Глава 1

проверке почтового ящика Денис Гребски всегда относился с благоговением. Он поставил «бьюик» в гараж, но не стал подниматься к своей квартире на лифте, а прошел несколько лишних шагов, чтобы оказаться в холле и насладиться процессом обретения…

Именно обретения, потому что в почтовом ящике, как правило, его дожидались конверты, в которых приятно прощупывались чеки из различных редакций. Случались, конечно, исключения, но, будучи человеком вполне философского склада, Денис безропотно принимал удары судьбы в виде требований к оплате или, попросту, счетов. За десять лет американской жизни он привык стоически переносить эти удары и платить по счетам за газ, воду и электричество, счетам по кредитным карточкам и банковским счетам на выплату процентов за квартиру, которую всегда называл именно «квартирой», а не «кондоминиумом».

Ну не нравилось ему это слово — «кондоминиум», хоть тресни. Было в нем какое-то родство с «кондомом», хотя, если провести соответствующий анализ, вполне можно выстроить ассоциативную цепочку от «кондома» до «мой-дом — моя-крепость».

Сенатор Боб Дженкинс, давний знакомец Дениса и большой любитель «Столичной», название которой он сокращал до привычного его уху «столи», хохотал до слез, когда услышал, что кондомы в России именуют презервативами. Денис не понимал причины веселья, пока сенатор сквозь смех не пояснил: «Так чего там сохранять-то?»

И правда, подумал Денис — preservation на английском означает — сохранение, консервирование…

Сегодня, в середине месяца, исследование содержимого почтового ящика не грозило неприятными сюрпризами. Денис вынул из кармана куртки связку ключей на брелоке с крохотным «кейблкаром». Увидев этот допотопный трамвайчик в первые же дни в Сан-Франциско, Денис сказал вслух: «А у нас такие уже не водятся». Сказал не кому-то, а просто в воздух. Вокруг сновали, глазели, жевали, ходили черт знает в чем и много еще непонятного делали, говоря при этом на совершенно варварском английском, сплошные американцы самых разных расцветок и разрезов глаз. Сказал самому себе и добавил: «Приехали».

Осторожно, словно азартный игрок, боящийся спугнуть карту, Денис отыскал маленький ключик и открыл дверцу. Конвертов было около десятка. Как минимум в шести из них предполагались чеки. Он сразу выбросил в урну кучу рекламной макулатуры и зашел в мягко опустившийся и бесшумно раскрывший двери лифт.

Первым делом, войдя в квартиру, Денис Гребски быстренько вскрыл конверты.

«Русский дом»… 120 долларов… «Сан-Франциско кроникл»… 260… «Горизонт»… соточка, тоже неплохо… «Бостон ньюс»… «Русский город»… «Семь дней»… «Сакраменто таймс»…

— Вполне сносно, — пробормотал Денис. Пустые конверты отправились в огромную плетеную корзину, стоящую в прихожей как раз для таких вот случаев.

Денис Гребски не был ни скаредным, ни алчным. К деньгам он относился с уважением, прекрасно сознавая, что они являются средством для удовлетворения потребностей, но никак не целью, а потому идола из «зеленых» не делал. В нем силен был инстинкт ловца, охотника, мужчины-добытчика, мужчины-первооткрывателя, но… достигнув цели, он тут же терял к ней интерес. Все сказанное в равной степени относилось и к увлекательному процессу добывания денег, и к не менее увлекательным отношениям с женщинами…

Конверты он разберет в воскресенье, так у него принято, отправит чеки в свой банк и будет заниматься дальше своими интересными и не очень интересными делами.

Денис скинул кроссовки, нашел валявшийся возле тахты на мягком ковре пульт «от всего сразу», чертыхнулся, как всегда путая кнопки, но с управлением справился и включил то, что хотел — не телевизор, не видеомагнитофон, не кейбл, а проигрыватель. Из шести колонок, маленькой гордости Дениса, полилась роскошная, по мнению его подруг, песня: «…Смеется гордо Арлекин, на карнавале властелин… И это все как мир старо… Но где-то слышен плач Пьеро…»

Денис не раз слышал этого парня в ресторане «Русский медведь» на Клементе. Ресторан держали его приятели, сменив вывеску «Кинг оф Чайна», что вообще-то в Сан-Франциско редкость. Обычно бывает наоборот: русские, итальянские, мексиканские заведения закрываются, уступая место китайским. Гребски часто приводил в этот ресторан своих американских друзей, всегда готовых отведать хорошо дозированной и безопасной экзотики.

«Танго, сан-францисское танго…» — лилось из динамиков, пока Денис, стягивая на ходу джинсы, футболку и все остальное, направлялся, двигаясь в стиле этого самого танго, в ванную комнату. Напевая негромко: «Сан-францисское танго… над нами парит…» — он раздумчиво поглядел на джакузи, от которого едва не падали в обморок его приятельницы, допущенные разделить с ним восторг пребывания в этом чуде помывочной техники, решил, что нежиться в бурлящей воде будет позже, и решительно шагнул под душ.

Подставляя прохладным струям загорелое, чуть полноватое тело, с удовольствием ощущая запах шампуня, Гребски прикрыл глаза…

После душа он бережно расчесал густые каштановые волосы, оформленные в дорогой парикмахерской в современную стрижку. Потом, подслеповато щурясь, приблизил лицо к зеркалу, занимавшему практически всю стену, провел тыльной стороной ладони по подбородку и слегка огорчился. Возникла даже малодушная мысль снова отрастить бороду. Чтобы не растерять жизнерадостности, Денис быстро, но тщательно выскоблил лицо, растер гелем с терпким запахом папоротника и, морщась от приятного пощипывания, еще раз придирчиво оглядел свое отражение в зеркале. То, что он увидел, ему определенно понравилось.

Конечно, если больше времени уделять физическим упражнениям, а не качаться от случая к случаю, если бегать вдоль океана не раз в неделю, а каждый день, и не полчаса, а хотя бы по часу, то…

Что именно произошло бы в этом случае, он не смог вразумительно сформулировать, но отражение его вполне понимало и строго не судило.

— И так сойдет, — вслух сказал Денис, подмигнул отражению, и оно подмигнуло ему в ответ. Вот и поговорили.

Денис имел обыкновение иногда беседовать вслух с собственной персоной и не видел в этом ничего предосудительного. Еще в первые свои эмигрантские годы, когда он только познавал этот мир, а то, что называют «американским образом жизни», в свою очередь, обламывало и притирало его к себе, он очень обрадовался, поймав себя как-то на том, что разговаривает сам с собой по-английски. В конце концов, когда человек большую часть времени проводит один, дома или в машине, должен же он кому-нибудь высказать свои мысли, учитывая, что порой они не лишены здравого смысла. Накинув легкий халат, Денис прошел в комнату, возложил на крупный породистый нос минусовые очки-хамелеоны, делающие его похожим на профессора модного университета. Обычно он носил контактные линзы, но дома отдавал предпочтение очкам.

Под звуки сексуально тоскующего саксофона, которые теперь неслись из динамиков, он переместился на кухню, оснащенную всем необходимым для состоятельного одинокого мужчины, не очень утруждающего себя приготовлением пищи и мытьем посуды.

Секунду поразмыслив, что бы этакое съесть, он остановил свой выбор на мексиканском буритос, сунул пакет в микроволновку и, пока невидимые токи прогревали завернутые в блин фасоль, мелко порезанные помидоры, перцы, куски курицы и еще чего-то, сдобренного жгучими приправами, быстренько приготовил «гоголь-моголь». Привычка к этому простому и доступному блюду осталась еще со времен учебы на журфаке Московского университета, когда гоголь-моголь часто заменял ему и завтрак, и обед, и ужин.

Прошлая жизнь осталась далеко за океаном, непроизносимая для американцев фамилия Гребенщиков при принятии гражданства безболезненно трансформировалась в Гребски, а привычка к «гоголь-моголю» сохранилась.

Буритос был съеден и приятной сытой тяжестью заполнил желудок, но окончательное блаженство наступило, когда был сварен крепкий черный кофе и Гребски очутился в кресле перед окном, из которого открывалось потрясающее, как в Америке говорят, «вью».

Из окна квартиры Дениса был виден океан, легкий и стремительный, но почти всегда скрытый туманной дымкой, Голден-гейт мост, остров Алькатрас с тюрьмой, в которой когда-то отбывал срок Аль Капоне и куда от пирса номер 38 регулярно отправлялись морские «трамвайчики» с туристами, жаждущими собственными глазами обозреть узилище, а если повезет, повстречать призрак знаменитого гангстера… Денис знал, что переплатил, покупая эту квартиру, но совершенно не жалел об этом. Вид из окна того стоил.

Тут хорошо было по вечерам сидеть перед широким, во всю стену, окном гостиной, прихлебывать горячий кофе, курить сигару и обдумывать очередной материал для газеты или журнала. А если в компьютере его ожидали герои нового романа, придумывать сюжетные ходы.

Хорошо было и просто так сидеть, ни о чем не думая. Сидеть, пить кофе, курить, и на какое-то время призрачным и нереальным становилось все, кроме этого пейзажа за окном, чашки кофе, сигары и, может быть, женской ладони на плече.

Женщины… Денис не был ловеласом и женопоклонником — просто не забывал об их существовании, одновременно помня о том, что брак — это не то, к чему он должен стремиться и о чем мечтать. Один раз он уже обжегся и считал, что этого довольно. В холостяцком быту столько преимуществ, что они с лихвой перекрывают выстиранные носки и сваренный от случая к случаю суп, тем более что здесь все эти житейские мелочи устроены так, что времени на них уходит очень мало. А если ты можешь позволить себе заплатить, то и вовсе не уходит.

Денис Гребски мог: два раза в неделю к нему приходила Розмари — полногрудая и широкозадая уроженка Филиппин. После ее посещения квартира приобретала вид музея, по которому предполагалось ходить в мягких тапочках и говорить только шепотом. Правда, чистота сохранялась недолго. Но снова приходила Розмари…

С женой Денис расстался через четыре месяца после приезда в Америку. Обычная история: она не захотела ждать, пока благосостояние нищего эмигранта с совершенно не нужной профессией журналиста улучшится настолько, что он сможет позволить ей приобретать веши в дорогих магазинах. Забрала пятилетнюю дочь и переехала в Беркли к профессору русского языка, которого где-то подцепила, пока Денис ломался вместе с толпой мексиканцев на уборке винограда в плодородной долине Напа за обед и три доллара наличными в час.

Профессор был похож на больного дистрофией грифа, но дом на Берклийских холмах и университетская зарплата компенсировали эти недостатки в глазах жаждущей обеспеченной жизни Нелли. Она даже пыталась объяснить Денису, что делает это не столько ради себя, сколько ради будущего их дочери, но Денису было уже все равно. Боль от предательства единственного близкого человека оглушила. Развод они оформляли через адвокатов, расходы оплачивались из кошелька профессора, потому что Денис просто не мог себе позволить израсходовать лишний цент. Да и не было у него этого лишнего цента.

Через какое-то время Денис вдруг осознал, что не испытывает к бывшей жене неприязни, тем более что она и ее муж-профессор, не заведя совместных детей (чему Гребски был бы очень удивлен, учитывая далеко за шестьдесят одного из супругов), прекрасно воспитывали его дочку и позволяли регулярно видеться с ней.

Прошло уже больше десяти лет, но Денис по-прежнему не стремился к длительным отношениям с женщинами, хотя за эти годы у него были подруги самых разных национальностей, иногда весьма экзотических, вроде той конголезской танцовщицы. С антрацитово черным телом, грациозная, как пантера, она во время секса так громко кричала что-то на непонятном языке, то ли подбадривая, то ли ругаясь, что у Дениса звенело в ушах. А на пике оргазма выл уже сам Денис, когда острейшие ногти принимались кромсать его спину на кровавые лоскуты.

Допив кофе и докурив сигару, Денис мельком глянул на видеотелефон, подаренный ему другом Славиком Зинчуком, гениальным программистом, помешанным на всяческих нововведениях. Никто не спорит, приятно говорить и видеть на экране лицо собеседника. Однако если этим собеседником постоянно является Славик, то приятное вскоре становится привычным. Из знакомых Дениса только сенатор Дженкинс тоже обзавелся такой игрушкой. С ним и со Славиком Денис общался посредством этой новинки, а для остального мира годился обычный телефон и обычный автоответчик, в окошечке которого сейчас ярко-красным горело «12», означавшее, что за время его отсутствия дюжина человек жаждала с ним пообщаться.

Это было еще одно правило, которым Гребски руководствовался в жизни: прослушивать сообщения на автоответчике только после ужина и сигары. Прослушав, пометил в блокноте, кто и чего от него хотел. В основном хотели узнать, будут ли вовремя готовы заказанные статьи. Больше всех его хотел Стив Зетнер, требовавший немедленно связаться с ним, потому что последний роман Дениса хотят издать в России, а он не знает, смогут ли они получить оттуда деньги. Звонила Таня, напомнившая, что сегодня пятница и они ужинают вместе в японском ресторане.

Звонила и Зоя Рафалович. Одно время они были любовниками, но их связь себя исчерпала, и они остались просто хорошими друзьями. Голос Зои показался Денису каким-то потерянным. Хорошо зная, что она имеет привычку делать трагедию из-за самой ничтожной мелочи, он все же набрал знакомый номер. Телефон был занят. Вероятно, Зоя нашла иного собеседника и теперь изливает на него все свои реальные, а по большей части мнимые жизненные проблемы.

Случались у нее, вполне довольной жизнью, бодрой и успешной в делах молодой женщины, периоды глухого депрессняка. В один из них, месяца три назад, Зоя без предупреждения заявилась к нему, уселась на диване со стаканом джина и вызывающим тоном сообщила, что ей нужно расслабиться, поэтому сейчас они займутся сексом, а «от Татьяны не убудет».

Пока Денис многословно и не очень убедительно пытался воззвать к ее благоразумию, Зоя смотрела на него широко распахнутыми голубыми глазищами, кивала, соглашаясь, и… медленно раздевалась. К тому моменту, когда он наконец замолчал, она стояла перед ним совершенно обнаженная, расставив ноги и слегка покачивая бедрами. Темные волосы на лобке она всегда выстригала в форме буквы V. Сейчас там добавилась татуировка в виде забавного котенка.

— Ну?..

Ночь выдалась безумной. Утром, глядя на безмятежное и чистое лицо лежащей рядом женщины, Денис недоумевал, вспоминая ночную корриду с привлечением подручных средств, вроде льда, взбитых сливок и шампанского. Действие переносилось из гостиной в кухню, из кухни в джакузи и опять в гостиную…

«Все-таки в каждой женщине сидит черт», — решил тогда Гребски. Проснувшаяся Зоя утвердила его в справедливости этой глубокой и свежей мысли. Она мягко, но решительно пресекла его поползновения повторить ночные подвиги, по-сестрински чмокнула в щеку и объявила:

— Спасибо, что уступил моей минутной слабости, только больше мы этого делать не будем!

Она на неделю исчезла, а когда вновь объявилась, вела себя так, словно все, происшедшее той ночью, Денису просто приснилось и не имеет к ним никакого отношения. Если Татьяна и заподозрила что-либо, то, будучи женщиной умной, ничего не сказала ни Денису, ни Зое.

Денис вздохнул, вспомнив ту сумасшедшую ночь, еще раз набрал Зоин номер. Слушая короткие гудки, решил позвонить ей на следующий день.

Других срочных дел автоответчик не преподнес, а потому поход в японский ресторан был неизбежен, тем более что с Татьяной Дениса связывали достаточно близкие отношения, продолжающиеся, как ни странно, больше года. Благодаря ей Денис стал больше общаться со своими соотечественниками из русской колонии Сан-Франциско. В свое время он практически совсем от них отошел, потому что большая часть эмигрантов продолжала жить и думать так, как будто они все еще в России. Темами разговоров по-прежнему оставались повышение цен, неустроенность быта, политика и обсуждение близких и дальних знакомых. Досыта нахлебавшись этого добра на исторической родине, Денис предпочитал тут об этом не вспоминать.

Он снял трубку и набрал номер телефона Тани.

 

Глава 2

— Продолжайте, Иоанн Львович, продолжайте…

Просторная терраса. Выложенный каменными плитками пол. Свет заходящего солнца, ослепляюще яркий на улице, пробивается сквозь листья магнолий и становится мягким и рассеянным, размытыми пятнами лежит на полу, плетеном столе, четырех сидящих за столом людях. Стол имеет демократичную круглую форму, но все равно совершенно очевидно, кто тут сидит «во главе», кто хозяин, невидимым барьером силы и власти отделенный от троих… не слуг, скорее — штабных работников.

Петр Сергеевич в легкой рубашке навыпуск, слаксах и мягких мокасинах откинулся в кресле, скрещенные ноги вытянуты. Темные очки прикрывают глаза. Иногда кажется, что он дремлет, но это не так. Он наслаждается заслуженным покоем теплого дня, думает, изредка пощипывает мочку уха и внимательно слушает. Заметив, что говорящий в очередной раз вытер вспотевшую лысину скомканным носовым платком, Петр Сергеевич слегка поворачивает голову и, немного повысив голос, говорит в глубину террасы:

— Олеся, принеси нам попить. — И уже обычным своим тоном предлагает: — Иоанн Львович, вы бы сняли пиджак, жарко. И вы, господа… Не на приеме же, право слово.

Легкое оживление, галстуки ослабляются, расстегиваются верхние пуговицы на рубашках. Иоанн Львович с похвальным для его возраста проворством скидывает слишком официальный для этой встречи пиджак, вешает его на спинку кресла, с благодарным вздохом усаживается.

Петр Сергеевич — заботливый и гостеприимный хозяин.

— Продолжайте, Иоанн Львович, прошу вас…

То, о чем докладывает старикан, Петром Сергеевичем уже прочитано и осмыслено. Иоанну Львовичу он платит не за невероятную информированность, а за острый аналитический ум и способность к парадоксальным обобщениям, за то, чего недостает этим рафинированным хлыщам из дорогих университетов. Первый гонорар за аналитическую справку он заплатил Иоанну Алябьеву, профессору университета в Беркли, еще в далеком девяносто первом и продолжает исправно платить до сих пор.

В начале девяностых Петр Сергеевич в составе делегации — тогда за границу принято было ездить табунами — впервые приехал в Штаты. На фуршете в их честь он скорее от неловкости, чем от желания похвастать — непонятно было, как можно стоя есть из тарелки, держать при этом бокал с вином и разговаривать, — сообщил какому-то американскому бизнесмену, что управляет двумя с половиной тысячами человек.

Американец широко улыбнулся, похлопал Петра Сергеевича по плечу.

— Грандиозно! — восхитился он. — Я знаю, что у вас, русских, все большое. И заводы, и поля, и компьютеры, и аппарат управления. А у меня, — он развел руками — в подчинении всего пять человек.

— Я не русский, я украинец.

— Прошу прощения! — Американец с улыбкой пожал плечами. Улыбка его была столь совершенной, что казалось, он разучивал ее перед зеркалом. Глаза же смотрели холодно, со скрытым пристальным интересом — ну-ка, ну-ка, из какого теста слеплен этот русский? — Я не хотел вас обидеть, но когда смотришь через Атлантику, разница почти незаметна…

— Тем не менее она есть. Уверяю вас, очень большая разница. Вы просто еще недостаточно информированы. — Петр Сергеевич не собирался пасовать.

Американец оценил отпор, расхохотался и протянул руку.

— Боб Дженкинс.

Петр Сергеевич решительно избавился от опостылевшей тарелки и бокала, пожал сухую жесткую ладонь.

— Петр Казаренко.

О том, что его легонько щелкнули по носу, причем дважды, Петр Сергеевич понял, когда выяснилось, что собеседник владеет одним из крупнейших химических заводов в стране. Но не обиделся. С обиженными известно что делают, а он приехал учиться и «наводить мосты».

Они покинули фуршет вместе, продолжили вечер сначала в каком-то баре, а потом в номере Петра Сергеевича, под водочку и легкую закуску проговорив почти до утра. Американцы, оказывается, очень даже не дураки залить за воротник, если им не приходится платить за угощение.

Что ж, учиться так учиться. Скоро Петр Сергеевич научился ставить на место этих напористых янки с их собачьими именами. Стоило хорошенько огреть их промеж ушей, и самодовольные Дики, Дэны, Джеки, Стэны и прочие Бобы-Робы тотчас же становились нормальными мужиками, с которыми вполне можно было сварить хорошую кашу Немного туповатыми, но вполне надежными.

Через несколько лет Петр Сергеевич был уже премьер-министром независимой Украины, а Боб Дженкинс — сенатором Соединенных Штатов. Отношения их продолжались к обоюдной немалой выгоде, и американец все реже позволял себе похлопать по плечу своего украинского друга.

Петр Сергеевич давно оставил попытки научиться надевать все скрывающую широкую улыбку, но штаб помощников после той, самой первой встречи всегда старался формировать так, чтобы в нем было не больше пяти человек. Трое из них сидели сейчас за большим столом на террасе его дома.

— Продолжайте, Иоанн Львович…

— Рейтинг основных кандидатов, Ляшенко и Чивокуна, отличается меньше чем на один процент. — Иоанн Львович компетентен и явно гордится этим. — Учитывая общую погрешность результатов опроса в два с половиной процента, они идут буквально ноздря в ноздрю. Будь выборы сейчас, оба набрали бы по двадцать три — двадцать четыре процента голосов. На всех остальных кандидатов, всего их двадцать шесть, приходится сорок пять процентов. Еще семнадцать процентов проголосовали бы против всех. То есть второй тур выборов неизбежен, если только за оставшиеся два месяца не произойдет чего-то такого, что резко скажется на результатах.

Виталий Можейко хохотнул:

— Что это может быть? Застанут Чивокуна со спущенными штанами в общественном туалете в компании гомиков? Ну так ему после двух отсидок не привыкать шестерок петушить, всем известно. Или Ляшенко переедет своим «порше» сразу целую группу детсадовцев прямо на Крещатике? — Виталий, как и положено финансисту, циничен. Впрочем, молодость всегда нарочито цинична, за это его Петр Сергеевич и любит. — В России кандидаты по пьяни с моста падали, и ничего, рейтинг стоял, как у семиклассника перед первым свиданием.

Семен Черник, возглавляющий службу и до сих пор не проронивший ни слова, фыркнул.

Иоанн Львович, ничуть не смутившись тем, что его перебили, продолжал:

— Едва ли штабы кандидатов допустят что-либо в этом роде. Даже если подобный инцидент будет иметь место, подконтрольная пресса заклеймит его как черный пиар и грязные инсинуации со стороны противников. Кстати, в Киев приехало сразу несколько команд политтехнологов из Москвы.

Виталий опять не удержался от комментария:

— Ну еще бы! В России выборов нет, а на Украине такой жирный кусок можно откусить.

Иоанн Львович согласно кивнул:

— Если за профессиональную работу предлагают достойную оплату, то почему нет? Президент московского института национальной стратегии Станислав Зайковский на пресс-конференции недвусмысленно заявил о намерении поработать на Украине. Это опытнейший профессионал. Кстати, именно он руководил компанией по моральному уничтожению ЮКОСа. Да и от Марата Штильмана тоже можно ждать неожиданных комбинаций. Даже для таких людей записать в свой актив, что они сделали президента Украины, очень и очень престижно… Нет-нет-нет, — заторопился Иоанн Львович, увидев улыбку на лице Черника. — Я имел в виду именно то, что сказал, а вовсе не то, что подразумевают под словом «сделал» в определенных э-э-э-э… кругах.

— А я что? Я молчу.

— Для России, — продолжал Иоанн Львович, — оба кандидата неудобны. С одной стороны — одиозная фигура Чивокуна с его, мягко говоря, не кристальной чистоты прошлым и настоящим, а с другой — жестко ориентированный на Запад Ляшенко… Но Путин в Ялте дал понять, что не собирается вмешиваться, если только Соединенные Штаты будут придерживаться той же позиции. Собственно, когда я говорил о возможном изменении в расстановке сил, имелось в виду влияние не негативных, а позитивных факторов, которые могут повлиять на электорат, перераспределить голоса и привлечь те самые семнадцать процентов «против всех».

— Денег, что ли, им дать?

Иоанн Львович не успел ответить. Из скользнувших в стороны прозрачных дверей на террасу выкатился сервировочный столик, а следом вышла невероятно красивая мулатка в голубом платье, крохотном кружевном передничке и кокетливой шапочке на пышных черных волосах. Пока она расставляла стаканы, вазы с фруктами и разливала напитки, трое разных по возрасту мужчин с совершенно одинаковыми шкодливыми мыслями смотрели на шоколадную грудь в глубоком вырезе платья.

— Спасибо, Олеся.

Девушка улыбнулась и вышла, постукивая каблучками по каменным плитам террасы. Мужчины завороженно следили, как под коротеньким платьем двигаются упругие круглые ягодицы и блестят на солнце идеально ровные гладкие ноги.

Виталий шумно сглотнул, Иоанн Львович промокнул моментально взмокшую лысину.

— Мой вклад в политкорректность, — сказал Петр Сергеевич и подумал: «Сейчас они гадают, сплю я с ней или нет». — Хоть одна служанка должна быть цветной. Кстати, по паспорту она украинка.

Он дождался, пока была утолена жажда, обострившаяся после появления девушки, и сказал:

— Итак, как я понял, особые неожиданности Украине не грозят. Если же вдруг по каким-то причинам один кандидат сойдет с дистанции, это сделает другого абсолютным лидером, так?

— Не совсем… Неожиданности в самом деле никому не нужны. Приоритеты расставлены, фавориты определены, гонка началась, и ставки делаются уже на следующий тур. В том случае, если один из лидеров снимет свою кандидатуру, перераспределение его двадцати четырех процентов между аутсайдерами будет сложным и непредвиденным. Я сейчас не возьмусь предсказать итог, хотя…

— Ну, это понятно, — перебил Петр Сергеевич. — Я о другом. Вы уверены, что, если не произойдет ничего экстраординарного, второй тур выборов между Ляшенко и Чивокуном неизбежен?

— Абсолютно.

— Очень хорошо. А если во втором туре они оба вдруг снимут свои кандидатуры?

Иоанн Львович даже оскорбился от такого кощунственного предположения:

— Сразу оба? Ну, знаете… это невозможно. Это… это как если бы в разгар интересной шахматной партии вдруг убрать с доски королей и предложить играть дальше. Игра сразу теряет смысл. Нет, это невозможно.

— Ну почему же невозможно? — вступил в беседу Семен Черник. Он взял банан, неторопливо очистил. Говорил он голосом ровным, даже с некоторой ленцой. — В жизни все возможно. Один кандидат ломает себе шею, споткнувшись на верхней ступеньке лестницы у себя на даче… Несчастный случай. Бывает? Бывает. — Половина банана исчезла во рту. — А второй… у второго при большом стечении народа вдруг случится обширный инфаркт после переживаний первого тура и неумеренных возлияний по поводу выхода во второй. Вы же сами говорили, что Чивокун пообещал своим после первого тура три дня пить. А пьянство, всем известно, со здоровьем несовместимо. — Банан съеден. Пустая шкурка небрежно брошена на тарелку. — Вот и все. Очень даже возможно. Теоретически, конечно. Второй тур, если не ошибаюсь, по закону должен состояться через три недели после первого? Три недели — большой срок…

Иоанн Львович охнул и вытер лысину. Его мозг принялся лихорадочно переваривать новые вводные, перебирать варианты. Второй этап — это конец ноября. В Соединенных Штатах кутерьма со своими выборами, да и иракского дерьма хватает, но они не упустят шанса к военным базам в Венгрии, Болгарии и Румынии добавить своего человека у власти на Украине. Россия к этому времени еще больше укрепит свои позиции в мире, амбиции ее президента очевидны. В самой же Украине на шахматной доске без королей продолжится игра, но уже без правил. То есть — вообще без правил, потому что слабого, потерявшего авторитет, доверие и силу президента Кучука давно списали со счетов. А это значит, что в лидеры полезут все кому не лень, и те, у кого есть сила, и те, кто просто решит поживиться под шумок. Чтобы заручиться поддержкой России и Штатов, одни пообещают разместить натовские ракеты хоть на Майдане Незалежности в Киеве, а другие — повторить исторический подвиг Богдана Хмельницкого.

Петр Сергеевич с удовольствием наблюдал, как напряженная работа мысли отражается на лице Иоанна Львовича. Сначала красное и потное, оно вспотело еще больше, но начало медленно выцветать, пока не стало мертвенно-бледным, и даже как будто синева проступила на набрякших веках и в уголках подрагивающих губ.

Иоанн Львович вытер лоб и прошептал:

— Ужасно. Это ужасно. На Украине будет кошмар, а Россия и Америка столкнутся лбами так, что искры полетят на весь мир…

— Очень хорошо. — Петр Сергеевич улыбался. За темными стеклами очков не было видно, как при этом он по-кошачьи щурился.

 

Глава 3

Татьяна ехала по вечернему городу, рассеянно глядя на кипящую за стеклом машины жизнь даун-тауна, пеструю мешанину богатства и нищеты, веселья и горя, невинности и порока. Ярко сверкали и переливались неоновыми огнями вывески стриптиз-баров и кинотеатров только для взрослых. Проститутки обоего пола и самых разных расцветок, как голодные куры к упавшему зернышку, устремлялись к любой притормозившей у тротуара машине и, облокотившись о дверцу, заводили беседу с водителем. В зависимости от исхода переговоров они или садились в машину, или отходили прочь, вызывающе покачивая бедрами. На перекрестках стайками толкались черные подростки, тут же пристроился со своим саксофоном уличный музыкант…

Из приемника, настроенного на любимую волну «100,3», лилась негромкая джазовая мелодия. Татьяна курила тонкую сигарету и думала.

С Денисом она познакомилась чуть больше года назад, когда он пришел в ее «Оптику», озабоченный ухудшением зрения. Она только-только начала частную практику, вложив в приобретение магазина, оборудования и получение лицензий почти пятьсот тысяч, из которых своих собственных было меньше половины. Бизнесу не было и двух месяцев, постоянных клиентов еще не набралось, и их необходимо было завоевывать. Поэтому Татьяна старалась быть особенно предупредительной с каждым посетителем и требовала того же от своих служащих. Ей нравилось быть хозяйкой.

Тревога журналиста Дениса Гребски, как было указано в визитной карточке, оказалась напрасной. Наверное, он много работал в последнее время и слегка переутомился. Татьяна подобрала ему новые контактные линзы, угостила чашкой кофе. Они разговорились, тем более что Денис был ей симпатичен, и она даже не конфузилась своего сильного акцента. Но когда он заговорил по-русски, слегка растерялась, потому что никак не могла подумать, что этот интересный мужчина в сшитом на заказ костюме, пахнущий модным и очень дорогим парфюмом — не коренной американец.

Денис сыпал комплиментами на двух языках сразу, а взгляды его, в меру откровенные и восхищенные, заставляли ее краснеть и смущаться. Гребски же, как он признался позже, сразу угадал в сероглазой хозяйке с чувственным лицом и необыкновенно тонкой талией женщину незамужнюю и постоянной связью не обремененную.

Так оно и было. Вернее, почти так. У нее был «покровитель», но заблуждаться на счет перспективности их связи с Алексом могла только полная идиотка, а Татьяна таковой не была. Их отношения больше походили на отношения партнеров: Алекс помогал ей деньгами, а она, по мере возникновения, удовлетворяла его сексуальные потребности. Но с тех пор как он женился на совсем молодой девице, почти ровеснице его шалопая-сына, это случалось все реже.

Денис ушел, однако через пару дней наведался снова. Они поболтали как старые приятели, оба ощутили, что между ними возникла взаимная симпатия, оба не стали противиться своим желаниям, а потому вечером того же дня оказались в ресторане, потом у Дениса, потом в постели.

То ли оттого, что у Татьяны давно никого не было, то ли оттого, что Гребски был на редкость чутким и нежным любовником, заботившимся, в отличие от большинства мужчин, больше о женщине, чем о себе, но они стали встречаться. У них вошло в обычай, если оба были не заняты, встречаться по пятницам. Иногда проводили вместе весь уикенд. Стали появляться вдвоем на чужих семейных торжествах и деловых банкетах, куда довольно часто приглашали Гребски.

«Покровитель», конечно же, узнал о ее связи, но ничуть не возражал. Потрепал по щеке, пожелал счастья и посоветовал не забывать, кто ей помог в трудное время.

Она заверила, что никогда ничего не забудет, и с головой окунулась в роман с журналистом. Связь эта нисколько не тяготила Дениса, но, читая его романы, Татьяна начала понимать, что, кроме той жизни, которая была на поверхности, на виду, у Дениса была еще и другая, куда ее не допускали. Татьяна восприняла это как данность. Она была умной женщиной и без нужды не лезла в ту другую жизнь, интуитивно чувствуя, когда нужно остановиться и промолчать. Она понимала, что Денис ценит такое отношение, как понимала и то, что, будь у него хоть малейшее желание дать себя закабалить, он наверняка передал бы ключи от собственных кандалов именно ей…

Денис ждал возле дома. Когда она остановила машину, уселся рядом, поцеловал ее и нежно провел ладонью по щеке:

— Как дела?

— Не дождутся, — отозвалась Таня. Это была их старая шутка. — Рванули?

— Еще как!

Ресторан был хороший, кухня — замечательная. Они ели суши и еще кучу всяких вкусностей, названия которых Татьяна не могла запомнить. Пили теплое саке, слушали прекрасного пианиста, игравшего не японские мелодии, как можно было предположить, а вполне американский блюз, целовались и дурачились, чем вызвали неодобрительные взгляды японской семьи за соседним столиком.

Дома у Дениса Таня, продолжая дурачиться, резко сбросила туфли, улетевшие под потолок, и плюхнулась прямо на пол, благо был он ворсистый, мягкий и теплый.

Денис включил проигрыватель, из которого полилась песня: «…Для меня ты стала роковая, женщина с печальными глазами…»

Он быстро скинул одежду, оставшись в узких плавках. Таня, лежа на спине, смотрела на него широко раскрытыми глазами, чувствуя, как теплой волной начинает накатывать возбуждение. Денис опустился рядом, легко провел пальцами по ее ноге, отчего стало приятно и немного щекотно, коснулся колена губами. Губы его ласкали ногу, спускаясь все ниже, а когда он стал целовать ее пальцы, она застонала и выгнулась, как тогда, когда это произошло в первый раз, — ее никто и никогда так не целовал.

Денис бережно стянул с нее трусики, коснулся губами лобка, нежно поцеловал, раздвигая губами влажную складочку, и вдруг впился в нее так, что она не смогла сдержать гортанного крика. Но не отпрянула, а, наоборот, подалась к нему и раскрылась, двумя руками обхватила голову и вжала его лицо в свое тело…

До него она не испытывала такого острого, почти болезненного наслаждения, хотя мужчин в жизни Татьяны было немало.

Потом он ласкал ее всю: от кончиков пальцев ног до мочек ушей, и теплые волны, повинуясь его рукам и губам, то усиливались, то ослабевали, но, ослабевая, не исчезали совсем, а становились предвкушением нового наслаждения, которое не заставляло себя ждать.

Татьяна испытывала первый оргазм еще до того, как Денис входил в нее. Такое у нее бывало только с ним и стало их обычной практикой.

 

Глава 4

Какими бы изощренными и долгими ни были минуты блаженства, умело растянутые в часы, они рано или поздно заканчиваются, и наступает утро с его неизбежными заботами.

Проснувшись, Денис выпил чашку растворимого кофе, чтобы шумом кофемолки не разбудить Татьяну, любившую после бурной ночи поспать часов до одиннадцати. Настроение его было прекрасным, как всегда после хорошего секса без неприятных неожиданностей и каких-либо обязательств. Суббота, раннее утро, тишина, спокойствие океана за окном.

Он тихонько сел за компьютер, чтобы поработать над романом, который уже начал его «доставать» тем, что никак не хотел заканчиваться, а указанное в контракте время сдачи его в издательство подкрадывалось все ближе. В какой-то момент он утратил контроль над героями, сюжет стал раскручиваться сам собой, независимо от автора, и он ничего не мог с этим поделать, кроме как следовать за героями и описывать поступки и чувства, которые имели место быть в нереальном мире его компьютера.

Через час Денис, чтобы немного отвлечься, решил проверить почту. Вернее, почитать, что пришло. По старой привычке почта у него проверялась автоматически каждые несколько минут.

«Денис!!! Ты мне нужен очень срочно!!! Экстренно! Пожалуйста… Если не позвонишь сегодня, позвони рано утром. Я боюсь. Я не понимаю, что происходит, но если это то, что мне кажется, то я боюсь. Поверь, это не бабская истерика, это серьезно! Пожалуйста! Зоя».

Гребски нахмурился. Вчера, прослушав сообщение на автоответчике с просьбой позвонить, он честно набрал ее номер несколько раз, но телефон был занят.

Он снова позвонил. Трубка отозвалась уже знакомыми короткими гудками. Денис попытался дозвониться Зое на мобильный, но результат был тот же, с той лишь разницей, что гудки были длинными.

Что могло произойти у этой пухленькой, с виду беззаботной блондинки, которую он знал очень давно? Они познакомились в Лос-Анджелесе, на «капустнике», в одном из русских домов. Она тогда, а это было лет восемь назад, только приехала с Украины, жила в Нью-Йорке на Брайтоне и оказалась в Лос-Анджелесе случайно. Зоя была наивна, и наивность эту легко выдавали огромные голубые глаза, смотревшие на Дениса с обожанием. Она глядела на него как на некое недоступное божество, вздыхала украдкой, слушала в чистом благоустроенном гараже гостеприимного дома устроителей капустника какие-то глупые и бездарные его стихи.

Потом они целовались, потом он увез ее, и они долго гуляли вдоль океана, а уже на рассвете занялись любовью на песке под лучами рассветного солнца.

В течение нескольких месяцев они встречались, когда Гребски по делам оказывался в Лос-Анджелесе, куда Зоя перебралась из сумрачного Нью-Йорка. Как часто случается, бурная связь незаметно растворилась в потоках будничных дел и забот, но, как это случается не очень часто, они дружили и регулярно перезванивались на протяжении всех этих лет. Замуж Зоя, или, как ее называл Денис — Заинька, не вышла, вела свободный образ жизни деловой женщины. А три года назад перебралась в Сан-Франциско.

— Жара надоела! — решительно сообщила она, появившись на его пороге как-то утром. — Буду жить у вас, в Сан-Франциско… Не пугайся, не у тебя. Я уже дом присмотрела на Олимпусе. Вид — потрясающий!

Такой дом Заинька могла себе позволить, являясь одним из лучших специалистов по налогам в Калифорнии. Так же быстро и решительно она открыла свой офис в одном из престижных мест в деловом центре города.

Народ эмигрантский платить налоги не особенно любит. Английский язык учить — тоже. Правда, даже в совершенстве владея языком, объяснить «тупому американцу», что ты хочешь не только не заплатить налоги, но еще и возврат от государства получить, — задача не просто деликатная, но и в принципе бесперспективная. У американцев мозги совсем иначе уложены в черепную коробку. Они, в массе своей, законопослушные граждане и примерные налогоплательщики. И этим не только гордятся, но и чуть что начинают права качать: «Мы налоги платим, подай нам то, подай нам это…»

Заинька для своих клиентов ничего незаконного не делала. Досконально зная материал, она на вполне законных основаниях, и вообще достаточно гибких, а в Калифорнии особенно, выполняла свою работу так, что клиент был доволен и в следующий раз приходил сам и приводил имеющего серьезный бизнес приятеля. Клиентура разрасталась как снежный ком. А с ней росло и Зоино благосостояние.

В Сан-Франциско она расширила круг своих клиентов за счет русских бизнесменов, хлынувших к американским берегам, как только им разрешили это сделать. Нельзя сказать, что они нашли в Сан-Франциско рай на земле. Но чувствовали себя намного надежнее, когда кровью, потом или еще каким-либо способом заработанные доллары хранились не в русских банках, имеющих удручающее свойство распадаться и исчезать вместе с деньгами вкладчиков, а в скромных «Бэнк оф Америка» или «Сити бэнк», гордящихся своей многолетней стабильностью. Правда, чтобы быть тут легальными бизнесменами, пришельцам из стран бывшего СССР приходилось регистрировать свои компании и, соответственно, платить налоги. С регистрацией и легализацией им помогала компания ИТМ, с которой Зоя сотрудничала, а сама она следила за тем, чтобы налоги были минимальными, насколько это возможно. Если в других странах уклонение от уплаты налогов стало чем-то вроде национального спорта, то в Америке с этим строго. Даже знаменитый Аль Капоне в конце концов оказался за решеткой не за многочисленные убийства, а именно за уклонение от уплаты налогов.

Вот потому-то солидные бизнесмены и те, кто только собирался ими стать, шли к Заиньке, которая не только была специалистом, но и говорила по-русски, что для бывших соотечественников оказалось фактором далеко не последним.

Старая любовь не исчезает бесследно. С появлением Зои в Сан-Франциско их роман на время возобновился и вновь как-то незаметно и буднично затух. Они расстались, оставшись добрыми друзьями.

«Настолько добрыми, — не без удовольствия вспомнит Денис, — что она может заявиться без предупреждения и по-дружески изнасиловать меня прямо на ковре в гостиной».

— Денис, ты живой? — спросила Таня, обнимая его за шею. — Что-нибудь случилось? Ты какой-то озабоченный…

Теплая и еще румяная после сна Татьяна внимательно выслушала его рассказ о вчерашнем Зоином звонке и наклонилась к компьютеру, чтобы прочесть письмо. Ее халат распахнулся, обнажив по-девичьи упругую грудь с острыми сосками. Денис с трудом подавил в себе просыпающееся желание.

Он познакомил Татьяну с Зоей почти сразу. Они понравились друг другу и, так как борьбы за приз по имени Денис Гребски не предвиделось, что Таня поняла сразу, подружились и встречались даже без него.

— Я видела Заиньку дня три назад, — проговорила Татьяна, хмуря брови. — Она приходила ко мне в салон с русским… из России.

— Клиент? — уточнил Денис.

— Не думаю, — покачала головой Татьяна. — Летчик «Аэрофлота»… Он себе очки подбирал…

— Подобрал? — автоматически поинтересовался Гребски.

Татьяна улыбнулась:

— За четыреста пятьдесят долларов выбрал… Как тебе замашки?

— Для летчика, я думаю, излишество…

— Может, он и не летчик, я в этом не разбираюсь… Но в форме аэрофлотовской. Темно-синяя такая, с крылышками, — проговорила Татьяна, передернув плечиками.

— Может быть, он из местного представительства «Аэрофлота»?

— Не думаю, — сказала Татьяна, — тех я практически всех знаю… Да и в форме они не ходят…

— Мда-а, — протянул Денис, быстро пробежал пальцем по кнопкам телефона, набирая номер Зои, включил спикер, чтобы и Татьяна могла участвовать в разговоре.

Однако разговора не получилось. Шли короткие гудки… Не могла Зоя говорить по телефону столько времени. Не могла забыть положить трубку на рычаг. Телефон был ее рабочим инструментом. Зоя, как многие женщины, любила поспать в выходные до полудня, мобильный телефон она при этом отключала. Но автоответчик у нее был включен постоянно, чтобы клиенты или знакомые могли оставить сообщение.

После минутного раздумья Гребски позвонил в телефонную компанию, на удивление быстро пробился к оператору, попросил проверить, работает ли телефон Зои, и столь же быстро получил ответ.

«На линии никаких повреждений нет, никто никаких заявок не подавал, скорее всего, трубка лежит неправильно», — сообщил оператор и отключился.

— Не нравится мне это, — больше для себя, чем для Татьяны произнес Денис, теребя нижнюю губу. — Не нравится… Съезжу-ка я к Заиньке.

— Я сейчас, — словно то, что она едет с ним, было само собой разумеющимся, выпалила Татьяна, на ходу сбрасывая халат и устремляясь в душ. — Пять минут, и я буду готова.

Денис заскочил в другую ванную, принял душ, натянул джинсы и великоватый ему свитер.

 

Глава 5

Ощущение, что за ним следят, появилось у Дениса Гребски, когда он подвозил Татьяну к ее дому.

Они заехали к Зое, но дом казался пустым, на стук и звон бронзового колокольчика, который украшал входную дверь, никто не реагировал, кроме приземистой соседской таксы, помечавшей неподалеку ствол дерева. Да и она, будучи существом незлобивым, тявкнула лениво и больше для порядка.

Денис обошел дом со всех сторон, заглядывая в окна, но сквозь опущенные жалюзи разглядеть что-либо внутри было невозможно. Окинув взглядом соседние дома и не увидев ничего необычного, Гребски пожал плечами и сообщил Татьяне, что отвезет ее домой, а сам все-таки попробует поискать Зою по общим знакомым. Татьяна попыталась было возразить, но Денис так выразительно покачал головой, что она не стала настаивать.

— Одному мне будет проще, — пояснил Гребски и мысленно добавил: «И спокойнее…»

Чувство, что за ним наблюдают, было настолько смутным, что Денис отбросил бы его, не будь он так обеспокоен. Он десятки раз описывал в своих книгах, как герой, за которым следят, чувствовал непонятную неловкость движений, а иногда даже пощипывание в основании головы, что сейчас, поймав себя на ощущении какой-то скованности на спине между лопатками, даже не удивился.

— Ты не помнишь, — спросил он, открывая Татьяне дверцу машины, — Заинька больше ничего не говорила об этом летчике? Где остановился? В гостинице, у знакомых? Ну вообще что-нибудь?

— Да мы с ней толком и не поговорили, — развела руками Татьяна, вспоминая встречу с Зоей. — Он сам сказал, в «Кафедрал хилл» на Гери… Приглашал вечером шампанского выпить…

Денис уточнил:

— Он приглашал тебя и Зою выпить шампанского? Или только тебя?

— Я отказалась, поэтому поименно состав компании уточнять не стала, — улыбнулась Татьяна, подумав, что приглашение, полученное от незнакомого мужчины, могло вызвать у Дениса ревность. Однако, к огорчению, тут же поняла, что это не так. Она посерьезнела и попросила: — Будь осторожней и звони. Ладно?

Свернув на Линкольн-стрит, Денис, вместо того чтобы сразу поехать на Олимпус, направился в сторону океана. Ехал, не превышая скорости, поглядывая в зеркало заднего вида чаще, чем того требовала дорожная обстановка. Ничего подозрительного он не заметил, поэтому, выехав на Грейт хайвэй, идущий вдоль океана, позволил себе полностью отдаться созерцанию могучих серо-голубых волн, что накатывались на песчаный берег и разбивались, недовольно ворча и наполняя воздух мелкой водяной пылью.

Гребски любил бывать на побережье. Особенно его тянуло сюда, когда на душе становилось скверно или возникала необходимость спокойно поразмышлять.

В такие минуты он приезжал к ресторану «Клиф-хаус», спускался по ступенькам, кивал здоровенной дебелой механической бабе, готовой залиться заразительным смехом, как только кто-нибудь из посетителей расщедрится на четвертачок. Он подходил к парапету и долго стоял, глядя, как разбиваются о камни волны и резвятся морские котики, считающие это место своим домом.

Не включая сигнал поворота, Денис пересек двойную сплошную линию, резко свернул и припарковался возле ресторана, заняв единственное свободное место. По субботам сюда приезжало множество родителей с детьми, туристов и просто горожан, решивших отдохнуть на свежем воздухе и полюбоваться на морских котиков.

Старый «кадиллак», последние минут десять следовавший за ним, тоже пересек двойную сплошную и совсем уж в нарушение всех правил припарковался напротив пожарного гидранта. Из машины никто не вышел.

Денис поправил зеркало, рассматривая водителя и еще двух крупных парней, сидевших в «кадиллаке». Смуглые и черноволосые парни, без сомнения, были выходцами из Мексики или другой страны Латинской Америки. Они старательно не смотрели в его сторону, но была в их позах определенная неестественность, и это настораживало. Гребски хотел посидеть в машине, собраться с мыслями и придумать какой-нибудь финт, чтобы оторваться от «хвоста». В том, что это именно слежка и именно за ним, он уже не сомневался. Но тут к ресторану подрулил туристический автобус, похожий на огромный аквариум, и из его дверей посыпались жизнерадостные старушки и старички. Озираясь и восторженно лопоча, они принялись фотографировать океан, котиков и друг друга с таким энтузиазмом, словно это было последнее задание, которое они должны выполнить на грешной земле перед отправкой в рай.

Гребски улыбнулся. Но вовсе не потому, что ему понравились бодрые пенсионеры. Аквариум на колесах надежно блокировал «кадиллак», и тот мог выехать на дорогу только после того, как автобус сдвинется с места. Судя по туристам, ходко отправившимся осматривать музей и любоваться океаном, и флегматичной физиономии вознамерившегося вздремнуть китайца-водителя, стоять автобусу тут предстояло не менее часа.

Денис сдал назад, развернулся и погнал машину по Гири. Краем глаза успел заметить, как пассажиры «кадиллака» выскочили из салона и подбежали к двери водителя автобуса. Денис еще раз улыбнулся и включил музыку.

Машину он оставил на кольце, в центре которого возвышался обелиск, обозначающий своей каменной фалличностью географический центр Сан-Франциско, и к дому Заиньки пошел пешком. После маленького инцидента с мексиканцами настроение у него поднялось и вроде как даже охотничий азарт проснулся, наполняя тело жаждой движения.

В этот раз он не стал звонить в бронзовый колокольчик и заглядывать в окна, а сразу направился к гаражу. Зоя часто забывала закрывать его. Если она дома и с ней все в порядке, а волнения вызваны неисправностью телефонных аппаратов, Зоя простит ему проникновение в ее дом через гараж, и они вместе потом посмеются.

Наклонившись, Денис попробовал приподнять дверь. Получилось. Дверь подалась легко, как будто бы только и ждала, чтобы кто-нибудь ее открыл. Он оглянулся по сторонам, проверяя, нет ли поблизости свидетелей, которые могут вызвать полицию, убедился, как мог, в отсутствии таковых и полной пустынности улицы и проворно скользнул в полумрак гаража.

«Лексус» был на месте. В салоне тускло горели боковые лампочки, как это бывает, когда дверцы неплотно прикрыты. Так оно и было. Денис распахнул дверцу пошире, заглянул в салон. Тут явно кто-то что-то искал: содержимое «бардачка», в котором у Заиньки можно было найти все, от сигарет, духов, пудры, жевательной резинки и калькулятора до тампонов, прокладок, запасных колготок и презервативов, было вывернуто на пол и на сиденье… Ничего не трогая, Денис оглядел салон.

Может, Заинька сама что-то искала?

Денис попытался себя успокоить, приглушить нахлынувшую тревогу, прекрасно понимая, что Заинька никогда бы не позволила себе оставить в машине такой кавардак. Он отключил звук мобильного телефона, чтобы неожиданный звонок не раздался в самое неподходящее время. Стараясь не шуметь, стал осторожно подниматься по бетонной лестнице, ведущей из гаража в холл.

Запрокинутое застывшее лицо Заиньки, сведенное гримасой боли, он увидел, едва поднялся на последнюю ступеньку лестницы и шагнул в короткий коридор, ведущий в холл. Денис прислонился к стене, не в силах сдвинуться с места от накатившей вдруг слабости. Ему доводилось видеть мертвыми мужчин и женщин, но среди них не было его знакомых. Никогда еще те, кого он любил, не смотрели на него мертвыми остекленевшими глазами.

Он несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, тщетно стараясь утихомирить готовое выскочить из груди сердце. Прислушался в надежде уловить хоть какой-нибудь звук, который мог раздаться в любой части большого дома, но ничего не услышал. Тишина была абсолютной и осязаемо плотной, даже с улицы не доносилось ни звука. «Как в могиле», — подумал он. Кое-как справившись с волнением, Денис заставил себя подойти к девушке и прикоснуться пальцем к ее шее в том месте, где когда-то под тонкой кожей пульсировала голубоватая жилка. В давние времена, когда они были любовниками, он любил целовать ее именно сюда. Прикоснулся, чтобы убедиться в том, что глаза его не обманывают. Прикосновение было мгновенным, но обжигающе холодным. Вероятно, Заинька была мертва уже давно, по крайней мере несколько часов.

Сглотнув комок в горле, Гребски пересилил себя, перешагнул через тело подруги, потому что обойти ее не было никакой возможности, достал сигарету и только после этого огляделся, стараясь в то же время не смотреть на тело.

В огромном холле все было перевернуто, сдвинуто с места и разбросано. Как будто стая обезьян играла здесь в пятнашки, задевая и переворачивая мебель. Или кто-то ловил и боролся с убегающей, а когда убежать не удалось, изо всех сил сопротивляющейся Заинькой…

То, что она сопротивлялась, было понятно по синякам на ее руках, по разорванной футболке, длинной и широкой, в которой Зоя всегда ходила дома, надевая ее на голое тело.

Денис заставил себя посмотреть на Заиньку.

Ее долго мучили. Он насчитал около двадцати ножевых ран, не очень глубоких, но болезненных и кровоточащих. Красивые, с аккуратным педикюром пальчики ног были синими и распухшими. Вероятно, их стягивали проволокой, а это очень и очень больно. Тонкая нержавеющая проволока обнаружилась неподалеку, ненужная мучителям, которые, добившись или не добившись своего, изнасиловали Заиньку и, изгаляясь, всадили внутрь ее лона бутылку из-под шампанского, взятую тут же в баре…

Добили Заиньку ударом ножа в сердце. Нож валялся рядом. Обычный кухонный нож, взятый, скорее всего, тут же на кухне. На телевизоре, который был включен, но не издавал ни звука, лежал еще один нож, поменьше, но тоже с бурыми пятнами на лезвии.

Денис смотрел на лицо Зои, на искусанные в кровь губы, на все ее растерзанное и измученное тело, которое он когда-то ласкал. Он затягивался сигаретой, не замечая, что уже горит фильтр, и чувствовал, как внутри него поднимается черная волна ярости. Он прикрыл глаза, сжал руками виски.

— Спокойно, парень, — тихо проговорил Гребски, когда смог говорить и прошла кислая немота во рту. — Спокойно… Ты уже ничем ей не поможешь…

Он посмотрел в окно, за которым покачивались на ветру лохматые ветки дерева, название которого он все собирался спросить у Заиньки, но так и не спросил, прикурил еще одну сигарету.

— Она просила тебя о помощи, а ты опоздал… — проговорил он, укоряя сам себя. — Но этих ублюдков ты достать должен. Должен и сделаешь это! Иначе будешь полным мудаком и не сможешь посмотреть в глаза ни одной женщине.

 

Глава 6

Казаренко выжидательно посмотрел на вошедшего помощника, пробурчал, недовольный его опозданием:

— Нарыли что-нибудь?

Черник переложил тонкую папку из руки в руку, приоткрыл.

— Друзья поделились материалами, — негромко сказал он.

— Что там?

— Денис Гребски, тридцать девять лет, русский, журналист и писатель, — начал докладывать Черник, не глядя в бумаги. — До принятия американского гражданства — Денис Гребенщиков. В Штаты приехал из Москвы…

— Каким образом? — перебил его Казаренко.

— Как еврейский беженец, с женой и дочерью.

— Еврей? — Петр Сергеевич приподнял брови.

Помощник покачал головой:

— Нет, русский… Жена — в девичестве Нелли Абрамович…

— Понятно! — привычно подергивая мочку уха, кивнул Казаренко.

— Почти сразу после приезда жена ушла от него к университетскому профессору из Беркли.

— Почему?

Черник пожал плечами, позволил себе легкую улыбку:

— От молодых к старикам женщины уходят только из-за денег, — пояснил он. — Сейчас Гребски зарабатывает прилично. Есть устойчивая тенденция к увеличению доходов, его писанина пользуется спросом, книги издаются и хорошо раскупаются. А в первые месяцы в Штатах перебивался случайными заработками. Вероятно, жене это не нравилось.

— Понятно. — Казаренко положил ладонь на стол, взглянул на помощника: — Женщины? Наркотики? Как у него с этим?

— Бабник, но не злостный, — отозвался Черник. — Смазливую мордашку и стройные ножки не пропустит, но при этом не позволяет женить себя и умудряется оставаться с бывшими любовницами в хороших отношениях. Наркотиков не принимает. Пьет, но в меру, предпочитает хороший коньяк. Азартными играми не увлекается, в казино бывает от силы два-три раза в год.

Петр Сергеевич шутливо захлопал в ладоши:

— Браво! Идеал холостяка, — усмехнулся он. — Отлить в бронзе и поставить перед женским клубом. Что-то интересное в его прошлом есть?

— В общем-то нет. — Черник виновато развел руками, словно это он был ответственен за прошлое журналиста Гребски. — За исключением одного. После окончания факультета журналистики МГУ он работал в различных изданиях демократического толка, а во время приднестровской войны оказался в Тирасполе в пресс-центре генерала Лебедя. С самого начала войны в течение четырех месяцев он со своим другом-сокурсником, собственно, и был этим пресс-центром, пока дело не подхватили другие.

— Спецслужба?

— Нет, в университете Комитет пытался его вербовать, но он умудрился соскочить. В Приднестровье оказался случайно, приехав отдохнуть к другу. Они там вдвоем неплохо поработали, фактически пробив брешь в информационной блокаде, окружавшей эту войну, а когда у генерала Лебедя начались трения с тираспольским руководством из-за истории с пропавшими самолетами и оружием, вернулся в Москву.

Казаренко задумчиво потер ладонь о ладонь, спросил:

— Он на этом хорошо заработал?

— Нет, — отрицательно мотнул головой Черник. — Вообще не использовал своих возможностей.

— Лох? — Брови Казаренко снова приподнялись. — Там такая неразбериха была в то время…

— Скорее идеалист, — поправил хозяина Черник. — У нас есть его психологический портрет, разработанный в первом отделе университета перед вербовкой.

Петр Сергеевич недоверчиво взглянул на него:

— С тех пор многое изменилось…

— Люди не меняются, — со знанием дела ответил помощник. — С возрастом несколько смещаются акценты, но портрет остается в общих чертах тем же.

— Ну давай, излагай…

Теперь Черник уже посматривал на бумажку из папки.

— Типаж «спящего гамадрила», — начал он. — В обычных условиях ленив, любит удовольствия, выпить, хорошо покушать, оприходовать привлекательную самку, не связывая себя обязательствами. Амбициозен, но амбиции в основном направлены внутрь себя. То есть ему важно реализоваться в собственных глазах, мнение окружающих его не очень заботит. У него достаточно высок врожденный уровень интуитивного восприятия, но специальными тренировками это качество не развито. Однако того, что есть, хватает, чтобы в своих романах и статьях он смог протягивать логические цепочки при нехватке объективной информации. Внутреннюю агрессивность выплескивает в своих опусах, оставаясь для окружающих белым и пушистым. В условиях повышенной опасности уровень инстинкта самосохранения резко понижается, он становится способен на неожиданные и опасные для окружающих действия, резко повышается боевая эффективность.

— Ну, все мы становимся опасными, когда к стенке припрут, — буркнул Казаренко.

— Не согласен, — спокойно возразил Черник. — Развитое воображение в экстремальной ситуации — плохой помощник. Человек начинает преувеличивать грозящую ему опасность, пугается того, что сам же придумал, и проигрывает, еще не начав действовать. Тут же мы имеем дело с иным случаем. Получи он соответствующую подготовку, из него мог бы выйти прекрасный оперативный аналитик. При должной мотивации он способен на многое.

— Ну так замотивируйте его как следует! — раздраженно произнес Казаренко. — Может быть — ребенок?

— Мы проработали этот вариант, — кивнул Черник. — Для его реализации не хватает времени. Бывшая жена с ребенком и сам профессор уехали куда-то в Европу отдыхать. Мы пока не установили, куда именно.

— Придумайте еще что-нибудь! Денег дайте… Или еще как! У нормального мужика, по-моему, есть всего три стимула, чтобы свернуть горы: власть, большие деньги и хорошая баба.

 

Глава 7

Звонить в полицию, дожидаться ее приезда, а потом объяснять, что он делает в доме наедине с трупом, в планы Гребски не входило. Он понимал, что надо бы позвонить и сообщить об этой трагедии. Но понимал и то, что встреча с полицейскими обернется для него долгими и нудными расспросами, которые займут не один час даже в том случае, если у полиции не возникнет мыслей о его причастности к смерти Зои. А они вполне могли появиться, учитывая специфику существовавших между ним и убитой молодой женщиной отношений.

Не глядя на Заиньку, он снова перешагнул через нее, стараясь не наступить в подсохшие кровавые лужи, хотел спуститься по лестнице, но застыл, увидев боковым зрением скомканную сигаретную пачку под перевернутым кожаным креслом.

«Кэмел». Зоя курила редко, но если курила, то длинные и тонкие «Моор». А последние месяца два Денис ее вообще с сигаретой не видел. Он подобрал пачку и спрятал в карман, прошел в смежную комнату, служившую домашним офисом. Кошка, восседавшая на компьютере, узнавающе мяукнула, выгнула ему навстречу спину. Гребски автоматически погладил ее, разглядывая экран монитора, на котором вспыхивали и гасли маленькие звездочки. Одним пальцем нажал на «пробел». Монитор засветился, и система потребовала пароль, которого Денис, конечно же, не знал.

В спальне тоже все было перевернуто вверх дном, широкий матрац скинут на пол, подушки вспороты.

Палехские лаковые шкатулочки для драгоценностей валялись пустые. Все вещи из огромного шкафа, в котором Зоя держала бесчисленное множество своих нарядов, были выброшены на пол, тут же обнаружилась сумочка. Гребски присел на корточки, аккуратно заглянул в нее — водительское удостоверение, связка ключей, бумажные носовые платки. Несколько двадцатидолларовых купюр…

Никто не видел Гребски выходящим из Зоиного дома. В этом он убедился, поднимаясь к фаллическому монументу. Зато в нескольких шагах от его машины стоял уже знакомый старый «кадиллак», в салоне которого не наблюдалось никого, кроме водителя.

Денис изобразил полное отсутствие интереса к этой начавшей раздражать его машине и прошел мимо, глядя себе под ноги. Когда он подошел к своему «бьюику», достаточно дерзкое и нахальное решение полностью созрело.

Выезжая сегодня из дома, он никак не предполагал, что все так обернется, а потому не взял с собой ничего, что могло бы послужить оружием. О револьвере, оставшемся дома, можно было только мечтать, но сгодилась бы и обыкновенная бейсбольная бита. Особенно сейчас, когда Денис увидел, что напарники водителя-мексиканца, здоровые и толстые парни, неторопливо спускаются по ступеням от обелиска, который они якобы рассматривали. На их лицах не читалось ничего, кроме нехитрого желания переломать ему ноги и свернуть шею. Но это не особенно его встревожило, уж очень он был расстроен и зол.

«Ну, ребята, — подумал Денис, — момент вы выбрали не самый подходящий!»

Он бросил быстрый взгляд на водителя. Тот, видимо, тоже решил принять участие в предстоящем веселье и проворно выбирался из машины. Продолжая изображать полного недотепу, Денис подошел к заднему колесу своей «ривьеры», озабоченно постучал по нему ногой, покачал головой. Медленно, теряя драгоценные секунды, открыл багажник…

Откуда было знать простым мексиканским парням, живущим в Америке и привыкшим из-за всякой пустячной неполадки вызывать «трипэлэй», что Денис Гребски, импозантный и прилично одетый малый, по старой русской привычке возит в багажнике не только пятигалонную канистру с бензином, но и монтировку…

Водитель «кадиллака» еще не успел толком выбраться и захлопнуть дверцу, как Денис, в два прыжка преодолев расстояние между машинами, уже обрушивал ему на голову увесистую канистру. Парень, не ожидавший стремительной атаки, мешком осел вдоль дверцы, вслепую размахивая руками и пытаясь ухватить неприятеля. Денис еще раз с размаху приложился канистрой к стриженой макушке и для уверенности рубанул монтировкой по ключице, отчетливо расслышав треск ломающейся кости.

Водитель всхлипнул и затих. Зато его приятели, увидев то, чего никак не ожидали увидеть, ринулись на обидчика с мычанием быков при виде еще не покрытой коровы. Денис швырнул канистру в вырвавшегося вперед мексиканца и очень удачно угодил ему в живот. Мексиканец сложился пополам и рухнул на колени. В воздухе запахло разлившимся из канистры бензином.

Уклонившись от удара, который должен был выбить из него дух, Денис носком ботинка пнул по лодыжке наиболее яростно настроенного и пока еще невредимого противника, а когда тот пролетал мимо, добавил монтировкой по спине. Не ожидая, пока он развернется, Денис в прыжке, наотмашь, врезал монтировкой по жирному складчатому затылку. Парень пробежал под горку несколько шагов, по инерции продолжая уже неуправляемое движение, и ткнулся лицом в брусчатку.

Тем временем облитый бензином мексиканец очухался после падения, но мстить за приятелей не торопился. Вместо этого, отпихнув неподвижное тело водителя, плюхнулся на сиденье «кадиллака» и принялся судорожно терзать ключ зажигания, не отводя ошалевшего взгляда от приближающегося Дениса. Он прекратил это занятие только после того, как монтировка разбила стекло и прижала его шею к спинке сиденья.

— Почему? — вполголоса спросил Денис.

Мексиканец хрипел, побелевшие от страха глаза невидяще уставились на противника, взявшего его за горло в прямом смысле слова.

— Ну?

— Нам заплатили, — просипел парень, жадно хватая ртом воздух, которого ему перестало хватать.

— Кто?! — рявкнул Гребски.

— Я не знаю… Это ему заказали… — пытаясь мотнуть головой в сторону водителя, торопливо отозвался мексиканец.

Гребски несильно ткнул водителя ногой в пах. Реакции не последовало, из чего Денис заключил, что побеседовать им уже не придется, и повернулся к живому участнику событий.

— Что ты должен был сделать?

— Мы… мы должны были выследить тебя и отделать…

— Только отделать? — уточнил Денис.

— Не знаю, — синея, прошептал парень, и Денис немного ослабил давление монтировки на его горло.

— Как вы узнали, что я здесь? — задал Денис вопрос, терзавший его с тех пор, как он увидел «кадиллак». Не могли эти простые и не очень сообразительные ребята проследить его от «Клиф-хауса» до обелиска возле дома Заиньки. Не хватило бы у них на это ни мозгов, ни информации.

Жадно глотнув воздуха, парень выдавил из себя:

— Хулио куда-то звонил… когда мы тебя потеряли… Вернулся, сказал, что надо сюда ехать… Мы поехали…

— Что он еще сказал? — продолжал настаивать Гребски.

— Что заказчик злится… Долго дело делаем… Слушай, а ты меня отпустишь? Мы же… мы же тебе ничего не сделали… — Лицо его, толстое и жалобное, выражало смешанное с надеждой страдание.

Денису не хотелось его обманывать.

— Отпущу… Только скажи, кто заказчик.

Парень попытался помотать головой, но из-за монтировки, снова сдавившей горло, у него ничего не получилось.

— Какой-то русский… — выдавил он из себя, — смуглый такой, носатый… Я его только раз видел… У нас в Лос-Анджелесе…

— Я так и думал, — тихо сказал Денис больше для себя, чем для парня. — Девушку вы убивали?

Спокойствие его голоса напугало парня. Он почти закричал:

— Никого я не убивал! Это Хулио с Крисом… и русские с ними были! Хулио рассказывал. Я про это не знаю… ничего. Я возле дома стоял! Отпусти меня, а-а-а? Не убивал я никого…

Денис кивнул.

— Верю. Раз не убивал, значит, не убивал… просто возле дома стоял, да? Ну и молодец… — успокоил он парня. — Хулио так Хулио… Езжай с миром, амиго.

Парню все-таки удалось завести машину. Но он не трогался с места, продолжая с опаской смотреть на своего слишком великодушного противника.

Денис сунул монтировку под мышку вынул сигарету, прикурил от зажигалки. Вопросительно глянул на парня:

— Что-то забыл, амиго? Или не хочешь друзей оставлять?

На лице мексиканца явно читалось тяжкое раздумье, которое можно было принять за борьбу между долгом перед товарищами и страхом перед врагом. Денис же, изобразив на лице выжидательную улыбку, внимательно следил за движениями парня, который, надеясь, что делает это незаметно, шарил рукой под сиденьем.

«Давай же, амиго! — мысленно подстегивал его Гребски. — Давай! Дай мне повод!»

Не сводя темных глаз с лица Дениса, парень резко вздернул правую руку с зажатым в ней короткоствольным револьвером. Ожидавший этого Денис прыжком ушел с линии огня, чиркнул зажигалкой и, словно гранату во вражеский дзот, закинул ее в салон. В тот же момент раздался истошный визг мексиканца. «Кадиллак» судорожно дернулся с места, но тут же остановился с заглохшим двигателем. Облитый бензином парень живым факелом метался по салону, безуспешно пытаясь загасить охватившее его пламя.

Гребски не был садистом, вид агонизирующего врага не доставлял ему удовольствия. Не оглядываясь, он быстро подошел к своей машине, упал на сиденье и резко утопил педаль газа.

Мертвая Заинька, двое неожиданных врагов, поверженных и молчаливо неподвижных, третий, живьем сгорающий в машине без надежды на помощь.

Все осталось позади.

«Боже мой! Что же такое происходит?!» — подумал Денис Гребски, с ужасом ловя себя на том, что нет у него ни сожаления о своем поступке, ни раскаяния.

Только острая жалость к Заиньке и такое же нестерпимое желание понять.

 

Глава 8

«Денис!!! Ты мне нужен очень срочно!!! Экстренно! Пожалуйста… Если не позвонишь сегодня, позвони рано утром. Я боюсь. Я не понимаю, что происходит, но если это то, что мне кажется, то я боюсь. Поверь, это не бабская истерика, это серьезно! Пожалуйста! Зоя».

Гребски снова и снова прокручивал в голове Заинькин крик о помощи, и у него сводило скулы от боли, смешанной с ненавистью к тем, кто сотворил с ней чудовищное…

Гораздо больше его интересовал таинственный заказчик, который хотел его нейтрализовать. Не убить, а именно нейтрализовать методом, нужно сказать, не очень оригинальным, но достаточно эффективным. Зачем? Что такого мог сделать журналист Гребски, что помешало бы этому заказчику? Неизвестно. Но как только заказчик узнает, что его план не сработал, нужно ждать следующего хода…

Денис так резко нажал на тормоз, что идущая сзади машина чуть не ударила в бампер его «ривьеру». Одновременно с визгом тормозов раздались яростные вопли клаксона, но Гребски словно и не слышал их.

Татьяна! Ведь эти сволочи вели его до ее дома!

Морщась от громких сигналов и криков, Денис включил аварийные сигналы, показывая, что сломался, чем вызвал новые вопли клаксонов и неодобрительные возгласы водителей. Судорожно набрал номер Татьяны и прижал мобильник к уху…

Когда после семи длинных гудков раздался голос Татьяны, записанный на автоответчике, Денис сжал зубы, но спокойно сказал:

— Таня, возьми трубку… Возьми трубку, девочка… Если ты дома, возьми трубку…

Услышав писк окончания записи, Гребски рванул машину с места, чем вызвал удивленные и возмущенные возгласы других участников движения.

Денис ехал домой, стараясь выбирать наикратчайший путь, с такой скоростью, что первый же попавшийся полицейский мог бы его остановить. Ему везло, полицейские не попадались.

Случайности быть не могло. Обычно после проведенной с ним ночи Татьяна отсыпалась до вечера, но трубку брала всегда. Сегодня, встревоженная судьбой Зои и зная, что Денис занимается ее поисками, Татьяна должна была бы сидеть дома и ждать звонка. Если она не подошла к телефону, значит, что-то произошло. А если что-то произошло, то дальше могло произойти еще что-нибудь. К этому «что-нибудь» нужно быть готовым, а не использовать подручные средства в виде канистры и монтировки. Второй раз этот фокус может не получиться.

Денис уже заканчивал свою экипировку, означавшую, что он, Денис Гребски, журналист и писатель, превращается в человека, который волею обстоятельств вынужден поступать не так, как бы ему хотелось, а так, как вынуждают действовать эти самые обстоятельства.

Когда зазвонил телефон, он не стал поднимать трубку, желая услышать голос звонившего, если тот решит оставить сообщение.

Приглушенный мужской голос на чистом русском языке, чуточку причмокивая, будто катая во рту конфетку, обратился к Денису:

— Слышь, братка, возьми трубку… Перетолочь надо с тобой кое-что… Если тебя нет — тоже ничего. Как услышишь сообщение, так сразу и приезжай, поговорим. Купертино, знаешь? Ла Рода, десять пятьсот… Такой вот адрес. Не промахнешься… Ждем тебя, как говорится, в любое время… Для тебя открыты двадцать четыре часа… Танюшка твоя тоже будет ждать, живая и здоровая… пока живая и пока здоровая…

Денис ожидал этого. Даже не отдавая себе в том отчета, он предчувствовал, что с Татьяной случилось несчастье, и приготовил себя к этому, насколько возможно. Но сейчас, когда понял, что Татьяна находится в руках у каких-то сволочей, кулаки его невольно сжались, а перед глазами встала увиденная в доме Зои жуткая картина. Гребски хотел поднять трубку, но сдержал себя. Пусть новоявленный брат договорит.

А тот продолжал, все так же мусоля что-то во рту: — Только ты сильно не дергайся, чтобы больно не было… Ни тебе, ни бабе твоей… Приедешь, поговорим, договоримся… И, слышь, братка, ты уж без полиции, ладно? Дело такое, предупреждать приходится, вы тут привыкли чуть что — ментам стучать… Ты вроде не такой, но предупредить не вредно… Бывай…

Трубку положили. Денис, встряхнув побелевшими руками, быстро нажал кнопки телефона, надеясь выяснить, откуда говорил «братка». Но тот наверняка звонил с какого-нибудь незарегистрированного телефона. Голос автомата подтвердил это, сказав «извините…».

Услышав в трубке короткое «слушаю», Денис облегченно вздохнул.

С Олегом Куприяновым, бывшим оперуполномоченным уголовного розыска из Днепропетровска, он познакомился года два назад на чьем-то дне рождения.

Парень был хозяином небольшой автомастерской в районе Ричмонд, где в основном обитали бывшие соотечественники. Он был высок, плечист и носил длинные волосы, заплетая их в косичку, что делало его похожим на рок-музыканта.

Мастерская давала небольшой, но стабильный доход, позволявший снимать приличный дом и содержать жену и сына. Правда, после суетной и нервной работы в уголовном розыске на Украине новая размеренная жизнь казалась Куприянову скучноватой. И когда однажды Гребски попросил его о помощи в одном из своих журналистских расследований, Олег Куприянов с готовностью согласился.

Помощником он оказался ловким, надежным и толковым. В ответ на похвалу в свой адрес Куприянов развел длинными руками: «Лучшим опером признавали. Покруче во что встревать приходилось».

С тех пор так и повелось. Когда Денису нужна была помощь, Олег всегда был готов ее оказать. «Сам себе велосипед», он имел возможность распоряжаться своим временем, а единственным препятствием на пути к свободе и бледному подобию прошлой рисковой жизни опера была только жена.

Но ее Олег всегда умел уговорить. Не последним аргументом в этих уговорах было то, что его отсутствие, связанное со звонками Гребски, всегда приносило в дом ощутимый прибыток. Денис оплачивал услуги щедро. Олег слегка конфузился, принимая деньги от приятеля, но ухмылялся, повторяя известную фразу: «Не корысти ради, а токмо волею пославшей мя жены…»

Именно ему позвонил Гребски и сказал, не вдаваясь в подробности:.

— Олег, ты мне нужен…

Куприянов с готовностью и плохо скрываемой радостью отозвался:

— Как юный пионер!

— Работа серьезная… — не принимая шутливого тона приятеля, сказал Денис. — Встречаемся в Купертино. На выезде с двести восьмидесятого фривея, там есть заправка…

— Когда?

— В семь вечера, — сказал Денис. На всякий случай уточнил — Договорились?

Олег делано вздохнул, изображая раздумье:

— Сложная работа?

— Физическая, — отозвался Гребски.

— Надолго? — уточнил тот и быстро пояснил: — Я потому спрашиваю, чтоб знать, чего Маринке соврать… Решит, что муженек по бабам отправился. Шуму будет…

— А ты так сразу и скажи… — посоветовал Денис. — Ушел, мол, по бабам, жди к завтраку…

 

Глава 9

Всю дорогу до Сансета, где жила Татьяна, Денис в меру своего разумения соблюдал меры предосторожности, которые позволили бы ему оторваться от «хвоста», если таковой имелся. Несколько раз он нагло проскакивал перекрестки на уже загоревшийся красный, поглядывал в зеркало заднего вида в ожидании увидеть преследующую его полицейскую машину. Но ему сегодня везло.

Денис горько усмехнулся. Можно ли назвать везучим день, если утром ты находишь одну из своих приятельниц замученной и мертвой, а после полудня выясняется, что и другая находится неизвестно в чьих руках и ее ждет неизвестно какая участь. И, кроме того, ты сам едешь на встречу с кем-то, кто тебя очень не любит…

Везет или не везет — вопрос спорный, но то, что полиция его не остановила — это факт.

Проникать в Татьянино жилище через гараж необходимости не было, ключи у Гребски имелись. Ими он и воспользовался, предварительно осмотрев замочную скважину и не обнаружив там ни царапин, ни повреждений. Впрочем, это ровным счетом ничего не значило.

С револьвером наготове Денис осторожно прошел в квартиру и облегченно вздохнул: ни следов борьбы, ни крови… Только одиноко валяющийся возле дивана Татьянин тапочек да сползший на пол шотландский плед, которым она любила укрываться, устроившись в углу большущего дивана.

Денис обругал себя: надо было сразу после схватки с мексиканцами позвонить Татьяне, предупредить. Правда, едва ли это помогло бы. По всему выходило, что, пока он был в доме Заиньки, неизвестные были в доме Татьяны. Все равно опоздал бы со своим предупреждением.

В который уже раз Гребски подивился профессионализму преступников и их наглости.

Окинув взглядом комнату, он подошел к столику, склонился над пепельницей.

— Опять «Кэмел», — проговорил, извлекая окурок с изжеванным фильтром. — Ребята те же самые… Скоты…

На кухне на столе стояла опорожненная бутылка шампанского. Бокалов не было…

— Из горла пили, — удивленно цокнул Гребски, — замашки, однако…

Шампанское было болгарское, ни в одном из местных супермаркетов такое не продавалось. Приобрести его можно было только в «русских» магазинах, которые получали его с оптовой базы где-то на Брайтон-Бич в Нью-Йорке. Татьяна его очень любила.

Но внимание Гребски привлекло не шампанское, а бумажка, придавленная темно-зеленой бутылкой.

«10500 LA RODA» — красным фломастером было выведено на ней корявыми английскими буквами.

— Сволочи! Понимали, что я сюда приеду…

Он убрал записку в карман, бегло осмотрел жилище Татьяны, убедился, что ничего не тронуто, и, застегивая на ходу куртку, вышел на улицу.

Слежку он заметил практически сразу.

Красный «понтиак» отъехал с противоположной стороны улицы и устремился за машиной Гребски, едва притормаживая на перекрестках со знаками «стоп», где водителям положено останавливаться. Водитель в темных очках, насколько сумел разглядеть Денис, был явно азиатского происхождения. Он даже не пытался скрыть того, что висит «на хвосте» Гребски. Вероятно, парень считал себя настолько сильным и защищенным, что не видел необходимости скрываться.

До Купертино по 101-му фривею езды от силы минут сорок — пятьдесят. С Олегом они договорились встретиться в семь. Времени предостаточно, чтобы не только заехать в офис к Заиньке, но и при этом оторваться от «хвоста».

Вопрос только в том, как попасть в офис Заиньки на Нью-Монтгомери-авеню, в то самое здание, где в подвале еще недавно размещался русский ресторан с отвратительной кухней, но очень приличной музыкой и песнями, ради которых туда и ходили.

Войти в здание в выходной день можно было только по идентификационной пластиковой карточке, которой у Гребски не было. Несколько раз, когда Зоя просила его забрать какие-нибудь бумаги из офиса, ему удавалось пройти, потому что охранники тоже люди, притом видевшие его неоднократно.

Азиат на «хвосте» раздражал Гребски.

Он несколько раз пробовал уйти от преследования. Однажды ему показалось, что это удалось, но замаячивший сзади красный «понтиак» убедил его в неудачности попытки.

Денис чертыхнулся, свернул на улицу Ломбард. «Понтиак» следовал за ним словно приклеенный.

— Хорошо, — сказал Гребски с угрозой в голосе, — ты сам напросился…

Было у него в запасе одно интересное местечко как раз для таких случаев. Во время журналистских расследований случалось всякое, иногда его в оборот брали нешуточно. Волей-неволей будешь иметь в запасе варианты вроде этого.

Мотель «Стар» располагался на Ломбард-стрит, но имел выезд и на другую, параллельную улицу, причем выезд довольно узкий и не слишком заметный, чаще всего принимаемый людьми несведущими за стоянку автомашин. Так уж получалось. Игра света и тени.

Гребски свернул на стоянку мотеля, въехал под крышу, заглушил двигатель. «Понтиак» остановился неподалеку. Настырный азиат не видел узкого прохода на улицу, который был в двух шагах от Дениса. Выйдя из машины и сделав эти самые два шага, Денис быстро свернул за угол. Для постороннего наблюдателя он словно растаял в полумраке. Когда человек, которого ты преследуешь, вдруг исчезает, оставив автомобиль, это всегда вызывает интерес. Причем интерес нездоровый…

Денис Гребски ждал. Он даже прикрыл глаза, позволив себе на минуту расслабиться. Но только на минуту. Вскоре послышались шаги. Как Гребски и предполагал, преследователь решил выяснить, что же произошло.

Денис всегда удивлялся двум вещам.

Пустынности этой словно вымершей улочки: на Ломбард-стрит всегда было много людей, бродивших, глазевших, кричавших… Здесь же — словно в пересохшем колодце.

И неуемному любопытству некоторых представителей рода человеческого.

Азиат, сообразив, что его поднадзорный не просто растаял в темноте, а исчез в неизвестном направлении, выскочил из полумрака стоянки на солнечную улицу.

Пока глаза преследователя привыкали к свету, рука Гребски обхватила его шею. Шея была крепкая и мускулистая, но и хватку Дениса слабой не назовешь. Азиат захрипел, изрыгая брань на языке, услышав который, Гребски сделал вывод, что азиат этот — русский азиат. Правда, это не помешало ему довести задуманное до конца.

Подергавшись и неопасно побрыкавшись, азиат, довольно тяжелый, несмотря на небольшой рост, обмяк и повис на руках у Гребски, который аккуратно пристроил безвольное тело на травку у стены, предварительно убедившись, что беспамятство противника не притворное. После чего водрузил на кривой, явно сломанный нос азиата его же черные очки. Прикурив сигарету, с удовольствием оглядел дело рук своих.

Все выглядело так, как если бы человек решил немного отдохнуть. Шел, устал, присел на травку около стеночки, да и задремал. Картинок таких в славном городе Сан-Франциско наблюдалось предостаточно, а потому, если фигура азиата и вызовет любопытство, то разве что каких-нибудь криминально настроенных хомлесов, решивших чем-нибудь поживиться у опрометчиво заснувшего коллеги.

На всякий случай оглянувшись, Гребски присел на корточки и быстро проверил карманы джинсового костюма азиата.

Дмитри Хан… — значилось на водительском удостоверении, вынутом из бумажника, набитого сотенными купюрами, что абсолютно несвойственно американцам, предпочитающим «кэшу» кредитные или иные пластиковые заменители денег.

— Что же ты так, Дима? — укоризненно покачал головой Гребски, внимательно осматривая удостоверение. — Столько денег, а на приличный документ зажался… С такой липой тебя первый же полицейский заметет… Несерьезно…

Бумажник Гребски переправил к себе в карман, туда же опустил «беретту» с глушителем, извлеченную из-за пояса уставшего Димы Хана.

— Разрешения на оружие у тебя, конечно же, нет. Да и глушители запрещены, старик… Так что, извини… изымаем…

Больше ничего интересного у азиата не обнаружилось, кроме дозы кокаина в полиэтиленовом пакетике да ключей от машины.

Денис сбегал к своей машине, вернулся и сноровисто связал ноги бывшего преследователя прочной нейлоновой веревкой, развязать которую было очень трудно, учитывая ее прочность и хитрый туго затянутый узел. Немного подумав, Денис разрезал пояс джинсов азиата, после чего направился к «понтиаку». В бардачке не оказалось ни документа о регистрации машины, ни страховки.

— Рисковый ты парень, Дима Хан, — проговорил Денис, загнал машину на стоянку возле мотеля и небольшим ножом, который всегда входил в состав его «боевой» экипировки, аккуратно продырявил все четыре колеса, чем вызвал легкое удивление у парочки престарелых туристов, как раз садившихся в соседнюю машину. Гребски с улыбкой кивнул им и пожал плечами. Так надо, дескать, прихоть у меня такая. Действительно, что может быть особенного в том, что человек, выйдя из собственного автомобиля, не только закрывает дверцу, но и на всякий случай спускает колеса. Старички глядели на Гребски во все глаза, но когда встретились с ним взглядом, приветливо заулыбались. Денис, улыбнувшись в ответ, помахал им рукой и направился к своему «бьюику».

Прежде чем уехать, он все же проведал азиата. Тот уже начал шевелить губами и подавать другие признаки жизни.

Слишком рано, решил Денис, ухватил азиата за голову и резко ударил затылком о стену. Подбородок парня упал на грудь.

Ему опять повезло.

Дежурный охранник, тучный высокий негр, увидев его, радостно заулыбался, отчего его круглая черная физиономия стала еще шире.

— Как дела, сэр? — лучась от удовольствия видеть Гребски, осведомился он. — Давно вас не было видно…

Денис улыбнулся так же широко и радушно, словно встретил старого знакомого, хотя не мог припомнить, чтобы когда-нибудь видел этого охранника.

— Как твои дела? — вопросом на вопрос ответил он. — Мои в порядке… Только много их… Вернулся вот из Гонконга… Наверстываю…

— И в выходной работать приходится, — уважительно покачал головой охранник.

— Приходится, — сокрушенно закивал Гребски, поглядывая на двери лифта, кнопку которого он все еще не осмеливался нажать, боясь, что охранник все-таки потребует карточку-пропуск.

— Да… Бизнес — дело такое, — согласился охранник и помог Гребски выйти из положения, нажав кнопку вызова лифта. — Я вот тоже бизнес имел, знаете, сэр… Закусочную… О! Ни дня, ни ночи не видел… Тут нужно посчитать, туда успеть… И жена вместе со мной…

Денис сочувственно улыбнулся:

— Да-да… это так! Бизнес — дело нелегкое.

Охранник покивал задумчиво, без ностальгии вспоминая времена, когда владел закусочной, потом махнул рукой и поинтересовался:

— Надолго в офис, сэр?

Гребски незаметно перевел дух:

— Да нет… Заберу бумаги, ноутбук и домой поеду, на Русскую речку… Там поработаю…

В офисе Заиньки Денис пробыл дольше, чем предполагал. Пришлось не только перелопачивать папки, в которых она хранила документы по своим клиентам, но и порыться в компьютере. Правда, что-то увидеть удалось только на одном диске Зоиного ноутбука, при попытке зайти на второй система запросила имя пользователя и пароль. Денис вовремя вспомнил, что как-то раз Заинька хвасталась, что, если кто-то вздумает залезть в ее компьютер, не зная пароля, вся информация просто пропадет, сотрется с хард-драйва. Таким способом она защищала конфиденциальную информацию о своих клиентах. Резервную же копию Зоя хранила, по ее словам, там, где никто ее не найдет. Денис сначала собирался поставить и у себя такую же защиту, да так и не собрался.

Он листал бумаги, просматривал доступные файлы, делал себе на диктофон кое-какие заметки, которые так или иначе могли привести к разгадке причины смерти Заиньки. Но пока все было непонятно.

Привлекла внимание Гребски папка с данными о компании, с которой, как он знал, Зоя сотрудничала весьма плотно и продуктивно. Компания носила неброское название ИТМ, что расшифровывалось как «Инвестмент, Траст и Маркетинг». И располагалась в небольшом офисном здании недалеко от центра города. Денис как-то даже бывал у них, делая статью об инвестициях русских предпринимателей в экономику Америки. Компания занималась вполне приличным бизнесом — открывала счета, осуществляла их поддержку, помогала всячески своим клиентам, которые, если судить по заметкам Заиньки, в основном были русскими и украинскими бизнесменами. Среди распечатанных бумаг Гребски нашел сумму денежного оборота компании и присвистнул! Даже если компания имела только пять процентов в качестве комиссионных, то доходы ее могли выглядеть как несколько десятков миллионов в год. Совсем неплохо, если учесть, что компания ничего не производила и имела небольшой штат сотрудников: десяток клерков в Америке, восемь в Москве, шестеро в Киеве да еще человек пятнадцать в представительствах в Латвии и Чехии. Президентом компании был сорокапятилетний эмигрант из давних, тех, кто прожил здесь уже двадцать и более лет, а вице-президентом оказался молодой человек, приехавший из России совсем недавно. И тот и другой имели весьма приличные дома, солидные машины и, если судить по документам, имеющимся у Заиньки, часто летали на Каймановы острова.

Насколько Денис разобрался в ее пометках на календаре-ежедневнике, Заинька встречалась с президентом компании Игорем Буковски совсем недавно, в прошлую пятницу, и это могло означать все что угодно. Гребски сделал себе копии бумаг, показавшихся ему наиболее интересными, захлопнул ноутбук, сунул его под мышку и в задумчивости покинул офис.

— Все в порядке, сэр? — поинтересовался чернокожий охранник, когда Денис все с тем же задумчивым выражением лица шагнул в вестибюль из лифта.

Гребски изобразил широкую улыбку:

— Все в полном порядке! — И уже выходя из здания, повторил по-русски: — Полнее не бывает…

 

Глава 10

У Дениса Гребски была большая машина.

Но это значило только то, что у него была большая машина. Никаких физиологических ассоциаций.

Просто ему так нравилось.

Первую свою машину, «бьюик-скайларк», он приобрел за триста долларов у знакомого русского эмигранта, который после долгих поисков устроился на инженерную должность с хорошей зарплатой. Ему не к лицу стало ездить на помятом «бьюике» с неоткрывающейся правой дверцей. Денису же такая машина пришлась в самый раз. После развода с женой он перебивался случайными заработками, жил в маленькой комнате над гаражом знакомого армянина и платил ему всего двести пятьдесят долларов. Вполне разумная цена, учитывая доход Гребенщикова. В своей прошлой жизни о машине он не мог и мечтать. Откуда деньги на машину у журналиста на вольных хлебах в государстве, где все вдруг стали или очень богатыми или нищими?

К первым он не относился, а потому: метро, трамвайчик, автобус, троллейбус…

«Бьюик-ривьера» — широкая обтекаемая двухдверная торпеда, распластав по дороге все свои пять с половиной метров, сверкая хромом и лаком на черных лоснящихся боках, несла Гребски навстречу неизвестности.

Поймав себя на выражении, которое было бы безжалостно вымарано из текста, если бы он его писал, Денис усмехнулся.

Патетика с красивостями поперла! На самом-то деле все гораздо проще. Есть неприятель, захвативший твою подругу в плен и чего-то от тебя желающий. Есть друг, готовый помочь освободить оную подругу из вражеского плена… И есть ты — крепкий духом и неслабый телом журналист Гребски, которому в ситуациях, подобных той, что имеется в данном случае, бывать не приходилось… Такая вот хрень…

«Ривьера» мягко покачивалась на поворотах. Движение на фривее было не очень активным. Здесь у приличных людей субботний вечер принято проводить дома за пивом и барбекю.

Гребски внимательно следил за машинами, которые ехали следом, обгоняли его или шли параллельным курсом по всем четырем полосам широкого фривея. Пару раз, засомневавшись, случайно ли следующий за ним автомобиль пристроился ему в хвост, Денис резко, не включая поворотники, нырял в ближайший съезд с дороги и наблюдал.

«Хвоста» либо не было, либо за ним следили с регулярно проносившегося над дорогой небольшого полицейского вертолета, контролирующего соблюдение скоростного режима на фривее. Однако заподозрить такое — значило впасть в состояние, близкое к паранойе.

Денис включил сидюшник, и зазвучала музыка из старого, но от этого не ставшего менее гениальным фильма «Кин-дза-дза».

— Ма-ма, ма-ма, что мы будем делать, — негромко подпевал Гребски, — когда наступят зимни холода…

Зимних холодов в Калифорнии не предвиделось, но вот первая часть строки была актуальна.

— У те-бя нет теплого ботинка, у ме-ня нет теплого пальта…

Куприянова Денис увидел чуть в стороне от здания «шевроновской» заправки. Олег стоял и, задумчиво поглядывая по сторонам, курил. Денис подъехал к нему вплотную, едва не задев ноги приятеля округлым капотом «ривьеры». Бывший опер никак не отреагировал на эту вольность, только кивнул:

— Привет, старик…

— И тебе привет, — выбравшись из машины, сообщил Денис. Оглядел Куприянова, словно оценивая его пригодность к исполнению возлагаемой миссии. Видом помощника остался доволен и поинтересовался: — Готов?

— Как юный пионер, — усмехнулся тот, повторяя фразу, сказанную еще по телефону. Прикурил следующую сигарету от еще непотухшей первой, спросил: — А ты?

Денис пожал плечами, пытаясь на самом деле определить, готов ли к тому, что предстоит. Наверное, готов, потому что не ощущал в себе ненужной нервозности или глубоко запрятанной боязни.

— И я как пионер, только не совсем юный, — улыбнулся он. — Рассказывать?

— Валяй, — с готовностью кивнул Олег — Что стряслось на этот раз?

Рассказ занял минут десять, в течение которых Денис, насколько было возможно, старался излагать только факты. Честно говоря, причин всего происходящего он и сам не мог понять, а уж пояснить — тем более.

Куприянов слушал внимательно. Он не задавал никаких вопросов, только иногда прерывал и просил: «Повтори». Гребски послушно повторял.

— Все, — закончил свой рассказ Денис, удивившись, как это ему удалось все так ловко сложить воедино. — И вот мы здесь.

— Понятно, что ничего не понятно, — резюмировал бывший опер, потирая подбородок. — Как говаривали в нашем райотделе — «глухарь глухее глухого».

Денис вынужден был согласиться. Рассказывая всю историю, он и сам понял: ниточки, за которую можно было бы ухватиться, размотать клубок и разобраться, где тут ноги, где уши, а где какое другое непотребство, — пока нет.

Затушив очередную сигарету, Олег задумчиво изрек:

— Ясно одно — чего-то они от тебя хотят. Именно от тебя… До этого хотели от Зои… А теперь — от тебя…

— Это я уже понял, — кивнул Гребски.

— А вот понимаешь ли ты, насколько серьезно вляпался? — поинтересовался бывший опер, глядя на Гребски сверху вниз, поскольку был почти на голову выше. Не давая ответить, пояснил: — Ты в горячке и по неразумению скольких мексо-американцев ухайдакал, а? Об убийстве Зои не сообщил… Проникновение в чужой офис и похищение информации, кража ноутбука… Татьяна похищена, а ты не заявил ни в полицию, ни федералам…

Денис с сомнением взглянул на Олега, ничего нового ему не открывшего. Он и сам понимал, что перед лицом закона не может похвастать кристальной чистотой.

— Ты предлагаешь сделать это прямо сейчас? Заявить в полицию, я имею в виду.

— Нет. — Олег отрицательно покачал головой. — Просто нам с тобой надо быть очень осторожными.

— Не возражаю, — пожал плечами Гребски. — Что касается мексиканских парней, напавших на меня без всякой причины, то, защищаясь от нападения, несущего реальную угрозу моей драгоценной жизни, я думаю, двоих положил точно, а насчет третьего — не уверен… не люблю запаха гари… Да и зажигалка выпала из моих рук совершенно случайно, без злого умысла… К тому же он собирался в меня шмальнуть не из игрушечного пугача…

Олег понимающе усмехнулся:

— Грамотно излагаешь… грамотно. Ладно, балагурить будем после, когда дело сделаем и с Татьяной разопьем бутылочку водочки…

— Она водку не пьет, — автоматически возразил Денис, спохватился: — Разопьем, конечно…

Олег увесисто хлопнул своего работодателя по плечу:

— Лады, пока не очень завечерело, рекогносцировочку бы провести по нашему адресу. Возражения есть?

Возражений не было, Денис и сам хотел предложить осмотреться на местности, наметить подходы-отходы.

— Тогда ты первый, я за тобой, — сказал бывший опер, — буду твою задницу прикрывать…

— Добро. У меня там ствол в машине, который я у азиатского хана изъял…

— Ну уж нет, нам чужого не надо, — Куприянов расстегнул замшевую куртку, продемонстрировав Денису рукоятку пистолета, напел: — И мой сурок со мной… «Макаров» в этих краях штука хоть и экзотичная, однако, батенька, привычка свыше нам дана… Тем более что на стволе азиатском черт-те что висеть может… Со своим оно поспокойнее будет. Да и разрешение у меня на него имеется…

По указанному «братком» адресу обнаружился большой двухэтажный офис риелторской конторы с незамысловатым названием «Property Plus». Выстроенный, как и большинство невысоких зданий, из дерева и фанеры, после отделки камнем он выглядел вполне респектабельно. Солидности офису добавляла парковка на десяток автомобилей с надписями по асфальту «для гостей», а дорожка от парковки до входа была густо засажена разросшимися ухоженными кипарисами.

Гребски медленно проехал вдоль риелторского агентства, свернул на параллельную улицу и, выбрав удобное место, припарковался. Вскоре сюда же, в сумеречную тень приторно пахнущей огромной магнолии, подъехал и Олег.

Наблюдая, как Денис со вкусом раскуривает сигару, Куприянов поинтересовался:

— Ну и что ты думаешь?

Выпустив клуб дыма и втянув его обратно, Денис пожал плечами:

— Ждут… Судя по освещенным окнам и холлу. Сказали же — двадцать четыре часа будут ждать… Вот и сидят.

— Интересно, Татьяна здесь? — спросил Олег, но сам же и ответил: — Не думаю, судя по всему — они не идиоты. А в агентстве-то этом хозяин русский…

— Откуда знаешь?

— Пересекался как-то, — ответил Олег. — Сын его моему знакомому машину разбил, так папаша, чтобы без страховой компании все уладить, за ремонт платил… Жадный, зараза… Алекс Хачило, лет двадцать-двадцать пять уже в Штатах. То ли из Харькова, то ли из Мариуполя… А сын на таблетки и порошок подсел… Романом зовут.

— Так ты встречался с хозяином? — уточнил Денис.

— Нет, по телефону общались… Я за копейки работать не привык, но и лишнего не беру. Мои мастера все на совесть делают. Так и сказал. Пришлось ему раскошелиться.

— Ясно. Еще что-нибудь?

— Да как бы и все… Агентство вроде не из последних — десять брокеров на него работают… И сам, как мне говорили, на «мерсе» шестисотом рассекает. А ты же понимаешь, тут — не Россия, тут шестисотый редкость.

— Тут «жигули» редкость, — сказал Гребски. — Ну ладно, прелюдии закончились, работать начинаем. Держи…

С этими словами он вынул из бардачка небольшую коробочку и передал оперу. Тот положил ее в нагрудный карман куртки, предварительно нажав кнопку на панели. Обращаться с этим крохотным аппаратиком Олегу уже доводилось. Он глянул на джинсы Дениса, в поясной пуговице которых прятался микрофон, способный уловить тихий шепот в радиусе двадцати метров.

— Порядок такой, — сообщил Денис. — Я иду в контору, ты остаешься тут. Вход тебе отсюда виден хорошо…

Олег задумчиво посмотрел в сторону освещенных стеклянных дверей риелторской фирмы.

— Если начинается заварушка, я врываюсь и начинаю гопак?

— Ну-у… — протянул Гребски, раздумывая, — если все сложится настолько хреново, что спасти положение сможет только гопак в твоем виртуозном исполнении… В принципе, я был приглашен для разговора…

— Для разговора — это понятно, — согласился опер, — и про принципы — тоже понятно. Только, когда имеешь дело с такими ребятами, уверенности в мирных переговорах — как у удава с хомячком…

Денис кивнул, соглашаясь, хлопнул Олега по плечу:

— Ну, я пошел…

— С Богом! — вслед ему серьезно проговорил Куприянов, прикурил очередную сигарету и, оглянувшись, нырнул глубже в тень.

Гребски быстро объехал квартал, имитируя прибытие на парковку возле риелторской конторы. Для постороннего наблюдателя все должно было выглядеть вполне естественно. Денис медленно, вглядываясь в большие белые цифры адреса, подъехал, неуверенно поставил машину на стоянку, суетясь, выбрался из машины и настороженно осмотрелся вокруг, словно ожидая, что его начнут бить по голове прямо здесь.

Решив не переигрывать в роли растерянного и испуганного клиента, Гребски без излишней торопливости, но и не совсем медленно, зашагал ко входу в риелторскую контору «Property Plus».

Массивная стеклянная дверь автоматически распахнулась, и он оказался в ярко освещенном холле. Если снаружи здание фирмы выглядело умеренно солидным, то внутри взору Гребски предстала весьма интересная картина. Дорогой мозаичный пол блестел чистотой. Столь же дорогие, настоящего дерева, стенные панели. Картины в потемневших от времени рамах. Хрустальная люстра, играющая зайчиками на всех этих интерьерных излишествах, более подходящих для офиса крутого адвоката, чем для скромной риелторской конторы.

Хотя, если вдуматься, когда десяток брокеров совершают каждый по десятку сделок с недвижимостью стоимостью от полумиллиона до нескольких миллионов, а ты имеешь с этих сделок минимум три-четыре процента, — можно позволить себе покуражиться с интерьером офиса.

Или в риелторы податься?

Холл был пустым, если не считать пары упитанных фикусов, чего-то пальмового в деревянных кадках да массивного секретарского стола, за которым в данный момент никого не наблюдалось.

Денис прошел к столу, кашлянул вежливо и вопросительно. В ответ на его призыв из затемненного коридора послышались торопливые шаги, и перед ним предстала пожилая, не по возрасту густо покрытая макияжем женщина. Кроме морщинистой, как у игуаны, шеи, в глаза бросались крупные перстни на покрытых старческими пятнами руках. Определить возраст женщины было невозможно. С равной вероятностью ей могло быть шестьдесят, девяносто или «столько не живут». В одежде угадывался стиль сороковых годов. Века примерно двадцатого.

С ослепительной искусственной улыбкой ретростарушка осведомилась на прекрасном английском:

— Я могу вам чем-нибудь помочь?

Денис слегка растерялся, потому что старушенция никак не укладывалась в схему похищений и угроз, но столь же вежливо ответил:

— Честно говоря, не знаю… Я Денис Гребски, мне сказали, что меня ждут по этому адресу сегодня в любое время…

— Да-да, конечно! — уже по-русски воскликнула женщина, всем своим видом изображая радость прямо-таки неописуемую. — Меня предупредили, что вы должны приехать…

— И?.. — вопросительно протянул Денис, добавив не очень вежливо: — Дальше-то что?

— Кофе? Чай? Пепси? Сок?

Не замечая его грубости, старушка продолжала излучать рафинированный восторг.

Денис досадливо отмахнулся, не особенно понимая, что же происходит. Если старуха представляет интересы похитителей Татьяны — это одно. А если она понятия не имеет о цели его визита и просто исполняет данное ей поручение — это другое. Решив, что все равно ему сейчас не разобраться, произнес:

— Нет, спасибо… Если вас не затруднит, передайте, что я уже здесь…

— Я вас провожу, — вновь демонстрируя достижения современной стоматологии, сказала старушка и указала в сторону коридора, откуда появилась несколькими минутами раньше. — Пожалуйста… Проходите, вас ожидают…

Помедлив, Денис Гребски шагнул на паркетный пол коридора.

— Прямо, пожалуйста, — коснувшись его руки, сказала провожающая, — а потом налево…

 

Глава 11

Голова разлетелась на множество маленьких кусочков, и каждый из них вопил от боли, перекликаясь с собратьями. От их неорганизованных воплей тысячи мельчайших иголок пульсировали в мозгу, барабанным боем отдавались в ушах. Денис поморщился, попытался прикоснуться рукой к наиболее страдающему от иголок затылку, но понял, что сделать это не удастся: у него связаны руки.

— Вот же… — проговорил он досадливо, пытаясь собрать в кучку рассыпающиеся, как в калейдоскопе, мысли.

Коридор, старушка…

Темнота.

Все попытки вспомнить еще что-нибудь результатов не дали.

Денис с трудом приоткрыл глаза, и перед ним, в неприятной близости от лица, замаячила ухмыляющаяся веснушчатая круглая морда. Белесые ресницы, нос картошкой, губастый рот, гнилостная вонь изо рта.

— Очухался! — не то констатируя, не то сообщая кому-то, кого Денису видно не было, радостно воскликнул веснушчатый альбинос. И, глядя на Дениса, добавил: — Ты, фраерок, не дергайся, чтобы больно не было…

Не без труда сориентировавшись в пространстве, Денис понял, что связан по руками и ногам и помещен в глубокое кожаное кресло и что кроме него и белобрысого в слабо освещенной комнате находятся как минимум еще два человека. Они сопели где-то за спиной.

Сдерживая тошноту, Гребски облизнул пересохшие губы:

— Так я и не дергаюсь… И не дергался…

— А то! — гоготнул парень, обдавая Дениса перегаром. Отстранился, повернувшись к невидимым собеседникам, попросил: — Окно откройте, чтобы фраерок опять не сомлел…

Денис не знал, сколько времени прошло с момента его появления в офисе риелторской фирмы. Чтобы не мучить себя ненужными загадками, спросил:

— Сколько сейчас времени?

И вызвал новый взрыв веселья у белобрысого:

— Ну, блин! Ты еще спроси, какой сегодня день и месяц! Классно тебя баба Фира приложила…

Да уж, действительно. Ну никак нельзя было предположить, что божий одуванчик способен на этакое подлое коварство. С другой стороны, если совсем уж терять веру в человечество, то скоро и мимо младенца в коляске будет страшно пройти — вдруг стрельнет из припрятанного в подгузнике автомата или еще какую пакость учинит.

Из распахнутого окна повеяло ночной свежестью, донесся мерный рокот океанского прибоя. Вот так-так… В Купертино, где Денис повстречался с подлой старухой, с шумом прибоя были проблемы. Далековато оттуда до океана.

Не надо быть большим мыслителем, чтобы сообразить, что его чем-то отключили, судя по всему, какой-то медицинской гадостью, а потом перевезли в это укромное местечко на берегу океана.

— Какой сегодня день? — вежливо поинтересовался он. — Может, развяжете да попить чего дадите… Башка трещит, а нам еще разговаривать надо…

Белобрысый, бывший тут, вероятно, за главного, скомандовал:

— Рома, развяжи фраерка… Сема, дай ему воды!

Указанные действия были сноровисто произведены двумя мордоворотами, словно на одной ферме с альбиносом взращенными. Альбинос наблюдал за процедурой развязывания узника, сидя на краешке стола и небрежно поигрывая револьвером.

Его, Дениса Гребски, револьвером.

— Меня можешь Кабаном звать, — сообщил он, шутливо прицеливаясь в Дениса.

Денис пожал плечами, встряхнул затекшие руки:

— Неудобно как-то… Кабан… Свинского же рода…

Альбинос подозрительно прищурился, пытаясь разглядеть на лице пленника хотя бы тень улыбки.

— Шуткуешь, фраерок… Ну да ладно, че тебе делать-то остается. Шуткуй, пока шуткуется…

Ну и на том спасибо. Трудно придумать более скверную во всех отношениях ситуацию, чем та, в которой пребывал Денис. Один против троих здоровых противников да еще с жуткой головной болью. И непонятно, знает ли бывший опер о том, что Денис помимо своей воли покинул негостеприимный офис риелторов.

— И то правда, — согласился Денис. Выпив банку выданной Семой содовой, вытер губы рукой: — Чего делать-то будем? Ты же звал, так ты и начинай.

Кабан продолжал крутить в руках револьвер. Выждав, Денис кашлянул, напоминая о своей скромной персоне:

— Ну так что?

— Ствол у тебя хороший, серьезный ствол, — не глядя на Дениса, сообщил Кабан. — И зачем фраеру такой ствол?

Револьвер был предметом гордости Гребски. Он подарил его себе на день рождения. Когда Гребски, как и большинство мужчин, питавший пристрастие к оружию, выбрал в магазине шестизарядный «Смит-и-Вессон» тридцать восьмого калибра с легкой спусковой системой и сбалансированной конструкцией, продавец одобрительно сказал: «Друг шерифа, замечательный выбор, сэр!»

Впрочем, выбор клиента он одобрил бы, реши Денис купить себе узловатую дубину или лук со стрелами.

Однако выбор был объективно хорош. 686-я модель, которую приобрел Гребски, настолько хороша и надежна, что традиционно используется полицейскими. Сама процедура оформления покупки «друга шерифа» заняла не более двадцати минут, в течение которых продавец, сделав пару звонков, убедился, что его покупатель не является зарегистрированным психом или алкоголиком и не сидел в тюрьме за тяжкие преступления.

— Хороший ствол, — согласился Денис и напомнил Кабану: — Может, начнем беседовать? Я готов…

— Не суетись под клиентом, — ухмыльнулся Кабан. — Вот босс придет и все тебе растолкует…

Денис кивнул. Босс так босс, подождем.

— Ясно… А вы, значит, — он оглядел белобрысых бугаев, — народ подневольный, шестерки…

Коллеги Кабана напряглись накачанными организмами, вопросительно глянули на шефа, ожидая команды порвать на куски обнаглевшего пленника. Но белобрысый только улыбнулся с прищуром, лениво отмахнулся:

— Да ладно, пацаны, чего там… Фраерок на понт берет, разозлить хочет, может, мы, как лохи, чего ляпнем…

Он встал со стола, подошел к Денису вплотную, глянул сверху вниз зло и жестко:

— Мы не шестерки, но босс имеется. Порядок у нас… Сказано было в целости тебя доставить, вот и доставили. — Кабан крутанул револьвер на пальце. — И телка твоя неотодранная сидит, потому как команды не было, даже наоборот, чтобы цела и невредима была. Так что ты не суетись… целее будешь.

Гребски повел плечами, изображая покорность. Ну не суетись, так и не будем. Однако, коротая время до прихода босса, Кабан продолжал философствовать:

— Вот мексы, которых ты замочил, те шестерки были чистейшие… чурки нерусские… Ну, а как без них? Аборигены, так сказать… все знают, везде пролезть могут… По-американски ботают…

Денис поинтересовался:

— А у них у всех со здоровьем проблемы?

— У всех, — жизнерадостно сообщил Кабан. — Двое сразу преставились… А погорелец копыта кинул в больничке, так и не очухался. Так что ты у нас тоже под статьей ходишь… Под вышкой, можно сказать, вернее, под стулом… электрическим.

— От сумы да от тюрьмы… — вздохнул Денис, понимая, что не так уж далек от истины белобрысый бандит. Но сейчас его занимало другое; он глянул на Кабана: — А с Зоей кто побеседовал?

По лицу белобрысого Кабана пробежала тень. Он опять прицелился в Дениса, изобразил выстрел: «Паф!» — ухмыльнулся:

— Много будешь знать, до старости не доживешь…

Но по тому, как невольно взгляд Кабана метнулся в сторону соратников по нелегкому бандитскому труду, Денис понял: это они были в доме Заиньки вместе с мексиканцами, это они ее мучили и убили. Понял и не смог скрыть охвативших его чувств. Кабан что-то заметил, заволновался, погрозил револьвером:

— Не дергайся!

— Не буду, — согласился Денис, решив, что и на самом деле дергаться пока нет никакого смысла и возможности. — Сигарету дайте…

— Не курю, — хмыкнул Кабан, но все-таки скомандовал — Рома, дай фраеру в зуб, чтобы дым пошел! Хе-хе!

Гребски получил от бугая Ромы сигарету «Кэмел» и возможность прикурить от спички.

Сигарета отдавала плесенью. Денис откинулся в кресле, расслабил все мышцы, прикрыл глаза и стал неторопливо прокручивать мысленно события, предшествовавшие этой встрече. Вопросы теснили другие вопросы, а ответов не было. Он отгонял от себя мысль о том, что Олег мог не увидеть его похищения и находится сейчас неизвестно где.

Это было бы совсем скверно. Но вполне возможно.

Как в комнате появился босс, Гребски не заметил. То, что это именно босс, было понятно с первого взгляда.

Пожилой, под семьдесят или за семьдесят. Невысокий, с умным лицом и пронзительными прозрачными глазами мужчина стоял и спокойно рассматривал Дениса. Если бы не бесцветные глаза и резкие глубокие морщины, его можно было бы назвать симпатичным. Густые брови, породистый нос, четко выраженный подбородок — все выдавало в нем не крестьянское происхождение. Дорогой отглаженный костюм, безупречно белая рубашка и запонки с крупными бриллиантами. Однако сутулость и настороженная опасливость движений, незаметная непрофессиональному взгляду, говорили о том, что на зоне этот человек провел солидный кусок своей жизни.

Он опустился в быстро подставленное подручными кресло, сложил руки на коленях. Увидев, что взгляд Дениса невольно остановился на татуированных перстнях, украшавших его пальцы, босс улыбнулся.

— Вы правы, довелось погостить у хозяина. Но не работал.

— Понятно, — кивнул Денис, посмотрел ему в лицо — Вы хотели поговорить. Не думаю, что о вашем славном прошлом. Татьяна у вас, я в данный момент тоже. Думаю, пора объяснить, что происходит.

— Зовите меня Николаем Гавриловичем, — предложил босс, забросил в рот какую-то конфетку из леденцовых. — Хотя я предпочитаю, чтобы меня называли Явно… с ударением на «о»… Привыкаешь, знаете ли…

Гребски попытался вспомнить, слыхал ли он эту кличку. Ага! Читал пару лет назад в криминальной хронике о воре в законе с таким именем, но тот, кажется, пребывал и властвовал где-то в постсоветском зарубежье.

— Вижу, вам знакомо мое погоняло, — улыбнулся Явно, внимательно следивший за выражением лица собеседника. — Оно и к лучшему. Будете понимать, Денис Григорьевич, что мы люди серьезные, пурги зря не гоним, а свои обещания держим, поскольку западло даже фраера обманывать. Тем более фраера полезного.

— Чем это вам может быть полезен рядовой журналист? — спросил Гребски и душой не покривил, в самом деле не понимая, чем он может быть полезен ворам и бандитам. — Разве что статью о вас написать или интервью взять…

Явно улыбнулся одними губами:

— Будет вам балагурить, Денис Григорьевич… Дело достаточно серьезное, а вы шутить изволите…

— Да уж куда серьезнее, — без улыбки произнес Денис, — невинную женщину убили, издевались над ней…

— Ну, знаете ли, ваша подруга Рафалович не так уж безвинна, — сплетя татуированные пальцы перед лицом, проговорил Явно, глянул в сторону троицы, которая под его взглядом попыталась вжаться в стену. — Имел место, как говорят юристы, эксцесс исполнителя… Увлеклись ребята… Обещаю, что с Татьяной ничего подобного не произойдет, если вы будете себя правильно вести…

Денис скрипнул стиснутыми зубами:

— Правильное поведение, с вашей точки зрения, означает…

— Означает, что вы, Денис Григорьевич, выполняете наше задание и в качестве вознаграждения получаете вашу подругу оптом, живой тушкой, в целом и нерасфасованном виде…

— О чем идет речь? Я имею в виду задание… — Гребски решил перейти на сухой деловой тон.

Явно одобрительно покачал головой:

— Вот и хорошо, вот и славно… Разговор начинается правильный… А то ломаетесь, как целка, — не могу, да не могу… Можете, любезный, если захотите.

— Посмотрим.

— Не посмотрим, а сделаем. А если не сделаем, смотреть будет нечем и не на что, — жестко прошелестел Явно. — Ясно выражаюсь?

— Вполне, — отозвался Денис. — Может, все-таки перейдем к сути?

Вор пристально смотрел на него, раздумывая. Потом сказал с вкрадчивыми интонациями:

— Почему-то мне кажется, Денис Григорьевич, что вы имеете представление, о чем мы говорим…

— Ни малейшего, — возразил Гребски и был предельно искренен.

— Зоя Рафалович — ваша близкая подруга…

— Была, — горько уточнил Денис.

Явно поморщился:

— Давайте не будет пикироваться… Повторяю, Зоя Рафалович была вашей близкой подругой, она обращалась к вам за услугами весьма интимного характера… Я не имею в виду сексуальные услуги. Я говорю о деловых отношениях, когда вы помогали ее клиентам, консультировали ее…

— Ну, в основном она меня консультировала по вопросам налогов, — счел нужным уточнить Денис, удивившись осведомленности собеседника. — Я по-прежнему не понимаю, к чему вы клоните…

Явно укоризненно покачал головой:

— Не понимаете? Странно… Речь идет о документах, которые попали к госпоже Рафалович, прямо скажем, не совсем легальным путем… Эти документы нам нужны. Они ей не принадлежали и предназначались вовсе не для ее глаз. Нам нужны эти бумаги, Денис Григорьевич…

— Я-то тут при чем? — в сердцах воскликнул Денис, не скрывая накопившегося раздражения. — Не видел я никаких бумаг. Не-ви-дел!

— Не горячитесь, уважаемый, и не торопитесь с ответами, — урезонил его Явно, все так же внимательно глядя в лицо. — Даже если это так, то как человек, близко знавший госпожу Рафалович, вы можете знать, куда она могла спрятать документы…

Денис демонстративно шлепнул себя по лбу:

— Кошмар какой-то! Откуда я могу знать, куда она спрятала какие-то документы, если я понятия не имею, что это за документы?!

— А вот это уже ваши проблемы, Денис Григорьевич, — как будто о решенном сообщил Явно, поднимаясь из кресла. — Мне нужны эти документы, вам нужна ваша подруга… Приносите документы — получите подругу.

— Вы сами посудите, — Денис попытался воззвать к здравому смыслу собеседника, — как я могу найти документы, если даже не знаю, о чем речь?!

Вор с интересом посмотрел на него, развел руками:

— Я все сказал, Денис Григорьевич… Время пошло, у вас его мало. Неделя вам на все про все дается… Хотя ладно… — как бы споря сам с собой, махнул рукой Явно. — Десять дней, учитывая сложность задачи и ваше якобы полное непонимание… Однако поторапливайтесь, уважаемый Денис Григорьевич. Потом могут всякие эксцессы начаться… Дело такое. Подумайте о женщине, не хотите же вы, право, из-за каких-то принципов получать ее частями…

Денис не хотел и потому тяжело кивнул:

— Хорошо. Будь по-вашему, Явно… Только весь наш этот разговор… Хоть и по-русски мы говорили, а словно на разных языках…

Кабан, тихо стоявший во время всей беседы и делавший вид, что изучает револьвер, изъятый у Гребски, видимо, понял, что деловая часть разговора закончилась, подмигнул своим соратникам, хохотнул:

— Ты еще не слышал, как пахан по фене ботает!

Сема и Рома весело заржали, ожидая поощрения, однако старый вор резко обернулся к ним, и Кабан притих, словно нашкодивший щенок от окрика хозяина, а следом замолчали и его подельники.

Явно виновато развел руками, будто говоря — вот видите, с кем работать приходится. Открыл рот, собираясь что-то сказать, но не успел. В том месте, где у переносицы сходились его густые с сединой брови, появилось аккуратное отверстие, мгновенно ставшее красным. Второе отверстие образовалось чуть выше кадыка. Явно судорожно скривил губы, на которых выступили мелкие кровяные пузырьки, схватился руками за горло, словно желая разодрать его, чтобы дать доступ свежему воздуху Бесцветные глаза в упор смотрели на Гребски. Потом ноги перестали служить старому вору и он медленно осел на пол. Его помощники, стоявшие позади, кинулись к боссу. Они не видели и не могли видеть метаморфоз, происходивших с ним, как это видел Гребски, и не понимали еще, что с ним приключилось.

Денис тоже не понимал, что происходит. После того как первая пуля попала точно в лоб Явно, Денис расслышал донесшийся снаружи слабый звук, похожий на приглушенный хлопок пробки из бутылки шампанского. Но у Олега не было глушителя на его замечательном «Макарове»!

Споткнувшись и не успев поддержать падающего босса, ткнулся лбом в пол блондин по имени Рома, а на его стриженом толстом затылке образовалась такая же аккуратная дырочка. Вскрикнув коротко, завалился набок и сполз по стене Сема с аналогичным пулевым отверстием в белобрысом виске.

Решив использовать неожиданный поворот событий, Денис резким броском, словно ныряя, прыгнул на Кабана. В прыжке повалил его на пол, успев выкрутить свой револьвер из его руки, перехватил поудобнее, опустил рукоять прямо на ненавистный веснушчатый лоб. Что-то хрустнуло.

Впрочем, героические усилия Гребски были напрасны. За мгновение до его броска у Кабана чуть выше переносицы появилось такое же, как у подельников, отверстие, но Денис в полете его не заметил.

Не поднимаясь с пола, Денис подполз к окну, прислушался. За окном раздавался мерный шум прибоя да цикады стрекотали, как стая лягушек. Выстрелов больше не было.

 

Глава 12

Согласно решению калифорнийского судьи Мартина Джефферсона, Петр Сергеевич Казаренко не мог покидать пределы своего владения иначе чем под охраной федералов, но в любом случае это лучше, чем камера в тюрьме. К тому же запрет не распространялся на его домашних и не мешал принимать гостей, приезжающих на машинах или прилетающих на вертолетах, как сенатор Дженкинс.

За пять лет сенатор почти не изменился. Тщательно ухоженная шевелюра, ровный загар, холодный блеск в глазах и готовность в любой момент включить широкую, все скрывающую улыбку. Хороший семьянин, удачливый бизнесмен, спортсмен и патриот. Патриотизм сенатора по-прежнему не распространялся на одежду: он носил только английские костюмы, сшитые на заказ у безумно дорогого лондонского портного, которого ему как-то порекомендовал Петр Сергеевич.

— Вы же знаете, что освобождение из зала суда вам гарантировано. Судья Джефферсон — разумный человек, и приговор будет максимально мягким, — проговорил сенатор, с легким любопытством поглядывая на Казаренко. Они неторопливо прогуливались по мощенной белым камнем аллее, обсаженной магнолиями. — Никому не нужно делать из вас мученика, это невыгодно. Вы получите пять лет. Больше четырех из них вы уже отсидели.

— Четыре года, восемь месяцев и два дня, — уточнил Петр Сергеевич.

Сенатор кивнул:

— Ну, вот видите. А через три-четыре месяца будет рассмотрена апелляция и вас оправдают. Так что вы победили.

— Вам легко говорить.

— Легко, — согласился сенатор. — Вы сидели, я — нет. Оправдание, полученное от американского правосудия, чего-то стоит, верно?

— Я очень хорошо знаю, чего мне это стоило, — сказал Петр Сергеевич.

— Да бросьте, — поморщился сенатор, — этот ваш висельный юмор. С вашими миллиардами потеря нескольких десятков миллионов погоды не делает. Тем более что вы уже их возместили, пока сидели. Зато теперь будете единственным, слышите — единственным политиком бывшего Советского Союза, к которому Соединенные Штаты не будут иметь никаких финансовых претензий.

— Да, — согласился Петр Сергеевич, — за велосипед я уже отсидел.

Сенатор не понял. Пришлось объяснить:

— Анекдот такой есть, советских еще времен. Следователь спрашивает у заведующего продовольственным складом: «На какие деньги вы купили эту роскошную машину?» Тот отвечает: «Продал мотоцикл, добавил немного денег и купил». Следователь опять спрашивает: «А на какие деньги вы купили мотоцикл?» Тот опять свое: «Продал велосипед, накопил немного денег и купил». Следователь не унимается: «А на какие деньги вы купили велосипед?» Тут завскладом ему и выдает: «А вот за велосипед, гражданин следователь, я свое уже отсидел!»

Сенатор расхохотался.

— Ну, согласитесь, это все же лучше, чем умереть. Тогда другого выхода не было. На Украине вас бы или убили, или засадили на всю жизнь, а уж там бы, в тюрьме, прикончили. Предварительно выкачав из вас все до цента.

— У нас говорят — до копейки, — автоматически поправил сенатора Петр Сергеевич. В самом деле, другого выхода не было. В тюрьме он не раз возвращался мыслями к тем последним дням в Киеве и каждый раз приходил к одному и тому же выводу: другого выхода не было.

— Через несколько месяцев на Украине будет новый президент, — сказал сенатор. — Сыграть эту партию вы уже не успеете, а вот следующую… Вы ведь убили двух зайцев: для Украины вы мученик, вынесший тяготы американских застенков и победивший, а для Америки вы тоже мученик, но по другой причине: вы — жертва посткоммунистической коррумпированной власти. Но вы отдались в руки правосудия и… черт возьми! тоже победили! Проект «президент Кучу к» завершен, пора подумать о новом проекте. Кстати, вы давно с ним связывались?

— Давно, — сказал Петр Сергеевич. — Очень давно. В другой жизни.

Последний раз они виделись за месяц до переизбрания Кучука на второй срок в большой полупустой квартире на втором этаже старого, сталинской еще постройки, дома на Шелковичной улице. Квартира была куплена Петром Сергеевичем и оформлена на подставную фирму. Заново отремонтированная и обставленная, она была оборудована всем необходимым — от спутниковой связи до встроенного в стену сейфа с аварийным запасом наличности. В Киеве у него было несколько таких квартир, припасенных на всякий случай.

Как оказалось — не зря.

Выбирая место для встречи, Петр Сергеевич справедливо полагал, что никому не придет в голову, во-первых, что они встретятся, а во-вторых, что встретятся здесь, в нескольких десятках метров от здания Верховной рады. Формально Петр Сергеевич до подписания президентом указа об отставке оставался премьер-министром, вторым лицом в государстве, но на самом деле это уже ничего не значило. Сделка была совершена, и реальная власть перешла к красавчику Ляшенко.

В ожидании гостя Петр Сергеевич мерил шагами просторную кухню, выходящую окнами во двор, и чутко прислушивался к шагам на лестничной площадке. Чтобы не шуметь, туфли он снял и оставался в носках. Отопление еще не включили, пол был холодный, но он этого не чувствовал. В квартире этажом выше проснулся и заплакал ребенок, что-то упало, ребенок зашелся в крике.

Петр Сергеевич нервничал, а если быть честным, — он боялся. Боялся панически, до холодного комка в желудке и дрожи в коленях. Кто-то сравнивал политику с игрой в шахматы. Наивный. На самом деле политика — это покер. Сильная комбинация на руках еще не дает гарантии победы. Гораздо важнее умение торговаться и блефовать, запугать противников так, чтобы они сбросили крупные карты и отказались от борьбы.

В этой партии сбросили карту премьер-министра Казаренко. Сейчас он устроил бы всех игроков только в одном качестве — в качестве покойника. Это выгодно всем. Кучук получает второй президентский срок и избавляется от ненужного партнера и очень много знающего свидетеля. Ляшенко и Чивокун — от конкурента в политике и бизнесе. Потом эти двое, на дух не переносящие друг друга, перегрызутся между собой, но это потом, когда они достигнут цели, ради которой временно объединились. Эта цель — избавиться от него, премьер-министра Казаренко. И одновременно цена, которую должен заплатить Кучук за переизбрание на второй срок.

Петр Сергеевич знал, что в его рабочем кабинете уже побывали люди Ляшенко, но ничего в самом деле важного ни там, ни в каком другом месте не обнаружили и не обнаружат. Вероятно, они уже получили накачку от начальства, еще больше обозлились и теперь будут искать его с особым рвением.

А это значит, что в любой момент во двор могут влететь джипы с боевиками Чивокуна. На следующий день в газетах появится сообщение о срочном отъезде премьер-министра на лечение, а сам он в это время в каком-нибудь хорошо оборудованном подвале в Донецке будет диктовать номера счетов и подписывать бумаги на передачу собственности.

Тот же сценарий повторится, попади он в руки Ляшенко. С той лишь разницей, что подвал в Донецке заменит светлая больничная палата во Львове, а вместо мордобоя и подвешивания к потолку за яйца будут белые халаты и хитрые укольчики. В отличие от полуграмотного Чивокуна щеголеватый Богдан Ляшенко, доктор экономики и права, был известным гуманистом.

Финальная же сцена в обоих сценариях одинакова: скорбные лица друзей-соратников по борьбе за демократические преобразования, приспущенные государственные флаги на административных зданиях и запрет на увеселительные мероприятия в день похорон скоропостижно скончавшегося премьера.

В глубине полупустой квартиры раздался телефонный звонок. Резко оборвался. Петр Сергеевич поднес к глазам часы, следя за секундной стрелкой. На десятой секунде телефон опять зазвонил. На этот раз прозвучало два звонка. Если бы их было три, Петр Сергеевич уже покидал бы эту квартиру.

Неприметные «жигули»-девятка, каких сотни разъезжают по улицам Киева, свернули с улицы в арку, обогнули детскую площадку во дворе и, полоснув ближним светом по окнам, остановились в тени каштанов напротив подъезда. Со стороны водителя открылась дверца, из машины выбрался мужчина в темной куртке и кепке-лужковке, помешкал, доставая из салона тяжелый портфель, посмотрел по сторонам и, слегка сутулясь, направился к подъезду.

Петр Сергеевич услышал, как внизу хлопнула входная дверь, раздались медленные шаркающие шаги, как будто поднимающийся по ступенькам человек очень устал или хорошо выпил.

«Ну что ж, — с облегчением подумал Петр Сергеевич. — Кажется, не продал. На этот раз не продал. А почему, собственно?» Он подождал, пока шаги замрут на лестничной площадке, и распахнул дверь.

— Сюда, — посторонился он, пропуская Кучука в прихожую, тщательно запер дверь. — Давай сюда, на кухню.

На кухне Кучук уселся на пластиковый стул, снял кепку, рукавом куртки вытер лоб и огляделся.

— Давно за рулем не сидел, — ворчливо сообщил он, стараясь не встречаться взглядом с Петром Сергеевичем. — Времени у меня мало, я сейчас вроде как на кушетке со свечой в жопе лежать должен. — Петр Сергеевич невольно улыбнулся. О геморрое президента ходили анекдоты, но, похоже, хитрый старик сам же их распускал. — Знаешь ведь, чем я рискую, встречаясь с тобой. Головой.

— А я?

— Ну, ты это… да. — Кучук с усилием поднял портфель, водрузил на стол. — В общем, вот… Добрый шматок сала в дороге не помеха.

Петр Сергеевич щелкнул замками, открыл портфель. Одно отделение заполняли банковские упаковки сотенных долларовых купюр, в другом был большой пластиковый пакет, сквозь прозрачную поверхность которого можно было разглядеть крупные сероватые камни. Необработанные алмазы. Петр Сергеевич закрыл портфель, поставил на пол рядом со столом.

— Откупаешься?

— Как ты можешь?! После стольких лет… — укоризненно произнес президент и впервые взглянул на бывшего премьера. Глаза у него были красные, как будто он несколько ночей не спал. — Это твоя доля по африканским делам, ну и еще немного… Мне тут тоже, знаешь, несладко придется, так что…

«Во всяком случае, если нас застанут вместе, тебе не будет ничего, а мне открутят голову», — подумал Петр Сергеевич и спросил:

— Определились, как дальше?

— Определились… О твоей отставке сообщат завтра. Несколько дней будет волокита с лишением депутатской неприкосновенности… Ну а потом прокурорское постановление, откроют дело. Повесят на тебя не много, но в говне испачкают, без этого никак…

— Понятно. Кто будет премьером? Ляшенко?

— Пока решили, что Ляшенко. Потом разберемся.

— Как этот уголовник ему глотку не перегрыз? — спросил Петр Сергеевич, имея в виду Чивокуна с его двумя судимостями.

— Ничего, еще перегрызет. Уж я постараюсь, — многообещающе протянул Кучук, и Петр Сергеевич ему поверил, зная способность президента даже под дождем оставаться сухим. — Обязательно перегрызет… Видишь, с кем работать придется? У тебя все готово?

— Готово.

— Ну и слава Богу, слава Богу.. — Кучук по-стариковски пожевал бледными губами. Петр Сергеевич подумал, как же сильно президент сдал за последние сумасшедшие месяцы. — В жизни ко всему нужно быть готовым… Мне, конечно, не скажешь, куда едешь? Ну да… ну да… и правильно. Не надо мне сейчас этого знать, незачем. А выпить у тебя есть? — спросил вдруг президент.

— Есть. Сейчас.

«Что-то он темнит, — подумал Петр Сергеевич. Кучука он видел всяким. Когда нужно, президент бывал предельно жестким, несколькими лаконичными формулировками мог вбить чеканные гвозди слов в крышку политического гроба противника, спихнуть в могилу и навеки закопать. Зачастую смерть политическая влекла за собой смерть настоящую. А вскоре он мог уже умилительно сюсюкать и пускать пьяненькую слезу над старым советским фильмом. Эту маску косноязычного старика селянина он надевал, когда ему что-то было нужно от собеседника. — Что же ты задумал, обезьяна старая?»

Петр Сергеевич достал из холодильника палку сырокопченой колбасы, лимон, хлеб, быстро нарезал. В шкафчике обнаружилось несколько бутылок и рюмки.

— Коньяк, водка?

— Давай коньячку. Горилки потом выпьем, когда душой успокоимся… да… Неплохая квартирка, — бубнил за спиной Кучук. — Из твоих?

— Да так… — неопределенно пожал плечами Петр Сергеевич.

— Ну да, ну да…

«Или все-таки продал? Убью гада. Голыми руками придушу». Петр Сергеевич разлил коньяк по рюмкам, сел, выжидательно взглянул на Кучука. Тот поднял свою рюмку понюхал, опять пожевал губами, покряхтел.

«Ну раздупляйся ты скорее!»

— Ты, Петр Сергеевич, зла на меня не держи. Сам знаешь, по-другому нельзя было. Прозевали мы козлов этих. А когда встрепенулись, уже поздно было, они силу набрали… да. С себя вины не снимаю, но и ты тоже ушами прохлопал со службой своей. Расслабился, думал, теперь все в кармане, а оно вон как обернулось… да. — Кучук помолчал. — Пять лет мы у них еще выторговали. Жопой твоей заплатили… они думали, мы головой твоей заплатим, а мы — жопой… Да ведь ты не из тех хлопцев, кто обиду молча стерпит, а? Пять лет — срок большой, многое можно успеть… Ну, чтоб не держать долго. Давай за тебя.

Чокнулись, выпили.

— Хороший коньяк, — похвалил Кучук. Высосал, не поморщившись, лимонную дольку, остатки пристроил на край стола. Взял бутылку, повертел, рассматривая этикетку, прочел вслух, растягивая буквы: — Х-а-р-д-и… дорогой небось? Молодцы лягушатники, умеют. Наливай, что ли…

«Что ж ты передо мной-то комедию ломаешь?»

— Мы с тобой хорошо поработали, — сказал Кучук. — Даст Бог, еще поработаем. Ты не пропадешь. Не из таковских. Тут, конечно, немного потеряешь в деньгах, не без этого… Да ведь у тебя и там, — он неопределенно махнул головой в сторону окна, — дела налажены, дай Бог всякому…

«Чего ты Бога поминаешь через каждое слово? В монастырь собрался? Так нет такого монастыря, где ты грехи замолить сможешь».

— И служба у тебя работает. Работает ведь?

— Работает.

— Вот и хорошо, что работает. Служба должна работать. Тут ты или там — неважно. Вот давай за то и выпьем, чтоб все у нас работало, как положено.

Еще выпили, еще закусили, Петр Сергеевич начал тяготиться вязкими монологами Кучука. Чего тянет? Что надо? Не затем ведь пришел, чтобы портфель этот сунуть.

— Ты, небось, думаешь, чего это я тут разболтался? — словно прочитав его мысли, спросил Кучук. — Просто так, просто так… да. Ты ж мне всегда вроде сына был. Пять лет пролетят быстро, но успеть сделать можно много… да. Если, конечно, по-умному… Давай по последней… тьфу, черт, что я болтаю — «по последней!» — Он хлопнул себя ладонью по губам. — По третьей. По последней пусть враги наши пьют, а мы их под локоток, значит, под локоток, чтоб в глотке у них застряло… Давай, сынок, по третьей. На дорожку.

Кучук встал, Петр Сергеевич тоже. Ростом президент был на полголовы ниже. Сквозь жиденькие бесцветные волосы просвечивала порозовевшая после коньяка лысина.

Белесые ресницы подрагивали, словно Кучук собирался пустить слезу. Петр Сергеевич почувствовал, как где-то далеко в глубине души шевельнулась смешанная с презрением жалость.

— Давай, сынок. — Выпили. Кучук вдруг обнял бывшего премьера, ткнулся мокрыми губами куда-то под ухо. «Вот этого еще не хватало!» — Ну, ни пуха тебе…

— К черту.

Кучук вдруг не то хрюкнул, не то всхлипнул:

— Сынок! А у тебя ж носок-то дырявый!

Петр Сергеевич глянул вниз. В самом деле, правый носок порвался, и из дырки по-сиротски выглядывал ноготь большого пальца.

Потом была сумасшедшая гонка по ночному Киеву. Моросил дождь. На скользких поворотах «мерседес» заносило, колеса визжали, но Семен Черник был спокоен и не давал машине потерять дорогу. Редкие посты дорожной инспекции они проскакивали, не сбавляя скорости. Их взялась было преследовать патрульная машина, но, разглядев правительственные номера, развернулась посреди дороги и рванула в обратную сторону.

Черник сквозь зубы усмехнулся:

— Ученые… козлы.

Номера на машине были копией номеров Чивокуна. Сам «мерседес» — тоже. Об этой шутке на прощание позаботился Семен Черник, большой юморист, как все бывшие гэбисты.

Уже почти на выезде из города, на Харьковском жилмассиве с тротуара под колеса вдруг ни с того ни с сего шагнула девушка, пьяная или обкуренная. Петр Сергеевич успел лишь заметить белое пятно лица с провалом раскрывшегося в крике рта и ужас в глазах. В следующее мгновение раздался глухой удар, девушка перелетела через капот и, спустя мгновение, осталась далеко позади, бесформенная сломанная кукла на мокром тротуаре.

— Гони! — Петр Сергеевич вцепился в лежавший на коленях портфель, единственный свой багаж.

— Гоню, Петр Сергеевич, — спокойно отозвался Черник, у которого и мысли не мелькнуло остановиться. — Гоню. — Он вдруг фыркнул — Фокус с номерами продолжает удаваться.

— Что?

— Мы номер потеряли, — пояснил Черник. — На дороге рядом с девкой валяется.

Петр Сергеевич истерично захохотал, взвизгивая и всхлипывая так, что в конце концов заболели скулы. Он вдруг совершенно отчетливо понял, что все у него получится, все сложится, как задумано.

Спустя четыре часа маленькая «сесна» доставила его в Польшу, а дырявые носки он сменил вечером следующего дня в квартире с видом на Женевское озеро.

События последних дней как-то очень быстро подернулись дымкой нереальности. Пугающе реальной и пронзительно четкой оставалась оцепеневшая перед бампером фигура с нелепо взметнувшимися руками и застывшим в глазах ужасом и глухой удар. Просыпаясь задолго до рассвета, Петр Сергеевич в темноте хихикал, представляя, как обрадуется Ляшенко, когда ему доложат, что машина Чивокуна сбила какую-то проститутку и не остановилась. Потом на ощупь находил стоящую около постели бутылку, делал несколько глотков и снова проваливался в беспокойный сон.

Неделю, проведенную в своей женевской квартире, Петр Сергеевич беспробудно пил. Вынырнув как-то раз из пьяного забытья, он понял, зачем просил о встрече президент и почему не сообщил никому о его укрытии. Кучук, в советское время ученый-ракетчик, специалист по баллистике, просчитал траекторию своего полета на пять лет вперед и ясно понимал, что в конце второго президентского срока перед ним опять встанет проблема спасения своей шкуры. А помочь в этом сможет только он, Казаренко. Живой. Что-что, а считать простоватый на вид старик умел, удивив как-то Петра Сергеевича, с точностью до миллиона просчитав, сколько они смогут «поднять» от введения национальной валюты. Они «подняли» и положили в карман по миллиарду зеленых. Это был не первый их миллиард. Петр Сергеевич тогда пошутил, что, если с такой же точностью попадали в цель сделанные Кучуком ракеты, Советскому Союзу в самом деле не страшен был никакой враг.

А на Украине шаг за шагом шел процесс «обдерьмения» бывшего премьера. Указ об отставке с поста премьер-министра, через три дня — лишение депутатской неприкосновенности, еще через два дня — возбуждение уголовного дела. Дней через пять они обнаружат, что он не на лечении в Греции, как было заявлено, а тут, в Швейцарии, и потребуют его ареста и выдачи. Они дознались через четыре дня, но Петр Сергеевич уже вылетел в Штаты с туристической визой в украинском паспорте и в нью-йоркском аэропорту попросил политического убежища.

Как и предполагалось, вместо предоставления политического убежища его арестовали и предъявили обвинение в отмывании денег, коррупции и мошенничестве на общую сумму около трехсот миллионов. Бывшего премьера обвиняли по 53 статьям. По американским законам в совокупности ему грозило провести за решеткой не меньше сотни лет. Но в том-то и прелесть звездно-полосатой Фемиды, что, сначала широко размахнувшись, она потом приподнимает повязку на глазах, чтобы разглядеть, кто перед ней, подмигивает и с удовольствием начинает торговаться.

За пять лет, проведенных в тюрьме, Петр Сергеевич сильно испугался только один раз: 11 сентября, в день терактов в Нью-Йорке. В течение нескольких дней он был уверен, что вот-вот все сойдут с ума и так некстати начавшаяся мировая война поставит жирный крест на его планах. Но все обошлось. Буш побряцал оружием и подписал новый закон, по которому отмывание денег могло инкриминироваться иностранцам в США как уголовное преступление только в том случае, если деньги были получены путем торговли наркотиками или вымогательством, но отнюдь не взяточничеством.

С наркотиками Петр Сергеевич никогда не связывался, предпочитая им более эффективные финансовые схемы.

— О чем вы задумались? — поинтересовался сенатор Дженкинс.

Казаренко вздрогнул, возвращаясь к реальности, тряхнул головой, отгоняя воспоминания, и с улыбкой ответил:

— О вреде международного терроризма… — взглянул на сенатора и предложил — Выпьете что-нибудь?

 

Глава 13

— Пусть меня депортируют, если я хоть что-нибудь понимаю. — Олег мерил шагами гостиную в квартире Дениса, мелкими глотками прихлебывая виски.

— Не надейся, — вяло возразил Гребски. Не открывая глаз, отставил свой стакан со спиртным, которое должно было принести временное успокоение, но не приносило.

Он осторожно потрогал тупо пульсирующую шишку на макушке. После душа, стакана бурбона, чашки крепкого кофе и сигары боль ушла, но ощущение нереальности происходящего не исчезало. Очень хотелось, чтобы все случившееся не имело к нему ни малейшего отношения и размеренная жизнь преуспевающего журналиста вернулась в свое русло, чтобы все было как прежде… И Татьяна была бы рядом, и Заинька была бы жива… Но так бывает только во сне, в жизни все проще и жестче, и кошмар нельзя оставить где-то там, в дремотной глубине.

— Голова болит? — заметив его движение, посочувствовал Олег.

— Уже меньше, практически нет.

— Это ты, наверное, об пол или стену ударился, когда старуха тебя вырубила, — пояснил опер. — Сука старая…

Может, и так, но это ничего не проясняло. Ни его временного пленения, ни совершенно идиотской беседы, ни абсурдных условий теперь уже покойного вора в законе Явно.

Гребски открыл глаза:

— Так ты не видел, кто стрелял?

Олег обреченно вздохнул, опорожнил стакан, вытряхнул оставшиеся капли в рот:

— Повторяю для стукнутых головой… Не видел я! Не было никого рядом, я же все проверил, когда устраивался наблюдать! Там и спрятаться-то некуда…

Денис кивнул. Некуда там спрятаться.

После расстрела вора и его подручных, ожидая очередных бесшумных выстрелов, он выскочил в открытое окно, перекувырнулся, перекатился под куст чего-то колючего, распластался, вжав лицо в траву. И вскоре был окликнут Олегом, почти невидимым в темноте, но вполне узнаваемым. Прильнув к влажной от ночной росы траве, Денис лежал какое-то время, пока Олег озадаченно не спросил:

— Чего лежим?

— Стреляли, — отозвался Гребски. Вспомнил эту знаменитую фразу из фильма, которую произносил Саид в исполнении Спартака Мишулина, и закатился приглушенным истерическим смехом.

— Ты чего? — опешил Олег. — Крыша поехала?

Давясь от конвульсивного смеха, Гребски бессильно махнул рукой в сторону окна, из которого совсем недавно выпрыгнул:

— Посмотри… у тебя тоже поедет…

Недоуменно косясь на него, Куприянов осторожно приблизился к окну, заглянул внутрь. Присвистнул изумленно, уважительно посмотрел на приятеля.

— Ну ни фига себе! Твоя работа?

— Только один, — поднимаясь с земли и отряхиваясь, сказал Денис.

— Не по-о-нял… — удивился Олег, — а остальных кто оприходовал?

Денис пожал плечами:

— Ты-то как здесь очутился?

Рассказ Олега не занял много времени. Устроился на наблюдательном посту в тени большой магнолии.

Видел, как Гребски вошел в холл риелторской конторы, видел и слышал его разговор с пожилой дамой…

— Твоя игрушка работала на запись, так что там все должно быть, — пояснил он.

Видел, как Денис, направляемый женщиной, скрылся в коридоре, и через пару минут услышал глухой звук, словно что-то упало.

— Я никак не думал, что это ты загремел! Решил, что ты что-то задел в коридоре…

Правда, когда из приемника послышались звуки шагов нескольких пар ног, Олег насторожился, а когда старушенция кому-то сказала, чтобы они поторапливались, встревожился, однако действий никаких предпринимать не стал, ожидая развития событий.

События меж тем развивались стремительно.

Неизвестные мужики, негромко поругиваясь, явно тащили что-то тяжелое, и, судя по молчанию Дениса, это было его бездыханное тело. Олег совсем уж собрался устраивать обещанный гопак, но услышал донесшийся из приемника хлопок закрываемой дверцы машины и звук работающего мотора. Поскольку в пределах видимости никакого автомобиля не наблюдалось, он логично предположил, что машина находится с другой стороны здания. Не стал медлить, прыгнул в свою машину и, свернув за угол, успел увидеть огни отъезжающего джипа. То, что это джип «чероки», он рассмотрел, когда пристроился к похитителям в хвост, держа необходимую дистанцию, да и темнота облегчала слежку.

— Так я за ними сюда в Восточное Поло Алто и приехал, — рассказывал Олег. — Пристроил машину на обочине и ходу сюда. Когда увидел, что эти два бугая тебя под руки волокут, а ты сам ножки переставляешь, от сердца отлегло… живой. Я — следом, и чуть на них не напоролся, на тех бугаев, что тебя привезли. Они тебя скинули в хату, а сами тут же отбыли. Ты не переживай, номер я срисовал. Ну, а дальше все просто. Приткнулся тут вот, в кусточках, чтобы видимость была, а слышно и так было все хорошо… А потом грохот, и ты вывалился в окно…

Дом, в котором происходила беседа, оказался нежилым, выставленным на продажу, о чем свидетельствовала установленная возле него надпись «For SALE», ниже которой значилось «Property Plus Realty».

Осмотр ничего не дал. Ни Татьяны, ни следов ее пребывания не обнаружилось. Четыре трупа, как трупам и положено, хранили молчание и оказались совершенно не обременены ничем, что обычно имеет при себе живой человек. Кроме пистолетов и пары ножей. Денис с Олегом при очень аккуратном, чтобы не наследить, осмотре не обнаружили ничего. Ни удостоверений личности, ни бумажников… Даже мобильных телефонов не было!

«Ривьера» Дениса осталась в Купертино вместе с его джентльменским набором инструментов в багажнике. Поэтому, используя слабосильный фонарик Олега, они, как могли, осмотрели местность напротив дома, откуда мог стрелять неизвестный помощник. Осмотрели и поняли, что не было тут никого. Да и Олег бил себя в грудь, что, если бы кто был, он бы увидел обязательно. Вывод напрашивался сам собой — снайпер. Подходящее место — невысокий холм, заросший деревьями, — обнаружилось неподалеку.

— Метров двести пятьдесят — триста, — прикинул на глазок Олег. — Для СКС с оптическим прицелом это не расстояние… Оттуда ваша компания веселая была видна как на ладони… Стрелял, однако же, мастер не из последних…

Машину, на которой прибыл вор Явно и его подручные, Денис с Олегом найти не смогли. Припаркованных поблизости автомобилей было несколько, но поди пойми, который из них воровской! Не будешь же вскрывать каждую и досматривать. Не хватало еще, чтобы бдительный житель прибрежной улочки сообщил куда следует о подозрительных личностях, вглядывающихся в салоны автомобилей, да еще и приметы описал.

Гребски испытывал острое желание разнести риелторскую контору до основания, достать напудренную ретродаму и вытрясти из нее все, что можно. А потом — придушить.

Однако доводы Олега, самым уязвимым из которых был — «утро вечера мудренее», оказали свое действие. Забрав «ривьеру», одиноко стоявшую на парковке возле риелторского логова, Денис вырулил на предрассветный фривей.

Перед тем как уехать, скотчем прямо на дверь риелторов прилепил свою визитную карточку.

— Чтобы знали, куда позвонить, когда спохватятся и обнаружат трупы… На сегодня это для нас единственная связь с похитителями Татьяны.

В квартиру Дениса они вернулись уже под утро.

Первым делом Денис прослушал сообщения на автоответчике, число которых перевалило уже за двадцать. Кроме истеричных воплей его литературного агента, там не было ничего заслуживающего внимания, если не считать одного звонка. Определитель номера не сработал, а звонивший не пожелал оставить сообщение, однако трубку держал долго, и его дыхание было хорошо слышно на пленке.

Денис перемотал кассету автоответчика на начало, чтобы Куприянов мог послушать оставленное Зоей сообщение. Олег услышал ее взволнованный голос, громко выругался и попросил водки, но водки не было. Тогда он взял в баре бутылку виски, загремел стаканами, а Дениса погнал в душ. Минут через десять, когда Денис вернулся, в бутылке оставалось меньше половины, Олег же был абсолютно спокоен, только глаза стали холодными и цепкими и в голосе появились незнакомые жесткие нотки. Наверное, именно таким его знали в той, прежней жизни днепропетровские бандиты.

Денис сварил кофе, и вот уже несколько часов они занимались тем, что «прокачивали» сложившуюся ситуацию, стараясь найти хоть малейшую зацепку Бывший опер снова и снова заставлял Дениса рассказывать о событиях двух последних дней, как будто старался поймать его на каких-то несоответствиях. Денис понимал, что это не так, но больше всего ему сейчас хотелось залпом выпить пару стаканов виски, а лучше водки, и лечь спать, забыться, провалиться в темноту небытия. Но спать было нельзя, после сна ощущения сотрутся, поблекнут и можно упустить что-то очень важное. Значит, нужно было еще раз в мельчайших подробностях рассказывать об истерзанной Заиньке, о преследователях, об исчезновении Татьяны, о разговоре с вором и его подручными, прослушивать в который уже раз запись, сделанную замечательным устройством, вмонтированным в пуговицу его джинсов…

Куприянов сидел на диване перед Денисом по другую сторону журнального столика, широко расставив ноги и сжимая в руках стакан.

«…все путем?

— А то! Даже мявкнуть не успел. Славно его баба Фира отключила…

— Ага… Не зашибся?

— Живой хлопчик! Через полчаса оклемается.

— Ноги заноси!.. Тяжелый какой, зараза… Отъелся на гамбургерах со спагетями… Да не урони ты!

— Ниче ему не сделается, не стеклянный… Гоп!»

— Дальше не все разборчиво, — сказал Олег. — Наверное, микрофон в сиденье уткнулся. Того, что сидел рядом с тобой, слышно, а другого… так себе, почти нет.

— Вот, послушай, в этом месте… Этот тип все время расспрашивает, как будто он тут впервые.

Поскольку Олег подключил диктофон к колонкам стереосистемы, комната наполнилась глухим шумом мотора, сквозь который пробивался голос:

«…ну, бля, тут курорт у вас, я тебе говорю! Лох на лохе, как в конфетном магазине — товар разложен, а продавщица поссать пошла и дорогу назад забыла! Это что — казино или дискарь такой?!..слышь, скажи, да?.. че заткнись? Я свою работу сделал… А тут что у вас за хренотень такая?.. живут же… Слышь, братка, а бляди здешние почем?.. Дорого тут у вас… Скоро приедем, да?.. Спички есть?.. Да не сделается ничего твоей тачке. Я в зубе поковырять… Приехали, да?»

— Потом они тебя в дом затащили, — пояснил Олег, перематывая запись. — Кроме мата и пацанского базара с Кабаном там нет ничего. Потом эти два свалили, а вскоре и ты очухался.

Денис кивнул.

— Один местный, а второй — приезжий, — сказал он. — И акцент у него вроде как украинский.

— Это не украинский, — поправил Олег, — это суржик.

— Что?

— Типа как конкретные пацаны в Одессе чисто прикалываются. — Олег в точности скопировал интонации из диктофона. — Смесь такая русского и украинского. Великая Одесса от Брайтона до Голливуда.

— Понял. В зубах он поковыряться захотел… Спичкой поковыряться. — Денис сделал ударение на слове «спичка». — Улавливаешь?

— Ишь ты! — Олег уважительно глянул на приятеля. — Сразу-то я не сообразил! Парень приезжий, причем приехал совсем недавно, иначе знал бы, что здешними спичками в зубах не поковыряешь. — Олег хлопнул себя по лбу: — Слушай, как мне в голову не пришло! Где та пачка, которую ты подобрал у Зайки в квартире?

— В куртке. В прихожей, в шкафу… А что?

— Не знаю. — Олег вышел в прихожую. — Нашел! — раздался его голос — и через секунду: — Мать твою! Ну все правильно, приезжие они!

— Что там? — Денис вскочил с кресла, но Олег уже входил в комнату, осторожно, двумя пальчиками неся перед собой смятую пачку «Кэмела».

— «Министерство охороны здоровья Украины попереджуе: куриння шкодыть здоровью», — торжествующе прочел Олег, положил пачку на стол и аккуратно расправил ее, действуя шариковой ручкой и ключами от машины.

Пачка была похожа на настоящую, но не такая. На ней тоже красовался одинокий верблюд, тот же цвет, та же надпись «Кэмел». Но были еще и надписи на украинском языке с предупреждением Министерства охраны здоровья, содержанием смол и никотина и производителем ЗАТ «Джей ТИ Интернешнл Украина», а на крышечке даже сохранился обрывок акцизной марки со стилизованным трезубцем.

— Вот тебе и привет с исторической родины, — невесело заметил Гребски.

— Да уж, — хмыкнул бывший опер из Днепропетровска, — это точно! А казачки-то не просто засланные, а совсем недавно засланные! Максимум — сутки-двое назад прибывшие.

— Не обязательно.

Олег покладисто согласился:

— Не обязательно, факт… Могли привезти пару блоков с собой. В целях, так сказать, экономии.

— В любом случае приехали они недавно. Или их привезли. Или вызвали.

— Вызвали для абсолютно конкретного дела, — подхватил Олег, вскакивая, — ты смотри, что получается! Кто-то давно собрал нужную информацию, спланировал дело, связался с исполнителями, вызвал их, они дело сделали…

У Дениса тоже появилась мысль о неспонтанности всего происходящего.

— А потом их можно отправить обратно, — задумчиво проговорил он. — Или еще дальше. Приехал человек и не выехал обратно, просто растворился. Кто будет выяснять, то ли он на дне залива, то ли скрывается от иммиграционной службы, то ли вообще уже в Мексике или Канаде. Очень удобно, не находишь?

— Нахожу, — подтвердил Олег, подливая в стакан из бутылки. — Удобно.

— И дорого…

— Дорого, — согласился Олег, сделал глоток виски. — А ты думаешь, участие вора в законе в таком мероприятии — дешево? Это как министра в командировку попросить прокатиться, ты же с этим миром не знаком. Я тебе точно могу сказать, чтобы смотрящий с Украины снялся, да в Штаты прилетел, это я даже представить не могу, какими деньгами, а главное — связями, надо обладать!

Гребски внимательно слушал. Олег продолжал рассуждать:

— Ты же не думаешь, что американское правительство выдало въездную визу вору в законе Явно? Документы липовые, точно! А сколько стоит «ксива», которая пройдет проверку на таком уровне? Много стоит…

— Или они вообще могли быть привезены в страну нелегально, — поделился своей мыслью Денис. — Вспомни, что я тебе говорил о летчике «Аэрофлота»…

— Запросто! Летчик-налетчик наверняка при делах… Эх, порасспросить бы Таню подробнее…

Денис опустил голову, закурил. Прикуривая, обратил внимание на подрагивание пальцев, но спокойным голосом сказал:

— Еще расспросим…

— Конечно! — уловив его настроение и с чуть большим энтузиазмом, чем надо, воскликнул Олег. — Все будет нормально!

— Не сомневаюсь, — ответил Денис, помолчал, подтвердил уверенно: — Не сомневаюсь. С Татьяной все в порядке. По всему выходит, нужна она им в качестве наживки, чтобы меня заставить найти документы, о которых я понятия не имею…

Олег стукнул кулаком по столу:

— Однозначно! Но я тебе хочу сказать, что в игру мы вляпались серьезную… Серьезней не бывает, старина… Может быть, это и не наш уровень, Денис. Силы не те, возможности…

— Если нас в эту, как ты выражаешься, «игру» втянули… Вернее, меня втянули, а я тебя, ты уж извини, что так получилось… То наш это уровень, наш… И деваться нам некуда.

— Это я прекрасно понимаю. — Олег подошел к окну, уперся взглядом в едва видимый в утреннем тумане остров Алькатрас, помолчал. Потом повернулся к Денису:

— Я почему про наш и не наш уровень сказал… Тот, кто все это придумал и организовал, в расходах на «мясо» в виде братков, да и во всем остальном себя не ограничивал. Одно присутствие вора в законе говорит об очень многом! Значит, неизвестный нам противник рассчитывал и рассчитывает в результате этих манипуляций получить больше. Значительно больше. Преступления вообще, и убийство в частности, окупаются очень редко… А тут еще и похищение. Шантаж и вымогательство вкупе с принуждением тебя к совершению каких-то незаконных действий… Конспирация, заговор… и прочая, прочая… Несколько пожизненных заключений в лучшем случае.

— Это без сомнений, — сказал Денис. — Только не с одним мы противником имеем дело… Снайпер-то на кого-то третьего работал… Кто это? Конкуренты? Так в чем конкуренты?

— Если бы я понимал! — сокрушенно отозвался Олег. — Слушай, а может, это связано с твоей статьей о работе русских спецслужб в Америке?

Действительно, пару месяцев назад вышла в «Сан-Франциско кроникл», а затем была перепечатана добрым десятком других изданий статья Гребски «Русские пришли давно!». Статья была результатом кропотливой работы в нескольких открытых для публики и закрытых для оной архивах. А также бесед Дениса с бывшими сотрудниками советской разведслужбы, судьбы которых были разными, но связывало их одно: в какой-то момент, у каждого — свой, они переходили на другую сторону. Большинство из них на бывшей родине были приговорены к смертной казни, жили под другими именами и даже сейчас старались не слишком светиться, тем более что в России президентствовал их бывший коллега по службе. Гребски собирался писать об этом детективный роман. По разным причинам в статью не вошло много имеющихся у него материалов.

— Я не думаю, что это операция каких-то спецслужб, — после недолгого молчания сказал Денис. — Почерк не тот. Да и вор в законе не станет сотрудничать с властями…

Олег отмахнулся:

— Да брось ты! Это в старые времена было… А сейчас… Я знаю одного, которого короновали на законника, а он в свое время в армии отслужил… А среди кавказских вообще несколько, кто параши не нюхал никогда… Так что, старина, там сейчас такие заморочки, что не разберешь, кто с кем и почему. Все они между собой повязаны…

— Мне сложно судить, покачал головой Денис. — Я там больше десяти лет не был… Но так или иначе попали мы с тобой в премерзкий гадюшник, и надо из него как-то выбираться…

— Кто бы возражал!

— Слушай, может, тебе забыть про все и отправиться к жене и сыну? — предложил Денис. — Я в обиде не буду, дело-то такое…

Олег подошел к Денису, наклонился над креслом, прошептал внятно:

— Будем считать, что я этого не слышал, а ты не говорил. Договорились?

— Договорились, — улыбнулся Гребски, успокаивающе похлопал приятеля по плечу. — Спасибо, старина… Но деньги я тебе платить буду все равно.

— Кто бы возражал! — еще раз воскликнул Олег — Деньги дело хорошее, грех отказываться… Только вот что я хотел бы спросить…

— Спрашивай.

Олег с высоты своего роста пристально глянул на него:

— Не думаешь литы, что нам пора обратиться в полицию или в ФБР?

— Нет, — не раздумывая мотнул головой Денис. — Нет. Не время еще. То, что мне придется «сдаться с повинной» — это точно. В полиции работают профессионалы, и рано или поздно меня подвяжут к ситуации с убийством Заиньки и мексиканцами… Но не сегодня. И не завтра.

Олег покладисто согласился:

— Лады. Из тюрьмы тебе будет сложно помочь Татьяне, а один я едва ли справлюсь.

— Точно.

Денис встал, прошелся по комнате, повернулся к Олегу:

— Насколько мы с тобой в курсе жизни бывших соотечественников в Сан-Франциско и окрестностях, нечестных на руку и помыслы людей среди них хватает… То есть, казалось бы, вполне можно было бы найти «русских», для того чтобы разобраться с Зоей и со мной…

Денис замолчал, его мысль закончил Олег:

— А они выписывают залетных, идут на риск, тащат их сюда… Делают все, чтобы как можно меньше местных узнали о готовящейся операции. Подготовка была нешуточная… планирование, слежка, подключение мексиканцев…

Денис внес свои коррективы:

— Вероятно и то, что эти самые «они» — тоже залетные… Пришлые. Не исключаешь такого варианта?

— Не исключаю, — мотнул подбородком Олег. — Надо будет риелтора как следует «прощупать», пробить его прошлую жизнь, старые связи…

— Надо будет, — внешне спокойно сказал Денис, но, чувствуя, как накатывает волна злости на этих вторгшихся в его привычный мир людей, не выдержал, вскочил с места и заорал: — Не понимаю! Вообще ни хрена не понимаю! Что такого могла знать Заинька, что они прислали черт знает откуда целую банду?! Она в жизни мухи не обидела! Этот зоновский царек свистел о том, что она не такая уж и невинная! О чем вообще речь? Какие бумаги, какая на хрен информация?! А ведь они ее убили! А потом и их убили!

Прокричав все это на одном дыхании, Денис выплеснул в рот оставшийся в стакане глоток виски, плюхнулся в кресло. Словно не заметив этого взрыва эмоций, Олег проговорил вполголоса:

— Допустим, ее смерть в самом деле была эксцессом исполнителя, перестарались, скоты… Они что-то искали. И не нашли. Все пошло не так, как надо. Ситуация стала выходить из-под контроля. Похищение Татьяны — это уже акт отчаяния.

— Не согласен! — решительно возразил Гребски. — Скорее всего, этот ход с похищением был разработан на случай провала первого варианта… Слежка за мной началась практически сразу после их неудачи с Зоей…

— Логично. Самое скверное, что они абсолютно уверены, что у тебя, именно у тебя, есть то, что им нужно. Или ты знаешь, где это лежит!

— Если бы… — огорченно произнес Денис, направляясь к холодильнику. — Надо перекусить. На тебя гоголь-моголь сделать?

— Когда я от фирменного отказывался… Где у тебя пакетик полиэтиленовый найти можно?

— И искать не надо, — достав пакетик из ящика кухонного шкафа, Денис подал его Олегу. — Зачем тебе?

Олег аккуратно уложил в пакет пачку украинского «Кэмела», сунул в карман:

— Попробую отпечатки снять… Порошочек подходящий дома есть, сканер тоже… Может, чего и получится.

Разбивая яйца в миксер, Денис кивнул:

— Интересно… У покойного бугая по имени Рома тоже был «Кэмел» с каким-то странным привкусом. Тогда я думал, что от наркоты, которой меня баба Фира оглушила… — Денис задумался и поинтересовался: — И куда мы с этими отпечатками пальцев?

— Можно я позвоню по международному? — вопросом на вопрос ответил Олег. И поскольку Гребски вопросительно вскинул брови, пояснил: — Брату, в Киев…

Денис выругал себя последними словами. Как он мог забыть, что не только Олег Куприянов в прошлой жизни служил в уголовном розыске, но и его старший брат и когда-то отец. Олег смеялся, рассказывая об этом: «Династия у нас уголовная!» И если отец уже пребывал на заслуженном отдыхе, то брат служил по криминальному ведомству в должности майора.

— Думаешь, он сможет проверить отпечатки по их базе?

— А вот это мы сейчас и узнаем. — Олег взялся за трубку телефона, но Денис остановил его:

— Может быть, у меня паранойя, но телефон могут слушать.

— Очень даже, — не стал возражать Олег. — А мобилка у меня без международного сервиса…

Денис достал из бумажника телефонную карточку:

— Там минут сорок еще осталось. Хватит?

— За глаза! — уже набирая номер, отозвался опер. — Пробьет Валерка нам отпечатки… Заодно я его про Явно поспрошаю да других твоих хладных приятелей…

— Погоди маленько, — посоветовал Денис и включил миксер, чтобы уже в конце концов появилась возможность позавтракать.

Олег, прихватив с собой блокнот и карандаш, удалился в спальню, чтобы пообщаться с братом-майором, а Денис, разлив гоголь-моголь по стаканам, подошел к своему письменному столу. Его взгляд остановился на ноутбуке, который он стащил из Зоиного офиса.

«Рискнуть и попробовать посмотреть? — сам у себя спросил Гребски и сам же себе ответил: — Угроблю все. Не та ситуация, чтобы так рисковать… А что мы можем сделать? Мы можем пригласить специалиста… Есть у нас такой специалист, да еще и не трепач? Есть!»

Он быстро позвонил по мобильному и, когда после серии бесконечных гудков трубку наконец подняли, сказал:

— Слава, это Гребски… Времени? Скоро восемь утра… Да, это важно… Можешь приехать? Да… очень нужен… Да… прямо сейчас… Да… с причиндалами… Спасибо!

Закончив разговор, Денис подошел к окну, выходящему на улицу. Город уже проснулся… Начиналась ежедневная суета. Школьные автобусы, плотный поток машин на крутом спуске, редкие пешеходы… Он вспомнил, как Татьяна, проснувшись утром в его постели и собираясь в офис, сказала, что раннее утро — самое лучшее время в Сан-Франциско. Город, с утра такой чистый и умытый, похожий на гимназистку, за день устает и к ночи становится похож на старую шлюху, вульгарно раскрашенную и визгливую.

Олег появился в гостиной, и по довольной его физиономии было видно: разговор с братом удался. Он распустил свою косичку, встряхнул темно-русыми волосами, снова собрал их и перетянул резинкой. Плюхнувшись на диван, сообщил:

— Стало быть, докладываю…

— Позже, старина, — остановил его Денис. Из окна он хорошо видел, как к подъезду подъехала машина и из нее вышли двое крепких мужчин в темных костюмах. В них и менее искушенный человек безошибочно угадал бы полицейских. А поскольку они подняли головы и посмотрели на окна его квартиры, стало понятно, что нанести визит они собрались именно Денису Гребски. — Полиция! Давай-ка быстро приведем все в соответствие…

 

Глава 14

Детектив Лопес работал в полиции давно. Он прошел все ступеньки служебной лестницы — от патрульного до детектива. И впереди, через каких-то несколько лет, его ожидала вполне приличная пенсия и безоблачная старость, когда можно будет наконец-то повидать мир и отдохнуть. В этой непростой жизни детектива Лопеса мало что могло удивить, разве что русские. Не те, которые в России, хотя и от них, если почитать газеты, хорошего ожидать не приходилось, а перебравшиеся сюда на постоянное или временное жительство. С другими эмигрантами все было понятно и ясно. Мексиканцы и пуэрториканцы, китайцы, вьетнамцы, японцы и прочие — приезжали в Сан-Франциско, довольно быстро находили в этой жизни свое место и там же надолго, если не навсегда, застревали. Из года в год они работали таксистами, барменами, беби-ситерами, продавцами и официантами. Редко кому удавалось из официанта стать, например, владельцем ресторана.

С русскими же все получалось совсем не так. Русский мог приехать, оглядеться, поработать три-четыре месяца грузчиком или таксистом, а потом, не успеешь глазом моргнуть, а он уже ездит по утрам в банк на «корвете» и покупает особняк. Потому что у него, оказывается, два университетских диплома и он что-то такое придумал, что стоит кучу денег, и вот уже солидные фирмы грызут друг другу глотку за то, чтобы он у них работал. С расовой принадлежностью у них тоже та еще мешанина. Вылитый китаец или вьетнамец, однако говорит, что русский! Оказывается из какого-то Казахстана или Узбекистана приехал… Или, араб арабом, и тоже — русский?

И с преступностью у них не так, как у людей. Когда нормальному мексиканцу не хватает на дозу или новую машину, он берет пистолет, идет в ближайший супермаркет или банк и обчищает кассу. Если повезло — покупает новые джинсы или машину, не повезло — отправляется за решетку. Русские же придумывают что-нибудь такое, что нормальному человеку и в голову не придет. Что-нибудь с кредитными карточками, так что мозги сломаешь, пока поймешь, откуда деньги, или с тем же бензином… Детектив Лопес сам не раз заправлялся на той заправке, в Сан-Сити, а потом выяснилось, что бензин там «левый». Еще одно новое словечко, которое появилось благодаря русским. Как так — «левый»? Почему не «правый» или еще какой-нибудь? Откуда он вообще взялся, ведь как-то же его покупали? Непонятно.

Все потому, что у них бесплатное образование было в этом их СССР и всякие университеты тоже бесплатно, решил для себя детектив Лопес. Время от времени он читал газеты, смотрел телевизор и знал, что в России была диктатура коммунистов, а потом Горби объявил демократию и провел выборы. Демократия победила, Горби турнули из президентов, а Россия распалась на несколько государств — Украину, Сибирь, Джорджию, Латвию и еще несколько других. Сначала президентом стал мужик с тяжело произносимой фамилией — Елтсын… Он еще в Германии оркестром дирижировал и королеву Англии облапать пытался… А теперь и вовсе — бывший кэгэбэшник…

Вот тогда в город и хлынули русские, что тоже непонятно. Пока была диктатура, они учились в своих бесплатных университетах, а как только победила демократия, все разъехались…

Но самым непонятным для Лопеса было свойственное им чувство превосходства. Русские никогда про это не говорили, но чувствовалось, что они, русские, знают что-то такое, чего он, детектив Лопес, никогда не узнает и не поймет. Вот сидит он у тебя в участке в наручниках, поймали его на горячем, и всем вокруг совершенно понятно, что на свободу он выйдет в лучшем случае лет через пять, и то если у судьи будет хорошее настроение. А русский говорит и смотрит на тебя так, будто он большой, умный взрослый, а ты, который его арестовал и доставил в участок, маленький мальчик, играющий в песочнице, и заботы у тебя игрушечные, и взрослым ты станешь еще не скоро.

А еще детектив Лопес видел, как русские болеют. На самом деле это он так для себя называл — болеют. Он даже название болезни придумал — «русская горячка». Это когда живет такой благополучный русский и все у него хорошо: работа, дом, две машины, дети в школу бегают, а потом вдруг раз — «русская горячка». Глаза становятся тусклые и больные, не бреется, машина грязная, а через пару недель — четыре трупа: жена, двое детей и последняя пуля — себе в умную голову. Но это тяжелая форма болезни. Чаще все ограничивается недельным запоем, после которого русский еще неделю приходит в норму, а потом опять — работа, дом, нормальная жизнь. И еще это сознание собственного превосходства, как будто знает что-то такое, чего никто больше не знает и не умеет.

— Будь осторожнее, — подняв голову и рассматривая окна квартиры, куда они собирались наведаться, предупредил Лопес своего напарника, перед тем как зайти в подъезд. — Непонятно, на что нарвемся. Или на пулю через дверь, или на попойку…

Детектив Брайен МакКормик кивнул и расстегнул пиджак, чтобы в случае опасности иметь возможность быстро выхватить оружие из кобуры.

Они поднялись на второй этаж, остановились у двери, позвонили. За дверью раздались неуверенные шаги, и она распахнулась во всю ширь. Русский недоуменно смотрел на них воспаленными глазами. Переглянувшись, детективы поспешили представиться:

— Детектив Лопес.

— Детектив МакКормик.

Лопес продемонстрировал журналисту свой бумажник с жетоном.

— Отдел расследования убийств… Извините, что в такое раннее время… Но у нас есть несколько вопросов к вам… Позволите зайти?

Русский удивленно приподнял брови, почесал затылок.

— Отдел убийств… Проходите, только… — Он посторонился, пропуская полицейских, запахнул халат, слегка покачнулся и, дохнув на Лопеса перегаром, извинился: — Мы тут… в картишки играем.

Из комнаты донесся мужской голос, который произнес какие-то русские слова.

— Иду! — отозвался хозяин и пояснил по-английски: — Олег, у нас гости… Да проходите, проходите, — повторил он замешкавшимся детективам.

В комнате детективов ожидало зрелище, которое они никак не рассчитывали увидеть в квартире респектабельного и небедного журналиста. Пили здесь, судя по количеству бутылок, давно и много. Тут же закусывали и играли в карты. Красные воспаленные глаза хозяина квартиры ясно указывали на бессонную ночь, а расхристанный вид его гостя это подтверждал.

— О! — обрадовался Олег, увидев вошедших. — На четверых раздаю? Денис, давай стаканы.

— Тихо-тихо, — остановил его Денис, — это детективы из отдела по расследованию убийств… Усаживайтесь, господа. Капельку виски? Хотя, наверное, вы на работе не пьете…

— Нет, благодарю, — ответил Лопес. Он сел на диван напротив Дениса. — Я хотел бы задать вам несколько вопросов.

— Я весь внимание, — ухмыльнулся Денис. — Чем обязан?

— Вы знаете Зою Рафалович? — пристально глядя на него, спросил Лопес.

Денис всплеснул руками:

— Конечно! Лет пять, если не больше, еще когда она жила в Лос-Анджелесе. А что случилось?

— Как вы познакомились? — Лопес проигнорировал вопрос журналиста.

— Ну… обыкновенно. — Денис слегка замялся. — Она русская, я русский… В доме каких-то знакомых, потом встречались… И здесь тоже… А что случилось?

Детектив вновь сделал вид, что не заметил вопроса.

— Когда вы последний раз виделись с ней?

Денис задумался, потер щеку:

— На прошлой неделе… Оказалось, мы обедали в одном и том же ресторане, это на Амбракадеро, итальянский. Но поговорить не удалось, я был занят…

Лопес покачал головой:

— А после этого? Может быть, она вам звонила? Вчера или позавчера?

— Звонила, — кивнул Гребски, — но меня не было дома…

Лопесу очень хотелось спросить, не оставила ли Зоя Рафалович какого-нибудь сообщения на автоответчике, а если оставила, то хорошо было бы его услышать. Но он прекрасно понимал, что и вопрос этот, и желание неправомерны, и не стал ничего спрашивать.

Зато журналист сообщил по собственной воле и без принуждения:

— Вчера от нее пришло письмо по электронной почте. Непонятное какое-то. Я, конечно, сразу стал звонить ей, несколько раз звонил. И домой, и на мобильный, но… увы. Все время занято…

До сих пор молчавший детектив МакКормик подал голос:

— Вы можете показать это письмо?

— Да, да… конечно! — с готовностью согласился журналист, подошел к компьютеру. — Могу распечатать. Хотите?

— Если вам не сложно, — вежливо попросил Лопес и через несколько секунд уже держал распечатанное письмо. Однако прочитать не смог. Посмотрел на непонятные буквы незнакомого алфавита: — Это по-русски? Что здесь написано?

Денис перевел содержание письма.

«Денис!!! Ты мне нужен очень срочно!!! Экстренно! Пожалуйста… Если не позвонишь сегодня, позвони рано утром. Я боюсь. Я не понимаю, что происходит, но если это то, что мне кажется, то я боюсь. Поверь, это не бабская истерика, это серьезно! Пожалуйста! Зоя».

Лопес нахмурился, аккуратно сложил листок вчетверо и сунул в карман. После этих манипуляций пристально взглянул на журналиста:

— Как я понял, Зоя Рафалович в этом письме просит вас о помощи…

— Да вы Зою не знаете! — отмахнулся Гребски. — Она из всего готова сделать трагедию! То у нее кошка на дерево забралась и слезть не может, то лампочка перегорела. А я для нее, ну, знаете, как старший брат, что ли… Да и, как я уже сказал, я стал звонить ей, как только получил письмо…

— В какое время вы ей звонили? — решил уточнить МакКормик.

Журналист посмотрел на него укоризненно:

— Как только получил письмо… А письмо я получил, — он наклонился к монитору, вгляделся, сообщил: — в девять восемнадцать утра вчера, в субботу… а отправлено оно было, — он снова посмотрел на монитор, — отправлено оно было в семь двадцать шесть вечера пятницы…

Лопес сделал пометки в маленьком блокнотике, поднял взгляд:

— А вечером в пятницу вы ей не звонили?

— Звонил, сразу, как только прослушал ее сообщение с просьбой позвонить… Но телефон у нее был занят…

— В какое время это было?

Денис на секунду задумался, ответил:

— Я пришел домой около восьми… значит, в начале девятого…

Детектив Лопес продолжил задавать вопросы:

— Сегодня утром вы заезжали к ней?

— Нет, — потупился журналист. — Я хотел к ней заехать. Но машина сломалась, и я почти весь день провел в мастерской, мы ремонтировали машину…

— В какой мастерской? И с кем вы были? — уточнил Лопес и приготовился записать ответ.

— У меня в мастерской. Называется «Днипро», это почти в конце Гери, в Ричмонде, — вступил в беседу Олег, показал на Дениса: — У него бензонасос полетел и термостат отказал, пришлось ехать покупать… Пока купили, пока привезли, пока поставили… Работяг своих я не трогал, выходной же… сам занимался.

— А потом? — не отставал Лопес, переводя взгляд с журналиста на его гостя.

Журналист виновато улыбнулся:

— Потом приехали сюда, ну и…

Лопес понимающе кивнул. Картина в общем-то была ясна. Один русский починил другому русскому машину, потом они приехали домой к хозяину машины отметить это дело, как у них принято. И засиделись до утра. Оснований не верить сказанному Лопес пока не видел. Он неодобрительно обвел взглядом комнату, хмыкнул.

Журналист, заметив это, настойчиво глянул на него, потом на МакКормика:

— В чем, собственно, дело? Что-то случилось с Зоей? Вы можете сказать?

— Действительно, — возмущенно поддакнул Олег. — Что происходит?

Детективу Лопесу не впервые приходилось сообщать людям о смерти их друзей или родственников, и каждый раз он испытывал при этом неловкость, смешанную с чувством вины.

— Видите ли, — сказал он негромко, — Зоя Рафалович умерла. Ее убили.

Реакция Дениса, по мнению детектива, была очень русской. Он не стал вскакивать, заламывать руки и вопить, как это сделал бы итальянец, не застыл неподвижной мумией, как китаец, он даже не выругался, как это сделал бы американец.

Не глядя на детектива, журналист взял со стола на треть опустошенную бутылку дорогого виски, запрокинул голову и влил все, что было в бутылке, в себя. Не глотая. Поставил пустую бутылку на ковер рядом со столиком и закурил. Руки его при этом не дрожали.

— Как это произошло? — после небольшой паузы спросил он.

Что при этом происходило у него в душе, мозгах или где там оно происходит у русских, для детектива осталось неизвестным. Но реакция русского впечатляла.

У МакКормика глаза стали совсем круглыми, уж на что ирландец не был человеком впечатлительным.

— Ее убили у нее дома, — сказал детектив, — жестоко убили.

— Ограбление? — выдохнув дым, спросил журналист.

— Пока непонятно. Может быть, — неопределенно пожал плечами детектив Лопес и, в свою очередь, спросил: — Скажите, у нее были враги?

Денис затянулся сигаретой, помолчал:

— Не знаю. Не думаю… Она никогда не говорила… Да нет, откуда им взяться? Обыкновенная молодая женщина… Дом, бизнес, парикмахерская, фитнес-центр… магазины дорогие…

— А что вы знаете о ее личной жизни? Вы ведь были близки?

Журналист отрицательно покачал головой:

— Одно время мы были любовниками… давно… С тех пор как она приехала в Сан-Франциско, мы просто друзья… Ну, вы понимаете, у нее свой круг общения, у меня свой. Но встречались довольно регулярно.

Лопес все-таки решил уточнить:

— Так был у нее постоянный приятель?

— Насколько я знаю, — ответил Денис, — в последние полгода у нее никого не было… Она еще шутила, просила найти для нее пару… У вас есть уже какие-нибудь версии? Как я понимаю, тех… того, кто это сделал, еще не нашли?

— Мы работаем, — сказал детектив, встал с дивана и протянул Денису визитную карточку. — Если вы вдруг вспомните что-то или узнаете, позвоните мне или детективу МакКормику.

Денис положил картонный прямоугольник на стол.

— Я… я могу увидеть Зою? Нужно же организовать похороны, ну и вообще… У нее никого нет близких в Америке…

Детективы понимающе закивали.

— Я вам позвоню, как только будет можно, — сказал Лопес. — Проблем не вижу.

— Спасибо, — поблагодарил журналист.

Детективы направились к выходу из комнаты, но в этот момент в прихожей раздался шум, что-то с грохотом упало, и в комнату ввалился молодой мужчина в стоптанных кроссовках на босу ногу, джинсовых шортах, с оттопыренными карманами и немыслимой расцветки гавайской рубашке. В растрепанной рыжей шевелюре запуталось что-то похожее на солому. Под мышками он зажимал две упаковки пива, а третью прижимал к груди, придерживая подбородком так, что казалось, будто он приготовился кого-то боднуть.

Сквозь стекла дорогущих очков в платиновой оправе мужчина оглядел молчаливо взирающую на него компанию и радостно завопил по-русски:

— Что, суки? Не ждали? А вот и я!

— Эти русские… — спускаясь по ступенькам, задумчиво сказал детектив Стив МакКормик. — Один русский — это русский, два русских — это неприятности. Три русских — это водка, крупные неприятности и труп неподалеку. Если русские соберутся впятером, они способны обчистить Форт Нокс.

— Нет, — буркнул Лопес. Они вышли из подъезда, он сел за руль, дождался, пока МакКормик займет свое место, и выехал на дорогу. — Нет, — повторил он, — ты не прав. Русский в одиночку может обчистить Форт Нокс, а четверых приятелей он возьмет с собой только потому, что развлекаться привык в компании.

Детектив Лопес давно работал в полиции Сан-Франциско и слов на ветер не бросал.

 

Глава 15

Валерий Куприянов положил мобильный телефон на стол, почесал затылок. Воскресный вечер, единственный на этой неделе выходной, майор Куприянов планировал провести у телевизора, наслаждаясь сочной таранью, которую с оказией передал из Мариуполя приятель и которая так замечательно идет под пиво «Оболонь». Но, видимо, не судьба. Озадачил брат, озадачил… Хорошо хоть Оксаны нет, а значит, не будет обычных сумрачных и укоризненных взглядов, всегда сопровождающих его поздние или вовсе ночные уходы из дома после очередного звонка с «проклятой» работы. Отдыхала жена Оксана с дочкой Надькой у бабушки на Кубани.

Майор Куприянов был высок, широк в кости и очень похож на брата, только что звонившего из далекого Сан-Франциско. Наверное, так же будет выглядеть и младший брат через шесть лет, когда ему стукнет тридцать восемь. Братья, несмотря на разницу в возрасте, походили не только друг на друга, но и на отца — Степана Куприянова, родившегося за день до войны и выросшего в условиях партизанского лагеря.

Степан в труднейших условиях войны не только выжил, но со временем превратился в статного парня. После срочной службы пошел работать в милицию участковым, женился на красавице односельчанке, с перерывом в шесть лет родил двух сыновей, перебрался в Киев, успел закончить школу милиции, потом академию МВД и за сорок лет работы в уголовном розыске дослужился до звания полковника, гордясь тем, что сыновья пошли по его стопам. Генералом мог бы стать, но его острый язык и неумение выражаться экивоками начальству не нравились, а потому был Куприянов с почетом отправлен на заслуженный отдых.

Уйдя на пенсию, Степан Игнатьевич, в свои шестьдесят три отнюдь не выглядевший пенсионером, тем не менее вел вполне пенсионный образ жизни. В рыночную экономику вживаться желания не имел. А знакомым пояснял: «Всю жизнь ворье и жуликов ловил, а теперь самому в жулики подаваться? Ну уж хрена!» А потому вместе с женой проживал на даче, выращивал всякие овощи-фрукты, а в последнее время увлекся пчелами.

Отъезд младшего сына в Америку, а главное, его уход из уголовного розыска Степан Игнатьевич пережил тяжело. Долго не хотел разговаривать с «изменником», но потом смирился, и даже, поскольку всегда был легок на подъем, в прошлом году съездил к Олегу в гости.

Вернулся мрачнее тучи.

На все расспросы отвечал односложно, ничего рассказывать не хотел. Валерий позвонил Олегу, поинтересовался, что там с отцом в этой Америке произошло. Олег расхохотался: «Ты его спроси, как он с работой местной полиции знакомился».

После двух недель сумрачного настроения старший Куприянов все-таки заговорил, когда они с сыном дегустировали свежую «буряковку», гнал которую Степан Игнатьевич мастерски. Оказалось, что Олег, конечно же, постарался показать отцу все местные достопримечательности. Особенно доволен был отец визитом в усадьбу своего любимого писателя Джека Лондона, книги которого знал чуть не наизусть. И у простого деревянного заборчика, ограждавшего могилу, старый опер преклонил колени, чем вызвал удивление случившихся поблизости японских туристов. Однако притомившись от множества впечатлений, Степан Игнатьевич в один из дней, рассматривая проезжавшую мимо полицейскую машину, задумчиво спросил у сына:

— А нельзя посмотреть, как местные работают?

Олег раздумывал недолго, позвонил своему приятелю журналисту, с которым Степан Игнатьевич познакомился на вечеринке, устроенной Олегом по случаю приезда отца, и тот не просто организовал экскурсию в полицейский участок, а устроил встречу полицейских с ветераном милиции.

Приехав вместе с Денисом Гребски, Степан Игнатьевич никак не ожидал, что его проведут в большую комнату, заполненную свободными от смены полицейскими, и ему придется рассказывать о своей службе в милиции со всеми подробностями, да еще и отвечать на множество вопросов любопытных заокеанских коллег. Английским языком Куприянов владел на уровне «хай-бай, да сенька-бери-мяч», но журналист переводил замечательно, и уже через пять минут старый опер полностью забыл про языковой барьер. Потом Куприянова сфотографировали в окружении его американских собратьев — белых, желтых, черных, и на следующий день эта фотография с информацией о встрече появилась в местной газете «Сан-Франциско кроникл», несколько экземпляров которой Куприянов не без гордости аккуратно уложил на дно чемодана.

Остаток того замечательного дня Степан Игнатьевич провел в местном «убойном» отделе, общаясь с детективами при помощи журналиста, а когда тот был вынужден уйти, уже и без него. И даже на происшествие с ними съездил, по его мнению, чистейшую «бытовуху» — жена-китаянка черного мужа из его же пистолета положила, застав в постели со своей подругой. «Совсем как у нас, — подумал Куприянов, — только с пистолетами у нас посложнее, наша баба забила бы обоих скалкой».

Смена его новых приятелей детективов закончилась, но не закончились разговоры. Взаимопониманию и укреплению интернациональной солидарности ментов всех стран способствовала привезенная с Украины литровая бутыль «буряковки».

Сын забрал слегка захмелевшего отца из компании детективов уже в четвертом часу утра.

— Ты понимаешь, Валерка, — делился впечатлениями Степан Игнатьевич, — они все на машинах! У каждого детектива машина! Им не надо дежурку упрашивать, чтобы отвезли на происшествие, бензин клянчить у завхоза. Сел и поехал! И что характерно, никто не спрашивает — куда! Главное — раскрываемость. Раскрываемость хорошая — значит и работник хороший. А спортзал прямо в райотделе?! Чтобы, если все тихо, люди могли спортом заниматься… И тир, чтобы стрелять не разучились. А компьютеры у всех… Да что там компьютеры, ты бы в сортир к ним зашел… Чистота, ароматы цветочные, и что характерно — никто мимо очка не промахивается… Нам бы такие условия, так раскрываемость была бы сто двадцать процентов… И еще… у них в городе перед моим приездом как раз происшествие случилось… Офицера убили. Придурок какой-то машину угнал, а потом, когда его в угол загнали, из автомата… Ну и не уберегся один… Жалко мужика. Но я не потому об этом рассказываю, а потому, что офицер этот — первый погибший на посту полицейский за десять лет! Это в Сан-Франциско! А мы с тобой сколько ребят схоронили, от руки всяких отморозков погибших… То-то и оно…

Все это вспомнилось Валерию потому, что Олег позвонил из-за океана не просто чтобы справиться о здоровье родителей и делах самого майора Куприянова, а с просьбой. Голос у него был очень напряженный и усталый. Если у Олега такой голос, значит, дела серьезные начинаются. Да и историю он, хоть и коротко, но рассказал занятную. Круто у них там с журналистом заварилось. Подключаться надо…

Куприянов с сожалением глянул на блестевшую испариной бутылку пива, на готовую к растерзанию, исходящую жиром тарань, вздохнул, убрал все в холодильник до лучших времен, которые, как он думал, наступят скоро. Снял со стула висевшую на спинке кобуру с пистолетом, привычно надел, сдернул с вешалки кожаный пиджак.

Ядовито-желтая «таврия», угловатая родственница всем известного «запорожца», верно служила оперу уже пятнадцатый год. Дочка в последнее время стеснялась появляться среди сверстников на столь непрестижной машине, но майора юркая, пофыркивающая сорокапятисильным движком машина вполне устраивала. За годы ее практически безотказной службы на благо семейства Куприяновых он уже смирился с тем, что ну никак она не была рассчитана на водителя ростом метр девяносто… Но что делать! Если не берешь взяток с залетевших в камеру «братков», не присваиваешь золотишко, обнаруженное на месте преступления, не приторговываешь изъятыми наркотиками — на зарплату начальника «убойного» отдела приобрести приличную машину очень и очень проблематично.

И сейчас, когда «таврия» шустро глотала километры ночного шоссе, Валерий, до предела отодвинув сиденье назад, привычно забросил в рот незажженную сигарету, поскольку в очередной раз бросал курить, и стал прокручивать все сказанное Олегом. До Белой Церкви, где на даче, а проще говоря, в купленном по случаю обычном доме с участком в двадцать соток, жили родители, езды было без малого два часа.

— Денис — мужик серьезный, — произнес Степан Игнатьевич, когда Валерий закончил рассказ. Слушал он молча, не перебивая. Немного помолчал, раздумывая, и продолжил: — Да и Олег из-за ничего шуметь не станет…

— Ну да, — согласился Валерий. — Помогать надо, чем можем… Отпечатки я завтра по базе пробью… Агентуру выдерну, может, кто и слышал, что с нашим смотрящим происходит. Специально я не интересовался, а так вроде не было вестей об его отсутствии…

Степан Игнатьевич посмотрел на сына, сказал:

— Есть у меня человек… погоняло — Белесый… Он при Явно лет десять состоит. Не то чтобы друг-приятель, но и не шестерка какая… Если не правая, так левая рука, точно…

— В каком смысле — «есть у меня»? — решил уточнить Валерий.

— На связи у меня был… — не без доли гордости признался бывший оперативник, — ценную информацию сливал…

— Серьезно? — удивился Валерий. — Ты его передал кому-нибудь, когда ушел?

Старый опер усмехнулся:

— Не стал бы он ни с кем работать. Наши это были дела, обязан он мне был очень… Я-то с таким агентом работал аккуратно, а кто знает — к кому бы попал… Не передавал я его, уничтожил агентурное дело…

— Ну не мне судить, батя, — развел руками Валерий, по себе зная, какое это тонкое дело — работа с агентурой из уголовной среды. — Ты можешь с ним поговорить? Нам надо выяснить, действительно ли это Явно с журналистом в Сан-Франциско общался или кто другой под него косил…

Степан Игнатьевич прикрыл глаза, словно представляя себе физиономию Явно, которого он прекрасно знал, допрашивал, арестовывал, выпускал за недоказанностью и даже один раз все-таки «закрыл» на восемь лет за разбойное нападение.

— По приметам, что Олег тебе назвал, — похож… — сказал отставной опер и, словно читая ориентировку о розыске преступника, добавил: — На вид семьдесят-семьдесят пять, сухощавый, рост метр шестьдесят пять, лицо интеллигентное, глаза голубые, почти бесцветные, резко выраженные носогубные морщины… Брови густые, крупный, чуть висловатый нос, четко выраженный подбородок. Особые приметы: на груди татуировка в виде профилей вождей мировой революции… на ягодицах…

— Батя-я, — укоризненно протянул Валерий.

Степан Игнатьевич ухмыльнулся довольно:

— Дай-ка мне свою игрушку, — указал на мобильный телефон сына, — попробую пару номеров…

— Так я же вам мобильник купил, чтобы вы пользовали! Где он?

— Да мать твоя куда-то заныкала, все минуты экономит…

Улыбаясь, Валерий подал отцу мобильный телефон. Степан Игнатьевич набрал номер, не заглядывая ни в какие блокноты или записные книжки. И, к удивлению Валерия, дозвонился с первого раза.

— Белесый, вечер добрый, — вежливо сказал Степан Игнатьевич. — Узнал?

Громкость в майорской трубке была достаточная, так что он хорошо слышал весь разговор.

— Признал, Иваныч, признал… — раздался глуховатый голос на фоне бойкой музыки, женского визга и неразборчивых мужских голосов.

Степан Игнатьевич — «Иваныч» — усмехнулся:

— Ну и слава Богу, что не перестал узнавать…

— Так давненько знакомы же! — без энтузиазма сообщил Белесый.

— И я про то, давненько знакомы, связи терять некрасиво… в нашем-то возрасте… — наставительно напомнил Куприянов.

— Да я тебя лет на десять помоложе буду, Иваныч, — наигранно возмутился его собеседник.

— Помню, что моложе… Но у тебя год за два… хе-хе… — улыбнулся Степан Игнатьевич, подмигнув сыну. Прикрыл мембрану ладонью, пояснил: — Там еще вода плещется… В бане он, что ли?

Валерий пожал плечами, а собеседник отца отчетливо хмыкнул:

— Тогда я тебя лет на тридцать старше получаюсь… Надо чего?

— Ну, естественно, не о здоровье справиться звоню, ты уж извини за откровенность, — посерьезнел бывший опер. — Базар есть, потолковать надо…

— Так ты вроде не при делах… — после минутной паузы проговорил Белесый.

Настала очередь Степана Игнатьевича хмыкнуть:

— Я-то не при делах. А ты тоже на пенсию вышел?

— Бывших воров не бывает, на… — Он, видимо, хотел по привычке назвать бывшего полковника «начальник», да во время остановился, — …Иваныч.

— Ну, так и бывших оперов тоже…

— Понял, — коротко ответил Белесый. — Я тут с ребятишками своими в баньке… Слышь, девок гоняют, жеребцы…

— Слышу-слышу, — подтвердил Степан Игнатьевич, спросил: — И что?

Белесый, как бы размышляя вслух, проговорил негромко:

— Так я думаю, может, тебе сюда подвалить… или западло? Биксу бы тебе подогнали…

— Базар серьезный, — сообщил бывший опер, под насмешливым взглядом сына игнорируя приглашение, — а у тебя там гульба.

— Дело говоришь, — согласился его собеседник и предложил: — Ты же где-то в Белой Церкви обитаешь, так давай и встретимся… посередине… По дороге на Киев, в Василькове, там на въезде — заправка, а при ней армянин шашлыки жарит… Кабинет там имеется отдельный. Хорошее место, если что перетолочь.

— Знаю. Ашот Аракелян, он же Арарат, — проговорил Степан Игнатьевич. — Когда ты там будешь? Я смогу подъехать минут через пятьдесят…

Белесый прикинул что-то, вздохнул:

— Ну, так придется девок оставить… Через час буду. Один приедешь?

Услышав вопрос отцовского собеседника, Валерий отрицательно покачал головой и яростно прошептал:

— Со мной! Только со мной!

Степан Игнатьевич поразмыслил и сообщил:

— Сын будет за водителя.

— Который майор из «убойного»? — без удовольствия спросил собеседник.

— Он самый.

— Ну да ладно, — недовольно откликнулся Белесый. — Все. Увидимся.

Минули те времена, когда на обочинах дорог стояли ржавые шашлычницы с тлеющими углями, а над нанизанным на шампуры лучше-не-знать-чьим мясом помахивал картонкой уроженец Кавказа, то ли способствуя приготовлению, то ли мух отгоняя.

В протоколах тогда писали — «лицо кавказской национальности», как будто может быть национальность уральская или западно-сибирско-низменная… Но так уж сложилось.

Шашлычная «Ахтамар» выглядела очень привлекательно. Видно было, что потрудился над ней не только хороший архитектор, но и строители работали на совесть. Словно перенесенная из старого Еревана, отделанная розовым, доставленным из Армении туфом, она привлекала внимание, и, даже если народу не нужен был бензин, который предлагался на расположенной метрах в пятидесяти заправке, путешественники останавливались часто.

А иные, таких было немало, приезжали из города нарочно.

Бизнес у Ашота, известного среди своих как Арарат, шел хорошо. В конце семидесятых Ашот Аракелян был директором ресторана в Ереване. Должность по тем временам хлебная, дающая не только хорошую сытную жизнь, но и связи.

Вот эти связи и подвели Аракеляна.

Один из приятелей, работавший на Ереванской обувной фабрике, вернувшись из командировки в столицу Украины и кушая вкусно в ресторане у Аракеляна, рассказал, что сапоги их фабрики пользуются в Киеве бешеным спросом. «Представляешь, ара, тут они 52 рубля, а там по 150 продаются!» Слово за слово, и вот уже готова, как потом указывали в приговоре, «преступная группа».

Все было очень просто. Аракелян давал деньги, приятель с фабрики закупал сапоги, гонец отвозил их сотнями пар в Киев, где они успешно и быстро реализовывались.

Сейчас такую незамысловатую схему назвать бизнесом язык не повернется, а тогда…

Получил Ашот восемь лет за спекуляцию в крупном размере. Суд проходил в Киеве, и отбывать наказание он отправился в колонию под Винницей, где получил кличку «Арарат» и приобрел несколько иные, но тоже небесполезные связи. Отсидел от звонка до звонка, откинулся в 1986 году, как раз тогда, когда задрожала и стала разваливаться империя.

На родину Арарат возвращаться не стал, огляделся, открыл кооперативную шашлычную, со временем превратившуюся в ресторан «Ахтамар», женился на пышнотелой и круглолицей блондинке. Приобретенные на зоне знакомства позволили не беспокоиться о «наездах» всякой шушеры в золотых цепях и спортивных костюмах «Адидас» производства Подольской швейной фабрики.

Так и продолжал бы богатеть раздобревший Арарат, радуясь наступившей свободе предпринимательства, не случись проехать по той дороге машине, в салоне которой скучал мужчина с депутатским значком на лацкане дорогого костюма. И не случись тому мужчине глянуть в окно и увидеть название ресторана.

— Черные? — удивился мужчина. — А кому платят? Непорядок.

Название осталось прежним, но делиться Арарату все же пришлось.

Молодые хорошо одетые люди с документами официальных инстанций простым и доступным языком объяснили господину Аракеляну, что в придорожном ресторане тяжело, почти невозможно соблюдать ужесточившиеся с приходом демократии санитарные нормы и обеспечивать противопожарную безопасность, да и сама трасса после ремонта и спрямления должна пройти в аккурат посреди заведения…

Арарат долго не раздумывал. На родном кавказском, русском и украинской мове проклял тот день, когда так не вовремя посмотрел в окно мужчина с депутатским значком на лацкане, и обреченно спросил:

— Сколько?..

— Место тут тихое, приличное, — сказал Степан Игнатьевич. — Для разговоров подходящее, как правильно подметил Белесый…

— Буду иметь в виду, — кивнул Валерий, припарковывая машину, которая выглядела гадким утенком в стаде белых, черных, металико-серебряных и даже ярко-красных лебедей. — Прямо выставка достижений мирового автомобилестроения…

У дверей стоял крупный мужчина лет тридцати, судя по сплюснутым ушам, бывший борец, в костюме, в котором запросто можно было бы идти на любой светский раут. Он сдержанно поприветствовал гостей, открыл тяжелую дверь, и отец с сыном оказались внутри. Камень, кованые и чеканные украшения, благородное дерево…

В зале было несколько незанятых столов, но вынырнувший откуда-то хозяин радостно всплеснул руками и произнес с заметным акцентом:

— Степан Игнатьевич! Дорогой! Рад вас видеть!

Старый опер хмыкнул насмешливо:

— Последняя наша встреча стоила тебе много нервов и два месяца в СИЗО…

— Ну так не доказали же ничего, — не теряя жизнерадостности, сообщил Арарат, глянул на Валерия: — Вылитый отец! Ваш уважаемый папа имел желание закрыть меня за скупку краденых бриллиантов, к которым я не имел ну никакого отношения… Но я не держу на него зла, ошибки случаются. Главное, что следствие разобралось и меня выпустили.

— Ну и славно, — согласился Валерий, оглядывая зал.

Арарат поспешно тронул Степана Игнатьевича за рукав, указал в сторону двери, прикрытой от зала тяжелой шторой:

— Наш общий друг ждет вас в кабинете. Шашлычок будет через две минуты. И коньячок тоже… настоящий армянский… двадцать лет выдержки…

Среднего роста, плотный, просто, но дорого одетый, Белесый сидел за крепким деревянным столом, вальяжно откинувшись на спинку удобного стула, отламывал кусочки лаваша и закидывал в рот вместе с веточками петрушки. Увидев вошедших, поднялся не торопясь, протянул руку Степану Игнатьевичу, которую тот пожал.

— Давно не виделись…

— Давненько, — пожав руку Валерия, согласился Белесый, — присаживайтесь… Сейчас Арарат на стол сгоношит. Похаваем, а потом уже и толковать будем. Не возражаете?

Возражений не было. Шашлык оказался отменно хорош. Коньяк, Ашот не соврал, был настоящим, и бутылка ушла незаметно. Ели молча, сосредоточенно пережевывая мясо, пили не чокаясь. Наконец Белесый вытер салфеткой губы и татуированные пальцы рук, положил ладони на столешницу:

— Начинай базар, начальник…

Степан Игнатьевич отодвинул тарелку и начал без предисловий:

— Чем сейчас занимается Явно?

— А тебе зачем? — приподнял бровь Белесый.

— Ты ответь. — В голосе бывшего опера зазвучали металлические нотки.

Белесый пожал покатыми плечами:

— Как обычно… Контроль общака, разводит-разруливает братву, руководит, так сказать… За порядком следит. Чтобы народ на зонах греть не забывали, чтобы семьям сидельцев помогали… Беспредел пресекает…

— Ага… Обычная рутинная работа, — насмешливо прищурился Степан Игнатьевич. — Давно его видел?

— Вчера вечером, — не моргнув глазом, отозвался Белесый. — Ты, начальник, говори, чего знать хочешь…

Степан Игнатьевич нахмурился:

— Так чего тебя спрашивать, если ты меня за лоха держишь, Белесый!

— Это с чего же ты, Степан Игнатьевич, такое подумал? — вкрадчиво сказал тот. — Я к тебе с уважением, а ты такими словами бросаешься.

— Не мог ты вчера с Явно видеться, — убежденно заявил Куприянов-старший. — Даже не знаю, стоит ли продолжать с тобой разговор… Если считаешь, что я не в курсе, потому как на пенсии, так заблуждаешься… Серьезно говорить будем?

Вор задумчиво посматривал на собеседников, теребил тонкую нижнюю губу. До сих пор молчавший Валерий посмотрел на него:

— Если допустить, что Явно… скажем так, исчезнет… Кто его место займет?

Глаза Белесого сузились, он всем телом подался к столу, глуховато спросил, глядя в упор:

— Что-то по делу знаете или так, свистите? Как это — исчезнет?

Степан Игнатьевич досадливо стукнул кулаком по столешнице:

— Ты помнишь, чтобы я тебе свистел? А вот ты мне, бывало, фуфло задвигал…

— Случалось, — чуточку расслабившись, Белесый растянул в улыбке губы, — втюхивал тебе фуфло… Только я помню: ты дело всегда говорил.

— То-то и оно, — сухо констатировал Куприянов-старший. — Короче, чтобы не терять времени. Твой дружок Явно в американских штатах пребывает вместе с еще тремя сотоварищами. И если ты мне скажешь, что не в курсах, можешь забыть о моем хорошем отношении к тебе, Белесый…

— Ну не фуя себе, пенсионер! — хохотнул Белесый, скрывая тревогу. — Это же надо! Да откуда ты, начальник, все знаешь?! Ведь, блин, о поездке и знало-то три человека! Ну, елы-палы! Теперь же Явно вернется и всех раком поставит за такую утечку!

— А когда он вернуться собирался? — мирно спросил Степан Игнатьевич.

— Он на две недели поехал, — машинально отозвался Белесый. — Значит, через неделю.

— Кроме Кабана, Ромы и Семы кого взял? — быстро спросил Валерий.

Белесый повернулся к нему, пораженный осведомленностью собеседников, выдохнул досадливо:

— Сазон и Кеша еще с ним… — глянул испытующе: — А че за базар про «исчезнет»? Или на понт берете, начальники?

— Да нет, Белесый, — отозвался Степан Игнатьевич, проникновенно пояснил: — Никто тебя на понт не берет… Лежит ваш пахан в американском морге. И три бойца с ним… Нравится тебе такая новость?

Белесый откинулся на спинку стула, внимательно посмотрел на собеседников, выдохнул негромко:

— Ни хрена себе! Если все так, тут не о нравится-ненравится думать надо… Много дел перетереть придется, может и кровушка пролиться… Кто Явно-то положил?

— Сказать не могу, — развел ладонями старый опер. — Не то чтобы не хотел, а просто не знаю. Но за то, что Явно — труп холодный, зуб даю… Рассказывай, что знаешь…

— Сейчас, подожди чуток. — Белесый поднялся, вышел из кабинета, вернулся через минуту с бутылкой водки. Выплеснул остатки сока из хрустального бокала прямо на пол, налил себе полный, булькая горлом, выпил, утерся, поморщившись. — Ух, мля…

— Рассказывай, Белесый, все, что знаешь, — настойчиво повторил Куприянов-старший, зная, что его бывшего агента надо прижимать покрепче, прежде чем тот заговорит. — Кто организовал, как добрались, зачем поехали…

Дожевывая кусок остывшего мяса, Белесый, казалось, не слышал ничего вокруг, витая мыслями в очень недалеком прошлом либо размышляя о будущем. Наконец проговорил:

— Зачем пахан в Штаты подался, я не знаю, — как бы подтверждая правдивость своих слов, он пожал сутулыми плечами. — Вернее, знаю то, что он мне сообщил. Сказал, что ему перебазарить надо с кем-то в Майами и Колорадо. Да осмотреться, чего там происходит. Япончика отдали в Россию, с Ходорковским в соседней камере парился… Штаты типа безнадзорные… Там еще два вора в законе есть, вот с ними Явно и хотел перетереть ситуацию…

— Это и было главной причиной поездки? — спросил Валерий.

— Сдается мне, нет! — Белесый пригладил короткие волосы, ткнул пальцем в потолок. — Надавили на пахана сверху…

Степан Игнатьевич слегка опешил:

— С какого такого верху? Сходка, что ли, так порешила?

— Да нет, — досадливо отмахнулся Белесый. — Сходка посоветовать может, порекомендовать… Не сходка…

— Рассказывай по порядку… с какого верха? — раздраженно попросил Куприянов.

Белесый вздохнул, плеснул в бокал водки:

— Отдыхал как-то Явно у хозяина. Давно… Он тогда еще не был коронован, но в авторитетах серьезных уже ходил. Слово его было закон. И чалился там один хмырь, Федька Чивокун… сто вторая на нем была… И чем-то он угодил пахану, тот его не давал обижать…

Степан Игнатьевич жестом остановил Белесого:

— Погоди! Ты про Чивокуна Федора Игнатьевича?

— Про него, — подтвердил Белесый, — это была его вторая ходка, он еще по малолетке срок тянул…

— Так-так, — покачал головой Валерий. — Поездка Явно в Америку — его инициатива?

— Его. Подробности мне неизвестны, начальник, — сказал Белесый. — Они без меня базарили, Явно ничего не рассказывал. Он вообще слова лишнего никогда не скажет. Еду, говорит, по делам, организуй тропинку… Ну, я и организовал…

— Так, погоди, — оживился Степан Игнатьевич, — Чивокун с Явно приятели, получается, были?

— Получается. И не только. Много чего вместе проворачивали. Только от дел с марафетом пахан отказывался. Старой закалки вор… Наркотики — это не для него. А Чивокун и из его команды народ не раз подъезжал с предложениями заняться… Со мной тоже пытались договориться.

— Забавно, — с лицом отнюдь не веселым произнес Куприянов-старший и посмотрел на сына. Валерий понимающе кивнул.

 

Глава 16

Когда за детективами закрылась дверь, Славик Зинчук окинул недоумевающим взглядом квартиру Гребски.

— У вас тут что, попойка была? — поинтересовался он, поскольку бывал здесь частенько и ни единого раза не наблюдал этакой обстановки. — Сабантуй с половецкими плясками?

Олег глянул на него сверху вниз:

— Никому таких гулянок не пожелал бы…

— Прикольно, — подытожил Славик, бухая упаковки с пивом на пол. Плюхнулся в кресло у письменного стола, крутнулся на нем — Что за задача, которую предстоит решить гению?

Денис собрался было начать объяснения, но Олег остановил его:

— Погоди, старина… Я поехал домой, приведу себя в порядок, да и Маринка чтобы сильно не шумела… Отсканирую что надо, отошлю брату. И по другим вопросам тоже, так что будем ждать.

— Будем ждать, — вздохнул Денис, пожав ему руку.

Уже стоя в дверном проеме, Куприянов обернулся:

— Тебе тоже надо бы отдохнуть… Если что — звони!

Объяснять Славику задачу с вытаскиванием информации из ноутбука долго не пришлось. Задача его даже разочаровала, но, потыкав минут десять по клавишам, он радостно сообщил Гребски, что «все тут гораздо веселее, и мне это нравится!».

После этого реальность мира физического для Славика Зинчука перестала существовать.

Денис опустился на диван, нашел пульт, включил телевизор, но звук убрал. По всем городским каналам было время новостей. Автоматически переключая каналы, Денис имел возможность наблюдать претендента на президентский пост — сенатора-демократа Керри, разглагольствовавшего о том, какой замечательной станет Америка, если выберут его. Увидел и нынешнего президента, который убеждал американский народ, что, если он останется в Белом доме на следующий срок, все будет просто «супер кул». Мелькнули лица Путина и Ходорковского, наверное, американцы опять сопереживали узнику, но и не особенно журили пребывающего у власти бывшего кэгэбэшника. Очередные теракты в Ираке… Наводнение в Техасе…

Когда на экране появилась фотография Зои, рука Дениса, державшая пульт, дрогнула, он хотел выключить телевизор, но благоразумие победило чувства. Гребски прибавил звук, чтобы было слышно, о чем говорит симпатичная диктор-китаянка.

А говорила она о том, что в два часа дня в субботу в полицию поступил звонок о драке в районе обелиска, установленного на месте географического центра Сан-Франциско. Прибывшая на место полиция обнаружила сгоревшую машину, номера на которой, как выяснила проверка, оказались украденными. Возле машины лежал обгоревший труп мужчины, предположительно 22–25 лет, скорее всего, выходца из Мексики. Два других мексиканца с ранениями, не совместимыми с жизнью, были подобраны здесь же. Личности убитых устанавливаются. Работая с людьми, проживающими в ближайших домах, полиция установила, что из дома Зои Рафалович, преуспевающей русской эмигрантки, через гараж выходил неизвестный мужчина. И именно этого мужчину атаковали трое мексиканцев, обнаруженных мертвыми… Что было дальше, свидетель не видел, потому что побежал за видеокамерой, желая запечатлеть происходящее на пленку. Когда он вернулся, машина уже горела, а неизвестного мужчины не было. Полиция осмотрела дом Зои Рафалович и обнаружила хозяйку мертвой с явными следами пыток на теле. Ведется расследование. К делу подключилось ФБР, так как данное убийство может быть связано с организованной преступностью. «Русская мафия снова показывает себя в Америке!» — жизнерадостно завершила сообщение китаянка и перешла к погоде.

— Ну ни себе чего! — услышал Денис возглас Славика, который, оказывается, внимательно смотрел сюжет. — Это же Заинька! Ты меня с ней знакомил. Ну дела!

Денис не знал, что сказать. Ему очень не хотелось объяснять Славику все происшедшее и впутывать его в это дело больше, чем того требовали обстоятельства. Но, с другой стороны, именно с компьютером Зои Рафалович сейчас работал Славик. И в случае успешного завершения работы он сразу поймет, чей это компьютер, если уже не понял. Под взглядом Славика, не понимающего, почему приятель ничего не говорит об убийстве близкой подруги, Денис распечатал чудом уцелевшую пачку сигарет, затянулся глубоко и сообщил:

— Я знал об этом еще вчера.

— Прикольно! — Славик выжидательно смотрел на него.

— Человек, который выходил из дома, это я, — сказал Денис. — И мексиканцы напали на меня. И полиция с ФБР разыскивают меня. Когда ты пришел, это были два детектива…

— Прикольно…

Денис глянул на него, поморщился от попавшего в горло дыма:

— Зоя, когда я попал в ее дом, была мертва… А мексиканцы — на моей совести, они первые начали, у меня не было выхода. Так все сложилось…

Славик покачал рыжей головой, и непонятно было, то ли это жест восхищения приятелем, то ли осуждения. Потом разразился тирадой. Говорил сумбурно и долго, во время своей речи то приходя к выводу, что Денис, как законопослушный гражданин, обязан был сам сообщить в полицию и пойти сдаться, то, не менее убедительно, утверждал обратное.

Наконец Денису удалось остановить словоизвержение программиста.

— Ты многого не знаешь. Просто поверь, что от того, удастся ли тебе вынуть из ноутбука содержимое, а это, кстати, Зоин компьютер, зависит не одна жизнь. Сил, чтобы рассказывать тебе все, у меня просто нет…

Денис проснулся уже под вечер и первым делом прислушался к своим ощущениям. Голова не болела. То есть вообще не болела. Не ощущалось последствий гадости, какой его угостила баба Фира, не было никаких признаков похмелья после того количества спиртного, которое он в себя влил за вчерашний день. Вероятно, весь алкоголь просто пережегся нервным напряжением и усиленно работающими клетками мозга.

Он вышел из спальни, на ходу потягиваясь и расправляя мышцы. Славик пребывал за компьютером в той же позе, что и несколько часов назад, когда Денис, уже не в состоянии бороться с накатывающей волнами усталостью, отправился спать: босые ноги закинуты на стол, в одной руке зажата банка безалкогольного пива, другая нещадно терзает шевелюру, из которой торчали какие-то соломинки.

— …с тех пор в любой порядочной се-е-е-мье живет легенда о своей Му-у-уме, — напевал Славик на мотив из «Генералов песчаных карьеров». Ни голоса, ни слуха у парня не было, но это его никогда не смущало.

Толстый ковер заглушал шаги. Денис подошел и остановился у Славика за спиной, наблюдая, как на экране монитора, сменяя друг друга, мельтешат разноцветные квадратики.

— Красиво… — негромко проговорил он.

— Фу! Черт!

Славик дернулся и наверняка свалился бы с кресла, если бы Денис его не поддержал.

— Ну-ну, нервный какой, — проговорил Денис, потом, разглядывая шевелюру приятеля, поинтересовался: — Чего это у тебя солома в голове? На сеновале спал, что ли?

Денис опустился на диван и огляделся в поисках сигарет.

— На сеновале, — захихикал Славик и объяснил, что в этом году специально не постригал лужайку позади своего дома и только сейчас нанял трех мексиканцев, чтобы они скосили всю траву, уложили в стог, соорудили над ним навес, и вот на этом-то сеновале он спит уже вторую ночь.

— Самым сложным было втолковать им, зачем мне это надо, — хохотнув, признался Славик. — И как это должно выглядеть. Зато запах… Обалденный! — Он со свистом втянул носом воздух и зажмурился. — Прикольно!

Денис хмыкнул. Сеновал во дворе особняка на верхушке холма в Хилсборо — это в самом деле прикольно. Но где же эти чертовы сигареты? Единственная сигарета нашлась в пачке на столе.

Денис закурил:

— Ну, получилось что-нибудь?

— Пока ни хрена! — радостно сообщил программист. — Ты знаешь, тут все гораздо интереснее, чем я ожидал: после первых же моих попыток проникнуть в запароленную часть диск просто взял и очистился! Все стерлось! Исчезло!

Денис не очень разделял радость приятеля по случаю исчезновения всей информации с хард-драйва Зоиного ноутбука.

— И что теперь? — выпуская дым, спросил он. — Есть надежда?

— Надежда умирает последней… Восстанавливаю! — отозвался Славик, ткнув пальцем в какую-то клавишу. — Очень и очень неглупые ребята ставили тут защиту, ну так ведь я тоже не чайник. Часа через два-три все восстановится.

— И мы получим доступ к информации?

Славик глянул на него как на идиота:

— Получим! И вообще мы будем знать все, что было на этом диске с момента его рождения и по сегодняшний день. Слушай, а что тут на самом деле должно быть? Ты думаешь, Зою из-за этого убили?

— Понятия не имею, — честно признался Денис.

— Ну, не хочешь говорить, не надо… Узнаем, что там было! — уверенно сказал Славик. — Если физических повреждений на диске нет, а их нет, то узнаем. Мне парень один из Москвы рассказывал. Работал он в одной ну очень крутой конторе, так у них рядом с системным блоком офисного сервера в три смены сидели специальные мужики с пистолетами. Круглые сутки не отходили. А на кожухе системного блока был нарисован красный круг. Так вот, единственной задачей мужиков было выстрелить в этот круг, чтобы раздолбать жесткий диск на мелкую дрызь, если в контору нагрянет налоговая или еще какое маски-шоу случится. Прикольно?

— Прикольно, — согласился Денис. — И что потом с этой конторой стало?

— Накрыли! И мужики с пистолетами не успели ничего сделать. В налоговой тоже не дураки сидят, бывшие кэгэбэшники в основном. В систему кондиционирования какую-то дрянь запустили, так что вся контора уснула, как младенцы после кормления! И мужики с пистолетами…

Славик зашелся мелким смехом.

Денис улыбнулся, направился на кухню налить кофе.

— Совсем забыл! — вдруг спохватился Славик. — Тут тебя твой литагент домогается уж очень не по-детски. Раз пять звонил, пока ты в отрубе был. Я сказал, что ты почивать изволишь и будить я тебя не буду. Так он, бедняга, извелся весь, просил обязательно позвонить, как проснешься. В последний раз сказал, что в девять часов будет в «Русском доме» на Бэй Шор бульваре, и очень просил тебя приехать. Что-то там про твою книгу в России чирикал, но я не особо вслушивался. Я понимаю, что тебе сейчас не до того, но хотя бы позвони. Уж сильно жалобно он звучал…

— Понял. — Денис посмотрел на часы. До девяти он еще успеет принять душ, побриться и доехать до ресторана «Русский дом». — Пошел в душ, а ты работай!

— Так я чего?! — хохотнул Славик. — Оно само теперь работает! Все будет в лучшем виде! Убивец! Хе-хе!

Не видя укоризненного взгляда, брошенного Денисом, он снова навис над ноутбуком, принялся двумя пальцами стучать по клавишам.

Денис очень надеялся, что у Славика все получится и ситуация хоть как-то прояснится. У Славика непременно должно получиться, потому что Славик Зинчук был гением. В свои двадцать семь с небольшим он владел особняком в Хилсборо, на самом верху одного из холмов, ездил на серебристом «майбахе» и был, по мнению немногочисленных друзей, девственником.

Славик родился в Нижневартовске в семье водителя автобуса и буфетчицы, в восьмом классе победил во всех возможных городских и краевых олимпиадах по математике, физике и химии и аттестат о среднем образовании получал уже в физико-математической школе в новосибирском Академгородке. Там же, в Новосибирске, окончил университет, проработал два года в Институте ядерной физики, а потом сказал себе и всем остальным: «Хватит. Пора переходить на следующий уровень. Хочу денег».

Он взял карту Соединенных Штатов, зажмурился и ткнул наугад пальцем. Открыл глаза и прочел — Бостон. Распечатал найденный в интернете список банков Бостона, ткнул пальцем еще раз. Попал в Первый коммерческий банк. «Вот тут я и буду работать, — сказал он приятелям. — На первое время сойдет, а там посмотрим…»

Сутки напролет Славик проводил за компьютером, вовсю используя институтские скоростные линии связи. Друзьям объяснял: «Да так, халтурка одна, приладу делаю для банка». Через три месяца все было готово. В течение получаса, пока Славик колебался, стоит ли запустить программу, финансовое благополучие и репутация Бостонского первого коммерческого банка висели на волоске и целиком зависели от того, нажмет ли двадцатичетырехлетний сын водителя автобуса и буфетчицы из Нижневартовска клавишу «Enter» или нет. Славик не нажал, решив все-таки действовать по разработанному плану. Еще через пять минут все члены правления банка получили по электронной почте на свои личные адреса, известные очень ограниченному кругу людей, большое письмо, в котором детально описывались три способа взлома защиты банка, схемы перечислений и текст программы, которая все это может осуществить. Еще через полчаса Славик, отслеживая активность банка в сети, заметил, что Бостонский первый коммерческий прекратил все операции. Славик довольно захихикал, выключил компьютер и пошел спать.

Это было в пятницу вечером, а уже в субботу его разбудил звонок мобильника. Звонили из консульства США в Новосибирске и просили, если «у господина Зинчука нет других планов», немедленно приехать к консулу.

— Не могу, — ответил Славик, а когда на том конце поинтересовались причиной, честно признался: — Денег нет.

Это было правдой. Зарплату в институте задерживали, государство не торопилось оплачивать труды Славика по автоматизации ускорителя на встречных электрон-позитронных пучках, а вся наличность гения исчислялась пятью рублями, которых не хватило бы на автобус от Академгородка до Новосибирска и обратно.

Сорок километров, от облупленного пятиэтажного общежития на улице Пирогова в Академгородке до консульского особняка на улице маршала Ватутина в Новосибирске, Славик проехал в черном «Ford Grown Victory» с дипломатическими номерами. Эта же машина с символичным для Славика названием привезла его обратно. Еще через неделю все необходимые документы были оформлены без всякого участия Славика, и он впервые в жизни летел на самолете, впервые в жизни увидел через иллюминатор океан, впервые в жизни его сопровождали молчаливые бодигарды, а благообразный швейцар в ливрее распахнул перед ним массивную, с бронзовыми прибамбасами дверь Бостонского первого коммерческого банка.

Славик хихикнул, подмигнул швейцару, безуспешно попытался пригладить руками рыжие вихры и пробормотал про себя: «Вот и следующий уровень. Велкам пожаловать, дорогой товарищ Зинчук!»

В банке Славик задержался около года, ровно столько ему понадобилось, чтобы оглядеться, понять и освоить правила игры на новом для себя уровне.

— Ну… Смешные такие, — рассказывал он Денису, роняя кусочки пиццы на дорогую рубашку. — Сначала ворковали: «impressed, impressed», а потом говорят, на работу нужно приходить вовремя, с понедельника по четверг ходить в костюме и галстуке, а в пятницу в костюме, но уже можно без галстука. Потому что имидж такой. Концлагерь в разрезе! Я объясняю по-человечески: какой такой, на хрен, образ имиджа?! У всех людей организм разный! Если я проснусь раньше десяти утра, моя производительность снизится на двадцать процентов, если буду ходить в непривычной одежде и этом ошейнике, то еще на двадцать. Итого сорок. Плюс еще десять за моральный ущерб от дискриминации по поведенческому признаку. То есть работу свою я выполню, но потрачу в полтора раза больше времени. Если они позвали меня за сто пятьдесят баксов в час, чтобы манекеном быть, тогда, конечно. А если я из своих мозгов должен скроить памперсы на их драгоценные жопы, то уж будьте любезны не выдрючиваться. А если выдрючиваетесь, то сами посчитайте, во сколько это вам обойдется… И знаешь — дошло! Как на бабки попадают, так сразу становятся понятливыми… Отцепились.

Новую защиту Славик сделал вовремя, надежно оградив банк от всех электронных взломщиков, кроме одного, самого опасного — себя. Так, на всякий случай. Отказался продлять контракт, благо адвокаты банковские подсуетились и у него уже на руках была грин-карта, вид на жительство, снимающий множество проблем для приезжего человека. И ушел на вольные хлеба, консультируя одновременно несколько банков и крупных компаний по всей стране. Решения, которые он предлагал, были всегда настолько же надежны, нестандартны и изящны, насколько и дороги.

— У меня батя в сорокоградусный мороз двигатель менял да распредвал и клапана регулировал с помощью пудовой кувалды и такой-то матери, вот это было изящно! — подхихикивая, рассказывал он страховикам, электронщикам и банкирам. В ответ клиенты вежливо интересовались, что такое «пудовая кувалда», и исправно платили запрашиваемые Славиком деньги.

— Прикольно, — смеялся Славик, рассказывая об этом. — Я им называю огромную сумму, а они и не спорят. Платят!

Отношение к жизни Славик мог бы выразить одним словом — «прикольно».

Прикольно было зайти на автомобильную выставку в любимых стоптанных «рибоках» на босу ногу и шортах и купить прямо с подиума роскошный «майбах» за триста тысяч. Прикольно бесплатно звонить в любую точку мира и сколько угодно болтать. Прикольно заказать приятелю на день рождения сразу двадцать шесть кубинских проституток, по одной за каждый год жизни. Прикольно перекупить у итальянского колбасного магната особняк в самом престижном месте под Сан-Франциско. Прикольно «обрушить» интернет-сайт Аль-Каиды и поперек главной страницы написать «терроризм — дерьмо!».

Жизнь вообще — прикольная штука, если знаешь правила игры на этом уровне. А когда наиграешься, можно переходить на следующий.

Денис встретил Славика в одном баре, когда двое черных американцев и один мексиканец собирались втолковать смешному рыжему очкарику, что это совсем не прикольно — дважды подряд срывать джек-пот в игральном автомате, заплатив всего лишь пару четвертаков, в то время как они, проторчав тут полдня, не выиграли даже на пиво. И если его просят поделиться выигрышем, то надо отдать деньги по-хорошему.

Денис избавил парня от серьезных неприятностей и приобрел надежного и верного друга.

Оторвавшись от клавиш, Славик повернулся к Гребски, взъерошил рыжие волосы, сказал задумчиво:

— Я тут что подумал… Поеду-ка я домой, у меня компьютеры покруче, все можно будет сделать гораздо быстрее… А то я здесь уже засыпаю… Как ты смотришь?

На такой поворот событий Гребски смотрел философски. Если процесс ускорится и результат будет достигнут, какая разница, где это произойдет.

Тем более квартира Дениса в настоящее время — не самое безопасное место.

 

Глава 17

Ночь в Сан-Франциско наступает внезапно. Казалось, только что был ясный день, как вдруг опустились по-южному густые сумерки и сразу наступил глубокий вечер, мало чем отличающийся от калифорнийской ночи.

Денис аккуратно вел машину по вечернему городу, который ему нравился больше, чем в дневное время. Воскресным вечером движение не было столь оживленным, как в другие дни. Насытившиеся отдыхом люди в предвкушении начала рабочей недели спешили пораньше приникнуть к подушкам. Многие из знакомых Гребски имели привычку ложиться спать в девять, ну в полдесятого вечера, и находили это нормальным. Правда, нужно отдать им должное, поднимались они ни свет ни заря — в пять-шесть утра и устраивали встряску своему организму в виде пробежки вдоль океана. Денис пробовал ложиться спать в десять вечера, но все равно не засыпал раньше двух-трех часов ночи. И в конце концов оставил попытки изменить сложившееся положение дел. Так уж он устроен.

Гребски, едва отъехав от своего дома, пытался обнаружить наблюдение, но если оно и было, то велось слишком умело, чтобы его можно было заметить. Денис вынул мобильник, вставил в ухо наушник, набрал номер.

— Да, — раздался бодрый голос Куприянова. — Новости видел?

— Имел счастье. Я так понимаю, свидетель меня не очень разглядел, раз я еще на свободе и наши друзья-детективы не вернулись с ордером…

— Сплюнь! — сердито укорил его бывший опер. — Слава богу, что пока тихо. Никто не звонил по поводу Татьяны?

Денис огорченно покачал головой, как будто собеседник мог его видеть.

— Тишина. Никто и ничего. Славик уверен, что сумеет расковырять ноутбук, но все еще в процессе… У тебя какие новости?

Куприянов усмехнулся:

— Жену утихомирил. Отпечатки удалось снять вполне качественно, они уже улетели к брату. Но дозвониться до него не получается, только слышу на украинской мове, что абонент за пределами досягаемости и надо позвонить еще раз…

— Держи меня в курсе, — попросил Гребски и объяснил, что едет в «Русский дом», чтобы встретиться со своим литературным агентом, потому что сидеть дома уже сил нет. Да и, по выражению Славика, вид его повышению работоспособности не способствует.

— Ты аккуратнее, — предупредил Олег. — Славика в курс ввел?

— Не до конца, — признался Гребски, — только о Зое рассказал. Думаю, чем меньше он знает, тем целее будет.

— Правильно. Имей в виду, я освободился на завтра и послезавтра. Полностью в твоем распоряжении. А пока я тут кое-какому народу позваниваю и потихоньку информацию о нашем риелторе из Купертино собираю. При более пристальном разглядывании фигуры уважаемого брокера Алекса Хачило картинка выясняется презанятная… Ну да не буду тебе голову забивать, потом расскажу.

Денис настаивать не стал. Раз Куприянов так решил, значит так и надо. Парень он самостоятельный, с головой и опытом. Умеет не только собирать информацию, но и думать, перерабатывать данные, вычленять главное и принимать решения. На его мнение можно положиться. Денис уже не раз в этом убеждался.

Вскоре, оставив «ривьеру» на стоянке неподалеку, он уже заходил в ресторан «Русский дом», в котором бывал нечасто. Не оттого, что ему не нравилась еда, которую тут подавали, — с этим все было в полном порядке, но по причине удаленности ресторана от мест обитания журналиста Гребски.

Зал был заполнен, видимо, кто-то отмечал день рождения. Гуляющий народ концентрировался в центре зала и изливал всякие словословия на пухлого мужчину, то и дело вытиравшего пот с лысой макушки. Когда Гребски вошел, вся компания дружно выпивала за здоровье бабушки незнакомого ему Я ника.

Своего литературного агента и доброго приятеля Стивена Зитнера Гребски нашел довольно быстро, правда, для того чтобы добраться до столика в дальнем конце зала, ему пришлось с извинениями пробиваться через толпу потных тел, лихо отплясывающих «семь сорок».

Когда-то, Денис уже и не помнил по какому поводу, он привел Стивена в этот ресторан. Стивену, который в свои тридцать шесть лет успел получить три университетских диплома и провести почти пять лет в Москве, изучая русский язык и сотрудничая с крупными газетами, так понравилась предложенная сборная солянка, что он старался встречаться с Денисом именно здесь.

Сидящий за дальним столом трезвый Стивен выделялся среди окружающих. Не столько своей трезвостью, сколько слишком русской физиономией.

С большим трудом в первую их встречу Денис поверил, что рослый, чуточку медлительный в движениях, с русыми кудрявыми волосами и умным добродушным лицом, прекрасно говорящий по-русски Зитнер родился и вырос в Техасе, а не где-нибудь в Рязани.

Выделялся Стивен как раз этим — славянской внешностью. Публика, населявшая Сан-Франциско и ближайшие городки, преимущественно состояла не из этнических русских, а из евреев, армян, азербайджанцев, украинцев и прочая, прочая. Но для американцев все эмигранты из стран бывшего Советского Союза были «русскими», да и сами осевшие в этой стране представители разных национальностей считали так же.

— Привет, — по-русски сказал Стивен и, перейдя на английский, продолжил: — Ты извини, я не был уверен, что ты появишься вовремя, и заказал себе ужин…

Денис понимающе кивнул, подозвав официанта, сделал заказ.

Война — войной, а обед по расписанию.

Плеснув воды в бокал, посмотрел на Стивена:

— Что там с русскими издателями?

— Они заинтересовались твоей последней книгой и хотят ее перевести, — быстро отозвался Зитнер. — Кроме того, они хотят предложить тебе написать несколько книг под условным названием «Наши за бугром».

Последняя книга Дениса, совсем недавно вышедшая в крупном издательстве, называлась «Из России с любовью… до смерти» и была основана на реальных историях женщин, вышедших замуж за американцев. Денис занимался журналистским расследованием случая, когда выписанная из России молодая красивая женщина подвергалась изощренным издевательствам престарелого мужа и в конце концов была им убита. Гребски ездил по стране, встречался с женщинами, выслушивал их истории. Он оттолкнулся от своего расследования, закрутил сюжет, и в результате получился добротный детектив с элементами мелодрамы, который понравился читателям и, соответственно, книготорговцам. Книга второй месяц держалась в разделе бестселлеров, что не могло не радовать.

— Интересное предложение, если они намерены платить гонорар, — после паузы проговорил Денис, поблагодарил официанта, поставившего перед ним аппетитно пахнущую солянку. — Что от меня требуется?

Зитнер извиняющимся тоном пояснил:

— Слетать в Москву. Прежде чем подписывать контракт, они хотят побеседовать лично с тобой.

— Не уверен, что это реально…

— Я им так и сказал, предложил прилететь сам, но им нужен только ты… — развел руками Стивен. — Они хотят подготовить интервью для телевидения, сделать снимки, обсудить тематику будущих книг и тому подобное… Все расходы по твоему прилету и проживанию берут на себя…

— Надо же! — искренне удивился Гребски, принимаясь за солянку.

Зитнер промокнул губы салфеткой, осторожно глянул на него:

— Ты поедешь? Надо ехать, Денис, хорошие перспективы открываются… Они еще говорили об экранизации, о телевизионном сериале… Да и в России ты давно не был…

— Давно, — увлеченный солянкой, отозвался Денис. — И желания такого в себе пока не обнаруживаю. Я еще и Америку-то не всю посмотрел, а стран иных сколько! Родных у меня там нет, а друзья, которые остались, почти все у меня в гостях побывали…

— Понимаю, но в данном случае у тебя хороший повод для поездки…

Денис вздохнул, потянулся за сигаретой, не обращая внимания на недовольство, мелькнувшее на лице литературного агента, который очень не любил, если рядом с ним курили. В другой раз Гребски принял бы во внимание этот факт, но сегодня деликатность была ему не по силам. Официант, заметив, что клиенты покончили с солянкой, быстро сменил блюда. На столе появилась традиционная для любого русского ресторана котлета по-киевски.

Денис вдруг понял, что деликатный Стивен собирается что-то спросить, но никак не может решиться.

— Что-нибудь случилось? — поинтересовался он, глядя на агента. — Что-то томит тебя, друг мой? Спрашивай, не терзайся…

Услышав чуть ли не шекспировским слогом произнесенные слова, Зитнер вздохнул, посерьезнел, лицо приняло обиженное выражение.

— Мне неприятно об этом говорить, Денис, но мне хотелось бы, чтобы ты был со мной откровенным и рассказывал все, что у тебя творится… — Видя недоумение на лице собеседника, Зитнер торопливо пояснил: — Я имею в виду не твою личную жизнь, а творческую мастерскую. Сегодня я узнал, что ты пишешь новую книгу и, мало того, уже заключил на нее контракт с каким-то издательством и даже получил аванс, причем огромный!

Настала очередь Гребски удивляться.

— О чем ты говоришь?! Какая книга?! Какой аванс?!

Зитнер удрученно проговорил, выложив перед собеседником конверт:

— Смотри сам… Это сегодня днем принес ко мне домой курьер.

Денис взял конверт, на котором значился домашний адрес литературного агента, не имевшего офиса и работавшего дома, используя в качестве орудий труда телефон и Интернет.

Внутри обнаружился чек на, ни много ни мало, двести пятьдесят тысяч долларов. Хоть цифрами хоть прописью — сумма впечатляла.

Понятно, что литературный агент пребывал в обиде и раздражении. Он правомерно подумал, что, заключив контракт без его ведома и участия, Гребски решил лишить его законного гонорара в размере десяти процентов от сумм, получаемых Гребски за публикации.

Денис поспешил развеять сомнения, посеянные в чувствительной душе литагента невесть откуда взявшимся чеком.

— Я и издательства такого не знаю, — сказал он, продолжая рассматривать свалившийся из ниоткуда чек. — Морис Интернешнл… странно… ты проверял чек? Может, это шутка?

— Воскресенье сегодня, — отозвался Стивен, — банки закрыты, но я посмотрел в Интернете… Издательство зарегистрировано на Сейшелах, в офшорной зоне. Печатает книги откровенно эротического содержания, я бы сказал, порнографического… Кроме книг публикует несколько журналов такого же содержания и выпускает фильмы опять-таки аналогичные… — Он прервался, посмотрел на Дениса в упор: — Потому я и не понимаю, как ты мог рискнуть своей репутацией и связаться с подобным издательством?! Почему не сказал об этом мне?! И что это за книга — «Ищите и обрящете!»? Более дурацкого названия и придумать нельзя! Что ты молчишь?

Услышав последнюю фразу, Денис переспросил:

— «Ищите и обрящете!» — это название книги, за которую я получил этот аванс?

— Да, — кивнул Зитнер, — так было написано в сопроводительной записке, я забыл ее прихватить, настолько был зол…

— Больше ничего в записке не было? — не обращая внимания на слова Стивена, уточнил Денис.

— Только это… Аванс за книгу Дениса Гребски «Ищите и обрящете!»

Зитнер продолжал говорить, обиженно надувая губы и трагически закатывая глаза, но Денис отключился, поглощенный охватившими его мыслями.

Вот ведь сволочи!

И какая осведомленность в его делах! Кто стоит за всем этим? Ясно, что это нелюди, похитившие Татьяну. Им нет никакого резона держать ее в заложниках и одновременно оплачивать сумасшедшей суммой поиски документов, которые, возможно, были у Зои.

Ведь был же таинственный профи, четко, одного за другим, лишивший жизни вора в законе и его приближенных…

Как все запутывается…

— Ты меня совсем не слушаешь, — закончил свою тираду литературный агент, — тебе неинтересно мое мнение…

Денис пресек попытку обиженного Зитнера встать из-за стола.

— Подожди, Стивен! — Он ухватил его за рукав. — Ты можешь быть уверен, я с тобой честен и никаких переговоров за твоей спиной ни с кем не веду. Чек этот я у тебя заберу и в банк класть не буду. Не хочу нагружать тебя лишними деталями, но за последние два дня со мной происходит много странностей. Этот чек — одна из них. Обещаю, как только я сам буду иметь ясную картину происходящего, я тебе все расскажу.

— А что с поездкой в Москву? — вполне удовлетворившись таким объяснением, спросил Зитнер. — Приглашение от издателей у меня, с посольством я связался еще в пятницу — российская виза будет сделана за день…

Денис развел руками и пообещал подумать. Успокоившийся Зитнер оставил на столе плату за свой ужин и чаевые, пожал руку Гребски и удалился, при всей своей рослости и массивности весьма ловко лавируя между танцующими парами. Проводив литературного агента взглядом, Денис вернулся к котлете по-киевски, которая своими вкусовыми качествами заслуживала более внимательного к себе отношения.

Однако разделаться с котлетой ему не удалось. Денис почувствовал чью-то руку на своем плече и медленно, прикидывая, как половчее выхватить из наплечной кобуры «друга шерифа», так приглянувшегося покойному Кабану, стал оборачиваться.

— Кого я вижу! Денис Гребенщиков, если меня не обманывают мои старые глаза! — улыбаясь во весь белозубо-фарфоровый рот, проговорил высокий, сухощавый и сутуловатый старик с выцветшими, но полными жизни и веселья глазами. — А они меня не обманывают, потому что ваша очаровательная знакомая уговорила меня приобрести замечательные контактные линзы! Отличная у вас подруга, господин Гребенщиков, женщина… ух! — Старик причмокнул и выразительно покрутил в воздухе рукой.

Это был профессор Иоанн Львович Алябьев. В первый год своего пребывания в Штатах Денис как-то посетил несколько его лекций в университете Беркли, где профессор преподавал политологию с того самого момента, как был выдворен из Советского Союза еще в начале семидесятых за публикацию своих работ в ряде далеких от академизма изданий за «железным занавесом».

Кандидата исторических наук Алябьева уволили из института, где он трудился, и привлекли к уголовной ответственности по весьма популярной в то время статье — «клевета на советский общественный и государственный строй», довесив, кроме прочего, «хранение боеприпасов» — десяток патронов к автомату Калашникова, обнаруженных в его доме при обыске.

Алябьев клялся и божился, что понятия не имеет ни о каких боеприпасах, но кто же будет верить клеветнику и антисоветчику. Отбыв два года в колонии неподалеку от Тайшета и три года на поселении в деревне под Усть-Кутом, вернулся Иоанн в столицу, а тут и книга его подоспела в Америке. Большая книга, можно сказать — труд жизни, в которой он излагал основы придуманной им механистической теории государства. О книге и, соответственно, авторе заговорили средства массовой информации Запада. И как ни хотелось соответствующим органам упечь занудного диссидента в Сибирь, кто-то из высшего руководства решил не усложнять отношения с капиталистическим миром из-за такой мелочи, как Иоанн Алябьев, и ему быстро вручили билет в одну сторону. Прибыв в Соединенные Штаты, он был принят с распростертыми объятиями, объехал с лекциями множество университетов, напечатал множество статей, а для оседлой жизни выбрал Калифорнию, Беркли, зеленые холмы рядом с университетом, куда ездил на стареньком велосипеде.

— Представьте себе карту мира, — говорил профессор, разъясняя во время лекций свою теорию. — Представили? Теперь в столицу любого крупного государства воткните ножку циркуля и нарисуйте окружность радиусом, равным расстоянию от столицы до самой дальней границы государства. То, что у вас получилось, будет тем, что называют сферой «жизненных интересов государства». Если вы продолжите ваши геометрические упражнения, то в конце концов вся карта покроется взаимопересекающимися окружностями. А теперь попробуйте абстрагироваться и представить картину не плоской, а объемной, и пусть это будут не окружности, а жернова. Разного размера, разной прочности, вращающиеся в разные стороны с разной скоростью… Конечно, схема умозрительна, но достаточно образна. Время от времени у жерновов разбалтываются оси, и они начинают болтаться, крошиться. Такие внутренние биения привели в свое время к развалу Советского Союза. Чем больше жернов, тем он менее прочен.

Когда же государство считает, что в сферу его жизненных интересов входят объекты, выходящие за границу окружности, будем это называть амбициями. История, даже ближайшая, показывает, что ни к чему хорошему это не приведет. Достаточно вспомнить военную авантюру Великобритании на Фолклендах. Или тех же Штатов во Вьетнаме… Чем все закончилось?

Кстати, когда распался жернов Советского Союза, не без помощи нашего гостеприимного дядюшки Сэма, осколки полетели в разные стороны, в основном, конечно, в те же Штаты.

Денис время от времени встречался с профессором. Ему было интересно общаться с человеком, знающим о мире и вообще обо всем столько, что знание это не могло находиться в спокойном состоянии, выплескиваясь в статьи, книги, а если подворачивался собеседник, то и на собеседника.

В другое время Гребски с огромным удовольствием провел бы несколько часов, слушая профессора Алябьева, но не сегодня… Сегодня его собственные мозги были забиты мыслями и проблемами совершенно иными, мизерными с точки зрения механистической теории государства, но для него животрепещущими и болезненными.

Однако встать и уйти было бы невежливо по отношению к старику, и Денис, сделав жест радушного хозяина, произнес:

— Присаживайтесь, профессор… Рад вас видеть!

Алябьев, деликатно обойдя его, аккуратно, с прямой спиной, примостился на стуле, положил острые локти на стол, обхватил худощавое морщинистое лицо ладонями:

— Много работаете, Денис, — сказал он с осуждающими интонациями. — Вы еще молодой человек, и вам необходимо следить за здоровьем… На вас лица нет, синяки под глазами, будто вы пьянствовали сутки напролет… Я бы пришел к такому выводу, если бы не знал вас близко…

Денис пожал плечами, как бы поясняя, что ответить особенно нечего и упреки справедливы.

— Вот-вот, — укоризненно погрозил пальцем профессор, — спохватитесь, а будет уже поздно…

Денис снова пожал плечами.

— Как-то так все складывается… — и постарался перевести разговор на другое: — Над чем вы работаете сейчас, профессор?

— Заканчиваю статью, анализирую ситуацию в Ираке с точки зрения моей теории… Отправлю Бушу, чтобы ознакомился… Хотя я полностью согласен, что Хусейн с его простатитом — сволочь редкая и суда заслуживает, но… очень много «но» возникает, когда начинают гибнуть люди…

Денис не мог с ним не согласиться. Тем более что мысли его были заняты смертью Зои и судьбой Тани, от похитителей которой не было никаких известий.

Это становилось странным. Обнаружив трупы своих соратников, они обязаны были проявиться. Прошло уже около суток с момента встречи с вором в законе. Ведь должны же они были оговорить какие-то контрольные сроки?! Какие-то виды связи!

Телефонов у Явно с его пацанами не оказалось, значит, кто-то из их криминальной компании должен был вернуться, чтобы узнать результат или хотя бы забрать Явно из пустого дома. А приехав в дом, просто невозможно не заметить четыре трупа с пулевыми отверстиями в разных частях голов и отсутствие Дениса, привезенного туда для обработки. Равно как невозможно не заметить отсутствие его «ривьеры» возле риелторской конторы. Следовательно, для неизвестных сам собой напрашивался вывод: этот «гребаный» журналист, один или с чьей-то помощью, уложил приличных людей, а сам смылся. И совершенно логичным выглядел следующий ход — активный поиск! Однако этого не происходило! Дениса серьезно беспокоила судьба Татьяны.

— Вы меня совсем не слушаете, — обиженно сказал профессор Алябьев и, когда Денис попытался возразить, что «слушаю, очень внимательно», усмехнулся: — Не надо врать старику. Я вижу, вам не до моих рассуждений о судьбах современного мира, о том, каким путем пойдет Америка после выборов и кто на этих выборах победит… Вам же все равно?

— В данный момент да, все равно, — честно признался Гребски.

— Я понимаю, — ободряюще хлопнул его по плечу профессор, — и тоже скорблю из-за смерти госпожи Рафалович…

Денис удивленно вскинул голову, посмотрел на старика:

— Откуда вы знаете?

— Я же говорю, вы много работаете, Денис Гребенщиков, — горько улыбнулся Алябьев. — В новостях показывали целый день… А Зоя, она и мне помогала с налогами, так что… мир тесен… Какой все-таки ужас происходит в окружающем нас мире… Цветущая красивая женщина, ей бы жить и жить, а она лежит в морге…

— Очень жалко Зою, — подтвердил Денис.

— Трагедия, друг мой молодой, трагедия. — Старик, как показалось Денису, даже прослезился. — И кому понадобилось убивать женщину? У вас нет мыслей о причинах этого… происшествия? Она ведь консультировала наших с вами бывших соотечественников, а деньги и власть — категории надчеловеческие… Не думали об этом? Вы же все-таки и детективы пишете…

— Вопросы в основном, профессор, — покачал головой Денис, — вопросы без ответов… Я пойду, вы уж меня простите…

— Конечно, конечно, — замахал руками Алябьев, — идите! Надеюсь, если что-нибудь узнаете, вы помните мой телефон. Позвоните старику, утолите непраздное любопытство…

Денис заверил профессора, что телефон его помнит и обязательно позвонит. Рассчитался с подоспевшим официантом, направился к выходу, старательно обходя топчущийся в танцах эмигрантский люд, не потерявший на чужбине любовь к хорошей гулянке.

 

Глава 18

К любой задаче, будь то разработка системы защиты корпоративных сетей или простенькая программка по управлению аппаратурой наружного наблюдения собственного дома, Славик относился серьезно, добросовестно и с полной самоотдачей. По-иному он просто не умел. Хотя со стороны могло показаться, что парень просто не знает, чем себя занять.

Сейчас за ним наблюдал только бобтейль, огромная староанглийская овчарка-переросток, белая с дымчатыми пятнами, похожая на болонку размером с полугодовалого теленка. Пес неподвижным меховым холмом распластался на полу у двери и делал вид, будто дремлет Два голубых круглых глаза сквозь заросли шерсти внимательно следили, как хозяин с банкой пива в руке, немузыкально вполголоса напевая, катается в кресле на колесиках между мощными компьютерами, расставленными на большом подковообразном столе.

В этом особняке, в городке Хилсборо, было еще пятнадцать комнат, но в большинстве из них Славик был только один раз, в день покупки дома. Просторная комната на втором этаже с прекрасным видом из окон была его любимым местом и служила кабинетом, а частенько — спальней и столовой. Собственно, только ради нее он и купил этот особняк на вершине холма, застроенного дорогущими домами.

Улица, широкая у подножия холма, к вершине сужалась и упиралась в глухие тяжелые ворота, врезанные в высокий каменный забор, который был возведен еще прежним владельцем. С первого взгляда Славик понял, что в этом доме ему будет хорошо работать и классно отдыхать, поэтому купил его не торгуясь.

И стал жить.

В основном тихо и спокойно, хотя иногда дом и прилегающую к нему территорию оглашали громкие крики множества гостей, плескавшихся в огромном бассейне, поедавших мясо и выпивавших море пива. Но это случалось редко.

Соседи Славика на такое соседство не косились еще и по той причине, что их дома располагались ниже по холму и из-за этого, а также из-за высокого забора ничего, даже при большом желании, не было видно. Да и не принято в Америке наблюдать за тем, как живет сосед, какую машину купил и откуда у него средства на дом за пять миллионов. Есть для этого специальные службы, вот они пусть и следят за своевременной и правильной выплатой налогов с доходов и законностью этих самых доходов. Хотя, если бы соседи знали, что Славик купил дом без кредита, за наличные, скорее всего, это бы поселило в их благопристойных мозгах какие-то сомнения и никому не нужные мысли. Но так уж устроена эта страна, что подобная информация редко становится достоянием общественности.

Столкнувшись с какой-либо проблемой, Славик увлекался и не успокаивался до тех пор, пока не выяснял все до конца, делая зачастую много больше, чем от него требовалось вначале. Когда после неудачной попытки чтения диска на квартире у Гребски вся информация на нем стерлась, Славик не был ни ошарашен, ни разозлен. Ему стало интересно, как в компьютерной игре, когда в знакомом, совершенно неопасном месте, изученном при прошлых прохождениях уровня, вдруг, откуда ни возьмись, выскакивает монстр и откусывает игроку жизненно важный орган.

Он не забивал себе голову мыслями ни о страшной участи хозяйки этого диска, ни о том, что там может быть. Неудачу он воспринял как вызов, брошенный лично ему, Славику, и принял его.

— За что Герасим утопил Муму… я не пойму, я не пойму, — немузыкально напевал он, раскатывая между компьютерами.

Файлы, находившиеся на диске в момент стирания, он восстановил достаточно быстро и принялся осторожно, слой за слоем, как археолог на раскопках, расчищать всю историю диска и хранившихся на нем данных.

Только дилетанту кажется, что, нажав клавишу «Delete», а потом для надежности очистив «корзину», можно уничтожить все следы присутствия файла на компьютере. Это не так, след остается. Нужно только уметь его отыскать. Славик умел. Он применил алгоритм, который в свое время разработал в новосибирском Институте ядерной физики для восстановления треков элементарных частиц в магнитном детекторе ускорителя. Два пучка частиц сталкивались друг с другом, разрушались, разлетались, оставляя следы, фиксируемые чуткой аппаратурой. По этим следам восстанавливалась история частиц и их характеристики. Славик доработал алгоритм и методику расчетов и получил технологию восстановления, которую любая разведка мира была бы счастлива иметь в своем распоряжении, но Славик делиться не собирался.

Сначала он восстановил все текстовые файлы, все документы и программы, которые когда-либо были на Зайкином компьютере, и создал протокол с датами их создания, редактирования и уничтожения. Потом настала очередь полученной и отправленной электронной почты. Следующим этапом шло восстановление и проверка всех интернетовских страниц, которые посещала Заинька. Для того чтобы эта работа была выполнена в разумные сроки, собственных шести компьютеров уже не хватало, для этого потребовалось подключать мощности своих и дружественных компьютерных фирм.

То, что Славик собирался сделать, было насквозь незаконным, но он считал, что наш мир слишком мал, чтобы перегораживать его заборами. Интернет-сообщество давно уже не обращает внимания на географические границы государств и живет по собственным законам, со своими лидерами, преступниками и наказаниями, которые могут быть пострашнее тех, что приняты в обычных государствах.

Славик посмотрел на часы. Два часа ночи. Учитывая разницу во времени, нужные люди должны быть на месте. Он вызвал на экран монитора интернет-месседжер, и после оживленного письменного диалога на русском и английском помощь была получена из Черкасс, где у Славика имелась постоянная команда, готовая к выполнению любых заданий, Дели и Сиднея.

Теперь в распоряжении Славика было около двух десятков компьютеров, и число их продолжало лавинообразно расти. Какая-нибудь медсестра в Кливленде, биржевой маклер в Токио или юнец из Подмосковья, решивший полазить по порносайтам, не могли даже заподозрить, что через несколько секунд после подключения к Интернету в их компьютер вместе с потоком всякой служебной и нужной информации проникает крохотная программка, которая забирает для своих нужд часть вычислительных мощностей. В то время, когда они редактировали свои документы, писали письма или занимались виртуальным сексом, их компьютер изо всех сил напрягал свои электронные мозги, чтобы выполнить работу, порученную ему неизвестно кем.

Может быть, кое-кто и заметил, что компьютер стал самую чуточку медленнее работать, не так быстро загружать интернет-страницы, но временное снижение скорости — дело обычное, никто на это внимания не обращает. И уж, конечно, никому не могло прийти в голову, что в течение нескольких часов огромное число компьютеров, разбросанных по всему миру, работало для того, чтобы исполнить прихоть Славика — узнать все до конца.

Прикольно!

Пока его помощники трудились — те, кто частично был в курсе дела, и те, кто об этом не подозревал, — Славик встал с кресла и с хрустом потянулся. Тотчас, как по команде, вскочил на ноги пес и с ожиданием уставился на хозяина, выражая полную готовность принять самое деятельное участие во всем, что ему предложат.

— Перерыв, — сказал Славик. — Купаться, Ричи, купаться!

Пес радостно фыркнул — купаться он был готов в любое время дня и ночи — и ринулся вон из кабинета.

Славик навестил кухню на первом этаже, где раздобыл длинную французскую булку, тарелку с несколькими ломтями ветчины, пару банок безалкогольного пива и вышел к пятидесятиметровому бассейну с океанской водой, подсвеченной мощными лампами. В дальнем конце бассейна была смонтирована установка для генерации волн, но сейчас она была отключена, и гладкая голубая поверхность воды казалась твердой, как кристалл. Ричи огромными неслышными скачками взад и вперед носился вдоль бортика бассейна.

Славик пополам разломал булку, по-братски разделил ветчину и положил два великанских бутерброда на столик из миланского мрамора. Ричи подбежал к хозяину и затормозил сразу всеми четырьмя лапами.

— Ну что? Сначала перекусим, а потом купаться, или наоборот?

Пес склонил голову набок, поочередно поглядывал то на заманчиво поблескивающую воду, то на угощение. Конечно, было написано на его улыбающейся морде, ветчина — это классно, я всегда готов перекусить, но лучше давай сначала искупаемся.

— Тогда догоняй!

Славик сбросил шорты и рубашку, сорвался с места. До высокого края бассейна они добежали вместе и в фонтане брызг обрушились в воду. Они наперегонки плавали за надувным мячиком, используя один и тот же стиль, потому что по-другому Славик не умел, брызгались, пытались друг друга утопить. Довольным воплям Славика вторил счастливый собачий лай. Ричи устал первым. Славик помог ему выбраться из бассейна, предупредил:

— Я еще поплаваю, а ты не вздумай вместе со своим бутербродом сожрать и мой!

Ричи возмущенно фыркнул, заподозренный в столь низменных желаниях, и с чувством отряхнулся, обдав хозяина тучей брызг.

— Нечего фыркать. Лучше включи мне волны.

Пес убежал, смешно виляя мокрым обрубком хвоста. Вскоре заработала установка в дальнем конце бассейна. Славик перевернулся на спину и закачался на волнах.

Детство и юность Славика прошли в крохотной двухкомнатной квартирке на третьем этаже пятиэтажного панельного дома. Потом было университетское общежитие, где в комнате кроме него обитали еще двое ребят, потом — предел мечтаний — отдельная комната в аспирантском общежитии с общей кухней в конце длинного коридора. Сколько он себя помнил, ему было всегда тесно и всегда вокруг были люди. Только получив возможность реализовать свои желания, он понял, что любит все большое и просторное. Большой полупустой дом, большая машина, большой бассейн, большая молчаливая собака. Большие шумные компании друзей он тоже любил, но все-таки лучше, когда есть возможность в любой момент уйти и уединиться.

Вдоволь наплававшись, Славик выбрался из бассейна. Ричи ждал его перед столиком с бутербродом. В одно мгновение проглотив свою порцию, пес не посмел прикоснуться ко второй половине и теперь сидел, искоса поглядывая на ветчину и как бы невзначай облизываясь.

— Ну ты и обжора, — ласково сказал Славик. — Пузо твое ненасытное. Держи.

Он разломал свой бутерброд, половину протянул псу. Немаленький кусок булки с ветчиной мгновенно исчез в собачьей пасти.

— А теперь работать, — сказал Славик.

Пес шумно вздохнул.

Пока Славик отдыхал, запущенный им механизм сбора и восстановления информации выполнял свою задачу. Все, что можно было найти и восстановить, находилось, восстанавливалось и сохранялось на дисках компьютеров в дорогом особняке на вершине холма, поросшего орешником и кипарисами.

Когда миссия крохотных программок, без ведома хозяев поселившихся в их компьютерах, закончится, они бесследно исчезнут.

Почти бесследно.

 

Глава 19

На улице было прохладно и влажно. Туман, опустившийся на океан, постепенно заползал в городские кварталы, оседая на домах, деревьях и машинах мелкими блестками росы.

У дверей ресторана толпились разгоряченные спиртным и говорящие на смеси русского и американского мата молодые люди, обсуждая неправильное поведение какого-то Жеки, пихнувшего кому-то вместо дури детское питание и не желающего признавать свою ошибку. В сторонке обжималась и целовалась взасос юная парочка, не достигшая возраста, позволяющего пребывать внутри ресторана, где торгуют спиртным.

Денис, стараясь определить, есть ли за ним наблюдение, неторопливо выкурил сигарету, отошел в сторону от ярко освещенного входа. Никаких подозрительных личностей, никаких подозрительных автомашин, ничего подозрительного вообще. Он медленно направился к припаркованной «ривьере». Уже протянув руку к дверце, услышал за спиной легкий шорох, обернулся резко, одновременно выхватывая револьвер.

— Полегче, полегче, — услышал он знакомый голос и через секунду рассмотрел высокую фигуру Куприянова. Олег вышел из сумрака на освещенное место, и Денис смог увидеть довольную ухмылку на его лице.

— Обалдел совсем! — возмутился Денис. — Нервы на пределе, мог и влепить, не разобравшись…

Олег примирительно пожал ему руку:

— Ты представляешь, какой шум был бы от твоей пушки! Жуть! А самое главное, ты бы не узнал много интересного!

— Информация с Украины?! — оживился Денис.

— Не только, — показывая рукой в сторону заднего сиденья автомобиля Гребски, ухмыльнулся Куприянов, — из первых уст тоже кое-что… Глянь…

Денис всмотрелся внутрь своего «бьюика», оторопел и недоумевающее глянул на бывшего опера.

— Этот откуда взялся?

— Ну а чего он в твоей машине делал с пистолетом в руке…

На заднем сиденье, скрючившись в позе эмбриона, чему способствовал ремень, притягивающий связанные ноги к подбородку, лежал мужчина лет тридцати. Рот пленника был заткнут большой тряпкой, над которой сверкали злые глаза.

— Рассказывай, — обреченно произнес Гребски, доставая очередную сигарету.

— Да, сэр, — по-военному отозвался Олег. — Стало быть, так…

После звонка Дениса Куприянов вернулся к поискам сведений о риелторе Хачило. Не давал ему покоя джип «чироки», в котором в бессознательном состоянии Денис совершил путешествие от риелторской конторы до продаваемого этой же конторой дома, Олег, как он выразился, «срисовал» номер машины, и выяснить ее владельца было делом техники.

— Я отыскал номер детектива Гарри Томера, помнишь сержанта, с которым батя подружился, когда ты ему экскурсию устраивал?

Денис не помнил сержанта Гарри Томера, но это дела не меняло. Дозвонившись до детектива, Олег соврал что-то насчет стукнувшего его машину джипа, позорно бежавшего от ответственности, и попросил об одолжении. Сержант Томер не смог отказать бывшему «русскому» полицейскому в небольшой услуге, и уже через три минуты Олег получил имя владельца и его домашний адрес, а также пожелания успешных переговоров с беглецом и здоровья старому оперу Куприянову.

— Роман Хачило, — торжествующе выдал Олег, — сын нашего доброго друга риелтора… Я этого парня знаю, лет двадцать ему, но он уже плотно подсел на героин… Крутится все время с такими же бездельниками, не учится, не работает, вечно они что-то прокручивают с кредитными карточками… Отец регулярно запихивает его на реабилитацию, но, по-моему, без толку. Согласно информации из весьма достоверного источника — его подружки, Роман и сейчас в пансионате для специального контингента под Сономой… Адрес его у нас тоже есть, живет парень отдельно от родителей, папа ему кондо купил, чтобы атмосферу семейную не портил… У папы очередная жена, по возрасту почти ровесница этому обалдую нанюханному.

— Понятно… — Денис кивнул на безуспешно пытающегося освободиться от пут пленника: — Ближе к телу, пожалуйста…

Олег оценил юмор, коротко хохотнул:

— Тут как раз «мыло» от Валерки пришло, чтобы я позвонил…

Дозвонился Олег до брата на удивление легко, а вот усвоить информацию, добытую двумя представителями династии оперов, оказалось сложнее. Олег еще и еще раз переспрашивал, уточнял взаимоотношения фигурантов и достоверность сведений, полученных от Белесого и из других источников, о которых брат не стал распространяться по телефону Эти же сведения он подробно изложил Денису, отведя его в сторону от машины, чтобы «этот придурок» нечаянно не услышал…

Гребски понимал, что ситуация, в которую он оказался втянут, возникла не просто так, что за кулисами этого театра абсурда находятся опытные кукловоды, имеющие в своем распоряжении огромные средства, а соответственно огромные возможности.

— То-то и оно, — озадаченно кивнул Куприянов. — Короче, попали мы с тобой в самые что ни на есть крутые разборки. Валерка говорит, что ежели ворье украинское прознает, что мы с тобой положили Явно, даже и не знаю, куда нам с тобой сматываться придется. Да я и сам это понимаю, все-таки в угро поработал тоже, хотя с такого уровня ворами общаться не приходилось…

— Ну не мы его положили, — задумчиво отозвался Денис.

— Это ты им объясняй, — хмыкнул Олег, махнул в сторону машины, — Этот придурок однозначно уверен, что ты пристрелил всех его братанов…

— Хорошо, что напомнил, — без улыбки сказал Денис, глянув в сторону своей «ривьеры». — Что этот тип в моей машине делает?

Переговорив с Киевом, Куприянов не долго думая решил сообщить Гребски новости из Киева, а заодно и добытые собственными руками сведения. Не обращая внимания на естественные в таком случае упреки жены, он быстро собрался, прыгнул в машину и направился в ресторан «Русский дом», чтобы перехватить Дениса. Однако, подъезжая к ресторану, по старой ментовской привычке произвел рекогносцировку на местности. И не зря! На одной из ближайших улиц в глаза ему бросился знакомый джип «чироки», в неосвещенном салоне которого слабо мерцали красные огоньки сигарет. Олег, оставив свою машину за углом, аккуратно приблизился к джипу и смог рассмотреть номер.

Тот самый джип! Джип, на котором уехали двое подручных вора. И, скорее всего, именно они находились внутри.

— Ты же понимаешь, я не мог пройти мимо! — азартно рассказывал Олег.

Пока Куприянов раздумывал, как ему быть, дверца джипа распахнулась, и один из мужчин, оглянувшись воровато, направился в сторону ресторана. Как только он скрылся из вида, Олег неожиданно возник рядом с оставшимся.

— У него окно было открыто, — пояснил Куприянов, — ну я и приложил его слегка… Стреножил, закрыл в джипе и рысью сюда… А этот как раз линейкой металлической твою «ривьеру» невинности лишил и на заднее сиденье забирался. Ну не ожидал он, что его кто-то за ногу из машины вытягивать станет, вот и приложился слегка об асфальт… А дальше уже дело техники… Этот похлипче оказался, чем тот, в джипе…

— Спасибо, — серьезно проговорил Денис, посмотрел на гордого содеянным Куприянова, с улыбкой добавил: — Благодарю за службу!

— Благодарностей у нас достаточно, а вот с деньгами туговато, — ухмыльнулся тот, спохватился: — Слушай, у меня уже целый арсенал собран… Та «беретта», что ты мне передал, да у этих по «спектру», с глушителями, кстати… Куда девать?

Гребски, услышав об оружии, удивился. Девятимиллиметрового калибра пистолет-пулемет «спектр» итальянского производства с тридцатидвухзарядным магазином оружием являлся серьезным и в Америке свободно не продавался. Тем более с глушителем…

Хотя, учитывая сказанное Олегом, приходить в изумление было не от чего…

— Шо делать будимо? — шутливо проговорил Денис. — С мужиками, которых ты повязал… Они должны знать, что с Татьяной. А это меня сейчас больше всего волнует…

— Это Кеша, — пояснил Куприянов, указывая на машину Гребски, — а тот, что в джипе, — Сазон. И оба послали меня очень далеко, когда я спросил о Татьяне… Ну да и не таких разговорить удавалось…

«Головоломка о козе, капусте и лодочнике… — подумалось Денису. — Как же быть? Три машины на двух водителей!» Он поделился своей мыслью с бывшим опером. Олег проблемы не видел. Он быстро сбегал в ресторан, нашел более-менее трезвого знакомого. Объяснил, что ему надо уехать с приятелем по делам, и попросил отогнать свою машину к нему домой, тем более знакомый этот жил в двух шагах от Олега и приехал в ресторан с какой-то компанией.

Гребски всегда поражался количеству людей, с которыми Куприянов был так или иначе знаком и поддерживал отношения. Среди них были и представители беззаботного молодняка, и пенсионеры из объединения ветеранов Второй мировой войны. Симпатичные домохозяйки и вечно озабоченные поисками клиентов таксисты. Русские, евреи, армяне — все они всегда здоровались с Олегом и всегда выполняли его просьбы.

«Ну так уж у меня получается, — растерянно пояснял Куприянов. — Умею с людьми разговаривать».

 

Глава 20

Агент Берри Вайт, темнокожий, в сером костюме, голубой рубашке и консервативном галстуке, несмотря на позднее время и выходной день, находился в своем кабинете.

Фамилия Вайт — Белый — досталась ему от далеких предков. Как выяснил Берри, используя собственный ДНК для анализа через базу данных, к которой имел доступ по роду своей деятельности, работорговцы привезли его предков в Америку из района Берега Слоновой Кости. Берри даже обнаружил в базе фотографии местных жителей, очень похожих на него, и подивился, насколько же крепки гены!

А вот имя — это уже заслуга любимой мамы, до сих пор с восторгом слушающей глубокий, низкий и, как она, да и не только она, считает, «сексапильный» голос недавно умершего известного певца.

Жизнь заставила Берри научиться довольно сносно имитировать голос знаменитого тезки, и когда он произносил: «Хэлло, беби, как дела?» — его подружка Тия, которая, как он надеялся, вскоре станет его женой, хохотала так, словно ее щекотали. Полное имя Тии МакКитрик было Тия Рамона Мария, но она предпочитали короткое — Тия, потому что тройному имени тоже была обязана прихоти родителей. Многие, чья юность пришлась на бурные шестидесятые, прекрасно помнили очень популярный среди хиппи ликер «Тия Рамона», название которого и составило основу имени смуглой малютки, родившейся от брака афроамериканца и индеанки из племени чироки.

Агент Вайт оторвался от чтения документов, посмотрел на фотографию Тии на столе рядом с плоским монитором компьютера. Он не видел ее уже три месяца. Не фотографию, а живую и такую ласковую Тию. С тех пор, как ему предложили повышение, связанное с переездом из родной Оклахомы в Калифорнию.

Сотрудник аналитического отдела с двумя университетскими дипломами, Берри был влюблен в свою работу в агентстве. И работал отнюдь не за зарплату, не намного превосходящую зарплату обычных государственных служащих, чья деятельность строго регламентирована трудовым законодательством. Он всегда работал много, а сейчас, когда до приезда невесты оставалось еще два месяца, практически все время проводил в служебном офисе.

Несмотря на позднее время, агент Берри Вайт изучал отчет, полученный из вычислительного центра, что располагался четырьмя этажами ниже, в подвале небольшого офисного здания неподалеку от парка Лафайет.

Он отхлебнул из большой чашки остывший кофе, поморщился, но не прервал своего занятия. Отчет состоял из дат, интернет-ссылок и кратких комментариев, но был интереснее любого приключенческого романа. В нем имелось все: интрига, слежка, взломы, похищения и хитроумное запутывание следов. Конечно, для тех, кто понимает птичий язык компьютерных аналитиков. Берри понимал. Он закончил чтение, потер уставшие за ночь глаза, взглянул на часы, прибавил разницу во времени и набрал вашингтонский номер. После второго гудка на том конце провода сняли трубку.

Агент Вайт представился, выслушал ответ и продолжал:

— Судя по тому, что сейчас интенсивность его присутствия в сети резко снизилась, он практически закончил работу.

— Так быстро? Может быть, просто переключился на другие задачи или решил отдохнуть?

— Не думаю, — возразил Вайт — Последние несколько часов процесс шел практически без его участия. Этот парень каким-то образом умудрился создать распределенный суперкомпьютер с центрами в Австралии, Индии и на Украине.

— Вы читаете слишком много фантастики, — укоризненно усмехнулся его столичный собеседник.

— Нет, сэр! — решительно возразил агент — Поверьте мне, чтобы сделать то, что этот русский сделал за пять-шесть часов, нам бы потребовалось не меньше месяца. И не очевидно, что мы получили бы разрешение на доступ к той информации, которую он просто украл. Нечто подобное тому, что сделал этот парень, использовалось во время расшифровки генома человека, тогда тоже привлекали волонтеров, правда, с их согласия…

— Он много чего украл?

— Много, сэр, — с восхищением в голосе произнес Вайт. — Нам удалось отследить взлом трех десятков почтовых серверов, двух интернет-порталов, нескольких корпоративных систем, двух банковских баз данных, сервер службы экспресс-доставки ну и еще кое-что по мелочам.

В Вашингтоне хмыкнули в трубку:

— Сильно наследил?

— Нет, сэр, — отрицательно покачал головой агент Вайт, словно собеседник мог его видеть. — Если бы мы не предположили, что он способен сделать что-то подобное, и сразу же не взяли его под контроль, то следов никто бы не обнаружил.

— Как вы на него вышли, Вайт? — решил уточнить собеседник. — Агентурные данные? Непосредственная разработка?

Берри нечего было стыдиться. Он совсем недавно появился в калифорнийском офисе, а в сферу его деятельности в Оклахоме разработка суперпрограммистов, проживающих в районе Силиконовой Долины, не входила. Да и не было у предшественника агента Вайта, ушедшего на пенсию, никаких поводов для разработки этого русского. С момента попадания Вячеслава Зинчука в поле зрения агентства прошло совсем немного времени, но за эти часы удалось получить весьма существенную информацию. И ничего предосудительного в биографии русского не было. По крайней мере в той информации, которой располагал Вайт на данный момент. Деньги русский зарабатывал огромные, но именно зарабатывал! Доходов своих не скрывал, налоги платил исправно. Никаких связей с организованной преступностью или террористическими организациями за ним не наблюдалось. О чем агент Вайт и сообщил своему вашингтонскому собеседнику:

— Мы заметили активность на сервере интересующей нас компании, разработка которой проводится по проекту «Помощники», зацепились за тоненькую ниточку, и вот…

— Понятно, — не очень довольным тоном проговорил собеседник. — Значит, мы можем быть уверены, что кроме него и нас никто не знает об этой маленькой исследовательской деятельности и всеми данными располагаем только русский и мы?

Слегка помедлив с ответом, агент Вайт согласился:

— Именно так, сэр. Парень показал высочайший профессионализм, если не сказать больше. Может быть, настало время его остановить? Сейчас мы знаем все, что знает он, поэтому…

Голос в трубке звучал категорично:

— Ни в коем случае! Парень утер вам нос, бесплатно сделал то, с чем вы возились бы не одну неделю, так что пусть продолжает, остановить его мы всегда успеем.

Вайт не был согласен с такой категоричной оценкой деятельности своего отдела. Во-первых, работа по проекту «Помощники» началась совсем недавно, а во-вторых, в отличие от русского программиста они-то связаны обязанностью соблюдать законность.

— Хорошо, хорошо, — выслушав возражения Вайта, отозвался его вашингтонский собеседник. — Держите меня в курсе…

— Будет сделано, сэр!

Закончив разговор, Вайт положил трубку на рычаг, дотронулся задумчиво до фотографии Тии, потом ткнул пальцем в клавишу селектора. Раздался характерный шум двусторонней связи:

— Слушаю, сэр!

— Джей Ти, что у вас там? — поинтересовался он у руководителя группы наружного наблюдения, уже второй час как обосновавшейся в окрестностях особняка русского программиста.

— Плещется в бассейне вместе со своей собакой, сэр… — последовал ответ.

Вайт улыбнулся:

— Кроме него и собаки никого нет?

— Абсолютно!

— Удалось установить оборудование для прослушивания?

Сквозь помехи и треск он услышал глубокий вздох, а потом разочарованное:

— Нет, сэр… Система безопасности у нашего фигуранта нестандартная. Проникнуть на территорию незамеченными невозможно. А аппаратура для удаленного прослушивания не работает…

— Как так?

— У него стоит серьезный глушитель, — пояснил Джей Ти. — Делаем все возможное, сэр, можете не сомневаться…

— Хорошо, держите меня в курсе, — сказал Вайт, повторив фразу своего вашингтонского собеседника. — Держите меня в курсе.

Он поднялся из-за стола, освещенного настольной лампой, потянулся всем своим большим телом, разогрел в микроволновой печи давно остывший кофе, вернулся в кресло. Придвинув чистый лист бумаги, принялся набрасывать план оперативной разработки Вячеслава Зинчука.

 

Глава 21

— Мент позорный! Сука драная! Порву, мля, на куски! — бесновался и плевал слюной Кеша, катаясь по песку и стараясь связанными ногами лягнуть своих пленителей. Правда, они не особенно старались увернуться, даже наоборот. Олег, пнув злобно шипящего бандита в область копчика, ухватил его за коротко стриженные волосы, с силой воткнул лицом в песок.

И держал до тех пор, пока тот не стал задыхаться. Денис хотел было вмешаться, заметив, как судорожно задергались ноги незваного гостя, однако Олег меру знал. Он приподнял лицо Кеши над песком, страшно осклабился и рыкнул:

— Ты мне все расскажешь!

Кеша рассказывать не хотел, дернулся в руках бывшего опера, плюнул ему в лицо смесью песка и крови, за что мгновенно получил увесистый удар по исцарапанной физиономии и провалился в благостное для него беспамятство.

— Вот сволочь, — выругался Олег, вытираясь рукавом куртки.

Эту узкую полоску пляжа неподалеку от парка Президио, над которой возвышались пролеты знаменитого на весь мир моста «Золотые ворота», Денис обнаружил несколько лет назад. Место было труднодоступным, так как находилось между океаном и крутым обрывом, и казалось, что спуститься сюда нет никакой возможности. А уж подняться обратно по крутому каменистому склону и подавно. Но это была лишь видимость недоступности. Денис не знал, использует ли кто-нибудь это место для уединенных свиданий, так как никогда не видел здесь ни одной живой души. Но сам любил бывать тут, когда на душе становилось особенно тоскливо и хотелось острых ощущений. Спуск и подъем по обрывистому склону были задачей не из легких даже для здорового, время от времени занимающегося спортом мужчины.

Особенно нелегка эта задача, когда тащишь на себе, пусть и вниз, не страдающего дистрофией взрослого мужика. Однако Денису с Олегом удалось доставить своих пленников в пункт назначения.

Океан был спокоен. Легкие и размеренные всплески волн, накатывающихся на прибрежный песок, раздавались в ночной тишине, да откуда-то издалека слышался гортанный крик морского котика, который призывал подругу или просто прочищал горло.

Как ни странно, но тут, вдали от уличных фонарей, рекламных огней и автомашин с горящими фарами, света луны, отражающегося в океанской глади, было вполне достаточно, чтобы видеть друг друга и окружающую действительность. Для пленников, привыкших быть охотниками, но не жертвами, действительность эта, после возвращения из царства беспамятства, показалась кошмаром. Не потому, что пришли они в сознание, обильно политые холодной океанской водой, а потому, что над ними склонилась зверская физиономия бывшего опера, сверкнула белками глаз и заявила: «Ну, вот вам и кирдык!»

Надо отдать бандитам должное, в первые же секунды, после того как Олег освободил им рты от самодельных кляпов, они быстро пришли в себя и принялись изрыгать из пересохших глоток жуткие проклятия, красочно перечисляя все, что они сделают с Олегом и Денисом в ближайшем будущем.

Фантазия бандитов не заходила дальше сексуальных отношений мужчины с мужчиной в извращенных формах, но Олегу это не понравилось, и в результате у обоих потенциальных извращенцев резко убавилось количество передних зубов, а угрозы стали звучать с пришепетыванием. Причем в основном со стороны бандита Кеши, так как другой, отзывавшийся на кличку Сазон, покрупнее и поретивее, решил все-таки освободиться от веревок, а мешавшего ему в этом Олега — боднуть головой в лицо. Опытный опер этого сделать ему не позволил, и попытка была вознаграждена ударом рукояткой «Макарова» по темечку Получив свое, бандит обмяк, ткнулся лицом в песок и на какое-то время затих.

Обеспокоенный Денис быстро нагнулся, пощупал пульс на его шее.

— Живой, — облегченно выдохнул он, глянул на опера с укоризной: — Нам не трупы нужны, а свидетели.

— Так он первый начал, — набычился Куприянов, — а я уже давно с такой швалью не общался…

Результат общения пока был неутешительным. Несмотря на увещевания Дениса и угрозы Олега, пребывающий в сознательном состоянии Кеша говорить не хотел, сыпал угрозами и предстоящими карами сволочам, лишившим жизни его пахана и друзей-соратников. В результате оба бандита лежали в полном беспамятстве, а Олег с Денисом молча курили, присев на песок неподалеку. Денис крутил в руках бесполезный пока диктофон.

— Судя по тому, что Сазон упомянул о том, что они сделают с «моей бабой», после того как разделаются с нами, — наконец сказал Гребски, отбрасывая докуренную до фильтра сигарету, — Татьяна у них. По крайней мере, есть надежда, что они знают, где она.

Олег, озабоченно разглядывая ссадины на костяшках пальцев, отозвался не сразу:

— Однозначно… А потому мы сейчас их будем мучить по-взрослому…

Увидев, как при этих словах у более крупного бандита дрогнули веки, Денис понял, что тот пришел в себя и внимательно прислушивается к разговору Подмигнув бывшему оперу и указав взглядом на очнувшегося Сазона, Гребски очень серьезным тоном согласился:

— Выхода у нас другого нет. Да и со временем плохо. Мне тут один китаец рассказывал, берешь, значит, его гениталии, кладешь на камень, а другим камнем…

Олег подыграл:

— Попробуем, чего ж не попробовать… Кончим, и концы в воду, в прямом смысле слова…

— Ага, — охотно поддакнул Гребски, — тут акул до черта… никто ничего не найдет…

— Замечательно, — довольно потер руки Олег. — Ну что, я за водичкой пошел, для душика легкого, чтобы сердешных разбудить…

Глядя вслед удаляющемуся в серую темноту Куприянову, Денис услышал шорох песка оттуда, где лежал Сазон. Обернулся, столкнулся с ненавидящим и тревожным взглядом. Бандит не отводил глаз, но и не открывал рта. Денис приблизился, рывком посадил его на песок, проговорил внятно и четко, пристально глядя в расширившиеся зрачки:

— Ты мне сейчас все расскажешь.

Голос его звучал спокойно, именно от этого спокойствия по телу Сазона пробежала мелкая дрожь.

Не хотелось ему, в свои двадцать пять успевшему завоевать авторитет бесстрашного бойца, участнику множества «стрелок» и «разборок», идти на корм акулам. Не его это была война. Ворье тут командовало, а он и ни при чем вовсе. Ему бригадир приказал отправиться вместе с вором в законе туда, куда тот скажет. Ему и Роме с Семой… Так надо было, чтобы не возникло у ворья претензий к их группировке. А Кеша с Кабаном, те из «синяков» — ворье…

Будь на то воля Сазона, да и не его одного, всю бы эту уголовную шушеру, гордящуюся своими сроками и державшую зоны, словно собственные вотчины, перестрелял бы он их всех до единого. Дышалось бы спокойнее. Напридумывали законы воровские… То нельзя, так неправильно… Не так карты сдал, не туда сел… Козлом не назови никого, а то отвечать придется…

Сазон никогда не отбывал срока и под судом не был. А в группировке оказался за свой рост и хорошие показатели в боксе. Ему такая жизнь понравилась — хорошие деньги, классная тачка, безотказные девчонки. Не так уж часто — мордобой, иногда — перестрелки. Совсем редко — «обезьянник» в районном отделении милиции, откуда он быстро выходил, выкупленный бригадиром. Менты — тоже люди. Поди проживи на их зарплату. Конечно, он сталкивался с тем, что приятели его погибали от пули или ножа такого же братка, только из другой бригады, пил водку на поминках, закусывал черной икрой, но не возникало у него и мысли, что этакое может и с ним приключиться. Сейчас же, он чувствовал это, могло произойти что-то страшное. Слишком спокойным были лицо и голос журналиста. Слишком спокойным! И когда журналист все тем же тоном спросил обыденно: «Ты будешь говорить?» — Сазон утвердительно и торопливо закивал, не в силах выдавить из себя ни слова.

— Я так и думал, что ты разумный парень, — ничуть не удивившись, похвалил его журналист. Обернулся на звук приближающихся шагов, объяснил приятелю сложившуюся ситуацию: — Мы с Сазоном договорились. Он все расскажет… Так?

Сазон торопливо выдохнул:

— Так… Все, что знаю… Ноги развяжите, затекли, сил нет…

— А руки развязать да «шмайсер» подать? — поинтересовался подошедший Куприянов, но, подчиняясь взгляду Дениса, развязал ноги бандита.

Проделав эту несложную, но принесшую Сазону огромное облегчение процедуру, бывший опер удобно устроился на вросшем в песок камне так, чтобы ему было хорошо видно всех. И Дениса с Сазоном, и скрючившуюся неподалеку фигуру Кеши, который не подавал признаков жизни. Была ли эта недвижимость реальной или зэковской привычной хитростью, никто не интересовался. Лежит себе, да и лежит Один проявил желание разговаривать, это уже большое достижение.

— Сигарету дадите? — заискивающе спросил Сазон, и сам удивился, каким срывающимся голосом он это произнес.

Олег вопросительно взглянул на Гребски. Тот кивнул и попросил:

— Развяжи ему руки…

С тяжелым вздохом Олег навис над сидящим Сазоном, развязал ему руки, подал сигарету. Поднося огонь, шепнул на ухо:

— Дернешься, пристрелю влет…

Дождавшись, пока освобожденный, но притихший бандит сделает несколько глубоких затяжек, а Куприянов займет свой наблюдательный пункт, Денис включил диктофон.

— Пора, Сазон…

Сазон обреченно уронил голову:

— Да-да… Мне рассказывать или вы спрашивать будете?

— Я буду спрашивать, — ответил Денис. — Вопрос первый: где Татьяна?

— На той улице, где вы с паханом базарили… домов через пять или шесть, дом с бассейном… Тоже продается, через контору Алекса… Там она, жива… Мы ее не трогали!

— Адрес? — коротко скомандовал Денис.

Сазон почесал лоб, и движение его руки заставило дернуться бывшего опера. Увидев, что бандит это заметил, Олег погрозил ему пальцем. Сазон успокаивающе пошевелил ладонями:

— Все-все… больше не буду!!!

— Продолжай, — резко произнес Денис.

— Я не знаю адреса, там же все по-английски… — искренне огорчился Сазон, поднял лицо и оживленно заговорил: — Но я показать могу, я помню, там кактус у почтового ящика… Я помню, я покажу… Только не убивайте меня, ладно?

— Покажешь-покажешь. — Денис задумался на мгновение: — Какая там охрана?

— Только один браток из ваших… — быстро отозвался Сазон, заметил недоумение на лице Дениса, объяснил: — Из местных, из эмигрантов… Он у нас тут за провожатого… Армянин из Баку… погоняло Камо. Его Алекс к нам приставил, мы-то тут как слепые котята, блин…

Денис понимающе кивнул:

— Рассказывай, как вы тут оказались. Какие задачи поставлены… Рассказывай все, что знаешь…

— Ага, — подал голос Олег, — облегчайся, братан. На свободу с чистой совестью… Да не забывай, я тут сижу…

Из сбивчивого рассказа Сазона, многословного и бестолкового, Денис с Олегом почерпнули немного. Но даже те крохи информации, которой не по своей воле делился украинский справный хлопец, были полезны.

Поступив, с подачи бригадира, вместе с пацанами из своей бригады Ромой и Семой в подчинение к вору в законе, Сазон вынужден был слушаться Кабана, назначенного Явно старшим. Кабан, хоть и выглядел простецки со своей белесой физиономией, спуска браткам не давал. Из Киева они на микроавтобусе добрались до Тирасполя. На границе с Молдовой, остановленные таможенниками и пограничниками, прошли проверку без проблем, хотя тут же, в машине, лежало упакованное оружие и был припрятан набитый долларами водонепроницаемый рюкзак, а документы у всех были чистой «липой», выправленной специально для этой командировки.

— Прикормленные погранцы оказались, — пояснил Сазон. И, отвечая на вопрос о количестве денег, изобразил размер рюкзака. — Хрен его знает, сколько там было… Но пачки только сотенные… Я видел, когда Кабан проверял рюкзак перед отъездом…

Олег присвистнул. Судя по жестам, обозначившим размер рюкзака, там было никак не меньше двух-трех миллионов наличными. Денис понимающе покачал головой:

— И как же вы в Америке-то оказались, такие заряженные? Стволы, наличные деньги… Документы липовые… Или тоже погранцы прикормленные?

— Не-а. — Сазон улыбнулся. — К американцам пока подходов нет… Мы самолетом, вместе с грузом…

Видя удивленные лица допрашивающих, бандит закурил предложенную Денисом сигарету и объяснил, что они доехали до Тирасполя, где переночевали в какой-то квартире, употребив несметное количество коньяка местного производства и нескольких, местного же розлива, проституток. Наутро Кабан поднял на ноги всю команду. Опять загрузились в машину, но теперь в военный уазик. Примерно через час оказались на военном аэродроме и были впихнуты внутрь большого грузового самолета, где между контейнерами нашлось вполне приличное место, оборудованное для перелета. Последним появился Явно в сопровождении какого-то полковника, пожавшего ему на прощание руку и пожелавшего удачи. Самолет поднялся в воздух…

— Я принял на грудь «Белого аиста» и отрубился, — признался Сазон. — На старые дрожжи, сами понимаете… А когда меня растолкали, мы уже приземлились… Часов пять или шесть летели…

Денис задал уточняющий вопрос:

— И где оказались?

Глядя в сторону Олега, бандит медленно поднял руку, задумчиво почесал затылок. Так же медленно вернул руку в прежнее положение, чем вызвал одобрительный кивок со стороны бывшего опера.

— Даже и не знаю, — задумчиво проговорил Сазон. — Мы когда вышли размяться, там пустыня вокруг была, жара жуткая, явно за сорок, и мужики, что самолет заправляли, — в платьях и этих… чалмах или тюрбанах… И гыркали на непонятном языке…

— Арабы?

— Да кто их разберет… — пожал плечами Сазон. — В каком-то кино про террористов народ так же был одет… у них еще шейх какой-то был…

— Давай дальше, — вставил свое слово Олег. — Будешь тут сказки из «Тысячи и одной ночи» рассказывать…

Сазон виновато опустил голову. Из его дальнейшего рассказа выяснилось, что вскоре к самолету подъехала машина, какой-то русский о чем-то переговорил с командиром экипажа, потом с Явно; дождался, пока отъедет заправщик, проследил, как вся команда вновь заняла место между контейнерами, и уехал. А самолет снова набрал высоту. На этот раз летели долго, часов двенадцать.

— Хорошо, что жратва и выпивка были. Кабан, хоть и сука редкая, позаботился, — с выражением человека, любящего поесть, сообщил Сазон. — Когда приземлялись, ох и помотало нас… Гроза была, дождь, да и сел самолет где-то в горах… Ночь, влажно, жарко…

Олег счел необходимым уточнить, где все это происходило. Сазон недоумевающее пожал плечами:

— А я знаю?.. Ливень как из ведра, молнии… пальмы… А тут еще эти — на открытых джипах с пулеметами… подъехали. Мы даже офигели в первый момент, все, думаем, хана… Но Явно успокоил, а тут и браток появился…

— Какой браток? — спросил Денис.

— Михасем представился, — ответил Сазон, улыбнулся: — Мы сначала не поняли, что он из наших — одет как все эти мексы… В пятнистой форме, в ботинках высоких, бородой заросший. Только когда по-русски заговорил, нам полегчало…

— А почему ты решил, что приехавшие были мексиканцами? — сухо поинтересовался Денис.

Сазон в который уже раз пожал плечами:

— Может, и не мексы, но язык похожий… мы же потом еще и в Мексике были… Михась нас загрузил в грузовик, типа военного, сам с нами поехал. Тряслись приличное время — дорога, блин, хуже чем у нас… кочки, ямы, вокруг темнотища, деревья кругом… кто-то кричит в лесу, как будто его режут… Михась чего-то говорил про обезьян, типа это они вопят… в джунглях…

— Прикольно, — повторил Денис любимое выражение Славика Зинчука.

— Ага, — радостно подтвердил Сазон.

Михась, который, как показалось Сазону, был откуда-то с Западной Украины, довез их на грузовике до какой-то пустующей халупы. Джунгли и восьмичасовой путь остались позади. Михась передал их с рук на руки грузину, говорящему по-русски с сильным акцентом кавказского человека, и тот уже сопровождал их в дальнейшем путешествии. В конце концов их посадили в огромный грузовик-рефрижератор с тайником в кузове, где вся команда не очень комфортабельно, но разместилась.

— А вылезли мы оттуда, обалдевшие, уже в Лос-Анджелесе… — закончил повествование Сазон, поцокал для убедительности языком. — Во как… сутки отсыпались на какой-то хате, в бассейне отмокли, пива местного дерьмового попили, а потом за нами Камо приехал…

Денис почувствовал опасность в самый последний момент. Ни он, ни Олег, увлекшись рассказом Сазона, последние минут пять не посматривали в сторону лежащего на песке бандита Кеши. И тот не преминул воспользоваться их оплошностью.

По давней, еще с зоны, привычке Кеша в носке носил любовно заточенный, зэковской работы, небольшой нож-финку. Оклемавшись и обнаружив, что внимание его пленителей переместилось на разговорившегося братка, Кеша исхитрился связанными руками дотянуться до своего оружия и все это время, изображая беспамятство, старательно перепиливал стягивавшие его путы. В конце концов ему удалось освободиться. Он полежал еще немного, осторожно шевеля ногами и руками, чтобы восстановить кровообращение, а потом стал выжидать. Жизнь на зоне приучила его быть терпеливым.

Бросок его был стремителен и бесшумен. Если бы не обостренное чувство опасности, присущее Денису, и не изумление в глазах Сазона, который опешил, глядя куда-то за спину журналиста, все могло бы кончиться куда как печальнее.

Но Денис успел отклониться в сторону, подставив свою руку навстречу выкинутой руке бандита, и нож, направленный прямо под лопатку журналиста, лишь скользнул по предплечью, распоров рукав куртки. Кеша перелетел через журналиста, свалился под ноги Сазону резко подскочившему и бросившемуся бежать. Кеша, размахивая перед собой ножом и явно целясь в живот Дениса, топтался на месте, не решался броситься, словно тянул время, оценивая противника. Олега он не принимал в расчет, потому что тот бросился догонять резво убегавшего Сазона и был какое-то время неопасен.

— Убью, сука! — шепеляво выдохнул бандит и кинулся на журналиста, рассчитывая пропороть печень, зная по опыту, что подобная рана выводит противника из игры немедленно и надежно.

Однако расчет его не оправдался. Денис ушел от направленного удара, перехватил руку с ножом, дернул резко и жестко, проводя прием, последствием которого стал хруст в локтевом суставе бандита и его вскрик. Превозмогая боль в раненом плече, Гребски закончил прием ударом локтя в спину придавая и так устремившемуся в броске телу бандита дополнительное ускорение, одновременно подставив ему ногу Не успев толком понять, что же произошло, отпущенный журналистом Кеша пролетел, вскинув высоко ноги, мимо и приземлился, грузно ударившись о песок, метрах в трех от того места, где стоял Денис.

Только услышав тупой звук удара, Денис, все еще охваченный горячкой боя, встревоженно бросился к нему, склонился, всматриваясь, и тут же медленно, словно у него кончились силы, выпрямился. Олег, толчком опустив на песок пойманного и бессильно скулившего Сазона, вопросительно глянул на Дениса:

— Что? Что случилось?!

Гребски, сглотнув подступивший к горлу комок, проговорил негромко:

— Виском о камень…

— Ну невезуха! — хлопнул себя по боку Куприянов. — Вот же…

Он подошел к застывшему на песке Кеше, проверил пульс на безвольно отброшенной руке, посмотрел в открытые, но уже мутнеющие глаза:

— Мертвее не бывает… Что делать-то?

А что можно сделать, если ты только что убил человека? Даже если убил его в честном бою, безоружный против бандитского ножа. Даже если не хотел убивать… Осложнять себе жизнь сокрытием следов Денису очень не хотелось, о чем он и сообщил приятелю.

— Значит, оставляем тут?

— Оставляем, — кивнул Денис, посмотрел на замершего в смертной тревоге живого бандита, улыбнулся страшновато: — Ну что, друг ситный, поехали с твоим Камо знакомиться, если не передумал…

Сазон быстро поднялся с коленей, косясь на мертвое тело соратника по криминальному цеху, заговорил быстро, стараясь быть убедительным:

— Я покажу, где этот дом! Я не хотел убегать, я просто испугался, когда он на вас кинулся…

Олег ткнул его в спину, направляя следом за начавшим подъем по крутому склону журналистом:

— Иди уже, Сусанин…

 

Глава 22

«Ривьера» стремительно неслась по пустому фривею в сторону Поло Алто, оставив позади замерший в ночи Сан-Франциско. Ночной ветер, влетая через открытое окно, охлаждал разгоряченное лицо Дениса. Хотя Олег, используя подручные средства из автоаптечки, обработал и перевязал рану, порезанное бандитом предплечье левой руки противно ныло.

Сазон, безропотно давший себя связать, расположился на заднем сиденье, а рядом, вытянув, насколько было возможно, длинные ноги, дремал Куприянов. Джип, на котором бандиты приехали к ресторану и на котором они же, но уже на положении пленников, прибыли в пустынное место парка Президио, после короткого совещания было решено там и оставить. На всякий случай бывший опер протер все места, где могли остаться отпечатки его пальцев, осмотрел свою работу, махнул рукой и уселся в машину Дениса.

Разговаривать не хотелось, но время было, а Сазон не закончил своего рассказа, прерванного безрассудным поступком Кеши, стоившим ему жизни. Денис включил диктофон, передал Олегу, не оборачиваясь, бросил через плечо:

— Сазон, хватит спать… рассказывай… За вами в Лос-Анджелес приехал Камо… Дальше давай…

На заднем сиденье раздался тяжелый вздох, потом донесся голос Сазона:

— Камо привез нас на хату… в тот дом, куда мы сейчас едем… Баба Фира нас накормила…

— Ага! — не удержался от восклицания Олег. — Интересно-интересно..

— Потом приехал Алекс, они с Явно обнялись, словно давно друг друга знают и сто лет не виделись, ушли в другую комнату…

— Еще интереснее, — прокомментировал Олег. — Они были знакомы еще по Украине?

Невидимый в темноте заднего сиденья Сазон кивнул:

— Ага… Кабан проговорился, что они в семидесятом на одной зоне срок тянули… И какой-то Федька с ними тоже…

Куприянов резко развернулся к Сазону:

— Чивокун?

После небольшой паузы бандит произнес задумчиво:

— Фамилию эту я слышал, когда Явно с Алексом уходили побазарить… Кстати, Явно ушел с ним в комнату с рюкзаком с баксами, а вернулся уже без него… И слышал я, как он сказал что-то типа: «Это тебе от Федьки Чивокуна привет…»

— Хороший подарочек, однако, — не удержался от комментария Куприянов, покосился на Сазона: — Дальше излагай… Кто к Зое ездил?

К Зое ездили Рома с Семой под предводительством Кабана. В помощники им Камо дал местных мексиканских парней, которые, как понял Сазон, уже несколько дней наблюдали за женщиной. Самого Сазона вместе с Кешей Камо отвозил в Сан-Франциско и показывал какое-то офисное здание, пояснив, что тут будет выполняться их следующая задача. Показал им двух прикинутых в дорогие костюмы мужиков, с которыми им предстояло разбираться через день. Задание ставилось простое, но не безопасное — когда мужики поедут на место подстроенной встречи, оказаться там, положить двух здоровых телохранителей, которые следовали за своими нанимателями как тени, и привезти барыг на хату. Они покрутились вокруг офиса, чтобы сориентироваться на местности, потом Камо показал место предстоящей встречи, где им и надлежало выполнить задание. Основательно все изучив, они вернулись в свою берлогу, где застали испуганную троицу во главе с Кабаном.

— Явно на них орал как сумасшедший! — продолжил рассказ Сазон. — Они и вякнуть не могли, так он их крыл… Я думал, он их тут же и замочит… Они должны были получить от этой бабы… извините, женщины, какие-то документы, но перестарались, умерла она…

— Убили они ее, — спокойным голосом проговорил Денис. — Ножом в сердце…

— А-а-а… — протянул Сазон, — тогда это Кабан, он, как и Кеша, все с ножиком игрался… Это он, точно… зэчары чмошные…

— Дальше, — нахмурился Денис. — Кто дал команду взять меня в разработку?

Сазон непонимающе подал голос:

— Чего-чего?

— Кто послал к Татьяне? — вступил в беседу Олег.

— Так Алекс же! — воскликнул Сазон. — Явно, видимо, ему позвонил, и он тут же примчался. Весь белый, злой, но не орал, а только шипел на всех… Вы, говорит, тут останетесь в бетон залитые, если и дальше портачить будете… Очень разозлился, что так получилось. Потом посмотрел на нас, и у меня мороз по коже пошел, выматерился и опять ушел с Явно в другую комнату. Базара мы не слышали, но минут через десять Явно вернулся и все объяснил про Татьяну и журналиста… вас то есть. А мексам Камо звонил, он ловко по ихнему шпарит.

Денис в зеркало заднего вида глянул на примолкшего бандита, сухо поинтересовался:

— Татьяну кто похитил?

— Мы с Кешей, — после небольшой паузы отозвался Сазон, видимо, судорожно соображая — признаться или свалить вину на кого-то из покойных друзей. Торопливо добавил: — Но мы очень аккуратно все сделали… Кеша отмычкой дверь открыл, подруга ваша как раз из душа вышла… Она и не сопротивлялась. Куда ей было деваться… У нас на всякий случай с собой шприц имелся с отравой, что на вас баба Фира опробовала… Вырубает мгновенно…

— Это точно, — вынужден был согласиться Гребски, вспоминая, насколько быстро он отключился в коридоре риелторской конторы. — Занятная старушка >та баба Фира… Что-нибудь про нее знаешь?

Сазон задумался, старательно перебирая в памяти все разговоры, потом сказал:

— Камо, когда мы только приехали, сказал Явно, что баба Фира — старуха старой закалки, типа в НКВД служила… И еще раз, типа, пошутил «шпиенка, дескать, старая…», а она на него так зыркнула, что он сразу же заткнулся… Короче, я ничего про старуху эту не понял. Но Алекс с ней уважительно разговаривал, я даже подумал сначала, может, мамаша она его или теща…

Денис переглянулся с Олегом, признался откровенно:

— Вот и мы про старуху ничего не понимаем…

Почти не сбавляя скорости, Денис выехал с фривея, сделал несколько маневров и остановил машину неподалеку от дома, в котором состоялась его беседа с покойным вором в законе. Прикурив сигарету, спросил у Сазона:

— Когда вы трупы обнаружили?

— Сегодня утром, вернее, уже вчера… — отозвался бандит. — Баба Фира позвонила, что вашей машины нет на стоянке. Ну мы и решили, что Явно с тобой… с вами договорился и вы уехали. План-то такой был, он же вас отпустить должен был, насколько я слышал… Для чего подругу-то мы и притащили. Мы с Кешей поехали за Явно. Как зашли в дом, так чуть не упали… — Он помолчал немного, добавил с явным уважением: — Круто вы с ними…

Денис не стал разочаровывать бандита, спросил:

— Алекс знает о случившемся?

— Не думаю, — замотал головой Сазон. — Мы, когда картину такую увидели, быстро назад и все Камо рассказали. Тот тоже в псих впал, стал орать, что за вора в законе всем отвечать придется перед сходкой… жути на нас нагнал. Алексу сообщить не получилось, он в субботу на какие-то острова улетел, завтра только вернется… тьфу ты! Сегодня уже… утром…

Олег повернулся к Сазону:

— А откуда вы узнали, что Денис в русском ресторане?

Бандит ответил сразу и с готовностью, словно ждал этого вопроса:

— Так Камо звонил кому-то! Потом объяснил, как доехать, мы же тут ни черта не знаем… схему даже нарисовал… И сказал, чтобы мы вас притащили к нему… Видимо, «хвост» за вами был…

Денис досадливо крякнул. Выходит, все-таки была слежка. Он запустил двигатель, медленно тронул машину в указанном Сазоном направлении…

«Нет… — приговаривал бандит, добросовестно вглядываясь в темные дома, — не тот… и это не тот… Вот! Кактус у почтового ящика!! Приехали…»

Денис остановил машину Когда они вышли и помогли выбраться Сазону со связанными руками, Олег со значением посмотрел в лицо бандита, для пущей убедительности ткнул ему в живот стволом «Макарова» и предупредил:

— Дернешься, пристрелю…

— Да что вы! Что вы! — шепотом воскликнул Сазон, словно его придушили. — Я же все как на духу… Я же с вами!

Олег ухмыльнулся:

— Соратник… Уверен, что кроме Камо там никого нет?

— Так… так… не должно бы, — заикаясь, отозвался Сазон.

Денис потянул его за рукав, подтолкнул в сторону двери:

— Пошли…

Нерешительно приблизившись к двери, Сазон выжидающе покосился на своих пленителей, прошептал:

— Стучать, что ли?

— Стучи, — дал добро Олег, плотнее прижал пистолет к спине бандита, — стучи, как договорились…

Со связанными руками делать это не очень удобно, но Сазон добросовестно выстучал условленный сигнал: два длинных — два коротких. Изнутри послышались неторопливые шаги, и дверь распахнулась.

— Ну что, привез… — попытался спросить невысокий плотный армянин, откликающийся на имя революционера-экспроприатора, но закончить фразу не успел. Удар Дениса свалил его с ног, а через минуту журналист, с которым Камо так жаждал побеседовать, уже скручивал ему за спиной руки подручными средствами в виде сорванного с окна шнура от гардин.

Олег увидел, что раненая рука не мешает Денису справляться с обездвиживанием противника и помощь не требуется, пихнул Сазона так, что тот влепился в ближайший угол, откуда испуганно зыркнул на обидчика. Для верности и демонстрации серьезности намерений Куприянов показал Сазону увесистый кулак, сверкнул для пущей убедительности глазами и бросился осматривать дом.

Закончив упаковывать шипящего и ругающегося по-армянски противника, Денис устремился по лестнице на второй этаж. В одной из пяти спален на прикроватном столике он обнаружил недопитую чашку кофе со следами губной помады и оставленный возле смятой подушки журнал «Релакс». Журнал был раскрыт, тут же лежал карандаш, а кроссворд на странице был почти полностью разгадан. Очевидно, Татьяна проводила время именно здесь. Денис был в этом уверен: подушка еще пахла ее духами, а присмотревшись к заполненному кроссворду, он узнал почерк Тани, мелкий и неровный.

— Никого нет! — послышался снизу голос Куприянова.

Прихватив с собой журнал, Гребски растерянно спустился по лестнице. Встретив недоумевающий взгляд Олега, пожал плечами, рывком перевернул лежащего на паркетном полу лицом вниз армянина, наклонился над ним:

— Где Татьяна?

Камо с прищуром посмотрел на него, презрительно скривил губы:

— Слушай, дорогой, тебе сказали: ищи документы и тебе вернут женщину… сказали? Что ты дергаешься, что суетишься? Людей убиваешь… В дом врываешься… Неприятности себе наживаешь… ай-я-яй…

Денис медленно распрямился, повернулся к Олегу, указал глазами на застывшего в углу Сазона:

— Этого убери…

Олег удивленно вскинул брови, а Сазон, со стуком рухнув на колени, истово взмолился:

— Не убивайте! Я же все рассказал! Вы обещали не убивать!

Денис жестко улыбнулся:

— Отсюда убери… закрой на втором этаже, я хочу с нашим большевистским комиссаром наедине побеседовать…

Сазон расслабленно всхлипнул, да и на лице бывшего опера легко читалось облегчение. Он тоже, ожесточившись в горячке последних дней, понял указание журналиста почти буквально. Подталкиваемый им украинский гость споро затопал по лестнице, даже не оглядываясь на остающегося соратника. А тот в неудобной позе, со связанными за спиной руками, лежал на полу и с интересом следил за действиями журналиста. Во взгляде его не было страха. Легкая растерянность — да, но не страх.

Денис ровным голосом повторил вопрос:

— Где Татьяна? Она была тут. Где она сейчас?

— Была да сплыла, дорогой, — ухмыльнулся Камо, демонстрируя золотую коронку на одном из резцов. — Развяжи, друг, я не буду бегать, посидим, поговорим, как два деловых человека…

— Я не деловой человек, — огорченно проговорил Денис, медленно прохаживаясь рядом с пленным. — И никак не твой друг…

С этими словами он присел рядом с армянином, приподнял его за воротник дорогой рубашки, помедлил секунду, а потом не сильно, но жестко ткнул кулаком прямо в раскрытый в улыбке рот. Кровь струйкой побежала по гладко выбритому подбородку Камо, исчезла усмешка из прищуренных глаз.

— Вот это ты зря, — сплюнув, проговорил он. — Нам еще вместе жить и жить…

Денис локтем резко задел крупный с горбинкой нос. Понаблюдал, как тот глотает хлынувшую кровь, тем же ровным тоном поинтересовался:

— Где Татьяна?

— Ты лучше скажи, земляк, — подал голос Куприянов, который разместил успокоившегося Сазона со связанными ногами в одной из кладовок дома и теперь сидел на верхней ступеньке лестницы, поигрывая трофейной «береттой» с привинченным глушителем. — Не в духе мы сейчас… Нет у нас желания разговоры разговаривать…

Камо подполз к ближайшей стене, полусидя оперся на нее. Перевел взгляд с одного противника на другого, скривился от боли:

— Ну зря вы, зря… Я думал по-хорошему договориться…

— Ты думал с нами договориться?! — раздраженно воскликнул Олег, подходя к нему с видом отнюдь не миролюбивым. — Ты думал, мы с тобой будем чай пить, за жизнь базарить, а потом побежим исполнять указания? Ты так думал?

Камо задрал лицо вверх, чтобы как-то остановить текущую из носа кровь, отозвался насмешливо:

— Я вообще, дорогой, не собирался с тобой встречаться…

— Ни с нами встречаться, — преувеличенно любезно начал Денис, — ни Зою убивать, ни Татьяну похищать… Никто не собирался ничего делать… Так получается?

— Не поверишь, дорогой, — скосив глаза, ответил Камо, — но так… Если бы твоя бывшая подруга не полезла, куда ей не надо было лезть, ничего бы не было…

— Интересно-интересно, — потер руки Денис. — Продолжай…

— Я знаю, что говорю… — последовал его совету Камо. — Отдала бы все бумаги, что от нее требовались, тоже бы ничего не сделали… Все должно было быть просто и небольно… — Растянул разбитые губы в улыбке, поерзал спиной по стене, устраиваясь удобнее, спокойно поглядел на Олега и его приятеля. — Сама виновата, выеживаться стала… Да и ты, журналист, погорячился, с Явно беседуя… Как ты их замочил-то? Мент, что ли, помог?

— Помог, — бывший опер добродушно согласился с предположением. Но тут же его ботинок, описав короткую дугу, врезался в ребра расслабившегося Камо. От этого с виду несильного удара голова Камо дернулась и раздался глухой стук от соприкосновения затылка и стены.

Когда глаза допрашиваемого открылись, он увидел перед собой напряженное лицо бывшего опера:

— Ты будешь отвечать на вопросы или я продолжу?

Камо сморщился от боли, процедил сквозь зубы:

— Убить вы меня не убьете… А вот если я колоться стану, жить мне недолго… Так что, бей, дорогой, бей… Вспомни свое ментовское прошлое… Только не забывай, мы с тобой в одном городе живем, а у тебя жена есть, сын… мастерская твоя… Всякое случиться может…

— Ну ты наглый, — с удивлением протянул Олег. — Ты еще пугать меня будешь?

— Я не пугаю, — переводя стесненное от удара дыхание, сообщил Камо, — я предупреждаю… Вам и так придется трудно, за вора в законе отвечать перед братвой будете…

Закончить фразу ему не удалось. Он снова охнул, получив короткий удар по ребрам, скривился от боли.

— Пошли вы… — процедил Камо. — Не будет никакого базара…

Но Денис решил задать еще несколько вопросов, о чем и сообщил, ткнув ему в грудь свернутый трубкой журнал.

— Зачем вы хотели похищать каких-то бизнесменов? Где мы можем найти Алекса? Кого ты боишься? Чей это заказ? Где Татьяна?

Превозмогая боль, Камо снова попытался устроиться удобнее, насколько это возможно со связанными за спиной руками.

— Дорогой, зря время тратим… У меня еще столько дел: дом от трупов очистить надо, не оставлять же братву… После вашего ухода порядок навести надо… Да и тебе, журналист, еще документы найти надо, да… — он язвительно улыбнулся, — а ты тут сидишь, Джеймса Бонда из себя строишь… Алекс тебя сам найдет. У него и спросишь, чей заказ… и он тебе, как передашь документы, бабу твою вернет… А я с вами, козлами, разговаривать не хочу… Поняли, да?

Олег всплеснул руками, посмотрел на приятеля, потом на вызывающе усмехающегося Камо.

— А за «козлов» ответишь, ара! — крикнул он и, практически не целясь, выстрелил.

Камо вскрикнул и обмяк быстрее, чем Денис успел что-либо сообразить и предпринять. Подскочив к потерявшему сознание бандиту, он увидел, что по брючине расплывается кровавое пятно.

— Ты же его на всю жизнь инвалидом оставил, — осматривая ногу бандита, констатировал Денис.

Олег махнул рукой:

— Так он по жизни инвалид… А с кривой ногой не так шустро бегать будет… меньше вреда от него…

— Перевязать бы надо, — задумчиво произнес Денис, — истечет кровью…

— Это мы запросто, — с готовностью согласился Куприянов и, используя все тот же шнур от гардины, ловко наложил жгут лежащему без сознания армянину, приговаривая негромко — Все должно было быть просто и не больно…

Сазон хоть был бойцовской закалки, но когда Олег вынул его из кладовки и привел вниз, где, неестественно вывернув ногу, под которой расплылось пятно крови, в бессознательном состоянии пребывал тезка красного командира, ему стало нехорошо. Лицо побелело, мелкие бусинки пота заблестели на лбу и щеках. Нервно переводя взгляд с распростертого на полу Камо на своих пленителей, Сазон с подвыванием спросил:

— И-и-и… что-о-о те-е-е-еперь бу-удет?

— Будет еще интереснее, — усмехнулся Олег, развязывая ему руки. — Бери своего армянского дружка и иди за мной.

Сазон послушно взвалил безвольное тело на плечо, зашагал следом за бывшим опером к выходу. На улице стояла прохладная звездная ночь. Цикады трещали так, что трудно было бы, даже если прислушаться, услышать шаги человека. Тащить свой груз Сазону пришлось недалеко. Гребски уже подогнал машину почти к дверям дома и стоял возле открытого вместительного багажника. Он молча указал бандиту вглубь, где уже были постелены какие-то газеты и тряпки. Сазон в нерешительности замер, но, почувствовав увесистый толчок в спину, уже не особенно церемонясь, сгрузил своего подельника. Когда Денис захлопывал багажник, послышался легкий стон.

Олег предупредительно открыл перед Сазоном дверцу «ривьеры», опустил переднее сиденье:

— Прошу… Руки связывать не буду, но имей в виду…

— Понимаю-понимаю, — спешно заверил Сазон, ловко забираясь на заднее сиденье машины и затихая там.

Ехали недолго. Когда Денис остановил автомобиль возле дома, где они совсем недавно беседовали с вором в законе, бандит забеспокоился.

— Вы же не будете меня убивать? — заискивающе проговорил он, пытаясь встретиться с кем-нибудь взглядом.

Денис не ответил, чем вызвал у Сазона новую волну тревожного ужаса, прошедшую от макушки до пяток.

— Не будем, не переживай, сердешный, — слегка ерничая, отозвался Олег, выйдя из машины и всматриваясь в темноту. — Выгружай дружка…

Следуя негромким указаниям Дениса, Сазон выволок чуть слышно стонущего Камо из багажника, занес в дом и остановился в прихожей, словно увидел привидения.

— Клади! — резко сказал Олег, показав ему кулак.

Сазон сбросил тело на пол, и раненый вновь застонал.

— Все должно было быть просто и не больно… — словно самому себе сообщил Олег, посмотрел на замершего бандита, достал из-за пояса «беретту», протянул.

Сазон послушно взял пистолет, вопросительно глядя на бывшего опера и переминаясь с ноги на ногу. Денис тоже не совсем понимал, что происходит, однако, видя спокойствие на лице приятеля, перестал об этом думать. Позже Олег сообщил ему, что разрядил обойму.

— Значит так, — строго произнес Олег, обращаясь к бандиту, — за домом установлено наблюдение, я позвонил нашему коллеге, он этим займется… А потому сиди тут и не высовывайся. Вода из кранов бежит, сортир есть… какая-нибудь жратва в холодильнике найдется, не помрете.

— Ну да… — заискивающе усмехнулся Сазон.

Олег грозно нахмурил брови:

— Смотри у меня! Следи, чтобы он тут не помер… Не в твоих интересах кому-нибудь рассказывать о бурных событиях сегодняшнего вечера и ночи…

Уже в дверях, выходя из дома следом за Денисом, он обернулся и показал бандиту кулак.

— Не балуй, хлопчик! Скоро увидимся…

Сазон, изображая полную покорность, низко опустил голову.

Дом Славика Зинчука располагался на вершине холма, застроенного домами, доступными по цене не всякому даже нерядовому американцу. Стоило Денису остановить машину перед воротами, как зажегся яркий свет, а через минуту откуда-то из каменной колонны раздался голос хозяина.

Как Денис ни вглядывался, так и не смог определить расположение камер, через которые окрестности особняка тщательно просматривались, что можно было наблюдать на большом экране телевизора в кабинете Славика, собственными руками спроектировавшего систему наблюдения не только за пределами своей земли, но и внутри забора. Мог он наблюдать и происходящее в каждой комнате дома. Только чаще всего там ничего не происходило, поскольку вел Славик весьма замкнутый образ жизни.

— Привет братьям-разбойникам, — послышалось из динамика. — Оба зайдете?

— Я один, — сообщил Денис и вышел из машины.

Олег быстро занял водительское место и выжидательно смотрел на приятеля. Гребски задумчиво потрепал себя за нижнюю губу, проговорил наконец:

— Думаю, мы приняли правильное решение. На подъезде к дому позвони из автомата и сообщи, как договорились…

— Добро, сделаю, — пристукнув по рулю ладонью, кивнул Куприянов. — Типа что-то там не так, странные люди ночью… Что-то или кого-то таскают… Может, террористы…

— Годится, — слабо улыбнулся Денис. — Пока, старина, держим связь. Ты аккуратнее…

Из динамика послышалось хмыканье наблюдающего за ними Славика, и ворота стали медленно открываться, пропуская направившегося к особняку Дениса.

* * *

Агент Берри Вайт закончил составление плана по работе с попавшим в поле зрения его отдела русским программистом, отложил исписанные листки, подошел к окну. Он рассматривал фантастический пейзаж мегаполиса с устремленными в темное ночное небо сверкающими небоскребами.

«Тис здесь понравится», — подумал он, довольно улыбаясь, глянул на часы и пришел к выводу, что если позвонит любимой в шесть часов утра по оклахомскому времени, ничего страшного не произойдет. Ей все равно пора просыпаться.

— Хэлло, беби… — голосом своего знаменитого тезки сказал он, прижимая мобильный телефон к уху. — Как ты там без меня?

Однако через десять минут от разговора с далекой возлюбленной агента Вайта оторвал сигнал селектора. Бросив быстрое: «Целую, люблю, жду!» — Берри нажал клавишу селектора:

— На связи! Что там у вас, Джей Ти?

Сквозь легкий треск помех донесся голос агента из группы наблюдения, сообщившего, что к воротам дома объекта подъехал автомобиль «ривьера», водитель о чем-то переговорил с хозяином дома, после чего был запущен внутрь, а пассажир, пересев на водительское сиденье, уехал.

— О чем они говорили? — заинтересовался Берри Вайт.

Слышно было, как Джей Ти вздохнул:

— Говорила мне мама, изучай русский язык, так нет… Они по-русски говорили, сэр, я разобрал только слово, похожее на «террорист», но разговор записан… можете не беспокоиться. Номер машины пробиваем по базе…

— Хорошо, — похвалил агент Вайт, — фотографии удалось сделать?

— Да, сэр… Все в порядке.

— За машиной установили наблюдение? — на всякий случай решил он уточнить, хотя знал, группа на объекте работает очень надежная. Но лишний раз спросить не мешает.

— Четвертый уже ведет «ривьеру», — с легкой обидой в голосе отозвался Джей Ти. — Как только будет от него информация, я вам сообщу…

— Отлично! — резюмировал Вайт, хотел задать еще какой-то вопрос, но Джей Ти опередил его.

— Машина принадлежит Денису Гребски, в прошлом Денису Гребенщикову, проживающему… Я уже послал информацию в компьютерный центр, сэр… Фото тоже там…

— Спасибо, Джей Ти.

Вайт отключил селектор и задумался. Фамилия Гребски попадалась ему в каких-то бумагах, причем совсем недавно.

 

Глава 23

Проснулся Денис, как ни странно, от щебетания птиц за окном спальни. В своей квартире, расположенной в центре города, он просыпался от шума автомобилей, людского гомона, но никак не от пения птиц. Сюда же, во владения Славика Зинчука, звуки цивилизации не проникали, и это было непривычно. Гребски не впервые остался ночевать у гостеприимного приятеля, так уже случалось. И каждый раз он засыпал с большим трудом. Не хватало привычных уличных шумов, создающих фон жизни для населяющих мегаполисы представителей рода человеческого. Однако в этот свой приезд Гребски заснул мгновенно.

Напряжение последних дней сказалось на его организме, хоть и тренированном, но все-таки имеющем свой ресурс. Уже во время разговора он почувствовал, что глаза его неумолимо закрываются, словно к векам подвесили пудовые гири, а мозги затуманиваются непреодолимой дремотой, сил сопротивляться которой у него не осталось. О чем он и сообщил Славику. Хозяин, выкатившись на кресле из-за своего огромного, заставленного мониторами стола, подхватил валящегося от усталости приятеля и доставил в одну из восьми спален, имеющихся в доме. Ощущение прикосновения к подушке осталось в памяти Дениса, но дальше… дальше был сон без сновидений. Даже тупая ноющая боль от раны исчезла. То есть, конечно, она была, но Денис ее просто не ощущал.

Открыв глаза, Денис созерцал кружевной балдахин, возносящийся над огромной кроватью, способной разместить не менее шести человек и покоящейся на массивных резных колоннах красного дерева. Спальня была залита солнечным светом, но тут, под балдахином, царил матовый полумрак, из которого не хотелось выбираться.

— Хорошего помаленьку, — сообщил сам себе Гребски, резко поднимаясь и спуская ноги на прохладный паркет. — Одиннадцать часов! Ну, вы и спать, мистер!

В ванной комнате он нашел все, что ему могло понадобиться для обработки раны. Заботливый Славик выложил необходимое на доступном для обозрения месте. Морщась, отодрал присохший бинт, в зеркало осмотрел порез, достаточно глубокий, но скользящий, покачал головой, отбросив мысль обратиться к врачу Аккуратно обмыв рану, залепил ее лейкопластырем с антисептической прокладкой, стараясь не замочить плечо, встал под душ.

Мощные струи воды, хлещущие по телу окончательно привели его в рабочее состояние. Он облачился в чистую одежду, оставленную для него все тем же предусмотрительным Славиком, прихватил кобуру с револьвером и отправился на поиски хозяина.

Хозяин обнаружился на своем рабочем месте, словно и не уходил никуда от своих компьютеров. Заслышав приближение журналиста, он повернулся, торопливо дожевывая что-то, махнул рукой в сторону небольшого столика у стены, на котором, прикрытое салфеткой, находилось нечто. Тут же стояла кофеварка.

— Я там тебе бутерброд сделал, — справившись с процессом проглатывания, сообщил Славик. — Ты так стремительно отключился, что я тебя и покормить не успел.

— Да уж, конфуз вышел, — признался Денис.

— Да брось ты. Учитывая обстоятельства, ты еще долго держался… Да и сейчас выглядишь как огурчик… Рука болит?

Денис пошевелил плечом, проверяя, беспокоит ли его рана. Помедлил секунду в раздумье, пришел к выводу, что не беспокоит, и сообщил об этом Славику. Тот удовлетворенно кивнул:

— Ну и славно! Что называется — «готов к труду и обороне!».

— Это точно, — невесело усмехнулся Гребски. — К труду ратному и круговой обороне…

Славик крутнулся на кресле, посмотрел на журналиста внимательно, взъерошил рыжие волосы.

— Кстати, о ратном труде… Ты, перед тем как отрубиться, начал признаваться… — сказал он, а увидев удивленные глаза приятеля, хохотнул: — Не в любви!

— Уф! — изобразил облегчение Денис, судорожно пытаясь вспомнить промежуток времени между его прибытием в особняк и постыдным проваливанием в сонное беспамятство. — Очень интересно! И что же я тебе плел?

Славик с минуту не отвечал, смотрел на него серьезным взглядом. Потом беззаботно сообщил, словно ничего не значащую вещь:

— Прикольно! Ты сказал, что должен признаться мне в чем-то, что не можешь таить столь опасные вещи от лучшего друга… Спросил, знаю ли я, кто такие воры в законе и, получив утвердительный ответ, потребовал глоток виски, а получив оное, тут же отключился, так и не удовлетворив мое, согласись, вполне объяснимое любопытство.

— Соглашаюсь, — покаянно кивнул Гребски, с сомнением разглядывая многоэтажный бутерброд, сооруженный приятелем. — Наверное, я повременю… а пока — кофе с сигаретой, если не возражаешь.

— Когда я возражал? — развел руками Славик, улыбнулся. — Хотя на твоем месте я бы сейчас покушал, потому что позже может не получиться…

Денис замер с чашкой в руке:

— Что ты имеешь в виду?

Славик нажал какую-то кнопку на своем столе, и большой экран плазменного телевизора ожил, демонстрируя популярного в Сан-Франциско диктора, который вначале застыл, потом дернулся. По экрану понеслись полосы, свидетельствующие о том, что Славик перематывает пленку.

— Сейчас включу с самого начала, — пояснил он. — Это десятичасовые новости. Обычно я редко смотрю новости, мне Интернета хватает, чтобы быть в курсе событий, но, учитывая все, что происходит с моими близкими друзьями, решил вот сегодня посмотреть… Думаю, тебя заинтересует…

Сюжет в самом деле был небезынтересным.

Репортаж снимали утром, и при нормальном освещении Гребски не сразу узнал окружение и сам дом, с которым за последние три дня его стали связывать далеко не самые приятные воспоминания. Дом, куда его привезли в бессознательном состоянии, где он имел долгую и бестолковую беседу с вором в законе и его подручными, куда, в конце концов, не далее как сегодня ночью они с Олегом привезли раненого армянина Камо и здорового, но надломленного духом бандита Сазона.

Камера демонстрировала полицейских, вытаскивающих из дома упакованные в черные мешки тела.

Оператор крупно выхватил лицо Камо, лежащего без сознания на носилках-каталке, перевел камеру на растерянного Сазона в наручниках, непонимающе хлопающего глазами, пытаясь уловить, о чем его спрашивает полицейский. Телевизионщики работали красиво, панорамы места происшествия перемежались крупными планами взволнованных лиц людей, собравшихся за желто-ленточной чертой, отгородившей место преступления от остального мира. На короткий миг среди зевак на экране мелькнуло непроницаемое лицо «наштукатуренной» старушки бабы Фиры, столь радушно принявшей Дениса в риелторской конторе. В следующий момент оператор ринулся навстречу полицейскому детективу и темнокожему типу в гражданской одежде, представляющему то ли прокуратуру, то ли ФБР. Корреспондент попытался что-то спросить у них, но, вежливо отстраненный, продолжил выдавать текст: «Как мы уже сообщали, несмотря на то что полицейские чины отказываются комментировать происшедшее, наши источники утверждают, что все участники этого ужасного действа, я бы даже сказал бойни, — эмигранты из России. Есть предположение, что имеет место бандитская разборка или сведение счетов между членами русской мафии. Как известно, в Сан-Франциско и районе залива проживает около двухсот тысяч выходцев из стран бывшего Советского Союза. В основном это законопослушные граждане…»

— Дальше идут общие рассуждения на тему активизации международной организованной преступности, — пояснил Славик, остановив пленку.

Но Денис, не отреагировав на его замечания, всматривался в экран. Потом попросил негромко:

— Прокрути чуть-чуть…

Славик исполнил просьбу.

За спиной быстро говорящего корреспондента появилась знакомая Денису фигура, которая и привлекла его внимание.

— Стоп! — скомандовал Гребски, подошел ближе к экрану, посмотрел на знакомое лицо, повернулся и недоумевающе произнес: — А детектив Лопес что там делает? Это же не его район.

— Точно! — обрадовался Славик. — Это тот мужик, что от тебя выходил, когда я завалился. Прикольно!

— Прикольно, прикольно, — задумчиво повторил Гребски любимое словечко приятеля. — Так с чего ты решил, что меня заинтересует этот сюжет? И почему ты на моем месте поел бы сейчас? Почему ты считаешь, что я не смогу это сделать позже?

Славик насмешливо вскинул рыжеватые брови, запустил пятерню в свою шевелюру, хмыкнул многозначительно:

— Ты понимаешь, Денис… Как человек, привыкший мыслить логически и умеющий рассчитывать самые различные операции в огромном количестве вариантов и анализировать их, я пришел к выводу… Событие, последствие которого мы только что имели возможность наблюдать благодаря оперативности американского телевидения, имеет к тебе непосредственное отношение. Вернее, наоборот, ты к этому событию… И мне кажется, визит полиции в данный заурядный во всех отношениях дом — результат обговоренного вами с Олегом звонка, Олегом же анонимно произведенного, — отвечая на вопрос, читающийся на лице журналиста, Славик покачал головой: — Совсем ты вчера был никакой… Вы говорили об этом у ворот… Мне же все слышно было…

— А-а-а! — преувеличенно громко выдохнул Гребски, хлопнув себя по лбу. — Точно! Кстати, Олег не звонил?

— Не звонил, — отозвался Славик, — ты мне зубы не заговаривай. Не получится! Потому что, насколько я теперь понимаю, задача по восстановлению информации с Зоиного компьютера, которой я занимаюсь, весьма важна… Я думаю, ты надеешься выяснить, что послужило причиной такого ажиотажа вокруг Зои, причиной ее смерти и всего прочего…

— Ну, тебе не откажешь в здравом смысле и логике… — вынужден был признать Гребски.

— Ну дык и не надо отказывать! — хвастливо вздернул подбородок программист. — Я же аналитик все-таки. И как аналитику мне кажется, что я уже втянут в эту сумасшедшую игру. А еще мне кажется, ты должен мне все рассказать, чтобы я мог полнее представлять картину происходящего, а следовательно, предугадать возможную опасность, которая реально может мне угрожать…

Славик многозначительно уставился на приятеля, всем своим видом демонстрируя решимость дождаться правдивого и искреннего рассказа. И он его дождался, поскольку Гребски понимал, что возразить на столь железные аргументы ему нечего. Вздохнув, он начал рассказ. Несколькими сигаретами спустя, отставив в очередной раз опустошенную чашку, развел руками:

— Вот так все происходило…

— Прикольно! — через некоторое время произнес Славик, дав себе время на осмысление услышанного. — А пистолет-то этому Сазону зачем отдали?

Денис слегка улыбнулся:

— Чтобы ложный след ввести… Может, это он ногу Камо прострелил… Олегу такая мысль пришла…

— Ну да, — согласился Славик, — парня тоже можно понять… Тем более вы решили сообщить в полицию… А что с Татьяной?

Лицо Гребски помрачнело при упоминании имени подруги, находящейся неизвестно где. Единственное, что помогало ему сохранять спокойствие и продолжать действовать — так это уверенность, что Татьяна жива и невредима, в чем он и признался.

Славик задумчиво потер лоб, посмотрел в окно на перистые облака, перевел взгляд на журналиста:

— Мне тоже так кажется. Татьяна для них — серьезный козырь. Возможность держать тебя на коротком поводке, приманивать и заставлять действовать… Нет им смысла лишать себя такой карты.

— Я очень надеюсь, что эти люди рассуждают так же, — дрогнувшим голосом ответил Денис. Чтобы скрыть смущение, хлопнул ладонью по колену: — Теперь ты все знаешь… Как твои успехи?

Настала очередь Славика уныло разводить руками:

— Процесс идет, но что-либо показать не могу… Пока не могу. Но поверь, все будет нормально. Достаточно скоро, может быть, даже сегодня мы сможем что-нибудь посмотреть…

— Очень бы хотелось, — честно признался Гребски. — А сейчас уже можешь что-нибудь сказать?

Славик скромно потупился:

— Теперь я уже знаю все. То есть практически все. Тебе интересно, от кого Заинька получила письмо три месяца назад и что ответила? Хочешь знать, сколько раз она заходила на сайт знакомств или когда отказалась от получения рассылки анекдотов? А журнал ее доходов за последние два года не интересно полистать?

— Ты серьезно? — облегченно выдохнул Гребски.

Славик, довольный произведенным эффектом, гордо кивнул:

— Абсолютно. Вот спроси, спроси меня, сколько раз и какой службой доставки Зоя пользовалась, чтобы отправить посылку своей подруге в Киев, и сколько ей это стоило. Хочешь знать, когда она включила компьютер месяц назад, сколько времени работала и когда выключила. Хочешь? Спроси меня. Я знаю.

— Неужели это возможно? — не удержался от восклицания Денис.

— Возможно. Но не для всех. — Славик ерничал, явно гордясь собой. — Для этого нужно было объединить мой пытливый ум с техническим прогрессом, последними достижениями информационных технологий и французской булкой с ветчиной. А если серьезно, то пришлось взломать три десятка почтовых серверов, пару-тройку интернет-порталов, несколько корпоративных систем, три банковских базы данных, сервер службы экспресс-доставки, ну и еще кое-что по мелочам.

Денис не мог скрыть своего восхищения:

— Замечательно!

Программист скромно махнул рукой, сообщил с улыбкой:

— Пришлось написать несколько программулек, в том числе и для заметания следов моего пребывания во всех этих замечательных местах… Если оценивать работу в деньгах и компьютерном времени, то все обошлось бы тысяч в триста пятьдесят. Если добавить сюда возможные иски о нарушении конфиденциальности информации, то это еще миллионов пять-шесть. Но! Про ущерб никто не знает и не узнает. Я никому не скажу. Ты, надеюсь, тоже.

Гребски прижал руки к груди и с видом, демонстрирующим его полную откровенность, заявил:

— Ни в жизнь!

— Верю, — усмехнулся Славик. — Сейчас мои ребята из Черкасс крутят офисный сервер ИТМ… И не только их головного офиса, но и всех остальных. Нужно тебе сказать, что защита там очень достойная, мне даже, кажется, известно, кто ее делал… пересекались как-то виртуально… Костик Сугонякин. Забавный, тебе доложу, парнишка… Работал удаленно на американскую компанию, сидя в своем Мариуполе-Марипуполе. Потом американы его в Техас к себе перетащили по рабочей визе… Да не срослось у них. Другие переманили, ну и рванул он в Бостон… Да чего-то с боссом не поделил, тот ему визу не продлил… Пашет сейчас Костик, по моим данным, в одном украинском банке начальником программного отдела, сам и начальник, сам и программист… Поинтересуюсь я у него, однако, чего это он для ИТМ так расстарался…

— Интересно, что ИТМ такую мощную защиту установила… — Денис задумчиво коснулся подбородка.

Славик согласно закивал:

— Ага! Мне тоже интересно стало! Да еще один мелкий фактик! Почему я на ребят из Черкасс и скинул эту работу…

— Что ты имеешь в виду? — насторожился Гребски.

— Ты понимаешь, — раздумывая, как бы правильно сформулировать мысль, отозвался Славик, — только я начал к защите присматриваться, появилось у меня ощущение присутствия еще кого-то… И этот кто-то, кажется, меня засек…

— Еще один хакер пытался взломать их сервер?

Славик обиженно вскинул брови, скорчил недовольную гримасу:

— Какие слова вы употребляете! Ругательно-бранные, прямо скажем…

— Ну а если серьезно? Как такое возможно? — продолжал допытываться Гребски. — Ты хочешь сказать, что кто-то интересуется делами ИТМ?

Славик утвердительно затряс рыжей шевелюрой:

— Ага… однозначно! И подтверждением того, что этот «кто-то» имеет серьезные ресурсы, может служить тот факт, что, несмотря на все мои очень быстрые и профессиональные действия по стиранию следов своего пребывания на вышеозначенном сервере, этот «кто-то» меня вычислил… Странные такие атаки стали наблюдаться на мои машины…

— Это опасно? — забеспокоился Гребски.

— Все успешно нейтрализовано, — не без гордости за содеянное сообщил Славик. — Я запутал следы, увел их на Австралию… Ну а черкасские ребята занялись плотно ИТМ, а заодно попробуют выяснить, чье присутствие я там обнаружил…

Денис понимающе покачал головой:

— Послушай, по-твоему, есть в том, что ты на данный момент раскопал, восстановил, узнал… что-нибудь такое, из-за чего могли убить Зою? Из-за чего завертелась вся эта карусель! Убийства, похищения, слежка! Что-то похожее на документы или информацию, которую, как ты теперь знаешь, от меня требуют найти, за чем охотятся эти уголовники и те, кто за ними стоит?

Славик на минуту задумался, запустив пальцы обеих рук в рыжую шевелюру.

— Убить? — переспросил он. — Едва ли в мире вообще есть что-то такое, из-за чего стоит убивать. Хотя… если замешана политика, власть, а ты говорил, прослеживается связь между вором, нелегально оказавшимся в Сан-Франциско, и кандидатом в президенты Украины… Насколько я помню из соответствующего университетского курса, исторический опыт показывает, что в борьбе за власть все средства хороши…

— Согласен. — Денис прошелся по комнате. — И все же… Есть какие-нибудь зацепки? Повторю вопрос: есть на этом диске что-то такое, ради чего могли убить Зою?

Славик медленно и отрицательно покачал взлохмаченной головой:

— Нет. На этом диске — нет. Хотя с восстановленными материалами необходимо работать, чем я и займусь сейчас…

— Значит, я опять в тупике, — сказал Денис, огорченно ударив кулаком по столу, поморщился от боли в порезанном плече. — Темном и глухом тупике… Татьянина жизнь зависит…

Славик решительно перебил его:

— Ты не дал мне договорить… При проверке интернет-ссылок выяснилось, что у Зои на одном из платных серверов был виртуальный диск, ну, такое место, где можно хранить свои файлы и получать доступ к ним с любого компьютера, если знаешь пароль доступа. Очень удобная штука, надо признать. Стоит всего двадцать долларов в год, зато снимает кучу проблем.

— Не тяни! — взмолился Денис.

— Я не тяну, — без улыбки сказал Славик. — Пришлось по-тихому взломать этот сервер и скопировать Зоины файлы.

Гребски оживленно спросил:

— И что там?

— Не знаю, — честно признался Славик, развел руками.

— Так давай посмотрим! — предложил Денис и направился к компьютеру.

Славик растянул тубы в невеселой и извиняющейся улыбке, остановил приятеля движением руки:

— Не получится, старина, — и пояснил: — В этих файлах только часть данных, половина или треть, не знаю. Для того, чтобы прочесть все, нужен ключ.

— Ключ? — переспросил Денис.

— Ну да. Именно ключ…

Денис недоумевающе посмотрел на приятеля:

— Ты же взламываешь все что угодно! Неужели ты не можешь сгенерировать какой-то ключ?! Написать какую-нибудь программу, чтобы подбирала ключи… еще как-то решить эту задачу?!

— Не горячись, остынь, — дурашливо отмахиваясь от наседающего на него журналиста, проговорил Славик. — Речь идет о физическом объекте!

Денис отступил на шаг, обхватил пальцами подбородок:

— А как он может выглядеть, этот ключ?

— Да как угодно! — фыркнул Славик. — Это может быть карточка флэш-памяти… Может быть крохотная пластинка размером с половину ногтя. Да все что угодно! Но вот память, немного, мегабайт тридцать, присутствовать должна обязательно.

— Зачем? — спросил Гребски. — Прости, что дилетантские вопросы задаю, но…

— Это очень просто. Ну, вот представь. — Славик взял листок бумаги. — Вот тут написан какой-то текст, но не просто написан, а зашифрован. Потом делаем так, — он разорвал листок пополам, — одну половину прячем где угодно, хоть просто так оставляем на компьютере. А на второй половине — другая часть зашифрованного текста и, может быть, часть ключей к шифру или еще что-нибудь. Так вот этой другой части у нас нет, и найти ее я не смог.

— Просто граф Монте-Кристо какой-то, — выслушав объяснение, пробормотал Денис.

Славик покачал головой:

— Э-э, нет… Аббату Фариа было не в пример проще. Потому что, во-первых, текст у него был незашифрован, а во-вторых, он примерно знал, что там может быть написано. В отличие от нас. Ты вот знаешь, что может быть в этом файле?

Денис пожал плечами:

— Не знаю. Но явно что-то важное для тех, кто это ищет. Да и для нас тоже, поскольку уж мы втянуты в эту игру…

— Оно и понятно, — с готовностью поддакнул Славик. — Надо искать ключ. Без него никакой другой возможности прочесть файл у нас просто нет. Можешь мне поверить.

— Да я верю. — Денис сокрушенно опустился на стул, прикурил сигарету, выпустил дым и проговорил негромко: — Пойди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что…

 

Глава 24

Парковка автомобиля — извечный бич больших юродов. А если город, как Сан-Франциско, большей частью расположен на холмах, парковка представляет собой проблему серьезную. Если еще учесть, что круглый год улицы этого города наводнены туристами, серьезная проблема становится подчас нерешаемой.

С большим трудом Денису удалось втиснуть огромный «хаммер», позаимствованный у Славика по причине отсутствия собственной машины, на которой ночью уехал Олег Куприянов, на стоянку возле банка. Гребски после недолгих раздумий пришел к выводу, что двести пятьдесят тысяч долларов на дороге не валяются, и решил положить чек, присланный неизвестным издателем, на свой счет. Никто этого издателя не принуждал высылать гонорар за мифическую книгу, следовательно, учитывая сложившиеся обстоятельства, использование приличной суммы выглядело логичным.

— А там видно будет…

Пришла ему в голову и мысль запастись наличными деньгами. Несвойственная, надо сказать, большинству нормальных американцев мысль. Привыкли они пользоваться кредитными и дебитными карточками и практически забыли о существовании реальных зеленых бумажек с портретами президентов. И даже более того, наличие в бумажнике серьезной суммы рассматривают как вещь подозрительную, потому что считается, что много наличных в бумажнике — верный признак их криминального происхождения. Но в положении Дениса ему было глубоко наплевать, что о нем подумают банковские служащие, если он попросит десять тысяч бумажками по двадцать и пятьдесят долларов.

С вежливой улыбкой служащая банка приняла чек, не моргнув от серьезности суммы вклада, постучала по клавишам компьютера.

— Что-нибудь еще, сэр? — когда деньги оказались на счете Дениса, поинтересовалась она.

— Наличные. Десять тысяч, — улыбнулся в ответ Гребски.

Служащая ничего не сказала, лишь приподнятые брови выдали ее удивление. Тем не менее через десять минут Денис уже выходил из банка и забирался в машину, одну из причуд гениального программиста Славика. Мало ему «майбаха», подавай и «хаммер» в придачу.

Hummer — аббревиатура от High Utility, Maximum Mobility, Easy Raiding, что в переводе означает «высокая универсальность, максимум мобильности, легкое движение», может быть, и неплох для езды по просторным улицам какого-нибудь Техаса или Оклахомы, но назвать этот автомобиль легковым и легко управляемым на узких улицах Сан-Франциско у Дениса язык бы не повернулся.

Медленно и с большим трудом он продвигался по забитой машинами улице Анза, по обеим сторонам которой расположились китайские, японские и мексиканские магазины, торгующие дешевыми овощами и фруктами, что привлекало толпы покупателей, а следовательно, вдоль тротуара тесно и безалаберно было припарковано множество автомобилей.

Наконец Денис выбрался на более просторную улицу Гери, тянущуюся из делового центра города до самого океана. Остряки из эмигрантской братии называли улицу «Герибасовской», по аналогии с легендарной одесской Дерибасовской. Называли, надо признать, не без основания. Так уж сложилось, что в районе Ричмонд, который избрали для проживания множество эмигрантов из бывшего СССР, концентрация различных магазинов, кафе, аптек и прочих заведений с говорящими по-русски владельцами была солидной. Не столь плотной, конечно, как на известном всему миру Брайтоне, но все-таки… Пройти по улице и не поздороваться с несколькими старичками или старушками, увиденными тобой в первый раз, было нельзя. Народ тут жил общительный, да и одесситов было предостаточно.

Денис свернул на улицу Бальбоа, названную по имени известного конкистадора, первым из европейцев пересекшего Панамский перешеек и достигшего берега «Южного моря» — Тихого океана. Именно тут, совсем неподалеку от этого самого океана, и находилась автомастерская Олега Куприянова. Не так чтобы на самом бойком месте, поскольку улица Гери, устремившись по склону холма прямо к океану, уходила в сторону Она огибала заброшенное здание обанкротившегося хозяйственного магазина, за которым обнаруживался бывший склад этого магазина, а ныне автомастерская со скромным названием «Днипро».

Но это не мешало бизнесу Олега. Кроме выкупленного им здания он преспокойно использовал кусок пустыря для размещения отремонтированных автомобилей. А лучшей рекламой был качественный и, что для эмигрантского люда немаловажно, недорогой ремонт Клиентов у Куприянова хватало. Если начинал он бизнес, работая только своими руками, то сейчас в мастерской трудилось шесть механиков, и Олег подумывал о приеме еще двух-трех.

Денис медленно подъехал к широким воротам мастерской, заглушил мощный двигатель «хаммера», спрыгнул с высокой подножки. Проходя мимо припаркованной неподалеку своей «ривьеры», похлопал ее по крутому боку.

Внутри мастерской царили прохлада и сумрак, особенно ощутимые после залитой солнечным светом улицы. От разместившихся на подъемниках машин в разном состоянии разобранности пахло резиной, маслом и железом. Среди этих запахов на старом стуле восседал хозяин и вяло жевал бутерброд. Отвечая на незаданный вопрос приятеля, Куприянов сообщил, поднимаясь:

— Я своих работничков обедать отправил за свой счет… тут ресторан китайский открылся, цены там просто никакие… Привет, Денис… Живой?

Гребски утвердительно кивнул:

— Живее всех живых… Ты как? Я пытался дозвониться, но ты мобильник не берешь…

— Я его вчера где-то так долбанул, что он перестал работать, — без огорчения пояснил Куприянов, — новый надо срочно…

Денис согласился:

— Надо, даже и хорошо, номер не будет известен многим… Возьми, я оплачу…

Олег откусил бутерброд, благодарно кивнул:

— Что сказать… Благородно, босс… Оперативные расходы покрываешь…

— Да ладно тебе… — сморщился Денис.

— Что-нибудь слышно о Татьяне? — прожевав, спросил бывший опер.

— Ничего, — кратко сказал Гребски. — Что будем делать?

Олег взмахнул недоеденным бутербродом, посмотрел на приятеля:

— Я отправил Маринку с пацаном к ее подруге во Фресно… пусть там покантуется недельку пока у нас тут с тобой заморочки…

— Мудрый ты наш, — слегка улыбнулся Денис, — согласен, решение правильное.

— А то! — ухмыляясь, согласился Куприянов, поманил журналиста за собой в дальний угол мастерской.

— За мной вчера «хвост» был, как только я от Славки твоего сумасшедшего отъехал, — пригнувшись, чтобы иметь возможность говорить в ухо приятеля, зашептал Куприянов. — Да и сегодня с раннего утра вэнчик подозрительный образовался… вон, глянь…

Денис проследил за указующим перстом друга и увидел неяркий микроавтобус с надписью «Пацифик Белл», стоящий на противоположной стороне улицы. За рулем никого не было. Видя скептическое выражение лица приятеля, Куприянов снова зашептал:

— Нечего ему там делать… Колодцы телефонные совсем в других местах… Я же знаю, не первый год тут…

— Допустим, — согласился Денис. — Но кто?

— Очень хочется пойти да шашку дымовую туда кинуть. — Олег сжал кулаки, ответил на удивленный взгляд Дениса — Есть тут у меня кое-что — не шашка, конечно, это я шучу, а кое-что посерьезнее…

— Не дури! Мало у нас проблем…

— Ладно, пусть живут… пока, — покладисто проговорил Куприянов, шепнул в самое ухо: — Что там у Славки-то? Восстановил чего?

Гребски отрицательно покачал головой, так же, шепотом, рассказал, в какой ситуации они оказались с поисками информации на Зоином компьютере. Куприянов вздохнул:

— И как теперь быть?

Денис пожал плечами, не имея ни малейшего понятия, как и где искать ключ, позволяющий добраться до информации.

— Ты новости-то смотрел? — поинтересовался он.

Задумчивое выражение лица Куприянова сменилось довольной ухмылкой.

— Имеешь в виду результат моего ночного звонка? Видел… Впечатляет… Такая суета, елка-палка… куча народа…

— Ага… Опознать твой голос у них есть возможность?

— Обижаешь, — сдвинул брови Олег, — я как заправский аноним, через платок пискляво все изложил и тут же свалил от автомата…

— А «хвост»? Или все-таки показалось?

Олег глянул укоряюще:

— Не показалось, старина, не успокаивай себя… «Хвоста» в тот момент не видел, врать не буду… Но то, что он был — зуб даю!

Гребски не стал спорить, потому что сомневаться в профессионализме бывшего опера у него не было никаких оснований. Вместо этого спросил:

— Ты заметил, что наш знакомый детектив Лопес там тоже присутствовал?

— Нет! — удивленным шепотом воскликнул Куприянов. — Так вроде ему там и делать нечего, он по другому району работает…

— То-то и оно!

Олег хотел что-то сказать, но зазвонил мобильник Дениса. Прежде чем ответить на звонок, Денис глянул на определитель номера и озадаченно прошептал:

— Семь… ноль девяносто пять… Бред какой-то…

— Это же Россия, Москва, — отозвался Куприянов. — Кто бы это мог быть?

— Неужели Стивен дал мой номер издателям? Не должен был! Да и ночь у них…

Денис поднес телефон к уху, настороженно произнес:

— Гребски, слушаю… — Через минуту удивленные морщины на его лбу разгладились, он внимательно слушал, что ему говорил собеседник, не обращая внимания на протестующие жесты Куприянова, безмолвно требующего пояснить, кто же все-таки звонит. Наконец, бросив короткое «спасибо», Денис отключил телефон, посмотрел на приятеля, сказал негромко:

— Славик звонил…

— Из Москвы?

— Да нет. — Денис не удержался от улыбки. — Ты же знаешь его… В целях конспирации кракнул русский сервер, звонит якобы из Москвы…

— Шустрый… — осуждающе проговорил Куприянов. — Что-нибудь важное?

— Полиция обнаружила труп на пляже и джип «чироки», — сказал Олег.

— Ну, этого следовало ожидать, — без особого энтузиазма в голосе отозвался бывший опер, — все-таки он там все воскресенье простоял…

— Парковая полиция и обнаружила, — кивнул Денис, — сначала машину, а потом уже, когда стали искать хозяина, труп нашего резвого приятеля… Как сообщили в новостях минут десять назад, полиция пока считает, что неизвестный мужчина погиб, сорвавшись с крутого склона…

Олег недоверчиво посмотрел на Гребски, с горечью в голосе усмехнулся:

— Ага! Со связанными руками хотел спуститься… экстремал… — Встретив непонимающий взгляд журналиста, пояснил: — Ну… у него же руки спутаны были!! Он веревки разрезал… Веревки явно нашли, да и на запястьях следы у него должны остаться…

Денис только развел руками:

— Что мы можем сделать?

— Именно! Ничего не можем, — не огорчился Олег, добавил быстрым шепотом: — Полиция сейчас будет проверять машину, установит владельца, как ты помнишь, это сынок нашего гостеприимного риелтора — Роман… А он, как известно, под Сономой в пансионате, куда его папочка лечиться от наркомании определил… Так что у них есть чем заняться…

— Не могу не согласиться, — слабо улыбнулся Денис. — Одно меня беспокоит — присутствие детектива Лопеса. На пляже он тоже нарисовался…

— Серьезно?! — забыв о конспирации, воскликнул бывший опер. — Вот это мне совсем не нравится…

— Телевизионщики пытались ему какие-то вопросы задавать, типа мы вас видели утром при обнаружении убитых русских, теперь вы тут — это что, звенья одной цепи? А он им: «Без комментариев!» — и пошел.

Олег озабоченно потер лоб с высокими залысинами:

— Вот проныра… Неужто он связывает все эти события… Убийство Зои, трупы в доме с двумя недоносками и этот труп на пляже… Иначе ему просто нечего было там делать… У них ведь тоже подследственность но районам распределяется…

Гребски ободряюще хлопнул приятеля по плечу, но тут же поморщился от ноющей боли в собственном предплечье:

— Одно хорошо, Камо молчит. Иначе бы мы с тобой тут не разговаривали.

— Так он и будет молчать, — убежденно сказал Куприянов. — Ему же надо, чтобы ты информацию для его боссов добыл. А если тебя задержат, кто будет этим заниматься… Времени, чтобы объяснить бугаю, как себя вести и что говорить, а что нет, у него было предостаточно. Сазон же полностью от них зависит… или думает, что зависит. В любом случае мы с тобой на свободе, и надо это время использовать на полную катушку…

— Мыслим одинаково, — сказал Денис, вынул деньги, взятые в банке, подал ему: — Спрячь куда-нибудь, откуда можно быстро взять, если понадобится… тут девять тысяч…

— Нет проблем, — не задавая лишних вопросов, согласился Куприянов. — Заначка в нашей ситуации — большое дело… особенно ежели на дно уходить придется… А пока займемся риелтором и бабой Фи-рой? Они же наша единственная ниточка к Татьяне…

Гребски и сам раздумывал над этим. Олег просто озвучил его собственные мысли. И дураку ясно, что Алекс Хачило — руководящая и направляющая, а также и движущая сила всего, что происходит в последние дни. По крайней мере по эту сторону океана они имеют только его фигуру в данном качестве. Да и Камо ясно назвал Хачило своим боссом. «Алекс тебя сам найдет. У него и спросишь, чей заказ… и он тебе, как передашь документы, бабу твою вернет».

— Забыл. У тебя тут курить можно? — прервал Денис свои размышления и, получив отрицательный ответ, вздохнул: — Ну, тогда пойдем, подышим свежим воздухом…

Солнечный свет после полумрака мастерской показался ослепительным, и оба на секунду зажмурились, а потому и пропустили момент, когда из стоящего возле ворот мастерской темно-вишневого «мерседеса» неторопливо вышел невысокий полный человек в дорогом костюме. Торопиться ему было некуда, журналиста и его приятеля уже крепко прижимали к стене четверо крупных парней, а с дороги всего этого безобразия видеть никто не мог.

Операция по захвату была выполнена безукоризненно. Если Олег, будучи человеком рослым и крепким, попытался вырваться и ему удалось лягнуть одного из противников, то Денис, когда цепкие руки прижали его к стене, только скривился от боли и попыток к освобождению предпринимать не стал. Ожидал развития событий. Если бы их хотели убить, они бы уже издавали последние хрипы, лежа на пороге мастерской.

Глядя прямо в пухлое, чисто выбритое лицо приближающегося к ним человека, Гребски изобразил понимание и даже радость от встречи:

— А мы только что о вас вспоминали! Надо же, вот и не верь после этого в приметы! Правда, Олег? — Он с трудом повернулся, глянул на приятеля, подмигнул. — Ну вот пять минут назад говорили — надо нам с господином Хачило встретиться да поболтать о насущном…

— Легок на поминках! — подключился к балагурству Куприянов, весело сверкая глазами. — Говорила мне мама, не поминай черта, а то он тут же и появится…

Алекс Хачило, благодушно хлопая короткими ресницами, рассматривал журналиста и его приятеля, притиснутых крепкими телами своих подручных к стене мастерской.

Он был из тех людей, глядя на которых возникала мысль о том, сколько же раз в день он принимает ванну. Настолько чист, настолько ухожен. Определить возраст трудно. Гладкое розовое лицо, хорошо подстриженные и уложенные волосы без единого седого, маникюр на пухлых пальцах. Пара солидных золотых перстней, но не вычурных и больших, а в меру, вызывающих уважение не только к финансовому состоянию владельца, но и к его вкусу.

Не переставая жевать резинку, Хачило улыбнулся:

— Объяснять, кто я такой, не надо, и это уже хорошо.

Денис расплылся в ответной улыбке:

— К сожалению, мы не были раньше знакомы… Хотя, думаю, такое знакомство — не повод для гордости…

— Хе-хе… — усмехнулся Хачило. — Вы бы, уважаемый, не упражнялись в остроумии… оставьте его для своих статей и романов. Кстати, у меня парочка есть, литограф оставите?

Куприянов сделал безуспешную попытку обмануть бдительность сдерживающих его парней, получил кулаком в солнечное сплетение, охнул сдавленно:

— Я тебе, морда козлиная, автограф с удовольствием оставлю!

Хачило брезгливо глянул в его сторону, резюмировал, пожимая округлыми плечами:

— Мент он и в Африке мент…

Денис решил взять инициативу на себя и произнес слегка раздраженным тоном:

— Дурацкий вопрос, конечно, но задам… Чем обязаны встречей?

— Множеству обстоятельств, уважаемый господин Гребски, — с умильным выражением розового лица объяснил глава риелторской фирмы. — Так все сложилось… Карта так легла… Не в вашу пользу, уж извините…

— Ну это как сказать, — попытался возразить Денис, но риелтор только поморщился недовольно и продолжил:

— Ваша знакомая по имени Татьяна гостит у меня, — сказал он. — И будет гостить до тех пор, пока вы не принесете мне документы, которые ваша другая знакомая, ныне покойная… поверьте, это была трагическая ошибка… получила незаконным путем и не захотела передать в наши руки… Вы их мне принесете, получите живую и здоровую Татьяну и будете дальше наслаждаться жизнью и купаться в лучах славы…

Денис изобразил оживление:

— Какая замечательная картина вами нарисована! А нельзя ли подробнее… Что за документы?! А то мне их найти и вам принести надо, а я понятия не имею, о чем речь!

Круглое лицо риелтора на мгновение потеряло свое добродушие, но только на мгновение. Он подошел вплотную к Гребски и, обдавая того запахом дорогого одеколона, проговорил негромко:

— Речь идет о документах, содержащих конфиденциальную информацию о финансовой деятельности некоторых компаний, в которых фигурируют имена известных на Украине политиков и бизнесменов… Найдите документы! Время не терпит, господин Гребски. Волею случая вы оказались в этой сумасшедшей игре…

— Вот тут я с вами полностью солидарен, — признался Денис, изобразил на лице раздумье: — А где у меня гарантии, что, получив документы, вы вернете женщину и мы останемся живы. Да и вообще, может, она уже давно мертва… у вас же все просто в этом плане…

— У вас, господин журналист, с этим тоже особых проблем не возникает, — отозвался Хачило и скривился, словно жевательная резинка ему попалась с перцем, демонстративно вынул телефон, ткнул толстым пальцем в клавишу быстрого набора, когда там ответили, приказал:

— Дай трубку женщине… — тут же передал телефон Денису. — Убедитесь, что ваша подруга жива… А насчет гарантий… Ну как вам сказать… У вас нет вариантов. Верьте мне…

Повинуясь взгляду босса, один из парней, державших Гребски, отпустил его руку, чтобы тот мог взять телефон. Денис взял трубку, тихо спросил:

— Таня? Как ты?

— Терпимо, — услышал он ее голос. — Извини, что из-за меня тебе приходится делать что-то, чего ты бы не делал в нормальных условиях… Я сама, дура, не закрыла дверь, ведь могла же предположить…

— С тобой нормально обращаются? — глядя прямо в лицо улыбающемуся риелтору, перебил Денис.

— Нормально, — всхлипнула Татьяна. — Я тебя никогда ни о чем не просила… Но сейчас… это страшные люди, Денис, сделай, что они хотят…

Денис сжал трубку так, что побелели косточки пальцев, тихо пообещал:

— Я сделаю, Таня!

— Сделаете, сделаете, — заверил его Хачило, забирая трубку и брезгливо вытирая ее носовым платком, от которого тоже пахнуло недешевым парфюмом. — Срок я вам назначу до пятницы. В лучших традициях голливудских фильмов в субботу мы вам доставим отрезанный палец вашей любимой… В воскресенье — еще парочку… Ну а там будем посмотреть…

Денис рванулся к нему, но, удерживаемый подручными риелтора, смог только выкрикнуть ему в лицо:

— Ублюдок!

— Сам ублюдок, — ухмыльнулся Хачило, ткнул журналиста пухлым пальцем в грудь, прищурился. — Ты, падла, делай, что сказано! Или думаешь, ты крутой? Думаешь, если я тебе сейчас яйца в тиски не зажимаю и уши тебе не режу, так ты борзеть можешь, баклан хренов?! Думаешь, если я тебя сейчас не спрашиваю, кто тебе помог замочить Явно и его ребят, так с тебя не спросят другие?!

Олег дал о себе знать веселым хохотком.

— Ну, мля! Как же зона все-таки сказывается на людях! Ведь и сидел-то ты, Могилевский, всего два срока, а от третьего отмазался… Но хватило тебе этих восьми лет… — пояснил недоумевающему Денису: — Первый срок за грабеж, второй за тяжкие телесные… Досрочно освободился… Хачило — это фамилия его жены, на которой он сюда въехал, кстати, скрыв судимости… И не Алекс он, а Василь…

Хачило-Могилевский оглядел Куприянова с ног до головы, усмехнулся недобро:

— Ох, мент-мент… До хрена знаешь. Не боишься?

— Так я и на Украине вас не боялся, — огрызнулся Куприянов. — А тут-то и подавно!

Из-за угла, неожиданно для всех, лихо вырулил старенький грузовичок, используемый Куприяновым для доставки в мастерскую запчастей, резко затормозил в метре от «мерседеса», и из кузова резво и весело высыпали подкрепившиеся в китайском ресторане работники. Сразу оценив неправильность ситуации, в которой пребывал их наниматель, они стали осторожно, но целенаправленно окружать риелтора и его подручных.

Один из мастеров, невысокий, но крепко сложенный и резкий в движениях, метнулся в сторону грузовика, запрыгнул в кузов, а через полминуты у всех его пятерых коллег в руках имелось оружие: у кого — обрезок трубы, у кого арматурина.

— Шеф, проблемы? — спросил мастер, вопросительно глядя на Куприянова и ожидая от него команды к действию.

— Все нормально, Наум, — отозвался Олег, стряхивая с себя руки крепких подручных риелтора, не осмелившихся удерживать его в присутствии превосходящего числом противника. Посмотрел на замершего в неподвижности Хачило, поинтересовался: — Не правда ли, господин клиент? Мы уже все проблемы решили?

Гребски тоже освободился от рук парней, подошел к риелтору, посмотрел ему в глаза и негромко пообещал:

— Если с Татьяной что-нибудь случится, я тебя достану из-под земли…

Риелтор взмахом руки подозвал своих крутых парней. Медленно, не выпуская из виду команду недружелюбных мастеров, его подручные, накачавшие свои организмы в спортзалах, а не в уличных драках и тяжелой работе, как их потенциальные противники, сгруппировались возле своего босса. Только после этого, стоя перед услужливо распахнутой одним из парней дверцей машины, Хачило посмотрел на Дениса долгим взглядом, натянуто улыбнулся:

— Помните о пятнице. Где меня найти — знаете. Свое слово по поводу обмена — документы — женщина — я сдержу. За остальное — не отвечаю.

Гребски не стал ничего говорить, вынул сигарету и, глядя на отъезжающий «мерседес», закурил. Куприянов прислонился к стене рядом с ним и сделал то же самое. Затянулся глубоко и жадно, выпустил дым и весело оглядел своих неожиданных помощников.

— Спасибо, ребята!

Механики заулыбались, побросали оружие, обсуждая не очень понятную им ситуацию, в которой оказался начальник, направились в мастерскую, где их ждала работа. Наум, на правах старшего, поинтересовался:

— Шеф, что-то серьезное, что нам надо знать?

Куприянов пожал ему руку:

— Спасибо за оперативность, Наум… Знать лишнего вам не надо, но будьте повнимательнее. В ближайшие дни мастерскую без присмотра не оставляйте, даже ночью…

— Сделаем, — удовлетворился таким объяснением Наум.

Олег проводил его взглядом, обернулся к Денису, извиняющимся тоном сказал:

— Я не успел тебе рассказать… Валерка же звонил, они с батей там поработали хорошо, информацию про Хачило-Могилевского мне дали… По отпечаткам тоже… Пальцы на пачке сигарет были покойного Кеши… Что самое интересное, этот самый Иннокентий, на котором пробы ставить негде… оказывается, помощник депутата Верховной рады…

Денис выразительно присвистнул.

— Вот-вот, — продолжил Куприянов. — Это при трех судимостях… А депутат этот, Ираклий Вахтантишвили… блин, язык сломаешь… близкий дружок все того же Чивокуна, который в президенты метит…

 

Глава 25

Телефонный звонок Денис услышал, когда открывал дверь своей квартиры.

Несмотря на вполне резонные доводы бывшего опера, приводящего добрую дюжину причин, почему журналисту Гребски нежелательно появляться в его холостяцком жилище, он все-таки решил посетить свой приют с видом на океан. Отказавшись от услуг Куприянова, предложившего себя в качестве телохранителя, Денис согласился, что использовать свою «ривьеру» или «хаммер» ему не стоит, а потому уселся за руль старенького «фольксвагена», недавно купленного Олегом для жены.

Необходимо было привести себя в порядок и переодеться. Одежда с узких плеч компьютерного гения пришлась Денису не совсем в пору, учитывая существенную разницу в комплекции.

Пока Денис дошел до аппарата, включился автоответчик и раздался голос звонившего:

— Мистер Гребски, вас беспокоит Натан Зельдович, адвокат. Мой телефон 415-555-2456… Позвоните мне… Дело в том, что Зоя Рафалович, ваша знакомая, составляла у меня завещание и оставила для вас письмо на случай своей кончины…

Первым позывом было схватить трубку, но Гребски решил не изменять своим многолетним привычкам. Быстро скинув с себя одежду, направился в душ. Через десять минут, взбодренный контрастными потоками поды, гладко выбритый и залепивший ножевое ранение на предплечье чистым пластырем, он уже сидел в своем любимом кресле и курил сигару.

Курение сигар не терпит суеты.

Привычная обстановка, привычный пейзаж за окном, что еще нужно, чтобы прийти в нормальное душевное состояние. Если, конечно, можно назвать нормальным состояние, когда, едва смежишь веки, перед внутренним взором начинают пролетать бандитские рожи, пистолеты, кровь и тому подобная мерзость, которой не должно быть места в обыденной жизни обычного человека.

Не должно, но есть, и это факт объективной реальности, констатировал Гребски, потягивая крепкий кофе и отгоняя от себя мысли о судьбе Татьяны.

Число сообщений, оставленных на автоответчике, перевалило за тридцать. Докуривая сигару, Денис прослушал все. В основном это были звонки из редакций, вполне рутинные и необязательные. Несколько раз слышался голос рассудительного Стивена Зитнера. Стивен вновь побеседовал с русскими издателями и настаивал на поездке Гребски, а также сообщал, что весь пакет документов, необходимых для получения российской визы, лежит в посольстве, куда Гребски должен явиться, чтобы получить свой паспорт с открытой визой.

Тихий и вежливо-заискивающий голос человека, на прекрасном русском сожалеющего, что не застал уважаемого господина Гребски, и выражающего уверенность в том, что этот самый господин уже получил чек от издательства, привлек внимание Дениса. Человек выразил уверенность, что работа над книгой «Ищите и обрящете!» продвигается успешно, пообещал через пару дней перезвонить и повесил трубку.

Денис быстро просмотрел номера, зафиксированные определителем, и убедился, что номер данного абонента высветился как нули, то есть, попросту говоря, был заблокирован. Денис безжалостно загасил сигару.

Таинственный незнакомец проявится, как только узнает, что деньги по его чеку получены. Это случится через два-три дня… Интересно-интересно или, как говорит наш компьютерный гений — прикольно!

Денис открыл холодильник, быстро соорудил бутерброд с сыром, так же быстро уничтожил его и вернулся к прослушиванию записей на автоответчике.

«Это детектив Лопес… Мне бы хотелось встретиться с вами, желательно сегодня… Сейчас три часа дня, позвоните мне…»

Денис слушал голос детектива, час назад диктовавшего свой прямой телефон и, прикуривая сигарету, думал.

Не стал бы детектив, имея против него улики, звонить и вежливо просить о встрече.

Стало быть, ему нечего предъявить, иначе он бы уже был здесь и, скороговоркой зачитывая права, надевал бы на журналиста наручники.

Решив все-таки не игнорировать звонок полицейского, Гребски предпочел сначала связаться с адвокатом Натаном Зельдовичем. Потому что странно, когда женщина в самом расцвете жизненных сил, не помышляющая о смерти, вдруг идет к адвокату и составляет завещание. И еще оставляет письмо для вручения бывшему любовнику в случае ее смерти…

Прямо английский детектив какой-то… Завещания, наследники, убивающие друг друга…

Денис позвонил в адвокатскую контору и попросил секретаря передать Натану Зельдовичу, что господин Гребски будет минут через двадцать.

Быстро натянув чистые джинсы, рубашку и джинсовую же куртку со множеством карманов, Денис на секунду задумался, но тут же определился с выбором обуви — ковбойские сапоги. Широкополая ковбойская же шляпа, приобретенная Денисом во время визита в Техас, дополнила преображение.

Он глянул на себя в зеркало и остался доволен. Клоун клоуном.

Кобура с его любимым револьвером совершенно не просматривалась под курткой, однако в адвокатский офис придется идти без него. Трудно объяснить охранникам у входа в здание, почему это вдруг он решил навестить адвоката, имея с собой шестизарядный «Смит-и-Вессон» тридцать восьмого калибра.

Гребски быстро отстегнул кобуру с револьвером, небрежно завернул в старую газету, вышел из квартиры.

На ковбойскую шляпу на голове водителя разработчики «жука» не рассчитывали. Пришлось ее снять и пристроить на сиденье рядом.

Здание Денис нашел быстро, ему уже случалось бывать в этой высотке, расположенной в центре финансового района, неподалеку от устремившейся в небо «Транс-Америки». А вот чтобы припарковать даже такой маленький автомобиль, пришлось поездить в поисках свободного места. Высыпав кучу четвертаков в алчную щель миттера и убедившись, что у него имеется только тридцать минут, Денис вскоре уже входил в просторный холл.

Быстро определив, что нужный ему офис находится на шестнадцатом этаже, вместе с пестрой толпой скользнул в один из лифтов. Нужную дверь, на которой висела солидная бронзовая табличка «Берштейн, Горфинкель, Пасман и Зельдович, адвокаты», он тоже обнаружил легко, едва покинув лифт, с легким гудением продолживший свое восхождение.

Денис несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, но волнение, охватившее его при мысли, что он сейчас получит известие в прямом смысле «с того света», от Зои, которая лежит в морге, не проходило. Еще раз вздохнув, Денис открыл дверь и улыбнулся секретарю.

— Моя фамилия Гребски…

— Мистер Зельдович ожидает вас… — со стандартной улыбкой отозвалась секретарь, указывая в сторону одного из кабинетов.

Поднявшемуся ему навстречу из-за стола широкоплечему мужчине не было еще и сорока. Здоровый румянец на загорелом лице и крепкое рукопожатие лучше всяких слов говорили о том, что их обладатель больше времени проводит в гольф-клубе, чем за перелистыванием юридических документов.

— Натан Зельдович, — представился тот и счел необходимым уточнить: — А вы, вероятно, Дэн Гребски?

— Совершенно верно, — признался Денис и виновато развел руками: — У меня машина поставлена на парковке только на полчаса… Давайте перейдем сразу к делу.

— Не возражаю. — Адвокат непринужденно опустился в большое кожаное кресло, достал из ящика массивного стола папку, раскрыл ее, чуть помедлил, потом посмотрел на Гребски печальными глазами: — Очень сожалею, что вынужден исполнить свой долг так рано…

— Не совсем понимаю, что вы имеете в виду? — присаживаясь на стул, поинтересовался Денис. — То, что Зоя убита, это действительно трагедия… Вы имели в виду ее убийство и смерть в таком возрасте?

Адвокат отрицательно покачал головой:

— Я имею в виду, что завещание и письмо госпожа Зоя Рафалович оформила совсем недавно… а если быть точным, — он перелистал листки настольного календаря, — десять дней назад… Хотя, конечно, смерть при таких трагических обстоятельствах…

Денис выдержал испытующий взгляд адвоката, недоуменно пожал плечами, напомнил:

— Письмо… Вы хотели передать мне письмо, оставленное Зоей…

— Извините. — Адвокат отвел взгляд, вынул из папки небольшой конверт и протянул Денису. — Это письмо я должен передать вам, согласно воле госпожи Рафалович, в случае ее смерти… Завещание вступит в силу в сроки, установленные законом, вы получите уведомление…

Денис схватил конверт и вскрыл его.

— Да, вы можете прочесть прямо здесь, — предложил адвокат, выразительно поглядывая на свои дорогие наручные часы.

Гребски нетерпеливо вынул из конверта листок бумаги, исписанный от руки, впился глазами в ровные строчки.

«Дорогой Денис! Если ты читаешь это письмо, значит, меня уже нет в живых. Поверь, ничего скверного я не совершила, да тебе бы и в голову не пришло подозревать меня в чем-нибудь плохом, ты же меня хорошо знаешь. Я просто хотела сделать как лучше, и мне кажется, я это сделала. Моя смерть тому доказательство. Помнишь, как-то на одной из своих забавных лекций, на которую ты меня таскал в Беркли, профессор Алябьев сказал, что как бы далеко вы ни убежали от своей родины, она вас все равно так или иначе догонит. Вероятно, именно это со мной и произошло.

Денис, я решила сделать тебя своим душеприказчиком. Забавное слово, правда? Душе — приказчик. Приказчик души? Но душе не прикажешь. Наверное, правильнее было бы назвать „душеисполнитель“. Но все равно, как ни назови, а ты у меня здесь единственный настоящий друг. Все мое имущество и сбережения я завещала Галине Левицкой, своей давней подруге… даже больше, чем подруге, если уж быть точной. Сам узнаешь мои маленькие семейные тайны… Как только прочитаешь это письмо — сообщи Галине немедленно. Это важно! Ты у нас мужчина обеспеченный, а ей деньги пригодятся. Проследи, пожалуйста, чтобы все было сделано, как положено. Очень тебя прошу, позаботься, пожалуйста, о Мурке, я очень не хочу, чтобы она попала в чужие и, может быть, недобрые руки.

Вот и все мои „приказания“. Их не так много, но, пожалуйста, выполни их ВСЕ. Целую. Люблю! Жалко, что все так получилось… раз ты это читаешь… Вернее, не жалко, а обидно!

Твоя Заинька».

Денис сглотнул подступивший к горлу комок, положил письмо в конверт и сунул в карман.

— Ну, вот, собственно, я свой долг выполнил, на данном этапе, — поднимаясь из-за стола, сказал адвокат. — Если возникнет необходимость, заходите в любое время.

— Да-да, конечно, — как в забытьи произнес Денис и, уже открывая дверь, спохватился: — Один вопрос…

— Пожалуйста. — Вежливая улыбка обозначилась на лице адвоката.

— Каким образом вы узнали о смерти Зои?

— Все очень просто, — недоумевая, как можно спрашивать о столь очевидных вещах, проговорил адвокат. — Из телевизионных новостей… А чтобы быть уверенным, что это именно моя клиентка, утром позвонил в полицейский участок, и мне подтвердили, что это именно она.

— Кто подтвердил?

— Детектив Лопес, — начиная раздражаться, но стараясь этого не показать, ответил Зельдович. — Я объяснил ему, почему интересуюсь, вынужден был ответить на несколько его вопросов, не о сути завещания, естественно, а как оно составлялось… о письме в ваш адрес…

— Спасибо вам, — рассеянно поблагодарил Гребски. — До свидания!

Теперь уже адвокат остановил его на пороге. Денису показалось даже, что в голосе Зельдовича присутствовали нотки легкого злорадства. Однако произнесенная им фраза звучала вполне профессионально.

— Мне кажется, детектив Лопес заинтересовался полученной от меня информацией. По моему мнению, вам необходимо связаться с вашим адвокатом… Так будет лучше.

Денис кивнул, вынул из пачки сигарету, но вспомнил, что во всех зданиях города курить строго запрещено. Задумчиво крутя в руках пачку сигарет, он едва дождался лифта, идущего вниз. Когда дверцы лифта уже закрывались, в последний момент в кабинку протиснулась крашеная блондинка в дымчатых очках и каком-то невообразимо ярком наряде. Она зацепилась ногой о дверцу и упала бы, не поддержи ее Денис.

— Спасибо! — выдохнула блондинка, в знак благодарности прижавшись к нему всем телом и окутав сложной смесью из запахов духов, спиртного и чего-то еще, удушливо сладкого и тяжелого. — Как редко сейчас встретишь джентльмена.

Денис не ответил. Блондинка фыркнула и отстранилась.

Наплевав на приличия, Денис первым вышел из лифта, потому что еще нескольких секунд в облаке них ароматов он бы не выдержал, быстро вышел на улицу и с наслаждением закурил.

Домой он ехал медленно, раздумывая над последним письмом Зои. Что могло заставить полную сил и энергии молодую женщину, которая считала, что жизнь продлится вечно и все, что есть в мире, создано для нее, пойти к адвокату и составить завещание? Одно ясно, этот поступок связан с тем, что она сделала и чем очень насолила тем, кто предпринимает, прямо скажем, титанические усилия, чтобы найти информацию, которой обладала Зоя. Скорее всего, она понимала, что последствия могут быть необратимыми, потому и приготовилась ко всему. Эта фраза «…хотела сделать как лучше, и мне кажется, я это сделала. И моя смерть тому доказательство…». Она как раз о поступке.

Денис поморщился от резко накатившей мучительной жалости к погибшей подруге.

Зойка-Заинька! Что же ты такого сделала? Почему не поделилась со мной? Может, я бы помог, и не было бы таких ужасных последствий…

Пристроив машину возле своего дома, Денис решил перечитать письмо, сунул руку в карман, но концерта там не обнаружил. Не было его и в других карманах, которые он методично обшарил, уже понимая, что занятие это бесполезное. Бумажник с деньгами, кредитными карточками и документами остался на месте, а письмо исчезло.

— Сука! Украла, — сообщил Гребски сам себе, вспомнив блондинку в лифте и ее благодарное прикосновение. — Сука!

 

Глава 26

— Как мальчишку сделала! — воскликнул Денис и огорченно развел руками, ожидая от приятеля то ли сочувствия, то ли осмеяния за непростительное «хлопанье ушами».

Но Олег Куприянов не выразил своих чувств.

— И на старуху бывает проруха, — философски заметил он, сделал многозначительную паузу, показал Денису зажатую между указательным и большим пальцами небольшую детальку, усмехнулся невесело: — А это мои мастера из твоей «ривьеры» выколупали… Недешевая штучка… Маячок называется. Передает сигнал тому, кто его приспособил к твоей машине, и соответственно, любознательный имеет возможность отслеживать твое местонахождение в радиусе около восьмисот миль… Как бы сказал твой сумасшедший программист — «Прикольно!» Не находишь?

Денис неопределенно пожал плечами, давая понять, что подобная «прикольность» ему не нравится и он не понимает, кому понадобилось следить за его перемещениями. Он и так похож на крысу в лабиринте. Только, в отличие от крысы, которую в конце лабиринта, если она находит из него выход, ожидает заслуженное вознаграждение в виде чего-то вкусного, Денис не имел ни малейшего понятия, что же ожидает его. Роль приманки на данный момент играла Татьяна. Но он не стал вываливать свои соображения на и без того озабоченного Куприянова. Сказал просто:

— Нахожу…

— Вот-вот, — проговорил Олег, продолжая пристально рассматривать маячок, словно надеясь обнаружить на нем имя и адрес владельца. — Непонятно все… Знать бы, кто поставил…

— Размечтался, — остановил его Денис, прошелся по мастерской, цокая по бетонному полу каблуками ковбойских сапог, сдвинул шляпу на брови, поинтересовался: — А как твои телефонщики, на месте?

— Ага! — делано сокрушаясь, хлопнул себя по колену Куприянов. — На месте. Парятся, голубчики.

— Так, может, маячок — это их работа?

— Не-а, — отрицательно тряхнул косичкой Олег. — Эти ребята появились сегодня утром… А твоя штучка уже минимум два дня висит, если не больше… Как-то упустили из виду и не спросили нашего армянского друга, как же он узнал, что ты в русском ресторане…

Денис согласно кивнул. Не спросили. Выясняли главное — где Татьяна, а уж второстепенные детали… не до них было. Да и сейчас сидеть и гадать на кофейной гуще времени не было. Нужно было позвонить Славику, узнать, как у него дела, да связаться с детективом, который так жаждал пообщаться именно сегодня.

С него и начнем.

— Здравствуйте, детектив, — без особого радушия проговорил он, когда услышал ответ. — Денис Гребски беспокоит…

Олег поднялся со старенького стула, выжидательно посматривал на приятеля, пытался понять, что же говорит ему детектив. Не нравилось бывшему оперу это приглашение, ох, не нравилось.

— Конечно, — произнес Гребски, вскинул руку, взглянул на часы. — Минут через двадцать я буду… Всегда готов помочь следствию. До встречи, детектив.

Спрятав мобильник в нагрудный карман куртки, Гребски отстегнул кобуру с револьвером, передал бывшему оперу. Отвечая на удивленный взгляд, сказал:

— Ну не идти же мне на встречу с полицейским со стволом под мышкой! Даже при том, что лицензия позволяет мне носить оружие скрытно, а не демонстрируя его всему свету, как вообще-то положено по закону.

— Резонно, — согласился Куприянов, аккуратно заворачивая револьвер в коричневую бумагу из-под каких-то деталей и укладывая в коробку с запчастями. Закинув коробку на самый верх стеллажа, он оглядел Гребски с головы до ног, скорчил насмешливую гримасу: — В своем ковбойском прикиде, да с револьвером на поясе, ты бы вызвал фурор среди женской части населения на Мишин-стрит.

Денис пропустил колкость мимо ушей, прокручивая в мозгу короткий разговор с детективом Лопесом. Понимая, что Куприянов жаждет услышать, что же придумал этот Лопес, Денис сказал:

— Попросил встретиться возле Зоиного дома… Мне уже пора ехать, чтобы успеть…

— Ох, не нравится мне это! — Куприянов озвучил мучающие его сомнения. — Давай я с тобой поеду!

— Не думаю, что это будет правильно, — отказался Денис. — Объяснение, почему именно там встречаемся, звучало вполне удобоваримо… Как близкий Зое и часто бывавший у нее человек, я могу знать, а следовательно, сообщить полиции, было ли что-либо похищено из дома…

Куприянов посмотрел на него сверху вниз, положил большие руки на плечи Дениса и, глядя прямо в глаза, проникновенно проговорил:

— В своей прошлой, ментовской жизни я бы тоже привел хмыря, подозреваемого в убийстве, на место преступления и последил бы за его реакцией… за моторикой мышц лица и прочими признаками, кои свидетельствовали бы либо о раскаянии, либо о желании скрыть чего-нибудь… Я был одним из лучших в нашем уголовном розыске…

— Будем надеяться, Рамиресу далеко до тебя, — освобождаясь из-под тяжелых ладоней, ответил Денис, хотя понимал: детектив Лопес далеко не дурак. Дураков тут распознают быстро и не держат на таких должностях. Следовательно, надо быть готовым к серьезным вопросам и давать на них исчерпывающие ответы, стараясь, чтобы они не привели его в тюрьму.

Денис улыбнулся, ободряя то ли приятеля, смотревшего на него с сомнением, то ли самого себя, быстро набрал телефон Славика, который ответил мгновенно:

— Привет-привет! Что-нибудь случилось или просто интересуешься, как я тут без тебя?

Денис скороговоркой изложил гениальному программисту и аналитику события, происшедшие с ним в последние несколько часов, начиная от визита риелтора Хачило и кончая предстоящей встречей с детективом. Славик молчал, переваривая полученную информацию, и Гребски представлял, как он покачивается в своем кресле с запущенной в рыжую шевелюру рукой. Но пауза затянулась, и он сказал торопливо:

— Все, старина, мне пора ехать! Не очень красиво опаздывать на встречу с представителями Фемиды…

— Скорее, с ее подручными, — хмыкнул Славик, сказал оживленно: — У меня куча новостей. Если коротко, то вот… Мои черкасские умельцы расковыряли сервера всех филиалов интересующей нас компании, вся информация у меня, и я провожу тут кое-какие исследования… Миллионы и миллиарды!

— Что? — не совсем понял Денис.

— Крутят эти ребята, — пояснил Славик. — Ну да ладно… выдам тебе свои соображения по их схемам в письменном виде… И все, что добыто с восстановленного диска Зоиного ноутбука, я тебе тоже в виде справки предоставлю, чтобы ты не терял времени.

— Понял, замечательно, — косясь на часы, отозвался Гребски.

— Ты про ключ помнишь? — поинтересовался Славик. — Если Зоя получила информацию с доказательствами, то понятно, что от нее хотели и за что ее…

— Помню и посмотрю внимательно, когда буду у нее в доме, — пообещал Денис и, резко обрывая разговор, бросил: — Пока!

Он убрал телефон в нагрудный карман куртки, похлопал по боковым, проверяя, на месте ли сигареты, прикоснулся к заднему карману джинсов, удостоверяясь в наличии бумажника с правами, выжидательно взглянул на Куприянова. Тот ответил недоумевающим взглядом, но потом лицо его прояснилось. Он понял, что журналист хочет ехать на встречу с детективом не на «жуке» или «хаммере», а на своей собственной машине, которая теперь свободна от следящего устройства. Взяв с полки ключи, бросил их другу:

— Бак залит до отказа…

Денис поймал ключи, развернулся на каблуках, направился к выходу из мастерской.

— Удачи, — негромко пожелал Куприянов. И была в его голосе такая скрытая обида и такая грусть, что Денис решил не огорчать приятеля.

— Ну, поехали вместе, — улыбнулся он, — что с тобой поделаешь!

Куприянов довольно хохотнул, устремляясь следом. Через минуту большие двери мастерской были плотно закрыты, а огромный навесной замок, неизвестно где добытый, своим видом предупреждал любителей поживиться чужим имуществом, что сделать это будет непросто.

 

Глава 27

Детектив Лопес приехал к дому, в котором в ночь с пятницы на субботу была убита Зоя Рафалович, один, без напарника. И не потому, что ему так хотелось.

Кое-кто из детективов старается работать в одиночку, прибегая к работе в паре только в случае крайней необходимости. Но Лопес представлял другую породу За долгие годы службы в полиции привычка ощущать присутствие партнера стала его второй натурой. В редкие выходные детектив Лопес чувствовал себя не в своей тарелке, если поблизости не наблюдалось его коллеги. И как-то так складывалось, что и выходные дни, и основные праздники их семьи проводили вместе.

Детектив вышел из машины, прислонился к теплому капоту. «Как там дочка Брайена? Да и он сам?» — подумал Лопес, хотел позвонить партнеру, но потом передумал. Не очень удобно беспокоить человека, когда он и так этим беспокойством переполнен. Не так уж часто дочка рожает тебе внука!

«А как он побледнел!» — мысленно усмехнулся Лопес, вспомнив, каким растерянным стало лицо партнера, услышавшего от жены, что у дочки начались схватки и она уже на пути в госпиталь. Лопес с большим трудом убедил Брайена, что ничего не произойдет, если он поработает пару часов без партнера. Тем более что официальное рабочее время практически закончилось и этот самый партнер имеет право присутствовать при появлении на свет еще одного представителя славного ирландского племени.

Едва МакКормик уехал, как прозвонился русский журналист, которого Лопес с утра разыскивал. Делать было нечего, надо было встречаться, раз сам настаивал на встрече. Конечно, правильнее было бы пригласить его в участок и беседовать там. Но детективу Лопесу казалось, что встреча на месте происшествия будет более полезна для следствия. Да и поводов закричать «Дайте мне адвоката!» у журналиста будет гораздо меньше, чем в официальной обстановке офиса.

В деле об убийстве русской эмигрантки Зои Рафалович многое детективу Лопесу не нравилось. Не нравилось, что женщину пытали, причем пытали долго, умело и изуверски. Не нравилось, что изнасиловали. Не нравилось, что отпечатки пальцев, обнаруженные на месте преступления, не проходили ни по каким делам на территории Америки. Запрос в интерполовскую базу результатов тоже не принес.

Зато вскоре носители этих отпечатков обнаружились в виде трупов в доме, отдаленном от места, где была убита русская, на добрых три десятка миль. И оказались уроженцами России. Вернее не России, а Украины. Что совсем Лопесу не понравилось. Это для них, живших в свое время в «империи зла» под названием эСэСэСэР, есть разница, а ему, Лопесу, глубоко наплевать, гражданами какой страны они себя считают. Главное, чтобы они здесь, в Америке, вели себя пристойно и не повышали уровень преступности. Не правилось детективу и то, что двое живых участников неизвестно чего, обнаруженных вместе с трупами, молчали. Раненый армянин, оказавшийся гражданином США, только стонал и матерился, а здоровенный парень, чьи отпечатки пальцев сошлись с отпечатками на рукоятке пистолета, из которого была прострелена нога армянина, вопросов не понимал по причине полного невосприятия английского языка. Он хлопал удивленными глазами, тыкал себя в грудь и, словно для умственно отсталых, сообщал по слогам: «Сеургей Са-узо-нов», «Юк-ра-и-на» а когда был привезен переводчик с украинского, выяснилось, что украинский язык «Сеур-гей Са-узо-нов» тоже понимает с трудом. Взбешенного Лопеса удержало от взрыва сообщение переводчика, что на русском он говорит так же хорошо, как и задержанный. Кто бы мог подумать, что эти русские, больше семидесяти лет живущие в одном государстве, говорят на разных языках! Это все равно, что жители Оклахомы говорили бы на другом языке, чем жители штата Вашингтон, например. Оно, конечно, ощущается разница в произношении, если говоришь с техасским ковбоем или выходцем из Нью-Йорка, выросшим в Бронксе. Но язык-то один! А у этих русских — все через неизвестно какое место! Но и присутствие переводчика не помогло… Украинский русский говорить отказался. Категорически.

Не нравилось детективу Лопесу и то, что неподалеку от парка Президио патрульная машина наткнулась на стоящий уже второй день джип «чироки». А внизу, на узкой полосе песка под крутым обрывом, обнаружилось мертвое тело с черепно-мозговой травмой и татуировками на русском языке. Отпечатки пальцев лежащего на песке мужчины присутствовали в доме убитой Зои Рафалович. Мало того! Отпечатки пальцев рослого блондина «Сеур-гей Са-узо-нов» были обнаружены в джипе. И что характерно, джип принадлежал тоже русскому! Эмигранту Роману Хачило, сыну владельца риелторской фирмы «Property Plus». Парень значился в полицейской базе как наркоман, несколько раз задерживался полицией, но в данный момент проходил очередной курс лечения и, по словам персонала клиники, никуда из Сономы, где располагалась эта недешевая клиника, не отлучался. Но больше всего не нравилось детективу Лопесу, что дом, в котором были обнаружены трупы, был выставлен на продажу риелторской фирмой «Property Plus».

Начальство вместе с прокурором, ознакомившись с информацией, здраво рассудило, что все эти трупы и не трупы тоже каким-то образом связаны между собой. А раз так, решило начальство, резонно поручить расследование таким опытным детективам, как Цезарь Лопес и Брайен МакКормик, тем более что они уже начали работать по делу об убийстве Зои Рафалович. Начальство решило, а коллеги, не терзаясь угрызениями совести, быстро скинули все, что могли, на столы партнеров. И вскоре — детектив Лопес мог побиться об заклад — они с Брайеном будут считаться самыми крутыми ребятами и большими специалистами по русской мафии. В том, что эти преступления совершены русскими мафиози, мало кто сомневался.

Лопес уже имел краткую и совсем не содержательную беседу с чернокожим агентом, носящим имя известного певца — Барри Вайтом. Представитель ФБР оказался на месте обнаружения трупов явно не случайно, но изложить причины своего появления не счел возможным или нужным. Просто сказал, что его заинтересовала информация о столь неординарной находке — не каждый день в пустующем доме находят четыре свежих трупа. И хотя коллеги Лопеса шепнули ему на ухо, что федералы узнали о случившемся раньше, чем они, поскольку прибывший наряд полиции застал машину агентов ФБР возле дома, детектив не стал задавать вопросов, на которые, как он был уверен, ответов не получит.

Детектив взглянул на часы, подаренные коллегами в прошлом году, вдень его пятидесятилетнего юбилея. Русский опаздывал, что, впрочем, было неудивительно, если учесть, что в это время улицы заполнены автомобилями возвращающихся с работы граждан.

Лопес задумчиво оглядел живописные дома, окружающие дом потерпевшей, остановился взглядом на том, в котором жил свидетель, видевший человека, выходящего через гаражную дверь и наблюдавший схватку этого человека с тремя неизвестными, закончившуюся для них бесплатным местом в морге. Вернее, неизвестными они числились недолго. Проверка через картотеку принесла весьма и весьма интересную информацию. Все трое были членами преступной группировки из Лос-Анджелеса, состоящей в основном из мексиканцев. Привлекались к ответственности за вымогательство, один был задержан по подозрению в убийстве, но за отсутствием доказательств — бесследно исчез единственный свидетель — выпущен на свободу. Конечно, Лопес, едва прочитав эти данные, сразу же позвонил коллегам в Лос-Анджелес, и те поведали ему немало увлекательных подробностей об этой группировке. Особенно его заинтересовал факт прямо-таки дружеских взаимоотношений этой группировки с мафиози из русских эмигрантов. «И не только здесь! — с жаром пояснял лос-анджелесский коллега. — По нашим данным, они вывели русских на торговцев наркотиками в Мексике, и те успешно сотрудничают с ними».

Размышляя, детектив Цезарь Лопес незаметно для себя оказался на месте, где сгорела машина, из которой не смог выбраться один из бандитов. Городские службы хорошо делают свою работу — на брусчатке практически не осталось следов пожара. Отметив этот факт, Лопес направился к своей машине, слегка раздраженный тем, что вынужден проводить время в ожидании журналиста. Он собрался было набрать его номер, как увидел подъехавший «бьюик» и убрал телефон.

Денис вышел из автомашины и быстрым шагом двинулся навстречу детективу, в который раз уже спрашивая себя, почему тот выбрал для встречи именно это место. Следом выбрался Куприянов, остановился в нерешительности, раздумывая, то ли пойти вместе с Денисом, то ли, чтобы не раздражать полицейского, остаться у машины. Пока он переминался с ноги на ногу, решение за него принял Гребски, спросив вежливо у приблизившегося детектива:

— Вы не будете возражать, если мой друг поприсутствует при нашей беседе?

Детектив Лопес ответил на вопрос не сразу, поскольку отсутствие партнера немного сковывало его. Не то чтобы он ощущал неуверенность, Лопес знал: при необходимости он не только журналиста, но и его долговязого приятеля в баранку согнуть сможет. И все-таки локоть непроизвольно коснулся револьвера в кобуре под пиджаком.

— Если ваш друг не будет нам мешать, я не возражаю, — наконец сказал детектив.

Олег выразительно развел руки, демонстрируя всей своей позой полное отсутствие желания кому-либо мешать. Весь его вид говорил, что вот он приехал с другом и будет тут стоять и ждать, пока все кончится, и никого трогать не будет, даже слова никакого не произнесет. Детектив Лопес слегка улыбнулся, перевел взгляд на журналиста, наряд которого — джинсовый костюм, дополненный ковбойскими сапогами и широкополой шляпой, показался ему несколько странноватым, но по привычке не высказывать своих мыслей вслух Лопес произнес совсем иное.

— Давайте пройдем внутрь дома, — поведя рукой в сторону входа, сказал детектив. Не ожидая согласия журналиста, направился к дверям. Денису ничего не оставалось, как следовать за ним.

— Вы что-то хотите мне показать? — поинтересовался он, нагоняя детектива.

Детектив аккуратно оторвал печать, сообщающую, что данную дверь могут открыть только представители власти, обернулся с улыбкой:

— Думаю, вы мне сможете показать что-нибудь… Нет?

Гребски не отвел взгляда, а на лице появилось удивление:

— Вы так думаете? — Он пожал плечами. — Я давно не бывал у Заиньки… Простите, у Зои Рафалович…

— Так ли это? — подмигнул Цезарь Лопес и тут же отвернулся, занятый отпиранием замка. Журналист не мог видеть легкой улыбки детектива, довольного тем, что поставил его в тупик.

Денис решил не выказывать своего раздражения не очень внятными вопросами полицейского. Он просто сказал ровным голосом:

— Так! Именно так, — помолчал, дождавшись, пока Лопес обернется, добавил, глядя прямо в глаза: — Если вы считаете иначе, наверное, нам следует перенести разговор в другое место и пригласить моего адвоката…

Смуглое лицо детектива осветилось самой что ни на есть добродушной усмешкой, призванной продемонстрировать полную доброжелательность и простоту намерений.

— Ну зачем вы так сразу… — открывая тяжелую дверь и жестом приглашая журналиста зайти, укоризненно протянул Лопес. — Я имел в виду, что вы можете посмотреть вокруг и назвать вещи, возможно, похищенные из дома потерпевшей…

— Хорошо, с этим я не вижу проблем, — согласно кивнул Денис, но счел необходимым еще раз повторить: — Не могу быть достаточно точным, поскольку последний раз я был в гостях у Зои… примерно месяца три назад… Да и то мельком…

— Хорошо-хорошо, — проговорил Лопес, пропуская Дениса вперед. Увидев направляющегося за ними следом Куприянова, отрицательно взмахнул ладонью. — Извините, вам тут делать нечего!

— Уговорили. — Олег не стал спорить с представителем власти, устроился на ступенях, вынул сигарету. — Я тут покурю…

Денис переборол охватившее его чувство жалости к так нелепо погибшей Заиньке. Стоя в сумрачном холле, он отдавал себе отчет в том, что, скорее всего, детектив не просто так привел его сюда. Что-то он хочет узнать, увидеть, прочитать на лице Дениса. Понятно, что «посмотреть и сказать, что пропало» — предлог. К тому же в новостях утверждалось, что имеется свидетель, видевший Дениса выходящим из дома. «Интересно, сможет ли этот свидетель опознать меня? — подумал Гребски. — В таком случае я попал!»

— Проходите, — предложил детектив, зажигая свет.

Денис сделал несколько шагов, остановился. Место, где лежала Зоя, было жирно очерчено мелом, повторяющим силуэт ее неподвижного тела. Порядка в комнате не прибавилось, даже наоборот. Сказывалось долгое присутствие большой группы людей на месте происшествия. Детективы, эксперты, представители прокуратуры… Все они ходили, разговаривали, обсуждали преступление, и все это время Зоя лежала здесь же, и никто уже не воспринимал ее как человека, как личность. Для всех она была частью сцены, именуемой местом происшествия.

Детектив внимательно следил за выражением лица журналиста, пытаясь понять охватившие того чувства.

И не увидел ничего, что дало бы ему повод для версии, которая отрабатывалась им, правда, без особого энтузиазма.

— Компьютера нет, — произнес журналист, указывая на место, где тот всегда стоял.

— Наши эксперты забрали, — пояснил детектив Лопес.

— Вы думаете, убийство имеет отношение к профессиональной деятельности?

Лопес неопределенно покачал головой:

— Не обязательно. Для следствия может представлять интерес и личная переписка потерпевшей. А убийств на почве личных отношений — ой, как много! Поверьте мне, я знаю что говорю…

Денис окинул комнату внимательным взглядом, задерживаясь то на одном предмете обстановки, то на другом, но сказать, что именно исчезло, не мог. Он не кривил душой, говоря, что не был у Заиньки больше трех месяцев. Был ее внезапный приезд и сумасшедшая ночь. После этого Заинька к нему заезжала, они пересекались где-нибудь на нейтральной почве, обедали или ужинали в ресторане, но уже втроем, с Татьяной. За все эти месяцы Денис оказался в Зоином доме лишь в злосчастное субботнее утро, когда нашел ее мертвой. Но об этом ему не хотелось сообщать полицейскому.

Они прошли в разгромленную спальню. Гребски сообщил детективу, что в лаковых шкатулках Зоя хранила драгоценности.

— Обычно они стояли тут, — указывая на большой трельяж, сказал Денис.

— Мы их нашли пустыми… Направили в лабораторию, — отозвался Лопес и вдруг выругался, отскакивая от кровати, возле которой стоял, созерцая разорванные подушки. — Черт возьми! Так и инфаркт хватит!

Причиной столь неадекватной реакции детектива Лопеса была кошка Мурка, проскользнувшая между его ногами и с мяуканьем бросившаяся к ногам Дениса.

— Я вижу, вы знакомы, — констатировал Лопес, глядя, как Мурка трется о ноги журналиста.

— Это Зоина кошка, — пояснил Денис, присел и, взяв ее на руки, погладил. Мурка громко и требовательно замурлыкала, жалуясь, что ей надоело быть одной и она счастлива вновь ощутить себя под защитой человека. Денис невольно улыбнулся, перевел взгляд с кошки на наблюдающего за ним детектива: — Зоя очень любила… это животное…

Детектив Лопес к кошкам относился не очень хорошо. И не потому, что не любил животных, а просто по причине жутчайшей аллергии на кошачью шерсть. Вот и сейчас он уже начал ощущать легкое жжение в глазах и носу, невольно отступил на шаг и с радостью согласился на просьбу журналиста забрать кошку к себе.

— Тем более, думаю, покойная хотела бы, чтобы кошка жила у вас, — добавил Лопес, кинув быстрый испытующий взгляд на журналиста. — Она же назначила вас своим душеприказчиком…

— Думаю, она бы не возражала, — отозвался Денис. — Могу я отдать ее моему другу, а то как-то не очень удобно с ней на руках?

Возражений не последовало. Вручив кошку недоумевающему Куприянову, Денис вернулся к детективу, чтобы продолжать осматривать дом. Они занимались этим еще не менее получаса, в течение которых Лопес задавал какие-то ничего не значащие вопросы, а Гребски на них отвечал.

Убрав наконец маленькую записную книжку в карман, детектив Лопес посмотрел на журналиста:

— Я думаю, на этом мы можем закончить…

— Надеюсь, что смог вам хоть чем-нибудь помочь, — коротко кивнул Денис, уже изрядно устав от пустого и никчемного времяпровождения. Он все время ощущал за простыми фразами детектива что-то, чего тот недоговаривал, не произносил вслух. И это нервировало. — Я могу идти?

Детектив Лопес оценивающе посмотрел на него, улыбнулся приветливо, сказал:

— Конечно! Только давайте выйдем через гараж… — Продолжая следить за реакцией собеседника, закончил мысль: — Мне кажется, этот путь вам знаком…

Денис, не зная, что ответить, молчал. Все с той же улыбкой, которая в данный момент показалась журналисту иезуитской, детектив пояснил:

— Вы же именно таким образом покинули дом потерпевшей в субботу утром?

И хотя подспудно Гребски ожидал именно такого оборота событий, вопрос застал его врасплох. Надо было активно соображать, что же отвечать и что делать в сложившейся ситуации.

— Допустим, — тихо сказал Гребски, понимая, что если его видел кто-то из соседей, отпираться не имеет смысла. Так же хорошо Денис понимал, что, давая утвердительный ответ, серьезно осложняет себе жизнь.

— Замечательно! — довольный его ответом, усмехнулся детектив Лопес, в очередной раз удивляясь свойственной русским невозмутимости. — Может, вы поясните, что вы тут делали?

Денис глянул на него удивленно, словно только сейчас впервые увидел, и недоуменно поинтересовался:

— Это допрос? Вы меня подозреваете?

— Ну что вы, право, сразу в бутылку лезете! — добродушно развел руками Лопес, но во взгляде его уже не было и следа приязни к собеседнику. Перед журналистом стоял профессиональный охотник, напавший на след.

Денис прекрасно понимал, что не обязан отвечать на эти вопросы, потому что все его ответы могут быть использованы против него. Поэтому он устало улыбнулся, чем в очередной раз удивил полицейского.

— Я не лезу в бутылку, — проговорил он медленно и с расстановкой. — Я хочу понять свой статус. Мы разговариваем либо как детектив и свидетель, либо продолжаем беседу в присутствии моего адвоката.

Детектив молча и с интересом рассматривал его. Денис решил закончить мысль:

— Судя по азарту в ваших глазах, вы считаете меня преступником… Это ваше право, равно как мое право отказаться от показаний… Что я и сделаю, с вашего позволения.

Нельзя сказать, чтобы детектив Лопес, собираясь на эту встречу с журналистом, прогнозировал именно такое развитие событий. Но и не исключал его полностью. Однако он все-таки предполагал, что разговор с этим русским пройдет в более спокойной атмосфере и даст больше информации. Сейчас же разговор не получился из-за свойственного всем русским упрямства.

С огорченным вздохом Лопес неспешно вынул револьвер из кобуры и, держа его не то чтобы направленным прямо на журналиста, но так, чтобы тот понимал, что в случае чего пуля может попасть ему прямо в живот, произнес:

— Это ваше дело… Вы имеете право хранить молчание…

Объясняя журналисту его права, детектив Лопес снял с пояса наручники и аккуратно застегнул их сначала на одной руке Дениса, потом на другой.

— Пойдемте, — коротко бросил он, открывая дверь.

Играющий с кошкой Куприянов остолбенел, увидев приятеля выходящим из дома в наручниках. Продолжая держать кошку на поднятых руках, он посмотрел в настороженное и суровое лицо детектива, хотел что-то сказать, но тот дернул в его сторону револьвером.

— Отойдите на десять шагов! В случае попытки приблизиться буду применять оружие!

— Да ради бога! — наконец-то придя в себя, выдохнул Куприянов и внимательно глянул на журналиста, словно спрашивая его разрешения на разумные или неразумные действия. Увидев отрицательное покачивание головой, бывший опер откровенно огорчился и, зажав под мышкой рассерженно фыркнувшую кошку Мурку, с миролюбивым видом попятился ровно на десять шагов.

Денис, направляемый рукой детектива, зашагал к его машине. Уже стоя перед открытой дверцей, повернулся к приятелю:

— Ты кошку ко мне домой забрось. Позвони Розмари, чтобы она за ней следила… И Славику сообщи, что меня задержали.

— Ты адвокату сам позвонишь? — спросил Олег, недружелюбно косясь на застывшего рядом с его другом полицейского. — Или мне его вызвать?

Денис повернулся к настороженно следящему за ними детективу, не понимающему ни слова из того, что было сказано, поскольку говорили «эти русские» по-русски, пояснил ему, о чем идет речь, не став упоминать имени своего приятеля-программиста.

Лопес понимающе, но с солидной долей недоверия, кивнул.

— Если у вас нет средств на адвоката, он будет вам предоставлен бесплатно, — сообщил он громко, чтобы слышал и Куприянов. Выполнив еще одну формальность, настойчиво положил руку на плечо журналиста, произнес с раздражением: — Пора ехать, садитесь в машину…

 

Глава 28

Брайан МакКормик, сменивший своего напарника в комнате для допросов, сидел напротив журналиста и, казалось, внимательно его рассматривал. На самом же деле мысли детектива были далеко отсюда и совсем не касались упрямого русского, не желающего понимать разумных доводов и рассказать все подробно и с деталями. Дочка вот-вот должна была произвести на свет сына, а следовательно, детектив МакКормик становился дедом, что его радовало и огорчало одновременно. Радовало, что у него будет внук — мальчик, который был желанный в их семье, огорчало, что парень, являющийся отцом этого ребенка, едва узнав о беременности подруги, исчез в неизвестном направлении.

— Мы долго будем тут сидеть? — устало поинтересовался Денис, прерывая мыслительный процесс детектива, сидевшего с задумчивым лицом и вот уже минут пятнадцать не повторявшего свои вопросы.

Детектив удивленно встряхнул головой, широко и не без злорадства улыбнулся:

— Тебе в камеру не терпится? Так там не очень-то уютно, а?

— Надоело, — признался Денис.

— Надоело? — с угрозой в голосе переспросил детектив.

— Ага! — спокойно подтвердил Денис. — Я уже все сказал, выжимать из меня еще что-нибудь — бесполезно.

МакКормик восхищенно стукнул кулаком по столу, воскликнул нарочито громко:

— Все сказал?! Да ты, кроме как «я отказываюсь от показаний», ничего и не сказал! Тебе светит несколько пожизненных сроков! Четыре трупа! Убийство первой степени! А ты в молчанку играешь! Ну ты, русский, даешь!

Денис усмехнулся:

— Ну ты, ирландец, достал меня уже!

— Чего?! — приподнимаясь со стула, угрожающе протянул детектив. — Ты как разговариваешь?! Забыл, где находишься?!

В комнату вернулся детектив Лопес, наблюдавший за допросом через зеркальное стекло. Похлопав по плечу, остановил напарника:

— Чего шумишь? Успокойся. Сейчас его адвокат придет, приехал уже…

Денис с усмешкой наблюдал, как МакКормик, продолжая ворчать, демонстративно вышел из комнаты, напоследок бросив в сторону журналиста не сулящий ничего хорошего взгляд. Но Денису было наплевать на чувства детектива, его больше беспокоила собственная судьба, так быстро и так круто повернувшаяся.

Лопес привез Дениса в участок и передал в опытные руки коллег, которые обыскали его, изъяли все, что было в карманах, указали, в каком месте расписаться под списком изъятых вещей. После чего сняли отпечатки пальцев и сфотографировали в фас и профиль. Потом он был помещен в комнату для допросов с привинченными к полу столом, тремя стульями и зеркальным стеклом вместо окна.

Вскоре детектив Лопес провел опознание. Денис поразился, как за столь короткое время детектив сумел найти пять человек, очень похожих на него, журналиста Гребски. Но Лопес сделал это. И, судя по довольной физиономии детектива, свидетель, которого Денис не мог видеть, но который прекрасно видел всех мужчин, стоявших у стены, успешно опознал в нем человека, вышедшего из дома убитой русской эмигрантки в субботу утром. И, думается, также человека, благодаря которому трое американских парней мексиканского происхождения так безвременно расстались со своими непутевыми жизнями.

Америка, конечно, не Россия, где, как Денис помнил по своей журналистской работе, правду найти было не просто трудно, но часто вовсе невозможно. Если уж кто попал в милицейские жернова, то, как правило, этими жерновами стирался в порошок. Здесь проще, но не легче. Поэтому, как только Денис получил возможность сделать положенный ему по закону звонок, он не преминул этой возможностью воспользоваться.

Позвонил он знакомому сенатору. Боб Дженкинс был удивлен столь поздним звонком всегда деликатного во всех отношениях журналиста. Узнав, в чем дело, он на секунду потерял дар речи. А когда обрел его, переспросил, правильно ли понял, что Денису требуется адвокат, специализирующийся на уголовных преступлениях, желательно на убийствах. Утвердительный ответ журналиста не вызвал лишних вопросов и выяснений кого и за что убил его добрый знакомый, с кем они иногда не без пользы для обоих проводили время за бутылкой «Столи».

Тон Дженкинса стал сугубо деловым:

— Не беспокойся, Дэн, все будет сделано!

Голос его звучал на фоне шума океанских волн, и Гребски понял, что сенатор проводит время на своей яхте. Веселые женские голоса позволяли судить, что ему не приходится скучать, учитывая, что его жена, как помнил Денис, уже неделю путешествовала по Старому Свету.

Ну что ж, все имеют свои маленькие слабости. Главное, чтобы мы их имели, а не они нас.

Адвокат Рон Лоренсон не вошел в комнату, а ворвался в нее. Но не было в этом ни суетливости, ни нарочитой деловитости. Напротив, подобное появление производило впечатление. Детективы впали в оторопь, наблюдая это разрешенное законом вторжение. Гребски тоже слегка растерялся, не ожидая, что за его защиту возьмется один из сильнейших адвокатов, известный не только в Сан-Франциско, но и по всей Калифорнии.

Денис не был близко знаком с преуспевающим на ниве защиты потомком викингов. Их знакомство сводилось к нескольким встречам на вечеринках все у того же Дженкинса и ничего не значащей пустой болтовне. Однако просьба сенатора сделала свое дело, и двухметровый, белокожий и рыжеволосый Лоренсон, выбритый и пахнущий дорогой туалетной водой, несмотря на позднее время стоял посреди комнаты для допросов и сверху вниз смотрел не только на невысокого детектива Лопеса, но и на его вполне рослого коллегу.

— В чем обвиняется мой клиент? — поздоровавшись с Денисом, поинтересовался он, не делая даже малейшей попытки присесть. Совершенно не обращая внимания на Лопеса, собравшегося было ответить на этот серьезный вопрос, адвокат перевел взгляд на своего клиента. — Вы признаете свою вину? Вы хотите давать показания?

— Нет, — с готовностью сообщил Гребски.

— Отлично!

Лоренсон белозубо улыбнулся и, глядя на детективов, не то сообщил, не то приказал:

— Утром встречаемся в суде.

Так же величаво и стремительно он покинул помещение для допросов, оставив после себя запах туалетной воды и всеобщее молчание. Понимая, что раздумья детективов могут затянуться, Денис, отгоняя от себя мысли о стоимости одного часа работы известного адвоката, ненавязчиво напомнил:

— Можно мне в камеру? Я хотел бы отдохнуть, тяжелый денек выдался.

В тюрьме Денис Гребски был впервые.

Его поместили в камеру, где пребывала в ожидании завтрашнего суда пестрая разномастная компания.

Пьяный бездомный инвалид все пытался отстегнуть протез ноги и продемонстрировать сокамерникам, каким образом он избил своего приятеля, не пожелавшего добровольно поделиться недопитой бутылкой.

Задержанный за ограбление своего клиента гей жаловался, что перевелись интеллигентные люди, способные оценить высокое качество предоставляемых им сексуальных услуг. При этом он кокетливо стрелял подведенными глазами в сторону Дениса, но, не обнаружив ответного чувства, переключился на крепкого чернокожего, пойманного при продаже наркотиков.

Присутствовала в камере четверка пуэрториканцев, по-английски не говоривших, но на своем языке очень оживленно что-то обсуждавших всю ночь. Посмотрев на их татуированные плечи и шеи, Гребски решил воздержаться от замечаний и даже вежливых просьб соблюдать тишину. Приткнувшись в углу, он старался не думать ни о чем и ничего не слышать. Как ни странно, ему это удалось. Он поспал часа четыре, а проснувшись, удивился не то чтобы бодрому, но вполне сносному состоянию души и тела.

Потом наступило утро. А вместе с ним — встреча с детективами. Правда, она была короткой. В их присутствии Дениса осмотрел доктор, не очень нежно отлепил пластырь, прикрывавший рану на предплечье, сделал несколько снимков, обработал рану и снова залепил ее. На вопрос Гребски, что вообще происходит, детектив Лопес таинственно улыбнулся, а на лице детектива МакКормика появилось злорадное выражение.

Дениса отвели в камеру, где он и провел несколько часов. Он уже стал подозревать, что сегодня его не повезут на судебное слушание, но около трех часов дня за ним пришли.

 

Глава 29

Подозреваемого Дениса Гребски ввели в зал суда и усадили за стол, возле которого уже возвышался адвокат Рон Лоренсон, приветствовавший его вежливой улыбкой. Денис быстро оглядел зал, где и обнаружил своих друзей. Славик, встретив взгляд журналиста, радостно замахал ему руками, хотел издать не менее радостный вопль, но был сурово посажен на место бывшим опером Куприяновым. Олег демонстративно сложил руки в знаке, означавшем всеобщую солидарность, и осуждающе нахмурил брови, заметив, что Славик одними губами произносит: «При-коль-но!»

За соседним столом устроились оба детектива. Они что-то шепотом объясняли одетой в строгий костюм несимпатичной женщине лет тридцати с небольшим. Денис немного разбирался в процессе, потому не стал ничего спрашивать у своего адвоката. И без того ясно, что объяснения детективов адресованы представителю прокуратуры, которая будет поддерживать выдвинутые против него обвинения в суде, да и заниматься непосредственно расследованием дела. Судя по количеству бумажек, передаваемых ей детективами, было понятно, что ночь оба партнера провели не лучше, чем задержанный ими журналист.

Гребски рассматривал женщину. Через пару минут пришел к выводу, что, как это часто случается, первоначальное впечатление оказалось обманчивым. Он мысленно поменял ей прическу, подкрасил глаза, наложил румянец и тени. Сделав это, понял, что представитель прокуратуры вполне даже интересная особа. От творческого занятия его оторвал адвокат. Склонившись к уху клиента, Рон Лоренсон зычно прошептал:

— Я посмотрел материалы, имеющиеся у наших оппонентов. Сейчас мы не будем признавать своей вины. Вы молчите вообще, говорить буду я. В отношении убийства женщины доказательственная база абсолютно никакая на данный момент. Что касается трех бандитов, напавших на вас, я буду ставить вопрос о необходимой обороне.

— Все понял, отдаюсь в ваши руки, — сказал Гребски, понимая, что лучше всего довериться профессионалу, тем более такому, как Рон Лоренсон. Единственный вопрос, который крутился у него в голове, был вопрос о гонораре адвоката и каким образом он сможет его выплатить.

Рон безошибочно угадал терзающие клиента мысли и развеял все его сомнения, объяснив без лишних экивоков:

— Об оплате не беспокойтесь, у меня определенные обязательства перед известным вам сенатором. А залог за освобождение, если об этом пойдет речь, готов внести ваш рыжеволосый приятель…

Денис бросил благодарный взгляд в сторону Славика. Тот понял, что речь шла о нем, довольно ухмыльнулся и ободряюще подмигнул.

Судебный пристав оповестил зал о появлении судьи.

Пожилой, с вислыми щеками и пушистыми седыми усами судья привычно протиснулся к своему креслу, тяжело опустился в него, поверх старомодных очков оглядел примолкший зал. Кашлянув, извлек откуда-то солидную табличку, поставил перед собой на стол.

И всем сразу стало понятно, что они имеют дело с «Брентом Буллоком, судьей».

Пристав торопливо водрузил перед ним увесистую стопку дел, рассматривать которые судья Буллок должен был в ближайшие часы, но тот, словно эти дела не имели к нему никакого отношения, небрежным движением отодвинул папки в сторону, откинулся в кресле, сплел пальцы рук и прикрыл глаза. В зале стояла тишина, изредка нарушаемая покашливаниями недоумевающей публики.

Денис посмотрел на адвоката и не увидел на его лице никакого удивления. Скорее всего, у судьи, равно как и у множества людей, свои причуды, хорошо известные участникам процесса. И правда, дремал судья Буллок не более двух минут. Сложенные на груди руки шевельнулись, глаза открылись. Теперь уже судья смотрел не в зал, который ему был привычен и неинтересен, а на участников процесса. Заметив возвращение своего шефа к реальности, судебный секретарь быстро проговорила что-то вроде «американский народ против Дениса Гребски, дело номер 1345Б» и опустилась на стул, уткнувшись и раскрытую папку.

Судья Буллок вытянул из глубин своей черной мантии разрезанную пополам сигару, сунул в рот, после чего указал пальцем в сторону стола, за которым сидела представитель прокуратуры, а рядом примостились детективы.

— Начинайте, — глухим голосом произнес он, перекидывая незажженную сигару в другой угол рта и прикрывая глаза. Сплетенные пальцы его рук снова упокоились на груди.

Прокурор в обличье женщины, явно нуждающейся в посещении хорошего салона красоты, встала, нервно одернула жакет своего строгого серого костюма, посмотрела на Дениса и его адвоката.

— Денис Гребски обвиняется по нескольким статьям, однако в данный момент мы просим назначить слушание по убийству первой степени, — ровным и чистым, хорошо поставленным голосом начала она. — Обвинение имеет доказательства…

Денис слушал ее и удивлялся, как быстро и довольно складно детективы вместе с прокуратурой сумели построить версию обвинения, как ловко увязали факты и фактики, сплетя веревку, способную затянуться на шее обвиняемого. Получалась занятная история, достойная большой статьи в разделе криминальной хроники или нескольких телевизионных передач из той же серии.

Денис Гребски, решив убить свою бывшую любовницу Зою Рафалович, нанял трех мексиканских бандитов, специально вызвав их из Лос-Анджелеса для совершения этого убийства. На данном этапе не установлено, что он принимал непосредственное участие в убийстве, однако факт его присутствия на месте происшествия является установленным. Свидетель опознал в обвиняемом человека, в субботу утром выходившего через гараж из дома потерпевшей, а также того, кто совершил убийство трех других потерпевших, причем одного из них — с особой жестокостью…

Веки судьи приподнялись, и во взгляде, устремленном на обвиняемого, появился интерес.

— Поясните, — глухо и коротко попросил он.

— Обвиняемый облил потерпевшего бензином и поджег его, — быстро отозвалась серая представительница обвинения.

— Хм-м, — задумчиво двигая челюстями, жующими сигару, хмыкнул судья, слабо шевельнул пальцами. — Продолжайте…

— …причем одного из них — с особой жестокостью… — повторила прокурор.

Денис слушал, как она говорила о найденных в доме потерпевшей отпечатках пальцев других потерпевших, с которыми так жестоко расправился журналист, решивший избавиться от исполнителей убийства и свидетелей преступления. В доме потерпевшей обнаружены отпечатки пальцев еще нескольких человек, вначале не идентифицированных, но… прокурор сделала паузу, заставившую судью открыть глаза и вопросительно глянуть на нее.

— Эти отпечатки принадлежат убитым, обнаруженным в доме в Восточном Поло Алто… Двое из четырех убитых там присутствовали в доме Рафалович в момент ее убийства! — В голосе прокурорской леди появились победоносные нотки, и она, повернувшись и сторону обвиняемого, сообщила: — Мало того! В доме, где обнаружены четыре убитых выстрелами в голову, при осмотре обнаружены отпечатки пальцев Дениса Гребски…

Судья Буллок медленно повернул массивную голову в сторону стола, где сидели Денис со своим адвокатом. Известный защитник встретил его взгляд снисходительной улыбкой, показывающей судье, что все, что излагает представитель обвинения, фантазии чистейшей воды. Денис счел полезным не встречаться с судьей глазами. Брент Буллок, не отводя взгляда, вынул сигару, отлепил кусочек табака, прилипший к нижней губе, снова сжал сигару зубами, повернулся к прокурорской леди:

— Вы считаете, что Гребски имеет отношение и к тем убийствам? В Восточном Поло Алто?

Женщина в сером утвердительно закивала:

— Самое непосредственное, ваша честь! Все убитые в том доме являются активными членами преступной организации — русско-украинской мафии и находились на территории США нелегально… С двумя оставшимися в живых свидетелями сейчас работают представители ФБР…

— Эти… живые мафиози что-нибудь говорят о Гребски? — поинтересовался судья.

— Нет, ваша честь, — вынуждена была признать представитель обвинения. — Один из них, эмигрант из бывшего СССР, ныне житель США, армянского происхождения, отказывается от показаний. Второй, допрошенный через переводчика, рассказал, что вместе с убитыми был нелегально доставлен с Украины для выполнения какого-то задания, но сути задания он либо не знает, либо не хочет говорить… Обвинение считает, что оба они опасаются расправы со стороны Гребски или его сообщников и потому не дают на него показания. Все мы знаем, насколько жестоки русские мафиози…

— Вы уже и Гребски к русским мафиози причислили? — усмехнулся судья Буллок, и его бульдожьи щеки затряслись от сдерживаемого смеха. — С чего вы взяли, что у него есть сообщники?

— Денис Гребски до принятия американского гражданства был Денисом Гребенщиковым, — уточнила прокурорская леди, с трудом выговорив фамилию, которую журналист носил в прошлой жизни. — Он уроженец России, ваша честь.

Судья Буллок нахмурился. Возникла пауза, во время которой он сидел с прикрытыми глазами, и только движение сплетенных пальцев выдавало проходящий в его крупной голове мыслительный процесс. Затем он проронил:

— Продолжайте!

— Что касается сообщников, ваша честь, то в понедельник утром обвиняемый снял в банке со своего счета десять тысяч наличными, как считает обвинение, для расчетов с кем-то, кто помогал ему расправиться с исполнителями убийства Зои Рафалович… Убийство украинских мафиози в Восточном Поло Алто было совершено из винтовки с оптическим прицелом… Мы считаем, что деньги, снятые Гребски, пошли в уплату за эту, с позволения сказать, услугу…

Судья оперся локтями в стол, устроил подбородок на скрещенных пальцах, глянул поверх очков:

— Продолжайте! И излагайте факты, а не ваши домыслы…

Серая прокурорская леди потупилась, но тут же подняла глаза, сказала четким голосом:

— В распоряжении обвинения имеются неопровержимые доказательства причастности обвиняемого еще к одному убийству! — И, увидев полезшие вверх седые брови судьи Буллока, торопливо объяснила: — На песчаном пляже, неподалеку от парка Президио, был обнаружен труп со следами черепно-мозговой травмы. Оперативными действиями установлено, что убитый также принадлежит к украинской мафиозной группировке и на территории США находился нелегально. Отпечатки пальцев убитого были сопоставлены с отпечатками из дома потерпевшей Рафалович. Мы можем утверждать с уверенностью — этот украинский мафиози был одним из тех, кто принимал участие в убийстве Зои Рафалович.

Судья сделал несколько жевательных движений, перенес сигару в другой угол рта, кивнул поощряюще.

— Дальше! И быстрее, — поторопил он.

— В руке этого трупа находился самодельный нож, как отметили эксперты, такие ножи делаются в местах отбытия заключения в странах бывшего Советского Союза, — стала объяснять прокурор. — При осмотре обвиняемого на его левом предплечье обнаружена резаная рана, по утверждениям экспертизы, она нанесена этим ножом. Данные подтвердились и биологическим анализом… частицы кожи и кровь на лезвии ножа принадлежат обвиняемому Гребски.

Денис невольно коснулся своей раненой руки.

— В квартире обвиняемого была изъята кожаная куртка с порезом на рукаве и отправлена на экспертизу, — сообщила прокурорская леди, бросив победный взгляд на своего противника по процессу.

Но адвокат продолжал сидеть с непроницаемым лицом, слушая речь обвинения так, словно все, что говорилось, ни в коей мере не касалось ни его, ни его подзащитного. Денис, по достоинству оценив профессиональное хладнокровие своего защитника, порадовался выбору, сделанному другом сенатором. Ему и самому-то стало жутко от всех этих обвинений, как ему было хорошо известно, не совсем уж высосанных из пальца.

— Ваша честь, — прокурор вновь привлекла внимание сидевшего с прикрытыми глазами судьи. — Обвинение считает, что Денис Гребски имеет отношение и к исчезновению Татьяны Шуваловой, с которой он поддерживал интимные отношения в течение года. Последний раз ее видели выходящей из машины обвиняемого, он привез ее домой и быстро уехал. Попытки установить местонахождение Шуваловой результатов не дали, зато при осмотре ее квартиры обнаружено, что, скорее всего, Татьяна Шувалова была увезена из дома насильно…

Шум в зале заставил судью Буллока обвести присутствующих суровым взглядом исподлобья, хмуро кашлянуть и постучать судейским молотком, призывая к порядку.

— Обвинение может назвать количество людей, по его мнению, убитых лично или по указанию Гребски? — откинувшись в кресле и став еще больше похожим на усталого бульдога с сигарой во рту, спросил судья.

— Возражаю! — подал голос адвокат Рон Лоренсон, поднявшись из-за стола.

Судья не удостоил его вниманием, отмахнулся:

— Возражение не принимается. У вас будет время высказаться.

Представительница обвинения склонилась к детективам, что-то шепчущим ей на ухо, внимательно слушала, отгибая пальцы на руках. Несмотря на серьезность ситуации, Денис подивился тому, как американцы считают на пальцах. Русские загибают пальцы при счете, а эти — наоборот — отгибают из сжатого кулака. Наверное, это от разницы темпераментов, когда-то давно, раздумывая над этим фактом, пришел к выводу Гребски. В нашем случае проявляется напор, агрессивность… раз, два, пять — получился кулак. А в здешнем варианте совсем иное… был кулак — образовалась раскрытая ладонь… Забавно, или, как говорит Славик, прикольно!

Прокурор закончила совещаться с детективами, одернула безукоризненно сидящий на ней серый костюм, с достоинством произнесла:

— На данный момент обвинение считает Дениса Гребски виновным в убийстве как минимум девяти человек… Зоя Рафалович, трое мексиканцев из Лос-Анджелеса, четверо русских с Украины в доме в Восточном Поло Алто, один на пляже парка Президио… Все имена имеются в материалах дела, ваша честь… и Татьяны Шуваловой. Обвинение просит назначить слушание по делу и избрать для Дениса Гребски меру пресечения — арест.

— Замечательно… — вынув изжеванный огрызок сигары изо рта, больше самому себе, чем одобряя представителя обвинения, проговорил судья Буллок. Почесал обвислую щеку, взял наконец папку с делом Гребски в руки, перелистал страницы. Задумчиво глядя на прокурора и детективов, спросил: — А вот вы мне про мотивы всех этих преступлений не сказали… Сделал то, сделал это, убил почти десяток людей… А зачем?

Прокурорская леди жестом остановила детективов, предпринявших было попытку помочь ей с объяснениями. Повернулась, чтобы хорошо видеть Дениса и его адвоката, развела руками:

— С мотивами все просто, ваша честь. — Она позволила себе улыбнуться. — Зоя Рафалович — старая любовь обвиняемого. Татьяна Шувалова — его нынешняя подруга. Обе знакомы между собой. Вскрытием установлено, что Рафалович была на третьем месяце беременности, Гребски узнает о беременности Зои Рафалович от нее самой или Татьяны Шуваловой, которой об этом стало известно раньше! Он решает избавиться от бывшей любовницы, пожелавшей родить от него ребенка. Для этого нанимает группу преступников с Украины и людей из Лос-Анджелеса им в помощь. Обвинение считает, что мотивом убийства всех остальных участников этой криминальной драмы является желание избавиться от свидетелей и исполнителей. А убийство Татьяны Шуваловой вызвано тем, что она узнала об убийстве Зои Рафалович и, следовательно, могла сообщить об этом органам правосудия…

Денис не поверил своим ушам. Зоя была беременна! Судя по названным срокам, Зоя носила его ребенка. Его ребенка! Как раз три месяца назад они провели безумную ночь, когда обоим было совершенно не до мыслей об осторожности! Непонятное чувство охватило Дениса, заставило его сердце сжаться, перехватило дыхание. Денис тихо простонал, не услышанный никем, кроме адвоката, строго и укоризненно посмотревшего на него.

Денис ничего не слышал, кроме пульсирующей боли, стиснувшей сердце и голову. Комок подступил к горлу, в ушах шумело, и он не сразу сообразил, что ритмичные удары, отдающиеся в его мозгу, это попытки судьи Буллока успокоить присутствующих в зале.

Судья Буллок отложил свой деревянный молоток, раздраженно сообщил, что если шум повторится, ом прикажет всех из зала удалить. После этого поправил очки, сплел пальцы и, сложив руки на груди, откинулся в кресле.

— Обвинение закончило?

— Да, ваша честь, — поспешила сообщить серая прокурорская леди.

— Защита, пожалуйста, ваши аргументы, — сказал судья, прикрывая глаза.

Адвокат Рон Лоренсон не заставил себя ждать. Он поднялся во весь свой рост, демонстрируя всем великолепный костюм, белоснежную рубашку, модный галстук с заколкой, украшенной каратным бриллиантом. Разглядывая прокурора и сидевших рядом с ней детективов, Рон пригладил свои рыжие, доставшиеся от викингов волосы и, не опустив ладони, воздел к потолку палец.

— Обвинение считает, что мой клиент — Денис Гребски за какие-то короткие два дня лично убил или организовал убийство девяти человек. Обвинение желает, чтобы вы, ваша честь, на основании чистейших вымыслов арестовали невинного человека и выдвигает против него обвинение в ужасных преступлениях, которые, если мы встанем на точку зрения прокуратуры и полиции, грозят ему как минимум десятью пожизненными сроками. Обвинение очень хочет, ваша честь, представить известного журналиста и автора нескольких популярных книг Дениса Гребски не кем иным, как чуть ли не крестным отцом русской мафии! — Адвокат наконец-то опустил руку с вытянутым указательным пальцем, но только для того, чтобы описать им в воздухе ровную дугу. — Не получится, господа! Денис Гребски — уважаемый член общества, а все ваши доказательства — выдуманы. Убийство Зои Рафалович и для моего подзащитного является трагедией, она была ему близким человеком, тут вы правы. На данном этапе он воспользовался своим конституционным правом не давать показания, однако, я уверен, объяснение его появления у дома убитой неизвестными преступниками Зои Рафалович имеется, и весьма простое. Убийство трех бандитов, приехавших из Лос-Анджелеса… Свидетель, говорите, опознал моего клиента… Возможно, однако, свидетель видел только, как агрессивно настроенные люди напали на моего клиента. Напали первыми! В худшем случае в действиях моего клиента может быть превышение пределов необходимой обороны, хотя я в этом сомневаюсь. Я думаю, когда присяжные заседатели выслушают стороны, они придут к правильному выводу. Что касается ударившегося головой о камень украинского преступника, неведомыми путями оказавшегося в Америке, то не проще ли предположить, что Денис Гребски подвергся нападению, был ранен, а преступник, поскользнувшись, упал и разбил себе голому. Стечение обстоятельств, что поделать…

Рон Лоренсон посмотрел на Дениса, распрямил плечи, обратился непосредственно к судье.

— Как видите, ваша честь, — просто и проникновенно сказал адвокат, — не в пример представителю прокуратуры, я не строил никаких догадок. Я считаю, что никаких, повторяю, ни-ка-ких доказательств вины моего клиента ни в одном из предъявленных ему обвинений, повторяю, ни в одном! в имеющихся у обвинения материалах — нет! Прошу прекратить дело!

Серая прокурорская леди не выдержала и вскочила со стула:

— Я протестую, ваша честь! Защита не привела ни одного доказательства невиновности Гребски!

Судья Брент Буллок стукнул ладонью по столу, глухо рявкнул:

— Это вы обязаны предоставить доказательства вины! А у вас ничего нет! Так что помолчите! Вы уже все сказали!

Под удовлетворенным взглядом Рона Лоренсона прокурор опустилась на свое место, что-то сказала детективам, выглядевшим не менее расстроенными. Адвокат положил руку на плечо Дениса, сказал негромко:

— Все в полном порядке.

Заметив это, судья опершись ладонью о стол, слегка привстал в кресле:

— Вы тоже не радуйтесь! Дело я прекращать не собираюсь! — Он опустился на место, откинулся на спинку кресла. — Пусть следствие разбирается… Дело будет назначено к слушанию в суде присяжных… — судья Буллок начал листать календарь, лежащий перед ним на столе, бормоча: — будет назначено… будет назначено…

Воспользовавшись моментом, адвокат весомо произнес:

— Ваша честь, в этом случае нецелесообразно лишать невиновного человека свободы только для того, чтобы обвинение имело возможность убедиться в своих заблуждениях! Денис Гребски — известный в обществе человек, член различных клубов и политических организаций. Мы можем предоставить список, характеристики, поручительство членов сената, наконец…

— Обвинение возражает против освобождения Гребски! — снова подскочила со своего места серая прокурорская леди. — Мы считаем, что на свободе он будет представлять угрозу для оставшихся в живых свидетелей!

Судья Буллок обвел участников процесса взглядом, сказал словно отрубил:

— Дело назначается к слушанию на двадцать седьмое сентября, понедельник… Денис Гребски может быть освобожден под залог…

— Но, ваша честь! — воскликнула представительница обвинения.

— Я сказал, под залог… — уже раздраженным тоном проговорил судья Буллок, пристально глядя на нее поверх очков. — Залог устанавливается в размере четырехсот тысяч долларов.

— Но, ваша честь! — теперь уже адвокат издал удивленный возглас.

Ответом ему послужил стук судейского молотка, означавший конец разбирательства. Судья Буллок прикрыл глаза, достал из складок мантии вторую половину обрезанной сигары, стиснул ее зубами, проговорил:

— Мортон, следующее дело… на сегодня — последнее…

Судебный пристав согласно кивнул.

Адвокат Рон Лоренсон, возвышаясь над Денисом, объяснял, что должно происходить дальше. Денис смотрел на него снизу вверх и согласно кивал. Что говорить про Дениса и довольно хрупкого Славика Зинчука, если рослый Олег Куприянов и довольно высокий Стивен Зитнер казались рядом с адвокатом коротышками. Адвокат наставительным тоном сообщил Денису, что теперь, когда дело назначено к слушанию в суде присяжных, следствие будет заниматься сбором доказательств его вины, проводить дополнительные экспертизы и допросы.

— Если вас вызовут на допрос или любую беседу, все разговоры вы можете вести только в моем присутствии, если захотите давать показания, — наставлял адвокат. — Но явиться по вызову вы обязаны. Понятно?

Денис отозвался:

— Вполне…

— Ну и замечательно, — довольно улыбнулся Рон Лоренсон, потрепал Дениса по плечу. — Все формальности с залогом я утряс, так что вы можете быть свободны как ветер… Только надо помнить: если вы вдруг решите сбежать в Мексику или куда подальше… — на лице Рона появилась улыбка, говорящая о том, что он уверен — его клиент не собирается никуда сбегать, однако предупредить не мешает, — то залог, внесенный вашим другом, уже не будет ему возвращен.

— Эх, плакали мои денежки! — Славик нарочито скривил лицо, тут же хохотнул: — Да куда он денется! Мы проследим, сэр, будьте спокойны!

— Конечно, конечно, — вступил в разговор литературный агент Дениса. — Денису нет никакого смысла исчезать из поля зрения правосудия. Все это кошмарный фарс! Трагическая ошибка!

Олег приобнял Гребски за плечи, глянул на адвоката:

— Проблем не предвидится, сэр!

— Ну, раз все так дружно меня в этом заверяют, — развел руками Рон Лоренсон, — я могу откланяться. Так как задачу свою я выполнил!

— Спасибо огромное, — пожимая его руку, проговорил Денис.

— И нашему другу сенатору Дженкинсу привет передавайте, — обмениваясь рукопожатиями с друзьями своего клиента, не преминул напомнить адвокат.

— Обязательно, — кивнул Денис. — Я сегодня же позвоню ему, сообщу о результатах и поблагодарю за столь прекрасную рекомендацию.

Адвокат благодарно кивнул, поправил галстук и удалился стремительным шагом.

Олег окинул приятелей взглядом, потер ладони:

— Ну, что… отметим освобождение?

— По глотку и у меня дома, если никто не возражает, — сообщил Денис. — Только мне в полицейский участок заехать надо, документы забрать…

 

Глава 30

Кошка Мурка встретила Дениса, как хозяин встречает хорошего знакомого, зашедшего в гости. Едва Гребски открыл двери, резво подбежала к нему и с мяуканьем стала тереться о ноги, требуя внимания. Он потрепал кошку по загривку, пригласил друзей проходить в комнату.

— Я гляну, что в холодильнике имеется, — направляясь в кухню, сообщил Денис, надеясь, что Розмари сделала закупки. Надежды его оправдались. Да и его запасы «русской еды» тоже еще не оскудели, а потому через пять минут на столе уже присутствовали красная и черная икра, хлеб «Бородинский», на плите булькала кастрюля с картошкой в мундире, а Стивен тонко нарезал замечательный швейцарский сыр. Олег, засунув бутылку водки в морозильник, ловко шинковал огурцы, лук, помидоры, имея похвальное намерение смешать все это и превратить в салат.

Славик в приготовлении сугубо мужского стола участия не принимал.

Когда Олег спросил его о результатах работы его команды, гениальный программист приложил палец к губам и сделал таинственные движения рукой вокруг головы. После чего вынул из сумки прибор, напоминающий миниатюрный миноискатель, и принялся обходить квартиру.

Результатом поиска было изъятие одного миниатюрного передатчика, прикрепленного к днищу дивана, и второго — из-под стола, на котором предполагалось проводить пиршество. Шпионские устройства были тщательно осмотрены, нейтрализованы и спрятаны в один из карманов сумки.

— Пригодятся! — сообщил Славик одними губами.

Покачав головой и ехидно ухмыльнувшись, Славик включил в телефонную розетку другой небольшой приборчик, набрал какой-то номер, посмотрел на шкалу и удовлетворенно закивал, словно и в этом случае его подозрения оправдались.

— По телефону лучше не разговаривать… об интимном. Прослушивается! — объяснил он Денису, внимательно следившему за его манипуляциями. — Да и мобильный лучше пользовать поменьше, его-то вообще прослушать легко!

Славик жестами показал примолкшим друзьям, чтобы они продолжали ничего не значащие разговоры о погоде. А сам, рассказывая длинный анекдот о системном администраторе, его жене и теще, вознамерившейся изучить язык ассемблера, вынул из сумки плотные рулончики с прозрачной тканью и быстро устроил этой ткани что-то вроде занавесок на окна.

С удовольствием мастера, закончившего очередное уникальное произведение искусства, Славик потер руки и сообщил:

— Теперь можно и поговорить!

— Это что? — отрываясь от приготовления салата, Олег указал рукой в сторону импровизированных штор.

Славик не без гордости сообщил, что это новейшая система защиты от прослушивания путем наведенного луча.

— И стоит, блин, неимоверно! — улыбнулся он. — Зато можем быть уверенными, что нас никто не слышит.

Стивен Зитнер недоуменно обвел взглядом всех русских:

— А кто может нас подслушивать? Я не совсем понимая, но хочу сказать, что государственные организации обязаны иметь соответствующий разрешение…

Денис автоматически поправил его, оглядывая комнату:

— Не совсем понимаЮ… и соответствующЕЕ разрешение…

— Спасибо, — кивнул Стивен, — именно это я и ввиду имея!

Славик ухмыльнулся, взъерошил шевелюру:

— А кто тебе, наш наивный американский друг, сказал, что «жучки» натыканы государственными структурами?! Один в России сделан, второй японский… — Он ухватил кусочек сыра, забросил его в рот, посерьезнел. — Не надо думать, что «жучки» поставлены полицией или федералами… Вот с прослушиванием телефона я бы еще подумал…

Денис подошел к столу, коснулся пальцами места, где обычно стоял его ноутбук, вздохнул:

— У меня же в компьютере столько информации! Статьи, материалы расследований… Когда полиция его вернет?

— Она тебе его вообще не вернет, — заверил Куприянов, хитровато прищурился и, видя слегка растерянное выражение лица приятеля, улыбнулся. — Полиция не имеет понятия о твоем компьютере, равно как и о папках с бумагами, что в твоем столе были и в шкафу, который ты всегда именовал «секретным».

Один из шкафов в комнате Дениса действительно носил такое наименование не только за то, что его можно было закрыть на маленький замочек, но в основном из-за того, что хранились в нем материалы, собранные журналистом во время расследований. Как в виде копий различных бумаг, так и в виде дискет, дисков, зип-драйвов, видео- и аудиокассет. Гребски шагнул к шкафу, распахнув створки, убедился, что шкаф пуст. Обернулся к Куприянову.

Олег наблюдал за его действиями со снисходительным удовлетворением. Наконец проговорил, жуя кусок недорезанного огурца:

— Я кошку когда притащил… Ну, сразу после того, как плохой полицейский Лопес тебя в наручники заковал… Кошечке молочка организовал, колбаски, что у тебя нашлась… Ну и подумал, что было бы неправильно, если бы все твои документы в чужие руки попали… да и ноутбук…

— И что? — торопливо спросил Денис.

— У меня все, в мастерской припрятано. Можешь забрать хоть сейчас.

— Сейчас не буду, — улыбнулся в ответ Денис, благодарно хлопнул бывшего опера по спине, — сейчас мы выпьем по рюмке!

Когда четыре здоровых мужика расправляются с одной бутылкой водки, да еще под хорошую закуску, расправа длится совсем не долго. Через десять минут, вылив в рот последние капли, Олег вопросительно оглядел приятелей:

— Кто будет добровольцем?

— Думаю, пару еще надо… — задумчиво поддержал его Славик.

Стивен осуждающе вздохнул, но поднялся из-за стола.

— Как самый трезвый, я съезжу… — сказал он. — Но, Денис, я бы хотел обсудить предложение от издательства, полученное вчера. Они, видимо, прочитали в газетах о твоем аресте и теперь, зная тебя как автора, хотят, чтобы ты написал книгу о случившемся…

— Посмотрим, старина, — успокоил Гребски своего литературного агента, — почему нет, если деньги будут платить. Правда, еще ничего не кончилось…

Зитнер согласно наклонил голову, направился к выходу, обернулся у самой двери:

— Но мы могли бы обсудить объем книги, если это будет одна книга, или…

Куприянов вежливо взял литературного агента за плечи, развернул лицом к двери, так же аккуратно подтолкнул к выходу:

— За водочкой, друг мой! За водочкой!

Стивен сконфуженно улыбнулся, шагнул за порог:

— Я быстро! Как в России говорят: «Без бутылки не разберешь!»

Олег устало улыбнулся, поправил его:

— Не разберешьСЯ…

— Без двух! Без двух не разберешься! — крикнул вслед Славик.

Выпроводив Стивена, Куприянов вопросительно глянул на Дениса. Тот понял его и кивнул:

— Позвонить надо.

— Надо, пока не надрались, — поддержал его Куприянов. — Сообщить, что ты на свободе, что занимаешься поиском…

Найдя пачку с сигаретами, Гребски закурил.

— Сейчас и позвоню, — сказал он после глубокой затяжки. — А ты, Олег, позвони в Киев, попроси брата узнать номер телефона некой Галины Левицкой…

— Кто такая? — спросил Куприянов, посмотрев на часы и прикинув, что в пять утра брат вряд ли будет рад услышать его голос.

— Подруга Заиньки, — отозвался Гребски. — Наследница, согласно завещанию… Надо ей сообщить о смерти Зои…

Для звонка риелтору решили использовать телефон Славика Зинчука. Что уж он там с ним сделал, неизвестно, но номер отследить было невозможно, равно как и прослушать разговор. Однако, чтобы имелась возможность восстановить историческую правду в ближайшем или далеком будущем, Славик присоединил к телефону диктофон.

— Вот теперь можно разговаривать, — передавая телефон Денису, сообщил он.

Денис поудобнее устроился на диване, прикурил потухшую сигарету, набрал номер риелтора. Хачило ответил после третьего гудка.

— Слушаю! — раздался в трубке настороженный голос. Скорее всего, как и большинство людей, Хачило не очень любил отвечать на звонки, если не видел номера звонившего.

— Гребски, — коротко бросил Денис.

— Ну-ну… — усмехнулся в трубку риелтор. — Что скажешь, Гребски?

— Решил поставить в известность, что я на свободе и продолжаю заниматься нашим делом.

— Это хорошо, — в задумчивости произнес Хачило. — Я в курсе.

— Предполагал, — усмехнулся Денис. — Надеюсь, с Татьяной ничего не произошло? Как вы понимаете, основное условие нашей сделки — ее безопасность.

— Да что с ней может произойти, — отозвался риелтор. — В надежном месте, в нормальных условиях.

— Я надеюсь. Как вы, наверное, слышали, меня обвиняют в ее убийстве…

— Слышал! Такого варианта я не ожидал… — признался Хачило.

— Я тоже, — сказал Денис и добавил: — Могу я поговорить с Татьяной, чтобы быть уверенным, что все в порядке? Вы пони…

— Обойдешься, — не очень вежливо прервал его Хачило. — У меня и без того дел навалом…

— Да мне как-то на ваши дела наплевать! — повысил тон Денис.

Риелтор молча дышал в трубку. Потом спокойным голосом сказал:

— Нет сомнений, уважаемый… У вас свои дела. Время идет, часы тикают… Так что вы уж поторопитесь…

— Хорошо, — согласился Денис, решив не накалять обстановку. — Но я настаиваю на возможности поговорить с Татьяной.

— Завтра, — сказал как отрезал Хачило. — Меня по вашему делу трясут прокурорские… Трупы в доме, выставленном на продажу моим агентством, машина около пляжа — моего сына…

— Ну, извините, — ухмыльнулся Денис. — Ничем помочь не могу. В какое время завтра я могу поговорить с Татьяной?

— Ну, ты настырный! — отозвался Хачило, подумал немного, сообщил: — В пять вечера звони на этот же телефон.

— Договорились, — сказал Денис, нажал кнопку отбоя и передал телефон Куприянову:

— Набери Киев…

Олег вопросительно глянул на Славика:

— Международные звонки можно делать?

— Хоть межпланетные! И тоже бесплатно! — хохотнул тот. — Телефон на спутник подключен — проблем нет.

Дверь отворилась, и на пороге появилась рослая фигура литературного агента. Стивен с победоносным видом прошагал к столу, вынул из коричневого бумажного пакета две бутылки пятидесятиградусной «Смирновской», сделал приглашающий жест:

— Кушать подано, садитесь жрать, пожалуйста! — За время, проведенное в России, он нахватался словечек, которыми иногда «блистал» в русском обществе.

Предложение было встречено бурными овациями, плавно перешедшими в звон посуды. Правда, после пары выпитых рюмок Куприянов с телефоном удалился в спальню, откуда появился минут через пять и сообщил, что, хотя брат и был недоволен столь ранним звонком, телефон Зоиной подруги будет у них в течение получаса.

— Отлично, — поблагодарил Денис, налил себе, повернулся к Стивену: — Никаких известий от издательства, заплатившего нам аванс? За книгу с названием «Ищите и обрящете!»?

Литературный агент отрицательно замотал головой, поскольку рот у него был занят пережевыванием бутерброда с красной икрой, которую, в отличие от большинства обычных американцев, Стивен Зитнер, по его собственному выражению, «уважал».

— Не-а, — наконец-то проговорил он. — А ты чек положил в банк?

Денис подтвердил догадку агента.

— Положил. Можешь свои проценты снять… Пригодятся.

— Это хорошо, — вытирая губы салфеткой, удовлетворенно сказал Стивен. — Было бы еще лучше, если бы ты мог съездить в Россию…

— Посмотрим-посмотрим, — задумчиво произнес Гребски, теребя нижнюю губу.

— Куда смотреть-то?! — встрял в разговор Славик, раскрасневшийся от выпитой водки. Только красное лицо и говорило о том, что он принял солидную дозу. — Ты же теперь невыездной у нас… Я за тебя чуть не полмиллиона заложил…

Олег поднял рюмку:

— Давайте выпьем за нас с вами и хрен с ними!

Тост всем, включая Стивена, понравился. Даже кошка Мурка что-то мурлыкнула, заскакивая на колени Дениса.

Денис попросил Куприянова узнать, нет ли результата в Киеве, и через пять минут уже записывал телефон Галины Левицкой. Услышав фамилию, Славик насторожился, поскреб затылок, произнес задумчиво:

— Если я не ошибаюсь, а ошибаюсь я очень редко… То именно этой Галине Левицкой Зоя отправляла экспресс-почтой несколько бандеролей…

— Ничего удивительного, — покачал головой Денис. — Она ее единственная близкая подруга…

— А я и не говорю, что это удивительно, — возразил Славик, пожимая плечами. — Я просто констатирую факт.

Куприянов улыбнулся:

— Если уже констатировать факты, то я должен кое-что добавить… — Выждав, когда все взгляды сосредоточатся на нем, продолжил: — Как настоящий опер, Валерка… не просто установил телефон этой подруги, но и пробил ее по информационному центру… — Куприянов сделал паузу, интригуя слушателей, сказал: — Значит так… Дамочка три раза задерживалась во время всяких пикетов и антиправительственных демонстраций… Но не это интересно, интересно другое… Нам с вами знакомо имя Федор Чивокун?

— Ага, — согласился с ним Славик. — Знакомо. Кандидат в президенты Украины… Про него чуть ли не в открытую говорят, что он представляет преступные группировки и сам ими руководит…

Стивен позволил себе вмешаться:

— Я плохо понимаю, о чем вы говорите. Но у меня вопрос: разве такое возможно? Чтобы кандидатом в президенты страны выдвигался человек с таким прошлым?

И столько сомнения было в его голосе, что Денис потрепал агента по плечу:

— Старина, ты почти пять лет прожил в России, неужели не понял, что и там, и на Украине — возможно все.

— Ну, я подозревал, — улыбнулся Стивен, — но не такое же…

Денис улыбнулся ему в ответ, перевел взгляд на Куприянова:

— Договаривай, при чем тут Чивокун и Зоина подруга?

Куприянов отозвался сразу:

— Пять лет назад машина, принадлежавшая Чивокуну, сбила на Харьковском жилмассиве, на выезде из города, девушку…

— Галину Левицкую, — закончил за него догадливый Славик. — Так?

— Именно, — кивнул Олег. — Сбила и скрылась, но на месте происшествия был обнаружен отлетевший, видимо при ударе, номер… — Отвечая на немой вопрос и глазах приятелей, пояснил, разведя руками: — Дело замяли. Газеты, правда, попробовали устроить шумиху но… Федор Чивокун — фигура политическая…

— А девушка? — поинтересовался Стивен.

— Девушка? — переспросил Куприянов, пожал плечами. — Валерка сказал, что девушка почти полгода провела в больнице…

— Понятно, — одновременно сказали Денис и Славик.

В квартире стало тихо лишь к полуночи. Славик, несмотря на выпитое, решил ехать домой, так как жить не мог без своих компьютеров, да и обещанные Денису аналитические обзоры всего найденного на Зоином компьютере и информация по компании ИТМ были еще не готовы. Стивен попросил Славика забросить его домой, поскольку как истинный американец считал вождение в нетрезвом состоянии недопустимым, в основном из-за того, что в случае задержания полицией это весьма чревато для задержанного.

Олег по той же причине, а также и из-за того, что дома его все равно никто не ждал, решил остаться у Гребски. Тот, конечно же, не возражал.

Славик скрылся в ванной, где послышался шум воды, льющейся из душа, а вскоре оттуда вылетел и сам Славик, вытирая голову полотенцем.

— Замечательное это дело — холодный душ! — сообщил он всем присутствующим и подмигнул Стивену. — Вперед? Двинулись…

Уже на пороге Славик хлопнул себя по лбу:

— Телефон! Это же я для тебя приготовил! — воскликнул он, передавая Денису трубку — Благодарностей не надо! Преимуществ куча. Назову несколько. Кроме нас, никто не знает номера. Это раз. Телефон работает в любой точке нашего шарика. Два. И все бесплатно! Это три. Пользуйтесь, сэр!

Денис, стоя рядом с Олегом у окна, проводил взглядом отъехавший от тротуара «хаммер», хотел уже потянуться за пачкой сигарет, как Олег, пихнув его локтем, проговорил почему-то шепотом:

— Смотри, за Славиком «хвост»!

Денис быстро нажал на телефоне кнопку автонабора, чтобы предупредить приятеля, чью машину он продолжал видеть, равно как и пристроившийся за ней автомобиль:

— За тобой сразу же увязался серый «форд», — сообщил он, услышав голос Славика. — Не может быть совпадений.

— Понятно, — кратко отозвался Славик. — Спасибо.

Денис с Олегом видели, как «хаммер» остановился на перекрестке перед знаком «стоп» и показал поворот налево. На безлюдной улице было хорошо видно, что серый «форд» аккуратно пристроился следом за машиной Славика. Дальнейшее стало неожиданностью даже для Дениса с Олегом, а уж о пассажирах «форда» и говорить нечего. Вместо того чтобы двинуться вперед и повернуть налево, как обещали мигающие поворотные сигналы, «хаммер» резко рванул с места… задним ходом. Раздался удар, в результате которого капот преследователя стал напоминать гармошку, а из разбитого радиатора повалил пар. После чего «хаммер» под управлением программиста выполнил ранее обозначенный маневр — свернул налево и исчез.

— Все-таки он пьяный, — философски резюмировал Куприянов, не оставляя поста наблюдения.

— Точно! — поддержал его Денис, глядя, как из разбитой машины вышли двое мужчин и горестно воззрились на то, что осталось от «форда». Безошибочно определив, что машина не годится к передвижению, один из них, кинув опасливый взгляд в сторону окон журналиста, отступил в тень стены дома и, как показалось Денису, достал телефон.

— Обычные потерпевшие так себя не ведут, — резюмировал Куприянов. — Явно «хвост», вот только чей?

— А тебе не все равно? — совершенно спокойно поинтересовался Денис, опускаясь на диван и придвигая к себе бумажку с телефоном Зоиной подруги. Прежде чем набрать номер, Гребски сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, чтобы успокоиться.

Дозвониться удалось на удивление легко. Чудо техники, предоставленное гениальным программистом, сработало безукоризненно. Уже через минуту Денис услышал приятный грудной голос:

— Я вас слушаю…

 

Глава 31

У хорошей водки есть одно неоспоримое преимущество: после нее абсолютно отсутствует похмелье. Хотя все зависит от того, почему ты пьешь и с кем пьешь. От настроения, от состояния душевного, в коем пребываешь. Так или иначе, но проснулся Денис Гребски в прекрасном состоянии и тела и души. Словно их вчерашняя гулянка со «Смирновской» смыла все неприятности. Денис понимал, что это не так, что все осталось, но ощущал себя словно заново родился.

Разбудив распластавшегося на его кровати Куприянова, Денис направился в душ. Он долго подставлял свое тело под упругие струи, словно смывая с себя всю грязь, прилипшую к нему за последние дни. Ожесточенно тер кожу щеткой, намыливая ее снова и снова. Горячая вода! Холодная вода!

После контрастного душа настала очередь бритья. Рассматривая в зеркале свое лицо, Гребски невольно удивился — столько испытаний свалилось на него, а хоть бы седины прибавилось или морщины какие обозначились резче. Единственное изменение, какое ему удалось обнаружить, касалось выражения глаз. Даже не столько усталым, сколько более жестким стал взгляд. Усталым и жестким. Изучая свое отражение, Денис пришел к выводу, что во взгляде еще присутствует решимость преодолеть все препятствия и дойти до конца. Каким этот конец будет, ему пока не было ясно. Но то, что его теперь не свернешь с выбранного пути, ведущего к обнаружению документов, а также к тем, кому эти документы оказались так нужны, что даже жизнь красивой молодой женщины не принималась во внимание, он был уверен.

Перед Куприяновым, который тоже успел умыться и выглядел довольно свежим, Денис предстал чисто выбритым и благоухающим стильным и дорогим одеколоном.

Поставив турку на плиту, Денис дотянулся до банки с намолотым кофе, посмотрел на товарища, который уже успел закурить сигарету и внимательно следил за его священнодействием.

— Как тебе мой план действий? — спросил он у Олега, насыпая сахар в турку с кофе.

Куприянов вздернул плечи, показывая, что определенного мнения у него не сложилось. Вчера, когда после разговора с Зоиной подругой Денис впервые упомянул о своем плане, бывший опер сначала воспринял в штыки даже предполагаемую возможность подобного развития событий, но, выслушав путаные объяснения журналиста, вынужден был признать его аргументы разумными. Сейчас же, на трезвую и выспавшуюся голову, все опасения, появившиеся у него вчера, всплыли вновь.

— Чревато кучей непредвиденных последствий, — наконец проговорил Куприянов, подумал и сам себе возразил: — Хотя, если тебе там помогут, то…

— И я о том же! — воскликнул Денис, торопливо снимая с плиты вспенившийся кофе и разливая его в маленькие чашечки.

Олег, принимая от него ароматно парящую чашку, вздохнул:

— Валерка поможет тебе, да и батя, ты же его знаешь… Он все тебе приветы передает…

— Ну вот! — усаживаясь в кресло и раскуривая сигару, сказал Гребски.

План действий сложился у него вчера вечером, после того как дозвонился до Галины Левицкой. Разговор с Зоиной подругой был недолгим. Денис, как мог аккуратно и без подробностей, сообщил ей о смерти Зои, пересказал содержание письма, в котором Зоя писала, что наследницей выбрала Галину, выразил свои соболезнования, сказал еще какие-то слова утешения. И замолчал, не зная, о чем еще говорить с незнакомой ему женщиной, которая к тому же тихо плакала у телефона на другом конце света. Наконец, справившись со слезами, Галина не столько спросила, сколько произнесла утверждающе, хотя вопрос в ее голосе присутствовал:

— Зою убили?

Денис не мог, не имел права лгать. И он сказал правду.

— Я так и думала, — всхлипнула женщина.

— Почему? — не удержался от вопроса Денис. Действительно, почему? Он здесь, рядом с Зоей, так не думал и понятия не имел ни о чем, а далекая подруга — «так и думала!»

— Зоя мне звонила часто… В последний раз это было в прошлую пятницу… — уже почти спокойным голосом ответила Галина. — Она была испугана, говорила, что могут быть неприятности, но дело того стоило…

— Какое дело? — решил уточнить Денис.

— Я не знаю, — призналась Галина. — Зойка ничего мне не объясняла…

— Понятно, — огорченно ответил Гребски.

После паузы, во время которой было слышно, что она подавляет вновь нахлынувшие на нее рыдания, Галина негромко проговорила:

— Она вас очень любила, Денис… Все время любила… даже когда вы уже не были вместе…

Денис не знал, что сказать. У него у самого к горлу подкатил комок и в глазах стало пощипывать. Он потряс головой, вздохнул. Уловив его настроение, Галина почти прошептала:

— Простите, может быть, мне не стоило этого говорить…

— Стоило, — наконец смог произнести Денис, спросил глухо: — Вы знали, что Зоя была беременна?

Галина всхлипнула, проговорила сквозь всхлипывания:

— Да. Она мне сказала… Это был ваш ребенок, Денис…

Денис скрипнул стиснутыми зубами, кивнул, сказал невнятно:

— Понимаю… понимаю…

— Ой! У меня же для вас посылка! — почти вскрикнула Галина. — Чуть не забыла!

— Для меня? Посылка? — недоумевающе переспросил Денис, пытаясь уразуметь, о чем речь.

— Зоя прислала две бандероли, — пояснила Галина, шмыгнув носом, — Сказала, чтобы я их только вам отдала! Лично!

Не совсем понимая, зачем Зое понадобилось это делать, Денис поинтересовался, как давно это было. И получил ответ — десять дней назад.

— И что там? В посылках… — спросил Гребски.

Галина даже слегка обиделась:

— Я не открывала. Это для вас.

— Не могли бы вы прямо сейчас посмотреть, что там? — попросил Денис, заинтригованный поступком Зои.

— Сейчас гляну!

Какое-то время в трубке были слышны шаги, шорох разрезаемой и разворачиваемой бумаги, потом Галина снова взяла трубку.

— Вы еще тут? — спросила она и, услышав ответ, сообщила: — Тут папки с документами… Контрактов… Инвойсов… Несколько компьютерных дисков. Конверт с надписью: «Денису Гребски. Лично».

— Хорошо, — произнес Денис, не зная, что сказать и что сделать. — Спасибо, Галина, я вам еще позвоню…

— Я буду ждать, — пообещала Галина. Помолчала и просяще проговорила скороговоркой, словно боясь, что собеседник не будет ее слушать и положит трубку: — Вы на могилку цветы от меня положите… пожалуйста.

Денис кивнул:

— Обязательно.

Сейчас, потягивая черный кофе, Денис задумчиво мял в пальцах сигару и во всех подробностях вспоминал вчерашний разговор с Галиной Левицкой. Вспомнилось ему и пронзившее его ощущение необходимости поездки в Киев, Ведь именно там находятся те, кто прислал убийц, жестоко расправившихся с Заинькой. Там, а не здесь! Хачило — марионетка, мнящая себя кукловодом. Решение принималось на другом уровне и в другом месте. И его, Дениса Гребски, пытаются заставить совершать нужные им действия оттуда же, с Украины. Значит, ему надо быть там. Здесь он зашел в тупик! У Славика имеется файл, который Зоя неимоверно засекретила. Скорее всего, у нее были для этого все основания. Вполне вероятно, что ключ может быть среди того, что Зоя прислала для него на адрес подруги. Надо ехать!

Докурив, Денис глянул на часы, потом на приятеля:

— Ну что, друже, пора в путь-дорогу собираться…

— Ага, — с большой долей сарказма, кивнул Куприянов. — Повяжут тебя в аэропорту да за нарушение залога в тюрягу упрячут. И твой громила-адвокат ничего не сделает.

— Обойдется, — отмахнулся Гребски, не имея ни малейшего желания снова вступать в спор со скептически настроенным бывшим опером. — Все будет нормально!

— Да уж, будем надеяться, — ухмыльнулся Олег, — а то нам всем тут непоздоровится… И четыреста тысяч — серьезные деньги даже для сумасшедшего программиста…

— Все будет нормально! — упрямо повторил Гребски, нахмурился. — С Зоиными похоронами решить надо…

— Надо, — согласился Олег.

— Тогда сейчас в российское посольство, а оттуда — в полицию… — поднимаясь, сказал Денис. — Навестим детектива Лопеса…

— Он будет очень рад тебя видеть, — улыбнулся Куприянов.

Посольство России, вернее, Генеральное консульство России в Сан-Франциско находилось на улице Грин, недалеко от дома Гребски. Поэтому ровно в девять утра они с Олегом уже припарковали машину возле почти квадратного шестиэтажного здания, до ужаса похожего на стандартные школьные здания, которые строили еще в пятидесятых. Первый этаж отделан светлым камнем, остальные из пестрого кирпича. Для полного сходства со школой не хватало только надписей «Васька — казел» или «Машка любит Петьку» на фасаде. Над зданием по причине безветренной погоды скучно висел российский флаг.

Поднявшись по ступеням и зайдя внутрь отведенного для приема посетителей помещения, Денис словно переместился во времени и пространстве и оказался в «советском» паспортном столе застойных времен. Такие же полукруглые окошки, через которые сотрудники должны были созерцать просителей, а просители, не имея возможности сесть, должны были стоять, согнувшись в три погибели.

В консульстве в столь раннее время посетителей не наблюдалось. Равно как и сотрудников. Все окошки были закрыты. Вежливо постучав во все по очереди и не получив никакого ответа, Денис вышел на улицу и составил компанию курившему на ступенях Куприянову.

Денис оглядел улицу, но тут же отвернулся, хотя и понял, что это бесполезно. Не оборачиваясь, негромко сказал Олегу, наблюдавшему за странными маневрами приятеля:

— На противоположной стороне, метрах в пятидесяти, под деревом — красный «понтиак»…

Бывший опер скосил глаза, разглядел машину, шепотом спросил:

— Ну и чего?

— Помнишь, я тебе рассказывал, что за мной следил азиат…

— Которого ты хорошо приложил? Помню…

— Ну так это та же самая машина…

— Ага! Теперь понял, — выдохнул Олег. — Откуда же он, зараза, взялся?! Я вроде проверялся, когда сюда ехали… Ох-хо-хо… Чего будем делать?

Денис посмотрел на приятеля:

— Я пойду паспорт получать с визой, а ты, пока суд да дело, посмотри, кто там устроился…

Олег кивнул, проводил взглядом Дениса, вздохнул. И медленно, словно прогуливаясь, направился в сторону «понтиака».

На этот раз одно из окошек приемной было открыто, и за ним обнаружилось приятное лицо женщины лет сорока пяти, извинившейся перед посетителем за несвоевременность начала работы и поинтересовавшейся, что посетитель желает узнать.

Денис пожелал узнать, готова ли его виза и если да, забрать паспорт. Поскольку вопрос был задан на английском, Денис ответил так же. Благодаря усилиям, приложенным педантичным во всех отношениях литературным агентом Стивеном Зитнером, у россиян не было возможности продемонстрировать сохранившийся еще с советских времен бюрократизм. Стивен предоставил все возможные и невозможные справки, фотографии Дениса Гребски были правильных размеров, анкета заполнена, как надо. Просматривая папку с документами Гребски, приятная женщина имела вид серьезный и сосредоточенный, словно пыталась что-то прочитать между строчками. Наконец она подняла глаза на посетителя, улыбнулась:

— Все в полном порядке… Вам нужно расписаться… здесь… и здесь…

Денис послушно исполнил это указание. Женщина снова посмотрела на него:

— Цель вашего визита в Россию?

— В анкете же написано, — попытался уклониться от ответа Денис, поскольку анкету заполнял Стивен и что он там написал, ему было неизвестно. — Деловая поездка…

Приятная женщина удовлетворенно кивнула:

— Подождите, я вынесу ваш паспорт.

И удалилась, цокая высокими каблуками. Нужно отдать ей должное, вернулась она довольно быстро, Денис еще не успел полностью просмотреть журнал «Макс», лежавший на столике и предназначенный для развлечения притомившихся в ожидании посетителей.

Мельком глянув на страницу паспорта с российской визой, Денис поблагодарил консульскую даму и освободил место у окна, к радости неизвестно откуда появившихся посетителей, жаждущих навестить бывшую родину.

Олега он застал почти в той же позе, что и оставил, уходя в глубины консульской приемной. Красный «понтиак» тоже не изменил дислокации. Гребски вопросительно взглянул на бывшего опера.

— Все в порядке, — улыбнулся Олег, потирая руки. — Поехали!

Уже в машине он объяснил, что произошло.

— Подхожу к нему. Сидит, смотрит на меня, — весело рассказывал Куприянов. — Я ему маячу, дескать, паря, стекло опусти… Ну, он нехотя, но опустил… Опять смотрит… Раскосый, скуластый… Или казах, или кореец… Я тут и рявкаю по-русски: «Закурить есть?»… Он на автомате отвечает: «Щас!» Я аккуратно ему по балде — тырц! Сомлел парнишка. Сдвинул я его на соседнее кресло, сам устроился на водительском. Сомнение все-таки взяло, проверил документы… — Олег улыбнулся. — Твой знакомец, Дима Хан…

— Вот же мужику не везет, — посочувствовал Денис.

— Не-а, — хохотнул бывший опер, — он сейчас кайф ловит… Скушал пару таблеток, что у него припасены были… и торчит. Телефон его я разбил, а замок зажигания на заднем сиденье теперь лежит…

— Сам, что ли, наркоту принял? — решил уточнить Денис.

— Ну, ты понимаешь, когда у тебя нос зажат, волей-неволей рот откроешь да сглотнешь, что тебе закинули, — скромно пояснил Олег. — Так что если к вечеру очухается, то хорошо…

— Ну, ты изверг, — шутливо ужаснулся Гребски.

— Не-а, — мечтательно потянувшись, ответил Олег. — Я даритель грез и покоя!

— Поехали в полицию.

Детектив Лопес не смог скрыть раздражения при виде журналиста Гребски, ожидавшего его в вестибюле полицейского участка. Денис понимал, что тот предпочел бы увидеть его в тюремной камере, но ради детектива Лопеса проводить время за решеткой не собирался. У него были другие планы.

Лопес сухо поздоровался и поинтересовался, что привело журналиста в участок.

Денис вежливо спросил, можно ли получить разрешение забрать тело Зои Рафалович, чтобы похоронить ее. Услышав эту просьбу, Лопес вздернул брови:

— Убийца заботится о похоронах жертвы!

— Виновным в смерти Зои меня может признать суд, — сухо заметил Денис. — А пока, как вам известно, я являюсь ее душеприказчиком…

— Ну-ну, — усмехнулся Лопес. — Очень трогательно.

Денис глянул на него испытующе, спросил:

— Неужели, детектив, вы и на самом деле считаете, что я убил Зою?

— Я не намерен обсуждать с вами эти вопросы. — Лопес поводил своим пальцем перед лицом журналиста. — Будет время, мы вас вызовем, тогда и побеседуем.

— Не возражаю… — улыбнулся Денис, спрятал улыбку. — Так я могу получить разрешение на похороны и тело?

Лопес отрицательно покачал головой, изобразил печальную мину, сказал:

— Нет. К сожалению, вы опоздали…

— Не совсем вас понимаю! — удивленно воскликнул Гребски.

— А чего тут понимать! — усмехнулся детектив Лопес. — Около часа назад я выдал это разрешение мистеру Игорю Буковски, президенту компании ИТМ…

Денис плохо понимал, что побудило президента компании, с которой Зоя сотрудничала, взять на себя не только хлопоты, но и расходы. Насколько ему было известно, Зою с руководством «Инвестмент, Траст и Маркетинг» связывали чисто профессиональные отношения.

Детектив воспринял недоумение, отразившееся на лице собеседника, как направленное в его адрес. Развел руками, словно извинялся:

— А что вы хотели, Гребски?! Нет ничего удивительного в том, что я предпочел выдать разрешение президенту уважаемой компании, а не вам. Тем более что он представил документы, из которых видно, что потерпевшая являлась чуть ли не их штатным сотрудником…

— Вас можно понять, — с плохо скрытым сарказмом проговорил Денис, поворачиваясь, чтобы уйти. Однако, вновь посмотрев на детектива, спросил: — Случайно у вас нет телефона уважаемого президента уважаемой компании?

Лопес будто ожидал этого вопроса. Жестом фокусника двумя пальцами извлек из нагрудного кармана визитную карточку и молча подал журналисту.

 

Глава 32

В аэропорт Дениса привез Славик. Высадив его возле входа в международный терминал, сунул в руки распечатку, являющуюся единственным доказательством того, что вчера они по Интернету приобрели билет на рейс «Сан-Франциско — Москва», совершаемый компанией «АэроСвит». Выбор на этой украинской компании они остановили из-за того, что она единственная совершала прямой рейс до Москвы с одной посадкой в Париже.

— Иди регистрируйся, времени мало, — скомандовал Славик. — Я припаркуюсь и тебя найду. Заодно посмотрю по сторонам…

Вчера вечером, вернувшись вместе с Олегом Куприяновым с похорон Зои, Денис быстро побросал в походную сумку самые необходимые в дороге вещи, убедившись, что в ней достаточно места для ноутбука, и только после этого позволил себе расслабиться, на сколько это было возможно в его состоянии. Однако коньяк, сигара и черный кофе сделали свое дело.

Олег молчал, прихлебывая густой напиток. Кошка Мурка, недовольно морща нос от табачного дыма, все же приткнулась рядом с Денисом, прижавшись боком к его ноге. О ней Денис позаботился. Розмари будет приходить каждый день, и Мурка будет сыта и ухожена, чем Денис был доволен, ведь Мурка была живым напоминанием о Заиньке.

Так они и просидели весь вечер, думая каждый о своем. Разговаривать не хотелось, Олег уже не только объяснил, как в Киеве выйти на связь с его «уголовной семейкой», но и все записал на листочке бумаги, надежно спрятанном в потайном кармане куртки Дениса.

Когда стемнело, они вышли из дома. Каждый своим путем.

Олег, как нормальный посетитель, вышел из подъезда, прикурил сигарету, чтобы, если наблюдение имелось, наблюдатель смог рассмотреть его лицо. Сел в свою машину, припаркованную рядом, и, разворачиваясь, сдал задом к темному въезду в гараж. Денис, спустившийся из квартиры прямо в гараж, прощальным движением коснулся своей «ривьеры» и, завидев машину приятеля, юркнул на заднее сиденье, прилег там. Вся операция заняла считанные секунды. Едва ли следившие за домом журналиста, кто бы они ни были, успели сообразить, что Денис Гребски покинул квартиру, в которой остался гореть свет и работал телевизор.

Пунктуально соблюдая все правила движения, что за ним водилось редко, Куприянов в то же время проверял, нет ли наблюдения за его машиной. Ничего подозрительного обнаружить не удалось, и Денис получил разрешение принять нормальную позу пассажира, что он и не преминул сделать. Без приключений добрались до автомастерской «Днипро», и, чтобы не возникло ненужных мыслей у возможных наблюдателей, Денис улегся на сиденье, а Олег загнал машину прямо в гараж и закрыл ворота. Получив свой ноутбук, Денис аккуратно уложил его в сумку, не забыв упаковать туда же и восемь тысяч, завернув их в носки.

«Наличные, они и на Украине наличные, — прокомментировал бывший опер, помогая утрамбовывать вещи. — Жаль, оружие с собой не провезешь».

К дому Зинчука на вершине холма они подъехали почти в полночь. Предупрежденный по телефону об их приезде, Славик незамедлительно открыл ворота, автоматически закрывшиеся, едва машина Олега въехала на ведущую к особняку аллею.

Обычно ярко освещенная, сегодня она была темна и загадочна. А свет, горевший внутри огромного бассейна, пробиваясь сквозь толщу воды, создавал ощущение инопланетной нереальности пейзажа.

— Прикольно! — оценив зрелище, сообщил Славик, широко распахивая высокую резную дверь. — быстро внутрь!

— Да нет, — возразил Олег, пожимая ему руку. — Я сразу обратно. Светиться в аэропорту мне ни к чему.

Они с Денисом обсуждали этот вопрос. Необходимости присутствия Куприянова в аэропорту не было никакой. Обнять приятеля и пожелать ему удачи Олег мог раньше. А вот проблем, если полиция выяснит, что он помогал Денису скрыться, будет немало, тем более что детектив Лопес уже пригласил Куприянова на допрос по делу журналиста. Да и из налоговой службы сообщили, что завтра-послезавтра хотели бы провести проверку автомастерской «Днипро».

— Явно по наводке прокуратуры или детективов! — досадливо воскликнул Олег, услышав эту новость от своего мастера Наума, в отсутствие хозяина выполнявшего его функции. — Ну да с налогами у нас все нормально… разве что мелочи какие… отобьемся!

Олег еще раз на прощание обнял приятеля и уехал.

Оставшись вдвоем, Денис и Славик поужинали, выпив по рюмке коньяка, обговорили условия связи, как между собой, так и с черкасскими ребятами, работавшими вместе с гениальным программистом.

— Лешу Смирнова ты сразу признаешь, — пояснил Славик, показывая на экране монитора фотографии здания, где арендовали офис его украинские коллеги. Следом появилось групповое фото, на котором на фоне столов с компьютерами стояла дюжина молодых парней с умными лицами, — он ткнул пальцем в среднего. — Вот он, высоченный, улыбчивый, скромный такой с виду…

Виртуозно проделав на своем кресле путь от стола до шкафа, стоявшего поодаль, Славик извлек с полки и вручил Денису портативный плеер, в ответ на недоумевающий взгляд пояснил с улыбкой:

— Определитель «жучков» и глушилка любой подслушивающей аппаратуры… Заселяешься в гостиницу, включаешь и смотришь вот сюда… — он указал на стандартную панель, — если тут зеленый, — все окей. Если красный, нажимаешь эту кнопку… и можешь спокойно разговаривать, все «жучки» нейтрализованы. Безопасность гарантирована. Ну а телефон у тебя уже есть — связь без возможности прослушать разговор. Звони из любого места.

— Замечательная штука, — согласился Денис, всовывая плеер в карман сумки.

— Кстати, о безопасности, — развернувшись на своем кресле, сказал Славик, запустив пальцы в свои рыжие волосы. — Последние два дня на мои серверы проходят очень квалифицированные атаки. Конечно, безуспешные, но факт остается фактом… И что прикольно — я не могу определить источник… Ладно, давай спать ложиться. Тебе дальняя дорога предстоит…

— Ага, — улыбнулся Денис, — и казенный дом…

Славик хохотнул:

— Казенный дом тебя тут ждет! Иди спать, а я еще поработаю. Судя по развитию событий, залог мне не вернут никогда…

— Извини, если можешь, — сокрушенно склонив голову, развел руками Гребски. — Буду живой, отработаю…

— Иди ты! — Славик шутливо отмахнулся от него, потом серьезно проговорил: — Ты уж будь живой… А деньги, что деньги… они — ветер…

Спал Денис Гребски без сновидений.

Проводив «хаммер» взглядом, Денис закинул сумку на плечо, но не последовал совету приятеля. Он вынул сигарету, прикурил. Ни внутри аэропорта, ни в самолете курить теперь не разрешалось. Поэтому надо было накуриться впрок. Курил Гребски быстро, делая глубокие затяжки, исподлобья бросал взгляды на входящих и выходящих через автоматические двери людей, пытаясь обнаружить у кого-нибудь хоть малейший интерес к своей скромной персоне. Но если кто-то и смотрел на него, то совершенно безразлично, так же, как и на других курильщиков, спешащих запастись никотином перед долгим путешествием.

После второй сигареты Денис глянул на часы, торопливым шагом вступил под своды терминала. Нашел стойку своей компании.

Симпатичная стройная блондинка приветливо посмотрела на него. А плотный угрюмый мужчина в сером костюме, стоявший за ее спиной и игравший роль то ли консультанта, то ли представителя службы безопасности, вперился немигающим взглядом. Чтобы она не мучилась, гадая, на каком языке ей обращаться к пассажиру, Гребски заговорил по-английски. Девушка ответила на том же, весьма сносном, языке, и регистрация прошла гладко как по маслу.

— Что-нибудь сдаете в багаж? — поинтересовалась блондинка.

Денису нечего было сдавать, сумка вполне укладывалась в нормы, установленные для провоза в салоне, чего он и добивался.

— Все мое ношу с собой, — улыбнулся он, словно оправдываясь, что не может доставить удовольствие компании, загрузив в самолет пару увесистых чемоданов.

— Ворота номер двенадцать, — передавая Денису его паспорт и билет с посадочным талоном, сообщила девушка. — Налево, потом на эскалаторе и сразу направо. Счастливого полета и спасибо, что выбрали нашу компанию!

Денис поблагодарил ее за любезность, подмигнул человеку в сером, который за все время, пока девушка оформляла билеты, так и не изменил позы и, как показалось журналисту, даже ни разу и не моргнул, подхватил сумку и направился к эскалатору.

— А вот и я! — услышал он. По зеленоватому и блестящему мраморному полу терминала несся во всю прыть, разбегаясь и скользя, словно по льду, Славик Зинчук. Уткнувшись прямо в приятеля, он остановился, перевел дух, повторил: — Вот и я!

Он отобрал у Гребски сумку, оборвав его возражения коротким: «Натаскаешься еще!» — негромко сообщил:

— Вроде никого подозрительного не наблюдается…

К большому огорчению Славика, проводить друга прямо до посадки в самолет ему не удалось. Денису предстояло пройти паспортный и таможенный контроль, доскональную проверку личных вещей, прохождение через металлодетекторы и прочую рутину, введенную в аэропортах после известных всему миру трагических событий. Славика дальше уже не пустили.

Но он не уходил, стоял и наблюдал, как Гребски выкладывает из карманов содержимое, потому что металлодетектор запищал, когда он через него проходил. Как сумка журналиста исчезла в трубе, где ее просвечивали, пристально изучая внутренности. Как Денис объяснял представителю службы безопасности аэропорта, почему у него в сумке присутствуют наличные деньги в большом количестве.

— В дикую же страну еду, — с улыбкой пояснил Гребски. — Предстоят расходы, а я не уверен, что моя кредитная карта будет там работать…

Чернолицый охранник вполне удовлетворился таким объяснением, пожелал журналисту быть аккуратным в той далекой стране. На этом проверка закончилась. Денис сгреб со стола свои вещи, распихал по карманам, взял сумку и, обернувшись, с улыбкой помахал рукой взгрустнувшему Славику. Тот помахал в ответ, резко развернулся на каблуках модных туфель, разогнался и, проехав по блестящему полу метров десять, издал вопль: «Ееее-хууу-у!» — чем вызвал удивленные взгляды спешащих на проверку пассажиров.

Усмехнувшись, Гребски направился на поиски ворот, через которые он должен был войти в самолет и занять свое место в салоне бизнес-класса. Следуя указателям, размещенным на стенах, он без всяких проблем нашел нужное место, где возле открытой двери с номером «12» стояла блондинка, очень похожая на девушку за регистрационной стойкой.

Она деловито проверяла посадочные талоны у последних пассажиров, поторапливала:

— Проходите, через пять минут заканчиваем посадку… Хорошего полета…

Пассажиры проходили, оказываясь в большом коридоре, ведущем в салон самолета, где их встречали симпатичные стюардессы. Пестрой толпой пассажиры втягивались в люк самолета и исчезали в его чреве, чтобы на долгих четырнадцать часов доверить свою жизнь машине, внешний вид которой не вызывал у Дениса никаких ассоциаций с птицами.

Денис стоял чуть поодаль и ждал своей очереди. Он слегка задумался и потому не сразу понял, что пухленькая крикливо одетая женщина в смешной шляпке, чудом державшейся на ее обесцвеченной гриве, обращается к нему. Она была из тех экстравагантных американок, которые так заботились о своем внешнем виде, что понять, сколько им лет, было совершенно невозможно. Ясно только, что много.

— Извините, — привычно улыбнулся Гребски. — Что вы сказали?

Она ткнула его острым коготком в грудь и объявила:

— А я вас знаю. Вы Денис Хлебский, я вас видела но телевизору Вы убили двадцать русских мафиози, сожгли из огнемета их машину или что-то в этом роде, верно? Вы тоже в Москву летите?

Денис мысленно чертыхнулся, но с улыбкой ответил:

— Прошу прощения. Вы ошиблись.

— Я никогда не ошибаюсь! — Ее не просто было сбить с толку. — А еще вы убили свою любовницу. Скажите, Хлебский, зачем вы ее убили? Вы не любите женщин? Почему вы не любите женщин?

К ней присоединился пожилой пузан в охотничьей куртке-безрукавке со множеством кармашков самых разных размеров.

— Дорогая, все в порядке? — Он смерил Дениса подозрительным взглядом, как будто тот собирался посягнуть на честь его подружки прямо в зале ожидания.

— Милый, это Денис Хлебский, он женоненавистник, — пояснила женщина. — Он летит с нами, представляешь?

Пузан выпятил челюсть и свирепо уставился на Дениса, а когда демонстрация его лучших самцовских качеств не возымела действия, мотнул головой и обнял подругу за плечи.

— Да, дорогая. Умоляю тебя, будь осмотрительной, не забывай, куда мы летим…

Женщина многозначительно кивнула. Скрываясь в коридоре, ведущем в самолет, она оглянулась на Гребски и что-то сказала спутнику. Тот пожал плечами.

Денис надеялся, что они не окажутся его соседями по салону.

Оглянувшись по сторонам и убедившись, что визгливый голос любительницы криминальных новостей не привлек всеобщего внимания, Денис собрался было от греха подальше зайти в самолет и там уже спокойно ожидать вылета. Однако дорогу ему заступил мужчина весьма преклонного возраста в сопровождении полной краснолицей дамы. В ушах дамы красовались крупные серьги с бриллиантами, столь же крупные перстни украшали толстые пальцы, в которых она сжимала носовой платок и со страдальческим видом промокала им вспотевшее лицо. Мужчина, подав свой посадочный талон, проходить в салон самолета не торопился. Вместо этого он с одесским говором принялся выяснять у терпеливой сотрудницы авиакомпании, сколько времени им лететь и будут ли в полете кормить…

Денис совсем было решил прийти им на помощь и вежливо поторопить разговорчивого попутчика, но кто-то легко коснулся его плеча. Обернувшись, он встретился взглядом с довольно высоким чернокожим. мужчиной, смотрящим на него спокойно и без улыбки.

— Мистер Гребски? — приятным голосом поинтересовался мужчина, поправляя консервативный галстук, неплохо гармонирующий с его серым строгого покроя костюмом и белой рубашкой. — Денис Гребски, если не ошибаюсь…

Отрицать очевидное Денис не собирался.

— Он самый… А вы, сэр? С кем имею честь?

Его неожиданный собеседник улыбнулся, склонил голову в легком полупоклоне.

— Агент Берри Вайт, — сообщил он, продемонстрировав застывшему журналисту свое удостоверение. — Федеральное бюро расследований.

 

Глава 1

огдан Андреевич, на Украине, говоря о выборах президента, очень много внимания уделяют так называемому российскому фактору. Вы его принимаете в расчет?

Ляшенко на секунду задумался. Загорелое лицо с волевым подбородком и вертикальными морщинками на щеках эффектно оттенялось сединой на висках и белоснежной рубашкой с расстегнутым воротом. Для пресс-конференции он хотел было надеть галстук, но в один голос с женой запротестовали имиджмейкеры, уверяя, что без галстука у него очень спортивный и располагающий к доверию вид.

Когда Ляшенко заговорил, отвечая на вопрос, это был голос молодого, энергичного, но уже опытного и мудрого политика.

— Давайте не будем забывать, что речь идет об украинских выборах, результаты которых зависят не от внешних факторов, а от волеизъявления тридцати шести миллионов граждан Украины, имеющих право голоса, — сказал он. Президента Украины будут избирать на Украине, а не в Москве, Брюсселе или Вашингтоне.

Петр Сергеевич Казаренко потянулся к пульту и чуть прибавил звук. После этого его рука вернулась на бедро сидящей рядом Олеси, но легла чуть выше, чем до этого. Запись пресс-конференции ему передали по Интернету через полчаса после ее завершения, и теперь он пристально вглядывался в ненавистное лицо человека, сменившего его в свое время на посту премьера. Хороший загар, отличный костюм. Стильный светло-серый пиджак из дорогой ткани нарочито грубого плетения. Петр Сергеевич понимал толк в хорошей одежде и не мог не признать, что выглядит «золотой мальчик» отменно. Его даже не портили проявившиеся под глазами мешки и слегка ожиревший подбородок.

— В последние годы внешняя политика Украины превратилась в инструмент торга с Россией и Западом, — продолжал Ляшенко. — Вот недавний пример. В день встречи президентов Украины и России в Ялте Виктор Кучук подписывает изменения к военной доктрине, заявляя, что Киев уже не идет в НАТО и не собирается интегрироваться в Евросоюз, но… — Он сделал паузу и оглядел журналистов. Потом слегка пожал плечами, всем своим видом выражая недоумение. — Но едва закончилась встреча в Ялте, едва МИД России успел выразить глубокое удовлетворение новой военной доктриной Украины, как внешняя политика Кучука качнулась в другую сторону. Излишне объяснять недопустимость такого поведения для государства, претендующего на уважение в цивилизованном мире.

Петр Сергеевич скривился. Ничего толкового он пока не услышал. Достаточно критиковать любое действие президента и правительства, чтобы выглядеть умным и конструктивным. Тем более что нынешняя украинская власть ежедневно давала более чем достаточно поводов для критики. Совсем недавно Петру Сергеевичу стало достоверно известно, что именно Ляшенко, заняв его пост, передал кое-какие документы американским властям. Из-за этого Петру Сергеевичу пришлось провести за решеткой почти пять лет вместо нескольких недель.

Рука Казаренко двинулась вверх по шоколадному бедру девушки. Ее кожа была прохладной и бархатистой. Олеся прикрыла глаза, понимая, что избежать хозяйских ласк не удастся, откинулась на спинку дивана и постаралась думать о Мартине, симпатичном студенте, с которым познакомилась во время одной из редких поездок в город.

— Каким образом в случае своего избрания вы сможете гарантировать безопасность иностранному бизнесу, который уже работает на Украине?

Ответ последовал незамедлительно.

— Для меня, как экономиста, деньги не имеют географии. Если иностранный капитал хочет работать на украинскую экономику, это нужно только приветствовать и создавать благоприятные условия для инвесторов, гарантируя всем бизнесменам равные возможности. Я прекрасно знаю, сколько проблем создает им несовершенная налоговая система, как страдают предприниматели от массовой коррупции нынешней власти.

Петр Сергеевич фыркнул. Ну надо же! Зачирикал о равных возможностях. Но в том, что деньги географии не имеют, он прав. Равно как и запаха. В противном случае от Ляшенко сейчас за версту воняло бы аммиаком, который принес ему первые двадцать-тридцать миллионов. И еще нефтью и природным газом. А вот полмиллиарда не воняли бы ничем, потому что он увел их из госбюджета просто и красиво. По подложным контрактам. Хотя, наверное, у них все же был бы легкий запашок предательства, когда «золотой мальчик» подставил своих помощников. Оказавшись за решеткой, они очень удачно отравились баландой.

Олеся вздрогнула, потому что толстые пальцы хозяина добрались до трусиков и больно зацепили кожу, пытаясь протиснуться под резинку. Казаренко невнятно буркнул, не отрываясь от экрана, и девушка покорно спустилась на диване чуть ниже, чтобы ему было удобнее.

— Многие иностранные бизнесмены, работающие при существующей власти и по ее правилам, опасаются национализации, реприватизации и передела собственности в случае смены власти. Что вы можете об этом сказать?

— Передела собственности не будет. Национализация, деприватизация, реприватизация — исключены.

Мы не имеем времени копаться в том, что и как про исходило десять лет назад. Нужно подвести черту и двигаться вперед. Конечно, есть случаи, на которые нельзя закрывать глаза. Это так называемые победы и приватизационных тендерах, одержанные подконтрольными премьер-министру Чивокуну и президенту Кучуку бизнесменами. Я имею в виду приватизацию металлургических гигантов и историю с «Телекомом», когда в спешном порядке под предвыборный шумок стратегический объект хотят прибрать к рукам «свои» для нынешней власти люди за символическую сумму.

Пальцы Петра Сергеевича наконец-то справились с трусиками и лениво перебирали жесткие завитки волос. Олеся помимо своего желания почувствовала нарастающую томительную истому внизу живота и слегка раздвинула ноги. Большего она позволить себе не могла. Когда хозяин впервые так ее ласкал, а она в порыве нахлынувшего возбуждения начала помогать ему движениями бедер и поглаживая себе грудь, его реакция оказалась непредсказуемой и пугающей: он обозвал ее шлюхой и выгнал из комнаты, пригрозив отправить обратно на Украину.

— Речь идет о разворовывании нашей страны, — продолжал Ляшенко. Его низкий приятный голос с экрана Олеся слышала как сквозь вату. Этот загорелый спортивного вида мужчина ей нравился. Его голос странным образом переплелся с образом Мартина. Девушка почувствовала, как пальцы проникают в нее, и закусила губу, сдерживая стон.

— Воруют наши, доморощенные олигархи. — Ляшенко повысил голос. Теперь он уже обличал и угрожал. — Поэтому все незаконные действия Кучука — Чивокуна, которые они предпринимают под шумок выборов, будут опротестованы в соответствии с законом.

Так-так-так, мальчик, оказывается, готов показать зубки. Ну да, «Телеком» — слишком лакомый кусок, чтобы не попытаться его сожрать, добравшись до кормушки. Ляшенко одновременно угрожает власти и дает понять своим сторонникам, что в случае своей победы даст им поживиться.

— Правда ли, что вы предлагали некие гарантии безопасности президенту Кучуку и его окружению в случае, если пропрезидентские силы не станут добиваться победы Чивокуна незаконными средствами?

— Нет, этого не было. — Ляшенко категорично отверг такую возможность. — Ни на какие сделки с правящей кликой я не пойду. Но то, что мы должны будем принять закон о президенте и о гарантиях президенту, это факт. Речь идет не о законе о Кучуке, а о законе о президенте. Этот путь уже прошли Польша, Россия, другие наши соседи. Если общество хочет цивилизованно развестись с прошлым, мы должны это сделать.

— Интересно, кто ему пишет речи? — подумал Петр Сергеевич. Цивилизованный развод предполагает цивилизованный раздел имущества супругов. Отдавай половину совместно наворованного и можешь сваливать куда глаза глядят. Все же лучше лишиться половины, чем всего. В цивилизованных странах президенты это уяснили уже давно и законодательно запретили передел собственности с приходом к кормушке новой кучки едоков.

— Вы рассматриваете других кандидатов как конкурентов и соперников или уже чувствуете себя победителем?

— Я чувствую поддержку миллионов сограждан. Главным моим конкурентом являются административный ресурс и грязные технологии — единственные козыри властной команды, которые они уже сегодня активно запускают. Уже сейчас народу намекают, что от него ничего не зависит, что в нашей стране честная победа на выборах невозможна. Я уверен, что власть попытается манипулировать результатами голосования. Мы готовы к такому повороту событий и планируем провести экзит-полл на участках для голосования и по его результатам проконтролировать результаты. Правящий режим чувствует, что его время истекает, поэтому в ход пойдет все, от провокаций на избирательных участках и подтасовки результатов до оживления политических трупов, которых сейчас пытаются опять вытащить из небытия.

Петр Сергеевич напрягся.

— Вы имеете в виду освобождение из американской тюрьмы Петра Казаренко и предпринимаемые им попытки влиять на расклад политических сил перед выборами?

Олеся до крови закусила губу, но боли не почувствовала. Толстый палец внутри нее неистовствовал. Не смея двигать бедрами, девушка попробовала сокращать и расслаблять мышцы в низу живота, умоляя этот сладко беснующийся палец проникнуть еще глубже. В тумане, заполнившем ее голову, голос политика с экрана слился с образом Мартина, настойчивым ухаживаниям которого она едва не уступила. Наверное, зря. Дура. Конечно, зря. Хозяин никогда не доводил дело до конца, в любой момент он мог прекратить эту сладкую пытку, и Олеся опять до самой ночи будет мучиться от неудовлетворенного желания, пока не окажется в своей постели.

— И его тоже. Я вообще убежден, и не без веских на то оснований, что американский суд, рассматривавший дело Казаренко, на самом деле должен был рассматривать дело Кучук — Казаренко. Этих двух людей в бытность Казаренко премьер-министром связывали очень тесные деловые отношения. Я глубоко убежден, солидная доля в империи Казаренко принадлежит президенту Кучуку. Так же, как империя семьи Кучука частично принадлежит Казаренко. Эти монстры построены на украденные у нашего народа деньги и насчитывают более полутора сотен крупных предприятий в тридцати странах мира. Их годовой оборот сравним с бюджетом нашей страны. После моего избрания я намерен всерьез заняться расследованием этой преступной деятельности и вернуть нашему народу украденные у него деньги.

Петр Сергеевич левой рукой расстегнул себе молнию на брюках, грубо схватил Олесю за шею и пригнул к себе.

— В президенты захотел, сучоныш? — прорычал он. — А вот так не хочешь?

От неожиданности Олеся вскрикнула, но сильные руки хозяина уже обхватили ее голову, а в губы нетерпеливо толкалась головка члена. Девушка подчинилась.

— А вот так, а вот так, а вот так… — с хрипом вырывалось сквозь сжатые зубы хозяина, пока он резкими движениями вверх-вниз двигал голову девушки, задавая ритм. Когда он дергал ее голову вверх, волосы на висках больно оттягивались, и, чтобы избежать этой боли, она начала сама двигать головой так, как ему хотелось, но стало только хуже. С каждой секундой движения вниз делались все сильнее и резче. Болели судорожно напряженные мышцы широко раскрытых челюстей. Олесе казалось, что это мучение никогда не кончится. Но вот тяжелые руки надолго задержали ее голову в нижнем положении. Нос девушки утонул в волосатом подбрюшье, она почувствовала, что начинает задыхаться, и едва подавила желание изо всех сил стиснуть зубы. Но в этот момент хозяин утробно застонал, рот девушки заполнила теплая горько-соленая жидкость, и замок его рук на затылке ослаб.

Большое тело хозяина несколько раз судорожно дернулось и обмякло. Олеся осторожно высвободилась.

— А если на выборах вы потерпите поражение? — спросили в телевизоре у кандидата в президенты.

— Этого не произойдет, — уверенно ответил Лященко и вдруг широко улыбнулся.

— Ну-ну, — расслабленно проворчал Петр Сергеевич. — Посмотрим, сучоныш. Посмотрим. И добавил в сторону Олеси — Умница, девочка. Можешь взять машину и съездить в город. Купи себе что-нибудь. И что это за манера — такие тесные трусы носить?..

В ванной комнате Олесю вырвало. Двигаясь как во сне, она почистила зубы и прополоскала рот. Челюсти все еще болели. Тело было словно чужое, непослушное, налившееся вялой раздражительной усталостью. Девушка долго стояла под душем, приходя в себя. Дорогими гелями и шампунями стараясь смыть прикосновения толстых требовательных пальцев, не принесших удовлетворения. Последние несколько минут стояла под ледяными струями, пока не начала дрожать.

После душа она еще раз прополоскала рот. Нарушила запрет хозяина и выкурила сигарету в комнате, потом высушила свои роскошные волосы феном. Наконец, решившись, набрала номер и сказала в трубку:

— Мартин, я сегодня буду в городе. Если хочешь, мы можем встретиться через час на прежнем месте.

 

Глава 2

Самолет пробежал по взлетной полосе, упирающейся прямо в океан, и круто взмыл вверх. На стеклах иллюминаторов капли мелкого сан-францисского дождя превратились сначала в льдинки, а потом и вовсе исчезли. После набора высоты лайнер неподвижно завис над пеленой облаков. Денис задернул шторку иллюминатора, спасаясь от нестерпимо сверкающего солнца.

Жизнерадостная стюардесса объявила о скорости и высоте полета с такой гордостью, будто сама построила этот «боинг» или, как минимум, является его владельцем. Гул двигателей почти не ощущался. Время остановилось. Денис закрыл глаза и постарался уснуть. Конечно же, ничего из этого не вышло.

«Наши люди будут поблизости», — сказал чернокожий агент Берри Вайт, пожимая ему руку, и Денис невольно стал присматриваться к своим попутчикам. Кто из них? Хотя понимал: если ФБР направило агентов, их будет сложно обнаружить. «Так и до мании преследования недалеко!» — мысленно обругал себя Гребски и тряхнул головой, чтобы отогнать совершенно ненужные сейчас мысли. Ну сказал агент да и сказал! Будут поблизости — и слава богу! Американский флаг им в руки!

Его соседом оказался русский бизнесмен, широкоплечий, крепко скроенный мужчина лет сорока. Едва заняв свое место, он, неведомо как, тотчас же распознал в Денисе соотечественника и по-русски представился, коротко и исчерпывающе:

— Василий Бирюков, Норильск, цветные металлы. Из командировки домой. Пить будете?

Денис вежливо отказался.

Сразу после набора высоты сосед потребовал виски, залпом выпил, потом вынул из своего портфеля немаленькую бутыль текилы.

— По капельке, а? — предложил он, с надеждой глянув на Дениса.

— Нет, спасибо, — снова отказался Гребски, которому совершенно не хотелось глушить мозги даже небольшой дозой алкоголя.

— Придется одному… — Сосед не огорчился и на всякий случай пояснил: — Вообще-то я не увлекаюсь этим делом. Просто летать боюсь до судорог, но приходится. Дела тут, дела там…

— Да, никуда не денешься, — посочувствовал Денис. — Поезда в Штаты еще не ходят.

Бирюков расхохотался.

— Досадное упущение! Люблю эту кактусовку, — признался он. — От нее совершенно не бывает похмелья. Может, все-таки по рюмашке? В качестве успокоительного..

— Нет, спасибо. Мне нельзя.

Попутчик заинтересованно развернулся к Денису всем телом:

— Почему?

— Печень… — солгал Денис, разглядев мешки под глазами и желтоватый цвет лица соседа.

Тот сочувственно закивал:

— Погано. Всех нас это ждет. — Он бодро, один за другим, опрокинул пару стаканчиков. — И никаких понтов с солью и лимонами! Накачу еще капельку и — спать. Если разобьемся, то пусть меня при этом не будет. На обед не будите.

В самом деле, после очередного доверху наполненного стаканчика он очень быстро осоловел, с трудом наклонился, чтобы поставить бутылку в портфель, и через секунду уже храпел, привалившись головой к иллюминатору. Денис усмехнулся про себя. Если сосед и был приставленной «защитой», то очень здорово маскировался.

Денис надел наушники и попробовал смотреть кино. Фильм был русский. Действие разворачивалось в Москве. Две команды боевых магов, хорошие и плохие, наперекор друг другу добивались непонятных целей и для пущей многозначительности говорили обрывками фраз, оставляя зрителям богатое поле для размышлений и догадок. Над высотным домом кружилась воронка из птиц, а симпатичная волшебница превращалась в свирепую тигрицу. Устремления героев остались для Дениса непонятными, но манера съемки была необычной. Наверное, так снимал бы Тарковский, если бы подхалтуривал на рекламных роликах. Денис выключил звук в наушниках и попробовал уснуть, но память упорно возвращала его к последним часам.

* * *

— Насколько мне известно, не далее как позавчера вы были освобождены под залог в астрономическую сумму, — с легкой полуулыбкой сказал Берри Вайт. — А в данный момент делаете попытку скрыться от следствия, что чревато весьма серьезными последствиями.

Гребски протянул ему обе руки сразу, спросил, глядя прямо в лицо:

— Наручники надевать будете?

Агент склонил голову набок, словно оценивая искренность решения журналиста отдаться в руки правосудия, тем более что оно все равно его настигло, и неожиданно улыбнулся:

— Нет. Не буду.

— Ну и ладно. — Денис опустил руки, поправил съехавшую с плеча сумку. — Куда прикажете?

— Да вот сюда. — Берри Вайт взял его за локоть, отводя чуть в сторону, чтобы они не мешали подоспевшим пассажирам. — Вы, вероятно, удивитесь, но я здесь, чтобы пожелать вам успешной поездки.

Гребски не просто удивился, он был поражен и на какое-то время лишился способности соображать. При появлении фэбээровца он испытал странное чувство облегчения, какое могло бы быть у ребенка, собравшегося для проверки собственной храбрости отправиться ночью на кладбище, уже заготовившего для этой цели свечу и спички и в последний момент разоблаченного родителями. Но оказалось, вместо того чтобы на корню пресечь идиотскую затею, они сами принялись выталкивать его за дверь.

Наблюдая за сменой выражений на лице собеседника, агент Вайт вновь белозубо улыбнулся:

— Наше ведомство заинтересовано в получении информации, которую вы ищете… Мне не положено вдаваться в подробности, но я могу сказать — мы вам не враги. Хотя, как вы сами понимаете, ваши действия в последние дни не очень напоминают поведение законопослушных граждан.

Денис наконец обрел дар речи.

— Вы хотите сказать, что сейчас я могу повернуться и пойти в самолет? — недоверчиво проговорил он, пока даже не пытаясь разобраться в сумятице, творившейся в его голове. — И ничего не произойдет? Вы останетесь здесь, помашете мне вслед и будете долго провожать взглядом улетающий лайнер, утирая скупую мужскую слезу?

Агент усмехнулся:

— Утирать слезы я не буду, да и махать вам вслед тоже…

— Ну как же?! — наигранно обиделся Гребски, за показным фиглярством скрывая полное непонимание происходящего. — Жалко, такая слезобойная сцена пропадает… Агент ФБР провожает скрывающегося от правосудия преступника…

Берри Вайт прервал его решительным жестом.

— У нас нет времени для упражнений в остроумии, — сказал он. — Сцену с рыдающим агентом вы вставите в какой-нибудь новый роман. Летите, Гребски, занимайтесь своим расследованием. Когда вернетесь, мы с вами встретимся… Тогда и поговорим.

Денис понимал, что ему уже сказали все возможное в этой весьма пикантной ситуации, надо поворачиваться и уходить, но не смог удержаться от язвительного замечания напоследок:

— Вы надеетесь, что я вернусь?

— Я в этом не сомневаюсь. Если, конечно, вас не убьют, — серьезно сказал Берри Вайт.

— Вот спасибо вам, добрый дяденька, за хорошие слова! — воскликнул Денис с досадой в голосе. — Вы очень заботливы.

— Да не за что. — Агент слегка пожал плечами и в упор посмотрел на журналиста. — Я просто реально оцениваю имеющиеся у меня факты и ваши шансы на успех… Игра, в которую вы оказались втянуты, идет по-крупному…

Неожиданно для себя Гребски взорвался:

— Черт возьми! Может быть, хоть вы соизволите посвятить меня в ее правила? Согласитесь, тогда у меня будет гораздо больше шансов не доставить никому удовольствия моей безвременной кончиной.

Агент развел руками и произнес, как показалось Денису, вполне искренне:

— Если честно, мы знаем немногим больше вашего. Нам известно, что вы непричастны к смерти Зои Рафалович. Те, кто это сделал, были очень заинтересованы в получении важной для них или их хозяев информации. Вероятно, Рафалович случайно стала ее обладательницей. Мы не знаем ни источника этой информации, ни того, как она попала к вашей знакомой. Однако круг заинтересованных лиц весьма широк и влиятелен. Если ваши поиски увенчаются успехом, это может сказаться на судьбах многих людей. — Агент Вайт на секунду задумался и добавил: — Или государств…

Служащая компании вежливо, но настойчиво окликнула Дениса:

— Пассажир, вы летите или решили остаться?

— Лечу! — через плечо отозвался Гребски. Потом снова посмотрел на агента: — Все понятно, знакомые игры! Хотите загрести жар чужими руками? Если я ничего не найду, вы ничего не теряете. А если мне повезет — вы выпрыгнете, как чертик из табакерки. Вот они — мы, кавалерия за холмом. И всегда тут были, все под контролем. Хорошая позиция, удобная во всех отношениях.

— Зря вы так, — с сожалением сказал Берри Вайт. — Не все проблемы можно решить силами государственных служб. Но наши люди будут поблизости и постараются помочь в тяжелой ситуации… Номер вашего телефона, — агент пальцем указал на карман, в котором у Дениса покоился презентованный Славиком мобильник, — у нас есть… Так что до связи, мистер Денис Гребски. И — удачи!

Выходит, отправляя мальчика в полночь на кладбище, родители все-таки решили не оставлять его без присмотра. Ну и на том…

— Спасибо, — проговорил Денис, отвечая на крепкое рукопожатие. — Пока!

Шагая в потоке пассажиров по длинной кишке коридора, Денис размышлял о том, что фэбээровец ни словом не обмолвился о похищенной Татьяне. Вероятно, они просто об этом не знают и решили, что им движет только чувство мести. Пусть так, разубеждать их не входило в планы Гребски.

* * *

Денис застонал и открыл глаза. Девушка, сидевшая в кресле через проход, озабоченно смотрела на него.

— Вам плохо? — по-русски спросила она.

Денис заставил себя улыбнуться и по-русски ответил:

— Нет, все в порядке.

— Вы стонали во сне.

— Кошмар приснился, — виновато усмехнулся Денис, поправляя кресло в более приемлемое для сидения положение.

Девушка с пониманием кивнула:

— У меня тоже иногда бывает. Когда наваливается куча всего скверного и впереди не видно просвета. У вас озабоченный и какой-то потерянный вид. Наверное, настало время решения проблем и поиска ответов на проклятые вопросы. Всякие разные проблемки и вопросики накапливаются, накапливаются, от них поначалу отмахиваешься, потому что не хочется тратить время на ерунду, а потом вдруг выясняется, что они слиплись в огромный ком и с этим комом нужно срочно что-то делать. У вас так бывает?

Денис пожал плечами:

— Такое у всех бывает.

— Нет, не у всех. — Девушка упрямо мотнула головой. — Есть счастливчики, которым хватает терпения возиться со всякими мелочами по мере их возникновения. Всегда таким завидовала. У меня так не получается. Поэтому приходится решать проблемы глобально, радикально, кардинально… какие еще слова есть?

— Масштабно.

— Отлично! — Девушка одобрительно улыбнулась и проговорила, пробуя слова на вкус: — Решать проблемы глобально и масштабно. Звучит как фраза из речи какого-нибудь политика. Внушительно и бессмысленно.

— Вы имеете отношение к политике? — спросил Денис, усаживаясь удобнее, чтобы видеть собеседницу.

— Имею? Нет. Имела? Да. К политике? Нет. К политику? Да. — Она сама задавала короткие вопросы и сама же отвечала, забавляясь этой игрой. — Меня зовут Марина, мне двадцать восемь лет, и я совершенно свободная женщина вот уже… — она посмотрела на изящные часики, — два дня и четырнадцать часов. Вы ведь это хотели узнать? Я сейчас…

Прежде чем он успел ответить, Марина встала и направилась в нос самолета. Денис проводил взглядом ее фигуру и вдруг искренне пожелал, чтобы именно она оказалась приставленной к нему «защитой».

Пока девушки не было, свет в салоне приглушили, стюардесса принесла всем клетчатые пледы. Когда темный силуэт девушки возник на фоне светлого прямоугольника дверного проема и распущенные волосы светящимся ореолом окружили ее голову, Денис почувствовал волнение. Когда-то, давным-давно, он уже видел такую картину — стройный темный силуэт и светящийся ореол волос, — только не мог вспомнить когда, и от этого стало тепло на душе и немного грустно. Где-то далеко внизу, если верить жизнерадостной бортпроводнице, был Атлантический океан, но верить ей почему-то не хотелось.

Марина села, поддернула джинсы на коленях:

— Так что вот это, — она обвела руками салон, — мой лебединый полет. Или лебединой бывает песня? Не важно. Теперь я не скоро смогу позволить себе пижонить и летать бизнес-классом. А почему вы в бизнес-классе? Вы не похожи на пижона. Вы сами зарабатываете на свой кусок хлеба, — она критически оглядела Дениса и уточнила: — на кусок белого хлеба с хорошим желтым сливочным маслом и икрой. По праздникам — черной, а по будням красной.

— Иногда бывает, — улыбнулся Денис.

— Это не ответ. — Она вздернула подбородок и пристально посмотрела на него. Ресницы у нее были густые и длинные, от этого глаза казались темнее и больше. — Почему вы летите бизнес-классом?

— У меня клаустрофобия, — попытался отшутиться Денис.

— Высокая цена на билет ее излечивает?

— А вы не привыкли отступать, да? — Дениса начала забавлять ее настойчивость.

— Вы не ответили.

— Вы не оставили мне такой возможности, — сдался Денис. — Просто не люблю, когда меня толкают локтями в бок. Я очень болезненно отношусь к нарушению границ моего жизненного пространства, а в бизнес-классе у меня не упираются колени. Если бы тут был первый класс, я сидел бы там. Удовлетворены?

Девушка секунду помедлила, потом сообщила:

— Не романтично, но похоже на правду… Вы так и не сказали, как вас зовут.

— Извините. Меня зовут Денис. Денис Гребски.

В изменившемся освещении салона девушка тоже стала выглядеть по-другому. Мягкие тени скрыли половину лица, но резче очертились высокие скулы и рот, который мог бы показаться слишком крупным, если бы пропорции лица не уравновешивались за счет огромных глаз под прямыми пушистыми бровями, которые девушка не выщипывала. Сейчас глаза поблескивали в полумраке влажно и загадочно.

— Денис, вы не слушаете меня. Вы меня разглядываете. Прекратите.

— Вам неприятно? — без тени иронии осведомился Денис. Настала его очередь задавать вопросы.

— Если женщина скажет, что ей неприятно, когда ее вот так разглядывают, она солжет, — проговорила Марина, прикрыла глаза, негромко добавила: — Я устала от лжи. И просто устала. Конечно, мне приятно. Но вы же сейчас начнете ко мне клеиться…

— Вам это запрещено инструкцией? — Денис попробовал забросить крючок, отлично понимая, что видеть в каждом встречном сотрудника ФБР просто глупо.

— Инструкцией? — Девушка наморщила брови, отчего между ними появилась маленькая вертикальная складочка. — Может быть, это можно назвать инструкцией. Или жизненной установкой. Одна моя подруга называла свои бзики «законом сегодняшнего дня». На больший срок ее законов не хватало.

— А у вас?

— У меня… если бы я знала, как у меня… — Девушка на мгновение погрустнела, но только на мгновение. Тряхнув головой, она предложила: — Давайте так, Денис. Сейчас постараемся немного поспать, а в Париже выпьем кофе, и вы продолжите клеиться. Идет?

Не дожидаясь ответа, она натянула плед до подбородка, как-то очень уютно устроилась под ним и уснула. Или сделала вид, что уснула. Денис последовал ее примеру в полной уверенности, что у него ничего не получится, но, не успев удивиться, через несколько минут провалился в беспокойный сон.

Его сон был зыбким и тонким, если только сны можно различать по толщине. Какая-то горькая на вкус полупрозрачная пленка, окружающая реальность. Разводы на пленке причудливо сплетались в невероятные узоры и мгновенно распадались, чтобы слиться вновь, но уже в другую картину. Смеющаяся Зоя со связанными руками весело доказывала полицейскому Лопесу, что разрешение на ее, Зоины, похороны нужно отдать именно Денису Гребски, а вовсе не какому-то другому мужчине. Во сне Зоя никак не могла вспомнить его имя, и это ее почему-то очень забавляло.

— Буковски, — во сне подсказал Денис. — Его зовут Игорь Буковски, он твой работодатель.

Но Зоя его не слышала, превратившись в Татьяну, одетую в форму пилота «Аэрофлота». Она манила Дениса пальцем, спиной вперед удаляясь в сторону леса, а когда Денис пошел за ней, то обнаружил, что ноги по колено проваливаются в зловонную черную жижу. Раскинув руки, как на картинах Марка Шагала, Татьяна летала над ним кругами, внимательно наблюдая, как он барахтался по горло в черной жиже, а на шее у нее болтался ошейник кошки Мурки. Денис удивился и хотел спросить, зачем она забрала у Мурки ошейник, но вдруг появился темный стройный силуэт с копной светящихся волос, и Татьяна исчезла. Денис почувствовал под ногами твердую почву и, раздвигая жижу руками, побрел к берегу, где судья Буллок в парике с буклями и черной мантии стучал большим черным ботинком по компьютеру и кричал по-русски:

— Ты, сучонок, не очень-то рыпайся! Я этого не люблю.

 

Глава 3

Президент Виктор Кучук приехал на дачу, чтобы поработать над речью ко Дню независимости. Он вообще предпочитал работать с документами не в рабочем кабинете, а в открытой беседке в саду, который вдруг неожиданно зацвел в середине августа. Было непривычно и тревожно видеть розовые цветки на ветках, где еще висели плоды. Ученые объясняли редкое явление поздней весной и какими-то изменениями климата, а старики сокрушенно качали головами и предрекали то ли суровую раннюю зиму, то ли конец света. Впрочем, старики всегда во всем видят приметы приближения конца света.

В свои шестьдесят шесть Виктор Кучук стариком себя не считал.

Вероятно, именно поэтому так тяжело давалась работа над речью, которую политологи заранее окрестили его политическим завещанием.

С легкой руки Томаса Джефферсона, в начале девятнадцатого века не выставившего свою кандидатуру на третий срок из уважения к двум срокам президентства Джорджа Вашингтона, прецедент был узаконен во многих странах, и не один президент в последние месяцы своего второго срока поминал недальновидного американца недобрым словом.

Поступок из разряда исторических анекдотов стал демократической нормой, сгоряча принятой на «ура!» всеми республиками развалившейся империи, теперь, каждая по-своему, пытавшимися выбраться из этой ловушки. Кто-то, опираясь на родовые кланы, объявил себя отцом нации; кому-то повезло обзавестись внешними и внутренними врагами и убедить соотечественников, что только под его началом может быть одержана победа. А Украина, исторически зависшая между Востоком и Западом, металась между двумя берегами в бурном потоке, до середины которого, как известно, долетит редкая птица.

Завещание Кучук писать не хотел.

С какой стороны ни глянь, это было бы неправильно. Просто так сойти с дороги на обочину и надеяться, что Украина призовет его еще раз к власти, как Франция призвала де Голля? Но молодая демократия всегда кровожадна, а новые лидеры не знают жалости. Конечно, тени семьи Чаушеску не стоят по ночам у изголовья, но судьба Милошевича или бывшего перуанского президента Альберто Фухимори, объявленного новыми правителями сразу после отставки самым коррумпированным политиком в мире, тоже не радовала.

Должен быть свой собственный, третий путь.

Провести выборы и формально передать бразды правления преемнику, не раздражая Запад нарушением Конституции, но при этом оставить за собой власть реальную. Нужно всего лишь найти способ крепко держать руку на горле вновь избранного президента, независимо оттого, кто им станет.

Задача, достойная мудрецов Востока.

Но вполне решаемая.

Президент поднял голову и прислушался к доносящимся со стороны дома детским голосам. Опять внуки что-то не поделили. Два мальчишки, девяти и одиннадцати лет, имея все, чего может пожелать ребенок в их возрасте, все равно ежедневно находили поводы для ссор, доходивших до драки.

Ну вот, один уже с воплями бежит к деду, размазывая по лицу красные сопли. На полпути мальчишку перехватила бабушка и потащила за руку к дому, что-то сердито выговаривая по пути.

Президент покачал головой. Вечером придется опять устраивать разбор полетов. Внуки признавали только его авторитет и слушались беспрекословно. До следующего дня.

Виктор Кучук внимательно следил за ходом пред выборных кампаний двух фаворитов президентском гонки, но пока не считал нужным вмешиваться. Разные по характеру, они и кампании вели по-разному. Прямолинейный Чивокун, как бык, пер напролом, заполонил газеты и телевидение статьями и фильма ми о себе, думая, что чем больше — тем лучше.

И часто подставлялся.

Щеголеватому Ляшенко достаточно было время от времени ловить его на лжи, чтобы заставить тратить время и средства на многословные оправдания и объяснения.

Однако следует признать, последний ход Ляшенко великолепен.

Экзит-полл. Безобидный опрос уже проголосовавших избирателей на выходе из дверей избирательных участков под контролем международных организаций. Практика, принятая во всем мире. Однако проведенный в масштабах всего государства невинный опрос превращался фактически в альтернативные выборы и давал возможность в случае поражения опротестовать результаты выборов официальных. Это могло привести к чему угодно, от раскола в обществе до гражданской войны. В полном соответствии с демократическими нормами.

Президент Кучук надеялся, что до крайностей дело не дойдет. К нужному времени у него в руках будут средства для сдерживания зарвавшихся кандидатов. Не зря же он потратил столько сил и средств, чтобы помочь своему бывшему премьеру выбраться из калифорнийской тюрьмы.

Президент отхлебнул из кружки ароматного домашнего компота и склонился над текстом речи.

И старики, и ученые не правы. Повторное цветение может принести повторный урожай, если правильно изменить климат.

 

Глава 4

— Спасибо. Если бы не ты, я не встретил бы рассвет в Париже, — сказал Денис. Марине пришлось трясти его за плечо, чтобы разбудить, и после этого они незаметно перешли на «ты». — Теперь с полным правом могу говорить: «Как-то раз в Париже меня разбудила на рассвете красивая девушка, и мы пили кофе с булочками…»

— А слушатели в меру своей фантазии заполнят промежуток между «разбудила на рассвете» и «пили кофе». — Марина улыбнулась. — Я тут немного работала. Три месяца.

— В аэропорту? — спросил Гребски, делая глоток кофе.

— Нет, в Париже. — Она усмехнулась его предположению и объяснила — У меня был контракт с «Вог». Жила в хорошем отеле, ела на завтрак горячие рогалики, днем кормила голубей на Монмартре и по шесть часов позировала. Хорошее было время.

— Ты модель?

— Фотомодель. Была. Для подиума не доросла. В буквальном смысле. Ты удивлен?

— Ни капельки, — искренне произнес Денис. — Кого же еще фотографировать, как не тебя. Я слышал, красивые модели рано или поздно выходят замуж за олигархов.

— Замужем за олигархом я уже была. Ну, или почти олигархом. Или почти была… Нет, формально — была. Все как положено — со штампом, флердоранжем, кольцами и шампанским. — Марина отхлебнула кофе. — У всех олигархи как олигархи, а мне попался какой-то такой… местечкового масштаба олигарх — тире — политик. Или политик — тире — олигарх.

В маленьком баре на втором этаже парижского аэропорта имени Шарля де Голля уютно пахло свежемолотым кофе и булочками с ванилью и корицей. Сквозь прозрачную стену было видно, как к их самолету подъехала вереница тележек с чемоданами и крохотные грузчики принялись укладывать их в багажное отделение.

— Знаешь, что это такое — быть женой политика-олигарха местечкового масштаба? — спросила Марина, оторвав взгляд от окна. — Все как у взрослых, но только китайского производства. Унылый секс один раз в неделю по субботам, потому что с понедельника по пятницу утром «милая, я опаздываю», а вечером «дорогая, я безумно устал». Время на «дорогую, любимую, законную» находится только в субботу, обычно по утрам. А в воскресенье — «любимая, ну не каждый же день, мы ведь только вчера…». Вот и остается болтовня с подружками, магазины, фитнес-центр, парикмахерская и отдых на чужом кладбище.

— Почему на кладбище? — искренне изумился Гребски.

— А что такое, по-твоему, Египет?

— Колыбель цивилизации? — подыграл Денис, уже понимая, куда она клонит.

— Не уверена, что ты действительно так считаешь. Это кладбище. Просто очень старое кладбище с очень большими склепами. Колыбель — это место, где мы живем. Едим, спим, работаем, испражняемся и превращаем колыбель в кладбище. А отдыхать едем на чужое кладбище, платим, чтобы на старом вонючем верблюде доехать до чужого склепа и сфотографироваться на его фоне, пока мужья делают то, что могли бы делать в любом другом месте вселенной — снимают стресс, понимай — пьют и спят. Утром берут взятки за подряды на строительные работы, а вечером рассуждают о коррупции, в которой погрязла страна. Или наоборот. — Марина передернула плечами. — Не жизнь, а тень жизни. Не люди, а пляшущие тени на серой стене… Веселый разговор для раннего утра, да?

— Просто разговор, — сказал Денис, разводя руками. — Убиваем время.

— Или время убивает нас… — задумчиво проговорила Марина и резко сменила тему: — Чем в Москве займешься?

— Подпишу один договор и на пару дней съезжу в Киев. А ты?

— Еще не знаю. — Она опять зябко передернулась. — Пока буду зализывать раны.

Женский голос на английском и французском объявил посадку на их рейс. Несколько посетителей встали из-за столиков, направились к выходу. Денис вынул из бумажника деньги и положил на блюдце.

— Пойдем?

Марина взяла несколько купюр, с улыбкой вернула Денису.

— Ты слишком много оставил. Французов нельзя баловать.

В зале ожидания Денис увидел решительно направляющуюся к ним женщину в шляпке на обесцвеченной голове и отвернулся. Но это не помогло. Не обращая внимания на Дениса, она остановилась прямо перед Мариной, решительно сказала:

— Милочка, не в моих правилах вмешиваться в чужую личную жизнь, но тут случай особый. Будьте осторожнее с этим господином. Это Денис Хлебский, известный мафиози-женоненавистник, он убил сорок человек.

— Послушайте… — Денис начал было урезонивать не в меру активную попутчицу, но Марина, мгновенно сориентировавшись, опередила его.

— Все нормально, милочка, — сказала она на безукоризненном английском. — Не волнуйтесь, дорогая, мне он ничего не сделает. Дело в том, бдительная вы моя, что я его сообщница.

Женщина охнула и мгновенно ретировалась.

— Ты с ней знаком? — с веселыми искорками в глазах спросила Марина.

Денис печально склонил голову.

— Это она думает, что знакома со мной, — сказал он — Видела меня как-то по телевизору.

— Ага-а-а! — Марина прищурилась, оценивающе рассматривая его. — Так ты звезда криминального мира?

Денису ничего другого не оставалось, как покаянно развести руками.

— А ты не знаешь? — спросил он. — Зачем же нанялась сообщницей?

— Просто так. Видел, как ее перекосило? — Марина фыркнула. — Ты не похож ни на мафиози, ни на женоненавистника. Уж я-то разбираюсь.

— Профессия обязывает?

— Конечно, — кивнула Марина с легкой улыбкой.

Три часа до Москвы пролетели незаметно. Самолет снизился и начал делать широкий разворот над городом, Денис перегнулся через все еще спящего соседа, стараясь разглядеть в разрывах облаков знакомые очертания кварталов и площадей. После крутой глиссады колеса мягко коснулись земли, двигатели в последний раз взревели, и «боинг» покатился к зданию аэропорта мимо замерших на стоянках собратьев. Пассажиры завозились на своих местах, собирая вещи.

— Вот и добрались, — сказала Марина. После приземления она стала собранной, деловитой и отчужденной.

«Наверное, решает, что ей сейчас докладывать начальству или кому тут нужно докладывать», — подумал Денис. Он уже почти не сомневался, что именно Марину приставил к нему чернокожий фэбээровец.

— Меня будут встречать, — сказала Марина. — Тебя подбросить? Где ты остановишься?

— В «Космосе», — сказал Денис, сделал паузу и спросил: — Ты разве не знаешь?

Марина удивленно подняла брови, но ничего нс ответила.

Во время томительной процедуры заполнения деклараций, паспортной проверки и таможенного досмотра пассажиры нескольких прибывших одновременно рейсов перемешались, и Денис потерял девушку из виду.

Пройдя все формальности и оказавшись перед выходом из аэропорта, он снова ее увидел. К ней подошел мужчина в светлой куртке, чмокнул в щеку, помог сесть в припаркованную напротив выхода машину. Денис был уверен, что они еще встретятся, поэтому сожаления от скомканного прощания не испытывал.

— Такси, такси, грузовое и пассажирское. В Москву и область. Вам куда, мужчина?

— Сейчас, минутку… — Денис остановил набросившихся на него таксистов, так как не мог оторвать глаз от сценки, приковавшей его внимание.

Бдительная обесцвеченная толстушка со своим спутником стояли перед милиционером и что-то пытались ему втолковать. Милиционер вдумчиво кивал, слушая малопонятную для него английскую речь, но потом, видимо уловив знакомые слова «киллер» и «мафия», подозвал двух внушительного вида парней в черных бронежилетах, вооруженных короткими автоматами, и вся компания направилась куда-то вдоль здания аэровокзала.

Денис мстительно ухмыльнулся, представив, какое разочарование их всех ожидает.

— Мужчина, так мы едем? — настаивали желающие заработать на приезжем таксисты и «вольные стрелки».

Денис быстро оглядел разношерстную толпу:

— Обязательно, — сказал он молодому парню в джинсовом костюме и сдвинутых на лоб темных очках. — На ВДНХ.

Сказал и сам удивился. Только спустя несколько минут, уже в машине, сообразил, почему сказал не «гостиница „Космос“», а именно «ВДНХ». Без всякого на то его, Дениса, участия, сработал опыт прошлого. А в том прошлом в аэропорту и на вокзале таксисту не следовало называть адрес гостиницы, чтобы не давать шанс содрать втридорога.

 

Глава 5

Президент Джеймс Тейлор собрал готовившихся к поездке в Киев сенаторов в маленьком зале совещаний рядом с Овальным кабинетом. Он поприветствовал их в своей обычной манере, с протяжным техасским выговором, но при этом очень быстро, почти скороговоркой. Эта особенность не раз ставила в тупик иностранных переводчиков на международных встречах.

— Я пригласил вас не для того, чтобы давать напутствия перед поездкой, все вы опытные политики и не нуждаетесь в моих наставлениях, — сказал он. — Я просто хотел, чтобы картина сегодняшних взаимоотношений нашей страны и Украины была более четко очерчена.

Президент сделал паузу и энергично потер щеку. На подбородке у него красовалась свежая царапина, заметив которую, сенатор Дженкинс улыбнулся про себя. Опять неугомонный ковбой не смог укротить велосипед. За спиной президента через окно можно было разглядеть аккуратную лужайку и всем с детства знакомые монументы.

— Поступим так, — решил президент. — Сейчас выступит директор ФБР, а потом мы обменяемся мнениями. Прошу вас, Николсон.

Директор ФБР являл собой полную противоположность сухощавому и стремительному, словно ртуть, президенту. Он был грузен, с массивной головой и большими руками, доставшимися ему от отца-металлурга. Весь его облик представлял собой сгусток неукротимой энергии и начисто опровергал теорию Ломброзо. Впервые увидев его, никто не верил, что обладатель этих огромных красных кулаков и тяжелого, словно высеченного топором лица свободно владеет дюжиной языков и тонко разбирается в искусстве. Президент планировал объединить все спецслужбы, действующие зачастую втайне друг от друга, в единую структуру, но еще не назвал имени ее будущего руководителя, и Дженкинс подумал, что лучшей кандидатуры, чем пятидесятилетний Николсон, ему не найти.

— Я буду говорить об организованной преступности, — гулко начал директор ФБР, четко выговаривай слова, как его научили еще в юности в Вест-Пойнте. Начало было неожиданным. Сенаторы недоумевающе переглянулись. — Ни для кого не секрет, что русско-украинские группировки на протяжении ряда лет занимаются наркоторговлей и поставками оружия военизированным формированиям и повстанцам по всему миру. Согласно последним сообщениям, они усилили контроль за поставками наркотиков из Афганистана, через Турцию и бывшие советские республики в Европу. Они налаживают связи с наркоторговцами в Перу и Колумбии с целью выращивания опийного мака и сбыта героина в США и странах ЕС. Мы разбили Талибан, и через полгода поставки неочищенного опия из этого региона выросли в пять раз. Это, так сказать, оборотная сторона нашей победы в Афганистане.

Он грозно оглядел присутствующих, как будто именно они были виновны в увеличении поставок наркотиков из Афганистана, которые почти прекратились во время правления Талибана.

— Мы ведь справились в свое время с мексиканскими и колумбийскими наркокартелями, — пробурчал сенатор Уайлдер, — что мешает сделать то же самое со славянскими бандами? И какое отношение все это имеет к нашей поездке?

Директор ФБР свирепо уставился на сенатора.

— Это покажется странным, — пророкотал он, — но именно война США против «Аль-Каиды» и разгром наркокартелей в Мексике и Латинской Америке открыли перед русско-украинской мафией новые возможности в области торговли кокаином и героином и позволили славянским группировкам без сопротивления занять ключевые посты в этих регионах.

— То есть мы своими же руками открыли им ворота? — спросил Дженкинс. Большая часть из того, что говорил директор ФБР, была ему известна, но он не рассматривал проблему под таким углом.

— В отличие от колумбийцев и мексиканцев славянские группировки не признают границ, — продолжал Николсон. — Они отлично оснащены и легко устанавливают партнерские отношения с другими этническими группировками. Кроме того, для эффективной борьбы с ними нужны новые соглашения с правительствами и правоохранительными органами России, Украины и Израиля. Израиль, например, не выдает своих граждан, а в правительственных учреждениях Украины и России сильны позиции коррумпированных чиновников.

— Да уж… — покачал головой Дженкинс. — Наслышаны.

Не реагируя на его реплику, Николсон продолжал:

— По нашим данным, славянские группировки особенно активны в Берлине, Будапеште, Буэнос-Айресе, Дублине, Женеве, Глазго, Карлсбаде, Лондоне, Макао, Мадриде, Праге, Квебеке, Сиднее, Торонто, Ванкувере, Варшаве… А на территории США — в Чикаго, Далласе, Денвере, Лос-Анджелесе, Майами, Нью-Йорке и Вашингтоне. Они действуют в пятидесяти странах мира и тридцати американских штатах.

Перечисление населенных пунктов в устах директора ФБР прозвучало как сводка с поля сражения о сданных противнику городах и целых районах.

— Уж лучше бы они оставались за своим железным занавесом, — пробормотал сенатор Уайлдер. — Борьба за демократию оборачивается против самих борцов. Как им удалось так быстро просочиться во все эти страны?

В беседу вступил сенатор Джордж Ковальский, один из блестящей плеяды молодых политиков, взращенных Збигневом Бжезинским. Про него говорили, что, как и наставник, он скорее ненавидит Россию, чем болеет за развитие демократии в бывших республиках Советского Союза.

— Образование, — заявил он. — Все дело в образовании. Наш комитет располагает сведениями, что многие преступные группировки возглавляют люди с учеными степенями в области математики, физики и экономики. Многие из них — бывшие сотрудники КГБ или военные, обладающие навыками проведения специальных операций, шпионажа и контрразведки. У них есть доступ к технологическим и финансовым ресурсам на Украине и в России.

Директор ФБР согласно кивнул:

— Именно так. Украинские мафиози из Одессы поставили десять тысяч автоматов Калашникова «Революционным вооруженным силам Колумбии». Это оружие было похищено со складов бывшей Четырнадцатой российской армии в Приднестровье, на границе с Украиной. А руководили операцией бывшие сотрудники спецслужб… Они поставляли оружие, в том числе танки, бэтээры, вертолеты и самолеты, клиентам и Афганистане, Сербии, Боснии, Хорватии, Сьерра-Леоне, Руанде, Анголе и Чечне…

— Картина ужасающая, — сказал президент. — Мы можем продолжать и продолжать. У наших соседей, и Канаде, славянская мафия практически полностью уничтожила алмазную промышленность, поставляя в эту страну фианиты. Они не брезгуют ничем. Бен Ладен обогатился в том числе и в результате сотрудничества с русской мафией в Катаре и на Кипре. Русская мафия закупала для него оружие на Украине и поставляла его в страны Персидского залива и Африканского Рога. Как видите, метастазы этой раковой опухоли расползлись по всему миру. Основная опасность состоит в том, что российско-украинские преступные структуры, как никто другой, способны к подкупу государственных чиновников всех уровней и сотрудников правоохранительных органов. Происходит ускоренное сращивание и взаимопроникновение криминальных и государственных структур. Особенно это заметно на Украине, где одним из наиболее вероятных кандидатов в президенты является негласный главарь преступных сообществ.

— У них зарегистрировано двадцать шесть кандидатов, — сообщил Джордж Ковальский. — Не выборы, а свистопляска.

— Но солистов всего двое, — не согласился президент. — Остальные играют роль кордебалета.

Президент сделал паузу. Молчали и сенаторы, осмысливая услышанное.

— Я вижу, вы впечатлены, — сказал президент. — Все, что вы услышали, — только факты. Россия очень пристально наблюдает за предвыборной кампанией на Украине и в меру сил пытается оказать давление. В течение последних месяцев русский президент десять раз встречался с президентом Украины, в результате этих встреч Украина изменила свою военную доктрину и объявила о выводе своих войск из Ирака. Их четыреста солдат погоды в Ираке не делали, но речь идет о принципе. Россия выбрала, на кого из двух фаворитов сделать ставку. К сожалению, это не тот человек, на кого хотелось бы поставить нам.

Президент еще раз сделал паузу и оглядел присутствующих.

— Факт прискорбный, но не фатальный. На Украине есть здоровые политические силы, ориентированные на тесное сотрудничество с западной демократией. Эти силы могут одержать победу, если будут обеспечены на самом деле демократические выборы. Я уверен, вы сможете донести эту мысль до президента Кучука и украинских парламентариев. Если же первым к финишу придет не тот парень…

— Мы приложим все силы, чтобы убедить украинское руководство обеспечить демократические выборы, — заверил сенатор Ковальский.

— Кроме того, как я знаю, у многих наших соотечественников есть в этой стране собственные экономические интересы, — сказал президент, глядя в глаза сенатору Дженкинсу. — Мы должны быть готовы эти интересы защитить.

 

Глава 6

После душа и бритья Денис продолжал пребывать в легком приятном обалдении, наполнявшем все тело жаждой движения, причем движения созидательного и незамедлительного. Едва оказавшись в гостинице, он перевел часы на московское время, позвонил в издательство, сразу попал на нужного человека и договорился о встрече.

Объяснение его восторженному состоянию было достаточно простое и приятное: все, что он до сих пор увидел, ему нравилось. Таксист, конечно же, раскусил нехитрую уловку с адресом и распознал в нем приезжего, как только Денис стал озираться по сторонам. Когда же выяснилось, что его клиент — бывший москвич и только что из Штатов, парень забросал его вопросами. Переведя галлоны в литры, они выяснили, что цены на бензин в Штатах и Москве примерно одинаковые.

— Да, но зарплата-то у вас выше.

— А цены на жилье забыл? — парировал Денис.

— Ну ты вот сколько платишь в месяц? — спросил таксист, а когда Денис ответил, ему было разъяснено, что за такие деньги в Москве можно снять двухкомнатную квартиру только где-нибудь совсем уж на окраине, в Марьине или Медведкове. Внутри кольцевой линии метро таких цен давно уже нет. Так что по всему получается, что доходы в Штатах выше.

— Но и тут жить можно, — сам себя утешил таксист. — Можно жить, можно. Вертеться приходится, как глист в заднице, а так — нормально. А сигареты у вас все-таки дороже.

Он посвятил Дениса в премудрости ночной жизни Москвы, и тот узнал, что самых дорогих и стильных девочек можно найти в «Метелице» и «Карусели», самый чистый кокаин в «2x2». Водку лучше покупать в дорогих супермаркетах, иначе нарвешься на «паленку», а вот с коньяками совсем худо: супермаркеты не гарантируют, что «Белый аист» или «Арарат» не окажутся розлива подмосковной подворотни.

Оплатой парень остался доволен и на прощание сунул Денису свою визитку: «Мало ли что, сгодится».

В «Космосе» Дениса поразил не по-американски просторный и стильный холл. Две широкие лестницы вели на второй этаж, где на террасе виднелись красочные витрины со всякой всячиной.

Вместо недоброй памяти старых мегер, подозревающих каждого приезжего в предосудительном желании оторвать их от разговоров с подругами и вечно скрывающихся за табличками «мест нет», на рецепции Дениса встретили улыбчивые и профессиональные девушки, номер оформили в мгновение ока и выдали не ключ на килограммовой груше, а пластиковую магнитную карту. Мальчик-коридорный лет тридцати в синей униформе вместе с Денисом поднялся в лифте на шестнадцатый этаж и, несмотря на протесты журналиста, донес сумку до самого номера, получил свои чаевые и предложил «в случае чего обращаться без стеснения, мы же все понимаем».

Номер полулюкс Денису достался угловой, и это тоже было хорошо, потому что в нем имелись два окна. Через одно можно было любоваться уходящим вдаль проспектом Мира и всем огромным комплексом отеля, похожим на половинку гигантского сверкающего цилиндра, рассеченного по вертикали. Другое окно выходило на ВДНХ. Денис жадно разглядывал знакомые здания, среди которых то тут, то там возвышались новые, возведенные после его отъезда.

Мухинских «Рабочего и колхозницы» на привычном месте не обнаружилось. От них остались только ноги, но и они готовы были соскочить с пьедестала и рвануть через весь город, если бы не сдерживающие их тросы. А вот этой красивой развязки слева раньше не было, ее разумность очевидна, давно пора было построить. Денис смотрел, оценивал, и то, что видел, ему нравилось.

Он присел на краешек кровати. Включив телевизор, с удовольствием обнаружил около двадцати программ, большинство на русском, но две — на английском. В Штатах Денис старался следить за новостями из России, но, как говорят в Одессе, это две большие разницы — видеть новости из-за океана или быть в центре событий. Пусть наблюдателем, но все равно в центре. Появляется ощущение причастности, которое невозможно испытать, находясь за тридевять земель.

За своими заботами Денис совсем потерял счет времени, а оказывается, елки зеленые, сегодня девятнадцатое августа! По экрану ползли бронетранспортеры, на баррикадах развевались трехцветные флаги; камера скользила по растерянным лицам путчистов и крупным планом показывала дрожащие пальцы. Сумбурное, шальное, взвинченно-пьяное, безденежное, истеричное время. Очереди в киосках за «Московским комсомольцем», странные романы Пелевина со сдвинутыми по фазе сюжетами, бумажные сосиски и первые эфиры «Эха Москвы» с прямыми репортажами.

— Через час будет ракетный обстрел Белого дома!

— Какой обстрел?! Дивизия Дзержинского на нашей стороне, это тебе не хрен собачий.

— Десантники в городе. Десантники. Лебедь!

— Стреляют!

— Склиф забит ранеными!

— Кошмар на улице Язов!

А потом задавили троих ребят в тоннеле под Кутузовским, и Ромка Толоконников с циничной прозорливостью заметил: «Ну вот, теперь начнется. Сейчас из жертв дорожно-транспортного происшествия будем делать национальных героев. Очень своевременно ребята побежали через дорогу на красный свет. Без капельки крови — какая же свобода?»

Сюжет сменился, диктор от прошлого перешел к настоящему и рассказывал о событиях в Цхинвали. Денису на минуту показалось, что какой-то шутник перебросил его на машине времени в прошлое, которое он пытался забыть.

Такое же жаркое лето, усталые лица военных, беженцы. Стороны обвиняют друг друга в провоцировании конфликта. Многословное беспомощное блеяние международных наблюдателей с лейтмотивом кота Леопольда — «ребята, давайте жить дружно». Если заменить Южную Осетию на Приднестровье, Грузию на Молдову, а Цхинвали назвать Бендерами, все это он уже видел двенадцать лет назад.

Денис даже головой помотал, пытаясь стряхнуть наваждение.

— Неужели на самом деле ничего не изменилось? — сам себя ошарашенно спросил он. — Неужели они потратили двенадцать лет только на то, чтобы обзавестись сверкающей снаружи мишурой, а внутри все осталось как прежде?

Он не знал ответа. Пока не знал. И еще его неприятно покоробило это случайно вырвавшееся «они». Даже мысленно он не мог сказать «мы». Какое, к чертям собачьим, «мы», если он уехал и давно живет в другой стране? Но и в этом отстраненном «они» тоже было что-то раздражающе неправильное. Хотя отождествлять себя с людьми, живущими в России, Денис не мог. Не мог сопереживать им, не понимая их забот, волнений и тревог. Не получалось у него представить себя постоянно живущим в той же Москве. Хоть убей, не получалось! Но и в Америке он не чувствовал себя в доску своим. Не потому, что кто-то напоминал ему о месте рождения или быть «русским» мешало в жизни. Нет! Скорее всего, впитавшиеся с младых лет привычки превратились со временем в какие-то вторичные рефлексы, избавиться от которых невозможно.

Денис усмехнулся, поймав себя на философских размышлениях, однако вынужден был признать, что в ситуации с убитой Заинькой и во всем, за этим последовавшем, вел себя совершенно не по-американски.

Зазвонил телефон. Удивившись, Денис снял трубку, и женский голос приветствовал его на скверном школьном английском:

— Поздравляем вас с приездом в Москву.

— Спасибо, — недоумевая, ответил Денис.

— Две юные девушки хотят предложить для вас приятный отдых.

Денис уже понял, куда клонит звонившая, но решил послушать и сравнить с предложениями, которые ему приходилось выслушивать много лет назад в разных городах, куда его забрасывала судьба. Давно. Еще и прошлой жизни.

— Продолжайте, продолжайте.

Собеседница послушно затараторила заученный английский текст.

— У нас для вас есть садо-мазо, оральный и анальный секс, а также минет и… — на том конце провода зашушукались. Денис услышал шепот по-русски: «Наташка, как сказать „лягушачий минет“?»

Денис решил помочь девицам выйти из положения:

— Девочки, не напрягайтесь. Можно и по-русски.

— Фу, блин! Так он по-русски говорит! — обрадовались в трубке и уже без языковых проблем доступно объяснили, что могут предложить за обычную плату, что за дополнительную, а что пойдет бонусом, если он возьмет их оптом.

— А что это такое — «лягушачий минет»? — поинтересовался Денис, впервые услышав этот термин.

— Приглашай в гости, узнаешь. Ну как?

— Не получится, — без сожаления сказал Денис. — Спасибо, девочки. Как-нибудь в другой раз.

Он положил трубку. Сервис становится навязчивым.

Глянув на часы и произведя несложные арифметические вычисления, Денис взял свой мобильник и нажал кнопку автоматического набора номера телефона, который Славик Зинчук обязался поднимать в любое время дня и ночи. Обещания Славик не нарушил. После радостных воплей он сообщил приятелю, что пока его никто не хватился и не ищет, а потому душа Славика спокойна за внесенный залог.

— Про деньги, — уточнил он на всякий случай, — шутка юмора.

— У Олега все в порядке? — спросил Денис, беспокоясь о Куприянове, уж очень активно участвовавшем во всем, что происходило в последние дни.

— Утверждает, что за ним наблюдают, — отозвался Славик. — Почему-то я ему верю. Мне и самому показалось, что в городе за мной был «хвост»…

— Ладно. Вы там поаккуратнее, — посоветовал Гребски. — Не нарывайтесь. Скромнее будьте.

— Будем, — заверил его Славик. — Ты сам поаккуратнее. Как Москва?

— Как всегда, — усмехнулся Денис. — Интенсивно способствует росту энтропии во Вселенной.

Пока он раскладывал вещи и одевался, проститутки звонили еще несколько раз, причем, судя по голосам, разные. Откуда узнали номер? Понятное дело: нормальный приработок для дежурных по этажам и других заинтересованных лиц. Сначала Денис отказывал вежливо, а последний раз послал назойливых барышень по-русски так далеко и виртуозно, как только мог.

Прошлый опыт возвращался, причем очень быстро. А вот восторженная приподнятость куда-то исчезла.

В издательство Денис отправился на метро, тем более что линия была прямая, всего три остановки. На улице он не то чтобы жадно, но с интересом всматривался в прохожих, стараясь обнаружить происшедшие перемены. И с непонятным чувством осознавал, что перемен не так уж и много. Одеваться люди стали несравненно лучше, а вот улыбок на лицах как не было, так и нет. Впрочем, москвичи всегда были суетливо-озабоченными. Зато хороших машин стало много больше, причем не старья, а моделей последних лет, дорогих и престижных.

На станции метро он сунулся в окошко кассира, протянул деньги:

— Два, пожалуйста.

— Чего два?

— Два жетона, — уточнил Денис.

— Мужчина, вы с дуба упали? — раздраженно осведомилась женщина в окошке. — Какие жетоны? Понаехали тут…

Ага, еще одно нововведение. В конце концов он получил от недовольной кассирши пластиковую карточку на две поездки. Ну надо же!

Метро совершенно не изменилось, разве что милиции стало больше, исчезли урны, да по обеим сторонам эскалатора на стенах появились рекламные щиты. А вот запах остался тот же, неподвластный внешним переменам.

Издательство размещалось в спорткомплексе «Олимпийский». Вообще весь спорткомплекс оказался заселен какими-то фирмами, магазинами, салонами и еще черт знает чем, к спорту имеющим отношение весьма отдаленное, если только бизнес не стал в России олимпийской дисциплиной.

Денис поднялся в лифте на третий этаж. Открыв дверь офиса, сразу же понял, что в издательстве полыхает нешуточный скандал.

В небольшом помещении с несколькими столами бушевала женщина в черном вечернем платье с жемчужным ожерельем. Она методично сбрасывала со столов ручки, скрепки и прочую канцелярскую мелочь, не трогая, впрочем, компьютеров. Бумаги веером разлетались из-под ее рук. Хозяева столов даже не пытались противостоять урагану в дорогом платье и лишь откатились в своих креслах подальше, предпочитая наблюдать за действием с безопасного расстояния.

— Я Галина Пашкова, и этим все сказано! — бушевала женщина, кривя тонкие ярко-красные губы. — Вы на моем имени бабки делаете!

— На псевдониме, — поправил ее вошедший следом за Денисом мужчина в мятых джинсах и спортивной рубашке с расстегнутым воротом. При его появлении зрители оживились.

— Какая разница! По договору это мой псевдоним. Мой! Слышите вы, человек, не написавший ни одной книги?! Я мирилась, когда вы мне подсунули ваших графоманов…

— Помощников, — невозмутимо поправил ее мужчина.

Галина Пашкова театрально отмахнулась.

— Ах, оставьте! — поморщилась она. — Если я говорю — графоманов, значит графоманов! Бездарей, негров, чернорабочих художественного слова. Я мирилась и выправляла их писанину, вынужденно подписывая все это собственным именем!

Мужчина был неумолим.

— Псевдонимом, предоставленным вам издательством по договору, — уточнил он не без иронии в голосе. — Да и договор вы подписывали отнюдь не вынужденно!

— Пусть так, — уступила Пашкова и тут же перешла в атаку. — Но последний роман вы выпустили, даже не удосужившись дать его мне на прочтение! Могу представить, что вы там сделали с моей Митьковой!

Мужчина в мятых джинсах развел руками, ненавязчиво напомнил:

— Конечно, в это время вы изволили отдыхать на Мальте. А мы не можем нарушать график выпуска. Читатель ждет новых расследований проктолога Митьковой.

Пашкова коснулась висков кончиками пальцев:

— У меня совершенно разболтались нервы с вашими графоманами! Я должна была разобраться в себе, найти новые сюжеты, отдохнуть, в конце концов!

— А у издательства — план, — невозмутимо продолжал мужчина. — Кстати, продажи последнего вашего романа «Убийца в поисках прохода», того, который вы не удосужились прочесть, превзошли все ожидания. Читатели без ума от рожденного вашим талантом сыщика-проктолога. Вы родили героя, а мы, издательство, ответственны за его дальнейшую жизнь. И уж, извините, мы не можем зависеть от ваших нервов. Помощники вам просто необходимы. Должен вам сообщить, что руководством издательства всерьез рассматривается вопрос об увеличении вашего процента.

— Да? — озадачилась великая писательница. — В самом деле?

— Конечно, — успокоил ее мужчина, явно имеющий отношение к этому самому руководству. — Вы можете спуститься в бухгалтерию и посмотреть сводки продаж.

— Хорошо, проверю. — Пашкова хмыкнула, оглядев причиненные разрушения.

Мужчина обратил наконец внимание на Дениса, стоящего у стены:

— А вы, собственно…

— Денис Гребски, — представился Денис.

— Ага! — Мужчина обрадовался, схватил Дениса за руку и потряс. — Сергей Васютин, заместитель главного редактора. Что ж вы здесь-то застряли? Вас же там ждут!

Он потащил Дениса из комнаты обратно в коридор. Выходя, Денис услышал, как Пашкова громогласно потребовала кофе и пепельницу.

— Вы уж извините, что вам пришлось при этом… цирке присутствовать, — объяснял Васютин, увлекая Дениса в дальний конец коридора. — Производственный процесс. Массовая литература, сами понимаете…

— Понимаю, — кивнул Гребски, на самом деле не вполне разобравшись в разыгравшейся перед ним сцене. Едва поспевая за быстро шагающим Васютиным, спросил: — Мы куда-то спешим?

Заместитель главного редактора, не сбавляя темпа, сообщил:

— Вас там телевизионщики уже полчаса дожидаются.

— Телевизионщики? — удивился Денис, совсем забывший, что его литературный агент что-то такое говорил об интервью. — А зачем?

— Ну как же, — в свою очередь, удивился Васютин. — Нужно рекламную кампанию начинать. Об условиях издания мы с вашим агентом договорились. Смешной он у вас, боится, что мы гонорар зажилим.

— А вы не зажилите? — с улыбкой поинтересовался Денис.

Васютин даже притормозил на бегу.

— Конечно нет! — воскликнул он. — Сначала книгу выпустим в переплете, затем в мягкой обложке. Ну а там и остальные ваши романы подоспеют. Сейчас сделаем небольшое интервью, а вечером уже можете смотреть себя по ящику. Расходы на поездку и аванс можете получить прямо сегодня. Кстати, вы в тюрьме не сидели? — неожиданно спросил Васютин.

— Бог миловал, — осторожно проговорил Денис, ошеломленный активностью заместителя главного редактора. И прикидывая, можно ли отнести ночь, проведенную в полицейском участке, к разделу «сидение в тюрьме», спросил: — А что? Это как-то связано с изданием книги?

— Жалко, — огорчился Васютин, и Денис подумал, как же он будет радоваться, узнав о том, что их нового автора обвиняют в нескольких убийствах и что этот самый автор бежал из-под залога. Васютин же продолжал интересоваться его нездоровыми наклонностями: — Наркотики употребляете? Тоже нет? Вы же из Сан-Франциско! Может быть, вы гей?!

Денис категорически отверг данное предположение. Васютин слегка поник, но тут же воспрянул душой и успокоил Дениса:

— Ничего, что-нибудь придумаем. Вот мы и добрались, прошу вас.

В комнате, куда Васютин привел Дениса, им навстречу с дивана поднялась загорелая большеглазая девушка с пухлыми губами. Лысый и похожий своими усами на запорожского казака оператор остался сидеть, покачивая на коленях камеру.

Девушка блеснула глазами в сторону Дениса:

— Ну в самом деле, сколько можно ждать? Сережа, у меня же время-время-время. — Она сердито постучала пальчиком по циферблату. — Давайте начинать.

— Ну давайте, — согласился Денис, усаживаясь на кожаный диван. — Задавайте свои вопросы.

Оператор торопливо подскочил с дивана, приготовил аппаратуру, махнул рукой, демонстрируя полную готовность.

Девушка тотчас преобразилась. Лучезарно улыбаясь, приблизила к губам микрофон, заговорила проникновенно:

— Сегодня у нас в гостях известный американский писатель, наш бывший соотечественник Денис Гребски. — Она сунула микрофон под нос Денису — Денис, что вас привело в Москву?

— Что меня привело в Москву? — Он повторил вопрос, а про себя подумал: «Я приехал в Москву, чтобы спасти свою задницу и постараться найти то, о чем не имею ни малейшего представления!» Но выдавать данный текст в эфир было бы излишеством. Гребски заставил себя широко улыбнуться и произнес: — Я приехал по приглашению издательства, которое планирует издать мои книги в России…

 

Глава 7

Ну, блин, надо же было так лохануться!

— Дурой ты была сельской, дурой и осталась! — раздраженно бросил жене Федор Иванович, застегивая рубашку. — Спортсменка долбаная! Перед кем хотела выпендриться?

— Федя! Думай, что мелешь! Для тебя ж старалась. Хотела как лучше. Телевидение на весь мир и все такое…

Жена остановилась посреди холла и уперла руки в бока, как делала еще в их первой маленькой квартирке в Донецке, когда он возвращался поздно вечером от пацанов. Поза эта не предвещала ничего хорошего, но сейчас Федору Ивановичу Чивокуну было не до семейной дипломатии.

— Она старалась! Ну, прошла ты по стадиону, и я за тобой как клоун. Так ведь не показали же по ящику! Всех президентов показали, а нас нет, потому что они на трибунах сидели, а мы по стадиону маршировали. Это только в твою дурную башку могло такое втемяшиться!

Жена зашмыгала носом. Идея пройти на церемонии открытия Олимпиады вместе с олимпийской командой в самом деле принадлежала ей. Это было так здорово: пройти перед многотысячным стадионом на глазах всего мира. Будущий президент и его супруга.

— Что, правда не показали? — убитым тоном спросила она.

— Показали! — рявкнул Чивокун. — В разделе «Курьезы Олимпиады»! Так что не увидел никто ни твоего платья, ни прически за штуку баксов. Тоже мне, блин, Минерва греческая…

— Ну, Федя… слова-то выбирай… — Жена всерьез обиделась и, еще активнее хлюпая носом, скрылась за дверью спальни.

Федор Иванович справился наконец с непослушной застежкой на манжете, принялся за другую руку. «Ну, дура-то, конечно, дура, — подумал он, покосившись на дверь спальни. — Говорят же люди, послушай бабу и сделай наоборот. Хотя не такая уж и дура. Ведь подсуетилась же с этим пароходом, обскакали мы россиян, вчистую обскакали».

Федор Иванович с удовольствием оглядел холл роскошного пятикомнатного пентхауса на океанском лайнере. Жена задолго до Олимпиады озаботилась поисками приличного жилья в Афинах и успела, чертовка.

— Ты совсем охренела? — осведомился Федор Иванович, услышав, что аренда сверхэлитного океанского лайнера обойдется в половину стоимости подготовки всей олимпийской сборной.

— Так ведь, Федюня, другой возможности может не быть, — рассудительно сказала жена. — Выборы выборами, всякое может случиться, не приведи господи, а так нужных людей позовешь, покажешь, каким ты можешь быть благодарным и щедрым, да и россиянам нос утрем.

Так оно и получилось. Россиянам пришлось довольствоваться лайнером попроще. Арендованный ими «Вестердам» стоял неподалеку в Афинском порту Пиреи, и Федор Иванович законно гордился супругой, принимая гостей в своей шикарной обители.

Федор Иванович застегнул второй манжет и направился к выходу. Жена приоткрыла дверь:

— Федь, мы с девочками в город собирались…

— Ну так поезжайте, раз собирались, — смилостивился Федор Иванович. — Не все еще Афины скупили?

— Ну ты скажешь тоже, — отмахнулась жена. — Федь, а ты без галстука, что ли, идешь?

— Какой галстук?! — возмутился Чивокун. — Жарища несусветная! Хватит того, что по твоей милости я, как полный придурок, по стадиону шел в похоронном костюме и галстуке!

Жена испуганно юркнула за дверь.

Ну, блин, село без водопровода! Как втемяшилось ей в голову, что большой начальник должен быть в темном костюме и галстуке круглые сутки, так поленом не вышибешь!

Жара была в самом деле несусветная. Линялое небо обрушивало на узкие мощеные улочки потоки зноя, заставляя все живое прятаться по домам. Будь на то его воля, Федор Иванович и рубашку бы снял. Вон, бродят же ошалевшие от жары не то шведы, не то еще какие немцы в шортах и тапочках на босу ногу. И ничего.

Но им можно, а ему нельзя. В рубашке с коротким рукавом была бы видна татуировка на правом предплечье, отметина бурной юности. Надо свести, да все времени нет.

Колумбиец, с которым договорились встретиться в этой маленькой таверне на площади Омония, запаздывал. По телефону он предложил выбрать другое время, когда спадет жара, но у Федора Ивановича на вечер была назначена встреча с греческими судостроителями. Кто-то приехал в Афины отдыхать, а он работать. Бог знает, когда еще можно будет спокойно переговорить с нужными людьми вдали от посторонних глаз и ушей.

Федор Иванович отхлебнул из высокого стакана какую-то коричневую кисловатую бурду со льдом, принялся нервно барабанить пальцами по деревянной столешнице. Хозяин таверны, маленький седой грек в национальной одежде и с белым полотенцем, обернутым вокруг талии, принял это за сигнал и тотчас же поспешил к гостю.

— Все хорошо, товарищ? — на ломаном русском осведомился он.

— Хорошо. Лучше не придумаешь.

— Придумаешь-придумаешь, — оживленно жестикулируя, заторопился грек. — Все что угодно придумаешь. Россия — хорошо!

Федор Иванович досадливо отмахнулся.

Наконец появился колумбиец. Конечно же, в просторных шортах, легкой тенниске и тапочках. Быстро прошел между столиками, уселся на жестком деревянном стуле напротив, внимательно глянул на Чивокуна:

— Ну, здравствуй, Иваныч, здравствуй, дорогой, — и что-то залопотал моментально нарисовавшемуся перед столом хозяину.

В прошлой жизни колумбийца звали Миша Радзиевич, и знаком он был с Чивокуном без малого четверть века. Колумбийцем ему пришлось стать не без помощи пластического хирурга после удачной продажи нескольких государственных танкеров вместе с грузом арматурного прутка, направлявшихся по документам из Николаевского порта в Индию, а оказавшихся в Ванкувере.

— Земля-то круглая, — объяснял Миша. — А дороги по морю не проложены. Всякое бывает…

Потом Миша удачно занялся оружейным бизнесом и другими еще более прибыльными делами, но связей со старыми друзьями не терял, находил способы дать им заработать и сам внакладе не оставался.

— Наслышан, наслышан о твоих успехах, — сказал он. — Молодчина. Скоро совсем большим боссом станешь. Самым большим. Небось, сразу и забудешь старых друзей, а?

— Ты со мной не вчера познакомился, — пробурчал польщенный Федор Иванович. — Я старых друзей не забываю. Слыхал, я закон принять хочу, чтобы капиталы теневые амнистировать? Вот то-то, а ты говоришь — друзей забуду…

Меж тем грек-хозяин принес на огромном подносе узкую бутылку темного стекла и груду тарелок со всякой мясной всячиной и крупно нарезанными овощами, присыпанными сыром.

— Анисовая водка, — пояснил Миша, наполняя маленькие стаканчики. — Я ее зову «узовка». Ну, давай, за встречу.

Выпив и закусив, он откинулся на спинку стула, закурил и спросил:

— Ну, рассказывай, зачем позвал. Что-то не верится, что просто водки выпить захотелось. У тебя ж два завода это добро гонят. Или уже три?

Федор Иванович уперся локтями в стол, подался вперед, навалившись грудью на стол.

— Тема вот какая, — сказал он. — Непонятки с моими хлопцами в Штатах творятся. Заслал я туда Явно, ты его знаешь… Чтобы он там одно мое поручение выполнил да присмотрелся, как нам в Штатах плотнее зацепиться…

— Правильный вариант, — одобрительно проговорил Миша.

— Правильный-то он правильный, — досадливо кивнул Чивокун. — Только положила сволочь одна и старика Явно и четверых пацанов моих… всех. Будто мор на них какой напал…

Миша Радзиевич даже замер, не донеся до рта кусок аппетитной брынзы.

— Ну ни хрена себе?! — выдохнул он. — Это кто же расстарался?!

— Так вот, разобраться надо бы и подчистить кое-что, — покачал головой Федор Иванович. — Там у меня человечек сидит давненько… Васька Могилевский, еще с первой ходки кореш, поможет сориентироваться. Он теперь американский гражданин — Алекс Хачило…

— Погоняло? — поинтересовался Радзиевич.

— He-а… Фамилия такая… — ухмыльнулся Чивокун. — Стрелки вроде бы сходятся на журналюге одном — тоже из наших бывших… Но, если честно, сдается мне — это все фуфло. Не первый год с Явно знаком, не мог он так подставиться, чтобы фраер его сработал запросто…

Миша Радзиевич задумчиво кивнул:

— Понял. Нет проблем, Иваныч, подключимся.

— Не сомневался, — выпивая налитый им стаканчик водки, сказал Чивокун. — Еще одна тема есть. Помнишь Пика? Ну, Петька Казаренко, помнишь? Откинулся с американского кичмана, поц очкастый.

— Ага… Видел как-то в новостях…

— Так эта сволочь решила на меня компромат накопать и в дело пустить, а мне сейчас это ну никак не и масть.

— Разберемся…

 

Глава 8

Роман Толоконников, прижимая трубку плечом к уху, перебирал на своем рабочем столе груду разношерстных газет и журналов. Наконец нашел нужное издание и с легкой насмешкой в голосе поинтересовался:

— Признавайтесь, кто сделал себе кесарево сечение, чтобы разродиться этой жемчужиной пиара? Кто тот демиург, что скрывается от заслуженной славы под именем Александр Слюсенко?

В трубке засопели, но ответа не последовало, и не любивший говорить в пустоту Роман поторопил чуть раздраженным тоном:

— Ну? Я долго ждать буду? Не забывайте, что мои междугородние разговоры оплачиваются из средств вашего работодателя.

— Я… — послышалось негромкое признание.

— Кто «я»? Или мне положено по голосу узнавать украинских акул пера, творцов имиджа и вершителей судеб? — уже не скрывая раздражения, переспросил Роман и был вознагражден лаконичным ответом.

— Семен Николаенко.

Толоконников знал, что в отделе по связям с прессой киевского избирательного штаба его голос по громкой связи слышат все сотрудники, но сдерживать себя не собирался. Или сразу заставить их делать как надо, или можно на кампании ставить большой жирный крест, что его никак не устраивало, учитывая сумму гонорара и профессиональную репутацию. Роман просматривал статью в одной из центральных украинских газет и не знал, то ли ему плакать, то ли смеяться.

— Очень хорошо, Семен Николаенко, — похвалил Роман. — Откройте мне страшную тайну, сколько вам лет и какое у вас образование.

В Киеве молчали и сопели.

Роман взял со стола стакан и ждал, прихлебывая чай, заваренный с листьями и зернами лимонника. Пить лимонник ему посоветовал врач для поднятия тонуса и восстановления деликатных мужских качеств, ослабление которых в последнее время очень волновало Романа. Другими рекомендациями врача были: сон не менее восьми часов в день и отказ от курения и алкоголя, что было практически невыполнимо. Зато кисловатый напиток он полюбил сразу, заваривал его в термосе и прихлебывал в течение всего дня.

— Семен, я жду, — напомнил о себе Толоконников. — Вы не на допросе в гестапо, а я не выпытываю секрет приготовления сала с прослойками… От сообщения анкетных данных еще никто не умирал.

Собеседник «раскололся»:

— Двадцать шесть лет. Окончил Национальный институт культуры по специальности «рекламные технологии».

Не видя этого парня, но очень хорошо представляя, как тот с обиженным видом постукивает недешевым ботинком по ножке стола, Роман дружелюбно произнес:

— Хорошо, Семен. Я прочту лучшие места твоего опуса, а ты послушай. — Он нашел нужное место и, подражая голосу, который обычно слышится за кадром в слезобойных мемуарных передачах, прочел: «Он участвовал во всех начинаниях класса, занимался в различных кружках, в хоре пел, плакаты рисовал, но самое замечательное — уже в столь раннем возрасте умел привлечь к себе детей. Его избрали председателем совета отряда. Федя, как бы сказали сегодня мы, взрослые, координировал работу октябрятских звездочек, позже — пионерских отрядов…» Это ты написал?

Семен Николаенко отозвался почти сразу:

— Ну я…

— И какую цель «ну ты» преследовал этим текстом? — спросил Роман, вновь ощущая поднимающуюся волну раздражения.

— Ну как… — слегка растерянно сказали в Киеве. — В соответствии с техническим заданием: создать привлекательный образ кандидата в президенты, подчеркнуть наличие у него лидерских качеств, проявившихся еще в раннем детстве.

— Очень хорошо, — произнес Толоконников, но уловить в его голосе похвалу было очень сложно. — А какой ты выбрал прием?

Семен быстро пояснил:

— Интервью с первой учительницей, школьным сторожем, родителями учеников и учениками. Воспоминания тех, кто его знал в детстве, помнит до сих пор и гордится. А что? Федору Ивановичу понравилось…

— Не сомневаюсь, — саркастически усмехнулся Роман. — Открою тебе, Семен, страшную тайну: Федор Иванович платит нам не за публикации понравившихся ему текстов, а за то, чтобы мы заставили проголосовать за него в первом туре как можно большее число избирателей. Для кого-то он Федор Иванович, а для нас — товар, колбаса, которую мы должны продать максимально большому количеству покупателей, и никак иначе. Любая другая точка зрения непрофессиональна. Согласен?

Однако у его собеседника была иная точка зрения.

— Ну-у… а чего? — с обидой произнес он. — Газета же выходит тиражом шестьдесят пять тысяч…

— И сколько стоит? — перебил его Толоконников.

Семен отчеканил:

— Семьдесят копеек, а пятничная «толстушка» — гривну.

— Сколько ты заплатил в редакции за размещение материала? — спросил Роман и, выслушав ответ, мысленно присвистнул. У киевских редакций аппетиты, конечно, поскромнее, чем у московских или питерских, но тоже… Весьма недурные запросы… весьма.

Роман прихлебнул чая, сказал:

— Семен, в свои двадцать шесть лет ты совершенно безошибочно и с дивной точностью возродил лексику и стиль газеты «Пионерская правда» двадцатипятилетней давности. Это тогда могли написать, что «в пионерском отряде Ваню Сидорова друзья уважительно называли Иван Иваныч, потому что в грозу он спас из горящего амбара колхозную гордость — быка-производителя по кличке Самсон, а когда бык заболел от переживаний, Ваня выручил родной колхоз еще раз и сам покрыл все стадо».

В трубке хрюкнули.

— Смешно? — после небольшой паузы, чтобы собеседник проникся осознанием того, что хрюкать в трубку, когда говорит начальник, не стоит, поинтересовался Роман.

— Ну я же такого не писал, — чуть обиженно сказал Семен.

— Ты недалеко ушел, — сурово сообщил Толоконников. — Ключевое слово в твоем материале, и том, что я только что воспроизвел по памяти, одно и то же — «уважительно». При этом никто уже не задается вопросом, что делал в амбаре бык-производитель, как там оказался Ваня Сидоров, что за болезнь такая «стресс» и как пионер мог покрыть все стадо. Это все — мелочи. На стариков и старушек такое вполне может подействовать, потому что собственное октябрятское прошлое они уже толком не помнят. В их памяти о тех временах осталось что-то такое праздничное с трубами, знаменами и торжественной линейкой в честь десятилетия подачи Павликом Морозовым доноса на отца в местное ЧК. Вдобавок к концу статьи они забудут, что было в начале. Но останется в сознании то, что нам надо, — «уважительно».

— Ну… — начал было Семен, но Роман не дал ему договорить, спросил, повышая голос:

— Ты так и не понял, в чем твоя ошибка? Статья, тут и последнему кретину понятно, рассчитана на возрастную категорию после шестидесяти лет и с образовательным уровнем три класса плюс подворотня, а ты ее суешь в газету стоимостью почти в гривну Купят эту газету те, кого я только что назвал?

Семен засопел.

— Не купят, — отрезал Толоконников. — Со своей пенсии они не покупают газет ценой в буханку белого хлеба или половину цены бутылки горилки. Прочтут ее те, на кого она рассчитана? Тоже нет. А это означает, что ты пытаешься продать жирную свиную колбасу вегетарианцам, у которых вдобавок нет зубов.

Роман отхлебнул чая и, не обращая внимания на неуклюжие попытки Семена реабилитироваться, повысил голос:

— Внимание! Всех касается. В данном случае мы имеем классический пример абсолютного непопадания материала к адресату. Если бы деньги, выброшенные на оплату за размещение этого текста, пошли на печать того же самого в виде отдельной листовки, которую рассовали бы в почтовые ящики, мы получили бы ожидаемый результат, а так… детский смех на лужайке и радость конкурентов. Завтра утром я буду в Киеве, и, чувствую, со многими в отделе нам придется расстаться.

Роман перевел дух и решил проверить мелькнувшую у него догадку.

— Кстати, Семен, а кем ты доводишься Федору Ивановичу?

— Откуда вы… — хотел спросить Семен, но потом передумал. — Родственник. Дальний родственник…

— Насколько дальний? — усмехнулся Толоконников.

— Племянник мужа двоюродной сестры его супруги, — без запинки сообщил Семен и с вызовом поинтересовался: — А что? Это разве имеет отношение к делу? Я со своими обязанностями справляюсь…

— Нет, ничего, — отозвался Роман, услышав то, что предполагал услышать. Но Семена явно не устраивал такой ответ. Видимо, почувствовав в словах нового начальника угрозу своему благополучию и надеясь на крепость родственных чувств, парень решил не пасовать.

— Вы объясните, почему вы об этом спросили? Вас что-то не устраивает?

— Все устраивает, Семен. Не бери в голову. До завтра.

Вот в этом-то и беда, подумал Роман, положив трубку. Даже когда решается судьба президентства, в избирательный штаб, мозг избирательной кампании, лезут полуграмотные родственники и родственники родственников, чтобы урвать себе кусок из рекламного бюджета. Что, нет в Киеве профессионалов? Есть, и очень неплохие. Но берут сначала кого попало, потому что они свои, а потом, на оставшиеся деньги, приглашают профи из Москвы для таскания каштанов из огня. Наверняка этот Семен, седьмая вода на киселе, сунулся именно в эту газету не по недомыслию, а потому, что именно там предложенный «откат» был больше. Всегда одно и то же!

Роман включил телевизор, и плоское плазменное чудо японских технологий с экраном размером в половину бильярдного стола сообщило о перестрелках в Ираке, достижениях спортсменов в Афинах и очередном избирательном скандале в Штатах.

Он пощелкал пультом телевизора, переключая программы. Смотреть все новостные передачи давно стало его профессиональной привычкой. Конечно, потом можно просмотреть аналитические сводки, но он, когда была такая возможность, предпочитал смотреть новости и читать газеты «вживую», представляя себя при этом в шкуре самого простого из обывателей, на которого и был рассчитан этот тщательно выверенный информационный поток.

На московском городском канале смазливенькая репортерша с пухлыми губками, специфическим умением которых восторгалась добрая половина мужского руководства канала, о чем сам Роман знал отнюдь не понаслышке, брала интервью у мужчины в недешевом костюме и с хорошей профессиональной стрижкой. Толоконников хотел переключить канал, но, присмотревшись к собеседнику репортерши, ахнул и, усевшись поудобнее, стал смотреть.

Репортерша, едва не заглатывая микрофон, поинтересовалась:

— Не планируете ли вы совсем вернуться в Россию? Со времени вашего отъезда произошло много перемен, сейчас это совсем другая страна. Может быть, есть смысл вернуться на Родину? — Теперь она ткнула микрофон чуть ли не в самый рот собеседника.

— Вы верно заметили, теперь это другая страна, — улыбнулся мужчина, опасливо отстраняясь. — Если у меня сложится запланированная совместно с издательством работа, я буду часто приезжать, а жить постоянно — не думаю. Моя жизнь в Америке достаточно интересна и обустроена. Маловероятно, что я вернусь в Россию. Пока это не входит в мои планы.

— Но вы, конечно же, предупредите нас, если планы изменятся? — продолжала гнуть свою линию репортерша, видимо, предполагая на свой предыдущий вопрос получить ответ про ностальгию, замучившую ее собеседника в далекой Америке, и про то, что он уже готов паковать чемоданы и перебираться на историческую родину, где все так хорошо и замечательно.

— Не думаю, что мой переезд, о котором, повторяю, я сейчас даже не помышляю, может вызвать такой же резонанс, как в случае с Солженицыным.

— Ну что ж… — улыбнулась репортерша. — И мой следующий вопрос: вот вы, русскоязычный гражданин Соединенных Штатов. За кого вы будете голосовать на президентских выборах?

Денис пожал плечами:

— Я даже не знаю, пойду ли я на выборы. Наверное, в этом основное достоинство стабильного государства: мне абсолютно все равно, кто будет президентом. Я только надеюсь, что он будет осторожнее с солеными крендельками и научится кататься на велосипеде еще в детстве, чтобы своими падениями не вызвать панику на бирже.

Расплывшись в улыбке, Роман прослушал интервью до самого конца и схватился за телефонную трубку.

— Привет, Лизочка! Да, Роман… ну ты же знаешь, как я занят, сейчас вот в Киев уезжаю, да, буквально через несколько часов… Нет, я тоже хочу, но мы просто не успеем, я же знаю твои аппетиты… Лизочка, солнце мое, ты сегодня брала у Дениса Гребенщикова… Нет, радость моя, что ты еще у него брала, меня не касается. Я про интервью. Как бы мне раздобыть его телефон, а?

 

Глава 9

Друзья, с которыми ты учился в университете, обычно остаются таковыми на всю жизнь.

Можно не видеться двенадцать лет и стать за это время уважаемым солидным человеком, отрастить брюшко и профессорскую бородку, обзавестись лысиной, язвой и женой, можно уехать за границу и вместе с фамилией и гражданством полностью изменить свою жизнь. Но даже через десять, двадцать или тридцать лет, услышав в трубке вопль бывшего однокурсника: «Денисыч! Жук навозный, америкос поганый, узнаешь?» поведешь себя так же, как тогда, и не удержишься, чтобы не завопить в ответ: «Романыч! Ты, что ли?! Ну, ты козлина вонючая! Ты где?»

Звонок Ромки Толоконникова застал Дениса, когда он от Манежной площади поднимался по Тверской и с удивлением не обнаружил на привычном месте гостиницы «Интурист». Там, где был раньше вход в гостиницу, стоял забор, а выше… выше просто ничего не было. Все остальное было на своих местах, такими же серыми были колонны перед входом в Центральный телеграф, а вот гостиница пропала. Не то чтобы Денис очень уж загрустил по этому поводу, но, как говорится в старом анекдоте, «осадок неприятный остался».

И тут позвонил не кто-нибудь, а Ромка Толоконников, друг, с которым было не только много выпито, но и других испытаний, серьезных и опасных, перенесено немало. Друзья быстро договорились, и Денис скорым шагом направился на Кузнецкий мост, где и должна была состояться встреча.

Будь Денис немного внимательнее, он бы заметил, что в течение сегодняшнего дня его маршрут странным образом совпадает с маршрутом невысокого, невзрачной внешности мужчины. Он тоже стартовал от спорткомплекса «Олимпийский» и немало побродил за день по Москве, заходя в те же магазины и с точно таким же любопытством разглядывая сгоревший Манеж, храм Христа Спасителя и циклопического Петра работы одержимого грузина. И точно так же, утомившись, устроился за столиком под тентом в кафешке на Кузнецком мосту.

Встречи давно не видевшихся друзей всегда проходят по одному и тому же сценарию: похлопывание по плечам, необидные тычки кулаками в грудь и взаимное оглядывание. «Ну, ты как? — Нормально. — А ты? — Растолстел-то, а? — Женился? — Молодец, а я холостякую. А помнишь?..» А когда внешний осмотр закончен и оба убедились, что друг в полном порядке и в житейском плане, и в карьерном, после третьей-пятой рюмки начинается вдумчивое мужское толковище. Чем ниже опускался уровень жидкости в недешевой бутылке, тем глобальнее становились обсуждаемые проблемы.

— Вот и получилось, — сказал Роман, вминая догоревшую до фильтра сигарету в дно пепельницы, — что ты стал кем-то вроде патологоанатома. Рассекаешь души, чтобы посмотреть, что там внутри, и выставить на всеобщее обозрение. А я записался в сказочники. Чуть-чуть приукрашиваю действительность и показываю ее такой, какой ее хотят видеть. Впрочем, и то и другое неплохо оплачивается.

— Если я патологоанатом, то ты не сказочник, — возразил Денис старому другу, — Скорее, гамельнский крысолов с дудочкой, свернутой из газеты…

Роман весело расхохотался, поднял рюмку, выпил и с удовольствием поморщился.

— Отличная идея! — сказал он. — Я ее позаимствую. Когда у меня будет своя фирма, я сделаю этот образ логотипом: силуэт вихрастого музыканта с дудочкой.

— А будет фирма? — поинтересовался Денис. — Серьезно?

— А как же! — азартно потер руки Роман. — Вот получу гонорар за эту кампанию и организую. А что? Наработок много, послужной список — дай бог всякому, а услуги мои сейчас нарасхват. Все понимают, что можно не стучать кистенем в подворотне, а заставлять людей делать то, что нужно, совершенно добровольно.

— Значит, дуришь народ за бабки? — с улыбкой спросил Денис.

— Конечно, — легко согласился Роман. — Причем не просто за бабки. А за большие бабки! Разве то, что делаешь ты — не обман? Как только в тексте встречаются слова «он подумал», так сразу начинается обман. Нам, слава богу, неведомо, о чем думает другой человек. Хотя можно заставить его думать так, как тебе надо.

— Сложно, но можно, — согласился Денис.

— Да брось ты! — отмахнулся Роман. — Не сложнее опытов Павлова с собаками. В принципе моя работа — это применение теории Павлова, только в отношении людей. Есть определенные законы, которым подчиняются массы. Зная эти законы, можно массами манипулировать. Этим и занимаются политики, которые делятся всего лишь на две категории: те, кто, прикрываясь добром, творят зло, и те, кто творит зло, не прикрываясь при этом ничем. Одни существуют в так называемом демократическом обществе, а другие — в авторитарном. Вот и вся разница. Политика — обман по определению. А я всего лишь подсказываю, как и куда нажать, что показать собаке, чтобы слюна текла обильнее. Чтобы увидели моего работодателя и хором заорали: «Хочу!»

— Честно говоря, я об этом не задумывался, — сказал Денис, покачивая головой. — Правда, что этот твой Чивокун — бывший уголовник?

Роман кивнул, вкусно разгрызая куриную ножку:

— Конечно. Сидел дважды. Один раз по малолетке залетел, второй — за грабеж, третий раз — за изнасилование. Но уже не сел, отмазался.

— А не противно ему помогать? — покачал головой Денис. — Душегубу-насильнику?

Роман посмотрел на него, словно на умственно отсталого:

— Исправленному — верить! Он получил свое, одумался, по мелочам больше не ворует. И трахает теперь только по согласию или за бабки, что одно и то же. Законы не нарушает, потому что сам их пишет или придумывает.

— Брось ты! — в сердцах сказал Денис. — Ты веришь, что бандита можно перевоспитать? Просто теперь отмазываться проще, да и возможности у него для этого появились.

— Не в этом дело, — пожал плечами Роман и пояснил: — Есть работа, ее нужно выполнить как можно лучше. Чивокун не лучше и не хуже других. Ляшенко не сидел только потому, что вырос не в шахтерском поселке, а в городе. А украл он примерно столько же, но не рэкетом, торговлей оружием и наркотиками, а непонятной для большинства торговлей энергоносителями и банковскими махинациями.

— Хрен редьки не слаще, — согласился Денис.

— Конечно. — Роман налил себе и приятелю водки, приглашающе поднял рюмку, выпил, не дожидаясь, пока Денис поднимет свою. — Ты же помнишь, какое было время! Были законы, но их никто не соблюдал, а потом и законов не стало, потому что не стало государств. Это американцы сейчас могут поучать: проводите выборы честно и демократически. Они что, так сильно переживают за демократические права шахтера из Макеевки или рыбака из Одессы? Они волнуются, чтобы игра шла по их правилам. Это же очень выгодно — самому устанавливать правила.

Гребски опрокинул свою рюмку в рот, проговорил:

— Но правила должны быть. Иначе будет беззаконие, что невыгодно вообще никому.

— Демократия? Не смеши меня. Законность? Я тебя умоляю! Когда президент самой богатой и демократичной страны в мире вваливает за щеку простой практикантке прямо в Овальном кабинете Белого дома, это что — проявление демократии?

— Это издержки демократии, — пояснил Денис. — Там все было не так просто. Президент тоже живой человек. Понятно, что он был не прав…

— Вот-вот! — взмахнул рукой Роман. — Не прав и раскаялся тотчас же, как был пойман за руку или за что там его поймали? Студента, пойманного на экзамене со шпаргалкой, выгоняют с позором, потому что это обман. А президенту, который врет под присягой, что девка ему не отсосала, и, пойманному на вранье, не дают пинка под зад, это — приверженность букве закона? Все это условности. Помнишь, у Фазиля Искандера: «Мы все равны, но некоторые — равнее…» Поэтому для некоторых закон не писан.

— И ты на их стороне? — Денис с интересом посмотрел на старого друга.

Тот развел руками:

— А на чьей еще быть? Уйти в подполье и делать революцию? Чтобы привести к власти ублюдка, который будет ничуть не лучше? Или торчать перед Думой и толпе таких лохов с плакатиками?

— Ты стал циничным, — откидываясь на спинку стула, сказал Денис.

Роман устало улыбнулся:

— Я всегда таким был. Миром правит закон больших чисел. Если хочешь чего-то добиться, нужно быть циничным. Кто вокруг? Вокруг — быдло. Но один раз и четыре года или, как на Украине, в пять лет, с быдлом происходит дивная метаморфоза, как с Золушкой. Быдло превращается в электорат. Серьезные люди за большие деньги выясняют, что быдло ест, пьет, как часто спаривается, что смотрит по телевизору и каким пальцем при этом ковыряет в носу И все для того, чтобы придумать, как наиболее дешевым способом заставить каждую особь поставить отметку в нужном месте избирательного бюллетеня…

— Ну не знаю, старик, — возразил Денис, прикрывая ладонями пламя зажигалки, прикурил. — В Америке все по-другому… — Он задумался и пожал плечами — А ведь нет, не по-другому… просто тоньше все как-то, без этой экзальтации…

— Золотые слова! — подхватил Роман. — Через сто лет тут тоже будет по-другому Ты пропустил много интересного в своей Америке. Мы повзрослели, причем очень быстро. Какой там Дарвин с его игрушечной эволюцией! В наших краях эволюция происходила с каждым индивидуумом отдельно в течение десяти лет Причем так быстро, что не успеваешь заметить перемен. Уснул человеком, а просыпаешься — у тебя уже клыки и когти. И шерсть на загривке топорщится.

— Ну, мне тоже не сладко пришлось, — заметил Денис.

Роман хлопнул ладонью по столу:

— Не сомневаюсь! Ни на секунду не сомневаюсь. Ты, не зная правил, вышел на чужое поле и начал играть. По ходу дела выучил правила и выиграл! А знаешь, почему?

— Почему?

— Потому что ты привык играть без правил и тебе было легко выучить любые правила. А мы тут так и играли без правил, вернее, по ежеминутно меняющимся правилам. Мы научились эффективно играть в условиях нестабильной системы, при быстро меняющихся внешних воздействиях, и если нам теперь дать правила, то сильнее нас не будет никого в мире.

Роман говорил горячо и убежденно, вероятно, это была больная тема, не единожды обдуманная.

— Как делались состояния в Америке? На чужую землю приехали самые антисоциальные элементы Европы, насильники, убийцы, разбойники всех мастей, религиозные фанатики и отщепенцы. Не потому, что им захотелось новизны, а потому, что в Европе им стало или слишком опасно или вообще невозможно находиться.

— Не совсем так, — возразил Денис, в свое время тщательно изучавший историю заселения и освоения американского континента переселенцами из Старого Света.

— Предположим, — кивнул Роман, но линию свою продолжал гнуть. — Я же упрощаю, но совсем немного. Приехали… А тут — полный простор, твори что хочу. Они и начали творить, сбиваться в стаи по интересам, уничтожать индейцев, как-то организовывать быт. Самые свирепые подчинили себе тех, кто послабее, захватили лучшие земли и придумали законы, которые были обязательны к исполнению, потому что как только оказываешься наверху, очень хочется не дать никому возможности спихнуть тебя. Сынок папы-разбойника рождался в семье уже не разбойника, но человека, придумавшего закон и владеющего на основании этого закона землей, лесом, рабами. А внук разбойника воспринимал положение вещей уже как всегда существовавшее, поэтому любое посягательство на собственность для него выглядело как нарушение испокон веку сложившихся догм.

— Так-так-так, — проговорил Денис, выпуская дым и с интересом наблюдая за разгорячившимся приятелем.

— А теперь представь, что папа-разбойник, его грамотный сын и еще более грамотный внук — один и тот же человек, а весь процесс занял не сто лет, а десять. И получишь то, что мы имеем сейчас.

Денис усмехнулся, хлопнул старого друга по плечу:

— Как иллюстрацию, приведшую к такому выводу, твою историю освоения и развития Америки я могу принять… Уж слишком ты все в черных красках нарисовал… Америка страна христианская. И именно это делает ее сильной во всех отношениях…

— Да ладно тебе, — хохотнул Роман. — Патриот нашелся! У нас тоже страна христианская! Без попов никакое мероприятие не обходится, даже открытие стриптиз-бара… Ты лучше вспомни, что тут творилось! Мы голосовали за сохранение империи и тут же разваливали ее. Избирали президента и тотчас начинали поливать ею грязью. Носили на руках героев-парламентариев, а потом расстреливали здание парламента из танков.

— Это я помню, — подтвердил Денис.

— Как грибы вырастали банки и как хлопушки изрывались «мерседесы» банкиров, а быть банкиром значило подписать себе смертный приговор, потому что намертво усвоено: «нет человека — нет проблемы». Экономика и политика не стали еще системой и насквозь персонифицированы. «Есть человек, есть проблема, нет человека — да здравствует демократия!» За каких-то десять — двенадцать лет самые приспособленные особи эволюционировали от малинового пиджака до фрака и персональной ложи в Венской опере.

— Но ведь, согласись, не все смогли так быстро эволюционировать, — заметил Денис.

— Золотые слова! Большинство просто не поняло, что происходит. Мой Чивокун — из тех, кто смог эволюционировать. Да, он бывший грабитель и насильник и первый миллион сделал на банальном рэкете. Да, заполняя в избирательной комиссии анкету, он сделал две ошибки в слове «премьер-министр». Все это так. Но он великолепный организатор. Для того чтобы быть вожаком, не нужно быть самым умным в стае. Криминологи утверждают, что быть самым умным — вредно. Нужно быть самым практичным.

Денис усмехнулся:

— Ну, эту теорию я знаю. Про то, что для принятия решения вовсе не нужно обладать всей информацией, иначе можно погрязнуть в процессе ее сбора.

Роман слегка удивился.

— Не ожидал, что американские журналисты читают такие книги! — рассмеялся он. — Но суха теория, мой друг, а древо жизни пышно зеленеет. Ты видел, какие аппетитные губки у Лизочки? Наливай!

 

Глава 10

Гребски помахал вслед «вольво», который увозил на вокзал его старого друга, и, слегка пошатываясь, прошел через холл к лифту. Последние две рюмки «на посошок» были явно лишними и давали себя знать.

Они долго пили водку, закусывали, разговаривали, снова пили. Когда Роман понял, что уже не успевает заехать за вещами, он позвонил своему шоферу, попросил забрать из дома «командировочный» чемодан и заехать за ним в кафе. Несмотря на протесты Дениса, Толоконников не позволил ему оплатить счет, объяснив: «Ты у меня в гостях! Вот я к тебе приеду, там и будешь платить!»

Во время их долгой беседы Гребски несколько раз порывался рассказать старому другу обо всех перипетиях, через которые ему пришлось пройти на прошлой неделе, но сам же себя останавливал. Что-то удерживало от излишней откровенности. Не то чтобы он не доверял другу юности, этого не было. Просто времени с их последней встречи прошло предостаточно, чтобы человек мог измениться. Да и «нагружать» Романа своими проблемами Денису не хотелось. Так и расстались, крепко обнявшись и договорившись встретиться и посидеть «как следует» уже в Киеве.

В номере он сбросил одежду, забрался под душ и не менее получаса стоял под упругими струями. Холодная вода несколько раз сменяла нестерпимый кипяток. Тяжесть в голове постепенно отступала. Водные процедуры закончились ледяной водой, и когда Денис вышел из душа, обмотавшись широким банным полотенцем, кожу покалывали миллионы мелких иголочек. Чтобы закрепить эффект протрезвления, Гребски бросил в стакан с водой две таблетки «Алка Зельцер» и, как только содержимое перестало бурлить, шипеть и стрелять мелкими брызгами, залпом осушил стакан.

Теперь можно было спокойно покурить. Денис обрезал кончик сигары, тщательно раскурил, с наслаждением выпустил ароматный дым. Несколько раз звонил телефон, но Денис решил не снимать трубку, представляя, какой набор услуг ему снова попытаются предложить. Однако когда раздался неуверенный стук, мысленно выругался и направился к двери.

Поправив полотенце на бедрах, с лицом совсем не гостеприимным, Денис резко распахнул дверь. И почти не удивился.

— Входи, — сказал он. — Решила посторожить мой чуткий сон?

* * *

Проводив Дениса до входа в «Космос», невзрачный мужчина набрал на мобильнике номер и сказал в трубку:

— В двадцать три сорок пять он вернулся в гостиницу. Думаю, что на сегодня он угомонился. Хорошо они там в кафе выпили, на ногах едва держится.

— Выяснил, с кем он встречался?

— Когда бы я успел? Какой-то его приятель, кажется, еще по университету. Номер машины записал. Установим.

— Выясни.

— Утром займусь.

— Нет, это нужно сделать немедленно.

— Сделаем.

Мужчина спрятал мобильник и в сердцах сплюнул. Кто-то ляжет спать, а кому-то это счастье не светит. Он вышел на обочину и поднял руку, останавливая такси.

* * *

Марина коснулась пальчиком капли воды на его плече, улыбнулась:

— Мокрый… — Перевела взгляд на едва подживший порез на предплечье, удивленно вскинула брови: — И раненый…

— Входи, — не комментируя ее замечания, повторил Денис.

Марина прошла в номер, обдав Дениса легким запахом дорогих духов, опустилась в кресло, закинула ногу на ногу. Вид у нее был слегка растрепанный и немного шальной. Глаза возбужденно блестели, губы кривились в непонятной улыбке.

— Что-нибудь случилось? — спросил Денис.

— Выпить у тебя есть? — вместо ответа поинтересовалась Марина.

— Нет, — признался Денис. — Полное отсутствие спиртного… Так что случилось?

Марина повела плечом, сказала негромко:

— Ерунда. Какой-то джигит пытался слишком настойчиво навязать мне свою компанию. Я не расистка, но горское гостеприимство в московской гостинице — это не то, о чем я мечтаю.

— Отшила? — решил уточнить Гребски, хотя и сам понимал: такая может отшить любого.

— Ага, отшила! — Марина глянула на Дениса и внезапно звонко рассмеялась. — Ну, чего ты топчешься? Долго будешь из себя древнего грека изображать?

Денис и в самом деле не мог сообразить, что делать и как себя вести. Стоял посреди комнаты, придерживая норовящее распахнуться полотенце.

— Я сейчас закажу что-нибудь, — наконец сообразил он. — Не возражаешь?

Марина покачала головой:

— Возражаю. Это обойдется тебе в сумасшедшие деньги, и мы полночи прождем, пока принесут заказ. Может быть, если ты на себя что-нибудь наденешь, мы спустимся вниз? Мне срочно нужно выпить и что-нибудь съесть.

Денис согласно кивнул, хотя прикасаться к спиртному у него не было никакого желания. А вот что-нибудь съесть он не откажется, за разговорами с Романом он почти не притронулся к еде.

— Сейчас буду готов, — сообщил Денис. — Слушай, вопрос не очень скромный… Как ты вообще оказалась в гостинице?

Марина, не отводя взгляда, ответила:

— Вы не допускаете, сэр, что бедную российскую девушку привело сюда простое человеческое любопытство? Не каждый день знакомишься с привлекательным мужчиной, в котором даже случайные попутчицы опознают героя криминальной хроники, женоненавистника и убийцу русских мафиози…

— А если серьезно?

— Сколько ты там их поубивал? Двадцать или сорок? — усмехнулась Марина, не желая быть серьезной.

Денис ответил честно, решив не врать. Если она приставлена к нему ФБР, то все знает и без его признаний, а если нет, все равно не поверит.

— Всего четверых, — сказал он. — Ты так и не ответила, что ты тут делаешь?

Марина задумчиво накрутила на палец прядь волос, игриво взмахнула длинными ресницами:

— Так не пойдет… Нет уж, ты сначала накорми, напои…

— В постель уложи? — насмешливо, но с вопросительной интонацией продолжил фразу Денис. — Кажется, так в сказках говорится…

— В нашем случае окончание иное, — сказала Марина, не меняя выражения лица. — Напои, накорми, а потом спрашивай. Ну, ты будешь одеваться? Или пусть девушка с голоду умирает?!

Под ее насмешливым взглядом Денис принялся собирать разбросанную одежду, одной рукой придерживая полотенце.

— Ты отвернешься? — поинтересовался он, когда настало время сбросить с себя единственный покров, скрывающий его наготу, и превратиться во вполне прилично одетого кавалера для умирающей с голоду дамы.

— А ты стесняешься? — вздернула брови Марина, перекидывая ногу на ногу.

Денис слегка опешил, но нашел достойный ответ:

— Я привык к другому распределению ролей.

Марина хмыкнула.

— Хорошо, я буду смотреть в окно, — сообщила она и повернулась к окну, в котором во всех деталях отражалась не только комната, но и все действующие лица этого маленького представления.

Настала очередь Гребски саркастически хмыкнуть.

— Ага, замечательно придумала! — сказал он. — Там все как в зеркале…

— Ох уж эти американцы! — нарочито всплеснула руками Марина. — Такие стеснительные… Едва ли я увижу что-нибудь такое, чего еще не видела.

Денис негромко пробормотал:

— Ну как знать, как знать…

— Ты всегда льстишь себе, когда смущен? — поднимаясь из кресла и поворачиваясь к стене, спросила Марина.

— С тобой трудно говорить, — вздохнул Гребски, сбрасывая полотенце и начиная одеваться.

Разглядывая картину, висящую на стене, Марина не оборачиваясь, сказала:

— Нет, мной трудно командовать.

После короткой консультации, полученной у дежурной по этажу, они спустились в уютный бар в цокольном этаже отеля, как две капли воды похожий на тысячи таких же баров по всему миру. Продолговатый зал с барной стойкой и не слишком занятым обслуживанием клиентов барменом. Полукруг сцены с блестящим шестом, вокруг которого, под мягкие звуки музыки, обвивалась в танце грудастая танцовщица. Несмотря на позднее время, когда, казалось бы, и должна начинаться развеселая и разгульная ночная жизнь, народу было немного.

Официант проводил их в одну из свободных кабин. Внутри обнаружились неширокие диваны и массивный стол, покрытый тяжелой скатертью. Вручив красиво отпечатанное меню в кожаных папках, он удалился. Денис решил было, что потом его не дозовешься, как и в старые времена, но ошибся; парень замер неподалеку, ожидая, когда посетители сделают свой выбор, и готовый прийти на помощь в любой момент.

Марина быстро пролистала меню:

— «Крылья Икара, долетевшего до Солнца». Попробуем?

Денис с сомнением покачал головой, усмехнулся:

— Ты знаешь, не хочу есть миф, хочется простой кусок мяса. Стейк будет в самый раз… Не прожаренный, с кровью…

— Кровожадный какой! — Марина округлила глаза — Не зря та дамочка меня предупреждала! А я, наверное, на крылышках бедного Икара остановлюсь…

Денис повернулся, чтобы подозвать официанта, а после того как тот стремительно приблизился, спросил:

— У вас найдется хороший кусок жареного мяса? — И, получив утвердительный ответ, сказал: — Тогда мне мяса, а даме что пожелает… Пить будем…

— Сухое вино… — подсказала Марина.

— Белое или красное? — уточнил официант.

Марина пожала плечами:

— Если считать Икара птицей… Слушайте, давайте не будем умничать, несите какое-нибудь хорошее, но не слишком кислое, ладно?

Официант с привычным проворством высвободил кожаные папки с меню из рук гостей и исчез стремительной походкой, всем своим видом демонстрируя озабоченность. Вернулся на удивление быстро, принес закуски, салаты и бутылку «Саперави». Аккуратно вынув пробку, наполнил бокалы клиентки, пожелал приятного аппетита и испарился.

— За что пьем? — спросила Марина, рассматривая Дениса сквозь стекло бокала.

Денис коснулся ее бокала краешком своего.

— За любовь, конечно! — бодрым голосом сказал он и улыбнулся.

— Согласна, — кивнула Марина, добавила: — И за встречу!

Отставив бокал, Марина принялась за еду. Почувствовав острый голод, Гребски последовал ее примеру. А вскоре официант явился с заказанными горячими блюдами, и оба, отдавая дань весьма недурно приготовленной пище, ели молча и сосредоточенно, изредка одобрительно поглядывая друг на друга. С большим трудом справившись с солидным куском мяса, Денис отодвинул тарелку и вынул сигару. Раскурив, молча наблюдал за сценой, где вокруг шеста, словно отвоевывая место под солнцем, соперничали в демонстрации своих форм уже сразу три танцовщицы.

Наконец и Марина управилась с останками героя древнегреческого мифа, промокнула губы салфеткой, оценивающе глянула в сторону шеста и усмехнулась.

— Явно выпускницы балетной школы, — сказала она, потом подперла подбородок кулачками, посмотрела прямо в лицо Дениса. — Ну, так чего же ты не спрашиваешь, почему я к тебе пришла?

Денис подул на кончик сигары, послушно спросил:

— Хорошо. Почему ты ко мне пришла?

— Потому что больше было некуда, — без улыбки ответила Марина.

— Умеешь говорить комплименты и быть любезной, — усмехнулся Гребски. — Я-то думал, прилетев в Москву, ты окунулась с головой в свою интересную жизнь, но не смогла выбросить меня из головы, и вот, ворочаясь в своей одинокой холодной постели, приняла решение и поздней ночью отправилась меня искать…

— Тебе бы сценарии мыльных опер писать.

— За них мало платят, — прагматично отозвался Денис.

— Мне и правда больше было некуда пойти, — опустила голову Марина.

«А как же тот мужчина в аэропорту?» — хотел было спросить Денис, но Марина, бросив взгляд куда-то за спину Дениса, вдруг изменилась в лице и чертыхнулась.

Денис обернулся, чтобы посмотреть, что же она такого там заметила. У входа в бар молодой стройный мужчина о чем-то беседовал с охранником. Как раз в тот момент, когда взгляд Дениса остановился на нем, он сунул что-то в карман охраннику, и тот кивнул в сторону зала.

— Ты его знаешь? — спросил Денис, заметив, что лицо Марины слегка побледнело.

Девушка торопливо объяснила:

— Это тот тип, которому я расцарапала физиономию. Кажется, у нас будут неприятности…

Больше не оборачиваясь, Денис придвинул поближе тяжелую вазу с цветами. Ситуаций, аналогичных этой, у него бывало предостаточно. Если уж сравнивать этот бар с барами на Мишин-стрит в Сан-Франциско, где мексиканское большинство смотрит на любого белокожего посетителя как на повод для развлечения, так это заведение — просто рай, наполненный ангелами.

Ангелы в обличье смуглых молодых мужчин не замедлили явиться. Отвергнутый Мариной молодой человек приблизился к их столику не один. Отставая на полшага, его сопровождали двое не то приятелей, не то телохранителей в дорогих костюмах, темных рубашках, но без галстуков.

Мужчина тоже был без галстука, смуглостью и звериной грацией напоминая испанского тореадора. Спутники выглядели проще. Тоже смуглые, хронической небритостью безошибочно указывая на национальную принадлежность..

— Добрый вечер, уважаемый, — сказал кавказец, обращаясь исключительно к Денису. — Прошу прощения, что нарушаю твой отдых, но я не отниму у тебя много времени. Меня зовут Аслан.

Денис промолчал, ожидая продолжения. Восприняв молчание как знак согласия, а скорее всего, и не ожидая от журналиста какого-либо ответа вообще, кавказский гость протиснулся на диванчик, по-хозяйски утвердил ухоженные руки на столе. Его приятели замерли неподалеку, перекрывая Денису путь к отступлению, если у него вдруг появится такая идея.

Гребски бросил быстрый взгляд в сторону двери. Как и следовало ожидать, охранника, пропустившего кавказцев в бар, на боевом посту не было. Денис перевел взгляд на сына гор, спросил без улыбки и не очень приветливо:

— В чем дело?

— Понимаешь, уважаемый, — медленно сказал Аслан, перебирая пальцами салфетку. На левой щеке у него краснели две глубокие царапины. На Марину он ни разу не взглянул, как будто ее тут и не было. — Нехорошо получилось, неправильно. Твоя женщина меня оскорбила. А я не привык терпеть оскорбления, тем более от женщин.

— Насколько я в курсе, — так же медленно проговорил Денис, затягиваясь сигарой, — ты был не очень уважителен по отношению к ней, за что и поплатился. В чем проблема?

На скулах Аслана заиграли желваки.

— Ты не понимаешь. Она меня оскорбила, посмела поднять на меня руку и должна быть наказана. Ты здесь гость, и только из уважения я тебе это объясняю. Ты, гость, приехал и уехал, а я — хозяин, мне здесь жить. Разве будут меня уважать, если в городе станет известно, что я оставил безнаказанным оскорбление от женщины?

Денис усмехнулся, что не понравилось его собеседнику, однако тот продолжил:

— Давай решим так, уважаемый… Сейчас она пойдет с нами и даст то, в чем по глупости отказала. Сначала мне, потом моим друзьям, а потом мы ее отпустим… может быть. А чтобы не портить твой отдых, я пришлю тебе девушек. Сколько хочешь пришлю. Договорились? Ты в каком номере живешь?

Денис отрицательно качнул головой.

— Не получится. У меня другое предложение, — сказал он, надеясь все-таки решить дело миром. Уж очень не хотелось Денису начинать свое пребывание в России с банальной потасовки в кабаке. — Давай я тебе заплачу, и ты оставишь ее в покое, а?

— Ты хочешь, чтобы Аслан взял деньги и забыл оскорбление? — Горец усмехнулся. — Давай не будем торговаться, мы не на рынке. Еще немного, и ты меня обидишь.

— Я понял, — сказал Денис, чувствуя, как в нем поднимается ярость. — Меня, значит, купить можно, а тебя — нет. Теперь послушай меня, Аслан. Это моя женщина. Она со мной пришла, со мной и уйдет. Когда я этого захочу. Тебе все ясно, гордый горец Аслан?

Денис уже понял, что конфликта не избежать, спустить ситуацию на тормозах не получится. А раз так, то пусть лучше то, что должно произойти, произойдет здесь, при свидетелях.

— И вот еще что, — нарочито медленно продолжил Денис. — Запомни хорошенько, Аслан, и передай соплеменникам: ты не хозяин здесь и никогда не будешь. Этот город был моим, когда твои сородичи еще не спустились с гор, и, уверяю тебя, с божьей помощью моим этот город останется. — Денис мысленно вздохнул, пожелал себе удачи и добавил последнюю каплю. — А теперь, пошел вон… пес.

Аслан что-то гортанно выкрикнул, хотел было орлом взмыть над обидчиком, но Денис резко придавил его столом к дивану, не давая встать, и тут же, не долго раздумывая, вкрутил горящую сигару куда-то в область искривленного злобой рта. Вопль ярости сменился возгласом боли. Не ожидая, когда придут в себя от неожиданности приятели Аслана, Денис сгреб за горлышко вазу с цветами и с размаху ударил импровизированным оружием ближайшего из них, уже запустившего руку за обшлаг пиджака. Тяжелая ваза с глухим стуком врезалась в голову горца, отчего тот как подрубленный рухнул на четвереньки. Закрепляя успех, Денис выскочил из кабины и изо всех сил пнул противника острым носком ботинка.

Со стороны оставленного без внимания Аслана снова раздался вопль. Марина, до сих пор не принимавшая участия в мужских разборках, обнаружив, что Аслан пытается выбраться из-за стола и наброситься на увлекшегося Дениса сзади, схватила вилку и с размаху вонзила ее в руку горца, пригвоздив к столу Горец взвыл. В зале завизжали женщины.

Денис недооценил скорость реакции второго джигита и получил могучий удар в ухо. Перед глазами на мгновение все поплыло, но от входа уже неслись русоволосые богатыри-секьюрити, и малая кавказская война началась. Была она короткой, но победительной. Двум стоявшим на ногах гордым орлам и третьему, введенному Денисом в глубокое беспамятство, заломали крылья подоспевшие крепкие ребята в бронежилетах и поволокли по проходу под аплодисменты присутствующих.

Денис обнаружил себя стоящим перед разгромленным столиком с порванной на груди рубашкой, рядом была раскрасневшаяся Марина.

— Ты как?

Марина прикоснулась к его распухающему на глазах уху:

— Нормально. Только, по-моему, нам пора сваливать.

— Согласен, — кивнул Гребски, поморщившись от боли. Он быстро вынул из бумажника сто долларов и положил на стол. Секунду поразмыслив, добавил еще одну купюру. После чего взял свою соратницу по борьбе под локоть. — Пошли, боевая подруга!

У выхода их догнал официант.

— Простите, — окликнул он Дениса.

Денис обернулся, немного удивленный:

— Я мало оставил?

— Что вы! — возмутился официант, протягивая деньги Денису. — Администрация приносит вам свои извинения, — сказал он и ухмыльнулся Марине. — Лихо вы его вилкой-то! Совсем вроде приструнили в Москве черных, а они нет-нет, да и выпендрятся.

— Да уж, — не мог не согласиться с ним Денис.

Официант радостно заулыбался, сунул в руки опешившему Денису бутылку коньяка, пояснил:

— Это вам от руководства презент. За оплату заказа не беспокойтесь! Мордобой тоже за счет заведения. Но все-таки будьте осторожнее. Народ мстительный…

Когда они зашли в лифт, Денис усмехнулся, сказал:

— Усталые, но довольные, они возвращались домой…

После схватки, да еще с призом в виде бутылки очень даже неплохого коньяка он чувствовал себя победителем. Рука покровительственно лежала на плече Марины, против чего она ничуточки не возражала. — Ну, как ты его вилкой!

— А ты? «Это моя женщина, со мной пришла, со мной и уйдет», — передразнила Марина. — Такой грозный владыка…

Она подняла голову и, прищурившись, хитро взглянула на него снизу вверх. Денис наклонился и прижался губами к ее губам, которые с готовностью раскрылись. Свободной рукой он обхватил ее за талию, крепко прижал к себе. Они не сразу заметили, что лифт остановился на их этаже и дверцы раскрылись. По пути к номеру еще несколько раз останавливались и целовались с судорожной жадностью, как будто наверстывая упущенное, хотя наверстывать-то им было нечего, все еще было впереди. В номере они торопливо принялись молча срывать друг с друга одежду, не прерывая поцелуя. Когда на Денисе уже не было ничего, а на Марине почти ничего, за исключением трусиков, она отстранилась и, переведя дыхание, проговорила с легким смешком:

— Ты прости… но, в общем, мне сегодня нельзя.

— Почему?

— Такой большой мальчик, а не понимаешь.

— О, черт!

— Но мы не дадим тебе умереть, — прошептала она. — Лежи…

Легонько касаясь, ее губы пробежали по его груди к низу живота, где уже вовсю хозяйничали ее пальчики с коварными ноготками.

Утром, еще находясь на зыбкой грани между сном и явью, Денис сообразил, что Марина будит его тем же способом, каким едва не довела до сумасшествия ночью, но ничего не имел против. На этот раз Марина не дразнилась и не растягивала наслаждение. Ее руки были теплыми, а губы нежными и мягкими. Денис отдался заданному ею ровному ритму, чувствуя, как с каждой секундой становится плотнее кольцо ее губ, и на вершине оргазма выгнулся со стоном дутой, радуясь той жадности, с которой Марина стремилась опустошить его.

Из заоблачных высот его вернул голос Марины. Он открыл глаза и встретил ее сияющий взгляд.

— Доброе утро, победитель. — Она чмокнула его в пупок. — Проснулся?

— Проснулся, если только я не в раю, — довольно хмыкнул Денис.

— У-у-у-у, — многообещающе протянула Марина. — Ты еще не знаешь, что такое рай!.. — Она легко поднялась с постели, полуобернулась к нему и показала язык.

— Будешь хорошо себя вести, я тебя туда провожу… А сейчас — в душ!

— Ловлю тебя на слове! — вслед ей крикнул Денис.

Оставшись один, он заложил руки за голову и с хрустом потянулся всем телом, не без удовольствия вспоминая вчерашнюю ночь, сегодняшнее утро и, что греха таить, всерьез рассчитывая на продолжение, как только Марина вернется из ванной. Однако утренние сюрпризы на этом не закончились.

Для Дениса, как, наверное, и для любого мужчины, всегда было загадкой, как с помощью нескольких пузыречков, пары тюбиков и еще какой-то ерунды женщины способны в течение получаса полностью изменить свою внешность. Марина, что вышла из ванной, была не родственницей и даже не знакомой той девушки, которая получасом раньше туда вошла. Эта, новая Марина, никогда бы не позволила себе тех рискованных и изощренных фокусов в постели, да она просто никогда о них не слышала! Ее ясные огромные глазищи смотрели на мир строго и невинно. Крупный рот стал как будто меньше и был строго сжат, а гладко зачесанные волосы придавали ей вид классной дамы или, скорее, секретаря-референта солидного банка где-нибудь и Брюсселе или Франкфурте.

Денис смотрел на эту неожиданную метаморфозу, открыв рот.

— Вставайте, граф, вас ждут великие дела, — улыбнулась Марина, довольная произведенным впечатлением. — Ты что, онемел?

— Онемеешь тут, — с трудом выдавил из себя Гребски. — Тебе не хватает очков, тогда преображение будет полным.

Марина улыбнулась и жестом фокусника, достающего из шляпы кролика, вынула из сумочки очки в тонкой роговой оправе и надела.

— Так? — Она легонько чмокнула его в щеку. — Я убегаю, днем созвонимся, ладно?

И исчезла.

Только услышав, как щелкнул дверной замок, Денис сообразил, что Марина умудрилась так и не сказать, что за причина привела ее среди ночи в его номер. Он откинулся на подушку и прикинул, что явно может дать своему телу отдохнуть еще немного, однако это «немного» и в действительности оказалось всего лишь несколькими минутами.

Где-то на полу среди разбросанной вчера одежды требовательно зазвонил мобильный телефон. Денис выбрался из постели и с трудом его разыскал.

— Слушаю!

Марина была не на шутку встревожена.

— Денис, собирай вещи и срочно уходи из номера, — быстро проговорила она. — Здесь, внизу, целая компания наших вчерашних приятелей, я едва с ними не столкнулась. Минут через десять они выяснят, в каком ты номере, и тогда может случиться все что угодно. Постарайся как-нибудь выбраться. Я буду ждать позади отеля в такси.

Сонливость Дениса как рукой сняло. Встреча с целым племенем горцев или объяснение с милицией и планах Дениса на сегодняшний день не значились. Он быстро влез в джинсы, побросал остальные вещи в сумку и уже через несколько минут был в коридоре, на ходу заправляя рубашку.

Служебный лифт опустился в подвал. Тут не было улыбчивых девушек и предупредительных коридорных. Как перевязь Портоса, богато расшитая лишь с одной стороны, подвал был оборотной стороной отеля «Космос». Сюда въезжали с улицы рефрижераторы, подвозя продукты для ресторанов и кафе. Грузчики в грязных синих халатах разгружали мороженые мясные туши. Тяжелый влажный воздух наполняла смесь выхлопных газов от работающих двигателей и вони подгнивших овощей.

В дальнем конце подвала Денис заметил светлый прямоугольный проем и мимо огромных грузовиков двинулся в том направлении, стараясь не испачкаться.

Выбравшись наружу, глубоко вдохнул. После зловонности подвала далекий от свежести воздух на проспекте Мира показался ему необыкновенно чистым и вкусным. Марина махала ему рукой от стоящего у обочины такси. Когда Денис подбежал, она на мгновение прижалась к нему.

— Слава богу! Я так испугалась. Сматываемся отсюда, — скороговоркой проговорила она, а когда машина тронулась, спросила — Что за запах? Ты что, в мусорный бак свалился?

 

Глава 11

Сазон подставил лицо щедрому калифорнийскому солнцу и сквозь прищуренные веки наблюдал за игрой в волейбол. Это было одним из основных развлечений заключенных следственной тюрьмы во время положенных по закону прогулок. Остальное время они проводили в своих камерах.

Сазону в его бандитской жизни везло, и на нары в Киеве он не попадал ни разу. Ментовские задержания можно было не считать, в «обезьяннике» ему доводилось бывать редко. Когда его привезли в американскую тюрьму, он сначала даже не понял, куда заезжает машина. Полностью стеклянное модерновое здание в центре Сан-Франциско оказалось тюрьмой. А камера, куда его поселили, блистала чистотой и вкусно пахла. Сазон от друзей-приятелей, тянувших сроки и кантовавшихся месяцами в СИЗО, слышал о том, как там живется братве. И то, что он тут увидел, никак не указывалось в его понятие о «крытке». «Вот расскажу, как вернусь! — усмехался он. — Пацаны офонареют!»

Уже второй день торчал Сазон в тюрьме, а все не уставал удивляться. Чистоте и порядку, мягкому диванчику вместо нар, который откидывался к стене в дневное время. Приличный туалет, пусть в камере, но но параша какая-нибудь. Тут же душ и полный набор туалетных принадлежностей. Удивляла и еда. Не очень разнообразная, но вкусная.

В первый же день во время прогулки несколько мексиканцев, развеселившись при виде рослого белобрысого парня, забавно хлопавшего глазами, когда к нему обращались, и твердившего «раша-раша», решили приучить его исполнять их приказания, в чем раскаялись уже через минуту. Сазон не любил, чтобы над ним потешались, а лапанье руками и вовсе вывело его из себя. Раскидав десяток мексиканцев, причем так, что некоторые поднимались с земли со стонами и охами, он уже присматривал, что бы такое использовать в качестве оружия, но подоспела охрана, и схватка продолжения не имела. Зато сегодня уже никто не пытался смеяться над ним, и это было приятно.

С прикрытыми глазами Сазон вспоминал последние дни и гордился собой. Сразу после того, как его обнаружили в доме со жмуриками и недобитым Камо, его крепко взяли в оборот. Какие-то типы приходили и уходили, лопотали что-то на своем непонятном ему языке, ругались. Потом привезли переводчика из русских, объяснившего Сазону, где он находится. «ФэБээР — это типа как у нас эФэСБэ, что ли?» — уточнил Сазон и, получив ответ «типа КаГэБэ», пригорюнился.

Однако от линии поведения, обговоренной с Камо, не отходил. Знать ничего не знаю и все. Зашли с Камо в дом посмотреть, а там трупы и пистолет этот. Взял посмотреть, а он «бах!» и ногу знакомцу прострелил, Так и твердил без устали. Единственное, что пришлось признать — что нелегально он в Америке находится. А как оказался и чего тут делает, так, господа хорошие, жрать на родине нечего, вот приехал деньжат подзаработать. Как турист приехал. А под чьей фамилией — не помнит, там хмырь один был, он все обделал…

Камо объяснил Сазону: если он хочет из этой передряги выбраться, молчать надо до упора. А поскольку хитрый армянин был единственной ниточкой, которая могла вытащить Сазона обратно домой, то он беспрекословно исполнял данные ему инструкции. И, видимо, это помогло: сегодня на допрос его не водили.

Сазон довольно ухмыльнулся, открыл глаза и насторожился, увидев перед собой разглядывающего его негра. Мужику было лет пятьдесят, хотя кто их, черных да кучерявых, разберет. Может, меньше, может, больше. Негр смотрел на него и улыбался.

— Че те надо?! — окрысился Сазон и сжал кулаки, готовый дать отпор.

— Добрый день, — сказал негр, и Сазон решил, что уже стал понимать по-английски, но потом сообразил, что сказано приветствие было на хорошем русском языке.

— Ну ни хрена себе! — изумленно выдохнул Сазон. — Ты откуда по-русски ботать научился, дядя?

— В университете имени Патриса Лумумбы, — продолжая улыбаться, ответил «дядя».

— Это где же такой?

— В Москве… Университет дружбы народов!

Майкл Матуту действительно учился в Университете дружбы народов, созданном по личному указанию Никиты Хрущева для «оказания помощи в подготовке высококвалифицированных и воспитанных в духе дружбы национальных кадров для стран Азии, Африки и Латинской Америки, предоставления молодежи этих стран, особенно из малообеспеченных семей, возможности получить высшее образование». Все расходы по обучению студентов, стипендии, медицинское обслуживание и даже оплата проезда «туда и обратно» производились за счет Советского Союза. Тем самым предполагалось, что после четырех-пяти лет в стране побеждающего светлого будущего студенты вернутся на родину и станут нести в массы идеи социализма и коммунизма.

Матуту приобрел специальность горного инженера, которая была весьма востребована в его родном Конго, однако, когда подвернулась возможность уехать в Америку, покинул родную страну без всякого сожаления.

Оказавшись в компании с ювелирами, заинтересованными в нелегальных поставках алмазов, он использовал свои знакомства на родине и помог эти поставки организовать. Несколько лет дела шли прекрасно. Матуту стал широко известен в узких кругах, обзавелся несколькими домами, шикарными машинами и женился на белой женщине. Однажды на него вышли русские и предложили хорошую партию алмазов. Так Майкл Матуту стал работать с русскими, и это было удобно всем.

Образованный компетентный русскоговорящий негр со связями на рынке неограненных алмазов был просто находкой.

И все было бы замечательно, если бы не один из его постоянных покупателей. Матуту совершил с ним несколько не очень крупных сделок по простенькой схеме «деньги — алмазы», и все было прекрасно. Но однажды покупатель попросил партию на полмиллиона долларов и посетовал, что денег сейчас нет, но есть покупатель на этот товар. Он пообещал дополнительные десять процентов комиссионных, если схема будет выглядеть по-прежнему «алмазы — деньги».

Матуту согласился, получил алмазы от русских партнеров и доставил товар в небольшой офис, где уже не один раз бывал. Покупатель поблагодарил за доверие, попросил подождать с деньгами, которые «вот они в сейфе», пока эксперты его клиента проверят алмазы. Дело обычное. Матуту не возражал, тем более что деньги ему были продемонстрированы.

Майкл Матуту сидел в соседнем помещении, смотрел телевизор и пил кофе, слыша доносившиеся из-за закрытой двери голоса экспертов. А когда проверка затянулась, вежливо постучав, открыл дверь… Ни покупателя, ни экспертов, ни алмазов в комнате не было. Только бубнил что-то про качество алмазов одиноко стоящий на столе магнитофон.

Русские этой истории не поверили. Его постоянный партнер Алекс сказал просто и понятно: «Это твои проблемы. Деньги должны быть возвращены!» Наличных в таком объеме у Матуту, конечно же, не было, но русских это не интересовало. Майкл носился по городу, пытаясь перехватить у приятелей денег, но везде получал вежливый отказ. В узком кругу его профессионального общения уже было известно и о его неудаче, и о проблемах с русской мафией.

В довершение ко всем несчастьям две недели назад усталый и злой Матуту, вернувшись домой среди бела дня, застал любимую белую жену в объятиях какого-то китайца. И не сдержался. Вынул пистолет и опустошил всю обойму в заигравшуюся парочку. После чего сам позвонил в полицию.

И вот теперь томился в тюрьме в ожидании суда, грозившего ему если не пожизненным заключением, то уж сроком никак не меньше двадцати лет.

Ничего этого Матуту не стал рассказывать белобрысому Сазону. Объяснил, что сидит за убийство, и перевел разговор на воспоминания студенческой юности. Сазон воспринял появление говорящего по-русски негра как знак свыше.

— Хоть поговорить будет с кем! Словно земляка встретил! — радовался он, обнимая Матуту за плечи и отводя в сторонку, чтобы не мозолить глаза охране и другим заключенным.

Матуту аккуратно высвободился.

— Обниматься не надо, — объяснил он. — Тут Сан-Франциско. Кто-нибудь увидит и решит, что ты… как это… а-а! пидор!

Сазон расхохотался, но руки убрал и быстро огляделся, не видел ли кто. Внимание заключенных и охраны было сосредоточено на решающих минутах матча. Прогулка должна была вот-вот закончиться, а счет все еще был ничейным. Обе команды агрессивно пытались исправить положение.

— Слушай, — радостно сообщил Сазон, — я анекдот вспомнил про твой институт!

— Университет, — поправил Матуту. — Что за анекдот?

— Вот… — хохотнув над еще не рассказанным анекдотом, начал Сазон. — В Университете дружбы народов исчез студент… ну, разборки стали учинять, то-се… Оказалось, слопали его другие студенты из Африки… в натуре, сожрали… Ну, кипеж поднялся… Скандал, сам понимаешь. В общем, начальство решило шухер не поднимать, а просто пацанам объяснить, типа, такое делать нельзя… Вызывают их и, типа, говорят… Что же вы, такие-этакие, мы же вас кормим лучше, чем своих советских студентов… А те говорят: «Так домашнего сильно захотелось…» Ха-ха! Ты понял, домашнего им захотелось…

Матуту вежливо улыбнулся. А Сазон вдруг вытаращился на него и шепотом спросил:

— Слушай, а ты сам никогда не пробовал человечины? У вас же в Африке людей едят…

Улыбка на лице Матуту стала еще шире.

— Едят, — сказал он, разводя руками, в одной из которых появился небольшой острый нож. — Но я не пробовал… Так получилось…

Коротким и резким взмахом руки он перерезал Сазону горло. Матуту и сам удивился, насколько привычным оказалось это движение, отработанное еще в детстве, когда ему приходилось резать множество коз и овец, помогая отцу и дядьям. И быстро отскочил в сторону, чтобы кровь, хлынувшая из раны, не попала на одежду.

Сазон не понял, что его убили. Хотел что-то сказать, но вместо слов раздалось бульканье. Он схватился обеими руками за горло, удивленно выпучил глаза, зашатался, и все исчезло для него. Только накатывающаяся темнота и невысказанный вопрос: «Как же это?!»

Матуту оглянулся по сторонам. Убедившись, что никто ничего не видел, быстро вытер нож о рубашку упавшего русского, спрятал в карман и поспешил к толпе болельщиков. Едва раздался сигнал об окончании прогулки, Матуту был в первых рядах входящих в здание. Перешагивая через металлическую решетку дождевого слива, он аккуратно сбросил в нее нож, подумав: «Береженого Бог бережет, как говорят русские», — и облегченно вздохнул.

Когда сегодня утром проходивший мимо его камеры охранник вдруг сунул ему в руку мобильный телефон, Матуту слегка ошалел, но трубку взял и приложил к уху.

— Миша, привет! — услышал он голос своего русского партнера Алекса, всегда называющего Матуту этим именем. — Выполнишь мою просьбу, половина долга будет списана, а может, и весь.

— Лучше весь, — еще не имея понятия о просьбе, сказал Матуту.

— Шустрый ты, — рассмеялся Алекс. — Слушай внимательно. Там у вас должен был поступить русский — здоровый такой парень, белобрысый. Отзывается на имя Сазон. Надо, чтобы его не было. Чем быстрее, тем лучше. Понял?

— Понял, — расслышав явную угрозу в голосе Алекса, ответил Матуту.

— Ну ладно, я сегодня добрый, — усмехнулся Алекс. — Убираешь его, и про долг забыли. Кстати, я с твоим адвокатом беседовал, он постарается, чтобы твое дело прошло как убийство в состоянии аффекта… годика через три-четыре уже и вернешься… Так что…

— Спасибо! — прочувственно произнес Матуту.

Охранник показал на часы и протянул руку за телефоном. Матуту отдал трубку, а взамен получил короткий заточенный нож.

Теперь, выполнив просьбу русского партнера, Матуту чувствовал себя гораздо спокойнее. Одной заботой стало меньше — проблема с долгом решена. Заходя в камеру, он услышал, как во дворе для прогулок начали лаять собаки и громко переговариваться охранники. Они обнаружили труп забавного русского парня Сазона, который так и не узнал, что Матуту обманул его, не сказал правду о том, что ему не раз доводилось пробовать человечину.

Матуту криво усмехнулся, взял со столика Библию, раскрыл и прочитал одними губами: «…ненависть, убийства, пьянство, бесчинство и тому подобное. Предваряю вас, как и прежде предварял, что поступающие так Царствия Божия не наследуют».

Захлопнув книгу, Матуту прислонился к стене и закрыл глаза.

 

Глава 12

Денис спустился первым и подал руку, помогая Марине выйти из вагона. Среди пассажиров, один за другим выходивших на киевский перрон, они выделялись тем, что практически не имели багажа. Если у Дениса на плече висел его большой и вместительный баул, то вся ручная кладь Марины состояла из крохотной дамской сумочки. Но она не переживала из-за отсутствия необходимых вещей: «Магазины и в Киеве есть!»

На перроне Денис вынул сигареты и закурил, разглядывая окружающих и стараясь понять, есть ли среди них те, кто проявляет к ним излишнее внимание. На Марину мужчины поглядывали часто, и даже степенные отцы семейств, едва поспевая за своими дражайшими половинами с тяжеленными чемоданами, опасно выворачивали шеи, что было неудивительно, учитывая ее нестандартную красоту. Его же скромная персона интереса ни у кого не вызывала. Или ему так казалось.

У соседнего поезда, очевидно проходящего, толпились торговки с корзинами, предлагая высунувшимся в окна пассажирам холодное пиво, горячую картошечку со шкварками и разнокалиберные бутылки с водочкой. Оплату они охотно принимали любыми деньгами, оперируя при этом курсами российского рубля, молдавского лея, доллара, евро и украинской гривны со сноровкой заправских менял. Быстренько обеспечив очередного страждущего всем необходимым для дальнейших странствий, торговки спешили к другому окну, наперебой расхваливая свой товар. Отовсюду слышался мягкий южнорусский гонор.

Марина вопросительно глянула на Дениса:

— Ждем кого-то?

Гребски не стал посвящать боевую подругу в нюансы своей предстоящей деятельности в столице Украины, мудро рассудив, что чем меньше женщина знает, тем меньше будет у нее возможностей попасть в переплет, если в таковом окажется сам Денис. Да и Марина была удивительно тактична, не выясняла, куда и зачем он едет, что будет делать и с кем встречаться. Сказал, что у него дела, и это вполне ее устроило.

— Ждем, — не вдаваясь в подробности, подтвердил ее догадку Денис.

Марина зябко повела плечиками, улыбнулась:

— Ну, будем ждать…

«Идеальная женщина! — восхитился Гребски. — Ни тебе лишних вопросов, ни тебе обид и возражений! Или их так в ФБР хорошо готовят?» Он все еще не мог определиться со своим отношением к Марине. Многое в ней его удивляло, но каких-то серьезных подозрений не вызывало. Так, иногда проскальзывало в ее поведении и взгляде что-то не свойственное двадцативосьмилетней молодой женщине. Излишняя собранность, уверенность в своих силах. Хотя, может быть, как раз это и свойственно женам олигархов всех рангов. У Дениса не было опыта общения с дамами этого круга.

Словно из ниоткуда перед ними появился рослый пожилой мужчина и, к изумлению Марины, решительно облапил журналиста.

— Степан Игнатьевич! Рад вас видеть! — слегка задыхаясь оттого, что его лицо оказалось прижатым к плечу Куприянова-старшего, придушенно воскликнул Гребски, действительно испытывая радость от встречи с отставным опером, отцом своего американского друга.

Старик выпустил его из объятий, придерживая руками за плечи, оглядел.

— Руки и ноги целы. И не похудел, — проговорил он, улыбаясь. — Это уже хорошо! Тут тебе не Америка! С девушкой чего не знакомишь?

Но Марина не стала дожидаться, протянула руку и сама представилась:

— Марина. Литвинова Марина Сергеевна.

Куприянов-старший осторожно пожал ее тонкую кисть.

— Очень приятно, — кашлянул он. — Полковник Куприянов… уголовный розыск, на пенсии…

Марина улыбнулась. Денис озадаченно посмотрел по сторонам:

— А что, у Валерия не получилось приехать?

— Да тут он крутится, — усмехнулся бывший опер. — Осторожничает немного, проверяется… мало ли. Где ваши чемоданы-то? Давайте помогу…

Марина развела руками.

— Все свое ношу с собой, — пояснила она. — Так получилось, что мы без багажа…

Если Куприянов и удивился, то вида не показал. Вместо этого деликатно подхватил Марину под локоток, увлекая вперед, кивнул Денису: следуй, мол, за мной. По подземному переходу они вышли на привокзальную площадь, похожую на тысячи таких же площадей во всем мире, со стеклянным фасадом здания вокзала, станцией метро и неизбежным «Макдоналдсом», светящимся неоновой рекламой за автомобильной стоянкой.

— Вполне цивилизованный город, — сказала Марина, с интересом озираясь по сторонам. — И воздух хороший: лето и свежесть.

— А вы думали, у нас тут все пропахло борщом и пампушками с чесноком? — хохотнул Куприянов. — Будет вам борщ с пампушками. И горилка. И добрый шмат сала с цыбулей. Все будет. Ну, нашел, куда машину поставить! — вдруг расстроился он.

Желтая «Таврия» стояла под большим, не меньше пяти метров в длину и трех в ширину, рекламным щитом с портретом представительного мужчины в пиджаке и галстуке. Его мудрый и доброжелательный взгляд встречал каждого выходящего из дверей вокзала. Надпись красными буквами гласила: «Тому що справедливый».

Глянув на портрет, Куприянов старший сплюнул:

— С той-то стороны реклама горилки, я и сказал Валерке, чтобы тут припарковался, а с этой… Вот уж никогда не думал, что доживу до тех пор, когда физиономии со стендов «Их разыскивает милиция» переселятся на такие вот щиты и будут приветствовать приезжих.

— А кто это? — спросила Марина.

— Наш будущий президент, — сказал Куприянов-старший. — Двадцать лет назад я сам его арестовывал за «гоп-стоп», а теперь, того и гляди, он станет гарантом моих прав.

— Ага! Так это и есть Федор Чивокун! — больше для себя, чем для Куприянова, воскликнул Денис.

— Собственной персоной, — кивнул старый опер, потом махнул рукой. — А вон и Валерка!

В первую минуту Гребски решил, что возле машины прохаживается его приятель, оставшийся в Сан-Франциско, так был похож на брата Валерий Куприянов, еще один представитель «уголовной династии». Когда все перезнакомились, Денис не удержался от прогноза:

— Теперь понятно, как Олег будет выглядеть через пять лет…

Валерий весело отозвался:

— Через шесть… Едва ли. В ваших калифорниях апельсинов побольше и воздух почище… да и работа у братишки спокойнее.

— А кто-нибудь подскажет мне, где тут аптека? — спросила Марина.

— В здании вокзала, — отозвался Куприянов-старший. — Я вас провожу, чтобы не заплутали.

Марина отрицательно покачала головой.

— Спасибо, но… — она смущенно улыбнулась, — есть специфические покупки, которые дамы предпочитают совершать без мужчин.

Проводив взглядом скрывшуюся за вокзальными дверями Марину, Куприянов-старший посмотрел на желтую «таврию», крякнул и смущенно почесал макушку:

— М-да… неудобно получилось… Как же вас всех тут утрамбовать? — озаботился он новой проблемой.

Действительно, втиснуть в крохотную машинку стройную длинноногую Марину, не самого худого Дениса и двух рослых мужиков — задача совсем не простая. Денис на всякий случай решил уточнить ситуацию:

— Какие у нас планы?

— Надо бы поговорить, — сообщил Куприянов-старший, посмотрел на небо, поднял ладонь и, поймав несколько мелких капель начинающегося дождя, добавил: — Но до утра терпит… так, майор?

Валерий согласно кивнул, подтверждая мнение отца.

— Терпит… Но пообщаться с самого утра необходимо. В принципе я предполагал, что ты можешь остановиться у меня, но поскольку диспозиция образовалась несколько иная… Марина возвращается, — сказал он, заметив быстро идущую к ним девушку.

— Странная у вас тут аптека, — сообщила она, подойдя к мужчинам. — Нет ни ношпы, ни даже аспирина, зато куча афродизиаков, от виагры и золотого корня до йохимбе и акульего хряща. Наверное, в дороге это важнее. Кстати, а что такое «лярва кацапская»?

Куприяновы синхронно крякнули и покраснели. Денис поспешил вмешаться, чтобы снять возникшую неловкость.

— Это местное идиоматическое выражение, — пояснил он Марине, стараясь не рассмеяться. Посмотрел на отца с сыном, спросил: — Ну так что, берем такси?

Куприянов-старший отозвался не сразу, видимо, обдумывал возможные варианты. Потом переглянулся с сыном:

— Только мы за вами поедем и в гостинице побудем, пока вы устраиваетесь… На всякий случай…

Такси долго искать не пришлось. Желающих заработать даже в два часа ночи было более чем достаточно. Впервые за много лет Денис ехал в «Волге», которая неожиданно оказалась не только маленькой, но и жесткой и неудобной. А таксист-частник с тарас-бульбовским затылком вел машину так, словно опаздывал на похороны нелюбимой тещи. На ровных участках дороги это еще можно было вытерпеть, но на брусчатке Денис начинал всерьез опасаться за сохранность своих зубов. Марина же как вцепилась побелевшими от напряжения пальцами в подлокотник дверцы, так и не отпустила до самой гостиницы, не обращая внимания на красоты мелькавшего за окнами ночного города.

Машина, наконец, с визгом затормозила перед ярко освещенным цилиндрическим зданием гостиницы. Сунув таксисту десять долларов, Денис подхватил Марину и, слегка пошатываясь, направился к входу. Желтя неказистая машинка, как ни странно, не отстала от частника-истребителя, приткнулась неподалеку, и выбравшийся из салона Валерий Куприянов неспешной походкой последовал за ошеломленными поездкой гостями.

Денис направился было к стойке, за которой улыбались симпатичные служащие отеля, но Марина придержала его.

— Доверься мне, победитель, — подмигнула она и объяснила: — Не хочу, чтобы ты своим американским паспортом размахивал. Спокойнее спать будем.

Марина погладила его по щеке и походкой модели, вышагивающей по подиуму, отправилась к стойке. Причем, как обратил внимание Гребски, к той части стойки, над которой возвышался мужчина, скорее всего, старший администратор. Она что-то сказала, видимо очень приятное, и мужчина расплылся в улыбке, навалившись на стойку животом.

— Ты давно ее знаешь? — спросил Валерий Куприянов, глядя на процесс укрощения администратора.

— В самолете познакомились, — признался Денис и замолчал, не зная, что еще сказать.

— Кгх-м-м… — поперхнулся Валерий. — Может, мне ее пробить по информационному? Данные есть?

Денис задумался. Предложение интересное. Узнать побольше о таинственной незнакомке, столь плотно прилипшей к нему, было бы не лишним. И все-таки он чувствовал себя неловко, будто совершал что-то нехорошее. Такое же чувство он испытал, когда проснулся утром в поезде и увидел на столике в купе Маринин паспорт, видимо, оставленный ею после прохождения паспортного контроля на границе. Его спутница мирно спала, и Гребски не устоял, заглянул в документы.

— Было бы полезно, — все же согласился Денис. — Марина Сергеевна Литвинова… родилась в Иркутске… 11 октября 1978 года… номер паспорта я не запомнил весь, но часть цифр помню… 567 — там точно присутствовало…

— Отлично. — Куприянов пошевелил губами, запоминая данные, увидел приближающуюся Марину и отошел в сторону, делая вид, что они незнакомы.

Марина игру приняла. Взмахнув ресницами, поманила журналиста пальчиком и похвасталась добычей:

— Люкс, да еще и с джакузи! Ой, как я хочу в горячую воду! А ты?

— С тобой хоть в ледяную! — галантно изрек Денис.

Марина не согласилась:

— Нет, только в горячую! И спать-спать-спать… Знаешь, недосыпание очень вредно для женского организма… От него — морщины…

Она состроила такую горестную гримаску, что Денис сдался:

— Уговорила. Будем спать…

 

Глава 13

Камо проснулся от скрипа открываемой двери, однако глаза открывать не стал, лишь мысленно чертыхнулся: «Опять этот черный!» — увидев сквозь неплотно прикрытые веки вошедшего в больничную палату агента ФБР Берри Вайта.

Нога, неподвижно зафиксированная хитрыми блоками, болела. Едва врачи закончили операцию, Камо поместили в отдельную палату, возле которой день и ночь дежурили два охранника в гражданской одежде. Они пропускали только медицинский персонал и агентов, приходивших его допрашивать. Правда, с допросами у них не очень получалось. Камо либо отказывался разговаривать вообще, либо нес околесицу про то, как случайно познакомился с русским и решил показать ему, как живут американцы, для чего они и зашли в выставленный на продажу дом… А там этакая жуть! Трупы! А этот придурок подобрал пистолет и нечаянно нажал курок, вот Камо и получил пулю в колено.

По своему опыту он знал — это лучшая форма защиты.

А жизненного опыта у Камо, который уже и сам стал забывать, что его настоящее имя Гюндуз Зейналов, имелось предостаточно. Армянином он был только наполовину, отец — азербайджанец, мать армянка. В Баку смешанные семьи встречались сплошь и рядом. Дружба народов! Вырос Гюндуз-Камо неподалеку от всем известной Кубинки, на которой в любое время суток можно было купить все что угодно, начиная от сигарет и кончая автоматом Калашникова. И естественно, проводил там все свободное время, которого у него было предостаточно, потому что школу он не любил. Работал на дядю Закира, торгующего в основном американскими контрабандными сигаретами, которые производились в Турции. Не гнушался дядя и торговлей марихуаной, гашишем и другими наркотиками.

Первую судимость Гюндуз получил за анашу, обнаруженную милиционерами в его карманах. Денег, чтобы откупиться от стражей порядка, не оказалось, и он отправился на зону. Освободившись через три года, вернулся на Кубинку, только уже на себя стал работать, организовав сеть реализации из пацанов и подростков и получая товар из Нагорного Карабаха. А через пару лет снова загремел на зону, теперь уже за убийство — зарезал конкурента. Освободился досрочно в восемьдесят седьмом, добрался из Тайшета до родного Баку и снова занялся тем, что умел делать.

Надо же было ему во время армянских погромов оказаться в Сумгаите! Толпы обкурившихся анашой людей шастали по домам, выспрашивая, где живут армяне. Выламывали двери, врывались в квартиры, грабили, избивали, насиловали, убивали. Человек десять, на которых напоролся Камо, по внешности сразу опознали в нем армянина и с криками кинулись избивать его палками и обрубками труб. Только выучка, вынесенная с зоны, помогла ему остаться в живых. Он вырвался, отбиваясь ножом и порезав нескольких нападавших.

Кое-как добрался до Баку, выгреб свои заначки и, понимая, что ничего хорошего уже не будет, улетел в Москву, где у него был один зоновский дружбан, авторитетный, хоть и некоронованный вор. Именно он и подсказал Камо, что, как беженец и армянин, он может просить политического убежища в Америке, и дал кое-какие контакты. Камо раздумывал недолго. Выправил себе армянские документы, взяв девичью фамилию матери и, естественно, не указывая свои судимости. Предъявив в посольстве свои шрамы и справки из больницы, на удивление легко получил статус беженца. Скорее всего, потому, что как раз разразились январские погромы в Баку.

В Лос-Анджелесе, куда он прилетел, ему понравилось, и он занялся делами, пробуя и присматриваясь ко всему. Довольно быстро Камо понял, что можно делать хорошие деньги, практически не рискуя ничем, и взялся за махинации с кредитными картами. Вскоре его нашел Алекс Хачило, который, оказывается, в свое время сидел вместе с его московским приятелем. Передал от него привет, предложил работать с ним. Началась новая пора жизни Камо — в Сан-Франциско.

Камо решил открыть глаза. И сразу встретился взглядом с агентом Вайтом.

— Что вы от меня хотите? — слабым голосом спросил Камо, в самом деле не ощущая в себе особых жизненных сил. «Ну, этот мент позорный, — яростно подумал он, имея в виду не агента Вайта, а бывшего опера Олега Куприянова, который прострелил ему ногу. — Долго будет у меня кровью харкать!»

Агент придвинул стул, сел напротив кровати, закинул ногу на ногу.

— Я хочу, чтобы вы дали показания, — неторопливо произнес он. — Ваша наспех сочиненная история никуда не годится. Как человек умный, вы это понимаете. Надеюсь, вы также понимаете, что сотрудничество со следствием будет учтено… Мое начальство считает, что мы можем предложить вам программу защиты свидетелей, если вы дадите показания и расскажете о вашей деятельности в преступной группе под руководством известного вам Алекса Хачило.

— Да иди ты! — сказал по-русски Камо, а на родном языке агента добавил: — Меня ваше предложение не интересует! Я ничего не знаю о преступной деятельности и сам в ней не участвовал…

Агент скупо улыбнулся:

— Напрасно вы так… При въезде в США вы использовали поддельные документы… Мы это уже установили. Одного этого уже достаточно для вашей депортации. Но я думаю, до этого не дойдет, потому что мы вас посадим на весьма долгий срок…

Камо повернул голову на подушке, скривил губы в подобие ухмылки, процедил:

— Не пугай! Сказал же, не знаю ничего.

— Напрасно вы так, — повторил Вайт и без раздражения покачал головой. — Скоро мы будем иметь интересную информацию о вашей жизни в Лос-Анджелесе… Да и от убийства Зои Рафалович вам уйти будет трудно. Думайте, Камо, думайте…

Камо резко отвернулся, закрыл глаза, всем своим видом демонстрируя полное нежелание общаться с представителем власти. Берри Вайт встал, поставил стул на место и молча вышел.

«Ага, размечтались! — думал в это время Камо. — Дай им на Алекса показания! Да меня после этого сразу можно со счетов списывать, хоть вы мне всю мою морду пластической операцией поменяете и сделаете похожим на ди Каприо! Из-под земли найдут!»

Будучи фактически правой рукой Хачило, Камо прекрасно знал возможности, которыми тот обладал и умело использовал, подчас манипулируя людьми, даже не подозревающими, что они работают именно на него и совершают действия, являющиеся маленьким, но необходимым звеном в выстроенной Хачило преступной цепи.

Едва Камо оказался в больнице, одна из медсестер, грудастая филиппинка, делая обезболивающий укол, шепотом передала ему от Алекса привет. Камо понял, что босс позаботился о нем.

Наркотик, вколотый сестрой вместо обычного обезболивающего, которое не помогало уже несколько лет плотно сидевшему на героине Камо, был настоящим. Медсестра приходила часто, но дозу он получал только раз в день.

Камо взглянул на часы, висевшие на стене.

«Пора бы сестричке появиться, — подумал он, предвкушая действие наркотика и раздражаясь, что приходится ждать. — Задерживается, зараза!»

Но Мэри Медала, так звали медсестру, не опаздывала. С заученной, словно приклеенной улыбкой она появилась в палате. Под пристальным взглядом охранника подошла к кровати больного, сказала стандартное «привет», быстро и профессионально сделала укол. Лицо Камо расслабилось, напряжение и боль отступили.

Медсестра поправила подушку, заменила емкость в капельнице, стоящей у постели, прозрачной трубочкой соединенной с веной раненого пациента, поставляя в его организм укрепляющие вещества. Убедившись, что раствор начал стекать по трубке и в нем отсутствуют пузырьки воздуха, медсестра вышла из палаты. Оба агента, охраняющие вход, проводили ее долгим взглядом, наслаждаясь мерным движением упругих ягодиц.

Мэри знала, что они смотрят ей вслед, она уже привыкла к мужскому вниманию. И, как она считала, вниманию заслуженному Невысокая, с большой грудью, узкой талией, красивыми бедрами и ногами, Мэри всегда вызывала интерес мужчин самого разного положения и возраста. Но это очень не нравилось Янику, ее русскому бойфренду, с которым она познакомилась на дискотеке в прошлом году и уже почти полгода жила в одной квартире, строя планы выйти за него замуж. Парень он был симпатичный, веселый и щедрый, хотя она не всегда понимала, откуда у него деньги, если он нигде не работает. Догадывалась, что из не совсем законных источников, но старалась об этом не думать.

Именно Яник попросил ее колоть этому русскому, совсем не похожему на русского, пациенту наркотик посильнее обычных болеутоляющих средств. Она испугалась и хотела отказаться. Но Яник был убедителен, да и десять тысяч долларов, которые они получат за эту небольшую и нетрудную для нее услугу, сыграли свою роль. Мэри сразу решила, что половину денег отправит в Манилу матери, тяжело работающей, чтобы поднять семерых детей.

А сегодня утром, нежно поцеловав ее, Яник дал капсулу, которую необходимо было опустить в раствор в капельнице. Теперь она испугалась по-настоящему и отказалась. Однако Яник покачал головой: «Мы не можем отказаться! Мы уже влипли в это дело. Мне заплатили еще двадцать тысяч». Он объяснил, что все будет нормально и на нее подозрения не падут.

До самого конца своей смены Мэри Медала вздрагивала, когда ее вызывала старшая медсестра, но это были обычные рутинные вызовы. Яник поджидал ее в машине, и они отправились на дискотеку в даун-таун. Потом была ночь безумного секса.

Придя следующим утром на работу, Мэри не увидела возле палаты русского примелькавшихся уже охранников. Оказалось, что ночью пациент умер от обширного инфаркта. Услышав новость, Мэри с безразличным видом кивнула, а в женском туалете ее долго и болезненно рвало. Сопоставив рвоту с отсутствием месячных, Мэри быстро сделала себе тест на беременность, и он оказался положительным. Она не понимала, радоваться ей или плакать. Будучи девушкой верующей, она знала, что аборт делать не будет. Значит, надо радоваться.

«Нужно позвонить Янику и сообщить ему!» — решилась Мэри, выходя в коридор. Шагая к сестринскому посту, она вспомнила фразу, услышанную в воскресной проповеди.

«Как зеленеющие листья на густом дереве — одни спадают, а другие вырастают: так и род от плоти и крови — один умирает, а другой рождается».

 

Глава 14

Ночью прошел дождь. Утренний город выглядел умытым, а растворенный в воздухе запах чистой листвы делал дыхание легким и вкусным. Денис несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, радуясь утру, и сбежал по ступеням к стоящей неподалеку ядовито-желтой машинке начальника «убойного» отдела. Обменявшись с журналистом коротким рукопожатием, Валерий Куприянов покосился на сумку Дениса.

— У меня там компьютер и деньги, — отвечая на немой вопрос, пояснил Гребски.

Валерий насмешливо хмыкнул, лихо выруливая на дорогу.

— Не доверяешь подруге… И правильно делаешь.

Денис развернулся к нему:

— Узнал что-нибудь?

— Есть такое дело, — сказал Куприянов, и Денис в очередной раз подивился, до чего же он похож на брата. Не только внешне, но и в повадках. Куприянов кивнул, указывая в сторону заднего сиденья. — Там факс из Иркутска… Глянь. Значит, едем к твоей незнакомой Галине… Так?

— Да-да. — Денис перегнулся через неудобное сиденье, дотянулся до листа. Пробежал его глазами и повернулся к Валерию:

— Не совсем понимаю…

— Чего уж непонятного-то… — Валерий, чертыхнулся, уворачиваясь от коварного троллейбуса, вознамерившегося прижать его к тротуару. — Литвинова Марина Сергеевна, 11 октября 1978 года, уроженка города Иркутска. Действительно там проживала и работала преподавателем английского языка в средней школе. Два года назад выехала на постоянное место жительство в Австралию в связи с замужеством… Как видишь, на фото совсем не твоя Марина… А цифры 567 в номере паспорта присутствуют…

Денис всматривался в похожую на смазанный черно-белый рисунок фотографию с паспорта, переданную по факсу из далекого Иркутска, и не видел никакого сходства с той Мариной, которую знал.

— Чего делать будем? — поинтересовался Куприянов, выдержав необходимую для переваривания новой информации паузу.

— В смысле?

— В том самом! — хохотнул Куприянов. — Говоришь, в самолете из Штатов вместе летели… Интересное кино!

— Интереснее некуда.

— Так и я про то! Дамочка-то с двойным дном…

Получив документированное подтверждение своим догадкам, Денис почувствовал себя обманутым. Хотя почему, собственно? Вайт обещал поддержку, Вайт слово сдержал. Все нормально. Но если это так, а это так, то совсем по-другому выглядит и романтическая беседа в самолете, и неожиданно поздний визит девушки, и происшествие в «Космосе», не говоря уж о последовавшей за ним приятной награде победителю. Вот только делалось это, как выясняется, в рамках служебных обязанностей для поддержания его, Дениса, энтузиазма. Ищейку нужно кормить и иногда поощрять. Спасибо большое, заботливый агент Вайт. И вам, барышня, тоже спасибо. То, что вы делаете, вы делаете профессионально.

— Предпринимать мы ничего не будем, — после недолгого молчания сообщил Денис.

Куприянов, не отрывая глаз от дороги, покосился на него:

— А не боишься?

— Нет, — ответил Денис и коротко пересказал Куприянову свой разговор с агентом ФБР, состоявшийся и аэропорту Сан-Франциско.

Начальник «убойного» отдела присвистнул.

— Круто! Кино становится еще интереснее! — развеселился он. — Так ты думаешь, это она тебя пасет?

— Наверняка.

— А если этот ваш Хачило ее послал? — спросил Куприянов. — Олег говорил, тот еще хмырь, да и с Чивокуном на зоне чалился… Не думаешь?

— Да не мог он узнать, что я улетаю, — досадливо поморщился Гребски. — Маловероятно. Ладно, давай не будем гадать. Оставим все как есть.

— Ну и хорошо! — легко согласился Валерий. — Образуется. Предупрежден значит вооружен. Ты как с подругой-то договорился?

Денис объяснил, что Марина собралась прогуляться по магазинам, купит себе мобильный телефон и позвонит ему. Он ей сказал, что, скорее всего, будет занят до вечера.

— Понял, — произнес Куприянов. — Значит, слушай сюда, как говорят в Одессе… Батя к себе в Белую Церковь рванул, там у него чего-то пчелы приболели… Да он нам и не нужен. А поговорить мы хотели вот о чем…

Денис устроился поудобнее, насколько позволял узкий и короткий салон.

— Весь внимание. Курить разрешается?

— Без проблем, — усмехнулся Куприянов, посерьезнел. — Дело такое, Денис… Я тебя, конечно, не пугаю…

Гребски поперхнулся дымом, закашлялся.

— Начало многообещающее, — переведя дыхание, сказал он.

— Тут по телевизору новости показывали… про убийство русских мафиози в Калифорнии… И про главного подозреваемого, что под залог… и крупненько так — твоя физиономия…

Денис вымученно улыбнулся:

— Мда-а… Этого стоило ожидать.

— Я к тому, что тебе не надо бы сильно светиться, — бросил на него короткий изучающий взгляд Валерий. — Потому как братва сейчас взбудоражена из-за смерти Явно со товарищи… Фигурой он был значительной. Тут у них сейчас разборки и без того идут. Белесый, он у Явно в подручных ходил, себя на эту должность назначил, а кто не сильно за него, с теми работа проводится… За четыре дня — восемь трупов, елка-палка!

Денис покачал головой.

— За четыре дня восемь трупов, — повторил он. — Это серьезно!

Куприянов сначала не понял, почему у журналиста столько иронии в голосе, потом сообразил, усмехнулся:

— Это вы там с Олегом в крутых ходите, трупы налево и направо валите в своей дикой Калифорнии… А у нас тут городок тихий, все по-домашнему и без лишнего шума… Закрыли бы тебя в СИЗО, и хрен бы ты оттуда вышел…

Настала очередь Дениса усмехнуться.

— Спасибо за нарисованную перспективу.

— Да не за что! — Куприянов снова мотнул головой в сторону заднего сиденья. — Там сверточек газетный… Видишь?

— Вижу, — подтвердил Денис.

— Тяни…

Денис дотянулся и положил довольно увесистый сверток на колени, вопросительно посмотрел на Куприянова.

— Разворачивай, — скомандовал тот.

Послушно развернув газеты, Гребски недоумевающе посмотрел на представший его глазам пистолет Макарова. Перевел взгляд на Куприянова:

— Все так серьезно?

— Спокойнее будет, — быстро ответил Куприянов. — Обойма полная. Управишься?

— Мы с Олегом частенько упражняемся… — взяв в руки пистолет, объяснил Денис. — Он из моего револьвера стреляет, я из его «Макарова»… А если меня милиция остановит и найдут оружие?

— А ты бумажку в кармане держи, — ухмыльнулся Куприянов. — Текст такой напишешь… Я, такой-то такой-то… сегодня, такого-то числа, на улице нашел этот вот пистолет и несу сдавать в милицию. Дата и подпись.

— И сработает? — с недоумением спросил Денис.

Куприянов снисходительно оглядел его:

— Эх, простота ты заморская… Сработает. Все знают, что это полное фуфло, но статью за ношение оружия пришить не смогут… Что нам и требуется. Ты не беспокойся. Ствол чистый, я проверял.

— А где ты его взял-то?

— Не задавайте дурацких вопросов, сэр Гребски, — напустил на себя таинственность майор Куприянов, но тут же ее и развеял. — Изъял у одного придурка… Регистрировать не стал.

— Понял.

Денис повертел пистолет в руках, попытался сунуть за пояс джинсов спереди, потом вынул и попробовал пристроить тем же манером сзади. Куприянов, наблюдая за его мучениями, тихо улыбался.

— А кобуры у тебя лишней не найдется? — сдался наконец Денис. — А то не могу выбрать, чего мне лишаться, если он выстрелит, — половины задницы или чего другого.

— Придется без кобуры обойтись, — посочувствовал Куприянов. — А то в случае чего твоя бумажка уж совсем фуфловой будет. Ты его сзади за поясом пристрой точно посередине. Немного неудобно, но привыкнешь.

— Спасибо на добром слове.

— Если потеряешь, не переживай. — Куприянов толкнул Дениса плечом и подмигнул. — У меня еще есть. А у бати и «Калашниковы» имеются, и даже ППШ в рабочем состоянии… да и десяток гранат…

— Надеюсь, что до ведения масштабных военных действий у нас дело не дойдет, — честно признался Денис. — Но запас впечатляет.

Куприянов, склонившись к рулю, всматривался в номера домов. Увидев нужный, прижался машиной к бордюру.

— Приехали! Сумку можешь у меня оставить, — сказал он, видя, что Денис держит ее за ручки и раздумывает о чем-то. — Я сейчас к себе в отдел, дела все-таки. Накачаю своих орлов и буду в твоем распоряжении. Сумку твою в сейф закину, будет в целости.

Денис подумал, что это вполне приемлемый вариант, и согласился. Куприянов поинтересовался на всякий случай:

— Номер моего мобильника у тебя есть? Есть. Звони!

— Буду.

С большим трудом, чувствуя на себе насмешливый взгляд Валерия, он выбрался из машины и захлопнул дверцу. Дуло пистолета ощущалось где-то почти у копчика, и от этого в походке Дениса появилось что-то неуловимо гвардейское.

 

Глава 15

Несколько старушек, обсуждавших что-то свое неспешное, с интересом и оценивающе принялись рассматривать Дениса, который замешкался перед обшарпанной дверью подъезда, по обе стороны которой на стене в три ряда размещались разной величины мемориальные доски. Были среди них и маленькие, размером с книжку, и огромные, с позеленевшими от времени барельефами.

— Да-да, молодой человек, — донеслось от скамеечки. Денис обернулся. Говорила прямая как жердь сухая старуха с трагичным выражением длинного лица. Несмотря на жару она зябко куталась в тонкую шаль, знавшую лучшие времена. — Да, молодой человек, — повторила она скрипучим голосом. — Присмотревшись повнимательнее, вы обнаружите на этой стене плача очень известные имена. Будет вам известно, молодой человек, что в этом доме родилась, жила и умерла украинская литература. А вы, собственно, к кому из ныне здравствующих?

— Я в тридцать седьмую, — вынужден был признаться Денис. — Галина Левицкая…

Полная старуха в веселеньком платье, сплевывая шелуху тыквенных семечек в свернутый из газеты кулек, одобрила его выбор:

— Хорошая женщина, отзывчивая… всегда здоровается… Да и отец у нее был вежливый такой, культурный… одно слово — литератор.

Третья старуха, маленькая и кругленькая, слабо махнула рукой:

— Кобель он был… Ты, мужчина, просто за ручку дерни… замок с прошлых выборов не работает… так, для испуга только остался…

— Пять лет терпим пляски Аттилы на развалинах вечного города, — добавила трагичная старуха, — зайти невозможно, такое амбре стоит…

Усмехнувшись, Гребски поблагодарил женщин, вошел в подъезд, окунувшись в запахи, которые, как ему казалось, он уже забыл. Пахло кошками, мочой, перекисшим пивом и окурками… Времени, чтобы читать надписи, испещряющие давненько не видавшие ремонта стены, не было. Денис прыжками взлетел на третий этаж, остановился перед дверью, выкрашенной краской кирпичного цвета, перевел дух и нажал кнопку звонка.

За дверью послышались шаги, и знакомый по телефонному разговору голос спросил:

— Кто там?

— Денис… Денис Гребски, — отозвался журналист.

Дверь отворилась незамедлительно, и Денис испытал сильнейший шок.

За все время, прошедшее со дня смерти Заиньки, Денис старательно загонял в глубину души горечь потери, нет-нет да и подступающую к горлу вязким комом. Старался не думать и не вспоминать, но это удавалось плохо. Оказывается, смешливая и серьезная, деловитая и взбалмошная Зоя занимала в его сердце гораздо большее место, чем он предполагал. К сожалению, это обнаружилось только после ее неожиданной, неправильной, страшной смерти.

Сейчас, когда он смотрел на открывшую дверь молодую женщину, все воспоминания, ощущение боли и пустоты, не отпускавшее его из своих цепких лап, всколыхнулось с новой силой.

Галина почувствовала его состояние, неловко улыбнулась и отступила вглубь небольшого и тесного коридорчика, давая Денису возможность войти в квартиру.

— Вы Зою вспомнили? — тихо проговорила она.

Денис, все еще ошеломленный невероятным сходством двух женщин, одна из которых так трагически погибла, а вторая стояла перед ним, кивнул и с трудом вытолкнул слова из пересохшего горла:

— Да… Вы очень с ней похожи…

Галина погрустнела лицом:

— У нас папа один… Мы единокровные сестры… Она меня старше на два месяца… Да вы проходите.

Вслед за Галиной Денис прошел в небольшую комнату с высоким окном, по всей видимости, служившую хозяйке и гостиной и спальней, опустился на старенький, но чистый диван. Стараясь переварить сказанное Галиной, недоуменно произнес:

— Не понимаю…

— Весьма нетривиальная история, — грустно усмехнулась Галина, присаживаясь рядом и рассматривая того, к кому, как она знала, Зоя была неравнодушна. Денис, обычно не очень стеснительный, все же почувствовал неловкость от столь пристального внимания. Галина, видя его смущение, пояснила своим красивым грудным голосом: — Наш папа всю жизнь любил двух женщин. Зоину маму, Нину Львовну, и мою маму… Так уж случилось, писатель, тонкая душевная организация. — Она коротко усмехнулась, видимо, что-то вспомнив. — И они его любили. Женщины были мудрые, а потому усмирили гордыню и предпочли мирное сосуществование…

— То есть каждая знала о существовании соперницы? — удивился Денис.

— Они даже дружили, — подтвердила Галина. — Мы с Зоей выросли вместе… и жили в соседних домах..

— Зоя мне не рассказывала эту часть семейной истории…

При упоминании Зоиного имени Галина потускнела, худенькие плечи поникли. Денису бросились в глаза нездоровый цвет ее кожи и синяки под глазами.

— Вы себя нехорошо чувствуете?

— Да нет, все нормально, — смахивая слезинку, Галина отвернулась, чтобы он не видел ее слабости. — Почти не сплю с тех пор…

Денис понял, что «с тех пор» — это с момента смерти Зои. Он погладил девушку по плечу и почувствовал, как по ее телу пробежала дрожь. Галина, не глядя на него, порывисто обхватила его за шею, спрятала лицо на груди и заплакала тихо, будто обиженный ребенок.

— Ну-ну-ну, — тихо приговаривал Денис, поглаживая ее по вздрагивающей спине и плечам, а она все сильнее и сильнее прижималась к нему в надежде спрятаться от несправедливого жестокого мира и хоть на несколько минут почувствовать себя защищенной.

* * *

Комплименты главного администратора становились все откровеннее, а намеки все прозрачнее. Когда же его рука, не задержавшись на запястье, поползла вверх к локтю, Марина осторожно высвободилась. Напоследок обворожительно улыбнулась, пообещав обязательно встретиться вечером, и пошла к выходу, спиной чувствуя маслянистый взгляд.

От гостиницы до станции метро она дошла минут за десять. Все это время голоса в крохотном наушничке были ясными и отчетливыми. Звук передавался тоненькой иголочкой с шариком на конце, воткнутой Мариной в воротник куртки Дениса. Радиус действия миниатюрного передатчика в городских условиях колебался от пяти до шести километров: вполне достаточно, чтобы быть в курсе происходящего и не маячить при этом за спиной журналиста.

Услышав адрес, который Денис назвал Куприянову, Марина по карте выяснила, что это совсем недалеко, и спустилась в метро на станции «Арсенальная», самой глубокой в Европе, как объяснил ловелас-администратор, снабдивший ее картой города и еще кучей сведений, которые ей едва ли потребуются. Под землей наушник молчал, но как только девушка вышла на Крещатике, вновь заработал, но теперь собеседницей Дениса была женщина, судя по голосу, молодая.

В Киеве, да и вообще на Украине, Марина была впервые. Вслушиваясь в звучащие из наушника голоса, она с любопытством разглядывала дома по обе стороны обсаженного каштанами Крещатика и прохожих, сравнивая их с такими же прохожими в Америке. Мужчины были, как и везде, в деловых костюмах или джинсах и свободных рубашках, отличаясь разве что поголовной неулыбчивостью и слишком напряженным выражением лица. А вот женщины, на вкус Марины, слишком усердствовали с макияжем и питали непонятную страсть к обуви на высоких каблуках, не предназначенной для городских прогулок.

Большая площадь, на которой оказалась Марина, напомнила ей одну из итальянских площадей вспучившимся откуда-то снизу стеклянным куполом, высокими колоннами со стоящими на них не то крылатыми воинами, не то какими-то другими святыми. На огромном экране, видном со всех сторон площади, мелькали кадры рекламы, а на парапетах и многочисленных скамейках целовались, читали газеты или кормили голубей люди разных возрастов и национальностей. Отовсюду слышался разноязыкий говор.

Неподалеку от старинного здания с колоннами расположились длинные ряды столов с сувенирными мелочами, флажками и кепками с национальной символикой. Тут же продавались книги. Марина перелистала несколько томиков, но они были на украинском языке, которого она не знала. В глаза ей бросилась красочная обложка, на которой был изображен казак в широченных малиновых шароварах, белоснежной рубашке и со свирепым выражением усатого лица. Казак в прыжке распластался в воздушном шпагате, носками острых сапожек нанося одновременный удар двум нападавшим ниндзя. Третий ниндзя, уже пораженный, лежал неподалеку, не подозревая, что приземлиться казак должен был именно на него. «Боевой гопак» — гласило название. Книжка была на русском. Марина взяла ее и принялась листать со все возрастающим интересом. Как следовало из текста, украинский гопак — не столько танец, сколько боевое искусство, сродни карате или у-шу, но гораздо эффективнее, потому что хорошо подготовленный запорожец легко способен справиться с парой-тройкой самураев, владеющих карате. Марина хотела было заполнить досадный пробел в собственном образовании и выяснить, в каких именно войнах запорожским казакам приходилось выяснять отношения с самураями, но, подняв голову, встретила азартный взгляд продавца в национальной одежде, только и ждущего ее возражений, и решила не связываться. Она, не торгуясь, заплатила требуемую сумму сразу поскучневшему продавцу и пошла дальше.

Женский голос в наушничке рассказывал Денису свою нехитрую историю.

* * *

— …у меня был парень, практически жених… Но после той аварии он исчез… Принес мне в больницу букет цветов, десяток яблок… и исчез.

Она взяла сигарету, кивком поблагодарила Дениса, когда он поднес зажигалку. Жадно затянулась..

— «Мерседес», несущийся на бешеной скорости… — помолчав, продолжила Галина. — Говорят, я перелетела через капот… Результат — пол года в больнице, куча операций… Разрывы внутренних органов, перелом бедра… Врачи сказали, что я чудом осталась жива… А этим чудом была Зоя… Она меня выходила, денег кучу попереплатила, лекарства какие-то дефицитные привозила… Сиделку наняла…

— Я помню, что Зоя улетала на Украину, но она ничего мне не рассказывала.

Галина усмехнулась:

— Видишь, какие мы разные. Ничего, что сразу на «ты»? — И, не дожидаясь ответа, продолжала: — Я всегда все рассказываю, а Зойка умела держать язык за зубами… Но уж если решит что-нибудь… Она ведь и в милиции, и в прокуратуре все пороги обила, все хотела справедливости добиться, а когда нам дали понять, что лучше не дергаться, сама не своя стала… А что она могла сделать? Машина правительственная…

— Понятно, — задумчиво произнес Денис.

— Сварю-ка я кофе, — предложила Галина. — Ты, конечно же, пьешь черный и без сахара?

— Что? — не расслышал погруженный в свои мысли Денис. — He-а… черный, но с сахаром.

— Пока я кофе буду варить, посмотри, что Зоя прислала для тебя… Ты же за этим пришел. Там все на столе лежит.

— Да… да… конечно, — возвращаясь к реальности, сказал Денис.

Рассматривая бумаги из первой бандероли, присланной для него Зоей, Денис слышал, как на кухне Галина позвякивает посудой.

Сначала он быстро просмотрел множество ксерокопий, отложив заинтересовавшие его бумаги в сторону, чтобы изучить повнимательнее. Это были документы, полученные Зоей во время работы с клиентами компании ИТМ. Копии бланков, заполненных при открытии банковских счетов, балансы по счетам, сведения о переводе денег в другие банки и поступлении средств из банков в бывших советских республиках.

Суммы перечислений впечатляли. Русские и украинские бизнесмены спокойно регистрируют с помощью «Инвестмент, Траст и Маркетинг» легальные компании в Америке, а потом, по фиктивным контрактам, через цепочку фирм-однодневок, перекидывают свои капиталы из нестабильной экономической зоны, где можно иметь серьезные прибыли, но рискованно держать их в местных банках. Однако с денег, полученных в США, нужно платить налоги. И привыкшие налоги не платить, бизнесмены прячут свои миллионы в офшорных банках, благо корпорация ИТМ помогает не только открывать счета в таких банках, но и создавать собственные офшорные банки.

Денис отложил бумаги, откинулся на спинку шаткого стула, закурил. Галина внесла ароматный кофе, молча поставила небольшую изящную чашку перед Денисом. Показала глазами: «Работай» и опустилась на соседний стул. Денис улыбнулся, сделал глоток и замер. Кофе был сварен совершенно так, как если бы он сам его варил. Густой, в меру крепкий, в меру сладкий.

— Что-то не так? — встревожилась Галина.

— Даже слишком так, — ответил Денис.

В документах часто попадалась фамилия риелтора Алекса Хачило, с чьей помощью многие клиенты ИТМ приобретали недвижимость в Калифорнии. Денис вчитывался в копии билетов, по которым Хачило летал в Колумбию и Парагвай, и понимал, что Зоя не зря положила эти бумаги. Документов было много, на их тщательное изучение и увязывание, как прикидывал Денис, понадобится не один день. Связь ИТМ — Хачило прослеживалась легко.

Но этим все и исчерпывалось.

Денис раздумывал над тем, что уже прочел, понимая, что документы серьезные, однако… Людей в Сан-Франциско послал Чивокун. Они добивались от Зои информации и, не получив, убили ее. Почему эти документы настолько ценны для Чивокуна, что он предпринял такой грандиозный демарш по отправке в Америку группы своих людей? Ведь нигде не прослеживается связи именно с ним…

Галина мелкими глотками пила кофе и наблюдала за Денисом. Встретив ее взгляд, он пожал плечами:

— Бумаги серьезные и могут доставить кучу неприятностей многим людям, — проговорил он. — Но я не думаю, что это именно то, за что убили Заиньку…

— Смотри дальше, — сказала Галина. — Давай сделаю еще кофе, твой остыл совсем…

Денис поблагодарил и спросил:

— Ты говорила, какой-то конверт был с надписью «лично Денису»…

— Он во второй бандероли, в которой диски…

Придвинув к себе коробку с дисками, Гребски извлек из нее обычный небольшой конверт. Аккуратно распечатав его, обнаружил фотографию улыбающейся Заиньки, держащей у лица кошку Мурку в ее неизменном ошейнике. И ошейник. Денис взял ошейник и руки, показал Галине:

— Может, это подарок для твоей кошки?

Галина покачала головой.

— Не думаю, — сказала она. — Мы и тут разные… У меня нет кошки…

— У меня теперь есть, — сказал Денис. — Я Мурку забрал к себе…

Лицо Галины просветлело.

— Вот и передай ей подарок, — улыбнулась она и снова пошла варить кофе.

Гребски отложил ошейник в сторону, перебрал диски, не обнаружив на них никаких надписей, поясняющих содержание. А просмотреть их возможности не было, свой ноутбук он оставил в сумке, которая сейчас была в сейфе начальника «убойного» отдела Валерия Куприянова. Чертыхнувшись, Денис подошел к окну раздумывая, как же быть. Снова вернулся и взял со стола фотографию. Зоя позировала перед камерой так, словно демонстрировала всем не себя, а кошку Мурку, и даже не кошку Мурку, а красивое украшение на ее пушистой шее.

Неужели все так просто?!

Осененный догадкой, Гребски схватил узорчатый ошейник с небольшой пластиной для имени и адреса владельца кошки. При внимательном изучении понял, что пластина слишком объемна и состоит из двух частей. Денис быстро вынул из кармана перочинный нож и аккуратно, стараясь унять дрожь в пальцах, вставил лезвие ножа в едва заметную полоску, разделяющую верхнюю и нижнюю половины. Стараясь не дышать, поддел верхнюю и, когда она с трудом поддалась, снял ее.

Внутри находилась тонкая, не больше трех миллиметров, пластинка размером с ноготь. В торце пластинки красовалась контактная площадка для подключения разъема.

Денис не сдержался, издал радостный вопль. Из кухни выглянула оторопевшая Галина.

— Нашел? — догадалась она.

— Нашел! — подтвердил Гребски, доставая телефон и нажимая кнопку автоматического набора номера.

Славик отозвался мгновенно. Его голос звучал так, будто он находился не за тридевять земель, а в соседней комнате.

— Привет, бродяга! — услышал Денис в ответ на свое приветствие. — Как ты там?

— Замечательно! — воскликнул он и, перейдя на английский, рассказал далекому другу о своей находке.

Славик восторженно завопил, тоже на английском.

— Что будем делать? — быстро спросил Денис, понимая, что, если не остановить Славика вовремя, тот может удариться в долгие рассуждения.

Зинчук раздумывал не больше секунды.

— Делать будем так… Я закачаю известный тебе файл моим черкасским ребятам на сервер. Коннект у них сейчас очень приличный, выделенная линия, так что часа через полтора все будет у них.

— Ну… — нетерпеливо произнес Денис.

Славик невозмутимо продолжал;

— Звоню Леше Смирнову, он за тобой приезжает… Езды часа полтора, кажется… ты едешь с ним в Черкассы, и они помогают тебе открыть файл. Я буду там же, но виртуально… Увидимся через веб-камеру… Устраивает такой вариант?

— Вполне! — не мешкая, ответил Денис, чувствуя, как его захватывает охотничий азарт.

— Тогда договорились.

Денис хотел было распрощаться, но все-таки задал вопрос, который был для него немаловажным:

— Меня еще не хватились?

Славик рассмеялся:

— Твой Стивен успешно отбивается от редакций и издательств, наперебой предлагающих тебе написать книгу о твоих разборках с русской мафией…

— Я не об этом…

— Детектив Лопес звонил и оставил сообщение с приглашением явиться на допрос вместе с адвокатом… Если я не ошибаюсь, а ошибаюсь я редко, ты должен предстать пред его светлые очи через три дня… Кстати, я у тебя в квартире оставил маленький такой микрофончик, так что по приезде сможешь услышать, какие песни поет твоя Розмари, когда делает уборку…

— Ну, ты даешь!

— Контроль, контроль и еще раз контроль! — весело пояснил Славик. — Кстати, маленькая камера, установленная напротив твоих входных дверей, трижды фиксировала таинственного незнакомца, пытавшегося проникнуть в квартиру…

— И кто это?! — не на шутку встревожился Денис.

— Кто это, я не знаю, — сказал Славик, — но его гнусную физиономию мы зафиксировали. А что касается попыток проникновения, то каждый раз этот тип вынужден был ретироваться, заслышав в квартире голоса.

— А кто там разговаривал?

— Ну не Мурка же! — хохотнул Зинчук. — Я там кое-что оставил, что управляется дистанционно из моего кабинета… Вот оно и разговаривало… Хе-хе… Прикольно, правда?

— Прикольно! — согласился Денис. — Ну, все, звони в Черкассы. Я буду ждать.

Закончив разговор, рассеянно покрутил в пальцах ошейник. Надо же, Зайка сделала все так, что найти тайник мог только хорошо знающий ее человек. И точно знала, кто этот человек.

Галина, не проронившая ни звука во время телефонного разговора, взяла сигарету, сама прикурила. Спросила с едва заметными нотками обиды:

— А почему ты говорил по-английски? Если не хотел, чтобы я слышала, мог просто попросить меня выйти…

— Что ты?! Совсем не из-за этого! — воскликнул Денис. Он хотел объяснить, что говорил по-английски только потому, что они заранее договорились об этом, чтобы не облегчать жизнь возможным прослушивателям, и, пораженный, умолк. Галина обращалась к нему на английском, в котором ясно слышался британский выговор. Слегка сконфузившись, произнес сакраментальное:

— Упс…

Галина усмехнулась с чуть грустной улыбкой:

— Я, между прочим, защитила диссертацию по английским писателям — романтикам восемнадцатого века…

— Байрон? Томас Мур? Генри Филдинг?

— Нет… Уолпол, Казот, Бекфорд. Я специалист по «готическим романам», романам тайны и ужаса! — загробным голосом пояснила она.

— Круто, — признался Денис. — «Влюбленный дьявол» Казота произвел на меня впечатление. Эти его штучки с описанием подсознательных движений души… А вот «Замок Отранто» Горация Уолпола — так себе… слишком занудно!

Галина не могла скрыть удивления:

— Однако! Для американца ты слишком широко эрудирован, мистер Гребски!

— Есть такой грех, — склонившись в шутливом поклоне, сообщил Денис. — Разрешите перейти на русский?

— Разрешаю. Я хоть и подрабатываю переводчиком, но разговорной практики явно не хватает.

— Понятно… Ну, ты сможешь попрактиковаться, когда приедешь вступать в наследство…

Он произнес эту фразу и почувствовал какую-то неловкость оттого, что не вовремя заговорил о столь материальных вещах. Галина тоже расстроилась, зябко повела плечами, опустилась на диван, прикрыла глаза ладонью.

— Как же жизнь несправедливо устроена, — справившись с собой, проговорила она и посмотрела на Дениса так, словно требовала от него немедленного ответа на столь философский вопрос.

— Жизнь она и есть жизнь… — просто сказал Денис. — Раз Зоя завещала тебе свое имущество, значит, ты это заслужила. Она так решила. И ее решение достойно уважения.

— Я понимаю… О каком наследстве идет речь, Денис?

— Зоин дом, я так думаю, стоит около восьмисот тысяч и наполовину выплачен… — сказал Денис. — Кроме того, деньги на счетах… Я не особенно в курсе Зоиных финансовых дел, но думаю, что это не меньше миллиона… Она очень хорошо зарабатывала и успешно вкладывала деньги в акции… Может, и больше…

Галина сидела, закрыв лицо ладонями. И только по начавшим вздрагивать плечам стало понятно, что она плачет. Он не стал ее останавливать. Просто присел рядом и обнял.

— Бедная Зойка, — сквозь всхлипывания проговорила Галина и прильнула к нему так доверчиво, что Денис сам сдержался и украдкой вытер повлажневшие глаза.

 

Глава 16

Химеры, украшающие помпезный фасад здания Национального банка, впечатляли. Из разинутых клыкастых пастей с раздвоенными языками, казалось, вырывается злобное шипение. Шипастые хвосты били по бугрящимся мышцам напряженных спин. Злобные твари готовы были прыгнуть со своих постаментов и, хлопая перепончатыми крыльями, обрушиться сверху на любого, задумавшего посягнуть на сохранность национальных финансов.

Марина внутренне вздрогнула, представив, как жутко должны смотреться мифические монстры по вечерам, если и в свете дня они вызывают оторопь, и перешла на другую сторону уютной тенистой улочки.

Вскоре она поняла, что забрела в административно-правительственный квартал. Меньше чем в сотне метров от финансовых монстров обнаружилось белое, огромное, как пароход, здание Администрации Президента. Но не оно привлекло ее внимание. Напротив, через небольшую площадь, возвышалось словно сошедшее со страниц доброй сказки диковинное строение. Вмурованные в стены бетонные головы слонов, носорогов и антилоп с улыбкой смотрели на официальное здание напротив и на задирающих головы туристов. В складках причудливых колонн прятались юркие ящерицы и крокодилы.

— Это дом-загадка, — усталым голосом объясняла группе туристов девушка-экскурсовод. — Сейчас никто уже не знает, что означают хохочущие жабы на крыше дома и морские чудища в компании с нереидами. И почему вместо волос на женских головах красуются цепи, фантастические листья и бутоны.

Туристы кивали и щелкали фотоаппаратами. Один, самый дотошный, полистал путеводитель и возмущенно обратился к девушке:

— Послушайте! Тут написано, что он называется «Дом с химерами»! Но ни одной химеры я не вижу. Как известно, химера — это чудовище с головой льва, телом козла и хвостом змеи! А тут нормальные звери!

Девушка с неприязнью глянула на не в меру любопытного туриста и принялась что-то длинно объяснять про историю названия, пока ее не прервал другой турист:

— А кто сказал, что химеры должны быть снаружи? Они внутри. Что ты там говорил про змей и козлов?..

Девушка-экскурсовод позеленела лицом и отошла в сторонку, сделав вид, что ей звонят по мобильному.

* * *

Голос Романа Толоконникова был не то чтобы встревоженным, но и спокойным его тоже назвать было нельзя.

— У тебя есть время? — спросил он. — Нужно встретиться, и желательно побыстрее…

— Без проблем, — быстро ответил Денис. — Где?

— Я буду ждать тебя в центре, на Крещатике. Там около пассажа есть фонтанчик и кафе под зонтиками… Найдешь?

— Найду, — заверил его Денис, обернулся к Галине, наблюдавшей за его разговором, и спросил, сколько времени займет добраться до центра. Галина, не задумываясь, ответила, что на такси он уже через пятнадцать минут будет там. Денис на всякий случай прибавил еще столько же на непредвиденные обстоятельства, которых в последнее время в его жизни случалось предостаточно, и сказал в трубку: — Через полчаса буду… Нормально?

Толоконникова время устраивало.

— Я буду там раньше… До встречи!

Денис нажал кнопку отбоя и тотчас же набрал еще один номер.

— Куприянов на проводе!

— Нет у тебя провода! У тебя мобильный телефон, — шутливо проговорил Денис. — Ты не мог бы подъехать на Крещатик в кафе около пассажа, рядом с фонтанчиком? Я буду там через полчаса… Познакомлю со своим старым другом Романом Толоконниковым…

Начальник «убойного» отдела с легким удивлением проговорил:

— Который в команде твоего приятеля-кандидата? Ничего себе у тебя друзья…

— Все нормально, — успокоил его Денис. — Причин для тревоги нет… Ты мою сумку прихвати, пожалуйста, она мне понадобится.

— Нашел? — почему-то шепотом спросил Куприянов.

— Похоже на то! Только мне еще надо будет в Черкассы смотаться, чтобы все до конца расковырять…

— Я могу с тобой съездить! — незамедлительно предложил Куприянов.

— Не надо, у тебя и своих дел хватает! — решительно отказался Гребски. — За мной уже едут. Все нормально.

Он отложил телефон, повернулся к Галине, смотавшей на него своими зелеными глазами.

— Мне пора уходить…

— Мужчины всегда уходят… — грустно проговорила она.

— И возвращаются…

— Не всегда…

— Я вернусь, — заверил Денис.

* * *

Толоконников издалека заметил приближающегося Дениса и махал ему рукой, приподнявшись в легком кресле. Денис прибавил шагу, лавируя между неторопливо гуляющими киевлянами. Сзади послышался рев мотора, и, едва не задев Дениса, мимо проехал мощный мотоцикл с двумя седоками, напоминающими своими шлемами космонавтов. Мотоцикл обогнул фонтанчик и с ревом умчался вверх по улице. Вслед ему неслись нелицеприятные комментарии прохожих.

Денис одним махом преодолел две ступеньки и оказался на невысоком деревянном помосте, где за резными перильцами стояли столики под большими зелеными зонтами с рекламой какого-то пива. Роман поднялся навстречу, и друзья обнялись.

— Видал? Чуть не раздавил, — пожаловался Денис, устроившись напротив друга.

— Золотая молодежь развлекается, — пояснил Роман. — По вечерам они тут стаями гоняют. Что пить будем?

— Минералку, — отозвался Денис. — У меня еще дел сегодня невпроворот…

— А я, пожалуй, водочки грамм сто приму, — не огорчился Толоконников. — Есть тут такая медовая с перцем, очень рекомендую. Что едим, деловой?

— Что-нибудь легкое…

Роман подозвал официантку и быстро сделал заказ, тыкая пальцем в строчки меню. Потом перегнулся через стол, поманил Дениса пальцем, призывая сделать то же самое. Денис приблизил свое лицо к лицу старого друга, чувствуя, что дуло пистолета уперлось ему в копчик, и прошептал:

— Мы как два идиота-заговорщика, обсуждающих план взрыва уборной на городском пляже. Люди же смотрят, неудобно!

— Пусть смотрят, главное, чтобы не слышали, — отмахнулся Толоконников. — Я думаю, мой работодатель вот-вот приставит ко мне соглядатаев по твоей милости, но пока ничего подозрительного не видно. Слушай внимательно. Тут по телевизору новости были… Ну и ты среди прочих, как убивец десятка русских мафиози, включая всеми уважаемого вора в законе по кличке Явно…

— Ну…

— Гну! — сердито и обиженно произнес Роман, откидываясь на стуле. — Что же ты, сволочь такая, мне-то ничего не рассказал?

Денис изобразил всем своим видом глубокое сожаление:

— Не хотел тебя грузить лишними заботами…

— Ага. Думал, мы за эти годы перестали быть друзьями? — все еще с обидой сказал Роман. — Ладно! Не знаю, чем тебе так насолил Явно в Штатах, но с моим работодателем он был вот так! — Он соединил указательные пальцы рук и показал Денису. — Чивокун скоро выяснит, если еще не выяснил, что ты в Киеве, и тогда тебе здесь станет ну очень неуютно, я тебя уверяю.

— Хорошо у него служба поставлена, — без особой радости восхитился Денис.

— Поставлена, не сомневайся, — подтвердил Роман. — Так что сворачивай побыстрее свои дела и сваливай.

Увидев приближающуюся с подносами официантку, он добавил:

— Война войной, а обед по распорядку… Давай поедим… а потом уже думать будем…

Предполагаемые неприятности не испортили Роману аппетита и, опрокинув рюмку водки, он жадно набросился на закуску из длинных тонких ломтиков говядины вперемешку с острым сыром.

— Как твоя кампания движется? — спросил Денис, ковыряя вилкой какой-то скромный салатик.

— Как в анекдоте, — прожевывая, сказал Роман. — Знаешь? Встречаются два кума. Один другому: «Вот, детей возил в город зоопарк посмотреть. — Ну и как, кого видели? — Тигра видели огромного, рыжий, полосатый, с клыками, ходит по клетке, а потом как подойдет к решетке, как сделает так: ф-ф-ф-х-х… — Та не бреши, кум. Я тигра знаю, он рычит так: р-р-р-р… — Ну, так это если он мордой к решетке поворачивается». Вот и у нас примерно так же.

Денис усмехнулся.

— Тебе смешно, — сказал Роман. — А тут что ни день, то новый анекдот. Отпечатали в одной левой типографии на Деггяревской тираж листовок от имени партии Ляшенко с… ну, так скажем, не очень лояльными призывами, так эти…

— Не понял, — перебил его Денис. — Как так?

— Ой, не будь ребенком! Нормальный ход. Грязноватый, но иногда работает. Мы печатаем материалы от их имени, они делают то же самое. Ну так вот, отпечатали тираж, в выходных данных указали типографию где-то у черта на куличках, не то в Познани, не то в Гданьске. Так эти дебилы в типографии обернули пачки листовок бракованными рекламными плакатами, где в лучшем виде напечатан адрес типографии на Дегтяревской! Представляешь? Ляшенко рад-радешенек, развопился. «Провокация, провокация!» Журналисты набежали, служба безопасности… На тормозах, конечно, спустили, но опять вместо «р-р-р-р-р» получилось «пф-ф-ф-ф-ф-ф-ф». Такие дела. Наш Африк чуть из шкуры не выпрыгнул от злости.

— Кто чуть не выпрыгнул?

— Чивокун. Мы его между собой теперь Африком зовем. Еще одна хохма. Он взял нового пресс-секретаря, девочка, конечно, во всех отношениях талантливая. — Не выпуская вилку и нож, Роман изобразил руками в воздухе над столом что-то вроде силуэта портновского манекена. — И вот на первом же брифинге она заявляет журналистам: «Я, говорит, в Африку когда прилетела, то поняла: все, что я знала про Африку, надо забыть! Африка абсолютно другая! Вот так же и наш дорогой Федор Иванович. Когда я пообщалась с ним два часа, то подумала: „Черт возьми! Он — как Африка! Совсем другой, чем я думала!“».

— Слушай, а тебе не противно всем этим дерьмом заниматься? — спросил Денис.

— Конечно, противно, — согласился Роман. Покончив с закуской, отодвинул тарелку и принялся за окрошку. — А что делать? Но я-то отработаю и уеду, а им здесь жить…

— Вот и я о том же: ты уедешь, а им здесь жить, — невесело кивнул Денис.

— Вот и пусть живут. Каждый народ достоин своего правителя. А любая власть, как ты помнишь, от Бога.

— Ну, ты не передергивай, — возразил Денис. — «Послание к римлянам» — единственный текст в Библии, где такое говорится. И написан он был гораздо позже, чем все остальное, с единственной целью — убедить римлян в своей лояльности. Так что…

Увидев решительно приближавшегося к их столику высокого мужчину с сумкой на плече, Толоконников насторожился и пнул под столом приятеля, привлекая его внимание. Денис проследил за его взглядом:

— Все нормально. Это Валерий Куприянов, начальник «убойного» отдела… Брат моего американского друга.

— Точно! — подтвердил Куприянов, услышав последнюю фразу Он опустился на стул, с интересом посмотрел на Романа. — А вы тот самый Толоконников? Из Москвы?

Роман рассмеялся;

— Наверное, тот самый…

— Наслышан, наслышан, — без особой доброжелательности произнес Куприянов, передавая Денису его сумку. — Тут все в целости и сохранности.

Роман хмыкнул.

— Не нравлюсь? — поинтересовался он у Куприянова. — Лично я или род моих занятий? Так вы вроде тоже не в белых перчатках в уголовке работаете.

— Это точно, — вздохнул Валерий, почесывая лоб с высокими залысинами. — Только мы бандитов ловим, а вы им в президенты избираться помогаете. Разница, однако…

Роман с интересом глянул на него, развел руками:

— Ну, звиняйте, батьку… Вы очень верно заметили — избираться. Не я его в депутаты избирал, и не я в подписных листах расписывался… Так что обвинения не по адресу.

Денис счел нужным вмешаться.

— Да ладно вам! — сказал он. — Я уже тут столько разговоров политических наслушался, сколько за всю мою американскую бытность не слышал. С моим приятелем-сенатором и то в основном про водку, девочек и рыбалку беседую… А тут… жуть какая-то!

— Это точно! — усмехнулся Толоконников. — У нас общество политически подкованное… И куют, и куют… Кофе выпьете с нами?

Куприянов не возражал. Роман, подозвав официантку, заказал три кофе.

— Ты меня до Галины подбросишь? — попросил Денис, поворачиваясь к Валерию. — Меня там черкесские ребята будут ждать…

— Без проблем, — откидываясь на спинку стула и вытягивая длинные ноги, отозвался Куприянов, оглядываясь по сторонам. — Хорошо тут…

Сверху, со стороны пассажа, послышался рев мотора, и появился уже знакомый Денису мотоцикл. Он обогнул фонтанчик и остановился неподалеку, не заглушив двигателя, издающего ровные рыкающие звуки. И водитель, и пассажир были одеты соответственно моде, принятой у мотоциклистов всех стран — в кожаные штаны и куртки, а головы украшали шлемы с опущенными темными забралами. На плече у пассажира висела продолговатая спортивная сумка.

— Вот кого приструнить надо бы, — поворачиваясь к Куприянову, сказал Роман. — Чуть было Дениса не…

Закончить фразу он не успел.

Куприянов, в считанные мгновения перейдя из расслабленной позы отдыхающего в состояние боевой машины, неожиданно перевернул стол, сгреб обоих приятелей, повалил их на пол. Денис больно стукнулся головой о ножку стола, однако сумку с ноутбуком из рук не выпустил. И в этот момент раздалась длинная автоматная очередь. Пули, казалось, попадали во все, во что только можно было попасть. Одна из них, пробив столешницу, отрикошетила от пола сантиметрах в пяти от Романа, брызнув в лицо колючими щепками.

Подталкиваемые Куприяновым, Денис с Романом отползли в сторону с линии огня. Отовсюду раздавались панические вопли и стоны раненых. Метрах в полутора, цокнув о пол, приземлилась и закрутилась на месте небольшая рифленая граната. Денис смотрел на нее и понимал, что спасения нет. Он плотно вжался в пол, закрыл голову руками, словно это могло спасти от взрыва и разлетающихся осколков. Секунды казались часами, но ничего не происходило, взрыва не было, и Денис понял, что на этот раз пронесло. Граната лежала поодаль, тихая и безобидная.

Лихой мотоциклист, не дождавшись взрыва, не унимался. Вставил второй рожок и теперь бил прицельно, короткими очередями. Край невысокого деревянного помоста скрывал от него лежащую на полу троицу, иначе у них не было бы ни единого шанса укрыться от свинцового шквала. Рядом с Денисом сползла по стенке официантка. На лице у нее застыло удивление, белую блузку пересекла линия красных пятен.

— Помоги… — прохрипел Куприянов. Денис обернулся и увидел, как опер, лежа на животе, пытается опрокинуть тяжелую подставку, на которой крепился прикрывающий их от солнца зонт. Денис уперся в подставку руками, и вдвоем они приподняли и перевернули ее. Огромный зеленый зонт рухнул на землю, скрыв их от стрелка. На полотнище тотчас образовалась дорожка отверстий.

Подражая Куприянову, Денис откатился в сторону, вытащил свой «Макаров» и, дождавшись паузы в стрельбе, поднялся на одно колено и выглянул из-за зонта. Краем глаза он заметил, что левая рука вскочившего на ноги Куприянова безвольно повисла вдоль тела, а рукав куртки набухает от крови.

Денис, словно в тире, где они часто упражнялись с приятелями, перехватил рукоятку двумя руками и, методично нажимая курок, выпустил всю обойму в сторону мотоциклиста, целясь в поблескивающий на солнце шлем. Одновременно по другую сторону зонта начал стрелять Куприянов.

Двигатель взревел на холостом ходу, переднее колесо взвилось и зависло в воздухе, сделав мотоцикл похожим на вставшего на дыбы коня. Однако, вместо того чтобы ухватиться за водителя, пассажир взмахнул руками, отчего автомат отлетел в сторону, а сам он дернулся, словно марионетка с обрезанными нитками, и рухнул на тротуар. Мотоциклист, не оборачиваясь, прибавил газу и рванул с места, петляя из стороны в сторону и опасно лавируя между лежащими на земле людьми. Даже если бы в обойме у Дениса оставались патроны, стрелять было нельзя. Где-то вдалеке послышались надрывные звуки милицейских сирен.

Роман, во время перестрелки укрывавшийся за столешницей, вовремя подхватил покачнувшегося Куприянова, помог ему устроиться на стуле. Оторвал кусок от скатерти и принялся накладывать жгут. Денис торопливо спрятал пистолет за ремень джинсов, застегнул куртку. Куприянов выругался негромко, но с чувством, здоровой рукой притянул Дениса за рукав.

— У меня в кармане обоймы, забери… — слабым голосом сказал он. — И быстро вали отсюда! С коллегами я сам разберусь… Да и Роман поможет…

— Помогу, — подтвердил Толоконников, оглядел место побоища и ахнул: — Вот сволочи! Быстр мой наниматель на принятие решений. — Он цепко глянул на Дениса — Ты понимаешь, о чем я?

Куприянов с трудом поднял голову, посмотрел вокруг, вздохнул тяжело:

— Ублюдки… Но стрелял-то он в нас… — и, увидев подъезжающий к месту происшествия микроавтобус с надписью «ТВ-новости», горько усмехнулся: — А вот и кавалерия… Денис, тебя здесь не было. Вали отсюда! А мы дальше отбиваться будем.

* * *

Когда выстрелы смолкли, Марина успела добежать до угла улицы, ведущей через пассаж вниз к фонтанчику. По шумному дыханию в наушнике она знала, что Денис жив, и это успокаивало. А услышав разговор, поняла, что живы и остальные.

Она свернула за угол и увидела несущийся прямо на нее мотоцикл. Времени на раздумья не оставалось. Марина шагнула ему навстречу и движением метателя пляжных тарелок отправила в темное стекло шлема раскрывшуюся в полете книгу.

Что бы там ни утверждал автор книги, но это был первый и единственный случай эффективного применения боевого гопака в реальной схватке.

Мотоцикл вильнул в сторону, наткнулся передним колесом на высокий бордюр, взбрыкнул, как мустанг крупом, и выбросил своего седока. Мотоциклист описал в воздухе правильную дугу, с громким шлепком врезался в стену, сломанной куклой сполз на тротуар. Когда Марина подошла ближе, он лежал на спине без движения. По положению туловища и ног Марина поняла, что у него сломан позвоночник, но царапающие асфальт пальцы в перчатках указывали на то, что человек еще жив. Она приподняла забрало шлема и встретила полный мучительной боли взгляд.

— Помоги, — прошептал совсем молодой парень. На губах у него пузырилась кровавая пена.

— Конечно, — сказала Марина и коротким сильным движением нажала пальцами на точку на шее пониже уха. Парень дернулся и затих.

Марина встала, отряхнула джинсы, подобрала слегка растрепавшееся руководство по боевому танцу и поспешила вниз по улице, туда, где слышались звуки сирен.

 

Глава 17

— Ну вот и приехали, — сообщил Дима Грищенко, улыбчивый высокий парень с длинным лицом, доставивший Дениса в Черкассы. Машина как раз въехала на узкий мост через реку, на другом берегу которой расположился старинный город. — Через пятнадцать минут будем в офисе.

Денис рассеянно кивнул, продолжая думать о своем.

По настоянию Куприянова он поспешно ретировался, чтобы не быть втянутым в допросы и прочие процедуры, обязательно следующие за событиями такого рода, как стрельба по людям в центре города, быстро поймал такси и вернулся к Галине. Машины у подъезда еще не было, и, взглянув на часы, Денис поднялся в квартиру. Галина с порога подалась к нему, словно хотела обнять, но в последний момент не решилась.

— Я так испугалась за тебя!

— Успокойся, глупенькая! — бодрым голосом сказал Денис. — Все нормально, что ты…

Но услышал доносящийся из комнаты голос диктора: «…пятеро были убиты сразу, шестая потерпевшая скончалась в машине „скорой помощи“ по пути в больницу…» — а войдя в комнату, увидел на экране старенького телевизора своего друга, которому репортер тыкал в лицо микрофоном и допытывался:

— Скажите, господин Толоконников, было ли это покушением на вас лично?

— На меня лично — нет! А вот на меня, как на представителя штаба Федора Чивокуна, — однозначно да! Кому-то явно не по вкусу демократический процесс предвыборной борьбы кандидата на пост президента.

— Мы понимаем, — многозначительно сказал репортер. — Свидетели утверждают, что с вами, кроме раненого майора Куприянова, был еще один человек… И именно он своими действиями пресек нападение… Это ваш телохранитель?

Роман посмотрел в камеру честными глазами, с чувством проговорил:

— Нет, это был совершенно незнакомый мужчина, присевший за наш столик за минуту до стрельбы. Да, он сделал несколько выстрелов, но, насколько я знаю, убил бандита все-таки майор Куприянов… А молодой человек скрылся, не дожидаясь милиции.

Репортер нахмурился, подозревая, что от него и телезрителей что-то скрывают, но задал еще вопрос:

— Что вас связывает с начальником отдела майором Куприяновым?

— Старая дружба, — улыбнулся Роман и вежливо извинился: — Прошу прощения, но это все, что я могу сказать.

Галина прикоснулась к руке Дениса, а когда он посмотрел на нее, спросила:

— Незнакомый мужчина — это ты?

Денису ничего не оставалось, как пожать плечами:

— Все ведь обошлось… Ну, не плачь, — сказал он, увидев наполнившиеся слезами глаза Галины.

— Не буду.

Телефонный звонок оповестил, что Дима, программист из Черкасс, уже ожидает внизу у подъезда. Денис сгреб в сумку бумаги и все остальное, присланное Зоей.

— Я скоро вернусь, — пообещал Галине, с тревогой в глазах наблюдавшей за его манипуляциями.

Сбежав по ступеням, он увидел черный «вольво» с длиннолицым парнем за рулем.

— Дмитрий Грищенко, — представился парень, открывая дверцу.

Денис закинул сумку на заднее сиденье, а сам устроился рядом с водителем, о чем потом сильно жалел. Машину Дима вел мастерски, но слишком азартно, будто не по узкой дороге ехал, а мчался по трассе в компьютерной игре, где в случае аварии всегда имелась возможность повторить заезд. Когда Дима выходил на затяжной обгон одной машины, а навстречу неслась и не собиралась тормозить другая, Денис обреченно прикрывал глаза, крепче вцеплялся в ручку. И отгонял от себя назойливую мысль: «Уцелеть в перестрелке и погибнуть в банальной автомобильной аварии!»

Однако опасения оказались напрасными. Не прошло и полутора часов, как они прибыли в Черкассы.

Городок производил приятное впечатление. Чистые, обсаженные деревьями тротуары и дороги, неспешно двигающиеся по ним автомобили и люди. Много зелени и, как показалось Денису, почти полное отсутствие громких звуков. Пока он через окно разглядывал эту незнакомую неспешную жизнь, Дима подрулил к высокому зданию, отделанному розовыми плитами и неуловимо напоминающему Пизанскую башню, еще не завалившуюся набок. Вывеска на фасаде извещала, что здесь находится проектный институт.

— Мы у них три комнаты арендуем, — пояснил Дима. — Одну — на шестом, там Лешин офис, и две на пятом — там ребята работают… Удобно. Тут пропускная система, посторонний так просто не зайдет. У нас же техники полно — компьютеры, серверы, еще куча всего. Сейчас делаем заказ для телевизионщиков, так они аппаратуры дорогущей натащили немерено…

Он припарковал машину между двумя другими, теснящимися на пятачке в тени огромного раскидистого дерева, сделал приглашающий жест рукой:

— Прошу!

— За вами, сэр, — улыбнулся Денис, закидывая сумку на плечо и поправляя пистолет за поясом, чтобы не вывалился ненароком.

Они поднялись по ступеням высокого крыльца, миновали гигантский вестибюль, где Дима предъявил свой пропуск и выписал пропуск для гостя. Американский паспорт с большим интересом был изучен усатым вахтером пенсионного возраста, чьи покрытые склеротическими жилками щеки и красный нос откровенно указывали на его пристрастия.

— Велкам, — сказал он, возвращая паспорт законному владельцу и, четко выговаривая слова, почему-то спросил: — Дую шпрех рашен?

Денис, с трудом сохраняя серьезность, ответил так же медленно и четко:

— Мой шпрехай русский маленько… Мине нравится русский фодка и русский баба… — Взглянул вопросительно на Диму: — Я прафильно говорить?

Дима судорожно закивал. Вахтер же, пригладив усы, произнес проникновенно:

— Ни… брешешь, немчура. Горилка и украински бабы — они цекавее… — И, уже обращаясь к Диме, патриотично посоветовал: — Вы уж мужику-то устройте посиделки! Чтоб понял мериканец, москальская водка нашей горилке не чета…

— Ну, с горилкой-то мы организуем, Богдан Михалыч, а вот с бабами… — Дима сокрушенно развел длинными руками.

Вахтер задумался ровно на секунду и крякнул обрадованно:

— Ты вот чего, парень! На четвертый этаж тоже арендаторы въехали… Модельное агентство… Таких девок завезли… Ты к ним сходи…

— Обязательно! Сейчас же и поедем! — пообещал Дима.

Похрюкивая на ходу, подхватил Дениса за руку и потащил к лифту.

Но поехали они все-таки на шестой, где располагался офис компании «Интерлинк», глава которой, Леша Смирнов, встретил их на пороге. Высокий и широкоплечий, с застенчивой улыбкой, он казался моложе своих двадцати восьми. На вопрос Алексея, как они добрались, Гребски, предварительно покосившись на Диму, ответил, что добрались замечательно, если не считать десяти очень опасных обгонов и трех почти аварийных ситуаций. Дима сконфуженно потупился, но это была скорее игра, чем реальное раскаяние, и его выдавало мелкое подергивание плеч от плохо скрываемого беззвучного смеха.

Смирнов укоризненно посмотрел на него, покачал головой:

— Надо было мне поехать… Вы уж извините…

— Все нормально, — поспешил успокоить его Денис. — Славик сделал, что обещал?

— Как раз перед вашим приходом файл закачался на мой компьютер…

— Тогда — вперед? — вопросительно глянул на него Денис. — Работаем…

Смирнов слегка помялся, потом нерешительно объяснил:

— Мы там вина взяли, закуску организовали, все-таки не каждый день к нам американцы приезжают… Может, посидим, покушаем немного, я вас с ребятами познакомлю… Это на другом этаже, у нас там две комнаты…

Денис, не раздумывая, отказался. Смирнов покорно развел руками:

— Ну ладно, потом посидим. Славик тоже говорил, что это очень важно…

За металлической дверью кабинета Смирнова скрывалась разгороженная фанерной перегородкой небольшая комната. В одной части был собственно кабинет руководителя, а вторая предназначалась для приходящего бухгалтера. Сейчас там восседал за столом с газетой в руках крупный коренастый мужчина, прямой спиной и разворотом широких плеч заставляющий подумать о многолетней службе в армии. При их появлении он торопливо поднялся и стоял, ожидая, пока его представят гостю.

— Вячеслав Михайлович, наша служба безопасности, — сообщил Смирнов, а сам Вячеслав Михайлович, пожимая руку Дениса своей большой и теплой ладонью, добавил: — Полковник милиции в отставке. Дядей своему боссу прихожусь…

Денис с улыбкой сказал:

— Это как раз тот случай, когда семейственность надо только приветствовать. Так вы, наверное, Степана Игнатьевича Куприянова знаете?

Вячеслав Михайлович откликнулся мгновенно:

— Из киевского угро? У него еще два сына, тоже сыскари… ну, в уголовном розыске… Старший, по-моему, сейчас в Киеве, а младший в Днепропетровске работал, а потом уволился… Вы знакомы с ними?

— Со старшим расстался пару часов назад… — проговорил Денис. — А младший несколько лет уже в Америке, мы с ним дружим. Да и Степан Игнатьевич в полном порядке…

— Тесен мир, — философски заметил Вячеслав Михайлович, запирая дверь на небольшой засов. — Привет передавайте…

Вслед за Смирновым Денис шагнул в его кабинет, вмещающий большой стол с двумя компьютерами и примостившимся между ними плоским монитором, на котором, в окошке интернет-мессенджера, красовалась улыбающаяся физиономия Славика Зинчука. Из невидимых динамиков донесся жизнерадостный вопль:

— Денис! Как я рад тебя видеть!

— Взаимно, — честно признался Гребски, отыскивая глазами веб-камеру. Нашел и помахал приятелю рукой. — Работаем?

Смирнов придвинул к столу кресло, предложил Денису садиться.

— Можно вас на минуту, — с заговорщицким видом попросил Вячеслав Михайлович, обращаясь к Гребски, а когда тот подошел, зашептал на ухо: — Тут в новостях показывали перестрелку в Киеве, там майор Куприянов…

— Да, это Валерий, — подтвердил Денис.

Отставной полковник чертыхнулся, потом снова зашептал:

— Вы меня извините, не в свое дело лезу, но пистолет у вас заметно выделяется и порохом пахнет… почистить бы не грех. У меня все причиндалы имеются, я тут свой надраиваю от нечего делать…

Распахнув пиджак, продемонстрировал наплечную кобуру с торчащей рукояткой «Макарова».

— Лицензию, как бывшему начальнику райотдела, без проблем выдали, — усмехнулся он, развел руками… — за почти сорок лет службы привык к оружию…

Колебания Дениса длились недолго. Освободившись от пистолета, он передал его старому милиционеру, вернулся к компьютеру и глянул в камеру.

— Начинаем?

— Поехали, — азартно проговорил Славик. — Давай свою находку!

Денис достал бляху с кошачьего ошейника, уже без проблем подковырнул крышку, вынул драгоценную пластинку. Смирнов быстро оглядел и сообщил:

— Нормально, Славик, подходящий кабель найдется!

Порылся в ящиках, извлек нужный кабель и, немного поколдовав, подключил пластинку к одному из компьютеров. Увидев что-то на экране монитора, он радостно хмыкнул. Из далекого Сан-Франциско, из своего дома на холме, ему не менее радостно вторил Славик Зинчук, имевший удаленный доступ к компьютеру, стоящему на столе в Черкассах.

Два программиста по разные стороны океана заговорили на своем птичьем языке, состоящем из чудовищной мешанины русских и английских слов, терминов, специфических сокращений и неологизмов, вызывающих в голове нормального человека смутные образы рослых санитаров, добрых врачей и надеваемых задом наперед рубашек с длинными рукавами.

Денис счел необходимым уступить Алексею место у компьютера:

— Я пока вам не нужен?

— Нет, — не отвлекаясь от работы, сообщил Славик.

— Нет. — Смирнов был столь же краток.

Стараясь не шуметь, Денис вышел из кабинета, прикрыл за собой дверь и почему-то шепотом сообщил Вячеславу Михайловичу:

— Третий лишний…

— Это точно, — заканчивая собирать пистолет, проговорил тот. — Леша когда работает, я уж тут стараюсь не шуметь. А спросить можно?

Денис присел на край стола:

— Конечно…

— Вы надолго к нам? — спросил Вячеслав Михайлович и, словно боясь, что собеседник неправильно его поймет, пояснил: — Могли бы завтра на рыбалку съездить, шашлычок пожарить, водочки выпить…

Гребски огорченно вздохнул:

— Не получится… С большим бы удовольствием, но…

— Понимаю, понимаю… — сказал начальник службы безопасности. — Но в следующий раз — обязательно съездим.

Денис заверил, что именно так и будет. Вздохнув, будто ему не хотелось расставаться с красивой игрушкой, старый милиционер протер пистолет чистой тряпицей, подал Денису:

— Готово. Обойма у вас пустая была. Так я новую вставил… Ничего, что посамовольничал?

— Спасибо! Правда, у меня есть еще…

— Приберегите, — посоветовал Вячеслав Михайлович. — Раз уж по вам из автоматов палят да гранатами кидаются, лишние обоймы не в тягость…

Гребски не стал возражать, удивившись его осведомленности. Потом понял, что тертый старый оперативник сопоставил информацию из новостей с пистолетом Дениса и запахом из ствола этого пистолета, ясно дававшим понять, что из него стреляли совсем недавно. Описание неизвестного, палившего в бандита на мотоцикле, не очень рознилось с внешним видом американского гостя. Сделать соответствующие выводы было уже нетрудно. От объяснений, которых Вячеслав Михайлович, похоже, не очень от него ожидал, Дениса спасло негромкое мурлыкание телефона в кармане.

Денис глянул на монитор. Номер был незнакомый, киевский.

* * *

Тридцать три несчастья!

Если неприятность может случиться, она случится непременно.

Таксист, выбираясь, заворочался под капотом, откуда последние десять минут торчал его толстый зад, обтянутый дешевыми линялыми джинсами. Все эти долгие минуты Марина испытывала жгучее желание подобрать полено потолще и изо всех сил врезать по этому заду, если бы это могло вразумить его бестолкового обладателя.

— Все, приехали, барышня, — хмуро сообщил таксист, глядя куда-то поверх деревьев и почесывая затылок грязной пятерней. — Надо техпомощь вызывать.

Марина чертыхнулась.

Неприятности с пожилой «тойотой» начались еще на выезде из Киева, но таксисту удалось убедить ее, что «вот выедем на трассу, она лететь будет, она у меня всегда в городе кочевряжится, светофоров не любит». Выбравшись из города, машина в самом деле побежала довольно резво. Однако хватило резвости ненадолго. Она начала простуженно чихать, дергаться, внутри что-то застучало, и наконец под указателем «пос. Деньги — 5 км» встала как вкопанная. Умерла насовсем.

Что теперь делать, оставшись без машины на дороге в пяти километрах от поселка с многообещающим названием, Марина не знала. Голос Дениса в наушнике слабел, истончался и, наконец, совсем пропал, когда черный «вольво» вырвался из зоны действия передатчика.

Мимо, не снижая скорости, одна за другой проносились исправные и мощные автомобили. Мужчины за рулем с интересом поглядывали на стоящую на обочине Марину и с удовольствием подвезли бы ее, но, по закону подлости, рядом с каждым сидела или жена, или любовница, ни за что не позволившие бы этого сделать.

И как она второпях умудрилась подцепить эту развалину?! Ведь предлагал же услужливый администратор гостиницы свою машину за вполне разумную плату. Почему отказалась?

Марина знала, что Денис едет в Черкассы, и предполагала, зачем он туда направляется. Но предотвратить уже ничего не успевала. Даже если она поймает сейчас попутную машину и доедет до Черкасс, сколько понадобится времени, чтобы найти Дениса? И не уедет ли он оттуда, пока она будет его искать?

Ну надо же, какое невезение!

Расстроенная, злясь на весь свет, и в первую очередь на себя, она отошла подальше от загорающего таксиста, вынула мобильник и набрала номер. Денис откликнулся сразу.

— Привет, победитель, — сказала она. — Тебя ни на минуту нельзя оставить одного!

— Ты это о чем?

Марина поняла, что Денис догадался, что она имеет в виду, но предпочитает выглядеть удивленным.

— О том, что ты вновь оказался в центре событий… О том, что в тебя стреляли…

— Так получилось. Еще непонятно, может быть, и не в меня…

— Ты себя не обманывай, — мягко попрекнула Марина. — Кстати, твой друг чувствует себя нормально, я выясняла, через пару часов его отпустят. Пуля не задела кость.

— Слава богу, — радостно выдохнул Денис. — Спасибо за хорошие новости…

— Рада стараться, победитель, — усмехнулась Марина и спросила как бы невзначай: — Ты где сейчас?

— Не в Киеве. — Денис ушел от прямого ответа, но Марина молчала, ожидая продолжения фразы, и он сказал: — Через несколько часов вернусь. А ты?

— Я? — Марина на секунду запнулась, но быстро нашлась: — Изучаю красоты города. Кстати, здешняя «Родина-мать» на целых девять метров выше статуи Свободы, не знал? Скоро вернусь в номер и буду тебя ждать.

— Меч всегда длиннее факела, — философски заметил Денис, прежде чем нажать кнопку отбоя. — Я постараюсь не задерживаться.

Марина сунула мобильник в карман. От покойной «тойоты» к ней спешил, семеня толстыми ножками, таксист.

— У тебя мобила есть! — с обидой воскликнул он. — А я тут загорать должен по твоей милости. Давай позвоним в техпомощь!

— Обойдешься! — отрезала Марина и перешла на другую сторону дороги.

Не прошло и нескольких секунд, как рядом с ней затормозила машина и симпатичный парень предложил подбросить ее до Киева.

 

Глава 18

Физиономия Славика на экране выражала крайнюю степень довольства.

— Все получилось, — сообщил он. — Я уже закидываю файл в читабельном виде к себе на один хитрый сервер. Даже если его кто-то обнаружит, прочесть не сможет.

— Понял, — кивнул Денис.

— Поймешь чуть позже, — серьезным тоном проговорил Славик, — когда глянешь содержимое… Я посмотрел несколько файлов и решил, что Леше лучше это не видеть, спокойнее спать будет. Эта находка не просто из категории опасных, так что, Леш, ты не обижайся, но…

— Я не обижаюсь… — совершенно спокойно отозвался Смирнов.

— Вот и молодец, — одобрил Славик. — О тебе же забочусь. В какой машине у тебя сейчас все данные?

Смирнов указал на компьютер, стоящий ближе к окну.

— Отлично! Когда Денис закончит работать, дисковод переформатируешь, а потом вынешь и разобьешь на мелкие кусочки…

— Но… — попытался возразить Смирнов.

— Никаких «но»! — Славик был непреклонен. — Я тебе новый пришлю, на двести гигабайт! У тебя диски есть, если Денис захочет переписать что-нибудь?

— Навалом… — сообщил Смирнов и выставил на стол упаковку с дисками.

Зинчук на экране чуть замедленно улыбнулся:

— А теперь освободи помещение!

Смирнов послушно вышел, плотно притворил за собой дверь. Оставшись один, если не считать Славика, наблюдавшего за ним через веб-камеру, Денис придвинул кресло, устроился поудобнее.

— Директория «компра», — сказал Славик и пояснил: — Это я уже так обозвал, в оригинале было цифровое обозначение…

Денис щелчком мышки открыл директорию и увидел множество поддиректорий, озаглавленных фамилиями, среди которых попадались знакомые: Чивокун, Ляшенко, Казаренко…

Денис присвистнул. Славик его понял.

— Да, старик. Я пару файлов глянул… Это убойно!

— Это я хорошо понимаю, — грустно признался Денис, вспомнив об убитой Зое. — Ты пока помолчи, а я гляну, что мы тут раскопали.

Он открыл первый попавшийся файл и начал читать. Через несколько минут открыл другую папку, прочел несколько страниц, перешел к следующей.

Там было все. Людей брали, вывернув наизнанку, соскребали всю грязь, аккуратно рассортировывали, навешивали ярлычки и раскладывали по полочкам. Там был детский онанизм, юношеские увлечения, украденный в магазине кошелек, драка в ресторане, совращение жены друга и измены жене собственной, финансовые махинации, подброшенный в органы компромат на конкурента, убийство, покушение на убийство, опять махинации, торговля наркотиками, поставки оружия, покупка и продажа компаний и банков на далеких островах, заказ на убийство, умелое устранение конкурентов, подтасовка результатов избирательной кампании.

И все скрупулезно документировано, сопровождалось фотографиями, отдельными аудиофайлами с записями разговоров, фрагментами видеозаписи и результатами экспертиз.

Денис почувствовал, что его тошнит. Тем, что было в этих папках, любого можно было уничтожить навеки, стоя закопать в землю. Он откинулся в кресле, вытащил сигарету и закурил. Не обнаружив пепельницы, услышал голос Славика:

— Леша не курит, но тебе можно… Теперь ты понял, почему я его выпроводил?

— Чтобы я мог покурить в его кабинете, — кивнул Денис, делая попытку пошутить. — Как считаешь, кто мог собрать такую информацию? Некоторые документы датированы еще концом восьмидесятых!

— Мыслей на эту тему у меня пока нет, — признался Зинчук, и на экране было видно, как он закидывает что-то в рот и принимается жевать. Прожевав, он приблизил лицо к камере, отчего перед Денисом предстал крупный план его носа и усталых от недосыпания глаз — Ты давай заканчивай, надо освобождать помещение, а то мало ли что…

Денис быстро взглянул на часы. Славик был прав, времени прошло довольно много. Он вынул из коробки, оставленной Смирновым, три диска и записал на них несколько файлов, которые могли пригодиться в ближайшее время. Закончив работу, сунул диски в карман и позвал Смирнова, который вошел и прикрыл за собой дверь.

— Все уже?

— Да. Можно проводить операцию по уничтожению, — отозвался заокеанский Славик. — Я по удаленке не могу запустить переформатирование диска, так ты уж сам.

В кабинет заглянул Вячеслав Михайлович, приложил палец к губам, призывая к молчанию.

— Ребята, в коридоре что-то неправильное происходит… — басовито прошептал он. — Сначала были шаги, человек пять, наверное, шло… У нашей двери остановились. Никто не стучит, но они точно там, за дверью… Слышно их… То кашлянут, то брякнут чем-нибудь… И, по-моему, кто-то по телефону там разговаривал.

Славик шепотом посоветовал из далекого Сан-Франциско:

— Аккуратнее! Эй, вы! Аккуратнее, говорю!

Денис прикинул возможные варианты и понял, что, скорее всего, каким-то образом его вычислили. Таких совпадений не бывает Однако найти выход из закрытой комнаты на шестом этаже проблематично, если единственную дверь перекрыли вооруженные люди.

Вячеслав Михайлович быстро набрал какой-то номер телефона, напряженно вслушивался в длинные гудки, а потом и они прекратились. Он недоуменно потряс трубкой:

— Вот, сволочи! Провода перерезали! И Богдан Михалыч на вахте трубку не брал, что на него не похоже…

Дверь задрожала от увесистых ударов. Денис отступил в сторону Начальник службы безопасности отстранил своего босса, вынул из кобуры «Макаров» и грозно крикнул:

— Кто там?! Ну-ка, прекратите хулиганство!

— Открывай, чмо! — послышалось из коридора, и следом серия весомых ударов сотрясла дверь.

— В чем дело, говорю? — не унимался Вячеслав Михайлович. — Я сейчас милицию вызову!

Ответом ему послужил дружный хохот не менее пяти-шести глоток.

— Ты, старый козел, открывай дверь и сваливай. Базара нет, не тронем! Журналюгу оставьте и все.

— Да нет тут никого, кроме меня! — крикнул старый милиционер, стараясь, чтобы голос был слышен сквозь все усиливающиеся удары, от которых дверь начала дрожать и потрескивать. Удары стали ритмичными, как будто пара крупных ребят с той стороны долбит дверь с разбега плечами.

— Леша! — Денис окликнул слегка побледневшего Смирнова. — Где тут у тебя хард-драйв расположен?

Алексей ткнул пальцем в корпус компьютера:

— Здесь…

Его брови удивленно вскинулись, когда он увидел, что Денис вынимает из-за пояса джинсов пистолет.

— Пока, Славик! — помахал он рукой приятелю с экрана и, прицелившись, стал выпускать одну пулю за другой. Внутри компьютера раздался треск, шипение, запахло палеными проводами. Крышка корпуса, изрешеченная пулями, отлетела. На месте хард-драйва виднелась мешанина из каких-то непонятных деталек.

— Начисто переформатировали! — с легким восхищением произнес Смирнов.

— Это точно! — с удовлетворением согласился Денис, вставляя полную обойму.

Небольшой засов, удерживавший дверь, начал прогибаться. Денис, прижавшись к стене рядом с дверным проемом и держа пистолет стволом вверх, подмигнул начальнику службы безопасности:

— Открываем?

Вячеслав Михайлович, выждав секунду после очередного удара в дверь, быстро отодвинул задвижку. Крупные парни, с разбегу ударившиеся в дверь, которая неожиданно легко поддалась их напору, влетели в кабинет. Летучести им придала и вовремя подставленная нога Дениса. Эту же ногу он использовал, чтобы привести в бессознательное состояние того из парней, чья голова оказалась ближе.

Выпавший из рук нападавшего короткоствольный автомат отлетел к ошеломленному Леше Смирнову Значительный опыт игры в «Doom» подсказывал ему, что оружие лучше иметь в своих руках. Быстро наклонившись, Алексей подобрал автомат, правда, по его лицу было видно, что он не понимает, что с этим девать в реальном, а не виртуальном мире.

На затылок другого парня опустилась тяжелая, сжатая в кулак рука бывшего начальника райотдела, а его колено как нельзя вовремя оказалось перед лицом бандита. Крепыш охнул от боли, но после второго удара по затылку, уже рукояткой «Макарова», перестал ее ощущать и погрузился в забытье.

Трое оставшихся в коридоре добрых молодцев в кожаных куртках оправились от замешательства и дружно ввалились в дверной проем, но были встречены мощным ударом двери, посланной им навстречу Вячеслав Михайлович вложил в удар достаточно силы, чтобы передний бандит, получив дверью в лицо, мгновенно повалился на пол, перегораживая дорогу двум оставшимся на ногах приятелям. Один из них отскочил к стене коридора и выпустил внутрь кабинета короткую очередь. Предвидя такое развитие событий, Вячеслав Михайлович за секунды до этого сбил с ног бестолково топчущегося и представляющего прекрасную мишень даже для неприцельных пуль племянника и босса. Алексей повалился на неподвижного бандита, и это спасло ему жизнь.

Денис, словно ныряя в воду, прыгнул в коридор, перекатился на спину и, оказавшись под ногами стрелявшего, выпустил три пули в то место, где эти ноги, собственно, и начинались. Стонов он не слышал, уворачиваясь от падающего на него безвольного тела, потому что их заглушили два четких выстрела, раздавшихся со стороны Вячеслава Михайловича. До этого крепко державшийся на ногах последний из бандитов зашатался, выронил пистолет и с глухим стуком, во весь рост, упал, сраженный пулями, выпущенными из пистолета начальника отдела безопасности.

Наступила звенящая тишина.

Где-то в конце коридора открылась и торопливо закрылась дверь. Видимо, выстрелы привлекли внимание заработавшегося допоздна сотрудника института. Заслышав топот ног, Денис резко поднялся, выставил перед собой пистолет, чем весьма озадачил появившегося с лестничной площадки Диму Грищенко.

— Я свой! — торопливо заверил Дима, но решился вздохнуть, лишь когда Денис опустил ствол. — Я на подмогу! Мне Славик по мессенджеру сказал, что у вас что-то происходит… Все живы?

Вячеслав Михайлович устало махнул рукой, указывая на лежащих в коридоре без всяких признаков жизни бандитов.

— Похоже, не все… — сказал он, прислонившись к стене, и пожаловался Денису: — Возраст все-таки сказывается… притомился, колотит всего… А ты молодец… молодец! Дима, помоги Леше живых повязать, да в милицию позвоните…

Денис пожал плечами, чувствуя, что и у него подрагивают руки.

— Где служил-то? — продолжал Вячеслав Михайлович, почувствовав, вероятно, в Денисе родственную душу.

— Вообще не служил, — признался журналист.

Опер недоверчиво хмыкнул:

— Ну-ну… Что же это ты этакое знаешь, что на тебя такая охота идет?

— Лучше вам про это не знать, — убедительно проговорил Гребски.

— Верю, — коротко кивнул Вячеслав Михайлович, достал из нагрудного кармана стеклянную трубочку с лекарствами, выудил маленькую таблетку и забросил в рот. — Сердце защемило… Я вот что хочу предложить… Бери Диму, свое имущество, и пусть он тебя в Киев везет… Не думаю, чтобы тебе хотелось отвечать на вопросы наших следователей.

— Второй раз за сегодня… — прикрыв глаза, проронил Денис.

— Нападают на тебя?

— Ухожу до приезда властей…

— Вполне разумное решение, ничего постыдного в этом нет! — сказал начальник службы безопасности. — Если я правильно все понимаю, ты — носитель ценной информации, и нельзя тебе быть связанным по рукам и ногам… Так что до встречи в следующий раз!

Денис пожал ему руку, прошел в кабинет, перешагнул через тела трех бандитов, один из которых уже пришел в себя и грязно ругался, лежа со смотанными за спиной руками, а двое других, наверное, и не почувствовали, как неквалифицированно, но прочно их связали ребята-программисты.

— Спасибо, Леша, за все! — протягивая руку, сказал он Смирнову, забрал свою сумку, предварительно закинув в нее короткий автомат, с которым Леша так и не смог справиться. Посмотрев на Диму, произнес с улыбкой:

— Поехали, что ли, ас-водитель?

— Поехали, — в тон ему отозвался Грищенко.

Из здания они вышли через черный ход, и скоро «вольво» на бешеной скорости несся в сторону Киева, рассекая быстро наступивший вечер. Чтобы вновь не подвергаться стрессу, Гребски сидел на заднем сиденье и дремал под негромкую музыку, льющуюся из приемника.

 

Глава 19

— Денис! Они пытаются открыть дверь!

Галина позвонила пять минут назад, услышав непонятные звуки, доносящиеся с лестничной площадки. Прислушавшись, обнаружила, что кто-то возится с ее дверным замком.

— Их там двое или трое! — пояснила Галина, а в ответ на предложение Дениса позвонить соседям по лестничной площадке сказала: — Нет никого! На дачах все!

Денис поторапливал Грищенко, и без того гнавшего машину на предельной скорости, нервничал, боясь, чтобы не случилось самого худшего. «Вольво» с визгом вошел в поворот, резко затормозил метрах в десяти от подъезда. Ближе Дима подъезжать не стал, разглядев в темноте силуэт припаркованного джипа.

Денис вынул из сумки трофейный автомат, глянул на Диму:

— Ты со мной?

— Конечно, — обиженно отозвался тот, сложился, словно перочинный ножик, выудил из-под сиденья бейсбольную биту — До нас тоже американская мода дошла! Правил никто не знает, но с собой возят все.

Денис вышел из машины, тихонько подкрался к джипу со стороны водительской дверцы, тронул за ручку Дверца оказалась заперта. Осмотрев неосвещенный салон и никого не обнаружив, помахал Диме, который в несколько шагов и на удивление бесшумно оказался рядом.

Денис позвонил Галине. Она схватила трубку так быстро, будто держала на ней руку.

— Что там у тебя?

— Они почти открыли замок, — спокойным голосом ответила Галина. — Я оделась, взяла паспорт и деньги. Готова бежать во все лопатки.

— Умница, — с облегчением вздохнул Гребски. — Мы уже идем. Я не один, так что не волнуйся.

— Уже не волнуюсь, — прошептала Галина.

В подъезде горела только одна тусклая лампочка где-то на верхних этажах. Денис на несколько секунд прикрыл глаза, привыкая к глубокому сумраку вонючего подъезда. Он шел первым, Дима неслышно мерил ступени следом. Почти поднявшись на лестничную площадку третьего этажа, Денис из-за угла шахты лифта разглядел две фигуры, топтавшиеся возле двери Галиной квартиры. Ноги еще одного он разглядел, едва не напоровшись на него. Третий бандит стоял, прислонившись спиной к дверям лифта, и наблюдал за работой подельников. Не столько наблюдал, сколько подгонял их.

— Кончайте возиться! — зло прошипел он. — Поторапливайтесь!

— Щас-щас, — послышалось от двери. — Еще немного.

Денис коснулся плеча Грищенко, указал пальцем на дальнего бандита, давая понять, чтобы Дима попытался нейтрализовать того в первую очередь. А сам, одним прыжком оказавшись на площадке, нанес прикладом автомата короткий удар в то место, откуда только что слышалось «Поторапливайтесь!». Звук крошащихся зубов и последовавший за ним глуховатый стук от соприкосновения затылка бандита с дверью лифта подтвердили точность попадания, а глухой стон — его результативность. Для уверенности Денис коленом ударил сползающего бандита в живот, добавил локтем по открывшемуся затылку. Тут же, практически одновременно с прыжком, Денис кинулся на ближайшего бандита. Боковым зрением заметил, что Дима весьма умело использовал свой спортивный снаряд. Его бандит со стоном свалился на пол.

Выравнивая дыхание, Денис коротко нажал кнопку звонка, сообщил сразу:

— Галя, все в порядке…

Галина распахнула дверь, и ее зеленые глаза стали еще больше, едва она увидела последствия короткого побоища. Она испуганно прикрыла лицо ладонями, но Денис предотвратил возможную истерику.

— У тебя веревка в доме есть?

— Бельевая… капроновая… годится? — с нервным смешком уточнила Галина.

— Годится.

Связать несопротивляющихся по причине беспамятства бандитов не составило большого труда и не заняло много времени. Благо подъезд был словно вымерший. Галина объяснила, что лето-то заканчивается, вот все и на дачах, урожай собирают. А иначе зиму трудно будет протянуть.

Урожай, собранный Денисом при осмотре карманов незваных гостей, был весьма интересным. Три пистолета, литой кастет, пара выкидных ножей, мобильные телефоны и ключи от джипа. После секундного размышления Гребски завернул все вооружение и средства связи в пакет, засунул в свою сумку.

«Пригодится. Жизнь пошла какая-то нервная, — усмехнулся он про себя, — тяжело в деревне без нагана!»

— Одну секунду, друзья и подруги, — сказал Денис, вынимая из сумки полученный от Славика портативный плеер, по совместительству определитель «жучков» и глушилку подслушивающей аппаратуры. — Хочу проверить одну мысль…

Включил прибор и под любопытными взглядами Галины и Димы, не забывающего коситься на связанных бандитов, прошелся по комнате. Как и обещал Слава, на панели появился не зеленый, а красный цвет, говорящий о наличии в квартире подслушивающих устройств. Денис действовал согласно полученным от Славика кратким инструкциям: «Если красный, нажимаешь вот тут… и можешь спокойно разговаривать, все „жучки“ нейтрализованы».

Проделав эту несложную операцию, Денис уже спокойно сказал:

— Думаю, квартиру прослушивают с тех пор, как я позвонил тебе из Америки… По номеру вычислить адрес не представляет трудностей…

Галина широко распахнула глаза и сдавленным голосом спросила, хотя заранее знала ответ на свой более чем риторический вопрос.

— Они и вчера слушали?

Денис молча кивнул, повернулся к Грищенко:

— Дима, спасибо за помощь, но не будет большой наглостью попросить тебя еще об одном одолжении?

Дима широко улыбнулся:

— Не будет. Я в вашем распоряжении. Плохо понимаю, что происходит, но я и моя бейсбольная бита — на вашей стороне.

— Меня больше устраивает… твоя машина, — усмехнулся Денис.

— Без проблем.

Гребски взглянул на пошевелившегося бандита, задумчиво почесал затылок, повернулся к Галине:

— Куда бы нам этих кожаных ребят приспособить?

Галина растерянно посмотрела на него, пожала плечами:

— Не знаю… У нас за домом стройка заброшенная…

— Самое то! — обрадовался Денис.

Если связывать бандитов было достаточно просто, то вот спустить с третьего этажа троих стокилограммовых мужиков оказалось задачей нетривиальной.

При загрузке в «вольво» один из них неожиданно забился, стараясь вырваться. Ему даже удалось пнуть Дениса, но Дима Грищенко пресек безобразие, применив свое универсальное усыпляющее средство.

Заброшенная стройка оказалась котлованом, поросшим полынью и еще какими-то неприхотливыми травами. Торчащие среди луж железобетонные сваи разной высоты и кучи мусора придавали пейзажу мрачноватую сюрреалистичность.

Спуск вниз явно показался бандитам головокружительным. Денис попросту столкнул их с пологого обрыва. А когда спустился сам, чтобы проверить последствия столь бесцеремонного обращения, один из них, с окровавленным ртом, шепелявя, произнес:

— Ты кто?

— Дед Пихто, — доброжелательно улыбнулся Денис. — А ты кто?

— Брон! — приподнимаясь на локте, чтобы не лежать колодой перед неизвестным врагом, выкрикнул бандит. — Ты, падла, че делаешь-то?! Ты кто?! Ты чей?!

Денис вынул из-за пояса пистолет, задумчиво проговорил, присев на корточки:

— Значит, говоришь, Брон… А ты чей, Брон?

Увидев, что Денис достал оружие, Грищенко побледнел, но ни испуга, ни замешательства не выказал. Стоял рядом с битой наперевес.

Брон замер, икнул. Наконец, отведя взгляд от пистолета, ответил:

— Под Слоном ходим…

— Вот что, Броня, — касаясь стволом раздувающихся ноздрей бандита, чтобы кислый пороховой дух проник не только в носоглотку, но и ударил в мозги, произнес Денис. — Ты мне сейчас расскажешь, что вы делали у дверей квартиры, и тогда останешься жить… если нет, сам понимаешь…

Брон яростно взбрыкнул.

— Ты че, падла! — угрожающе зашипел он. — Ты че? Ты оборзел, да? Да я тебя в куски порву!

— Ну, это уже в другой жизни, — усмехнулся Гребски. — Не скажешь ты, у меня еще двое есть. Просто времени мало…

Аргументы подействовали.

— Короче, Слон сказал, чтобы бабу пугнули, — неохотно проговорил Брон, разумно решив не усложнять себе жизнь.

— Для чего?

— Слон сказал — у нее какие-то документы. Их надо забрать и ему принести. Она что-то из Америки получила…

— И все? — настаивал Денис. — Больше не было указаний?

— Бабу сказал не беречь… Если мужик будет, журналист из Штатов, тащить к нему в любом виде… в крайнем случае, мочить обоих…

Денис поднял глаза на Диму:

— Видишь, старина, какие четкие инструкции в преступном мире выдают. — И когда Грищенко озадаченно покачал головой, Денис перевел взгляд на бандита: — А тебе не сказали, что мужик этот может на такой расклад не согласиться?

Брон отвел глаза, сплюнул сгусток крови…

Денис быстро проверил узлы веревок, связывающих бандитов, оторвал кусок ткани от рубашки Броня, тщательно засунул ему в рот. Получился вполне приличный кляп, такой же, как и у остальных.

— Если насморка нет, выживешь.

«Вольво» остановился у подъезда. Денис вышел из машины, ключами, изъятыми у бандитов, отпер дверцу джипа, запустил двигатель. Бак был полон, видимо, братки совсем недавно заправили машину.

«Ну и славно!» — мысленно порадовался Гребски.

Объяснив Грищенко, что в его услугах он больше не нуждается, Денис пожал ему руку и посоветовал как можно скорее забыть события сегодняшнего вечера.

— Это вы про что? — изобразил полное удивление Дима. — Разве что-нибудь происходило?

— Вот именно, — усмехнулся Гребски. — Ни-че-го!

 

Глава 20

Славик Зинчук любил одиночество.

Скорее всего, это было следствием проведенного в маленькой квартире детства и «общежитской» юности. Вникать в глубины своего подсознания с целью обнаружить причины этой любви у Славика не было никакого желания, равно как и тратить деньги на беседы с психоаналитиками, столь модными среди американцев.

Чуть деньги завелись, тут же к психоаналитику, чтобы он им все про них рассказал. Славик не считал свою приверженность к уединенному образу жизни какой-то фобией, он просто наслаждался одиночеством. Наедине с самим собой ему никогда не было скучно. Скучают те, кому нечего делать, а у Славика всегда была работа. Он даже календари себе заказывал, где выходные дни были отпечатаны таким же цветом, как и обычные. Потому что рабочими у Славика были все дни.

За редким исключением, когда он проводил время с друзьями. Но друзей у него было не очень много. Денис Гребски был одним из них. И именно с ним Славик разговаривал по телефону.

— Все понял, старина, — ероша рыжие волосы, закивал он, словно использовал видеофон, а не обычный телефон. — Рад, что ты выбрался!.. Конечно, все эти ужасы запрятаны надежно! Я еще немного посмотрел файлы… Слов нет, что этот народ вытворял… Там такие факты, старик, такие факты… Стоит опубликовать, и любому придет полный капец!.. Ну ладно, пока!

Нажав кнопку отбоя, Славик прошелся по кабинету, чтобы размяться после нескольких часов работы и стресса, пережитого в те показавшиеся часами минуты, когда он потерял связь с компьютером Леши Смирнова.

Слава богу, все обошлось!

Славик на радостях изобразил несколько танцевальных па.

Дремавший Ричи недоуменно глянул на хозяина, вновь положил большую голову на передние лапы и прикрыл глаза.

— Что, Ричи, нет у тебя желания немного растрясти жирок? — потрепав пса по загривку, поинтересовался Славик.

Пес приоткрыл один глаз, чуть приподнял ухо, но не пошевелился. Славик расхохотался:

— Понятно! Желания нет!

Одному резвиться в бассейне ему не захотелось. Сделав несколько приседаний и потягиваний, Славик вернулся в свое кресло и, склонившись над клавиатурой, бойко застучал по клавишам. Он решил помочь своей черкасской команде закончить демоверсию программы для украинского кабельного телевидения. Разработка была интересной и перспективной. Программа давала возможность соединить в один комплекс кабельные и спутниковые телевизионные сети. Контракт на эту работу был подписан еще неделю назад, однако события вокруг Дениса Гребски выбили Славика из графика.

На висящий на стене плоский монитор были выведены несколько картинок, показывающих, что происходит в местах установки камер системы безопасности. Работая, Славик иногда посматривал на этот монитор, не столько по причине беспокойства за сохранность своих владений, сколько для того, чтобы просто отвлечься.

Камера около бассейна показывала, как Ричи, решивший все же растрясти жирок, лохматой молнией метался среди кустов в погоне за бабочками. Высоко подпрыгивал, отталкиваясь от земли всеми четырьмя лапами одновременно и клацая немаленькими зубами. Была видна и бабочка, которая словно дразнила пса, кружась вокруг его носа. Вот она полетела в сторону бассейна, пес азартно ринулся за ней и едва не свалился в воду, в последний момент успев затормозить на самом краю.

Пес обескураженно помотал головой и хрипло облаял обидчицу.

Славик усмехнулся.

Его внимание привлек зуммер, извещающий, что кто-то появился возле ворот. Визитеров он сегодня не ждал. А из знакомых едва ли кто-нибудь решился бы навестить его без предварительного звонка, да еще и среди бела дня.

Славик увеличил картинку, чтобы рассмотреть, кто же это остановился возле ворот, ведущих в его усадьбу. Машины перед воротами не было, однако там стояла сухощавая загорелая женщина в шортах и футболке. Одной рукой она придерживала соломенную шляпку, а второй пыталась нажать кнопку селекторной связи, вмонтированную в каменную колонну ворот.

— Я могу быть вам чем-нибудь полезен? — спросил Славик, включив микрофон.

Женщина невольно отдернула руку, настолько неожиданным был раздавшийся словно ниоткуда голос. Натужно улыбнулась, не зная куда смотреть, чтобы собеседнику было видно ее лицо.

«Лет шестьдесят с хвостиком», — подумал Славик, рассматривая ненатурально гладкую загорелую кожу на явно перенесшем косметическую операцию лице.

— Что-нибудь случилось? — повторил он, видя, что непрошеная гостья не спешит объяснять причину своего визита.

Женщина мелко закивала:

— Да-да-да! Мы с вами соседи, мистер Зинчук! Меня зовут Шейла Кронбергхейм… Извините, что беспокою, но у меня проблема…

Теперь Славик узнал ее. Он виделся с этой женщиной на какой-то дружеской гулянке, куда его заволок все тот же Гребски и где он сам, равно как и Славик, знал от силы двух-трех человек. Шейла была женой поджарого мужчины по имени Грег, выглядевшего достаточно бодро и элегантно для своих семидесяти лет, с крепким сухим рукопожатием, как выяснилось, владельца популярной в Сан-Франциско радиостанции. Еще несколько раз они встречались, когда Славик проезжал мимо их элегантного дома в испанском стиле, расположенного чуть ниже по холму, за поворотом. Миссис Кронбергхейм всякий раз махала ему рукой, усаживаясь в двухместный «ягуар», на котором имела обыкновение ездить за покупками.

— Я сейчас, — сообщил Славик, быстро натягивая шорты, поскольку работать он предпочитал в трусах. Прихватив с собой пульт, открывающий ворота, в несколько прыжков оказался во дворе и не отказал себе и удовольствии пробежаться трусцой.

— Еще раз здравствуйте, миссис Кронбергхейм, — сказал он, выходя к гостье. — Так что у вас за проблема?

Но женщина не отвечала, как-то странно кривя губы в натянутой улыбке. Она прижала руки к груди и медленно отступала от Славика к кустам живой изгороди, словно ожидала увидеть совсем не его. Не понимая, что происходит, Славик шагнул к ней и озабоченно спросил:

— Вам плохо?

— Ей хорошо, — услышал Славик раздавшийся позади насмешливый голос.

Обернувшись, увидел славянской наружности парня лет двадцати пяти, держащего у живота нацеленный ему в грудь пистолет с привернутым глушителем. Славянская внешность и фраза, сказанная по-русски, не оставляли сомнения, что перед ним земляк, но радости Славик не испытал.

Была досада на себя.

Расслабился! Распустился! Попался на элементарную уловку!

— Извините, мистер Зинчук, — наконец смогла произнести миссис Кронбергхейм, и голос ее был хриплым и тусклым. — Они заставили меня…

Парень настороженно глянул на женщину, дернул стволом пистолета и скомандовал Славику:

— Скажи, чтобы заткнулась! — После чего вынул из кармана кожаной куртки переносную рацию, какую можно купить в любом магазине, щелкнул переключателем и, ухмыльнувшись, сообщил неведомому собеседнику. — Усе у порядке, шеф! Клиент готов, подъезжайте!

Славик постарался объяснить женщине, что зла на нее не держит, понимает, в какой ситуации она оказалась, и попросил молчать. Миссис Кронбергхейм судорожно всхлипнула, но закивала безмолвно.

Из-за поворота показался джип, остановился рядом с Зинчуком, из него быстро выпрыгнули трое шустрых ребят в спортивных костюмах, не слишком скрывающих их накачанные фигуры. У Славика появилось ощущение эффекта дежа вю. Казалось, что эти парни вывалились не из обыкновенного «лендровера», а из машины времени, настолько они были похожи на тех «пацанов», которых он запомнил по нижневартовским палаточным базарам времен зарождения дикого капитализма. Короткие стрижки, массивные золотые цепи на толстых шеях, золотые же перстни на пальцах.

Один из них, золотой запас которого дополнялся еще и золотыми коронками, блеснувшими во рту, торопливо открыл дверь джипа, и оттуда выбрался толстый, одинаковый в высоту и ширину мужчина постарше. В отличие от своих спутников, этот был одет в пеструю гавайскую рубашку навыпуск, коричневые брюки и щеголеватые плетеной кожи полуботинки.

Он подтянул сползающие с крутого живота брюки, тяжело отдышался, осмотрел присутствующих, переводя взгляд маленьких, скрывающихся под припухшими веками глаз. Сплюнул сквозь зубы, негромко приказал:

— Бабу уберите! И чтобы она часов пять-шесть не шумела.

Один из его спортивных подручных подскочил к ничего не успевшей понять миссис Кронбергхейм, весьма сноровисто всадил ей в ногу укол. Поддерживая женщину, чтобы она, обмякнув, не упала тут же, отбросил в сторону одноразовый шприц, довольно сообщил:

— Шесть часов отключки гарантирую!

— Ну ты, Доктор, навострился на Брайтоне в этом деле! — одобрительно кивнул толстый шеф и, словно лишь теперь увидев Славика, широко улыбнулся: — Ну а ты, рыжий, чего народ в гости не приглашаешь? У Генасика ручонка уже затекла стволом в тебя тыкать…

Генасик хихикнул, но пистолет, направленный на Славика, не убрал, видимо, ожидая прямого указания начальника.

Тем временем тот, кого толстый назвал Доктором, взвалил отключенную наркотиком миссис Кронбергхейм на плечо и легко, словно и не было в руках как минимум пятидесяти килограммов, рысцой скрылся за поворотом. Славик, все еще плохо понимавший, как себя вести в сложившейся ситуации, спросил у толстого:

— С женщиной все будет в порядке?

Толстый снова поддернул сползающие брюки, достал из нагрудного кармана рубашки сигарету, ловко закинул в рот, прикурил. Выпустив дым через ноздри, посмотрел на Славика с издевкой.

— Гляньте, пацаны! — проговорил он. — О женщине беспокоится! Нет чтобы спросить: «А со мной все будет в порядке?» Воспитание у нас… мы — джентельмены…

Пацаны хохотнули, оценив юмор шефа. А тот, подойдя к Славику почти вплотную, так, что почувствовался запах кислого пота, забиваюший аромат дорогого одеколона, выпустил дым прямо ему в лицо:

— Не боишься что ли, паря?

— Да вроде нет… — пожал плечами Славик, прислушиваясь к своим ощущениям и пытаясь разобраться, боится ли он.

— Ну вы на него посмотрите! — оборачиваясь к своим помощникам и приглашая их в свидетели, причмокнул губами толстый. — Какие мы бесстрашные! Какие мы храбрые! Какие мы…

Он не договорил.

Короткий сильный удар в солнечное сплетение заставил Славика закашляться, согнуться в три погибели. Наполнившемуся жгучей желчью рту не хватало воздуха, в глазах потемнело. Наконец воздух проник в легкие программиста, и он смог с трудом разогнуться.

— Это чтобы ты, рыжик, боялся, когда с тобой Танк разговаривает, — пояснил толстый, и Славик подумал, что кличка «Танк» ему очень подходит.

— Что вам от меня надо? — все еще ощущая во рту привкус желчи и морщась от боли, спросил Славик.

— Да есть о чем побазарить, — ответил толстый Танк, поддергивая брюки.

— Если денег, так у меня наличных нет в доме, — сказал Славик. — Нужно в банк ехать…

Генасик ткнул его стволом в спину, ухмыльнулся:

— От денег мы тоже не откажемся!

Толстый цыкнул на него, махнул рукой остальным, в том числе и подоспевшему Доктору.

— Машину загоните внутрь… — скомандовал он, подтолкнул Славика. — Пошли, паря, будешь наворованной информацией делиться… Не туда тебя твои мозги завели, паря, ой, не туда…

До дверей дома нужно было пройти метров двести. Подталкиваемый шустрым Генасиком и Танком, тяжело пыхтящим рядом, Славик шагал неторопливо. Шагал, размышляя о том, что ничего хорошего его не ждет в ближайшем будущем. Уединенность, которую он так любил, была на руку этим бандитам. И не случайный это, не рядовой налет на богатенького «буратино», а хорошо продуманная операция по захвату. А значит, будут они из него выжимать, что им требуется, долго и основательно. И, если честно признаться, не знал Славик Зинчук, выдержит ли он пытки, подобные тем, которым подвергли бедную Зою. Скорее всего, не выдержит, расскажет и отдаст им все, что надо и не надо. Слаб человек. И если дух еще может бороться и сопротивляться, тело боится и не хочет боли.

Славик поморщился. Ощущения от жесткого удара толстяка еще были свежи, а при глубоком вдохе чувствовалась острая боль.

— Ты, паря, не переживай, — громко сопя, сказал толстяк, видимо, увидев задумчивое выражение на лице пленника. — Вывалишь нам все, что нарыл для гребаного журналюги, да и разбежимся… А соседка твоя очухается, так объяснишь — типа приятели шутковали…

— Конечно-конечно, — торопливо отозвался Славик, с тоской глядя на сокращающееся расстояние между ним и входной дверью дома.

«Би-ип!» — неожиданно громко раздалось за спиной. Это парни, следующие за их пешей процессией в тихо урчащем «лендровере», решили шутливо поторопить идущих. В мозгах у Славика словно бомба взорвалась: «Вот он, шанс!» Не оборачиваясь, но резонно полагая, что его конвоиры обернутся на сигнал автомашины, Славик Зинчук побежал. Побежал так, как давно не бегал. По отсутствию криков и шума за спиной понял, что какое-то, пусть короткое время, выиграл. Этого времени ему хватило, чтобы огромными скачками добежать до угла дома. Уже сворачивая, он услышал приглушенный выстрел, больше похожий на звук пробки, вылетающей из бутылки шампанского, и короткий взвизг пули над ухом.

— Охренел! По ногам стреляй! — донесся до него голос толстяка.

Славик устремился в густые кусты, которые так предусмотрительно не давал садовнику постригать и прореживать.

— Уберите стволы, придурки! — раздраженно кричал толстый Танк своим подручным, выскочившим из джипа. — Вы тут всю округу стрельбой поднимете!

Славик пробирался сквозь кусты, стараясь пригибаться как можно ближе к земле, не ощущая уколов колючих веток. Эта часть его владений больше походила на дикий лес, заросший орешником и какими-то кустами с масляно блестевшими листьями, чье название он никак не мог удержать в голове, а сейчас, совсем не ко времени, пытался вспомнить. Ругая себя за то, что думает черт знает о чем, когда надо придумывать, как действовать дальше, Славик уже полз по-пластунски, прислушиваясь к звукам погони.

— Слышь, паря! — довольно громко крикнул толстяк, с трудом переводя дыхание. — Кончай дурить! Поигрались в прятки и хватит! Выходи!

«Ага! Нашел идиота!» — прошипел Славик, продолжая ползком двигаться вглубь зарослей и надеясь, что его телодвижения не видны преследователям.

— Шеф, а может, он через забор уже? — высказал догадку кто-то из спортивных пацанов.

— Вы же видели, там забор три метра с лишним, — отозвался Танк, — тут он… — И уже адресуясь к беглецу, крикнул: — Ну, слышь, ты?! Обещаю, что бить не будем.

«Зарекалась свинья дерьмо есть…» — почему-то вспомнились Славику слова его бабушки, регулярно произносимые в ответ на столь же регулярные уверения его отца в том, что он бросит пить. «Блин! И телефон в доме оставил! — выругал себя Славик. — Ситуевина, однако». А про забор толстый точно подметил. Высокий забор вокруг его владений. Надежный.

По наступившей тишине и отсутствию каких-либо действий со стороны противника Славику стало понятно, что бандиты решают, что же им делать вообще и с ним в частности. В принципе он бы на их месте выстроил всех в линию и методично прочесал кустарники в поисках беглеца. Рано или поздно кто-нибудь на него, затаившегося, наткнулся бы. Или у него не выдержат нервы и он бросится бежать, а тут его, тепленького, и подстрелить легонько не грех.

Славик подавил в себе желание подняться и посмотреть, что же там затевают его преследователи, прижался лицом к земле, замер.

— Стоять! Бросить оружие! — вдруг услышал он выкрики на английском языке, за которыми мгновенно последовала отборная матерщина на чистом русском. Раздались беспорядочные пистолетные выстрелы и короткий автоматный треск, перемежающийся возгласами, топотом множества ног, глухими звуками падающих тел.

Славик искренне недоумевал и пытался понять, что же там такое происходит. Неужели миссис Кронбергхейм, престарелая наживка, использованная и оглушенная наркотиками, каким-то образом смогла сообщить в полицию? Маловероятно. Что же тогда? Опять конкурирующая банда?

«Ох, ох, ох, что ж я маленький не сдох», — ощущая к себе искреннюю жалость, простонал Славик, приподнимаясь на колени и стараясь рассмотреть происходящее.

— Мистер Зинчук, — услышал он усиленный мегафоном голос, — выходите, вы в безопасности.

Славик выпрямился во весь рост, но, боясь ловушки, старался, чтобы его не было видно. Однако то, что говорили не по-русски, обнадеживало.

— Выходите, мистер Зинчук! Все закончилось! — повторил голос.

— Была не была, — прошептал Славик, осторожно продвигаясь через кусты в сторону говорящего, и уже в полный голос предупредил: — Иду!

Незнакомцев, пришедших ему на выручку столь неожиданно, было трое. Один, перебросив через плечо короткоствольный автомат, заканчивал надевать наручники на толстяка, пыхтящего в бессильной злобе рядом с уже присмиревшим парнем в спортивном костюме, чьи запястья украшали металлические браслеты, поблескивавшие на солнце. Другой стоял чуть поодаль, возвышаясь над лежащими на траве Генасиком и Доктором. Было в их позах что-то такое, что навеяло на Славика мысли о бренности бытия. Ему сразу стало понятно, что Доктору больше не пригодится его умение вкалывать наркотики невинным женщинам. Ни здесь, в Калифорнии, ни у себя на Брайтоне. Генасику, судя по застывшему взгляду широко раскрытых глаз, тоже уже ничего не понадобится.

— Подходите, мистер Зинчук, подходите, — улыбнулся третий, опуская мегафон и убирая в кобуру пистолет. Потом протянул руку, представился: — Джей Ти…

— Слава, — машинально отозвался Зинчук, отвечая на рукопожатие, потом, понимая всю нелепость вопроса, все-таки спросил: — А вы кто? Как вы здесь оказались?

— Сейчас приедет наш босс, — спокойно ответил Джей Ти. — И все вам расскажет. А вот и он!

Таинственный Джей Ти указал на въехавшую в незакрытые ворота машину.

Внезапно Славик почувствовал сильнейший удар в грудь, бросивший его на землю. Толстяк, как совсем недавно сам Славик, воспользовался тем, что внимание присутствующих на мгновение отвлеклось приближающейся машиной, оттолкнул своего пленителя и со скованными за спиной руками побежал за дом.

Он успел скрыться за углом, но через мгновение с перекошенным от ужаса лицом выскочил оттуда и понесся обратно, преследуемый лохматым чудовищем с оскаленными клыками и развевающимися по ветру ушами. Одним мощным прыжком чудовище настигло беглеца, сбило с ног, и толстяк шумно плюхнулся лицом на землю в полушаге от Джей Ти.

Ричи поставил передние лапы на спину поверженного Танка и с победным видом оглядел присутствующих, высунув розовый язык.

Тем временем «форд» бежевого цвета с тонированными стеклами затормозил возле перегородившего дорогу «лендровера», из салона быстро выбрался высокий чернокожий мужчина в сером костюме, светлой рубашке и при галстуке, зашагал к ним.

Очевидно, он был свидетелем последней сцены, и на его лице играла улыбка. Он подошел, окинул взглядом поле боя и покачал головой.

— Можно? — спросил он у Славика, а когда тот машинально кивнул, потрепал по лохматой голове пса, поставившего в схватке последнюю точку. — Хороший песик, хороший… — И повернулся к Славику: — Так уж получилось, что делать, — проговорил он то ли с сожалением, то ли наоборот, втайне радуясь сложившейся ситуации. Обращаясь к троице, внимательно следящей за ним, приказал: — Приберите здесь все. Рапорты я жду завтра утром.

— Там еще женщина в соседнем доме! — перебил его Славик. — Ей помощь нужна!

— Она уже на пути в больницу, — успокоил его чернокожий. — С ней все будет хорошо.

— Слава богу! — обрадовался Славик, потом вопросительно взглянул на всю компанию: — А вы кто?

— Агент Берри Вайт, — сказал чернокожий, вынимая свое удостоверение и демонстрируя его. — Федеральное бюро расследований…

— А-а-а… — протянул Славик. — Понятно…

— У нас с вами будет долгий разговор, — пообещал агент Вайт, беря Славика под локоть. — Приглашайте в дом…

— А куда деваться! — удрученно воскликнул Зинчук, направился вместе с агентом к дверям дома. Неожиданно остановился, обернулся к оставшейся троице, взъерошил рыжие волосы, радостно крикнул: — Спасибо!

 

Глава 21

Джип «ниссан», реквизированный у бандитов, меньше чем за два часа доставил Дениса и Галину на окраину тихого городка Белая Церковь, где в частном доме обитал отставной полковник Куприянов. Пожалуй, на данный момент это было самое надежное пристанище.

По пути никаких новых проблем не прибавилось. Денис тщательно проверялся как на выезде из Киева, так и на трассе, но не смог обнаружить ни малейших признаков слежки. Однажды у него екнуло сердце, когда от стоявшей на обочине машины отделилась серая фигура со светящимся в темноте жезлом и двинулась к дороге с явным намерением остановить джип. И хотя Гребски прекрасно понимал, что останавливать движущуюся с разрешенной скоростью машину вроде бы нет причин, намерения милиционера просматривались явно. Однако, когда Денис почти притормозил возле гаишника, тот, рассмотрев номера, махнул «проезжай». Гребски возражать не стал и вдавил педаль акселератора.

— Уф-ф! — выдохнул он, посмотрев на Галину. — Что это с ним?

Почти невидимая в полумраке салона, она невесело улыбнулась:

— Наверное, знает, что машина бандитская… Вот и не стал связываться…

Опустив стекло, Денис вглядывался в плохо освещенные названия улиц и номера домов. Наконец, разглядев нужную надпись, успокоился, понимая, что теперь не заблудится. Степан Игнатьевич, когда Гребски позвонил ему с просьбой об убежище, вопросов лишних не задавал, а весьма толково объяснил, как добраться до его «фазенды».

— Валерка уже здесь, — порадовал он Дениса, обеспокоенного ранением среднего Куприянова. — Сбежал из больницы. Рана неопасной оказалась — кость не задета…

После звонка Куприянову Денис постарался как можно аккуратнее внушить Галине мысль о том, что в квартире оставаться не просто опасно, а смертельно опасно. И лучшим вариантом будет, если она соберет самые необходимые веши и подумает, где можно провести неделю или две, чтобы находиться подальше от столицы. Галина не возражала, только внимательно посмотрела на Дениса:

— Это все из-за того, что прислала Зоя?

Денис не хотел врать:

— Да. Из-за этого.

— Ты не хочешь рассказать мне, что там?

— Нет. Не хочу, — коротко ответил он, добавил, чтобы смягчить отказ, прозвучавший слишком резко: — Это опасные знания. Очень…

— Хорошо, — согласно кивнула она и пошла собирать вещи.

Пока она укладывала сумку, Денис быстро набрал телефон Славика. Обрадованный, что слышит голос живого и невредимого друга, Зинчук после серии восторженных воплей сообщил Денису, что успел скачать все открытые с помощью ключа файлы и они хранятся «…ну в очень надежном месте», чем обрадовал и успокоил Гребски, на какой-то момент вообразившего себя единственным носителем взрывоопасной информации.

Славик скороговоркой рассказал, что Олег Куприянов провел в беседах с детективом Лопесом и его напарником несколько утомительных часов, во время которых они очень активно, но безуспешно убеждали его дать показания.

«Мента, даже бывшего, расколоть не так-то просто!» — со смехом сообщил Олег, позвонив Славику.

— Аккуратнее там! — попросил Денис, прощаясь с другом.

— Это ты там аккуратнее! — напомнил Славик. — Помни, где находишься и что при себе имеешь. Я тут полистал кое-какие файлики, и у меня задница от страха вспотела… Серьезно! Очень яркая фактура у документов… Волосы дыбом! И это у меня, который ни фига не понимает в финансовых махинациях…

Денис усмехнулся, вспомнив историю попадания друга в Штаты:

— Не прибедняйся!

* * *

Возвращаться Денис не торопился.

Марина валялась на широкой кровати, щелкала пультом телевизора, переключая программы. За это время она по разным каналам посмотрела несколько древних фильмов с Бадом Спенсером и Теренсом Хилом, доставшихся здешнему телевидению, вероятно, в качестве гуманитарной помощи. Фильмы часто прерывались длинными блоками рекламы, и, судя по ним, женская половина местного населения должна была страдать хроническими месячными, в то время как половину мужскую волновали только новые способы защиты от подделки горячительных напитков. После полуночи по двум каналам сразу начали показывать выпуски «Плейбой поздней ночью» с девочками, которые сейчас уже воспитывают внуков.

Ждать Дениса в номере — единственное, что оставалось Марине после неудачной попытки присоединиться к нему в Черкассах. Когда журналист обнаружил ключ в кошачьем ошейнике, от смерти его спасла только не вовремя сломавшаяся «тойота». Задание, ради которого Марина совершила это путешествие, было провалено окончательно и бесповоротно, но теперь уже поздно об этом сожалеть. О том, как может быть использована доставшаяся Гребски информация, можно было только догадываться. Джинн вылетел из бутылки, и теперь обратно его уже не загонишь. Будучи профессионалом, Марина отлично это понимала.

Но ситуация изменилась. Она получила новые инструкции, в корне отличающиеся от тех, что были даны перед поездкой. Ей стало известно и еще кое-что, касающееся похищенной Татьяны, что могло опять-таки совершенно непредсказуемо изменить планы Дениса. Марина собиралась сообщить ему об этом, как только он появится.

Томно раздевающихся девушек на экране вдруг сменила заставка экстренного выпуска новостей, и диктор мрачно-торжественным голосом начал говорить такое, от чего Марина вскочила с постели и сделала звук громче.

Через несколько минут она поняла, что Гребски в гостиницу не вернется, нужно что-то срочно придумывать, чтобы еще раз его не упустить, и заметалась по номеру, собирая вещи.

Раздавшийся тихий стук был как нельзя кстати. Марина распахнула дверь и, пропуская в номер старшего администратора с бутылкой шампанского, сказала с обворожительной улыбкой:

— Вот ты-то мне и нужен. Ты даже не представляешь, как ты вовремя…

* * *

Остановив джип возле крепких дощатых ворот куприяновской «фазенды», Денис хотел выйти из машины, но ворота стали распахиваться. И тут же сам старший Куприянов замахал рукой, давая понять, что предпочел бы видеть машину внутри, а не снаружи.

— Заезжай! — скомандовал он, а когда Денис аккуратно припарковал автомобиль возле небольшого сарая и спрыгнул на засыпанный щебнем двор, присвистнул: — Серьезный ты себе аппарат нашел.

Пожимая руку бывшего опера, Гребски с улыбкой произнес:

— Брон дал… Знаете такого?

— Брон… Брон… — наморщил лоб Куприянов-старший. — Под Слоном ходит?

— Точно! — хотя и ожидал примерно такого ответа, но все же удивился Денис.

Куприянов, довольный произведенным впечатлением, хмыкнул:

— Ну и приятелей ты себе завел… Слон-то из донецких… За ним длинный хвост тянется, но посадить не могут… или не хотят. В Киеве он уже года два, наверное…

Галина вышла из машины и стояла поодаль, не решаясь прервать разговор мужчин. Денис выругал себя за невнимательность, представил женщину отставному полковнику, и тот радушно пригласил Галину в дом, а на журналиста посмотрел с едва заметным укором. Денис легко мог проследить ход мысли Куприянова, явно упрекавшего его в легкомыслии и неразборчивости в знакомствах. И то верно: вчера одна подруга, сегодня другая!

Усмехнувшись, он последовал за старым опером и попал в объятия Валерия Куприянова. Здоровой рукой, похлопывая журналиста по плечу, он радостно сообщил, что рад видеть его живым и главное невредимым. Сам Валерий, похоже, не очень страдал от раны, только легкая бледность на загорелом лице выдавала пережитое.

— Усаживайтесь, гости дорогие. — Хозяин торжественно пригласил всех к столу, на котором были расставлены тарелки, а посредине красовалось блюдо с исходящей паром вареной картошкой, залитой шкварками и посыпанной зеленью. Весьма аппетитную компанию популярному блюду составляли малосольные огурчики, квашеные помидоры, еще какие-то соленья и маринады; селедка, украшенная кольцами лука, белоснежное сало с мясными прослойками и запотевшая, явно только что из холодильника бутылка, соседствующая с крупно порезанным черным хлебом.

— Ну, просто царский ужин! — не удержался от восхищения Денис.

— Хозяйка моя постаралась, — довольный похвалой, сообщил Степан Игнатьевич. — Мать вот этого обалдуя, который от пули уберечься не может…

Обалдуй разулыбался.

— Маму мы в город отправили… — пояснил Валерий. — Сосед как раз поехал, прихватил…

— Ну, давайте отужинаем! — напомнил Степан Игнатьевич, разливая по рюмкам спиртное и делая приглашающий жест. — Не думаю, что у вас было время пообедать…

Валерий усмехнулся, показал вилкой в сторону Дениса.

— Да нет, пообедать он успел… Стрельба началась, когда мы кофе пили…

При слове «стрельба» Галина вздрогнула всем телом, уткнулась в тарелку. Денис погладил ее по плечу, шепнул:

— Все уже позади… — Поднял свою рюмку, посмотрел на друзей: — Давайте выпьем за то, что мы все живы!

Уже проглатывая опрокинутую в рот жидкость, понял, что это не водка, а та самая «буряковка», которую так расхваливал Валерий и которая пришлась по душе коллегам старого опера в Америке. И не зря! Прошла легко, а через мгновение, проникнув в желудок, пыхнула жаром, теплой волной пробежав по всему телу.

— Хороша! — выдохнул Денис, потянулся за огурчиком, чей пупырчатый бок сам просился на вилку.

Галина осторожно понюхала содержимое рюмки, замерла в нерешительности, однако, переборов себя, выпила до дна и задохнулась от крепости напитка. Денис быстро поделился с ней соленым огурчиком, положил картошки.

Ели сосредоточенно и молча. У мужчин было о чем поговорить, но присутствие Галины сковывало представителей «уголовной» династии. И Галина это почувствовала. Положив вилку, вытерла губы салфеткой, поправила волосы.

— Степан Игнатьевич, можно я где-нибудь прилягу? — спросила она, с виноватой улыбкой глядя на старого опера. — Устала… перенервничала… вы уж, извините, что хлопоты вам доставляем…

Куприянов-старший пожал плечами:

— Да какие хлопоты-то? Пойдем, дочка, покажу, где устроиться можешь… — Он джентльменским жестом указал Галине, куда именно нужно идти, пропустил вперед, обернулся к Денису и Валерию: — Сейчас, гостью устрою и вернусь…

Валерий наполнил рюмки, поднял свою:

— За удачу, Денис!

— С удовольствием, — коротко чокнувшись с ним, произнес Гребски.

Поставив рюмку, расчистил на столе место, принялся вынимать свои трофеи. Валерий с удивлением смотрел на пистолеты и автомат, появляющиеся из вместительной сумки журналиста.

— Ничего себе, улов! — наконец произнес он. — Из Черкасс все?

— Только автомат, — уточнил Денис. — Остальное у Брона и его соратников изъял…

— А сам-то он где? — спросил вернувшийся в комнату Куприянов-старший.

Денису пришлось объяснить, что он сделал с бандитами. Степан Игнатьевич развеселился:

— Значит, говоришь, программист их бейсбольной битой дубасил… М-да… Ну ничего, ночи еще теплые… Только вот с дамочкой-то что делать? Нельзя ей возвращаться в квартиру…

— И я так думаю, — согласился с отцом Валерий. — Может, ей у тебя тут пожить какое-то время?

— Да я думаю, мать против не будет, — развел руками Степан Игнатьевич. — Не проблема… места хватит.

— Вот и отлично, — благодарно улыбнулся Денис.

Он вынул из сумки ноутбук, запустил его, а когда система загрузилась, достал диск и вставил в дисковод. Быстро открыл несколько файлов из папки, посвященной «трудовой» биографии Федора Чивокуна, сделал приглашающий жест:

— Посмотрите!

Пока Валерий с отцом, молча склонившись у монитора, неловко перелистывали страницы, просматривали видеофайлы и слушали записи, Гребски успел выпить рюмку самогонки и выкурить три сигареты подряд.

Наконец Степан Игнатьевич поднялся со стула, хмурясь и что-то сам себе неслышно говоря, дотянулся до бутылки, налил рюмку и выпил залпом.

— Теперь понятно, почему за тобой такая охота, — хрустя огурцом, сообщил он журналисту. — Как я понимаю, тут у тебя материалы на Ляшенко, Кучука и прочих наших… деятелей имеются?

Денис кивнул.

— Вот я и говорю, — продолжил Степан Игнатьевич. — Не дай бог кто лишний узнает, какая у тебя бомба в кармане! Много желающих будет ею завладеть, ой, много… Большую власть может взять тот, кто этим владеет…

— Верно излагаешь, батя, — невесело улыбнулся Валерий, — в корень зришь… Хочешь честно, Денис?

Денис отозвался:

— Естественно. А как же еще?

— Так вот, если честно, — глядя прямо ему в глаза, сказал Валерий, — так я и не знаю, что с подобными материалами сделать можно, кроме как шантажировать…

— И я тоже, — поддакнул Степан Игнатьевич. — Отнести в прокуратуру? Ну принесли. Откуда взяли? Нашли, например… Объяснение не из лучших. Допустим, поверили. И что они будут делать?

— Возбудят уголовное дело? — предположил Гребски.

Степан Игнатьевич медленно покачал головой, произнес с расстановкой:

— На такой шаг решиться надо… Даже если найдется смельчак, в чем я очень сомневаюсь, поверь уж пожилому и умудренному опытом человеку… Смельчака заткнут вышестоящие, что кормятся кто у Ляшенко, кто у Чивокуна, кто в других небедных кормушках…

— Это точно, — хмуро подтвердил Валерий. — Бывает, даже прокуроры наркотиками торгуют… И милиционеры… Был случай, задержали с поличным, так через два дня все были на свободе, а дело прекращено…

Денис печально присвистнул.

Валерий сидел задумчивый, вертя в руках автомат, изъятый Денисом в Черкассах. Положив его на стол, развел руками:

— Понятно одно. Отобрать у тебя эту бомбу захотят многие. Не только потому, что предполагают, что это такое, но и чтобы понять — каким образом это все собралось в одну кучу Мужики они, что ни говори, неглупые, что Чивокун, что тот же Ляшенко, иначе бы не взлетели так высоко. А падать со своих высот им ой как не хочется.

Степан Игнатьевич кивнул:

— Это точно… Кстати, бандюки, что к Галине приходили, они под Слоном ходят… А Слона из Донецка Чивокун сюда перетащил… Так что, Денис, надо думать, как тебя вытаскивать из этой ситуации…

Денис позволил себе улыбнуться.

— Я не возражаю, — сказал он. — В принципе я свою задачу выполнил — нашел то, из-за чего убили Зою. А вообще, как ни крути, все это, — он кивнул в сторону ноутбука, — мне так и так придется отдать если не Чивокуну, то его подручному…

— Как так? — удивился Куприянов-старший.

— Жизнь человека от этого зависит, — пояснил Денис. — Дорогого мне человека. И делать мне тут больше нечего. Мне домой надо, в Штаты. Проще всего, я думаю, завтра с утра обратиться в посольство. Должны помочь.

Валерий поудобнее уселся на стуле, закинул ногу на ногу, с интересом посмотрел на журналиста.

— Я бы на твоем месте на это не рассчитывал. Нельзя недооценивать противника. Думаю, что ты не дойдешь до посольства. Они явно предусмотрели такой ход с твоей стороны.

Степан Игнатьевич, поддерживая ход мысли сына, кивнул:

— Совершенно верно… Перекроют все подходы…

Денис уже думал о таком повороте событий, но старался отгонять черные мысли, чтобы не стало совсем уж плохо на душе. Понимал, что могут его ждать возле посольства, могут! Да и не было у него уверенности, что в посольстве, хоть он полноправный гражданин США, будут рады его видеть. Особенно если у них уже есть информация о его деле и ведущемся следствии. Денис представил себе лица консульских чиновников, узнавших, что он вообще-то должен пребывать чуть ли не под домашним арестом и выпущен под залог в четыреста тысяч, и усмехнулся.

— Вот-вот, — проговорил Степан Игнатьевич, понимая, о чем размышляет журналист и чему усмехается.

— Кстати, — сказал Денис, обращаясь к Валерию, — а как ты выкрутился после перестрелки?

— Ты имеешь в виду объяснения с коллегами? — уточнил Валерий, рассмеялся. — Да они меня пытались расколоть, но, как ты понимаешь, безуспешно… Версию я выдал, может быть, и не очень, однако рабочую… Подсел неизвестный, хотел мне сообщить что-то очень важное, а тут кутерьма со стрельбой. Я и понятия не имел, что у него ствол, но от помощи не отказался… Так что, если твой Роман не выложит правду-матку, ты не при делах…

Денис был уверен, что Толоконников не скажет ничего такого, что позволило бы пролить свет на личность стрелка. По крайней мере раньше за Романом такого не водилось. О чем и сообщил Куприяновым.

Степан Игнатьевич довольно кашлянул:

— И замечательно! В Черкассах тоже все чисто. Вячеслав Михайлович через Валеркин отдел мой телефон разыскал… Рассказал, как вы повоевали…

— Так-так-так? — заинтересованно проговорил Денис.

— Квак-квак-квак… — передразнил его старший Куприянов, насмешливо прищурил один глаз. — Вячеслав, наверное, завтра во всех газетах будет красоваться как герой, отбившийся от банды налетчиков, собиравшихся похитить компьютеры из офиса фирмы… Про тебя там и разговора нет… Спи спокойно, дорогой товарищ…

Негромко замурлыкал телефон в кармане Дениса. Слегка удивленный, он глянул на номер звонившего. Приложив трубку к уху, проговорил:

— Слушаю, Марина!

— Привет, победитель, — произнесла Марина. — У Куприянова телевизор есть?

Денис окинул комнату взглядом, заметил в углу на тумбочке то, о чем спрашивала девушка, отозвался:

— Есть… — потом спросил: — А откуда ты знаешь, что я у Куприянова?

Отец с сыном, услышав эту фразу, настороженно переглянулись. Денис, давая им понять, что и его удивляет осведомленность Марины, дернул плечами.

— Не трудно было догадаться, — отозвалась она, и Денис подумал, что в самом деле в этом нет ничего особенного.

— Логичная ты моя, — проговорил он. — Так почему тебя интересует телевизор?

— Новости посмотрите, — посоветовала Марина. — Я еще перезвоню.

Денис положил телефон в карман, посмотрел на Куприяновых, произнес озадаченно:

— Сказала, чтобы новости посмотрели…

Валерий глянул на часы, кивнул:

— Сейчас как раз и будут!

— Мы с женой редко смотрим… — Степан Игнатьевич включил телевизор, рукавом рубашки протер запыленный экран и замер: — Опаньки…

Диктор говорил убедительно и громко, стараясь, чтобы каждый зритель, кто еще не спит и видит передачу, мог проникнуться важностью сообщения.

— Снова льется кровь… Буквально три часа назад в заброшенном строительном котловане неподалеку от дома двенадцать по улице Петровской выгуливавшим собаку гражданином Сидюком были обнаружены три тела…

Лицо диктора исчезло, а его место занял крупный план мертвых лиц Брона и его соратников. Зрелище было не для слабонервных. Высвеченное яркими фонарями искаженное в крике лицо связанного бандита с аккуратной дыркой от пули во лбу. В головах других бандитов имелись точно такие же отверстия, и оператор не отказал себе в удовольствии продемонстрировать их зрителям.

Оба Куприянова как по команде воззрились на Дениса. И в их взглядах ясно читалось подозрение. Денис только пожал плечами:

— Я их не убивал!

Диктор тем временем комментировал события:

— Прибывшие на место преступления сотрудники милиции опознали в убитых участников организованной преступной группировки под руководством известного в определенных кругах Слона, он же Слоницкий Виктор Петрович… Убитыми оказались Бронченко Геннадий по кличке Брон, являющийся бригадиром, Вышемирский Григорий и Кульченко Алексей… Как видите, все были зверски убиты… По мнению милиции, в данном случае имела место казнь.

— Я их не убивал! — снова повторил Денис.

— Сотрудники милиции, пожелавшие остаться неизвестными, сообщили нам, что оперативными мероприятиями установлено, что это ужасное преступление совершено неким Денисом Гребски, гражданином США русского происхождения, который прибыл…

Денис во все глаза рассматривал свою собственную фотографию, появившуюся на экране. Он точно знал, что у него такого снимка никогда не было, и пытался понять, где и когда он был сделан. Судя по рубашке, которую он сегодня так и не поменял, фотографировали недавно.

— В кафе снимали! — радуясь, что понял происхождение снимка, воскликнул Валерий Куприянов, видимо, мучившийся тем же самым вопросом. — Видишь, рука официантки на заднем плане…

— Точно! — выдохнул Денис. — Сначала фотографировали, а потом стрелять начали…

Диктор продолжал свой обличающий монолог:

— …по нашим данным, Гребски в Калифорнии обвиняется в убийстве десяти человек и только благодаря огрехам в американской системе правосудия отпущен под полумиллионный залог…

— Четыреста тысяч… — уточнил Денис, и Куприяновы дружно посмотрели на него как на сумасшедшего.

— Органы охраны правопорядка обращаются ко всем гражданам Украины, — нагнетал обстановку диктор. — Если вы увидите этого человека, немедленно звоните по телефонам…

На экране появилась та же самая фотография, только теперь над головой Дениса красовалась надпись: «Разыскивается опасный преступник!» — а прямо под его подбородок монтажеры приспособили два номера телефона для наиболее бдительных граждан.

— А ты говоришь посольство! — хмуро резюмировал Степан Игнатьевич, выключая телевизор и усаживаясь за стол.

Валерий придвинул свой стул, поморщился от боли в раненой руке, усмехнулся невесело:

— Идет охота на волков, идет охота… Круто они за тебя взялись… Крепко и грамотно!

Степан Игнатьевич, крутя в пальцах остывшую картофелину, после минутной задумчивости кашлянул.

— Звони в управление… выясни, кто его в розыск объявил…

Валерий согласно кивнул, набрал номер. И уже через три минуты они знали, что данное дело на контроле у генерала Коноваленко. Он же распорядился объявить заграничного преступника во всеукраинский розыск. Валерий не стал объяснять дежурному, зачем ему понадобилось это выяснить, сославшись на наличие кое-какой оперативной информации. Быстро закончив разговор, глянул на отца:

— Коноваленко — он же из донецких?

— Так точно, — подтвердил догадку Степан Игнатьевич. — Один из лучших друзей нашего любителя пышных застолий господина Чивокуна…

Денис горестно покачал головой, на какое-то время потеряв способность трезво рассуждать. И отнюдь не из-за выпитой «буряковки». Он понимал, что нужно действовать, однако что конкретно можно сделать в ситуации, если на каждом столбе и у каждого постового имеется твоя фотография, не представлял.

— Связаться можно… Только не даст это ничего, — проговорил Валерий. — Они без указаний сверху ничего печатать не будут… А указания получат однозначные — не публиковать. Даже если кто-то и рискнет, тебя все равно упрячут далеко-далеко…

— Ситуевина, — вздохнул Гребски, прикуривая сигарету.

— Полностью с вами согласен, молодой человек, — похлопав его по плечу, сказал Степан Игнатьевич. — Сматываться тебе надо с Украины!

— Куда? — с нотками обреченности в голосе спросил Гребски. — И как? Возможности улететь в Штаты я не вижу…

— Отсюда — исключено! — согласился Степан Игнатьевич. — А если за пределами Украины? Там нашим друзьям будет сложнее контролировать происходящее. Может, в Польшу? Или в Венгрию?

Валерий с сомнением проговорил:

— Поляки и венгры границу неплохо держат, да и это первое, что приходит в голову, значит, и они об этом подумают и предусмотрят, чтобы Дениса там искали со всеми собаками… Да и на границе с Россией будет то же самое…

— Может, в Молдову? — с надеждой спросил Денис. — Там мне все знакомо. Из Кишинева можно в Америку улететь… Там-то я в посольство смогу попасть…

Степан Игнатьевич задумчиво посмотрел на Дениса, перевел взгляд на сына:

— Мне идея нравится… Валерка, у тебя там вроде концы имеются?

Валерий кивнул с усмешкой:

— Имеются… Только мне придется с Денисом ехать хотя бы до поста… Чтобы уверенным быть.

— Мысль верная! — одобрил решение сына Степан Игнатьевич, поднялся из-за стола. — Тогда так! Сейчас — спать. В четыре утра я вас поднимаю. И вы выезжаете сразу. Поедете на джипе, я так понимаю…

— Ну да, — сказал Валерий. — Обратно доберусь на попутных…

— На том и порешили, други мои, — наливая всем по рюмке, подытожил Куприянов-старший. — За то и выпьем!

 

Глава 22

Просыпаться едва заснув — занятие не из приятных. Гребски, едва чья-то рука коснулась его плеча, открыл глаза и спросил, увидев перед собой лицо Валерия:

— Который час?

— Около трех, — шепотом отозвался тот.

— Степан Игнатьевич говорил… — начал было Денис, но Куприянов жестом остановил его.

Денис поднялся с кровати, привычными движениями размял спину, сделал несколько приседаний и почувствовал себя на удивление бодрым, несмотря на то что в горизонтальном положении провел не больше полутора часов. Несколько раз моргнул, прислушиваясь к ощущениям. Тревожащих не обнаружилось, значит, с контактными линзами можно еще походить два-три дня, вреда не будет.

Он вышел из комнаты, плотно прикрыл дверь. Жмурясь от света, посмотрел на старшего Куприянова, сидящего за столом и беседующего с незнакомым мужчиной в стареньком пиджаке, надетом поверх майки. Мужчине на вид было лет шестьдесят, хотя, если побрить сизую недельную щетину да отмыть сероватую кожу, ему могло оказаться лет на десять меньше. Черные крапинки на щеках и словно обведенные черным карандашом глаза безошибочно указывали на шахтерское прошлое. Рядом с ним к столу было прислонено двуствольное ружье. Валерий стоял поодаль, внимательно слушал, что говорит колоритный тип, пришедший в гости к Куприяновым в три часа ночи с ружьем.

Степан Игнатьевич заметил Дениса, указал на свободный стул, произнес, как показалось журналисту, встревоженно:

— Присаживайся, послушай, что сосед толкует…

Сосед привстал на стуле, пожал руку журналиста, словно клещами стиснул, представился:

— Петр Никанорович я… сосед вот ихний…

— Очень приятно, Петр Никанорович, — сказал Денис, усаживаясь за стол, закуривая.

Мужчина ухмыльнулся:

— Меня все с детства Никанорыч кличут, так что… — Он положил большие руки на стол, продолжил рассказ, прерванный появлением журналиста.

— Смотрю, а там за деревьями машина остановилась… где у меня груши…

Денис слушал историю Никанорыча, слегка косноязычно, но толково рассказывающего, как среди ночи он с двустволкой, заряженной патронами с крупной солью, вышел в сад, чтобы убедиться, что никто не посягает на урожай выращенных им яблок и груш, деньги от продажи которых составляли чуть ли не основную часть бюджета шахтера-пенсионера. Заметив остановившийся на границе его участка микроавтобус, шахтер-садовод пришел к простому выводу: городские приехали расхищать его собственность.

— Ну, я же не мог сразу палить! — сказал Никанорыч, обведя слушателей ищущим понимания взглядом. — Мало ли… Подполз на карачках поближе, благо в шахте полжизни раком простоял… И вижу, что-то тут не то… Человек восемь крепких мужиков… все в коже… шеи — во! А один по телефону как раз говорил…

Притаившись неподалеку от пришельцев, Никанорыч четко расслышал разговор незнакомца и понял, что надо бежать до Куприянова, поскольку другого «мента» в округе не проживало.

— Ага! — кивнул сам себе Никанорыч. — Он и говорит: «Да-да! Точно, журналист у мента на хате заночевал… с бабой…» А тот ему, видно, чего-то сказал, так этот опять: «Да понял, понял… через полчаса и начнем, вот от Слона братва подъедет…» А тот ему чего-то выговаривал, раз этот говорит: «Я за Явно глотки порву… да и Кеша мне как родной был…» А тот снова чего-то ему, а этот и толкует, дескать, все будет чисто, никаких свидетелей, а хату, дескать, сожжем к чертовой матери…

Денис быстро спросил:

— И когда это было?

— Да минут десять-пятнадцать тому, — ответил Никанорыч, — я сразу раком-раком и сюда… Дело-то, вижу, серьезное… Я же ваш приезд, извините, приметил…

— Я на всех вас беду накликал, — огорченно обводя взглядом присутствующих, развел руками Гребски.

— Держаться будем, — спокойно сказал Степан Игнатьевич, добавил ободряюще: — Пока Валерка тебя будил, я местным ребятам позвонил, но у них два калеки, да и те на каких-то происшествиях… А ОМОН в Киеве на тренировке…

— Весело, — констатировал Денис.

Степан Игнатьевич назидательно поводил пальцем в воздухе:

— Не имей сто рублей… В Фастове у меня друг, начальник горотдела, он пообещал послать человек пять-шесть. Раз пообещал — пришлет. Но они не раньше чем через час здесь будут.

— Уже легче, — приободрился Денис.

Никанорыч поднялся из-за стола, расправил сутулые плечи, изобразил отдание чести.

— Сержант Тимошенко к отпору врага готов! — Он похлопал по темно-матовому стволу ружья. — У меня не только солью заряженное имеется… И еще кое-что! Щас сбегаю… Начистим рожи бандитские… Достали уже, до самого не могу! — посмотрев на хозяина, попросил: — Степан Игнатьевич, может, подмогнешь? У меня там интересные штуки есть…

Куприянов согласно кивнул, направился за торопившимся к выходу Никанорычем, на пороге обернулся:

— Галину будите аккуратно… И, Валерка, геть в погреб, сам знаешь, где там и что… Все говорил, на что оно тебе?! Вот и пригодилось!

— Знаю, батя! — ответил Валерий. — Да и Денисов арсенал сгодится.

Денис пожалел, что в Черкассах не прихватил побольше оружия.

Когда он тихонько коснулся плеча Галины, она сразу открыла глаза, тревожно взглянула на него:

— Что-нибудь случилось? Я слышала, как вы разговаривали…

Денис, стараясь не пугать ее, но в то же время и не особенно обнадеживать, объяснил, что несколько бандитов находятся поблизости от дома и хотят рассчитаться с ним за смерть вора в законе Явно, которого он якобы убил.

Галина слушала, широко распахнув глаза и боясь вздохнуть.

— Они нас всех убьют? — прикрыв рот сложенными ладонями, тихо спросила она.

— Ну, это не так просто сделать, — с некоторой долей бравады в голосе сообщил Денис. — Все будет хорошо. Только тебе надо будет укрыться в надежном месте, чтобы под шальную пулю не попасть…

Оставив ее приводить себя в порядок, Денис вышел. Не увидев Валерия, заглянул на кухню, где неподалеку от двери зиял чернотой раскрытый лаз подпола. Тут же, на полу, лежали десятка два гранат, цинк с патронами, автомат с барабанным магазином, в котором Денис узнал не раз виденный в кинофильмах о партизанах знаменитый пистолет-пулемет Шпагина, а попросту ППШ.

— Помоги, Денис, — раздался из подпольных недр голос Валерия, — а то я с одной рукой долго тут возиться буду…

И из отверстия лаза появилось что-то завернутое в старое одеяло. Денис подхватил сверток, оказавшийся весьма увесистым, быстро распаковал, с удивлением воззрился на ручной пулемет.

— Господи, это-то откуда?!

— «Дягтерев»? — подал голос Валерий. — Да все оттуда… Лет десять уж у бати болтается… Держи!

Через секунду Денис держал в руках два автомата Калашникова и десяток рожков к ним…

— Кажется, все! — тихо охая сообщил Валерий, выбираясь по лестнице из подпола.

Распахнулась дверь, и на пороге появились Степан Игнатьевич и Никанорыч. У каждого в руках было по два больших бидона, в каких хозяйки обычно держат молоко. Но, судя по тому, как мужчины несли эти сосуды, из-под крышек которых торчали какие-то провода, внутри было не молоко.

Заметив непонимающие взгляды, Никанорыч смущенно объяснил:

— Мое изобретение… Я же на шахте работал, а у нас как: кто где работает, тот оттуда и тащит… Короче, в бидонах по две толовых шашки, засыпанные мелкими шурупами и гвоздями…

— А это бикфордов шнур? — уточнил Денис, показывая на проводки.

— Ага! — с довольным видом ответил Никанорыч.

Степан Игнатьевич остановил соседа:

— Хватит байки травить… — посмотрел на сына и Дениса. — Ребята, там братва, похоже, уже подтянулась… В любую минуту могут полезть… Я с пулеметом на чердак… Никанорыч берет свои бомбы и в сарай, там за поленницей хоронится… дайте ему «калаша» в дополнение к бердане… Вы двое сначала во дворе обоснуйтесь, а если тяжело будет, отходите и займите оборону в доме… стены толстые, пулей не пробьешь…

Он повернул голову на звук скрипнувшей двери, сказал, сурово нахмурив брови:

— А ты марш в погреб и чтобы не высовывалась! — Не слушая возражений Галины, повторил: — В подвал! Там свет есть… Держи… — Он взял со стола пистолет, подал ей. — Если кто в подвал без стука полезет — пали не раздумывая. Разберешься?

— Разберусь. — Галина беспомощно огляделась и стала спускаться в подпол. — Будьте осторожней!

— Все будет нормально! — подбодрил ее Денис.

Закрыв крышку подпола, Денис засунул за пояс джинсов еще два пистолета в дополнение к своему, уже опробованному, распихал по карманам обоймы, раздумчиво посмотрел на гранаты, сомневаясь, нужно ли ему упражняться в метании, и все-таки решился.

Рядом проделывал такие же манипуляции, орудуя одной рукой, морщившийся от боли Валерий. Встретив обеспокоенный взгляд Дениса, он промычал, держа зубами запасную обойму:

— Нормально… справимся.

До рассвета было еще несколько часов, но небо на востоке уже светлело. Выскользнув через сени во двор, обнесенный высоким добротным забором, Денис, следуя молчаливым указаниям Валерия, пристроил на траве рядом с толстым стволом дерева автоматы Калашникова. Сам же, держа наготове трофейный короткоствольный «спектр» и прижавшись спиной к дереву, осмотрелся.

В открытой двери сарая мелькнуло что-то, при ближайшем рассмотрении оказавшееся лицом Никанорыча, высунувшегося из своего укрытия для рекогносцировки. Разглядев Дениса и удобно устроившегося за углом дома Валерия, сосед помахал им рукой. Ответив ему коротким жестом, Денис прислушался. Возле ворот, в которые он въезжал всего несколько часов назад, раздавалась какая-то возня, а потом послышались приглушенные голоса. О чем шел разговор, разобрать было невозможно, однако стало понятным, что противник приступает к активным действиям.

Насколько Денис понял, с того места, где разместился Валерий, он имел возможность следить за происходящим почти во всем дворе. Денис мог наблюдать, а следовательно, пресечь действия противника в другой части двора. Устроившийся возле небольшого чердачного окна старший Куприянов обозревал, пусть и не с высоты птичьего полета, но все же с достаточной высоты происходящее за забором, и готов был предупредить всех в случае необходимости.

Возня у ворот продолжалась. Денис вглядывался в ту сторону, но это не помешало ему краем глаза заметить шевеления на крыше сарая. Он резко обернулся, вздернул ствол автомата, готовый прийти на помощь Никанорычу. Помощи не понадобилось. Едва неизвестный мягко спрыгнул на землю, ему на голову опустилось увесистое полено, ловко направленное твердой рукой шахтера. Денис одобрительно хмыкнул, а увидев еще одного перебирающегося через забор незваного гостя, подскочил к нему как раз в момент приземления и применил прием шахтера Никанорыча, использовав приклад «Калашникова», так как полена под рукой не оказалось.

Бандит, тихо охнув, рухнул на землю, замер в неудобной позе.

С другой стороны забора наступила тишина. Видимо, нападающие ждали известий от своих лазутчиков, лежащих в данный момент бездыханными. Не дождавшись, за воротами поняли: что-то происходит не так, как предполагалось, и перестали скрывать свои намерения, совершенно верно решив, что внезапное нападение не удалось.

— Эй, вы там! — послышался прокуренный хриплый голос. — Давайте мирно разойдемся. Отдайте писаку с бабой, и мы вас не тронем. Падлой буду!

Не высовываясь из своего угла, Валерий Куприянов отозвался:

— А по-другому нельзя? Может, вы просто уберетесь отсюда…

— Ну, ты, борзой мент! — выкрикнул тот же голос, срываясь на фальцет. — Козел вонючий! Последний раз говорю: открывайте ворота и отдайте журналюгу с бабой. И мы вас не тронем. Отвечаю!

— Чего-то ты там кукарекаешь, петушок! — насмешливо воскликнул Валерий, прекрасно осознавая, что если обладатель хриплого голоса в прошлом имел возможность насладиться отдыхом «на зоне», он будет оскорблен до глубины души.

Именно это и произошло. Захлебываясь от ярости, обладатель голоса в течение нескольких минут рассказывал, что именно будет делать с ментом, когда достанет его. Нарисовав довольно безрадостную картину, он замолчал, и через минуту возле ворот грохнул взрыв.

Вместе с падающими досками во двор ринулись несколько человек с автоматами в руках. Денис выскочил из-за дерева и, держа автомат у пояса, утопил спусковой крючок, с грохотом поливая нападающих свинцом. Несколько человек споткнулись на бегу, упали и больше не шевелились. Остальные открыли огонь. Широкий ствол тополя служил Денису хорошим укрытием, а вот со «спектром» пришлось расстаться: кончились патроны. Слыша звуки коротких очередей, выпускаемых с чердака, Гребски тихо порадовался, что старший Куприянов умело и бережливо обращается с пулеметом. Со стороны угла, где притаился Валерий, доносились пистолетные выстрелы.

Денис наклонился, чтобы поднять с земли «Калашников», а там, где он только что стоял, в дерево впились несколько пуль. Правда, стрелявший ему в спину бандит не получил возможности выстрелить еще раз. Раздался громкий звук ружейного выстрела, и сраженный картечью непрошеный гость упал замертво.

На Дениса с яростным воплем прыгнул здоровый парень, норовя угодить прикладом автомата в лицо. Денис отклонился, уйдя в сторону и вниз, встретил нападавшего крепким ударом ствола в живот, после чего нажал на спусковой крючок. Злоба и азарт на лице бандита сменились неподдельным удивлением. Лица бандита и Дениса были так близко, что до журналиста донесся запах свежевыпитой водки.

Денис мельком подумал, что от него самого пахнет не лучше, а краем сознания отметил, что не появилось в его сердце сострадания к незнакомому парню, вынужденному умирать неизвестно за что и почему.

Оттолкнув еще стонущего бандита, он выпустил очередь по приближающимся браткам, и те залегли, стреляя в ответ. Куприянов-старший имел возможность видеть передвижения нападающих и, как понял Гребски, пресекал их перебежки короткими очередями.

Судя по регулярности выстрелов Валерия, которого Денис видел плохо, и вскрикам в стане врага, опер боеприпасы расходовал не даром. Денис сделал несколько выстрелов в бандитов, подступавших к Валерию, с огорчением понял, что рожок автомата пуст, наклонился подобрать последний имеющийся в запасе и вдруг почувствовал упершийся в затылок и прижимающий его к земле ствол.

— Это ты меня петухом назвал? — угрожающе спросил бандит, продолжая стволом пригибать к земле голову Дениса. — Я тебя сейчас тут трахну, и ты у меня сам закукарекаешь, сука ментярская! Удобно стоишь, однако…

Денис не был сторонником однополой любви, хотя отношения двух женщин принимал без особых возражений, может быть, в силу их большей эстетичности.

Сексуальные отношения между мужчинами ему претили, а потому он, хоть и стоял в весьма неудобной и в какой-то степени унизительной позе, примеривался, как бы поудачнее схватить бандита за ногу.

— Это не я, — чтобы выиграть время, проговорил он.

— Ага! — рявкнул хриплый. — Уже голос подал… А мне по фигу метель, ты или не ты… Я тебя сей…

Договорить он не успел. Денис почувствовал, что давление на его затылок ослабло, и услышал стон, больше похожий на глубокий выдох. Он быстро распрямился, ожидая увидеть Никанорыча с поленом в руке, однако встретился взглядом с прищуренными, но от этого не менее очаровательными женскими глазами.

— Я уже перестал удивляться, — признался Гребски.

Марина улыбнулась, выпустила из захвата шею расставшегося с жизнью хриплого бандита, и тот подрубленным снопом свалился на землю.

— Привет, победитель, — сказала Марина, пока Денис разглядывал ее. Кожаные брюки, наглухо застегнутая кожаная куртка и черная вязаная шапочка, скрывающая пышные русые волосы. Она убрала в ножны кинжал, очень похожий на штык-нож, резко повернулась на шорох, раздавшийся справа.

Денис увидел Никанорыча, готового выстрелить, и едва успел выкрикнуть:

— Свои!

Обескураженный шахтер-садовод пожал плечами и присел на корточки, колдуя над бидоном. Пока Гребски наблюдал за его действиями, Марина короткой очередью из автомата уложила двух бандитов, явно намеревавшихся прострелить Денису голову.

— Спасибо, — поблагодарил Гребски и, повернувшись, чтобы поднять «Калашников», едва не натолкнулся на Никанорыча, сующего ему в руки бидон с шипящим и стремительно уменьшающимся бикфордовым шнуром.

— Кидай за забор! — азартно крикнул шахтер, добавил жалобно: — Я не могу, ревматизм замучил!

Деваться Денису было некуда, шнур стремительно укорачивался. Словно метатель молота, журналист крутанулся на месте, придавая бидону нужное ускорение, выпустил ручку, и шахтерское изобретение перелетело через забор, приземлившись за воротами в месте предполагаемого скопления противника. Грохот взрыва, раздавшийся через мгновение, оглушил и ошарашил не только Дениса. А вопли ярости и боли вперемешку со стонами подтвердили эффективность самодельной бомбы из кладовой запасливого соседа.

— Вот это да! — восхищенно выдохнул Никанорыч. — Давай еще одну, а?!

Марина резким движением руки остановила его восторги, подобрала пару гранат из запасов Дениса, умело выдернула чеки и весьма профессионально запустила их одну за другой примерно туда же, куда угодила бидонная бомба. Снова послышались обильно сдобренные матом вопли, перекрываемые короткими, но частыми очередями с чердака. Кто-то из бандитов закинул во двор гранату, но та разорвалась возле поленницы, не причинив никому вреда, а лишь разметав поленья. Никанорычу, рухнувшему на землю при первом намеке на возможный взрыв, одно из поленьев уже на излете угодило пониже спины. Протяжно застонав, он приподнял искаженное страданием лицо, спросил у Дениса:

— Осколок? Большой? — и услышав, что это не осколок, поднялся, прихрамывая, направился к сараю.

Марина посмотрела вокруг, тронула Дениса за рукав:

— Похоже, первая атака отбита…

Только теперь Гребски обратил внимание, что во дворе «фазенды» остались лишь неподвижно лежащие тела, а живых бандитов не наблюдается. Хаотичные выстрелы раздавались только из-за забора, и никто не пробовал вновь соваться на территорию, защищаемую так яростно. Полученный отпор и прицельная стрельба с чердака охладили пыл нападавших. Они явно устроили совещание.

— Валера, ты в порядке? — негромко окликнул Денис.

Опер отделился от бревенчатой стены, на фоне которой его было трудно различить, сообщил:

— В полном! У тебя обоймы к «Макарову» остались? А то у меня всего одна… и «калаш» пустой…

— Степан Игнатьевич! Как вы там? — громким шепотом спросил Денис, вглядываясь в черный проем чердачного окна.

— Замечательно! — бодро отозвался отставной полковник. — Щепкой щеку поцарапало чуток… Вы там все живы?

— Все живы, Степан Игнатьевич, — подала голос Марина.

А Денис, чтобы внести ясность и вывести соратников по борьбе из состояния легкого ступора, пояснил:

— Марина подоспела очень вовремя!

— Понял, — лаконично отозвался Степан Игнатьевич, столь же лаконичной пулеметной очередью пресекая попытку одного из бандитов поближе подобраться к разрушенным воротам.

— Понял, — эхом донеслось со стороны Валерия. — Привет!

Воспользовавшись передышкой, Гребски, пригибаясь на всякий случай, подбежал к джипу, оставленному вечером у стены сарая. Быстро оглядев машину, убедился, что видимых повреждений нет, и облегченно вздохнул.

— Хе-хе! Фастовские на подходе! — раздался радостный крик с чердака, а спустя какие-то мгновения Денис и все остальные услышали звуки милицейских сирен, прозвучавшие для их слуха приятнее любой музыки.

Почти неслышно подошел Валерий, ногой перевернул труп бандита, склонился над ним, всматриваясь в лицо.

Денис пояснил, что это тот самый, который так обиделся на замечание опера о петухах. Марина его…

— Ага! — сказал Валерий, покосившись на молодую женщину. Потом удовлетворенно и узнавающе хмыкнул. Придерживая раненую еще днем руку, выпрямил спину, крикнул в сторону:

— Батя, знаешь, кто нам предлагал сдаться?

— Не признал, — послышалось с чердака. — Кто таков?

— Кэмел это… Витек Комлев, подельник Белесого по последней ходке… Он при нем последнее время вроде ординарца был…

— Вот Белесый! Вот сволочь! — послышалось с чердака возмущенное бормотание. — Разберусь я с ним… ох, разберусь…

Валерий усмехнулся:

— А я помогу.

 

Глава 23

«Вы окружены, сдавайтесь!» — послышался усиленный мегафоном голос, а в ответ — самая что ни на есть отборная брань, сопровождаемая хаотичной неприцельной стрельбой не желающих трезво посмотреть на свое положение бандитов. Вслед за этим послышались уверенные автоматные очереди со стороны фастовской милиции, прибывшей на помощь Куприянову, и, как следствие, слабые крики: «Все! Сдаемся! Не стреляйте!»

Денис и все остальные, находящиеся во дворе, за исключением Марины, исчезнувшей так же внезапно, как и появилась, прислушивались к событиям, происходящим за пределами «фазенды».

— Степан Игнатьевич, ты там живой? — окликнул Куприянова показавшийся в проеме грузный мужчина с автоматом, болтающимся на животе.

— Помирать нам рановато, есть еще у нас дома дела, — держа наперевес ручной пулемет, пропел старый опер. — Спасибо, Матвей, что подоспел в срок…

Начальник городского отдела милиции, чертыхнувшись, перешагнул через распластанное на земле тело, подошел ближе, с интересом рассматривая разношерстную компанию.

— Да уж, — сказал он прищурившись. — Отпраздновали вы День независимости, праздник же сегодня, забыли? Ты пулемет-то убери уже, Рэмбо престарелый… А то я сейчас спрашивать начну, где ты его взял…

— Правда, батя, — посоветовал Валерий с улыбкой. — Ты бы в подвал его отнес, авось еще пригодится… Жизнь-то, смотри, какая пошла… Здрасьте, товарищ полковник, — приветствовал он старого отцовского приятеля.

Под начальственным взглядом полковника Никанорыч расправил плечи, вздернул подбородок, пояснил, хотя его никто и не спрашивал:

— Сосед я ихний… Подмог маленько… Уж больно, господин товарищ полковник, нечисть эта надоела… Такие морды наглые… Их бы к нам на шахту загнать… да чтобы в две смены и три месяца без зарплаты…

Подходя к Денису, полковник вглядывался в него и хмурил брови, словно пытаясь что-то вспомнить. Решив не мучиться, посмотрел на Гребски, спросил:

— Мне кажется, я вас где-то видел… Такое возможно?

— Не думаю, чтобы мы встречались, — повел плечами Денис. — Но познакомиться с вами приятно. Вы нас очень выручили…

Валерий с легкой усмешкой смотрел на Дениса, потом хлопнул себя по лбу:

— Мы же Галю забыли совсем! Пойду вынимать ее из подпола…

И быстро направился в дом. А полковник, все еще косясь на Дениса, подошел к Куприянову, проговорил с ноткой восхищения:

— Серьезная у вас тут битва была, я смотрю… Тут человек десять положили, да там, — он махнул в сторону ворот, — четверо с развороченными животами, уже кончились… И шестерых мы взяли…

— Здесь, за забором, возле сарая еще трое лежат, — раздался женский голос, и в высвеченный фарами круг вступила Марина. — Я так понимаю, они хотели с тыла зайти, но кто-то их остановил…

Денис понимал, что этот «кто-то» сама Марина и есть, потому что именно с той стороны она и появилась, когда хриплый так некстати возжелал с ним интимной близости. Однако в Марине, представшей перед ними сейчас в распахнутой куртке и белоснежной блузке, ничто не напоминало воинственную амазонку с автоматом на плече.

— Итого, семнадцать трупов, Степан Игнатьевич, — подытожил полковник, восприняв появление симпатичной женщины как что-то само собой разумеющееся. — Семнадцать… Надеюсь, версия у тебя будет оригинальная и достоверная, чтобы начальство прониклось…

Степан Игнатьевич положил руку на плечо приятеля, сказал проникновенно, глядя ему в глаза:

— Ты же меня давно знаешь, Матвей… Все так распишем, что тебя хоть к Герою Украины представлять надо будет…

— Ну так надо посидеть чуток, пока следователи прокуратуры не приехали, — озабоченно проговорил полковник, замер вдруг, бросил быстрый взгляд на журналиста, и, выпучившись на старого приятеля, громко зашептал: — Степан… Я вспомнил, где его видел… Он у меня на доске в райотделе висит — под надписью «Разыскивается особо опасный преступник»…

— Именно поэтому, — приблизив свое лицо к лицу полковника, наставительно прошептал в ответ Куприянов, — нам и надо посидеть и все обговорить…

Полковник попытался сделать слабый жест в сторону Гребски.

— Но как же… — проговорил он, с сомнением глядя на старого опера. — Ведь в розыске он… И по телевизору сегодня… тьфу!.. вчера весь день показывали…

— Так его и Интерпол уже ищет, — успокоил полковника Куприянов. — Что с того? Ты мне поверь, Денис хороший человек, попавший в нехорошую ситуацию…

К полковнику подбежал милиционер, доложил, что следователи прокуратуры вместе с судебными экспертами уже выехали и минут через сорок будут.

— Пошли-пошли, пошепчемся, — приобняв старого приятеля за плечи, потянул его в дом Куприянов-старший.

На улице уже начинало светать.

Пока Степан Игнатьевич шептался с полковником, разрабатывая правдоподобную версию случившегося, Марина объявила Денису, что едет с ним. Попытки объяснить, что в этом нет необходимости и это опасно, успеха не имели. При упоминании об опасности Марина только усмехнулась, и Денис, вспомнив, как она управилась с хриплым бандитом, понял, что сморозил глупость, пытаясь запугать ее предстоящими трудностями.

— Ты меня сюда привез, ты меня отсюда и увози, — с насмешливым прищуром глядя на него, сообщила Марина. — Мне тоже уже нечего здесь делать, — она сделала паузу и закончила фразу: — Тебе от меня не отвязаться… Я в Америку хочу. Домой.

Денис удивленно воззрился на нее. Правда, тут же вспомнил о своих подозрениях в отношении Марины и словах агента ФБР. Обреченно поникнув, согласно кивнул:

— Уговорила!

— Тем более, — словно продолжая убеждать его в неизбежности совместного путешествия, продолжила Марина. — Не собираетесь же вы ехать на бандитском джипе… Он тоже объявлен в розыск, нас остановят на первом же посту, и удостоверение Валерия не поможет.

— Боливар не вынесет троих, — с легкой усмешкой сказал Валерий. — Не уверен, что моя «таврия» выдержит эту дорогу…

— А у меня машина на задах вашего сарая стоит… Вполне приличная «БМВ» с полным баком бензина, — как бы между прочим сообщила Марина.

Валерий восхищенно присвистнул.

— И откуда ты такая взялась? — вроде бы шутливо, но с серьезным и испытующим взглядом спросил он.

— От мамы с папой, — рассмеялась Марина. — И надо нам поторапливаться, пока следователи нас тут не застукали… Я права?

— На сто десять процентов, — согласился Валерий. — Пойду бате скажу, что мы уезжаем.

Денис посмотрел на Марину, развел руками:

— Пойду тоже попрощаюсь…

Степан Игнатьевич крепко обнял Дениса, замер на мгновение, отстранил от себя, сказал дрогнувшим голосом:

— Удачной дороги и вообще — удачи тебе, Денис! Звони, держи нас в курсе. Как доберешься домой, а я не сомневаюсь, что ты доберешься, Олежку там обними за меня… И мужикам, знакомым моим, привет передавай…

— Обязательно, — заверил Денис.

— Все не по-людски, — огорчился старый опер. — Передать бы с тобой горилки да сала нашенского, так не довезешь же…

— Это точно, — улыбнулся Денис, повернулся к полковнику: — Вам спасибо за помощь…

Тот рассмеялся, погрозил пальцем:

— Осторожнее, уважаемый… все-таки в розыске вы…

— Спасибо, — улыбнулся в ответ Гребски. — И — с праздником вас!

 

Глава 24

«Ты будешь жить, но твои сыновья пойдут друг против друга. Твой род вымрет. Киев никогда не станет тем городом, который ты хочешь построить…»

Военный оркестр, расположившийся напротив трибуны, играл слаженно и красиво, но звуки музыки тупыми толчками отдавались в висках президента Кучука, заставляя его болезненно морщиться. С самого утра президент чувствовал себя неважно. Побаливала голова, с левой стороны груди ощущалась тяжесть, еще не перешедшая в боль, но очень неприятная.

И еще этот кислый вкус во рту. В любой другой день президент отказался бы от участия в торжественном мероприятии, перепоручив это премьер-министру, как не раз уже делал в течение последнего года.

Но только не в этот.

Он сказал свою речь, дав всем понять, что уходит, но… остается. Те, кому нужно, поняли. Остальные проглотили молча, как всегда.

И теперь он стоял на трибуне и «держал лицо». Улыбался, делал вид, что оживленно обменивался впечатлениями с возвышавшимся рядом премьером Чивокуном и стоявшим по левую руку министром обороны. А сам изо всех сил боролся с подступающей тошнотой.

— Хорошо идут, правда? — наклонился к уху президента Чивокун.

— Что? Да-да, конечно, — откликнулся президент. Мимо трибуны, печатая шаг, маршировали десантники, рослые парни в голубых беретах и с аксельбантами. Самому старшему наверняка не больше двадцати.

«Сколько им было в девяносто первом? — подумал президент. — Шесть-семь лет, не больше. Дети. Они выросли уже в независимой стране. Каким видят его эти ребята, держа равнение на трибуну? Стариком, которого вот-вот сменит стоящий рядом мордастый здоровяк, или человеком, который в течение последних десяти лет лавировал, лгал, интриговал, чтобы сохранить эту самую независимость?»

— Хорошо идут, — сказал президент. — Только куда?

— До Европейской площади, а потом на автобусах в часть, — сказал ловящий каждое слово министр обороны. — У них сегодня праздничный обед, а потом увольнение на два дня.

Президент улыбнулся. Министр обороны и не подозревал, насколько философски глубокомысленно прозвучали его слова. До Европейской площади… Дойти до Европы, а там уже можно покушать и погулять с девчатами. Еще одна мифическая цель, к достижению которой едва ли стоит всерьез стремиться.

«Ты будешь жить, но твои сыновья пойдут друг против друга. Твой род вымрет. Киев никогда не станет тем городом, который ты хочешь построить. Он будет стерт с лица земли, а затем останется в назидание всем центром пепелища, столицей окраины страны, но не столицей великой империи», — опять вспомнилось прочитанное вчера жестокое проклятие, брошенное Рогнедой в лицо князю Владимиру.

А ведь была, была великая империя, основанная князем Владимиром. Само слово Россия происходит от слова Русь, сердцем и духовной столицей которой всегда был и будет Киев. Ведь не случайно же прах сына Владимира Мономаха — великого князя Юрия Долгорукова, основателя Москвы, покоится именно в Киево-Печерской лавре. Ничто не бывает в этом мире случайным.

А что до Европы… На ночном столике президента лежала взятая на несколько дней из хранилища лавры факсимильная копия рукописного Евангелия, которое дочь Ярослава Мудрого Анна повезла в качестве свадебного подарка во Францию. И копия брачного договора. Анна подписала его, а неграмотный французский король поставил вместо подписи корявый крестик. Это к вопросу о просвещенной Европе, которая всегда люто ненавидела Русь, стремилась ее рассечь, и ей это наконец удалось. В то время как Европа объединяется, славяне отгораживаются друг от друга границами. И каждый, подозрительно косясь на соседа, топчется на пороге европейского дома в надежде быть усаженным за стол. В качестве кого? Почетного гостя или слабого разумом бедного родственника, которого поучают и похлопывают по плечу с единственной целью — прибрать к рукам то, чем он по скудоумию не может распорядиться?

Родившийся и выросший в советское время в могучем государстве, Кучук был державником и по воспитанию, и по образованию, и по убеждениям. Точные науки сформировали у него аналитический и системный подход к рассмотрению любой проблемы. То, что империя агонизирует, он понял еще до смерти Брежнева, но никак не мог предположить, что процесс пойдет так стремительно. Сменяющиеся один за другим на имперском престоле недееспособные старцы только ускоряли его, добавляя гноя в кровь и так смертельно больного гиганта. А с приходом Горбачева процесс приобрел уже неуправляемый лавинообразный характер. Первыми через забор перепрыгнули прибалты и, сверкая пятками, понеслись в Европу, еще не подозревающую, что за подарочек она получила. Сговор в Беловежской Пуще поставил точку в истории империи и положил начало вакханалии суверенитетов. В этих условиях выход был только один: не вмешиваясь в шабаш, захлопнуть дверь и переждать смутное время, стараясь хоть как-то организовать порядок в своей собственной хате да толком разобраться, что за наследство досталось.

Все вдруг в одночасье стали и бедными и богатыми одновременно. Как малые дети, оказавшиеся в магазине игрушек, где не стало ни продавцов, ни охранников. Тащи все, что понравилось. И потащили. Казалось, вот оно — счастье, разбогатели; ан нет. Украденные станки, машины, несомненно, являлись богатством, но продать их было нельзя, не потому, что кто-то запрещал, а потому — что некому. Денег, которыми можно было за все это заплатить, ни у кого не было. Не бумажек, а реальных денег. Потому и стали все бедными, зерно меняли на бензин, бензин на кухонные гарнитуры, а те, в свою очередь, на мясо, водку и сигареты.

И еще это ощущение временности и недолговечности происходящего. Казалось, вот-вот придет большой и грозный хозяин, стукнет кулаком по столу и заставит все положить на место, туда, где лежало.

Но время шло, а хозяин не возвращался. Первыми к новым условиям приспособились бывшие комсомольские и партийные работники и, как ни странно, уголовники всех мастей. Бывшим подпольным цеховикам не пришлось переучиваться и приспосабливаться, они просто продолжали делать то, что делали, но уже совершенно открыто, а комсомольские функционеры, люди, как правило, очень неглупые и образованные, быстро возглавили рождающиеся как грибы банки.

Так и получилось, что очень скоро на ключевых постах государства бок о бок стояли люди, которые никогда раньше не смогли бы быть рядом: бывшие преступники и бывшие партийные и комсомольские функционеры. Один из них сейчас стоял по правую руку от президента. Да, две ходки на зону, но ведь не спился там, не стал наркоманом, после второй отсидки сколотил донецких ребят, вошел в авторитет, а потом подмял под себя и магазины, и шахты, и заводы, и банки. А для этого мало иметь наколку на груди, нужен ум, недюжинный талант руководителя и умение разумно сочетать кнут и пряник.

Кучук искоса взглянул на своего премьера. Чивокун, почувствовав взгляд, широко улыбнулся.

— Хорошо ведь, а? И с погодой не подвели, молодцы. Вчера всю ночь тучи долбали, но все получилось. Научились, канальи!

Президент кивнул. Этот сумеет удержать власть, как умеет удержать все, до чего дотягивается. Хозяин. Но и за ним нужен глаз да глаз.

Стране, наследству, нужны были новые хозяева. Кто сможет обвинить, что раздел свершился не по закону, если и закона-то никакого не было? Брали те, кто мог взять. Казаренко получал свое от американцев, немцев, голландцев за то, что разрешал им работать на Украине. Ну, в самом деле, если две компании претендуют на один и тот же регион, какой из них дать зеленый свет, а какой отказать? Кто-то назовет это личной заинтересованностью, кто-то взяткой, но иначе-то было нельзя. Пройдет время, и дети спросят: «Папа, у тебя была возможность, но ты ее не использовал. Ты дал возможность заработать тому, тому и вон тому тоже, а мы как же? Что ты для нас сделал?» Кому помогать, если не своим?

Сейчас у страны есть хозяева, и далеко не самые плохие. Президент окинул взглядом Крещатик. Да, улица принадлежит мэру города и его семье, кому от этого плохо? Новые витрины, огромный подземный торговый центр, не хуже европейских. А на зданиях, окружающих площадь Независимости — реклама банков и крупных компаний. За каждым названием стоит имя хозяина. За углем, металлом, энергоносителями и сельским хозяйством. Страна не может стать богатой и процветающей, если ею правят нищие.

Никакая модель не нужна, ни российская, ни американская, ни европейская. Построилась собственная, основанная на крепких хозяевах. И все будет слава богу. Осталось хорошенько позаботиться о своем будущем, заручиться гарантиями от тех, кто позарится на его, Кучука, добро, как только он оставит власть. Кое-кто уже пытается разевать роток на чужой кусок, но это мы еще посмотрим. Посмотрим.

Парад закончился шествием оркестров. Голова по-прежнему болела. Может быть, потому, что не пролилось дождем расстрелянное по приказу Чивокуна небо.

— Я домой, — сказал президент премьеру, — ты уж сам с гостями разберись. Что-то мне нездоровится.

Но поехал президент не домой. Он прошел за спинами стоящих на трибуне людей, которые слушали рассказывающего анекдот Чивокуна, спустился по ступенькам, отрицательно мотнул головой начальнику охраны и подошел не к бронированному «членовозу», в котором по городу можно было передвигаться только в сопровождении машин с мигалками и охраной, а к неприметному «мерседесу» с городскими номерами, каких по столице разъезжает не один десяток.

Усаживаясь на заднее сиденье, подумал, что с гораздо большим удовольствием прошел бы эти несколько кварталов пешком, подставляя лицо солнцу и разглядывая прохожих, но это развлечение, как и многие другие, было ему недоступно. Оборотная сторона известности и власти, проклятие звезд эстрады и политиков.

По крутым тенистым улочкам «мерседес» подъехал с тыльной стороны к зданию администрации президента и через открывшиеся ворота въехал в подземный гараж. Спустя несколько минут у «мерседеса» будут уже другие номера.

Водитель выскочил из машины, распахнул заднюю дверь, помогая президенту выйти.

— Минут сорок у тебя есть, — сказал ему Кучук, направляясь к одному из лифтов, воспользоваться которым можно было только с помощью лежащей в кармане пиджака президента магнитной карточки.

Лифт спустил его в небольшое круглой формы помещение с несколькими проемами сходящихся тут коридоров. Дежурный майор выскочил из-за своей конторки и вытянулся по стойке «смирно», отдавая честь. Президент на ходу кивнул, сворачивая в правый от конторки проем. Другие тоннели, причудливо пересекаясь и разветвляясь, сложной сетью пронизывали весь холм, на котором стояло здание администрации, и вели во временный командный центр, Национальный банк, спускались к метро, а также в другие, зачастую неожиданные места. Часть тоннелей была прорыта еще в советские времена, некоторые — совсем недавно.

Кучука сейчас интересовал только освещенный мертвым искусственным светом тоннель под площадью, который привел его в такое же помещение, располагавшееся под недавно отреставрированным Домом с химерами, предназначенным для официальных приемов.

Дежурство нес капитан. Увидев приближающегося президента на одном из многочисленных экранов, он заранее встал со своего места и стоял навытяжку, пока неожиданный посетитель не прошел мимо и не скрылся за бронированной дверью комнаты, по аналогии с комнатой в Белом доме называющейся Ситуационной. После этого капитан, в соответствии с инструкцией, блокировал вход в тоннель, а в журнале отметил время прихода президента.

Комната со светло-серыми стенами и льющимся с потолка мягким светом, в которой оказался президент, длинным столом с придвинутыми к нему креслами напоминала зал заседаний, а многочисленными экранами и телефонными аппаратами — командный пункт.

Президент Кучук сел в свое кресло во главе стола, нажал несколько кнопок на клавиатуре, и через несколько секунд на экране перед ним возникло лицо Петра Сергеевича Казаренко, приветствовавшего собеседника своей кошачьей ухмылкой.

— Что у тебя с документами «Прозрачности»? — без предисловий спросил президент ворчливым тоном. — Сколько можно возиться? Чивокун прет как танк, а команда Ляшенко вовсю разрабатывает план экзит-пула, чтобы в случае чего опротестовать результаты выборов.

— Ну, во-первых, с Днем независимости, — успокаивающе произнес Казаренко, а когда Кучук досадливо отмахнулся, продолжал: — А, во-вторых, у меня хорошие новости: документы найдены.

Президент подался вперед:

— Они у тебя?

— Это вопрос нескольких дней, если не часов. Кстати, они сейчас на Украине, и дело несколько осложняется тем, что под ногами путаются громилы твоего Чивокуна.

— Он такой же мой, как и твой. У кого сейчас документы?

— Его зовут Гребски. Денис Гребски, он журналист.

Кучук наморщил лоб, вспоминая, не это ли имя называла утром жена, рассказывая о нескольких убийствах в городе.

— Не тот ли это Гребски, который переколошматил кучу народа и сегодня ночью устроил побоище в Белой Церкви?

Казаренко кивнул:

— Ты хорошо информирован. Я думаю, он сейчас будет пытаться выбраться с Украины, чтобы выехать в Штаты. Его по пятам будут преследовать люди Чивокуна и Ляшенко. В наших интересах, чтобы у них ничего не вышло. Если документы попадут к ним в руки, можно ставить крест на наших планах.

— Насколько я знаю, он объявлен в розыск, а границы перекрыты, — сказал Кучук. — Ты уверен, что он действует сам по себе и не связан ни с какими службами? Как я понимаю, там есть кое-что и на тебя, и на меня… Нет нужды объяснять, что будет, если он грамотно ими воспользуется.

— Уверен, он просто одиночка, которому везет, — ответил Казаренко. — Невероятно везет, как дураку и положено. Документы скоро будут у меня, он сам принесет их в клювике. А что касается границ, — он коротко усмехнулся, — тебе лучше знать, как они охраняются…

 

Глава 25

Ранним утром скоростная трасса Киев — Одесса была пустынна. Марина уверенно вела черную «БМВ»-пятерку, легко и изящно, без лишней агрессивности обгоняя редкие попутные машины. Чистое утро обещало теплый солнечный день, дорога была недавно отремонтированной, машина — исправной и мощной, бак доверху наполнен бензином, а хозяйственный Куприянов на всякий случай озаботился положить в багажник запасную канистру. Чего еще можно пожелать для дальнего путешествия? Разве что хороших попутчиков. Они имелись в наличии на заднем сиденье в количестве двух человек, о чем-то вполголоса озабоченно переговаривающихся. За шумом мотора слов было не разобрать.

Марина открыла окно со своей стороны и с удовольствием подставила лицо свежему ветерку.

— Не сильно дует? — спросила она. Увидела в зеркальце заднего вида, что Денис отрицательно покачал головой, кивнула. Ну и хорошо.

На лбу у Дениса была свежая царапина, щека чем-то испачкана, мальчишка мальчишкой, ей-богу. Но для непрофессионала он неплохо справляется с выпавшими на его долю испытаниями. Даже очень неплохо, хотя бабник, конечно, неисправимый. Но это его не портит, мысленно улыбнулась Марина. Вероятно, потому что он не бабник-спортсмен, озабоченный количеством побед, а бабник-романтик. Каждый раз искренне верит, не менее искренне заблуждается и всерьез расстраивается, если очередная пассия оказывается не такой, какой он ее себе представлял. Марина внимательно ознакомилась с досье на Дениса Гребски и понимала: в его возрасте такое уже не лечится, это — навсегда; циниками становятся в молодости, в его возрасте — поздно.

Циников Марина не любила.

Она включила левый поворот и слегка утопила педаль газа. Табун могучих лошадей под капотом фыркнул. Машина без усилий обогнала длинную колонну фур с прицепами. Марина закурила, глянула в зеркальце. Шепчутся. Следопыты-заговорщики.

Ей не было нужды прислушиваться к их разговору. Она хорошо представляла, что могут так озабоченно обсуждать Денис и Валерий Куприянов. Конечно же, судьбу попавших им в руки документов. Что-то Марине подсказывало, что Денис сможет найти им верное применение. Под ее присмотром.

«Каждый человек носит в себе бомбу, но взрывается она только тогда, когда кто-то другой поджигает запал, — сказал ей отец, когда после окончания Гарварда она сообщила ему о решении заниматься делом, которому он посвятил всю жизнь. — Это оружие мощнее атомной бомбы, а мы являемся одновременно и оружейниками, его изготовившими, и стражами, следящими, чтобы бомба не попала в чужие руки… Человек может быть отличным работником, любящим отцом и хорошим мужем, но если есть в его жизни что-то, что он вынужден скрывать, будь то порок или преступление по недомыслию, и вдруг это станет известно всем, жизнь его пойдет под откос. — Отец убедился, что Марина понимает, о чем он говорит, спросил больше самого себя, чем ее: — Считали бы Клинтона лучшим политиком, не вздумай Моника демонстрировать всему миру платье со следами его спермы? Едва ли… Скрываемые тайны меняют людей только в том случае, если становятся известны другим».

Марина признала его правоту. Она встречалась с женатым мужчиной, но прекратила встречи, как только об их связи узнала его жена. Не изменился ее приятель, не изменилась она. Но об их связи стало известно, и встречи прекратились сами собой.

Впереди над верхушками деревьев показалась высокая стела, состоящая из трех сужающихся кверху столбов. Валерий Куприянов тронул Марину за плечо:

— Сейчас будет развязка. По кругу возьмешь налево, метров через сто остановись.

Марина кивнула, поймала себя на том, что выбросила окурок в окно, мысленно сказала: «Да-а-а… триста долларов штрафа!» Но это в Штатах, а до них еще нужно добраться.

Она в точности выполнила указание Валерия, проехала по кругу мимо стелы, которую Валерий назвал «три столба». На развязку выходили еще четыре дороги, на каждом перекрестке стояли милицейские посты, изредка останавливая машины для проверки. Сердце у Марины екнуло, когда она проезжала мимо милиционера, но он лениво скользнул взглядом по дорогой машине, за рулем которой была симпатичная молодая женщина, наверняка чья-то жена или любовница, и отвернулся.

Марина перевела дыхание. «БМВ» свернул на разбитую асфальтовую дорогу и метров через сто остановился на обочине. Марина вышла, разминая затекшую спину. Следом выбрались Денис с Валерием.

— Я сяду за руль, — сказал Денис, отхлебнув воды из пластиковой бутылки и передавая ее Марине. — Дальше дорога будет хуже, а мне эти места знакомы. Устала?

— Нормально. Я за рулем отдыхаю, — улыбнулась Марина. — Все обсудили?

Валерий Куприянов вздохнул:

— Ага. Аж голова пухнет от мыслей. Но главное сейчас — выбраться отсюда. Ну что, тронулись?

Денис сел за руль, а Марина устроилась рядом. Валерий Куприянов наклонился вперед, оперся локтями о спинки их сидений, изредка давал указания. Впрочем, особой нужды в них не было, потому что Денис и в самом деле неплохо помнил эту обсаженную грецкими орехами дорогу, прихотливо петляющую меж холмов. А вот предупреждения о возможных постах автоинспекции были очень кстати. Денис снижал скорость, и им удалось благополучно миновать две спрятавшиеся в кустах на обочине засады с радарами.

Становилось жарко. В Великом Дальнике пришлось остановиться, чтобы в крохотном магазинчике на краю дороги пополнить запасы воды и сигарет. Судя по указателям, до Тирасполя оставалось не больше сотни километров. И граница. Марина никогда еще не пересекала границу нелегально, но спокойная уверенность Куприянова в том, что все обойдется, ее успокаивала.

— Прошу обратить внимание! — голосом автобусного экскурсовода громко объявил Денис. — Справа вы можете полюбоваться живописными развалинами поместья генерала Раевского, героя войны 1812 года. Если кто помнит фильм «Свадьба в Малиновке», то он снимался именно тут.

Развалины дома с колоннами стояли на холме перед прудом в окружении огромных деревьев. Судя по размерам, когда-то это было огромное красивое здание из белого камня. Наверное, тут было удивительно хорошо таким вот летним днем в длинном белом платье и шляпе с лентами спуститься по широким ступеням, по аллее дойти до пруда, присесть на скамеечку, раскрыть томик и читать любовные стихи, мечтательно покусывая травинку. А нервный юноша с горящими глазами, сын соседского помещика, стоял бы неподалеку и смущенно мял картуз, не решаясь приблизиться…

— Наверное, по ночам там славно пели соловьи, — сказал Денис, словно угадав мысли Марины, и она смутилась, будто уличенная в мелком, но стыдном проступке.

— Нам долго еще? — спросила она.

— Минут двадцать — двадцать пять, — ответил за Дениса Валерий Куприянов.

После пологого поворота машина взлетела на вершину холма. Впереди был длинный крутой спуск к речке, на берегу которой, перед мостом, виднелись плоские крыши таможенного пункта.

— Вот и Кучурган, — объявил Денис.

— Мы прямо через таможню поедем? — удивилась Марина.

Валерий хмыкнул:

— Посмотришь.

Через пару минут, миновав оживленный придорожный базарчик, машина была уже внизу, но, не доехав до таможни полсотни метров, свернула направо и медленно двинулась по улице поселка, раскинувшегося вдоль реки. Дорога тут была грунтовая, пыльная. У заборов копошились в пыли куры, а дочерна загорелые мальчишки в одних трусах перебегали дорогу прямо перед капотом медленно ползущей машины.

— Осторожнее, — предупредил Валерий. — Сворачивай вон там, рядом с церквушкой на окраине.

Машина съехала с дороги, тяжело переваливаясь через колдобины, поползла вниз. Заросшая камышом река здесь сужалась. Ветхий мостик метров десяти в длину соединял берега. На каждом берегу стоял вагончик с государственным флагом. Только на одном берегу флаг был желто-голубой, а на другом — красный с зеленой полосой.

Перед облупленным шлагбаумом машина остановилась.

— Вот теперь начинается моя работа, — сказал Валерий. — Мелкие баксы есть?

— Только по сотне, — отозвался Денис извиняющимся тоном. — И еще украинские гривны.

— Сотня — это много… А гривны оставь в качестве сувениров, будешь американским друзьям дарить…

Марина обнаружила у себя в кармане несколько десятидолларовых купюр, протянула Валерию.

— Хватит?

— Вполне. — Валерий вышел из машины и направился к вагончику, в дверях которого уже появился полный мужчина в расстегнутой форме, вытирая платком усы. Спустившись со ступенек, он о чем-то заговорил с Валерием. Переговоры продолжались минут десять, в течение этого времени мужчина отрицательно качал головой, крутил пальцем у виска, размахивал руками, показывая то в ту сторону, откуда приехали нежданные гости, то на противоположный берег. Несколько раз порывался отойти от Валерия, но каждый раз перемогал себя, возвращался, и разговор продолжался. Наконец он плюнул, мужчины ударили по рукам, перешли через мостик и скрылись в вагончике на другом берегу.

— Как думаешь, получится? — спросила Марина, внимательно наблюдавшая за ходом переговоров.

— Уже получилось, — усмехнулся Денис, который тоже испытал несколько неприятных минут, но успокоился, как только пограничник согласился вести переговоры.

Скоро появился Валерий, издалека показывая соединенные в колечко указательный и большой палец правой руки. Быстро подошел к машине, облегченно выдохнул:

— Ну, все в порядке. Мужики просили, если вас остановят, не говорить, где проехали. Прощаться не будем. Давайте в темпе, и ни пуха ни пера вам, ребята.

Он через окно протянул руку, которую Денис крепко пожал.

— Береги его, — сказал Валерий, и Марина, в свою очередь пожимая его руку, ответила:

— Постараюсь. Спасибо вам за все. Отцу привет передавайте.

Валерий кивнул.

Машина миновала поднятые шлагбаумы. Страж границы на украинском берегу со скучающим выражением лица задумчиво изучал собственные ногти. Его коллега на приднестровском берегу с тем же выражением считал маленькие белые облачка на горизонте.

— Вот тебе и государственная граница, — сокрушенно проговорил Денис, почему-то вместо облегчения испытывающий раздражение. — А если бы у меня в багажнике было килограммов двести героина, пара трупов или ящик взрывчатки? А потом удивляются: откуда контрабанда? Откуда террористы?

— Это в тебе американец заговорил, — развеселилась Марина. — Радоваться надо, что все так мирно прошло, а ты ворчишь…

После получаса езды по разбитым пустынным проселкам среди низкорослых яблоневых садов и полей, засеянных какой-то непонятной сельхозкультурой, во всяком случае, Марине не удалось ее идентифицировать, а спрашивать у посерьезневшего Дениса она не рискнула, машина наконец выехала на широкую трассу. Марина догадалась, что это именно та дорога, по которой они бы ехали, если бы пересекли границу как все законопослушные граждане. Денис продолжал молчать, глядя только на дорогу и не обращая на Марину никакого внимания.

Наконец она не выдержала:

— Тебя что-то беспокоит?

Денис откликнулся сразу и пояснил:

— На въезде в Тирасполь должен быть большой милицейский пост. Как будем выкручиваться там, если нас остановят, я пока не представляю. Придется придумывать что-то по ходу.

Но им и тут повезло. Гаишники остановили едущие впереди с одесскими номерами «жигули» с прицепом, и черный «БМВ» благополучно проскользнул в город. Денис повеселел.

— Вот так они и прорвались: огородами, огородами и к Котовскому. Он, кстати, в этих самых местах бандитствовал, пока не переквалифицировался в герои Гражданской войны. Приветствую вас в орденоносном Тирасполе, столице независимого государства. — Денис опять принялся играть роль гида. — Город был основан Александром Васильевичем Суворовым после Русско-турецкой войны для защиты южных границ России. Одно время Тирасполь был центром Херсонской губернии и Одесса ему подчинялась. Вот так-то.

Они ехали по чистеньким обсаженным шелковицами улицам низкоэтажного города с неуловимым налетом провинциальности, и Денис коротко объяснял:

— Университет с памятником Тарасу Григорьевичу Шевченко. Дом Советов с памятником Владимиру Ильичу Ленину. Главпочтамт без памятника неизвестному почтовому голубю. Министерство госбезопасности… хм, пока тоже без памятника.

Машина свернула во двор г-образного девятиэтажного дома и припарковалась рядом с трансформаторной будкой между стареньким «фордом» и «газелью».

— Приехали, — сказал Денис. — Выгружаемся.

Только очутившись в квартире, Денис перевел дух. Дешевая пустотелая дверь, обитая дерматином — преграда ненадежная, но она давала иллюзию защищенности и безопасности, в которой сейчас так нуждались беглецы. Марина повеселела. Как любая женщина на ее месте, она тотчас же принялась обследовать временное убежище, обошла все три комнаты, обставленные остатками мебели, которую хозяевам не удалось продать, а выбросить было жалко, заглянула в санузел, на кухню и осмотром осталась вполне довольна.

— Бедненько, но чисто, — констатировала она. — Есть вода, газ и даже немного растворимого кофе. Я форточки открою, а то дышать нечем.

— В шкафчике справа от газовой плиты должен быть чайник, — вспомнил Денис.

Марина удивилась:

— Откуда ты знаешь?

— Бывал здесь.

— Ничего себе, богатая у тебя биография, — пробормотала Марина и крикнула уже из кухни — Есть чайник!

Денис разглядывал квартиру со странным чувством узнавания. Вот уж никогда бы не подумал, что еще раз доведется здесь побывать. Знакомый коричневый диван стоял у окна, рядом примостился маленький журнальный столик с придвинутым к нему креслом. За двенадцать лет на диване и кресле протерлись подлокотники, сквозь ткань просвечивал грязный поролон. А вот телевизора на тумбе не было, наверное, забрали с собой или продали. «Сони», — вспомнил Денис название. Ромка Толоконников очень гордился этим телевизором, который выменял на «Калашников» с двумя запасными рожками патронов. Тогда на телевизоре стоял видик, по вечерам они просматривали отснятый задень материал и пили коньячный спирт. Ромкин отец работал на винно-коньячном заводе, и спирт стоял в трехлитровых банках, закатанных крышками. Книжный шкаф потерял одну стеклянную дверцу, но был так же плотно набит знакомыми книгами.

— Чайник закипел, — сообщила Марина. — Чашки я нашла. Не знаешь, сахар тут водится?

Она собрала волосы в пучок на затылке и по локоть закатала рукава блузки, так что сразу становилось понятно — женщина на хозяйстве.

— Ну, победитель, чего задумался? — Она тыльной стороной ладони откинула со лба прядь волос. — Какие планы на дальнейшую жизнь?

Денис размешал ложкой кофе, отхлебнул.

— Выбраться отсюда, — сказал он, имея в виду не квартиру и даже не город. — А там… дальше видно будет.

— Понятно… Как с документами поступишь? — Марина будто мимоходом задала вопрос, являющийся для нее самым важным.

Денис вскинул голову, однако не стал уточнять, откуда и когда она узнала о найденных документах. Просто пожал плечами.

— Ты ведь знаешь о Татьяне? — спросил он, а когда Марина кивком подтвердила, что знает, продолжал — Постараюсь выяснить, что известно об этих документах Алексу Хачило, и отдам ему ту часть, которая должна его удовлетворить.

— Разве тебе не важно, как он ими воспользуется?

— А у меня есть выбор? — вопросом на вопрос ответил Денис.

— Выбор всегда есть.

— Что ты имеешь в виду?

Марина взяла из пачки сигарету, закурила, раздумывая, как ему сообщить о том, что ей стало известно, пока она ждала его в номере киевского отеля.

— Понимаешь, — осторожно сказала она, гадая, какой будет его реакция на новость. — Дело в том, что… Ну, в общем, я узнала, что Татьяна совсем не похищена. Это было инсценировкой, необходимой для того, чтобы заставить тебя интенсивнее заняться поисками. Татьяна давно и близко знакома с Алексом Хачило… — Она отпила кофе, исподволь разглядывая Дениса, который глубоко задумался, но, как ни странно, не выглядел пораженным неожиданной новостью. — Вот так…

Денис молча смотрел в окно.

— И почему меня это не удивляет? — наконец произнес он, словно прислушиваясь к чему-то внутри себя. В самом деле, теперь он это понял отчетливо, как если бы картина, скрывавшаяся в сумраке, вдруг высветилась во всех деталях, освещенная лучом прожектора. Было в этом похищении с самого начала что-то натужно-наигранное.

Марина стряхнула пепел с сигареты, легко пожала плечами:

— Наверное, потому что ты сам подспудно этого ожидал…

Гребски изучающе глянул на нее.

— Почему я должен тебе верить? — все-таки спросил он, но сам же и ответил — А какой смысл тебе врать… Ты это знала с самого начала?

Марина покачала головой:

— Только со вчерашнего дня, когда ты поехал к Куприяновым. Если не веришь, я могу дать тебе ее номер телефона, сам убедишься.

Денис отрицательно качнул головой, встал, вышел из кухни. Несколько минут его не было, и вдруг из комнаты раздался его громкий смех. Это было так неожиданно, что Марина вздрогнула и вскочила со стула.

Войдя в комнату, она обнаружила, что Денис, вытянув ноги, сидит на полу посреди комнаты.

— Ты чего?! С тобой все в порядке?

— Зачем мы бежим? — сквозь смех проговорил Денис. — За нами гонятся, а мы, как последние идиоты, убегаем. Нам не нужно убегать.

— Ишь ты, смелый какой! — К Марине вернулось обычное самообладание. Она уперла руки в бока и насмешливо проговорила: — Жаждешь встретиться с врагом лицом к лицу? Очень даже просто. Достаточно остановиться и не бежать. Нас очень быстро найдут и перережут глотку. Тебе хоть есть за что, а мне просто так, за компанию. Как тебе такая перспектива?

— Не очень. Но убегать я больше не хочу. — Отсмеявшись, Денис сказал с обидой: — Вот посмотри, у меня башмаки за двести долларов, и они грязные. Знаешь, когда у меня в последний раз были грязные башмаки? Я уже и не помню, когда это было. Давно это было, Мариночка, очень давно.

— Верю, — кивнула Марина. — И что?

Денис покачал башмаками из стороны в сторону, доверительно сообщил:

— Не люблю я грязных башмаков. Видела когда-нибудь, как мужики опускаются? Сначала перестают чистить башмаки, потом гладить брюки, потом бриться и — все, нет мужика, кончился. Можно из него веревки вить, можно об него ноги вытирать, потому что он весь как половичок стал в прихожей — мятый и грязный. Это такая лакмусовая бумажка для мужика — чистить башмаки и бриться каждое утро.

Денис потер ладонью щеку и сам себе удивился.

— Небритый. Полный комплект: грязные башмаки, мятые штаны, несвежая рубашка, щетина и убегает от кого-то. Не хватает запаха перегара. А впрочем, может быть, есть и перегар. Слушай, Марин, там рядом с чайником бутылки нет случайно? Должна быть.

— Денис… — Марина смотрела так, словно засомневалась вдруг в его психической вменяемости.

— Ну что ты на меня смотришь как на больного, — с укоризной сказал Денис. — Да, я хочу выпить. На радостях. Потому что еще полчаса назад, нет, пять минут назад я был дурак, а теперь нет. Теперь я умный. Вот за это и хочу выпить. Мы просто очень быстро бежали, и не было времени остановиться и подумать. Ты разве не поняла, что нам не нужно бежать? Мы же стали неприкасаемыми, Мариночка. Если удастся сказать пару слов, прежде чем нас хлопнут, мы будем в абсолютной безопасности.

Он вскочил с пола, бодрый и готовый к действию.

— Телефон, тут должен быть телефон. Ты не видела?

Марина все еще ничего не понимала.

— Возьми мой мобильник, — предложила она. — У тебя сел аккумулятор?

— Нет, тут не мобильник нужен…

Телефон обнаружился на кухне. Красный, старенький, не кнопочный, дисковый с полустершимися цифрами набора и трубкой, обмотанной изолентой, но с одним несомненным достоинством — он работал. Мурлыкая что-то себе под нос, Денис набрал номер, а когда после второго гудка на том конце сняли трубку, сказал несколько слов. Потом нажал рычажок и в точности повторил свои действия, только номер на этот раз был другой.

— Вот и все, — сообщил он Марине, положив трубку.

— Ты уверен?

Денис кивнул:

— Как никогда раньше. Теперь остается только ждать. Ты что-то говорила про кофе и консервы. И поищи, в конце концов, бутылку!

 

Глава 26

После скромного ужина, состоявшего из перловой каши со свининой, извлеченной из консервной банки, чашки кофе и рюмки коньячного спирта, который все-таки обнаружился в шкафчике, Марину совсем разморило, и Денис отвел ее в спальню, где она свернулась клубочком на матраце и мгновенно уснула.

Денис выключил свет на кухне и курил, глядя сквозь окно на едва различимый в темноте город. Изредка по улице проезжали машины, подрагивающими снопами света ощупывая темную дорогу и стены домов с редкими светящимися окнами.

Тогда, двенадцать лет назад, улицы тоже были темными. Все боялись ночных авианалетов и артобстрелов. И улицы тоже были пустыми, потому что все, кто хотел и мог уехать, уехали. Несколько дней подряд улицы плотно заполняли легковые машины с привязанными на антенны и боковые зеркала белыми тряпицами. Стояла сильная жара. На вокзале народ со стоном ломился в товарные вагоны, чтобы добраться до Одессы. Кричали женщины, истошно вопили дети, не понимая, что происходит, но чувствуя: происходит страшное.

Денис снимал эту толчею и давку с высокого виадука, а вечером, когда они просматривали запись, Ромка матерился, как сапожник, повторяя: «Блин, как в Отечественную, ну скотство какое!» Город опустел, замер и по ночам прислушивался к автоматной стрельбе и орудийной канонаде. Все задавались одним вопросом: «Россия. Чего же они там тянут, сволочи?!»

А потом в одночасье все изменилось, потому что приехал генерал Лебедь. Там, чуть выше по улице, в Доме Советов проходила его первая пресс-конференция. Собственно, это была не пресс-конференция, а заявление. Генерал подъехал на газике в сопровождении десантников, большой, словно вырубленный топором из одной гигантской колоды. В высоких десантных башмаках, с выпяченной челюстью и полосками тельняшки в распахнутом вороте камуфлы без знаков различия. Он говорил нарочито грубым солдафонским голосом, но каждое его слово ловили с восторгом оправдавшегося ожидания: «Наши! Наши пришли, слава богу! Ну уж теперь-то!..»

Ромка, сияя глазами, теребил Дениса за рукав: «Нет, ты слышал?! Блин, вот это то, что я называю харизмой. Он еще рот не раскрыл, а ему уже веришь. Ну, этот им устроит!»

Всю ночь до рассвета грохотали пушки. От залпов звенели стекла и посуда в шкафах. Тяжелые орудия Российской армии стреляли через город. Снаряды и что-то еще, не похожее на снаряды, со свистом пролетало над крышами, а потом гулко взрывалось за Днестром, в той стороне, где высится колокольня кицканского монастыря. Утром на подоконниках лежал слой черного не то пепла, не то гари, жирный на ощупь. Ветер гонял по улицам черные смерчики. В городе говорили, что если бы не этот обстрел, то выведенные на кицканский плацдарм молдавские орудия могли расстрелять Тирасполь прямой наводкой. Денис отправил в ТАСС информацию о том, что «приднестровское ополчение предотвратило планирующуюся атаку на город». Так и было сообщено по радио и в газетах, но все понимающе перемигивались и улыбались. О жертвах с молдавской стороны не сообщалось, но Ромка, умудрившийся просочиться через кордоны, рассказывал, что это было огромное поле кровавого фарша вперемешку с железом.

Война через неделю пошла на убыль. Еще стреляли, еще предстояло освободить Бендеры, но уже было понятно, что российский генерал сдержит слово и остановит войну, а на центральной улице оставшиеся горожане ходили смотреть трофейную технику.

Потом Денис спрашивал себя, стоили ли все эти жертвы того, чтобы в результате через несколько лет один человек стал хозяином семейной республики под названием «Шериф», и не находил ответа.

В дверь негромко постучали. Денис вздрогнул, непроизвольно выбросил сигарету в окно, замер, думая, что ослышался. Стук повторился.

— Ну вот и дождались, — вполголоса проговорил он. — Быка выпустили, добро пожаловать на корриду.

Он отрыл дверь и отступил под напором упершегося в живот пистолета с длинным глушителем. Девятимиллиметровый «глок» держал в руках высокий мужчина в темной спортивной куртке. Позади него маячили еще трое, но в темноте коридора их лиц нельзя было разобрать.

Первый из вошедших, оттеснив Дениса от двери, продолжал держать его на мушке, в то время как остальные двое, выверенными движениями перетекая от стены к стене, что выдавало в них профессионалов, скользнули в прихожую и растворились в комнатах.

— Оружие?

Денис кивнул в сторону комнаты:

— На журнальном столике рядом с ноутбуком. Там девушка в спальне, она спит. У нее оружия нет.

Его страж не ответил. Одним неуловимым движением он развернул Дениса к себе спиной и быстро обыскал. Тем временем в прихожей бесшумно возникли его спутники, закончившие осмотр квартиры. Один из них поднес ко рту рацию, что-то тихо проговорил. Заработал лифт, и несколько минут, в течение которых никто не пошевелился и не проронил ни слова, Денис запоздало размышлял, правильно ли поступил, позвонив несколькими часами раньше по телефону. Впрочем, если он совершил ошибку, сожалеть было поздно.

Увидев вошедшего высокого стройного мужчину с волевым лицом и тщательно причесанной седеющей шевелюрой, Денис облегченно вздохнул.

— Я ждал вас несколько раньше, — сказал Денис, чтобы хоть что-то сказать. — Не было попутного вертолета? Проходите.

Вслед за Денисом мужчина прошел в комнату, быстро окинул ее взглядом и сел в кресло перед журнальным столиком, на котором лежал ноутбук. Он вынул сигареты, закурил и, выдохнув дым, взглянул наконец на Дениса, устроившегося на диване напротив:

— Ну, и?..

В соседней комнате послышалась какая-то возня, громкий голос Марины: «Да пусти ты, придурок! Вцепился…» — и появилась растрепанная Марина, пытаясь высвободить руку у молчаливого мужчины с пистолетом.

— Что все это значит? — Марина не оставляла попыток высвободиться, но это, похоже, только забавляло ее стража. Денис совсем недавно наблюдал, как она расправлялась с бандитами, и сделал вывод, что ее слишком неуклюжие движения являлись притворством чистой воды.

— Познакомься, — поспешно сказал он. — Это Богдан Андреевич Ляшенко, кандидат в президенты Украины.

— Ух, ты! Прикольно, — сама того не ведая, Марина повторила любимое словечко Славика Зинчука.

Для того чтобы просмотреть документы с компакт-диска, вставленного Денисом в дисковод ноутбука, кандидату в президенты потребовалось не больше двадцати минут, во время которых он непрерывно курил, прикуривая одну от другой черные сигареты с золотым ободком на фильтре. Окурки гасил в блюдце, принесенном из кухни телохранителем. Закончив читать, вынул диск и спрятал в карман.

— Нужно обладать своеобразным чувством юмора, чтобы укрыться в доме рядом с местным Министерством госбезопасности, — совершенно ровным голосом сказал он.

— Это получилось случайно, — словно извиняясь за досадную оплошность, дернул плечами Гребски.

Ляшенко кивнул, прикурил новую сигарету, тщательно загасил окурок старой. Денис понимал, что сейчас он собирается с мыслями, и ждал. Ничего другого ему не оставалось.

— Как я понимаю, в надежном месте у вас еще одна копия. В том случае, если с вами что-нибудь случится, необходимые распоряжения оставлены верным людям… — проговорил Ляшенко скорее для себя, чем для Дениса. — Скорее всего, копия не здесь, а в Штатах… Какая пошленькая оперетка…

Денис пожал плечами. За те минуты, что кандидат в президенты изучал компромат на себя, а если точнее, то не компромат, а вполне объективный, беспристрастный и хорошо документированный отчет о последних пятнадцати годах своей жизни, он осунулся и даже словно бы лицом почернел, но не распсиховался и не стал делать глупостей, чего боялся Денис. Каким бы грязным делом ни была политика, заниматься ею могут только люди с железными нервами.

— Почему вы не отдали это Чивокуну? — Ляшенко пристально глянул на Дениса.

— А смысл? — вопросом на вопрос ответил Денис.

— Ну да… конечно, — после небольшой паузы сказал кандидат в президенты, потом спросил прямо: — Чего вы хотите?

— Пока я хочу уехать домой, — честно признался Денис. — Мне тут больше нечего делать. Да и надоело немного, знаете ли…

Ляшенко быстро взглянул на него, подняв брови:

— Пока? Вы говорите — пока? Вы держите меня за яйца и говорите «пока»? А чего вы захотите потом, когда я стану президентом? Луну с неба?

— Я не шантажист, — коротко отозвался Денис.

— Ну-ну, все мы честные и порядочные до тех пор, пока нет возможности безнаказанно сорвать куш… — махнул рукой Ляшенко, чуть помедлил и продолжил, смотря прямо в глаза Денису: — Послушайте, Гребски, а вы понимаете, что стоит мне моргнуть, и вас не станет, будто никогда и не было, а?

Денис кивнул, прекрасно осознавая, что все слова, произносимые кандидатом в президенты, имеют под собой основание.

— Понимаю…

— Это хорошо, — сказал Ляшенко. — Для того чтобы вас не стало, даже нет необходимости вывозить вас на Украину. Господин с двойной фамилией из соседнего здания с удовольствием окажет мне эту услугу, а Соединенные Штаты едва ли отправят свои канонерки вверх по Днестру, чтобы спасти своего соотечественника. Как вам такой вариант?

— Вот тогда и в самом деле получится дешевая оперетка, как вы образно выразились, — стараясь сохранять спокойствие, ответил Денис. — Я дам вам номер телефона в Штатах. Позвоните и спросите.

Ляшенко вдруг горько усмехнулся.

— «Поезжайте, поезжайте в Киев и спросите, кем был Паниковский до революции…» — проговорил он. — Я вам верю. Знаете почему? Потому что вы не отдали это… — он запнулся, подыскивая слова, и Денис мысленно перекрестился, — эти документы Чивокуну. Он дал бы денег и обеспечил вашу безопасность. Но вы этого не сделали…

Ляшенко замолчал, на секунду задумался и тряхнул головой, будто принял важное решение.

— Значит, теперь придется с этим жить… Как по-вашему, — неожиданно спросил он, — зачем люди идут в политику? Вы же, кажется, писатель, должны были об этом задумываться.

— Вот как раз об этом я не задумывался, — сказал Денис. — Я вообще не очень-то интересуюсь политикой.

— Тогда давайте подумаем вместе. Что это — неумеренные амбиции? Психическое заболевание, жажда власти или желание оставить то, что называют «следом в истории»?

— Может быть, и то, и другое, и третье?

— Нет. Не все так просто. Посмотрите на первоклассников на линейке первого сентября. Такие все одинаково хорошие в костюмчиках и белых рубашечках. А к окончанию школы все уже разные. Проходит еще немного времени, и один становится грузчиком в магазине, а другой профессором. Почему? Не потому, что один умнее, а другой тупица. Просто одного устраивает перетягивание ящиков с места на место, а другого гложет жажда знать: а могу я решить вот эту задачу? Могу. А вон ту, которую никто еще не решил? Это неукротимая жажда проверки себя и уверенность, что сможешь сделать лучше, чем другие. Начинаешь делать, и видишь — получается!

Ляшенко стремительно вскочил с кресла и остановился посреди комнаты. Денис почувствовал, что начинает невольно проникаться уважением к этому человеку Ляшенко говорил и искренне верил в то, что говорит. Неудивительно, что он мог овладевать умами и чувствами сотен тысяч людей.

— Ступив на этот путь, остановиться уже невозможно, — говорил кандидат в президенты скорее для себя, чем для собеседника. — Ты идешь и идешь вперед, убеждаешь людей, что знаешь, как лучше, и делаешь это. Чем больше ты делаешь, тем больше тебе верят. Сейчас мне верит половина Украины. Так что перевешивает — доверие половины взрослого населения страны или то, что когда-то пришлось нарушить пару законов, которые все равно через год были отменены?

— Но здесь, — Денис кивнул на компьютер, — не пара нарушенных законов. Там и убийства, и финансовые махинации, принесшие вам миллионы долларов, и еще много всего. Как с этим быть?

Ляшенко даже поморщился от досады:

— Как вы не понимаете?! Вы же умный человек! Когда вскапываешь клумбу, чтобы посадить розы, думаешь о том, как будут восхищаться цветами, а не о том, что рассек лопатой два десятка червяков. Согласен, есть законы, они необходимы ежеминутно и ежесекундно, но в том-то и разница между обыкновенным человеком и политиком, что первый живет ради сегодняшнего дня, а второй работает на день завтрашний, и судить его могут только история и другие политики. Разве искусство шахматиста в состоянии оценить тренер по футболу, а?

— Ну, наверное, нет, — проговорил Денис, понимая, что определенная, хотя и извращенная логика в словах Ляшенко прослеживалась.

— Конечно нет! — горячо подхватил Ляшенко. — С точки зрения рака, повар, который бросает его в кипящую воду, совершает самое страшное преступление. Но друзья повара, у которых уже налито пиво, кричат: «Давай, давай, чего ты тянешь?!» Мы привыкли чуть что по советской привычке спрашивать мнение кухарки и дворника. А они живут только сегодняшним днем.

— Вы меня извините, — прервал его Денис, ругая себя за то, что не удержался, — но и кухарка, и дворник — это граждане государства и вправе высказывать свое мнение — высказывать его демократично, и мнение это должно приниматься государством во внимание. А по поводу сегодняшнего дня, так, еще раз извините, люди уже устали жить верой в светлое будущее, которое им обещали очень давно. Человек и должен жить сегодня. Сегодня любить, сегодня рожать детей, растить их, давать им образование. Люди сегодня должны получать достойную заработную плату, знать, что у них будет обеспеченная старость. Это и есть жизнь. Им, кто сегодня живет, не до размышлений о следе в истории.

Ляшенко приподнял брови, словно не понимая, чего журналист от него хочет.

— Я и не возражаю! — чуть повысив голос, сказал он. — Я говорю не об общей массе населения, а о политиках! Посмотрите с этой точки зрения. С точки зрения руководителя государства! Кто сейчас винит Петра в гибели сотен тысяч крестьян? Нет, помнят только про окно, прорубленное им в Европу. Что мы знаем о Меншикове, светлейшем князе? Сподвижник, помощник, единомышленник. А про то, что ворюга был редкостный, кто помнит? Кто помнит, сколько раз Богдан Хмельницкий метался между Польшей и Россией и скольких при этом погубил и предал? Кто через двадцать лет вспомнит, что, для того чтобы свернуть голову Саддаму Хусейну, Буш воспользовался фальшивкой?

Денис хотел было возразить, но благоразумно промолчал. А Ляшенко продолжил:

— Нельзя, невозможно судить о делах политика, руководствуясь законами, по которым живут все остальные. Они живут в данную минуту, а политик работает на десятилетия, если не на века. Да, я причастен к продаже оружия в Ирак. Но кроме денег мы получили информацию о том, что люди Чивокуна почти договорились о продаже сырья для «грязных» бомб и благодаря этому сорвали им эту сделку. Мы поступили, по-вашему, скверно? Вас больше бы устроило, если бы на Манхэттене кроме пыли от рухнувших небоскребов выросли ядерные грибы? Чего же вы молчите?

— Не нравится мне такая арифметика, — пробормотал Денис, потеряв охоту полемизировать с кандидатом в президенты.

— Да бросьте вы, Гребски! Не будьте чистоплюем, нельзя разгребать кучи дерьма и при этом оставаться в белых перчатках. Я же читал оперативку на вас. Вы, не поморщившись, грохнули не то пять, не то шесть человек. И не оттого, что вам так захотелось, — они мешали вам достичь цели, по сравнению с которой их жизни показались вам пустяком, разве не так?

— Не так! — возразил Денис. — Я защищал свою жизнь!

— Это ваше личное и весьма субъективное мнение, — со снисходительной усмешкой сказал Ляшенко. — Объективно же все выглядит иначе…

— С вами трудно спорить, — вынужден был признать Денис, отчасти еще и оттого, что не испытывал ни малейшего желания втягиваться в полемику.

— Со мной не следует спорить. Я прав, — категорично заявил Ляшенко. — Я знаю, почему вы не отдали документы Чивокуну.

— Интересно, почему? — произнес Денис, стараясь, чтобы собеседник не услышал язвительности в его голосе.

Ляшенко указал на него пальцем:

— Вы поняли, что он сможет меня свалить, и испугались. Вы испугались взять на себя роль судьи, роль, которую в отношении политика может взять на себя только история, но не человек. Вы умный человек, Гребски. Вы поняли, что, если не я, президентом станет бывший уголовник. Как самые верные жены получаются из бывших проституток, так самые старательные охранники — из бывших преступников.

— Ну, — Денис не смог удержаться, чтобы не возразить, — это заблуждение, пущенное в мир Бальзаком, Куприным, Ремарком и кем-то еще… Из бывших проституток не выходит хороших жен. Блядь она блядью и остается!

Ляшенко уперся в него взглядом:

— Это только подтверждает мою мысль! — Он на мгновение запнулся. — Ну да, конечно… Будучи умным человеком, вы сообразили, что с президентом-уголовником Украина скоро превратится в легко управляемую авторитарную… зону. А вы этого не хотите, как и всякий здравомыслящий человек. Ведь не хотите же?

— Не хочу, — признался Денис.

— Ну и слава богу, — сказал Ляшенко. — Вы мне нравитесь, Гребски. Когда закончится вся эта кутерьма с выборами, я вас приглашу к себе и мы вспомним этот ночной разговор в столице республики «Шериф». У вас тут есть что-нибудь выпить?

— Найдется. Сейчас принесу, — сказал Денис.

— Не утруждайтесь. — Ляшенко коротко распорядился, и через секунду охранник уже тащил на подносе бутылку коньячного спирта и две наполненные рюмки. С бутылкой и рюмками все было понятно, но вот где он умудрился раздобыть поднос, для Дениса навсегда осталось загадкой.

— Ну, давайте, — сказал Ляшенко и залпом опрокинул рюмку. Денис последовал его примеру.

— Вы хорошо поработали, — отдышавшись, сказал кандидат в президенты. — В самом деле хорошо. Вы, прямо скажу, много мне крови попортили.

— Надо признаться, — сказал Денис, — вы мне тоже.

Ляшенко рассмеялся и протянул руку.

— Все хорошо, что хорошо кончается. До Кишинева отсюда ближе, чем до Киева, в аэропорту вам забронируют билеты. С визами и прочей ерундой проблем не будет, я распоряжусь. Возвращайтесь в свои Штаты.

Рукопожатие у кандидата в президенты было коротким и твердым. Хорошее, мужское рукопожатие. Отработанное.

Когда за Ляшенко и его людьми закрылась дверь, Марина выглянула из кухни. Глаза у нее были круглые.

— Вы чего так орали? Я уж думала, нам тут конец, — кокетливо изображая притворный ужас, сказала она, потом улыбнулась. — Этот тип с пистолетом сидит напротив меня, пистолетом поигрывает да анекдоты рассказывает. Я чуть со страху не умерла.

Денис подумал, что, скорее всего, слушая анекдоты, Марина примеривалась, как бы поудобнее выхватить у охранника его пистолет, если события начнут развиваться непредсказуемым образом. Однако не счел нужным упрекать ее в обмане. Хочется ей выглядеть испуганной и беззащитной, пусть считает, что он поверил. Он вытер со лба пот и вздохнул.

— Да так, немножко о политике поговорили, спирту выпили. А потенциальные президенты, они всегда так: чуть выпьют и давай орать… Ну, вот и все, Маринка, мы свободны и можем убираться на все четыре стороны.

— Да-а? — недоверчиво протянула Марина. — А как…

Она не успела договорить, потому что в дверь опять постучали. Марина встревоженно взглянула на журналиста:

— Что-то забыли? Или…

Договоры договорами, слова словами, а на всякий случай Денис подхватил со столика пистолет, возвращенный на место охранником кандидата в президенты, и, спрятав его за спину, распахнул дверь.

На пороге стоял улыбающийся Роман Толоконников.

— Вообще-то у меня свой ключ есть, — сообщил он. — Но неудобно как-то. Не ожидали?

— Что-то ты припозднился, — сказал Денис. — Проходи. У нас сегодня день открытых дверей. Марина, это мой старый друг и сын хозяев этой квартиры… Раздобудь ему чистую рюмку. Пить будешь, Роман?

— А куда я денусь? — Толоконников пожал плечами. — Раз опоздал, значит, опоздал. Как я мог успеть, если Ляшенко к тебе на вертолете из Киева рванул, а мне пришлось из Одессы на машине? Хорошо, я его церберов у подъезда увидел, а то была бы та еще встреча. Как я понимаю, для моего патрона у тебя уже ничего не осталось?

— Неправильно понимаешь. — Жестом фокусника, Денис вынул из кармана компакт-диск. — Будешь смотреть?

— Спрашиваешь! Ты же знаешь, какой я любопытный.

Толоконников быстро вставил диск, погрузился в чтение. Несколько минут он просматривал документы молча, потом уже перестал себя сдерживать, и последующие полчаса комната оглашалась его восклицаниями. Наконец Роман повернулся к Денису и Марине, хлопнул себя по коленкам.

— Это же… это же… Бомба! — подбирая слова, произнес он. — Этим можно засадить Чивокуна до конца дней в любом государстве. Стоя в землю закопать и террикон сверху насыпать. Ляшенко тебя за это озолотить должен!

— Согласен с тобой полностью, — сказал Денис, довольный произведенным впечатлением. — Но, понимаешь ли, у него нет этих документов.

Роман поперхнулся, удивленно уставился на друга.

— Что ты сказал? Они ушли с пустыми руками, а ты до сих пор жив?

— Нет, не с пустыми.

Денис искренне наслаждался, наблюдая, как до Романа начинает доходить. Роман Толоконников всегда был сообразительным, и до него дошло быстро.

— Ты хочешь сказать, что у тебя было досье на обоих? И на Чивокуна, и на Ляшенко? А может быть… — Роман округлил глаза. — Может быть, и не только на них?

— Может быть, — подтвердил Денис.

— О господи… И как он отреагировал на материалы о себе?

— Высокие договаривающиеся стороны не обманули взаимных ожиданий. Кандидат в президенты выразил удовлетворение, что именно я держу его за яйца, но попросил предупредить заранее, если я вдруг вздумаю покрепче сжать руку

 

Глава 27

Черный «БМВ» выехал со двора на перекресток улиц Розы Люксембург и Клары Цеткин, повернул на Карла Либкнехта и остановился на светофоре. Проскочив короткую Коммунистическую, вновь остановился на перекрестке. Потом свернул на центральную улицу имени вождя мирового пролетариата и направился к выезду из города. Кандидат в президенты не обманул, на ветровом стекле красовался сине-белый пропуск ОБСЕ, защищающий от слишком пристального внимания гаишников к нездешним номерам.

По наблюдениям Дениса, новых домов в городе не прибавилось, зато на старых, прикрывая облупившуюся штукатурку, красовались рекламные щиты с призывами отовариваться в супермаркетах «Шериф», заправляться на заправках «Шериф», болеть за футбольную команду «Шериф».

— Ну, в самом деле, — сонно пробормотала Марина, обратив внимание на рекламу. — Почему бы и нет? Разнообразие утомляет. Когда я стану старой и богатой, я создам корпорацию в Штатах и назову ее как-нибудь оригинально. Например, «Участковый» или «Оперуполномоченный». И корпоративные цвета будут как на милицейских погонах. Поможешь мне придумать слоган?

— Обязательно, — сказал Денис.

Он проехал мимо мемориала с вечным огнем. На постаменте все так же стоял танк, первым ворвавшийся в город в Отечественную, а через дорогу — конный памятник Суворову. В сотне метров выше по улице на солидном постаменте по-прежнему стоял памятник Ильичу перед высоким белым зданием. Раньше там размещался городской комитет партии, а теперь Верховный Совет независимой республики, одна треть граждан которой имела российское гражданство, одна треть — молдавское, а еще одна треть никуда не выезжала и посему гражданство имела местное.

Улица Ленина круто повернула направо и превратилась в короткую улицу Правды. А вот и Бородинка, самое высокое место города. И зеленые ворота воинской части. Тогда, двенадцать лет назад, тут был полк связи Российской армии, около ворот толпились женщины, требуя командующего, и среди них метался будущий президент республики, такой же озлобленный и растерянный, как и все остальные. Молоденький солдатик с рупором на крыше проходной чуть не со слезами в голосе требовал отойти от ворот, но его не слушали, потому что отсюда видны были столбы черного дыма над горящими Бендерами, слышалась стрельба, и нескончаемой колонной шли оттуда машины с беженцами.

— Ты чего головой вертишь? — спросила Марина, видевшая по сторонам лишь провинциальный скучноватый город с черешнями и шелковицами вдоль дороги.

— Интересуюсь, — сказал Денис. — Вспоминаю… Вон, видишь мост? Это Парканы, там высокая насыпь. Когда ополченцам раздали оружие, они заняли оборону на насыпи, в ста метрах от своих домов, а жены носили им в обед борщ и хлеб. Обстоятельные такие мужики-колхозники. Нас там обстреляли с Ромкой, едва мы с камерой высунулись над насыпью. Мужики за ноги стащили вниз и обматерили по первое число. А тут, на мосту, стоял сгоревший танк. Они хотели одним броском переметнуться на эту сторону, пустили несколько танков, а когда два сразу же сожгли, таких попыток больше не было. Мы боялись, что мост разбомбят с самолетов, но был всего один налет, бомбы попали слева от моста, вон там, в стороне. А вон из той девятиэтажки по приднестровцам стреляли девушки-снайперы, их называли «белые колготки».

— О господи, что за страсти ты рассказываешь, — сказала Марина. — Когда это было?

— Двенадцать лет назад.

— Давно.

— Да, в прошлом веке, — ответил Денис и подумал, что для этой молодой женщины что двенадцать лет назад, что двадцать пять — разница небольшая. С тем же успехом он мог бы рассказывать о партизанских отрядах Ковпака или конниках Котовского, хозяйничавших в этих местах.

— У тебя в голосе даже как будто ностальгия проскальзывает…

— Все, что происходит в молодости, вспоминается с ностальгией.

— Страшно было?

— Страшно? — Денис задумался. Страшно не было, но вовсе не потому, что он такой смелый, бывали в его жизни моменты, когда было страшно. В то время его не отпускало странное чувство, объяснения которому он так и не нашел. Для себя он это назвал — чужая война.

Была холодная ярость при виде заполненных трупами школьников рефрижераторов в расстрелянных Бендерах. Война началась как раз в ту ночь, когда у десятиклассников проходил выпускной бал. Девчонки были в белых платьях, а ребята в белых рубашках и галстуках.

Было ощущение полного бессилия и комок в горле, когда шальной пулей у него на глазах убило подростка. Мальчишка вел велосипед с закрепленным на багажнике ящиком спелой черешни. Пуля попала в спину напротив сердца, и кровь мальчишки смешалась на асфальте с соком раздавленных черешен.

И было горькое недоумение при виде снайперши-наемницы откуда-то из Прибалтики. На восьмом этаже в угловой квартире долго чернел провал на месте окна. Ее точку вычислили и жахнули по ней из гранатомета, а потом, оглушенную взрывом, выбросили из окна. Ромка ездил туда фотографировать, а вечером они открыли трехлитровую бутыль коньячного спирта и напились до полного беспамятства.

— Конечно, было страшно, — сказал Денис.

* * *

— А вы знаете, что Денис Гребски утром прилетел в Сан-Франциско? — спросил сенатор Дженкинс. Он вернулся с Украины и рассказывал Петру Сергеевичу о поездке, потягивая через соломинку ледяной сок.

Петр Сергеевич не знал, в чем и признался не без раздражения.

— Да-да, — сказал сенатор, умолчав, что ему самому об этом сообщил по телефону Ляшенко, с которым сенатор встречался и долго беседовал в Киеве.

— Допустим, — стараясь подавить злость на свою службу безопасности, буркнул Казаренко.

Сенатор Дженкинс понимал состояние своего собеседника, однако не посчитал нужным быть излишне корректным.

— Не только вернулся, — взглянув на Казаренко, произнес сенатор, — но вернулся с добычей, и, честно говоря, я удивляюсь вашей неинформированности. Как бы он сам не решил воспользоваться наследием «Прозрачности».

— Не успеет, — уверенно сказал Петр Сергеевич. — Вы же понимаете, что оружием эта информация может стать далеко не в каждых руках.

— Ну-ну, — с сомнением проговорил сенатор. — Все-таки я советовал бы вам поторопиться. Сейчас время не на вашей стороне.

В свое время о проекте «Прозрачность» Петр Сергеевич Казаренко узнал все от того же сенатора Дженкинса. Они тогда сидели в просторной квартире с камином и видом на Женевское озеро.

— Вы любите притчи? — спросил сенатор. Казаренко не понял, и сенатор пояснил: — Ну, притчи, страшные сказки, страшилки и прочее? Вот я — не люблю. Но одну страшилку я вам все-таки расскажу.

— Весь внимание, — ответил Петр Сергеевич, зная, что прагматичный сенатор никогда ничего не говорит просто так.

— Это было в те давние времена, — начал сенатор, протягивая руки к огню, — когда весь мир, включая Соединенные Штаты, еще боялся огромной холодной страны под названием Советский Союз, больше известной с легкой руки недавно умершего президента как «Империя Зла».

Казаренко улыбнулся.

— В начале восьмидесятых, перед смертью Брежнева, на стол председателя КГБ Андропова лег пространный доклад аналитиков, в котором убедительно и доказательно предрекалось поражение Советского Союза в холодной войне и последующий распад империи на независимые государства в течение ближайших десяти лет. Андропов был здравомыслящим человеком, но даже его шокировали выводы аналитиков и столь короткое время, отведенное дряхлеющему колоссу К докладу он вернулся через несколько месяцев, после того как сменил Брежнева на его посту. По его личному распоряжению была инициирована работа над проектом «Прозрачность». Суть проекта заключалась в создании отдельного, подчиненного лично Андропову подразделения с целью постоянного и скрупулезного сбора информации на всех лиц, которые могли бы через пять — десять лет играть заметную роль в советских республиках.

— КГБ и до этого собирал такую информацию, — сказал Петр Сергеевич.

Дженкинс не стал спорить:

— Конечно, собирал и продолжал собирать. Эти данные и легли в основу базы данных Андропова. Но если раньше информация оседала в первых отделах предприятий и республиканских управлениях, то с этого момента она параллельно наполняла базу данных «Прозрачности». Андропов сразу же вынес штаб-квартиру нового подразделения за пределы Советского Союза и вообще социалистического лагеря. Фактически это были несколько центров в Швейцарии, Швеции, Голландии, Бразилии, Канаде и даже Соединенных Штатах.

— Разведывательные центры по всему миру?

— Это была не внешняя разведка, а внутренняя. Разведывательная деятельность никоим образом не касалась никаких государств, кроме республик Советского Союза. Забавно, не правда ли? Выносить центр сбора информации о своем государстве за его пределы.

— Куда уж забавнее, — хмыкнул Казаренко и, представив себе масштабы деятельности подобной организации, почти воскликнул: — Это должно было стоить бешеных денег!

— Совершенно верно, — довольный произведенным впечатлением, согласился сенатор Дженкинс. — Но к этому времени уже давно и эффективно работала сеть, с помощью которой партия занималась финансированием организаций «левой» направленности через различные экспортно-импортные операции и собственную коммерческую деятельность. По всему миру, еще в те времена, были разбросаны десятки успешных коммерческих структур. В них трудились советские разведчики и контрразведчики, много лет изучавшие повадки, нравы и языки «потенциального противника». Они рассматривали переход к капиталистическому образу жизни как очередное задание сроком на всю жизнь. Наиболее обычной финансовой практикой в этой деятельности было создание фондов при помощи экспорта искусственно удешевленных советских товаров или сырья. Например, западноевропейские издательства левой ориентации ежегодно получали десятки тысяч тонн типографской бумаги бесплатно или почти бесплатно. Часть этой бумаги продавалась по рыночным ценам, а вырученные деньги шли на финансирование «Прозрачности».

Андропов, будучи человеком прозорливым, понимал, что, когда империя начнет разваливаться, найдется много желающих воспользоваться базами данных «Прозрачности» в своих целях, и оставил на этот счет четкие инструкции.

С приходом Горбачева «Прозрачность» полностью порвала пуповину, связывавшую ее с компартией и КГБ, и отправилась в свободное плавание, продолжая заниматься тем, ради чего была создана. Кстати, в это время финансовые дела шли как никогда успешно, потому что началась массовая распродажа Советского Союза. В этих условиях контролируемые «Прозрачностью» фирмы быстро нашли общий язык с бывшей номенклатурой, стремящейся побыстрее нажиться, продав кусок бывшей государственной собственности. Но теперь уже «Прозрачность» выступала как независимый зарубежный партнер. И продолжала свою работу. Люди, контролируемые «Прозрачностью», становились даже торговыми представителями новоиспеченных независимых государств, как случилось в свое время с Киргизией, откуда было вывезено самолетами больше полутора тонн золота, или с Украиной, где в течение долгого времени одна из дочерних фирм «Прозрачности» имела монопольное право на экспорт аммиака и сельхозудобрений. Ельцин, заподозрив было неладное, поручил американскому детективному агентству «Кролл» провести расследование деятельности одной из фирм, но, как это часто бывает в России, дело кончилось пшиком.

Казаренко с сомнением в голосе произнес:

— И что, за все это время не было никакой утечки информации?

— О реальных масштабах деятельности «Прозрачности» знает очень немного людей, и они не болтливы, — веско сказал сенатор Дженкинс. — А об утечке информации становится известно, как только эта информация появляется в газетах или где-то еще. «Прозрачность» же только собирает информацию, классифицирует, но не использует… До лучших времен.

— И что это за лучшие времена? — Недоумение, прозвучавшее в его голосе, удивило и самого Петра Сергеевича. — Какова вообще цель этого проекта?

— Об этом известно только нескольким людям, подготовленным еще командой Андропова, — пожал плечами сенатор. — Кстати, состояние Билла Гейтса — чаевые официанта по сравнению с капиталами этих людей. И они владеют информацией, оружием, которым при желании могут взорвать любую республику бывшего Союза. Или все республики сразу, если захотят. Новые правители новых независимых государств, как вы знаете, не были разборчивы в средствах. В руках «Прозрачности» находятся материалы, которые это подтверждают. Только руководство «Прозрачности» не дает им ход. Пока не дает.

Сенатор сделал паузу, давая собеседнику возможность осмыслить услышанное, потом хитро прищурился:

— Как вам такая страшилка?

— Зачем вы мне это рассказали? — спросил Петр Сергеевич, уже предполагая, что услышит в ответ.

— Вы представляете, какой властью будет обладать человек, который овладеет такой информацией? Я имею в виду не всю базу, а хотя бы только ту ее часть, которая касается, ну, допустим, Украины…

— Думаю, да, — отозвался Казаренко.

Дженкинс взглянул на него в упор:

— Привлеките нужных людей, спецслужбы, у вас есть такая возможность, и найдите подходы к «Прозрачности».

— А какой у вас в этом деле интерес? — спросил Петр Сергеевич.

Сенатор Дженкинс улыбнулся своей широкой и все скрывающей улыбкой.

— Мы ведь с вами старые партнеры, — сказал он. — Я заинтересован в том, чтобы там, где я работаю, была стабильная политическая обстановка. Вы же знаете, я не люблю неожиданностей.

Это беседу Петр Сергеевич вспоминал, пока ждал Семена Черника, вызванного им немедленно после ухода сенатора. Едва тот вошел, Казаренко осведомился у него тоном, не предвещающим ничего хорошего:

— Вы пять лет груши околачивали? Почему о возвращении Гребски я узнаю от сенатора США, а не от вас?

 

Глава 28

Денис погладил кошку, и она, выгнув спину, торкнулась лбом о его подбородок, требуя ласки. Аккуратно спустив Мурку на пол, Гребски прошел на такую знакомую кухню, достал с полки намолотый Розмари кофе и привычную турку. После небольшого раздумья выключил плиту, наставительно сообщил Мурке:

— Гигиена на первом месте! Надо смыть с себя грязь!

Пока он блаженствовал в душе, до его слуха доносились настойчивые телефонные звонки, сначала обычного домашнего телефона, потом мурлыкающие — мобильного.

Выскакивать голым и бежать к телефону?

Нет уж, увольте. Отбегался.

В квартиру он зашел десять минут назад и еще никому не сообщил о своем возвращении. Он поворачивался под упругими струями, скоблил все доступные места жесткой щеткой, будто действительно хотел смыть с себя все, что могло пристать к нему за время путешествия.

Набросив махровый халат, раскрасневшийся и освеженный, подошел к окну, взглянул на слегка прикрытый туманом Алькатрас. Несколько яхт и парусных лодок, несмотря на бурные волны, скользили по темно-синей глади залива. Туристический пароходик спешил забросить на остров любопытствующих туристов. Может быть, им повезет и они встретят призрак Аль Капоне.

Денис вздохнул и пошел варить кофе.

Когда, удобно устроившись в кресле, он пил мелкими глотками горячий и крепкий черный кофе, наслаждаясь его запахом, смешанным с ароматом сигары, раздался громкий и беспорядочный стук в дверь. Чашка в руке Дениса вздрогнула, а сам он из расслабленного сибарита превратился в человека, готового к любым неожиданностям.

Он быстро скинул халат, натянул чистые спортивные брюки, тонкий шерстяной свитер, чертыхнулся, не найдя на месте револьвера, оставленного для сохранности у Олега Куприянова, направился к двери, в которую все еще безостановочно колошматили.

Все пространство за дверным глазком занимал огромный человеческий глаз, хитро подмигивающий хозяину квартиры. Денис обреченно вздохнул.

— Не ждал?! — словно тайфун набросился на него Славик Зинчук. — Я уж думал, дверь выламывать придется! Я на мониторе, куда картинки из твоей квартиры поступают, смотрю и обалдеваю! Денис! А ты на звонки не отвечаешь! Ну вот и примчался! Здорово, победитель!

Денис вздрогнул, услышав обращение, которое последние несколько дней, после драки с горными орлами в баре отеля, часто использовала Марина.

В самолете они, словно заранее сговорившись, общались в основном на нейтральные темы, не затрагивая ни политики, ни собственных отношений, ни планов на будущее.

Основное время полета и Денис и Марина, практически не спавшие больше двух суток, провели в сонном или дремотном состоянии, возвращаясь в реальный мир, только когда милая и предупредительная стюардесса предлагала что-нибудь перекусить.

Самолет совершил посадку в аэропорту Сан-Франциско, и пути Марины и Дениса разошлись. Ему, как гражданину США, нужно было проходить пограничный контроль и таможенный досмотр у одних стоек, а Марине, имевшей только долгосрочную визу, в другом. Она протянула Денису слегка потрепанную книжку, чмокнула в щеку и шепнула:

— Увидимся на выходе!

С американским паспортом для Дениса все пограничные формальности действительно оказались формальностями, и уже через три минуты он, пройдя через разномастную толпу встречающих, курил на улице, вежливо отбиваясь от предложений таксистов.

О том, что ожидать Марину нет смысла, он догадался, увидев последних пассажиров, выходящих из зала контроля. Однако все-таки заглянул в зал, не обнаружил возле стоек ни единой души, вздохнул огорченно, но не без доли облегчения.

Усевшись в первое же свободное такси, назвал свой адрес и глянул на книжку, подаренную Мариной на прощание — теперь он понял, что именно на прощание.

«Боевой гопак», — с удивлением прочел он на обложке.

Славик радостно приплясывал вокруг приятеля, засыпая его кучей вопросов, на которые Денис отвечал коротко, но по возможности конкретно. «Прикольно!» — то и дело восклицал Славик и часто произносил с придыханием: «Ну ни фига себе!»

— Жалко, меня с тобой не было, — в конце концов изрек он.

— Да уж! — вырвалось у Дениса, представившего Зинчука с ручным пулеметом, поливающим плотным огнем подступающих бандитов.

— А чего? — уловив в голосе приятеля снисходительные нотки, взвился Славик. — Мне тут тоже в сражение вступить пришлось…

Не воспринимая всерьез заявление гениального программиста, Денис улыбнулся:

— Серьезно?

— Не то слово. — Состроив обиженную физиономию, Славик вынул из кармана какой-то прибор, нажал на нем кнопку и лишь после этого стал серьезным. — Хоть я тут у тебя и наставил всяких глушилок, с этой вот, — он потряс приборчиком в воздухе, — совсем спокойно можно разговаривать. Даже мои собственные микрофоны ничего не услышат.

— Это хорошо, — усмехнулся Денис, напомнил приятелю: — Не забудь убрать свои шпионские штучки, а то я спать спокойно не буду… Ну, так что там у тебя за битва была?

Славик вскочил с дивана, вернулся из кухни с банкой пива, отхлебнул.

— Только я с тобой пообщался, когда ты из Черкасс выбрался живым и невредимым, — начал рассказывать Зинчук, запустив свободную руку в огненно-рыжую шевелюру и расхаживая по комнате. — Хотел на радостях в бассейне порезвиться, а тут у ворот образовалась соседка — Шейла Кронбергхейм…

— Жена Грэга? — уточнил Денис.

— Именно! — радостно подтвердил Славик. — Ты меня с ними на какой-то вечеринке знакомил. Так вот…

Денис раскурил потухшую сигару и слушал приятеля, который в лицах изобразил историю нападения команды русских бандитов под предводительством пузатого Танка на его усадьбу, пленение, решительный побег и благополучную развязку. Под конец он даже показал, как Ричи поставил лапы на Танка и как при этом высунул язык.

— Берри Вайт? — переспросил Денис, когда Зинчук дошел в своем рассказе до прибытия на место действия агента. — Высокий и черный?

— Ага! Он самый! — с готовностью кивнул Славик. — Мурыжил меня часов пять!

— И?

— Чего «и»? — слегка нахмурился Зинчук, плюхнулся на диван, закинул ногу на ногу, всем своим видом демонстрируя приятелю, что оскорблен. — Трудно, знаете ли, беседовать с человеком из этого агентства, весьма дотошно осведомленным о том, чем ты занимался последнюю неделю…

Денис отставил чашку с кофе.

— В каком смысле осведомлен? — спросил он.

— В прямом! — Славик допил пиво, с хрустом смял банку — Они меня зацепили, когда я сервер наших друзей из ИТМ хакнул… Он мне популярно объяснил, что меня может ожидать, если я не буду с ними сотрудничать. Как ты понимаешь, нарушений всяческих набралось…

— Понимаю, — подтвердил Денис, глядя на приятеля. — И что дальше?

Зинчук покаянно уронил подбородок на грудь, картинно всхлипнул, с хитрецой глянул на журналиста:

— Конечно, я согласился и чистосердечно признался во всем, что они уже знали! Прикинуть, что именно они могли на меня нарыть, было нетрудно. Ну и слил я им всю свою информацию по ИТМ, Хачило…

— Наш главный улов ты, надеюсь, не слил? — слегка встревожился Денис.

— Обижаешь! — воскликнул Славик. — Это не мое, не мне им и распоряжаться. Да и не думаю я, что следует им давать эту информацию.

— Слава богу! — облегченно вздохнул Гребски. — Я тоже еще не понимаю, что нам с этим… Думать надо, крепко думать.

— Согласен, — согласился Славик. — Правда, у меня от этих думаний голова уже раскалывается…

— Хорошо хоть в переносном смысле слова, — улыбнулся Денис. — Ну и на чем вы порешили?

— С Берри Вайтом? — переспросил Славик, скромно развел руками: — Ну, как тебе сказать… Он сильно и, главное, аргументированно меня уговаривал, так что я согласился быть у них консультантом по всяким нелегким программистским проблемам… на контрактной основе с оплатой восемьсот долларов в час… Прикольно!

— Прикольно, — усмехнулся Гребски, подливая себе кофе. — За тобой было установлено наблюдение?

— Точно! Эти ребята пришли мне на помощь, в принципе нарушив правила, за что я им очень благодарен.

Денис понимающе хмыкнул.

— Я думаю… — проговорил он, потом спросил: — Ну так чего делать-то будем?

Раздался звук поворачиваемого в замке ключа. Денис недоуменно посмотрел на Славика, но тот, не проявив никакого беспокойства, махнул рукой:

— Олег… Я ему с дороги позвонил, сообщил, что ты вернулся…

Это действительно был Куприянов-младший. Денис поднялся ему навстречу и тут же попал в объятия, заставившие вспомнить медвежью хватку его отца. Вдоволь натискав путешественника, Олег слегка отстранил его, оглядел с головы до пят, с облегчением проговорил:

— Ну вот, теперь вижу, что ты цел и невредим!

— Только с душевными ранами, — усмехнулся Денис. — Благодаря твоим близким родственникам, физических не наблюдается.

— Кстати, — усаживаясь на диван напротив журналиста, многозначительно сказал Олег. — Батя велел тебе морду набить! Сильно осерчал! Что я, говорит, ради этого во все ввязался!

Славик непонимающе переводил взгляд с одного приятеля на другого. Денис улыбнулся и пояснил:

— Я так понимаю, Степан Игнатьевич нашел в подполе оставленные мной деньги… Я не стал ему сообщать об этом, он бы меня на месте пришиб…

— Ага, — подхватил Куприянов-младший, — нашел и весьма оскорбился. Хорошо, что тебя рядом не было… Батя — человек старой закалки…

Денис развел руками, проговорил с улыбкой:

— А им деньги на ремонт не нужны? Ты бы видел, что там с забором и сараем случилось… Да и стекла повышибало… И вообще, мне эти три тысячи погоды не делали, а им подмога…

— Я примерно так все и понял, — усмехнулся Олег. — Успокоил старика, так что прощение имеешь…

— Надо бы им позвонить, — задумчиво произнес Денис.

— Ты сначала агенту Вайту позвони, — вмешался Славик. — Ждет.

С легким ехидством Денис поинтересовался:

— А ты не доложил, что ли, о моем появлении?

— Издеваешься?! — с наигранным огорчением возмутился Славик. — Я у них не в стукачах, а в консультантах…

— Понял-понял, — подняв руки, словно сдаваясь, воскликнул Гребски.

Раздался звонок в дверь. Денис недоуменно посмотрел на друзей.

— Кто бы это мог быть? Просто день приемов какой-то…

— Я никому больше не сообщал, что ты вернулся, — торопливо заверил Славик.

— Я тоже, — сказал Олег. — Может, полиция? Тебя же на допрос вызывали… А ты не явился. Может, они и всполошились…

Денис решил не гадать, направился к двери, распахнул ее, без особого удивления произнес:

— А мы только что вас вспоминали. Проходите, агент Вайт…

Легкое удивление на черном лице агента Вайта сменилось пониманием, как только он услышал из комнаты голос Славика Зинчука. Агент белозубо улыбнулся, протянул Денису руку:

— С благополучным возвращением… Рад вас видеть, мистер Гребски…

— Зовите меня просто Денис…

— Дэннис, — как и все американцы, через «э» и с ударением на нем же, произнес Берри Вайт. — Спасибо…

Славик с Олегом на мгновение замолчали, увидев входящего фэбээровца, невольно поднялись, приветствуя его. Агент Вайт быстрым взглядом окинул комнату, повернулся к хозяину, проговорил:

— А у вас очень уютно… И прекрасный вид на океан!

— Спасибо, — ответил Денис, посмотрел на него внимательно, усмехнулся: — Мне тоже здесь нравится, и у меня абсолютно нет желания менять эту квартиру на тюремную камеру…

Берри Вайт оценил ответ журналиста.

— Я пришел совсем не за тем, чтобы надеть на вас наручники…

Куприянов встал во весь свой немаленький рост, вопросительно глянул на Дениса:

— Я вам тут не буду мешать?

Агент опередил журналиста с ответом.

— Что вы, мистер Куприянов, — сказал он. — Вовсе не помешаете, даже, напротив, я думаю, вы нам можете помочь… Мы с вами до сих пор не знакомы лично… Берри Вайт…

Пожимая протянутую агентом руку, бывший опер отозвался:

— Олег… очень приятно… много слышал…

Берри Вайт усмехнулся:

— Надеюсь, только хорошее?

— Исключительно! — хохотнул Куприянов. — Самые лестные отзывы.

— О’кей, — вновь став серьезным, сказал Берри Вайт, посмотрел на притихших друзей, повторил: — Я пришел совсем не за тем, чтобы надеть на вас наручники…

Денис не выдержал, произнес язвительно:

— Для этого есть другие… детектив Лопес, например…

Лицо агента Вайта стало серым, брови нахмурились, губы сжались. Он мрачно взглянул на журналиста, который плохо понимал, что именно привело агента в такое состояние, проговорил медленно, словно с трудом:

— Я мало знаю этого человека… Должен вам сообщить, что вчера детектив Лопес был тяжело ранен, а его напарник, детектив МакКормик погиб…

— Вот так-так! — воскликнул Денис.

Куприянов удивленно развел руками:

— Позавчера он из меня веревки пытался вить… несколько часов кряду…

— Что случилось?! — Славик взъерошил рыжие волосы.

После минутного раздумья агент Вайт, аккуратно и привычно поддернув брюки, опустился на стул, расстегнул пиджак.

— Детективы решили допросить президента компании ИТМ Игоря Буковски… — начал он.

Решив допросить Буковски, детективы приехали в офис компании, чтобы не откладывать дело в долгий ящик. Буковски оказался занят с клиентом и, извинившись, попросил подождать его в приемной, велев секретарю принести детективам кофе. Тут же в приемной находились два шкафообразных молодых человека, в которых опытный глаз детективов сразу признал сотрудников охранного агентства, осуществляющих охрану вверенного им объекта. Молодые люди, увидев слегка выпирающие из-под пиджаков наплечные кобуры, напряглись, готовые кинуться в любую минуту, и расслабились только после того, как Лопес продемонстрировал им свой полицейский жетон.

Через несколько минут детективы уже пили кофе и вполголоса обсуждали свои проблемы.

— Все это известно из показаний секретаря, — пояснил Берри Вайт. — Женщина уцелела только потому, что при первом же выстреле упала под стол, что спасло ее от осколков гранаты…

А еще через несколько минут в приемную ворвалась группа людей, одетых в спортивные костюмы. Попытавшиеся встать у них на дороге охранники были немедленно сбиты с ног и сочли за лучшее благоразумно притвориться потерявшими сознание. На детективов, людей, с точки зрения двадцатилетнего молодца, уже пожилых, вторгшиеся не обратили внимания. Один из пришельцев расстегнул молнию на принесенной с собой объемистой сумке и стал вынимать и сноровисто кидать приятелям автоматы и пистолеты. Получив оружие, спортивные ребята бойко направились в сторону кабинетов президента и его заместителя, по пути короткими очередями расстреливая компьютеры, стоявшие на столах клерков, а самих клерков загоняя под столы.

Детектив Лопес переглянулся с напарником, и оба одновременно выдернули оружие. «Стоять! Бросить оружие! Полиция!» — привычно выкрикнули полицейские. Но бандиты отреагировали на крик совсем не так, как должны были. Вместо того чтобы расстаться с оружием, они дружно обернулись и принялись палить в сторону полицейских. А один из них, не раздумывая, бросил гранату.

— Охранники и детектив МакКормик были убиты сразу, — грустно закончил свой рассказ агент Вайт. — А детектив Лопес тяжело ранен… Правда, они успели сделать несколько выстрелов… Трое из восьми нападавших были убиты.

Денис внимательно слушал фэбээровца и, едва тот замолчал, спросил:

— А что они сделали с Буковски?

Агент пожал плечами:

— Ничего.

— Как? — переспросил Денис, а вслед за ним и Олег со Славиком.

— Ничего не сделали, — развел руками Берри Вайт. — Разгромили кабинет президента, а сам он остался живой, только перепуган. Его показания весьма просты… Понятия не имею, что за люди… Понятия не имею, чего хотели… Понятия не имею ни о чем…

— Прикольно, — вполголоса резюмировал Славик Зинчук. — А камеры в офисе были установлены?

Агент Вайт с одобрением взглянул на программиста:

— Были… Но не в кабинетах руководителей. Однако, согласно записи на видео, двое из нападавших провели в кабинете президента около двух минут… Сам Буковски утверждает, что бандиты заскочили, автоматными очередями разгромили компьютеры и покинули помещение…

Денис осторожно поинтересовался:

— А трупы нападавших? Что с ними?

— Трупы у нас, — спокойно ответил Вайт, сделал паузу, добавил: — Документов, естественно, при них не оказалось, но по отпечаткам пальцев мы установили, что все трое — граждане Канады украинского происхождения. Все входили в преступную группировку под руководством некоего Клина, хорошо известного нашим канадским коллегам. Кстати, есть информация, что он больше десяти лет служил в каком-то подразделении вашего КГБ…

— Живых задержать не удалось? — спросил Олег Куприянов.

Вайт развел руками:

— Бандитов у входа в здание ждал небольшой автобус, на котором они и скрылись до приезда полиции… Автобус потом нашли, но пустым… оказалось, был угнан незадолго до налета на офис…

Денис взглянул на Зинчука, повернулся к агенту, спросил:

— Извините, никаких связей у этой группы не прослеживается с теми, кто нападал на нашего друга Славика?

Агент Вайт отрицательно покачал головой:

— Нет… Команда, задержанная с помощью вашего друга, мистера Зинчука, была организована и послана небезызвестным вам Алексом Хачило… Об этом я бы и хотел сейчас поговорить…

Денис немного удивился и спросил:

— А не о том, нашел ли я то, что искал?

Берри Вайт сдержанно улыбнулся, посмотрел на журналиста с легким прищуром.

— Мне известно, что вы съездили удачно… — сказал он. — Что вас даже в розыск объявили как опасного преступника. И честно скажу, я не представляю, каким образом вам удалось выбраться и вернуться назад. Надеюсь, Дэннис, вы мне расскажете об этом, когда у вас появится желание…

— Возможно, — улыбкой на улыбку ответил Денис. — Вы хотите проверить, совпадут ли мои воспоминания с рапортом вашей сотрудницы?

Лицо агента Вайта стало удивленным.

— Какой сотрудницы?

— Марина, — словно бы напоминая забывчивому фэбээровцу, о ком они говорят, уточнил Гребски. — Стройная блондинка… Вы же сказали, ваши люди будут рядом… Она и была… На прощание книгу оставила. — Он протянул агенту «Боевой гопак».

Недоумение агента было неподдельным. Он озадаченно перелистал книгу, положил на стол.

— В принципе я не должен вам ничего говорить, однако… — Он обвел взглядом внимательно слушающих его друзей. — Человек, сопровождающий вас, был мужчина… И он смог проводить вас только до Москвы… Неприятная история получилась… Его избила группа скинхедов… Приняли за… у них там это называется «лицо кавказской национальности»… И он провел в больнице больше недели…

— Он что, араб, что ли? Прикольно! — не замедлил вставить Славик и по-русски добавил: — Отправили негра шпионом в Вологду…

Берри Вайт пожал плечами.

— У него мать — индианка из племени чироки… — пояснил он.

— Тогда понятно, — кивнул Куприянов. — Нос с горбинкой, черные волосы… запросто могли за чечена принять… Не учли ваши специалисты обстановки в стране…

— Согласен, — хмуро кивнул Берри Вайт. Поднялся со стула, подошел к окну, с минуту любовался пейзажем. Потом обернулся к Денису: — Я могу только подозревать, кем была девушка, о которой вы говорите… но сейчас, мне кажется, вам необходимо позвонить Алексу Хачило…

Ответом на это заявление была полная тишина. Не дождавшись вопросов, агент Вайт вынужден был объяснить:

— У него в заложницах находится ваша любимая женщина — Татьяна Шувалова. Вполне логично, что, найдя то, что вы искали и что Хачило так жаждет получить, вы должны сразу же сообщить ему, что готовы к обмену.

— Надеюсь, вы не предполагаете, что я прямо сейчас кинусь это делать? — вежливо поинтересовался Денис. — Тем более, как нам известно, Татьяна — отнюдь не заложница в руках злодея… Кстати, об этом мне сообщила все та же Марина.

Вайт улыбнулся, смахнул невидимую пылинку со своего серого костюма.

— Нам это тоже известно. Извините, Дэннис, но Хачило — давний любовник вашей подруги…

— Бывшей подруги, — быстро поправил Гребски.

Не обращая внимания на эту реплику, агент Вайт продолжал:

— Хачило помог Татьяне приобрести ее бизнес… Вам, конечно, неприятно слышать, но мы установили, что связь между Татьяной и Хачило не прерывалась… Она летала с ним в Колумбию, в Лондон, куда-то еще…

Денису было неприятно это слышать, тут агент Вайт был прав. И не из-за того, что женщина, которая спала с ним, спала еще с кем-то. Это в конце концов не так уж и страшно. Было неприятно потому, что не смог определить фальшь, искусную ложь. Гребски прекрасно помнил, как Татьяна уезжала «на конференции» и, вернувшись, долго и красочно рассказывала о своих поездках и о том, как скучала без него.

— Вполне возможно, — наконец сказал Денис, — что именно Татьяна узнала от Зои о появившихся у нее данных, которые так заинтересовали Хачило и его хозяев… Зоя дружила с Татьяной…

Агент Вайт оживился, бросил пытливый взгляд на журналиста:

— Вам известно, на кого работает Хачило?

— Да, — кивнул Денис.

— Тогда что же мы ждем? Звоните ему и назначайте встречу для обмена товаром. Ваш товар — информация, его товар — женщина.

 

Глава 29

Он позвонил! Он все-таки позвонил!

Подаренный Мартином дорогой мобильный телефон зазвонил, когда Олеся уже вся извелась от ожидания. Несколько раз она порывалась позвонить сама, но сдерживала себя, боясь, что Мартин решит, будто она ему навязывается. Кто разберет этих мужчин?

— Привет, любимая, — раздалось в трубке. — Ты где?

Олеся почувствовала, как жаром полыхнули щеки.

— Дома, занимаюсь уборкой.

— Скучаешь? Я — очень! — Голос у Мартина был под стать владельцу, энергичный, мужественный и нежный одновременно. — Через час у меня кончаются лекции, и я двинусь на наше место. Буду пить кофе и думать о тебе. Присоединишься?

— Мартин, ты же знаешь… — чуть не заплакала Олеся, уже объяснившая своему возлюбленному, насколько трудно ей бывает выбраться из дома.

Мартин вздохнул:

— Я знаю, но все равно, хочется верить и надеяться… Представляешь, сегодня утром проснулся, а подушка так приятно пахнет твоими волосами…

Мягкая замша, которой Олеся протирала мебель, выпала у нее из ослабевших рук. Она присела на диван, чувствуя, как от голоса Мартина по всему телу разливается тепло.

— Мартин, Мартин… — Олеся снова едва не заплакала от огорчения. — Сегодня никак не получится. Вечером будут гости, я могу понадобиться на кухне.

— А сейчас? Может быть, вырвешься? — просительно произнес Мартин.

— Нет, любимый. — Олеся даже удивилась, как легко выговорила это слово.

— Хозяин дома?

Олеся отозвалась с досадой:

— Где же ему еще быть?! Весь день сидит в кабинете.

— А, ну да, конечно… — сказал Мартин. — Я тебя люблю, милая. Если получится вырваться — позвони мне.

— Я тебя тоже люблю, — прошептала Олеся, — увидимся завтра, обещаю!

— Ловлю на слове! — рассмеялся Мартин. — До завтра, любимая!

Олеся счастливо вздохнула. Он позвонил, он все-таки позвонил! И не только позвонил, но и называл ее — любимой! В короткой жизни Олеси уже бывали случаи, когда, добившись от нее всего, что она могла им дать, мужчины на следующий день делали вид, будто ее не знают. Замечательно, что Мартин оказался не из их числа. Никогда Олесе не было с мужчиной так хорошо, как с ним в его крохотной квартирке-студии неподалеку от университета.

Не в силах продолжать уборку, она вышла на задний двор, чтобы выкурить сигарету. Казаренко запрещал курить в доме, это дозволялось только гостям. Олеся присела на каменные ступени, достала пачку. Мимо нее, кивнув на ходу, быстро сбежал по ступенькам Семен Черник. Олеся курила, рассматривала ведущую к гаражу дорожку, обрамленную припудренными пылью кустами. Настроение, взметнувшееся до небес во время звонка Мартина, опять упало. Олеся напоминала себе эти пропылившиеся кусты можжевельника, которым не повезло. Их сородичи около бассейна радовали глаз яркой сочной зеленью, а этим приходилось глотать пыль и выхлопные газы около гаража. Несправедливо.

Черник выгнал из гаража джип и принялся с озабоченным видом постукивать носком ботинка по колесам. Олесю вдруг осенило, и она решилась сделать то, на что в другое время никогда бы не осмелилась.

— Семен Данилович, вы в Сан-Франциско? — робко поинтересовалась она.

Черник удостоил ее взгляда, отозвался:

— Да… А что?

Еще не веря в удачу, она солгала, чуть краснея:

— Мне нужно кое-что из специй купить для ужина… Вы не могли бы меня захватить с собой?

— Запросто. Только обратно добираться будешь на такси, — предупредил он. — Я не знаю, когда буду возвращаться.

— Спасибо вам большое! — стараясь скрыть охватившую ее радость, воскликнула Олеся. — Я мигом переоденусь!

Черник усмехнулся, прекрасно понимая, какой это для нее праздник — хотя бы на пару часов вырваться из дома, где она находится практически на положении пленницы.

— У тебя есть пять минут на сборы, пока я подкачаю колеса.

«Какой будет для Мартина сюрприз!» — думала Олеся, надевая джинсы, обтягивающие ее ладную фигуру, и простенькую трикотажную футболку. Схватив со столика небольшую сумку, она опрометью выбежала на улицу, где, укоризненно посматривая на часы, возле машины ожидал Черник.

* * *

За последние дни Семен Черник уже успел привыкнуть к разносам, которые ему учинял совсем потерявший чувство меры Казаренко.

Семен Черник был профессионалом; как профессионал он понимал, что не бывает таких ситуаций, в которых нужно суетиться, и появившийся у шефа после отсидки анально-фекальный юмор его коробил.

Семен Черник ни на минуту не сомневался, что рано или поздно Гребски объявится в Штатах, просто потому, что на Украине или в России его рано или поздно достанут люди Чивокуна или Ляшенко. Да и не похож журналист на человека, который будет долго бегать от кого бы то ни было. Черник невольно проникся уважением к Гребски после того, как тот улизнул из-под залога, а через три дня объявился в Киеве.

Это было правильно, это было профессионально: вместо того чтобы блеять на суде о своей невиновности, пойти и раздобыть доказательства этой самой невиновности, а заодно затянуть петлю на шее своих обидчиков.

Гребски на один шаг опережал своих преследователей, и Черник считал, что это нормально. Так и должно быть. Догнать его — всего лишь вопрос времени. Одиночка никогда не устоит против структуры. Рано или поздно его обложат со всех сторон, и ему не останется ничего, кроме как поднять лапки.

Пять лет назад, получив от Казаренко задание найти выход на таинственную организацию, собирающую информацию обо всех и вся, но при этом никак ее не использующую, Черник подумал, что начальник попросту сбрендил.

Зачем и кому это могло понадобиться?

Однако после долгих размышлений и осторожных бесед с бывшими коллегами по органам он понял, что в этом есть определенный резон. В самом деле, собрать компромат на политиков и «новых» всех мастей, не слишком стесняющих себя соблюдением законов, а потом, когда они будут у власти или на пути к ней, получить возможность ими манипулировать. Просто, эффективно, но очень дорого.

И Семен Черник начал работать, создавая и раскидывая свою собственную сеть, благо в средствах ограничений не имелось. Работая против структуры, реальной или гипотетической, он на деньги отдыхающего на американских нарах Петра Сергеевича создал свою собственную структуру, единственной задачей которой был сбор хоть какой-то информации о деятельности «прозрачников», как он называл для себя сотрудников неведомой организации. Отовсюду, из газет, Интернета и разговоров в курилках, стекались к Чернику все мало-мальски имеющие или могущие иметь отношение к «Прозрачности» слухи и сплетни. Большая часть оказывалась при проверке пустышкой, вроде время от времени звучащих заявлений депутатов об обнаружении в собственных кабинетах прослушивающей аппаратуры или появившихся в прессе расшифровок бесед, якобы сделанных в кабинете президента Кучука.

Время шло, а ничего реального, что могло бы подтвердить существование «Прозрачности», у Семена Черника не появлялось. Но он не отчаивался и продолжал раз за разом закидывать свою сеть, надеясь, что когда-нибудь, подобно старику из сказки, получит кроме грязи и тины в самом деле ценный улов.

Предвестник удачи появился, но не с Украины, а из Сан-Франциско. В руки Чернику попали пять крохотных «жучков», извлеченных из стен в офисе одной риелторской фирмы во время ремонта. Тщательное расследование показало, что «жучки» абсолютно не похожи на своих собратьев, применяемых спецслужбами, во много раз превосходя их по всем параметрам.

Все эксперты, к которым обращались люди Черника, удивленно вздергивали брови и качали головами. Ни о чем подобном они никогда не слышали. Это обнадеживало. Наконец-то в руки Чернику попало хоть что-то, что могло указать на реальность «Прозрачности». Судя по рассказу Казаренко, у этой организации должно было хватить средств на разработку и изготовление собственной аппаратуры.

Последующие действия Черника были просты и логичны: потеряв свою аппаратуру, «Прозрачность» наверняка захочет в том или ином виде восстановить этот канал получения информации о деятельности риелторской фирмы, тесно связанной с целой группой украинских политиков и бизнесменов и… уголовников.

Через полгода слежки и анализа в поле зрения Черника попала Зоя Рафалович, русская девушка, специалист по налогам, которая сотрудничала с компанией ИТМ, весьма плотно контролируемой руководителем все той же риелторской фирмы. А еще через три месяца на столе у него лежала фотография пожилого мужчины. Семен Черник был уверен, что именно он является руководителем одного из подразделений «Прозрачности».

Наконец-то после пяти лет упорных поисков в сеть попала золотая рыбка.

Чего Семен Черник не мог предположить, так это того, что ушлый риелтор сам захочет провести расследование и выяснить, кто проявлял столь пристальный интерес к его деятельности и вмуровал в стену «жучки». Действия были грубыми, но достаточно эффективными: сначала был ликвидирован резидент «Прозрачности», а потом и девушка, которой, как не только Черник подозревал, он успел передать ключевые файлы. Семен Черник имел достоверные данные, что Зоя Рафалович была с «прозрачником» буквально за пять минут до того, как неизвестный воткнул ему в спину нож в ста метрах от небольшого итальянского ресторанчика, где они вместе обедали. Агенты, следившие за «прозрачником», доложили Чернику о нервозности, с которой тот шел на встречу с Рафалович. Опытный Черник сразу подумал, что человек, скорее всего, подозревал о замыслах риелтора, но не смог предотвратить слишком быстро развивающиеся события.

И вот теперь то, что было в течение пяти лет целью жизни Семена Черника, находилось в руках журналиста, которого бывший чекист по мере возможности оберегал от неприятностей во время его поисков и с которым собирался встретиться в ближайшее время.

Семен Черник помог Олесе забраться в машину и поехал к уже открывающимся воротам особняка.

* * *

Поговорив с Олесей, Мартин усмехнулся, в очередной раз убедившись в своем умении очаровывать не только женщин в возрасте, но и молоденьких красоток. Ему совсем недавно исполнилось сорок два года, однако благодаря постоянным занятиям в спортивном зале и правильному питанию его возраст определить было затруднительно. При желании Мартин мог выдавать себя либо за преуспевающего бизнесмена средних лет, либо, как в случае с глупышкой Олесей, за студента, приехавшего из Европы изучать английский язык. Мартин перепробовал множество способов обучения и сменил несколько преподавателей, пока наконец не понял, что избавиться от своего швейцарского акцента ему не удастся, как это не удалось и его почти земляку — нынешнему губернатору Калифорнии. И тщательно разрабатывая для себя легенду, помнил об этом и каждый раз представлялся выходцем из Европы, что снимало множество вопросов, в том числе оправдывало незнание каких-то чисто житейских мелочей. Мартину уже приходилось бывать в Калифорнии, и при выполнении этого заказа он не испытывал никаких трудностей. «Легкие деньги!» — как говорят американцы.

Мартин спрятал телефон и подошел к желтому фургончику с надписью «Империя пиццы» и физиономией румяного пухлощекого повара на борту.

Прежде чем открыть заднюю дверцу, он еще раз полюбовался красотой пролетов моста «Золотые ворота», наполовину скрытого в густых клубах тумана. Сан-Франциско, раскинувшийся на другой стороне залива, не было видно совсем.

С этого места, предложенного его помощником, достаточно пустынного и уединенного, чтобы никто не поинтересовался, что же здесь делает фургон, призванный утолять голод любителей пиццы, вид был замечательный. Мартин посмотрел в сторону городка Новато, где меньше чем в десяти милях сейчас радовалась обнадеженная его ласковыми словами Олеся. На мгновение он прислушался к своим ощущениям. Убедившись, что сердце бьется ровно, пульс нормальный, уколов совести не наблюдается, Мартин удовлетворенно вздохнул. Он любил при выполнении заказов сочетать приятное с полезным. Но отнюдь не желал, чтобы это «приятное» каким-либо образом влияло на его профессионализм. И этого до сих пор не происходило. Мартин знал, что едва обнаружит в себе даже капельку жалости к нечаянным жертвам, настанет время уходить на покой.

Разросшиеся акации надежно скрывали фургон от любопытных взглядов проезжающих по дороге.

Он постучал по металлу, и дверцы тут же распахнулись. В глубине фургончика была видна странная конструкция из скрепленных друг с другом прямоугольных темно-зеленых ящиков и ящичков разного размера, которая даже в кошмарном сне не могла бы походить на приспособление для изготовления продукта, большинством американцев называемого национальным блюдом, несмотря на бесспорно итальянское происхождение пиццы.

Круглолицый, с чуть раскосыми глазами, усатый мужчина в белой куртке развозчика пиццы колдовал над откидным экраном с клавиатурой.

Подняв голову, мужчина увидел подошедшего Мартина и сообщил:

— Все нормально. Сигнал стабильный. Можно работать.

— Тогда работаем, — отозвался Мартин.

— Работаем, — кивнул усатый, вновь склонившись над клавиатурой. — С такой лялечкой грешно промазать. Помню, в Бендерах я «Алазанью», установленной на листе шифера, попадал в нужное окно дома, а тут… — Он нажал еще несколько кнопок и объявил: — Все, сваливаем.

— Ну, все так все, — согласился Мартин и выстрелил из пистолета с глушителем усатому в голову. Тот удивленно захватил воздух широко раскрытым ртом, завалился набок. Мартин бросил пистолет вглубь фургончика и быстро подошел к стоявшему на обочине ярко-красному «понтиаку» с открытым верхом.

Машина отъехала.

Фургончик меж тем продолжал жить своей жизнью.

Внутри установки заурчал какой-то механизм, и вся конструкция медленно сдвинулась на поворотной платформе. Металлические шторки, закрывающие торцовую часть самого большого ящика, сдвинулись, за ними обнаружились четыре отверстия, в которых масляно блеснули головки ракетных снарядов.

Мартин наблюдал, как фургончик с шипением окутался сизым дымом; раздались громкие раскатистые взрывы, и из клубов дыма на хвостах пламени один за другим в небо вырвались четыре ракетных снаряда. Выпустив залп, способный утопить средних размеров военный корабль или разрушить пятиэтажный дом, ракетоносный «пиццевоз» загорелся. Одна за другой рванули заготовленные канистры с бензином, и над грудой искореженного железа взметнулся черный столб дыма.

Мартин увидел его в зеркальце заднего обзора, направляя «понтиак» в сторону Сан-Франциско.

Его работа закончилась.

Четыре мили до поселка Новато снаряды должны были преодолеть за сорок секунд, корректируя в полете курс по сигналу маячка, спрятанного в мобильном телефоне Олеси.

* * *

Быстро доехав до Мишин-стрит, места жительства эмигрантов из Латинской Америки, Мартин припарковал машину и, словно по забывчивости, оставил ключи в замке зажигания. Бросив безразличный взгляд на группу молодых людей в майках, неподалеку от него бесцельно подпирающих исписанные стены здания, свернул за угол. Он прекрасно понимал, что «понтиак» испарится со стоянки уже через пять минут, но это его не огорчало. Метрах в трехстах, в куцей тени неизвестного ему дерева, стоял непритязательного вида старенький «форд», купленный вчера за наличные его покойным помощником.

Направляя «форд» в сторону выезда на фривей, по которому уже через семь-восемь часов он прибудет в Лос-Анджелес, Мартин мурлыкал почему-то вдруг привязавшуюся мелодию «Ах, мой милый Августин…». Билет на завтрашний самолет до Монреаля, а оттуда домой в Лозанну лежал у него в кармане. А утро он использует, чтобы посетить Диснейленд! Мартин давно мечтал об этом, но все предыдущие его миссии в Америке не позволяли ему этого сделать.

 

Глава 30

Алекс Хачило был не лишен своеобразного чувства юмора.

Когда Денис вместе с Олегом подъехали по указанному им адресу, в доме, в котором была назначена встреча, оба без особого труда узнали тот, где Денис уже бывал. Правда, тогда он не помнил, как там оказался, по причине полного забвения, впасть в которое ему помогла баба Фира.

— Тот самый, — подтвердил Олег догадку приятеля.

Денис припарковал машину рядом со стоящим темно-вишневым «мерседесом» риелтора. Открывая дверцу, спросил у бывшего опера:

— Готов?

— Ну, таки да, — хмыкнул Куприянов. — С нашим на то удовольствием.

Из дверей дома появилась почти квадратная фигура одного из подручных риелтора, знакомая Денису по встрече возле мастерской «Днипро».

— Заходите, — пробасил крепыш. — Вас ждут.

— А вот хрена, — добродушно улыбнулся Куприянов, слегка приударив ребром ладони по сгибу другой руки, изобразив понятный многим интернациональный жест. — Пусть твой босс сюда выйдет.

Денис поддержал приятеля:

— Мы здесь подождем…

За их спинами раздался звук тормозов. Из остановившегося джипа решительно выпрыгнули два, своей квадратностью очень похожие на первого, крепыша. Демонстративно расстегнув пиджаки, чтобы Денису с Куприяновым были видны рукоятки покоящихся в кобурах пистолетов, медленно направились в их сторону. Первый сделал несколько шагов к Денису Не сговариваясь, Олег и Денис одним движением выхватили свое оружие. И если в руке Дениса угрожающе поблескивал его любимый револьвер, то Куприянов поигрывал двумя «Макаровыми» сразу…

— Ну право слово, что за мальчишество! — раздался от двери дома укоризненный голос Хачило.

Пухлое, гладко выбритое лицо риелтора недовольно скривилось, изображая высшую степень негодования, обращенного в первую очередь на подчиненных.

— Уберите оружие сейчас же! — хлопая короткими белесыми ресницами, прикрикнул он на крепышей, и те не замедлили исполнить приказ. Хачило перевел взгляд на Дениса с Олегом. — Вас это тоже касается…

Олег насмешливо вздернул плечи:

— Это ты своим «шестеркам» команды давай…

— Давайте не будем обострять и без того сложную ситуацию, — глядя мимо него и обращаясь к Денису, предложил Хачило. — Мы с вами хотим получить желаемое и мирно разойтись… Или я не прав?

Денис, помедлив, кивнул.

— Приведете Татьяну… — сказал он, показав риелтору вынутый из кармана диск, — получите вот это…

— Я должен проверить, что вы мне подсовываете…

— А мы должны увидеть живую и здоровую Татьяну.

Вздохнув, будто действительно был оскорблен до глубины души таким недоверием к его словам, Хачило повернулся к крепышу, стоявшему возле дверей. Тому было достаточно одного взгляда хозяина, чтобы исчезнуть в глубине дома и появиться вновь, но уже подталкивая перед собой Татьяну.

— Теперь мы можем приступить к обмену? — поинтересовался Хачило, глядя на Гребски, который смотрел на свою подругу. — Я хотел бы убедиться в качестве вашей информации…

Денис поморщился, блеснул глазами.

— Это то, из-за чего вы убили Зою Рафалович…

— Я уже говорил, — Хачило слабо взмахнул пухлой рукой, — я не убивал Зою… Это был несчастный случай.

Татьяна подала голос.

— Денис… я так устала… — едва слышно произнесла она, и на ресницах блеснула капелька влаги. — Отдай ему, что он хочет, и поедем домой…

— Совершенно верно, — обрадованно подхватил Алекс Хачило, делая приглашающий жест рукой. — Проходим в дом, проверяем диск, и вы спокойно уходите вместе с вашей прелестной подругой.

Денис посмотрел на него с легким прищуром.

— Хорошо, — согласился он. — Только ваши бойцы и Олег остаются снаружи…

— Да ради бога! — всплеснул руками риелтор так охотно, что Денис сразу понял, что в доме находится еще несколько хорошо выдрессированных инкубаторских крепышей.

Он был недалек от истины. Татьяна обхватила его за плечи, довольно реалистично изображая радость от встречи с любимым, пришедшим выручить ее из рук злодея, и они вместе вошли в дом. Едва за ними захлопнулась дверь, невежливые крепкие руки схватили Дениса так, что он не мог двинуть даже пальцем, прижали к стене. Татьяна торопливо отшатнулась, словно испуганная таким поворотом событий.

— Посмотрим-посмотрим, чего ты нам принес, — вытягивая из сжатых пальцев Дениса диск, проворковал Хачило. Быстро направился к стоявшему чуть поодаль столу с плоским ноутбуком, проворно вставил диск в дисковод.

— Так-так-так, — вглядываясь в появившиеся на экране папки с файлами, проговорил он. — Глянем сюда… Чего же друг Федя так опасался…

— Мы пойдем? — напомнил о себе Денис.

Хачило повернул к нему лицо, усмехнулся:

— Странный ты парень, Гребски… Наивный… Куда пойдем? Зачем?

— А как же уговор?

Хачило, продолжая смотреть на него, пальцем поманил Татьяну, а когда она подошла, обнял за талию, демонстративно провел рукой по ее бедру, хохотнул:

— Чудной ты, однако, журналист… Кто же тебя отсюда выпустит?

— Таня? В чем дело?! — изображая растерянность и отчаяние, выкрикнул Денис. — Что происходит?!

Татьяна смущенно улыбнулась:

— Извини, Денис, но… так уж случилось. Можешь мне верить, я испытывала к тебе очень теплые чувства… Наверное, не судьба… — Она дернула плечами. — А Зойке не надо было играть в шпионов!

— Сука! — процедил Денис, делая безуспешную попытку вырваться из крепких рук.

— Ну, вы тут, голубки, отношения выясняйте, а я файлики посмотрю, — с усмешкой отвернулся от них Хачило, кликнул мышкой, замер в ожидании.

Экран стал ярко-красным, а из динамика раздался знакомый мотив «Мурки». В сопровождении излюбленной не только блатными, но и вполне нормальными людьми почти народной песни о Марусе, зашухарившей всю малину, на экране возникла огромная фига. Задержавшись на несколько секунд на экране, она с громовыми раскатами рассыпалась на множество маленьких фигур из трех пальцев, мельтешащих перед глазами ошалевшего риелтора. Хачило судорожно принялся стучать по клавишам, но никакого эффекта не последовало. Творение программного гения Славика Зинчука упорно не собиралось покидать монитор.

Когда Хачило повернулся всем своим пухлым телом к Денису, на лице его не было и капли доброжелательности.

— Шутить со мной решил, сучонок? — прошипел он. — В игрушки играть?.. Где диск?! Или ты скажешь, или тебя сейчас начнут рвать на куски…

— Да пошел ты, — устало мотнул головой Денис.

Дверь вылетела от мощного удара, и комната мгновенно наполнилась людьми в куртках с надписями «ФБР» на спине. Освободившись от державших его рук, владельцы которых безнадежно уткнулись лицами в пол, Денис подошел к Татьяне, уже стоявшей с наручниками на запястьях.

— Какая же ты мразь…

Татьяна вызывающе вздернула подбородок, усмехнулась криво:

— Какая есть…

Денис молча повернулся и вышел из дома, едва не сбив с ног агента Берри Вайта, спешившего насладиться пусть маленькой, но победой.

— Хорошая работа, Дэннис! — с довольным видом хлопнул он Гребски по плечу.

Денис только махнул на него рукой, увидел высматривающего его Куприянова, и поспешил ему навстречу.

 

Глава 31

Голос в трубке был низким и едва заметно подрагивал, как будто говоривший по-русски мужчина был сильно взволнован или испуган, но изо всех сил старался сдерживаться. Таким голосом спрашивают у врача о состоянии тяжелобольного родственника или объясняют полиции, что окровавленный нож с места преступления оказался у тебя в кармане совершенно случайно.

Тем более странно было слышать заданный таким голосом невинный вопрос о том, как продвигается роман. Денис довольно резко ответил в том смысле, что никакого романа сейчас не пишет, а если бы и писал, то никому нет до этого дела.

— Ну как же, — с легкой укоризной возразил мужчина на том конце провода. — Если аванс получен, роман непременно должен быть написан. Тем более что во время вояжа в Россию и на Украину вы наверняка собрали интереснейший материал.

Ах, вот оно что!

Двести пятьдесят тысяч долларов.

Аванс непонятно за что.

Вернее, очень даже понятно, но за сумасшедшей круговертью последних дней Денис совершенно о нем забыл. Вылетело из головы.

Но ему напомнили.

Поэтому через полчаса Денис уже ехал по сто первому фривею на север от Сан-Франциско. Он миновал Сан Рафаэль и, не доезжая Рафаэль Виллидж, дважды свернул налево сначала на Игнацио Булевард, а затем на Фэйруэй Драйв. Впереди, за кудрявыми от кустарников холмами, показались дома Новато.

Ежегодные доходы большинства жителей этого городка, судя по их домам и ухоженным теннисным кортам, исчислялись семизначными числами. Невысокие изгороди и взметнувшиеся свечи кипарисов охраняли дорогостоящий покой обитателей.

Следуя указателю, Денис свернул направо. Дорога тут поднималась по пологому склону на вершину холма, и скоро Денис увидел цель своей поездки — искореженные ажурные ворота в стене из дикого камня, которые он сегодня уже видел в новостях по телевизору. Но тогда у ворот громоздились дымящиеся обломки джипа, а вокруг суетились полицейские в форме и сотрудники спецслужб в гражданском. Сейчас створки испорченных ворот сняли, и на их месте, загораживая проезд, стоял темно-синий «форд» с двумя мужчинами в кабине. Когда Денис подъехал ближе, «форд» сдал назад. Мужчина за рулем что-то сказал по рации и проводил взглядом проехавшую мимо машину.

Обломки джипа и останки сидевших в нем людей уже исчезли, а четыре глубокие воронки были обнесены столбиками с натянутой между ними желто-красной лентой полицейского ограждения. На каменном заборе были видны свежие следы осколков; можжевеловые кусты пригнулись под грузом насыпавшейся на них земли и камней.

«Кучно бомбили!» — подумал Денис, пытаясь заглянуть на дно ближайшей воронки.

В новостях сообщили, что стреляли, видимо, из ракетной установки российского производства. Конечно, тотчас же приплели российскую и украинскую мафию, вспомнили о выборах президента на Украине и показали заявление хозяина этого дома о том, что расстрел джипа — это не что иное, как покушение на него, Казаренко, с целью не дать ему участвовать в политической жизни своей родины.

Оставалось непонятным, почему же при такой кучности стрельбы ракеты нацелили на джип с помощником и служанкой, а не на дом, из которого хозяин практически не выходил, обязанный к тому решением суда. Компетентного вида инспектор заявил, что в ближайшее время преступление будет расследовано должным образом и виновные понесут заслуженное наказание. Впрочем, подобные заявления сопровождают каждый теракт.

Денису было немного жаль изгнанника, скрывавшегося в роскошном особняке на вершине холма. Деньги не принесли ему ни покоя, ни безопасности, так же, как и тем, с кем в последнее время Денису приходилось сталкиваться. Избитое старое выражение «Волк в овечьей шкуре» вполне отражает суть этих людей. Конечно, миллионы и миллиарды украденных долларов не принесли им спокойствия душевного. И не потому, что огромные деньги требуют постоянного внимания, а потому, что деньги эти пропитаны кровью и слезами.

Сотрудник службы безопасности бывшего украинского премьер-министра провел Дениса в кабинет, где он имел возможность убедиться, что Казаренко выглядит очень даже неплохо для человека, всего лишь несколько часов назад подвергшегося ракетному обстрелу.

Казаренко, не поднимаясь из-за массивного стола, указал на небольшое кожаное кресло, предназначенное для посетителей, а когда Денис сел и выжидательно посмотрел на хозяина кабинета, проговорил:

— Давайте, Гребски, что вы там принесли…

Денис отдал диск, и он набросился на него, как изголодавшийся нищий бросается на краюху хлеба, быстро вставил в дисковод, навис над экраном. Толстые пальцы с коротко подстриженными ногтями застучали по клавиатуре. Лицо Казаренко было скрыто от Дениса плоским монитором, но он видел его отражение в стеклянной дверце книжного шкафа. Лихорадочное нетерпение сменилось сначала удивлением, потом разочарованием и, наконец, маска равнодушия надежно скрыла эмоции опального политика.

Казаренко откинулся на спинку кресла, потер пальцами мочку уха:

— Ну, про себя я и так все знаю… Вы в самом деле считаете, что вот это, — он кивнул в сторону компьютера, — стоит двухсот пятидесяти тысяч?

Денис был готов к этому вопросу, но секунду помедлил, прежде чем ответить.

— Не я устанавливал цену, — осторожно проговорил он. — Когда вы заплатили, я даже не представлял, что именно мне следует искать. Думаю, вы тоже.

Казаренко кивнул, соглашаясь.

— Вы уверены, что здесь все? — спросил он.

Денис изобразил приветливую улыбку:

— Конечно нет.

— «Нет» — означает, что вы не уверены или что здесь не все?

— На этом диске только то, что касается лично вас.

— А где остальное? — начиная раздражаться, поинтересовался Петр Сергеевич.

— У тех, кого это непосредственно касается, — пояснил Гребски.

Казаренко озадаченно замолчал. Денис физически ощущал, как напряженно тот думает, терзая ухо, и рассматривал кабинет семимиллионного особняка. В просторном помещении с мягким ковром цвета павшей листвы имелось все, что нужно для работы. Ряды книг за стеклянными дверцами книжных шкафов были такими ровными, а корешки и обложки такими новыми, что возникало сомнение в том, что ими когда-нибудь пользовались. Зато картины на стенах были, несомненно, старыми: с темных полотен сурово и подозрительно смотрели мужчины в странных головных уборах и чахоточного вида барышни с явными признаками базедовой болезни. На необозримой поверхности письменного стола монитор с клавиатурой и плоская черная коробка видеотелефона выглядели чужеродными и временными гостями.

Из распахнутых настежь дверей на террасу доносились запахи цветущего сада, чуть сладковатые и тревожные.

Утопая в мягком кожаном кресле, Денис не мог разглядеть обстановку у себя за спиной, а оглянуться и полюбопытствовать мешала врожденная деликатность.

Наконец Казаренко нарушил затянувшееся молчание.

— Поэтому они вас и отпустили с Украины, — сказал он и повторил через секунду — Поэтому они вас и отпустили. Вы каждому отдали диск с документами на него, и эти придурки, получив свою дозу компромата, подумали, что ничего другого нет… Там наверняка была аналогичная… — он на секунду замялся, — аналогичная информация и на других э. э…э… политических деятелей.

Казаренко догадался несколько быстрее, чем Денис ожидал. Впрочем, человек, умудрившийся украсть столько, сколько он, просто обязан соображать быстрее остальных. Однако, как выяснилось через секунду, Казаренко не только быстро восстанавливал события прошлого, но и хорошо просчитывал будущее.

— А вы понимаете, что вы уже труп? — бесцветным голосом спросил он.

— Это угроза?

— Да бросьте, зачем мне вам угрожать. В этом нет никакой надобности. Вы стали трупом, как только связались со всем этим.

— Я с большим удовольствием вообще бы ни с чем не связывался, — честно признался Денис. — Убили девушку, которую я любил, другая предала меня. Меня самого несколько раз пытались убить…

— Поздно жалеть. Вам нужно было бежать сломя голову в самом начале и спрятаться так далеко, чтобы вас потом долго искали и не нашли. Вы труп при любом исходе дела, — пояснил Казаренко. — Я вижу, вам это не приходило в голову Хотите выпить?

— Хочу, — неожиданно для себя сказал Денис. Нейтральный, даже равнодушный тон Казаренко почему-то заставил его встревожиться. В самом деле, до сих пор он не задумывался о том, чем может в будущем грозить обладание попавшими ему в руки документами.

Казаренко подошел к столику с напитками в углу кабинета, налил в два бокала коньяк из хрустальной бутылки, протянул один Денису После этого сам уселся в кресло напротив и отпил глоток.

— Вы, вероятно, чувствуете себя большим ловкачом и чуть ли не спасителем мира, — насмешливо сказал он. — Ну как же! Поехали на Украину, переколошматили кучу дегенератов, нашли то, за чем вас вынудили поехать, вернулись живым и с хабаром… Гораздо более умных и высокопоставленных людей убили только за то, что они всего лишь догадывались о существовании информации, которую вы прячете в кармане, или где вы там ее прячете.

— Почему же я до сих пор жив? — понимая логичность слов собеседника, спросил Денис.

— Это всего лишь вопрос времени, — успокоил Казаренко. — Вы думали, что все будет, как в пионерской игре в «знамя»? Добежал, схватил, увернулся от противников, прибежал — и получай пирожок с капустой и дополнительный стакан компота?

Денис не ответил. Но Казаренко и не ждал ответа, прекрасно сознавая, что озадачил, если не испугал собеседника.

— Вижу, что об этом вы не задумывались. Пейте, пейте, это отличный коньяк.

Денис машинально отпил из стакана. Коньяк действительно был отменным.

— А теперь я обрисую в общих чертах ваше будущее, — все тем же равнодушным тоном продолжил Казаренко. — Есть несколько возможных сценариев, но финал все равно один. Вы можете пытаться шантажировать кого-либо. Конец, надеюсь, очевиден, да и непохоже, что вы выберете этот путь. Скорее всего, как и положено положительному голубоглазому герою, вы потащите свой чемодан с компроматом в газеты. Согласен, кое-что опубликуют, разразится несколько скандалов, но вскоре все утихнет, потому что на материалы наложат лапу политики и спецслужбы и шантаж будет происходить уже на государственном уровне, без оповещения широкой демократической общественности. На вашем компромате будет делаться политика, Гребски. Но вы будете к этому времени мертвы, и вам будет все равно, какая именно из служб вас уберет, ФБР, АНБ, ЦРУ или кто-то другой.

— Неутешительная перспектива, — согласился Денис. — В конце концов, я могу просто никому ничего не говорить и не отдавать. Спрятать в дальний угол и забыть.

— Поздно. Слишком много людей знает или догадывается, чем именно вы располагаете. Поэтому о покое и безопасности можете позабыть. Сегодняшний ракетный обстрел — всего лишь первый залп салюта в вашу честь. Вы и этого не понимаете?

Денису пришлось признаться, что не понимает. Казаренко охотно пояснил:

— Покушение могли устроить только мои бывшие украинские коллеги. И знаете почему? Они сообразили, что теми досье, которые вы им вручили, ваше наследство не исчерпывается. Есть нечто большее, и это большее вы раздобыли по моему заказу. Они решили убрать в первую очередь меня, а не вас, потому что я-то смогу использовать информацию по назначению, а вы — нет. Джинн из бутылки выпущен, материалы «Прозрачности» начали убивать, для этого их и собирали.

— «Прозрачности»? — переспросил Денис. — Что это такое?

— Вы даже этого не знаете… — с жалостью проговорил Казаренко. — Бедный, глупый супермен. Вам не приходило в голову, что для сбора полновесного досье на одного человека нужна работа не одного десятка хорошо оплачиваемых профессионалов? А на двух, а на дюжину? Сколько там у вас в заначке? Десять? Двадцать? Сто? Это работа не одной сотни человек в течение нескольких лет. Вы представляете масштаб организации, чью работу вы так легкомысленно присвоили?

На столе мелодично запел телефон. Казаренко выбрался из кресла, чтобы взглянуть на определившийся номер. Тень удивления промелькнула у него на лице. Он отключил звук, надел крохотные наушники с микрофоном. Денис затаил дыхание, узнав, чье лицо появилось на мониторе и отразилось в стеклянных дверцах книжного шкафа.

Казаренко меж тем, внимательно слушая, изредка кивал головой и коротко отвечал, так что понять смысл разговора было невозможно.

— Да, — говорил он. — Дозрели, и на том спасибо… Утром меня вполне устроит.

Он быстро закончил разговор и взглянул на Дениса, как бы удивляясь тому, что тот еще жив.

— Ну-с, господин супермен, я думаю, будет правильным считать, что свой аванс вы отработали. О гонораре говорить не приходится, но аванс вы отработали. Очень рекомендую вам привести свои дела в порядок, так как теперь за вашу жизнь я не дал бы и цента.

Он остановился напротив Дениса, и тому ничего не оставалось, как встать и распрощаться, недоумевая по поводу резко изменившегося поведения хозяина.

Тем же путем, что и полчаса назад, они прошли через зал с камином, в котором можно было при желании зажарить быка, затем через просторный холл и вышли на внешнюю террасу.

Казаренко, казалось, несколько мгновений колебался, не пожать ли журналисту руку на прощание, но ограничился небрежным кивком и вернулся в дом.

 

Глава 32

Номер мобильного телефона, который пронзительно пищал на прикроватной тумбочке, знал только посредник. Мартин, словно и не спал вовсе, открыл глаза, рывком поднялся с кровати, не включая света, поднес телефон к уху.

— Что-нибудь не так? — произнес он вместо приветствия, увидев, что часы показывают три часа ночи.

— Все не так, — раздался раздраженный голос посредника. — Ты еще спрашиваешь?! Клиент очень недоволен своей покупкой, потому что ему не доставили товар. У меня, а следовательно, и у тебя тоже — большие неприятности.

— Товар доставлен, — сухо сказал Мартин.

— Ты лично проверял?! — почти закричал посредник и, не дожидаясь ответа, продолжил: — Если хочешь знать, что произошло, посмотри новости! Если уж у нас в Европе показали, то там, где ты, — и подавно! Мы в полной заднице, Мартин! Клиент не из тех, с кем можно шутить! Ты меня слышишь? Ты отдаешь себе отчет в том, чем это нам грозит?!

Мартин удивился несдержанности редко теряющего самообладание посредника. Не отвечая на его вопросы, нажал кнопку отбоя. Нашел пульт от телевизора, включил и стал перелистывать каналы, пока не набрел на новостной. Терпеливо дождавшись сообщения о попадании ракет в автомобиль, принадлежащий сотруднику находящегося под домашним арестом бывшего премьер-министра Украины, в результате которого погиб водитель и служанка хозяина дома, Мартин молча разглядывал на экране обгоревшие остатки машины.

— Дура! — процедил он сквозь зубы. — Идиотка влюбленная!

Мартин догадался, что произошло непредвиденное — каким-то образом Олесе удалось вырваться на встречу с ним. Зная порядки, установленные в доме Казаренко, он весь план построил на том, что девушка не сможет выйти из дома. А она вырвалась. Вырвалась и нашла смерть метрах в двухстах от дома. Вернее, крылатая смерть, притягиваемая сигналами маячка в телефоне, нашла ее сама.

«Да… — слегка расстроившись, подумал Мартин. — Первый прокол за последние четыре года. Прав посредник — расслабился!» Он дотянулся до отброшенного в сторону телефона, нажал кнопку, проговорил:

— Я все исправлю.

— Как?! Как ты все исправишь?! — истерично закричал посредник, чем несказанно удивил Мартина. — Объект теперь будет в десять раз осторожнее, да и федералы, охраняющие его, примут меры. Как ты можешь выполнить заказ?! Как?!

Мартин, сдерживая накатывающуюся волну раздражения, произнес спокойным тоном:

— Это мое дело! Не в моих правилах оставлять проект незаконченным.

— Твое, — согласился посредник. — А мое дело — остаться в живых. Потому я уже укладываю чемоданы. В отличие от тебя, клиенты знают, как меня найти. А я не хочу с ними встречаться, пока заказ не исполнен. Ты меня понимаешь?

— Я понимаю…

— И прекрасно, — сказал посредник. — Звони, когда все сделаешь и будешь уверен, что все сделано. Может, мне удастся договориться с клиентом…

Мартин отложил телефон, лег на кровать, закинув руки за голову, задумался. Он понимал беспокойство посредника — клиенты такого уровня не прощают ошибок. Значит, нужно как можно быстрее исполнить заказ и уже потом договариваться с ними. И тут посредник был прав. Это единственный путь сохранить свою голову.

Было еще одно обстоятельство, о котором посредник не знал, а Мартин не собирался ему об этом рассказывать. У этой работы, которая так глупо сорвалась, был не один заказчик, а два. Во время подготовки покушения на Мартина вышел еще один клиент, с тем же заказом, но с существенно большей оплатой. Мартин принял предложение.

Сейчас он не был испуган или обеспокоен ближайшим будущим. Пока для этого не было повода. Раздумывая над тем, как теперь подобраться к объекту, Мартин незаметно для себя из состояния реальности перешел к дреме. Он не сразу сообразил, что закрытая на замок дверь его номера тихо приоткрывается. Вынув из-под подушки пистолет с глушителем, Мартин не произвел ни одного звука.

Дверь открылась на длину цепочки, замерла. В тишине, со стороны большого окна, завешенного массивной шторой, до него донесся едва слышный скрип, словно кто-то гвоздем осторожно водил по стеклу. Неведомых посетителей, оказывается, по крайней мере двое! Придя к такому выводу, Мартин поднялся с кровати, поморщившись, когда матрас издал легкий стон, бесшумными шагами отступил в угол комнаты, застыл, будто статуя, почти не видимый в темноте комнаты. Легкий ветерок коснулся его лица, и он понял, что тот, кто возился с вырезанием отверстия в стекле, добился в этом деле определенных успехов.

Другой посетитель тоже не медлил. Звук чуть брякнувшей о дверной косяк цепочки подсказал Мартину, что ее успешно перекусили. Он стоял неподвижно, стараясь почти не дышать, чтобы не выдать себя. Пришельцы возникли в комнате практически одновременно и тоже замерли, прислушиваясь. Мартин не мог видеть их напряженных лиц, но вполне четко представлял себе эту картину. Замерев в ожидании, Мартин вдруг осознал, что вполне возможно, даже если бы он и выполнил заказ, эти двое все равно были бы здесь. Кто-то из заказчиков решил подстраховаться, что вполне объяснимо. Либо это люди посредника, который снял хороший куш и решил таким образом распрощаться с Мартином. В том и другом случае нужно было отдать его противникам должное — на своей стороне они имели настоящих профессионалов. В столь короткий срок определить, где скрывался Мартин, было нелегко. Скорее всего, пришел он к выводу, его вели от самого места запуска ракет.

Мартин медленно опустился на корточки и, решив больше не рисковать, сделал два выстрела. Звука не было слышно, только короткие всполохи пламени на выходе из ствола. Пришельцы умерли профессионально, без стонов.

Мартин прикрыл дверь, задернул штору и только после этого осветил лица убитых похожим на карандаш фонариком. Этих людей он не знал. За дверью раздался шорох, заставивший Мартина выругать самого себя за безалаберность. Резко распахнув дверь, он схватил стоящего там человека за руку, в которой находился пистолет, дернул на себя, одновременно втыкая ему в живот лезвие ножа. Третий пришелец тихо простонал и безвольно поник на руках Мартина. Аккуратно, чтобы не создавать шума, Мартин опустил его на пол рядом с двумя другими. Помедлив секунду, осторожно выглянул в коридор. Все было тихо. Он пересек комнату, посмотрел в окно, но не заметил ничего подозрительного и только после этого позволил себе расслабиться. Однако в следующее мгновение он уже собирал свои немногочисленные вещи в сумку.

Закинув сумку на плечо, Мартин торопливо полил тела спиртом из фляжки, остатки разбрызгал по стенам и чиркнул зажигалкой. Наблюдая, как пламя охватывает синтетическое ковровое покрытие, как его языки перебрасываются на стены, пятясь, он вышел из комнаты и затаился в конце коридора. Зазвенела пожарная сигнализация, брызнула с потолка вода, стали появляться озабоченные и испуганные постояльцы. Кто-то увидел клубы дыма и крикнул «Пожар!».

Под завывания сирены, звон сигнализации и панические крики Мартин покинул мотель вместе с толпой одетых и почти голых людей, в которой опознать его было сложно даже профессионалу.

Спустя несколько часов Мартин уже вел арендованную машину по направлению к мексиканской границе. Он твердо решил добраться до Германии, а оттуда перебраться в страну, где никому в голову не придет его искать — в Россию.

А уж там он всегда найдет себе работу.

 

Глава 33

Олег Куприянов отхлебнул виски, поставил стакан на стол и прикурил новую сигарету от окурка.

— «Прозрачность»… Что это за хреновина такая? — спросил он, когда Денис пересказал ему беседу с Казаренко.

Денис пожат плечами. Для Олега предсказанное опальным политиком развитие событий было таким же неожиданным, как и для него. Но от этого оно не стало менее правдоподобным. Бывший опер не торопился делать выводы, дотошно выспрашивая у приятели подробности разговора на вилле в Новато.

— Я так понял, что это какая-то организация, которая собирала или собирает компромат на всех и вся. Казаренко туманно намекал, что на эту контору работает не один десяток людей и не один десяток лет.

Олег подошел к окну и посмотрел на улицу. Моросил мелкий дождик, по свинцовой поверхности залива, глубоко зарываясь носом в волны, полз в сторону Алькатраса маленький катерок, тяжело волоча за собой пенные усы. Куприянов зябко передернул плечами.

— Вот, блин, не было печали, — задумчиво проговорил он. — Что ж нам так везет-то, а? Как ни шагнешь, так в дерьмо по самые уши… Во времена не столь отдаленные была только одна организация, которая собирала на всех компромат. Были и люди, и средства, и цель…

— Но она развалилась вместе с Советским Союзом.

— Выходит, не вся развалилась, а может быть, и не развалилась вовсе. Приспособилась к новым условиям, нашла новых хозяев. Только нам от этого не легче. Помнишь, Берри Вайт обмолвился, что может только подозревать, кем была твоя подруга Марина? Очень сомневаюсь, что серьезная организация, обнаружив утечку плодов своей деятельности, не предпримет никаких попыток… ну, скажем, нейтрализовать канал?

— Ты думаешь, Марина из «Прозрачности»?

Куприянов пожал плечами:

— Зачем-то ведь она прилепилась к тебе? Помогала, опекала… или выжидала удобный момент? А когда такого момента не представилось — исчезла… чтобы вернуться, когда сочтет нужным. Серьезные люди не бросают дело на полпути…

— Час от часу не легче! — раздраженно воскликнул Денис, который и сам задумывался о непонятной роли Марины в этом деле, но ни к каким выводам не пришел. — Отдать документы фэбээровцам, и пусть у них голова болит. Есть же какие-то программы защиты свидетелей… — неуверенно предложил он, прекрасно понимая, какую сморозил глупость. Нет. для американца это был бы вполне естественный поступок — сгрузить свои проблемы на полицию, ФБР, прессу, в общем, на какую-нибудь компетентную организацию, существующую на налоги законопослушных граждан и оберегающую их от неприятностей. Но в том-то и дело, что сейчас Денис Гребски, бывший советский гражданин Гребенщиков, совершенно не ощущал себя законопослушным американцем. И не только сейчас. С тех самых пор, как убийством Зои его насильно вытолкнули из накатанной колеи размеренной сытой жизни и заставили жить по звериным законам, которые диктовали убивать за убитого, мстить за обиду и при этом по возможности оставаться живым.

Олег хмыкнул:

— Видал я их программы… Остаток жизни прожить под чужим именем с чужой биографией? Ради того, чтобы кто-то смог сделать свою политику более эффективной? Или ради того, чтобы один продажный политик сменил другого? Обойдутся…

Еще несколько часов назад бывший опер не представлял себе масштабов нависшей над его другом опасности. Хотя почему только над другом? Для людей, сумевших организовать ракетный обстрел в самом богатом месте помешанной на безопасности Америки, не составит труда убрать с дороги и журналиста, и хозяина автомастерской. Да и за гениальным программистом дело не станет. Причем сделают все тихо и незаметно. Если дело обстоит именно так, как рассказал Денис, опасность угрожает и ему, Олегу. И его семье. Не говоря уж о Зинчуке.

— Ты когда со Славиком в последний раз связывался? — спросил Денис, подумав, вероятно, о том же, что и Куприянов.

— Со вчерашнего дня не видел, — отозвался Олег. — Позвони ему.

Домашний телефон Славика не отвечал. Молчал и мобильный.

Бывший опер и журналист, которым в голову пришла одна и та же мысль, озадаченно уставились друг на друга.

— Приехали…

* * *

Пока Славик был занят работой, он не отвечал на телефонные звонки. Если бы Денис догадался и вышел в Интернет, то Славик по интернет-мессенджеру сообщил бы ему, что с ним все в порядке. Но Денис не догадался, а тратить время на звонки Славик не мог.

Закончив работу, Славик поспешил к друзьям.

Тяжелый мощный «майбах» лавировал между забившими улицы машинами, опасно протискивался в каждую свободную щель, рискуя остаться без боковых зеркал, и с ревом вырывался вперед на светофорах, оставляя далеко позади возмущенные гудки клаксонов. Стиль вождения Славика был довольно своеобразным, приобретенным не на улицах города, а в компьютерных автогонках.

Прикольно!

Предыдущие несколько часов Славик работал с такой интенсивностью и напряжением, каких давно уже не испытывал. Нужно было не только без единой ошибки написать довольно сложную программу, но и проверить программные модули, присылаемые ребятами из Черкасс. Ни времени, ни возможности отладить программу у них просто не было. Как, вероятно, не будет и возможности попробовать ее в работе еще раз.

Внутренности автомобиля вызывают священный трепет у заглянувшей под капот старушки с Малкольм-стрит, но автомеханик, отлично представляя, как там все устроено, без страха откручивает болты и находит неисправность. Так и для Славика все компьютерные таинства таковыми вовсе не являлись. Слова, изображения, сложнейшие вычисления были всего лишь потоком нулей и единиц, логика обработки которых не изменилась со времен Норберта Виннера.

Славик знал, куда и к кому отправился на встречу Денис. Когда Казаренко говорил по видеофону, ему удалось отследить звонок и даже перехватить последние секунды разговора и, как и Денису, узнать собеседника опального политика.

Все остальное было делом техники.

В мире, опутанном проводами, сохранить что-либо в тайне невозможно. Цифровой сигнал от видеофона в особняке Казаренко, тоненький ручеек нулей и единиц, поступал вместе с ручейками от других пользователей к провайдеру, фирме, предоставляющей услуги связи в Новато. Оттуда, не смешиваясь друг с другом, ручьи перетекали к региональному провайдеру. В зависимости от пункта назначения, а также загруженности коммуникационных линий, региональный провайдер в Сан-Франциско сортировал ручейки и направлял дальше. Тот поток, что интересовал Славика, перетек по цепочке Сан-Франциско — Даллас — Париж и наконец поступил к провайдеру в Киеве, а оттуда — на видеофон адресата. Тут ручеек нулей и единиц преобразовался в звук и изображение.

Незаметно, но надежно подключившись к серверу провайдера в Сан-Франциско, Славик получил возможность видеть и слышать все, что видел и слышал в своем особняке Казаренко.

И отправлял сигнал обратно на Украину, где его принимали ребята в Черкассах, на плечи которых было возложено осуществление второй половины в спешке разработанного плана.

Ребята напряглись и с задачей справились.

Славик Зинчук был моложе своих друзей, Дениса и Олега. В отличие от них он вырос в другом, уже изменившемся государстве и не боялся того, что пугало их. В его семье не рассказывали о репрессированных родственниках, он уже не застал кухонных разговоров о политике, и никого из однокурсников не отчислили из университета за чтение «крамольных» книжек.

А может быть, в нем еще играл юношеский максимализм, который старшие друзья частично утратили.

Теоретически Славик допускал возможность существования окутанных тайной могущественных спецслужб. Но короткое общение с агентом Вайтом окончательно убедило его, что таинственные службы разбираются в информационных технологиях ничуть не лучше, а зачастую и хуже, чем он, Славик. Иначе они не пригласили бы его консультантом. Из этого он сделал простой вывод о том, что вполне сможет сыграть на их поле по своим правилам.

Он надеялся победить.

Иначе зачем играть?

* * *

Федор Чивокун и президент Кучук спустились в лифте в подвальное помещение и по длинному тоннелю под площадью, разделяющей здание администрации президента и архитектурный шедевр Городецкого, прошли в Ситуационную комнату.

Ляшенко, вошедший в Дом с химерами с Банной улицы, уже ждал их, устроившись на диване в небольшом холле рядом с постом охраны.

При виде президента он встал и обменялся с ним рукопожатием. На Чивокуна же едва взглянул, ограничившись небрежным кивком. Впрочем, ответом ему был кивок не менее небрежный.

Президент Кучук вошел в Ситуационную комнату последним, плотно прикрыл за собой дверь. Только после этого пригласил своих гостей присаживаться. Чивокун уже бывал тут раньше, поэтому сразу занял место за круглым столом перед экраном монитора. Богдан Ляшенко попал сюда впервые и несколько секунд разглядывал помещение, прежде чем сесть.

— Я надеюсь, вы понимаете, что сегодня мы должны постараться все расставить по своим местам, — обратился к ним президент. — Возникшие новые обстоятельства делают невозможным дальнейшую конфронтацию и, при их игнорировании, могут привести к непредсказуемым последствиям.

Под «новыми обстоятельствами» Кучук понимал разъяренного попыткой покушения Казаренко, грозящего разоблачениями, которые могли поставить общество на грань никому не нужной гражданской войны. Впрочем, Ляшенко и Чивокун тоже это понимали, потому что именно они, независимо друг от друга, обратились к президенту с предложением организовать эту встречу.

На экранах появилось лицо Казаренко.

— Ну вот, все в сборе, — констатировал Кучук, разглядывая троих мужчин, каждый из которых был в свое время его премьер-министром. — Как вы помните, Петр Сергеевич, я просил вас об этой встрече…

— Потому что запахло дерьмецом? — осведомился Казаренко. — Неудивительно. Я сейчас не хочу разбираться, кто из этих ублюдков организовал покушение на меня. Но теперь вы у меня вот где! — Он сжал кулак. — Если мы сейчас не договоримся, завтра же я передам ваши досье. — Он по очереди оглядел Чивокуна и Ляшенко, на секунду задержался взглядом на президенте. — И твое тоже. Вам интересно, куда я их передам? И сколько пройдет времени, прежде чем вас вышвырнут из ваших кабинетов, как в свое время вы вышвырнули меня, и арестуют ваши счета по всему миру?

* * *

— Прикольно! — Славик хлопал себя ладонями по коленям. — Ну как он блефует! Денис, ты видел?

— Видел, видел, — пробормотал Денис, не отрываясь от экрана. — Ты скоро там?

— Еще секунда. — Поглядывая одним глазом в экран монитора, где разгоралась нешуточная свара, Славик по интернет-мессенджеру согласовывал последние действия со Смирновым в Черкассах. Наконец откинулся в своем кресле на колесиках и удовлетворенно сказал:

— Все, поехали.

А на экране монитора Казаренко доступно и со свойственной ему убедительностью обрисовывал своим старым противникам, что их ожидает, если он передаст компромат на них в прессу и правоохранительным органам в нескольких государствах сразу. Однако он мог и не делать столь громких шагов, ибо хотел за свое бездействие совсем малость: после первого тура оба претендента должны снять свои кандидатуры и продлить на год полномочия президента Кучука.

* * *

Условия, предлагаемые Казаренко, были неприемлемы. Абсолютно.

Ляшенко понял это после первых же его слов. Это было бы крахом всей его жизни. Ему говорили, что он должен отдать все, чего достиг и к чему стремился, и не получить взамен никаких гарантий. Он искоса глянул на Чивокуна. Тот, похоже, испытывал примерно такие же чувства.

Пудовые кулаки мерно постукивали по гладкой столешнице, наконец Федор Чивокун не выдержал и заорал:

— Ублюдок! Ты думаешь, что можешь диктовать нам условия?! Чем ты лучше нас? Я костьми лягу, но ты будешь парашу нюхать, даже если это станет последним, что мне удастся сделать! Я всех вас, козлов, зарою!

 

Глава 34

К просмотру футбольного матча Никанорыч подготовился основательно. На столе в большой плоской тарелке красовались разрезанные на четыре части огурчики и помидорчики вперемешку с дольками лука и несколькими зубчиками чеснока. На другой тарелке лежали толстенькие пластинки красивого домашней засолки сала с розовыми мясными прослойками. Черный хлеб был порезан так, как любил Никанорыч, солидными ломтями. Венчала натюрморт откупоренная запотевшая бутылка «буряковки» и небольшой, в четверть стандартного, граненый стаканчик. Потому как не пьянства ради, а поддержки любимой команды для.

Никанорыч придирчиво оглядел картину предстоящего спортивного праздника.

— Икебана. Как есть икебана… — Он довольно потер руки и вдруг спохватился — Едри твою через колено! А соль-то, соль?!

Водрузив на стол солонку, наконец уселся. Несколько секунд подумал, налил стаканчик, лихо опрокинул, закусил на скорую руку зубчиком чеснока с салом и стал смотреть рекламу женских прокладок, пива и мыла для интимных мест. Когда появилась долгожданная заставка футбольного матча «Шахтер» — «Динамо-Москва», Никанорыч заерзал на стуле, не выдержал томительного ожидания и опрокинул еще стаканчик, кося глазом в экран.

Наконец заставка исчезла, камера показала переполненные трибуны стадиона, а комментатор стал перечислять фамилии выбегающих на поле игроков. Никанорыч подался вперед, слушая знакомые имена и боясь пропустить хоть одно слово.

Но счастье продолжалось недолго. Изображение вдруг потемнело и дернулось, по экрану с шипением побежали полосы. Никанорыч застонал. Видно, кто-то наверху внял его горю, и изображение опять появилось, но через несколько секунд вновь исчезло, а вместо долгожданного стадиона на экране вдруг появились осточертевшие за последнее время физиономии кандидатов в президенты, самого президента и еще какого-то смутно знакомого мордастого мужика в затемненных очках. Экран был крест-накрест разделен на четыре части, и в каждой части была своя постылая физиономия.

Никанорыч горестно взвыл, доковылял до проклятого ящика и принялся переключать программы. Но везде было одно и то же — говорящие головы. Оскорбленный в лучших чувствах болельщик выпил, теперь уже с горя, пару стаканчиков без закуски, пригорюнился и стал слушать. С каждой секундой лицо садовода-шахтера все больше розовело, оживлялось, и скоро он уже восторженно хлопал себя по коленям, забыв и про самогонку, и про закуску, потому как и президент, и кандидаты в президенты, и мордастый мужик обзывали друг друга такими словами, какие и в шахте-то не каждый себе позволит. А уж то, в чем они один другого обвиняли, старательно перекрикивая друг друга, вообразить на трезвую голову было решительно невозможно.

Никанорыч понял, что грешно смотреть такой цирк в одиночку, и рванул к соседу.

* * *

— Куприянов! Куприянов, мать твою! Оглох, что ли?! Куприянов вышел из-за дома, где колол дрова, и удивленно посмотрел на соседа, подпрыгивающего от нетерпения на одной ноге.

— Да здесь я, здесь… Чего надрываешься? Пожар, что ли?

— Включай телевизор, там такое… Икебана, одним словом. — Никанорыч схватил соседа за руку, потащил в дом. — Да не стой же ты, как пальма Мерцалова, включай!

— Да сам пойду, пусти руку-то, вцепился, — пробурчал Куприянов, направляясь к дверям. — Ты ж знаешь, не люблю я футбол.

— Какой там футбол! — горячился Никанорыч. — Ты… там… ну сам погляди!

Куприянов прошел в комнату, включил телевизор. Никанорыч ковылял следом. Сначала прорезался звук, и после первых же слов лицо старого опера вытянулось. А когда появилось изображение и Куприянов-старший узнал говоривших, то потерял дар речи.

— Ну, а я что говорил? — радовался Никанорыч, как будто сам устроил это представление. — Видал такое?! Как на базаре при пожаре, ей-богу!

— Я всегда знал, что они бандюки и воры. — Степан Игнатьевич наконец обрел голос. — Теперь и все узнают. Надо Валерке позвонить.

С третьей попытки он дозвонился до сына.

— Валера, включи телевизор, — начал было он, но сын перебил его счастливым голосом:

— Смотрим! Смотрим, батя! Весь город смотрит!

* * *

Роману Толоконникову позвонили по мобильному телефону из охваченного паникой избирательного штаба. Несколько минут он наблюдал совместное выступление четырех лиц, внешне похожих на действующего главу государства, кандидатов на пост главы государства и опального премьер-министра. Роману не потребовалось много времени, чтобы понять, что политическому имиджу всех четырех уже ничто не повредит в связи с полным уничтожением последнего, и принялся изучать расписание поездов на Москву.

Ближайший поезд должен был отправиться меньше чем через час, еще можно было успеть.

Роман Толоконников был профессионалом, специалистом по психологии масс. Он хорошо понимал, что может начаться с минуты на минуту, а репортажи из горячих точек не являлись тем делом, которым ему хотелось бы сейчас заняться.

* * *

Чуть склонив голову набок, президент России внимательно выслушал пресс-секретаря и незаметно покинул прием, чтобы вернуться в свой рабочий кабинет. Минут пять он смотрел запись, и улыбка на его лице становилась все шире.

— А говорят, что Черномырдина еще никто не смог переплюнуть. Вот истинные мастера художественного слова, — сказал он и назначил экстренное совещание силовых министров.

* * *

Президент Соединенных Штатов узнал о скандальной трансляции через пятнадцать минут после ее начала. Переводчик-синхронист бодро принялся за работу, но через несколько минут сдался, сокрушенно развел руками.

— Сэр, они обвиняют друг друга в коррупции, заговорах, экономических и бытовых преступлениях, однако дословный перевод невозможен, в английском языке нет слов, соответствующих тем новообразованиям, которые используют эти господа.

— Ну, так включите «Си-эн-эн»! — раздраженно посоветовал президент.

Однако вездесущая «Си-эн-эн» пребывала в том же замешательстве, что и переводчик президента. Диктор пытался переводить только общий смысл, и камера скользила по лицам молчаливых людей на площади в украинской столице, изредка выхватывая из толпы крупные планы.

С чувством, близким к смятению, президент смотрел на озадаченные, изумленные, возмущенные лица, на их сжимающиеся кулаки и физически ощущал, как эмоции, переполняющие этих людей, выплескиваются с экрана и заполняют кабинет на Пенсильвания-авеню.

— А почему они не прервут трансляцию? — задумчиво проговорил президент, увидев, что то один, то другой человек на площади вдруг фыркает и начинает смеяться. — Что у них там происходит? О чем они, черт побери, говорят и почему люди улыбаются?!

* * *

Кроме Леши Смирнова в Черкассах и Славика Зинченко в Калифорнии был только один человек, который мог бы прервать трансляцию. Его звали капитан Петренко, и час назад он заступил на дежурство на пост перед Ситуационной комнатой в подвале Дома с химерами.

После того как мимо него один за другим прошли и скрылись в Ситуационной комнате президент Кучук, премьер-министр Чивокун и Ляшенко, капитан Петренко, в соответствии с инструкцией, заблокировал лифт, на котором можно было попасть в подвал с верхних этажей, и двери тоннеля между Домом с химерами и зданием администрации президента. После этого устроился за своим столом и быстро оглядел несколько экранов, куда передавалось изображение с камер слежения, установленных над контролируемыми капитаном входами. Все было спокойно, как всегда.

Капитан включил еще один экран, и на нем появилась заставка перед футбольным матчем. Когда же вместо футбола на экране возникли лица только что прошедших мимо него людей, капитан Петренко испытал шок. Первым его побуждением было выключить экран, но он сообразил, насколько это глупо, и стал слушать.

Нельзя сказать, чтобы услышанное с экрана стало для него откровением или полной неожиданностью. Что-то он слышал раньше, правда, не в таких формулировках, о чем-то читал в газетах, что-то шепотом передавалось от одного сотрудника охраны к другому.

Капитану было двадцать девять лет, дома его ждали жена и сын. Жена была на восьмом месяце беременности, а сын в этом году собирался в первый класс. Для того чтобы купить ему школьную форму, учебники и все, что нужно первокласснику, капитану понадобилось больше денег, чем он получал за месяц работы. Слушая о суммах, которые называли сейчас люди с экрана, капитан испытывал горькую обиду Если бы его спросили, на что именно он обижается, капитан Петренко не смог бы ответить. Это была обида на все сразу. На маленькую офицерскую зарплату, на высокие цены, на пустой холодильник, на бывшего одноклассника, непонятно на какие деньги покупающего уже второй обувной магазин, на этих людей за дверью, которые не знают и знать не хотят о его, капитана Петренко, проблемах.

Поэтому, когда зазвонил телефон и начальник смены спросил, не проходил ли президент в Ситуационную комнату, капитан Петренко совершил должностное преступление и ответил, что президента здесь нет.

Почему-то он был уверен, что, когда обман раскроется, всем будет уже не до него, капитана Петренко.

* * *

В Киеве, Львове, Харькове, Одессе, Днепропетровске, десятках других городов, городков и шахтерских поселков люди приникли к экранам. В барах, кафе и супермаркетах, везде, где были телевизоры, собирались огромные толпы людей, увеличивались с каждой минутой. На улицах остановилось движение, возникли пробки. Водители выскакивали из машин и бежали к ближайшему экрану, как путники в пустыне бегут к источнику.

Хозяевам магазинов электроники пришлось подключить к телевизорам мощные акустические системы и выставить на улицу колонки, чтобы набившиеся в магазины люди не раздавили товар и друг друга.

В центре Киева на площади Независимости, где перед огромным экраном собралось несколько тысяч человек, абсолютная тишина нарушалась лишь голосами этих четырех. А уж они не молчали, и над площадью грохотал изощренный многоэтажный русский мат, но он никого не смущал. Это был всего лишь язык, который все отлично понимали по обе стороны экрана.

Раскрасневшись, брызгая слюной, политики обвиняли друг друга во всех смертных грехах, приводя доказательства, которые повергли бы в ужас самый хладнокровный суд. Удивительным было то, что обвиненные не отрицали содеянного и не оправдывались, соглашались со сказанным и, в свою очередь, обвиняли обвинителей в еще более страшных преступлениях. Тут были взятки, убийства, торговля наркотиками и оружием, распродажа государственных заводов и фабрик, разворовывание международных кредитов, вывоз и продажа за пределами страны ядерного оружия и сверхсекретных технологий.

И еще были деньги, золото, драгоценные металлы и камни в количествах, которые трудно представить.

Не было только людей.

То есть они были, но четверо с экрана не принимали их в расчет. Когда речь идет о финансовых потоках, один доллар погоды не сделает. Когда говорят о народе, отдельный человек ценности не имеет.

Собравшиеся на площади молчали. Вначале это было молчание, вызванное удивлением, потом интересом, но политики на экранах в общем-то не сказали ничего такого, о чем не догадывались бы люди на площади.

Но вот то, как они об этом говорили…

Не сразу, не вдруг, а постепенно то в одном, то в другом конце площади в тишине начали раздаваться неуверенные смешки, сопровождающие очередной особенно удачный и красноречивый пассаж политиков, которых все привыкли видеть напыщенно-чопорными, тщательно подбирающими и с трудом выговаривающими умные слова про демократизацию, реформирование и адекватную толерантность.

Смех набирал силу, звучал громче и громче и наконец прорвался громовым неудержимым хохотом и очищающими волнами покатился по площади, перехлестывая через дома, улицы и города.

Когда на подстанции какой-то умник додумался отключить электричество, погасли экраны и весь город погрузился во тьму, это уже не могло ничего изменить в судьбе запертых в подвале Дома с химерами людей.

Хотя они об этом еще не подозревали.