оставил ты немного для своих детей или полностью все отдал; ты меня не интересуешь, я для себя работаю. Это более высокий уровень, который как бы предполагает возвышение человека на уровень Бога, но опять же этот уровень не истинный, ибо человек остается эгоистичным.

Истинный способ служения Богу — это служение друга, когда человек делает какое-то дело для своего друга, не требуя для себя вознаграждения. Он делает это потому, что знает, что это нужно его другу, а, значит, нужно и ему. Он поступает как человек, который любит своего друга, свою жену, свою возлюбленную и делает для него или для нее какое-то дело, понимая, что в этом обретает сам для себя свое счастье: он будет несчастлив, если его друг или подруга останутся без помощи. Так же и здесь. Вот это истинное служение — служение, которое называется любовью. Это любовь, которая по слову ап. Павла ничего не требует, долготерпит и т. д., т. е. все описания истинной любви. Она никогда не бывает эгоистичной, всегда абсолютно альтруистична. Вот истинный смысл понимания свободы человека в христианстве, если хотите (я очень не люблю этого слова), диалектическая связь свободы и необходимости, свободы и предопределения.

Как мы говорим, что человек свободен, когда все предопределено, известно заранее? Можно довести эту проблему до парадокса. Я здесь распинаюсь, рассказываю вам истины христианства, и большинство из вас, я уверен, внимательно слушают меня. Многие, если здесь есть люди нецерковные, придут после этого в Церковь. Я буду радоваться, поскольку в чем-то достиг своей цели. Но откройте последнюю книгу Библии, там написано, что будет. Я знаю, что все равно это закончится поражением Церкви на земле, закончится царствием антихриста. Зачем я и вы все это делаем, если все закончится победой антихриста? И с этим сделать мы ничего не сможем. Мы не можем пойти поперек рожна. Мы никак не изменим то, что написано в вечности. А дело в том, что здесь сказано другое: царство антихриста наступит тогда, когда будет проповедано евангелие по всей земле, а это зависит только лишь от нас. Это, во-первых. Во-вторых, дальше сказано, что борьба с этим антихристом будет вестись человеком. Останутся люди, которые и тогда будут христианами, хотя будет настолько тяжелое время, что многие не смогут даже призвать Имя Божие. Это тоже может показаться странным: что за времена такие, что призвать Имя Божие невозможно. Это иудеи запрещали даже произносить Имя Божие. Мы же, христиане, этого запрета лишены. В связи с этим приведу такой пример: все читали и все помнят сказку «Снежная королева». Помните, когда Кай едет на санях, Снежная Королева увозит его в свое царство. Кай испугался, он хочет прочитать «Отче Наш» и не может — забыл, хотя превосходно знал эту молитву. Это очень христианская сказка. Снежная королева — это сатана, а Герда — истинно любящая христианка, которая спасает своего брата — ближнего. Так вот, сатана делает так, что человек не может Имя Божие произнести. Вот в чем опасность. Поэтому нужно, как сказано в Евангелии, постоянно бодрствовать, никогда не отвлекаться. Мы отвлечемся, заснем на 5 минут, а потом проснемся — и все: мы уже во власти сатаны и не можем произнести Имя Божие

Так вот, победа над антихристом, победа над сатаной не мыслится без человека. Человек призван для того, чтобы войти в Царство Небесное, в котором будет новая земля и новое небо, а это нужно заслужить, этого нужно добиться, достичь посредством соработничества Богу. Человек вместе со всеми небесными силами осуществляет эту борьбу. Поэтому результат предопределен вместе с нами и зависит от каждого из нас. Единственно, что не предопределено — это на чьей стороне мы окажемся, где мы, в конце концов, обретем свою вечную участь — в Царстве Небесном или в геенне огненной. Вот этого не может предопределить даже Бог.

Есть такой парадокс (очень часто противники христианства приводят разные парадоксы для того, чтобы показать неразумность христианской веры): может ли Бог создать камень, который Он Сам не сможет поднять? Вы знаете такую шутку. Если не может создать — какой же Он Творец? Если не может поднять — Он не всемогущ. Ответ очень прост: Бог уже создал такой камень — это человек. Человек это и есть камень, который Бог не может поднять. Бог не может нарушить и отменить свободу человека.

Спускаясь с богословско-философского уровня на уровень бытовой, отметим такой вопрос: почему Православная Церковь возражает против теории апокатастасиса, т. е. теории всеобщего спасения. Это теория, которая была предложена Оригеном и осуждена на V Вселенском Соборе. Смысл ее заключается в том, что впоследствии все, даже злодеи и сам сатана, после различных испытаний, исправлений, обретут свое место в Царстве Небесном. Будет всеобщее спасение — апокатастасис. Христианская Церковь осудила это решение и осудила очень логично и последовательно. Это будет нарушение свободы человека.

Попробуем опуститься на нашу грешную землю и попытаемся мыслить без всяких богословских и философских хитростей. Каждый человек сейчас волен выбирать. Каждый человек знает о том, что был Иисус Христос, знает и о том, что есть христианство, которое утверждает, что есть рай и ад. Каждый человек знает, что если он будет верить в Иисуса Христа, ходить в церковь, соблюдать необходимые условия, он попадет в рай, а если он не будет этого делать, то попадет в ад. Каждый человек это знает, невзирая на то, какое у него образование. И человек говорит: «Да, я буду жить так-то и так-то, я сам делаю такой-то выбор». Но он знает, что согласно учению Христианской Церкви за этим следует наказание в аду. Он сознательно и ответственно выбрал свою посмертную участь. Как же можно его заставить? Он не хочет идти в рай. Он не хочет, а вы его заставляете, тянете. Известный английский писатель Бернард Шоу на вопрос какого-то журналиста: «Где бы вы хотели оказаться, в раю или в аду?» ответил: «В раю, конечно, климат потеплее, но в аду публика поинтересней». Как его можно заставить? Человек свободен. Это не камень, это не собака. Хочет человек в ад: пожалуйста, предоставим ему эту возможность. Каждый делает свой выбор самостоятельно.

 

Проблема зла и страданий

И еще одна проблема, вызывающая множество споров, — это проблема наличия в мире зла, проблема страданий существ невиновных, праведников. Почему наш мир так устроен, что люди, которые живут нравственно, добродетельно в этой жизни страдают, а злодеи благоденствуют? И как этот все примирить с существованием Бога, который все видит, все знает и, как утверждаем, любит свои создания? Что же это за любовь, если он заставляет праведников страдать? Отсюда вывод: Бог не может помочь или Бог не знает, что в мире делается. И то, и другое невозможно в силу общего учения о Боге. Или Бог не любит тех, кто любит Его, что тоже невозможно. Вывод очень простой и логичный — значит Бога нет.

По-моему, ни одна проблема не породила в мире столько атеистов, сколько проблема наличия в мире страданий. Ни научные, ни богословские проблемы — все это нас не касается. Человек всегда больше озабочен своей собственной шкурой. Что там говорили Дарвин или Ламарк, Эйнштейн или Ньютон, сотворен мир или не сотворен — все это ерунда, когда у меня болит зуб.

Как говорил Паскаль: «Если бы геометрические теоремы затрагивали интересы людей, то они необходимо оспаривались бы». Но поскольку геометрические теоремы интересы людей не затрагивают, то к ним относятся спокойно. Ну, какая разница — сумма квадратов катетов или сумма кубов — от этого мне не легче и не тяжелее, а здесь страдание.

Я, как считают, пошел вчера в церковь, поставил свечку, подвиг совершил, а к зарплате мне в следующий день начальник не прибавил. Ну и что за справедливость? Нет, я больше в церковь не пойду. Я утрирую, но мышление многих людей немногим отличается. Пойти в церковь, поставить свечку — это у них считается подвигом.

Один мой знакомый оставил в метро кошелек, в котором было несколько тысяч долларов, и с ужасом вспомнив об этом, тут же вскочил в закрывавшуюся дверь. Потом зашел тут же в Церковь и оставил там всю мелочь. Понимаете, какое отношение: мне — несколько тысяч долларов, церкви — мелочь. Вот наша природа. О чем тут говорить?

Вы понимаете, что вопрос здесь упирается в вопрос отношения Бога и мира. Теодицея построена на том, что Бог всемогущ и один, и Он может делать в этом единственном мире все, что Он хочет. Отсюда возникают различные другие варианты решения проблемы теодицеи.

На почве рассматриваемой нами проблемы возникало множество ересей, например, считается, что есть два бога — один добрый, другой злой — это ереси манихейского типа. Этих взглядов придерживались манихеи, с которыми боролся Августин, или богумилы, в начале второго тысячелетия появившиеся в Болгарии, потом и в Россию перебравшиеся. Августин сам придерживался по молодости лет манихейства, но пришел к элементарному логическому выводу о том, что этого не может быть. Два всемогущих бога быть не может, потому что это логическое противоречие. Бог только лишь один. Но если Бог один и все в мире зависит от Него, то это не объясняет проблемы существования в мире зла. И христианство основывается при решении этого вопроса на одном из своих центральных догматов. Это Халкидонский догмат, принятый на Вселенском соборе. Я уже говорил, как определяют соединение природ во Христе. Мы лучше понимаем сущность человека, когда говорим, что душа и тело так же соединены неслиянно, нераздельно.

Так же мы понимаем и отношение Бога и мира. С одной стороны, мы понимаем, что мир сотворен Богом. Он сотворен не из Божественной сущности, а из небытия. Так что мир существует с одной стороны поддерживаемый Богом, Его промыслительной силой, в Его, как принято говорить на церковном языке, домостроительстве, т. е. все, что делается в мире, зависит от Него. А с другой стороны, мир независим от Бога. Иначе как понять слова: «Бог так возлюбил мир»? Как можно возлюбить то, что не существует вне? «Не любите мира и того, что в мире»: если мир сейчас в Боге, то не любить мир — значит не любить Бога. Сатана есть князь мира сего, а не Бог, т. е. отношения Бога и мира не столь просты, как описываются они в той логике, которую я вам обрисовал. Мир и зависит от Бога, и не зависит, поскольку сотворен из небытия, из ничего по Божественной воле. Это первое.

Теперь рассмотрим второе положение. Мы уже говорили о человеке и его свободе, о том, что человеческая свобода такова, что она подчиняется лишь сама себе. Свобода человека есть еще одно начало, которое не зависит от Бога. Поэтому зло, которое есть в мире, творится только лишь от человека. Только человек есть творец зла. Что такое зло? Почему мы называем одни вещи добрыми, а другие злыми? Христианство отвечает на этот вопрос очень просто. Зло, грех есть непослушание воле Божией. Критерий очень прост.

Значит, поскольку существует в мире только лишь Бог и то, что Им сотворено, кроме Бога творца в мире нет. Человек — не творец, не творец в смысле сущностном. Может ли человек создать хоть один закон природы, нечто субстанциальное, вечное? Человек может автомобиль сделать, который через день сломается, это да. А субстанциальное, вечное человек создать не может. В этом смысле человек не творец. Поэтому все, что в мире существует, существует только лишь созданное Богом. А поскольку Бог благ по своей природе, то все, что в мире существует, имеет благую природу. Злой субстанции в мире нет. Говоря еще проще, зла в мире нет. Вот такой вот странный вывод.

Вы можете подумать, что я зарвался и заговорился. Нет, это не я говорю. Это говорят отцы Церкви: блаженный Августин, Василий Великий, Дионисий Ареопагит. Зла в мире нет. Нет именно для того, что существует субстанционально. Зло возникает в результате деятельности человека, как деятельность, противная воле Божией.

Вот, если хотите, такое сравнение. Тень, она существует или нет? Вот солнце, а вот тень. Существует тень? Скажете: «Да, существует», а я на это отвечу: «Принесите ее сюда мне, пожалуйста», т. е. мы понимаем, что реально она не существует самостоятельно. У нее нет объема, массы, веса. Она существует и не существует. Она зависима от солнца и от реальной вещи. Вот так же и зло. Зло — это тень, которую отбрасывает человек, направляя свои усилия от Бога, не более того. Бог — это свет, который во тьме светит, и тьма не может объять Его. А человек, увы, делает все, что от него зависит, чтобы этот Свет закрыть, и мы творим эту тень. Вот что такое зло.

Поэтому возникают теории, что для Бога зла не существует, что Бог выше добра и зла. Это неправда. Для Бога, действительно, зла не существует как чего-то субстанционального, но зло существует, потому что существует человек с его свободной волей и существует непослушание человека воле Бога.

У Августина есть еще такой пример. Он долго размышлял, почему существует зло. Ведь зло существует не только как человеческие поступки. Зло существует и в природе. Например, дерево растет. Мы понимаем, что оно красиво, что оно благоухает весной. А потом оно засохло, начинает гнить. Запах неприятный. Тоже можно сказать, что налицо некоторое зло. А человек здесь при чем? Человек здесь не при чем. Это явление природы. Пойдешь в лес — там болото, аммиак тоже не особенно приятно пахнет, там змеи ползают. Это вам не зайчики и не колокольчики.

Августин говорит, что существование зла подобно примеру с гниением дерева. Гниение кажется злом, но на самом деле гниение существует до тех пор, пока существует дерево, т. е. благое начало. Нет дерева — нет гниения. Зло на языке современной биологии — это паразит. На языке богословия зло — это умаление добра. Дерево гниет, становится меньше его реальная природа, тем больше вони, тем больше зла, а потом все сгнило и зла нет. Вот как говорят: гильотина лучшее средство от головной боли. Конечно, отрубишь голову, и болеть перестанет. Такой вот черный юмор. Однако не этого добивается человек, который говорит: «Сделайте все что угодно, лишь бы у меня голова не болела». Тогда вы говорите: «Вот, пожалуйста, палач есть, и никаких рецидивов не будет в будущем, излечат навечно». Понятно, что это не лечение. Нет жизни — нет и болезни. Поэтому зло есть умаление добра. Болезнь существует только лишь в живом организме, а в мертвом теле нет болезни, нет зла. Поэтому Серафим говорил, что зла онтологически, сущностно не существует. Зло всегда возникает как результат деятельности человека.

Но вы скажете мне: «Все замечательно, ваши рассуждения красивы. А вот если бы вас жизнь потрепала хорошо, тогда вы по-другому заговорили бы. Вы бы поняли, что зло реально существует, более реально, чем благо». Как мы говорили, нет ничего более реального, чем боль, которую испытывает человек. Нет ничего более реального, чем душевная боль, которая приводит человека к осознанию того, что, действительно, душа существует, как говорит Церковь. Здесь уже речь идет о другом аспекте понимания зла и страданий в мире.

То, что зла не существует — факт. Зло — это тень, это паразит на нашем мире. Но Церковь учит нас, что Церковь появляется в мире в результате грехопадения. Это факт, который нельзя забывать, и на этом факте основывается все учение христианства. Почему это так? По учению христианства Бог — это жизнь. Поэтому жизнь в нашем обычном истинном смысле этого слова возможна только лишь тогда, когда человек принимает Бога и живет в Боге. В чем состояло грехопадение? Мы с вами уже говорили об этом, но добавим еще пару слов. Первородный грех состоял в ослушании воли Божией. Человек отошел от Бога сознательно, как бы сказал: «Ты мне не нужен». Т. е. человек сознательно отошел от жизни и сделал шаг в направлении к смерти.

Бог — это жизнь. Уход от Бога — это уход от жизни. Но Бог любит человека. Он не отпустил его окончательно. И поэтому человек живет в этом состоянии полужизни-полусмерти. Мы вроде бы живем, но эта смерть все время присутствует в нашем бытии: смерть в виде несправедливости, смерть в виде страданий, смерть в виде зла, смерть, в конце концов, в виде телесной смерти — разлучения души и тела. Может ли человек самостоятельно избавится от этого своего состояния? Конечно, нет. Человек не может изменить свою природу так же, как он не может вытащить себя за волосы из болота, для этого нужна внешняя сила. Победа над смертью возможна только лишь Тем, Кто является жизнью. Смерть может победить только лишь жизнь, только лишь Бог. Но что нужно сделать, чтобы победить смерть? Нужно принять в себя смертную природу человека. Т. е. Бог стал человеком, воспринял в Себя все кроме греха. Он умер и воскрес, победив тем самым смерть.

Можно сказать, что все: победа над смертью осуществилась. Человек спасен. Но вы забыли о свободе. Бог онтологически изменил природу человека, основав Церковь, показав, каким образом в евхаристическом общении человек может приобщиться к Божественной телесной природе, приняв в себя тем самым бессмертное начало, и одержать вместе со Христом победу над смертью. И это зависит только лишь от человека. Бог может помочь человеку, но окончательная победа над своей собственной смертью зависит от каждого человека, ибо свобода человека не нарушается.

У нас осталась одна лекция. О проблеме философской апологетики мы с вами говорили на языке философском и богословском, чтобы понять, в чем состоит суть страданий и в чем состоит суть спасения, которое было осуществлено Иисусом Христом путем воплощения в человеческое тело, смерти и победы над смертью. Однако есть более понятные философские ответы на эти вопросы. Когда каждый человек, что называется, увидит непосредственно, сможет пощупать и осознать смысл страданий, которые отпускаются каждому из нас. Каждый православный человек знает такую странную на первый взгляд формулу: Господь кого любит, того наказывает. Как это понять? Через эту формулу можно правильно понять смысл страданий невинных людей. Чтобы лучше увидеть, всегда нужно прибегать к некоторым образам, сравнениям, которые помогают осознать, что называется, пощупать проблему.

Так ли уж необходимы страдания для нашей жизни? Я скажу, что страдания необходимы. Я привел вам пример, когда говорил о том, почему природа человеческая смертна, что смерть человека защищает его от окончательного падения и вообще от смерти и телесной, и духовной. Также можно объяснить и наличие в мире страданий. Ведь человек в падшем нынешнем состоянии — это эгоист, что называется, до мозга костей. И если бы не было в мире страданий, то этот эгоизм в нас укреплялся бы и возрастал. Ведь часто нас останавливает в наших поступках лишь понимание того, что человеку от этого будет больно. И тогда мы понимаем: да, вот этого делать не надо. А если не больно, ну и нормально, ничего, можно творить всяческие злодеяния.

Тем более мы понимаем, что нельзя чего-либо делать, когда страдает существо невинное. Вспомним знаменитый пример Достоевского из «Братьев Карамазовых» — о страдании невинного ребенка, о слезинке. Пример, действительно, поражающий своей художественной глубиной: когда маленького мальчика за то, что он камнем поранил ногу борзой собаке, затравливают на глазах у матери собаками до смерти. Помните, да? Иван спрашивает у Алеши: «Ну что ты сделал бы с таким помещиком?», и Алеша, добрейшая душа, отвечает: «Его следует расстрелять». Он понимает, что такого страдания быть не должно. Нельзя так реагировать на поступки людей. Это основа нравственности. Это, во-первых. Во-вторых, важно отношение к страданиям: как человек сам относится к тем страданиям, которые на него ниспущены. Сейчас есть возможность читать различные книги. Я помню еще в советские времена, когда я читал книгу замечательнейшего нашего советского писателя Варлама Шаламова «Колымские рассказы», меня поразила одна мысль, которая красной нитью проходит через все его произведения. Если есть возможность, те, кто не читал, прочитайте эту книгу или прочитайте «Архипелаг ГУЛАГ» Солженицына. Собственно говоря, то же самое прослеживается, только Солженицын описывает это более фундаментально с исторической точки зрения, а «Колымские рассказы» Шаламова — это художественное произведение. Так вот основная мысль книги Шаламова проста: чем тяжелее страдания, тем более достойный из них выходит человек, если он вошел в эту среду, среду советских лагерей, нравственно. Иными словами, если человек нравственный, то страдания делают его лучше, а если человек безнравственный, страдания делают его хуже. Книга Варлама Шаламова фактически является комментарием к словам апостола Павла: «Когда стал преобладать грех, стала изобиловать благодать». Увы, сущность нашей ограниченной природы проявляется в том, что нас всегда нужно заставлять что-либо делать. Мы ленивы, мы немощны, у нас много разных других слабостей. Для того чтобы стать лучше, нам нужно помочь, а эта помощь как раз и состоит в преодолении этих страданий.

Еще один пример. Страдания как болезнь — хорошо это или плохо? Любой врач скажет, что это хорошо. Не было бы боли, человек никогда не обратился бы к врачу. Болезнь продолжала бы развиваться, человек бы умер. Элементарная заноза пальца привела бы к заражению крови и смерти. Но болит, и занозу удаляют. Известно даже из медицинской статистики, что женщины, которые позволяли при помощи обезболивания облегчить себе роды, испытывали гораздо меньший материнский инстинкт к своим детям, чем те, которые рожали в болях, в мучениях, как это заповедано. Это тоже медицинский факт. Любое страдание имеет свой смысл. Много можно говорить и комментировать по поводу того, что богатому трудно войти в Царство Небесное, легче верблюду пройти через игольное ушко, именно потому, что богатый не страдает. Он не озабочен проблемами своей души. Здесь, конечно, целый аспект особой духовной жизни можно развить в рамках основного богословия, как это делает Алексей Ильич Осипов.

В аспекте этой проблемы, переходя к историческому аспекту, я просто выскажу мысль, которая является основной для христианина. Что нужно, чтобы правильно преодолевать и принимать страдания? Что нужно для того, чтобы правильно понимать суть мироздания, относиться к философским проблемам? Вы мне скажете, что для этого нужна вера, вера в Иисуса Христа. Я с вами соглашусь и задам следующий вопрос: «А что нужно для того, чтобы поверить в Иисуса Христа?» Так вот, ответ, который дается Церковью, очень прост. Казалось бы, вера в Иисуса Христа, являющаяся главной для понимания всего, требует для себя некоей основы. Этой основой является осознание своей греховности. Если человек не понимает своей греховности, то все разговоры с ним — это как припарки покойнику. Он будет воспринимать это в лучшем случае разумом; в лучшем случае будет внимательно слушать, а в худшем случае просто отсиживать положенные часы на занятиях, но все это останется лишь словами.

Для этого нужно покаяние. Покаяние по-древнегречески — метанойя, что в дословном переводе означает «изменение сознания», т. е. нужно изменить сознание, нужно понять необходимость спасения. Ведь как сказано в Евангелии: «Здоровые не имеют нужды во враче». «Я пришел не к здоровым, а к больным», — сказал Иисус Христос. Вот люди, которые понимают, что они больны, что они нуждаются в спасении, как раз нуждаются в вере. Они примут веру в Иисуса Христа, они примут все эти доказательства, они поймут, что эти доказательства истинны. Т. е. основание всего христианского учения лежит, прежде всего, в понимании своей греховной природы, в необходимости покаяния. Именно поэтому Таинство исповеди является одним из таинств, которые невозможно выбросить. Оно всегда предваряет Таинство Причащения для того, чтобы мы очередной раз поняли необходимость спасения, а чтобы понять необходимость спасения, нужно понять свою болезнь. Вот основа духовной жизни.

Современный человек, увы, воспитывается в совершенно другом плане. Совершенно другие ценности сейчас насаждаются во всех средствах массовой информации. Я не знаю, как обстояло во Владивостоке, но думаю, что в предвыборную кампанию, когда выбирали думу, наверное, те же самые лозунги висели, что и в Москве. После этого я очень изменил свое отношение к нашим правым силам — к Союзу правых сил: Кириенко, Чубайсу и прочим. Я отношусь к ним положительно как к умным ребятам, хорошим экономистам. Но с духовной точки зрения, это люди совершенно нищие. Только лишь нищие, в плохом смысле нищие духом, поскольку только лишь такие ничего не понимающие люди могут вывесить подобный лозунг своей кампании: «Ты прав». В Москве везде висит девиз: ты прав. Т. е. каждый человек абсолютно прав во всем. Какой-нибудь браток солнцевской группировки на своем джипе — ты прав. Только что замочил 15 человек — нормально, ты прав. Каждый по-своему это воспринимает. Каждый человек прав. Каждый человек — критерий истины. Никакой истины не существует.

О каком исправлении, о какой болезни души можно говорить? О каком спасении? Вот это позиция современного мира. Что человеку хочется, то и хорошо. А что человеку хочется? Хочется удовольствий. Значит, это нормально. Удовольствия бывают разные — это нормально. Появляются уроки сексуального просвещения в школах, а потом удивляются, почему семилетние дети начинают заниматься сексом. Вы же сами говорите, что это хорошо, это нормально. Это называется безопасный секс. Про любовь уже не говорят: какая любовь? Такой уже не существует, это пережитки прошлого. Поэтому современный мир в своих идеологических, духовных основах — антихристианский. Это нужно признать, потому что нам в этом мире жить и нужно понимать основы этого мира. Происходит этот мир из христианской культуры, но отношение человека к самому себе является антихристианским.