Глава шестнадцатая. МГНОВЕНИЕ СЛАБОСТИ, МГНОВЕНИЕ СИЛЫ
Покои Рэдвэлла, принадлежавшие самому хозяину замка, неузнаваемо изменились за последние дни. Кругом валялись огарки свечей, раскрытые книги, самые неожиданные вещи. Сейчас здесь властвовал Хамрай; в комнатах графини обитала Аннаура.
Аннаура!
Боль и страх, желанное и невозможное!
Хамрай захлопнул книгу и откинулся на спинку кресла.
Чудес на свете не бывает — заклятие Алвисида может снять только сам Алвисид.
Будь проклят день, когда Хамрай еще безусым мальчиком заглянул в таинственную пещеру, где жила странная, капризная, непредсказуемая и холодная Моонлав! Если бы он знал тогда, какие страдания выпадут на его пути, оказавшимся бесконечным, он бежал бы без оглядки.
Прошлое, увы, не вернешь.
В отрезанном от мира дьяволовым куполом пространстве Рэдвэлла у Хамрая вновь проснулась надежда — ни солнце, ни звезды, ни силы космические, ни какие-либо другие случайные обстоятельства не смогут повлиять на его работу.
А когда он в одном из запертых помещений замка обнаружил библиотеку (по наростам пыли было ясно, что книгами не пользовались более столетия), и после беглого знакомства понял, что книги принадлежали самому Алвисиду, Хамрай счел это добрым предзнаменованием.
Все бурлило в груди старого мага. На сей-то раз получится и он сможет обладать женщиной — что-то пело внутри. Наверное, его магическая сущность. Теперь Хамраю жаждалось не просто обладать женщиной — нет. Одна из многих оказалась единственной, заслонившей мир.
Заклятия на книгах Алвисида оказались простейшими, магических кристаллов, принесенных алголианами из Красной часовни, оставалось достаточно и Хамрай работал.
Работал как никогда прежде — сильнейший стимул гнал его вперед.
Аннаура!
Он видел ее каждый день. И не желал, но пришлось немного воздействовать на нее магической силой — чтобы ждала, чтобы не торопилась (Хамрай перехватил ее задумчивый взгляд на сэра Бламура, когда они ужинали при свечах).
Победа казалась близка… Только казалась.
Хамрай устало провел руками по спутавшимся волосам — жизнь пуста и беспросветна.
За дни неустанных попыток он открыл секрет коридора Алвисида, но разве это имело для него значение? Разве что, если он захочет убежать от Аннауры, уединиться в безлюдных песках и закончить жизнь в зверином одиночестве.
Дверь сзади приоткрылась. Хамрай обернулся. В дверях стояла Аннаура.
— Мне страшно, сэр Ансеис, — сказала она голосом, от которого у мага пошла дрожь по спине. — Побудь со мной в моих покоях, пока я не усну.
— Здесь нечего бояться, — ответил он, вставая ей навстречу.
— Мне кажется, что привидения ходят по замку. Они заглядывают мне в лицо, когда я сплю, хотят навести порчу и украсть мою красоту.
— Здесь нет привидений, я же говорил. Я лично проверил все: даже домовые сбежали вместе со всеми из замка.
— Все равно, — капризно сказала Аннаура. — Побудь со мной!
Она с любопытством разглядывала магические предметы в беспорядке разбросанные на обширном столе графа и стоящий посреди комнаты слабосветящийся полупрозрачный столб из крупных фиолетовых кристаллов.
— Хорошо, — вздохнул Хамрай.
Не очень-то он и сопротивлялся женской магии ее глаз.
Он провел ее в спальню графини.
Она скинула спешно наброшенное платье (Хамрай обратил внимание, что все свечи были зажжены) и осталась нагой пред его жадным взглядом.
Маг сглотнул застрявший в горле ком, не позволяя дрожи охватить застоявшиеся члены и приподнял одеяло на постели — жестом предлагая даме лечь.
Она стояла, подставляя его взгляду прелести своего тела.
Да, она красива — каждая линия тела гармонична, каждый оттенок кожи, каждая выпуклость… Самая ли она красивая из тех, что Хамрай видел в своей жизни? Нет — в гареме шаха были женщины более броские, ослепляющие, горячие…
Но Аннаура затмила их всех — она единственная для него, Хамрая. Он вдруг понял, что готов отдать за нее жизнь…
— Вы не поцелуете меня перед сном, барон?
Аннаура устала ждать. Что останавливает его? Почему он так робок? Может, после того, как он спас ее от насилия принца Вогона, он считает что любой мужчина ей неприятен? Это правда. Но барон — единственное во всем мире исключение. Она любит его, она хочет его, она не может больше ждать!
Хамрай молча шагнул к ней, положил руку на обнаженное бедро (словно энергетический разряд встрепыхнул обоих), второй рукой нежно, почти не дотрагиваясь, обнял за спину и коснулся желанных запретных женских губ.
Губ Аннауры!
Забытая сладость поцелуя опьянила, закружила голову, отбросила само время куда-то прочь и остановила краткое мгновение на целую вечность. На целую жизнь!
— Я люблю вас, барон, — задыхаясь прошептала Аннаура. — Я никогда так не любила. Берите же меня, я ваша!
Руки лежавшие на дрожащем горячем теле бессильно опустились, безумное наваждение поцелуя разбилось вдребезги.
Барон сделал шаг назад.
Хамрай рычал беззвучно от бессилия и боли, проклинал всех богов и демонов, Моонлав, Алвисида, час когда родился, шаха Балсара и все на свете…
— Берите же меня, барон!
Аннаура тоже теряла голову — ни один мужчина еще не был так желанен для нее, как этот удивительный странный французский рыцарь, пленивший ее сердце, завладевший ее помыслами и чувствами.
— Бери же те меня скорее, я вся горю!!! Разве я не хороша?! Я — ваша, барон!..
Он сделал еще шаг назад.
Она открыла глаза и взгляды их встретились.
Жаркое лето поцелуя сменилось стужей непреодолимого заклятия Алвисида.
Хамрай в ужасе сделал еще шаг назад — словно не желанная женщина стояла перед ним, а сама смерть во всей своей леденящей, кошмарной притягательности.
— Барон… вы… вы мужчина?! — последние слова она произнесла голосом твердым и звонким.
Они смотрели в глаза друг другу.
Хамрай, четко осознавая гибельность поступка, хотя и не раздумывал особенно над словами, поднял вверх руку, словно призывая к вниманию беснующуюся разъяренную толпу и произнес медленно и торжественно:
— Завтра кончается срок Клятвы. Семь лет назад погибла моя невеста в милой Франции и я поклялся семь лет не знать женщин. Я не нарушил священную Клятву. И не нарушу. Но завтра срок истекает.
— Я люблю вас, барон, — вдруг прошептала Аннаура, мгновенно сменив раздражение на нежность.
— Завтра срок истекает, — хрипло выговорил Хамрай, соображая что же он наделал.
Аннаура забралась в постель, закрыла глаза и сладко улыбнулась.
— Я уже в завтра! — прошептала она. — Я горжусь вами, барон, я благодарна судьбе, что свела меня с таким замечательным рыцарем!
Он накинул на нее одеяло, склонился и поцеловал подставленную щеку.
Аромат ее волос призывал немедленно раздеться и лечь к ней, познать счастье и смысл жизни.
Хамрай был старый маг и еще мог владеть своими чувствами, хотя Аннаура почти отобрала это умение. Он направился к дверям.
— Я жду завтрашнего дня! — послала прощальный поцелуй Аннаура.
— Я тоже, — сказал Хамрай, — Я люблю вас, вы отобрали мое сердце и стали моей жизнью.
Он вышел из ее комнаты.
Своими словами он подписал себе смертный приговор. Отсрочка до завтра ничего не решала — то, что не сделал больше чем за столетие не сделаешь за сутки.
Но попытаться еще раз надо…
В кромешной темноте спускался Хамрай в подземелье замка — в усыпальницу Сидмортов, к волшебному коридору Алвисида, к единственному выходу из запертого дьяволовым куполом замка в огромный окружающий мир, который не прекратит существовать со смертью мага.
Он шел в мир, которому безразличны его мучительные раздумья и сомнения.
Хамраю не нужен был факел — он прекрасно видел в темноте. Он полтора столетия провел в темноте. Факел любви только сейчас зажегся перед ним, чтобы спалить его никому не нужную пустую пресную жизнь ярким ослепительным пламенем счастья.
Жизнь без любви, или — жизнь за любовь?!
Хамрай шел между гордых надгробий, думая о смерти.
Он не боится ее. И не боялся никогда. Но у него еще есть дела в этой жизни.
Он прошел тайной лестницей и приблизился к плите с зеленой змеей. Долго смотрел на символ Алвисида не зная — проклинать ему всемогущего бога или благодарить.
Он бережно протер рукой волшебный знак и вставил в паз маленький магический кристалл точно подогнанный под размер впадины. Хамрай не сомневался, что выход откроется — он знал.
И выход действительно открылся пред ним. Хамрай вошел без всякого трепета — другим были заняты мысли его.
Старый маг сразу обратил внимание на неожиданную странность — выход напротив, в каталог Фёрстстарр, был плотно закрыт — а ведь они в прошлый раз оставили его немного приоткрытым, намертво застопоренным!
В дальнем конце волшебного коридора, у прозрачной непреодолимой стены, закрывающей проход во дворец Алвисида, спиной к Хамраю стоял человек!
— Кто ты?! — громко крикнул Хамрай.
Он не удивился бы здесь никому. Даже самому Алвисиду.
Человек вздрогнул от неожиданности и быстро повернулся.
Это был Фоор.
Верховный координатор был потрясен, увидев Хамрая здесь и сейчас.
Он с удивлением посмотрел на правую руку. На указательном пальце был надет перстень Алвисида! Единственный перстень, талисман рода Сидмортов!
Как Хамрай попал сюда?!
Он все, наверное, понял (да и как не понять) — и расскажет наследнику Алвисида…
Нервная дрожь охватила могущественного предводителя алголиан.
Один из них не выйдет из этого коридора никогда!
Фоор знал — нельзя терять спокойствия и хладнокровия ни при каких обстоятельствах. О, как хорошо это знал единственный выживший из шестнадцати учеников великого Алвисида!
Он медленно пошел к Хамраю. Между ними было не более полутора сотен ярдов.
Хамрай тоже направился к Фоору. Лицо азиатского мага выражало лишь радостное удивление — но Фоор знал, что скрывается за этой маской.
Хамрай стал слишком опасен. Фоор не имеет права рисковать, он обязан довести до конца великое дело, святое дело — возрождение Алвисида!
Хамрай умрет.
Хамрай же не подозревал ничего — мало ли кому мог поручить воспользоваться коридором наследник Алвисида. И думал Хамрай о завтрашнем дне, не о сегодняшнем.
Когда между ними оставалось десять ярдов Фоор нанес сокрушительный удар.
Удар, в который вложил всю ненависть, все страхи, все волнения и надежды столетнего владычества над могущественным орденом.
Удар, смявший бы в ничто любого чародея, сбивший бы с ног Луцифера или какого-либо Олимпийского бога, уничтоживший бы любого демона или духа.
Он был верховным координатором алголиан, учеником самого Алвисида. Тайлорсом.
Могущество тайлорса кажется любому колдуну беспредельным — каждый маг стремится стать тайлорсом, но удается это единицам, очень и очень немногим. И могущество тайлорса почти беспредельно. Но все имеет свой предел, в том числе и беспредел.
Хамрай выдержал внезапный удар. Он тоже тайлорс. Он тоже всемогущ, только не может освободить себя от дурацкого заклятия Алвисида.
Хамрай выдержал страшный удар. Он не удивился, он не рассердился — он мгновенно собрался в единый энергетический кулак, готовый бить и уничтожать.
Они замерли друг напротив друга — широко расставив ноги, держа в напряжении и готовности руки, ожидая кто теперь ударит первым.
Глаза…
Серые холодные глаза Фоора и черные сжигающие глаза Хамрая вбивались друг в друга, подавляя друг друга, уничтожая друг друга, впитываясь друг в друга.
Маги не шевелились.
Они ждали.
Каждый ждал, что другой совершит малейшую, но непоправимую ошибку.
Хамрай понял — Фоор потерял себя. Фоор обманом завладел перстнем. Фоор слишком хочет возрождения Алвисида и он потерял себя. Фоор мертв — его сожрут соратники. Это очевидно.
Но и он, Хамрай, тоже ведь мертвец — страшное заклятие Алвисида превратит его завтра в жуткое чудовище, которое не проживет и десятка минут.
Глаза Фоора заслонили весь мир и в них вдруг проявилось отражение Аннауры.
Да, он Хамрай умрет, его жизнь закончена. Но он умрет не сейчас и не здесь!!!
Фоор в ужасе отвел глаза и вновь ударил.
Коридор перестал существовать для двух магов.
Со всех сторон из ярких всполохов вселенских взрывов поползли невообразимые чудовища — тени погибших алголиан и духи, покоренные Хамраем. Они грызлись между собой, круша противника могучими хвостами, разрывая плоть врага острейшими когтями и клыками, давя многотонными лапами и коля стальными рогами.
Хамрай и Фоор неподвижно стояли друг против друга на расстоянии десяти ярдов.
И одновременно как два полководца на высоких холмах они взирали на ужасную битву своих армий.
Они стояли неподвижно и вновь смотрели друг другу в глаза.
Все больше чудовищ прибывало на поле битвы, все яростнее становились взрывы огней над ними.
Хамрай и Фоор не шевелились.
Капля пота предательски выступила у виска верховного координатора. Великий Алвисид будет возрожден, и любая помеха этому должна быть устранена! Все, что знал Фоор, все что мог, все что умел выплеснулось без остатка в кровавую магическую бойню.
Дико орали умирающие монстры в фантастической пустоши миров, но никто кроме двух магов не слышал их.
Вселенная не замечала битвы, она жила своей непостижимой жизнью.
Они стояли неподвижно друг против друга, но один из них проиграл.
Уже проиграл, хотя трубили победно необъятные зеленые змеи, придушив очередного монстра, хотя полыхал пожар на флангах алголианской армии и не ясно было на жутком поле битвы кто побеждает и сколько еще сил потребуется.
Один из них проиграл. Тот, кто для достижения цели наплевал на законы Вечности.
Они стояли неподвижно. Друг против друга — ноги расставлены, руки наготове.
Глаза не отрываются от глаз противника.
Но оба мага знали — один из них уже мертв.
Едва заметная улыбка пробежала по губам Хамрая.
Фоор закричал — никогда в жизни он так не кричал — и попытался, словно щитом, загородиться перстнем Алвисида от сжигающих глаз Хамрая.
Стены волшебного коридора внезапно вновь обрели материальность.
Жалобно хрипнули гибнущие монстры — под торжествующие крики других чудовищ, вновь убирающихся в небытие…
ДИРЕКТОРИЯ МООНЛАВ мысль первая:
Хвала Богу, Господу Миров, милостивому, милосердному, заботящемуся о каждом человеке денно и нощно и сотворившему мир по собственной воле и желанию, и созерцающему мир, и направляющему мир, и не дающему погибнуть миру от порока и неверия, и прощающего детей своих неразумных, в силу Его, Бога всемогущего, не верящих, другим богам поклоняющихся, а также наказывающему непоклонившихся и сжигающему их огнем возмездия, топливом которому служат и люди, и камни — поистине, эта Директория ведет к тому, что прямее, и возвещает весть поклонившимся праведникам, которые творят благие дела, что для них великая награда и что тем, которые не поклоняются Богу, Господу Миров, уготовано мучительное наказание, а человек взывает ко злу так же, как он взывает к добру, ведь человек тороплив; мысль вторая:
Хвала Богу, Господу Миров, который землю сделал для человека ковром, а небо зданием, и низвел с неба воду и вывел ее плоды пропитанием для людей, и велел ангелам своим преклониться перед человеком, которого создал из глины звенящей, формы не имеющей — поистине, эта Директория ведет к тому, что прямее; мысль третья:
А возгордившегося ангела Иблиса, не возжелавшего поклониться человеку, изгнал Бог, справедливейший и милосердный, с неба, сказав многомудро: «Уходи же отсюда и, поистине, над тобой проклятие до дня суда!», на что отвечал непоклонившийся Иблис: «Господь мой, отсрочь же мне до дня, когда умершие будут воскрешены, я погублю потомство Адама, кроме немногих», и ответил Бог: «Поистине, ты — из тех, кому будет отсрочено до дня назначенного времени», и сказал возгордившийся Иблис: «Господи мой, за то, что Ты сбил меня, я на земле собью их всех, кроме рабов Твоих из них чистых», ответил Бог милосердный и справедливый: «Это путь для Меня прямой, поистине, рабы Мои — нет для тебя над ними власти, кроме тех заблудших, кто последовал за тобой, и, поистине, геенна — место, им назначенное всем, и, поистине, богобоязненные будут среди садов и источников; уходи, а кто последует за тобой из них, то, поистине, геенна — их наказание, наказание полное — соблазняй, кого ты сможешь из них, твоим голосом и собирай против них твою конницу и пехоту, участвуй с ними в их богатствах и детях и обещай им, — поистине обещает сатана только для обмана!»— поистине, эта Директория ведет к тому, что прямее, и возвещает весть поклонившимся праведникам, которые творят благие дела; мысль четвертая:
И после своих слов низвергнул Бог справедливый и милосердный возгордившегося Иблиса на землю, изгнав с глаз своих и выкинув из сердца своего мысли о непоклонившемся пред человеком ангеле Иблисе, и долгие годы следил Бог, Господь Миров, за созданиями своими, от комаров и мошек мелких до людей всех народов и всех сословий, терпеливо и милосердно сносил Он и неверие в силу, справедливость и мудрость Его, Господа Всемогущего, и грехи смертные многих и многих греховников, в грехе погрязших и грехом живущих, и радовался Бог, милостивый и милосердный, немногим праведникам, возлагая на них надежды на будущее рода человеческого — поистине, эта Директория ведет к тому, что прямее, и возвещает весть поклонившимся праведникам; мысль пятая:
А Иблис творил дела свои черные и все больше людей отклонялись от Бога истинного, преклонившись пред Иблисом, соблазнившись благами порочными, все больше раскидывал свои черные сети Зла вознаглевший Иблис, войдя в союз с мелкими языческими богами, противными Господу Миров, и все больше росло Зло в мире — поистине, эта Директория ведет к тому, что прямее, и возвещает весть поклонившимся праведникам, которые творят благие дела, что для них великая награда и что тем, которые не поклоняются Богу, Господу Миров, уготовано мучительное наказание; мысль шестая:
И все больше скорбь овладевала Господом справедливым, милосердным и всемогущим, и не надеялся уже Он на осознание родом человеческим добродетели и покорности, жажда наказания возжглась в нем, но не хотел Бог, милосердный и справедливый, чтобы гибли агнцы невинные в пламени возмездия, и решил Он не обращать более внимания своего милостивого на грешных и грязных людей, предоставив им гнить в грехе богомерзком, раз не поклоняются они Ему, Господу Миров, а превозносят скверного Золотого Тельца в языческом горниле выкованного, в пламени, раздуваемым коварным Иблисом и богопротивными посланниками его, но эта Директория ведет к тому, что прямее, и возвещает, что тем, которые не поклоняются Богу, Господу Миров, уготовано мучительное наказание; мысль седьмая:
И поистине грех охватил многих людей, почти не осталось праведников, Богу поклоняющихся, Ему открывающих сердце свое и к нему обращающихся в мыслях своих, все больше людей прислушивались к коварным пагубным призывам сатаны, все города и страны захватил грех, и отвернулся Бог милосердный, милостивый от созданий своих; но эта Директория ведет к тому, что прямее, и возвещает весть поклонившимся праведникам, которые творят благие дела, что для них великая награда и что тем, которые не поклоняются Богу, Господу Миров, уготовано мучительное наказание, а человек взывает ко злу так же, как он взывает к добру, ведь человек тороплив; мысль восьмая:
Из испражнений Бога всемогущего и кознями Иблиса злосердного и жестокомудрого, при попустительстве и содействии неверных греховодников, Богу не поклонившихся, родилось в чреве подземном чудовище страшное, огромное, беспощадное — Алгол, поистине порождение всех зол и пороков, когда-либо существовавших — поистине, эта Директория ведет к тому, что прямее; мысль восьмая:
Захотел Алгол пожрать живьем всех людей — и праведников, и в грехе погрязших, и захотел он также, чтобы сам Бог, Господь Миров, пред ним, Алголом, поклонился, но только эта Директория ведет к тому, что прямее, и возвещает весть поклонившимся праведникам, которые творят благие дела, что для них великая награда и что тем, которые не поклоняются Богу, Господу Миров, уготовано мучительное наказание, а человек взывает ко злу так же, как он взывает к добру, ведь человек тороплив; мысль девятая:
И в торопливости своей многие некрепкие в убежденности люди решили поклониться богомерзкому Алголу, алча новые богатства и наслаждения, забыв об отце своем и создателе — поистине, эта Директория ведет к тому, что прямее:
Мысль десятая:
Но Бог, милостивый и милосердный, не мог оставить создания свои в беде, не мог позволить злокозненному Алголу завладеть душами детей своих и праведников, не мог взирать равнодушно с высоких высей своих и вступил Господь Миров с Алголом в смертный бой — поистине, эта Директория ведет к тому, что прямее, и возвещает весть поклонившимся праведникам; мысль одиннадцатая:
Битва Бога милосердного с мерзким и отвратным Алголом была ужасна, земля содрогалась, горы рушились в моря и вода в океане закипала человечьей кровью, звезды в небе взрывались и гасли, вспыхивали новые звезды и тоже гасли, планеты крошились в песок, прошлое смешалось с будущим и от стонов ангелов умирали неверные, не имеющие никаких надежд попасть в рай, а попадающие прямо в геенну огненную — гореть в адском пламени возмездия за свои прегрешения и неверие в Бога, Господа Миров, справедливого и всеведущего — поистине, эта Директория ведет к тому, что прямее; мысль двенадцатая:
Стоны детей невинных, новорожденных возносились к Богу, милостивому и милосердному, и сердце Его сжималось от горя, и Он поспешил разделаться с порождением Зла Мирового — Алголом и, поистине, эта Директория ведет к тому, что прямее, и возвещает весть поклонившимся праведникам, которые творят благие дела, что для них великая награда и что тем, которые не поклоняются Богу, Господу Миров, уготовано мучительное наказание, а человек взывает ко злу так же, как он взывает к добру, ведь человек тороплив; мысль тринадцатая:
И пал Алгол, богомерзкий и смрадный, поверженный Богом, милостивым и милосердным, и мир вновь воцарился на земле, и вновь взошло солнце, и люди вылезли из пещер и укрытий, куда попрятались в страхе пред жестокой битвой, и были люди истощены, запуганы и немногочисленны и вновь Бог, милосердный и милостивый, окружил своим вниманием детей своих неразумных, коварного Иблиса послушавшихся — поистине, эта Директория ведет к тому, что прямее; мысль четырнадцатая:
И Господь Бог, в милости и милосердии своем, вновь объединил людей, дав им общий язык, который сам отобрал когда-то, осерчавший строительством Вавилонской башни и гордыней людей, вознамерившихся добраться до жилища Его, Бога, Господа миров; и решил Бог, милостивый и милосердный, для того, чтобы направлять создания свои на путь истинный и праведный послать на землю к людям своих посланников, которые наставляли бы людей и повелевали бы ими, передавая им, неразумным, волю Его, Господа Миров, поистине, эта Директория ведет к тому, что прямее, и возвещает весть поклонившимся праведникам, которые творят благие дела, что для них великая награда; мысль пятнадцатая:
И из смрадного трупа поверженного Алгола, упавшего в мировой океан и отравляющего чистые воды своим мерзким гниением, создал Бог, справедливый и милосердный, пять существ, обладающих возможностями, поистине многажды превосходящими и человеческие, и ангельские, но уступающие возможностям Бога, создателя всего сущего, в тысячи тысяч раз; поистине, эта Директория ведет к тому, что прямее; мысль шестнадцатая:
И появились на свет Моонлав, Севибоб, Арсиван, Сеалбур и Алвисид, и вложил в них Бог, справедливый и могущественный, знания о истории людей и любовь к ним, детям Его, неразумным и непротивящимся злу, и приказал пятерым своим созданиям, вылепленным из плоти Алгола, поклониться Ему, Господу миров; поистине, эта Директория ведет к тому, что прямее, и возвещает весть поклонившимся праведникам, которые творят благие дела, что для них великая награда и что тем, которые не поклоняются Богу, Господу Миров, уготовано мучительное наказание, а человек взывает ко злу так же, как он взывает к добру, ведь человек тороплив; мысль семнадцатая:
И торопливостью своей человек вызвал не праведные мысли у одного из созданных посланников Бога, Господа Миров, — Алвисида, которому зло пришлось по душе больше, нежели праведность и добро, и отказался Алвисид, подобно некогда Иблису, поклониться перед Богом, милостивым и милосердным; поистине, эта Директория ведет к тому, что прямее; мысль восемнадцатая:
Все зло, бывшее в отвратительном, богомерзком чудовище Алголе, перешло к Алвисиду и воплотилось в нем, но Алвисид был уже не так страшен, как Алгол, и Бог, справедливый и милостивый, сказал ему: «Убирайся, иди к Иблису, вы одинаково окаянны и творите вместе мерзкие дела, соблазняйте склонных к греху, и соблазните кого — поистине, ждет того геенна!»и лишь эта Директория ведет к тому, что прямее, и возвещает, что тем, которые не поклоняются Богу, Господу Миров, уготовано мучительное наказание; мысль девятнадцатая:
И изгнал Бог с неба Алвисида, прокляв его, и обратился к остальным четверым своим созданиям, и Моонлав сразу поклонилась Господу, безоговорочно признав Его могущество и мудрость Его, и милосердие Его, и справедливость Его, Бога, Господа Миров, и остальные трое, Севибоб, Арсиван, Сеалбур, поколебавшись и задумавшись, все же поклонились Богу истинному и единственному; поистине, эта Директория ведет к тому, что прямее, и возвещает весть поклонившимся праведникам, которые творят благие дела, что для них великая награда; мысль двадцатая:
И направил тогда Бог, посланницу свою Моонлав к народу праведному, поклоняющемуся Богу единственному, милостивому и милосердному; послал Бог Моонлав к своему избранному народу, чтобы несла она им слово Его и волю Его, а других своих созданий, колебавшихся, прежде чем поклониться, Бог послал к народам не праведным: Севибоба к язычникам, Арсивана — к христианам, Сеалбура — к иудеям, не возлагая на их миссию особых надежд, но поручив наставлять на путь единственный, истинный для любого человека, готового прислушаться к голосу совести и разума — поистине, эта Директория ведет к тому, что прямее; мысль двадцать первая:
И спустились, покорные воле своего создателя, Господа Миров, милостивого и справедливого, четверо Его посланников на землю, неся людям волю и слово Его, и пришла Моонлав к избранному Богом народу, дабы направлять праведных людей на путь послушания и защищать их от нашествий неверных и не праведных, в грехе погрязших, Золотому Тельцу, Иблису и богомерзкому Алвисиду поклоняющихся; поистине, эта Директория ведет к тому, что прямее, и возвещает весть поклонившимся праведникам, которые творят благие дела, что для них великая награда и что тем, которые не поклоняются Богу, Господу Миров, уготовано мучительное наказание, а человек взывает ко злу так же, как он взывает к добру, ведь человек тороплив; мысль двадцать вторая:
И сказала Моонлав людям от имени Бога, милостивого и милосердного: «Поистине, нет Бога, кроме Бога, и Моонлав — посланница его, истина — от господа твоего, не будь же сомневающимся ведь говорит Бог детям своим: следуйте пути прямому, истинному, и уготовано вам будет после смерти блаженство райское, кто же не поклонится Мне, нарушит правила Мои, польстится на посулы неверных, злосердечных, поистине, геенна — место грехвкусившим и сомневающимся; а поклоняющимся Мне, милостивому и милосердному, ведаю Я: не берите себе покровителя, кроме Меня и кто идет прямым путем, тот идет для самого себя, а кто заблуждается, то заблуждается во вред самому себе, и да не понесет носящая ношу другой, и Мы не наказывали ни единой живой твари, пока не родился Алгол, а когда Мы желали погубить селение, Мы отдавали приказ одаренным благами в нем, и они творили нечестие там, тогда оправдывалось над ним слово, и уничтожали Мы его совершенно, так и каждый, избравший путь прямой и благостный, должен уничтожать всех непоклонившихся и в грехе погрязших — во имя Бога, милосердного и справедливого, и во благо всех праведных и безгрешных, которых всех Мы поддерживаем — и сирых и богатых, всех, кто поклоняется Господу и кто защищает Имя его, и да будет прощен каждый, убивающий неверных, ведущий священную войну во славу Бога, единственного и милосердного, и поистине, эта Директория возвещает весть поклонившимся праведникам, которые творят благие дела; мысль двадцать третья:
И не делай с Богом, Господом Миров, другого божества, чтобы тебе не оказаться порицаемым, оставленным; Господь ваш лучше знает, что у вас в душах, если вы добреющи, и поистине, Он к обращающимся прощающ, и возносите молитвы Господу на заре утренней и на закате солнца и между ними пять раз, и будьте верны в мере, когда отмериваете, и взвешивайте правильными весами, это — лучше и прекраснее по результатам, и не следуй за тем, о чем у тебя нет знания, ведь слух, зрение, сердце — все они будут о том спрошены — поистине, эта Директория ведет к тому, что прямее, и возвещает весть поклонившимся праведникам, которые творят благие дела, что для них великая награда и что тем, которые не поклоняются Богу, Господу Миров, уготовано мучительное наказание; мысль двадцать четвертая:
И не ходи по земле горделиво: ведь ты не просверлишь землю и не достигнешь гор высотой, зло всего этого у Господа отвратительно, и давай родственнику должное ему, и бедняку, и путнику и не расточай безрассудно, ведь расточители — братья сатан, а сатана своему Господу не благодарен!», — так говорит Моонлав, на которую поистине ниспослана благодать Бога и слова Бога, Господа Миров, справедливого и милостивого, и эта Директория ведет к тому, что прямее, и возвещает весть поклонившимся праведникам, которые творят благие дела, что для них великая награда и что тем, которые не поклоняются Богу, Господу Миров, уготовано мучительное наказание, а человек взывает ко злу так же, как он взывает к добру, ведь человек тороплив; мысль двадцать пятая:
А Алвисид бесчестит имя Бога, и собрал вокруг себя сторонников, поверивших лживым посулам его и соблазненных заманами сатанскими и поистине будет всем им геенна огненная в наказание и пламя, пожирающее и камни, и людей — ведь эта Директория ведет к тому, что прямее; мысль двадцать шестая:
И каждый истинный правоверный должен убивать поклонившихся Алвисиду там, где увидит его, и будет убившему неверного за то прощение грехов и блаженство вечное в садах райских, а имеющий дела с поклонившемуся Алвисиду, да будет непрощен Господом милостивым, а эта Директория ведет к тому, что прямее, и да будет уготовано тем, которые не поклоняются Богу, Господу Миров, мучительное наказание; мысль двадцать седьмая:
И воздастся каждому по делам его, и поистине, эта Директория ведет к тому, что прямее, и возвещает весть поклонившимся праведникам, которые творят благие дела, что для них великая награда и что тем, которые не поклоняются Богу, Господу Миров, уготовано мучительное наказание, а человек взывает ко злу так же, как он взывает к добру, ведь человек тороплив, мысль двадцать восьмая:
Но пусть знает каждый истинно поклонившийся Господу и открывший ему свое сердце, что Господь велик, справедлив, мудр и милостив, хвала ему, Господу Миров, всемогущему и милосердному, и превыше Он того, что о Нем говорят, на великую высоту и Моонлав, посланница его к людям, возвещает об этом всех праведных и Господу поклонившихся!
Глава семнадцатая. ОБЕЩАНИЕ
Радхаур сидел обнаженный на постели, поставив босые ступни на каменный пол.
Холода он не ощущал, он думал о чем-то, уставившись на дрожащий огонек свечи.
Завтра отплывают корабли с армией освободителей родной страны от захватчиков.
Рано утром ему вставать, чтобы покинуть гостеприимный каталог алголиан и вместе с Этвардом, Ламораком и другими знатными рыцарями возглавить поход.
Надо спать — до рассвета уже не долго. Но сон не шел.
Марьян перевернулась во сне на другой бок, прошептав сладко:
— Радхаур…
Он посмотрел на нее, вздохнул и снова уставился на пламя свечи.
Полог входа колыхнулся и луч чужой свечи отсветил от стены.
Радхаур поднял голову и по одежде узнал верховного координатора. Да и кого еще могли пропустить в покои наследника Алвисида бдительные стражи у входа и строгий Гуул, находящийся в комнате шаблоний?
Но ведь верховный координатор остался в Ирландии, как он попал сюда?!
Юноша встал и быстро надел штаны — не пристало голым говорить с верховным координатором, наверняка что-то важное привело сэра Дэбоша в столь неурочный час.
Гость откинул капюшон.
— Сэр Ансеис? — удивленно воскликнул Радхаур. — Как вы попали сюда? И почему в этой одежде? Где сэр Дэбош?
— Кто это? — подняла голову сонная Марьян.
Хамрай посмотрел на новую красавицу в постели наследника Алвисида и чему-то усмехнулся. Вытянул руку и женщина вновь заснула со сладкой улыбкой на устах.
Радхаур натянул тонкую рубашку, хотел надеть куртку и перевязь с Гурондолем — будь он на боку юноша чувствовал бы себя увереннее. Но не стал оскорблять французского барона, к которому относился с уважением и глубокой симпатией. Он стоя смотрел на гостя. Он ждал ответа на свои вопросы.
— Садись, — дружелюбно попросил Хамрай, указав Радхауру на постель.
Он подошел к стоявшему в углу креслу и сильными руками легко приподнял тяжелый предмет.
Радхаур подивился, что маг не создал кресло из ничего, или, на худой конец, не придвинул его взглядом.
Хамрай сел так, чтобы свет свечи падал одинаково на его лицо и лицо наследника Алвисида.
— На держи, — сказал маг протягивая к юноше ладонь. — Это принадлежит тебе.
На ладони лежал перстень графа Маридунского.
— О, — только и смог сказать Радхаур. — Где вы его взяли? Из моря?
— Из какого моря?
— Ну… Я уронил его, когда мы плыли в Ирландию…
— Я взял его у Фоора, — спокойно пояснил Хамрай. — В коридоре Алвисида.
— У верховного координатора? В коридоре? А как… а где сейчас сэр Дэбош?
— Его больше нет, — холодно произнес Хамрай.
— Как нет? Он… — Радхаур в волнении встал. — Вы убили верховного координатора?
Хамрай спокойным жестом усадил наследника Алвисида обратно.
— Фоор был обречен, — сказал маг. — Он потерял себя, он пошел на обман. Его неминуемо уничтожили бы ближайшие соратники. Тебе нельзя больше оставаться у алголиан. И тебе нельзя им больше доверять.
— Но почему? Разве они не желают оживить Алвисида?
— Нет, — покачал головой Хамрай. — Алвисида знал лишь Фоор, остальные алголиане родились позже его гибели. Зачем им нужен живой бог, который неизвестно еще как поведет себя? Не лучше ли поклоняться богу мертвому и властвовать над живыми?
— Не знаю… но я верю вам. Не знаю почему, но верю. Вы пришли, чтобы предупредить меня об этом?
— Нет. Я пришел проститься с тобой, наследник Алвисида.
— Как проститься?! Вы не…
— Я тебе все расскажу… — перебил Хамрай. — С самого начала.
Хамрай рассказал Радхауру все.
Тихим спокойным голосом поведал удивительную и долгую свою историю. Он исповедовался перед этим юношей — наследником незаслуженно покаравшего Хамрая бога. Покаравшего не за любовь — за похоть. Рассказал, не утаивая ничего, даже как тринадцать лет назад похитил его, наследника Алвисида, потеряв себя, как потерял сейчас себя Фоор. Но для Фоора это оказалось гибельным, Хамрай же сумел обуздать свои страсти в тот жуткий момент.
— Но отец же приколол похитителя копьем к дубу? — удивленно воскликнул Радхаур.
Хамрай лишь усмехнулся и продолжил рассказ.
Хэккер Прионест проснулся от тяжести вливающейся в него силы и резко сел на кровати. Ему было очень больно — пальцы разорвали тонкую ткань простыней. Он едва удержался от крика.
Наконец, боль отпустила, он тяжело дышал, голова кружилась.
Но он знал, что это означает. В него, как и еще в троих высших апологетов алголианской церкви, влилась магическая мощь, которая могла исходить только от одного человека в мире.
И хэккер Прионест знал, что ему теперь делать.
Когда Хамрай замолчал, Радхаур посмотрел на него чистым взглядом:
— Вы это твердо решили?
— Да.
— И вас не пугает заклятие Алвисида?
— Пугает.
— Хотел бы я любить кого-нибудь так же, как… Как вы… — едва слышно прошептал Радхаур.
— Ты выполнишь мою последнюю просьбу?
— И единственную, — сказал Радхаур. — Вы много сделали для меня, но ни о чем еще не просили, — пояснил он. — Да, я, хотя бы ради вас, постараюсь оживить Алвисида.
— Спасибо. Во дворце шаха Балсара живет мой двойник. Это я. И не я. Если бы мы встретились — он бы тут же погиб. Трудно было добиться этого, но не невозможно.
Погибну я — и он станет единственным, а значит, настоящим Хамраем. В случае чего можешь полагаться на него — если встретишь, конечно.
— Хорошо. Я верну шаху Балсару возможность иметь наследника.
— Это очень важно, — сказал Хамрай. — Для меня важно.
Он встал.
— Прощай, наследник Алвисида.
— До свидания, доблестный сэр Ансеис.
Хамрай с удивлением посмотрел на юношу, но ничего не сказал. Взял подсвечник и пошел к выходу.
— Сэр Ансеис, — остановил его Радхаур.
— Да?
— Извините, но сами-то как вы попали в волшебный коридор?
Радхаур вертел в руках неожиданно возвращенную драгоценную реликвию.
— Опыт и знание позволили мне открыть тайну, — усмехнулся Хамрай. — Вряд ли еще кто сможет разгадать эту загадку. Ты — единственный владелец коридора.
Прощай.
— До свидания, — вновь упрямо повторил Радхаур.
«Да, любовь — удивительная, прекрасная, жуткая штука, если заставляет такого человека идти на смерть, »— думал юноша.
Что он, Радхаур, знает о любви?! Ничего!
Он посмотрел на спящую Марьян и его неожиданно охватил странный, сладкий порыв нежности к той, кого он из уродины силой мгновенной, минутной любви превратил в ослепительную красавицу.
Что же творит любовь пожирающая, страстная, всеобъемлющая?! И как возвысится до нее?!
Глава восемнадцатая. АННАУРА
Ужин принесли в графскую спальню. Для них двоих.
Аннаура с удивлением озиралась, войдя в просторную комнату — горело множество свечей, столь много, сколько она и не видела никогда сразу, больше сотни. Свечи были везде: на стенах, на подоконнике, две высокие и очень толстые, стояли в бронзовых подсвечниках у изголовья постели. И еще ее поразили два обнаженных меча, лежавших на придвинутых по обе стороны к кровати сундуках.
— А это зачем? — удивленно спросила Аннаура.
Она волновалась, словно девушка в первую брачную ночь.
— Это старинный обычай моей родины, — пояснил Хамрай. — Ритуал. Я чту древние законы.
Это объяснение вполне удовлетворило ее. Аннаура в сладком ожидании села в кресло перед изящным круглым столом, заставленным закусками.
Они не торопились.
Хамрай не стал говорить ей о истинном предназначении мечей — сама скоро узнает.
Он не желал, чтобы вместе с ним погибла она, вызвавшая столь бурную и гибельную любовь. Он долго терзался — может открыться ей? Но не мог предсказать ее реакцию. Аннаура наверняка подумала бы, что он лжет, чтобы избежать ее.
Магия бессильна пред любовью!
Шесть его личных телохранителей стояли у дверей с обнаженными клинками, получив строжайший наказ: врываться в спальню едва услышат женский крик и спасать Аннауру.
Хамрай посмотрел на сияющую предвкушением блаженства женщину в парадном белом платье и со столь гармонирующим с ее глазами изумрудным ожерельем на тонкой пленительной белой шее, улыбнулся ей и послал в нее магический заряд: кричать, хватать меч и рубить изо всех сил, спасая жизнь, лишь только почувствует что-то неладное.
Она ничего не заметила, она не предчувствовала опасности, она ждала восхитительной незабываемой ночи любви с необыкновенным удивительным мужчиной.
Они не торопились.
Пили вино, вспоминали турнир и события в королевском дворце в Камелоте.
Хамрая приводил в трепет сам голос ее, пьянил аромат волос, слепила белизна шеи и открытых плеч. Хотелось погрузиться в ее пышные волосы и умереть от счастья.
Что ж, осталось недолго. В смысле — умереть.
Хамрай не жалел ни о чем, в этой жизни у него оставалось только одно — Аннаура, его первая и последняя ЛЮБОВЬ, и он желал только перед смертью урвать счастья как можно больше.
Они не торопились.
Пили сладкое вино и смотрели друг другу в глаза, говорящие больше любых слов.
Она оказалась сидящей у него на коленях. Он обнимал ее, непроизвольно охватив ладонью обжигающую сквозь ткань женскую грудь и замирал от неизведанных дотоле ощущений.
Поистине незнакомых Хамраю ощущений — те немногие женщины и Моонлав в том числе… С ними все было не так, проще, прозаичней… И очень, очень давно.
Они не торопились.
Он медленно освобождал ее из плена платья, стоя перед ней на коленях, словно пред богиней красоты, она смущенно улыбалась и гладила его черные жесткие непокорные волосы.
Было светло. Непереносимо светло, но Хамрай хотел видеть то, ради чего покинет мир.
Он видел и восхищался — она стоит того, чтобы ради нее прожить жизнь и умереть.
Он так нежно касался ее, так горячо целовал ее ноги, бедра, живот, он так восхищался ею, столько мужской силы чувствовалось в его движениях, что Аннаура почувствовала как она теряет ощущение реальности.
И для нее начинающееся действо было необыкновенном — она, считавшая, что познала искусство любви досконально, вдруг поняла, что этот удивительный рыцарь открывает ей любовь словно заново, словно не было никогда у нее близости с мужчинами. И действительно так оно и есть — все предыдущие были красивы, сильны и хороши, но они не такие… Она почувствовала, что эта ночь станет для нее Откровением. Откровением любви.
Она целиком отдалась пьянящей волне чувств, успев прошептать лишь:
— Как долго я ждала!
Все невысказанные, даже неосмысленные, никогда не облекаемые в слова, мечтания и ожидания воплотились в этой фразе.
Он не закрыл глаза — он смотрел, смотрел жадно на ее дрожащие ресницы и разметавшие по подушке волосы, он наклонил голову и целовал, целовал, целовал ее подбородок, шею, груди, обладая ею и обладая всем миром сразу.
Он хотел как можно больше взять в свой последний час и потому глаз не закрывал — смотрел.
Если бы кто-либо из врагов увидел бы его сейчас, то не узнал бы могущественного, целеустремленного тайлорса. Никто не знал, что Хамрай может быть таким. Хамрай сам не знал.
Он обладал самой красивой женщиной во Вселенной, мечтая об одном — чтоб она была не менее счастлива, чем он сам. Он желал отдать ей лучшее, что есть у него — свои знания, свою мужественность, свою силу. Желал и это желание заставляло двигаться его через вселенную страсти к звездам истомленного упоения.
Звезды вспыхнули в его глазах — он отдал ей всего себя, всего!
И она закричала от целиком накрывшего ее наслаждения!
И крик ее вогнал в усталые члены Хамрая новую страсть, ему захотелось вновь покрывать ее тело жаркими поцелуями, утоляя ласками вековой голод пальцев. Он упал на постель рядом и целовал, целовал ее вздымающие в волнении груди.
С шумом распахнулась дверь и кто-то вбежал в мир их любви, сломав непередаваемое ощущение целостности двоих во всей Вселенной.
Хамрай резко повернул голову — его охранники с мечами недоуменно смотрели на господина.
— Вон! — зарычал маг.
Его взгляд, словно ураган вымел растерявшихся телохранителей из комнаты.
И только тогда Хамрай понял, где он и что с ним.
Внутри все дрожало и в голове звенело, но никаких признаков перерождения он не ощущал. Он с удивлением посмотрел на закрывшую глаза, тяжело дышащую Аннауру (которая, похоже, даже не заметила появления стражников) и оглядел комнату.
В углу стоял Алвисид и смотрел на Хамрая.
Хамрай встал с кровати, волна ненависти поднялась в груди, он пошел к богу.
Проходя мимо стола, он не глядя взял бокал и сделал большой глоток вина, чтобы утолить иссушающую жажду, чтобы чуть придти в себя.
— Ты обманул меня! — с ненавистью произнес Хамрай, чувствуя, что ненависть исчезает, поглощаемая силой любви и непреодолимым желанием вновь окунуться в жар ЕЕ тела. А вспыхнувшая было досада об упущенных напрасно за полтора столетия возможностях растворилась в испытанном только что наслаждении.
— Я неудивлен, что познал любовь именно ты, Хамрай, а не Балсар, — как-то невпопад ответил Алвисид.
Хамрай понял — перед ним не сам бог, а лишь видение его, подобное тому, что он оставил своим наследникам. Только одежды на посланце Алвисида были те, что привык видеть на нем Хамрай.
— Ты полюбил, — продолжал Алвисид, — ты узнал, что такое любовь, ты не побоялся смерти. Перед настоящей любовью бессильно любое заклятие. Если бы ты не любил, то сейчас бы не слушал меня. Я рад за тебя, Хамрай. Я поздравляю тебя — не потеряй свою любовь. Но помни — заклятие в силе! Исчезнет любовь — исчезнет для тебя возможность обладать женщиной!
И посланец Алвисида растаял в ярком свете свечей.
— С кем ты говоришь? — подняла голову Аннаура.
В ее голосе прозвучал оттенок обиды, что в такую ночь он может отвлекаться на что-то еще кроме нее.
— Ни с кем, — сказал Хамрай. — Я иду к тебе, любимая!
Старый чародей наконец-то понял, что жизнь для него продолжается.
Нет, не продолжается — она еще только начинается!