Навигация закрыта на двое суток, штормовое предупреждение, что делать, зато времени у нас теперь много. Нет, господин экс-министр, улететь на материк не получится. Вертолёт есть, конечно, но местные власти не дадут разрешения на взлёт, пока погода не наладится. Чужая страна. Да, будем привыкать. Впрочем, уверен, вам понравится эта вилла… Что ж, господа, расскажу, если просите.

С наследником российского престола я встретился в Москве, в кофейне на Мясницкой. Был ясный майский день, я пришёл в форме, и солнце, как говорится, играло на погонах моего кителя. Расположились за столом у окна. Накануне наследник прибыл из Франции, чтобы остаться в России, но в новостях информации об этом не было.

Аркадий Платоныч, попробуйте осьминога в вине, он ещё с утра шевелился, ей-богу. Что? Стерлядь? А вот стерляди, увы, нету, не клюёт она во Фракийском море, хе-хе… А вы шутник.

Надо заметить, господа, что родился наследник за рубежом и до тех пор посетил Россию только раз: в 1998 году присутствовал на церемонии захоронения останков царской семьи в Петропавловском соборе Санкт-Петербурга.

Зачем я вообще встретился с наследником? Решил побеседовать, чтобы включить это интервью в статью о патриотическом воспитании молодёжи для журнала, который Министерство обороны издавало вместе с Московской патриархией.

Да-да, я баловался писанием статеек, хотя времени не хватало, сами понимаете, все мы отдавали себя службе без остатка. Под псевдонимом, конечно. Журналистика – моя причуда, если угодно, бывшее хобби. В конце концов, не хуже, чем играть в гольф, летая для этого по всему миру. Впрочем, почему – бывшее? Обживусь тут как следует, подучу язык, вступлю, быть может, в партию «Хриси Авги»…

Ну да ладно, продолжим о наследнике. Накануне я много думал о предстоящей встрече, а в ночь перед ней видел сон. Позвольте рассказать, господа. Так вот… Сплю и вижу: в саду на ветви дерева сидит существо: верхняя половина тела – бородатый мужик, а нижняя – птица… Большие лапы с когтями. И вдруг я понял, что это и есть наследник… Повсюду в этом саду цвели розовые деревья… Проснулся в поту.

Да, господа, это был сон, который весьма озадачил вашего покорного слугу. Это был вещий сон, и вы поймёте, почему, если будете внимательно слушать, что было дальше.

А всё-таки здесь изумительный воздух, сплю как убитый. Столько буйной зелени вокруг, поверить не могу: кедры, платаны, кипарисы… Да-да, Аркадий Платоныч, это козий сыр местного производства, окуните кусочек вон в ту креманку с мёдом, будет замечательно… Поверьте, абсолютно пропала бессонница, наверно, потому ещё, что гуляю много, каждый вечер хожу через оливковую рощу к источнику у подножия горы. Это у меня уже маленький ритуал…

Чужая сторона. Да и Москва теперь чужая. Совсем недавно она была другой. И вообще – была. Мало что осталось… Так вот, мы встретились. Наследник пришел вовремя. Лет тридцати, худой, лысоватый, с длинным носом, одетый в чёрные брюки, сандалии на босу ногу, белую рубашку. А на галстуке у него, помню, был вышит символ Изборского клуба. Держался он раскованно, по-русски говорил с акцентом, но почти без ошибок, слова произносил раздельно, как бы с опаской.

Полагаю, милостивые государи, вы оцените мой бассейн с подогревом и румынских девочек. А знаете, что за камень использован в отделке этого бассейна? О-о! Тот самый тасосский мрамор, что использовался при строительстве Софийского собора. Так-то… Тысячи лет его здесь добывают. Греки любят делать из него надгробия. Помните, у Бунина: «…на берегу, в песке сухом и сером, ряды гробниц – и всё цари, цари…» А девочки приезжают из Румынии на заработки, да… так что… да здравствуют внучки румынских социалистов!

Вернёмся к наследнику. Кстати, он попросил не включать диктофон, и поэтому приведу нашу беседу по памяти, приблизительно, однако за подробности ручаюсь. На многие вопросы он вообще не ответил, отмалчивался, поэтому простите, дорогие мои, если диалог покажется вам эклектичным.

Помню, я заказал стакан вина, а наследник – две порции блинов с икрой и кофе.

– Как вы считаете, – спросил я его, – чего лишена интеллигенция в современной России?

– Выбора, – ответил наследник. – Здесь и сейчас интеллигенту надо быть либо добрым геем, либо злым гением. Но я не считаю себя интеллигентом. – И наследник загадочно улыбнулся.

– Почему вы решили жить в России? – продолжал я. – Ведь вы пока не планируете прийти во власть либо ещё как-то включиться в общественную деятельность. Ваш отец не хочет, чтобы вы появились на сцене раньше времени.

– Полковник, мне надоело ощущать себя принцем пустоты, если можно так выразиться, – сказал наследник. – Это моя родина, я хочу, чтобы про меня знали. Отец, конечно, считает иначе… Но, живя во Франции, я ощущал себя солдатом в походе. Теперь я здесь и готов принять участие в работе, в судьбе страны. Я люблю свежих людей, сильных людей.

– С чем вы ассоциируете переосмысление путей господних в современной России? – задал я по-военному неожиданный вопрос.

– С отказом от ложного стыда! – не раздумывая воскликнул наследник, и его глаза заблестели. – Я раньше смущался, имея связи с русскими мужчинами, а теперь нет.

– Простите, – не понял я, – как вы сказали?

– Вы не ослышались, полковник. Россия – страна возможностей. Это фантастика, это захватывает, когда видишь перед собой волосатую спину немолодого и состоявшегося во всех смыслах мужчины… Он отец семейства, а ты ему вот так запросто, не постесняюсь сказать, l’encules. И он стонет не от боли, а от наслаждения… Хлещешь этого борова плетью по ягодицам, они краснеют, а твоё сознание освобождается, ты начинаешь видеть суть вещей, горизонт становится шире, каждая мелочь наполняется значением… В такие мгновения человек приближается к истине, господин полковник. Да, такая у меня слабость. И без барьера, заметьте!

– Как, милостивый государь? – изумился я.

– Абсолютно, – хохотнул наследник. – Плоть в плоть. Как это ещё сказать… в мясо.

– А болезни?

– Их нет, – твёрдо сказал наследник. – Нет. Абсолютно. Это ложь, просто символы на бумаге, чтобы выкачивать из профанов деньги и отправлять в Цюрих. Небольшая опасность в другом – в экстазе я не вполне владею собой. На той неделе, что уж тут скрывать, je l’ai niqué одного высокопоставленного чиновника и так завёлся, что схватил медное распятие и ударил его по голове. Le sang, le sperme. Душераздирающе завизжал карлик, который наблюдал за этим из-за своей ширмы…

– У вас было с собой распятие? – уточнил я.

– Нет, висело у него на стене в спальне.

– И там присутствовал карлик?

– Да, карлик-гермафродит, обученный вылизывать анус хозяина.

– Вы использовали карлика по назначению, ваше высочество? – спросил я.

– Нет, карлик просто прислуживал, подавал лёгкие напитки и наркотики, и он сильно испугался, когда его хозяин потерял сознание. Началась паника, дворецкий велел охране ломать дверь… Я считаю, карлики должны быть в таких случаях глухонемыми, чтобы не поднимали шум.

– Значит, вы верите в любовь между мужчинами? – спросил я.

– Нет-нет, бросьте, – усмехнулся наследник, – это бредни, этого не бывает… De quel amour tu parles? C’est que de la baise.

– Но зачем вы ударили любовника, что же вы… не сдержались? – не мог понять я.

– Во-первых, он остался доволен, – с уверенностью сказал наследник. – Говорит, испытал божественный оргазм. И бил я не со всей силы… Во-вторых, невозможно получать удовольствие от секса, если сдерживаться.

С этим было трудно не согласиться.

Беседа продолжилась так:

– Вы не были в России более десяти лет. Простые трудящиеся россияне изменились с тех пор?

– Нет… Например, среди них не стало меньше хохлов… Или как это по-русски? Забыл уже… Не хохлов, а лохов, оговорился, pardonnez-moi… Российские простолюдины слишком индифферентны, из-за этого – столько лохов.

– И что же делать, по вашему мнению?

– Молиться, чтобы их не стало меньше. Да, полковник, молиться истово и, как советовал Феофан Затворник, при этом «стоять в струнку, не распуская лениво и беспечно членов и держа все их в некотором напряжении».

– Вы верующий?

– Когда-то я окунулся в христианство, как в бассейн с нечистотами. И со временем понял, что мозги тех, кто, говоря библейским языком, совершает великую мерзость, питаются теми же веществами, что и мозги праведников. Вопрос дозировки.

– Зачем же призываете молиться?

– Надо использовать все средства.

– Как поживает ваша мама – великая княгиня?

– Сейчас она в Швейцарии. Когда во время нашей последней встречи я, прощаясь, сказал ей: «Мама, держи поводья, летим к обрыву», она заплакала и ответила: «Сын, глаза мои застлала пелена, и я не вижу крылатых коней, но слышу их ржание и верю, что Россия восстанет из пепла». Я уверен в этом, господин полковник.

– Чего бы вы хотели сейчас не как наследник, а как рядовой житель столицы?

– Разрядки. Сейчас середина мая, а уже так жарко, воздух такой плотный, что трудно войти в раскрытую дверь.

– Ваше высочество, чем, если не секрет, вы занимались сегодня утром?

– Восстанавливался. Ночью не мог уснуть, было душно, мне мерещилась кровавая литургия, рожи маргиналов, слышался грохот солдатских ботинок в парадной… В такие минуты у меня, как говаривают французы, la tete dans la brume, les pieds dans l’obscurité. Тогда я прочитал заговор от бессонницы, которому научила августейшая бабуля, ныне покойная, и наконец заснул.

– Какой заговор? Можете поделиться?

– Пожалуйста! Вот… Утренняя заря Марьяна, вечерняя Мария, полуденная, полуночная и ночная Наталья, сними с меня, раба Божьего такого-то, бессонницу, отнеси её на кустарные места, на сухие леса. Аминь.

– У вас есть домашние животные?

– Да, в имении под Парижем живет взрослый тапир, президент Индонезии подарил. Скоро Хрюнделя перевезут сюда, в Москву. Он прекрасен… Ведь если человек человеку – волк, то тапир человеку – чёрт знает кто… ха-ха… понимаете?

Сказав это, наследник съел последний кусок блина и допил кофе. Лицо его вдруг приняло такое выражение, будто он хотел заплакать от злости.

– Не прощаюсь надолго, – проговорил он, дико глядя на меня. – Скоро мы с вами увидимся и поработаем вместе. Tout est à venir. Слава России и Предвечной Тьме!

И ещё… Прежде чем встать и пойти к дверям, он, незаметно для работников кофейни, положил в карман брюк пустую чашку из-под кофе. Да, украл. Видимо, аристократическая причуда.

Как быстро темнеет! Не желаете спуститься к морю? Здесь фонари вдоль лестницы, внизу застеклённая ротонда… Оттуда в хорошую погоду виден Афон. Позавчера, кстати, я был там с визитом у его святейшества. Монахи дали старику убежище. Другой человек теперь, сама скромность. Вывезти ничего не успел… Какой шторм, однако! Отсюда слышно. Пойдёмте, пойдёмте к морю… Внемлем стихии. Не новости же из России смотреть, будь они прокляты. Только оденьтесь, там сильный ветер.

А что, господа, оставайтесь здесь, зима пролетит незаметно, зима на этом острове больше похожа на весну – это не я, это Гиппократ сказал.

Жалею, что покинул родину? Нет. Ждал бы сейчас ареста в каком-нибудь бункере, ел консервы. Так что не жалею, но грущу. Увы, сейчас, когда император убит, а наследник отрекся от престола, бросив нас, офицеров генштаба, на произвол судьбы, я вынужден сообщить от лица армии и флота, что матушка Россия упала с колен на бок и обоссалась во сне.