ПРОЛОГ

Можно сколько угодно бродить по улицам Реухала, заходя в кабачки и таверны — как в самые дешевые, заполненные с подозрением взирающими на чужака небритыми мускулистыми завсегдатаями, сидящими за неоструганными столами, так и в залы, посещать которые не стесняются самые богатые и уважаемые жители города и даже сам король: когда какой-нибудь известный заезжий песнедел весь вечер тешит слух собравшихся замечательными историями под грустную проникновенную мелодию.

Можно часами взирать на величественные сооружения — храмы, стадионы, присутственные места; можно полный день бесцельно прошататься с распахнутыми глазами по необъятной Торговой площади, поражаясь невероятному многоречию и многообразию товаров; можно стоять у аддаканов, стараясь понять пульс Города Городов, и изучать огромный шар Димоэта, висящий прямо в воздухе — абсолютно точное, но немыслимо во сколько раз уменьшенное подобие Аддакая, со всеми его материками, островами, горами, лесами и необъятными пустынями, песчаными и водными…

Можно войти в Храм Восьми Богов и даже, в Праздник Аддаканов, увидеть их всех… Можно вычертить план города и не жалея времени скрупулезно обойти все проулки, улицы и кварталы… И все равно не понять внутренней жизни Реухала.

Можно бесконечно любоваться величественными сооружениями и переплетениями улиц с высот одного из восьми грандиозных сооружений, а если вы маг старше пятой грани, то и с высоты птичьего полета… И все равно вам не понять потаенных пружин, управляющих судьбами жителей Реухала, и от него, через нити, протянувшиеся по миру сквозь аддаканы, всех обитателей Аддакая.

Можно годами просидеть в ученых залах Городского Храма или в словохранилищах любого из восьми октаэдров магов, располагающихся в столице мира, исписать многие и многие страницы, посвященные истории Реухала, проследить судьбу всех выдающихся жителей Города Городов, описать, насколько это дано смертному, даже магу восьмой грани, историю пришествия и смены богов, проникнув взором в тьму веков, забравшись в те невспоминаемые времена, когда на поросших сопках острова Луддэк еще не жили люди и когда великий Димоэт поставил здесь первый аддакан…

Можно бесконечно думать о разнообразии людских отношений и о значении в жизни аддакайцев Реухала, стараясь понять нечто, постоянно ускользающее, когда кажется, что вот-вот, последняя грань встанет на свое место и перед тобой откроется сияющая истина…

И если не сойдешь с ума от необъятности поставленной задачи, то бессильно опустишь руки, с трудом переводя дыхание и унимая часто бьющееся сердце и смиришься с мыслью, что целиком понять Реухал невозможно. Как не возможно целиком понять жизнь любого человека, даже самого незначительного… И можно бесконечно думать о вечном, на самом деле, не думая ни о чем.

* * *

Йин Дорогваз не знал: сошел он с ума или еще нет. Он сидел в жестком кресле с высокой спинкой и смотрел сквозь стрельчатое окно башни на Реухал. Он сидел так уже долго — несколько лет, а может, и восьмилетий. Сидел и смотрел на Город Городов, поскольку больше ему делать было нечего. Не на что теперь тратить свою жизнь, которой суждено продлиться еще долго — почти девять столетий. Жизнь ли? Все кончено. Давно кончено, едва начавшись…

Если бы его увидел сейчас кто-нибудь из горожан, то в памяти мгновенно всплыли бы все невероятные ужасающие легенды и домыслы, рассказываемые о Замке Пятнистой Розы шепотком, в подвыпившей компании под треск свечей или в кухне у камина.

Дорогваз сидел и смотрел на Город Городов — он мог только смотреть. Шальной ветер гулял по небольшой комнате, всю меблировку которой составляло только кресло — Дорогваз в нем и спал, не в силах отделить явь от сна. Он не чувствовал холода, хотя мех на куртке давно вылез и скатался в комья. Волосы отшельника напрочь забыли о ножницах; борода, доходившая почти до колен, давно спуталась в какое-то подобие войлока; глаза были пусты — в них не отражалось ничего, словно человек ушел в другой мир и оставил бренную оболочку в безопасном месте, чтобы в любой момент вернуться и, приведя себя в порядок, заняться накопившимися неотложными делами…

У Дорогваза в принципе теперь не могло возникнуть никаких дел, которые нельзя было бы отложить лет на сто или двести.

Он щелкнул пальцами, и в комнате возник слуга, приведший бы в трепет любого добропорядочного обывателя. В Замке Пятнистой Розы был лишь один человек — хозяин замка. Ему прислуживали творения его собственной магии. В первые годы своего вынужденного затворничества свергнутый бог Махребо, самого большого материка Аддакая, в ироничном самоуничижении заполнил замок жизнерадостными скелетами, с поклоном открывающими двери хозяину и на золотых блюдах подающими на стол пищу, которую стал бы есть разве что последний нищий…

Это было давно… Или не очень? Сколько времени прошло? Дорогваз потерял счет дням и годам. Впрочем, в Реухале за время затворничества свергнутого бога сменился лишь один король. Дорогваз это знал точно, поскольку перед коронацией будущий владыка Города Городов обязан нанести ему визит. Значит, он в этой тесной комнатке в угловой башне не так давно, а кажется, что…

Дорогваз не глядя взял с незатейливого подноса поднесенного плащом с пустым капюшоном веселящую сливу, заботливо взрощенную в садах замка. Фрукт забытия. Он надкусил плод и снова устремил взгляд на погруженный в мрак ночи великий город.

Почему нет огней? Ведь ночью самое оживленное движение от аддаканов к Торговой площади? Может, приближаются Праздники Аддаканов? Да, скорее всего так и есть. Аддаканы отдыхают, ничем иным не объяснить спячку трудолюбивого города. Значит, приближаются праздники… Бросить гордость, послать Димоэту гонца, чтобы упал в ноги от его имени?.. Так ведь он даже гонца послать не может… Впрочем, это как раз вопрос решаемый, дело не в этом…

Йин Дорогваз с отвращением отбросил дурманящий плод в сторону и вскочил на ноги. Бестелесый слуга стремительно выпорхнул из комнаты.

Словно и впрямь был безумцем, Дорогваз подскочил к окну, вцепился руками в края каменного проема, словно хотел с силой оттолкнуться и птицей улететь в черноту ночи… Или выброситься из окна на бездушные валуны пересыхающего рва, окружавшего замок, чтобы прервать потерявшую какой-либо смысл жизнь.

Ни то, ни другое ему было не под силу. Путь не преграждали толстые стальные прутья — слово Димоэта ограждало пленника от мира лучше любых решеток. Дорогваз не мог покинуть своего узилища. Замок — вот его мир. Кто угодно мог посетить бывшего бога Махребо, кто угодно мог остаться у него жить. Но сам Дорогваз может видеть мир только из окон мрачного замка.

Йин мог бы и закричать в спокойную темноту, словно раненый умирающий зверь — его бы никто не услышал. Но бог, даже поверженный, должен всегда оставаться самим собой, внешнее выражение чувств — это для простых горожан.

Замок Пятнистый Розы стоял на высокой скале на самой северной окраине Города Городов. С виду замок из бурого камня был мрачен и суров, он поражал воображение отнюдь не размерами, которые были сравнительно невелики. Замок проклятых словно никому ненужный обломок гнилого зуба хохотал над городом, внушая страх случайным прохожим — обычно горожане предпочитали обходить его стороной. Домов вокруг замка не было на несколько полетов копья и только городские мусороносы не давали зарасти и обвешать дороге, ведущей к подъемному мосту. Замок можно было обойти вокруг за пять минут — не то что Храм Восьми Богов. Обычный замок, поросший многовековой плесенью, каких множество на любом из семи материков, предназначенный дли жизни и обороны рубежей. Но это снаружи.

Внутри территория замка была бесконечна. Двор уходил в бескрайнюю степь, которая через несколько десятков димов переходила в безжизненную пустыню, опаляемую солнцем — не солнцем Аддакая, другим. Таким же, но чужим. В силах Дорогваза было превратить мертвую пустыню в цветущие сады, но кому это нужно?

На пятом или шестом году своего заключения в замке, Дорогваз вознамерился бросить вызов Димоэту и сменившим Дорогваза и его старших братьев Семи Богам, взявшим, по обычаю, их имена. Бывший бог начал возводить в пустыне точное подобие Реухала…

Затворник усмехнулся. На какое-то время строительство скрасило его жизнь. Полчища специально сотворенных Дорогвазом существ, которые не могли бы быть созданы нигде за пределами замка и не могли бы вне его двигаться, дни и ночи без устали возводили второй Город Городов. Йин жил в пустыне, лелея одну-единственную мысль, что, возведя новый Реухал, он сравнится с Димоэтом и пробьет собственным аддаканом выход на любой материк, хотя бы на Махребо — его бывшую землю, за которую он нес ответственность, и…

Что такое нести ответственность, что такое управлять? Перед кем ответственность — перед собственной совестью? Перед ней он был чист, он хотел блага многочисленным народам своей земли. В том числе и обитателям тех земель, что были скрыты под куполом древних магов, не пожелавших идти вместе с Димоэтом во времена, которые Дорогвазу трудно даже представить.

Подобие Реухала было возведено… и заброшено его создателем. Точная копия, она не имела чего-то, что делало Реухал Городом Городов. Нет, не Храма Димоэта или храмов других богов, в которых не было хозяев.

Аддаканов.

Дорогваз не смог пробить связь даже между двумя аддаканами, расположенными в стенах замка — между вторым Реухалом, который он намеренно выстроил в пустыне за сотню димов от колодца внутреннего двора, и самим колодцем. Не смог. То ли главный его дар потерял всю силу после свержения, то ли он не мог понять душу Города Городов, питающего аддаканы энергией…

Сколько лет прошло со времени возведения мертвого города? Сколько лет он торчит в этой башне, пытаясь понять суть Реухала? Да возможно ли понять Город Городов вообще хоть кому-нибудь? Может ли сам Димоэт, создавший мир таким, каков он есть, понять свое детище?

Дорогваз смотрел и смотрел в непроглядную темноту, нависшую над городом. Ему не надо было видеть — он знал. Он тысячи дней смотрел на Реухал — и в ярком свете дня, и в сумерках грядущей ночи. Он, казалось, знал каждый его штрих, каждую черточку. И ничего не знал. Он готов был отдать сотни предстоящих лет жизни, чтобы снова пройтись по кривым улочкам и просторным умиротворенным бульварам, вновь почувствовать толкотню Торговой площади и величественность Площади Аддаканов…

От безысходности ему захотелось взвыть, словно дикому зверю. Дорогваз не закричал. Он закрыл лицо руками и отошел от окна. Обогнув одинокое кресло, он покинул комнату, не отводя от зажмуренных глаз ладоней с четырьмя пальцами — богам, как и всем аристократам, мизинец не нужен: меч и начертательную палочку можно удержать и четырьмя пальцами.

* * *

Ничего не видя перед собой, стараясь изгнать прочь из головы образ Города Городов, Дорогваз спускался вниз, в залы замка, никогда не знавших многолюдных приемов и буйных застолий. Замок Пятнистой Розы — приют для одного. Дом, тюрьма, весь мир…

Ноги сами принесли хозяина замка в словохранилище. Йин услышал как зашипел осветитель, зажженный предусмотрительным существом, вылепленным из ничего одним движением бровей Дорогваза. Бывший бог отнял ладони от лица и с удивлением огляделся — он не понял сперва где оказался.

Сколько же он сюда не заходил? Все покрылось пылью и густо заросло паутиной — наверное, по мнению тех, кто со страхом взирает на замок со стороны, так здесь и должно было быть.

Дорогваз издал горловой звук — даже без слов, все должно быть и так понятно. Он не услышал, почувствовал — или просто-напросто знал? — что к словохранилищу спешат созданные им существа. Их в замке осталось не так уж много — после неудачи с постройством второго Реухала, он всех оставил там, да еще из самого замка почти всех отослал в возведенный город. У него тогда мелькнула лукавая мысль: может быть, населенный неживыми тварями город заживет собственной жизнью? Он так и не удосужился это проверить, потеряв всякий интерес к собственной затее — настоящий Реухал занимал все его мысли.

Дорогваз обвел взглядом запущенный зал и прошел к огромному письменному столу. Он не рискнул сесть на обветшавший стул. Бывший повелитель Махребо, образец изысканности и вкуса всем юным, да и не только юным, аристократам, предмет воздыхания многочисленных красавиц, подумал, что сейчас он, наверное, такой же страшный, как и этот, давно забывший хозяина, предмет.

Да от него же, бывшего бога, воняет, как от дикого зверя!

Сколько он просидел в темной комнате южной башни, сколько ночей провел в неудобном кресле, сколько димов отмотал, вышагивая из угла в угол? Он и есть зверь — загнанный в яму, в которой растет пища, но нет охотника, чтобы забить добычу. И нет никакой возможности выкарабкаться. Зверь, потерявший человеческий облик, замкнувшийся в себе, забывший человеческую речь!..

— Хватит!

Крик отскочил от стен просторного зала и Дорогваз вздрогнул от звука собственного голоса.

— Хватит!

Нашедшие приют под сводами зала летучие мыши выпорхнули вон.

— Хватит!

Даже цари паутинных стран затаили дыхание.

— Хватит!

Замельтешили бессловесные слуги, разумением своим равные обветшалому стулу, на который Дорогваз побрезговал сесть.

Бывший бог стремительным шагом направился к ряду огромных зеркал в дальнем конце зала. Там уже протирали стекла движимые инстинктивным страхом магические существа, смахивали пыль с покрывала, накинутого на богато убранное кресло. Его кресло.

Он сорвал покрывало, сел и понял, что тяжело дышит, стараясь унять волнение. Звук собственного голоса привел его в смятение. Да не забыл ли он человеческую речь? Не разучился ли он связно говорить? Ведь когда-то он мог, скрывшись под чужим обличьем, часами плести словесные узоры о любви очередной красотке, или произносить зажигательные речи перед жителями какого-нибудь города Махребо, призывая дать отпор врагу или построить новый храм в честь Намшелфа — так звали тогда Дорогваза, младшего из семи богов, управлявшего самым большим материком…

Дорогваз попытался вспомнить что-нибудь, подходящее моменту.

— Своими делами сам и будешь бит, — громко сказал он поговорку Итсевда, одного из государств Махребо. Скверный там был король, много проблем в свое время доставил Дорогвазу…

Язык слушался. Но присловье вышло слишком мрачным и безнадежным.

— Птаха от силка улетит, но от страха — никогда, — произнес он и устало вытер пот со лба.

Все не то. Мрачные мысли, казалось, навевал сам Замок Пятнистой Розы. Дорогваз почему-то подумал, что замок враждебен ему, что хочет свести его с ума. Что не Дорогваз повинен в нынешнем своем жалком состоянии, а…

— Живет лишь тот, кто хочет жить!

Да, это так. Он хочет жить. И он будет жить.

Дорогваз окинул взглядом восемь зеркал, расположенных полукругом, перед которыми на небольшом возвышении было установлено его кресло. Восемь окон из замка одиночества. Два зеркала не оживали никогда — зеркало Димоэта, загнавшего провинившихся богов в суровые замки, и Кресс — сестрицы, единственной из семи, сумевшей остаться наверху, виновницей заточения остальных.

Бессловесные твари давно стерли с зеркала Кресс многочисленные следы плевков Дорогваза. Бывший бог не хотел сейчас думать о ней, бередя, казалось бы давно зажившие раны. Димоэта и Кресс он не мог вызвать, не мог увидеть их по собственному желанию — лишь в их силах возжелать поговорить с поверженным богом. Дорогваз не мог представить себе обстоятельств, при которых это случилось бы.

Он унял наконец гулко бьющееся сердце и обвел взглядом ряд зеркал. Крайнее связывало его тюрьму с Замком Черного Скорпиона, обителью старшего брата, Гина Воната. Семь богов, в действительности не были братьями, но так принято считать… Хотя, первые Семь Богов, вставшие рядом с Димоэтом в начале времен, возможно, в действительности являлись шестью братьями и сестрой… Один Димоэт это знает точно, если не забыл за давностью лет. Димоэт бессмертен, он владеет Аддакаем, он пробил связующую нить с другими мирами. И в этих других мирах Димоэт проводит большую часть времени, отдав Аддакай Семи Богам. Димоэт бессмертен, но боги, по сравнению с обычными людьми кажущиеся почти бессмертными, имеют свой предел.

Смена Семи Богов в Аддакае, если верить летописям, происходила четырежды. И лишь в четвертый раз это произошло насильственным путем, когда молодые боги только начали входить в силу, понимать мир и строить собственный, в меру своего разумения. Они не могли взять в толк — почему Димоэт не дает развиваться человеческой мысли, почему сдерживает ее? И поплатились за это…

Дорогваз любил и одновременно побаивался гнева вечно мрачного и насупленного Гин Воната, бывшего повелителя холодного Гапполуха, почти половина земель которого была покрыта вечными льдами и не пригодна для жизни человека. Вонат мог так посмотреть на собеседника, что тому становилась стыдно даже тогда, когда он не считал себя хоть в чем-либо виноватым. Но мог и одним-двумя словами вывести из упаднического состояния души, когда все не просто плохо, а отвратительно. Гин мог вселить уверенность.

Дорогваз уже хотел было произнести слова, оживляющие зеркало Воната, чтобы услышать от того нечто, способное вернуть страсть к жизни. Но взгляд хозяина замка Пятнистой Розы остановился на зеркале в центре, единственном в ряду, которое отражало зал замка. И увидел существо, никаких чувств, кроме брезгливого презрения, не вызывающее. Даже у себя самого. Желания говорить с Вонатом или с кем-либо другим из братьев пропало. Грудь от волнения и злости вновь заходила ходуном.

Дорогваз резко встал, чтобы уйти из этого зала, где ему сейчас было столь тяжко находиться. Он хотел привести себя в порядок, вернуть прежний облик полного достоинства и уверенности в себе бога, повелителя самого большого материка в мире. Он жаждал прикоснуться к страницам, несущим слова, и узнать, сколько он просидел, взирая на недоступный Город Городов, и что в нем произошло за это время.

Дорогваз знал: сколь не кажется мир неизменным, он стремительно меняется в малом, и это малое исподволь трансформирует большое. Ему невероятно страстно захотелось просмотреть обращения реухалского короля к горожанам, обращения Храма Димоэта и восьми реухалских магических октаэдров к аддакайцам, чтобы сквозь пространные слова указов, сообщений о приговорах и объявлений граждан прочитать новые веяния, почувствовать изменения и услышать ритм новой эпохи, которая началась с воцарением Семи Богов, сменивших его с братьями.

В словохранилище замка Пятнистой Розы последнему обращению было невесть сколько лет. Но достать все это, хотя бы за последние несколько восьмидневий было не очень сложно. Даже за последние годы — за товар, который он может предложить, ему обойдут все словохранилища и поднесут все необходимое. Не только обращения властных октаэдров, но и сочинения ученых и словотворцев.

Меч Дорогваза — сокровище цены неимоверной.

При одной мысли о своей мастерской у Дорогваза сладко защемило в груди — как от предвкушения первого свидания. Скорее, даже от свидания с возлюбленной, которую не видел много-много лет, но которая не утратила ни красоты, ни свежести, ни очарования.

Он послал созданиям, отвечающим за мастерскую, мысленный приказ разводить огонь и готовить все к таинству создания меча. Он выкует лучший свой клинок, даже если на это уйдет больше восьмидневия. Да хоть восемьжды восемь дней займет работа — у него впереди почти вечность. Йин запоздало подумал, что мастеровых своих мог ведь и отослать по горячке в пустыню на строительство второго Реухала — тогда для него это было неважно. Но что-то остановило его в то безумное время, и сейчас он знал, что вскоре мастерская будет ждать его, словно не стояла в бездействии долгие годы.

Он успокоился и сел обратно в кресло. Видеть свою мастерскую в неприглядном убранстве ему не хотелось. Там тоже, как и в словохранилище, все пришло в уныние и заросло равнодушием хозяина — лучше не смотреть как гоняют пауков с их обжитых еще дедами прадедов законных углов.

Дорогваз еще раз взглянул на свое отражение в зеркале. Что ж, на свидание с очищающим и созидающим огнем можно идти и в таком виде. После того, как будет рожден новый меч, и сам создатель преобразится, прикоснувшись к чему-то очень важному и необъяснимому, что всегда приходит после того, как отпускаешь в мир новое творение.

Он уже знал чего хочет и не торопился. Он оттягивал сладостный миг возвращения к жизни. Он окинул взглядом ряд огромных, в два-три человеческих роста, зеркал.

С кем из пяти братьев поговорить? Можно и со всеми одновременно — что они и делали после свержения, безуспешно пытаясь осмыслить происшедшее, упрекая друг друга и жалуясь на судьбу, пока не пришли к единому мнению, что все делали правильно и выпади возможность повторить жизнь сначала, все бы пошли по тому же пути… Только бы сначала придушили Кресс… Или близко бы к себе не подпускали — а ведь она была общей любимицей… И предала. Нет слов ни в одном языке Аддакая, в полной мере подходящих ее поступкам.

Нет, разговаривать пока ни с кем из братьев не хочется — позже. Но раз уж Дорогваз решил, то надо обмолвиться несколькими словами с живым человеком, а не тварью магической или все понимающим, но немым металлом. Хозяин замка Пятнистой Розы произнес формулу, оживившую зеркало Сина Омета. Дорогваз недолюбливал его, считал трусоватым, недалеким и косноязычным. Дорогваз был уверен, что увидит Омета, если тот вообще отзовется, в состоянии еще более жалком, чем то, в котором пребывал сам.

Он приготовился к долгому ожиданию — пока Омет услышит сигнал, пока подойдет… Омет может находится в любом месте безграничного внутри Замка Одноухой Свиньи. По иронии судьбы или прихоти Димоэта, Омет был заточен в Махребо, в одном из прекраснейших городов мира — Деепе. Не таком, конечно, удивительном и красивом, как Реухал, но на Махребо это точно самая ослепительная столица, равной которой, может быть, на шести других материках и не найдется.

Зеркало вспыхнуло, едва Дорогваз закончил произносить слова вызова. И бывший бог от неожиданности отпрянул, вжался в мягкую спинку кресла — он отвык от такого многообразия звуков и красок. Отрешенный от мира, он считал, что для него остались лишь серый цвет и невзрачные оттенки. Все остальное — за стенами замка, в Реухале и, сквозь аддаканы, дальше: в городах, лесах, полях, морях… Но показалось, словно в его тихий зал, привыкший лишь к тихому шелесту бумаги и треску светильников, ворвался весь огромный мир.

Но это лишь показалось.

Дорогвазу тут же стало неприятно и, почему-то, стыдно.

Зал Сина Омета был полон людей!

Дорогвазу был виден огромный стол, заставленный яствами, у которого толпились какие-то вычурно одетые старики, держащие в руках высокие кубки. Невидимый хозяину Замка Пятнистой Розы оркестр играл веселую мелодию и дамы танцевали с кавалерами. Даже по нравам вольного Деепа одежды женщин были более чем откровенны — показывать мужчинам обнаженную шею во времена, когда Дорогваз с братьями пытались изменить мир, считалось верхом неприличия.

Зрители, наблюдавшие за танцорами, либо отдыхающие от увеселений, столпились у стены, стоя спиной к зеркалам! Да Омет сошел с ума! Позволить гостям — гостям! он приглашает гостей для веселья! — стоять спиной к зеркалу Димоэта!

На Дорогваза в ожившем зеркале никто не обращал внимания. Его просто не заметили.

— Эй! — позвал поверженный бог, ни к кому в отдельности не обращаясь.

Люди, собравшиеся у Омета, смотрели на середину зала, где хозяин Замка Одноухой Свиньи взбирался на накрытый стол. Несколько добровольных щегольски одетых помощников и помощниц помогали ему. Омет собирался вещать.

Первой мыслью Дорогваза было отключиться и уйти прочь — навстречу с любимым делом. Но фигурка светловолосой девушки, обтянутая плотной ниспадающей складками материей, манила взор, привораживала и не позволяла отвести глаза…

— Эй! — громко и строго повторил Дорогваз.

Девушка обернулась и, увидев грязного бородатого нечесанного мужчину в роскошном кресле, закричала от испуга — столь безобразно и нежданно было открывшееся ей зрелище в дотоле безжизненном зеркале.

Дорогваз встал, желая успокоить незнакомку, лицо которой, такое чистое, такое невинное, такое красивое, напомнило ему о лучших днях его жизни… Каким безумным ветром занесло этот цветок в рассадник зла и разврата, каким только и может быть обитель поверженного бога в глазах добропорядочных граждан?

Он сделал шаг ей навстречу.

Если бы не обернулись две дамы в почтенном возрасте и их спутник, девушка, потеряв от страха сознание, упала бы на пол. Мужчина подхватил девушку и, бросив быстрый взгляд на Дорогваза, позвал хозяина Замка Одноухой Свиньи. Передаваемый из ус в уста зов мгновенно долетел до Омета. Столпившиеся у зеркал гости расступились, смолкли смешки и музыка. Дорогвазу даже показалось, что свет стал меркче.

Омет спрыгнул со стола, не обратив внимания на протянутые для помощи руки. Уверенной походкой хозяина жизни — не свергнутого бога, а именно человека, который может все, что хочет — он подошел к зеркалу, небрежным жестом указав сопровождавшим красоткам подождать его у стола.

— Рад тебя видеть, Йин, — спокойно и без церемоний приветствовал он младшего брата. — Почему ты не отвечал на вызовы столько времени?

— Сколько? — спросил Дорогваз, с некоторым трудом оставаясь бесстрастным.

— Двадцать три года и семь месяцев. Чем ты занимался?

Двадцать три года и семь месяцев проторчал бывший бог в тесной комнате башни, взирая на недоступный Реухал. Без малого — четыре Периода Димоэта!

— Думал, — коротко ответил Дорогваз.

— Мы так и предполагали. Ты просто так вызвал меня или что-то хочешь спросить?

— Я вижу, что помешал тебе, брат…

— О, нет, — рассмеялся Омет. — В этом зале не смолкает веселье, даже когда я отдыхаю. Жизнь создана для услады души, а не для мрачных мыслей, которые могут довести лишь до безумия, но не до понимания.

Иной раз слова говорят больше, чем глаза. В безмятежных глазах Омета не отражались бессонные ночи и попытки проломить собственной головой бездушную стену отчаяния.

— Я поговорю с тобой позже, брат, — только и сказал Дорогваз. — Я устал.

— Мы можем поговорить и сейчас. — Вокруг Омета образовался круг пустоты — никто не осмеливался мешать разговору двух бывших всемогущих богов. — Жизнь не кончилась, Йин. Борьба продолжается.

— Какая борьба?

— За жизнь.

— И что же ты можешь сделать, отторгнутый от внешнего мира?

— Я отторгнут от мира, но не мир от меня. Видишь, — Омет обвел рукой с четырьмя пальцами людей, собравшихся в зале. — Кто-то из них просто хочет повеселиться за мой счет, кто-то пришел из любопытства. Таких большинство. Но…

— Что но?

— Но придут и те, кто после расскажет миру о том, что мы хотели и что в свое время сами не смогли рассказать.

— Ты всегда был мечтателем…

— Да? А Вонат утверждал, что мечтателем как раз был ты…

— Вонат сейчас тоже устраивает такие пиры? — не сумев скрыть волнения, спросил Дорогваз.

— Нет, — честно ответил Омет. — Гин осуждает меня. Почему-то вы все пятеро решили поставить себе надгробие при жизни. Посмотри на себя, Йин. Небось всю твою пищу составляют дурманящие плоды, а все упражнения тела — походы до отхожего места? Сколько своих мечей ты создал за эти годы?

— Мечи несут в мир зло, — не смог найти лучшего ответа Дорогваз.

— Даже если ты действительно так думаешь, брат, создавать мечи — это то, что ты можешь делать лучше всех, — спокойно ответил Омет. — И они не несут зло. Твои мечи его останавливают. Ты знаешь это. И знаешь то, что зла в мире достаточно и без твоих мечей. Так сколько мечей создали твои руки за то время, что ты думал?

— Я… Я приду позже, — сказал Дорогваз и, повернувшись прочь, пошагал к выходу из зала, даже не озаботившись погасить зеркало — пусть Омет произносит магические слова и возвращается к безумному веселью с… с девуш… со своими гостями.

— Постой, Йин! — закричал вслед Омет. — Посмотри какие у меня здесь соблазнительные красотки! Хочешь, они разденутся перед тобой прямо сейчас? Хочешь?! Они могут и тебя навестить, я не только их отражение предлагаю тебе. Правда, только тогда, когда оживут аддаканы, но кто ждет годы, потерпит дни. Жизнь не кончилась, Йин!

— Я приду позже, — не оборачиваясь крикнул Дорогваз.

— Я жду вызова, брат!

Дорогваз почти выбежал из словохранилища, в котором стояли зеркала Димоэта — единственная связь с внешним миром. Вот для Омета, как оказалось, не единственная. Что так встревожило Дорогваза, что возмутило его? Никто никогда не говорил, что запрещено приглашать гостей и веселиться!

Веселиться, когда рухнуло дело всей жизни?!

Но в одном Омет прав — жизнь продолжается. Жизнь, продолжается, продолжается, продолжается… Живет лишь тот, кто хочет жить…

* * *

— Здравствуй, я пришел! — приветствовал Дорогваз мастерскую, где уже весело поджидал его созидающий огонь и ничто не говорило о долгом запустении. — Прости, что я чуть не забыл о тебе!

Братья не раз пытали его — как, с помощью какой магии удается создавать ему чудо, называемое в народе без затей: «меч Дорогваза»? Простые смертные даже не задавали такого вопроса — меч Дорогваза ценился выше любого другого оружия, выше изделий предшественника Йина, великого мага Шажара, которого он превзошел в мастерстве.

Дорогваз никому не открывал своего секрета.

Потому что никакого секрета не было. Таинство любви не объяснишь. Магия, любовь и мастерство. Магией владеют многие, ремеслом — еще больше. Но взлюбить и воссоединить… Провести рукой по еще холодной, вздрагивающей в предчувствии, сырой неказистой бесформенной железяке еще до того, как превратить ее в металл, вдохнуть душу, вложив частицу себя; до того как запоет молот, выбивая шлаки, грязь, дурные мысли…

Это можно сравнить лишь с первым прикосновением к чистой девичьей коже… Нет, даже с этим нельзя! Это — совсем другое. Это — когда мозг и сердце очищаются перед пламенем, когда в огненных языках отражается жизнь прошлая и жизнь предстоящая, когда видишь настоящее и выковываешь его для кого-то… Нет, для себя! Неважно, кто будет владеть этим мечом, Дорогваз никогда не задавался этим вопросом…

Мастер отложил молот в сторону, отошел от наковальни, переводя дух, отпил из кувшина ледяной воды, провел рукой по мокрому лбу и осмотрел мастерскую, пока металл отдыхает перед следующим бурным соприкосновением, единением с творцом.

Почему Дорогваза никогда не интересовало к кому попадет меч?

Потому, что его творения стоят столько, что не всякому королю или многоземельному барону по средствам? И Дорогвазу почему-то захотелось, чтобы его меч был не символом знатности и достатка в ножнах с алмазами, а служил своему хозяину верой и правдой, в боях доказывая свои качества. Чтобы воин обнажал его в поединках за жизнь и честь, чтобы…

Дорогваз усмехнулся пришедшей в голову идее — а что, если выстроить лабиринт и, воткнув меч перед замком, пообещать его любому, кто минует все ловушки и опасности. Заселить сложные переходы и подземные пещеры жуткими тварями, так что если пройдет кто — то меча достоин. Не деньгами предков заслужит меч, а лишь доблестью и отвагой. Жив останешься — владей!

И если бы не ждал металл — будущий меч, который он назовет в честь девушки, потерявшей сознание от вида Дорогваза… О, прочь-прочь ее образ из головы, он живет сейчас другой любовью!.. А имя девушки он позже выяснит у Омета…

«О, благородный металл, вбирая в себя силу воды, спокойствие земли и страсть огня, ты…»

…И если бы не это сводящее с ума счастье созидания, сотворения чуда, он бы бросился строить лабиринт — такой, что пройти было бы почти невозможно. Дорогваз знал — он сделает это. Не только вельможам с с длинным рядом благородных предков за спиной будет доступен его меч. Но как сложно придется смельчакам, о!..

Металл, казалось, жил в его руках — да не казалось, жил. Этот меч и будет наградой смельчаку.

Дорогваз снова увидел картинку пира у Омета. Что ж, может брат и прав — надо жить, надо общаться с людьми. Вот Дорогваз и создаст лабиринт. Стоп! Но ведь если у Омета люди веселятся, то ведь у него будут гибнуть! Нет! Дорогваз четко решил — он оживит каждого, кто рискнет войти в лабиринт и не дойдет до меча. Погибших не будет. А позор воина, не прошедшего испытание лабиринтом — что ж, без поражений нет побед… Дорогваз никого не будет заставлять. И не будет кричать о неудачнике на весь мир — дело каждого захотеть, решить и получить. Получить меч Дорогваза…

* * *

Дорогваз проснулся после короткого отдыха, сполоснул лицо и снова подошел к металлу, который еще не принял нужных форм, но уже имел собственное сознание. И бывший бог, творя руками меч, продумывал жестокие и коварные ловушки для будущего претендента на этот меч…

С этими мыслями он заснул, когда подошло время отдыхать и с ними проснулся. Молот весело стучал в жаркой комнате, Дорогваз выливал на себя кадку воды и продолжал руками создавать чудо-меч, а мысленно — лабиринт бесстрашия и мудрости. И меч, казалось, понимал для чего его готовят и соглашался с этим. Да, в лабиринте не только с тварями могучими, но тупыми необходимо будет расправиться, не только пройтись по огненному мосту или взлезть на ледяную стену, надо будет доказать мудрость воина и выдержку мудреца…

* * *

Наконец меч встал в деревянную подставку, абсолютно готовый, и последний кирпичик лег в созданную схему лабиринта Бесстрашия и Мудрости. Хотя, это название, скорее всего, не приживется среди жителей Реухала. Его назовут коридорами Смерти… или лабиринтами Дорогваза. Да, в понятиях реухалцев Замок Пятнистой Розы и Смерть — почти одно и то же. Это не так, но… Но Дорогваз не в силах ничего изменить.

Бывший бог любовался своим последним творением и даже его самый строгий в мире взгляд не находил в мече изъянов.

Дорогваз не знал, сколько дней длился экстаз созидания — может, восемь дней, может, восемьжды восемь. Он не знал день сейчас на дворе или ночь — это неважно. Он сделал то, что хотел. Он снова жив!

Мечу оставалось только дать имя и поставить клеймо Дорогваза — символическое начертание Махребо. Йин грустно усмехнулся — по инерции он продолжал ставить изображение материка, который ему больше не суждено увидеть. И решил: этот меч — первый в его новой жизни. И он будет нести на себе новый символ — розу. С пятнышками.

Дорогваз вымылся и сстриг многолетние волосы. Магический бесплотный прислужник подал одежды в которых должен быть бог, пусть даже и поверженный. Омет прав, прав, прав — и не прав! Не угощать надо людей, забавляя музыкой и танцами — воспитывать бойцов, настоящих бойцов.

Дорогваз почувствовал, что голоден. Очень голоден. Что бы придумать на ужин из того скудного ассортимента, что может предложить его огород? Никаких дурманящих плодов — это точно. Но что? Хотелось мяса… Столько лет ему было все равно, чем поддерживать жизненные силы и наконец захотелось мяса… Он вспомнил обильно накрытый стол Омета и усмехнулся. Сейчас Дорогваз не хотел придворных кулинарных изысков — лучше всего кабана, зажаренного на вертеле, чтобы руками и кинжалом вырывать сочные, грубые куски…

Он стоял и любовался новым мечом, не в силах покинуть мастерскую. Он пытался воспроизвести перед глазами образ девушки, на мгновение завладевшей его желаниями, но не получалось. Ему не хотелось уходить из кузни, хотя делать здесь сейчас было уже нечего — подряд два меча не создашь, необходим перерыв, отдых, осмысление.

Дорогваз повернулся и посмотрел на деревянные подставки у стены, где стояли старые мечи, которые он по каким-то причинам не пожелал отпустить в мир. Вот суровый широкий меч, средней длины, похожий на рондонский клинок, но более толстый. Весь какой-то неуклюже-прочный, надежный, но безрадостный. Дорогваз создал его сразу после заключения в замок Пятнистой Розы и назвал «Богоубийца». Он понимал, что даже этому мечу не сразить ненавистного Димоэта, поэтому меч остался здесь.

Вот эти два узких и длинных меча вроде ничего, но в них нет жизни, поэтому нет и имени, хотя клеймо Дорогваза стоит. Йин вынул один и взмахнул на пробу — что ж, красоваться на боку вельможи меч может, почему бы не выставить его сейчас перед воротами замка, чтобы ушлые купцы взамен поднесли бумаги, несущие слово и пахнущие жизнью… Кстати, и свежего мяса.

А вот этот меч был выкован сразу после смерти короля Реухала, чтобы подарить его тому, кто придет на смену. Сколько же правит нынешний король? Для смертного очень много — четвертый или пятый период Димоэта? Впрочем, какая разница?

В кузне появилось новое существо, не мастеровые, не прислужник, обеспечивающий долгие год скромный быт сверженного бога. Дорогваз резко обернулся.

На пороге стояло то единственное в замке создание, что походило на человека и обладало умением связно говорить.

Йин нахмурился — насколько своевременны оказались его мысли.

Значит, король все-таки умер.

Мысленный приказ привести в порядок тронный зал помчался к бессловесным тварям, хотя затворник предполагал, что несмотря на отсутствие прямого указания, все залы и опочивальни замка уже должным образом вычищены и вымыты.

— Передай гонцу: я жду нового короля Реухала, чтобы подарить ему свой меч в знак почтения, — сказал Дорогваз, протягивая руку к надлежащему мечу.

— Повелитель, там не гонец короля, — сказал привратник. — Там просто… люди.

Отучившемуся говорить магическому существу слова давались еще с большим трудом, чем совсем недавно его создателю.

Дорогваз не дотянул пальцев до роскошной рукояти меча совсем чуть-чуть — замер в недопонимании. Повернулся к привратнику.

— Чего они хотят?

— Они утверждают, что ты можешь им помочь. Больше никто.

Дорогваз подошел к окну и распахнул створки. Он ничего не увидел, кроме непроглядной плотности ночи. Но навстречу ему пахнул свежий воздух — воздух Реухала, воздух Жизни.

— Иди и скажи, что я никого не хочу видеть, — неожиданно для самого себя приказал Дорогваз.

— Они утверждают, что иначе им угрожает смерть, — подбирал слова привратник. — Им больше неоткуда ждать помощи.

Тысячи мыслей и чувств боролись в Дорогвазе за непроницаемой маской лица. Наконец образ светловолосой девушки победил.

— Сколько их?

— Трое.

— Мужчины, женщины?

— Не знаю. Я говорил с мужчиной.

— Хорошо, — вздохнул повелитель Замка Пятнистой Розы. — Приведи их в тронный зал.

 

Глава 1

Рассвет в горах северного Оклумша всегда наступает внезапно.

Мгновения назад лишь сторожевые костры очерчивали границы стоянки, не разгоняя, а подчеркивая непроглядность ночи. И в миг все изменилось — бесчинство красок овладело миром.

Трэггану, склонившийся на коленях у быстрого ручейка, встал, вновь досадуя на себя. Как ни готовился, все равно самый первый миг он всегда пропускал. А ведь накануне дал себе слово, что уж в этот-то раз не прозевает чудный час рассвета, чтобы было о чем вспоминать дома, в долине. И место для наблюдения выбрал прекрасное, и встал раньше всех — лишь дозорные зябко ежились у костров. Думал, успеет ополоснуть лицо после чуткой дремоты — ан нет.

Горы Оклумша всегда обманут — проклятые Димоэтом места, злые. Но красивые. Очень.

Впрочем, после многих дней утомительного пути, зачастую даже без намека на подобие дороги, на местные красоты перестаешь обращать внимание. А в начале похода, когда весь настороже, когда скалы еще дрожат после родов, когда опора в любой момент может уйти из под ног — тогда тем более не до природных чудес, надо искать чудеса злой магической силы. Чтобы уничтожить в зародыше, чтобы не пустить всеистребляющую гадость в родные края.

Трэггану стряхнул водяные капли с не очень еще густых усов и бороды и осмотрел палатки. Лагерь просыпался — никакой команды не требовалось, Оклумш спящих не любит. Послышались быстрые благодарственности Димоэту за спокойную ночь; дежурные заторопились к ручью, чтобы набрать воды для утренней похлебки.

Тяжелый поход заканчивался — до долины, откуда прямой путь до родных замков, оставалось не более двух-трех восьмидневий пути. Поход можно вполне считать успешным — три яйца нерожденных чудовищ, тщательно обмазанных магической смолой и уже безопасных, но имеющих огромную ценность, покоились в заговоренном сундуке командира отряда на шкурах собственных родителей, которых, правда, было две — третьего, последнего монстра, завалить не смогли. Восьмилапое чудовище, имени в народе не имеющее, а называемое попросту: «злым», загнали в пропасть и забросали камнями, поскольку с тыла напали горцы, защищая свое божество и пришлось отбиваться на два фронта. Потом, после битвы, по указанию смертельно раненого отрядного мага, несколько дней кипятили смолу в походных котелках и заливали ею камни образовавшегося надгробия восьмилапого монстра.

А еще отряд нес три сундука шкур бесплодных монстров, найденных мертвыми. И каждая такая шкура означала несколько дней тщательного обследования окрестных гор — вдруг чудовище снесло яйцо и, выпестовав, отправилось умирать.

Раз в несколько лет, иногда в пять, а иногда и через год-два, огромная горная страна, защищающая Махребо от безжалостных северных океанских ветров, приходит в движение. Горы обрушиваются внутрь себя, на их месте стремительно вырастают новые вершины, стремящиеся достать облака, затем трескаются от собственной тяжести, обрушиваются и вновь вырастают, и вновь обрушиваются…

В эти дни происходят Роды Зла. Из неведомых недр в скалах Оклумша появляются маленькие восьмилапые монстрики со сверкающей белоснежной шерстью и набирающие полную силу всего за восемьжды восемь дней. И тогда наиболее сильные из них, сумевшие выжить, откладывают яйца. Необычайно прозрачные, словно янтарные, эти яйца способны зачаровать человека своей красотой и спокойствием, поэтому на них нельзя долго смотреть.

Из этих яиц, если их вовремя не найти, не обезвредить, не подавить магическую силу, вырастут чудовища, которые, невероятно быстро размножаясь, спустятся с гор в долину и уничтожат все живое на своем пути. Они набирают силу и мощь, питаясь чужими жизнями, и не брезгуют убивать друг друга, когда людей в округе уже не остается. А затем идут дальше и дальше к югу, к океану Намшелфа, превращая цветущий материк в обожженный, безлюдный край. А захватив Махребо, кто знает, может и на весь мир падут страшным проклятием… Если Димоэт с Семью Богами не остановят…

Пограничные крепости вполне справляются с набегами разбойничьих горных племен, поклоняющихся злым чудовищам, Димоэта не признающих, и поэтому всегда стремящихся отомстить погубителям своих жутких божеств. Но если случится страшное, то эти крепости будут раздавлены, как детские песочные города.

Нашествие зла на Махребо случалось лишь единожды и было то в незапамятные времена. Лишь легенды, да огромные янтарные валуны с навечно вмершими в них чудовищами напоминали о прошлом. В стране Трэггану, в двух днях пути от замка отца, тоже имелся такой камень — чудовища в нем было почти не разглядеть, скрутила его много веков назад мощь Димоэта так, что голову от лап не отличить. Но отвращение и ужас оно вселяет в человека до сих пор.

Чтобы не допустить подобного бедствия, после каждых родов гор в Оклумш отправляются отряды со всех стран материка. А иногда и из других материков к отрядам присоединяются смельчаки в поисках приключений и славы. Только Оклумш легкомысленных не любит. И вернуться после похода без потерь редко удается. Если вообще удается вернуться.

Командир отряда, опытный Холкм, для которого нынешняя экспедиция в горы уже седьмая, мог быть довольным — отряд потерял всего тридцать восемь человек (правда, один из погибших — маг, без которого дальнейший поход становился бессмысленным). И в качестве трофея для короля — три драгоценных яйца.

Зародыш зла было очень трудно обнаружить, еще труднее убить охраняющего его восьмилапого родителя, да и появлялось яиц во всем Оклумше не более двух-трех восьмерок. Поисковые же отряды отправляло каждое королевство континента, а граничащие с горами области снаряжали даже по несколько. Одно яйцо для отряда считалась огромным успехом, а уж на королевское вознаграждение за три трофея, самый распоследний воин отряда сможет гулять в кабаках столицы почти столько же дней, сколько провел в походе. Осталось за малым — живыми вернуться в долину.

И, в предвкушении торжественной встречи дома, можно позволить себе полюбоваться небывалым в долине рассветом.

— Элин Трэггану! — раздался неподалеку голос слуги Холкма. — Командир зовет!

Молодой воин одернул на себе куртку, провел ладонью по волосам, хотя толку от этого жеста не было никакого, оправил перевязь и отправился к палатке главы отряда.

Около палатки стоял Мейчон, в терпеливом ожидании сложив руки на груди.

Трэггану приветственно улыбнулся бывшему однокашнику.

Несколько дней назад их отряд повстречал горстку изможденных людей, предводительствуемых Мейчоном. Это был остаток велинойского отряда. Ночью не досмотрели дозорные и на стоянку напали беспощадные горцы, мстившие за надругательство над божеством. Мейчон с восемью воинами и магом были в разведке и, вернувшись, обнаружили лишь разоренный лагерь и обнаженные трупы. Унесено было все, что можно взять, вплоть до переносных палаток. Завалив камнями павших товарищей, осиротевшие голодные разведчики повернули к югу, не надеясь выбраться в долину — без пропитания, с одними мечами, в полных опасностей горах десять человек практически не имеют шансов выжить. Маг чувствует чудовищ, иногда — хищников и горцев, но искать лужайки с питательным велесом не умеет, для этого необходим следопыт, умеющий говорить с камнями. Но выживает тот, кто не теряет надежды. Или не сдается, когда надежда умирает. Отчаявшимся разведчикам повезло — они встретили отряд королевства Итсевдского, с добычей возвращавшегося домой.

Старый Холкм все равно принял бы разведчиков под свою защиту, хотя повелители Итсевда и Велинойса не шибко жаловали друг друга и на границах постоянно происходили ожесточенные стычки. В Оклумше обитал общий враг, перед которым меркнет мелкая вражда. Тем более, что свой маг погиб, а возможность встретить «злых», хотя и была уже ничтожно мала, но существовала. А тут еще Трэггану, начавший поход по юности лет простым восьмериком, но, благодаря личной отваге и наблюдательности, назначенный одним из восьми помощников командира, признал в Мейчоне товарища по военному монастырю.

Ответив на кивок друга учебных лет, Трэггану поднял полог палатки и вошел. Там, кроме командира и его старшего помощника, сидел маг, пришедший с Мейчоном.

— Здравствуй, элин Трэггану, садись, — предложил Холкм хриплым от сна голосом. — Светлый маг Игшпрод говорит, что плохо спал, чувствует что-то злое не более как в двух часах пути отсюда. Он утверждает, что это яйцо зла.

— Прошло столько времени после родов и он чувствует яйцо зла? — не выдержав, удивленно воскликнул Трэггану. — Да почти у самых границ долины?

— Я чувствую — это зло, — угрюмо ответил маг.

Он не знал наречия Итсевда, но, как и любой маг Аддакая, прекрасно говорил на языке Реухала.

— Да, я тоже сомневаюсь, что это яйцо, — кивнул командир на реплику Трэггану. — Скорее всего какой-нибудь бесплодный, умирающий монстр… Или горцы. Среди них есть шаманы, которые могут распространять вокруг себя беспокойство. Если это одно из черных племен, то необходимо уходить немедленно и быть настороже.

— А если это… — подал было голос старший помощник Холкма.

— В любом случае необходимо проверить, — оборвал его командир. — Сегодня, как и собирались, будем рубить найденный следопытами велес. Элин Трэггану, возьмешь свою бывшую восьмерку и отправишься вместе со светлым магом и Мей…

— Мейчоном, — подсказал Трэггану.

— Да, элином Мейчоном, старшим их отряда, твоим знакомцем. Проведете разведку. Если это горное племя, особенно из черных, немедленно возвращаться, в бой не вступать.

Трэггану прекрасно понимал мысли своего командира. Маг — не из его отряда, подданный другого короля. Что будет, если маг с людьми Мейчона сам пойдет в разведку и вдруг все-таки там окажется драгоценное яйцо? Монстра-родителя придется убивать всему отряду Холкма, вдесятером не справится никто, а как делить драгоценный трофей, если велинойцы первыми найдут? Во избежание недоразумений Холкм и отправляет его, как старого товарища Мейчона, а якобы для безопасности еще и восьмерку приставляет. Чтобы потом не пришлось отвечать перед королем за недоставшееся ему магическое яйцо.

— Но ведь восьмерка не полная, — вспомнил вдруг Трэггану.

Во время похода, двое бойцов погибло, а новых взять было неоткуда.

— Вилд подберет тебе недостающих, — кивнул Холкм в сторону угрюмого воина. — Отправляйтесь прямо сейчас, позавтракаете в дороге.

— Слушаюсь, — сказал Трэггану, вставая.

— Светлый маг Игшпрод, прошу вас проверить ваши подозрения и сообщить нам, — вежливо сказал Холм велинойцу на языке Реухала.

Тот кивнул и тоже встал. Он также прекрасно понимал ход мыслей командира Итсевдского поискового отряда, но не в том был положении, чтобы спорить.

Через четверть часа маленький отряд, ведомый Игшпродом, вступил на почти неприметную звериную тропу. Трэггану и Мейчон замыкали шествие, на ходу откусывая от свежесрубленных ломтей велеса. За эти последние несколько дней они вспомнили всех учителей и все забавные истории учебных времен и сейчас шагали молча. Но неизъяснимым образом они чувствовали тепло, от присутствия старого товарища, на которого можно положиться в трудную минуту. И их ничуть не смущало, что у одного было по пять пальцев на руках, а у другого — по четыре.

Шли долго. Маг Игшпрод, бормоча под нос какие-то заклинания, уверенно вел маленький отряд все выше и выше в горы. Под ногами заскрипел снег, начал продувать ветерок — не самый сильный, не из тех, которыми славится Оклумш, но все равно неприятный. Трэггану поплотнее запахнул на груди куртку.

— Посмотри, Мейчон, там, — указал пальцем Трэггану. — Видишь, за той скалой, кажется, пещера. Не утроба ли это?

— Чую, чую зло! — закричал маг, указывая полусогнутым пальцем совершенно в противоположную сторону — туда, куда сворачивала тропинка.

Мейчон сделал несколько шагов назад, чтобы лучше видеть, вгляделся в зияющую дыру и кивнул.

— Да, похоже на утробу. И, кажется, звериные следы различаю.

Чудовища, рождающие яйцо зла, редко выползали из своих пещер, они запахом приманивали хищников к себе и убивали одним ударом мощной лапы. Трэггану и Мейчон прекрасно знали их повадки.

— Светлый маг Игшпрод, — обратился Трэггану на языке Реухала, — не кажется вам, что зло остается сзади? Вы не могли ошибиться?

Игшпрод посмотрел на Мейчона, потом на главу маленького отряда. Перевел взгляд в сторону, указанную Трэггану. Пробормотал что-то под нос, размышляя.

Трэггану и Мейчон подошли к нему ближе, терпеливо ожидая ответа. Восьмерка бывалых воинов уселась в ожидании, кто на камни, кто прямо в снег.

Налетел очередной порыв ветра, сбив магу волосы на глаза. Тот поежился от холода, откинул быстро прядь с глаз и, зажмурившись, бормотал свои заклинания. Игшпрод был уже в зрелом возрасте и больших высот в жизни не добился — в горы маги выше третьей грани не ходят, невместно.

Наконец маг открыл глаза и посмотрел на предводителя отряда.

— Не знаю, элин Трэггану, — честно ответил он.

Не стал разыгрывать представление, настаивая на своем, не стал ссориться. Он понимал, что его дело маленькое — живым добраться до долины. И поэтому надо слушать воина, отправленного опытным командиром. Хоть и юн на вид Трэггану, но такой же юный Мейчон вывел отряд из лап смерти когда выхода, казалось, не было.

— Я чую зло там, — маг по прежнему указывал в другую сторону. — Но я не знаю.

Трэггану бросил быстрый взгляд на старого друга. Тот кивнул.

— Идем, посмотрим пещеру, — решил Трэггану.

Воины сразу вскочили на ноги. Мейчон достал меч. Трэггану последовал его примеру и, осторожно выбирая путь, первым двинулся к таинственной пещере. Пришлось попрыгать с камня на камень, но после года, проведенного в Оклумше, такие упражнения давно стали привычными и обыденными.

— Трэггану, ты прав, — наконец сказал Мейчон. — Вон след злого.

От пещеры влево отчетливо просматривался след грузного чудовища — кустарник был сплющен, снег утрамбован.

Разведчики приблизились к логову.

— След вчерашний, — решил Трэггану. — В пещере никого нет.

— Я говорил, зло — там! — воскликнул маг, не сумевший скрыть торжествующие нотки в голосе.

— Светлый маг Игшпрод, — спросил Трэггану, — магическая смола у вас с собой?

— Конечно, — не понял маг вопроса, продолжая указывать на северо-восток, — а что?

— В пещере, скорее всего, лежит яйцо зла, его необходимо обезвредить, — сказал Трэггану.

Игшпрод сразу стал серьезным.

— Да, элин Трэггану, я готов к обряду, — ответил он и сделал жест воину, которому было поручено нести мешок мага.

— Виррану, Дьянку и Малаир, — распорядился Трэггану, — бегите к командиру Холкму и скажите, что обнаружен след злого. Хотя нет, Малаир, останься, дойдут вдвоем. Лучше пока приготовь факел. Виррану, мы обезвредим яйцо и будем дожидаться отряд здесь, чтобы идти по следу.

Два воина бывшей восьмерки Трэггану молча кивнули и поспешили в обратную сторону, прекрасно понимая, что от них сейчас зависит очень многое — обсудить и поделиться впечатлениями с товарищами можно будет потом, ночью перед сном. Если останутся живы, конечно. Об осторожности в пути Трэггану их не предупреждал — лишнее.

Оставшиеся воины с обнаженным оружием встали у входа в пещеру.

Трэггану и Мейчон с факелами в одной руке и мечами в другой вошли в зияющую черноту, откуда доносился резкий запах, который ни с чем не спутаешь. Сосредоточенный маг шел следом — наступал его час, то, к чему готовился всю жизнь, ради чего пошел в горы. Он знал — любая ошибка дорого обойдется. И хотя он прекрасно помнил ритуал и совершал его уже несколько раз, все равно волновался.

Они обошли все закоулки пещеры, углубляясь в норы, некоторые из которых имели протяженность до восьмижды восьми локтей, но заветного, проклятого яйца зла не находили.

— Может, мы опоздали? — озвучил общую тревогу Мейчон.

С момента родов прошло больше года. Чудовищный родитель покинул пещеру, возможно, отправился умирать… И что тогда делать, и где вылупившийся из яйца монстр, и что будет с ними, с отрядом, с миром?.. Об этом никто из троих думать не хотел.

— Вот оно! — с облегчением вздохнул Трэггану, свет его факела упал на лежащий поверх холмика из мелких камушков идеально круглый шар размером чуть больше кулака рослого бойца.

Как из этой мелкой икринки может родиться погибель всему живому?! Странно и удивительно, трудно поверить. Но мало ли в мире странного и удивительного…

— Светлый маг Игшпрод, выполните ваш долг, — попросил-приказал Трэггану.

— Димоэт милостивый, что с ним?! — воскликнул пораженный маг, поднеся факел к найденному предмету. — В жизни ничего подобного не видел. И даже не слышал.

В едва разгоняемом факелами мраке пещеры разведчики всмотрелись в найденное яйцо. Оно не было янтарным — наливалось зловеще-кровавым цветом, а внутри четко просматривалось черная клякса от которой во все стороны исходили изломанные ниточки — словно трещинки.

— Светлый маг Игшпрод, выполните ваш долг, — повторил Трэггану слегка дрогнувшим голосом. — Вам нужна наша помощь?

Юный воин еще ни разу не присутствовал при магическом ритуале лишения жизни яйца зла. Ему было страшно и любопытно одновременно. Очень страшно — а вдруг яйцо именно сейчас оживет? Оно уже пробуждается к жизни, ясно же…

— Да, — хрипло сказал маг, развязывая свой мешок. — Мне нужно еще света. Принесите факелов. И как можно больше.

Мейчон отправился к выходу из пещеры.

Трэггану с трудом отвел взгляд от страшного яйца — сказано ведь, нельзя на него долго смотреть, зачарует. Он с силой сжимал рукоять меча, готовый в любое мгновение пустить оружие в ход. И старался унять биение сердца, ему казалось, что даже маг слышит звуки частых ударов.

Игшпрод же не обращал на Трэггану ни малейшего внимания, он весь сосредоточился на предстоящем обряде. Он достал из мешка священный октаэдр Димоэта и произносил магические заклинания, готовя его к действу.

Вернулся Мейчон с одним из воинов. Они зажгли наспех сделанные факелы и по знаку мага воткнули в землю вокруг яйца. Они не обращались к Игшпроду с вопросами — если что потребуется, он скажет сам.

С мольбой о помощи к великому Димоэту и ставленнику его в Махребо, Намшелфу, Игшпрод разломил пополам священный магический октаэдр и одну из половин положил на землю рядом. Вторую разделил на четыре пирамиды, у каждой были разноцветные грани: белая — воздух, синяя — вода, красная — огонь и черная — земля. Расставил четыре священные пирамидки вокруг яйца и начал сверху сыпать на зародыш зла мелкий порошок.

Трэггану отвернулся — не стоит воину долго смотреть на магическое таинство, чтобы не помутиться разумом. Его дело — сражаться.

Когда Трэггану, одолеваемый необоримым любопытством вновь повернулся, Игшпрод уже покачивался на ногах от изнеможения, но не переставал руками управлять магическими пирамидами. Куча мелких камней осыпалась, превратившись в пыль, а пирамиды сходились друг к другу, двигаемые силой Димоэта, и яйцо зла уже покоилось на четырех вершинах, дрожало и переливалось. Игшпрод неустанно произносил слова заклятий, смысл которых Трэггану не понимал. То есть слова знакомые, а вместе не увязываются. Потому, что Трэггану не маг, нет у него таинственных способностей. Он — воин.

В пещере было прохладно, но у мага от напряжения по щекам катился пот и у него не было ни секунды, чтобы отереть лицо — он сражался. Сражался со злом на своем фронте. Если он потерпит поражение, то умрет, а сражаться придется этим юношам, Мейчону и Трэггану, и они, наверняка, погибнут тоже. И сколько еще будет загублено жизней, если он потерпит поражение… Пусть лучше он погибнет от напряжения всех своих магических и физических сил, но победит это самое трудное в его жизни средоточие зла, готовое в любой миг проснуться и мстить людям за своих собратьев.

Наконец вокруг яйца полыхнуло голубоватое облако и стало оседать. Яйцо уже не дрожало — от него веяло спокойствием и заточенной внутри силой.

Игшпрод согнулся пополам и если бы не подоспел Мейчон, упал бы рядом со сломленным и уже почти безопасным яйцом зла.

— Все, элин Трэггану, — с трудом выговорил маг. — Его можно брать, только оно еще очень горячее.

— Тогда уходим из пещеры, — быстро решил Трэггану.

Его стало тошнить от неприятного резкого запаха, оставленного монстром, захотелось на чистый холодный воздух. Странно, но мгновения назад он этого запаха даже не ощущал.

Мейчон не отводил взгляда от побежденного яйца зла, в неверном свете факелов оно казалось прекрасным.

Трэггану подошел к яйцу, вывернул пояс, вынул оттуда оставшиеся ломти велеса (сейчас выйдут на свежий воздух и подкрепится) и осторожно протянул руку к драгоценности, которую он обязан уберечь во что бы то ни стало, доставить командиру отряда, чтобы тот преподнес королю Итсевда. Сейчас он отвечал за яйцо головой.

Яйцо зла действительно оказалось горячим, но не обжигающим. Трэггану сунул его в сумку пояса и плотно прикрыл. Все, в пещере больше нечего делать, скорее на свежий воздух!

— Элин Трэггану! — от входа в пещеру заорал Малаир. — Элин Трэггану! Злой возвращается!

Слава Димоэту, успели обезвредить яйцо — прожигает сквозь толстую ткань пояса и поддевки аж до самой кожи.

— Быстро из пещеры! — распорядился Трэггану, подбегая к ослабевшему и еще не пришедшему в себя магу. От волнения воин говорил на родном языке. — Если мы не успеем выскочить, нам конец.

Да, в пещере грузное, но чрезвычайно проворное и сильное чудовище их уничтожит. Даже если забраться в один из длинных лазов, все равно достанет гибким подвижным языком с ядовитыми присосками.

Выбежав на воздух, они не увидели, а услышали, откуда приближается монстр. Яркий солнечный снег, отражался от снежных вершин и слепил глаза.

Шесть воинов, оставленных у входа в пещеру стояли, приготовив оружие к бою.

— Бегите на тропу! — распорядился Трэггану. — Будем заманивать его навстречу отряду.

Одно дело прыгать с камня на камень не спеша, выбирая место куда ступить, другое — когда в каждое мгновение из-за нагромождений скал вывернет разъяренное чудовище, словно почувствовавшее, что его гнездо разорено.

— Идемте же, светлый маг, идемте! — взмолился Трэггану к едва дышавшему Игшпроду.

— Там, — едва переводя дыхание, указал на тропу тот, — там зло, я чую!

— Да что вы говорите! Неужели не слышите, как приближается оттуда? Идемте же.

Маг едва шевелил ногами, раздражая Трэггану своей медлительностью.

— Там зло тоже! — настаивал Игшпрод.

Воины почти одновременно выпустили стрелы в появившееся из-за скалы чудище. Стрелы скользнули по короткошерстной удивительно прочной белой шкуре, не причинив монстру ощутимого вреда. Он встал на две задние лапы, головой поднявшись выше скалы и тонким, закладывающим уши голосом, странным для такой громадины, огласил окрестности. Первый раз Трэггану дивился этому высокому крику, но сейчас было не до того — Игшпрод не мог быстро бежать, тем более по камням, а потерять мага, к тому же подданного велинойского короля, Трэггану, как глава восьмерки не мог.

И тут, словно подтверждая слова Игшпрода, в ответ на призыв чудовища откуда-то издалека, из-за тропы, по которой они пришли, раздался другой тонкий разъяренный крик.

— Я возьму второго на себя! — крикнул Мейчон на бегу. — Завлеку его в другую сторону!

— Будь осторожней! — крикнул Трэггану другу, продолжая тянуть за собой мага. — Малаир, беги с ним! Пойдемте же, светлый маг, пойдемте! Выберемся на тропу и спрячем вас, дальше наше дело.

Чудовище приближалось. Второй парой лап, длинных и мускулистых, оно захватывало камни и подтягивало грузное тело вперед, неумолимо приближаясь к маленькому отряду. Воины, прикрывая своего командира, выпускали стрелу за стрелой, но попасть в глаза, чтобы причинить злому чувствительную боль, не удавалось.

Не выдержав, Трэггану убрал меч в ножны, взвалил мага на себя и, покачиваясь, поспешил к тропе. На тренировках в монастыре было такое упражнение — взять на плечи товарища и прыгать с камня на камень. Почти как сейчас… Но тренировка… это тренировка, жизни ничто не угрожает.

Нога подвернулась и он едва успел в падении вытянуть руки, принимая удар на себя, чтобы маг не ударился головой о камни; его жизнь для Трэггану была сейчас чуть ли не дороже собственной.

Игшпрод упал рядом и застонал, поднимаясь на четвереньки.

— Все в порядке? — тревожно спросил Трэггану, доставая из ножен меч.

Он не знал, насколько повреждена нога, но сдаваться просто-так не собирался.

— Да, — простонал маг. — Я могу идти.

Трэггану встал на ноги. Болело ушибленное колено, но двигаться без посторонней помощи он мог.

— Басену, Тинр, помогите светлому магу! — распорядился Трэггану.

Чудовище ревело не переставая. Не ревело даже, скорее пищало, но назвать писком столь грозный звук… Трэггану, прикрывая бойцов, ведущих к тропе изможденного мага, пятился, не отводя взгляда от монстра, стараясь огибать валуны покрупнее и не споткнуться о более мелкие.

Злой был уже совсем близко. Один из бойцов подбежал к Трэггану, чтобы вдвоем дразнить монстра, чтобы тот не знал на кого напасть на первого. Старый прием, испытанный…

Снег, предательский чистый и веселый с виду, хрустнул и Трэггану почувствовал, что почва уходит из под ног. Может, естественное ущелье, может ход, прорытый камнеедом, может еще что… Проклятые пустоши, в Оклумше нельзя терять бдительности ни на мгновенье!

Трэггану успел выпустить из рук меч и вцепиться в какой-то каменный выступ. Поднял голову — до края обрыва не менее двух человеческих ростов. Вниз, судя по падению камешков, куда как больше, может до самого сердца земли…

— Элин! — услышал он возглас воина своей бывшей восьмерки и даже увидел конец брошенной ему волосяной веревки, но тут же что-то огромное наползло на расселину, закрыв небо и осыпав вниз град камней.

До Трэггану донесся — или показалось? — предсмертный крик его бойца.

В то же мгновение один из камней ударил по темени и пальцы разжались.

* * *

Падал он целую вечность и какие-то розовые птицы нечетких очертаний сопровождали его, кружась и издавая странное курлыканье. Он прорывал собой плотные облака и падал, падал, падал…

Наконец он достиг земли и успокоился; лежал и не хотел вставать. Он собирался лежать так всю жизнь.

Но тут подошел мужчина в просторных одеждах и протянул руку.

«Пойдем, сын, я покажу тебе мир,» — сказал он.

Трэггану поднялся, на душе его было удивительно хорошо. От удара левая часть тела отнялась, окаменела и рука рассыпалась в прах, словно глиняная. Но в правой он держал меч.

«Да, — ответил он. — Я иду.»

И он пошел за своим проводником сквозь мрак неведомья. Стены подземелья рухнули перед ними, ослепив Трэггану зеленью деревьев и синевой моря, смешанной с красками жизнеутверждающего рассвета.

«Вот твой мир, — сказал отец. — Иди!»

«А ты?»

«Мне нет дороги в мир живых. Но ты сын, должен отомстить за меня. Помни об этом, каждый день, Вэмбреггану. Пусть в сердце твоем живет только месть, сын мой. Иди!..»

* * *

Трэггану вздрогнул и открыл глаза.

Левая половина тела от неудобной позы затекла и ныла. Он провел рукой по лбу, стряхивая остатки сна.

Перед ним на огромном письменном столе лежал ворох книг, свитков и списков. Толстенная квадратная свеча с восемью фитилями выгорела почти наполовину.

Новый хозяин просторного кабинета отодвинул кресло и встал. Потягиваясь, подошел к окну и разомкнул деревянные створки.

Над Реухалом вставало солнце. Даже не вставало, а лишь начало разгонять мрак ночи и чуть золотить небо. Трудолюбивый город еще спал, что случалось довольно редко — только когда аддаканы отдыхают, а это бывает раз в восемь лет. Аддаканы откроются сегодня в полдень. Следующие восемь дней предстоят насыщенными и тяжелыми — Праздники Димоэта и Семи Богов.

Эх, разве знал третий сын владельного Барэггу, элла Реухал-ди-Кремана, что не мечом, а этикетом придется защищать ему честь предков!

Трэггану подошел к зеркалу, всмотрелся в отражение. И увидел благородное, чуть усталое лицо политика, не воина. Шрам, пересекавший всю левую половину лица и которым он так гордился два-три года назад, пришлось вывести, когда вступал в наследство Итсевд-ди-Реухалом. Трэггану поморщился, вспомнив, как три раза ходил к магу, практикующемуся в таких делах (не в Реухале, а еще в Итсевде), и как постепенно от визита к визиту предмет его тайной гордости сошел на нет. Ничего не осталось и от молодецкого разлета бровей и разудалой бороды; лишь блеск глаз не исчез, хотя от полубессонных ночей вокруг уже наметились морщинки. И опустились уголки губ. Три года и четыре периода Димоэта — возраст зрелости. Трэггану провел рукой по выползшей за ночь щетине и тяжело вздохнул — не видать ему больше походной жизни, где о таких утомительных пустяках просто не думаешь.

Он отошел от зеркала и вновь направился к столу — стукнуть стеклянными палочками друг о друга, чей тонкий звук призовет понадобившегося хозяину слугу.

Второй раз он засыпал в этом кабинете при свете свечей.

И второй раз во сне отец просил отомстить за его смерть.

Но ведь его отец жив! Да, с переломанным позвоночником и навсегда прикованный к постели, даже лучшие маги уже ничего не могли поделать. Но жив!

И почему во сне он назвал его Вэмбреггану?

Первый раз Трэггану не предал значения тому сну, но теперь задумался.

Вэмбреггану — его двоюродный брат, бывший хозяин этого дворца и Итсевд-ди-Реухала. Он погиб полтора года назад, на королевской охоте, когда нарвался на случайно залетевшего на остров лимского крылатого полосуна. Эти смертельно опасные для человека твари обитали только на Куеломокском континенте и куда как южнее. Развязка была быстрой и кровавой — против огромного зверя в одиночку не ходят, а Вэмбреггану, увлекшись охотой, отбился от остальных. Тогда-то Трэггану и стал новым хозяином Реухал-ди-Итсевда, чего никогда в жизни даже предположить не мог.

Именно Вэмбреггану звал во сне сыном отец. Значит, не отец. Значит, брат-близнец старого отца, родной дядя, Ланэррагу, которого Трэггану почти не помнил. Дядя правил в Итсевд-ди-Реухале, а отцу дед завещал Реухал-ди-Креман, где и родился Трэггану.

И что означают слова «Но ты, сын, должен отомстить за меня»? Дядя Ланэррагу умер давно, от какой-то болезни… Во всяком случае, так говорили Трэггану, когда он все-таки выбрался из гор Оклумша.

И второй раз ему снилось — да что там снилось, он словно снова проживал — переломный момент в его судьбе.

Первый раз, несколько месяцев назад, ему явились сквозь сон события той ужасной ночи, когда многочисленный взбунтовавшийся отряд наемников одного из велинойских эллов покинул своенравного хозяина, перепился и, встав на путь бесчестья и разбоя, подобрался к их родовому замку и бесшумно снял дозорных.

Оба старших брата Трэггану, так и не проснувшись после обильного ужина в честь праздника покровителя Кремана мученика Нала, были зарезаны предательски и подло в собственных постелях. Сам Трэггану, пробудившись от шума, схватил меч и встретил первого разбойника на пороге, воткнув ему клинок в грудь по самую рукоять. Выдернуть оружие не успел, а на помощь товарищу уже спешили не менее восьмерки бывших наемников, прошедших огонь-воду в штурмах и сражениях. Трэггану успел захлопнуть дверь, но дерево долго не выдержало бы бешеных ударов разъяренных захватчиков.

Трэггану оставалось только одно: умереть с честью. Но каждый воин должен стремиться выжить — так его учили в монастыре. Он вылез в непроглядную ночь, на узкий карниз, вспоминая детские времена, и пошел, не думая о высоте и о вымощенной булыжником мостовой внутреннего двора замка. Каждое неверное движение грозило неминуемой гибелью, но он жил в те мгновения лишь одним — страстным желанием отомстить. Сжимая в руке кинжал и думая, что дешево свою жизнь не отдаст, в одном исподнем он проторчал до утра на карнизе, слившись со стеной.

Когда же утром разбойники, опьяненные первой удачей и трофеями замковых погребов, попадали в трапезной со скамей или уткнулись в объедки на столе, Трэггану покинул свое убежище. Быстро и ловко, как учили в боевом монастыре, он перерезал глотки пьяным шакалам, отомстив за братьев — ни один разбойник даже не открыл глаза, все очутились пред судом Димоэта, так и не узнав, что произошло.

Трэггану обходил родной замок из комнаты в комнату в поисках уцелевших, уже зная, что он сейчас за старшего. Отец выжил — когда в его спальню ворвались нападавшие он уже стоял с мечом у порога, но был стар и силы оказались не равны. Его сбили с ног грубым навалом и всласть потоптались на главе древнего рода, изливая на нем всю накопившуюся злость на ненавистных эллинов, которым всю жизнь гнули спины. Они оставили благородного Барэггу бесчувственного и умирающего; на теле отца, когда его нашел Трэггану, не было ни единого неповрежденного места — сплошные раны и кровоподтеки.

Отец выжил, ум его был трезв и ясен, как всегда. Но он никогда больше не встанет с постели. Сдерживая слезы, Трэггану похоронил братьев и павших воинов замка, благодаря Димоэта, что хоть его сестры за полтора восьмидневия до этого события отправились в монастырь продолжать обучение…

Тяжкие воспоминания, неприятные. И когда Трэггану в первый раз, засидевшись за бумагами — работать с рукописями и словом оказалось много сложней и паскудней, чем мечом защищать честь и жизнь, — заснул в этом кабинете, та ночь повторилась, как наяву.

А теперь в его спящем сознании повторился день, когда он попал к нижним людям, о которых не знал никто в мире. Он провел у них неполных полтора года, став для них своим.

Нижние люди — это так их называл про себя Трэггану, когда обучался их странному напевному языку, приходя в себя после многочисленных переломов. Сами себя они именовали онугками и это слово ничего не означало ни на одном языке Аддакая. И они умели выживать во время родов Оклумша! Трэггану вместе с ними пережил эти страшные дни. Впрочем, страшные для тех, кто наверху, а внизу, оказывается, были целые оазисы, которые не поддавались жуткому землетрясению, и в которых отсиживались онугки. Они многому научили Трэггану, которого побаивались, так как у него было с собой обезвреженное яйцо зла.

В отличие от черных горцев, нижние люди не поклонялись чудовищам, а сами стремились их уничтожать, для чего продумывали целую сеть ловушек, попадая в которые, монстр неизбежно погибал… В боковой ход одной из таких ловушек, кстати, и свалился Трэггану.

Нижние люди не хотели отпускать Трэггану, уговаривали, чтобы он взял в жены дочь их племени и жил с ними. Они посвятили его в онугки; шаман, совершавший обряд, подарил ему дар видеть в полной темноте — дар, которым владели все онугки, без которого во чреве гор не выжить.

Но когда Трэггану все же решил уходить, стосковавшись по родным краям, яркому солнцу и вольному ветру, двое лучших проводников всего за несколько дней вывели его в долину у подножия Оклумша…

А отряд Холкма после той встречи сразу с двумя чудовищами домой так и не вернулся…

Трэггану тряхнул головой и снова звякнул палочками друг о друга — надо начинать день, который обещал быть трудным. Сегодня он, Трэггану, будет нужен всем. Как владельный элл Итсевд-ди-Реухала, правящий итсевдским кварталом в Городе Городов. Сегодня открываются аддаканы после восемьжды восьми дней спячки.

Наконец дверь скрипнула и натужно растворилась. Вошел старый Гирну. В его ведении был этот кабинет и словохранилище, он прекрасно знал весь квартал, которым управлял хозяин, и взаимоотношения всех обитателей. Среди домочадцев он пользовался непререкаемым уважением, и хотя он никогда в жизни не повышал голоса, его побаивались все слуги, вплоть до однолетней дочки кухарки. Когда-то он был доверенным слугой элла Ланэррагу и его знания очень выручали Трэггану. Не только когда он вступил во владение нежданным наследством, но и сейчас.

— Доброе утро, хозяин.

— А где Кейону? — строго спросил Трэггану.

Первое время ему трудно давалась эта строгость — он привык командовать воинами, а не слугами. Но жизнь всему научит.

— Он, наверное, у вашей спальни ждет, — защитил товарища старик. — Я услышал зов и пришел.

— У спальни, — недовольно проворчал Трэггану, хотя особого раздражения не чувствовал. — Ласкался, небось, всю ночь с девицами…

Трэггану хотел было отправить старика досыпать, но неожиданно у него появилось к нему несколько вопросов и он даже порадовался, что так получилось.

— Скажи, Гирну, отчего умер твой старый хозяин?

— Вы спрашиваете об элле Ланэррагу или об элле Вэмбреггану? — уточнил слуга.

— О моем дяде, элле Ланэррагу.

— Он умер прямо здесь, в этом кабинете. В этом вот кресле, — кивнул старик на кресло, в котором еще хранилось тепло Трэггану. — Это произошло за два года до предыдущего Праздника Димоэта. Он засиделся здесь тогда точно так же, как вы сегодня, только он три свечи себе всегда ставил. Я узнал, что он не ночевал в спальне, пришел сюда — дверь изнутри на щеколду закрыта. Я стучал-стучал, потом позвал Сарну… Вы его не знаете, Сарну повздорил с новым хозяином… то есть, с эллом Вэмбреггану и ушел, подался в воины, он всегда хотел чужие страны посмотреть… Так вот, Сарну взломал дверь и мы увидели хозяина, откинувшимся на спинку кресла — словно спал. Но лицо было суровым и злым почему-то. Я еще подумал тогда, что ему снится какой-то недруг. Он держал в руке перо и перед ним был его секретный свиток, один из тех, что написаны его шифром — я показывал вам, их никто не может прочесть. Ну, я подошел, потряс хозяина за плечо… Когда я прикоснулся к нему, почувствовал, что он мертв.

— Так от чего он умер? — снова спросил Трэггану.

— Как от чего? — удивился Гирну. — От старости, конечно.

— Он был старше тебя?

— Нет, — вздохнул слуга. — Почти на полтора периода Димоэта младше. Но ведь его заботы было не сравнить с моими, элл Трэггану. Я что — мое дело пыль стирать, да свитки перебирать.

— А что сказали маги?

— Маг из октаэдра эскулапов осмотрел и сказал, что сердце остановилось. Так бывает.

— А маг из элираната?

— А мы его не вызывали, зачем? — удивился старик. — Дверь была заперта изнутри, хозяин умер сам…

— Значит, насчет чужой магии не проверяли? — зловещим тоном спросил Трэггану.

— Ну ведь маг-эскулап осматривал покойника! — воскликнул Гирну. — Он бы почувствовал…

— Да, наверное, ты прав, — медленно произнес Трэггану, вспоминая рассказы о том, что следы темной магии не всегда могут разглядеть даже маги седьмой грани. — Что ж, хорошо. Отправляйся, разбуди Кейону. Пусть придет побреет меня и принесет парадное платье. Прямо сюда. И распорядись о завтраке, тоже сюда. Мне надо еще поработать.

Старик кивнул в знак того, что все будет сделано как можно быстрее, и вышел.

Трэггану посмотрел на закрывшуюся дверь. Интересно, что думает о нем старый Гирну, сменивший уже двух хозяев? Впрочем, какая разница? И не это главное. Ему самому о многом надо подумать и… А надо ли? Прошло столько времени и ничего не ясно. Но сон… Вещий сон… И старый элл Ланэррагу умер в этом кабинете… Трэггану — наследник его сына, и он должен принять на себя месть. А вдруг Вэмбреггану во всем разобрался до него и уже отомстил?

Трэггану отогнал от себя эту гаденькую мысль. Он должен сам все выяснить. Но не сегодня. Сегодня у него слишком много других проблем — завтра начинается Праздник Димоэта. Праздник Димоэта… Кому праздник, а кому каторжная работа. Он участвовал в празднествах отроком, перед самой отправкой в монастырь и жил воспоминаниями о тех чудесных днях долгие годы. Но сейчас он — владельный элл Итсевд-ди-Реухала. И как много на нем обязанностей и ответственности!..

Эх, кончатся праздники, возьмет лучшего коня, через аддакан в Итсевд, и через семь часов бешеной скачки он в Кремане — в родном замке, пойдет к отцу и спросит как… Ох, ведь отец же еще не знает!

Их род не закончится на нем, Трэггану, какие бы удары не наносила судьба. Через три дня после закрытия аддаканов у него родился сын! Он не сообщал отцу о тяжести жены, боясь неизвестно чего. Но теперь отец должен узнать как можно скорее — и именно от него, Трэггану.

Сердце бьется часто от одной мысли о крохотном существе, которое, когда из спальни в самый счастливый день жизни вынесли бабки, он поднял высоко над головой, признавая своим законным сыном и наследником…

Трэггану пересек просторный кабинет и открыл дверь во внутренний сад. На него повеяло прохладой и свежестью. Мысли с сына мгновенно перекинулись к той, что за последние годы растопила его сердце воина кротостью, добротой и красотой. Млейн… Ее солнечные волосы, играющие днем всеми оттенками янтаря, ночью при свече превращались в колдовской малиновый поток, струящийся на плечи…

Трэггану сбросил мягкий халат, к которому уже привык — к хорошему привыкаешь быстро и не понимаешь, как мог по несколько восьмидневий ходить в грубых одеждах, не снимая. Подошел к колодцу, на краю которого стояло полное ведро, и с наслаждением вылил воду на себя. Потом сбросил ведро вниз — оно ухнуло в глубину — и принялся яростно крутить рукоять, вытравливая цепь.

Дворец был выстроен вокруг старой каменной башни, которая более восемьжды восьми Праздников Димоэта назад в гордости возвышалась на пустыре, поодаль от Площади Аддаканов, защищая дорогу к Торговой площади. Построена башня прочно — годы не страшны. Давно нет замка — вокруг каменной громадины, скрыв ее от посторонних глаз, выросли стены высокого, праздничного дворца, населенного сотней обитателей, с роскошным залом, в котором устраиваются приемы в честь и для гостей из Итсевда. А башня, стержень и сердце замка, была подвластна только хозяину.

В нее имелся один лишь вход — из кабинета в сад и сквозь люк по винтовой лестнице. И еще один выход — через мрачное подземелье, через прорытый невесть когда полуобвалившийся туннель в лес, за несколько димов от города.

Трэггану хотел исследовать внутренности башни и туннель, о котором вычитал в свитках бывших хозяев дворца, но пока руки так и не дошли. Дважды он спускался с факелом вниз, чтобы осмотреть каменный мешок, но оба раза запутался в лабиринтах переходов и спешил вернуться к свету. Пусть пока утроба башни остается во власти пауков и прочих тварей. Пока остается — Трэггану еще не со всем хозяйством дворца и квартала разобрался, но потом обязательно займется и башней.

Он сперва лениво разминал затекшие мышцы, потом все быстрей и яростней. Он любил свой укромный уголок и называл мысленно садом, хотя в нем росли лишь небольшие кусты вдоль одной из стен.

— Хозяин, я пришел, — раздался с порога голос Кейону.

— Закрой дверь, дурак! — зло прошипел Трэггану, не прекращая приседать и не отрывая взгляда от кончиков пальцев вытянутых рук. — Жди пока выйду!

Приняв наследство, Трэггану вынужден был изменить образ жизни. И привычки. Но обойтись без постоянного поддержания себя в форме он не мог. Обычай же, возведенный для знати на острове Димоэта чуть ли не в закон, вызывал у воина чувство неприятия и крайнего раздражения.

Димоэт — хозяин мира, и хозяин острова вдвойне, здесь он правит безраздельно, все подчинено его воле и помыслам. И если в твоей власти город, квартал или даже здание, даже лоток на Торговой площади — значит, так хочет Димоэт. И если он возжелает, чтобы твое тело было сильным, ловким, без жиринки — он сделает это. Не следует идти против воли Димоэта.

Зарядкой и упражнениями Трэггану занимался в этом секретном саду — узнают остальные эллы, посчитают непростительным прегрешением. Но среди рохлей эллов, полагающихся на Димоэта, были и те, фигуры и состояние мышц которых не вызывали ни малейших нареканий. Трэггану догадывался, что без тайных ежедневных упражнений не обходится. И, самое смешное, стал заниматься не когда душе заблагорассудится, а каждое утро, перед традиционной горячей ванной с благовониями, которую он терпеть не мог и, по возможности уклонялся — не слишком часто, правда, чтобы не вызывать пересудов у слуг.

Закончив упражнения, Трэггану подошел к стене и выбрал один из специальных шестов в два человеческих роста. Он немного поработал с шестом, потом с грузом и, наконец, пробежался восемь кругов вдоль стен — невелико расстояние, но все же.

Он вымылся ледяной колодезной водой, бросил ведро вниз и вновь принялся крутить ручку — ведро всегда должно быть полным. Все хорошо в этом секретном саду для тренировок, только партнера для боев не хватает. В походе, ясно дело, и без них можно обойтись, но когда день изо дня только головой приходится трудится, то мышцы обрыхлеют, а рука забудет, чему в монастыре обучали. Но у Трэггану были мысли как исправить положение.

Как-то раз, несколько восьмидневий назад, когда он инкогнито, в простой неброской одежде, в очередной раз бродил по Реухалу, чтобы лучше узнать жизнь города, он нарвался в одной из таверн на разгулявшуюся троицу, которая приняла его за восторженного провинциала и решила поучить жизни. Когда они с позором ретировались из таверны, вытирая кровь и сопли, к Трэггану подошел низенький лысоватый мужичок и предложил работу, за которую будут очень прилично платить — быть противником в поединках боевым оружием у одного из знатных эллов. Но никто не должен знать. Никто — иначе смерть… Трэггану лишь усмехнулся и покинул кабачок. А потом понял, что ведь это выход. Он наведался через несколько дней в таверну, но того мужичка не нашел. Что ж, доверенному Гирну можно будет поручить столь деликатное дело, он не подведет. Но сперва надо пережить Праздники Димоэта.

Он вернулся в кабинет. Кейону, развалившийся в кресле, стоящем поодаль от стола, тут же вскочил и развернул приготовленную простыню. От стоящей на тумбочке посудины из-под крышки валил пар, бритвенные принадлежности лежали наготове. Трэггану вздохнул и уселся в кресло, подставив лицо слуге. Неприятная процедура, единственное, что успокаивает — теперь хоть не надо самому скоблиться, слуга это сделает быстро и ловко.

Кейону проворно смазал лицо хозяина соком мыльного дерева и приступил к ежеутренним обязанностям.

— Что-то вы сегодня заработались, — начал Кейону, зная, что Трэггану не ответит. — Времени днем что ли мало, чтобы свитки читать? В них ведь не сказано самого интересного. Самое интересное говорится на кухне, а я вам все передаю. Правда, новостей нет почти никаких — откуда новости когда аддаканы только сегодня откроются? Все, что в Реухале могло произойти интересного, уже произошло. Тоска… Но зато сегодня новостей будет предостаточно. А так…

За окном прокричал элиран, что благородные эллы могут выходить из домов по своим делам без боязни встретить быдлых волов, тянущих телеги торговцев. Бессмысленное предупреждение, как и по вечерам. Какие торговцы во время спячки аддаканов? Но традиции есть традиции, единожды нарушив, трудно будет удержать порядок.

— О-о, — ударил бы себя по лбу Кейону, если бы не были заняты руки, — чуть же не забыл! В зверинце элла Дабераггу вчера родился двухголовый питон, так наши все бегали смотреть. Говорят, такая редкость всего раз в восемь периодов Димоэта случается. Во всем Реухале лишь в королевском зверинце такой питон есть, да и то откуда-то с материков привезли. Шепчутся, что элл Дабераггу очень опасается, что вы питона за долги, которые Дабераггу еще у ваших предшественников взял, захотите отобрать. Наверняка он сегодня к вам явится, вот увидите. Очень уж он этим своим новым чудом гордится. Будет умолять вас подождать с долгами и не забирать двуглавого питона.

Трэггану привык к болтовне слуги во время бритья. Бывало, в льющемся потоке сплетен и полезные сведения проскальзывали. Но опять же — Кейону передавал лишь слухи, полагаться на которые в полной мере было бы просто глупо.

— Ваш тесть, элл Канеррану, вчера с такой печалью объявил, что не может отказать на ваше приглашение и вынужден в день пробуждения аддаканов у себя пир не давать, а придти вместе со всеми своими гостями к вам.

Трэггану лишь вздохнул. Проблемы, проблемы, проблемы — во всем. В горах Северного Оклумша было не в пример легче. Хотя бы не надо улыбаться тем, кому улыбаться совсем не хочется.

— А еще, говорят, — продолжал, увлеченный собственными словами слуга, — что наш повар скрежещет зубами — не рассчитали и на пир может быка, а то и двух, не хватить. Впрочем, о чем это я? — тут же опомнился Кейону. — А, тут волноваться нечего, хозяин, вроде бы проблему решили. Или решат — отправятся сразу после открытия аддаканов кого-нибудь туда, где тоже день, и купят. Не обращайте на это внимания, хозяин, у меня просто с языка сорвалось. А вот на Ристалище Чести вчера должен был быть поединок элла Саррагу из Карна-ди-Реухала и нашенским эллом Галну. Так он не состоялся, поскольку элл Саррагу поскользнулся, сломал ключицу и не может взять меч. Но, говорят, что перелом вымышленный, лишь бы не выходить на бой. Поединок перенесли на после праздников, но, смею вас заверить, за это время противники тихо договорятся, чтоб никому бесчестья не было…

«Вот уж воистину, — подумал Трэггану, — права старая пословица: в кустах зашуршат, в деревне обсудят».

В кабинет вошел поваренок и поставил на краешек огромного письменного стола поднос с завтраком.

— Ваш завтрак, элл Трэггану, — с поклоном сказал он. — Молоко и выпечные корзинки — одна с гусиным паштетом, другая со свиным.

— Иди, иди, — с повелительной интонацией кивнул мальчишке Кейону, — хозяин занят.

Поваренок, пятясь спиной, вышел из кабинета и плотно прикрыл за собой дверь.

— А еще вчера бились на Ристалище Чести два клана аванских карликов, — продолжал Кейону, ловко орудуя лезвием. — Вожди их племен все не могут решить, кто главнее. Варрину бегал смотреть, так говорит, что тоска была страшная — вцепятся в волосы друг другу, как девки, и рычат злобно. Никакого удовольствия. Вообще, поговаривают, что надо запретить выходить на Ристалище Чести всем, у кого пять пальцев на руках. Но как же тогда простой человек сможет доказать правоту перед эллом? Другого же способа нет! Глупости, никто такой закон никогда не примет. Все равно лишь один раз из восьми удается элла победить и без нужды никто нарываться на поединок не будет. А когда потасовка на кулаках, то какое же это Ристалище Чести?..

Трэггану почти не слушал слугу, думая о своем. Кейону он привез с собой из Кремана. Надо было взять кого-нибудь, вот и выбрал первого попавшего крестьянина помоложе — не воина же из замка забирать. Да и не пристало воину прислуживать. Кейону был крайне доволен изменением в судьбе: далеко не каждому крестьянину удается хоть раз в жизни на столицу королевства посмотреть, а уж оказаться в самой гуще бытия Города Городов… Первое время он был просто поражен, готов был выполнять любую прихоть хозяина, чем порой сильно донимал Трэггану. Теперь Кейону пообвык, утвердился среди слуг чуть ли не в главенствующих ролях и нагло зажимал в углах многочисленных служанок и поварих. Но свое место знал — кому ж охота в деревню возвращаться? Лучше уж сразу в петлю. Когда с хозяином в замок погостить приезжал, то, конечно, он среди слуг и крестьян — первый человек. Трэггану случайно увидел, как с открытыми ртами деревенские девчата смотрели на заливающего о реухалской жизни и собственной значимости Кейону.

— …Хайролк по просьбе Гирну ходил вчера к Храму Правосудия. Принес порядок казней. За спячку аддаканов-то сколько их накопилось. Кто придумал, что нельзя в это время казнить? Казнить нельзя, а судить можно. Вот судейские и нагоняли по лености упущенное. Говорят, ни одного дела нерешенного больше нет. Ничего, дела-то появятся, а вот палачам в ближайшие дни придется попотеть. Но, честно говоря, я послушал списки осужденных — мелочь сплошная, и смотреть неинтересно. Единственное, что поймали двух лесных разбойников и осудили как главарей, хотя все прекрасно знают, что атаман в Луддэкских лесах — это неуловимый Гэфрину Безгубый. Но раз крупную рыбу не словить, то объявляют карасей щуками. Впрочем, сходить стоит, вдруг эти разбойники чего покажут. Только с палачами все одно им не справиться… Да и бои Состязаний Димоэта, поинтереснее будут. Я вот, хозяин, считаю, что…

«Да, — подумал Трэггану, — по части развлечений праздники, как впрочем и всегда, обещают дать пищу для пересудов на кухнях». В основном, будут говорить о развлечениях кровавых — казнях, поединках на Ристалище Чести и о Состязаниях Димоэта, где в первом-втором кругах число погибших доходит до трижды восемьжды восьми… Вряд ли на кухнях будут обсуждать состязания поэтов и новые творения художников, что привезут свои скульптуры и картины к Храму Семи Богов.

Кейону насухо обтер лицо хозяину и протянул зеркало.

Трэггану бросил быстрый взгляд на свое отражение и принялся одеваться в приготовленный парадный наряд, махнув слуге рукой, что справится сам.

— Хозяин, вы же в полдень к аддаканам пойдете?

Трэггану кивнул, думая о своем.

— А можно мне с собой Ланск взять?

— А ты так уверен, что пойдешь со мной на Площадь Аддаканов? — поднял брови Трэггану. — Ты мне там совсем не нужен. И кто такая Ланск? Та, с которой ты всю ночь ласкался?

— Может, у меня серьезно, хозяин, — насупился Кейону. — Сразу вы что нехорошее думаете. Я, может, жениться собираюсь.

— А той пышненькой красотке, в Кремане, кто обещал вернуться? — усмехнулся Трэггану. — И здесь, наверняка, у тебя не первая девка…

— Так дело молодое, что ж. Девкам тоже мужик нужен, как без этого? А у вас поручение ко мне, что вы не хотите брать? Тогда, конечно…

Трэггану хотел было спешно вымышлить какое-нибудь задание — в Креман с письмом, например, отправить. Но передумал.

— Нет, — сказал Трэггану. И добавил чуть мягче: — Считай, что сегодня у тебя выходной. Можешь отправляться со своей красоткой пялиться на аддаканы хоть прямо сейчас.

— Может, я все-таки вас буду сопровождать? Вдруг что-нибудь понадобится?

Трэггану снова усмехнулся. Не стремление услужить хозяину, не беспокойство о нем, двигало молодым остолопом — а желание покрасоваться в свите знатного элла, хозяина одного из самых больших и цветущих районов Реухала. Без Трэггану Кейону так — один из толпы, а с хозяином никто не осмелится даже косо посмотреть на слугу…

— Нет, — твердо сказал Трэггану. — Все, убирайся, на сегодня ты мне больше не нужен. Но чтобы с утра тебя больше не пришлось дожидаться, понял? Не то быстро обратно в деревню отправишься, на твое место знаешь сколько желающих найдется?

— Хозяин, да я для вас по стенке размажусь, если нужно будет. Я…

— Все, убирайся. Мне надо работать.

Трэггану вернулся к столу, уселся, снял с подноса посеребренный колпак, не глядя взял корзиночку с паштетом и придвинул к себе бумаги с расписанием дней праздников и списками гостей на разные дни празднеств.

«Великий Димоэт, помоги мне пережить эти дни. В конце концов ведь для твоего блага и во имя твое стараюсь!».

* * *

Через час с лишним, когда реухалское солнце полностью залило кабинет и мерклый свет свечи больше был без надобности, Трэггану потянулся и встал. Надел парадную куртку и перевязь с мечом, подошел к зеркалу, оправил одежду и придирчиво оглядел свой внешний вид. Вроде все в порядке и даже тесть не придерется. Димоэт Великий, как надоели эти ненужные побрякушки на груди — попробуй перепутай местами хоть одну, скандала не оберешься!

Свернув списки и взяв парадную шляпу, Трэггану вышел на лестницу. Во дворце у него было два кабинета: кроме этого, в который не входила даже законная супруга, на втором этаже имелся парадный кабинет с роскошной приемной, заставленной щитами и завешенной знаменами. В нижнем кабинете Трэггану принимал гостей, которым требовалось от владельца Итсевд-ди-Реухала не только застолье, но и серьезный разговор. Чаще всего эти «серьезные разговоры» сводились к очередным просьбам.

Спустившись по лестнице на третий этаж, он прошел по коридору до детской. Надий — лучшая, что только смогли разыскать, няня — кормила малыша грудью. Казалось, тот сосал не просыпаясь. Трэггану улыбнулся женщине, не сводя глаз с сына.

— Все нормально? — поинтересовался он.

— Да, элл Трэггану. Вон какой крепыш. Проснулся, закричал, а как сиську получил, так и снова глазки закрыл. Во какой розовощекий.

Трэггану несколько минут с нежностью смотрел на карапуза, которому было суждено вновь взять Итсевд-ди-Реухал и Реухал-ди-Креман в одни руки. Малыш не только его наследник, но и наследник собственного деда. Нет, все-таки надо отцу отправить гонца сразу как только откроются аддаканы. Не стоит дожидаться возможности самому съездить в родной замок — вряд ли в дни празднеств у него будет для этого время.

Малыш ручкой держался за грудь кормилицы. Трэггану всмотрелся — да, следы от удаления магом-герольдом мизинцев почти уже исчезли, операция прошла великолепно, что еще раз подтверждает благородное происхождение ребенка. Если мизинцы отрезать у крестьянского отпрыска, они бы долго гноились и никогда бы не зажили бесследно.

Затем Трэггану прошел в спальню жены — уже более чем дважды по восемь восьмидневий они проводили ночи раздельно. Отец Млейн, элл Канеррану, один из самых блестящих вельмож итсевдского квартала, содержащий великолепный двор и устраивающий самые утонченные приемы, как-то в дружеской беседе сказал Трэггану: «Ты парень молодой, ясно дело. Если тебе девчонка нужна ты не стесняйся, прямо мне скажи, я пришлю кого-нибудь тайком, чтобы пересудов не было. Против природы не пойдешь, дело такое…» Трэггану отказался. Не потому что постеснялся отца жены, вовсе нет. Он не мог теперь представить в своих объятиях кого-либо, кроме нее.

Спящая в кресле служанка встрепенулась от звука открывающейся двери и, узнав хозяина, с неловким от просонья поклоном произнесла:

— Госпожа еще отдыхает.

Трэггану хотел сказать, что не будет тревожить госпожу, но вовремя одернул себя — он не должен объясняться перед служанками. Все-таки он улыбнулся ей и сделал успокаивающий жест рукой. Служанка открыла дверь в опочивальню.

Млейн лежала в огромной постели, одеяло было надвинуто до самого подбородка, солнце играло на золотистых волосах. Несколько минут Трэггану любовался ее безмятежным и каким-то чуть детским выражением лица. Любовь и чувство, что он должен и защитит ее от любых волнений и опасностей, переполняли его душу. Какая она красивая, чистая, нежная, преданная…

Он полюбил ее с первого мгновения. Сперва — лишь как идеал прекрасной, безгреховной девушки; он не предполагал и не смел надеяться, что когда-нибудь она будет принадлежать ему. Элл Вэмбреггану попросил дальнего родственника элла Канеррану отправиться от его имени в Креман на похороны братьев Трэггану. Млейн сопровождала отца. В те дни Трэггану было не до любезностей, но образ Млейн запал в его сердце. И именно элл Канеррану привез в Креман печальную весть, что элл Вэмбреггану погиб на охоте. От имени короля Реухала и короля Итсевда он известил, что теперь Итсевд-ди-Реухал принадлежит эллу Барэггу, отцу Трэггану, по праву наследования. И снова Млейн сопровождала отца.

Старый элл Кремана отказался от наследства в пользу единственного оставшегося сына, и элл Канеррану согласился погостить в замке, пока Трэггану приготовится к отъезду. Именно он настоял, чтобы наследник вывел безобразный по его словам шрам. Если бы не Млейн, Трэггану, может, и не согласился бы, но ему очень хотелось ей понравится и он подумал, что неприятен девушке таким. Для нее он был готов на все, даже сбрить бороду. А сейчас, после полутора лет супружеской жизни, и на большее.

Трэггану наклонился над спящей женой и осторожно поцеловал ее в губы.

Она тут же открыла глаза.

— Милый!

Ее лицо украсила улыбка.

— Спи, любимая, — нежно произнес Трэггану. — Я просто хотел пожелать тебе доброго утра.

— Спасибо, — сказала Млейн и закрыла глаза. Улыбка не исчезла — она, наверняка, и с закрытыми глазами видела перед собой его лицо.

— Я был у малыша, — сообщил он. — Там все хорошо. У меня сегодня трудный день. Вечером у нас будет пир, я надеюсь, что ты затмишь всех. Да я уверен, что так и будет. Ты у меня — самая лучшая!

— Я постараюсь, — не открывая глаз, прошептала Млейн. — Я люблю тебя.

— Я тоже тебя люблю. Очень.

Трэггану поцеловал ее в щеку и со вздохом вышел из спальни.

* * *

В приемной его кабинета уже сидели посетители — уточнить в последний раз действия на празднествах.

Дожидался посол Итсевда в Реухале, старый элл Наррэгу, у которого мизинцы были удалены по приказу короля. Начиная с простого воина, Наррэгу дослужился до главы армии и был посвящен в эллы с соизволения самого Намшелфа два периода Димоэта назад и под старость получил эту почетную должность, не требовавшую особых хлопот. Но элл Наррэгу не привык что-либо делать плохо и контролировал каждый пустяк. Трэггану слышал об этом знаменитом воине еще сразу после выхода из монастыря и относился к нему со всем должным почтением. Тем более, на своей собственной шкуре узнал, что означает военному человеку уходить в политику — того и глядишь на ровном месте поскользнешься и окажешься в луже.

С мрачным видом в кресле у мраморного изваяния Димоэта сидел элл Дабераггу. Кейону оказался прав — владелец вчера рожденного двуглавого питона пришел во дворец Трэггану с самого утра, когда большинство людей его положения еще и не думают подниматься с постели.

Трэггану вздохнул. Почему-то он предположил прямо обратное словам Кейону — что Дабераггу будет пытаться навязать ему свое чудесное приобретение вместо долгов. Сумма долга элла Дабераггу была весьма значительной. В свое время, когда знакомился с документами, Трэггану был несколько удивлен: как это его предшественник, элл Вэмбреггану, умудрился дать столько? Собственно, финансовые дела владения шли хорошо и Трэггану не интересовали эти деньги, но негоже разбрасываться тем, что заработал не ты. Трэггану вообще рассматривал себя скорее не как хозяина нежданно свалившегося на него богатства, а как рачительного хранителя владений для тех, кто придет за ним. Для маленького элла Кангэрру, например, что сосет сейчас грудь Надий…

Элл Дабераггу увидел хозяина дворца и холодно кивнул в знак приветствия. Затем снова уставился в одному ему известную точку на противоположной стене.

Элл Наррэгу о чем-то беседовал с Гирну. Заметив Трэггану, слуга отошел и направился к Райсграйну, распорядителю хозяйством дворца. Брови хозяина дворца сошлись над переносицей.

— Элл Наррэгу, — обратился он к послу, — я с удовольствием приму вас, но мне надо срочно поговорить со своим управляющим. Сегодня мы принимаем представителей королевской фамилии, возможно сам его величество пожалует на празднества. Я не могу ударить лицом в грязь и должен быть убежден, что все в порядке.

— Да, элл Трэггану, — с достоинством кивнул бывший полководец, — я подожду.

Райсграйн вслед за хозяином направился в кабинет.

Трэггану не торопясь прошел к своему месту, положил на стол шляпу и списки и уселся в кресло с фамильным гербом над спинкой. Управляющий остался стоять.

— Все ли готово к сегодняшнему пиру?

— Да, элл Трэггану, — спокойно ответил распорядитель, — к назначенному часу все будет в порядке.

— К назначенному часу?

— Да, — твердо ответил Райсграйн. — Вряд ли вам необходимо вникать в детали, хозяин, но видно кто-то уже донес вам. Что ж, действительно, провизии не хватило, и виноват в этом главный повар. Но я уже третий Праздник Димоэта встречаю на службе вашему роду, правда, впервые в этой должности, и знаю, что так было каждый раз.

— А почему так происходит?

— За время спячки аддаканов все, что привозят торговцы, кончается, а новых запасов взять неоткуда — только в деревнях Луддэка. Но и там всю животину чуть ли не заранее раскупают.

— Это я понимаю, — кивнул Трэггану, которому отнюдь не хотелось вести подобный разговор. — Я спрашиваю: почему, раз подобное происходит не впервые, до закрытия аддаканов нельзя все рассчитать и закупить должное количество провизии?

Райсграйн уставился в пол, через несколько секунд поднял на хозяина глаза.

— Все было просчитано и приобретено с необходимым запасом.

— И все же, провизии не хватило?

— Да.

— Распоряжается запасами провизии главный повар?

— Да, хозяин, повар Миррану. Прикажете наказать его?

— За такую провинность, — медленно сказал Трэггану, — это просто необходимо сделать.

«Но если сегодня высечь главного провара, — подумал он, — то как он будет готовить? Нет, я не хочу, чтобы кто-то из моих гостей остался недоволен…»

— Вот что, Райсграйн, — решил наконец Трэггану, — объяви, что за эту провинность повару присуждается восемьжды восемь ударов плетьми.

Райсграйн непроизвольно вздрогнул и склонил голову в знак повиновения воле хозяина.

— Соберешь всю прислугу на наказание во дворе. Прямо сейчас. Всю прислугу, ясно?

— Да, элл Трэггану, я понял.

— Когда все соберутся, объявишь от моего имени, что поскольку раньше провинностей у повара Миррану не имелось и дело свое он знает мастерски, а так же по случаю Праздника великого Димоэта, наказание отменяется.

Улыбка непроизвольно появилась на лице распорядителя дворцовым хозяйством. Сколь сильно отличается новый хозяин от старого, элла Вэмбреггану, которого беспокоили только охота, пиры и собственные страсти и который по любому пустяку назначал куда более строгие наказания. А этот справедлив, за полтора года правления только третье публичное наказание и все за дело. И средствами распоряжается мудро, не тратит налево и направо, не влезает в долги и сам не особо дает тем, кто и не собирается возвращать.

— И постарайся, чтобы раньше времени об отмене наказания не трепались по всем закоулкам дворца, — предупредил Трэггану.

— Я немедленно сделаю все, как вы велели, хозяин, — почтительным тоном произнес распорядитель. — До назначенного времени никто ничего не узнает.

— Хорошо, — кивнул Трэггану. — Вопросы есть?

— Сколько будет гостей и как именно их рассаживать?

— Вот списки. Еще оставишь три раза по восемь кресел на всякий случай.

Распорядитель быстро просмотрел списки и кивнул.

— Все будет сделано, хозяин. Я могу идти?

— Да. Передай Гирну, чтобы пригласил ко мне элла Наррэгу, а после него — элла Дабераггу.

* * *

Через полтора часа последний, из находившихся в приемной посетителей, вышел из кабинета. Трэггану с облегчением перевел дух и звякнул стеклянными палочками.

Вошел Гирну.

— Прикажи принести еще молока… Нет, лучше сока, — приказал Трэггану. — И перекусить.

Он встал с кресла и подошел к окну, выходящему на небольшой парк, за которым располагалась гостиница «Светлячок», принадлежавшая, как и еще несколько подобных заведений, эллу Итсевд-ди-Реухала, то есть, ему, Трэггану. В это время и парк и улица были пусты. Деревья дарили свежесть, шелестя листвой и радуя глаз стройностью стволов и зеленью кроны.

В сердце занозой сидел разговор с эллом Дабераггу. Как ни старайся, хорошим для всех не будешь. Трэггану так и не понял, чего добивался Дабераггу и зачем явился в такую рань. Так или иначе, вопрос о двухголовом питоне вообще не поднимался — Трэггану не стал спрашивать, а Дабераггу ничего не сказал. Вообще, по словам посетителя нельзя было понять, чего он хотел. И ушел мрачный, сухо поблагодарив за приглашение на сегодняшний пир, хотя первоначально он в списках гостей не значился.

Трэггану постарался выбросить эти мысли из головы. Зачем он пытается перед всеми быть хорошим? Он ничем не обязан этому мрачному лысому болвану, наоборот, тот должен ему денег… А ведет себя, как… как…

Гирну вернулся в кабинет. Трэггану повернулся в его сторону.

— Так быстро? — спросил он удивленно.

— Нет, хозяин, я не сок принес, — пояснил Гирну. — Там еще один посетитель.

— И кто именно? — усмехнулся Трэггану, знавший всех, кто во время спячки аддаканов мог придти к нему, и гадая — кого же он забыл?

— Человек не из Реухала. Я не знаю, кто он. Он привез письмо с Брагги.

Остров Брагги. Это название много говорило любому воину, прошедшему школу боевого монастыря. Брагги — это небольшой скалистый островок в океане Окжелта, вдали от всех континентов. Подобно расположенному на другом краю свете острову Дарнелу — цитадели магов — Брагги был обителью воинского мастерства. Здесь обучали таким секретам, что у обычных солдат даже воображения не хватало представить их себе.

Попасть на этот остров можно было лишь за выдающуюся личную отвагу и талант, либо за большие деньги. Те, что приезжали обучаться за деньги, обычно работали на самых грязных местах, не взирая на звания и происхождение, и практически никогда, за очень редким исключением, не становились личными учениками мастеров, хотя тоже обучались серьезно и некоторые гибли, не выдержав нагрузок. Стать личным учеником мастера и, после проверки всеми мастерами Брагги, выпускником могли только самые талантливые бойцы.

За период между празднествами Димоэта с острова выходило не более одного-двух выпускников со врезанной в плоть левой руки тусклой металлической пластиной с символом Брагги. Как правило, они основывали собственные школы.

Трэггану слышал много легенд и слухов об этом острове, но ни одного человека с символом острова не видел. Учитель в боевом монастыре, элл Раббу, собирался отправляться на остров, но его дальнейшей судьбы Трэггану не знал. Может, это весточка от него?

Трэггану отошел от окна и вернулся к креслу.

— Гирну, у тебя нет никаких догадок о чем могло бы быть это письмо? — на всякий случай спросил он.

— Я думаю, элл Трэггану, что это письмо по поводу элина Ваассану, которого очень любил элл Вэмбреггану и дал ему значительную сумму для обучения на острове.

Трэггану подавил разочарованный вздох.

— Как выглядит этот посетитель?

— Примерно ваших лет, на правой руке не хватает трех пальцев.

— Сколько пальцев на левой?

— Пять. Одежда добротной ткани, не броская. И не новая — штопанная и застиранная. На боку меч. Да, хозяин, странная деталь — почему-то рукоять и гарда меча обмотаны тряпичной лентой, словно перебинтованы. Ножны старые, без символики и украшений.

— Хорошо, Гирну, пригласи его в кабинет.

Трэггану уселся в свое кресло и взял в руки свиток с расписанием празднеств, не глядя на входную дверь. Прядь волос упала ему на глаза и он привычным жестом вернул ее на место.

Гирну ввел посетителя в кабинет и вышел, закрыв за собой дверь.

— Трэггану?! — услышал хозяин Итсевд-ди Реухала пораженный возглас.

Он поднял глаза.

— Мейчон?! — столь же удивленно воскликнул Трэггану. — Ты жив?

— Я-то жив, — усмехнулся Мейчон. — А вот ты-то как из загробного мира вернулся? Да еще так высоко взлетел?

Трэггану вышел из-за огромного письменного стола, почти подбежал к старому другу и они крепко обнялись.

 

Глава 2

— Мейчон! — Трэггану хлопал старого друга по плечам, не веря собственным глазам. — Ты — живой! Постой, а как ты здесь оказался, если аддаканы спят?

— Тебе что, не доложили? — удивился Мейчон. — Я же с Брагги. На островах аддаканов нет.

— Так ты морем прибыл?

— Естественно. Три дня назад.

— А что ж пешком, а не с королевским переездом? И что ты делал на Брагги?

— На королевский переезд напали разбойники. Пришло судно с Амринских островов, везли подарки. От кортежа остались одни воспоминания.

— А ты? — несколько глуповато спросил Трэггану. — Ты же не заодно с разбойниками?

Мейчон улыбнулся и закатал левый рукав. Трэггану широко открыл глаза — вжитый в руку символ выпускника школы острова Брагги он видел впервые.

— Вот тебе ответ сразу на твой второй и третий вопросы.

— Димоэт Великий! — с нескрываемым восхищением произнес хозяин кабинета. — Я только слышал об этом.

— Я тебе даже покажу еще что-то, что ты не видел никогда, — сказал Мейчон. — Кто видел, больше никому не расскажет. Ты — первый, кто будет знать.

Мейчон вытащил из ножен меч и протянул Трэггану.

— Размотай тряпки с рукояти.

Трэггану удивленно и уважительно поднял брови, с трудом удержавшись от восторженного возгласа. Он держал в руках клинок с высеченным на нем знакомым контуром Махребо — клеймо Дорогваза!

— Откуда он у тебя?

— Долгая история, — грустно усмехнулся Мейчон. — Достался по наследству от погибшего врага. Думаю, родственников у него было. Впрочем, узнать мне было не у кого, я забыл имя спросить.

Трэггану протянул Мейчону меч.

— У меня есть клинок работы Шажара, — словно ребенок в ответ на хвастовство другого, ответил он. — Я получил его в наследство вместе со всем этим, — Трэггану сделал обводящий жест рукой. — Мы позже сравним наши клинки.

— Неплохо у тебя здесь, Трэггану, — сказал Мейчон, обводя взглядом помещение. — Кто бы мог подумать!

Хозяин кабинета словно опомнился:

— Что же мы стоим? Проходи, садись! Мне так много надо спросить, так много надо рассказать… Честно говоря, я растерялся, увидев тебя живым…

— Честно говоря, — улыбнулся Мейчон, — я тоже.

Трэггану быстро убрал со стола огромное количество свитков — ни кому не нужных, а заполняющих стол просто для виду.

— Гирну! — позвал он и стукнул палочками.

Слуга мгновенно открыл дверь. На его лице было встревоженное выражение — мало ли чего можно ожидать от незваного гостя.

— Гирну, немедленно беги на кухню и распорядись, чтобы сюда принесли обильный завтрак. Ты голоден? — обратился Трэггану к Мейчону.

Тот неопределенно пожал плечами.

— Пусть принесут самого лучшего и побольше. Мейчон, ты вина за встречу хочешь? Или дурманящих фруктов?

— Фруктов этих я не потребляю вообще, — сразу ответил Мейчон. — А вина я не пил… Да, уже четыре года. Если только чуть-чуть. И хорошего.

— Для тебя — самого лучшего. Гирну, распорядись, чтобы принесли того вина, что мы держим на случай королевского визита.

— Ну ты даешь! — с усмешкой покачал головой Мейчон.

— Признаться, — усмехнулся в ответ Трэггану, — визит особы королевской крови, да и самого короля Итсевда, был бы для меня менее неожиданным, чем твое посещение. Иди, Гирну, мы ждем.

Слуга вышел, плотно закрыв дверь. Хозяин кабинета снова повернулся к нежданному и столь дорогому гостю. На лице Трэггану вдруг промелькнуло озабоченное выражение.

— Постой, Мейчон, а ты правду сказал о нападении разбойников на королевский переезд?

— Да, три дня назад, — кивнул гость.

— Ты сообщил об этом элиранам здесь, в Реухале?

— Нет, зачем? К тому же, я почти сразу отправился сюда. Мне надо было передать письмо.

Трэггану нахмурился. Он не только старый друг Мейчона, он теперь — политик, владельный элл Итсевд-ди-Реухала, он обязан заботиться о порядке и соблюдении закона.

— Кстати, вот письмо.

Мейчон вынул из сумки свиток с печатью острова Брагги и положил на стол.

— Хорошо, я потом прочту, — сказал хозяин кабинета. — Ты запомнил кого-либо из нападавших в лицо?

— Тех, кто скрылся, я видел лишь со спины, к тому же, все были в масках. Но скрылось не более пяти человек, от силы шесть.

— А твои попутчики, двигавшиеся вместе с переездом, погибли?

— Нет, несколько было тяжело раненых, человек пятнадцать погибли, в основном солдаты. Остальные отделались царапинами. Я провел с ними ночь до утра, потом они вернулись в порт, а я отправился дальше пешком. Меня никто по дороге не обгонял.

«Пока об этом случае ничего не известно, — думал Трэггану, — иначе Кейону мне бы уже рассказал. Мейчон говорит честно и открыто, как воин, я его за язык не тянул, сам рассказал. Расскажет и элиранам. Только стоит ли к ним обращаться? С таким-то сокровищем на боку… Ладно, возникнет необходимость — позовем элирана.»

— А тебя разбойники в лицо запомнили?

— Наверное. — Мейчон пожал плечами. — Какое это имеет значение?

— Ты бы поосторожней ходил по улицам. Вдруг кто из них на тебя случайно натолкнется? Говорят, разбойники мстительны, и нет людей, которые видели их и после долго оставались в живых…

— Если бы у меня в жизни была только проблема не встретиться с какими-то лесными бродягами, — рассмеялся выпускник острова Брагги, — я был бы самым счастливым человеком.

— Ты прибыл в Реухал с каким-нибудь поручением с острова? — не желая спорить, Трэггану перевел разговор на другую тему. — Или просто на празднества? Или ты оказался здесь ради этого письма?

— Нет, — улыбнулся Мейчон. — Письмо отдали просто потому, что оказия подвернулась.

— Что в нем?

— Прочти и узнаешь, — пожал плечами гость, — я чужие письма не читаю.

Трэггану вскрыл печати и прочитал. Со вздохом бросил на стол. Гирну оказался прав.

— Что-нибудь неприятное? — с искренним сочувствием спросил Мейчон.

— Пустяки, — отмахнулся Трэггану. Но подумал, что вновь приобретя старого друга (и очень желая услышать его откровенный рассказ) надо самому быть откровенным. — Это послание моему предшественнику, он послал на остров своего любимца, элина Ваассану. В письме сообщают, что тот не выдержал обучения и погиб. Как именно, они не пишут.

— Да, — согласился Мейчон, — приезжают туда этакие, жаждущие славы и власти. Насмотрелся.

— А этого Ваассану ты, случаем, не знал? — зачем-то спросил Трэггану.

— Может и видел когда-нибудь. Всех не упомнишь.

— А ты сам как попал на остров?

— Так же, как и сюда. Вернее, для того, чтобы оказаться здесь и сейчас.

— Что-то ты загадками говоришь, Мейчон…

Открылась дверь в кабинет. На пороге, с подносами в руках, появились двое слуг, обычно обслуживающих гостей в пиршественном зале. За ними стоял сам главный повар Миррану. Слуги с интересом разглядывали гостя в невзрачных одеждах, для которого хозяин распорядился принести королевский завтрак. Они впитывали в себя каждую его черточку, чтобы подробно описать незнакомца на кухне.

Трэггану понял это, поморщился и нетерпеливо произнес:

— Поставьте подносы на стол и оставьте нас одних.

Миррану сделал шаг вперед.

— Элл Трэггану, я приношу извинения за собственный просчет. Смею заверить…

Хозяин жестом прервал его:

— Я знаю, больше этого не повторится. Постарайтесь, чтобы сегодня у пирующих не возникло даже намека на недовольство.

— Хозяин, я сделаю все, что в моих силах. И даже больше, Хозяин, я…

— Я занят, — улыбнулся Трэггану, прерывая повара. — У меня сегодня очень много дел.

Слуги и повар с поклонами удалились. Трэггану подошел к дверям и проверил плотно ли они прикрыты. Вернулся к столу, снял пробку с тонкого графина, понюхал и разлил по маленьким чаркам.

— За твое возвращение из загробного мира! — шутливо произнес он.

— И за твое! — в тон ему ответил Мейчон, едва пригубив. — Да, недурственно, я такого никогда не пробовал, — польстил он и, сделав еще глоток, поставил чарку на место. — И как ты оказался владельцем всего этого?

Трэггану больше хотелось выслушать историю возникшего из небытия друга. Но он был хозяин здесь, и обязан начать первым.

— Угощайся, Мейчон. Я пока расскажу тебе свою историю.

Мейчон не стал ломаться, а по-простому, как воин, придвинул себе блюдо с мясными закусками, посмотрел что на остальных тарелках и принялся есть. Трэггану глядел на него и радовался неожиданному визиту. Ему хотелось сделать для старого друга чтобы-нибудь очень хорошее — например, подарить что-либо дорогое или…

Собственно, Мейчон не был ему уж настолько близким другом, чтобы доверять все душевные секреты. Таких друзей у Трэггану не было никогда — не дал Димоэт. Но сейчас забылось, что в монастыре они были просто в приятельских отношениях, а в Оклумше провели вместе не более восьмидневия. Трэггану знал Мейчона более двух третей жизни — с детства. И уже одно это делало их близкими друзьями. Если, конечно, не выясниться, что… Трэггану не знал, что именно может развести их по разные стороны крепостной стены и надеялся, что этого не случится.

Пока Мейчон утолял многодневный голод, Трэггану рассказал ему как спасся в тот памятный день, когда они встретили двух чудовищ, как его выхаживали онугки, как он пережил с ними следующие роды зла и как его вывели в долину.

— Слушай, а куда делось яйцо зла, которое обезвредил Игшпрод? — отвлекшись от еды, неожиданно поинтересовался Мейчон.

— Не знаю… — солгал Трэггану.

Он не собирался рассказывать Мейчону все. Он не собирался говорить об яйце злого вообще кому бы то ни было. Яйцо зла было надежно спрятано в родовом замке Кремана, даже отец не был посвящен, каким бесценным предметом владеет его сын. Но Трэггану был воином, не магом, и понятия не имел, как можно воспользоваться яйцом. Он знал о некоторых снадобьях из него, но не представлял, как их изготовлять.

— Я долго был в бреду, много дней, — пояснил он. — У меня все кости были переломаны. Наверное, онугки его уничтожили, они ненавидят чудовищ больше нас. А почему ты спросил?

— Потому что из-за этих яиц отряд Холкма не вернулся домой, — мрачно сказал Мейчон и протянул руку к чарке с вином. Увидев вопросительный взгляд старого друга, он отодвинул тарелку и стал рассказывать: — Отряд тогда подоспел вовремя и оба чудовища были убиты. Наших тоже погибло немало, я не помню сколько именно, да это и неважно. А потом мы долго искали тебя.

— Меня? — удивился Трэггану.

— Ну, то, что могло от тебя остаться после того, как по тебе злой прошел…

— А-а… — дошло до Трэггану, — вы искали яйцо злого?

— Да. Но мы не нашли даже твоего меча. Я был вдали в тот момент, когда ты упал, а воин пытался тебя, по твоим словам, спасти. Но когда злой проходит… В общем, разведчики к вечеру нашли яйцо второго злого и Холкм успокоился. И так удивительно, что после такого срока почти у самой долины нашли злых…

Трэггану лишь улыбнулся. За полтора года, проведенных у онугков, он гораздо больше узнал и о Северном Оклумше, и о повадках злых.

— Так что произошло? — подбодрил он друга, подливая из графинчика вина в чарку Мейчона.

— Что произошло? — медленно переспросил Мейчон, возвращаясь к тем далеким дням. — Игшпроду пришлось обезвреживать второе яйцо, поскольку в нем тоже уже были трещинки. Не такие большие, как в том, что взял ты, но все же. И магу пришлось отдать много сил, мы несли его обратно на носилках — срубили стволы, ну ты знаешь как. Наверное, тогда-то у него в башке что-то и сдвинулось, он стал каким-то странным, неразговорчивым, мрачным, думал о чем-то своем. То есть теперь-то мне ясно, о чем он думал, а тогда мне такое и в голову придти не могло…

Мейчон замолчал. Трэггану не торопил.

— До долины оставался один дневной переход — все, рукой подать, считай, что дома. Сразу после рассвета мы с Игшпродом отправились к Холкму и сказали, что дальше пойдем одни, уходим прямо сейчас. Холкм все понял, ему не надо было объяснять на пальцах. Он выдал нам шкуру злого, того, что тогда появился с другой стороны тропы, и сказал, что он выступит через час-два после нас. Сам знаешь какие отношения у королей Велинойса и Итсевда, но воинам до этого наплевать — пока в бою не встретились.

Трэггану понимающе кивнул.

— Мы не отошли и нескольких димов от ночевки, как вдруг Игшпрод остановился. Покривлялся для вида, как бы магуя, и заявил, что чувствует черных горцев и что надо предупредить Холкма. Сказал, что сообщит им об опасности и вернется. Он ушел. Отсутствовал долго. Потом вернулся взволнованный и рассказал, что на стоянке все словно объелись дурманящих плодов — лежат с открытыми глазами и пошевелиться не могут. А с севера идут черные горцы. Все равно итсевдцев не спасти, надо самим уходить. Но шкуры и яйца зла, что в сундуках Холкма надо забрать — нельзя же что б они горцам достались. В общем, ты все понял?

Трэггану кивнул.

— Я сразу заподозрил неладное, — продолжал Мейчон, — но остальные… Они уже прикидывали в уме размер вознаграждения. Я сказал, что надо отбиваться от горцев, пока люди Холкма не придут в себя, а Игшпрод пусть использует свою магию, чтобы поставить их побыстрее на ноги. Да… Глупый и наивный… Короче, или так получилось, или Игшпрод все заранее продумал и договорился. Но один из моих бойцов, вряд ли ты его помнишь по имени, да и я забыл, лишь рожа его перед глазами стоит… Короче, он воткнул мне в спину кинжал, слева, в сердце. И я упал.

Заметив, что Трэггану хочет что-то сказать, Мейчон опередил его:

— Ты, наверное, помнишь, я тебя рассказывал, что мой отец выходец с Гапполуха? У меня сердце с правой стороны.

— Я помню, что ты левша, но то, что ты гапполушец, я не знал. Да ты совсем и не похож на гапполушца!

Действительно, Мейчон ни капли не напоминал низкорослых, круглолицых обитателей холодного материка, у которых под невероятно большими бровями были совсем узенькие глаза — чтобы ветер не выжег.

— Так мать-то у меня из Велинойса — вот я в нее и уродился, — пояснил Мейчон. — А сердце справа — от отца, что ж тут поделаешь.

— Не знал, не знал, — повторил Трэггану.

— Вот и Игшпрод не знал. Я понял, что мне их не остановить и прикинулся мертвым. Игшпрод и остальные вернулись в лагерь Холкма и вскоре прошли мимо меня с сундуками. Я так и лежал бездвижный все это время, хотя был в сознании. Когда они миновали меня, я через боль вернулся на стоянку. Наверное, Игшпрод использовал магию или подбросил что-нибудь в общий котел — иначе как бы все так вышло? Все были словно тряпочные, лишь мычали бессмысленно. А горцы действительно приближались — я успел покинуть стоянку в последние секунды, так и не приведя в чувство никого из итсевдцев. Я взвалил на плечи Холкма и ушел. Я скрывался за скалой, я не уходил. Я видел как жестоки горцы, я смотрел. Я повидал сражений на своем веку, но такого я не видел никогда… И лучше не рассказывать.

— А потом?

— Через какое-то время Холкм отошел от дурмана. Эти часы словно выпали у него из памяти — точно как от дурманящих слив. Когда я рассказал ему о подлости Игшпрода и о гибели его бойцов, он долго молчал. Потом мы пошли, собрали погибших вместе и до самого вечера закидывали могилу камнями. Там же переночевали, спина к спине, и утром завершили работу. Мы уже собирались идти в долину, Холкм попросил его оставить наедине у каменного холма над погибшими. Я пошел по тропе, долго ждал. Потом вернулся. Холкм пронзил себе мечом сердце и лежал у могилы своего отряда.

— Да… — только и сказал Трэггану.

— Я похоронил Холкма там же и пошел в долину.

— А рана?

— У меня же был бальзам, — пояснил Мейчон. — Тяжело, но мы привычны. Бывало и хуже.

Трэггану кивнул. Два воина прекрасно понимали друг друга.

— В долине я сразу наткнулся на место, где ночевал Игшпрод с остальными. Семь трупов — сами себя поубивали. Может Игшпрод и на них безумие наслал, может сами добычу не поделили. Мага среди них не было. И снова я заваливал камнями погибших. Так много хоронить за короткий срок мне никогда не доводилось.

— Что было потом? Ты пытался найти Игшпрода?

— Да, — вздохнул Мейчон, — пытался. Я дошел до Шарна, это городишко в Мейле, там где аддакан стоит. Через аддаканы перебрался в Велинойс и прямиком в столицу. Сразу в королевский дворец не сунулся — спрашивал в окрест не появлялся ли Игшпрод. Хотел вывести его на чистую воду. Проторчал там невесть сколько времени. Игшпрод так и не появился. И я не пошел во дворец, как последний оставшийся в живых воин велинойского отряда. Я подался в Палакайн — там намечался поход на варваров Южного Оклумша. Тоже горы, но с Северными Оклумшем — ничего общего.

— И судьба Игшпрода тебе не известна?

— Нет. Я через несколько лет снова наведывался в Велинойс. Пошел в его октаэдр магов, но мне сказали, что Игшпрод погиб в Оклумше. Три яйца зла — это же сколько монет? Наверное, он подался через аддаканы в Реухал, а, может, и дальше, на каком-нибудь континенте осел… Кто знает, что в его голову взбрести могло. Но если, помоги мне в этом Димоэт, я его когда-нибудь встречу…

— Или я… — словно клятву произнес Трэггану.

— Давай выпьем.

Через какое-то время молчания, когда каждый вспоминал погибших тогда товарищей, Трэггану спросил:

— А как ты оказался на острове Брагги?

— Как — не важно. Доплыл на корабле, — выходя от задумчивого состояния улыбнулся гость. — Важно — зачем? Для того, чтобы сейчас быть здесь.

— Я слышу это второй раз, — заметил Трэггану.

— Да, — согласился гость и неожиданно спросил: — Трэггану, у тебя есть любимая женщина?

— Млейн, моя жена, — с гордостью ответил элл Итсевд-ди-Реухал. — На третий день спячки аддаканов она родила мне сына — Кангэрру, наследного элла Итсевд-ди-Реухала и Реухал-ди-Кремана.

— Ишь ты, — качнул головой Мейчон. — Высоко поднялся. И как так вышло?

— Я был третьим сыном элла Реухал-ди-Кремана, который был родным братом элла Итсевд-ди-Реухала, — пояснил Трэггану. — Мои братья погибли, отец не встает с постели. Когда на охоте погиб прежний хозяин дворца, все наследовал отец, который отказался от наследства в мою пользу.

— Да, все просто получается, — согласился Мейчон. — Никогда не предугадаешь, чего захочет Димоэт. Ты любишь свою жену, или обстоятельства заставили?

Трэггану не стал изображать гнев, он просто сказал:

— Очень люблю. Я ради нее на все готов. Но почему ты спрашиваешь об этом?

— Потому, что я тоже встретил девушку, ради которой готов на все, — ответил Мейчон.

Он помолчал, но видя, что вопроса не дождется, продолжил:

— Время было мирное, никаких опасностей. Знаешь как это бывает. Я торчал в замке почти у самого Северного Оклумша. Служил в замке у элла Кмелла, это в Марлане. Вообще-то, у Кмелла много земель, он очень богат и влиятелен, но предпочитает большую часть времени проводить в пограничной крепости, а не в столичном дворце. Элл Кмелл неоднократно имел возможность оценить мои способности и хорошо ко мне относился. Очень хорошо… Но у него четыре пальца на руках, у меня — пять. На правой теперь, правда, три, — усмехнулся Мейчон, — но это уже другая история. А я… Я как мальчишка влюбился в его старшую дочь, Сейс. Не в миг, и не сразу, но… Но полюбил… Никогда не верил, что можно так полюбить. Элл Кмелл, наверное, выбирал ей выгодного жениха с четырьмя пальцами, может, кто уже и был на примете, не знаю. Мы с Сейс встречались тайно, по вечерам.

Друг понимающе кивнул, но Мейчон сразу внес ясность:

— Ничего такого, Трэггану, не было, поверь моему слову. Нам и так было хорошо друг с другом — просто сидеть, взявшись за руки и молчать. Я сходил с ума. Я не знал, что делать. Я и поцеловал-то ее лишь однажды. Это… Это… Трэггану, я не могу это выразить словами, я воин, не поэт. И за этим-то единственным поцелуем нас случайно застал элл Кмелл. Он не стал бы следить за дочерью, я знаю, так вышло случайно. Но… Он мог бы бросить меня в темницу, мог посадить на цепь, мог забить палками, как последнего бродягу. Он не сделал этого…

Мейчон замолчал и задумчиво поставил пустую чарку обратно на стол.

Трэггану тут же плеснул вновь.

— И как поступил твой элл Кмелл?

— Он сказал: «Иди за мной». Я пошел. Мы пришли к нему. «Любишь?» — спросил он. «Больше жизни», — ответил я. Он долго молчал. Он думал. Наконец он полез в сундук и вытащил мешок. «Здесь четыреста золотых рехуалов. Хватит, чтобы внести взнос на острове Брагги. Доберешься до побережья и наймешься на корабль. Там все от тебя зависит». Я попросил пояснить. «Ты же сам сказал, что любишь Сейс больше жизни, — усмехнулся он, глядя на свою четырехпалую руку. — Я не могу выдать ее замуж за простого воина. Поэтому ты отправишься на остров Брагги. До Праздника Димоэта еще целых четыре года. Ты победишь на турнире Димоэта и станешь достоин ее руки. Кстати, и отдашь с вознаграждения эти деньги, я тебе в долг даю». Я мог только поблагодарить. Он нашел выход там, где его не было. И вот я здесь.

— Ты собираешься участвовать в турнире Димоэта? — недоверчиво спросил Трэггану.

— Я собираюсь победить, — жестко ответил Мейчон.

— Что ж, искренне желаю тебе удачи. Даже если бы положение не обязывало меня присутствовать, я бы пришел. Знаешь, Мейчон, у меня будет к тебе просьба.

— Какая именно? — с достоинством спросил Мейчон, всем своим видом показывая, что готов на многое, если это не противоречит его клятвам и целям.

— У меня наверху есть укромный садик. Ты как-нибудь на днях не согласишься провести со мной тренировочный бой?

— Хочешь проверить мои силы? — рассмеялся выпускник острова Брагги.

— Наоборот, хочу посмотреть чего стою я. За полтора года вот этого, — Трэггану снова обвел рукой вокруг себя, — боюсь, что вообще ничего не смогу тебе противопоставить.

— Ладно уж, не прибедняйся.

— Я сейчас должен идти на Площадь Аддаканов, — сказал Трэггану, вставая. — Не желаешь со мной?

— Почему бы и нет? Я в Реухале толком и не был никогда. Несколько раз из аддакана в аддакан…

— Да, — вдруг вспомнил Трэггану. — У тебя как со средствами? Может тебе дать на расходы? Да и взнос за участие в турнире не маленький…

Мейчон достал из кармана туго набитый кошелек и подбросил его в руке.

— Спасибо за предложение, Трэггану.

— Что ж, тогда подожди меня внизу, — кивнул элл Итсевд-ди-Реухала. — Я скоро спущусь.

* * *

Город Городов расположен на Луддэке, одиноком острове в океане Димоэта. И никто бы никогда и не слышал об этом острове, если бы в незапамятные времена Димоэт не поставил бы здесь свой первый аддакан.

Ясно, конечно, что аддакан был не один — два. На Луддэке и еще где-то. История хранит в тайне, какое место и на каком материке впервые связали воедино аддаканы. На каждом континенте полагают, что именно их материк первый. Все государства, где расположены более менее древние аддаканы, утверждают, что именно их аддакан исходный. Сам Димоэт не помнит или не желает говорить этого даже жрецам собственного храма, когда спускается к людям из своих необъятных пространств в дни празднеств. Да и не очень-то задашь верховному богу подобный вопрос, всегда находятся дела поважнее.

Аддаканы расположены по всему миру, на каждом континенте. Только на островах аддаканы не ставятся. Кроме Луддэка, разумеется, — это вотчина самого Димоэта. И каждый аддакан ведет в Реухал. А уж отсюда — куда тебе угодно, хоть в цветущий Махребо, хоть в холодный Гапполух, хоть в жаркий Куеломок или Фениронлик… На любой из семи континентов Аддакая. Не в каждом государстве мира стоят аддаканы, хотя в некоторых, например в Итсевде, их количество доходит до трех, а в иных и до четырех. Но это, в основном, за счет захваченных вместе с аддаканом территорий.

И если Площадь Аддаканов (никому не надо объяснять, что она находится на Луддэке) считается сердцем Аддакая, то Реухал смело можно назвать его душой. Поскольку, если далеко не все королевства мира имеют аддаканы, то практически все государства, в том числе и островные, имеют в Реухале свои посольства, и если уж не целые кварталы, то улочку обязательно.

У Реухала множество преимуществ перед другими городами. И не только перед городами, но и государствами. Если жители континентов могут разговаривать лишь с богом своего материка, то реухалцы могут ежедневно посещать Храм Димоэта, где в празднества Димоэта, как их еще называют — Праздники Аддаканов, можно увидеть в последний день всех семерых богов сразу вместе с самим великим Димоэтом. Или, к примеру, золотые монеты, рехуалы, мог чеканить лишь король Реухала и никто больше. Серебряную, медную монету — сколько угодно, но золотую — нет. Семь богов, каждый на своем континенте внимательно следили за этим. Или… Впрочем, о привилегиях и преимуществах Реухала можно говорить бесконечно долго. Но и без Реухала мир был бы другим. Совсем другим…

И Реухал занимал невообразимую для других городов, даже самых значительных, территорию. На одной только Торговой площади вполне могло разместиться несколько не самых крупных столиц — Торговая площадь сама как город в Городе Городов. Или Площадь Аддаканов — изначально огромная, она постепенно, но неуклонно раздается за счет снесения окружающих ее старых кварталов, обитатели коих переселяются в новые здания на окраинах, построенные за счет королевской казны.

В центре Площади Аддаканов возвышался шар Димоэта, точная копия Аддакая. Он висел в пустоте, и под ним можно было пройти, разглядывая что находится внизу мира. Ничего там хорошего нет: сплошное ледяное поле и жуткий мороз, даже вроде как от шара снизу веет холодом.

Вокруг шара Димоэта на некотором расстоянии было выстроено величественное сооружение — на мощных колоннах примерно на высоте экватора располагалась широкая площадка, огороженная перилами, на которую вели четыре лестницы. И с первой площадки можно было по трем лестницам подняться на второй ярус — чтобы рассмотреть более северные широты.

Все было на шаре очень маленькое и границы королевств, конечно, не обозначались никак. Но города различить можно. И можно было видеть где ночь сейчас, а где день — одна половина шара была все время затемнена. Шар вертелся вокруг собственной оси, но надо было долго наблюдать за ним, чтобы заметить это. Такие же шары, только многажды меньше, с руку в диаметре, стояли на всех площадях Реухала, и по ним определяли время. Но к ним не относились так почтительно, как к Большому шару Димоэта, которому поклонялись, ибо он отражал величие верховного бога.

Ходили слухи, что если бросить камешек во вражеский город на шаре Димоэта, то на настоящий город с небес сверзится скала, которая подомнет под себя и людей, и строения. Вряд ли это было правдой. Во-первых, кто осмелится? Вдруг промахнешься, попадешь рядом и принесешь бедствие в родные земли. Во-вторых, за тысячелетия существования шара попытались бы неоднократно — ну не камешек швырнуть, так помочиться сверху, когда никто не видит, чтобы небесный водопад и наводнение вызвать. Однако никаких подобных катаклизмов в памяти людской не сохранилось с тех пор как Димоэт правит миром. И, самое главное, разве позволит великий Димоэт причинить вред своим народам?

Древние аддаканы невооруженным взглядом можно было отличить от тех, что возведены сравнительно недавно. Они, разумеется, располагались ближе к Шару Димоэта, и были значительно меньше современных. И дороги между ними были уже, что зачастую ночью, в часы торговцев, создавало пробки, сопровождаемые неистовой руганью. Но иметь аддакан возле Шара Димоэта для государства считалось высшей честью. Тем более, что около трети древних аддаканов были давно уже недействующими.

Аддаканы различались и по цвету. Так, если аддакан из зеленого камня, значит, он ведет на самый большой континент Махребо, красного — на жаркий Фениронлик, синего — на цветущий Фиинтфи, желтого — на гористый Куеломок, коричневого — на дикий Доголомак, черного — на таинственный Эйтадо, а белого — на холодный Гапполух.

У каждого аддакана был выставлен щит с гербом государства — более понятный для многих и многих знак, чем витиеватая надпись наверху. На языке Реухала говорили многие аддакайцы, но читать по-реухалски мало кто мог из многочисленных гостей и даже обитателей Города Городов.

Без устали аддаканы пропускали через себя множество людей: стремящихся посмотреть чужие страны, спешащих по поручениям своих повелителей, ищущих лучшей жизни, а так же переправляющих товары купцов. Аддаканы связывали между собой все континенты. Но раз в восемь лет на восемьжды восемь дней аддаканы закрывались — затягивались в полночь тонкой пленкой, сперва прозрачной, отталкивающей от себя все инородное, потом мутнеющей, тускнеющей и превращающейся в стального цвета непробиваемую стену.

Перед праздниками эта магическая стена в каждом аддакане, кроме уже не действующих, начинала играть всеми мыслимыми красками, что всегда собирало множество любопытствующих, и в полдень накануне Праздника Димоэта ее можно было проколоть мечом или копьем, открывая проход.

И дня пробуждения аддаканов от спячки ждали с нетерпением все от мала до велика. За дни отдыха аддаканов реухалцы изнывали без новостей и событий, да и возникала нужда в товарах, которых на Торговой площади к концу мертвого сезона становилось заметно меньше. День пробуждения аддаканов — сам по себе огромное событие, но он лишь предварял насыщенные дни праздников. И стосковавшиеся горожане со всех сторон спешили в эти минуты к Площади Аддаканов — кто-то конкретно к каким-то воротам мира, кто-то, давно потерявший корни и ставший истинным реухалцем, просто других поглазеть и себя показать.

Буквально все обитатели Реухала стремились сейчас к Площади Аддаканов. Изнывшийся по событиям город жаждал зрелищ и новостей. Да, знали — все будет.

Будут пышные ежедневные шествия к Храму Богов, когда каждого в свой день, а в последний — всех вместе во главе с Димоэтом, можно увидеть Семь Богов Аддакая.

Будут состязания на Арене Димоэта, когда в первый день выходят друг против друга более тысячи пар бойцов, от опытных и прошедших огонь-воду до авантюристов и проходимцев, полагающихся на шальную удачу; как правило более половины поединков первого дня заканчиваются трагическим исходом — удача любит достойных.

Будут казни преступников, где осужденному вручается меч и он противостоит двум специально подготовленным, вооруженным палачам; редко кто из осужденных пытается противостоять хорошо обученным громилам, но иногда, к восторгу зрителей, такое случается и казнимому даже удается выйти победителем — в таком случае он объявляется невиновным и немедленно отпускается, а восемь судей, обрекших его на казнь сами выходят против палачей.

Будут помпезные выставки произведений искусства в огромной Галерее Храма Семи Богов — каждый, кто считает свое творение достойным приносит его в эти дни, жрецы отбирают лучшие образцы в галерею, где их может приобрести один из Семи Богов для своего храма, что сразу делает творца знаменитым и богатым; те же, кого в галерею не допустили, будут толпится на площади возле, расхваливая свои произведения в надежде продать.

И будут пышные пиры во всех кварталах — как для знати во дворцах, так и бесплатные угощения от пуза для простых горожан.

Все это будет — завтра и в остальные дни. Впечатлений наберется столько, что хватит для обсуждений на много дней и мало кто сможет охватить все события насыщенных дней. Но, пока голод не утолен, что-нибудь действительно интересное можно увидеть лишь на Площади Аддаканов.

Впрочем, если бы у Трэггану была возможность остаться сейчас дома и провести несколько часов наедине с Млейн и малышом, он бы с удовольствием никуда бы не пошел.

И ему очень хотелось посидеть со старым, вновь обретенным другом, рассказывая о всяких пустяках, старых полузабытых историях, о стычках и поединках. Он хотел вспомнить былое вольное время, полное неожиданностей и опасностей. Стосковался он по простым незатейливым рассказам о военной службе — в том обществе, в котором ему приходилось жить сейчас, подобные разговоры были не в чести.

* * *

Мейчон ждал Трэггану во внутреннем дворе неподалеку от выхода из дворца — не на изящной скамье с резными ножками, а просто у стены на корточках, опустив голову и свесив руки меж колен, думая о чем-то своем. С первого взгляда было ясно, что эта поза давно привычно для него и он может сидеть так бесконечно долго, с одной стороны полностью погруженный в свой бескрайний внутренний мир, с другой — чутко прислушиваясь к происходящему вокруг и обладая способностью буквально кожей чувствовать угрозу.

Справа от ворот, бросая на незнакомца в дорожных пропотелых одеждах косые взгляды, поджидали хозяина воины эскорта во главе с элином Протту. Трэггану усмехнулся при виде резкого внешнего контраста между выпускником острова Брагги и напыщенными разряженными охранниками.

Мейчон услышал шаги Трэггану, поднял голову и легко, словно пружину спустили с затвора, вскочил на ноги.

— Твои охранники? — насмешливо кивнул Мейчон в стороны эскорта.

— Положение обязывает, — вздохнул владельный элл Итсевд-ди-Реухала. — Когда я хотел отказаться от них, то элл Канеррану, отец моей жены, заметил, что обязательного сопровождения требует Димоэт, поскольку они не меня охраняют, а от меня.

Заметив вопросительно поднятые брови старого друга, Трэггану пояснил:

— Ведь если я иду в парадных одеждах с гербом Итсевда на груди, то в случае оскорбления, даже ненамеренного, буду вынужден оружием защитить честь королевства. А вдруг какой добропорядочный горожанин в толпе ненароком заденет меня или толкнет локтем в бок? Для этого на парадных выходах меня и сопровождают охранники. Вряд ли ты поймешь все это, Мейчон. Мне самому далеко не все нравится в своем новом положении.

— Почему же не пойму, — мягко улыбнулся другу Мейчон, — я же в своей глухомани не совсем разум потерял. Ясно, что у владельного элла Итсевд-ди-Реухала другие проблемы, чем были у элина Трэггану.

— Да уж…

— Что ж, если эти чучела лишь для параду, то пойдут. Как бойцы они, ты уж извини…

— Да знаю я! — в сердцах выдохнул Трэггану. — Представляешь, один из них заявился ко мне в кабинет и чуть ли не потребовал, чтобы я дал ему денег для участия в Состязаниях Димоэта.

— Да ну? — воскликнул выпускник Брагги. — И ты согласился?

— Нет, конечно. Честь королевства он видите ли вздумал защитить! Он упрекнул меня в жадности, сказал, что вот элл Вэмбреггану… Ты бы знал, как мне все это надоело, Мейчон! Я протянул ему меч и пообещал, что если он сумеет нанести мне царапину, пусть идет на состязания, оплачу.

— Дальше я догадываюсь, — усмехнулся Мейчон. — Ты какое-то время не нападал, а потом пронзил хвастливому дураку сердце?

— Нет, просто выбил оружие из рук и отшлепал мечом плашмя, при людях. И выставил вон. Только он, по-моему, даже не понял всей глубины позора. Я бы после этого жить не смог. Ладно, идем, а то опоздаем, — Трэггану повернулся к воинам эскорта: — Элин Протту, я выхожу.

Стражник распахнул ворота. Два охранника со знаменами Итсевда вышли вперед, шестеро подождали пока хозяин со спутником последуют за ними.

Выйдя на улицу, Трэггану сразу заметил приближающиеся хорошо знакомые носилки и тяжело вздохнул. Неосознанно поправил на себе одежду, проверяя все ли золотые безделухи висят в правильном порядке, осмотрел охранников. Взгляд его остановился на Мейчоне.

— Мейчон, — после некоторого раздумья обратился он к нему, — можно попросить тебя об одной услуге?

— Конечно, Трэггану. В чем дело?

— Ты не мог бы закатать себе рукава. Ведь жарко и…

— Да мне не жарко.

Трэггану бросил красноречивый взгляд в сторону приближающихся носилок, сопровождаемых такими же разряженными охранниками, как и его собственные.

Мейчон понимающе улыбнулся и выполнил просьбу. Вот так-то лучше. Воины эскорта Трэггану с разинутыми ртами уставились на невзрачно одетого незнакомца. Символ острова Брагги — наряднее любого бархата и грознее любого украшенного золотом парадного меча.

Носилки приблизились и остановились. Красная с синим занавеска носилок откинулось и Трэггану увидел лощеное лицо своего тестя. Волосы пожилого элла были тщательно завиты, верхнюю губу украшали тоненькие усики по реухалской моде. Трэггану предпочел сбрить усы совсем, чем иметь на губах подобную издевку на мужское украшение, к тому же требующее пристального внимания. Хватит того, что и так каждый день Кейону скоблит его лицо.

— Сынок! — улыбнулся элл Канеррану и Трэггану внутренне напрягся, чтобы не поморщиться от подобного обращения, к которому так и не привык. — Я принимаю твое приглашение на сегодняшний пир. Я сам собирался устраивать небольшое веселье в честь наступающих празднеств… Но я подумал: зачем я у тебя гостей буду отнимать, сынок. Так что вечером жди, со мной будут четырежды по восемь моих друзей.

— Спасибо за честь, — поклонился Трэггану. — Я рад, что вы решили отметить торжества именно в моем доме. И Млейн будет очень довольна.

Никакого приглашения он тестю не посылал и не собирался — этикет не позволял, отец жены всегда желанный гость в его доме. Правда без столь многочисленной свиты. Так же как и элл Канеррану не собирался устраивать в своем дворце пир, хотя по этикету, каждой букве которой следовал на словах, ему полагалось. Кейону еще несколько дней назад сообщил, что по слухам элл Канеррану опять на мели и сильно рассчитывает в праздники поправить свои дела. Конечно, это всего лишь слухи, но даже базарные шаталы врут, отталкиваясь от реальных событий. Другое дело, что любой пустяк обрастает невероятными подробностями, но в каждой лжи есть обязательно хоть маленькая частица правды.

— Ты хорошо выглядишь, сынок, — своим бархатным голосом похвалил элл Канеррану, — мои уроки идут тебе на пользу. Только вот эта малахитовая звезда должна висеть чуть ниже серебряного круга. А так все хорошо. — Он с подозрением посмотрел на Мейчона и приоткрыл дверцу носилок. — Не желаешь присоединиться ко мне, сынок? И кто это с тобой?

— Спасибо за предложение, — поклонился Трэггану, искренне радуясь, что рядом с ним Мейчон. — Ко мне приехал посланник с острова Брагги и я хотел бы по дороге обсудить с ним дела. Я сильно опасаюсь, что потом у меня просто не будет времени.

— Брагги, Брагги… Это, кажется, остров, где обучают воинов? Что ж, — притворно вздохнул элл Канеррану, — вполне разумно и благородно, что ты решил обсудить свои дела именно по дороге к аддаканам. Нельзя откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня.

Трэггану почтительно склонил голову в благодарность за теплые слова, внутренне желая, чтобы тесть как можно быстрее двинулся дальше. К тому же, Трэггану сильно раздражал исходящий от элла Канеррану запах благовония, которое стоило очень дорого, поскольку изготовлялось лишь в двух-трех городах южного Фениронлика из каких-то редких и секретных трав. Оно было модно в Реухале среди знати, но Трэггану от этого запаха всегда подташнивало. «Слава Димоэту, — подумал он, — что хоть Млейн не пользуется этой гадостью, а то бы я просто с ума сошел…»

— Позволь поинтересоваться: какой к тебе интерес обитателей Брагги, сынок? — спросил элл Канеррану. — Или ты сам собираешься отправиться на обучение?

Трэггану искренне рассмеялся.

— Вы же первый воспротивитесь этому, — сказал он и искренне вздохнул: — Разве я могу надолго покинуть Реухал?

— Теперь у тебя есть наследник, и ты вместо себя можешь оставить его наставника, — серьезно ответил тесть. — Но, впрочем, чего это мы о пустяках? Надо торопиться к аддаканам.

— Говорят, его величество король Сераггану пожалует, — ради вежливости сказал Трэггану.

— Так всегда говорят перед Праздниками Димоэта, сынок, — усмехнулся опытный вельможа. — Сами короли редко появляются в Реухале. Хотя, не исключено. Тогда твой пир будет еще лучше.

Трэггану вновь вежливо склонил голову перед отцом Млейн:

— Я почтительно жду вас и ваших гостей в своем доме на празднование пробуждения аддаканов.

— Разумеется, я буду, — широко улыбнулся элл Канеррану. — Эй, поехали, — крикнул он носильщикам. — Встретимся на пиру, сынок. Да, кстати, как Млейн с малышом?

— Спасибо, все хорошо, — ответил Трэггану.

— Вот и прекрасно. Трогайтесь, лентяи!

Трэггану проводил взглядом носилки и с облегчением вздохнул.

— Мейчон, благодаря тебе, сегодня у меня будет компания, на которую я и надеяться не смел. Только не опускай рукав.

— Что, — с сочувствием спросил Мейчон, — так плохо?

— Бывает и хуже, — искренне ответил Трэггану.

— Что ж, у каждого пирога есть подгорелое место, — философски ответил выпускник Брагги.

Они не торопясь пошли по широкой улице, до площади Аддаканов было довольно далеко. Двое воинов эскорта со знаменами Итсевда шествовали в четырех шагах впереди, остальные — в четырех шагах позади хозяина и его собеседника. Можно было разговаривать, не опасаясь, что охранники услышат.

— Мейчон, ты обещал рассказать, как пальцы потерял, — напомнил Трэггану.

— Разве? — удивился тот. — Это не самое интересное приключение в моей жизни. Но если хочешь, пожалуйста…

* * *

Дорога до Площади Аддаканов на этот раз показалась короткой. Говорили и не могли наговориться. Рассказывали случаи из жизни, причем те, давние события, в которых под угрозой была жизнь, сейчас казались чуть ли не смешными. И они полностью понимали друг друга. Мейчон видел, как не хватает этого Трэггану — он соскучился по прежней вольной походной жизни.

Самому Мейчону за последние четыре года скучать не пришлось, хотя внешне они и не были наполнены бурными событиями — лишь тренировки до изнеможения, познание себя, философии жизни, души меча и воспитание любви к противнику. Трудно словами передать, что понял Мейчон за время обучения на острове Брагги. Он прошел то, через что удается пройти очень и очень немногим. Но считал себя белой вороной среди выпускников да и вообще тех, кто обитал на острове.

Он, неожиданно для себя, лишь Трэггану утром открыл свою истинную цель — любовь. Не слава ему нужна, не победы над противниками, хотя и это тоже. Одна-единственная, Сейс. И сейчас он шел к Площади Аддаканов, надеясь встретить ее там. Он понимал, что это маловероятно сегодня, он плохо ориентировался в нагромождении врат мира. Но он знал, что элл Кмелл с дочерью прибудут на празднества.

Он надеялся встретить возлюбленную и одновременно боялся — не потерял ли он образ Сейс, истинный образ. Не чересчур ли украсил он его в душе, не забыл ли какова ее улыбка, какие у нее веселые глубокие глаза длинные ресницы? Все четыре года лишений и страданий стояло ее лицо у него перед глазами, лишь она помогла ему выжить. Но сейчас… Сейчас он не мог вызвать пред мысленным взором милый образ и это пугало выпускника острова Брагги.

— О, я еще вспомнил случай!

Трэггану просто наслаждался пустой и веселой трепотней с Мейчоном, где не надо было контролировать каждое слово и думать, чтобы случайно не обидеть собеседника. Он даже не всегда отвечал на приветствия встречающихся по пути знакомых — мол, занят серьезным разговором с серьезным человеком.

— Но мы уже пришли, будь все проклято. Скоро откроются аддаканы. Мейчон, надеюсь, ты примешь приглашение остановится на празднества в моем доме?

В голосе Трэггану была такая искренняя просьба, что Мейчон сразу изменил свое первоначальное намерение.

— Да, — серьезно сказал он. — Я благодарен тебе за приглашение и с удовольствием воспользуюсь. Я даже не думал, что снова встречу тебя, Трэггану. И ты все тот же. Только вот бороды уже нет, — пошутил Мейчон.

— У тебя тоже, — несколько обиженно ответил Трэггану.

— Да, у меня тоже нет бороды. Но я изменился внутри.

— Изменился или нет, но мне с тобой здорово. У меня в погребах достаточно того вина… О, пир же сегодня, — поморщился Трэггану. — Но у меня наверху есть кабинет, где нас никто не потревожит и после мы посидим вдвоем. Я расскажу тебе, как мы вывернулись из такого положения, что… Да, Мейчон, вон наш главный аддакан. Видишь того пожилого мужчину у ворот? Вон, рядом с ним элл в белых одеждах…

— Это воин? — спросил Мейчон. — Или тоже политик?

Трэггану не понравилось слово «тоже» в устах друга, но он решил не обращать на него внимания.

— Это посол Итсевда в Реухале… — сказал он.

— А…

— …элл Наррэгу.

— Тот самый Наррэгу? — не сдержал Мейчон восклицания. — Много слышал, много. Легендарная личность.

— Пойдем, я вас познакомлю, — с гордостью предложил Трэггану.

Они подошли к послу. Старец, заметив Трэггану, улыбнулся ему. Не как владельцу Итсевдского квартала, а как человеку, который ему симпатичен.

Собеседник посла — элл Галну, хорошо знакомый Трэггану — вежливо поклонился.

Элл Наррэгу так же улыбнулся и Мейчону — как воин воину. Разумеется, он заметил пластину вживленную в левую руку незнакомца, но не подал виду.

— Элл Наррэгу, элл Галну, позвольте вам представить моего друга детства Мейчона. Мы вместе учились в монастыре. Он служил у короля велинойского, затем у одного элла в Марлане.

Трэггану не стал подчеркивать, что Мейчон выпускник Брагги. Воин это и так видит. А эллу Галну, возможно, придется долго объяснять и все равно он не поймет.

— Вы прибыли участвовать в состязаниях Димоэта? — спросил элл Наррэгу.

— Да, — ответил Мейчон.

— Вы выступаете независимо, или будете защищать цвета какого-либо королевства?

Мейчон и Трэггану удивились. Ни тому ни другому подобный вопрос не приходил в голову. Хотя Трэггану должен был подумать об этом сразу, как услышал о желании выпускника Брагги принять участие в состязаниях.

— Я еще не решил, но, скорее всего, независимо, — дипломатично ответил Мейчон.

— Желаю, чтобы Димоэт послал вам удачу, — вежливо ответил бывший военачальник. Казалось, Мейчон потерял для него интерес. До магического звука с храма Димоэта, оповещающего, что можно открывать аддаканы оставалось совсем чуть-чуть. — Вы готовы к ритуалу, элл Трэггану?

— Да.

По давней традиции элл Итсевд-ди-Реухала должен был проколоть мечом пленку аддакана, открывая проход в родную страну.

Людей на площади становилось все больше и больше, почти все аддаканы обступали плотным кругом встречающие и просто любопытствующие. На огромный шар Димоэта сейчас никто не обращал внимания, и если окружающие его площадки были полны, то только с наружной, обращенной к аддаканам стороны.

— Трэггану, я подожду тебя там, наверху, — сказал Мейчон, указывая на площадку.

Друг кивнул в знак согласия:

— Только возвращайся. Я буду здесь.

* * *

Делать Мейчону сейчас было нечего. Прием заявок на состязания, которые начнутся завтра, начнется лишь через несколько часов, он это уже выяснил перед визитом к эллу Итсевд-ди-Реухала. Идти к аддакану, из которого могут прийти элл Кмелл с Сейс… Нет, этого нельзя делать! Он подойдет к эллу Кмеллу только тогда, когда победит в состязаниях Димоэта. Не только в общих, но и в состязаниях эллов. И получит посвящение. И станет равным эллу Кмеллу и тот сможет выдать за него дочь. Сейс…

Мейчон поднялся по лестнице, ведущей на смотровую площадку Шара Димоэта, плечом пробивая дорогу. С внутренней стороны площадки никого не было, и он подошел к перилам. Задумчиво взглянул на Шар Димоэта. Прошел вдоль перил до изображения Махребо. Там сейчас ночь. Спит ли Сейс в своем замке или стоит сейчас при свете факелов, в ожидании когда откроют аддакан и реухалский свет пронзит мрак ночи?

Сердце, которое всегда должно биться ровно, стучит непристойно в груди и не дает сосредоточиться. На чем? О чем ему еще думать, если об этом дне он мечтал четыре года, если только ради этого и выжил там, где от непомерных нагрузок умирали многие более сильные, чем он.

Краем сознания Мейчон слышал густой, продолжительный звук, огласивший весь Реухал. Слышал приветственные крики в честь высокопоставленных особ, первыми входящими в аддаканы. Слышал и не слышал — он боролся с самим собой.

Не в силах выносить искушение, Мейчон, наконец, спустился по лестнице и пошел к аддакану Итсевда, где стоял Трэггану. Пошел, чтобы как-то отвлечься от своих мыслей о любимой и единственной, ради которой он готов пройти через любые сражения и испытания, но разлуку с которой уже нет мочи терпеть, тем более, что он знает — она сейчас где-то здесь, совсем рядом.

Трэггану приветствовал очередного знатного элла, перешагнувшего порог аддакана. В воротах с той стороны мрак ночи разгоняли пылающие факелы стоящих вдоль дороги шеренги солдат. В этот день проход через аддакан в каждом королевстве строго регламентирован и каждый вступает на освещенную дорогу точно в свое время.

— Ты долго еще? — подобравшись к другу тихо спросил Мейчон.

— Наверное, — быстро ответил Трэггану. — Можешь постоять рядом, окажешь мне услугу.

— Я не из Итсевда.

— Разве тебя кто спрашивает? Теперь ты — с Брагги. Извини, сейчас я должен приветствовать идущих, хотя даже имени их не помню. А ведь, проклятые пустоши, всю ночь изучал!

Мейчон подождал, пока Трэггану приветствовал очередных гостей и спросил:

— Тебе не надоело?

— Не то слово. Но это еще пустяки. Сам король явился. Сегодня у меня будет трудный вечер. Но у меня есть те, с кем я могу отдохнуть. Млейн. А теперь — ты. И это дает мне силы.

Заметив, что с той стороны аддакана приближается новый вельможа с многочисленной свитой, Мейчон спросил:

— Как пройти к аддакану Марлана?

— Откуда ж мне знать?! — воскликнул Трэггану, ничуть не удивившись неожиданному вопросу и лишь досадуя на собственное неведение. — Впрочем, подожди, — он подозвал к себе мальчишку, стоявшему возле жреца с подносом для подношений Храму Аддаканов и протянул ему монетку: — Проводишь моего друга к аддакану Марлана. Знаешь где?

Тот кивнул.

— Возвращайся потом сюда, Мейчон, — попросил Трэггану. — Если ж меня уже не будет, то дорогу ко мне, надеюсь, запомнил. Хотя нет, я буду ждать тебя здесь, договорились?

— Конечно, — улыбнулся Мейчон, — мы обязательно еще увидимся. Желаю не скучать.

Трэггану глубоко вдохнул воздух. И вновь шагнул к аддакану навстречу очередному благородному эллу Итсевда.

Мейчон положил руку на плечо мальчишки в одеждах послушника Храма Аддаканов.

— Что ж, мой проводник, веди, — грустно усмехнувшись, попросил Мейчон. — Пока я не передумал.

Вокруг сновали горожане с открытыми радостными лицами и плутоватые типы, которые то ли ищут жертву, чтобы ловко опустошить карманы, то ли от природы такими уродились; важно шествовали охранники в цветах своего элла, защищая благородного вельможу от толкотни простолюдинов; орали продавцы мороженого и зазывали раскинувшие свои лотки с обратных сторон аддаканов торговцы пивом и дурманящими фруктами; элираны, призванные поддерживать порядок, зорко осматривали вверенные территории, держа наготове копья с тупыми наконечниками, которыми хорошо успокаивать буянов; жрецы Храма Аддаканов громко призывали пожертвовать на ремонт зданий, хотя все аддаканы к праздникам были вычищены и блестели словно новые.

У Шара Димоэта под смотровой площадкой, расположились вещатели и гадатели, а рядом с ней, как раз посреди между лестницами наверх, располагались тумбы, с которых каждый мог с чем угодно обратиться к жителям Города Городов. Та, что находилась напротив аддакана Итсевда, сейчас была пуста. Пока еще не до воззваний. Вот чуть схлынут гости, разойдутся после часов томительного ожидания по гостиницам, устроятся подуставшие зеваки в многочисленных пивных и тавернах, окружавших площадь, тогда для самых настойчивых искателей новостей и будут вещать различные ораторы, брызгая слюной и махая руками в призывах к чему-либо такому, к чему и призывать нет необходимости.

Мейчон даже не подозревал, что Площадь Аддаканов столь огромна. Он и был-то здесь несколько раз в жизни и всегда его кто-то вел к нужному аддакану. Сейчас же он устал от толпы и от постоянного гула в ушах. Он уже подумывал сказать юному проводнику, чтобы поворачивал назад.

Мейчон боялся встречи с Сейс. Ждал и боялся. Всей душой стремился к ней и… Лучше все ж было бы придти к эллу Кмеллу победителем. И не просто победителем в состязания Димоэта, а пройти тур благородных эллов и самому быть посвященным в эллы, чтобы отсекли маги главного октаэдра его мизинцы (то есть, один оставшийся). И был бы он равен по положению отцу возлюбленной. И с его способностями, он создаст школу и обзаведется землями за один, в крайнем случае два срока Димоэта…

Но сейчас увидеть строгое насупленное выражение лица элла Кмелла…

Мейчон боялся. Да, он прошел испытание острова Брагги, но этого мало… Он не боялся ничего и никого, но отца любимой, который не угрожал ему мечом — боялся. И встретить его до того, как станет равным… Нет, только не сейчас. Вот добьется победы и…

— Малыш, веди меня обратно, — попросил Мейчон.

— Так мы уже пришли, элин! — удивился мальчишка. — Вон, следующий аддакан.

И тут Мейчон увидел элла Кмелла. Он стоял в черных одеждах неподалеку от аддакана вместе со старшим сыном, имя которого Мейчон забыл.

Взгляды военачальника со своим бывшим воином встретились. Мейчону не было пути назад. Но Сейс он нигде не увидел и не знал: радоваться этому, либо печалиться.

— Ты можешь подождать меня, чтобы отвести обратно? — обратился Мейчон к мальчишке.

— Конечно, — кивнул тот.

— Тогда не выпускай меня из виду, а то сам я тебя не найду.

Он стал пробираться сквозь снующую толпу к своему бывшему военачальнику. Элл Кмелл не сводил с него взгляда.

— Здравствуй, Мейчон, — сказал он, когда тот приблизился. — Я жду тебя.

— Меня?

— Да.

Элл Кмелл бросил быстрый взгляд на левую руку забывшего опустить рукав Мейчона.

Тому стало неудобно — вроде, как он хвастается перед отцом возлюбленной. Мейчон одним движением опустил рукав.

— Я слушаю вас, элл Кмелл, — сказал он, обратив внимание насколько изменился бывший командир за те четыре года, что он его не видел.

Элл Кмелл словно стал ниже ростом, как-то весь осунулся и вокруг печальных глаз сильно разрослась сеть морщинок. В груди Мейчона гнусно зашевелилось нехорошее предчувствие. Ведь Сейс рядом с отцом не было. Неужели все ее слова оказались ложью, неужели она вышла замуж за знатного элла?!

— Я виноват перед тобой, Мейчон, — сказал Кмелл.

Создавалось впечатление, что он с трудом сдерживает слезы. Мрачный сын вельможи, молчаливо стоя позади, поддерживал отца под локоть.

— Что случилось, благородный элл Кмелл? — изо всех сил стараясь не выдать волнения, спросил Мейчон. — Где Сейс? Она не хочет видеть меня?

— Сейс больше нет, Мейчон, — глухо выговорил сын элла Кмелла. — Она умерла год назад.

Сейс больше нет! Она умерла!

Солнце в небе померкло. Гул толпы смолк. Жизнь потеряла смысл. Воздух пропал и дышать стало нечем.

Мейчон непроизвольным движением освободил грудь от стягивающего ворота рубахи.

— Как… Как это произошло? — спросил он.

Разве это имеет какое-либо значение? Сейс нет и жизнь кончена.

— Когда ты ушел в ту ночь из замка, Мейчон, — сквозь ватную тишину донесся голос элла Кмелла, — Сейс спросила меня куда ты пропал. Я не хотел говорить, но она сказала, что покончит с собой. Она боялась, что я убил тебя, своего лучшего воина, — невесело усмехнулся Кмелл. — Она отказывалась от еды, заперлась в комнате и никого не пускала. Тогда я рассказал ей, что ты отправился на остров Брагги, чтобы победить в состязаниях Димоэта и жениться на ней. Она поверила мне, но что-то изменилось в ней…

Элл Кмелл замолчал, ему было тяжко вспоминать. Продолжил его сын:

— Веселая прежде Сейс стала тихой и печальной и смотрела все время в окно своей комнаты, хотя, кроме лесной стены, что там увидишь? И она молилась Димоэту. За тебя, Мейчон. Все время — взгляд в окно, а губы шепчут твое имя.

Мейчон молчал. У него не было слов. Великий Димоэт, какие нужны слова, когда жизнь кончилась?

— А потом она вбила себе в голову, что должна отправиться на Брагги, быть с тобой рядом, когда тебе тяжело, — снова стал говорить элл Кмелл. — Это было невозможно, ты сам знаешь, Мейчон. И она слегла. Говорила, что ты умер, что тебя больше нет и жить ей незачем.

— Мы все были рядом с ней, старались исполнить каждое ее желание, — снова встрял сын Кмелла. — Но никаких желаний у нее не было.

Элл Кмелл жестом показал сыну, что дальше говорить будет сам.

— Маг-эскулап, вызванный из столицы, ничего не смог сделать. «Все во власти Димоэта», — сказал он и уехал, посоветовав ей больше времени проводить на воздухе и поплотнее есть. Но она едва прикасалась к еде — словно таяла каждый день и умерла, шепча твое имя. Так захотел Димоэт. Мы ничего не могли сделать. Мейчон, пойми меня правильно, я тогда не мог поступить иначе. И я не ошибся в тебе, Мейчон. Ты здесь и завтра выйдешь на ристалище. В память о Сейс. И ты победишь, Мейчон, я знаю, я верю в тебя. Я предлагаю тебе руку своей младшей дочери Перейн. Она так же хороша, как была Сейс, она подросла за это время и…

— Благодарю вас, элл Кмелл, — сказал Мейчон и Кмелл замолчал.

Мейчон поискал глазами мальчика-проводника и махнул рукой, призывая к себе.

— Ты будешь участвовать в состязаниях? — спросил сын элла Кмелла. — Если ты согласишься сражаться в цветах Марлана, то кроме положенного вознаграждения за победу, наш король пожалует тебе земли, двадцать лучших лошадей из собственных конюшен и…

— Я не буду сражаться в цветах Марлана, — жестко сказал Мейчон. — Благодарю вас элл Кмелл за все, что вы для меня сделали. В ближайшее время я отдам вам четыреста рехуалов.

— Если ты согласишься выступить за Марлан, долг будет погашен сразу же…

Мейчон развернулся и быстро пошагал прочь.

— Мейчон, — услышал он в спину. — Мейчон! Если передумаешь, я всегда рад тебя видеть, Мейчон!

Мальчишка-проводник едва успевал за ним.

— Эй, элин, нам в ту сторону.

Мейчон покорно повернул за проводником. Ему было все равно куда идти. Он умер. Перед глазами стояло лицо Сейс. Последние дни он не мог вызвать ее образ пред мысленным взором, а сейчас видел каждую черточку — светлые волосы, смеющиеся глаза, улыбающиеся губы… Она любила его, она не дала ему погибнуть во время тяжких испытаний тела и духа, она защищала его. И умерла. Год назад. Как раз, когда Мейчон чуть не погиб, чересчур уверовав в собственные силы. Она спасла его ценой собственной жизни!

И все, что он может теперь: это доказать, что она не зря верила в него. Он выйдет на ристалище. Он победит в Состязаниях Димоэта. Ради Сейс. И ради того, чтобы вернуть эллу Кмеллу четыреста рехуалов, заплаченных за обучение на Брагги. Его долг. Он всегда возвращает свои долги… Поэтому он не может позволить себе потерпеть поражение от кого бы то ни было. Ради Сейс. Ради ее светлой памяти…

Куда он идет? Куда его ведут, через людскую толпу, мимо аддаканов?

Какая разница куда теперь идти?

Ах да, его ждет Трэггану. Странны прихоти Димоэта — в один день вернул друга и отнял любовь…

Мейчон встряхнул головой и сжал рукоять бесценного меча, висящего на боку. Трэггану не должен ничего заметить. Мейчон не нуждается в чьей-либо жалости.

* * *

Элл Итсевд-ди-Реухала спокойно беседовал с элираном пятой грани.

Через врата мира проходили уже немногочисленные итсевдцы, после спячки аддаканов желающие прогуляться по Городу Городов. Все, кто ожидал почестей от встречающих, уже прошли.

— О, Мейчон, наконец-то! — воскликнул Трэггану. — Я уже заждался тебя. — Он повернулся к собеседнику: — Элиран Фуллэгу, это мой старый друг элин Мейчон, выпускник острова Брагги.

Страж порядка приветствовал Мейчона и тактично отошел в сторону, чтобы не мешать их беседе.

— Больше здесь нечего делать, — сказал Трэггану. — Пройдемся по площади? Или сходим в таверну? Я знаю приличную неподалеку. Выпьем по кружке пива. Устал я.

— Да, — согласился Мейчон. — выпьем.

— Мейчон, что-нибудь случилось?

— С чего ты взял? — деланно удивился выпускник Брагги, злясь на себя. Или старая ниточка дружбы, что возродилась между ними, на неосознанном потоке дала понять Трэггану, что все в Мейчоне кипит и скорбит? — У меня все в порядке, Трэггану. Просто я не люблю большую толпу, вот и все.

— У тебя есть дела сегодня? Может, не в таверну, а сразу ко мне? Посидим до пира в моем кабинете? Хотя нет, там нас все время будут беспокоить…

— Мне надо сходить к Арене Димоэта и заплатить за участие в состязаниях, — ответил Мейчон на вопрос. — Это надо сделать до темноты. Успею.

— Что ж… — начал было Трэггану, но тут к нему подошел быстрым шагом взволнованный элл Галну.

— Элл Трэггану! Элл Трэггану! — начал он. — Там, у Шара Димоэта монах… Ну, из зеленого братства, может, видели?

— Видел, — спокойно сказал Трэггану. — И что этот монах сделал?

— Он… Он говорит такие гадости… Он специально нарывается, хочет, чтобы его вызвали на Ристалище Чести. И, главное, элл Наррэгу вне себя, он собирается принять вызов. Он послал за элираном, чтобы тот назначил время поединка.

— Но ведь этот же монах — калека! — удивился Трэггану. — У него нет правой руки, я видел. И он с костылем… Как же…

— Если элл Наррэгу бросит вызов… Он же посол короля Итсевда, он вынужден будет просить отставку, чтобы выйти на Ристалище Чести. Может, монах этого и добивается! Может он станет прилюдно просить прощения, а может вообще скроется, как не было, а назад должность посла уже не возьмешь. Успокойте нашего посла, пока не поздно.

— Хорошо, элл Галну, идемте, — кивнул Трэггану и повернулся к одному из своих охранников: — Позови элирана Фуллэгу, вон он, с нами. Мейчон, пошли со мной.

Охранники Трэггану расчистили путь. На возвышении для ораторов бесновался маленький однорукий человечек с костылем под левой рукой. Был он в странной одежде, сшитой из навязанных крупных узлов зеленой ткани. Во многих местах нитки лопнули и дыры обнажали грязное тело. Лицо было обезображено гримасой ненависти.

— Ты что-нибудь слышал о зеленом братстве? — спросил Трэггану у Мейчона.

— Что? — переспросил тот. Он думал о потерянной навсегда Сейс.

— Тебе известно что такое зеленое братство? — повторил Трэггану.

— Какие-нибудь разбойники? — предположил Мейчон.

— Нет, что ты. А, ладно, потом расскажу.

Трибуну от толпы отделяла цепь охранников посла и бок о бок с ними — элла Галну и элла Канеррану. Отец Млейн за этим живым ограждением стоял рядом с Наррэгу и с удовольствием взирал на происходящее. Наррэгу же едва сдерживал себя — губа прикушена, пальцы яростно сжимают рукоять готового выскочить из ножен меча.

— Трэггану, а ты что здесь делаешь, сынок? — удивленно спросил элл Канеррану, заметив зятя. — Я думал, что ты давно дома, готовишься к приему его величества.

— Я уже собирался идти, но услышал крики и решил разобраться, что происходит.

— Да ничего особенного, — усмехнулся тесть, — очередному юродивому захотелось стать предводителем толпы. Но в его словах есть смысл.

— Как вы можете так говорить, элл Канеррану? — возмущенно сказал элл Наррэгу. — Он…

— Успокойтесь, пожалуйста, — чуть ли не умоляющим голосом попросил элл Галну.

Трэггану удивился, как этот рыхлый и безвольный с виду элл, младше Трэггану, но выглядевший на срок Димоэта старше, умудрился бросить кому-то вызов на Ристалище Чести — даже если догадывался, что поединок не состоится. По виду элла Галну нельзя было предположить, что он вообще может противостоять кому-то, тем более — с оружием в руках.

— Они позорят нашу страну и великого Димоэта! — кричал монах, опершись на костыль и согнутым от болезни пальцем указывая в сторону Наррэгу. — Они лгут милостивому Димоэту посредством продажных жрецов. Это по их настоянию были свергнуты боги, желавшие ставить аддаканы на островах!

— Я не могу позволить ему так говорить, — твердо произнес Наррэгу, делая шаг вперед. — Я просто обязан…

— Успокойтесь, элл Наррэгу, — удержал его и Трэггану. — Не забывайте, что вы посол Итсевда и говорите от имени короля. Вам нельзя бросать вызов.

— Сынок, не вмешивайся, — по-прежнему улыбаясь, приказал элл Канеррану. — Или ты сам хочешь повоевать? Так — пожалуйста, смерть дураков любит. Отправлялся бы домой, сынок.

— Да! — продолжал истошным голосом кричать монах, перекрывая гул толпы. — Острова Итсавгану могут быть присоединены к Махребо, присоединены к Итсевду! Достаточно построить насыпь из Кремана до первого острова! Наши братья сами соединят все острова мостами! Это будет часть Махребо! Острова и так часть Махребо, да! Но из-за каких-то подлых, своекорыстных людишек великий Димоэт позволяет гнить без своего покровительства и без нормального человеческого общения с материками жителям островов! И все только потому, что это кому-то выгодно. А кому, я вас спрашиваю? Да тем же эллам Кремана, например.

— Это прямой вызов мне, элл Канеррану, — усмехнулся Трэггану. — Как владельцу реухалского квартала, так и как сыну элла Реухал-ди-Кремана.

— Отправляйся, домой, дурак! Научись смотреть дальше своего подбородка! — неожиданно выйдя из себя, закричал отец Млейн. — Марш домой, я приказываю тебе!

Недальновидным человеком показал себя как раз Канеррану, поскольку прямо противоположного результата нельзя было бы добиться с большим успехом, сказав что-либо другое.

Трэггану непроизвольно сжал кулаки.

— Монах так и лезет на скандал, — чуть не простонал элл Галну. — Элиран, ему надо запретить произносить подобные речи! — обратился он к элирану пятой грани Фуллэгу.

— Каждый имеет право говорить здесь все, что пожелает, — сухо ответил страж порядка, которому самому не нравились речи монаха.

— Всем надо идти к Димоэту и открыть ему глаза на правду! — кричал калека. — Это говорю вам, благородные и справедливые жители Реухала и Итсевда, я, Иераггу, монах зеленого братства! И кто смеет сказать, что я не прав, пусть плюнет мне в лицо! Я вызываю на Ристалище Чести любого, кто скажет, что я не прав! Ну, есть несогласные? Если нет, тогда прямо сейчас мы можем отправляться к Храму Димоэта и готовить воззвание, после которого у Димоэта откроются глаза, он сотрет с лица Аддакая жрецов и эллов, подло обманывающих и предающих его! Все они — трусы и предатели! Нет ни одного, кто может мне возразить!

— Я отвечаю на вызов, — чуть не оттолкнув элла Канеррану и элла Галну, сделал шаг вперед Трэггану. — Я готов доказать на Ристалище Чести, что твои слова гнусная ложь, измышленная лишь для скандала.

— И кто осмелился усомниться в моих словах? — гневно-истерично закричал монах.

Казалось, толпа замерла в ожидании событий, ради которых, собственно, и собралась здесь.

— Я — Трэггану, владельный элл Итсевд-ди-Реухала, сын владельного элла Реухал-ди Кремана утверждаю что ты — лжец и оскорбил меня и моих предков. Элиран Фуллэгу, вы слышите меня?

— Да, элл Трэггану.

— Назначьте время поединка.

— Через три часа, — громко стал исполнять свои обязанности элиран пятой грани, — на Ристалище Чести состоится поединок Трэггану, элла Итсевд-ди-Реухала и монаха зеленого братства Иераггу. Стороны устраивают условия? Будут какие-либо объяснения сейчас?

— Да, — сказал Трэггану. — Я принял вызов, но я не желаю и не могу сражаться с калекой. По законам Ристалища Чести он должен выставить замену. И я, по тем же законам, хочу знать, кто заменит его, прямо сейчас. В противном случае, поединок будет отменен, а вызвавший меня и не способный держать меч, высечен на Ристалище Чести. Все знают законы Ристалища Чести. Я прав, элиран Фуллэгу?

— Да, элл Трэггану, вы совершенно правы, — элиран повернулся в сторону человека за трибуной: — Монах Иераггу, вы бросили вызов, но неспособны взять меч. Или вы назначите своего представителя, или действительно вы сейчас будете взяты под стражу и в час поединка прилюдно высечены.

— Да! — закричал монах. — Я калека! Но я прав! И я не сомневаюсь, что найдутся честные люди на этой земле, что докажут мою правоту! Кто поможет мне, братья? Кто защитит мою честь и мое слово?

— Мы! — раздался громовой голос откуда-то от аддаканов.

Все разом повернулись.

Толпа раздалась перед двумя рыжеволосыми гигантами угрожающего вида, обвешанных оружием. Один из них был с переломанным носом и выбитым глазом, что придавало ему особо свирепый вид. У каждого на боку болталась солидная палица из тех, что изготовляют мастера южного Малкира, за спиной висели большие овальные щиты и двуручные мечи, на руках были латные руковицы, на головах — шлемы с поднятыми сейчас забралами. Трэггану сразу понял по их виду, что у каждого за плечами не одно сражение.

— Мы готовы защитить твою честь и твое слово, монах! — пророкотал один из них. — Калек нельзя обижать, они говорят от имени мертвых богов! Кто противник?!

Трэггану понял, что все действо было заранее придумано монахом. Или братством их зеленым, хотя в одежде воинов ничто не говорило о принадлежности к братству. Но это была ловушка, попытка устроить шумиху и привлечь внимание к планам захвата богатых мирных островов как можно больше реухалцев и даже, если получится, богов и Димоэта.

— Что, сынок, добился своего? — повернулся к Трэггану элл Канеррану, в голосе его послышалось чуть ли не злорадство. — Я предупреждал: доиграешься. Теперь готовь завещание. Слава Димоэту, что у моей дочери хоть есть сын, твой наследник. О нем ты подумал?

— Я не простой гражданин Итсевда, — возразил Трэггану, — я — владельный элл, я не мог стерпеть оскорбление чести.

— Оскорбление! Обида! — язвительно воскликнул тесть. — Обиды что мозоли — быстро возникают, да медленно лечатся. Знал бы ты, сопляк, сколько раз мне в жизни было нанесено оскорблений и каждый раз я терпел. И где они теперь, мои обидчики? Все до единого в сырой земле. А нетерпеливым придется платить кровью.

— Лучше платить кровью, чем покрывать позором трусости свой род, — зло произнес Трэггану.

Элл Кмелл лишь усмехнулся в ответ и повернулся спиной к зятю. Сделал жест своим охранникам, чтобы следовали за ним и пошагал прочь.

— Кто твой противник, монах? — спросил второй воин не менее громовым голосом.

— Я! — шагнул в их сторону Трэггану. — Я ответил на вызов и готов сразиться с вами обоими, как того требует закон Ристалища Чести.

— И я, Мейчон из Велинойса! — вдруг встал рядом с ним Мейчон. — Я тоже отвечаю на вызов монаха.

Сегодняшний день отнял у Мейчона любовь. Но жизнь не кончилась — остался друг. И на жизнь этого друга покушаются какие-то негодяи. Он не мог остаться в стороне.

— Вы принимаете вызов? — спросил элиран Фуллэгу подошедших воинов. — В таком случае, назовите ваши имена.

— Дейкку из Малкира, — рявкнул один.

— Пройггу из Малкира, — сообщил другой.

— Итак, — подняв руку призывая к вниманию, начал элиран, — от имени короля Реухала объявляю, что сегодня, через три часа, когда день на Шаре Димоэта коснется Дакрея, на Ристалище чести состоится поединок элла Итсевд-ди-Реухала и элина Мейчона из Велинойса против монаха Иераггу, которого будут представлять элины Дейкку и Пройггу из Малкира. Предупреждаю от имени короля Реухала, что неявившийся на бой объявляется преступником и в случае поимки в Реухале будет подвергнут смертной казни без суда. Противникам все ясно?

— Да, — сказал Трэггану.

— Да, — рявкнул один из малкирцев.

— Тогда вы встретитесь на Ристалище Чести через три часа. Правило боя лишь одно — если противник признал свою неправоту необходимо немедленно опустить оружие. Следить за этим на Ристалище Чести буду я, элиран пятой грани Фуллэгу, и мои помощники. — Он взмахнул своим копьем, показывая, что разговор закончен.

— Я продолжаю! — вновь заорал монах, так и стоявший на трибуне. — Слушайте меня, жители Города Городов и все аддакайцы!

— Нет! — повернулся к нему Фуллэгу. — Пока не будет доказана правота ваших слов на Ристалище Чести, вы не имеете права говорить. Освободите трибуну!

— Моя правота будет доказана! — сопротивлялся монах.

К нему подошли два элирана младшего чина, давно наблюдавшие за сценой, привлеченные шумом и готовые в любой момент придти на помощь старшему товарищу. Монах гордо вскинул голову и пошел прочь от трибуны, тяжело опираясь на костыль.

Народ начал расходится.

— Благодарю вас, Трэггану, — сказал элл Наррэгу. — Вы вели себя достойно. Желаю вам победы на Ристалище Чести. И вам, элин Мейчон.

— Элл Наррэгу, — спокойно улыбнулся прославленному военачальнику выпускник Брагги, — если вы не возражаете, то завтра я выйду на Арену Димоэта в цветах Итсевда.

Наррэгу внимательно посмотрел на спокойное лицо воина.

— Благодарю, — с легким поклоном произнес он. — Я распоряжусь, чтобы за вас внесли взнос и записали от имени Итсевда, элин Мейчон.

— Нет, — жестко ответил тот. — Я этого не просил. Я не нуждаюсь в помощи, я предложил вам выступить за ваше королевство бескорыстно.

— В таком случае, благодарю и за это, — с достоинством сказал элл Наррэгу, умевший ценить как мужество, так и независимость. — Мы еще увидимся до завтра.

Элл Галну перевел взгляд с малкирцев на Мейчона, потом на Трэггану.

— А я-то собирался придти к вам вечером на пир, — со вздохом сказал он.

— А он и не отменяется, элл Галну, — улыбнулся Трэггану. — Я жду вас в назначенный час.

— Именно в этот час состоится ваш поединок.

— О, великие пустоши! — поморщился Трэггану. — Что ж, я оповещу всех о переносе ужина на час. Ничего страшного: поединок на Ристалище Чести причина уважительная.

— Безусловно, — кивнул элл Галну, еще раз посмотрел на малкирцев и вздохнул: — Желаю вам и вашему другу удачи, элл Трэггану. Я приду на Ристалище Чести.

Толпа разошлась. Трэггану и Мейчон остались одни, стражники ждали господина чуть поодаль.

— Зачем ты вызвался, Мейчон? — спросил Трэггану.

— Размяться перед Состязаниями, — усмехнулся тот. — Чтоб кровь не застаивалась.

— В любом случае, я признателен тебе. Сейчас мне необходимо вернуться во дворец. Ты со мной?

— Ты что, действительно завещание собрался писать?

— Нет, просто на время поединка назначен пир в моем дворце, хорошо элл Галну напомнил. Теперь мне необходимо разослать гонцов, чтобы предупредить гостей о переносе праздничного ужина на час. Да и не буду же я в этих одеждах с побрякушками защищать свою жизнь?

— Да, тут ты прав, — согласился Мейчон. — А мне надо записаться на завтрашние бои. Я приду к Ристалищу Чести в назначенный срок.

— Я распоряжусь принести тебе щит и шлем.

— Шлем без надобности, а вот щит, полегче и покрепче, не повредит, — кивнул Мейчон.

— Дорогу сам найдешь или дать охранника, чтобы ты не заблудился?

— Не заблужусь, — улыбнулся Мейчон. — До встречи на Ристалище Чести.

 

Глава 3

Тушенос третьего мясного ряда Дойграйн сидел за струганым дубовым столом в таверне с громким названием «Возвращенная сказка», что близ Торговой площади, и задумчиво смотрел на полную кружку пива перед собой. То ли он отдыхал после трудного дня открытия аддаканов, то ли дожидался кого-то, то ли просто хотел подумать в уединении от всех в пустом в этот час зале.

На самом деле он оказался в чрезвычайно неприятной ситуации и не знал, что делать.

Прогуливаясь, если можно назвать толкотню на Площади Аддаканов прогулкой, он наступил на что-то твердое. Площадь Аддаканов перед празднествами была буквально вылизана и булыжник исключался. Сделав вид, что оправляет одежду, Дойграйн быстро нагнулся. Под ногой оказался туго набитый красный кошелек с чьим-то гербом, по которому можно определить хозяина. Ремешок кошелька явно был срезан. Не успев осознать происходящее Дойграйн сунул кошелек в карман, по привычке собираясь отдать старшему охраны. Но он был не на Торговой площади, а на Площади Аддаканов, за порядок на которой отвечали королевские элираны.

Поскольку все интересное на площади уже закончилось, а находка жгла карман, Дойграйн поспешил покинуть людное место. И тут же почувствовал на себе чей-то взгляд — он не мог определить чей. И сразу понял, что угодил в ловушку. Может, элираны площади таком образом ловят жадных обывателей, желая показать, что не проедают королевский хлеб попусту. Может, хитрый вор срезавший кошелек догадался о слежке и бросил добычу, чтобы не попасть в силок. Вряд ли ловушка была приготовлена именно для Дойграйна (кто он такой? — невелика птица), но попал-то в нее именно он! И, учитывая отношения между охраной Торговой площади и элиранами, ему непоздоровится.

Выйдя с площади, Дойграйн зашел в переполненную таверну и поспешил к комнатам с отхожими горшками. Задвинув щеколду, он изучил находку. И застонал, прижавшись затылком к стене. Там был двадцать один золотой рехуал — столько он не сможет заработать за всю свою жизнь. Даже ставки на Ристалище Чести, в которых он считался большим знатоком, не могут принести столько. И в кошельке оставалось еще с восемь больших серебряных монет с профилем какого-то государя и надписями на неизвестном Дойграйну языке.

Бросить такие деньги Дойграйн просто не мог. Бросить кошелек без денег — тем более. Если отделаться от пустого кошеля, его все равно найдут, но тогда не останется шансов сказать, что Дойграйн нес находку своему начальству, как и подобает в таких случаях. Одна восьмая от находки — сколько же будет законное вознаграждение? Если, конечно, он его получит, если его не обвинят в краже, а тогда…

Даже думать не хочется о том, что будет тогда — кому он нужен без руки, которую отсекут опытные палачи? Останется лишь в Реухал-реке утопиться…

Дойграйн покинул таверну. Он не ошибся — за ним следили. Тогда он поспешил, выбирая не самые широкие и людные улицы, к Торговой площади, родному месту, где его не дадут в обиду. Он проклинал себя в те мгновения, что плохо знает город. Торговую площадь — да, каждый закуток. А в лабиринтах улиц Реухала вполне мог заблудится. Силушкой Димоэт не обидел — не зря огромную тушу спокойно на плечах носит, но отбиться против вооруженных элиранов он не сможет точно, да и чревато это, элираны обид не прощают.

В какой-то момент Дойграйну показалось, что он оторвался от преследователя. Но того, видно, сменил другой — мужчина в пропыленных одеждах и с мечом на боку. Так обычно и одеваются элираны, когда выполняют секретные задания. Впрочем, Дойграйн не знал, как они одеваются в подобных случаях — он не воин, не ходил в разведку на территорию врага, он даже не охранник на Торговой площади, он — тушенос в мясном ряду, зарабатывающий полтора рехуала в год.

Он был уже почти у самой Торговой площади, когда заметил впереди патруль из шести элиранов — наверняка ловили его. И тогда, словно загнанный со всех сторон зверь, он юркнул в полутемную таверну, оказавшуюся на его пути.

Зал был пуст — все у Площади Аддаканов, а не у Торговой, какая сейчас торговля? Вот завтра этот зал будет полон. Проклиная свою злосчастную судьбу, Дойграйн заказал у скучающего за стойкой виночерпа кружку пива и уселся за стол на шестерых у стены. С двух сторон стол был огражден перегородками — словно в отдельной комнате, только нет стены, отгороживающей от зала. Таких комнат в таверне было пять или шесть и Дойграйн уселся в дальней, чтобы видеть вход.

Он оказался прав — через минуту-две в зал вошел тот самый человек в пыльных одеждах, осмотрелся в полумраке и прошел к соседнему от Дойграйна столу. Уселся за перегородкой — Дойграйн не мог его видеть, но и проскочить незаметно к выходу тоже не мог.

Что делать? Дойграйн не знал. В голове крутились неуместные мысли о том, как распорядится несметным богатством, что сейчас лежит в кармане. Но его надо унести, а как? Руки бы не лишиться, не до несметных богатств…

Человек за стеной подозвал к себе стоящего за стойкой виночерпа. Наверное, хочет послать какого-нибудь мальчишку из таверны за подмогой.

Интересно, в этой таверне есть черный выход? Должен быть, как без него. Но сумеет ли Дойграйн прорваться? До чего же обидно — Торговая площадь в двух шагах отсюда, там он в полной безопасности. Но как добраться до родных стен?

Дойграйн посмотрел — между стеной и столом было расстояние. При его комплекции он с некоторым трудом, к тому же стараясь создавать как можно меньше шума, протиснулся на противоположную скамью и прижался к стенке. Он слышал каждый звук за тонкой перегородкой.

— Что элин желает? — услышал он голос подошедшего виночерпа.

— Позови ко мне хозяина, старого Кангия.

Так, сразу хозяина. Да еще называет по имени. Неужели Дойграйна угораздило забежать в таверну, где хозяин сотрудничает с элиранами? Тогда точно не выбраться, придется приготовиться к позору и распроститься с правой рукой. А за что спрашивается? Но разве этим камнелобым элиранам можно что-то доказать? Они любого честного человека рады выставить перед палачом, лишь бы показать, что недремно берегут порядок и спокойствие горожан.

— Элин, Кангия умер, — ответил виночерп. — Сейчас хозяином Чейр-Темноокий.

Какое-то время незнакомец молчал, обдумывая услышанное. Наконец он решился:

— Хорошо, позови его. Скажи — по важному делу.

— Как ему назвать ваше имя, элин?

— Я сам скажу.

— Как знаете, элин. Я так и передам.

Дойграйн тоскливо посмотрел в спину виночерпа, юркнувшего в подсобные помещения за хозяином. Да, у этого незнакомца, следящего за Дойграйном, меч — быть убитым при попытке скрыться еще хуже, чем потерять руку. Дойграйн хотел выть от безысходности. Он протянул руку к тому месту, где сидел раньше, схватил кружку с пивом и, словно махнув рукой — что будет то и будет, — приложился к пенному горьковатому напитку, не слишком крепкому, чтобы забыть о неприятностях, но достаточному, чтобы поддержать стремительно тающие душевные силы.

Через какое-то время томительного ожидания из внутренних помещений вышли четверо. У Дойграйна отлегло от сердца — судя по внешнему виду появившихся мужчин, элиранов здесь явно не любили. Ходивший за хозяином виночерп вернулся на свое место за прилавком.

Кто из четырех был Чейром-Темнооким ясно с первого взгляда — маленький черноволосый толстяк с масляными глазами. Его окружали трое высоченных здоровяков с такими зверскими физиономиями, что появись любой из них на Торговой площади все охранники ряда на всякий случай будут подняты по тревоге. Трое телохранителей хозяина с отсутствующим видом следовали за ним, что-то жуя на ходу.

— Ты хотел меня видеть? — спросил толстяк у незнакомца.

Дойграйн напрягся в ожидании ответа.

— Если ты хозяин этого заведения, то я.

— Говори.

— Отошли своих громил, разговор серьезный.

— Или ты будешь говорить при них, или убирайся отсюда. У меня мало времени.

— Хорошо, садись. Со стоящим говорить как-то неудобно.

По звуку Дойграйн догадался что толстяк проворчал нечто непристойное под нос, но все же сел. Двое телохранителей тоже сели, один остался стоять, упершись громадными кулаками в стол. Осторожно выглянув, Дойграйн увидел волосатые руки и нож в чехле на огромном бедре. Он быстро убрал голову.

— Я вообще-то хотел предложить дело старому Кангия, — раздался голос незнакомца, — но, собственно, это не имеет значения. Мы договоримся.

— Кто ты?

— Мое имя тебе ничего не скажет. Пока, во всяком случае. Но и скрывать его мне нечего. Я — Мейчон из Велинойса.

— И что ты хочешь, Мейчон из Велинойса?

Дойграйн от радости чуть не захлебнулся пивом. Этот незнакомец — не элиран! Он шел не за ним! Чего только с испугу не померещится!

— Я хочу пятнадцать рехуалов взаймы, — спокойно произнес Мейчон.

— Пятнадцать золотых?! — удивленно воскликнул Чейр-Темноокий. — Откуда ж у меня такие сумасшедшие деньги? И даже если бы они у меня были, с какой радости я стал бы давать их первому, пришедшему в мое заведение?

— Потому что ты в любом случае в проигрыше не останешься. Мне нужны деньги, чтобы заплатить за участие в Состязания Димоэта. Я получу приз за победу и отдам тебе двадцать пять рехуалов. Десять золотых — недурно за два дня, как считаешь? Все твое заведение, наверное, стоит во много раз меньше.

— А гарантии? — задумчиво сложив руки на животе, спросил хозяин таверны.

— Мое слово.

— Этого мало. К тому же, откуда у меня может быть уверенность, что тебя не убьют в первом же бою? Тогда плакали мои кровных пятнадцать золотых. Ты хоть представляешь, что означает эта сумма?

— Представляю. На случай, если меня убьют в первом же бою, я напишу тебе завещание. Только на мою смерть даже не рассчитывай, это просто, чтобы ты спокойно спал.

— Завещание? — расхохотался Чейр. — И что ты мне завещаешь? Свои потные портянки?

— Смотри.

Дойграйн услышал, как Мейчон вытащил меч из ножен и положил на стол.

Мейчон, Мейчон… Что-то знакомое в этом имени. Что? Ах да, еще до того как он нашел этот проклятый кошелек, Дойграйн слышал, как элиран-глашатай кричал о поединке на Ристалище Чести элла Итсевд-ди-Реухала и Мейчона из Велинойса с представителями монаха зеленого братства. Он еще подумал, что надо пораньше явится к Ристалищу и посмотреть на противников, чтобы решить на кого поставить несколько отложенных для этого монет.

— Ого! — раздался непроизвольный восклик хозяина таверны. — Это же… меч Дорогваза?

Дойграйн не поверил собственным ушам. У какого-то бродяги такое сокровище? Этого просто не может быть!

— Вот на него я и напишу тебе завещание, — усмехнулся Мейчон.

— Дай рассмотреть как следует. Вдруг ты бряцаешь подделкой?

— Если понимаешь, то смотри, — спокойно согласился Мейчон.

Несколько минут висела тяжелая пауза во время которой хозяин рассматривал меч.

— Так, — наконец тихо произнес хозяин «Возвращенной сказки», — уматывай отсюда, Мейчон из Велинойса или как тебя там. Мы бесплатно не кормим.

Дойграйн услышал как Чейр-Темноокий грузно встает из-за стола, а потом увидел как он с мечом в руках идет к стойке. Телохранители остались за столом с Мейчоном. Дойграйн почувствовал, что запахло дракой и пожалел, что сейчас находится в этой таверне. Он был не из трусливых, но терпеть не мог людей с оружием в руках.

— Эй, — услышал он спокойный голос Мейчона, — Чейр-Темноокий, тебе не кажется, что ты забыл отдать мне мою вещицу?

— Какую еще вещицу?! — подал голос один из телохранителей. — Сказано тебе — убирайся, бесплатно не кормим. Или жизнь надоела?

Трое громил ухмыляясь достали ножи.

— Вы совершаете ошибку, — заметил Мейчон. — Просто так без меча я не уйду.

Дойграйн торопливо допил пиво, за которое честно заплатил. Знали бы негостеприимные хозяева «Возвращенной сказки», в которую он угодил по злой усмешке судьбы, что лежит в кармане простого тушеноса с Торговой площади!

Он медленно встал и, стараясь не привлекать к себе внимания, хотел направиться к выходу из таверны.

— Сиди где сидишь, толстомордый, — вдруг приказал ему охранник Чейра-Темноокого, тот, что стоял у стола Мейчона. — Сиди и ни во что не суйся, если тебе жизнь дорога. А ты, велинойсец, вставай и пошел вон отсюда! И без резких дви…

Договорить он не успел.

На двух его товарищей повалился тяжелый стол, и они рухнули спинами на перегородку, которая не выдержала их тяжести и хрустнула, словно была сделана не из досок, а из осенних листьев.

Мейчон мгновенно вскочил на ноги и локтем ударил стоящего в грудь, перехватил его руку с ножом и завладел широким лезвием, вполне годным для разделки туш — Дойграйн понимал в этом толк, даром что ли в мясных рядах всю жизнь. Еще один удар, на этот раз левой рукой под подбородок и у телохранителя хозяина «Возвращенной сказки» не выдержали ноги, он кулем повалился на пол. Двое его товарищей с угрозами и проклятиями выбирались из-под опрокинутого стола.

Мейчон, не обращая на них внимания, направился к хозяину таверны, который с ужасом взирал как в какое-то неуловимое мгновение трое его людей оказались на полу. В последний момент он опомнился и выставил вперед обнаженный клинок, который забрал у Мейчона.

— Еще шаг и ты покойник! — тонким от страха и волнения голосом закричал он.

Мейчон не остановил движения. Чейр-Темноокий от ужаса выполнил угрозу — острый металл метнулся прямо в грудь Мейчону.

Дойграйн, которому надо было бежать отсюда со всех ног, завороженно наблюдал, как клинок пронзил воздух в том месте, где только что был Мейчон. В следующее мгновение совершенно невероятным образом хозяин таверны оказался прижатым к стойке, голова запрокинута на прилавок, а к его горлу был приставлен нож. В правой руке Мейчон держал меч Дорогваза, который не хотел марать об эту мразь.

Первый же из подоспевших охранников получил удар ногой в пах, причем со стороны казалось, что нож у горла Чейра даже не шелохнулся.

Второй, тот, у которого Мейчон отобрал нож, тяжело поднялся на ноги и с каким-то звериным рыком двумя руками вскинул вверх скамью, собираясь обрушить ее на голову наглецу, даже если при этом пострадает хозяин. Похоже, все трое были ошарашены и взбешены не столько действиями Мейчона, сколько тем, что он вообще осмелился оказать сопротивление.

Телохранитель со скамьей в руках на одно лишь мгновение повернулся спиной к Дойграйну, о существовании которого в пылу драки напрочь забыл. Дойграйн решился — сейчас или никогда. Схватив пустую тяжелую кружку из-под пива, он со всей силы тушеноса мясного ряда донышком врезал по затылку бандита из таверны.

Мейчон бросил удивленный взгляд на неожиданного помощника.

— Спасибо, конечно, — улыбнулся он огромному, но добродушному и несколько глуповатому на вид Дойграйну. — Однако я и сам бы справился.

Бросив толстяка-хозяина на пол, сопроводив движение мощным ударом в солнечное сплетение, Мейчон с мечом в левой руке повернулся к третьему нападавшему. Исход был предрешен со всей очевидностью. Но телохранителю Чейра-Темноокого до этого было не допереть — он с ножом в руке яростно бросился на обидчика. Мейчон даже не стал пускать в дело меч — он просто освободил дорогу, уверенным движением руки чуть изменив направление движения противника, и тот всей своей массой врезался в деревянный столб, который каким-то чудом устоял, не треснул. А вот негостеприимный работник таверны «Возвращенная сказка» не выдержал подобного диалога с крепким деревом, повалился на пол, обняв столб словно любимую женщину.

Телохранитель Чейра-Темноокого, который получил удар ногой первым, снова поднялся на ноги и не понял, как опять оказался на полу.

Все четверо лежали посреди пустого зала и стонали от ушибов. Человека за стойкой как ветром сдуло.

— Элин, — обратился к Мейчону Дойграйн, кивая на дверь, — этот виночерп может вернуться с подмогой.

— Пусть, — сказал Мейчон, подошел к Чейру и поднял его на ноги. — У меня здесь еще есть дела.

Хозяин негостеприимной таверны тупо смотрел на человека в невзрачных одеждах, уложивших трех бойцов, стоящих ему немалых денег.

Мейчон взмахнул мечом Дорогваза и легко перерубил столб, выдержавший встречу с огромным телохранителем. На лежавшего охранника посыпалась щепа, но он этого не заметил, поскольку пребывал по ту сторону сознания.

— Так что, ты выполнишь мою просьбу? — обратился он к хозяину таверны, который беззвучно молился великому Дорогвазу, понимая, впрочем, что если бог и услышит его молитву, то вряд ли захочет помочь.

— Как-кую просьбу? — пролепетал Чейр-Темноокий, догадываясь что помощи ждать неоткуда.

— Дать мне взаймы?

— Но… но у меня нет таких денег… Клянусь чем угодно! Во всем здании даже на один рехуал монет не соберется. Я лишь недавно выкупил у элиранов таверну.

— У элиранов? — нахмурился Мейчон.

— Конечно. Ведь старого Кангия арестовали за его делишки и казнили в прошлом году.

— А мне твой работник сказал, что он умер.

— Так он и умер, — пролепетал хозяин не отводя взгляда с меча Мейчона.

Он понимал, что лишь честные ответы могут избавить его от лишних неприятностей. Он проклинал собственную глупость и собственную переоценку трех жирных баранов, валявшихся сейчас на полу.

— Мне нужны деньги, — произнес Мейчон. — У меня нет времени и я не могу обращаться к ростовщикам, есть причины. Знаешь кого-нибудь, кто смог бы дать взаймы, не крича об этом на каждом углу?

— Нет, элин, клянусь, я…

— Элин, я могу вам помочь, — неожиданно для себя сказал Дойграйн.

Мейчон повернулся и внимательно посмотрел в его сторону.

— Я здесь оказался случайно, зашел пива выпить, — быстро принялся объяснять Дойграйн. — Но я знаю человека, который может вам помочь. Здесь совсем недалеко, на Торговой площади.

— Если это ловушка… — медленно сказал Мейчон.

— Что вы, элин, разве я себе враг?

— И ты действительно знаешь человека, который может дать мне пятнадцать рехуалов?

— Да, — кивнул Дойграйн.

Пока не окажется на Торговой площади, он никому не скажет, что этот человек — он сам. Впрочем, он и потом не скажет. Сейчас для него главное — быстрее оказаться в родных стенах вместе с нежданным подарком судьбы, что тяжелит карман штанов. И он догадывался, что с Мейчоном это сделает без проблем, даже если за ним действительно следят элираны с Площади Аддаканов. Главное — чтобы Мейчон поверил, что Дойграйн сможет ему помочь. А он сможет! Тем более, что такое знакомство сулит возможность… О, он поставит на Мейчона, он видел его в деле… Но прочь несвоевременные мысли. На всякий случай он спросил:

— На тех же условиях, что вы предлагали хозяину таверны, элин Мейчон?

— Ты подслушивал?

— Я не специально, клянусь! — поторопился заверить Дойграйн. — Просто сквозь эту стенку все было слышно.

Мейчон размышлял недолго.

— Хорошо, — кивнул он, — пошли. Надеюсь, — повернулся он к Чейру-Темноокому, — это послужит вам уроком.

— Ты, говнюк несчастный! — догнал Мейчона почти у самых дверей крик того, что получил в пах, остальные могли только стонать. — Встретимся мы с тобой еще на темной дорожке, можешь считать себя обитателем царства мертвых!

Мейчон развернулся и посмотрел на нож, который так и держал в своей руке.

— Нельзя брать чужое, — сказал он Дойграйну. — Надо вернуть.

Мейчон со спокойной улыбкой подошел к продолжающему ругаться охраннику. Присел перед ним на корточки.

— Лыбишься, гад! — прохрипел тот, не в силах пошевелиться. — Но ничего, пробьет мой час и скорее рано, чем поздно. Гуляй, пока жив, смейся!

Мейчон, не переставая улыбаться, взял правой рукой голову поверженного противника за волосы и одним движением перерезал ему горло. Бросил нож рядом, выпрямился и, не оборачиваясь, пошел к оторопевшему Дойграйну.

— Зачем вы его? — только и сумел спросить тот.

— Никогда не оставляй за спиной того, кто тебе угрожает, — заметил Мейчон. — Ненавижу убивать.

Дойграйн промолчал. Он вышел на улицу и огляделся. Никого подозрительного не заметил.

* * *

Они быстро добрались до Торговой площади.

Дойграйн попросил Мейчона подождать у второго мясного ряда и бросился к себе домой. Оказавшись в своей комнате, он крепко задвинул щеколду и достал кошелек.

Димоэт милостив к нему! После пережитого отдавать кошелек охране Торговой площади просто глупо. Тем более, что утерян-то кошель совсем не здесь. И не воспользоваться создавшимся положением глупо втройне — Димоэт его не поймет.

Один золотой Дойграйн спрятал на груди — чтобы незаметно бросить в чашу пожертвований для Храма Димоэта, пятнадцать положил в карман, чтобы отдать Мейчону. Посмотрел на серебряные монеты и решил пока их спрятать вместе с оставшимися пятью золотыми. Вот привалило-то! Как их потратить он уж как-нибудь решит, но тушеносом он работал вчера последний день — это уж точно.

Мейчон в ожидании Дойграйна сидел на корточках у пустого по случаю отсутствия товара прилавка. Заметив, что Дойграйн один, Мейчон вопросительно поднял брови.

— А где твой человек?

— Он не захотел…

Мейчон встал на ноги

— Нет, вы не правильно меня поняли, элин, — поспешил объяснить Дойграйн. — Он не захотел с вами встречаться, но деньги он дал. Под мое честное слово. И потребовал, чтобы вы написали завещание, как обещали, на мое имя.

— Что ж, мне все равно на чье.

— Пройдемте в конторку, я тут всех знаю, сейчас она пустая. Там я спокойно передам деньги.

Они прошли по лесенке наверх, к кладовкам.

— Вот — пересчитайте. Вот бумага и перо. Меня зовут Дойграйн Ер-Оро. Только дайте мне взглянуть на меч. Никогда не видел меча Дорогваза.

Мейчон усмехнулся, вытащил меч и положил на маленький столик у окна.

Дойграйн даже не посмел прикоснуться к клинку с легендарным клеймом. Но и больших восторгов меч не вызвал. Потому что Дойграйн не воин, увы. Он боится оружия.

Мейчон взял лист бумаги и быстро нацарапал, что, в случае его смерти, все, находящееся при нем и меч в частности, переходит в полную собственность Дойграйна Ер-Оро за оказанные личные услуги. Поставил подпись и протянул лист.

— Держи, Дойграйн. Не знаю, где ты взял деньги, но ты не прогадаешь.

— Элин Мейчон, а можно задавать вам вопрос? — вдруг осмелел Дойграйн.

— Попробуй.

— Не вы ли тот Мейчон, кто сегодня вместе с каким-то эллом дерется против представителей монаха зеленого братства?

— Я, — кивнул Мейчон. — А почему ты спросил?

— Я хотел поставить несколько серебряных рухуанов на победителя и собирался прийти пораньше, чтобы оценить соперников. Теперь я знаю на кого ставить.

— Что ж, спасибо, — поблагодарил Мейчон, убирая деньги в карман. — До встречи. Да, кстати, можешь ставить на победителя Состязаний Димоэта. Насколько я знаю, если сделать это перед началом боев на никому неизвестного бойца, то можно, в случае его победы, недурно заработать. Я прав?

— Да, элин Мейчон.

— В таком случае — не теряйся. Я выиграю Состязания. До встречи.

Мейчон с невозмутимым видом покинул Торговую площадь и направился к центру Города Городов, чтобы обойдя Площадь Аддаканов, оказаться у огромного здания Арены Димоэта.

Он завернул в маленький проулочек, огляделся и достал туго набитый кошель, который утром показывал Трэггану. Развязал его и высыпал на землю мелкие камушки — теперь ему есть чем платить.

* * *

Едва Мейчон подошел к зданию Ристалища Чести, его окликнули:

— Элин Мейчон!

Он повернулся и посмотрел на звавшего его человека.

— Я из свиты элла Трэггану, мы сопровождали вас на Площадь Аддаканов, — быстро пояснил стражник. — Элл Трэггану послал встретить вас. Вы меня не узнали?

— Узнал.

— Тогда пойдемте за мной, элл Трэггану уже ждет в приготовленной для вас комнате.

Он провел Мейчона через черный ход, мимо охраны, в здание Ристалища Чести. Они поднялись по высокой винтовой лестнице и стражник кивнул на проем в конце коридора.

Комната, где ждал Трэггану, представляла из себя довольно просторное помещение, отделанное изнутри белым камнем с широкими просторными окнами, выходящими на юг. Посреди находилась длинная и широкая скамья из такого же белого камня, на которую сейчас сложили вещи Трэггану; другой мебели в комнате не было.

Трэггану стоял у окна, положив пальцы на рукоять меча. Он смотрел куда-то поверх крыш Города Городов, лицо его было бледно и сосредоточено. Это не понравилось Мейчону.

— Привет, я пришел, — веселым тоном воскликнул он.

После известия о смерти любимой ему было не до веселья и этот тон дался с некоторым трудом. Но он не желал говорить о своей потери ни с кем, даже с Трэггану. Тем более, перед поединком.

— Нам долго еще ждать?

— Не знаю, Мейчон, — сказал Трэггану, не отводя взгляда от своего никуда. — Перед нами бьются элин Кнеар из Вырега и элл Тиус Реухалский. Это может затянуться надолго.

— Наш бой надолго не затянется, — все тем же деланно-веселым тоном ответил Мейчон, пытаясь растормошить друга.

Трэггану резко отвернулся от окна.

— Прости, Мейчон, что я втянул тебя в этот бой.

— Ты ме-ня не втя-ги-вал, — чуть ли не по слогам сказал Мейчон. — И тебе не за что просить прощения. Мне самому захотелось размяться. К тому же, ненавижу таких типов, как этот монах. Я не очень-то хорошо знаю законы Реухала… Скажи, Трэггану, если мы уложим этих образин, то сможем навешать пощечин этому, как его… Иераггу?

— Сомневаюсь… — вздохнул Трэггану. — Наверное, за ним стоят серьезные силы, раз он так самоуверен. А если я ошибаюсь, то его очень быстро отшлепают без нас. Да так, что он язык проглотит. Ты готов к бою?

— Что-то ты мне не нравишься, Трэггану. Ты что, боишься?

— Я никогда не боялся так, чтобы свернуть с пути, — отвернувшись от старого друга снова к окну, произнес элл Итсевд-ди-Реухала. — Но недооценивать врага — наполовину проиграть сражение. У меня есть сын за которого я должен отвечать. И отец, который не может встать с постели. Я не имею права погибнуть.

— А кто тебя заставляет? Слушай, ты не догадался захватить флягу того вина, что угощал меня утром?

— Вон там, на скамье. Шуггу, — повернулся Трэггану к охраннику, — достань. Мейчон, я принес несколько щитов, подбери себе подходящий. Да, кстати, ты есть не хочешь?

— Спасибо, нет. Зашел пива выпить в одну таверну, и то противное оказалось, — усмехнулся Трэггану, вспомнив встречу, оказанную ему в «Возвращенной сказке». — Да и зачем портить аппетит перед праздничным обедом, ты же меня пригласил? Или я тебя неправильно понял?

— Конечно пригласил. Но…

— Я там одежду послал в твой дворец, ее не потеряют?

— Какую одежду? — не понял Трэггану.

— Я зашел в несколько лавок и приобрел парадные одежды. Ты, конечно, ничего не сказал бы, но хорош же я буду, если без уважения отнесусь к хозяину, у которого на пиру в гостях сам король Итсевда.

— Спасибо, Мейчон, — только и сказал Трэггану.

Его охватило необъяснимое чувство благодарности к другу, ведь сам он немного стеснялся его скромных одежд. Не в предстоящем бою, конечно, а перед людьми, с которыми вынужден будет общаться на званом обеде…

— Давно хотел посмотреть на вашего короля. Впрочем, — усмехнулся Мейчон, — я ни разу не видел короля родного Велинойса и ничего, не умер.

— Увидишь завтра на Состязаниях, он тоже здесь, — ответил Трэггану.

Он подумал, но не стал говорить вслух: «Если проживем сегодняшний день».

Старый друг понял его мысли.

— Давай выпьем за победу, — сказал Мейчон, беря чарку, протянутую охранником.

Пить перед поединком он совершенно не хотел.

В это мгновение на пороге появился младший жрец.

— Элл Трэггану и элин Мейчон, вы готовы выйти на Ристалище Чести? — спросил он.

— Готовы, — чересчур поспешно ответил Трэггану.

Мейчон утвердительно кивнул.

— Тогда пройдемте со мной.

— Мейчон, ты так и не посмотрел щиты, — с укоризной заметил Трэггану. — Нельзя быть столь беспечным.

Мейчон лукаво подмигнул другу, взяв со скамьи первый попавшийся щит. Он хотел подбодрить Трэггану, но запоздало понял, что добился если не прямо противоположного результата, то не того, которого хотел.

* * *

Вслед за младшим жрецом Трэггану и Мейчон прошли по длинному узкому коридору, отделанному все тем же белым камнем, по замыслу строителей, наверное, символизирующим незапятнанную честь.

— Пожалуйста, — обратился к ним жрец Ристалища Чести, — достаньте мечи. Трибуны переполнены зрителями, они не довольны предыдущим боем — противники стукнулись щитами и оба признали себя неправыми. Красивый поступок, но люди ждут другого, сами понимаете. А пожертвования на Храм, что платят при входе, немалые. И ваш поединок сегодня последний, больше уже точно не будет. Даже странно для Дня Пробуждения Аддаканов.

Мейчон усмехнулся, но просьбу выполнил. Трэггану тоже обнажил меч.

— Мейчон, — шепнул он на ухо, — я тебе так и не успел показать свой клинок с клеймом Шажара. Вот он.

Выпускник острова Брагги кинул быстрый внимательный взгляд на клинок и удовлетворенно кивнул:

— Очень достойно.

Эти слова почему-то более, чем все остальные попытки Мейчона, подбодрили Трэггану. Он смело шагнул на ристалище. Он не боялся, нет. Но куда ушли те благодатные времена, когда за его спиной была только собственная жизнь и он лез на рожон, ничего не страшась! Прав тысячу раз элл Канеррану — он теперь должен думать о других, не только о себе. Поэтому он сейчас не то, что не позволит себя убить, но даже не пропустит ни единого удара, чтобы вечером быть перед дорогими гостями в лучшей форме. На его стороне правда, а значит — Димоэт.

Трэггану смело шагнул из коридора на солнечный свет, под взгляды тысячи зрителей.

Зрители встретили их шумом и хлопаньем рук по коленям, но большей частью послышались вздохи разочарования. По фигурам и росту Трэггану и Мейчон уступали огромным малкирцам.

Сражающимся отводилось пять минут на разминку. На самом деле, это время предназначалось для зрителей — чтобы определились со своими симпатиями и при желании поставили кровно заработанные деньги на кого-либо из противников.

Мейчон усмехнулся. Разглядеть кого-либо на многочисленных трибунах он не мог, но знал, что Дойграйн здесь и сейчас делает ставки на него. А может и испугался, пожалел свои рехуаны, глядя на рослых и свирепых с виду малкирцев.

— Твоя жена здесь, Трэггану? — почему-то спросил Мейчон.

— Нет, — сухо ответил тот. — Я ей ничего не сказал.

Скорее всего, Млейн знает о поединке — наверняка тесть постарался сообщить. Незачем ей быть здесь, она и так в сердце Трэггану. Незачем ей переживать за его жизнь, глядя на великанов-малкирцев. Сожалеет ли он о том, что принял вызов? Нет, конечно. Тогда почему он волнуется? Ведь не волновался, например, перед битвой у речки Миргу? Тогда он был не женат, тогда он не был владельным эллом, тогда у него не было сына. Но он остался тем же Трэггану, рука не ослабла и правда, как всегда, на его стороне. И Димоэт ему поможет — все во власти его. Хотя говорят, что на Ристалище Чести Димоэт смотрит лишь как зритель…

Ристалище Чести представляло собой правильный восьмиугольник, где от стены до стены было восемьжды восемь шагов. Трибуны поднимались чуть ли не до небес, рядов в них тоже было по восемьжды восемь. Со стороны белое здание Ристалища Чести представлялось величественным и огромным, а изнутри площадка для поединков казалось с верхних рядов маленькой и тесной, в отличие от огромной Арены Димоэта, где поле с любого места выглядело просторным. Вымощенное ровными серыми восьмиугольными плитами, ристалище имело четыре красные и четыре зеленые плиты в центре; на них становились противники перед боем. Расстояние между каждой такой плитами было ровно по восемь шагов.

Зрители шумели, обсуждая предстоящий поединок. С ристалища казалось, что ни одного свободного места не было.

Дейкку и Пройггу из Малкира уже стояли на красных плитах, дожидаясь соперников. Одноглазый Дейкку приседал, разминаясь. Пройггу довольно ловко крутил во все стороны палицей, стремясь привлечь симпатии зрителей и запугать врага. В нескольких шагах перед ними стоял монах Иераггу, опираясь уже не на костыль а на высокий узловатый посох, увитый зелеными лентами. Он молчал, но вся поза говорила об уверенности в своей правоте и ненависти к любым несогласным с ним.

Трэггану, глядя на фанатика-монаха, вдруг обрел веру в собственные силы, на душе стало совершенно спокойно, как бывало давно, в юности, перед решающими сражениями. Он повернулся к Мейчону и спросил:

— Да, Мейчон, забыл спросить. Ты подал заявку на участие в Состязаниях Димоэта?

— Пока нет.

— Почему? — вдруг насторожился Трэггану. — Ты не уверен в исходе поединка?

Мейчон расхохотался.

— Я-то уверен. Но вот в Храме Димоэта — нет, там тоже о нашем поединке сообщили глашатаи. Я говорю — берите взнос, чтобы мне еще раз не возвращаться. А если я погибну, так деньги вообще вам достанутся. Нет, не взяли. Придется снова идти.

— Там все в строгости, — согласился Трэггану. — Все записи жрецы проверяют, но больше они Димоэта боятся — его же Храм и Арена, как-никак. Смотри, Мейчон, скольку народу, соскучились без зрелищ. Ты уж, пожалуйста, не убивай своего противника сразу, — пошутил он. — Дай зрителям потешиться.

— Как скажешь, — не понял шутки Мейчон, — мне все равно.

Старший жрец Ристалища Чести, выдержав положенное время, поднял вверх жезл, дождался пока зрители утихнут и громко прокричал:

— От имени короля Реухала объявляю о начале Поединка Чести между монахом Иераггу из Итсевда и эллом Итсевд-ди-Реухала Трэггану вместе с элином Мейчоном. Причина поединка: монах зеленого братства Иераггу призывает жителей Реухала и Итсевда идти с просьбами к Димоэту о присоединении островов Итсавгану к континенту Махребо. Он обвинил эллов Кремана и Итсевда в своекорыстии и обмане и предложил любому несогласному Поединок Чести. Элл Итсевд-ди-Реухала принял вызов, его поддержал элин Мейчон из Велинойса.

Жрец выдержал паузу и продолжил:

— Поскольку монах Иераггу не может защитить себя мечом, его представляют элины Дейкку и Пройггу из Малкира. Королевский элиран пятой грани Фуллэгу будет следить за правилами поединка, ему помогут королевские элираны первой грани Зирн и Лиейкр. Правила Поединка Чести таковы: Первое. Противники могут сражаться любым выбранным оружием, кроме того, в котором используется какая бы то ни было магия. Если обнаружится использование оружия или каких-либо других предметов с магией, виновный в этом предстанет перед палачом Ристалища Чести. Второе. Противники сражаются по-очереди по команде элирана. Когда один из бойцов сигнализирует о признании поражения, следует немедленно прекратить бой. Поскольку сражаются двое на двое, это правило не означает, что напарник сдавшегося бойца тоже должен немедленно признать поражение, он имеет право провести свой поединок. Но в этом случае, победивший его товарища сражающийся, в случае победы противной стороны, также, строго по команде элирана, вступает в бой. Таким образом победитель будет выявлен. Сторонам правила ясны?

— Да, — крикнул один из малкирцев.

— Да, — кивнул Трэггану, стоя рядом с элираном Фуллэгу.

— И пусть погибнут усомнившиеся в моих словах! — истошно прокричал монах, указывая скрюченным пальцем на Трэггану.

— Пусть противники займут места и начинают бой, — провозгласил жрец, убирая ритуальный жест и собираясь покинуть ристалище. — Элиран Фуллэгу, распоряжайтесь.

Элиран повернулся к Трэггану и Мейчону:

— Вам предоставлено право выбрать кто именно с кем будет сражаться.

— С кем ты хочешь сражаться, Мейчон? — как и положено благородному эллу предоставил напарнику право выбора Трэггану.

Мейчон лишь фыркнул в знак того, что ему безразлично. Для него на самом деле оба малкирца были словно безликие куклы, вышедшие из рук одного мастера.

Трэггану без слов прошел до первого противника, одноглазого Дейкку, и встал напротив него на зеленую плиту. Трэггану счел это счастливым предзнаменованием: зеленый — цвет Махребо, один из цветов Итсевда. Красный — цвет крови, в гербах королевства отсутствует.

Мейчон занял место напротив второго малкирца. Он не стал рассекать мечом воздух, якобы разминаясь — воин всегда готов защитить свою честь и жизнь.

— Монах Иераггу, — обратился элиран к калеке, — покиньте ристалище, ваше место среди зрителей.

— Мое место здесь! — прокричал монах, явно работая на зрителей. Он знал, что каждое его слово запомнят и сотни раз перескажут. — Я несу в народ правду, я страдал за нее! И только слабости, полученные мной в этих страданиях, не позволяют мне с мечом в руках защитить свое слово! Димоэт услышит мои молитвы, он поймет, что я несу в мир благо. Мы пойдем к нему в Храм и…

— Хватит! — прекратил его излияния Фуллэгу, стараясь не выходить из себя. — Или вы уйдете сами, или вас сейчас выведут мои помощники.

Монах замолчал и тяжело опираясь на посох, прошел к лестнице на трибуны.

— Элл Трэггану и элин Мейчон, — провозгласил элиран, — выбирали себе соперников. Элины Дейкку и Пройггу имеют право выбрать, кто из них будет сражаться первым со своим противником.

Он отправился к бойцам на красных плитах. Те подошли к нему ближе, один из них стукнул кулаком в грудь. Элиран кивнул, вернулся на свое место и объявил:

— Первыми начнут поединок элин Пройггу и элин Мейчон.

Мейчон едва заметно улыбнулся. Так намного лучше — его бой вдохновит сомневающегося в собственных силах Трэггану. В крайнем случае, Трэггану может сдаться, а Мейчон займет его место и доведет поединок до общей победы.

— Элин Пройггу, вы готовы?

— Готов! — рявкнул малкирец, поднимая с земли тяжелый щит и занимая боевую стойку.

— Элин Мейчон, вы готовы?

— Да.

Элиран отошел на положенное расстояние и поднял вверх белый флажок. Его помощники разорвали воздух пронзительными звуками рожков. Зрители замерли в напряженном ожидании кровавой схватки.

— Начинайте! — Фуллэгу бросил на плиты флажок.

Трибуны взревели, поддерживая бойцов.

Малкирец отбросил щит и с боевым устрашающим кличем ринулся вперед. В левой руке он крутил тяжелую палицу на цепочке — старый прием, давно известный Трэггану, встречал он уже малкирцев в сражениях. И, между прочим, побеждал.

Мейчон не тронулся с места, по его фигуре нельзя было даже подумать, что каждый нерв, каждая мышца напряжены в предельной готовности — слабых противников не бывает, этот закон вбили в головы еще в боевом монастыре.

Не добежав двух шагов до Мейчона, малкирец остановился, яростно рыча угрозы и сверкая глазами; палица в его руке крутилась сплошным щитом. Меч был ладони на две длиннее меча Мейчона, но если бы знал малкирец с каким клинком сражается его враг!

Мейчон стоял спокойно, угрозы на него не действовали. Возможно, он их вообще не слышал.

Зрители ревели, призывая гиганта к решительным действиям.

Наконец малкирец пошел вперед — стремясь левой рукой обрушить удар палицы на незащищенную голову противника, правой от бедра он нанес удар мечом.

Мейчона этот маневр не застал врасплох — он сместился вправо, принимая удар палицы на высоко поднятый щит, меч просвистел рядом с его бедром. Щит хрустнул, но выдержал страшный удар.

Мейчон ответным выпадом удивил противника — меч с клеймом Дорогваза свистнул в направлении левой руки малкирца и, легко пройдя латную рукавицу, легендарный металл, несущий частицу души свергнутого бога, отрубил кисть врага. Палица просвистела по дикой траектории и шлепнулась на ристалище почти у ног наблюдавшего за поединком Трэггану.

На огромных трибунах повисла тишина — никто не понял, что произошло.

Гигант с удивлением посмотрел на хлещущий кровью обрубок левой руки — боли он еще не чувствовал. Он заорал в гневе, в глаза налилась злая краснота. Малкирец яростно взмахнул мечом.

Мейчон помнил просьбу Трэггану потянуть время для потехи публики, но не знал как это сделать — бой поглотил его целиком. Он парировал удар мечом, отбросил ставший ненадежным после соприкосновения с палицей щит и сам нанес удар. Для выпускника острова Брагги удар вышел не самым удачным (Мейчону пришлось преодолеть некое внутренне сопротивление) — малкирец сумел подставить меч и их клинки скрестились у гард.

Глаза противников оказались друг напротив друга и Мейчон увидел в них то, что и ожидал — злость, удивление и безумный ужас. Кончик меча малкирца был у самого лица Мейчона. И вдруг Мейчон резко отпрыгнул назад. Странный запах, на мгновение ударивший в ноздри, заставил вспомнить об осторожности.

Что за знакомый запах? Или показалось?

Зрители, ошарашенный поначалу, вновь призывали малкирца идти вперед.

Тот, решив, что удачный удар противника — случайность, вновь бросился вперед.

Мейчон отразил град беспорядочных безумных ударов противника, жадно ловя ноздрями воздух — показался ему странный, смутно знакомый, несущий смертельную угрозу запах, или нет?

Наконец противник подустал и замер в ожидании, когда Мейчон станет нападать.

Тот сделал ложный выпад, чтобы спровоцировать его на новую атаку. Мейчон помнил о просьбе Трэггану подольше тянуть поединок.

Но малкирец позволил себе столь неудачное движение, что Мейчону не оставалось ничего другого, как выбить оружие из рук противника — длинный меч элина Пройггу отлетел прочь на несколько шагов. Пока малкирец провожал клинок глазами, Мейчон молниеносно развернулся вокруг собственной оси и всю силу, всю концентрацию, вложил в удар ногой в грудь гиганта.

Тот рухнул под дикие вопли собравшихся на трибунах любителей кровавых зрелищ.

— Убей его! Убей! — неслось со всех сторон.

Элиран быстро приблизился к ним, чтобы не пропустить момента, если упавший и обезоруженный малкирец признает себя побежденным.

Мейчон перехватил меч правой рукой, встал на колено и перевернул противника на спину. По глазам рыжеволосого было видно, что он в обмороке.

Мейчон резко ударил его по щеке. Заметив, что осмысленность возвращается к противнику, он поднялся на ноги и направил меч с клеймом Дорогваза на горло врага.

— Раз, — сказал он.

Элиран молчал. Сигнала о признании поражения не было — все в пределах правил.

Малкирец все понял. Он помотал головой и с трудом прошептал:

— Сдаюсь!

Элиран сразу отодвинул Мейчона в сторону и поднял руку. Его помощник подобрал белый флажок и протянул победителю, чтобы тот воздел его над собой, оповещая зрителей о конце первого боя Поединка Чести.

Мейчон повернулся в сторону Трэггану и улыбнулся ему. Если обстоятельства будут складываться не в твою пользу, — хотелось крикнуть Мейчону, — не геройствуй и сдавайся, я завершу дело. Он не мог сказать это Трэггану, но надеялся, что тот и сам догадается.

Мейчон задумчиво сделал несколько шагов к мечу малкирца, чтобы осмотреть его и отвергнуть или подтвердить свои сомнения.

Но только что беспомощный гигант неожиданно вскочил на ноги, бросился со всех ног к выроненному мечу, схватил его и, прижимая к животу обрубок руки, под улюлюканье зрителей побежал к выходу с ристалища.

— Разве по правилам Поединка Чести оружие проигравшего не достается победителю? — повернулся Мейчон к элирану.

— Вы правы, элин Мейчон, — кивнул Фуллэгу, — но вас вызвал на Поединок Чести монах Иераггу, он и заплатит вам выкуп за оружие. Вы должны спрашивать у него.

Мейчон, вздохнул и направился к Трэггану.

— Элин Мейчон, вернитесь на свою плиту, — остановил его голос стража порядка и судьи этого поединка.

Мейчон отдал белый флажок победы помощнику элирана и встал на свою плиту.

— Элин Дейкку, вы готовы к бою? — обратился элиран пятой грани к оставшемуся малкирцу.

— Да, — прорычал одноглазый. — Пусть не думают, что так же легко справятся и со мной.

— Элл Трэггану, вы готовы?

— Готов, — совершенно спокойно произнес Трэггану, делая жест Мейчону, что все в порядке.

Элиран вернулся на свое место и вновь поднял вверх белый флажок. Его помощники снова протрубили в рожки, оповещая о начале второй схватки Поединка Чести.

— Начинайте! — бросил на плиты флажок Фуллэгу.

На этот раз трибуны молчали в ожидании: те, кто ставил на представителей монаха Иераггу еще не утратили надежды, хотя шансы их противников возросли вдвое.

Малкирец не ринулся вперед сломя голову, учтя печальный опыт предшественника. Он не бросил угрожающе щит. В любую минуту готовый к неожиданностям, он медленно приближался к Трэггану.

Тот тоже двинулся ему навстречу, внимательно следя за каждым движением врага. Несмотря на то, что малкирец был моложе Трэггану, может быть даже на целый срок между празднествами Димоэта, он был опытен и побывал во многих переделках, о чем свидетельствовали не только выбитый глаз и перебитый нос, но и поза бывалого бойца.

Противники обменялись первыми неопасными ударами, изучая друг друга. Трибуны снова взревели поддерживая бойцов. Малкирец медленно, но теснил Трэггану назад и чуть вбок, в сторону Мейчона.

Мейчон весь ушел в поединок, словно не Трэггану, а он сам стоял против одноглазого рыжеволосого гиганта. Дыхание его, не сбившееся во время собственного боя, участилась. И одна мысль занозой сидела в голове — что за странный и неуловимо-знакомый запах померещился ему на долю мгновения?

И вдруг он вспомнил; что-то ухнуло вниз в груди, ноги словно окаменели и язык прилип к небу. Хотелось крикнуть Трэггану, уберечь от опасности! Но его бы остановил элиран, а Трэггану все равно не услышал бы, весь уйдя в поединок, слившись с врагом, чтобы понять и победить его. А если бы и услышал встревоженный крик, то это отвлекло бы его, он мог бы пропустить удар. И Мейчон не был уверен в своем предположении до конца — слишком нелепо все это было, невероятно.

Яд Каурры! Редчайший яд, действующий ровно через пять дней после отравления — сразу, молниеносно. Здоровый был человек — и вдруг упал замертво. Противоядия этому смертельному снадобью учителя с острова Брагги не знали. И никто никогда не пропитывал им оружия — в бою важна победа. Не смерть противника когда-то там через пять дней, а именно сейчас. И не обязательно в бою добиваешься смерти врага, хотя зачастую сражаются и ради этого. Важна победа. Другое дело, что мечи и кинжалы частенько смачивают в ядах мгновенного действия. Их-то запахи Мейчон помнил наизусть, а вот яда Каурры… Почему он так легкомысленно отнесся к ядам? Почему думал, что это не оружие воина, что не столкнется с ним? Потому, что для себя считал неприемлемым их использование? Он думал тогда о Сейс и о победе ради нее на Состязаниях Димоэта. О людской подлости — нет, не думал. Зря.

Значит, это не просто поединок — это заранее продуманное, изощренное убийство. Вряд ли его, Мейчона, намечали в жертву — он никому не известен. А Трэггану? Мог ли этот монах или кто-то, кто стоит за ним предполагать, что Трэггану будет у аддаканов в тот час и откликнется на вызов, не выдержит оскорблений? Да, мог. Значит, это убийство именно Трэггану.

На Мейчоне не было ни единой царапины после прошедшего боя, он избежал опасности. Но Трэггану… Трэггану пока — тоже. И, проклятые пустоши, нет твердой уверенности, что это именно яд Каурры — слишком мимолетен был запах, слишком плохо он его помнил. Это не мог быть запах какого-либо другого яда — Мейчон был уверен. Ядом Каурры нельзя отравить, подмешав в еду или питье — резкий запах насторожит кого угодно.

Но этот ли запах почувствовал он от меча рыжеволосого? Это мог быть запах какого-нибудь бальзама или еще чего-либо подобного. Однако, поверженный малкирец так резво схватил свой меч… Впрочем, этому есть и другое объяснение — он дорожил своим оружием. Вдруг бы Мейчон забрал его себе, иди потом, доказывай, что платить за трофеи должен монах Иераггу…

Что делать? Остановить бой, обратившись к элирану? Нет уверенности, что это именно яд Каурры. Да, если бы и была. Жрец четко сказал: допустимо любое оружие, кроме с использованием магии. Яд — не магия. Подлость — да, но не противоречит правилам. Ох уж эти незыблемые правила!

Мейчону оставалось лишь стонать от отчаяния и надеяться на то, что Трэггану, не позволит малкирцу нанести ни малейшего ранения. А почему нет? Трэггану спокоен, отбивает удары уверенно и хладнокровно.

Каждый из противников старался не допустить промаха, выжидая оплошности другого. Одноглазый малкирец сражался более длинным мечом и был настойчивее и злее, поэтому, под одобрительные крики толпы, он постепенно теснил Трэггану.

Мейчон видел, чего добивается рыжеволосый, но не мог предупредить друга. Хуже нет — вот так стоять и смотреть, лучше сражаться самому.

Враг стремился приблизить Трэггану к месту, где в лужице крови валялась, сжимающая палицу, мертвая кисть первого малкирца. Мейчон злился, что служащие ристалища не убрали ее, хотя понимал, что бой один; любой из двоих сражающихся может при желании этим оружием воспользоваться.

Малкирец добился-таки своего. Когда лужица с кистью оказалась прямо за спиной Трэггану, рыжеволосый сделал совершенно неожиданный выпад и, выставив щит, яростно пошел вперед. Трэггану отступил и поскользнулся.

У малкирца был один-единственный шанс закончить поединок победой. И он постарался не упустить возможность, которой так терпеливо добивался. Меч одноглазого устремился в упавшего противника.

Трэггану сумел отбить удар щитом, но не сосем удачно — клинок малкирца, скользнув по щиту, распорол противнику куртку на предплечье.

У Мейчона стало темно перед глазами. Он зажмурился.

Смерть угрожала другу — не только гипотетическая от яда, который, очень даже возможно, ему померещился, — но мгновенная от меча малкирца, нависшего над упавшим врагом.

Выпускник острова Брагги подумал, что лучше всего будет, если Трэггану сейчас крикнет о признании поражения. Тогда против одноглазого выйдет он, Мейчон, и разговор будет коротким.

Протиснув ноги между ног противника, Трэггану резко повернулся, повалив одноглазого на плиты ристалища. Малкирец не ожидал подобного, рухнул с грохотом на собственный тяжелый щит.

Трэггану мгновенно вскочил на ноги. Но и одноглазый боец уже встал, меч он, как и Трэггану, из рук не выпустил.

И Трэггану вдруг увидел перед собой не обезображенное лицо в тяжелом шлеме, из под которого торчат рыжие волосы, а пьяное лицо одного из тех бандитов, что ворвались тогда в замок в Кремане.

И он нанес удар — яростный, смертельный. За погибших братьев.

Малкирец не ожидал такого напора, но успел подставить щит.

Еще один удар — за прикованного к постели отца.

Малкирец отступил.

Еще удар — за погибшего командира Холкма. (На мгновение лицо противника превратилось для Трэггану в лицо мага Игшпрода).

Еще удар, удар, удар — за всех, кто сражался плечом к плечу с Трэггану, и переселился в царство мертвых, за тех, кого нет больше.

Малкирец растерялся, он едва успевал отражать удары; пот начал застилать ему глаза.

Удар, удар, удар — по щиту, по клинку — куда придется.

Прокаленная кожа на тяжелом щите малкирца лопнула, клинок Шажара с легкостью перерубил стальную полосу, крепящую доски щита, полетели щепки.

В ушах стоял сплошной рев толпы, озверевшей от такого неожиданного напора — словно проснулся и извергает накопившуюся ярость бешеный вулкан.

Удар, удар, не важно куда, пред глазами багровый туман.

За братьев, за отца, за… за всех!

Удар!

— Сдаюсь! — вдруг закричал малкирец, который уже не успевал за стремительным полетом клинка, хотя пока и держал удары; он словно забыл, что меч в его собственной руке длиннее, чем у противника. Он вообще забыл о своем мече.

Удар — за Холкма, за погибших друзей, тех кого любил и за тех, кого почти не знал.

— Сдаю-ю-юсь!

Щит почти раскололся. Малкирец побежал бы прочь от взбесившегося Трэггану, но остатки разума или животный инстинкт говорили — повернись к врагу спиной и все, смерть неизбежна.

— Сдаюсь!

Его крик утонул в безумном реве с трибун.

Но элиран Фуллэгу расслышал крик малкирца еще в первый раз. Он и его помощники подскочили сзади к Трэггану, схватили за руки, за шею. Оттащили.

— Успокойтесь, элл Трэггану, — попытался урезонить элиран пятой грани, — вот держите белый флаг победы.

Мейчон тоже поспешил к другу.

— Трэггану, ты великолепно выглядел, — сказал он. — Не хотел бы я выйти против тебя с оружием.

Трэггану успокоился, багровая пелена упала, словно сорванная штора.

Он оглядел поле боя — малкирец понуро двигался к выходу.

Зрители на трибунах просто сходили с ума — одни с ликованием поздравляли победителей, те же, кто ставил на малкирцев, провожали одноглазого проклятиями и оскорблениями. Из кумира на час так легко превратиться на всю жизнь в мишень для насмешек!

На ристалище в сопровождении помощников снова появился старший жрец Ристалища Чести. Он высоко поднял жезл над головой и объявил:

— В Поединке Чести между монахом зеленого братства Иераггу из Итсевда против элла Итсевд-ди-Реухала Трэггану и элина Мейчона из Велинойса победу одержали элл Трэггану и элин Мейчон. Побежденный, поскольку его заменяли элины Пройггу и Дейкку из Малкира, обязан возместить победителям стоимость их вооружения, которое принадлежало бы им по закону. В случае, если он не передаст предложение о выкупе в течение трех дней победителям, он предстанет перед палачами Ристалища Чести. Побежденный отныне не имеет права высказываться публично в любом месте Реухала на темы из-за которых вызвал Элла Трэггану и элина Мейчона на Поединок Чести. Монах Иераггу оказался не правым. Если же он снова будет призывать к тому, против чего выступили победители, то элл Трэггану имеет право передать его в руки палачей Ристалища Чести для публичного наказания.

Он сделал паузу, чтобы до всех дошел смысл сказанного и закончил:

— На сегодня Поединки Чести завершены. Великий Димоэт все видел, хвала великому Димоэту!

— Великий Димоэт еще убедится, что я прав! — закричал с трибуны монах Иераггу. — Я докажу это всем, я открою глаза…

— Молчать! — в конце концов вышел из себя элиран Фуллэгу, в силу служебных обязанностей долго терпевший выходки монаха. — Еще одно слово, право на которое вы только что потеряли, и мои помощники высекут вас прямо сейчас, на глазах у всех собравшихся!

Те на трибунах, кто расслышал слова элирана, оживились — их явно устраивала подобная перспектива. Из ряда в ряд передавались его слова и те кто проиграл деньги, поставив на рослых малкирцев, возжелали отмщения.

Монах это понял и решил сейчас в спор не вступать, а побыстрее удалиться от позора.

* * *

В комнате для подготовки к Поединкам Чести на белой скамье был разложен парадный костюм Трэггану и стояли два таза с водой. Охранники улыбками приветствовали господина, двое держали в руках полотенца.

— Трэггану, дай я осмотрю твою рану, — попросил Мейчон.

— Да, пустяк, — отмахнулся тот, — царапина. Только вот крови натекло, весь рукав липкий.

Он сбросил куртку и стянул рубашку. Мейчон внимательно оглядел рану, которая действительно оказалась лишь царапиной. Он смотрел долго, жадно впитывая запахи, приблизил лицо почти вплотную — ничего.

Может, ему действительно померещился тот запах? Или оружие противника Трэггану было чистым, в отличие от противника Мейчона? Великий Димоэт, дай, чтоб так все и было!

— Да что ты, Мейчон? — воскликнул Трэггану. — У меня раны бывали куда как серьезней. Да ведь и у тебя тоже. Что с тобой сегодня?

— Ничего, — усмехнулся Мейчон. — Я просто смотрю: не черная ли у тебя кровь.

Трэггану рассмеялся. Ходили легенды, что у заколдованных от любых ран воинов кровь становится черного цвета.

— Успеваем на твой пир? — поинтересовался Мейчон.

— Да, ты даже успеешь сходить подать заявку на участие в завтрашних Состязаниях. Знаешь, сплошное удовольствие смотреть, как ты дерешься. Только мне казалось, что ты его вообще мог уложить с первого удара.

— Мог, — согласился Мейчон, — но ты ведь сам просил потянуть подольше поединок, чтобы зрители порадовались.

— Я!? — удивился Трэггану. — Да ведь я пошутил!

— В следующий раз предупреждай, когда шутить будешь, — усмехнулся Мейчон.

В комнату вошел человек в таких же грязно-зеленых одеждах из узлов, в каких был бесноватый монах.

— Иераггу из Итсевда спрашивает: согласитесь ли вы на выкуп в один золотой рехуал каждому? — спросил монах зеленого братства.

Мейчон бросил вопросительный взгляд на Трэггану. Тот утвердительно кивнул. Элл обязан согласиться на любой предложенный выкуп, но один рехуал был более чем щедрым отступным за оружие малкирцев.

— Да, мы согласны, — сказал Трэггану. — Монах Иераггу может прислать деньги для нас обоих в мой дворец в любое удобное для него время.

— Иераггу передает их вам прямо сейчас, — сказал посланник и, разжав кулак, протянул вперед руку. На ней лежали две золотые монеты.

Трэггану сделал знак, и один из стражников взял деньги.

Монах повернулся, даже не удостоив владельного элла положенным поклоном, и ушел.

Они вымылись, Трэггану переоделся, и в сопровождении охранников друзья вышли на улицу. У черного выхода Ристалища Чести дожидался элл Канеррану.

— Сынок! — воскликнул он. — От всей души поздравляю тебя! Ты показал сегодня себя настоящим эллом Итсевд-ди-Реухала.

Трэггану с трудом сдержался, чтобы не поморщиться.

— Спасибо за теплые слова, элл Канеррану.

— Позволишь, я провожу тебя, сынок? Мне хочется побеседовать с тобой на одну важную тему…

— Извините, элл Канеррану, — вежливо ответил Трэггану, — но мне необходимо сейчас сходить с Мейчоном на Арену Димоэта.

Мейчон удивленно посмотрел на друга — об этом даже не заходило речи. Но понял, что Трэггану просто не хочет возвращаться домой в обществе тестя и промолчал.

— Это еще зачем? — не удержался от вопроса тесть. — Или ты, окрыленный победой, решил поучаствовать и там? Вспомни, что первый этап Состязаний Димоэта не для владельного элла. Ты имеешь право выступить сразу во втором.

— Мейчон собирается выступать, — пояснил Трэггану. — Извините, у нас мало времени. Скоро начнется пир и я с радостью жду вас и ваших друзей. Его величество Сераггану будет у меня почетным гостем!

— Действительно! — несколько фальшиво ударил себя по лбу элл Канеррану. — Мне ведь тоже надо приготовиться к пиру. Эти одежды уже смялись… Ты выглядел отлично, сынок, Млейн по праву гордится тобой.

Элл Канеррану сделал призывный жест и поджидавшие носильщики двинулись в его сторону.

Трэггану кивнул на прощанье отцу жены и направился в сторону Арены Димоэта.

— Извини, — после некоторого молчания сказал идущий рядом Мейчон, — но какой-то этот элл Канеррану…

— Он — отец Млейн, — сказал Трэггану и Мейчон понял, что друг не желает говорить о нем. Но Трэггану сам продолжил: — Вообще-то он славный, хотя и со странностями. Он очень мне помог и сейчас, наверное, переживал за меня. Но он всю жизнь был эллом, он не бывал в сражениях, он не знает вкуса настоящей победы над равным противником. Его оружие — ласковые беседы и удары исподтишка. Впрочем, бред! Я клевещу на него. Устал я, Мейчон! Я — воин, а не вельможа. Так быстро лень развращает… Я чуть не проиграл сегодня поединок, а ведь когда-то мог справиться с бойцами куда как грознее… Эх, отправить бы эту жизнь к великим пустошам, и Димоэт знает об искренности моего желания! Но я не могу… Уже не могу… Да и тогда не мог — из-за отца. А уж теперь…

Мейчон молчал.

У Арены Димоэта стояла огромная толпа воинов — мрачных, насупленных, сосредоточенных, обвешанных оружием, не желающих разговаривать друг с другом, поскольку неизвестно: вдруг именно с твоим собеседником сведет завтра Димоэт на Арене.

Трэггану с Мейчоном уверенно прошли сразу внутрь. Так как Мейчон уже был здесь несколько раз, и поскольку он вышел победителем в Поединке Чести, у него сразу же приняли взнос в двенадцать рехуалов и внесли в списки под номером «восемьсот восемьдесят восемь».

— Три восьмерки! Счастливое число! — воскликнул Трэггану, когда они отошли от здания. — Оно принесет тебе удачу!

— Удача любит достойных, — улыбнулся Мейчон. — Я победил бы с любым другим номером.

Он думал: рассказать Трэггану о своих подозрениях насчет странного запаха или нет? В конце концов он решил этого не делать — все во власти Димоэта, а если Мейчон ошибся, то такое предположение омрачит Трэггану жизнь. Чтобы он сам делал, если бы ему сообщили такое, а он был бы владельным эллом, от которого столь многое зависит? К тому же, похоже, что Трэггану боится предстоящего пира гораздо больше, чем опасался Поединка Чести.

* * *

Наконец, они добрались до дворца. Рядом с караульным стоял управляющий Райсграйн.

— Элл Трэггану! — с облегчением выдохнул он. — Наконец-то! У нас все готово, многие гости уже собрались, лютнисты развлекают их в музыкальном зале.

— Его величество здесь? — тревожно спросил элл Итсевд-ди-Рехуала.

— Нет еще.

— Слава Димоэту! Тогда беспокоиться не о чем. Я сейчас подымусь к гостям, а ты проверь, чтобы на кухне все было как должно.

Они прошли во двор.

Млейн, в парадном платье, стояла у невысоких кустов, одиноко растущих вдоль стены. Рядом на скамейке сидела кормилица с малышом.

Она ждала Трэггану! Не гуляла в саду, а именно ждала здесь! У Трэггану забилось сердце.

— Млейн! — прошептал он, подбежав к ней. — Я должен был выступить на Ристалище Чести и я не запятнал себя позором!

— Я боялась, что тебя убьют, — спокойно сказала она.

Это спокойствие чуть смутило Трэггану. Он подумал, что она просто не хочет показывать своих чувств, стесняясь кормилицы и Мейчона. Если бы не переживала, то разве ждала бы здесь?!

— Да, — вдруг вспомнил Трэггану. — Млейн, позволь представить тебе моего старого друга Мейчона. Мы с ним учились в одном монастыре. Сегодня мы сражались вместе.

Он не стал говорить, что друг — выпускник острова Брагги. Он опасался, что она, подобно отцу, может при Мейчоне спросить: «А что это такое?».

— Элл Трэггану, — подбежал стражник, стоявший на улице у ворот. — Приближается его величество король Итсевда со свитой. Вслед за ними, тоже с многочисленной свитой, идет элл Канеррану.

Трэггану улыбнулся жене, одернул на себе одежды и направился к воротам.

Первым, кого он увидел в свите короля Сераггану был приосаненный и переодетый в должные одежды, ничуть не напоминающие утреннюю рвань, монах Иераггу.

 

Глава 4

Мейчон умел засыпать сразу, когда это необходимо. На сырой ли земле, на ветви дерева, либо на мягкой перине.

Но сейчас, лежа на кровати у окна, выходящего, как и окно верхнего кабинета Трэггану, не на главную улицу квартала, а на ту, по которой идут торговцы, слушая как в ночи скрипят телеги и покрикивают охранники, он не мог заснуть. То есть — пока не хотел. Он желал разобраться в событиях дня, в своих чувствах.

Сейс больше нет. Одно это требовало осмысления. То, что помогало ему четыре года выжить — ушло навсегда…

Ушло навсегда, безвозвратно. То есть, конечно, он не потерял способность любить, но любит он ту, что ушла в Царство Мертвых. И есть шанс пасть к ногам Димоэта, говорят, такое случалось, и просить его любыми подвигами позволить вернуть Сейс в мир солнца. Говорят, такое случалось.

Говорят.

Мейчон не верил в это. Но он попробует. Он обязан сделать то, что может, даже если нет ни тени надежды. Победит на турнире Димоэта, в восьмой день займет положенное место в Храме и использует свое слово не для благодарности — для нижайшей мольбы. Но он не верил.

Никто не возвращается из царства мертвых — не в легендах и сказках при костре — а в реальной жизни. Мейчон был достаточно умудрен опытом, чтобы понимать — Сейс он больше не увидит. Никогда.

Он не привык загадывать дальше завтрашнего дня. Всю прошлую жизнь, его мотало как листок по ветру. Заплатили, приказали — воевал; встретил преграду на пути — убрал. Зачем, для чего жил? Как-то не приходилось задумываться, а если вдруг случайно и появлялись подобные мысли — гнал их прочь. Димоэт захотел — живет, не захочет — переселит в царство мертвых. И ничего не сделаешь.

Семьи у Мейчона не было — отец наскреб денег для отправки сына в монастырь боевых искусств и сгинул. Матери Мейчон не помнил, братьев-сестер не имел. И жил, как жил. И не жаловался, а даже был доволен. До тех пор, пока не встретил Сейс. И мир в миг стал другим — для него. Приобрел смысл. Появилась цель. И четыре года он жил тем днем, что настанет завтра. И он выполнит задуманное. Что будет делать потом — зачем гадать? Все во власти Димоэта.

К тому же, Мейчон сейчас не такой, как был до острова Брагги — там многому научат, не только выживать тогда, когда нет возможности выжить. Но и выжив, не растратить жизнь в кабаках и дурацких драках, где нет равных, а стремится… Куда, зачем? Вверх. Жить. Любить и быть любимым. Иметь верных друзей.

Трэггану… Почудился Мейчону запах Каурры сегодня на Ристалище Чести? Вполне вероятно. Зачем мучиться: показалось-не показалось? Он не в силах ничего изменить. Если друга опять вызовут на бой, если ему будет угрожать опасность — Мейчон обнажит меч. Если будет рядом, конечно… Дай, милостивый Димоэт, чтобы он был рядом, случись такое…

Сегодняшний пир несколько удивил Мейчона. Он никогда не бывал на пиршествах, где присутствовали столь высокопоставленные особы, как король одной из самых развитых и сильных держав Аддакая. Его величество король Сераггану внешне не произвел на Мейчона большого впечатления — стареющий мужчина с лысиной и довольно обрюзгшим лицом.

Но каким-то странным образом, король затмевал всех присутствующих. Ел мало, был скуп на слова. Объявил о своем решении просить у Великого Димоэта разрешения построить дамбу к первому острову Итсавгану, дальше соединить все остальные мостами и насыпями, где как, и поставить на самом большом аддакан — дабы нести свет и порядок несчастным островитянам. Через час после начала торжественного обеда его величество поблагодарил хозяина дома и ушел, взяв с собой лишь охрану и оставив многочисленную свиту досаждать Трэггану.

Мейчон видел, как с уходом повелителя друг вздохнул облегченно, но именно тогда самые сложности для него и начались. Во-первых, молчавший до того монах Иераггу, уже не истошно-истерично, а вполне здраво, хотя и самоуверенно и вызывающе, начал рассуждать о новом веянии в политике государя.

Трэггану хотел было укоротить его, но вмешался посол Наррэгу, заявивший, что самолично отведет монаха к палачам Ристалища Чести для публичной порки. Разгорелся жаркий спор — во-первых, монах не призывал к тому, за что потерпел поражение, а во-вторых, сам его величество сказал, что…

Мейчону было невероятно скучно. Разглядывать многочисленных жеманных красавиц, сидевших за столом, не было ни малейшего желания. Одна Млейн могла радовать взгляд, но супруга друга такое запретное табу, что Мейчон почти инстинктивно не смотрел в ее сторону, а если смотрел, то лишь чтобы порадоваться за Трэггану. И сидел, ковыряя в тарелке яства, о существовании которых за четыре года напрочь забыл, и думал — обидит он хозяина дома, если тихо удалится или нет?

Как высказался Трэггану: пир в первый день не самый длинный — в полночь через аддаканы повезут товары купцы, а кому ж охота слушать сквернословие погонщиков или, что гораздо хуже, быть задетым грязным охранником… Другое дело — пир в последний восьмой день, когда аддаканы будут закрыты для торговцев целых три дня, а все ночи на улицах будут веселиться горожане. К тому же, сегодня все берегли силы для восьми дней празднеств.

Когда почти все гости ушли, а слуги принялись убирать пиршественный зал, Трэггану едва стоял на ногах от усталости.

— Мейчон, — обратился он к другу, — если я не проснусь к началу Состязаний, ты простишь меня? Я не сомневаюсь, что в первом-то бою ты победишь. А ко второму я буду.

— Можешь приходить к предпоследнему поединку, — улыбнулся в ответ Мейчон. — Там-то уж противник будет настоящий, не то, что сегодняшние малкирцы…

— Кстати, — заметил Трэггану, — вполне возможно, что они тоже прибыли на Состязания Димоэта. И ты снова можешь встретиться с кем-нибудь из них.

— Это было бы совсем просто, — сказал Мейчон и зевнул — то ли скука взяла от такой перспективы, то ли действительно устал и хотел спать.

Состязания Димоэта проводились по довольно простой и строго соблюдаемой уже сотни празднеств системе. На следующий день после пробуждения аддаканов проходит первый этап — куда допускались все желающие без различия имен, званий и заслуг, внесшие взнос в двенадцать золотых.

Второй этап Состязаний — в восьмой день, главное украшение празднеств Димоэта. Только победитель первого дня мог участвовать во втором состязании, где мерились силами представители знатнейших родов. Если же он побеждал хотя бы в трех поединках, ему отсекались мизинцы и сам Димоэт посвящал его в эллы — заветная мечта любого воина, возможность основать собственный род!

Все участники первого круга делились пополам — завтрашний жребий выберет Мейчону противника. Как правило, бои первого круга длились недолго — слишком неравны были силы воинов, сумевших найти себе богатого человека и уговоривших его дать двенадцать золотых. Многие государства, владельные эллы и даже удачливые купцы с Торговой площади покупали себе воинов и выставляли их на Состязания Димоэта славы ради.

На состязаниях Димоэта можно было встретить представителей всех рас, всех стран Аддакая; к этому событию долго готовились бойцы даже с самых отдаленных островков, поскольку это был чуть ли не единственный для воина реальный шанс резко изменить свою жизнь.

Все, победившие в первом круге, получали за победу четыре рехуала. И каждая следующая победа приносила вознаграждение на четыре золотых больше. То есть, победивший в первый двух боях полностью получал свой взнос обратно и победы в следующих боях приносили уже чистую прибыль.

По мнению Мейчона столь высокий вступительный взнос, как двенадцать золотых — целое состояние, объяснялся тем, что и так-то число участников переваливало за две тысячи, а если бы не надо было платить, то желающих сражаться обормотов, едва взявших оружие в руки, было бы во много раз больше. И так-то силы противников были очень уж неравны — первые бои длились редко более чем минуту-две, и смертельных исходов бывало больше половины.

Во втором-третьем круге тоже случались смертельные исходы, но после четвертого круга состязания продолжали лишь действительно отличные, опытные, выдержанные бойцы. А уж после восьмого… Все во власти Димоэта, что тут говорить, но надо верить в себя и многое уметь, чтобы выйти на девятый круг — слабых там нет.

Всего одиннадцать боев и ты получаешь заветную мечту — несметное богатство в четыреста рехуалов — и право выступать во втором этапе, среди знатнейших эллов Аддакая.

Победителю — четыреста рехуалов. Столько Мейчон должен эллу Кмеллу за обучение. Но если учесть, что за победы в предварительных боях тоже складывается сумма в двести двадцать рехуалов… Победитель Состязаний Димоэта, считай, обеспечен на всю жизнь: можно купить замок в любом королевстве, можно обосноваться в самом Городе Городов, можно основать собственную школу…

Кстати, за долгие дни морского путешествия с острова Брагги до Луддэка, Мейчон посчитал, что после выплаты всем бойцам заслуженных вознаграждений, у жрецов Храма Димоэта остается такая огромная сумма как почти восемь тысяч рехуалов, на две сотни всего меньше… Естественно, что Храм Димоэта — богатейший, содержит за свой счет храмы во всех крупных городах на всех материках. Это только Состязания Димоэта дают столько. А как вычислить сумму всех пожертвований, ежедневно приносимых в чаши Храма?

Никто не побеждал в Состязаниях Димоэта дважды, поскольку одна победа — подвиг невероятный. И, как ни странно, победа в трех боях второго этапа победителя первого дня — большая редкость. Не зря, видно, эллы отмечены Димоэтом и имеют, подобно верховному Богу, по четыре пальца на руках…

Хотя, например, Трэггану — знатный элл, четыре пальца имеющий с рождения, прошедший огонь и воду, уступает Мейчону. Впрочем, не зря, наверное, Трэггану, хотел в дружеском поединке проверить силы… Но ведь у Мейчона уже не раз бывал противником человек с четырьмя пальцами и пока Мейчон выходил победителем.

Словно в ответ на его мысли дверь тихонько скрипнула. Мейчон по привычке напрягся, пальцы обхватили рукоять меча.

— Мейчон, ты еще не спишь? — раздался шепот Трэггану.

— Нет, заходи.

Трэггану взял у сопровождающего слуги подсвечник на три свечи и отправил слугу спать.

— Я тоже по первости сваливал все подушки на пол и спал просто так, даже не раздеваясь, — усмехнулся Трэггану, оглядев комнату. — Но в моем положении это не принято. Извини, Мейчон, я понимаю, тебе нужно выспаться перед…

— Да брось ты, — махнул рукой Мейчон, усаживаясь на кровати. — Я, как и ты, — он с нажимом произнес эти слова, — могу не спать по трое суток. К тому же великолепно отдохнул в лесу за три прошедших дня.

— В лесу разбойники и звери, — заметил Трэггану, — это не отдых.

— Напротив, — возразил Трэггану. — Разбойники не нападают на одиноких путников — что с них возьмешь. А звери… Они сами боятся страшного хищника о двух ногах. Что-то случилось, Трэггану?

— Нет, — просто ответил друг. — Соскучился я по тебе. Даже, если быть честным, просто по нормальному человеку, который тебя понимает. Твое появление здесь для меня… Я даже не могу сказать… Словно свежий ветер с моря… Да, так оно и есть! Даже с Млейн я не могу говорить о некоторых вещах — она их не понимает и ей неинтересно. Знаешь, пойдем, поднимемся ко мне наверх. Гирну принес туда давешнее вино и копченую кабанину. Я видел, ты за столом почти не пил.

— Я за сегодняшний день выпил больше, чем за последние четыре года, — усмехнулся Мейчон. — Но раз ты зовешь — идем.

Трэггану прекрасно ориентировался в лабиринтах дворца. Тяжелым ключом он отпер замок и открыл дверь в кабинет. Из внутреннего садика, дверь в который была открыта, веяло изумительной свежестью и прохладой.

Хозяин кабинета быстро зажег свечи и комната наполнилась мягким светом. Трэггану придвинул к своему столу второе кресло и указал Мейчону. Сел сам и наполнил чарки.

— Знаешь, Мейчон, — сказал он задумчиво, — мы никогда не давали друг другу клятву дружбы. Но мне кажется, что…

— Да, — кивнул Мейчон. — Выпьем за нашу дружбу.

Они залпом опустошили чарки.

— Когда ты сражался с этим малкирцем, — продолжал Трэггану, — я думал, что если вдруг, то… Ты понимаешь, о чем я говорю?

Мейчон кивнул.

— Только слишком легко далась нам победа. Не то, чтобы слишком, но…

— Это потому, — заметил Мейчон, — что они дрались за деньги. — Если бы за их спинами стояли матери и дети… Так легко мы бы не справились… Поверь моему слову, малкирцы — отличные бойцы. Не эти вот двое, а вообще.

— Возможно, — согласился Трэггану. — Сегодняшний бой много для меня значит. Я уж боялся, что эти хоромы, слуги и ежедневные утренние ванны совсем расслабили меня. Я уже начал забывать запахи битвы.

— И слава Димоэту! — воскликнул выпускник острова Брагги. — Зачем тебе это помнить? Ты — владельный элл, глава семьи. У тебя другие заботы. Так и должно быть. Да, хотел тебя спросить: а то, что ваш король поддержал этого фанатика… У тебя будут неприятности?

— Вряд ли. Я ведь подданный двух королей — Итсевда и Реухала. Меня не касаются дворцовые интриги и даже войны. В крайнем случае — снаряжу отряд для королевской армии…

Он молча глядел на пустую чарку в руках. Мейчон смотрел на друга. Тихо и очень уютно потрескивали свечи. Трэггану хотелось сидеть так долго — без разговоров даже, потому что ему было хорошо рядом с другом. Странно, но даже лучше чем с Млейн… Нет, это, конечно, не так. С Млейн все по другому — там… там… там нежно и добро. А с Мейчоном — надежно и почему-то тепло.

Они так и сидели без слов, никто не хотел убивать то необъяснимо-молчаливое, что родилось между ними.

Наконец голова Трэггану бессильно упала на спинку кресла — он заснул.

Мейчон задумчиво налил себе в чарку вина из графинчика, понюхал и поставил чарку на стол.

Как сильно изменился Трэггану за то время, что Мейчон его не видел. Сейчас, спящий, в свете свечей он казался очень усталым и чуть ли не старым. Мейчон огляделся, встал, снял с дальнего кресла шкуру какого-то зверя и заботливо накрыл ею друга. Долго стоял у стены, увешанной кинжалами, пиками и мечами. Потом прошел к открытой двери в сад и, стоя на пороге, впитывал в себя ночные запахи Города Городов, о котором мечтал бесконечные дни испытаний на острове. Потом улыбнулся своим мыслям, сделал шаг вперед, улегся на песок и мгновенно заснул.

С первыми лучами солнца Мейчон проснулся. Увидел колодец с полным ведром воды, вымылся и вошел в кабинет. Свечи еще горели. Трэггану спал, улыбаясь во сне.

Ступая совершенно бесшумно, словно лесной зверь, Мейчон прошел к выходу и открыл дверь. В коридоре перед лестницей стоял стул — наверное, для слуги. С некоторым трудом он нашел комнату, которую отвел ему дворецкий. Взял свою дорожную сумку с бальзамами и прочими необходимыми вещами, накидку с цветами Итсевда, что принес ему вчера на пир посол Наррэгу, подумал стоит ли одевать парадный костюм, решил что нет и, никого не встретив, спустился вниз.

Полусонный охранник открыл ему ворота и Мейчон отправился уже знакомой дорогой к Арене Димоэта, навстречу своей судьбе.

* * *

Первый этап Состязаний Димоэта по обычаю проводился в первый день празднеств, в день бога Кашаера, повелителя холодного Гапполуха.

Разумеется, поединки на Арене являлись центральным событием дня, поскольку шествие в храм Семи Богов не обещало быть слишком уж торжественным и красочным — лишь низкорослые гапполушцы в меховых одеждах и со своими странными посохами, увенчанными изображениями диковинных зверей, будут водить непонятные остальным загадочно-ритмичные хороводы под глухие звуки огромных барабанов.

Мейчон знал — сегодня Димоэт будет милостив к нему. И Кашаер поможет, поскольку Мейчон корнями своими из Гапполуха, хотя ни разу не ступал на этот далекий и суровый континент.

Огромные трибуны Арены Димоэта, способные вместить чуть ли не больше половины жителей Города Городов, в этот ранний час, к удивлению Мейчона, были почти заполнены; только многочисленные ложи знатных эллов были еще свободны — те придут на настоящие поединки, когда останутся лишь истинные мастера клинка.

А простой народ жаждал крови, которой в первом круге будет больше чем достаточно. Отчаянно рвущиеся в бой воины не соизмеряют свои силы с силами противника и опытные мастера хладнокровно пронзают не желающих сдаваться храбрецов, у которых смелости и желания сорвать победный куш значительно больше, чем опыта и умения.

К тому же, удачные ставки, сделанные до начала первых боев, могут принести огромный выигрыш, намного превосходящий, то, что можно получить, поставив когда бойцов станет меньше. Если угадать победителя, то можно заграбастать денег даже больше, чем будет выплачено за победу достойнейшему. Но разве ж угадаешь — две тысячи бойцов, каждый внешне силен, хорошо вооружен и рвется в бой. Можно лишь гадать — а времени нет. В основном, зрители ориентировались по именам и предыдущим победам, которые выкрикивал маг-герольд.

Мейчон усмехнулся — его знакомцу Дойграйну ломать голову в догадках не приходится, тем более, если он присутствовал на вчерашнем поединке на Ристалище Чести.

— Восемьсот восемьдесят восемь — элин Мейчон, защищает цвета Итсевда! — провозгласил маг-герольд.

И все. Что Мейчон сказал, то и объявили. Он не из тех, кто хвастается своими заслугами. Громких побед на турнирах у него нет, а остров Брагги за плечами… Что ж, пусть этим кичатся другие. Многие, кто прошли лишь начальную подготовку на Брагги, не забывали сообщить об этом.

Мейчон поглядывал в сторону представляемых бойцов, когда слышал упоминания об острове, но знакомых лиц не видел — выпускники, те кто смог стать выпускником, проходят индивидуальное обучение у лучших мастеров острова, тогда как остальных муштруют группой те, кто еще не стал учителем и, возможно, никогда не станет. Впрочем, в начале списка звучало имя какого-то именитого выпускника; Мейчон, кажется, даже слышал про него на острове.

Все бойцы — две тысячи человек, сидели на скамьях, выставленных прямо на огромной арене, чтобы не утомляться во время представления и жеребьевки. Каждый уже прошел осмотр магом-эскулапом и держал в руках черный каменный кубик с выбитым на нем номером.

Кубики были древние. Сколько бойцов уже держали кубик, что сейчас в руках Мейчона, надеясь, что волшебное число принесет удачу? Знает лишь Димоэт.

Наконец все были представлены.

Старший жрец Состязаний со специальной трибуны, на которой в конце дня будут награждать почетным доспехом и денежным призом победителя, провозгласил:

— Волей великого Димоэта и именем его объявляю Состязания Димоэта открытыми!

Трибуны разразились приветственными криками — в поддержку вышедших воинов, в знак радости, что событие которого так ждали, наконец-то начинается, в знак надежд на яркое зрелище и проявление истинного мастерства и мужества.

Жрец выждал паузу, пока утихнут трибуны и начал монотонным голосом подробно описывать правила Состязаний. Жрец Ристалища Чести почти то же самое излагал гораздо короче и понятливее, без постоянных поклонов могуществу, мудрости и величию Димоэта.

Насколько понял Мейчон, правила Состязаний и Поединка Чести разнились лишь в одном — оружие в любом случае оставалось у побежденного, поскольку заплачен взнос.

— Главный судья Состязаний, — провозгласил напоследок жрец, — милостью Димоэта его величество король Реухала. Так как его величество король Варклит занедужил, его представляет сын, наследник престола принц Марклит.

Последние слова никого из горожан не удивили. Король Варклит давно болел и не покидал дворцовых стен, хотя правил островом железной рукой. И на предыдущих празднествах Димоэта его представлял сын, уже немолодой, красивый мужчина.

Принц встал с места главного судьи и объявил:

— Пусть воины с первыми номерами займут свои места и мои помощники проведут жеребьевку.

Первые сто двадцать восемь бойцов выстроились в четыре шеренги. Остальные участники состязаний бросили свои кубики в огромную корзину с узким горлом, которую несли четыре человека в цветах Храма Димоэта. Затем корзину понесли перед выстроившимися бойцами, каждый доставал кубик — номер тут же громко выкрикивался и названный воин шел к своему первому противнику.

Первый круг проводился в четыре этапа — по сто двадцать восемь пар. Второй — в два. Потом сражались все пары одновременно, пока не оставалось восемь самых лучших бойцов. Эти пары уже сражались по очереди, чтобы зрители оценили все перипетии схватки.

На первый бой отводилось шестнадцать минут. В случае, если ни один из противников не признал поражения, и оба могли продолжать бой, то все оставлялось на усмотрение судей — не боялись ли бойцы друг друга, насколько отважно и решительно вели схватку?

Корзину уже проносили перед последними в последней шеренге воинами, когда Мейчон услышал:

— Восемьсот восемьдесят восемь — элин Мейчон, защищает цвета Итсевда!

Что ж, и в этом есть счастливое предзнаменование — не ждать больше часа своей очереди, а иметь возможность отдохнуть перед следующим боем. Хотя, вряд ли возникнет необходимость в отдыхе так быстро.

Мейчон быстро встал со скамьи и прошел к воину, который вытянул черный кубик с тремя восьмерками.

— Не повезло тебе, парень, — с деланным сочувствием заметил противник, когда Мейчон встал напротив него, ожидая сигнала к началу боя.

— Почему? — спокойно спросил Мейчон.

Проходя мимо пар, приготовившихся к бою, он слышал как противники обмениваются угрозами, пытаясь запугать врага еще до начала схватки. На него такие приемы не действовали.

Напротив стоял черноволосый, уже начинающий седеть и лысеть воин с длинными, до подбородка, усами подковой. Но мышцы его не были дряблыми, фигура не могла вызывать никаких нареканий — по всему видать опытный боец.

— Ты что, не слышал с кем свел тебя жребий?

— Нет, — честно ответил Мейчон.

— Я — Болуаз из Сникка, — представился воин и одним движением поднял левый рукав, где тускло блеснул давно вжитый в плоть символ острова Брагги. — Я победил в первый день на прошлых Состязаниях, восемь лет назад. И не вижу причин не победить в нынешних.

— История не знает случаев, — ответил Мейчон, приподнимая свой левый рукав, — чтобы кто-то победил в Состязаниях дважды.

— Рад встретить брата, — поклонился выпускник острова Брагги младшему товарищу. — Жребий несправедлив, я должен был встретиться с тобой в последнем бою.

Мейчон лишь пожал плечами.

В это мгновение пронзительно разорвали гул трибун резкие звуки королевских труб.

— Начинайте, — прогремел в наступивший тишине голос главного судьи.

— Начинайте, — повторили бойцам сто двадцать восемь судей, готовясь наблюдать каждый за поединком своей пары, и переворачивая песочные часы, рассчитанные на шестнадцать минут — время первого боя.

Болуаз отбросил щит, поскольку у противника его не было, и резко ударил мечом. Мейчон спокойно отразил удар.

— Кто был твоим личным учителем, брат Мейчон? — спросил победитель первого дня прошлых Состязаний.

Мейчон нанес удар.

— Учитель Вагги, брат Болуаз.

Болуаз словно испарился со своего места, оказался за спиной Мейчона и нанес сокрушительный удар. Но Мейчон был готов и отразил.

— Учитель Вагги еще жив? — удивился Болуаз. — Он ведь был безумно стар, когда я покидал остров.

— Жив, брат Болуаз, — ответил Мейчон нанося уникальный прием, которым на острове владел только древний Вагги.

— Да, жив, — согласился черноволосый. — Я помню этот прием, брат Мейчон. Но мне он не нравится. Угадай, кто был моим учителем?

Оборот вокруг оси, резко направленная в грудь противнику нога и смертоносный меч следом.

— Учитель Мекор, брат, — уклонившись, ответил Мейчон, — этот удар нельзя отбить.

— Правильно, брат Мейчон, Мекор — лучший учитель на Брагги. Я — его ученик и не могу замарать его имя. А этот ты сможешь отбить?

Еще один коварный прием, который мог уложить кого угодно. Только не Мейчона.

В паре сражавшихся справа тонким предсмертным голосом закричал воин, пронзенный в сердце мечом противника. Ни Болуаз, ни Мейчон не обернулись. Слева один из воинов запросил пощады и их судья громко закричал, что бой закончился.

— Я не имею права проиграть, брат Мейчон, — с каким-то сожалением произнес Болуаз, внимательно следя за каждым движением противника. — Не оборачивайся, чтобы не отвлечься. Просто поверь на слово — за твоей спиной, в первом ряду на трибунах, — он отбил удар Мейчона, — сидят в таких же куртках, как у меня, двадцать восемь парней. — Он нанес удар и парировал ответный. — Это мои ученики. Я не могу проиграть на их глазах. Сдавайся, ты победишь в следующий раз.

— Сожалею, брат Болуаз, — искренне сказал Мейчон, вкладывая в удар всю силу. — Я то же не имею права проигрывать. На меня смотрит любимая.

И это была чистая правда. Откуда-то издалека, из далей царства мертвых на него взирала Сейс, пожертвовавшая ради него жизнью. Он не мог проиграть. Даже старшему брату, даже победителю прошлых состязаний.

В пылу сражения ни тот, ни другой не замечали, что остались одни.

Угрюмо под свист зрителей ушли, понурив плечи, те, что поумнее, кто признал поражение пред более сильным противником. Тех, кто оказался глуп, или к кому был немилостив Димоэт, унесли младшие помощники судей.

Все освободившиеся судьи большим кругом встали вокруг Мейчона и Болуаза, удивляясь, откуда такое поистине поразительное мастерство в первом бою — зачем понадобилось мудрому Димоэту сводить сейчас тех, кто достоин сражаться за звание победителя?

Удар следовал за ударом, все собравшиеся на огромном сооружении люди, затаив дыхание, следили за поединком. Казалось, в самых дальних рядах был слышен звон сталкивающихся клинков. Песчинки в часах судьи неуклонно отмеривали время поединка.

Сражающиеся уже не обменивались репликами — они все сказали друг другу. Каждый должен победить — все во власти Димоэта. Но собственной, поистине роковой оплошности, не простит себе ни один из выпускников острова Брагги. Значит, надо забыть кто перед тобой и сражаться. За собственную жизнь, за собственную честь.

Хотя, признать поражение пред достойным не зазорно никому, даже выпускнику Брагги…

Прочь эти мысли! Удар, еще удар, противник должен сломаться, он старше, пусть и опытнее, вот у него уже сбилось дыхание, удар еще удар! Пусть пот застилает глаза, удар еще удар!

Бойцы, уже прошедшие первый бой, и те, кому еще только предстояло сражаться, повставали с лавок, установленных прямо на арене, понимая, что если позволит Димоэт пройти далеко, то не с одним, так с другим точно сведет жребий и лучше присмотреться повнимательнее.

Да и одно удовольствия наблюдать за таким поединком — словно чудесные танцоры выводят многажды отрепетированные фигуры. Только сталь не красоту — смерть несет зазевавшемуся сопернику. Но остров Брагги — хорошая школа, лучшая в Аддакае, не зря в пустынном океане старцы мудрость веками вынашивают, а после ученикам передают.

— Все! Бой окончен! — провозгласил судья поединка подняв высоко часы, где в верхней части песка уж не осталось.

Бойцам не пришлось повторять дважды, не было нужды помощникам с копьями вставать между разъяренными противниками. Ярости не было — был бой. Он окончен, значит надо опустить меч и поклониться достойному противнику, которого так и не смог одолеть, хотя и не уступил.

— Бой окончен! Бой окончен! — вздохнули трибуны.

Кроме обожателей кровавых зрелищ на трибунах было немало и тех, кто ценил красоту и отточенность движений, понимал толк в поединках. Да, это бой так бой, достоин финала. И теперь все зависит от главного судьи — как решит?

И трибуны замерли, в ожидании решения, догадываясь каким оно будет и готовясь взорваться гневом и проклятиями, если их надежды окажутся обманутыми.

— По правилам состязаний, — объявил старший жрец Храма Димоэта, появившийся невесть откуда, — при завершении боя в первом круге без явного перевеса одного из сражавшихся, дополнительное время до победы не назначается. Решение о присуждении обоим противникам победы или поражения принимает главный судья в зависимости от того, как противники вели бой.

Наследник реухалского престола с достоинством встал со своего места.

Все сейчас смотрели на принца Марклита. Даже Мейчон и Болуаз не выдержали, повернули головы в сторону главного судьи.

— Благодарю обоих бойцов за прекрасный поединок, — сказал принц и сел.

Ставки в строчке Болуаза и так были всего один к двум. И мгновенно в строчке никому почти до этого неведомого Мейчона ставки опустились до той же отметины; кто успел поставить один к ста или даже более, радовались от души.

Да, есть что обсудить, а ведь даже не первый круг, а четверть первого круга.

Помощники судей принесли корзину с остатками черных кубиков. Состав участников на нынешних Состязаниях оказался неполным, кубиков тридцать еще оставалось.

Болуаз показал, чтобы Мейчон выбрал себе кубик первым. Мейчон покачал головой, уступая старшему товарищу, как и требовал этикет — уступать везде, кроме как в бою. Болуаз вынул кубик, Мейчон за ним. Две тысячи восьмой — и здесь восьмерка. Будет считаться, что Мейчон одержал победу над противником под номером две тысячи восемь. Они подняли свои кубики.

— Элин Болуаз займет место у левой трибуны, Элин Мейчон — у правой, — решил старший жрец Храма Димоэта.

Это означало, что если противники и встретятся еще раз сегодня в бою, то лишь в последнем, решающем поединке.

— Ты молодец, брат Мейчон, — сказал Болуаз. — Как бы не закончились Состязания, я буду рад пригласить тебя в свою школу наставником молодых.

— Я с удовольствием обдумаю твое предложение, брат Болуаз, — с достоинством ответил Мейчон.

Немного злясь на себя, он отметил, что икра правой ноги трясется мелко-мелко. Слава Димоэту, что это никому не видно. Вблизи намеченный путь уже не представлялся столь легким, как казалось с острова Брагги. А ведь это был лишь первый бой, но уже стоивший месяцев жизни.

— Такого поединка я еще не видел, — признался им судья, наблюдавший за их боем. — Вы не откажетесь со мной выпить по чарке легкого вина, что приготовлены в комнатах отдыха?

— С удовольствием, — согласился Болуаз.

— Да, было бы неплохо, — кивнул Мейчон.

Они вместе отправились к выходу с арены — во внутренние помещения, где продолжающим состязания воинам были приготовлены места для отдыха, столы с обильным угощением и бассейны, чтобы омыть пот прошедшего боя.

— Состязания продолжаются! — провозгласил жрец. — Следующие бойцы пусть займут места и проведут жребий.

* * *

Во внутренних помещениях почти ни кого не было. Те воины, что имели право сейчас отдыхать здесь, остались на арене — смотреть поединки следующей группы.

Все, уже победившие бойцы, переходили к левой трибуне, а те, кто будут сражать сейчас — к правой. И в следующем круге возможен противник именно из тех, кто сражается сейчас. Или — Мейчон, который также перешел к правой группе.

Впрочем, Мейчону на все эти тонкости было наплевать, хотя если каждый противник будет по силам равным Болуазу… Что ж, удача любит достойных.

Судья подвел бывших противников к огромному столу, на котором были разложены тарелки с плотными закусками и стояли высокие медные бокалы с уже налитым в них вином. Судья взял первые два бокала и протянул бывшим противникам. Третий взял себе.

— За прекрасный бой! — сказал судья. — Я надеюсь увидеть вас обоих в последнем поединке. — Он чуть помолчал и добавил: — Я желаю удачу каждому из вас.

Выпускники острова Брагги склонили головы в благодарность за теплые слова.

Мейчон хотел пригубить вино в знак вежливости, но его отвлек голос слуги, вошедшего в помещение:

— Элл Итсевд-ди-Реухала Трэггану ищет элина Мейчона!

— Я здесь! — повернулся на крик Мейчон.

Болуаз залпом выпил вино и не успел поднять руку, чтоб обтереть густые черные усы, как лицо его исказила гримаса жуткой внутренней боли, он с удивлением посмотрел на судью, потом на Мейчона. Медный бокал со звоном упал на каменный пол, мгновение спустя и Болуаз бесчувственно рухнул к их ногам.

Первой реакцией Мейчона было отвести руку с бокалом подальше от губ, пальцы сжались на меди, внутри которой плескалась смертоносная влага.

Судья сделал шаг назад. От потрясения он потерял дар речи. Но тут же служебный долг взял верх и он закричал на все огромное помещение, призывая элиранов:

— Прошу суда и справедливости!

Все, кто находился в зале — слуги, несколько воинов, отдыхающие судьи и личности не понятно как здесь оказавшиеся — повернулись в их сторону.

— Элирана! — раздалось где-то в стороне. — Немедленно вызовите элирана!

— Позовите мага-эскулапа!

Болуаз пришел себя, открыл глаза и с трудом прошептал:

— Мейчон! Брат Мейчон…

Мейчон тут же склонился на колени.

— Я не знаю, что это, я не чувствовал яда, — прошептал Болуаз.

Мейчон осторожно приблизил к лицу бокал со своим вином и понюхал. Запаха яда, знакомого яда, он не уловил.

— Я тоже не чувствую, — он протянул руку, взял валявшийся бокал из которого пил Болуаз и тоже понюхал. — И здесь не чувствую. Ты, наверное, просто устал от поединка. Ведь ты старше меня, брат Болуаз.

— Не-ет, — едва заметно покачал тот головой. — Я знаю — мой час пробил. Я умираю… Глупо как все, брат Мейчон, обидно.

— Ты не умрешь. Сейчас придут маги-эскулапы…

— Пообещай мне, брат Мейчон, — через боль выговорил Болуаз, — что если я умру…

— Ты не умрешь, — сказал Мейчон, не веря собственным словам.

— Пообещай мне, что если я умру, ты позаботишься о моих учениках.

— Брат, но я… — начал было Мейчон.

— Я умираю, прошу тебя.

— Хорошо, брат, — сдался Мейчон и непроизвольно торжественно произнес: — Я обещаю, что твои ученики не останутся без наставника.

— Благо…

Тело Болуаза изогнул дугой раздирающий внутренний огонь, он простонал, сжимая зубы, дернулся и взгляд его бездвижно уставился в никуда.

Мейчон встал с колен.

Подбежал запыхавшийся элиран четвертой грани, сзади поспешали двое первой грани. Уж никак не ожидал хранитель порядка, что у него возникнут дела здесь, а не на трибунах.

— Что произошло?

— Я взял бокалы с вином, — испуганно прошептал судья, — он выпил и вот… умер.

Элиран строго посмотрел на судью, перевел взгляд на Мейчона.

— Это тот воин, что так отважно сражался недавно на арене с тобой?

— Да. Элин Болуаз из Сникка, победитель прошлых Состязаний, — глухо произнес Мейчон.

— Зачем вы его отравили?

— Я? — удивился Мейчон. — Я чудом сам не испил этого вина. Вот, — он протянул бокал элирану и огляделся в поисках позвавшего его слуги Трэггану, по сути, спасшего ему жизнь. — И я не думаю, что вино отравлено. Возможно, просто смертельная усталость…

— Мы прямо с Арены подошли сюда, — вмешался судья. — Я предложил выпить, я взял бокалы. Люди скажут. Мы не выбирали, взяли те, что ближе…

— Хорошо, разберемся, — кивнул элиран. — Вы, — повернулся он к Мейчону, — отдыхайте, но никуда не уходите, — он сделал недвусмысленный жест своему помощнику. — Вы останьтесь со мной, — сказал он судье. — Ты, — повернулся он ко второму помощнику, беги к элирану-распорядителю, Сайглайн сегодня вроде старший, и расскажи ему обо всем. Пусть сам сообщает главному судье и сам выясняет что случилось. За магом-эскулапом послали?

* * *

Трэггану не дождался посланного к Мейчону слуги. Закончились бои третьего захода первого круга. На арену для жеребьевки вышли следующие бойцы.

Он сидел в собственной ложе на восемьжды восемь мест в первом ярусе с левой стороны Арены Димоэта. На троне в центре ложи восседал его величество король Итсевда и с невозмутимым видом глядел на наследника Реухалского престола, трон которого располагался почти напротив, на правой трибуне.

Трэггану был хмур — он не выспался и боялся, что это заметят многочисленные вельможи и дамы, сопровождавшие короля. К тому же, он так и не дозвался ни Гирну, ни Кейону и пришлось самому наскоро кинжалом выскребать щеки и подбородок — слава Димоэту, рука еще не забыла как это делается и порезов нет.

Не спится же его величеству! И другим не дает отдохнуть.

Впрочем, Трэггану никто не понуждал идти сюда так рано: просто присутствовать в ложе, когда его величество желает посмотреть Состязания Димоэта, право и почетная обязанность элла Итсевд-ди-Реухала. Почетная, но чрезвычайно скучная и томительная. Радует лишь то, что Млейн вся светится от возможности себя показать и других посмотреть, она так долго ждала этих дней.

И еще Трэггану злило то, что первый бой друга оказался настолько примечательным, что только о нем все и говорили. А он проспал. Или уж явиться к началу, или уж спать до последних боев. А так — и не отдохнул и бой прозевал.

— Ваше величество, — вежливо обратился он к королю, — я хочу сходить к элину Мейчону, он, как вам известно защищает цвета Итсевда. Он ушел из моего дома рано и не взял слуг, которых я обязал идти с ним. Я полагаю, что ему необходимы помощники, чтобы подготовиться к следующему поединку.

Король медленно повернулся к Трэггану, словно только сейчас вспомнил о его существовании.

— Вы хотите уйти, элл Трэггану? У меня к вам был серьезный разговор. Что вам не нравится в моих поступках? — резко спросил он, глядя на подданного немигающим взглядом.

— Мне? — воскликнул Трэггану. — Разве я хоть словом…

— Вы вызвали на Ристалище Чести монаха Иераггу, который говорит разумные мысли. Я несколько раз за последние дни выражал желание нести свет на острова, он лишь объяснял мои слова простым людям. Я не умею говорить так хорошо, как он.

Трэггану низко склонил голову.

— Ваше величество, — твердо сказал он, — я не имею ничего против вашего желания присоединить острова Итсавгану к нашей стране. Я готов чем могу споспешествовать этому. Но монах Иераггу позволил себе недопустимые оскорбления в адрес ваших верных подданных. Я просто не мог не ответить на его вызов, поскольку я…

— Ладно, оставим это, — отмахнулся король, лицо его по-прежнему было скучающе-бесстрастно. — В конце концов, я не уполномочивал ни его, ни кого-либо другого говорить от моего имени. И мне не нужна ничья поддержка. Я сам поклонюсь Димоэту, он мудр и велик, он поймет, что я прав. Идите к этому бойцу… как его?

— Элин Мейчон, — напомнил Трэггану, не став говорить, что друг из Велинойса.

Его величество не жаловал соседнее государство.

— Да, к Мейчону. Если он и дальше будет так доблестно защищать цвета Итсевда, как говорят о первом бое, он получит достойное вознаграждение из королевской казны.

— Спасибо, ваше величество, — от имени Мейчона поблагодарил Трэггану. — Я могу идти?

— Да. Идите, — король снова смотрел на главного судью, хотя бои уже начались.

— Извини, Млейн, — улыбнулся Трэггану жене, которая в праздничном одеянии была просто восхитительна, — я вынужден отправиться по важным делам.

— Ты вернешься сюда, милый? — улыбнулась она.

Трэггану смутился. Возвращаться ему не хотелось. Не к Млейн, нет. В эту ложу.

— Иди, сынок, — пророкотал элл Канеррану, поглаживая толстым пальцем с массивным перстнем жалкое подобие усов. — Занимайся своими делами. О Млейн я позабочусь.

— Идите, идите, — неожиданно повторил король, — мы не позволим столь прекрасной даме скучать в ваше отсутствие.

Трэггану поклонился королю, дружески улыбнулся эллу Наррэгу — тот понимающе кивнул ему в ответ — и покинул ложу вместе с двумя охранниками. Выйдя в длинный коридор он вздохнул с облегчением. Будь все проклято, лучше всю жизнь прожить у онугков в горах Северного Оклумша, чем пережить Праздники Димоэта в Городе Городов!

* * *

У входа во внутренние помещения, где отдыхали после боев участники состязаний, стояли элираны.

— Сюда никому нельзя! — преградил дорогу равнодушный окрик.

— Я элл Итсевд-ди-Реухала, — спокойно ответил Трэггану. — В состязаниях участвует элин Мейчон, защищающий цвета моего королевства. Я имею право уведется с ним в любое время.

— Ничего не знаю, — ответил старший из охранников, по значку на груди — элиран второй грани. — У меня строгий приказ: никого не впускать, никого не выпускать. Идите своей дорогой.

Трэггану понял, что пререкаться бесполезно — элиран на службе и приказа не нарушит. Впрочем, ни один воин и не станет добиваться от другого нарушения приказа. Если они не на войне, разумеется, и не идут друг на друга с оружием в руках.

Неожиданно за элиранами, преграждавшими путь, Трэггану увидел человека, которого не ожидал здесь встретить:

— Элиран Фуллэгу! — громко позвал он через головы стражников.

Элиран пятой грани обернулся на крик, узнал Трэггану и подошел к ним.

— А вы что здесь делаете, элиран Фуллэгу? — удивленно спросил Трэггану. — Никак не ожидал увидеть вас здесь.

— Сегодня почти все элираны на трибунах Арены и вокруг нее, — усмехнулся Фуллэгу. — Я как услышал имя вашего вчерашнего друга, так сразу и пришел сюда.

— Мейчон?! — сердце в груди тревожно забилось. — Что с ним случилось?

— А вы ничего не знаете?

— Нет. Что случилось с Мейчоном?

— С ним ничего не случилось, — поспешил успокоить Фуллэгу. — Но могло случиться.

Он повернулся к старшему охраны:

— Пропустите этих людей.

Трэггану с двумя своими охранниками вошел в помещения для отдыха участников Состязаний. Фуллэгу взял Трэггану под руку и отвел в сторону.

Из выхода на арену появились первые воины, одержавшие победы в начавшихся поединках. Они торопились к огромному столу, выпить после долгого ожидания и напряжения боя легкого вина. Разумеется, все медные бокалы на столах уже были опорожнены и заменены, о чем воины даже не подозревали. До следующего поединка, если жребий падет на первый заход, оставалось не так уж и долго, и надо успеть расслабиться и собраться снова. Но, опьяненные первым успехом, многие воины думали, что Димоэт и так им поможет. Слышались смех и похвальба победителей, жалобы и бессильные угрозы побежденных.

— Что произошло, элиран Фуллэгу? — потребовал ответа элл Итсевд-ди-Реухала. Вежливо, но настойчиво.

— Вообще-то, я не имею права никому рассказывать… — протянул элиран.

Трэггану понял, что он сейчас все расскажет, потому что не может держать такие новости в себе.

— …но вам, элл Трэггану, если вы пообещаете держать все в строжайшей тайне, я сообщу секретные новости, касающиеся из ряда вон выходящего происшествия.

— Моего слова вам достаточно, элиран Фуллэгу?

— Вполне.

— В таком случае, элиран, даю вам слово, что я никому не скажу ни слова из того, что вы мне сообщите.

— Что ж, слушайте. Когда ваш товарищ вместе со своим бывшим противником и судьей зашли сюда выпить за прекрасный поединок… А поединок действительно был великолепен, ваш Мейчон… Вы видели бой? Нет?! О-о, вы многое потеряли, элл Трэггану! Так вот, когда они подходили к столу, от него отошел слуга. Судья взял три ближайших бокала с вином. Мейчона отвлек вопрос разыскивающего его слуги…

— Да, я посылал к Мейчону, — кивнул Трэггану. — Кстати, где он сейчас?

— Кто, слуга? Здесь наверное. Элиран Сайглайн, старший сегодня, он седьмой грани, распорядился никого не выпускать, да поздно — пташка уже упорхнула. Собрали всех слуг и как следует расспросили. Вы не поверите, элл Трэггану, я сам сперва не поверил, но сюда мог войти чуть ли не кто захочет. Этот неизвестный раздобыл форму слуги Храма и подсыпал яд в бокалы. Элин Болуаз умер почти мгновенно.

— А Мейчон? — быстро спросил Трэггану.

— О-о, успокойтесь, он вне всяких подозрений, он здесь не причем.

— Я не сомневаюсь, что он не причем, — отрезал Трэггану. — Я спрашиваю: где он сейчас и все ли с ним в порядке?

— Все в порядке, вон видите, на дальних скамьях, там через столы?

Трэггану посмотрел в указанном направлении и облегченно вздохнул.

— И что теперь будет? — уже спокойно поинтересовался он. — Состязания перенесут на другой день?

— Ни в коем случае! — воскликнул Фуллэгу. — Столько королей на трибунах — со всего Аддакая! Нет, все было доложено главному судье, его высочеству принцу Марклиту.

— И что он решил?

— Он мудр, поистине он — сын своего отца. Он приказал держать все в строжайшей тайне — помните элл Трэггану, что вы дали мне слово молчать — и объявить, что элин Болуаз умер в бассейне от разрыва сердца, не выдержав напряжения предыдущего поединка. Состязания продолжаются.

— Вы нашли отравителя? — спросил Трэггану. — Проверили, что за яд? Может, этот Болуаз действительно умер не от яда?

— Это яд, — уверенно произнес элиран. — Какой-то жутко редкий, почти не изученный. Говорят, его нельзя почувствовать ни по вкусу, ни по запаху. Пусть наши маги этим занимаются, их обязанность, — в последних словах элирана прозвучала некая презрительная нотка. — А отравителя ищут. Может, поймают.

— Спасибо, элиран Фуллэгу, — поблагодарил Трэггану, — Я обещаю, что сдержу данное слово и никому ничего не скажу. Прошу прощения, но мне надо поговорить с Мейчоном.

— Конечно, я понимаю.

* * *

Мейчон с закрытыми глазами в одиночестве сидел на длинной скамье у дальней стены. Казалось, он спал. Когда Трэггану приблизился на три шага, он открыл глаза, пальцы сжались на обмотанной тряпками рукояти меча.

Трэггану понял, что ожидание опасности в любую минуту и полная готовность противостоять ей давно вошли в кровь и сознание друга.

— А-а, это ты. Рад тебя видеть. Садись.

Трэггану сел рядом.

— Почему ты меня не разбудил? — спросил он, чтобы хоть что-то сказать.

— Ты сам сказал, что придешь к последним боям.

— Мало ли, что я сказал…

— Ты так славно спал. Улыбался чему-то, жалко было будить.

Трэггану снова улыбнулся — на сей раз словам друга.

Его кабинет — точно заколдованное место. Ему опять словно наяву привиделись события его жизни. Только не угрожающие смертью, не те, когда он стоял на пороге царства мертвых.

Сегодня ночью он пережил день, когда впервые поцеловал Млейн. Действительно, не рядовой день жизни, изменивший сам образ мыслей Трэггану, сделавший его другим, и принесший счастье… И милого малыша, который сейчас еще головку даже почти не держит, сосет лишь грудь кормилицы и орет истошно когда заблагорассудится, но через два Праздника Димоэта войдет в жизнь и с честью продолжит славный род.

— Говорят, твой первый бой стал событием дня? — спросил Трэггану.

— Это благодаря моему противнику, брату Болуазу, я смог показать на что способен, — ответил Мейчон. И добавил: — Его отравили на моих глазах.

— Элираны говорят, что сердце не выдержало после такого боя…

— Пусть говорят. Послушай, Трэггану, у меня к тебе есть просьба.

— Я сделаю все…

— Пошли кого-нибудь на правую трибуну. Там сидят двадцать восемь мальчишек… Или молодых людей, я не знаю. Они все в одинаковых одеждах — коричневой с черными большими полосами поперек. Передай им, что после Состязаний я хочу говорить с ними от имени их учителя.

— Хорошо, — сказал Трэггану, — сделаю. Еще что-нибудь? Может быть, приказать принести щит? У меня приготовлен — тот, с которым ты вчера сражался и…

— Нет, спасибо. Провел этот бой без щита, проведу и остальные. Мой щит — мое умение. Вот если поесть принесут. Только не отсюда. Я здесь теперь кусок в рот не возьму.

— Принесут лучшее из моего дворца.

— Не надо лучшего, — улыбнулся Мейчон. — Просто жареного мяса и хлеб.

В это мгновение бойцов пригласили на арену для осмотра магами-эскулапами и проведения жеребьевки второго круга.

Мейчон встал.

— Желаю удачи, — сказал Трэггану.

— Удача любит достойных, — улыбнулся Мейчон. — Но спасибо за добрые слова.

* * *

Жребий свел Мейчона с довольно необычного вида бойцом — по серо-зеленоватой коже сразу было ясно, что он выходец из лесов южного Эйтадо, где в воде и почве преобладает не железо, как утверждают маги, а редкий в других краях ванадий. И кровь у них не алая, а ярко-зеленая. И еще у эйтоддов, как их называли, были необычной формы глаза — почти абсолютно круглые и огромные, что придавало их лицам совсем уж свирепое и уродливое выражение.

— Тьи! — рявкнул эйтодд на очень плохом реухалском. — Тьи дьюмаишь, чтье гьирой, дья? Вьидьел я тьивой бьей, засьерьец! Гьевно тьи, а не бьеец. Есльи нье пьебьедьил тьего зьясрянца, этье нье зньячьит, чтье тьи — льючший. Сьейчьяс увидьишь ньястьящьего бьея, тьешно стьяньет!

Мейчону было наплевать на запугивания зеленокожего. Был эйтодд хорошо вооружен, что Мейчон оценил сразу. Демонстративно обнаженные мышцы рук перетягивали желтые кожаные ремни, оттеняющие непривычную кожу. Но ничего особенно примечательно ни в оружии, ни в фигуре не было; те же вчерашние малкирцы выглядели куда как внушительнее.

— Тьи! Тьякьей же мьекрицья, кьяк тьивой бьивший врьяг! Нье удьивльюсь, есльи и у тьебья откьяжьет сьердцьечко, кьяк у тьего ньедьеноска! Хьерошо би прьям счас, тьи ебрьязьинья бьелая, мнье нье придьется мьярать кльиньек.

Лицо Мейчона осталось прежним. Но за «недоноска» в отношении брата Болуаза зеленокожий урод ответит. Память старшего брата требует.

— Тьи! Тирьюс! Тьи дьяже нье мьежешь отвьетить дьестойно! — распалял сам себя эйтодд.

— Начинайте! — раздался голос наследника реухалского престола откуда-то очень издалека.

— Тьи! Чтье мьелчишь?! — кривлялся эйтодд. — Тьи, гьевнюк!

— Начинайте бой! — прервал его судья, стоявший рядом.

— Тьи…

Он не договорил.

Клинок Дорогваза пронзил незащищенное горло. Яркая зеленая кровь брызнула на просторные одежды, утыканные перышками каких-то птиц. Круглые глаза выпучились, стали овальными, напоминая куриные яйца.

Эйтодд упал.

Мейчон вопросительно посмотрел на судью.

— Бой закончился победой Мейчона, защищающего цвета Итсевда, — выдавил тот, пораженный молниеносным исходом поединка.

Зрители, которые с нетерпением ожидали от Мейчона повторения красивого боя ничего не поняли.

Мейчон поднял с арены кубик поверженного эйтодда, вытер тряпочкой зелень с клинка и пошел к ожидающему его во внутренних помещениях Трэггану.

* * *

Уже после третьего круга легких соперников на Состязании Димоэта нет — это понимал каждый участник.

Можно было уповать на везение, собственную силу, милость Димоэта или оплошность соперника, которую может допустить любой самый опытный боец. Воины выстраивали собственную стратегию турнира и тактику каждого боя, в зависимости от доставшегося противника, чтобы добиться заветной цели — победить в Состязаниях, навечно войти в почетный список героев в стене у главных ворот Арены и, если на то будет милость Димоэта, выступить в турнире знатнейших вельмож Аддакана и самому стать эллом.

Трэггану догадывался, что никакой стратегии Мейчон не придумывал, для него победа в турнире была не цель, а лишь средство для достижения другой цели. В частности — долг в четыреста рехуалов. Где еще Мейчон может взять такие деньги? Правда, на боку он носит огромное состояние… Сколько же может стоить меч Дорогваза? Тысячу золотых, может и намного больше… Но кто же расстанется с таким сокровищем?

Меч Шажара хуже, но Трэггану не мог представить себе ситуацию, когда он стал бы продавать свой меч, такого просто быть не могло. И, наверное, для Мейчона свое сокровище еще дороже — потому, что кроме этого у него нет ничего. Только любовь… Но меч и любовь… их нельзя сравнивать, это совершенно разное, как грани магического октаэдра — вроде вершина одна, но у каждой свой цвет.

Трэггану чувствовал в себе тихую радость от негаданного появления Мейчона. Старый друг привнес в его жизнь нечто давно недоступное, вольное, свежее. Трэггану почти забыл, что сейчас Праздники Димоэта. Он вжился в атмосферу внутренних помещений арены, где стонали раненые, сновали слуги, готовились к следующим боям воины и напивались с горя те, для кого Состязания окончились.

Те бойцы, что прошли третий круг имели двенадцать рехуалов чистой прибыли и в душе уже были довольны, не веря в дальнейшее свое продвижение к заветной цели.

Трэггану слушал обрывки разговоров, тревожно наблюдал за жеребьевкой, смотрел сквозь специальные окна на бои и просто наслаждался. Он был в родной стихии. Изредка сочувственно-злорадно вспоминал элла Наррэгу, который так же неуютно чувствовал себя в ложе месте с королем, как и сам Трэггану. Но Трэггану, благодаря Мейчону, здесь.

Мейчон уверенно приближался к общей победе. Когда он выходил на арену в очередной раз, трибуны просто взрывались от восторга. Он сумел завоевать симпатии зрителей, хотя не принимал для этого никаких усилий — скромно вышел, преобразился в бою, победил, спокойно поклонился, без диких прыжков радости и пронзаний воздуха сжатым кулаком с диким криком, и уходил. Возвращался на свое место, перебрасывался несколькими фразами с Трэггану, и погружался в себя.

Трэггану не отвлекал его, совершенно даже не догадываясь, о чем думает друг — о любимой, о чем-либо другом, или просто отключается, чтобы не растерять энергию перед следующим боем.

Кто он для многочисленных зрителей, приветствующих его? Человек, пришедший ниоткуда. Победитель, который, скорее всего, после Празднеств Димоэта уйдет в никуда. Но сейчас он — герой, кумир, ему нет равных…

* * *

Мейчон не обманул ожиданий. В финале он победил известного в Городе Городов бойца, регулярно выступающего за Рехуал в многочисленных боевых турнирах.

В небо взмыл флаг с цветами Итсевда, король Сераггану встал в ложе Трэггану, принимая поздравления.

Мейчон, как и все, посмотрел вверх и увидел в безоблачном небе улыбающиеся глаза Сейс. Это она помогла выдержать ему очередное испытание.

Наследник реухалского престола торжественно подарил Мейчону золоченые доспехи победителя первого дня Состязаний Димоэта, которые давали ему пропуск во второй этап. Честно говоря, дерьмо доспехи — хрупкие, хоть и красивые, лишь для параду, но и сражаться в них никто не собирался.

Трибуны восторженными криками провожали Мейчона с арены. Двое слуг несли трофеи — доспехи и поднос с кожаными мешочками, набитыми золотыми.

* * *

— Поздравляю Мейчон, ты добился своего, — первым встретил победителя у входа в помещения для отдыха Трэггану.

Он обнял его.

— Спасибо за все.

— За что? — удивился Мейчон.

— Я видел, тебе было нелегко. Но ты справился. Для меня это очень важно, — несколько непонятно ответил Трэггану. — Последний бой был тяжелым.

— Честно говоря, гораздо труднее было справиться с тем рыжим, двумя боями раньше, — заметил Мейчон. — В нападении он был слабоват, но в обороне… Я даже колебаться начал, больно он хитер. Но все закончилось как надо. А этот проиграл еще не выйдя на бой, но мастер он конечно неплохой. Он просто раньше времени понял, что ему не победить меня…

Трэггану еще раз обнял друга. Все, что он хотел ему сказать, нельзя было облачить в слова.

— Мейчон, там тебя ждут, я выполнил твою просьбу.

— Кто ждет? — не понял Мейчон.

— Ученики мастера Болуаза.

Мейчон помрачнел.

— Да, — кивнул он, — я должен поговорить с ними.

Они прошли к скамейке на которой сидели двадцать восемь мальчишек возрастом от полутора периодов Димоэта до, самое большее, двух с половиной. Все они были, как и говорил Болуаз, в новеньких коричневых с черным куртках.

При виде победителя состязаний ученики Болуаза встали. Двадцать восемь пар мальчишеских глаз с испугом и надеждой глядели на Мейчона. Они потеряли учителя, который всем им заменял отца.

— Я сражался с вашим учителем и знаю его великое мастерство, — обратился к ним Мейчон, с трудом подбирая слова. — Я скорблю вместе с вами. Ваш учитель перед смертью сказал мне насчет вас… Кто из вас старший? — спросил Мейчон.

— По возрасту или по сроку обучения у мастера Болуаза? — спросил один из них.

— Я хочу говорить с тем, кого считал старшим учеником сам брат Болуаз, кому он доверял.

— Я, — встал коротко подстриженный парень. — Я с учителем дольше всех, он доверял мне деньги и командование всеми, когда его не было с нами.

— Хорошо, — кивнул Мейчон. — Где ваша школа, в Сникке?

— У нас не было школы, — ответил мальчишка. — Мы просто бродили из города в город. Когда надо, работали у каких-нибудь хозяев все вместе, или устраивали на площадях показательные бои. А потом уходили в необжитые места, на берег какой-нибудь речушки, и там тренировались.

— Та-ак… — задумчиво произнес Мейчон. — Значит, дома у вас нет?

— Нет. Сейчас мы все остановились в гостинице «Светлячок», наше оружие там.

— И денег у вас нет?

— Есть немного… Но учитель почти все взял на взнос в Состязания.

— За победу в первом круге ему положено четыре золотых, — заметил Трэггану на ухо Мейчону. — А если намекнуть жрецам, что это они не уследили за угощением и Болуаз погиб по их вине, то можно полностью вернуть взнос, а то и удвоенный, и передать этим ребятам.

Мейчон кивнул. Он смотрел на мальчишек, потерявших учителя, помнил о своем обещании и был в смятении. Он не знал, что делать. Он понимал, что отвечает сейчас за их судьбу, но не мог взвалить на себя такой груз. Не считал достойным. Наконец, он принял решение.

— Подождите здесь. Я сейчас вернусь.

Он отвел Трэггану в сторону.

— Мне нужно перо, бумага, холщовый мешок и масса для печати. Ты сможешь достать?

— Конечно, — ответил Трэггану и щелкнул пальцами, подзывая своего охранника.

Через какое-то время Мейчон получил требуемое. Прошел к столу, и начертал:

"Учитель Вагги!

Вы научили меня не только выживать, но и жить. Я понимаю, что не могу обращаться с подобной просьбой, но иного выхода не вижу. Брат Болуаз, выпускник учителя Мекора и победитель прошлых Состязаний Димоэта, погиб на моих глазах от подлого отравления. Он был достойным бойцом. У него остались ученики, я поклялся позаботиться о них.

Я говорил вам, что за обучение должен отдать долг в четыреста рехуалов. Я победил на Состязаниях Димоэта и отдал призовые четыреста золотых в погашение долга. Еще двести я получил за промежуточные победы, больше у меня ничего нет.

Я понимаю, что двести рехуалов недостаточно за двадцать восемь человек, но, надеюсь, что вы и учитель Мекор не отвергните мою просьбу. Если вы сможете обучить ребят, они вернут долг. Если они ничего не стоят, то все на ваше усмотрение.

Я не могу быть учителем, я не смогу воспитать из них настоящих воинов. Быть бойцом, не значит уметь учить.

Мейчон."

Пока не передумал, он быстро завернул два свертка с сотней золотых в каждом в мешок, поставил три блямбы, размотал тряпку на рукояти своего меча и торцом, в котором был вделан драгоценный камень ограненный в форме Махребо, запечатал мешок. Подозвал к себе старшего ученика.

— Вот тебе золотой. Похороните брата Болуаза по обычаям Сникка, или как пожелаете. Потом через аддаканы отправитесь в Лионаг, оттуда ближе всего к острову Брагги. Корабли ходят каждое восьмидневие. Отвезете этот мешок и письмо, передадите учителю Вагги. Это последняя воля вашего учителя. Выполните?

— Конечно, учитель Мейчон. Только…

— Что?

— Можно нам остаться здесь на празднества? Мы хотим посмотреть последний день Состязания, учитель Болуаз…

— Оставайтесь, — согласился Мейчон. — Я могу быть уверенным, что мешок попадет к учителю Вагги?

— Я отвечаю за это своей жизнью, — несколько торжественно поклялся старший ученик Болуаза.

— Как тебя зовут?

— Дапро, учитель Мейчон.

— Не называй меня учителем, Дапро, — сказал Мейчон. — Все, отправляйтесь.

Он смотрел как парнишка скомандовал своим товарищем и они ушли из помещения.

Мейчон был нищим вчера, он остался нищим сегодня. Так хочет Димоэт.

Впрочем, у него еще, после отдачи долга тушеносу, останется четыре золотых, а это немало. Да еще золотой, полученный вчера за оружие малкирца от монаха Иераггу.

— Трэггану, — позвал он, — у тебя есть надежный человек, чтобы отнести четыреста рехуалов эллу Кмеллу из Марлана?

— Да, сейчас пошлю своего охранника.

Мейчон умылся в специальном бассейне, привел себя в порядок, взял свою сумку с лямкой через плечо, и вернулся к другу.

— Пойдем в «Сладкую свободу», отметим твою победу, — предложил Трэггану. — Это довольно приличный кабак, там спокойно и кормят недурно. А то вечером мне надо будет идти в посольский дворец на прием, будь все проклято. Так идем?

— Я согласен, что кабак выбираешь ты, — улыбнулся Мейчон. — Но угощаю я. Причитается-то с меня.

— Как скажешь, — согласился Трэггану. — Ты сегодня у нас герой.

Они направились к выходу.

* * *

— Элл Итсевд-ди-Рехуала? — окликнули их, едва они миновали охрану Арены Димоэта.

Трэггану обернулся.

— Да, это я. В чем дело?

— Я — королевский элиран шестой грани Дилеоар, — представился старший группы из восьми вооруженных человек. — Мы разыскиваем вас уже несколько часов. Вы что прячетесь от кого-нибудь?

— Нет, разумеется, — ответил Трэггану. — А что вам угодно?

— Вы видели сегодня монаха Иераггу, с которым вчера сражались на Ристалище Чести?

— Нет. Он вчера покинул мой дворец и больше я его не видел, — с достоинством ответил Трэггану. — И рад был больше никогда не видеть его и не слышать о нем.

— Я не хотел бы напрасно отнимать ваше время, — учтиво сказал элиран, — но его нигде не могут найти и обратились за помощью к нам.

— Да? — удивился Трэггану. — И что вы хотите от меня?

— Нам сообщили, что никто не видел, как он покинул ваш дворец. Есть подозрения, что вы держите его против воли.

— Даже если так, — пожал плечами Трэггану. Монах — подданный Итсевда и это наше личное дело. Но только его в моем дворце нет.

— Монах Иераггу уже больше периода Димоэта является гражданином Реухала, о чем имеется соответствующая запись. Его судьбой, в моем лице, — гордо сказал страж порядка, — беспокоится королевская власть

— Я уважаю власть короля реухалского и его законы, — спокойно ответил Трэггану. — Поэтому, господа, предлагаю пройти со мной во дворец и лично убедиться в ложности вашего утверждения.

— Только этого мы и хотели, благородный элл Итсевд-ди-Реухала, — поклонился элиран.

Трэггану повернулся к другу:

— Извини, Мейчон, мне надо домой. Пойдем вместе, это не должно занять много времени. А потом отправимся, куда хотели. Или, иди сразу в «Сладкую свободу», это недалеко. А я появлюсь чуть позже.

— Я пойду с тобой.

Они, вместе с элиранами, отправились ко дворцу эллов Итсевд-ди-Реухала. По дороге не разговаривали.

У входа во дворец Мейчон спросил:

— Трэггану, моя парадная одежда в той комнате, что отвели вчера? Я хочу переодеться.

— Да, — кивнул Трэггану. — Слуга проводит тебя и туда же отнесут твои доспехи. Ты можешь приходить и уходить когда захочешь. Переодевайся, я жду в том кабинете, куда тебя привели вчера утром. Помнишь?

Мейчон кивнул и пошел наверх. Там он быстро переоделся и вынул из карманов снятой одежды все содержимое. У него оставалось всего двадцать рехуалов от несметного богатства, что завоевал сегодня, и полный кошелек серебра — остатки взятой у тушеноса суммы. И пятнадцать золотых он должен отдать Дойграйну.

И тут он вдруг вспомнил, что хозяину «Возвращенной сказки» предлагал двадцать пять золотых и завещание на случай смерти. А с этим Дойграйном заключил договор на тех же условиях и написал завещание.

Хотя, как помнил Мейчон, сумма возврата не называлась в разговоре с Дойграйном…

Но он должен отдать двадцать пять рехуалов. Он совершенно забыл о процентах. О, проклятые пустоши, только над этим ломать голову ему не хватало! Взгляд упал на золоченые доспехи. Вот и выход. Он должен выйти в них на представление участников в последний день состязаний. А потом отдаст Дойграйну взамен пяти рехуалов. А вдруг тот не согласится? И сколько могут стоить эти доспехи?

Впрочем, усмехнулся сам себе Мейчон, скорее всего, Дойграйн будет безумно рад если ему вообще вернут долг, и, наверняка, он поставил на Мейчона, выиграв, возможно, больше, чем ему было обещано.

Мейчон быстро убрал двадцать золотых для Дойграйна в потайной карман куртки, в которой выступал. Достал кошелек и осмотрел содержимое — в нем было полно серебряных рехуанов и меди из всех стран, что осталась у него после покупки одежды и прочих расходов. Затем сложил одежду на кровати рядом с трофейными доспехами и отправился к другу.

* * *

Трэггану провел элиранов в свой кабинет для приема посетителей, что на втором этаже, и прошел за стол.

По зову явился Райсграйн.

— Ты видел как вчера монах Иераггу уходил из моего дома? — обратился он к управляющему.

— Честно говоря, господин, я не знаю его в лицо.

— Хорошо, пусть элираны опросят слуг и осмотрят весь дворец, — распорядился он и повернулся к старшему: — Элиран Дилеоар, пока ваши помощники выполняют свои обязанности вы не хотите отведать немного хорошего вина?

— Что ж, — сказал элиран шестой грани, — не откажусь.

Он повернулся к сопровождающим:

— Осмотрите дом и расспросите слуг. Пусть нас потом никто не сможет обвинить в лености и небрежии.

— Райсграйн, — окликнул управляющего Трэггану, — пришли ко мне Кейону, я хочу с ним поговорить.

— Его нет во дворце, господин. Он ушел утром на празднества, сказал, что вы разрешили.

— Хорошо, — кивнул Трэггану, — иди.

Он хотел было позвать верного Гирну, но решил, что это подождет, пока уйдут стражи порядка.

Элиран уселся в кресло у стола. Его помощники покинули кабинет.

Трэггану, словно происходящее его не касалось, взял из ящика стола свиток и принялся изучать.

В кабинет вошел Мейчон, осмотрелся, улыбнулся другу, подошел к окну и уставился на улицу, по которой гуляли празднично одетые горожане.

Элиран сидел с каким-то насмешливо-вежливым выражением на лице. Казалось, он совершенно точно знал, что доложат ему подчиненные.

Трэггану внезапно почувствовал странное беспокойство.

А в самом деле, куда делся вчера после пира этот монах? Трэггану не помнил как уходил Иераггу. Вдруг он спрятался здесь где-нибудь под лестницей, а сейчас будет кричать, что его связали и не выпускают? Проклятые пустоши, от этого фанатика все что угодно можно ожидать.

Открылась дверь. Трэггану быстро поднял глаза от свитка. Пришел слуга с вином и закусками. Молча поставил поднос на стол, разлил по трем чаркам вино и так же молча удалился.

— Прошу вас, элиран Дилеоар, — предложил хозяин кабинета.

— С удовольствием, — безмятежно ответил страж закона.

Наконец вернулся один из помощников элирана и доложил:

— Никто из слуг не знает монаха в лицо. Мы осмотрели все помещения, в них только домочадцы, чужих нет.

— Осмотрели все помещения? — переспросил элиран шестой грани.

— Кроме одного, — потупился помощник. — На верхнем этаже есть еще один кабинет элла Трэггану, личный. В него может входить только сам хозяин и один слуга — Гирну. Но Гирну болен, не может встать с постели и даже говорить не в состоянии.

Трэггану удивился внезапной болезни слуги, но виду не подал. Конечно, Гирну очень стар и в любой момент может слечь.

— Элл Трэггану, — сказал элиран Дилеоар, — мы должны осмотреть ваш кабинет. Вы, конечно, понимаете, что мы просто исполняем свои обязанности и любезно простите нас за вторжение.

— Пойдемте со мной, — вздохнул Трэггану.

Мейчон оторвался от созерцания вида из окна и пошел за другом — он вспомнил, что вчерашнее королевское вино оставалось наверху и решил после ухода элиранов как-то встряхнуть Трэггану.

Младшие элираны дожидались командира в приемной. Вслед за Трэггану и Дилеоаром они тоже стали подниматься по лестнице. Мейчон замыкал шествие.

Трэггану открыл дверь в кабинет. И застыл на пороге, потом попятился в коридор, сел, вернее упал, на стул для слуги.

Элираны буквально ворвались в кабинет, двое остались стоять около Трэггану.

Мейчон последовал за стражами порядка, желая знать, что привело друга в такое замешательство.

В кресле хозяина кабинета лежал монах зеленого братства Иераггу. Из его груди торчал кинжал; по рукояти Мейчон узнал один из тех, что рассматривал вчера на стене этого кабинета.

Смерть до неузнаваемости изменила лицо монаха — он казался сейчас жалким и отвратительным, в полуоткрытом рту виднелись гнилые зубы, в уголке губ запеклась кровавая пена. Виски ввалились, торчали скулы, щеки обвисли и неестественно набряк подбородок.

Из-под спущенных век мертвеца в узких щелочках виднелись два карих яблока — словно покойник ехидно и внимательно глядел на Мейчона.

 

Глава 5

— Вегс, отправляйся в элиранат итсевдского квартала, пусть ожидающие нас там как можно быстрее идут сюда, — распорядился элиран шестой грани.

Он по-свойски уселся в кресло напротив того, где лежал заколотый монах. Вчера это кресло было придвинуто к столу для Мейчона. Элиран посмотрел на графин с вином, поднял крышку на блюде с закусками, выбрал наиболее свежий с виду ломоть мяса и с показным наслаждением понюхал его. Налил в чарку королевское вино и залпом выпил, не оценив тонкого вкуса изысканного напитка.

Мейчон тихо прошел в дальний угол, у двери в сад, в котором ночевал, и сел на корточки, стараясь не привлекать к себе внимания — он прекрасно понимал, что его могут прогнать в любой момент. Уходить он не желал.

Друг снова попал в беду, и Мейчон должен сделать все чтобы помочь ему выкарабкаться. Он знал, что Трэггану не убивал монаха. Даже не потому, что Трэггану не стал бы этого делать подло и исподтишка. Мейчон с рассветом ушел из кабинета и тогда в кресле, где сейчас, обвиснув, валялось тело монаха, спал Трэггану.

А монах точно был убит до рассвета, скорее всего — сразу после вчерашнего пира. Это было видно по трупу, у которого уже прошло окоченение. Мейчон в своей жизни насмотрелся мертвецов, к тому же на Брагги этому тоже учат.

И Мейчон хотел знать, за кем послал элиран. Чтобы помочь другу, надо прежде всего выяснить истину.

Трэггану наконец пришел в себя от потрясения, встал со стула слуги в коридоре и вошел в кабинет.

— Может быть, вы объясните мне, что происходит, элиран Дилеоар? — потребовал он ответа.

— По-моему, — усмехнулся слуга закона, — это вы должны мне объяснить, что все это означает.

— Мне нечего вам объяснять, — твердо сказал Трэггану. — Я понятия не имею как он здесь оказался. И желаю знать. Я хочу немедленно поговорить со своими слугами и выяснить…

— Выяснять теперь будем мы, — жестко перебил его элиран. — Если пожелаете признаться сразу, то сбережете свое и мое время. Зачем вы убили монаха?

Он встал с кресла, чтобы встретиться глазами с Трэггану. Тот не отвел взгляд. Элиран Дилеоар отвернулся и прошелся по просторному кабинету.

— Впрочем, почему убили, как раз ясно, — принялся рассуждать он вслух. — Монах снова оскорбил вас и вы не сдержались. А вызвать на Ристалище Чести вы его, разумеется, не могли. Но зачем убивать? Ну, отшлепали бы клинком, ну, перебили бы ноги…

Дилеоар вернулся к креслу и вновь по-хозяйски уселся в него.

— Я не убивал, — холодно сказал Трэггану.

Он прошел к выходу во внутренний сад, толкнул дверь и вдохнул полную грудь свежего воздуха.

Окно в кабинете было плотно закрыто и из-за жары и присутствия покойника запах стоял не очень приятный.

Один из младших элиранов приблизился к Трэггану и кинул быстрый взгляд за его плечо. Каменные стены в два человеческих роста, видимо, успокоили стража порядка и он вернулся на место. Двое элиранов охраняли единственный выход из кабинета.

Дилеоар, не обращая внимания на хозяина кабинета, многозначительно посмотрел на свои пять пальцев и принялся обсуждать с подчиненными какого-то Хастда, который один задержал троих разбойников в час торговцев, но которого, бедолагу, постоянно лупит стерва-жена. Потом они принялись обсуждать какую-то общую знакомую красотку и кто бы из них сколько раз с ней с удовольствием бы переспал. И какие у нее прелести — и на попке кружка с водой устоит и на грудь поставь, не упадет, сказка, а не девочка…

Трэггану, стоя у выхода в садик спиной к элиранам, словно не слышал их скабрезных разговоров. Он замер, превратился в каменную статую.

Мейчон молча сидел в своем уголке пока не гнали.

На труп монаха никто не обращал внимания.

Наконец на лестнице послышались шаги. Трэггану повернул голову.

Вошел человек, по одеждам которого сразу было понятно, что он служит писарем в Храме Правосудия. За ним шли еще три элирана и… Кейону.

Трэггану удивленно вскинул брови.

— Садитесь и записывайте все, что здесь будет говориться, — приказал Дилеоар человеку в одеждах писаря, освобождая место за столом. — А вы, — повернулся он к Кейону, — отвечайте на мои вопросы. И не вздумайте лгать! Ваш хозяин вам не поможет. Если хоть одно ваше слово окажется лживым, вы встретитесь с палачами. А у нас хорошие дознаватели, да будет вам известно.

Кейону выглядел испуганным, толстые щеки побелели. Он старался не смотреть на кресло, в котором лежал убитый монах.

— Я буду отвечать честно, господин элиран, клянусь чем угодно! Я скажу все, как было.

Элиран показал на труп.

— Вы знали вот этого человека?

— Этого? — переспросил Кейону. — Нет, не знал.

— Но вы видели его живым?

— Да, он был вчера на пиру у хозяина. Он был в свите его величества короля Сераггану.

— Вы видели, когда он выходил из дворца?

— Нет.

— Но вы видели его после пира?

— Меня вызвал в этот кабинет хозяин и попросил принести вина и закуски. Здесь же, только в другом кресле, сидел этот человек.

Трэггану хотел что-то сказать, но сдержался.

Мейчон встал на ноги и приблизился к Трэггану, в любое мгновение ожидая окрика элиранов. Но на него не обращали внимания — все смотрели на слугу.

— Вы принесли эллу Трэггану то, что он просил? — продолжал задавать вопросы элиран шестой грани.

— Конечно, — воскликнул Кейону, — я для того здесь и живу, чтобы выполнять приказы элла Трэггану. Я — его личный слуга, я приехал с ним из Кремана и стараюсь выполнять свои обязанности так, чтобы у хозяина не возникло и тени недовольства. Я…

— Так вы принесли вино? — повторил вопрос Дилеоар.

— Да вот же оно перед вами. И блюдо с закусками. Сами видите. Я не…

— Хорошо. Не будем отвлекаться на пустяки. Что вам сказал хозяин?

— Ничего. Я поставил поднос на стол и ушел.

— Вы слышали какие-нибудь разговоры хозяина и этого человека?

— Когда я поднимался по лестнице, то слышал гневный голос, только не хозяина, а, наверное, этого… вот… Голос хозяина я хорошо знаю. Когда я вошел, оба замолчали, видно было, что элл Трэггану очень зол и недоволен. Обычно в этом кабинете хозяин никого не принимает, для этого есть другой кабинет, на втором этаже. И я решил, что уж если он этого человека аж сюда привел, то дело очень важное.

— И вы пошли отдыхать?

— Нет. Я предполагал, что потом этого человека надо будет проводить до выхода или к комнатам, что специально для гостей держат. Хозяин иногда ночует прямо здесь, когда заработается… В общем, я сел на стуле, в коридоре.

Писарь старательно скрипел пером, записывая каждое лживое слово слуги.

Трэггану молчал, сжимая кулаки. Он догадывался, что не только Кейону будет нести на него навет, наверняка во дворце найдутся еще жадные и подлые люди. Кто-то сильный и могущественный хочет, чтобы все решили, что Трэггану убил монаха Иераггу. Но кто? И зачем? И как теперь быть?

— И что было дальше? — спросил элиран слугу.

— Я сидел всю ночь на стуле, дремал. Я привык.

— Вы слышали о чем разговаривал хозяин с этим человеком?

— Дверь толстая, сами видите. Голоса слышал. Они ругались, но слов я разобрать не мог. Потом монах закричал-закричал на моего хозяина и смолк. Затем все было тихо.

— И когда ваш хозяин вышел из кабинета?

— Я просидел до рассвета, потом спустился на кухню, набрать горячей воды и взять у себя бритвенные принадлежности. Когда поднимался обратно, элл Трэггану спускался по лестнице. Он сказал, чтобы я побрил его в спальне и мы отправились туда…

В кабинет в сопровождении элирана вошел маг-эскулап и прямиком направился к трупу. Ясно было, что монах мертв, но надо было выяснить — как давно и не замешана ли здесь магия?

— Он лжет, — на велинойском сказал Мейчон.

Сказал тихо, даже не прошептал, а лишь губами едва пошевелил — так разговаривают в разведке. Он опасался, что Трэггану не услышит, но другого выхода не видел.

— Да, он подкуплен, — так же тихо ответил Трэггану. — Но сейчас я ничего не могу сделать, слишком уверенно он говорит. Я убегу и найду настоящего убийцу. Мое имя не должно быть запятнано. Ради сына.

— Ты собираешься прорываться с боем? — не удивившись, спросил Мейчон. — Их одиннадцать вооруженных человек, плюс остальные. А нас двое. Конечно можно попробовать, но очень тесно на лестнице, нас просто подомнут под себя. К тому же еще несколько человек уложим насмерть в такой драке. А убить королевского элирана… Это в любой стране смерть без суда.

— Да, и еще неизвестно сколько элиранов внизу, у дворца. Нет, я пойду один, — ответил Трэггану. — Через подземный ход, что ведет из этого садика за город.

— Может, я пойду с тобой?

— Нет, я хочу чтобы ты был с ними как можно дольше. Мне все надо знать. Встретимся вечером или завтра утром в «Сладкой свободе». Там хозяин… В общем, он меня хорошо знает. В случае чего я ему для тебя письмо оставлю — где и что. Спросишь у него.

Трэггану говорил быстро, он понимал, что времени не так много, в любой момент, заметив, что они шепчутся, их могли окликнуть элираны.

— Я сейчас рванусь. Сделай вид, что пытаешься схватить меня, а сам попытайся задержать преследователей. Мне надо всего ничего — прорваться в лабиринт башни, там меня не найдут.

— Все сделаю, — заверил Мейчон.

Дилеоар откашлялся и спросил Кейону:

— Что вы делали, когда хозяин ушел?

— Обычно здесь убирается Гирну, — ответил Кейону, — но он заболел. Я пошел убрать, но дверь оказалась заперта. Не знаю, что меня дернуло, может, Димоэт подтолкнул, но я заглянул в замочную скважину и увидел мертвую руку вот этого… Тогда я и побежал в элиранат.

Кейону посмотрел на хозяина и виновато развел руками:

— Извините, хозяин, но я не могу лгать элиранам.

— Сколько тебе заплатили, гаденыш? — гневно спросил Трэггану, делая шаг вперед, якобы отходя от выхода в сад. — Неужели вы верите какому-то слуге и подвергаете сомнению мое слово, элиран Дилеоар? Я не убивал, потому что одного моего слова достаточно, чтобы…

— Молчать! — вдруг взорвался элиран. — Стойте на месте, не приближайтесь! Иначе мы пустим в ход оружие. Только потому, что вы элл Итсевд-ди-Реухала мы с вами так долго возимся. Каждое ваше слово записано. А у нас есть еще несколько человек, готовых подтвердить, что видели, как вы с монахом шли к лестнице и поднимались наверх. Вы ненавидели этого монаха и убили его по злобе. Никто не имеет права в Реухале убивать кого-либо кроме как на Ристалище Чести, на Арене Димоэта или на Арене Казни. Вы посягнули на самые священные устои, вы…

Неожиданно Трэггану быстро развернулся и бросился в садик.

Элираны замешкались.

— Оттуда нет выхода, — удивленно воскликнул элиран, смотревший ранее в сад. — Чего это он?

Мейчон с криком «Стой!» бросился в сад и споткнулся на пороге.

Дилеоар, выхватывая меч, бросился за Трэггану, натолкнулся на Мейчона и тоже упал.

Остальные элираны не знали как перешагнуть через командира.

Наконец Дилеоар встал с Мейчона. Тот мгновенно вскочил на ноги. Остальные элираны проскочили в сад.

— Куда он скрылся? — гневно спросил Дилеоар у Мейчона.

— Не знаю, я пытался его задержать.

— А не меня ли ты пытался задержать?

— Вы меня оскорбляете! Я готов вместе с вами включиться в погоню. Если он совершил убийство, то должен отправиться в Храм Правосудия.

— Эй, здесь люк, он туда нырнул! — заорал один из элиранов.

— Прыгайте за ним! Что стоите? Э-э, нет, — он схватил Мейчона за рука, — ты останешься со мной. Пойдем в кабинет, твой друг далеко не уйдет.

— Там темно в лазу, — вернулся из садика младший элиран, — ничего не видно.

— Так возьмите свечей! — не выдержал Дилеоар. — Вон стоят и вон. А ты сбегай еще за свечами, или факела сделайте! Я, что ли за вас думать должен?

— Из башни ведет древний подземный ход за город, — вдруг подал голос Кейону. — Хозяин это в свитках узнал и несколько раз осматривал башню. Один раз даже я с ним ходил, факел ему держал… Там мерзко и противно, б-р-р, — слуга содрогнулся от воспоминаний. — Наверняка он уже по подземному ходу бредет.

— Подземный ход, говоришь? И куда он выходит?

— Откуда мне знать? Куда-то далеко за город, в лес.

— Подземный ход, подземный ход…

Элиран шестой грани раздраженно ходил по кабинету, изредка бросая косые взгляды на писаря и на мага-эскулапа, который, не обращая ни на кого внимания, возился с покойным. Наконец, Дилеоар, не выдержал, нервно подошел к столу, отстранил писаря, налил себе еще чарку и вина и опрокинул в себя.

— Будь все проклято! — прохрипел он, ни к кому специально не обращаясь.

* * *

Через час из чрева башни вылез последний элиран, весь в паутине и в пыли.

— Нет возможности найти его, самому заплутать можно, — начал оправдываться он. — Это древняя башня, такие делались на случай осады, я знаю. В некоторых странах и сейчас такие замки еще строят.

— Нет возможности, нет возможности… — Дилеоар уже успокоился. — Ладно, далеко он не уйдет. С острова не сбежишь, а у каждого аддакана выставим охрану. Собирайтесь, уходим.

— А мне что делать? — спросил Кейону, о котором, казалось, все забыли. — Я не хочу оставаться больше во дворце.

— Спрячься в какой-нибудь гостинице и дай весточку в элиранат, где тебя найти, — ответил Дилеоар. — Иди. Впрочем, тебя, на всякий случай, проводит элиран Малайн. За гостиницу заплатит Храм Правосудия, но пока этого не сообщай. У тебя есть деньги.

— Есть немного.

— Тебе возместят все расходы, — заверил страж порядка. — Обязанность каждого гражданина не дать убийце уйти от возмездия.

В сопровождении младшего элирана Кейону вышел из кабинета.

Дилеоар окинул прощальным взглядом кабинет.

— А ты, — повернулся он к Мейчону, — кто бы ты ни был, пойдешь с нами.

— Почему? — удивился тот.

— Потому, что я так сказал! — рявкнул элиран шестой грани.

* * *

Главный элиранат Рехуала располагался в старом здании тюрьмы на южной окраине Города Городов. За ним, на расстоянии два полета стрелы, возвышалось новое здание тюрьмы — как и все строения в Реухале, огромное и величественное.

Когда два стража закона привели сюда Мейчона, уже смеркалось.

Элиран Дилеоар по дороге вспомнил о каких-то неотложных делах, велел доставить задержанного и не отпускать до его возвращения, а сам свернул в сторону Площади Аддаканов.

Первый день празднеств всегда славился буйным разгулом и многочисленными уличными драками — в Храм Семи Богов к повелителю Гапполуха ходили только уроженцы этого ледяного края, остальные после Состязаний Димоэта веселились как могли. И в этот час огромный приемный зал главного элираната, где за длинным широким столом сидели многочисленные писари, заносившие в списки имена задержанных, был переполнен загулявшими драчунами, мелкими воришками и пьяными, едва одетыми девками.

Расталкивая арестованных, элиран вместе с Мейчоном подошел к одному из писарей и указал задержанному, чтобы тот стоял рядом.

Девица в красном платье, которая, облокотившись руками о стол, так что все видели в порванный ворот ее грудь, ждала своей очереди, повернулась к Мейчону:

— Не толкайся, ты! О, какой бука, может, поцелуешь бедную девочку? — Она глупо захихикала.

Мейчон понял, что она либо пьяна, либо наелась дурманящих фруктов под завязку. Он брезгливо отодвинулся.

— Цетгиц, где старший? — спросил элиран писаря. — И кто сегодня?

— А это ты, Фаскик? — поднял голову тот. — Сейчас старшим Апродаг, но он уже ушел сдавать дежурство. А заступает Ведиггу, ну помнишь, лысый такой, из северного элираната недавно перевели… — Он отер потный лоб рукавом. — Ну и денек, что-то дальше будет? Второй день, как аддаканы открылись, а уже пихать некуда этих бродяг и бандитов. Что там у тебя?

— Элиран Дилеоар просил, чтобы вот этого, — он кивнул на Мейчона, — подержали до его прихода.

— На чем попался?

— Ни на чем, — сказал Мейчон.

— Ты вообще помолчи, — прикрикнул приведший его элиран. — Цетгиц, оформи его без очереди.

— Вынимай все из карманов и назови свое имя, — приказал писарь Мейчону. — О, у тебя даже меч! Снимай его, давай сюда.

— Нет! — жестко и спокойно ответил Мейчон.

Он не собирался отдавать кому-либо меч Дорогваза, ни одна живая душа кроме Трэггану и тех, в кабаке «Возвращенная сказка», не знала, что он обладатель такого сокровища.

Конечно, элираны кристально честные люди, других сюда не берут, не должны брать, но и у кристально честного при виде такого меча могут зародиться нездоровые соблазны.

Уж лучше, чтобы никто не знал о клинке. А то придется пускать его в дело, избави Димоэт от напрасного смертоубийства.

Девица в красном платье с порванным воротом перестала глупо хихикать и с удивлением посмотрела на Мейчона, одежды которого, купленные вчера для пира, резко отличались от одеяний остальных задержанных.

— Красавчик, я тебя люблю! — воскликнула она и протянула ему надкусанный плод дурманящей сливы: — Кячку хочешь, красавчик?

По знаку опекуна Мейчона к ним подошли несколько дежурных элиранов, с удовольствием готовых усмирить любого непокорного.

— Что значит «нет»? — с угрозой в голосе спросил писарь Мейчона. — Ты отказываешься назвать свое имя?

— Мейчон из Велинойса, — ответил выпускник Брагги и, подумав, добавил: — Победитель сегодняшних Состязаний Димоэта.

Писец выругался. Приведший Мейчона элиран с удивлением взглянул на задержанного.

— Да, похож, — сказал один из подошедших стражей порядка. — Я был сегодня на Арене Димоэта и видел его.

Пополз шепоток — завсегдатаи элираната передавали друг другу удивительную новость, все оглядывались на Мейчона.

— Меч я отдам только в руки его величеству королю Реухала, — продолжил Мейчон, — или наследнику престола, принцу Марклиту, который самолично вручил мне сегодня золотые доспехи победителя. Я не совершал ничего противозаконного и вы не имеете права меня арестовывать. Завтра же я пойду в королевский дворец с жалобой.

Мейчон прекрасно знал, что никуда он не пойдет.

Писец сосредоточенно грыз перо, не замечая, что пачкает губу в чернилах. Остальные писари бросили свои дела и смотрели на товарища, радуясь, что не им решать столь непростой вопрос.

— Знаешь что, — наконец сказал писарь элирану, приведшему Мейчона, — записывать пока не будем. Веди его наверх и запри в кабинете Дилеоара, в каморке для допросов, пусть пока там посидит. А как только появится старший, Апродаг или Ведиггу, без разницы, мы сразу доложим и пусть сами решают что с ним делать. А куда отправился Дилеоар?

— Понятия не имею. Он, наверняка, тоже не знал, кого задержал. Может, сегодня он и вообще здесь не появится.

— Ладно, есть кому разбираться, чего нам голову ломать.

— Пойдемте, элин Мейчон, — тон элирана изменился. — Вас никто не арестовывал, с вами только хотят побеседовать.

Он взял свечу и провел Мейчона на третий этаж и по длинному узкому коридору к одной из комнат, которая раньше была камерой — лишь одно окошко и то высоко под потолком и такое узкое, что даже птица не влетит. Элиран поставил свечу на стол, за которым при допросе сидел писарь, и указал Мейчону на скамью.

— Подождите здесь, элин Мейчон, — вежливо сказал элиран. — Вы извините, но я вас запру, у меня приказ. Но долго ваше ожидание не продлится. Мы найдем элирана Дилеоара и он быстро отпустит вас.

Мейчон сел на скамью и прислонился к холодной каменной стене. Лязгнул засов. Мерклый огонек свечи не разгонял мрак, стены камеры растаяли в темноте. Мейчон закрыл глаза.

Он пытался разобраться в происходящем, выстроить непротиворечивый ряд событий. Не получалось. Он не мог понять: Трэггану — случайная жертва политических интриг? Или кто-то целенаправленно плетет ему сети?

Ясно, что в любом случае, противник силен. Но не все предусмотрел. Спасение в том, что Мейчон провел ночь рядом с Трэггану и никто не знал об этом. Он, Мейчон, сейчас и здесь не простой бродяга, а победитель первого дня Состязаний Димоэта, его слову поверят. Должны поверить.

Слово элла Итсевд-ди-Реухала и победителя Состязаний против слова слуги. Хотя, кого там еще могли подкупить?

Тогда, получается, Трэггану зря убежал. Лучше бы он сам настоял, чтобы его как можно скорее отвели в Храм Правосудия…

Интересно, а как в эту цепочку вписывается отравление Болуаза? Хотели отравит его, Мейчона? Значит, он кому-то мешает? Тому, кто хочет погубить Трэггану.

Что ж, все, что Мейчон может сделать, чтобы помешать основательно, разрушить все коварные планы, кто бы ни был интриган, он сделает.

* * *

Наконец, скрипнула дверь и Мейчона ослепил свет множества свечей. Вошли четыре элирана, за ними невысокого роста улыбающийся лысый толстяк.

— О, элин Мейчон! Видел, видел, как вы сражались! Просто бесподобно! — воскликнул он. — Рад встретить вас лично! Не здесь конечно, лучше бы за накрытым столом и приятной беседой, но все поправимо. Я — элиран седьмой грани Ведиггу, сегодня старший здесь. Приношу извинения от имени всех элиранов, что вас после такого трудного дня привели сюда и держат голодным взаперти и в темноте. Элиран Дилеоар будет наказан, но он не знал, кто вы. Да-да, я уже в курсе происшедшего, ваш друг…

— Он не убивал того монаха.

— Ну, может быть, может быть, — согласился Ведиггу, — это не мое дело. Я хочу пригласить вас отужинать в моем кабинете, мне очень приятно будет побеседовать с таким выдающимся воином. Моя супруга просто умрет от зависти, когда узнает об этом!

— Спасибо, но я сыт, — сказал Мейчон, хотя ничего не ел кроме легкого завтрака, что приносил ему слуга Трэггану на состязания. — Я могу идти?

— Конечно, конечно, — с некоторой обидой произнес элиран. — Но я хотел угостить вас отличным вином. Мне крайне неприятно, что все так произошло.

— Я все понимаю, — сказал Мейчон. — Я явлюсь для беседы с элираном Дилеоаром, когда ему потребуется. Элл Трэггану ни в чем не виноват и я могу это доказать. Когда мне к вам подойди, чтобы Дилеоар был на месте?

— Завтра, завтра приходите, — расплылся в улыбке толстяк. Но тут же он вновь стал серьезным: — Только… говорят, вы собирались идти к его величеству с жалобой?

— У меня нет для этого причин, мне не сделали ничего плохо, — улыбнулся Мейчон, догадавшись наконец почему толстяк так настойчиво приглашает его отужинать. — Я прекрасно понимаю, что служба есть служба. Я бы с удовольствием принял бы ваше предложение и отужинал бы, но у меня еще несколько дел, я…

— Уже начался час торговцев, — предупредил Ведиггу. — Может, вам снарядить охрану?

— Я дойду сам, дорогу знаю.

— В этот час неспокойно на улицах и у нас много работы. Мы просто-напросто не в состоянии выставить патруль в каждый переулок. Мне будет гораздо спокойнее, если…

— Спасибо, я дойду сам, — с нажимом повторил Мейчон. — Я могу идти?

— Да, конечно. Я провожу вас до выхода.

В сопровождении четырех элиранов они вышли в коридор.

— Вы не возражаете, если я проведу вас через двор, элин Мейчон? Нечего этому сброду пялиться на героя дня.

— Как вам будет угодно.

— Возьмите факел, на улицах темно.

Они прошли по коридору, повернули, спустились по мрачной лестнице и вышли в просторный двор, освещенный восемью кострами в специальных восьмигранных каменных очагах, куда специально приставленный человек постоянно подбрасывал дрова. Огромные ворота были открыты и во двор въезжала телега в сопровождении двух элиранов с факелами.

— Топором по потрохам! — выругался старший по элиранату, забыв о Мейчоне. — Только ночь началась, а на улицах уже мертвяка нашли.

Он поспешил к телеге.

Мейчон пошел к воротам, по пути бросив на телегу беглый взгляд. И замедлил шаг.

На грязных досках лежало нагое тело Кейону с широко открытыми от удивления глазами. В области сердца виднелась небольшая ножевая рана.

— Надо же, аж исподнее сняли! — удивился один из элиранов, сопровождавших Ведиггу. — Никаких примет, точно не узнаем кто он и откуда — сколько народу сейчас понаехало. Пять пальцев, значит из простых…

Мейчон, не прощаясь, вышел в ворота. Он не стал говорить, чье тело лежало на телеге.

Так, Кейону, недолго же тебе дали погулять на деньги, добытые предательством. Скорее всего, те, кто эти деньги платил, и убрали тебя за ненадобностью — чтоб не перепродался еще раз, чтоб не пошел на попятную.

Каждое лживое слово Кейону скрупулезно записано и уже, наверное, передано в Храм Правосудия. Теперь ничего не исправишь, тем более, что мертвые не опровергают своих слов…

* * *

Трэггану повезло — видно сам Димоэт помогал ему в эти мгновения.

Сперва он вжался в какую-то боковую каморку и элиран с факелом в далеко вытянутой руке прошел мимо. Так близко, что Трэггану чувствовал запах смазки сапог и лука, исходящий от стража порядка.

По всей башне слышались голоса охотников.

Трэггану пожалел, что поддался минутному порыву и сбежал — если его сейчас найдут, то заколют как бешеного пса. Он положил пальцы на рукоять меча — просто так он не сдастся. Но тогда придется убить — или ранить, что равнозначно — элирана. И никто ни в одном Храме Правосудия его уже не оправдает.

Только сейчас, смахивая с лица паутину, Трэггану понял, что повел себя как самый распоследний глупый мальчишка — сбежал от опасности. Полтора года жизни среди эллов Реухала ничему его, оказывается, не научили.

Он привык встречать опасность с открытым лицом и с оружием в руках.

Но теперь подкралась опасность совсем другая, где не поможет даже клинок Шажара. И Трэггану растерялся, бежал, словно он на самом деле виновен в убийстве монаха.

Какая чудовищная и гнусная ловушка!

Так или иначе, но Трэггану откроет правду. Он выяснит, кто хочет его гибели или кто попытался спрятаться за его спиной. Для этого нужно прежде всего выбраться из башни.

С какой легкостью он сказал Мейчону, что выберется через подземный ход… Сейчас, с трудом дыша в затхлом воздухе непроглядной утробы башни, он не знал, что делать. Ему не было известно — есть ли ход на самом деле? А если есть, то не осыпался ли он бесследно за столько лет? И, самое главное, Трэггану так и не нашел входа в подземный туннель в предыдущие исследования внутренних помещений башни.

Но Димоэт был милостив к нему — Трэггану спиной ощутил, что прикасается не к каменной стене, что-то железное и круглое холодит спину. Он обернулся и обнаружил в укромном закутке, где спрятался от преследователей, проржавевшее железное кольцо.

Надежда забрезжила перед ним, он схватил кольцо и потянул. Не сдвинул с места. Нащупал рукой толстую балку, вставленную в пазы — все правильно, с той стороны дверь не должна открываться, чтобы башню не захватили изнутри. С огромными усилиями, но ему удалось приоткрыть потайную дверь.

Трэггану смело шагнул в темноту, правой рукой держась за стену — эх, хоть какой бы нибудь факел, свечу или хоть лучину на крайний случай. У него не было с собой даже огнива.

И тут же он понял, что ничего этого ему не нужно, что он прекрасно видит в темноте — не забылись полтора года у нижних людей в горах Оклумша. Память напомнила, как шаман племени ворожил над Трэггану, посвящая его в онугки, и после этого Трэггану стал видеть в кромешной темноте, как днем. Вот почему, оказывается, в первые посещения, он плохо видел — свет факела мешал ему.

Как же он мог забыть о чудесном даре шамана онугков?! Как бы то ни было, сейчас, после стольких лет, это умение ему пригодилось. Или опасность пробудила заснувший дар? Он пытался вспомнить ту ночь, когда в темноте стоял на карнизе замка в Кремане — видел он тогда так же ясно, как сейчас? Нет, не вспомнить.

Стараясь не шуметь, он плотно прикрыл за собой дверь; древние петли скрипели, недовольные, что нарушили их вековой сон.

Он прислонился спиной к двери — сейчас он был в относительной безопасности, его не найдут. Но и пути назад у него не оставалось — только вперед, в неизвестность, в пугающую даль. Трэггану прекрасно понимал, что элираны оставят засаду во дворце, если не прямо в садике или в кабинете.

На что он может рассчитывать, выбравшись на свободу? В конце концов, только на одно — на праведный суд. Он не последний человек в Реухале, он владелец итсевдского квартала, лицо видное. И если его пытаются оклеветать, он должен доказать свою невиновность.

Он почувствовал, что под ногами ступеньки. Вниз уходила довольно крутая винтовая лестница. Конечно, сейчас он находился где-то на уровне первого, или второго этажа, а подземный ход, если верить свиткам, проходит очень глубоко под землей. Трэггану стал осторожно спускаться, держась рукой за стену, поскольку ступени у стены были шире. Оступиться и сломать ногу было бы смерти подобно.

Странное дело, предательство Кейону его сейчас не удивляло и не возмущало. Он сам удивлялся, что не чувствует к нему ничего, кроме равнодушного омерзения. А ведь лишь благодаря Трэггану деревенский парень, всю жизнь ворочавший бы навоз и ковырявшийся в земле, оказался в Городе Городов.

Почему Кейону отказался от спокойной жизни при Трэггану, чем могли его заинтересовать? Деньгами, тихим поместьем где-нибудь в дальнем королевстве? Кто разберет чужую душу…

Трэггану знал одно — он во что бы то ни стало должен найти Кейону и вытянуть из него имя того, кто заставил наговорить на хозяина. Трэггану ни мгновения не сомневался, что выбьет из бывшего слуги правду.

Подземный туннель был высок, не надо наклонять голову, и широк — вполне могли идти три человека. В древние времена все делали с размахом и надежностью: в расчете, что придется спасаться бегством (чтобы потом нагрянуть с тыла) целой армии.

Неожиданно рука Трэггану оказалась в пустоте. Подземный туннель пересекал другой — с неровными земляными краями, высотой с грудь Трэггану. И выкопан он был не так давно. То есть давно, но по сравнению с возрастом древнего подземного хода — недавно. Четыре, может, пять Праздников Димоэта назад.

Сердце тревожно застучало, Трэггану вспомнил рассказы о гигантских земляных червях, когда-то обитавших под землей Луддэка. В длину они достигали до восьмижды восьми шагов, высотой были на уровне груди взрослого мужчины, а морда представляла из себя огромный рот с несколькими рядами крепких зубов. Питались безмозглые чудища землей и всякими живыми тварями, не брезгуя ничем.

Черви прорывали гигантские туннели, избороздив, по легендам, весь остров огромным лабиринтом подземных ходов. Три Праздника Димоэта назад, все восемь реухалских октаэдров магов объединились и светлой магией извели эту пакость с острова Димоэта, заручившись поддержкой верховного бога. Но кто знает, вдруг один земляной червь уцелел? Встреча с ним не сулила ничего хорошего.

Однако, возвращаться назад — признать свою вину.

И Трэггану отправился дальше по подземному ходу, напрягая обостренный за время походов и разведок слух.

Он не ведал, сколько времени шагал, держась рукой за стену. Долго, прошел не один дим. И он понятия не имел какой длины ход и что ждет в конце пути — вполне вероятно, что где-нибудь туннель наглухо завален обвалившейся землей и неизвестно помогут ли меч и руки прорваться дальше.

Туннель неоднократно пересекали лазы подземных червей. Иногда они шли намного ниже, словно канавы прорезали дно и приходилось их перепрыгивать. Но опасности Трэггану не ощущал — свежих запахов зверя не было. Он не знал, как пахнет земляной червь, но в старых рассказах постоянно повторялось, что вонь от мерзкой животины невыносимая и всегда выдает близкое присутствие чудовища.

Трэггану уже не опасался встречи с монстром, он боялся заблудиться.

Нехорошие предчувствия сбылись — пройдя много димов он уперся в каменный обвал, преграждавший путь.

Трэггану устало уселся прямо на землю и перевел дух. Очень хотелось есть.

Надо было возвращаться обратно, прямо в руке элиранов, если он не хочет быть похороненным в равнодушном подземелье. Другого выхода Трэггану не видел — на разбор древнего завала уйдут многие дни, которых у него нет. Надо подниматься наверх, навстречу солнцу, ибо сказано в обращениях Димоэта: все тайны умирают на свету.

Трэггану немного отдохнул и тронулся в обратный путь, все так же держась рукой за стену, теперь за другую.

Когда в очередной раз древний подземный ход пересекал вырытый земным червем лаз, Трэггану показалось, что до него донесся какой-то звук. Может, крыса прошмыгнула, может, тварь летучая ткнулась мордой в стену. Но он был уверен, что это обрывок человечьей речи. Он замер, рука непроизвольно легла на рукоять меча.

Снова послышалось далекое, едва различимое: бу-бу-бу. И снова тишина.

Воздух из звериного лаза шел чище и нес какие-то странные запахи. Запахи, смутно напомнившие Трэггану человечье жилье. Не такие, как в его дворце, но как в некоторых деревенских домах или на стоянках онугков.

Лаз был низким, меч здесь бесполезен. Трэггану достал из узорных ножен кинжал и, согнувшись в три погибели, тихонько нырнул в лаз. Человеческие голоса — это значит выход наверх. Но кто может жить под землей? Еще какие-нибудь нижние люди, вроде онугков, о которых никому неизвестно?

Идти согнувшись было крайне неудобно, тем более — бесшумно. Трэггану встал на четвереньки, подумав, что за время подземного путешествия парадная одежда пришла в полную негодность, а несколько дорогих побрякушек наверняка оторвались и потерялись. Да и плевать — не до них ему сейчас.

Шагов через триста, он увидел небольшой провал — видно червиный лаз проходил прямо над другим, и в этом месте земля обвалилась.

Трэггану беззвучно подполз к провалу и прислушался. Он явно слышал человеческие голоса, хотя слов разобрать было невозможно.

Подождав с минуту, он решился и, осторожно опустив голову в дыру, всмотрелся в темноту нижнего звериного лаза.

Шагах в семи от дыры он увидел мужчину, с арбалетом в руках прильнувшего к щели в стене лаза. Неизвестный сидел прямо на земляном полу, широко раздвинув ноги, рука его лежала на спусковом устройстве. Мужчина не отрываясь смотрел в щель, куда была направлена стрела.

Даже дар шамана онугков не позволял Трэггану рассмотреть все подробности, но в образе жизни арбалетчика можно было не сомневаться: романтик ночных дорог. То есть — разбойник, о чем говорила и черная повязка на голове с немыслимым узлом сзади, и, вместо меча, топор с узким топорищем за поясом, сдвинутый за спину, чтобы не мешал.

Сейчас Трэггану был вне закона, он сбежал от элиранов. Но он уважал закон и должен стоять на его стороне при любых обстоятельствах. К тому же, возвращаться обратной дорогой не хотелось, а здесь был выход. Пленить разбойника, чтобы тот вывел его наверх? Но тот выстрелит быстрее…

Решение пришло мгновенно. Тщательно примерившись, Трэггану запустил кинжал в ночного рыцаря.

Тот даже не вскрикнул, потянулся было руками к смертельному металлу, вонзившемуся в горло, но упал навзничь.

Трэггану быстро спрыгнул и на четвереньках приблизился к поверженному арбалетчику. Разбойник был мертв, удар пришелся точно в цель — сноровка боевого монастыря не пройдет и за годы жизни во дворцах.

Подобрав арбалет, желая осмотреть оружие, Трэггану непроизвольно бросил взгляд в щель, в которую наблюдал убитый и откуда доносились голоса.

Наверняка, изнутри комнаты щель была тщательно замаскирована. Он увидел хорошо освещенное свечами и факелами, вставленными в стену, небольшое помещение. Посредине стоял стол, за которым спиной к Трэггану сидел незнакомец. Напротив него Трэггану увидел… элирана Дилеоара.

Трэггану прислушался, не сводя взгляда с элирана шестой грани, который просто не мог находиться здесь. В руках Трэггану так и держал арбалет, о котором он мгновенно забыл.

— …в гостинице «Завоеватель» под именем Бебалду, — говорил элиран шестой грани неизвестному Трэггану собеседнику. — Найдете способ выманить его без шума. Разденете догола и бросите где-нибудь подальше от гостиницы, пусть все подумают, что его ограбили.

— Есть что брать? — спросил незнакомец.

Голос у него был глухой и слова он произносил не слишком разборчиво.

— Нет, — ответил Дилеоар. — Мелочь.

— Плата?

— Как обычно. К тому же, есть и второе поручение, которое покроет первое. Но опасное, надо будет отправить лучших людей. Повторяю — лучших.

— Говори, — брезгливым тоном поторопил незнакомец.

— После начала торгового часа из Главного элираната выйдет один человек. Мейчон из Велинойса. У него с собой должно быть шестьсот с лишним золотых монет, выигранных сегодня на Состязаниях Димоэта.

Незнакомец присвистнул.

— И что с ним сделать?

— Что захотите, — пожал плечами Дилеоар. — Я не желаю больше ни видеть его, ни слышать о нем. Он мне мешает.

— Труп тоже раздеть догола?

— Нет, пусть все узнают о его смерти. К тому же, у него на правой руке не хватает двух пальцев, а на левой вжит символ острова Брагги — все равно станет известно, кто это.

— Руку можно и отрубить, — заметил незнакомец. — Как и голову. Можно вообще сделать так, что и тела не будет.

— Я сказал: мне нужно, чтобы знали о его гибели. Все, Безгубый, мне пора. Мы договорились?

— А если золотых при нем не окажется?

— Если не окажется, плачу за обоих как обычно.

— За победителя состязаний Димоэта и выпускника острова Брагги как за обычного элоха? — усмехнулся собеседник. — А если он половину моих ребят положит?

— Сколько ты хочешь? — устало спросил Дилеоар.

— За первого, как обычно. А за второго — впятеро больше. И еще в восемь раз больше за каждого моего погибшего, если он станет защищаться.

Какое-то время элиран шестой грани размышлял. Затем пригубил напиток из кружки, что стояла перед ним и кивнул:

— Хорошо, согласен. Но только в том случае, если золотых при нем не окажется. Здесь мне придется поверить тебе на слово, Безгубый.

— Разве я когда обманываю? — неприятно рассмеялся собеседник элирана. — Еще что-нибудь надо?

— Пока все. Деньги принесу завтра. Но у этого Мейчона с собой куча золотых.

— Не волнуйся, не обману. Найдем золотые, значит плату не потребуем.

Дилеоар встал.

— Пролайн, — крикнул незнакомец, — проводи гостя.

Трэггану словно очнулся от объявшего его кошмарного сна. Это — не сон. Трудно поверить, но это происходит в действительности. Собеседник элирана шестой грани, обвинившего Трэггану в убийстве монаха, является никто иной, как знаменитый разбойник Гэфрину Безгубый, за голову которого король Реухала обещал аж триста золотых.

В этом не могло быть сомнений.

Вот, оказывается, почему он неуловим. Здесь, глубоко под землей, в лабиринтах ходов земляных червей разбойники обустроили свое логово, может целый разбойничий город под Городом Городов.

Но чтобы элиран разговаривал с разбойником… Одно это чудовищно, невозможно. Нет, Трэггану не ребенок, подлостей и вероломства он увидел предостаточно в своей жизни. Тогда почему он удивлен, почему опустились руки от услышанного и увиденного? Элиран хочет свалить на него убийство монаха, а сам замышляют смерть двух людей. Трэггану наплевать на первого, но Мейчон…

Руки быстро подняли арбалет на уровень щели и Трэггану прицелился. Дилеоар не выйдет отсюда живым. Он собирается убить не стража порядка, а преступника, вступившего в сговор с разбойниками… И рука Трэггану не дрогнет.

* * *

Мейчон недостаточно хорошо знал город и решил идти теми же переулками, что шел сюда с элиранами — зрительная память у него была отменная. Правда, шел он сюда, когда было еще светло. Факел на несколько шагов освещал дорогу и смутно вырывал из темноты стены домов.

Мейчон направился ко входу в элиранат, чтобы оттуда начать путь.

— О-о, красавчик! — Услышал он голос давешней девицы в красном платье. — Откуда ты взялся? Я тебя тут жду-жду, понимаешь, а ты во откуда идешь!

— Что ты хочешь? — мрачно спросил ее Мейчон.

— Как что? — удивилась девица. — Я ж тебе сказала, что люблю тебя, красавчик. Хочешь?

В свете своего факела Мейчон увидел как она залезла рукой в разорванный ворот и вытащила оттуда левую грудь, соблазняя его.

— Хороша, красавчик, правда?

Мейчон вздохнул. Он не был с женщиной с… С тех пор, как увидел впервые Сейс. Сейс больше нет, он ее никогда не увидит. А эта стоит рядом и от нее пахнет… женщиной. Никто не займет место Сейс в его сердце, никто. Но ведь с ней он даже поцеловался всего один раз.

— Мне нужно в «Сладкую свободу», — сказал Мейчон. — Ты знаешь, где это?

— Зачем тебе куда-то, красавчик? Пойдем со мной и я подарю тебе полную свободу. И такую сладкую-сладкую…

Она прижалась к нему, стараясь держать лицо подальше от его факела, и обняла руками.

Мейчон не отстранил ее, он поднял факел выше, чтобы не опалить ей волосы.

Он чувствовал в себе некую раздвоенность. Сейс… Ее лицо стоит перед глазами.

А от этой, чье имя он не знает, так сладостно-странно пахнет развратом и дурманом, что трудно заставить себя оставаться равнодушно-бесстрастным. Но в его-то положении тратить время на девок…

А какое, собственно, положение? Друг в смертельной опасности, да. Но что сейчас, в данный момент, он может сделать? Только зайти в «Сладкую свободу», убедиться, что Трэггану там нет (а вряд ли он уже там, раз подземный ход ведет аж за город) и идти спать. Несколько часов ничего не изменят. Или изменят для Мейчона очень много, но друга-то как раз это никак не касается и на его судьбе не отразится.

— Как тебя зовут? — наконец спросил Мейчон.

— Сейс, красавчик. А тебя — Мейчон, да? Я правильно запомнила?

Мейчон непроизвольно отстранил ее от себя.

— Как… Как ты сказала тебя зовут?

— Я что невнятно говорю, красавчик? — захихикала девка. — Мамка меня Сейс назвала, как благородную. Но можешь кликать меня Белкой, так в кабаках зовут, я привыкла.

Мейчон молча смотрел на нее в свете факела. Она была под действием дурманящих фруктов, но от этого нисколько не теряла своей несколько грубоватой привлекательности. Она ни капли не напоминала Сейс, наоборот — полная противоположность. И он хотел ее. Но имя… Имя!.. Великий Димоэт, все во власти твоей!

— Ты что, не любишь меня, красавчик? — обиделась девка. — А я-то, дура, ждала тебя, ждала-ждала. Давно бы уже посговорчивей ухажера нашла.

— Хорошо, — решился Мейчон, — идем. И куда?

— Да хоть куда, красавчик, — она снова прижалась к нему и провела губами по его небритой щеке, — хоть в твою «Сладкую свободу». Комнаты для свиданий везде имеются… У тебя деньги-то на кабак найдутся, красавчик?

— Найдутся, — кивнул Мейчон. — Дорогу знаешь?

— А тут всего две дороги. Одна — к Храму Правосудия и королевскому дворцу. Зачем нам туда — там нет кабаков. А по той улочке, как раз выйдем куда надо. С тобой мне ничего не страшно, красавчик.

Только сейчас Мейчон подумал, что, может быть, ей боязно было идти одной по ночным улицам и поэтому она ждала его.

— А где твой дом… Белка?

— А мой дом там, где спать лягу, красавчик. Хочешь, заведем дом вместе?

Мейчон взял ее правой рукой за талию, ощущая при этом давно забытую сладость, и повел к улочке, по которой несколько элиранов с факелами вели новых задержанных. Мейчон на всякий случай прижался к высокому каменному забору, пропуская процессию — видеть толстое улыбчивое лицо гостеприимного элирана Ведиггу ему больше не хотелось.

Улочку пересекала другая, более широкая, на ней были разложены в специальных очагах костры.

— Пойдем здесь, красавчик, а то там совсем темно, хоть и ближе. С тобой мне ничего не страшно, но зачем нам приключения? Я тебя люблю, милый, пойдем быстрее. Слушай, а зачем нам твоя «Свобода»? Пойдем к Плешивому Эрру, там я всех знаю…

Навстречу им двигалась до верху нагруженная телега, больше напоминающий армейский фуражный фургон. Рядом с ней шли три человека с факелами.

— Что это? — спросил спутницу Мейчон.

— А-а, обычное дело, красавчик. Сейчас же время торговцев. Главные улицы битком забиты — у кого-нибудь телега сломалась и все стоят. Тут объездной путь, зато свободный. Не обращай внимания. Вон за тем углом, пройти еще немного, кабачок Плешивого, называется «Удивительная пустошь», там чистые комнаты, красавчик, я знаю…

Мейчону было все равно куда идти — лишь бы побыстрее. Он не потерял голову, словно мальчишка, едва вышедший из боевого монастыре, нет. Но решение принято и оттягивать действо нет смысла.

— Красавчик, — щебетала девка, — ты такой…

Они поравнялись с телегой. На козлах спал пожилой мужчина; другой, рядом с ним, с поводьями в руках, что-то напевая, вглядывался вдаль плохо освещенной улицы. Один человек с факелом шел впереди, двое других двигались по обочине, внимательно глядя больше под ноги, чем по сторонам. Обычные работники торговцев, которым за не очень длинную ночь предстоит сделать несколько подобных ходок. Они не обращали на Мейчона со спутницей никакого внимания.

— Да скажи ты хоть что-нибудь, красавчик, что ты такой молчаливый? Ты что, не любишь меня?

— Люблю, люблю, — буркнул Мейчон.

В это мгновение боковой полог фургона колыхнулся и на него выпрыгнули двое мужчин.

Мейчон не выдержал наскока и упал, подмяв под себя девицу и едва успев отбросить факел, чтоб не опалить лицо. Он тут же вскочил на ноги, выдергивая из ножен меч Дорогваза. Меланхоличные охранники моментально преобразились, обнажив оружие. Двое с козлов тоже стояли рядом.

— Ты один, нас семеро, сдавайся, — сказал один из них. — Мы не сделаем тебе ничего плохого.

Девица в красном платье завизжала и поднялась на ноги. Тот лжеторговец, что шел последним, схватил ее за руку, рывком развернул и прижал к себе, чтоб не рыпалась, другой рукой он приставил к ее горлу широкий нож. Девушка мгновенно замолчала, открыв рот, словно выдернутая из воды рыба, которой нечем дышать..

— Одно твое неверное движение, парень, и ей каюк, — предупредил разбойник.

Мейчону не было дела до девки, но… Но она ждала его, чтобы он ее защитил. И ее имя — Сейс. Он не знает, глупая это случайность или воля Димоэта, но он не может допустить, чтобы Сейс, пусть другая, не возлюбленная, погибла из-за него.

Он отпустил меч в ножны и поднял руки. Самое главное сейчас — отправить прочь девчонку, а уж с этими ночными грабителями он как-нибудь разберется. Семеро одного не боятся, а зря…

— Вот так-то лучше, — сказал бородатый мужчина, выходя из-за спин товарищей. — Мы не сделаем вам ничего плохого. Кейр, посмотри, сколько у него пальцев на правой руке?

Та-ак, значит, это не грабители. Значит, охотились за ним, Мейчоном.

— Все так, — ответил человек из-за спины Мейчона, — три.

— Опусти руки и сцепи за спиной, — приказал бородатый Мейчону. — И без глупостей, иначе ей, — он кивнул в сторону девушки, — перережут горло.

Мейчон послушно свел за спиной руки. Сзади кто-то быстро и ловко набросил на кисти петлю тонкой прочной цепочки и затянул, мастерки обмотав и завязав узлы. Затем этот же человек наклонился, другой цепочкой обхватил ноги и резко дернул, сводя их вместе, так что если бы Мейчон не был готов, он бы упал.

Трое мужчин легко забросили его в фургон.

— Мы не сделаем твоему дружку ничего плохого, — сказал бородатый девице, — просто нам надо поговорить по душам в тихой обстановке. Сколько он тебе обещал за ночку? Рехуан, два? На, держи.

Нож убрали от ее горла, а в руку сунули пару монет.

— Я поеду с вами! — закричала девушка. Дурман слетел с нее, как не было. — Я хочу…

Резкий, не очень сильный удар кулаком по лицу сбил ее с ног, заставив замолчать.

— Иди, пока я добрый, — сказал бородатый. — С твоим дружком ничего не случится! И не вздумай к элиранам бежать, я тебя где угодно найду. Ты все поняла?

— Я… я хочу с ним…

— Пошла вон, дура! — зарычал бородатый.

Девица вскочила на ноги и с такой скоростью побежала дальше по улице, что нападавшие рассмеялись.

— Все, по местам, — скомандовал бородатый, — надо убираться отсюда, а то торчим под самым гнездом элиранов.

Он ловко запрыгнул в фургон, где лежал Мейчон, уже успевший перевернуться на спину. Вслед за ним забрался второй нападавший, полог задвинули и фургон тронулся — все так же медленно и тяжело, словно был нагружен до самого верха.

В фургоне было темно и пахло чем-то неприятно кислым. Ехали медленно, чтобы не привлекать внимание, и долго, хотя до окраины города было не очень далеко.

Иногда слышались голоса других погонщиков или окрики элиранов, но у Мейчона даже мысли не было закричать о помощи — бессмысленно, поскольку неизвестно как отреагируют двое головорезов, стерегущих его. К тому же, Мейчон понимал, что встреча, на которую его везут, в любом случае прольет свет на ситуацию. Ведь ловили-то не кого-нибудь, а именно его Мейчона!

Неожиданно появилась мысль, что засаду мог организовать Чейр-Темноокий из «Возвращенной сказки», но тогда получается, что весь день за ним следили его люди… Мейчон, будучи с Трэггану, не особо-то обращал внимания по сторонам, может, и следили. Что ж, Чейр-Темноокий не самый страшный вариант, но и самый неинтересный.

Мейчон хотел посмотреть на того, кто строит козни его другу.

Наконец, фургон остановился. Кругом стояла лесная тишина. Полог откинули и Мейчона грубо скатили вниз, где его подхватили и поставили на ноги.

Судя по всему, они и были в лесу. Неожиданно другие мысли посетили Мейчона. Он прошел через несколько смертельных опасностей и был готов ко всему. Он поджал щеки и быстро прокусил их зубами с внутренней стороны.

Бородатый, видимо, вожак нападавших, поднял подбородок Мейчона и поднес факел к его лицу.

— Вот ты какой, Мейчон из Велинойса, победитель Состязаний Димоэта, — с неприятной ухмылкой сказал он. — Что ж, приятно было познакомиться.

— Что вы хотите? — спокойно спросил Мейчон.

— Знать, где появится твой дружок после побега. Ведь вы договорились о встрече?

— И ты думаешь, что я тебе скажу? — насмешливо спросил Мейчон.

Слух выпускника острова Брагги уловил какой-то едва доносившийся шум со стороны города, откуда они приехали.

— Конечно, скажешь, — рассмеялся бородатый. — У меня и не такие говорили.

— Знаешь, почему у меня не хватает двух пальцев? — спросил Мейчон, чтобы потянуть время.

— И почему? — тупо спросил предводитель разбойников, не ожидавший такого спокойствия от связанного по рукам и ногам пленника.

— Да вот так же взяли в плен и пытались выяснить, где ночлег моего отряда. В час отрезали по пальцу. Думали, времени у них навалом.

— И что было дальше?

— Ничего, — пожал плечами Мейчон, хотя со скрученными за спиной руками это было не очень-то удобно. — Времени у них не хватило, как и у тебя. Слышишь, идет караван?

— Где?

Один из бандитов выскочил на дорогу и всмотрелся вдаль.

— Там действительно караван, — сообщил он. — Наверное, торговцы к порту перевозят товары. И факелов много, наверняка они с охраной и элиранами.

— А говорили, место тихое, вши немытые! — выругался бородатый. — Что ж, Мейчон из Велинойса, не повезло тебе. Твоего дружка мы все равно найдем, не мы — так элираны. А ты нам все равно мешаешь, хотя я бы не прочь еще раз посмотреть как ты сражаешься на Арене. Но не судьба, видно, хозяин велел тебя убрать. Времени не хватило поговорить по душам, Мейчон из Велинойса, прощай!

И он резким движением вонзил узкий трехгранный кинжал в сердце Мейчону.

Мейчон дернулся в руках державших его мужчин, всхрипнул, на губах появилась кровавая пена и он обвис. Разбойники отпустили его и он замертво упал к ногам бородатого.

— Быстро осмотрите карманы и убираемся, — приказал вожак, ногой брезгливо отодвинув руку убитого. — Тоже мне хваленый выпускник Брагги, чему там только учат? Этот Кейону и то сопротивлялся…

— Раздевать догола, как и предыдущего?

— Некогда, да и не было такого указания. Тот был слуга занюханный, а этот, — бородатый усмехнулся, — человек теперь известный. К тому же, его все равно по символу Брагги на руке опознают.

— Руку можно и отсечь…

— Не было указания делать его неопознаваемым, — с нажимом повторил бородатый, — хочешь, чтобы хозяин опять остался недовольным? За Волыном решил отправиться в царство мертвых? Осмотрите скорей и убираемся. Кинжал из раны не вынимайте, не кинжал и был. А то кровь хлынет — перемажетесь, вдруг на элиранов наткнемся.

— Ну наткнемся, так…

— Мало ли что может быть, — чуть ли не со злобой ответил бородатый. — Молодые попадутся или дураки какие… Хватит языком чесать, Гордослов, подсоби Рванопузому. У этого Мейчона в карманах должно быть около шести сотен золотых, что он выиграл сегодня.

Одежду Мейчона быстро ощупали и вынули из кармана кошель с серебром.

— Больше у него ничего нет. И на пальцах ни перстней, ни колец.

— Посмотри меч.

— Да у него тут дрянь какая-то, рукоятка наверно вся аж прогнила вся — тряпками замотана. И как только он таким сражался? — воскликнул нагнувшийся над телом Мейчона разбойник.

— Наверное, ему его богатый дружок приличный меч одолжил, — предположил другой.

— Наверное. Сапоги снимать?

— Все, уходим! — распорядился бородатый. — Давайте его подальше от дороги отнесем, пусть волки с ним разбираются.

Они оттащили Мейчона в лес, быстро вернулись к фургону и тронулись дальше, в надежде увидеть боковую дорожку и, не встречаясь с караваном торговцев, вернуться в город.

 

Глава 6

Выстрелить Трэггану не успел — в комнату вошли трое вооруженных топорами и широкими разбойничьими ножами мужчин и приблизились к Гэфрину Безгубому, заслонив элирана Дилеоара от щели под потолком.

«Ну отойдите же! — мысленно взмолился Трэггану. — Не дайте позволить мне упустить гадину! Великий Димоэт, заставь их отойти!»

Двое разбойников, так и заслоняя спинами элирана, вышли вместе с ним — возможности прервать жизнь двуличного Дилеоара не было.

Трэггану со стоном опустил арбалет.

Гэфрину Безгубый встал из-за стола и сказал оставшемуся с ним мужчине:

— Срочно позови ко мне Стенолома и Шишкаря, есть работка.

Трэггану вновь вскинул оружие. Если не убит Дилеоар, то можно остановить убийц Мейчона, пока Безгубый не отдал приказ своим головорезам.

Но Гэфрину неожиданно повернулся в сторону Трэггану.

Тот вздрогнул — на него смотрело лицо мертвеца, только два глаза, казалось, жили среди мертвой плоти. Кожа у главаря разбойников была аж черной, нос и губы ввалились от какой-то жуткой болезни. Без непроизвольного содрогания и мурашек по коже на него нельзя было смотреть. Теперь Трэггану понял, почему звали Безгубым неуловимого грозу луддэкских лесов и городских окраин.

— Глазарь, спускайся к нам, — приказал Гэфрину, — все закончилось.

Он нажал какой-то рычаг в стене и с лязгом закрылась заслонка, отгородив комнату главаря разбойников от Трэггану.

Трэггану в бессильной ярости стукнул кулаком в стену и отбросил арбалет из которого так и не успел выстрелить.

Сейчас Гэфрину отдаст приказ и начнется охота на Мейчона. Дилеоар сказал, что его отпустят из главного элираната после начала часа торговцев.

Сколько времени? Что делать? Прорываться через логово разбойников?

Трэггану не имел ни малейшего понятия сколь велик подземный город и сколько в нем обитателей. Возможно, что очень много — раз восемь по восемьжды восемь. Конечно, больше половины из жителей подземелья наверняка сброд, не способный сражаться — калеки, нищие, девки…

Но как там найти хоть какой выход наверх? Даже если он сумеет пробиться в этих лазах, где не то что фехтовать, идти нормально невозможно. И как быстро хватятся этого разбойника, что валяется у его ног с кинжалом в горле?

Трэггану принял решение — вернуться обратно в свой дворец и как можно скорее.

Он выдернул кинжал из трупа и вытер об одежду убитого. Поднял арбалет на случай погони. Добрался до дыры, в которую спрыгнул и начал забираться наверх, но в это мгновение с противоположной стороны звериного лаза послышался грубый голос:

— Глазарь, долго тебя ждать? Где ты, Глазарь? Безгубый тебя ждет!

Звавший погибшего арбалетчика мужчина пробирался к Трэггану. Было время юркнуть наверх и спешить вперед, в надежде, что не догонят, но Трэггану сообразил это уже когда спрыгнул вниз и приготовил кинжал к бою.

Разбойник вглядывался в темноту, освещая лаз чадным факелом.

— Глаза… Ты кто? — вдруг взревел он, увидев незнакомого человека и безжизненно распростертое тело приятеля вдали.

Трэггану без размаха метнул кинжал, но промахнулся с такого близкого расстояния — металл лишь царапнул разбойника по плечу.

Тот рассвирепел и, нагибая голову вперед, левой рукой выхватывая из-за пояса широкой нож, бросился вперед, выставив факел, как таран.

Уцепившись в края дыры, элл ловко подтянулся. Противник проскочил дальше.

Трэггану спрыгнул вниз, но разбойник уже успел развернуться и они схватились в рукопашной драке, повалились на землю.

Разбойник пытался ножом дотянуться до неожиданного врага, но Трэггану успел поймать его кисть.

Трэггану оказался подмятым под грузного разбойника, но не сдавался, понимая, что не может погибнуть, должен победить.

Нож разбойника рванулся резко вниз, процарапав лицо владельному эллу ровно в том же месте, где когда-то уже красовался боевой шрам. Трэггану, совершенно не чувствуя боли, извернулся и выскочил из-под противника, вывернув тому руку так, что нож отлетел в сторону.

Места для нормального боя просто не было — на четвереньках особо не посражаешься. Но Трэггану, стоя на коленях, выхватил меч и направил в сторону также встающего врага, который отцеплял от пояса топор.

Топор страшное оружие, если есть место для размаха и удар достигает цели. Но здесь было не развернутся и мощное оружие лишь мешало. Разбойник это мгновенно понял и кинулся на Трэггану, надеясь увернуться от меча и задушить голыми руками, поскольку был значительно крупнее и тяжелее.

Но Трэггану побывал во многих сражениях и поединках; справится с безоружным, плохо обученным истинно воинскому ремеслу ночным бандитом было не столь уж сложно.

Замечательный клинок Шажара прошел сквозь тело разбойника и тот, еще не сообразив, что произошло, рухнул на Трэггану, обхватывая его руками. Захрипел и затих, на Трэггану пахнуло гадким запахом из мертвого рта и закапала струйка крови.

Он лежал в узком коридоре, подогнув при неудачном падении ноги в коленях, а на нем громоздилось мертвое тело разбойника. И неизвестно сколько дружков в любой момент могло подоспеть на помощь.

Трэггану наконец сбросил с себя убитого, развернул его и вытащил меч. Подобрал арбалет, о котором совсем забыл, нашел неудачно брошенный кинжал и забрался в дыру, наверх, в лаз, которым пришел, сожалея о потраченном времени и надеясь, что погоня, если она будет, собьется со следу в многочисленных боковых ответвлениях подземного хода.

Он пошел влево и вскоре был в древнем туннеле. И со всех ног помчался обратно — к лестнице в башню, стараясь смотреть под ноги, чтобы не сверзиться в одну из многочисленных канав.

Так или иначе, он спасет Мейчона. Удастся миновать элиранов и выскочить из дворца — великолепно, тогда скорее к главному элиранату и поджидать Мейчона.

Вдвоем они наверняка придумают что-нибудь толковое…

Если же не удастся миновать засаду и его арестуют, то поведут опять же в главный элиранат. Там он обратится к старшему и расскажет про город разбойников, про логово неуловимого Гэфрину и предательство элирана Дилеоара. Он постарается быть убедительным, его слово что-то да значит. А с убийством монаха разберемся позже…

* * *

Затхлый воздух туннеля затруднял дыхание, но Трэггану упрямо бежал по подземному туннелю. Два раза все же упал и второй раз больно ударился коленом. Но в конце концов он добрался до заветной лестницы, лихорадочно вспоминая, как выбраться в сад из лабиринта башни.

В башне стояла мертвая тишина, словно ничто недавно не нарушало вековой покой.

Трэггану довольно быстро выбрался наверх и осторожно приподнял люк, выходящий в его укромный садик. Там никого не было. Он ловким движением выпрыгнул наверх.

Стараясь не производить ни малейших звуков, он подошел к двери в кабинет и прислушался. Крайне осторожно и очень медленно он приоткрыл дверь и заглянул внутрь.

В свете свечей он увидел, что в его кресле развалился элиран и спал! Этот страж закона был не из тех, что сопровождали Дилеоара, видно произвели смену.

Трэггану даже слышал храп беспечного элирана.

Он прикрыл поплотнее дверь и отошел от двери. Дураку ясно, что это ловушка. Наверняка, несколько человек ждут его на лестнице и внизу, у всех выходов из дворца. Но он знает, где его не ждут.

Трэггану подошел к стене, где стояли его шесты для тренировок. Выбрал попрочнее и упер в угол. Словно канатоходец на Торговой площади, он начал по шесту взбираться вверх широко расставив руки, чтобы не потерять равновесия.

Достигнув стены он поднял руки — до верха дотягивался. Легко подтянулся и забрался наверх стены. Немного постоял, вспоминая расположение комнат в замке, и пошел по торцу толстенной стены к тому месту, что было необходимо.

Он долго всматривался вниз, прислушиваясь к ночным звукам. Час торговцев еще не начался, но был близок — уже зажгли ночные костры на улицах.

Наконец он решился и спрыгнул вниз, на крышу дворца, стараясь как можно мягче приземлиться, чтобы никто не услышал грохота. Он знал, что из покоев Млейн ведет на крышу лестница. В свое время Трэггану так и не понял, для чего она была задумана строителями, но сейчас спасет его — в покоях Млейн никто не будет искать беглеца. А там он сможет переодеться, спрыгнет со второго этажа в окно, выходящее на боковую улочку, и поспешит к главному элиранату на помощь другу.

Трэггану нашел люк и долго вспоминал: тот ли это, что ему необходим? Затем кинжалом поддел крышку, просунул пальцы и двумя руками вырвал не слишком крепкий замок. Нырнул в люк и понял, что не ошибся — эта была именно лестница, ведущая в покои его жены.

Как она восприняла известие об убийстве монаха? Поверила ли в виновность Трэггану?

Он не сомневался, что Млейн верит ему и поможет, он только боялся, что она спит и он своим внезапным появлением испугает любимого человека. Но другого выхода он не видел.

Быстро спустившись по лестнице, он тихонько потянул на себя дверь. В комнате Млейн горели свечи, она не спала.

Трэггану решительно отодвинул портьеру и вошел, прижимая палец к губам, чтобы Млейн не вскрикнула от неожиданности. В последнее мгновение он запоздало подумал, что у Млейн могут быть служанки, которые немедленно донесут элиранам о его появлении.

Но Млейн была одна. Она сидела перед зеркалом, полностью одетая, и всматривалась в собственное отражение.

— Млейн, — тихо позвал Трэггану, — это я.

Она резко повернулась и вскрикнула от ужаса, глаза ее округлились.

Он только сейчас подумал, как выглядит после приключений в подземелье — взлохмаченный, рваный, в грязи и крови, с раной на лице, на человека мало похожий.

— Тихо, Млейн, молчи! — взмолился Трэггану. — Ты погубишь меня!

— Ты! Ты!… Ты убил человека!

— Млейн, — растерялся Трэггану, — я не убивал! Клянусь тебе!

— Ты весь в крови! Ты что, убил еще и элиранов, что хотели тебя арестовать?..

— Нет, что ты! Это — кровь разбойников, я тебе сейчас все объясню!

Он сделал шаг к ней.

— Не подходи! — испуганно закричала она и потянулась к лежавшим на призеркальном столике стеклянным палочкам для вызова слуг. — Помогите!..

Трэггану подскочил к ней, обхватил за талию и зажал рот рукой.

— Млейн, милая, поверь мне! Я же люблю тебя!

Она укусила ему грязные пальцы.

Привыкший к боли Трэггану, вздрогнул от неожиданности, а она еще и ударила его ногой в сапожке под коленку. Он разжал руки и она вырвалась. Он пытался удержать ее, схватил за рукав, но лишь порвал платье из тонкой ткани.

Она резко повернулась и их глаза встретились.

— Млейн! — только и смог выговорить Трэггану. — Млейн, верь мне, что я ни в чем не виноват, моя совесть чиста! — взмолился он. — Млейн, ты же моя жена, ты же любишь меня!

— Люблю?!! — прошипела она.

От звука ее голоса и сменившегося выражения лица Трэггану непроизвольно сделал шаг назад.

У Млейн было чужое лицо, он не знал ее такой!

— Люблю?!! — снова повторила она. Грудь ее, которую он так нежно гладил по ночам, ходила вверх-вниз. — Это я-то люблю тебя?! Да я тебя ненавижу! Ты испортил мне жизнь!

— Млейн!… — Трэггану сделал еще шаг назад. — Я испортил тебе жизнь? Да ты что?.. Да я же…

Ему впервые за долгие годы стало по-настоящему страшно.

— Да, ты! — почти закричала Млейн. — Из-за тебя погиб Дираггу, из-за тебя я…

— Дираггу? — ошеломленно повторил Трэггану.

Он ничего не понимал.

— Да, Дираггу. Он был стройным юношей, сочинявшим для меня стихи. Он был не такой, как ты — грубый вояка, да! Он был… замечательный, тонкий, изысканный… Но он… но я… Из-за тебя отец отправил его на войну в Малахин, где он погиб в первом же бою. Для того, чтобы я вышла замуж за тебя! Ведь у тебя четыре пальца…

Ноги у нее вдруг подогнулись, она упала на толстый ковер и расплакалась.

Слезы потекли по любимому лицу. По прежде любимому.

Но Трэггану еще ничего не понял, он подскочил к ней, ласково обнял за плечи:

— Млейн, я не знал ничего. Я люблю тебя…

— Не трогай меня, убийца! — закричала она, вскакивая на ноги. — Наконец-то ты попался, тебя казнят! Я знала, что ты не умрешь свой смертью, грубый вояка! О, я счастлива! Великий Димоэт, как я счастлива! Дираггу не вернуть, но мне не нужно будет каждый день улыбаться тебе, видеть твое мерзкое лицо, с ужасом ждать, что ты снова дотронешься до меня!

— Млейн!

Острый меч, пострашнее клинка, что могли бы выковать вместе Шажар и Дорогваз, пронзил его сердце.

Она подскочила к столику схватила палочки и застучала ими друг о друга. Не как обычно, вызывая служанок: размеренно три раза, а часто-часто.

Стеклянный звон заполнил мир.

Трэггану сдался — он опустил руки. У него было время броситься к неприметной двери за портьерой, но не было сил.

За дверями спальни послышались призывные крики служанки и топот множества ног.

Двери распахнулись от мощного удара и два элирана с арбалетами в руках нацелились толстыми короткими стрелами в грудь Трэггану.

— Поднимите руки и отойдите от нее! — приказал один из них.

По голосу элирана было заметно, что он побаивается элла Итсевд-ди-Реухала, вчера на Ристалище Чести продемонстрировавшего свое мастерство.

Трэггану поднял руки. Он вспомнил о Мейчоне, о городе разбойников, он хотел объясниться…

— Что здесь происходит? — раздался вдруг голос, от которого Трэггану забыл все, что только что думал.

— О, элиран Дилеоар! — воскликнул один из арбалетчиков. — Во время вы появились во дворце, мы поймали его!

— Он… Он… — вдруг сказала Млейн, прикрывая куском порванного платья грудь и указывая на мужа. — Он хотел убить меня, я вся в крови!

В это время в дверях показалось еще одно действующее лицо: неизвестно как оказавшийся во дворце элла Итсевд-ди-Реухала в столь поздний час элл Канеррану. Как всегда одежда его не вызвала бы ни малейших нареканий у самых строгих ценителей моды и ревнителей этикета.

— Отец! — кинулась к нему на шею Млейн, показав испачканное в крови Трэггану платье. — Он хотел убить меня! Он… Он… О-о…

Она разрыдалась на плече отца.

— Успокойся, доченька, все в порядке. Я с тобой, я не дам тебя в обиду. И здесь элираны, которые обезвредят убийцу и доставят в Храм Правосудия. Тебе больше ничего не угрожает, успокойся.

— Элл Трэггану, — властным голосом объявил элиран шестой грани, — именем короля Реухала вы арестованы.

Он повернулся к подоспевшим помощникам и приказал:

— Уже начался час торговцев. Доставите его в итсевдский элиранат, здесь совсем рядом. Пусть до утра посидит там, потом перепроводим в тюрьму.

— Что же ты, сынок, — с укоризной в голосе спросил элл Канеррану. — Я отдал тебе лучшее, что у меня есть, а ты… Ты — убийца! Слава Димоэту, что у тебя есть законный наследник. О нем ты подумал?! Он будет смывать с вашего имени твой позор. Но об этом, похоже, придется позаботиться уже мне…

Трэггану посмотрел на тестя невидящим взглядом и пошел вслед за элиранами.

Единственное, что теперь оставалось у Трэггану, кроме несмышленого и такого любимого малыша, мирно спящего рядом с кормилицей, это — друг.

Друг, которому угрожает смерть.

И надежд спасти его уже не было.

* * *

Сейс, по прозвищу Белка, родилась в Реухале и никогда не покидала остров — она безумно боялась проходить через аддаканы. А вдруг они именно в этот момент закроются, как в дни спячки, но не на время, а навсегда? Но сказать об этом хоть кому-нибудь, означало признаться в неверии хозяину мира и острова, великому Димоэту.

Димоэту Сейс верила, регулярно посещала его Храм, приносила пожертвования и обращалась к его величественному монументу, словно к живому, со своими самыми заветными желаниями, о которых не могла признаться ни одной живой душе. Димоэту она верила, а аддаканам — нет.

Среди коренных жителей Города Городов было множество тех, кто никогда не переступал порог аддакана, утверждая, что нечего там, за этими порогами, делать…

Родителей Сейс не знала, ее воспитывала бабка по матери, владевшая старым доходным домом в одном из самых бедных и отдаленных от центра кварталов Реухала. К тому же район пользовался дурной славой и те, что побогаче и те, что с четырьмя пальцами просто боялись заходить сюда. Бабкин шестиэтажный дом был стар и грязен, жильцы норовили не платить, и дела, сколько помнила себя Сейс, всегда шли плохо.

Ей приходилось работать с самого детства, много и на грязной работе, вплоть до выноса с этажей ведер с испражнениями. Бабка держала ее в строгости и в черном теле.

Когда Сейс исполнилось два срока Димоэта и один год — возраст, когда девица считается созревшей для супружеской жизни, бабка совсем выжила из ума. Мало того, что она следила за каждым шагом «ленивой и распутной» внучки, так вдобавок настолько часто твердила, что мужчины есть грех, грязь, порок, разврат, кроме баб, драк и дурмана их ничего не интересует, что Сейс только и ждала того упоительного момента, когда наконец-то ею будет обладать мужчина.

Больше всего в ту пору она любила поздно вечером, когда бабка укладывалась спать, забегать в комнату какой-нибудь квартирантке средних лет и выспрашивать ее об упоениях любви. И знакомки рассказывали. Так рассказывали, что дух захватывало и стонало сладостно где-то внизу живота.

А бабка все твердила, что мужчины — грех, грязь и непотребство.

Хотя Сейс прекрасно знала, что та сама родила в молодые годы девятерых младенцев во грехе, но всех, кроме матери Сейс, подбросила к аддаканам, добрым людям. Да и мать Сейс она оставила себе только потому, что о ребенке случайно прознал элиран и в противном случае бабку могли посадить в тюрьму.

Бабка относилась к собственной дочери, как к врагам не относятся. Она замучила ее своими строгостями, наказаниями и постоянными нравоучениями так, что та при первой возможности сбежала ночью из дома, улеглась спать с пьяным тушеносом с торговых рядов и в неполных два срока Димоэта родила вне брака Сейс. Выкормив грудью дочку, мать Сейс не выдержала постоянной ругани бабки — поднялась на крышу родного дома и бросилась к небу, словно была птицей небесной…

Все это рассказывали старые жильцы дома, да и у бабки иногда сквозь ругань и, как всегда, в черном свете, проскальзывали воспоминания об этом.

А Сейс мечтала. Даже не о принце на белом коне, нет — просто о любви.

Но под неусыпным взором бабки даже с вечно усталыми, пьяными жильцами не могла обмолвиться несколькими словами.

И однажды, глубокой ночью, пробралась в комнату одного не слишком старого и противного постояльца, все время смотревшего на нее смазливыми глазами и при встречах старавшегося якобы невзначай коснуться ее. В тот вечер он был пьян и в очередной раз сказал ей что-то дежурно-зазывающее. Тогда она быстро шепнула ему, что придет. Когда пришла, он был пьян еще больше, комнату наполняли запахи перегара и еще чего-то противного. Почти без слов он повалил ее на кровать, срывая одежды и… И ничего не смог. Она хотела убежать от него, но он набросился на нее, повалил на кровать, подмяв под себя… и обрубился. Она столкнула с себя его ватное тело. Долго плакала, глядя на беспробудного пьяницу и проклиная свою девственность. В память навсегда врезался неприятный запах и вид пьяных слюней, текущих изо рта…

Но наутро Сейс сообщила всем подругам, что свершилось — постоялец все равно ничего не помнил, кроме того, что она приходила. Бабка тоже узнала и устроила грандиозный скандал на весь дом, в ее обличающей речи слова «шлюха», «стерва» и «курвина дочь» были самыми безобидными и приличными. А Сейс гордилась этим скандалом. И плакала по ночам.

Перед самым закрытием аддаканов на спячку пред Праздниками Димоэта бабка умерла. Сейс, как положено, выполнила все погребальные обряды и даже вполне искренне плакала, провожая в последний путь человека, которого ненавидела всю жизнь.

Она вступила в наследие домом и первым делом выгнала того постояльца. А потом и остальных пьяниц. Она решила привести дом хоть в какой-нибудь порядок и продать. В бабкиной комнате она обнаружила тайник с очень приличной суммой серебром — Сейс хватит на несколько лет, чтобы жить ни о чем не думая несколько лет, купив небольшой приличный домик где-нибудь на окраине.

Но одно не давало ей покоя — девственность. Подруги, давно познавшие жизнь, стали водить ее по кабакам, учили, как вести себя с мужчинами.

Во время спячки аддаканов в Реухале довольно скучно. Несколько раз Сейс знакомилась с мужчинами, но в решающие мгновения ей не хватало смелости и она, под разными предлогами, а то и без оных, убегала от новых знакомых не доведя дело до желанного. Она боялась. Она ждала Праздников Димоэта.

И они, разумеется, наступили. Сегодня она смотрела на Арену Димоэта и мечтала, что вон тот стройный левша, побеждающий всех, гладит ее, ласкает, любит ее…

Этого не могло быть никогда, потому что не могло быть.

И Сейс решила плюнуть на все, на себя, на загубленную жизнь и довести дело до конца с кем угодно.

Вместе с подругой, одев легкомысленное красное платье, она пошла в разгульный кабак и с горя попробовала кячку — дурманящие сливы — которых никогда не позволяла себе даже понюхать. В кабачке «Внутренний взгляд» она познакомилась с воином, выступавшим сегодня на Состязаниях. Он не был так хорош, как тот левша, но он был воин, даже дошел до третьего круга. Она пыталась быть ласковой с ним, отгоняя неприятные мысли, стараясь не замечать, что он пьян, груб и глуп. А когда он прямо за столом полез к ней за ворот, она не выдержала и завизжала. Он порвал ей платье и ударил по лицу. Она схватила со стола нож, забыв обо всем, намереваясь убить его, а потом воткнуть оружие в себя. Но была схвачена подоспевшими парнями, охранявшими порядок в кабаке и отправлена с другими пьяницами и девками в ближайший элиранат.

Она мгновенно отрезвела от страха, оказавшись под строгим взглядом писаря. Она боялась. Она боялась всего и всех, потому вела себя предельно нагло — как вела бы себя ее познавшая жизнь и ничего не боявшаяся подруга. И еще больше она испугалась, когда тот самый левша оказался рядом с ней. Но она нашла в себе силы сказать ему что-то смелое. Позже она сама не смогла бы вспомнить, что за глупости она тогда несла.

Потом ее имя записали в книгу, выяснили, что раньше она никогда дел с элиранами не имела, а в кабаке защищала свою честь от надругательств пьяного посетителя, наложили на первый раз символический штраф, строго отчитали и отпустили.

Находится в элиранате со всяким сбродом она боялась. Но еще больше она боялась идти совсем одна по ночным улицам.

И тут Сейс увидела Мейчона с факелом.

Она, словно бросаясь в пропасть, откусила от оставшейся кячки маленький кусочек и подошла к нему. Больше всего она боялась, что он ее прогонит, поэтому вела себя дерзко до безумного героизма. Она даже осмелилась показать грудь, спросить — красивая ли? Красивая, красивая, она знает, красивая! Но вдруг ему не понравится? Этого она тоже боялась. Боялась, что сейчас грубо сожмет ее грудь пальцами и довольно хмыкнет.

А он… Он был не груб, не нагл, не стал валить ее тут же в кусты. И не прогнал. Пошел с ней, защищая от опасности. И то ли от его близости, от его спокойствия и уверенности в себе, чего не было ни у одного из мужчин с которыми она знакомилась прежде, то ли от кячки, у нее в голове была такая восхитительная каша и сумбур, что ей хотелось кричать от радости.

И тут случилось такое…

Его взяли в плен. Ее ударили по лицу и прогнали. Да еще сунув в руку два рехуана! Ее вообще не считали за человека, приняли за гнусную уличную девку!

Ее лишили любви, пусть мимолетной, пусть на час, но так ей необходимой — она ждала этого часа всю жизнь! Всю жизнь! И не собиралась сейчас отступать. Она сама не знала откуда в ней взялись решительность и силы.

Отбежав за угол, она остановилась и отдышалась. Две мелкие серебряные монеты, зажатые бородачом в ее кулачке, жгли кожу. Она опомнилась и отбросила их, словно это были мерзкие жабьи головы или еще что хуже. Звон монет о камень мостовой привел ее в чувство.

Ее любовь украли, но она не сдастся, она пойдет за ними!

И, ничего в мире больше не боясь, Сейс, словно лесная кошка, стала красться невидимой тенью за фургоном, увозящим ее любовь.

Фургон выехал за город, мимо свалки, направляясь по дороге к южному порту.

Прячась за деревьями, не соображая куда идет и как будет возвращаться, Сейс не упускала фургон из виду. Она даже не замечала, как тяжело дышит, как часто бьется сердце в груди — она только боялась потерять в ночи свет факелов тех негодяев, что забрали ее любовь.

Фургон остановился и она подобралась совсем близко, почти забыв об осторожности. Она старалась не пропустить ни слова. Она не желала потерять Мейчона, на сегодняшнюю ночь он ее! Он обещал это.

Когда бородатый бандит спросил Мейчона о каком-то месте, где он с кем-то должен встретиться и пригрозил, что Мейчона будут пытать пока не скажет, Сейс вдруг сообразила, что речь идет о «Сладкой свободе». Она уже хотела выскочить из-за дерева-укрытия и сказать про это бандитам, чтобы они оставили Мейчона в покое, но что-то ее остановило.

Это оказался шум большого каравана, направляющийся из города, от аддаканов, к южному порту. Она подумала, что это, может быть, шанс на спасение Мейчона.

Но разбойники тоже заметили караван.

«Времени не хватило поговорить по душам, Мейчон из Велинойса, прощай!» — услышала она отвратительный голос бородатого бандита.

«Прощай!» — значит, они отпустят его.

И тут же она услышала предсмертный всхрип. И в свете разбойничьих факелов увидела, как Мейчон безжизненно повалился на землю.

Она не закричала — закрыла рот обеими руками. Из глаз не полились слезы, хотя губы задрожали. Даже заплакать по-настоящему она не смогла, все было пусто внутри. Сейс знала, что жизнь — мерзкая штука, но не думала что настолько жестокая: едва заметно подмигнула счастьем и издевательски расхохоталась.

Бандиты оттащили тело убитого Мейчона и скрылись. А она стояла у своего дерева, не в силах даже пошевелиться.

Мимо прошел караван, а она все стояла у дерева. Но слезы все-же потекли по щекам, и она не знала — плачет по себе или по Мейчону.

Наконец караван ушел столь далеко, что уже не доносились голоса и потухли вдали светлячки факелов.

Она была одна, ночью, в луддэкском лесу — только представить и то страшно. Где-то шагах в восьмидесяти от нее лежало тело того, кого она любила. Или могла полюбить и очень хотела этого — как угодно.

И она пошла туда, по наитию, несколько раз натолкнувшись на деревья. Какой-то сучок больно процарапал по виску.

Она ничего не видела в темноте и каждый лесной шорох заставлял ее вздрагивать. Она шла с расставленными руками, с ужасом думая, что заблудится и не найдет потом дороги. В конце концов она споткнулась о что-то, наверное, о пень, и упала, от испуга громко закричав. С ветвей деревьев встревоженно вспорхнули птицы.

Словно слепая — а в ночи почти все слепы — она стала ощупывать землю. И услышала тихий голос:

— Кто ты?

Голос Мейчона. Мейчона!!!

— Мей… Мейчон? Это я, я — Белка, — взволнованно зашептала она. — Я шла за фургоном… Я все слышала. Но ведь тебя же убили, бандиты проверяли, что ты…

— Меня так просто не убьешь, — через боль усмехнулся Мейчон. — Но руки и ноги перевязали на совесть, не распутаться.

— Я сейчас тебя развяжу, — не веря собственному счастью и почему-то шепотом сказала Сейс.

* * *

На острове Брагги учат многому, но всю тамошнюю науку можно определить, при желании, и одним словом: умение выжить. Выжить, любой ценой.

В частности, Мейчона научили останавливать на время все жизненные процессы, кроме умственных. И когда его высадили из фургона в лесу, он был готов к любому повороту событий. Он был готов даже перенести удар в сердце, хотя и для него это было крайне опасно и могло кончится печально.

Но, слава Димоэту, никто из напавших не знал, что сердце у него с правой стороны. Когда после удара на его губах появилась кровавая пена из заранее прокусанной кожи щеки, убийцы поверили в его смерть.

Да и как не поверишь, если сердце не бьется и дыхания нет.

Зато Мейчон узнал кое-что интересное. Не шибко, чтобы очень. Но теперь-то ему уж точно необходимо во всем разобраться. Дело чести и жизни.

Он собирался резким движением вывернуть кости ладоней и освободить руки из пут, как услышал, что по лесу кто-то идет. И идет кто-то, кто в лесу никогда не ходил, тем более — ночью. Идет прямо на него, сейчас споткнется. Мейчон замер.

Он крайне удивился, услышав на свой вопрос голос девицы из элираната, о которой он и думать забыл. А она, вишь, не забыла, шла за ними. Страшно ж ей, наверное?

— И тебе не страшно… Сейс? — спросил он.

Ее имя далось с некотором трудом.

Девушка была полностью сосредоточена на распутывании узла цепочки, скованной из мелких звеньев.

Мейчон мог бы освободиться и сам, но ему было приятно, что она здесь и чувствует себя чуть ли не его спасительницей.

— Что? — не поняла она. — Я не вижу ничего, а тут еще узел не пойми какой. Вот, сейчас…

— Я спрашиваю: тебе не страшно? — улыбнулся в кромешной темноте Мейчон.

— Сейчас уже нет. С тобой не страшно, кра… Можно мне звать тебя просто Мейчон?

— Конечно.

— Вот, получилось! — обрадовалась она. — Сейчас я тебе ноги распутаю.

— Да я сам, — сказал Мейчон, разминаю затекшие руки и садясь. — О-ох…

Сейс пыталась прижаться к нему. Она была счастлива сейчас. Очень счастлива.

Ее пальцы задели торчащую в левой половине груди Мейчона рукоять кинжала.

— Ой! — воскликнула она.

— Тряпка есть какая-нибудь? — спросил Мейчон. — Надо вынуть его, кровь хлынет.

— Сейчас, сейчас, я от платья оторву, — торопливо схватилась за порванное платье Сейс.

— Не от ворота, — остановил ее Мейчон. — Рукав оторви.

Он вынул кинжал из раны и прижал тряпку. Она не видела непроизвольную гримасу боли на его лице.

— Они же в сердце попали, — удивилась девушка. — Ты что заколдованный? — в ее голосе прозвучал испуг обычного обывателя перед магией.

— Нет, — сказал Мейчон, — просто я живучий.

Он нагнулся и ловко распутал цепочку, стягивающую ноги. Обе цепочки убрал в карман, кинжал убийцы сунул за пояс.

— Помоги мне встать, — попросил он. — Мне нужно идти… в город.

— Только не бросай меня, Мейчон! — с ужасом воскликнула она.

— Не бойся. Рана не помешает мне защитить тебя, а меч, слава Димоэту, они не взяли. Дважды за ночь так глупо не попадаются. Никого не бойся.

— Я не о том, Мейчон…

— А о чем? — не понял он.

— Не гони меня! Пожалуйста… Потом, когда буду в безопасности…

Мейчон улыбнулся, но ничего не ответил. Левой рукой опираясь на девушку, он встал. Правой рукой он зажимал рану на груди, мысленно концентрируя все резервы организма, как учили на Брагги, чтобы рана быстрее затянулась. Он пожалел, что с ним нет его сумки с бальзамами.

— И куда теперь идти? — спросила Сейс, чтобы хоть что-то сказать.

Она не услышала того, что хотела сейчас услышать больше всего.

— Лес вокруг, ничего не видно, как узнать где дорога?

— Там, — сказал Мейчон, опираясь на ее плечо. — Я запомнил, когда меня несли, словно мертвеца. Идем.

Они вышли на дорогу. Мейчон уверенно повернул в сторону городу.

— Ты, что видишь в темноте? — удивилась Сейс.

— Плохо, — честно признался Мейчон, он думал о другом. — Просто я умею запоминать путь, по которому иду… Или меня несут…

Они медленно пошли по дороге, регулярно ремонтируемой за счет королевской казны. Мейчон опирался на Сейс, правую руку с тряпкой прижимая к ране.

Сейс было тяжело, но она не думала об этом. Она была счастлива идти вот так с сильным, красивым мужчиной, который чуть не погиб из-за нее — она видела его на Состязаниях и не сомневалась, что если бы бандиты не приставили нож к ее горлу, он просто не дал бы себя связать, с легкостью справившись со всеми, сколько бы их там не было.

А еще она думала, что только бы он ее не прогнал, когда дойдут до города. Кто она для него? Уличная девка, объевшаяся дурманящими фруктами и попавшая в элиранат. Она не такая! Но как объяснить это человеку, который, хочешь верь, хочешь — нет, за несколько часов стал для нее любимым и самым желанным? Ей столько хотелось рассказать ему — всю душу вывернуть, ничего не утаить. Но она боялась. И они молчали.

Когда они вошли в город уже начинался рассвет — ночь, отданная торговцам и разбойникам заканчивалась. Им на встречу выехала припоздавшая телега с товаром. Охранники мрачными взглядами посмотрели на Мейчона со спутницей.

Мейчон постарался собрать все силы, которых оставалось не так уж много — кто знает, может и простые торговцы, завидев легкую добычу, шалят? Хотя что возьмешь с рваных и уставших ночных гуляк, какими виделись они, наверное, торговцам.

Телега проехала мимо. Мейчон убрал пальцы с рукояти меча и вновь левой рукой тяжело оперся на плечо девушки. От Сейс не скрылся этот жест.

— Где «Сладкая свобода»? — устало спросил Мейчон.

И вдруг ее прорвало, она осмелела, сама того не ожидая:

— Какая тебе «Свобода»? Ты еле жив, едва не погиб! Надо лечь и вызвать мага-эскулапа! Пойдем ко мне, — последнюю фразу она произнесла чуть ли не умоляюще.

— У тебя есть дом?

— Да, есть. От бабки достался. Он не очень… ну, хороший. Но большой. Мы там сдаем комнаты… Я тебя поселю в самой лучшей… И денег не возьму… Ты же мне жизнь спас, — добавила она на всякий случай. Чтобы он думал, что она это из благодарности предлагает. На самом деле она просто хотела ухаживать за ним, приносить ему еду, смотреть на него, когда он спит…

Мейчон какое-то время размышлял.

— Ты сможешь сходить в дом элла Итсевд-ди-Рехуала и взять мои вещи? Не надо магов, у меня есть бальзамы.

— Конечно, Мейчон, я сделаю, как надо…

— Кто-то очень хочет, чтобы я был мертв, — сказал Мейчон. — Значит, побудем временно мертвецом, чтобы появиться в самый неожиданный момент. Идем к тебе, Сейс. Наверное, тебя послал ко мне сам Димоэт.

Сейс хотела взлететь в небеса от этих слов. И хоть у нее не было крыльев, она была счастлива.

— Идем, Мейчон. Нам вон на ту улочку сворачивать, а потом, через семь кварталов, повернуть, потом дворами, на проезд Фиинтфи и по нему уже до самого дома. Далеко, но мы дойдем.

 

Глава 7

Среди шестидесяти четырех знатнейших эллов Аддакая, представлявших все континенты, на Арену Димоэта вышел Мейчон в золоченых доспехах, дающих ему право участвовать в заключительном дне Состязаний Димоэта. Зрители бурно приветствовали его, как победителя первого дня Состязаний, как выходца из простого народа, собственным трудом, мужеством и умением добившегося того, чтобы идти в одном ряду с самыми знатными эллами.

Несмотря на бальзам, рана, полученная шесть дней назад еще давала о себе знать. Маг-эскулап, осматривая обнаженного Мейчона, нахмурился при виде его раны и покачал головой. Но ничего не сказал.

Стоя в ряду знатнейших эллов в роскошных доспехах, Мейчон понимал, почему победители первых дней прежних состязаний Димоэта почти никогда не проходили дальше третьего круга. Состязания проводятся конные, а кони — привилегия эллов.

Конечно, Мейчон, знаком с конем и копьем, но все же… Если выбьет противника из седла, тот станет его легкой добычей, несмотря на тяжелые доспехи, но если собьют его, Мейчона, то если не сдастся сразу, просто затопчут конем в тяжелых доспехах или сверху изрубят мечом в капусту. Стащить всадника с коня вряд ли удастся, но попробовать всегда можно…

Вчера, когда он пришел регистрироваться на состязания эллов, ему предоставили возможность выбрать себе боевого коня из конюшен при Храме Димоэта и боевые доспехи. Что он тщательно и сделал, несколько сомневаясь, что сможет на Арене достигнуть полного взаимопонимания с конем, от которого будет многое зависеть во время боя. Но он был готов сражаться до последнего.

За промежуточные победы в последний день состязаний победитель не получал ничего. За общую победу — совершенно невозможную, непредставимую сумму в четыре тысячи золотых рехуалов. Отказаться от такой возможности Мейчон не мог, не в его правилах. К тому же, победитель Состязаний имеет право говорить сегодня с самим Димоэтом.

Для этого можно было воскреснуть. Потому что любая, самая плохая новость, лучше полной неизвестности.

А Мейчон ничего не знал о судьбе Трэггану.

* * *

На утро после того злополучного дня и последовавшей за ним ночи, провалявшись несколько часов в полудреме, Мейчон попросил Сейс сходить в дом Трэггану за его сумкой.

Чтобы не вызывать подозрений у обитателей дворца, среди которых наверняка был шпион, он написал, вспомнив Дойграйна, завещание на имя Сейс, согласно которому она наследует все его вещи и сочинил для нее вполне правдоподобную басню о их знакомстве и о ее присутствии при его гибели, что, частично, было истиной. После некоторого размышления, он попросил ее также отправиться на Торговую площадь, разыскать Дойграйна Ер-Оро и привести его к нему.

Она отсутствовала долго и вернулась в сопровождении тушеноса, который нес довольно тяжелые доспехи, завернутый в тряпку старый костюм Мейчона с золотыми рехуалами в карманах и сумку.

Первым делом Мейчон обработал рану и, почувствовав облегчение, смог говорить.

Дойграйн не думая согласился на предложение Мейчона по возвращению долга; он достаточно выиграл, сделав ставки на Ристалище Чести и, значительно больше — на Арене Димоэта. Он стал богат, но, растерявшись от этого богатства, не истратил ни единого рехуана и по-прежнему работал тушеносом. Его разбудили после ночной работы, когда его разыскивала Сейс по просьбе Мейчона, но он не в претензии. Честно говоря, он уже и не мечтал о возвращении пятнадцати золотых, не то, что с процентами. Но мысль пожертвовать тогда, в «Возвращенной сказке» частью найденного сокровища, чтобы уберечь хоть что-то, принесла ему поистине сказочное богатство. Если быть до конца откровенным, он просто не знал что с ним делать. Дойграйн с радостью согласился помогать Мейчону в чем угодно…

В мгновение его благодарственных излияний в доме Сейс появилось новое действующее лицо — старик в одежде слуги элла Итсевд-ди-Реухала.

Мейчон откинулся на подушку и задумался.

Вряд ли это был шпион — узнай доносчик, что Мейчон жив, он не стал бы этого раскрывать, а помчался бы с новостью к хозяину, чтобы тот спланировал новое покушение.

Мейчон решил рискнуть.

Это оказался Гирну, обеспокоенный судьбой хозяина. Он проследил за Сейс и тушеносом, понял, что Мейчон жив, и решил поговорить со старым другом Трэггану.

Мейчон долго выспрашивал старого слугу, силясь понять насколько искренни его намерения — свой человек во дворце Трэггану был ему просто необходим. К тому же, Мейчон — воин, он практически не знает Города Городов. А Гирну в курсе куда обращаться почти во всех случаях жизни и имел знакомства среди писарей Храма Правосудия и в главном элиранате.

Мейчон решил рискнуть. Договорившись, что Дойграйн будет приходить во дворец за новостями, Гирну отправился домой.

Однако к вечеру следующего дня Гирну вынужден был насовсем перебраться в дом Сейс.

С утра Гирну отправился в главный элиранат, чтобы встретиться со своим хозяином и обговорить по просьбе Мейчона совместный план действий. Но личного секретаря элла Итсевд-ди-Реухала к хозяину не пустили. Ему очень вежливо было сказано, что обвинение еще не предъявлено и в Храм Правосудия Трэггану еще не представлен.

Когда Гирну заявил, что наймет самого лучшего в Реухале защитника, ему ответили, что и его не пустят, пока Трэггану не представлен в Храм Правосудия, а представят его, когда элиранату будет угодно. Гирну знал, что могут и не представить. Он неоднократно слышал рассказы об узниках реухалской тюрьмы, сидевших без предъявления обвинения и суда по несколько сроков Димоэта и давно забывших собственное имя и за что их вообще арестовали.

Гирну спросил: а когда будет предъявлено обвинение? Ему ответили, что этим вопросом вообще могут интересоваться исключительно близкие родственники, то есть отец или жена, а также король, как реухалский, так и итсевдский.

Гирну отправился домой и просил эллину Млейн принять. Когда он вошел к ней, она стояла, высокомерно задрав подбородок чуть ли не к потолку, и на вопрос о судьбе мужа заявила слуге, что это не его дело, а ее муж, убийца, заслуживает смертной казни. Рядом сидел в кресле ее отец, контролирующий и одобряющий каждое слово дочери. Гирну по его лицу видел, что он уже примеривает на себя роль опекуна внука — наследника Итсевд-ди-Реухала и Реухал-ди-Кремана — тем самым значительно поправив свои финансовые дела.

Гирну спокойно сообщил, что в таком случае отправиться на прием к королю Итсевда. Элл Канеррану сорвался на крик и заявил, что задета честь его семьи, что он сам во всем разберется и он не допустит, чтобы какой-то слуга совал нос в не в свое дело.

А за ужином Гирну почувствовал странный запах от похлебки, похожий на тот запах, что исходил от вечернего пива, после принятия которого всю ночь и последующий день Гирну не мог связно мыслить и встать с постели. Он сказал остальным слугам, что ему необходимо поработать над документами хозяина, чтобы привести их в полный порядок и отправился в нижний кабинет, попросив принести ужин туда. Ему принесли другую тарелку, от которой исходил такой же странный, едва уловимый запах. Гирну отправился на задний двор к собакам и скормил ужин одной из них. Через полчаса она издохла.

Тогда старый слуга собрал вещи и отправился к Мейчону, полагая, что его жизнь еще пригодится хозяину. В то, что Трэггану убил монаха, Гирну не верил с самого начала, а после рассказа Мейчона окончательно убедился в этом.

Через знакомого писаря элираната, удалившегося по старости на покой, Гирну пытался выяснить что-нибудь о Трэггану. Но место его заключения содержалось в строжайшей тайне. Выяснить не удалось ничего вообще.

Мейчон хотел самолично заявиться к элирану шестой грани Дилеоару, якобы для дачи показаний, как и обещал, но решил воздержаться от подобного рискованного шага — его тоже могли арестовать по любому надуманному предлогу. По совету опытного Гирну он на всякий случай написал прошение в элиранат, где вкратце описал ночное нападение якобы с целью ограбления и просил расследовать его.

Гирну отнес прошение, и с помощью своего знакомца устроил так, что оно было приобщено к остальным делам и тут же забыто — мало ли таких происшествий происходит в ночные часы, все не расследуешь. Врагам незачем знать, что Мейчон жив, но и нарываться на неприятности по поводу неявки в элиранат в назначенное время тоже незачем.

Полная неизвестность изводила Мейчона — Трэггану вполне уже могло не быть в живых. Его могли тихо придушить. Он мог сам не выдержать того, что от него отказалась любимая женщина и покончить с собой. И Мейчон никак не мог забыть странного запаха меча малкирца, нанесшего Трэггану незначительную рану. Если это был яд Каурры, то Трэггану умрет в тюрьме, и все, что остается Мейчону — отомстить. Но надо выяснить кому. Значительный свет на это дело, по мнению Мейчона, должен был пролить суд над Трэггану, но суда вообще могло не быть. Млейн и ее отец не были заинтересованы в суде и казни Трэггану — осужден, значит виновен и на благородное имя ложится пятно. Их больше устраивала полная неопределенность: нет суда — нет вины, а сгинул муж в тюрьме, так ничего не доказано.

Пользуясь старой дружбой, Гирну отвел Мейчона к магам октаэдра порядка. Там, за плату разумеется, ему выставили склянки со всеми известными в мире ядами. Он тщательно понюхал, как пахнет яд каурры — меч малкирца, определенно, имел другой запах. Но у Мейчона нехорошо покалывало в душе и он опробовал на запах все склянки.

К ужасу своему он понял, что, может быть, был прав — яд Смеллы очень напоминал тот запах. Правда, ручаться Мейчон не мог. Яд Смеллы тоже действовал не сразу, как и яд каурры, и тоже не имел противоядия. Но если отравить ядом Смеллы, человек проживет еще долго — не менее трижды по восемь дней, но может и целый год. Смерть будет мгновенной и внезапной.

И все же Мейчон не был уверен. Он пытался успокоить себя, что почувствовал запах какого-нибудь бальзама или мази — и не от меча а от самого малкирца. Да и был ли запах? Мейчон уже не знал.

Мейчон хотел было попытаться пробиться на прием к королю Итсевда, как человек, принесший ему славу на Арене Димоэта. Но это означало бы прежде времени раскрыть, что он жив и жаждет мести. Впрочем, месть не удовлетворила бы Мейчона — он хотел спасти друга.

Поэтому он вышел на Арену Димоэта, чтобы с оружием в руках доказать свое право упасть к ногам мудрого Димоэта и у верховного бога просить справедливости.

И стоя, в шеренге лучших рыцарей мира, он увидел перед собой лицо Сейс. Только глаза у нее были той, утерянной навсегда, а губы и волосы — той, что послал ему сам Димоэт.

* * *

Маг-герольд начал представлять участников Состязаний. Каждый элл имел титулы и заслуги, перечисление которых занимало по несколько минут.

— Элин Мейчон, защищает цвета Итсевда, победитель первого дня соревнований, — объявил маг-герольд и трибуны взорвались от восторга. — По решению магов-эскулапов элин Мейчон снят с состязаний, поскольку раны не позволяют ему сражаться, — все тем же громким торжественным голосом сообщил он.

Трибуны замерли. Повисла тишина, которую сменил разочарованный вздох. Такого поворота событий не ожидал никто, даже сам Мейчон. Затем послышались возмущенные крики — многие поставили свои денежки именно на Мейчона, надеясь отыграться за неудачи в первый день.

Мейчон не стал изображать горе, апеллировать к публике, вздевая вверх руки или срывая с себя золоченые доспехи в знак протеста. Воин молча должен принимать удары судьбы — раз так хочет сам Димоэт, ничего не изменишь.

Маг-герольд выждал пока страсти, вызванные столь неприятной новостью, улеглись и продолжил:

— Элл Варрак-ди-Семеллайна Дижаггу, победитель…

Мейчон злился на себя, за неправильно принятое решение. Лучше было бы сидеть тихо до суда над Трэггану и пусть пока неизвестные противники думали бы, что он мертв. О, он дорого бы дал, чтобы иметь возможность увидеть сейчас некоторые лица на трибунах, посмотреть их реакцию при объявлении его имени. Еще бы знать чьи именно лица…

Но в конце концов, все не так уж плохо. Снят с Состязаний магами-эскулапами, это не значит, что проиграл. Не победил, но не побежден. И имеет право вечером явится в Храм Димоэта, чтобы лично приветствовать верховного бога и просить о справедливом суде для Трэггану — больше ничего и не нужно.

— Элл Даггорд, младший сын короля Магвейлы, победитель…

Мейчону нечего больше было здесь делать, но он не знал, как уйти. Он ждал окончания представлений, твердо зная, что на бои не останется.

Наконец, торжественное представление участников закончилось. Принесли и поставили корзину с черными кубиками — наверняка с теми же самыми, что использовались в первый день.

Но ритуал был другим. Две юные красивые девушки в светлых одеждах и золотыми венками на головах вынимали по кубику — это и были соответствующие пары сражающихся, о чем маг-герольд тут же громогласно и провозглашал.

Кубик Мейчона достался какому-то эллу из Реухала и Мейчон подумал, что тому сильно повезло. Во всех смыслах. Мейчон уже знал, что воинское искусство у реухалских эллов не в почете, зато гонора и спеси хоть отбавляй. И этот реухалец, единственный из трех, участвующих в Состязаниях, пройдет в следующий круг.

В отличие от первого дня состязаний, пары сражались не все вместе, а строго по очереди, чтобы зрители видели все нюансы каждого боя. Ну, и чтобы праздник длился подольше, разумеется, ведь участников во второй день не в пример меньше, чем в первый.

Наконец жеребьевка закончилась и рыцари собрались идти в отведенные им комнаты переодеваться в боевые доспехи.

Маг-герольд произнес:

— Главный судья соревнований, наследник реухалского престола его высочество принц Марклит, приглашает победителя первого дня состязаний элина Мейчона в свою ложу в качестве почетного зрителя.

На трибунах снова пронесся гам и свист. Он относился не к Мейчону, а к магам-эскулапам, не допустившим любимца к Состязаниям.

Это был шанс, от которого Мейчон не мог отказаться, хотя довольно смутно представлял себе, как требуется говорить с особами королевской крови, соблюдая весь этикет. Он, правда, подумал, что его высочество знает, что воин — не придворный льстец, и раз приглашает, значит, либо так хочет, либо так положено все по тому же стократ проклятому Трэггану этикету. Так или иначе отказываться от такого предложения нельзя, да и неразумно.

К Мейчону подошел человек в одеждах с символикой реухалских королей и с поклоном сделал жест, предлагающий следовать за ним.

Мейчон, как был в золоченых парадных доспехах, прошел в королевскую ложу. Встал перед троном и преклонил колено.

— Ваше высочество, — глядя в глаза наследнику реухалского престола, — я благодарен вам за приглашение и то, что вы оценили мое умение. Я крайне опечален решением магов-эскулапов и хотел бы просить вас…

— Да, элин Мейчон, — прервал его принц, — мне тоже крайне досадно, что тебя не допустили до состязаний. Ты мне глянулся в первый день и я хотел бы посмотреть, как ты держишься в седле. Но я ничего не могу поделать, решение магов-эскулапов — закон. Я выполнил бы почти любую твою просьбу, но здесь я бессилен. Состязания начнутся без тебя.

— Я благодарен вам за теплые слова, — еще раз поклонился Мейчон.

— Кстати, — снова заговорил принц Марклит, — я не помню, чтобы ты на Состязаниях получал ранения, не позволившие бы тебе выступать сейчас.

Это прозвучало как вопрос. Надо было отвечать.

— Ваше высочество, — склонил голову Мейчон, — после Состязаний, в тот же вечер, на меня напало семеро грабителей, хотели отнять врученные вами деньги. Я писал прошение в элиранат с просьбой разобраться.

— Да? — с интересом переспросил принц. — И ты запомнил кого-либо в лицо? Может, при схватке ранил или убил кого-нибудь?

— Ваше Высочество, со мной была женщина, которая могла пострадать. Из-за нее я дал себя связать. Грабители вывезли меня за город, вонзили в меня кинжал, ограбили и бросили в лесу…

— И у тебя взяли все деньги, что ты выиграл на Состязаниях?

— Нет, ваше высочество, денег при мне в тот момент не было.

— Но ты запомнил кого-либо из грабителей? — снова спросил принц.

— Нет, ваше высочество, — ответил Мейчон, — я никого в лицо не запомнил.

Принц Марклит задумчиво провел, приглаживая, пальцами по пышным усам и сказал:

— Элин Мейчон, на Луддэке справедливый суд вершат только королевские судьи с соизволения мудрого Димоэта. И больше никто. Если тебя пытались убить, ты должен обращаться к королевской власти за судом, но не пытаться мстить сам кому бы то ни было.

— Ваше высочество, я не собираюсь мстить этим грабителям, — сказал Мейчон, вдруг догадавшись, что сейчас или никогда он может обратиться к принцу с просьбой. — Я, напротив, нижайше хотел просить вас о справедливом суде для моего старого друга, который мне очень дорог. Он арестован в первый день праздников, и я ничего не могу узнать о его судьбе. Ничего, кроме справедливого суда, я не прошу — ни для себя, ни для кого другого.

— И для кого ты просишь суда? — поинтересовался наследник реухалского престола.

— Для элла Итсевд-ди-Реухала Трэггану, — посмотрев в глаза принцу, ответил Мейчон.

— Да, я знаю элла Трэггану, — кивнул принц Марклит. — Очень приятный человек, он совсем недавно вступил во владение итсевдским кварталом. Я что-то слышал о том, что его арестовали. Он, кажется, заколол у себя в кабинете какого-то монаха? Но ведь за это полагается смертная казнь!

— Ваше высочество, — все так же стоя, преклонив колено, сказал Мейчон, — я провел с ним всю ночь перед Состязаниями. Именно в том кабинете. Он заснул в кресле, а я вышел в садик, что рядом с кабинетом, и провел ночь на песке. Мне так спать привычнее, чем в мягких постелях. Я знаю, что элл Трэггану ни в чем не виновен. И я думаю, что грабители, ранившие меня, были не случайны — они поджидали человека с тремя пальцами на правой руке, — Мейчон показал свою покалеченную кисть. — Кто-то, кто хотел свалить убийство монаха на моего друга, решил убить меня, чтобы не мешал.

Многочисленные вельможи, восседавшие в ложе, уже давно перестали шептаться между собой, все смотрели на Мейчона. Перед ними открывалась новость, которую можно долго и со вкусом обсуждать. Мейчон прекрасно понимал это, но решил идти до конца.

— Невзирая на рану, — продолжал он, — я вышел сегодня на Арену, чтобы победить и обратиться с просьбой о справедливом суде к великому Димоэту. Но я обращаюсь к вам, ваше высочество. Я ничего не знаю о судьбе друга и боюсь, что его нет в живых. Даже просто увидеть его — было бы для меня счастьем.

— Почему же, — медленно спросил принц, — эти семеро грабителей, если ты подозреваешь в них наемных убийц, оставили тебя в живых?

Мейчон понял, что почти добился своего. Он встал с колена, постарался как можно быстрее снять золоченые нагрудник и панцирь, расстегнул рубаху и сорвал повязку, обнажая рану.

— Но ведь это же удар в сердце! — не удержался от восклицания принц. — Как ты вообще остался жив?

— Я — гапполушец, ваше высочество, — ответил Мейчон. — У меня сердце с правой стороны.

— Но все равно ведь рана опасная! И ты ради друга собирался с таким ранением сражаться с лучшими бойцами мира?

— Да, ваше высочество. Мы дали друг другу Клятву Дружбы До Конца Жизни, — не моргнув глазом солгал Мейчон. Какая разница — выполняли они священный ритуал Дружбы на всю жизнь или нет, если Мейчон готов сейчас на все ради того, чтобы спасти Трэггану.

Принц Марклит задумался. Мейчон склонил голову, ожидая его решения и всем видом показывая, что примет любое, как должное.

На Арену под звуки труб и приветственные крики зрителей выехали с разных сторон арены рыцари первой пары. Оруженосцы подали им копья и бойцы изготовились к поединку.

— Что ж, — наконец сказал принц, — за справедливым судом ты сегодня обратишься к великому Димоэту лично. Он — хозяин мира, мы лишь слуги его. А насчет твоего беспокойства насчет жизни друга… Я тебя понимаю. Если хочешь, отправляйся в главный элиранат и повидайся с ним. Если он жив, ты его увидишь. Только я не понимаю: почему ты опасаешься за него?

— Его отвергла жена, когда его обвинили. Я боюсь, что он не выдержал удара — она очень многое для него значила.

— Хорошо, ты увидишь его, — согласился принц. — Но после состязаний тебе необходимо будет явиться в Храм Димоэта… — Какая-то мысль неожиданно пришла ему в голову и он спросил: — Постой, а разве тебя не интересуют предстоящие поединки?

— Я никого не хочу обидеть, — поклонился Мейчон, — но я сам должен был быть на Арене. Мне очень тяжело было бы смотреть на Состязания не с Арены, а со зрительской ложи. Пусть даже на почетном месте.

Наследник реухалского престола удовлетворенно усмехнулся и приказал:

— Дайте мне перо и бумагу.

Ему быстро подали специальную дощечку для письма, перо и бумагу. Он начертал несколько строк и расписался. Подозвал одного из вельмож и велел ему отправляться с Мейчоном в главный элиранат и добиться свидания с Трэггану.

Мейчон снова преклонил колено.

— Я даже не знаю как благодарить ваше величество за все, что вы для меня сделали.

— Для тебя я не сделал ничего. Я сделал это не для тебя, — несколько непонятно ответил принц Марклит. — Мне просто приятно, что еще живут отважные и великодушные люди, ради дружбы готовые на все. Ступай, а то опоздаешь к шествию.

* * *

Мейчона вместе с сопровождавшим его вельможей не заставили долго ждать — с подписью наследника реухалского престола и его представителем не спорят.

Их провели вниз, в подвал и открыли дверь в широкий каменный коридор без окон.

Вдоль обеих стен коридора, бок о бок, стояли в ряд вооруженные стражники с факелами в руках.

В противоположную дверь ввели Трэггану и подтолкнули навстречу Мейчону.

Мейчон кивнул сопровождавшему его вельможе, чтобы ждал на пороге и пошел навстречу другу.

Вид у Трэггану был не шибко привлекателен — с многодневной щетиной, со свежим едва затянувшимся рубцом на щеке, с темными кругами вокруг глаз, в грязной рубашке, недавно белой, словно вершины Оклумша, а теперь похожую на вытоптанную горную тропку, когда тают снега. Без меча и даже без традиционного кинжала на поясе, он выглядел почти как неодетый.

«Хорошо еще, что кандалы на него не нацепили,» — подумал Мейчон.

Трэггану, в ярком свете факелов, подслеповато щурил глаза.

— Мейчон, — разглядел он приближающегося друга. — Мейчон, ты жив!

На лице арестованного элла появились такие облегчение и радость, словно перед ним открылись двери тюрьмы.

Мейчон подошел к нему и они крепко обнялись.

— Мейчон, ты жив! — только и мог повторять Трэггану. — Ты жив!

— Конечно, я жив, — согласился Мейчон. — Я хотел выступать сегодня на Состязаниях, но меня отстранили маги-эскулапы из-за тяжелой раны.

Трэггану отпрянул от друга.

— Из-за тяжелой раны? — переспросил он, глядя ему в глаза.

— Да, — небрежным тоном отмахнулся Мейчон и продолжил: — Сегодня я иду к самому Димоэту в Храм Семи Богов и буду просить о скорейшем справедливом суде для тебя. Твоя жена и элл Канеррану не хотят этого делать, придется мне самому.

— Млейн… — чуть ли не простонал Трэггану. — Она отказалась от меня.

— Трэггану! — воскликнул Мейчон. — Трэггану! Не сдавайся! Я знаю, что ты ни в чем не виноват, я…

— Млейн…

— Трэггану! — Мейчон тряхнул друга за плечи. — Воин не сдается никогда!

Трэггану поднял на Мейчона глаза. В свете факелов его лицо казалось сейчас измученным и постаревшим примерно на два срока Димоэта. Вдруг волевые складки появились у губ.

— Я и не собираюсь сдаваться, — твердо сказал элл Итсевд-ди-Реухала. — Даже если судьи приговорят меня к смерти, я на Поле Казни буду сражаться до последнего. У меня есть сын, ради которого, я должен жить. — И вдруг без предупреждения, он перешел на велинойский: — Тот, шестой грани — предатель, он нанял разбойников, чтобы убили тебя.

Трэггану не произнес слово «элиран», поскольку на всех языках оно звучит одинаково, но Мейчон понял друга.

— Подземный ход из моей башни упирается в тупик, — продолжал заключенный. — Там все перерыто ходами земляных червей. От тупика по правой стороне уходит ход, он провалился в одном месте в другой ход, а там целый подземный город разбойников…

— Эй-эй, — закричал, опомнившись, глава стражников, — говорите по-реухалски.

— Его высочество принц Марклит разрешил мне увидеться с другом, — возразил Мейчон.

— В записке сказано, что только увидеться. Там нет ни слова, чтобы вы говорили о чем-то! Я и так слишком много позволяю вам! Все, свидание окончено. Выходите!

Мейчон посмотрел на вельможу, сопровождавшего его в тюрьму. Тот развел руками, показывая, что ничего не может сделать.

Мейчон поднял вверх руку, не произнося ни слова. Все смотрели на него. Он достал из ножен кинжал — стражники мгновенно выхватили мечи. Мейчон, не обращая на них внимания, распахнул куртку, скинул ее и снял рубашку, обнажив торс. Затем сорвал повязки, перетягивающие тело и медленно кинжалом провел по груди — по правой половине, где билось его сердце.

И передал кинжал Трэггану.

Никто из стражников не бросился отнимать оружие у заключенного. Все знали и уважали священный обряд Клятвы Дружбы До Конца Жизни.

Трэггану также молча — оба не помнили слов клятвы, да это и не столь важно — снял грязную рубаху и провел кинжалом по груди, побежала струйка крови.

Они обнялись, прижимая раны друг к другу. Их кровь смешалась под взглядами стражников, в свете тюремных факелов.

— Клянусь, что моя жизнь отныне принадлежит тебе, Трэггану, — произнес Мейчон последние, самые важные слова ритуала.

— Клянусь, что моя жизнь отныне принадлежит тебе, Мейчон, — повторил элл Итсевд-ди-Реухала.

Вельможа у дверей о чем-то глубоко вздохнул.

— Все, — уже менее резко повторил глава стражников, элиран четвертой грани. — Свидание закончено.

— Кейону убит, — быстро по-велинойски прошептал Мейчон другу и перешел на реухалский: — Я добью скорейшего суда, элл Трэггану, и мы докажем твою невиновность. Увидимся в Храме Правосудия.

Трэггану кивнул. Слов, чтобы высказать все, что творилось в душе, не было.

* * *

В главном приемном зале элираната, где трудились писари и куда приводили задержанных, дорогу Мейчону и его спутнику преградил элиран шестой грани Дилеоар в сопровождении семи элиранов младшего звания.

— Мейчон из Велинойса, — сказал Дилеоар, обнажая свой меч, — именем закона вы арестованы.

— На каком основании, позвольте спросить? — вмешался сопровождавший Мейчона вельможа из свиты наследника реухалского престола.

— А ты кто такой, чтобы задавать мне вопросы? — раздраженно рявкнул элиран шестой грани.

— Я тебе «не кто такой», засранец, а элл Блайжеггу, доверенное лицо его высочества принца Марклита. Потрудитесь ответить, — он взглянул на опознавательные значки Дилеоара, — элиран ПЯТОЙ грани, на каком основании вы желаете арестовать элина Мейчона?

— Я… — Дилеоар несколько растерялся.

Сзади к Мейчону и его спутнику подошел старший по элиранату.

— Элину Мейчону элиран седьмой грани Ведиггу приказал явиться утром на следующий день после Праздника Кашаера для дачи показаний, — наконец нашел в себе силы объяснить страж порядка. — Элин Мейчон не пожелал явиться, тем самым препятствуя расследованию по обвинению его друга элла Трэггану в убийстве монаха Иераггу.

Вельможа повернулся к Мейчону:

— Это правда? Может, у вас были уважительные причины?

— Я уже говорил его высочеству принцу Марклиту, — спокойно ответил Мейчон, — что когда в ту ночь вышел из этого здания, в нескольких кварталах отсюда на меня напали семеро грабителей и тяжело ранили. На следующий день посыльный принес в главный элиранат прошение разобраться с этим делом, подписанное моим именем. Я только сегодня впервые встал с постели, чтобы явиться на Состязания.

— Я полагаю, — повернулся вельможа к старшему по элиранату, — вопрос решен. Элин Мейчон явится к вам завтра. Его высочество принц Марклит ждет нас. Если вы не будете нас задерживать, мы успеем к финальным поединкам Состязаний Димоэта.

— Конечно, элл Блайжеггу, мы не смеем задерживать ни вас, ни элина Мейчона, — поспешно ответил старший по элиранату. — Вам нужна охрана?

— Спасибо, меня дожидаются у выхода мои люди, — сухо ответил вельможа.

Мейчону очень хотелось показать элирану Дилеоару жест, распространенный среди воинов. А еще больше хотелось дать ему по физиономии. И вывести продажную тварь на чистую воду.

Мейчон хорошо запомнил слова Трэггану и догадывался о каком человеке шестой грани, шла речь.

* * *

Тщательно продуманный и веками отшлифованный ритуал жрецы Храма Димоэта вынуждены были срочно менять — поскольку Мейчон не был побежден, и являлся победителем первого дня Состязаний. Его поставили не вровень, но чуть позади и левее элла Варгейна, победителя сегодняшних боев.

Элл Варгейн был облачен в парадные доспехи. По его суровому лицу, ничего не выражающему, кроме отваги и готовности продолжать бои, не было видно радости от обладания поистине сказочной суммы в четыре тысячи золотых. В душе он, наверное, уже прикидывал, что и как теперь будет — все иначе, но на лицо старательно напустил суровый вид, чтобы случайно не сказать глупость.

В знак приветствия он молча кивнул победителю первого дня Состязаний и вновь уставился в спины коронованных особ, стоявших перед ним. Выпускник острова Брагги почтительно поклонился эллу Варгейну, который безусловно был великим воином и отчаянной храбрости человеком — Мейчон успел застать два его поединка — и встал за ним.

Мейчон догадывался, что процедура предстоит долгая и утомительная. Но через это необходимо пройти, если он хочет помочь другу.

Когда он входил — впервые в жизни — в огромный храм Димоэта и Семи Богов, в душе его вдруг возникло волнение и какое-то необъяснимое чувство торжественности. Трудно все объяснить словами, но сама внутренняя обстановка Храма действовала на любого входящего, заставляя его забывать о сиюминутном и преклониться пред вечным.

Торжественные песнопения, множество жрецов в ярких дорогих одеждах, немыслимое количество свечей, освещающих Храм ярче, чем днем, но оставляющих в полумраке статуи в нишах тем, кто помогал Димоэту. Мраморные изваяния словно наблюдали за пышным церемониалом.

На огромный подиум вышли, каждый в своих цветах, семь богов в масках — никто из смертных не должен видеть их лиц, пока они живы и служат Димоэту.

Наконец жрецы, под звуки труб и барабанов, открыли золотые створки Ворот Димоэта — единственный в мире аддакан, стоящий не на площади и соединенный не с аддаканом где-нибудь на континентах, а с другой Вселенной, где проводит свой досуг и откуда наблюдает за Аддакаем верховный его повелитель.

За воротами переливалась немыслимыми цветами стена, живо напомнившая Мейчону закрытый аддакан перед пробуждением. Только в это стену не надо было вонзать меч — он сама лопнула мириадами разноцветных брызг.

Четыре гиганта, как минимум в половину превышающие ростом любого жителя Аддакая, сплошь закованные в доспехи, так что можно было лишь догадываться, что за страшные человекоподобные монстры охраняют верховного бога, несли роскошные носилки.

Димоэт сидел на троне, на нем была огромная маска, закрывающая грудь и плечи.

Все, находящиеся в Храме, без всякой команды рухнули на колени, каждый обращаясь в мыслях к божеству — он слышал всех.

Мейчон тоже встал на колени, он волновался не меньше остальных.

Носилки так и не опустили наземь — Димоэт обращался к своим подданным с них, не вставая на грешную землю своего мира.

Мейчон плохо запомнил, что говорил Димоэт — голос верховного бога был густой и громкий, казалось, он проникает прямо в сердце. И слова были простые и доступные — о любви к ближним, о святости дружбы, о мужестве и правде, о том, что в мир надо нести только светлое, а все светлое, воплощено в Димоэте и семь богов — слуги его…

Слова простые и понятные выражали неземную мудрость.

Эти слова ввергали собравшихся в Храме людей в трепет и восхищение.

Мысли путались от осознания важности и неповторимости в жизни этих мгновений.

Мейчон плохо помнил, как Димоэт кончил речь, как тысячи собравшихся, и он в общем хоре, пели славящий гимн великому покровителю и хозяину мира.

Наконец те, кто достоин был предстать пред Димоэтом и сказать ему самое важное, длинной вереницей двинулись к подиуму, на которых держали носилки с владыкой мира.

Главный жрец Храма громко выкрикивал имя подходившего, тот вставал на колени перед носилками и говорил. Спрашивал что-то очень важное и получал ответ. Или обращался с просьбой. Но чаще лишь хвалу и благодарности слышал в свой адрес великий Димоэт. Ибо в принадлежавшем ему мире дела шли прекрасно, годы были урожайные, ремесла процветали, торговля через аддаканы связывала самые отдаленные страны, войны уносили дурную кровь и можно было лишь благодарить великого Димоэта, что все так хорошо в этом замечательном мире.

— Его величество Ликкан, король Велинойса, — провозгласил главный жрец Храма.

Мейчон с интересом поднял голову, оторвавшись от своих мыслей.

В сопровождении своего посла в Реухале и владельного элла Велинойс-ди-Реухала король, во имя и для которого Мейчон рисковал своей жизнью в горах Северного Оклумша и которого никогда не видел, приближался к носилкам с троном Димоэта. Король оказался некрасив, хотя над его внешностью наверняка поработали умелые руки брадобрея. Сейчас он был сосредоточен, словно решал мучительную проблему и до сих пор еще не принял решения. Он бросил быстрый взгляд назад, видимо решился на что-то и ускорил шаги.

Позади него, строго по ритуалу, стоял король Итсевда в сопровождении элла Наррэгу и элла Канеррану, заменившего Трэггану.

Король Велинойса подошел к носилкам бога и преклонил колено.

— От имени своего народа, я благодарю великого и мудрого Димоэта за процветание, — начал он. — Забота о моем народе переполняет мое сердце. Денно и нощно я думаю о судьбах жителей своей страны. И смею обратиться к мудрому Димоэту с нижайшей просьбой.

Выждав положенную паузу, во время которой сумел бросить еще один короткий взгляд в сторону ненавистного короля Итсевда, король Ликкан продолжил:

— Острова Итсавгану, расположенные близ наших северных границ, страдают от отчуждения. Бури и ветры препятствуют проникновению светлой мысли мудрого Димоэта, там царят язычество и невежество.

Мейчон посмотрел на короля Итсевда. Лицо его величества Сераггану ничего не выражало, но Мейчон догадывался, что думает сейчас старый (и потомственный) недруг короля Велинойского.

— Да позволит великий Димоэт построить насыпь к первому острову и соединить мостами остальные. Тем самым острова станут частью континента Махребо и на них можно будет поставить аддаканы. Мое королевство сделает все до следующих великих праздников и…

— Нет! — вдруг громовым голосом прервал Димоэт короля Велинойского. — Этого хотели свергнутые непокорные боги, доставившие мне столько бед. Ты становишься на их сторону?

Вопрос прозвучал как страшное обвинение. У короля Велинойского от напряжения по лицу потек пот. Король Итсевда не смог сдержать вздоха облегчения и злорадной улыбки. Старый недруг, проведав его планы, решил опередить врага. И попался. Какое счастье, что король Итсевда сам не поклонился с той же просьбой великому Димоэту!

Король Велинойский решил идти до конца:

— Великий Димоэт знает, что проклятые боги хотели другого. Так говорят свитки и книги. Я родился много позже после их свержения и я не одобряю их идей.

— Они… — Димоэт вел сейчас себя не как бог, а как обыкновенный рассердившийся человек. — Я не желаю говорить ни о них, ни об островах, этих, или других. — Он повернулся к главному жрецу: — Велинойс имеет какие-нибудь привилегии?

— Нет. Велинойс был лишен всех дарованных вами привилегий еще при деде нынешнего короля.

— Сколько аддаканов?

Жрец прекрасно понял о чем спрашивает великий Димоэт.

— На территории Велинойса расположено четыре аддакана.

— Два закрыть, — сказал Димоэт и хлопнул ладонью о ладонь, показывая, что разговор закончен.

Сопровождавшие короля Велинойса вельможи под руки подхватили его величество, у которого перестали держать ноги, и унесли прочь от носилок верховного бога своего повелителя.

— Его величество Сераггану, король Итсевда, — провозгласил главный жрец.

Король Сераггану, только что (да еще за счет давнего недруга-соседа, который постоянно донимает на границах) избежавший катастрофы, чуть ли не упал в ноги Димоэту и только благодарил верховного бога за процветание и благоденствие своей страны.

Мейчон снова уставился в мозаичный пол — его очередь предстать пред Димоэтом дойдет еще не скоро. Но только что происшедшее он может использовать. Только надо быть крайне осторожным в словах, чтобы не прогневить Димоэта, которого приводит в ярость одно упоминание о проклятых богах и всего, что с ними связано.

Наконец пришел черед Мейчона.

— Победитель первого дня Состязаний Димоэта, Мейчон, защищавший цвета Итсевда, — раздался голос жреца Храма. — Из-за ранений не смог принять участия в последнем дне Состязаний.

Мейчон в золоченых доспехах, преподнесенных ему главным судьей Состязаний принцем Марклитом, прошел к носилкам с троном Димоэта, и преклонил колено.

— Говори, — после некоторой паузы приказал Димоэт.

— Мудрый Димоэт, я благодарю вас за силы, которые вы мне дали для победы в Состязаниях. И осмелюсь нижайше просить вас…

Мейчон замолчал, собирая внутренние силы для борьбы — не мечом, словом.

— Что именно? — в голосе Димоэта проскользнуло недовольство, хотя просьб он выслушал немало и почти все обещал исполнить.

— Для друга своего, элла Итсевд-ди-Реухала Трэггану прошу суда скорейшего и праведного. Он ни в чем не виновен, он…

— В чем он обвиняется? — спросил Димоэт голосом, показывающим, что он сам все знает, но хочет проверить искренность просителя.

— Элл Трэггану выступил против речей монаха Иераггу, призывавшего просить великого Димоэта присоединить к Махребо острова Итсавгану, — выдал Мейчон заготовленный удар и быстро продолжил: — Он вызвал монаха на Ристалище Чести и победил его представителя в честном бою. Но монах все равно продолжал свои нечистые речи. Потом его кто-то убил и пытается всю вину свалить на элла Трэггану, который никогда бы не совершил подлого убийства из-за угла. Элл Трэггану честно и открыто, если требуется — с оружием в руках, защищает светлое имя Димоэта и свою честь. Только одного я прошу у мудрого Димоэта — справедливого суда для элла Трэггану, ничего больше.

Димоэт поднял правую руку.

— После окончания праздников состоится суд, которого ты просишь. Да будут наказаны виновные в смерти монаха, каким бы подлым и мерзким не был убитый.

Димоэт хлопнул ладонью о ладонь.

Мейчон поклонился и прошел мимо трона, уповая на то, что все слышали последние слова верховного бога.

Он не стал присоединяться к ожидавшим торжественного шествия по улицам Реухала королевским особам, а направился к боковому выходу из храма.

Он с облегчением перевел дух. Самого главного он добился. И усмехнулся, подумав, что наконец-то сможет снять эти дурацкие золоченые доспехи, тяжелые и неудобные, пусть и красивые.

Он вышел из Храма, продрался сквозь плотную толпу жителей Аддакая, уже начавших традиционное трехдневное гуляние, и отправился в таверну «Невинная жертва», где его поджидали Сейс, Дойграйн и Гирну.

* * *

— Красавчик, кячку хочешь?

Перед Мейчоном возникла ухмыляющаяся уродливая физиономия с огромными ушами.

— А у тебя клевый наряд для гулянки, красавчик! — похвалила маска. — Так хочешь кячку?

Мейчон понял, что перед ним Сейс. У него в душе вдруг накатила какая-то волна подъема. День прошел лучше, чем он надеялся, ничего не потеряно — он поборется за судьбу друга. И у него есть люди, которые с ним рядом. От переполняющих чувств он крепко прижал Сейс к груди и прошептал:

— Сейчас я хочу вина, а потом…

Сейс довольно взвизгнула от его сильных объятий.

Ей было хорошо с этим странным человеком. Так хорошо… Так хорошо, что она его не отпустит от себя ни при каких обстоятельствах. За те дни, что он провел в ее доме, у них так и не возникло близости. Он был ранен, она ухаживала за ним… Странное дело, но ей этого было даже достаточно. Правда, когда Сейс ложилась спать в своей комнате, она чувствовала его запах и ей мнилось, что ее тела касаются его руки… А он… она не могла понять, как он относится к ней. И поэтому сейчас так искренне обрадовалась его объятиям.

А он обнимал ее… как сестру. Конечно, как сестру, у него пред глазами образ другой Сейс… Или нет? Почему он пожалел мимолетно, что на нем распроклятые золоченые доспехи и он не чувствует грудью теплоту ее тела?

— Что потом? — спросила она.

— Потом будет потом, — усмехнулся он.

— Гирну и Дойграйн дожидаются тебя, — кивнула Сейс в сторону входа в «Невинную жертву». — Беспокоятся. Ну их в великую пустошь, пойдем без них куда-нибудь? Ведь праздник же, все веселятся…

Мейчон улыбнулся ей, снял с нее маску и посмотрел в глаза. Без слов взял за руку и направился к таверне.

— Наконец-то! — воскликнул Дойграйн, увидев Мейчона. — А мы уж заждались, думаем: не случилось ли чего? Вот, жаркое твое уже остыло…

Гирну лишь вопросительно посмотрел на Мейчона.

— Все в порядке, — ответил Мейчон, снимая шлем и доспехи. — Я видел Трэггану, он держится отлично и не собирается сдаваться. Это самое важное.

Старый слуга с облегчением перевел дух и поднес к губам кружку с пенным пивом.

— Я разговаривал с Димоэтом, — спокойно продолжил Мейчон, но его прервал возглас Дойграйна:

— Ух ты! Неужели с самим Димоэтом?

— Да, — с некоторой гордостью подтвердил Мейчон. — Он выполнил мою просьбу, суд над Трэггану состоится через три дня, сразу после окончания праздников. Гирну, надо найти защитника. Самого лучшего.

— Но если обратиться к самому лучшему… — задумчиво сказал Гирну. — Такие защитники ведут один-два суда в год и берут дорого, но…

— Я сказал — самого лучшего, — прервал Мейчон. — После разберемся с оплатой, Трэггану отнюдь не бедняк.

Он снял наконец панцирь и сел за стол.

— Держи, Дойграйн, это барахло принадлежит тебе.

— А можно, — неуверенно спросил Дойграйн, с какой-то нежностью поглаживая золоченый шлем, — а можно мне это померить?

— Конечно, — рассмеялся Мейчон, — делай с доспехами, что хочешь, они же твои. Сейс, налей мне вина.

Девушка с радостью выполнила просьбу и села рядом с ним. Мейчон пил не торопясь, смакуя каждый глоток, хотя вино сильно уступало по качеству тому, которым угощал его Трэггану. Но сейчас и это пилось хорошо — все, что можно было сегодня сделать, он сделал.

Мейчон почувствовал усталость, ему захотелось спать. И запах, чувство близости тела Сейс пьянило его больше, чем вино. Это его почему-то даже не раздражало. Он с удовольствием съел остывшие жаркое и отодвинул тарелку.

— Ну как я выгляжу? — спросил Дойграйн, надев доспехи.

— Просто вылитый герой, — улыбнулся Мейчон. — Хоть сейчас в бой. Только не рекомендую — доспехи для боя не годятся.

— Зато красивые, — заметила Сейс. — Дойграйн, у тебя самый лучший праздничный наряд сегодня, можешь попробовать выиграть приз на площади.

— А чего? Прям сейчас и пойду. Мейчон, как здесь забрало опускается, никак не пойму.

— Дай шлем, — попросил Мейчон. — Вот так видишь? На, одевай.

Дойграйн надел шлем и опустил забрало.

— Я, пожалуй, пойду, попробую договориться с защитником Чеггу, — сказал Гирну. — Если он откажется, попрошу совета, к кому обратиться. Может, придется через аддаканы в королевствах искать, а времени на подготовку совсем не много.

— Да, — согласился Мейчон, — иди. Только, наверное, сейчас все гуляют, захочет ли этот Чеггу с тобой разговаривать?

— Каждый гуляет по-разному, — заметил Гирну, вставая. — А дела — они и в праздники дела. В любом случае надо попытаться. Я пошел, до темноты постараюсь вернуться. Я прямо к тебе приду, Сейс. Или сюда?

— Нет, — сказал Мейчон. — Мы с Сейс уходим домой.

Это «мы» в его устах на мгновение остановило сердце Сейс. Оно тут же забилось вновь, но с удвоенной силой.

— Дойграйн, снимай шлем, допивай пиво и идем.

— Я не хочу больше пива, — сказал тушенос, — можно мне не снимая доспехов идти?

— Да, конечно, — пожал плечами Мейчон. — Они — твои, делай с ними, что хочешь. Хоть вместо ночного горшка приспособь, мне-то какая разница?

Дойграйн с гордым видом отправился к выходу из таверны.

Мейчон протянул руку девушке:

— Пойдем, Сейс, я устал. Или… ты хочешь отправиться на гуляния?

— Нет, Мейчон, я тоже хочу домой, — ответила она, почему-то опустив глаза. — Знаешь, я хочу тебе сказать, что…

В это мгновение у входа в таверну раздался крик, напомнивший Мейчону визг монстра в горах Северного Оклумша.

Мейчон быстро обернулся.

Гирну поддерживал падающего Дойграйна. Тонкий истошный крик не прекращался, переходя в какое-то беспомощное завывание.

Мейчон бросился к выходу.

В груди Дойграйна, с правой стороны, пробив негодный парадный доспех, торчал тонкий каленый трехгранный кинжал.

— Меня убили! — простонал Дойграйн. — Уби-и-ли!

Мейчон быстро огляделся. Вокруг таверны — на улице и дальше, на площади — веселились люди, большинство было в масках. Ничего подозрительного. Никого убегающего Мейчон не увидел.

— Убили меня, убили, — стонал тушенос.

— Кто его? — быстро спросил Мейчон у Гирну.

— Я ничего не успел понять, — испуганно ответил старый слуга. — Мы выходили, вдруг он как закричит и повалится на меня… Я никого не успел заметить.

Удар был нанесен мастерски — если бы у Дойграйна сердце было как у Мейчона, с правой стороны, он уже не смог бы хватать руками воздух и причитать, что его убили.

Со всех сторон к таверне собирались зеваки. Злоумышленника, наверняка, уже давно нет в ближайших кварталах. А может, он и вернулся в толпе и сейчас наблюдает за ними под видом простого горожанина…

— Успокойся, Дойграйн, все будет в порядке, — обратился Мейчон к раненому.

— Как же все будет в порядке, когда я умираю?

Дойграйн лежал на полу, загораживая проход, Гирну поддерживал его голову. Рядом Мейчон заметил встревоженное лицо Сейс.

Мейчон нагнулся и взял Дойграйна на руки. Тушенос был достаточно тяжел, да еще в этих доспехах… Мейчон понял, что нести его не сможет и снова положил на порог. Каждое движение приносило раненому боль — он не прошел школу на острове Брагги и не умел усмирять плоть.

— Бросьте меня, я сейчас умру, — простонал страдальческим тоном Дойграйн.

Шлем странно искажал голос и если бы не опасность для жизни Дойграйна, Мейчон бы рассмеялся.

Мейчон поднял забрало, чтобы раненый дышал свободнее, затем расстегнул застежки и снял шлем.

— Надо позвать за магом-эскулапом, — сказала Сейс.

— Он не успеет, — простонал Дойграйн, — я умру раньше.

— Успокойся, — жестко сказал Мейчон и слегка шлепнул раненого ладонью по щеке, чтобы привести в чувство. — Такая же точно рана у меня самого еще не прошла. Видишь — живой. Сейчас доберемся до дома и я сам смажу рану, у меня есть бальзам. Не надо мага-эскулапа, Сейс, лучше найди каких-нибудь носильщиков. Нужно срочно доставить его домой, я не донесу, а сам он не дойдет…

Сейс юркнула на улицу, выполнять поручение.

Сквозь собравшуюся у дверей таверны толпу пробился элиран третьей грани.

— Что здесь происходит? — строго спросил он. Взглянул на лежавшего в золоченых доспехах раненого и удивился: — О, проклятые пустоши, неужели убили этого, как его, Мейчона?

— Я — Мейчон. Это — мой друг, я подарил ему свои доспехи. Кто-то хотел убить меня, но на нем был надет шлем с забралом. Сегодня гулянье и он хотел…

— Я… я умираю, — снова простонал раненый.

— Сейчас я вызову магов-эскулапов и мы доставим его в элиранат, — сказал страж порядка, поднося к губам рог, чтобы созвать находившихся поблизости элиранов.

— Не надо, — попросил Мейчон, — я все сделаю сам. У меня есть бальзамы, сейчас мы отнесем его домой.

— Дойграйн?! — вдруг вылез вперед из толпы зевак мужчина солидного телосложения. — Дойграйн, ты ранен? Эй, мужики, здесь Дойграйна убивают! — вдруг заорал он кому-то.

Из толпы выбрались еще четверо мужчин, по сложению которых без труда можно было догадаться о роде их занятий.

— Я умираю, — прошептал Дойграйн, увидев своих. — Пригойн, я умираю!

— Кто его обидел? — заорал товарищ Дойграйна и повернулся к Мейчону: — Ты?

— Я — его друг, — спокойно сказал Мейчон. — А если вы хотите помочь своему товарищу, немедленно найдите носилки. Его нужно уложить в постель. У меня есть бальзамы, и я быстро поставлю его на ноги.

Уверенный тон Мейчона заставил тушеноса поверить ему.

— Не надо никаких носилок, мы сами отнесем его. Куда нести, в элиранат или к магам-эскулапам?

— Нет. Вот он покажет куда. Гирну, проводи. Я подожду Сейс и поговорю с элираном.

Четверо тушеносов с легкостью подняли Дойграйна.

— Ой, — запричитал он, — осторожнее. У меня кинжал в груди. Я ранен! Я умираю…

Гирну повел тушеносов к дому Сейс. Мейчон повернулся к элирану.

Зеваки постояли и решили, что во время праздника найдутся занятия и повеселее, чем слушать пустые разговоры.

— Пройдемте в таверну, — предложил Мейчон.

— Лучше здесь, — сказал элиран. — Как я понял, вы — элин Мейчон и отдали своему знакомому ваши доспехи. Кто его ранил?

Мейчон ответил на все вопросы стража порядка, заверил, что вылечит рану Дойграйна и что она не представляет угрозы для жизни. Он пообещал, что как только Дойграйн сможет встать на ноги, явиться вместе с ним в элиранат.

Появилась Сейс, которая выглядела виноватой, поскольку в этот безумный час, когда всеобщее веселье охватывает Город Городов, не смогла найти ни одних носилок.

— А где Дойграйн? — взволнованно спросила она. — Он…

— Тут оказались его знакомые с Торговой площади, они понесли его в твой дом. Поторопимся, я должен обработать его рану.

— За что его, а? — спросила Сейс, стараясь не отставать от Мейчона.

Мейчон усмехнулся.

— Не надо быть большим мудрецом, чтобы ответить на твой вопрос, Сейс.

— И все-таки?

— Сегодня я сказал принцу Марклиту и в элиранате, что у меня сердце с правой стороны. Куда ударили Дойграйна?

— А-а, — догадалась Сейс, — он был в твоих доспехах и убийца принял его за тебя?

Мейчон кивнул.

— Как хорошо, что Дойграйн не гапполушец, — только и сказала Сейс. — И как хорошо, что убийца перепутал вас из-за доспехов.

Мейчон посмотрел на девушку, но ничего не сказал.

Он думал — следят за ним сейчас или нет?

Но в такой толпе, где путь приходится прокладывать грудью и локтями, следящего заметить очень трудно. При первой возможности они свернули на тихие боковые улочки, но за ними никто не шел.

* * *

Сейс лучше тушеносов и Гирну знала свой район, поэтому Мейчону еще пришлось подождать.

Тушеносы внесли раненого товарища в дом, Мейчон проводил их в комнату, где сам оправлялся от ран, и уложил Дойграйна на свою кровать.

Тот уже не причитал, стонал тихонько и глядел на Мейчона просящим взглядом, в котором читалась боль и надежда на ее избавление.

— Сейс, дай дурманящих фруктов, — попросил Мейчон, готовясь извлечь клинок из тела раненого.

— Что? — не поняла девушка.

— Кячку дай, — усмехнулся Мейчон.

Сейс смутилась.

— Но у меня нет… Я… я сейчас сбегаю куплю.

Она стремительно выскочила из комнаты.

— Мы еще нужны вам? — спросил один из тушеносов.

Раненому товарищу они ничем помочь не могли, а праздники есть праздники — их восемь лет ждешь и хочется получить от них как можно больше удовольствий, чтобы было что вспомнить в обрыдлые будни.

— Нет, спасибо за помощь, — поблагодарил Мейчон. — Заходите справиться о его здоровье завтра. Или послезавтра.

— Поправляйся, Дойграйн, все будет хорошо, — пожелал на прощанье тушенос.

— Пока, Пригойн. Заходите все, я буду ждать, — слабым голосом сказал Дойграйн. — Не беспокойтесь обо мне. Мейчон все сделает, он не даст мне умереть. Но как больно…

Тушеносы ушли.

Сейс принесла две дурманящие сливы. Мейчон, несмотря на протесты, заставил Дойграйна их съесть и резким движение выдернул кинжал.

Затем с помощью Сейс он быстро снял доспехи и раздел раненого. То ли от дурманящих фруктов, то ли от вида крови, Дойграйн потерял сознание.

Мейчон и Сейс обтерли бесчувственного Дойграйна тряпками, смоченными в уксусе, затем обработали рану, обильно наложили чудодейственный бальзам, который уже помог самому Мейчону и туго перевязали рану.

Когда они закончили за окном уже стемнело, с улицы доносились радостные крики загулявших горожан, возвращающихся из трактиров или только еще направляющихся туда. Сегодня для простых людей угощение бесплатно — за счет знатных эллов и короля Реухала.

Дойграйн мирно спал, слегка похрапывая.

— Хм, — сказал Мейчон, — он занял мою постель. А где же я буду спать?

— Пойдем, — сказала Сейс. — Тебя бы тоже надо перевязать заново. Рана-то болит?

— А, ты об этом? Нет, не болит. Я думаю, что зря маги-эскулапы сняли меня с Состязаний, я здоров, как доголомакский дракон. Но пойдем.

Он взял со стола подсвечник и свою сумку с бальзамами и пошел вслед за Сейс в ее комнату.

Она закрыла дверь, он снял рубашку.

Рана почти затянулась и, в общем-то, в обработке не нуждалась. Девушка коснулась рубца пальцем.

— Какой… Какой ты сильный, — сказала она.

Повинуясь мгновенному порыву, сам не отдавая себе отчета, что он делает, Мейчон прижал ее к груди и правой рукой провел по волосам.

— Сейс…

* * *

— Все оказалось совсем не так, — сказала Сейс, положив голову на обнаженное плечо Мейчона.

— Что «не так»? — переспросил он.

— Все — не так. Не так, как я себе представляла по рассказам подруг.

— Хуже?

— Я сейчас еще не разобралась. Наверное — лучше. Я не знаю. Мне с тобой хорошо.

— Никогда не слушай подруг.

Мейчон аккуратно снял ее голову с плеча и сел на постели. Встал, подошел к столу и взял кружку с налитым ему вином.

— Никого не слушай, — повторил он. — Почему ты так вела себя там, в элиранате? Я подумал о тебе…

— Я… — она улыбнулась. — Я боялась.

— И я боялся, — признался Мейчон. — Я и сейчас боюсь, что все это не так. Не так как надо, не так, как должно быть. Боюсь и хочу, хочу и боюсь. — Он усмехнулся. — Никогда бы раньше не подумал…

— Ты и боишься? — удивилась Сейс, садясь на постели и прикрывая обнаженное тело. — Чего ты можешь бояться, Мейчон? Ты — герой. Такой, о которых поют песнеделы на площадях. Такой, как Рыжебородый Онург или Клест из Фиинтфи. Я никогда раньше и представить себе не могла, что познакомлюсь с таким, как ты. Я кто? Простая горожанка, таких много. Не самая красивая и глупая. А ты… Ты как принц из детских снов…

— Герой… — вдруг почему-то зло повторил ее слова Мейчон и сделал большой глоток вина. Даже слишком большой. — Герой? Да, наверное, герой. Потому что, кроме как убивать и побеждать, я ничего больше не умею. Ненавижу убивать, но выбора нет — либо ты, либо тебя. И хочется жить. Для кого? Для чего? Герой всегда идет по жизни один. Всегда один.

Мейчон допил вино и со стуком поставил кружку обратно.

Сейс сидела на постели, закрываясь простыней и в полумраке своей спальни смотрела на первого в жизни мужчину. Она понимала, что его что-то беспокоит, но не понимала что именно и боялась: не является ли она, ее неопытность и некрасивость причиной его недовольства? Может, она не то сказала? Молчать надо было, дура набитая!

— Герой… — снова заговорил Мейчон. — Он идет куда захочет, а на самом деле — куда глаза глядят. У него нет ничего за душой — ни денег, ни цели, ни друзей. «Нам дружить трудно — встречу в бою, убью» — вот поговорка героев. Герой видит несправедливость и наказывает негодяев. И уходит дальше. Куда? Зачем? Простым людям знать не дано, они лишь будут слушать песни о его подвигах, как правило перевранные и преувеличенные. И зачастую негодяи, которых победил герой и не являются негодяями… А герой ушел в свое никуда — совершать следующие подвиги. Рыжебородый Онург, которого ты так любишь, всю жизнь лазал по горам Куеломока в поисках драконов. И устраивал самую обычную охоту — с загоняющими, с собаками, с сотней помощников. Чтобы получить вознаграждение за голову и сердце убитого зверя, пропить в кабаках и шляться дальше по горам в поисках следующей добычи. Драконоборец, проклятые пустоши, герой занюханный! Как погиб Онург, знаешь?

— Нет, — почти испуганно ответила девушка.

— Вот-вот, — усмехнулся Мейчон, — об этом-то в песнях не поется. Он захлебнулся в собственной блевотине в одном из трактиров. А Клест из Фиинтфи всю жизнь боролся с черным магом… Вот видишь, уже и имени его не помню… А когда победил врага, наложил на себя руки. А другие герои из песен? Легендарный Лайк из Веика, слышала о таком? Так вот он кончил жизнь грязным нищим на базарной площади. Долго жил, больше девяти сроков Димоэта… подачками и отбросами. Когда кончается здоровье, то оказывается — жить нечем и незачем. А сколько было героев, о которых и песен не сложено? Которые погибли безвестно, пусть и в неравном бою. Сейчас уже никто и не вспомнит даже за что именно они погибли…

— Как ты мрачно говоришь, Мейчон…

— Мрачно… — повторил он и кивнул: — Да, наверное, мрачно. Возьми меня, например. Сейчас мой друг в беде. Меня пытались убить и еще попытаются. Это неважно. Рано или поздно все закончится — или я спасу друга, оставшись жив, или не спасу и погибну сам. Спасу — буду герой. А потом уйду в никуда, потому что здесь мне больше нечего будет делать. И не знаю куда идти… Впрочем, это-то как раз не проблема — пошел в Храм Войны, так называются кабачки в Реухале, где вербуют наемников, и отправился на войну. Куда угодно. Да и героев, способных освободить деревню от чудища или разбойников, тоже всегда ищут. Но зачем мне это?

— Твое имя золотыми буквами уже нанесли у входа на Арену Димоэта, — вдруг сказала Сейс. — Я знаю, я сама бегала смотреть.

— Золотыми буквами… Это лишь буквы. После победы на Состязаниях я держал в руках сказочное богатство — оно протекло сквозь пальцы. Меня просили стать Учителем — что может быть в жизни лучше? Я не смог. У меня была любовь… Четыре года я терпел лишения ради нее. Ее тоже звали Сейс, но у нее было по четыре пальца на руках… Я даже не знал, что она умерла год назад, я жил любовью. Я ее потерял и не знаю зачем жить дальше. У меня нет ничего. Нет никого, кому хотелось бы служить жизнью и честью…

Голос Мейчона был хрипл от волнения, грудь вздымалась, словно он отбил первые страшные атаки врага и снова готов вступить в бой. Глаза на миг сверкнули яростным огнем.

— Я видел сегодня королей — там, в Храме Димоэта. Если бы хоть один из них был достоин, чтобы я ему служил! И не надо было бы мне ничего больше! Элл Кмелл неплохой человек, но и ему служить незачем. Я воин, не маг, я не могу созидать — только убивать. Но и это надо делать ради чего-то, не ради ежевечерней выпивки…

— Но сейчас ты борешься за друга, — попыталась возразить Сейс. Она была испугана — неизвестно чем. Словами возлюбленного.

— Да, — кивнул он. — Борюсь за друга. И, совершив очередной подвиг, я уйду. Потому что другу в обычной жизни, когда нет опасности, я не нужен. Да и мне не нужна жизнь без опасности. Если бы нашелся человек, которому бы я мог служить своим опытом и умением и знать, для чего это нужно… Но нет такого. И я снова уйду в никуда. Свершил подвиг — уходи, ты никому больше не нужен. Кроме мускулов и умения убивать ничего не нужно людям, не нужны твои мысли, твои чувства…

Он замолчал. Плеснул из кувшина еще вина и залпом выпил — две струйки, словно кровь, потекли по обнаженной груди.

— Не уходи, Мейчон, — вдруг сказала Сейс. — Ты нужен мне.

 

Глава 8

Для суда над эллом Итсевд-ди-Реухала, согласно со званием и положением подсудимого, был избран большой зал Храма Правосудия.

В другое время зал был бы переполнен, но сейчас, после почти двенадцати дней нескончаемых праздников, люди просто-напросто устали от зрелищ. Зал был наполнен чуть больше, чем наполовину, но из-за огромных размеров казалось, что занято около трети зрительских мест.

Трэггану осматривал присутствующих, но Млейн он не видел. Ее отец сидел с каменным выражением лица в кресле в рядах для знати, но Млейн не было.

Млейн в зале Храма Правосудия не было.

Трэггану сидел в ложе для обвиняемых, расположенной над зрительскими рядами, почти под самым потолком, выкрашенным в белую и черную клетку. Сзади стояли два элирана, с обнаженными мечами.

Трэггану не принесли чистую одежду и даже не позволили вымыться и побриться. Щетина, выползшая за эти дни не красила его, а шрам набряк и придавал ему неприятный вид. Грязная рубаха висела, словно рубище. Интересно, не дав ему привести себя в порядок, вершители правосудия хотят показать простому люду, что и самые знатные люди могут выглядеть непривлекательно и тоже могут совершать преступления?

Вид Трэггану ни у кого в зале не вызывал симпатии и сочувствия, зрители заранее убедили себя в его виновности.

В ложе напротив обвиняемого сидел прославленный защитник Чеггу — чинный и аккуратно одетый. Не обращая внимания на шум в зале, он читал какой-то свиток.

Слева находилась ложа элирана, который будет доказывать, что Трэггану убил монаха Иераггу, справа — ложа жреца Храма Правосудия. Вниз уходили трибуны, и в самом низу располагался восьмигранный стол, за который сядут восемь судей (все — с пятью пальцами на руках), чтобы решить судьбу Трэггану. Более восьмидесяти человек, занятием коих было судить преступников, сидели в специально отведенных для них рядах, ожидая кого из них выберут обвинитель и защитник.

Каждое слово, произнесенное в зале, было прекрасно слышно с любого места — то ли благодаря таланту строителей, то ли благодаря искусству магии. Зрителям категорически было запрещено разговаривать во время процесса под угрозой немедленного вывода прочь. Поэтому на восьми лестницах, ведущих к столу судьи, стояли стражники, готовые немедленно вывести нарушителя, кем бы он ни был.

В ложе появился жрец Храма Правосудия и все присутствующие мгновенно замолчали. Выждав паузу, жрец поднял вверх левую руку и медленно-торжественно произнес:

— Волей Димоэта начинается суд на Трэггану, эллом Итсевд-ди-Реухала, обвиняемым в убийстве монаха зеленого братства Иераггу из Итсевда. Мудрый Димоэт решил, чтобы суд состоялся сегодня и сказал: «Да будут наказаны виновные в смерти монаха, каким бы подлым и мерзким не был убитый». Пусть сбудется воля великого Димоэта, повелителя Аддакая, хозяина души каждого человека.

Все, находящиеся в зале встали, чтя верховного бога.

Затем началась скучная, рутинная работа по выбору восьми судей. Жрец объявлял имя кандидата, тот вставал и элиран-обвинитель и защитник задавали ему вопросы, чтобы выяснить беспристрастность кандидата в отношении обвиняемого.

Защитник Чеггу отклонил лишь одну кандидатуру — жителя итсевдского квартала Реухала; обвинителю не понравились три претендента.

Наконец, полный состав судей был избран и они заняли свои места за восьмигранным столом.

Судьи, которым предстояло вынести вердикт, должны сидеть внизу, под взглядами всех собравшихся. Лишь собственная совесть, доскональное знание законов и воля Димоэта должны руководить ими.

Если четверо судей решат, что обвиняемый виновен, а четверо, что невинен, будет назначен новый суд на следующий день, с новым составом судей. Если же пятеро придут к решению, что обвиняемый виновен, то трое несогласных с ними снимают с себя роль судей и, в случае, если великий Димоэт позволит казнить осужденного, больше никогда не оденут черно-белого свитера судьи.

По приказу жреца Храма Правосудия элиран-обвинитель вызвал своего первого очевидца, элирана пятой грани Фуллэгу, и тот, стараясь не смотреть в сторону Трэггану, честно рассказал, что в день пробуждения аддаканов видел, как монах Иераггу произносил оскорбительные речи и бросил вызов, который приняли элл Трэггану и элин Мейчон. Он рассказал о поединке на Ристалище Чести, а потом ответил на каверзные вопросы защитника и на вопросы двух судей, которые хотели разобраться со всеми деталями. У обвиняемого вопросов к элирану Фуллэгу не было.

Потом в ложе элирана-обвинителя по очереди появились два вельможи из свиты короля Итсевда и рассказали, что Иераггу был на пиру в день пробуждения аддаканов в доме элла Трэггану, там он снова повздорил с эллом Трэггану. Как монах покидал дом элла Итсевд-ди-Реухала, они не видели.

Следующим в ложу элирана-обвинителя вошел маг-эскулап, обследовавший тело убитого. Два его помощника внесли магический куб, где прямо в воздухе развалилась точная копия монаха, каким видел его в последний раз Трэггану.

Маг-эскулап долго и нудно рассказывал, что покойный умер от удара кинжалом в сердце и что смерть наступила около полуночи после дня пробуждения аддаканов.

Обвинитель продемонстрировал ему кинжал и маг-эскулап подтвердил, что именно это оружие извлек из тела покойника.

Затем в ложе обвинителя появился Варрину, слуга из дворца Трэггану.

— Вы видели этого человека живым? — спросил обвинитель, указывая на магическую копию монаха.

— Да, — уверенно сказал Варрину. — В тот день, когда у нас давали пир, он сидел за столом, а потом вместе с хозяином прошел в верхний кабинет.

— Вы сами видели, как они проходили вместе по лестнице, ведущей к верхнему кабинету?

— Да. Хозяин сказал, чтобы я нашел Кейону, его личного слугу, и отправил наверх.

— Вы нашли Кейону?

— Да.

— Больше вы монаха не видели?

— Нет, но на следующее утро ко мне подошел страшно взволнованный Кейону, привел к верхнему кабинету хозяина и попросил посмотреть в замочную скважину и посоветовать, что делать. Я заглянул и увидел монаха в кресле. Вернее, видна была лишь его безжизненная рука — она была в том же положении вот как сейчас, — он указал на магическую копию монаха. — Тогда я сказал Кейону, что нужно идти в элиранат. Он так и сделал.

— Вам знаком вот этот кинжал? Он принадлежал вашему хозяину?

— Я не знаю. У хозяина много оружия, а я ничего в нем не понимаю.

— У меня больше нет вопросов, — объявил элиран-обвинитель.

— У обвиняемого будут вопросы к этому человеку? — спросил жрец Храма Правосудия.

— Он врет, — совершенно спокойно сказал Трэггану, — он не мог видеть меня, поднимающимся по лестнице вместе с монахом, потому что этого не было.

— Клянусь, я не вру! — заорал Варрину.

— Позвольте мне задать несколько вопросов, — встал со своего места защитник Чеггу.

Коварными ловушками он пытался запутать слугу, но тот говорил уверенно и нигде не сбился, потому что его версия была проста и выучил ее он добросовестно.

Следующими очевидцами выступили еще двое слуг Трэггану, которых он даже по имени не знал. Они утверждали, что тоже видели хозяина вместе с монахом, как они уходили из пиршественного зала в сторону лестницы наверх.

Они клялись всем возможным в правдивости своих слов и запутать их прославленному защитнику, прошедшему огонь и воду и повидавшего в своей жизни множество лжецов, так и не удалось.

Трэггану понял, что ложь их тщательно продумана и выверена, разумеется сами они придумать так не могли — кто-то очень умный стоял за ними. Трэггану догадывался, кто это мог быть, но полной уверенности не имел.

Он понимал, что это могла быть интрига короля Итсевда, которому он чем-то не угодил и тот решил убрать впавшего в немилость подданного, обладающего значительной властью в Городе Городов. Или отец Млейн задумал все это, чтобы стать опекуном наследника Итсевд-ди-Реухала и поправить свои пошатнувшиеся финансовые дела, которые, как слышал Трэггану, всегда были в незавидном положении — элл Канеррану просто пускал всем пыль в глаза, распространяя слухи о своем богатстве, которое растаяло много лет назад.

Элиран-обвинитель пригласил в свою ложу элирана шестой грани Дилеоара. То ли вельможа принца Марклита забыл о своей угрозе разжаловать его в элираны пятой грани, то ли еще не успел, но на Дилеоаре были значки шестой грани.

— Вы служите в главном элиранате? — спросил у Дилеоара элиран-обвинитель.

— Да.

— Вы занимались заявлением Кейону, слуги из дворца обвиняемого?

— Он заявил в элиранат итсевдского квартала. Они, в связи с положением элла Трэггану, обратились к нам и мне было поручено разобраться в смерти монаха Иераггу.

— Что вы предприняли?

— Я разыскал элла Трэггану и спросил не видел ли он монаха Иераггу. Он занервничал и заявил, что монах ушел из его дворца, не дожидаясь конца пира и больше элл Трэггану его не видел. Я попросил разрешения осмотреть его дворец. Элл Трэггану сказал, что не позволит мне этого сделать, но я настоял на своем и он с крайней неохотой уступил. Нам было показаны все помещения, кроме верхнего кабинета. Когда мы заставили элла Трэггану подняться туда вместе с нами, он довольно неудачно изобразил недоумение при виде тела убитого. Он сказал, что не имеет понятия, как монах оказался там. Когда же мы привели Кейону и тот рассказал все, что видел и слышал, элл Трэггану бросился к выходу в верхний сад, который примыкает к кабинету и, воспользовавшись древним подземным ходом, убежал.

— Что сделали вы?

— Писарь подробно записал все, что говорил Кейону, поэтому я посоветовал ему под чужим именем поселиться в какой-нибудь гостинице и сообщить об этом мне, чтобы я знал где его искать. Маг-эскулап к тому времени уже выполнил свою работу, поэтому я на всякий случай выставил охрану у кабинета обвиняемого и ушел из его дворца.

— Вы видели впоследствии Кейону?

— Да, совершенно случайно я узнал его в элиранате, куда привезли его обнаженный труп. Поскольку, когда я арестовывал элла Трэггану во второй раз в комнате его жены, которую он собирался в тот момент убить кинжалом, он был весь в крови, то я полагаю, что Кейону тоже убил он.

— Не ваша обязанность решать, кто убил Кейону, — громовым голосом сказал защитник Чеггу, — это дело судей. Сейчас рассматривается убийство монаха, а не слуги.

— Скажите, — продолжал элиран-обвинитель, словно не слышал слов защитника, — этот человек Кейону?

Помощники внесли в ложу обвинителя магический куб в котором была копия головы мертвого Кейону.

— Да, — ответил Дилеоар.

— У меня больше нет к вам вопросов, — объявил элиран-обвинитель.

Защитник Чеггу стал задавать свои вопросы.

— Я видел только то, что видел и мои слова подтвердят восемь помощников, которые были со мной, — твердил в ответ Дилеоар. — Я не утверждаю, что Трэггану убил этого монаха, я просто передаю то, что я видел и слышал. Пусть решают судьи.

Защитник еще четверть часа старался поймать Дилеоара в противоречиях, но, как и с предыдущими очевидцами, всего его опыта и мастерства не хватило, чтобы сбить Дилеоара с толку.

По лицу знаменитого Чеггу нельзя было прочитать, что он догадывается насколько близок к поражению, которые так редки в его практике.

— Поскольку слуга Кейону убит, — заявил элиран-обвинитель, когда иссякли вопросы к Дилеоару, — я прошу писаря Байсина зачитать записи, которые он сделал во время допроса Кейону в присутствии Трэггану.

В ложу обвинителя вышел писарь и невыразительным голосом прочитал записи того памятного Трэггану вечера.

— У меня все, — сказал элиран-обвинитель, когда писарь закончил. — Надеюсь, я достаточно убедительно показал, что элл Трэггану убил монаха Иераггу, которого ненавидел.

— Вы закончили? — с некоторым удивлением спросил Жрец Храма Правосудия.

— А какие еще требуются доказательства? — сделал удивленное лицо обвинитель. — Этого достаточно было бы для осуждения двух простых горожан, с пятью пальцами на руках. Но как сказал мудрый Димоэт: «Да будут наказаны виновные в смерти монаха»! Пусть судья помнят об этом и думают над тем, что они только что услышали.

Элиран-обвинитель сел в кресло, всем видом показывая, что прав и не сомневается в приговоре судей.

— Защитнику есть что сказать? — повернулся в сторону Чеггу жрец Храма Правосудия.

— Да, есть, — встал с кресла защитник Чеггу. — Мы выслушали показания элирана Дилеоара, в честности которого не сомневаемся и трех слуг, которые только и указывают прямо на виновность элла Трэггану, а также писаря, который зачитал показания мертвеца, обвинившего своего господина. Слуг можно купить и запугать, это всем известно. Элирана шестой грани не купишь и не запугаешь, но он и не сказал ничего такого, что прямо бы указывало на убийство монаха эллом Трэггану. И есть еще один человек, которого невозможно купить, поскольку он достаточно богат, и невозможно запугать, поскольку он смел и отважен, что доказал на глазах всех реухалцев. Я прошу выйти и сказать то, что он знает победителя первого дня Состязаний Димоэта, человека, по просьбе которого сам Димоэт назначил суд на сегодня, элина Мейчона из Велинойса.

В ложу защитника вошел тщательно выбритый и причесанный Мейчон. Он встретился глазами с Трэггану и улыбнулся старому другу.

Трэггану не сразу понял, что не хватает в облике Мейчона — меча, который он вынужден был оставить дома, поскольку в Храм Правосудия, кроме охранников, разумеется, с оружием не допускается никто, даже сам король.

— Весь день и вечер в праздник пробуждения аддаканов вы провели вместе с эллом Трэггану? — спросил защитник Чеггу у Мейчона.

— Да, — уверенно ответил тот. — Почти все время мы были вместе. Ночью я отправился спать, но в комнату, которую отвели мне, пришел Трэггану и пригласил меня выпить чарку вина в его верхнем кабинете.

— И вы пошли?

— Конечно.

— Сколько примерно было времени? Полночь, или он пришел к вам уже под утро?

— Нет, он пришел почти сразу после того, как элираны прокричали час торговцев. Ну, может, чуть позже, потому что в окно я слышал скрип телег. Но не больше чем через час, после того, как я слышал крик элирана о начале времени торговцев.

— И вы просидели с эллом Трэггану всю ночь?

— Мы выпили по чарке и сидели молча. Трэггану заснул прямо в кресле. Я вышел в садик и лег на песок, мне так привычнее, чем в постели. Когда я проснулся, солнце уже взошло. Трэггану спал. Я не стал его будить и ушел на Состязания. Когда я уходил никакого монаха в кабинете элла Трэггану не было, клянусь собственной жизнью. Я просил Димоэта о справедливом суде и я жду справедливого суда! Элл Трэггану не виновен в убийстве монаха.

Несмотря на строжайшее запрещение, по зрительским рядам пошел шепоток. Но стражники Храма Правосудия быстро пресекли говор и снова воцарилась тишина, в котором пронзительно громко прозвучал голос жреца:

— Обвинитель хочет задать вопросы элину Мейчону?

— Мне не о чем его спрашивать, — встал со своего места элиран-обвинитель. — Трое живых слуг элла Трэггану заявили, что видели как он в тот вечер поднимался наверх с монахом. Погибший слуга утверждал, что они ссорились. Элин Мейчон утверждает прямо противоположное. Лжет ли он, чтобы выгородить старого друга — пусть решают судьи. Но если он лжет, он по закону должен отвечать как соучастник. Больше мне нечего сказать.

Элиран-обвинитель сел.

— У вас есть еще очевидцы? — обратился жрец к защитнику.

— Мне достаточно слова такого честного и отважного человека, как элин Мейчон. Разве если бы он был виновен вместе с эллом Трэггану, посмел бы он обратиться к самому великому Димоэту? Мудрый Димоэт вынес решение: пусть будут наказаны виновные. Виновные, а не невинные. Я все сказал, пусть решают судьи.

Жрец под всеобщими взглядами присутствующих вновь поднял вверх левую руку:

— Пусть судьи решат: виновен элл Трэггану в убийстве монаха Иераггу или нет?

Все посмотрели на восьмерых человек, которые должны были решить судьбу обвиняемого.

* * *

Каждый из судей не в первый раз сидел за восьмигранным столом правосудия и каждый раз мучительно решал вопрос: да или нет? Виновен, безвинен?

— Виновен, — громко сказал первый судья.

— Виновен, — вторил следующий.

— Виновен.

— Виновен.

— Нет, — вдруг громко сказал пятый судья, — я не верю, что человек в положении элла Трэггану будет подло убивать какого-то монаха из-за политических разногласий. Ведь не было показано, что монах как-то реально угрожал жизни и благосостоянию элла Трэггану и его близким. И я не верю, что такой человек, как элин Мейчон будет лгать. Скорее станут лгать продажные слуги, чем воин. За свою жизнь и за работу судьей я много раз видел как лгут. Я верю элину Мейчону. Я считаю, что элл Трэггану не виновен.

Шестой судья долго молчал — думал, закрыв глаза.

Никто не осмеливаться поторопить его.

— Нет, — наконец произнес он, — я не согласен. Врать могут все. Я считаю, что элл Трэггану виновен.

— Виновен, — сказал седьмой.

Судья, который не согласился с общим мнением, молча снял свитер судьи, одна половина которого была черной, вторая — белой, и прошел к месту остальных судей. Если великий Димоэт позволит казнить осужденного, этому судье придется искать себе новый источник средств к существованию, ему больше не придется надеть свитер судьи и вершить людские судьбы.

Но собственная честность дороже всего.

Восьмой судья посмотрел на ушедшего. Его голос уже ничего не решал. Но он боялся подобно отважному предшественнику навсегда расстаться с почетным и доходным званием судьи.

— Виновен, — тихо произнес он и зал непроизвольно вздохнул.

Мейчон молча сидел в ложе защитника и смотрел на Трэггану. Весь остальной мир перестал существовать.

— Прошу судей назначить условия казни, — приказал жрец Храма Правосудия.

Судья стали совещаться прикрыв с боков рты руками; они говорили беззвучно, одними губами, давно привыкнув к такого образу общения.

Наконец они приняли решение.

Судья, избранный первым, взял с середины стола стопку тонких деревянных карточек — все они были сверху черными, снизу белыми, но одна была черной с двух сторон. Он начал раздавать остальным судьям по карточке, переворачивая их.

Черная досталась тому судье, что последним сказал «Виновен». Тот с побледневшим лицом встал и огласил приговор:

— Элл Итсевд-ди-Реухала Трэггану, признанный виновным в убийстве монаха зеленого братства Иераггу из Итсевда, приговаривается к смертной казни. Мейчон из Велинойса, утверждавший, что был с эллом Трэггану всю ночь, в которую произошло убийство, признается виновным в соучастии и также приговаривается вместе с эллом Трэггану к смертной казни. Ввиду тяжести содеянного они выйдут на Поле Казни без оружия и против пяти палачей. Таков наш приговор.

Судья сел на место.

Приговор был страшен — мало кто из завсегдатаев Храма Правосудия помнил, чтобы осужденному не дали даже последней возможности с оружием в руках доказать свою невиновность. И обычно двое палачей казнили, а здесь против двоих приговоренных выйдут не четверо, а аж пятеро.

Конечно, большинство осужденных даже не обнажали оружие, а становились на колени, чтобы палач быстрее сделал свое дело, но лишать приговоренного последней возможности…

Чувства зрителей мгновенно изменились — от осуждения элла Трэггану к презрению к судьям, которые испугались воинского умения приговоренных и присудили им самую страшную и позорную для воина смерть.

В зловещей тишине жрец Храма Правосудия встал со своего места и провозгласил:

— Да свершится воля Димоэта. Элл Трэггану и элин Мейчон выйдут на казнь против пяти палачей. Осужденные будут безоружны. Если в течении трех часов они останутся живы, значит судьи ошиблись. В этом случае казнены будут судьи, приговорившие к казни невинного, а также люди, ложно обвинившие невинного. Семеро судей, сказавшие «виновен», а также слуги элла Трэггану — Варрину, Райлойн и Хайггу, прямо указавшие на его виновность, обязаны присутствовать на казни. Приказываю взять под стражу элина Мейчона, а также названных судей и очевидцев. Казнь состоится сегодня, через час. Да сбудется воля Димоэта!

— Не-ет! — пронзительно закричала какая-то женщина. — Не-е-е-т!

Все повернулись в ее сторону. Два охранника бросились успокаивать нарушительницу тишины.

Это была Сейс.

 

Глава 9

Палач в Реухале — одна из самых уважаемых профессий.

Палачи жили своим особым городом в Городе Городов и чужих туда не пускали. Старейшины палачей по всему миру подбирали маленьких мальчиков, лишившихся родителей, и воспитывали по своим собственным законам.

Все палачи были прекрасными воинами, но состязались лишь между собой — на Состязания Димоэта, как и на многочисленные турниры на материках, они не допускались, поскольку являлись орудием Димоэта.

Погибнуть на Поле Казни палачу не считалось позорным — он лишь орудие наказания и в его смерти повинны только те, кто осудил невинного, их ждет возмездие от названных братьев погибшего палача. Не считалось позором также, если в течение отведенного для казни срока жертва ускользала от двух палачей, случалось и такое. Этих бойцов не наказывали, но по древней неписанной традиции они уже никогда не выйдут для свершения смертной казни — будут лишь наказывать плетьми всякую шантрапу.

Когда-то давно палачи выходили закованными в прочные латы — но от тяжелых воинов у жертвы появляется больше возможностей убегать по просторному, почти восемьдесят шагов в диаметре, Полю Казни, окруженному высокими трибунами.

Теперь у палачей была традиционная форма — черные кожаные штаны и белая, как небесные облака, кожаная куртка с нашитыми на ней белыми же стальными пластинами.

Но широкие мечи были остры всегда — чтобы быстрей и безболезненней снести голову тем, кто осознал, раскаялся в содеянном и не пытается сопротивляться. Говорят, раскаявшихся милостивый Димоэт прощает в царстве мертвых.

Пятеро палачей, назначенных для казни Трэггану и Мейчона были спокойны и уверены в себе, хотя прекрасно знали с кем придется встретиться в ближайшее время — они ходили на Состязания Димоэта и видели Мейчона с мечом в руках. Но они не боялись — не боялись погибнуть, ибо если такое случится, значит им велели убить невинных.

Никто из палачей не хотел смерти невинных, им предначертано наказывать зло. И только зло.

* * *

Мейчона провели в специальную комнату, где по давно заведенному ритуалу маг второй грани снял с него магическую копию.

Сперва молодой маг, восхищенный тем, что видит героя прошедших Состязаний Димоэта, напустил на Мейчона из курильницы дым, от которого воин раскашлялся, потом какой-то другой дрянью напустил другой дым — так что помещение погрузилось в коричневый неприятный и непроглядный туман.

Когда все рассеялось, рядом с Мейчоном оказался прозрачный магический куб с точной его копией внутри. Копия имела удивительно глупое выражение лица.

Молодой маг посоветовал Мейчону сосредоточиться и не смотреть так удивленно — копия повторила все движения. Тогда маг сделал что-то еще, пробормотал какие-то заклинания и копия замерла. На веки вечные. Как памятник Мейчону, жизни которого в ближайшие часы, если не минуты, должен положить конец меч палача.

Два стражника провели его по коридору. У выхода их уже ожидал Трэггану в сопровождении охранников и жрец Храма Правосудия, который вел заседание суда.

Из противоположного выхода на Поле Казни появились пять палачей в одинаковых форменных одеждах с обнаженными мечами в руках. Вел их седобородый и седовласый мужчина, по фигуре которого никак нельзя было сказать, что он стар и немощен.

— Казнь элла Итсевд-ди-Реухала Трэггану и элина Мейчона из Велинойса, обвиненных в убийстве монаха зеленого братства Иераггу из Итсевда начинается, — объявил жрец Храма Правосудия и взмахнул рукой.

Он взошел по лестнице на специальную трибуну, где под охраной сидели семеро судей, вынесших приговор и трое слуг Трэггану, прямо указавших на вину хозяина. Там же находился и элиран-обвинитель.

Два помощника жреца Храма Правосудия коротко протрубили в трубы, третий перевернул огромные песочные часы, отмеряющие время казни.

Мейчон посмотрел на друга.

Тот улыбнулся ему — улыбка из-за свежего шрама вышла кривой и уродливой. Трэггану отважно двинулся навстречу палачам.

— Я — старейшина братства реухалских палачей, элин Майг, — представился им седобородый, когда они сблизились. — Мы ничего не имеем против вас. Мы знаем, кто вы, поэтому я сам вызвался на казнь. Вы не сможете убегать от нас три часа. Смиритесь, и я лично сразу и безболезненно снесу вам головы. Или проткну мечом в сердце, как пожелаете. Не советую вам убегать.

— А мы не собираемся убегать, — сказал Мейчон. — Мы тоже ничего не имеем против вас лично. Но мы — невиновны!

С этими словами Мейчон выбросил вперед правую руку и указательный палец, словно крепкий клинок, пронзил седобородому горло. Мейчон ловко подхватил его меч:

— Трэггану, лови!

Под вздох многочисленных зрителей меч, вращаясь, пролетел несколько шагов до Трэггану. Тот не растерялся и поймал прямо на лету, рукоять как родная сжалась пальцами.

Седобородый Майг еще даже не успел упасть — четверо палачей следили за полетом его меча.

Мейчон с развороту ногой ударил в грудь ближайшего палача, сшиб его на земь, быстро подбежал, вырвал из бесчувственных пальцев меч, и выпрямился.

Никто ничего не успел понять, как вооруженные Трэггану и Мейчон уже стояли против троих палачей.

— Мы невиновны! — громко прокричал Трэггану, подняв над головой меч. — И всем докажем это!

Словно по команде, повинуясь внутреннему чутью и возникшей между ними нити святой дружбы, Трэггану и Мейчон яростно бросились к оставшимся палачам.

Те растерялись. Видно элин Майг очень много для них значил и его гибель просто ошеломила палачей.

Они отступили. Побежали. Один из них прокричал что-то непонятное. Палачи остановились на приличном расстоянии от казнимых и посмотрели друг на друга.

Трибуны охнули — никто не ожидал подобного.

Хотя никто не запрещал делать ставки и на Поле Казни, это считалось неприличным — реухалцы строго блюли традиции. На Поле Казни ходили смотреть на торжество справедливости. Здесь всегда лилась кровь — не случайная кровь, кровь преступников.

Трибуны охнули и заулюлюкали. Впервые зрители увидели, что не жертва старается сбежать от палача, а палач от приговоренного. Так или иначе, но три часа без малого придется бегать, если не хотят встретить врага лицом к лицу.

Трэггану и Мейчон, разгоряченные едва начавшейся, но уже принесшей первый успех схваткой, верующие в победу, ибо невинны, потеряв осторожность, кинулись на палачей. Словно обоим ум и опыт забила одна мысль — они невинны и, значит, неуязвимы.

Двое палачей приняли на себя первый удар, третий отскочил вправо и неожиданно, когда Мейчон парировал ответный удар противника, наотмашь рубанул Мейчона справа.

Трэггану заколол удачным выпадом своего врага и резко повернулся.

Правая рука Мейчона валялась на зеленой траве Поля Казни.

Но в левой он держал меч. Правый бок окрасился кровью. И перед ним были два палача.

Не о том, что смерть близка промелькнуло в голове Мейчона — теперь, без руки, он не нужен будет Сейс. Не той Сейс, что ушла в царство мертвых, а той, что сидит сейчас не дыша на трибуне рядом с едва оправившимся от раны, но пришедшем на суд и на казнь Дойграйном.

Трэггану бросился к другу и успел подставить меч.

Теперь двое осужденных стояли против двух палачей.

— Мы не можем погибнуть, — сказал Трэггану своему палачу, — иначе виновный уйдет от наказания.

— Все во власти Димоэта, мы лишь орудие его, — ответил один из палачей и нанес удар.

В напряженной тишине слышался лишь яростный звон клинков.

Мейчон, превознемогая острую боль, парировал удар своего противника и тут же нанес смертельный удар в сердце — он не на Состязаниях и щадить противника не имеет права. Потому, что на кон поставлена даже не его жизнь, а честь, честное имя, высеченное золотом у входа на Арену Димоэта.

Он еще даже не осознал до конца, что теперь калека, что полноценным бойцом уже вряд ли будет, даже если самые искусные маги поставят ему железную руку. Единственное, что оставляло надежду — он левша.

Трэггану противник достался не из простых. Палач понимал, что погиб, что все для него закончилось и он больше не увидит ни братьев, ни жены, но последние минуты надо прожить с честью.

И палач сражался, как мог.

Трэггану умело парировал удары, но у самого какие-либо серьезные атаки пока не получались.

Палач, который в самом начале казни был сшиблен ногой Мейчона и обезоружен, поднялся на четвереньки. Не отрывая взгляда от сражающихся, Мейчон боком приблизился к нему и стукнул по голове рукояткой собственного же меча палача. Тот бессильно снова упал на землю Поля Казни.

Мейчон осмотрел четверых поверженных палачей — двое были серьезно ранены, двое уже мертвы. Мейчон подошел к Трэггану и последнему палачу:

— Трэггану, оставь его мне, — попросил он. — Он сделал меня калекой.

— Нет, — парируя удар, яростно ответил Трэггану. — Я невиновен и все должны знать это! Все!

Он нанес удар, но снова неудачно.

Мейчон уткнул меч острием в землю в двух шагах от сражающихся и левой рукой ощупал обрубок. Пальцы тут же стали липкими от крови, Мейчон поморщился от пронзившей внезапно боли.

Трибуны ревели и бушевали, завороженные непредсказуемым развитием событий, предчувствуя, что наконец-то сегодня увидят казнь семерых судей, которых, признаться, в народе не слишком жаловали, ибо каждый горожан мог попасть в ситуацию, когда от судей будет зависеть жизнь или благосостояние.

Судьи сидели под охраной стражников, тупо глядя на Поле Казни и все еще надеясь на чудо, на милость Димоэта, на… на что-нибудь.

Палач поскользнулся и Трэггану тут же приставил меч к его горлу.

— Я должен его убивать? — громко спросил он, повернувшись к жрецу Храма Правосудия. — Все убедились, что мы невиновны?

Вид его в когда-то белой, теперь неопределенно-грязного цвета, окрашенной свежей кровью рубахе был страшен.

Многочисленные зрители встали со скамей, приветствуя героя, который доказал свою невинность — воистину, на все воля Димоэта, он не даст в обиду невинных.

Но строгая кара ожидает сейчас судей, несправедливо приговоривших честных людей к смертной казни. И братья палачей уже готовят мечи отомстить за своего старейшину.

— Да сбудется воля Димоэта! — встал с места жрец Храма Правосудия. — Элл Трэггану и элин Мейчон, вы невинны и свободны. Добивать поверженных нет необходимости — они выполняли свой долг, но не свою волю. Волей Димоэта виновные должны быть наказаны. Приказываю вывести на поле и казнить Варрину, Райлойна и Хайггу, давших ложные показания против невинного человека, а также семерых судей вынесших неправый приговор в назидание всем прочим судьям.

Трэггану поднял вверх руку.

— Димоэт сказал: «Да будут наказаны виновные в смерти монаха»! Надо выяснить у слуг, кто подговорил их обвинить меня. Тот и есть истинный виновник и он должен первым встать пред палачами!

Трибуны одобрительно загудели.

— Вы будете выяснить у этих людей, кто подговорил их на лживые слова? — повернулся жрец к элирану-обвинителю.

Тот встал с бледным лицом.

— Да, своей ложью они заставили меня обвинять невинного человека. Но я не утверждал, что элл Трэггану виновен. Как предписано законом, это оставалось в ведении судей.

Элиран-обвинитель прекрасно знал, что ему не грозит смертная казнь, у каждого своя работа. Но честному человеку всегда неприятно, когда он понимает свою ошибку, которая могла стоить другому жизни.

— Пусть этих людей отведут в элиранат, мы допросим их и они заговорят. Эй, стража, они что, потеряли сознание от страха?

Стражник потряс за плечо Варрину — слуга, закрыв голову руками, уткнул ее в колени.

— Он мертв! — вдруг воскликнул охранник.

— И остальные двое тоже! — вторил другой.

Новость немедленно распространилась по трибунам.

— Сам Димоэт наказал лжецов!

— Это кара Димоэта!

— Он призвал их к себе на казнь вечную!

— Пусть прокляты будут лжецы, лучше бы им было погибнуть от меча палача.

— От меча не достойно таким гадинам, как они…

Трэггану посмотрел на Мейчона.

— Я доберусь до того, кто взял на себя обязанности бога, — прошептал он.

Мейчон кивнул.

Помощники палачей выбежали на Поле Казни с носилками, убрать погибших и раненых.

Из ворот на поле вышли четырнадцать палачей — по двое на каждого судью, которые обрекли на смерть невинных и из-за которых погиб старейшина Майг.

Лица палачей были суровы и безжалостны — в их власти убить мгновенно или расчленять жертву долго и мучительно. Несмотря на то, что каждому судье будет выдан меч, палачи не сомневались в грядущей мести, ибо знали — дважды подряд такое не случается. Судьи виновны — они будут казнены.

— Нет! — закричал судья, которым последний произнес «Виновен». — Это несправедливо, я прошу пощады! Нет!

Охранники выводили судей на Поле Казни. Сопротивляющегося судью охранники взяли под руки и за ноги и потащили, не обращая ни малейшего внимание на его дикие вопли о пощаде.

Трибуны кричали и бесновались, призывая палачей воздать должное неправедным судьям.

По давней традиции судьи не имели права даже проститься с близкими — они должны были думать о них, когда выносили несправедливый приговор.

Ни один человек, собравшийся сейчас здесь, не жалел их.

К Трэггану с Мейчоном подошли маг-эскулап и помощник жреца Храма Правосудия.

— Элл Трэггану, вы обязаны на трибунах присутствовать при казни ваших судей, — сказал помощник жреца. — А вы, элин Мейчон, можете пройти с магом-эскулапам и обработать вашу рану. Да, мечи, что вы отобрали у палачей, можете оставить себе.

— Я приду к тебе, Мейчон, когда все кончится, — сказал Трэггану. — Это не должно занять много времени.

Нельзя сказать, чтобы Трэггану так уж хотелось любоваться на казнь бывших судей, от которых совсем недавно зависела его судьба, но он считал, что их смерть справедлива.

Да сбудется воля Димоэта и воздастся каждому по заслугам его.

— Я буду ждать тебя.

— Извини, Мейчон, из-за меня ты потерял руку… Больно?

— Все в порядке, нам не привыкать к боли. Хорошо, что хоть голову не снесли.

— Все закончилось. Сегодня отправимся к моему отцу в Креман, я должен привести себя в порядок. И хочу отвезти сына подальше от… отсюда. Потом мы вернемся и найдем настоящего убийцу. Я, кажется, догадываюсь, кто хотел моей смерти.

В это мгновение на поле выбежала девушка, вырвалась из рук охранников, удерживающих ее, и бросилась к Мейчону.

— Мейчон, — прижалась она щекой к груди, лицо ее было в слезах. — Мейчон, я люблю тебя, я так боялась за тебя, Мейчон. Ты жив, ты — герой!

— Какой же я герой? — усмехнулся Мейчон. — Я теперь безрукий калека. Но меч держать могу.

— Мейчон, я… я люблю тебя, я не могу без тебя.

— Я тоже люблю тебя, — сказал Мейчон, сам не ожидая от себя этих слов и погладил девушку по волосам.

— Кто это? — удивленно спросил Трэггану у друга.

— Это? Это — Сейс.

Трэггану удивленно посмотрел на Мейчона — у девушки было пять пальцев на руках.

— Только не та Сейс, о которой я рассказывал. Другая. Живая. — Мейчон улыбнулся. — Я жду тебя у магов-эскулапов, — повторил Мейчон и пошел за молодым проводником, обнимая Сейс, у которой слезы продолжали литься по щекам, несмотря на то, что все кончилось.

Трэггану пожал плечами и прошел на трибуну к жрецу Храма Правосудия.

Семерым судьям вручили такие же как у палачей мечи и охранники быстро покинули поле.

— Казнь судей, несправедливо приговоривших элла Итсевд-ди-Реухала Трэггану и элина Мейчона из Велинойса к смерти, начинается, — объявил жрец.

Коротко взревели трубы.

 

Глава 10

Два мага-эскулапа работали споро и довольно умело, боли Мейчон почти не ощущал. В левой руке он держал пальцы Сейс и улыбался ей.

В комнату вошел мрачный Трэггану.

— Все кончилось? — спросил Мейчон.

— Да, — холодно ответил друг, интонацией показывая, что обсуждать эту тему не желает. — Я отправляюсь в Креман, в родной замок, к отцу. Возьму сына, приведу себя в порядок и через аддакан в Итсевд, там полдня верхом. Хочу все спокойно обдумать и успокоиться. Отец стар, он много повидал. Прежде чем что-то предпринять, я хочу посоветоваться с ним — вдруг я не на того думаю? Но я почти не сомневаюсь в своих подозрениях — больше некому было меня подставлять… Ты не откажешься отправиться со мной?

— Конечно, — ответил Мейчон, — мы с Сейс с удовольствием поедем. Воздух Реухала, как оказалось, для меня вреден.

— Вы долго еще будете возиться? — обратился Трэггану к магам-эскулапам.

— Если ваш друг хочет, чтобы потом не было серьезных осложнений, еще полчаса.

— Мейчон, я сейчас отправляюсь в элиранат за мечом. И мне надо снять всю эту дрянь, — Трэггану брезгливым жестом показал на испачканную и порванную рубашку и штаны. — Гирну пойдет со мной. Я жду тебя в своем дворце.

— Мне надо зайти в дом Сейс за мечом и вещами, — сказал Мейчон. — А потом мы сразу придем к тебе.

— Постарайтесь побыстрее, — попросил Трэггану. — Я тоже потороплюсь. Мне совсем не хочется задерживаться сейчас в своем доме. И, честно говоря, не хочется туда идти.

Трэггану лукавил: он хотел поговорить с Млейн. Он не верил, что все рухнуло в одночасье. Он не верил, что прошлого не вернешь. Он думал, что поговорит с Млейн, объяснится и все образуется…

— Не волнуйся, до темноты я буду у тебя, — заверил Мейчон.

Трэггану вышел из комнаты. Мейчон улыбнулся Сейс.

— Поедем к нему в замок, отдохнем…

— Я… я не поеду, — вдруг сказала Сейс.

— Почему? — удивился Мейчон.

— Ну… Если только навсегда. Я боюсь, что аддакан не пустит меня обратно. Я — реухалка, все интересное есть здесь. Зачем тебе куда-то ехать? — в голосе ее слышалась обида.

— Но ведь нельзя же всю жизнь торчать в Реухале!

— Почему нельзя? — удивилась Сейс. — Очень даже можно…

Маг-эскулап, обрабатывающий Мейчона, понимающе кивнул ее словам.

— Или… или ты победил и хочешь уйти в свое никуда? — в голосе девушки послышался страх.

В ее словах было столько чувства, что слова у Мейчона застряли в горле. Он закрыл глаза и ничего не ответил.

— Ну вот и все, — наконец сказал маг-эскулап. — Больше сейчас мы ничего сделать не можем. Месяца через два какой-нибудь хороший умелец смастерит вам железную руку. Конечно, это не то, но все же что-то. Я могу посоветовать вам мастера Клеггу с Торговой площади, его там все знают.

— Спасибо, — сказал Мейчон, вставая. — Я обязательно воспользуюсь вашим советом.

Так ни слова не сказав Сейс, обнимая ее за талию оставшейся рукой, Мейчон вышел с Поля Казни.

* * *

— Учитель Мейчон, — окликнул кто-то, дожидавшийся у служебных ворот. — Учитель Мейчон.

Мейчон наконец понял, что обращаются к нему и обернулся. Перед ним стоял коротко подстриженный парнишка в коричневой с черным куртке.

— А, это ты… — Мейчон нахмурил брови, вспоминая, — Дапро. Я же просил не называть меня учителем. И я сказал вам отправляться на Брагги. Почему ты здесь? И где остальные?

— Вы сами разрешили нам остаться на праздники, учи… мастер Мейчон, — стал оправдываться юноша. — Мы были в Лионаге и договорились с капитаном корабля, он отплывает на Брагги еще только через два дня. А потом, как можно было такое пропустить, мы же за вас переживали…

— Да? — вскинул брови Мейчон. — И как вы узнали, что я выйду на Поле Казни? Я сам не знал.

— Мы догадывались, что вы не бросите вашего друга в беде. Ведь о вас с эллом Трэггану много слухов ходит. И про Ристалище Чести и про просьбу у самого Димоэта… Да и эти стишки, что поют паяцы на площадях…

— Какие еще стишки? — удивился Мейчон.

— Вы не слышали? — спросил юноша. — Я плохо запомнил, только начало.

Он прокашлялся и постарался прочесть так, чтобы не очень обидеть воина:

— Знатный элл и знатный воин

На монаха ополчились.

Хоть не с теми порубились,

Своего они добились.

Заманили в кабинет

И пустили на тот свет…

Юноша смутился:

— Там еще много чего, да я не запоминаю всякие гадости.

— А где твои товарищи? — спросил Мейчон, чтобы сменить тему.

— Они отправились в гостиницу. Мы в «Светлячке» остановились, что близ дворца элла Трэггану. Мы… — юноша замялся. — Я не знаю как сказать…

— Да, говори, говори, — подбодрил Мейчон.

— Ну… Может, после того, что случилось сегодня, вы согласитесь стать нашим учителем.

Юноше было неудобно напоминать Мейчону, что тот теперь калека.

— Ну… Вы не волнуйтесь, ваш мешок доставят на Брагги в целости и сохранности. Наш парень отвезет, а потом присоединится к нам. Мы все вас просим, мастер Мейчон. Мы видели как вы сражались. И на состязаниях Димоэта и сегодня… на Поле Казни. Мы восхищены вами.

Мейчон чуть не застонал от безысходности, но на его лице ничего не отразилось.

Он посмотрел на Сейс, она улыбнулась ему. Свои ученики — значит, остепенится. Пусть поселится и не в Реухале, все равно где, но не будет бродяжничать. А если серьезно, если на совсем, то Сейс готова идти за Мейчоном куда угодно, хоть в страшный Гапполух, о котором расхаживают жуткие вещи, что там дыхание на лету в льдинки превращается.

— Нет, Дапро, я же уже сказал, — наконец хрипло произнес Мейчон. — Я не могу быть учителем. Во всяком случае, пока. Пока не могу.

— А когда? — с готовностью спросил юноша.

— Не знаю. Может, к следующим Праздникам Димоэта и смогу. Но не раньше.

Юноша разочарованно вздохнул.

— Но тогда…

— Что?

— Может быть, вы покажете нам всем тот прием, которым вы сбили ногой палача, так что он больше не встал.

— Что ж, — улыбнулся Мейчон, — это я смогу. Вы остановились, ты говоришь…

— В гостинице «Светлячок», — быстро напомнил Дапро.

— Мне все равно идти к Трэггану. Через час зайду к вам и покажу.

— Спасибо, мастер Мейчон, — поклонился мальчишка. — Мы будем вас ждать.

Мейчон посмотрел ему вслед и еще раз тяжело вздохнул.

— Хорошо, — неожиданно сказал он Сейс, — если ты так настаиваешь, я не поеду в Креман. Эти несколько дней мы проведем вместе, а потом — посмотрим.

* * *

Мейчон подходил к дворцу Трэггану.

Он уже переоделся в свою обычную одежду и меч Дорогваза, с обмотанной тряпками рукоятью, привычно висел на боку.

У ворот дворца элла Итсевд-ди-Реухала он заметил группу из пяти человек, которые явно кого-то дожидались.

Он не замедлили шага, не свернул в проулок. Он — честный человек, доказавший это всем на Поле Казни. Не он должен бояться — пусть его бояться те, у кого совесть не чиста.

— О-о, — услышал Мейчон голос элирана шестой грани Дилеоара, который сделал к нему несколько шагов, — какая встреча! Герой наш славный!

Мейчон хотел молча пройти в ворота, но Дилеоар преградил ему путь.

— Рад, рад видеть, зверь сам идет к охотнику! — продолжал отнюдь не любезно улыбаться Дилеоар. — А я уже собирался объявить розыск по всему городу.

— С какой радости? — спокойно спросил Мейчон, стараясь не выходить из себя.

— Потому, что мне так хочется, — зло сказал Дилеоар. — Тоже мне — герой. Думаешь, все можешь, да? Думаешь, ты победил, да? Знаешь, что я сейчас собираюсь сделать? Нет? А я тебе скажу. По старой дружбе. Сейчас я собираюсь арестовать твоего дружка. По обвинению в попытке убийства собственной жены. Я сам видел, как он держал ее, зажав в руке кинжал. И не только я, но и слуги и другие элираны. Не радуйся, за попытку убийства смертная казнь не положена, не отвертится во второй раз так легко. За это суд приговорит его к пожизненному заключению. Эй, Фэлзу, возьми остальных и отведите Мейчона в итсевдский элиранат. Пусть запрут в камеру до моего появления. Я дождусь тех двоих и арестую Трэггану. Обойдусь без вас. И чтобы этот не сбежал, следите за каждым движением. У вас двоих арбалеты, вы сзади. А вы двое — впереди. Держать всю дорогу на прицеле, при малейшей попытке бегства, стрелять!

— Элиран Дилеоар, на каком основании вы его арестовываете? — спросил элиран третьей грани, видно старший у этих четверых.

— На основании того, — Дилеоар демонстративно потер скулу, — что он ударил элирана при исполнении обязанностей. Понятно?

— Но…

— Отправляйтесь. Это приказ! — рявкнул Дилеоар.

— Слушаюсь.

Мейчон посмотрел на суровые лица элиранов с каменными подбородками и поднял вверх руку.

— Подождите, — произнес он. — Я хочу сообщить элирану Дилеоару нечто очень важное, что, возможно, заставит его изменить решение. Но я могу сказать это только ему.

Элиран посмотрел на задержанного.

— Хорошо, — сказал он, по прежнему потирая скулу. — Вы двое отойдите туда шагов на восемь, вы — направо. Не спускайте с него глаз, чтобы не убежал.

Когда элираны отошли, Дилеоар кинул Мейчону:

— Ну, что ты мне хотел сказать?

— Что ты — редкостная гадина! — ответил Мейчон и кулаком врезал ненавистному элирану прямо в подбородок.

Дилеоар не выдержал удара и упал на землю.

Его помощники, вскидывая оружие, бросились к Мейчону.

Тот мгновенно поднял руку вверх, сдаваясь.

— Все-все! — сказал он. — Ведите, куда приказано. Ясно же было сказано — меня задержали за удар элирана по лицу. Теперь все в порядке, идем.

— Подождите, — поднялся с земли Дилеоар, — теперь я хочу сказать тебе кое-что по-секрету, герой. Отойдите на прежние места, — приказал он помощникам и, когда те повиновались, произнес с ненавистью: — Ты что, думаешь я не знаю, кто убил телохранителя Чейра-Темноокого из «Возвращенной сказки»? Знаю, и очевидцы есть, Мейчон из Велинойса. И что за меч, с обмотанной тряпками рукоятью, у тебя на боку — я тоже знаю. Вот, чтобы охранники не польстились я и не приказываю его отнять у тебя прямо сейчас. Этот меч — мой, может тебе приятно будет об этом знать. А ты — покойник. Второй раз с Поля Казни живыми не уходят, даже если повезло в первый. После моей обработки ты сопротивляться не сможешь. Вот так-то, герой. Чейр-Темноокий даст убийственные показания в Храме Правосудия, он очень зол на тебя, очень.

Мейчон холодно посмотрел на элирана шестой грани.

— Чейр-Темноокий таким странным способом платит тебе дань? — спросил он.

Дилеоар не выдержал и с размаху двинул Мейчону в челюсть.

Выпускник Брагги ожидал этого и увернулся.

— Эй! — рявкнул Дилеоар помощникам, — ведите его. После с ним разберусь…

* * *

Стражники в воротах не признали хозяина.

Мудрено было узнать в непричесанном и грязном, с многодневной щетиной, Трэггану блистательного элла Итсевд-ди-Реухала.

— Да вы что? — неожиданно вышел из себя Трэггану. — По стенке размажу! Обоих! Будете всю жизнь ночные горшки мыть!

Он и так был злой, раздражение, копившееся все эти дни, нервы, доведенные до предела, нашли наконец выход.

— Столбы нетесанные, вы здесь вообще ради мебели стоите! Любой грабитель вас в два счета ушатает…

Трэггану остыл так же неожиданно, как вспылил, два стражника стояли навытяжку.

— Мы вас не ждали, хозяин. Ведь вы…

— Вы должны ждать меня всегда.

Трэггану, не оборачиваясь на испуганных охранников, прошел внутрь.

— Гирну, распорядись, чтобы подали ужин ко мне в верхний кабинет, — сказал он своему спутнику. — Туда же принесешь мои одежды, те, в которых я был на Ристалище Чести. И бритву. Скажи Райсграйну, что я спущусь в нижний кабинет, хочу с ним поговорить. Да, пусть соберут сундуки, на три дня я отправляюсь в Креман. Со мной поедешь ты и еще двое, выберешь сам. Все, отправляйся, я жду наверху.

Проходя по лестнице мимо дверей третьего этажа, ведущих к детской, Трэггану остановился и, повинуясь мгновенному импульсу, пошел взглянуть на сына.

В детских комнатах ни няни, ни сына не было.

«Возможно, они пошли к Млейн, — решил Трэггану. — Но ведь уже поздно, малышу надо спать».

Он хотел немедленно отправиться к жене, хотя не собирался этого делать сейчас.

Взгляд случайно упал в зеркало. Трэггану беззвучно выругался. В Северном Оклумше он бы не постеснялся своего вида. Но сейчас, в роскошной обстановке дворца… Он выглядел как отвратительная гусеница на сочном спелом яблоке.

Он бросился наверх, хотелось как можно быстрее смыть тюремную грязь.

Не доходя лестничного пролета, Трэггану остановился.

Дверь в его кабинет, в который запрещен вход всем, кроме него самого и доверенных слуг, была приоткрыта, и из нее пробивался свет свечей, хотя на улице, несмотря на поздний час, еще было довольно светло.

Гирну не успел бы обернуться так быстро, да и не мог он пройти мимо.

Трэггану решительно направился к своему личному кабинету и резко распахнул дверь.

За его столом сидел элл Канеррану и просматривал какие-то свитки.

При виде Трэггану тесть вскочил со стула и отшатнулся, словно увидел привидение.

— Не ждали? — усмехнулся Трэггану.

— Почему же, сынок? — нашел в себе силы ответить элл Канеррану. — Как раз просматривал свитки: все ли в порядке к твоему приходу? Не пропустил ли чего? Ведь по твоему легкомыслию все Праздники Димоэта мне пришлось исполнять твои обязанности. Это было не просто, смею тебя заверить, сынок.

— По моему легкомыслию? — вскинул брови Трэггану.

Он не собирался заводить серьезный разговор прямо сегодня. Он хотел посоветоваться с отцом. Он подозревал, даже больше, был уверен, что именно тесть пытался свалить на него вину за убийство монаха. Кому еще была выгодна гибель Трэггану? Ну, может, конечно, и королю Итсевда, не зря же его величество самолично приехал на праздники…

И все же: загадочная смерть элла Ланэррагу, глупая гибель на охоте элла Вэмбреггану, странное нападение разбойников на замок в Кремане — не звенья ли это одной цепочки, не сеть ли терпеливого и упорного в своих намерениях паука. Очень терпеливого и очень упорного… Слишком стройно все получалось, чтобы оказаться случайностью, у Трэггану было время подумать.

Что ж, раз того хочет Димоэт, сейчас во всем и разберемся.

— Да, сынок, по твоему легкомыслию, — подтвердил элл Канеррану. — Я тебе говорил, чтобы ты не высовывался тогда, в день пробуждения аддаканов. А ты… «Он оскорбил меня…» — передразнил тесть Трэггану. — « Честь дороже…» Этого монаха убрали бы так и так, он — дешевка. Свалили бы тогда его смерть на другого… Зачем было осложнять себе жизнь?

Трэггану ничего не ответил. Он прошел в сад.

Элл Канеррану встал из-за стола и проследовал за ним.

Трэггану взял ведро, оно оказалось пустым. Стараясь не выплеснуть зло наружу, он бросил ведро в утробу колодца и стал крутить ручку.

Подняв ведро, он все так же молча снял сапоги. Затем стянул перевязь с мечом и положил у колодца так, чтобы в любое мгновение дотянуться до рукояти. Скинул с себя грязную одежду, не стесняясь тестя, словно тот и не стоял молча на пороге сада.

Трэггану опрокинул на себя ведро воды и снова сбросил за водой. Возможно, принять горячую ванну было бы сейчас лучше. Но на войне, как на войне. И сражается он, возможно, с чудовищами более страшными, чем в Северном Оклумше, ибо эти сегодняшние монстры — в человечьем обличье.

— Тебе полить воды, сынок? — наконец прервал зловещее молчание элл Канеррану.

Трэггану покачал головой и молча продолжил смывать с себя грязь. Если бы не элл Канеррану рядом, он испытал бы истинное наслаждение от умывания после десяти дней, проведенных в темной тесной камере, в которой едва хватало места, чтобы проделать хоть какие-то упражнения для поддержания формы.

— Где Млейн и мой сын? — наконец спросил Трэггану.

— В моем доме. Неужели ты думаешь, сынок, что после того, как ты хотел убить мою дочь, я оставлю ее здесь к твоему возвращению?

— Я не собирался убивать Млейн, — хмуро ответил Трэггану. — Я ее люблю.

— Не собирался?! — язвительно переспросил тесть.

Нападать на Трэггану эллу Канеррану было привычнее и приятнее, чем отвечать на его вопросы.

— Но я сам видел. И Млейн говорит. Она не будет лгать родному отцу.

Трэггану, ни слова не сказав, взял меч и сапоги и прошел в кабинет.

Там уже дожидался Гирну с одеждой. На столе Трэггану заметил поднос с ужином, закрытый серебряным колпаком.

Трэггану надел штаны и сапоги, взял бритву и подошел к зеркалу.

— Хозяин, давайте я вас побрею, — предложил Гирну.

— Я сам. Подожди меня за дверью.

Эллу Канеррану неприятно было находиться в присутствии Трэггану, но он не знал, как уйти.

— Что ты собираешься делать, сынок? — спросил он, стараясь быть как можно любезнее.

— Заберу сына и отвезу его к отцу в Креман, — ответил Трэггану, заканчивая скоблить шею.

Шрам на щеке уже заживал и выводить его Трэггану не будет — решено. В память об этих событиях останется.

— Нет, — твердо сказал элл Канеррану.

— Что нет? — не понял Трэггану.

— Я не позволю подвергать малыша опасности.

— Это мой сын.

— Это мой внук.

— Да-а, — кивнул Трэггану, — и в случае моей смерти ты становишься его опекуном и хозяином всего вот этого, — он обвел рукой вокруг себя, охватывая жестом не только кабинет, но и дворец. — Если я не ошибаюсь, ты же приходится моему отцу двоюродным племянником?

— Да. Но какое это имеет значение? — не понял тесть.

— Никакого, — равнодушным тоном ответил Трэггану, застегивая белую рубашку. — Просто из дальнего родственника ты в одночасье оказываешься единственным наследником, если что-то случится с моим отцом, со мной и с моим сыном.

— Да как ты смеешь так говорить?! — вспылил элл Канеррану.

— Отчего умер элл Ланэррагу? — словно невзначай поинтересовался Трэггану.

— Что? — удивился тесть.

— Я спрашиваю: отчего умер элл Ланэррагу?

— Я… Я… не знаю. При чем здесь вообще это?

— Не причем, — согласился Трэггану. — Сперва умирает хозяин одного из самых богатых кварталов Реухала, потом вырезается семья его родного брата в Кремане. Не вся, правда, третий сын, имеющий теперь право наследования, чудом остался в живых. Да и сам хозяин замка, хоть и калека, но жив. Но это-то как раз значения не имеет, поскольку он — калека, прикованный к постели. Потом на охоте погибает наследник элла Ланэррагу… Здорово, не правда ли? А затем некий знатный, но испытывающий постоянные трудности в средствах элл выдает дочь, против ее воли, заметьте, замуж за последнего представителя рода. И как только рождается сын — сразу же появляется монах, явно провоцирующий меня на ссору. Вместе с наемными убийцами, между прочим.

— Ты что, сынок, ополоумел? Я же отговаривал тебя…

— Так ловко, что у меня не было иного выхода, — зло парировал Трэггану, много раз вспоминавший в тюрьме тот злосчастный разговор. — Не трудно отговаривать воина так, чтобы он поступил наоборот. Как и желалось.

— Да что ты несешь? — сорвался на крик элл Канеррану. — Ты, щенок! Что ты понимаешь?! И вообще — ты мне надоел! Можешь собираться в свой Креман, но дальше аддакана ты не уйдешь, недоумок! Сегодняшнюю ночь, как вчерашнюю, как завтрашнюю и все последующие, ты проведешь в тюрьме! Я уже подал жалобу — ты пытался убить мою дочь! — элл Канеррану аж покраснел от гнева: — Ты опасен! Пусть ты невиновен в убийстве монаха, но ты — опасен! И судьи приговорят тебя не к казни, не надейся, вояка неумытый! Ты сгниешь в тюрьме!

Трэггану выхватил из ножен меч, бросился к тестю, повалил его на стол, уронив поднос с ужином на пол. Он приставил меч к горлу ненавистного элла Канеррану, которого терпел так долго.

— Может быть… — прошипел Трэггану. — Может быть, я и умру в тюрьме. Но если ты мне сейчас во всем не признаешься, то этого уже не увидишь. Говори, ну!

У элла Канеррану от страха округлились глаза. Он потерял способность говорить.

— Ну! — прорычал Трэггану.

Элл Канеррану помотал головой и промычал что-то нечленораздельное.

— Что здесь происходит? — послышался с порога голос элирана Дилеоара.

* * *

Трэггану повернулся на голос. Убрал меч от горла тестя.

— Наконец-то, — выдохнул элл Канеррану, проводя рукой по шее, которой уже не угрожал острый металл. — Элиран, арестуйте этого человека! Вы сами видели, что он пытался меня убить!

— И ты здесь! — прошипел Трэггану Дилеоару. — Что ж, так еще лучше получается. Вы у меня оба сейчас во всем признаетесь. Мне надоело, что всякий сброд водит меня за нос! Я хочу, элиран, чтобы вы признались, по чьему приказу поручили Гэфрину Безгубому убить Мейчона!

Дилеоар с удивлением посмотрел на Трэггану.

— Даже это знаешь?

Он в задумчивости прошел к стене, на которой висело оружие.

— Что ж, если хочешь разговаривать о чем-либо, — наконец спокойно ответил элиран, — советую убрать меч.

Трэггану посмотрел на свой клинок и убрал в ножны — выхватить он всегда успеет.

Слишком самоуверенно вел себя элиран шестой грани — сколько его помощников скрываются за дверями на лестнице?

— Хорошая у вас коллекция оружия, — сказал Дилеоар, рассматривая клинки, развешанные на стене.

— Лучший клинок у меня в ножнах, — ответил Трэггану.

Элл Канеррану по-хозяйски уселся в кресло.

— Не о чем теперь с ним разговаривать, — с вернувшейся к нему уверенностью сказал тесть. — Мало того, что он пытался убить мою дочь, на ваших глазах, господин элиран, он пытался убить меня. Арестуйте его!

— Конечно, — кивнул Дилеоар, снимая со стену приглянувшийся кинжал. — Арестую. Для этого я и пришел сюда.

— Сперва вы мне все расскажете! — прошипел Трэггану.

— Вряд ли, — усмехнулся Дилеоар и, сорвав со стены кинжал, метнул его.

Трэггану инстинктивно отшатнулся и выхватил меч.

Кинжал воткнулся в сердце элла Канеррану. Тот не успел и вскрикнуть — обвис бессильно в кресле.

* * *

— Что вы сделали? — с ужасом спросил Трэггану.

— Не я, а ты, — пожал плечами Дилеоар. — Зачем ты убил элла Канеррану? Мстил ему? И зачем ты убил своего слугу, там, в коридоре. Чтобы не выдал тебя?

— Я убил?!

— А кто же? — снова усмехнулся Дилеоар. — Элл Трэггану, именем закона и короля Реухала я арестовываю вас за убийство слуги и вашего тестя. Сдайте оружие, — торжественно-официально произнес элиран шестой грани. Неожиданно он чему-то усмехнулся. — Впрочем, — Дилеоар выхватил из ножен меч, — я убью тебя при попытке бегства.

Трэггану опешил. Он не ожидал, что окажется у подобной пропасти подлости и лжи.

Но удар элиранского меча Трэггану отбил.

Он оказался в безвыигрышной ситуации — либо сейчас его зарубит Дилеоар «при попытке к бегству», оставшись чистым и безнаказанным, либо он сам убьет Дилеоара и тогда запутается во всей этой грязи окончательно.

Но дать себя убить сейчас — значит навеки покрыть свое имя позором.

— Зря оглядываешься на дверь, — зло процедил Дилеоар, нанося удар. — Твой дружок не придет. Он уже арестован.

— Ах, ты… — только и сумел произнести Трэггану. — Будь что будет, но тебе пришел конец.

Он яростно взмахнул мечом.

Дилеоар, надо отдать должное, обращаться с мечом умел. И неплохо. Добиться быстрой победы одним удачным ударом у обоих противников не получилось. Но каждый понимал, что ничьих не будет, исход поединка один — смерть кого-либо из них.

Дилеоар под натиском Трэггану отступил, ловко вскочил на письменный стол, на мгновение ступив на колени лежавшего в кресле покойника, и ногой швырнул подсвечник в Трэггану.

Трэггану отвернулся, но замешкался.

Дилеоар выхватил из-за пояса свой кинжал и метнул. Клинок просвистел рядом с головой Трэггану.

— Ах, ты! — Трэггану снова бросился в бой.

Он снова был в Северном Оклумше, снова сражался на реке Миргу, снова… Глаза залила красная пелена — враг должен умереть.

— Элиран Дилеоар! — вдруг послышался возглас от дверей.

Дилеоар обернулся.

Трэггану, не обращая внимание на человека у порога, схватил Дилеоара за ногу и скинул со стола, собираясь нанести последний удар.

Но Дилеоар мгновенно вскочил и ловким коварным приемом чуть не выбил меч из руки противника.

— Чего стоишь? — рявкнул Дилеоар своему растерянному помощнику. — Хватай его!

Он отразил удар Трэггану.

— Нет, погоди, почему ты в таком виде? И где Мейчон?

В дверях стоял один из четверых элиранов, что повели Мейчона в элиранат. Он был взлохмачен, запыхавшись, без оружия и без форменной куртки.

— На нас напали грабители. Остальные так там и лежат. Без сознания…

— А Мейчон?

Дилеоар отбил удар противника, который на этот раз не был очень сильным — Трэггану самому хотелось услышать ответ пришедшего элирана.

— Убежал…

— Проклятые пустоши! — выругался Дилеоар, пытаясь нанести удар. — Чего ты стоишь столбом? Беги в главный элиранат! Поднимайте всеобщую тревогу. Видишь, он убил тестя и слугу… а сейчас пытается убить меня. Ты, безоружный, мне сейчас не поможешь… я сам справлюсь. Пусть направят сюда отряд для конвоирования этого…

Дилеоар с трудом парировал удар Трэггану и нанес ответный выпад — не очень сложный.

— И пусть перекроют все выходы из города, Мейчона надо взять любой ценой. Он за все ответит. Бегом — марш! — скомандовал Дилеоар.

Ограбленный элиран бросился выполнять приказ.

— Ну вот, — усмехнулся Дилеоар. — Теперь тебе уже не выкрутиться. Прощайся с жизнью, владельный элл!

— Ну нет, — прошипел Трэггану. — Сперва ты мне ответишь. И на мои вопросы и за свои дела.

Трэггану вспомнил прием Мейчона, сделал два ложных движения и резким ударом выбил меч из рук элирана. Дилеоар отступил.

— Кто приказал тебе нанять убийц для Мейчона? Ты служишь королю Итсевда?

— Ну и дурак же ты! — рассмеялся Дилеоар. — Таких даже неинтересно побеждать. Лишь за деньги. Прощай, дурак!

Он резким движением левой руки бросил что-то на пол и мгновенно отшатнулся, выхватил из кармана какую-то губку и прижал к лицу.

Что-то вспыхнуло у ног Трэггану, густой зловонный дым пахнул в ноздри, слезы тут же потекли из глаз.

Магия!

Трэггану простился с жизнью. И честью.

Но тут же понял, что за жуткое оружие использовал Дилеоар — одно из применений порошка яйца зла, он слышал об этом. Но ведь оно страшно дорогое!

После такого взрыва человек, оказавшийся рядом6 теряет способность двигаться и сопротивляться даже мыслями в течение двух-трех дней.

Но руки Трэггану готовы сражаться, ноги слушаются, пальцы сжимают рукоять меча Шажара.

И тут он понял, что эта магия бессильна против человека, у собственного сердца проносившего яйцо зла длительное время; бессильна против человека, жившего у онугков и посвященного в онугки; бессильна против владельца яйца зла, надежно спрятанного в родовом замке.

Трэггану бросился сквозь дым к Дилеоару, схватил его за рукав и рванул на себя.

Не ожидавший ничего подобного Дилеоар упал на пол, лицом к источающему туман маленькому яркому холодному костру.

Трэггану заломал его правую руку за спину, оторвал от лица элирана губку и почувствовал, как тот обмяк, обессилел и теперь в полной его власти.

Но не неподвижное тело убийцы нужно сейчас Трэггану — ему необходимы ответы на вопросы. А времени уже нет — скоро здесь появятся хорошо вооруженные элираны, с которыми бессмысленно сражаться.

И тогда уже ничто не поможет.

Трэггану зарычал от бессильной ярости. В его распоряжении считанные мгновения. И ничего не приходит в голову. Взвалить тело Дилеоара на плечо и убегать вместе с ним? Но куда он убежит? Сколько времени Дилеоар будет в таком состоянии?

И вдруг Трэггану осенило. Он стал спокоен, смахнул со лба капельки пота.

Только не волноваться, только не суетиться. Еще не все потеряно. Кто бы сильный не стоял за Дилеоаром, Трэггану до него доберется.

Трэггану поднял с пола сброшенный Дилеоаром подсвечник и зажег потухшую свечу от другой, подумав, что чудом не загорелся деревянный пол. Затем подошел к огромному секретному шкафу у письменного стола. Выругался и еще раз приказал себе быть спокойным.

Вернулся к столу и в ящике нажал секретный выступ — планка отошла в сторону, Трэггану вынул ключи от шкафа. Он все равно собирался взять там деньги. Основные средства Трэггану хранил в нижнем кабинете, здесь лежал неприкосновенный запас в дважды по восемьжды восемь золотых.

Где же, где искомое?

Трэггану точно помнил, что здесь лежала покрытая пылью склянка с магической пиявкой смерти, оставшаяся еще от элла Ланэррагу. Трэггану осмотрел ее, когда впервые исследовал содержимое шкафа, и поставил на место. Трэггану не любил магию, он — воин. Но сейчас выбирать не приходилось.

А, вот она!

Трэггану с опаской взял небольшую, тщательно запечатанную баночку. Посмотрел на свет. В полупрозрачной жидкости спала многолетним сном магическая пиявка. Если она присосется к человеку, тот мгновенно умирал. Но не навсегда — пока не оторвут пиявку. Магия не дает телу человека разложится и он будет лежать словно мертвый долго, очень долго — может даже несколько сроков Димоэта. Пока ее не оторвут от тела. Правда, место, где прилипла пиявка, потом будет долго гноиться и болеть, но до этого Трэггану было глубоко наплевать.

Какие-то мгновения, прекрасно понимая, что времени нет совсем, Трэггану яростно тряс баночку, пробуждая магическую тварь от глубокого сна.

Наконец, взглянув на свет, сквозь мутную жижу он заметил слабое движение.

Он подошел к Дилеоару, кинжалом расковырял запечатку крышки и с трудом провернул ее. Присел на корточки, приставил банку к безжизненной правой руке элирана и быстро выдернул крышку. Затем отнял банку от тела.

С громким чмоком коричневая в пупырышках тварь присосалась к кисти элирана. Тело Дилеоара изогнулось дугой и снова обмякло.

Трэггану приставил палец к виску безжизненного стража порядка — сердце не билось.

Слава Димоэту, который сейчас на стороне Трэггану! Все получится.

Стараясь не делать суетливых лишних движений и, упаси Димоэт, случайно не сбить магическую пиявку, Трэггану волоком оттащил безжизненное тело врага в садик.

От мысли спрятать Дилеоара в башне или в подземном туннеле Трэггану отказался сразу — ведь ясно же, что башню тщательно обыщут и в этот-то раз наверняка найдут потайную дверь.

Веревку искать было некогда.

Трэггану положил цепь, прикованную к ведру на край у каменного колодца, примерился и ударил клинком Шажара. Цепь перерубилась легче, чем он ожидал. Он вытравил ее на землю и рубанул второй раз.

Затем, стараясь не волноваться, он быстро обвязал цепью Дилеоара, примотав его правую руку к телу, так, чтобы не болталась. Он боялся сбить случайно пиявку, хотя слышал, что ее и специально-то оторвать нелегко — присасывается прочно, впрыскивая в жертву свои соки и поддерживая его в состоянии ни жизни-ни смерти.

Затем снова, как в ту памятную ночь, он поставил жердь для упражнений в угол и, держа цепь в руках, забрался так, чтобы ухватиться за край стены. Ловко подтянулся и стал поднимать тело элирана наверх.

Он даже не думал, что элиран окажется столь тяжелым.

Трэггану волоком оттащил тело врага к краю стены, привязал к торчавшему кронштейну цепь, и аккуратно спустил элирана на крышу дворца. Затем спрыгнул сам.

Оставлять Дилеоара на крыше опасно — воронье может выклевать глаза или еще что хуже. А Дилеоар нужен ему живым и здоровым.

Он отвязал цепь и затащил бесчувственное тело в люк, в который забирался в прошлый раз. У лестницы, в полной темноте, он открыл дверь в каморку, заставленную всяким хламом, и спрятал там бесчувственного Дилеоара.

Он еще вернется поговорить с элираном-убийцей, и будет не один. Он найдет людей, хотя бы посла Наррэгу, которые поверят ему и придут сюда, чтобы своим словом доказать потом невинность Трэггану.

Трэггану вышел на лестницу, которая вела вниз. Сейчас ему нужно было скрываться как можно скорее — элираны могли явиться в любой момент.

Млейн у себя не было и он смог спокойно через ее покои выскользнуть из дворца. Но тут же вспомнил, что оставил привязанную к стене башни цепь и приставленную к стене жердь в садике.

Он понимал, что возвращаться крайне опасно, времени почти нет, но оставлять цепь и шест, приставленный к углу — показать, где спрятан элиран.

Он быстро пробрался тем же путем в садик. Положил на место шест и бросил у колодца цепь — пусть элираны ломают голову зачем она отрублена. Возможно, они вообще не обратят на это внимания.

Трэггану быстро прошел в кабинет и мгновение постоял у тела погибшего тестя.

Проклятые пустоши, Трэггану оказался не прав — тесть ни в чем не повинен! Может, он был не самым лучшим человеком в мире, но Трэггану возвел на него напраслину.

— Прости, элл Канеррану, — беззвучно прошептал Трэггану, — я отомщу за тебя.

Он взял куртку, одел ее, прошел к шкафу и забрал деньги. Окинул прощальным взором кабинет — не забыл ли чего?

И услышал быстрые шаги на лестнице.

Трэггану вжался в стену рядом с дверью, готовясь мощным ударом свалить на землю вошедшего — шаги были одного человека.

Шаги были уверенными и быстрыми — так ходят элираны.

Человек показался на пороге.

Трэггану взмахнул рукой, всю силу вкладывая в удар — он не желал убивать, он хотел просто свалить с ног.

Рука прорезала пустоту и больно врезалась в косяк.

— Мейчон? — удивленно воскликнул Трэггану.

— А ты кого ждал? — усмехнулся друг. — Мы же договорились, что я приду к тебе.

— Я думал, что это — элиран, — ответил Трэггану.

— Они не замедлят явиться, — ответил Мейчон. — Битва продолжается.

— Мне надо много сказать тебе, Мейчон.

— Не здесь… О-о, — Мейчон удивленно поднял брови, увидев покойника с кинжалом в груди, — а этот, в кресле, элл Канеррану?..

— Да, это мой тесть. Его убил Дилеоар.

— И Гирну тоже он убил?

— Гирну? — удивился Трэггану. — Ах да, он же говорил об этом. Да, Дилеоар. Больше некому.

— А где он сейчас?

— Все расскажу, — Трэггану невесело улыбнулся. — Не здесь.

* * *

Когда четыре стража порядка, повинуясь приказу Дилеоара, повели задержанного выпускника Брагги в элиранат итсевдского квартала, Мейчон заметил в окне второго этажа гостиницы «Светлячок» удивленное лицо мальчика из команды мастера Болуаза.

Мгновенно в окне появился Дапро. Юноша вопросительно вскинул брови. Мейчон отрицательно покачал головой и демонстративно отвернулся.

Двое элиранов сзади нацелились в затылок Мейчона из арбалетов. Ножны с мечом Дорогваза висели на боку, но он не успел бы даже вынуть оружие наполовину, он это прекрасно понимал.

Да и незачем, осложнять ситуацию, эти элираны просто выполняли приказ начальника. По их лицам Мейчон видел, что, может быть, это не самые умные люди на земле, но зато честные, в отличие от Дилеоара. За свою жизнь Мейчон научился с первого взгляда отличать порядочного человека от подлеца.

— По этой улице пойдем? — спросил один из элиранов.

— Нет, дальше по переулку свернем, короче будет, — откликнулся другой.

Они свернули в длинный и довольно узкий тихий переулок, по обе стороны которого тянулись высокие заборы.

— Помогите! — раздался вдруг сзади пронзительный крик. — Помогите, убивают!

К маленькому отряду неслись двое мальчишек.

— Держи вора! Держи его! — послышались крики преследовавших беглецов таких же мальчишек.

Обернувшись на крик, Мейчон вздохнул про себя и выругался.

Когда беглецы поравнялись с отрядом, те двое элиранов, что с мечами, встали на их пути.

— Что происходит? — строго спросил страж порядка.

— Помогите! Помогите! — кричали мальчишки.

Преследователи уже приближались:

— Держите их, держите!

Те, элираны, что целились в Мейчона из арбалета, инстинктивно перевели их на двух беглецов.

— Что происходит? — снова повторил элиран приблизившимся преследователям.

Больше он ничего спросить не успел. Два десятка мальчишек ловко и не мешая друг другу за какие-то мгновения уложили элиранов на мостовую так, что те не успели ничего понять.

— Все из них живы? — спросил Дапро.

— Да, просто в отключке, скоро придут в себя. Мы их тем приемом, что учитель показывал.

— Отлично, — кивнул Дапро. — Раздеть их и обезоружить, пусть думают, что их просто ограбили. Учитель Мейчон, уходите скорее, пойдемте мы спрячем вас.

— Зачем вы это сделали? — спросил Мейчон.

— Мы не могли иначе.

— Дапро, вот одежда и оружие, куда их девать? — спросил один из мальчишек, держа в руках вещи элиранов.

— Заверните кулем. Возьми Кайса, отправляйтесь за город и как следуют закопайте в лесу, чтобы никто не нашел. В лесу. И не вздумайте прятать в городе по помойкам. Мы будем ждать в гостинице.

— Все сделаем, — кивнул мальчишка.

— Идемте, учитель Мейчон, а то нас могут увидеть, — попросил Дапро и повернулся к товарищам: — Разбежались по двое в разные стороны и кругами к гостинице. И как можно быстрее возвращайтесь, у учителя Мейчона нет времени ждать. Он покажет нам свой прием.

Мейчон лишь покачал головой. Ему надо было бы как следует выругать и проучить мальчишек. Но они ему нравились. Наверное поэтому, что не может выругать, — подумал Мейчон, — он и не может стать учителем.

Вдвоем с Дапро он пришел в «Светлячок» и поднялся на второй этаж, в комнаты, снятые юношами.

Мейчон сразу подошел к окну — у ворот дворца Трэггану никого не было. Он сел на подоконник.

Неожиданно заболела кисть правой руки. Мейчон бросил взгляд на нее и не увидел. Тут же заболел обрубок — как маги-эскулапы не старались, все равно заболело. Надо будет смазать своим бальзамам, Мейчон не доверял магам-эскулапам.

Посмотрев в окно Мейчон увидел одного из элиранов, что раздели мальчишки Болуаза. Он с растерянно-виноватым выражением на лице пробежал мимо «Светлячка».

— Учитель Мейчон, — сказал Дапро, — все в сборе, кроме двоих, но они придут не скоро.

Элиран вошел во дворец Трэггану.

— Хорошо, — Мейчон встал с подоконника. — Постройтесь в шеренгу.

Ученики Болуаза переглянулись.

— Может быть, мастер Болуаз показывал вам самые сокровенные секреты, когда вы вальяжно развалились на травке, — жестко сказал Мейчон, — но я так не умею. Вы должны работать.

— Становись, — приказал Дапро и мальчишки без разговоров встали в шеренгу.

Мейчон, которого больше всего интересовало, что происходит во дворце друга, взял себя в руки и приготовился выполнить свой долг — да, именно так, не иначе. Он должен.

Он медленно прошел вдоль шеренги.

Мальчишки стояли, аж затаив дыхание. Все смотрели лишь на него.

— Мастер Болуаз, — наконец заговорил Мейчон, вспоминая собственного учителя и его манеру, — наверное говорил вам, что главный враг каждого воина — он сам. Не противник, с мечом или дубиной несущийся на тебя, не отвратная слизистая морда какого-нибудь лесного монстра — вы сами. Каждый человек любит себя. Это надо знать и надо использовать. Воин, который не может победить самого себя — не воин. И когда перед тобой находится враг, ты должен полюбить его, как самого себя. Иначе победу над ним не одержать. Полюбить! Не ненавидеть — упаси Димоэт, не равнодушно посмеиваться, нет. Кто бы ни шел на тебя, его не надо бояться, надо всего лишь полюбить, понять его, срастись с ним. Тогда поймешь, что он сделает в следующее мгновение и предупредишь. А прием… Вот, — Мейчон сделал резкое движение и Дапро упал от удара ногой.

Он подал юноше руку.

— Я не хотел сделать тебе больно, Дапро. Все в порядке?

— Да, учитель Мейчон, — вскочил Дапро на ноги. — Только я не понял, как вы это сделали.

Мейчон встал так, чтобы видеть из окна ворота дворца Трэггану, располагавшегося шагах в ста от «Светлячка» дальше по улице.

— Смотрите, показываю медленно.

Он показал прием. Потом повторил движения вместе с мальчишками. Оттачивать действия ему было некогда. Да он и не умел учить… Не умел, проклятые пустоши!.. Даже показать-то толком не может, может лишь сбить приемом с ног кого угодно…

А ребята — отличные, хорошую команду собрал брат Болуаз…

Из дворца выскочил элиран и побежал дальше по улице.

Мейчон прикусил губу. Что это может означать? Что Дилеоар уже арестовал Трэггану и их уже нет во дворце? Тогда вряд ли элиран столь поспешно побежал бы в направлении главного элирана. Значит… значит, он спешит за помощью?

Что там происходит, великие пустоши?

Битва продолжается, другу грозит опасность. А у него такая армия под руками — как ловко мальчишки, без лишних движений и жестокости, справились с его конвоем.

Но нет, он не может, не имеет права.

А мальчишки отчаянные, смотрят на него преданными глазами и рвутся в бой…

Может, они пригодятся ему, может…

— Все, — жестко сказал Мейчон, обрывая собственные мысли. — Урок окончен. Слушайте, что я вам скажу и, надеюсь, вы выполните в точности. Дождитесь своих товарищей и немедленно через аддакан отправляйтесь в Лионаг. До отправления корабля на Брагги сидеть тихо в какой-нибудь гостинице и не высовываться. Знаете, что бывает за нападение на элиранов?

— Но, учитель Мейчон…

— Я уже говорил, чтобы вы не называли меня учителем. Зачем я вас отправляю на Брагги, как вы думаете?

— Отвезти ваш пакет, мастер Мейчон.

— Нет. Чтобы вы стали бойцами. Все, мне надо уходить.

— Учитель Мейчон, — в голосе Дапро слышалась мольба.

Двадцать шесть пар мальчишеских глаз смотрели на Мейчона.

На мгновение он заколебался.

— Если вы не умеете выполнять приказы, то вы не сможете стать настоящими воинами, — через силу сказал Мейчон.

— Хорошо, учитель Мейчон, — поклонился Дапро. — Можете не сомневаться мы все выполним в точности. Спасибо за все.

— Прощайте.

— До свидания, учитель Мейчон, — раздался нестройный хор голосов.

Мейчон вышел из комнаты и быстро спустился вниз. Выйдя на улицу и чуть отойдя, он оглянулся. Мальчишки стояли у окон, провожая его взглядами.

И, самое страшное, Мейчон не знал, правильно ли он поступил. Правильно. Это — его война, он сражается за друга. И готов погибнуть. Но он никогда не простил бы себе, если бы погиб хоть один из них.

Мейчон почти бегом побежал к воротам дворца Трэггану.

* * *

— Стой! — сказал Трэггану, рукой останавливая друга. — Элираны!

— Будем прорываться? — спросил Мейчон.

Оба прекрасно понимали, что попасть к элиранам, значит, никогда не доказать невинность Трэггану.

Они находились на площадке второго этажа, времени на раздумье не было ни мгновения.

— Нет, незачем убивать понапрасну, — ответил Трэггану, и затащил Мейчона за рукав в неприметный коридор, прикрыв за собой дверь. — И элиранов слишком много. Наверняка у них приказ живыми нас не брать.

Они слышали как вверх по лестнице к верхнему кабинету Трэггану протопало не менее двух восьмерок стражей порядка.

— И куда мы идем? Ты знаешь выход? Дворец, скорее всего, окружен.

— Да, наверное окружен, — произнес Трэггану, не замедляя шага. — Но не сдаваться же! Может, весь окружить еще и не успели.

— Так куда мы идем?

— Это хозяйственные помещения, я здесь плохо ориентируюсь. Знаю, что отсюда еду выносят на пир… Кажется, мы идем к кухне.

— По запаху чувствуется, — усмехнулся Мейчон. — А дальше?

— Откуда мне знать, проклятые пустоши!

— Ладно, придумаем что-нибудь. Сейчас главное — выбраться отсюда.

— Да, элираны привыкли действовать хоть и не слишком добросовестно, но с размахом. Дилеоар сказал тому… ну, тому, кто побежал: «Поднимайте всеобщую тревогу». Скоро здесь будет по два элирана на каждого слугу.

Они быстро шли по коридору. В полуоткрытую дверь Трэггану увидел своего главного повара, который сидел за столом, заваленным бумагами. Трэггану жестом остановил Мейчона и кивнул. Они вошли и закрыли дверь.

— Хозяин? — удивился Миррану. — Вы недовольны ужином, что взял Гирну для вас?

— Доволен, — усмехнулся Трэггану, вспомнив опрокинутый поднос. — Мне нужно покинуть дворец незаметно. И как можно быстрее.

— Так ведь… — не понял было повар.

— Там элираны. Они пришли за мной. Я ни в чем не виновен, но если окажусь снова в тюрьме, ничего не смогу доказать. Хочешь, можешь отправляться и выдать меня им…

— Хозяин, — серьезно сказал Миррану, — не равняйте нас всех по тем трем гнидам. Я выведу вас.

Трэггану вновь взялся за ручку двери.

— Нет, — остановил повар. — На кухне много поварят… Ну… незачем, чтобы вас видели. Не деньгами, так угрозами из молодых можно все вытянуть. Из этой комнаты по лестнице мы спустимся в погреб, а там через люк, в который бочки принимаем, наружу. Правда, на черную улочку, но вы…

— Время дорого, — оборвал Трэггану, — веди.

Вслед за поваром они стали спускаться по широкой лестнице, через которую из погребов приносили запасы.

— Ты доверяешь ему? — тихо по-велинойски спросил Мейчон.

Трэггану пожал плечами.

— Хозяин, — вдруг остановился Миррану, — я забыл предупредить, что в погребе очень холодно. Райсграйн покупает ирские льдинки, чтобы мясо не портилось… Мы-то привычные…

— Веди, веди, — улыбнулся Трэггану, — потерпим.

В огромном помещении, заставленным бочками с вином и провизией, действительно было очень холодно, и не скажешь, что лето на дворе. Трэггану никогда даже не задумывался, что в его погребах такое количество бочек.

Пока быстрыми шагами шли к приемному люку, успели продрогнуть. Миррану снял засовы с люка, на который вел дощатый скат и с некоторым трудом открыл крышку. Он высунулся по пояс.

— Здесь никого нет, хозяин.

Повар вылез обратно, освобождая дорогу.

Мейчон быстро выбрался наверх.

— Спасибо, Миррану, — поблагодарил Трэггану. — Я не забуду твою верность. Это все кончится когда-нибудь, я докажу свою невиновность и вернусь во дворец.

— Я верю вам, хозяин, — почему-то опустив глаза в пол, ответил Миррану. — Мы все ждем вашего возвращения.

Смущение повара насторожило Трэггану. Он быстро выбрался наверх, воспользовавшись протянутой Мейчоном рукой.

— Все тихо?

— Вроде бы, — ответил Мейчон.

— Что-то мне не понравилось в последних словах повара, — признался Трэггану. — Может, он заманил нас в ловушку?

— В любом случае надо быть настороже, — сказал Мейчон. — Только вряд ли они могли предполагать, что мы будем убегать через кухню. И у них не было времени окружить дворец. Тебе просто показалось.

— Может быть и показалось.

Они выглянули на улицу, на которую выходили окна верхнего кабинета Трэггану.

Уже почти совсем стемнело, но час торговцев еще не начался, и на улице никого не было.

— Идем быстро, но не бежим, — сказал Мейчон. — Идем к Сейс, переночуем у нее, а завтра что-нибудь придумаем.

— Может, сразу через аддакан в Креман? — предложил Трэггану. — Там нам ничто не страшно.

Мейчон подумал мгновение и кивнул.

— Хорошо, так и поступим. Только зайдем к Сейс, это недолго. Я обещал ей вернуться. К тому же, она пойдет с нами и проверит: не выставлены ли патрули у аддаканов.

Мейчон уверенно повел Трэггану к дому Сейс.

Выйдя на очередной перекресток они увидели по улице шествие с факелами.

— Проклятые пустоши! — прошептал Мейчон. — Назад!

Они повернули в обратную сторону, увидели первый попавшийся вход в жилой дом и юркнули в него, прижавшись по обе стороны к стенам. Дом был явно не жилищем знатного вельможи; воняло помоями и мочой.

Процессия свернула на их улицу и прошла мимо.

Не зря друзья не пожелали с ними встретится. Это были элираны. Вернее, лишь двое элиранов шли впереди и выкрикивали, что опасные преступники Трэггану и Мейчон скрываются от правосудия и каждому, кто укажет их местопребывание из королевской казны будет выплачено два золотых рехуала. Четверо мужчин несли широкие носилки, на которых были установлены два магических куба. В свете факелов друзья увидели собственные магические копии. Замыкали процессию четверо воинов в одежде солдат королевской гвардии.

Из окон домов выглядывали на крик сонные жильцы и всматривались в магические копии Мейчона и Трэггану.

— А тебя-то когда они скопировали? — зачем-то спросил Мейчон у Трэггану.

— Что? — не понял тот, занятый своими мыслями. — А, это когда в тюрьму привели. Так положено.

Наконец, процессия миновала дом, где укрылись беглецы, и свет факелов растворился вдали.

— Весело, — сказал Мейчон.

— Надо же, — усмехнулся Трэггану, — всего два золотых за наши головы. Да у меня с собой дважды по восемьжды восемь.

— Каждому, кто захочет тебя предать, не заплатишь.

— Это точно, — вздохнул Трэггану.

— Смотри-ка, — вдруг присвистнул Мейчон, — кто идет.

Он чуть высунулся на улицу и тихонько позвал:

— Эй, Дойграйн!

— Это твой знакомый? — встревоженно спросил Трэггану.

— Даже очень хороший, — кивнул Мейчон другу. — Привет, Дойграйн, куда направляешься?

— О, мастер Мейчон! — наконец узнал в темноте зовущего тушенос. — А я как раз к вам шел, когда увидел этих. То есть не к вам, а к эллу Трэггану…

— Да вот он, рядом, — кивнул Мейчон.

— Так я у него хотел вас искать. Сейс попросила.

— Что-нибудь с ней случилось?

В голосе Мейчона Трэггану ясно различил тревогу.

— С ней — ничего, — успокоил Дойграйн. — К ней в дом пришли элираны. Искали вас. Они там и остались. Засада, так сказать. Вот Сейс и попросила, чтобы я бежал к эллу Трэггану и спрятал вас на Торговой площади.

— А ты можешь?

— Да почему же нет? — удивился тушенос. — Я там каждый закоулок знаю.

— Что ж, это выход, — решил Мейчон. — Идем.

— Только осторожнее надо, а то я три раза на такие вот процессии нарывался. Видели, впереди меня шли?

Мейчон кивнул.

— Они в каждый кабак заходят, предлагаю два золотых тому, кто укажет, где вы скрываетесь.

— А ты чего не бежишь? Вот мы, здесь, — сказал Трэггану.

— Да… — тушенос чуть не задохнулся от негодования. — Да я… Да меня чуть не убили за…

— Успокойся, Дойграйн, — обнял тушеноса Мейчон. — Трэггану просто пошутил. Он же не знал, что ты рисковал за меня жизнью.

На самом деле, разумеется, все было не так, но уточнять детали никто не собирался.

— Да я за вас… — продолжал бушевать Дойграйн.

— Да тише ты, — чуть не прикрикнул Мейчон. — Сейчас хозяин дома или кто из жильцов выйдет. Уходим отсюда. Дойграйн, веди нас к Торговой площади.

Они пошли по улице, стараясь держаться ближе к стенам домов.

— Я не хотел вас обидеть, — сказал Трэггану. — Извините.

— Да ладно, — примирительно прошептал тушенос. — Вы ж на самом деле не знали. Вы в тюрьме сидели, а мы с Гирну беспокоились о вас. Кстати, а где он?

— Гирну больше нет, — ответил Трэггану.

Дойграйн не стал переспрашивать. Лишь громко сглотнул.

— А вы не боитесь идти с нами? — снова обратился к тушеносу Трэггану.

— С мастером Мейчоном я ничего не боюсь, — с гордостью ответил тот. — Я видел, как он сражается.

— Тут совсем другая опасность. Если нас поймают элираны, то вас обвинят в укрывательстве преступников.

— А кого я укрываю? — удивленно переспросил Дойграйн. — Я просто веду двух прилично одетых иноземцев к Торговой площади. Наверное, вы — купцы, впервые оказавшиеся в Реухале. Кто меня за это накажет?

— Мой шрам не спрячешь, — усмехнулся Трэггану. — И Мейчонов пустой рукав — тоже.

— Это вы к чему?

— А то, что копии-то наши по всему городу носят.

— Да не видел я ничего! — рассмеялся Дойграйн. — Пусть докажут. Но лучше все же не попадаться, правда?

— Правда.

Какое-то время они молча вышагивали за Дойграйном.

— Осталось недалеко, — наконец сказал тушенос. — Начнется час торговцев, можно будет совсем незаметно пробраться. Я схожу сперва посмотрю как там и что, а вас отведу в один кабачок, там тихо и меня все знают.

— Как скажешь, Дойграйн. — Мейчон пожал руку тушеноса. — Мы тебе верим.

— И я вас не подведу, мастер Мейчон, клянусь, — торжественно произнес Дойграйн. — Вон кабачок, там, если сесть где-нибудь у стены, всегда полутемно. Я скоро вернусь.

— Мы ждем тебя.

Дойграйн поспешил вперед.

Трэггану с Мейчоном свернули в переулок, куда указывал тушенос, и подошли к кабачку со странным названием «Падший».

В кабачке было довольно много народу и полутемно. Друзья сели за маленький столик на двоих в самом углу, не очень далеко от выхода. Подскочил юркий пожилой коротышка с беззубым ртом и шепелявя спросил, что желают господа.

Они заказали по кружке пива. Трэггану вспомнил, что ничего не ел с самого утра. Попросили ужин, не слишком надеясь, что успеют его съесть.

Им принесли пиво, достаточно несвежее, чтобы им наслаждаться, но не настолько, чтобы совсем нельзя было пить. К тому же, им было не до того, чтобы смаковать тончайшие оттенки вкуса.

В кабачке было довольно шумно, гуляли подвыпившие продавцы с Торговой площади, честно отстоявшие день за прилавками у хозяев и прогуливавших то, на что удалось обвесить или обжулить покупателей.

На двух друзей никто не обращал внимания.

Принесли жаркое. И тот и другой быстро справились с ним — в любые треволнения организм требует свое.

Дойграйна все не было.

— Он не предаст? — спросил Трэггану. — Два золотых — большая сумма для простого горожанина.

— Нет, — уверенно ответил Мейчон. — Не предаст. Но, может, с ним что-то случилось?

Трэггану мог лишь пожать плечами.

В центре зала подвыпившая троица, обнявшись за плечи, вдруг затянула нестройно, но громко:

— Кружки наполним мы пивом пенным…

За соседними столиками, словно только и ждали этого, дружно подхватили:

— Выпьем мы, братья, за Димоэта…

И через мгновение почти все посетители и даже виночерпий за стойкой, орали:

— За аддаканы пьем и за удачу, что посылает нам…

Трэггану допил пиво и отставил кружку. Вопросительно посмотрел на Мейчона.

— Подождем еще немного, — сказал тот.

— Эй, а вы что не поете? — подошел к ним пьяный мужчина с кружкой в руках. — Презираете торговое братство, гады?

Трэггану демонстративно отвернулся.

— Ты! — не успокаивался пьяный. — Что морду отворачиваешь? По морде захотел? Бра-атья! Они нас не у-в-а-ж-а-а-ю-ю-т!

Песня смолкла на полуслове, кружки стукнули о столы, кулаки сжались: кто посмел прервать святую песню?!

— Вот, — орал пьяный, — сидят здесь, морды скорчив, песню не поют.

— Постой-постой! — воскликнул один из посетителей кабачка. — Шрам у одного, пустой рукав у другого… Что-то подобное я сегодня видел или слышал…

В дверях кабачка появился запыхавшийся Дойграйн.

Трэггану и Мейчон встали из-за стола. Трэггану щелкнул пальцами, подзывая обслуживавшего их коротышку, чтобы расплатиться.

— Они удирают! — заорал приставший к ним забулдыга. — Они нас не уважают и боятся! Бей их!

Может, кто-то понял слова второго мужчины и увидел перед глазами сумасшедшие деньги в два золотых, может, кто-то просто спьяну дернулся на клич «наших бьют», но посетители кабачка дружно повставали с мест, схватив кто пустую кружку, а кто и нож для резки мяса, собираясь расправиться с чужаками.

— Бей их! — подбадривали они сами себя, окружая стол у которого стояли Мейчон и Трэггану. — Бей! Они не уважают торговое братство!

Друзья переглянулись и одновременно выхватили мечи.

— Ну, — криво усмехнулся Мейчон, — кому жизнь надоела?

Истошно закричала какая-то женщина, молчавшая, когда хотели расправиться с чужаками.

Первые ряды нападавших отступили на шаг и замерли.

Трэггану бросил на стол серебряную монету (кажется, полрехуана — сумасшедшая плата за такой ужин, но мельче не было).

— Пропустите! — Они двинулись к выходу.

— Эй, Дойграйн, держи их, держи! — крикнул кто-то из задних рядов.

— Пропусти, — рявкнул Мейчон Дойграйну, замершему в дверях, и подмигнул.

Дойграйн посторонился.

Мейчон и Трэггану покинули кабачок со странным названием «Падший».

Отбежав сотню шагов, они остановились — Дойграйн спешил за ними, махая, чтобы сворачивали на боковую улицу.

Они свернули и подождали тушеноса.

— Быстро за мной, сейчас они позовут элиранов, — с трудом переводя дыхание крикнул Дойграйн.

Какое-то время они молча бежали по кривым пустынным улицам, доверясь тушеносу.

Наконец он завел их в какой-то совершенно глухой двор, где стояла сломанная скамья и вдали росло чахлое деревце.

— Здесь мы пока в безопасности, — сказал запыхавшийся тушенос. — Укромное место, не найдешь с улицы… Мы здесь иногда прячемся от элиранов, чтобы выпить по-мужски.

— На Торговую площадь нам теперь нельзя, — решил Мейчон, — нас опознали в кабачке. Там же ведь все с Торговой площади, да?

— На площадь вам нельзя в любом случае, — ответил Дойграйн. — Элираны были там.

— Ну, — вскинул брови Мейчон. — И что?

— Наши охранники вообще-то в плохих отношениях с элиранами, — начал объяснять Дойграйн. — Но здесь-то наших не касается и начальство решило помочь — какое им дело до двух беглецов из города? Короче, у центрального входа стоят ваши магические копии, они зазвенят, едва вы приблизитесь на восемьжды восемь шагов. А наше начальство совсем сдурело, прогнуться решило перед элиранами, всех работников — это перед самым-то началом часа торговцев! — заставило пройтись перед копиями, запомнить и дать клятву сразу сообщить начальству. Еле отбрехался, потому и опоздал. На Торговую площадь вам нельзя.

— Что ж, — после тяжелой паузы решил Трэггану, — придется рискнуть и попробовать пробраться через аддаканы. Все равно куда, сейчас главное — скрыться и переждать время.

— Нет, — вдруг сказал Дойграйн, — туда вам тоже нельзя. Я подслушал разговор двух элиранов между собой. На Площади Аддаканов сейчас между каждыми крайними аддаканами устанавливают ваши копии. По всем гостиницам и кабакам ходят глашатаи. На ваши поиски подняты не только все элираны, но и войска короля и даже палачи. Вас поймают, если не придумаете что-нибудь этакое.

— Весело, — снова сказал Мейчон.

Какое-то время они молчали.

— Я могу снять комнату в каком-нибудь доме, а потом незаметно проведу вас, — наконец предложил Дойграйн.

— Очень опасно, — сказал Трэггану. — Если уж элираны запустили такую мелкую сеть, сквозь нитки не проскочишь. Если только уйти из города в леса. Стена не слишком высока, друг другу поможем — перелезем.

— Тогда надо к Северным Воротам, — посоветовал тушенос. — И ближе, и вас там ждать никто не будет — дорога лишь к нескольким деревням ведет. В крайнем случае — восьмерка элиранов вам не преграда.

— В очень-очень крайнем случае, — произнес Трэггану. — Я не хочу напрасно никого убивать.

— В таком случае — идем, — кивнул Мейчон, соглашаясь.

— Погодите, — снова встрял Дойграйн. — Сейчас уже почти совсем темно, но лучше дождаться часа торговцев. На улицах, где едут телеги, жгут костры. На остальных — темно. Когда поедут телеги с товарами, элиранам труднее будет вас искать. Да и надоест им к тому времени.

— Надоест — вряд-ли, — задумчиво сказал Трэггану, — но все остальное — разумно. Ждем часа торговцев.

— Тогда расскажи мне, что произошло в твоем кабинете, — попросил Мейчон.

Трэггану многозначительно откашлялся.

— Я могу пока за пивом сбегать, купить в кабачке кувшин, — деликатно предложил Дойграйн. — Чтобы не скучно сидеть было.

— Нет уж, — помотал головой Трэггану. — Спокойней будет не расставаться. Слушайте.

* * *

У Северных Ворот горели костры и в свете их Трэггану насчитал не менее четырех восьмерок элиранов.

Более того — невиданное дело — по стене, наверху, на расстоянии полета стрелы друг от друга, ходили стражники с факелами, словно у стен Города Городов находилась неприятельская армия.

— Это конец, — сказал Мейчон, — нам не вырваться. Но без боя я не сдамся.

Трэггану прижался к стене дома затылком, ощущая успокоительную прохладу.

— Я не могу погибнуть, — наконец сказал он. — Тогда мое имя будет покрыто позором. И не могу сдаться элиранам.

— Да, безвыходное положение. Некуда бежать. Да и бежать — противно. Эк они подняли тревогу — словно мы такие монстры…

— Для них сейчас — да, — ответил Трэггану. — Они думают, что я убил Дилеоара, а ты — чуть не убил своих четверых охранников. Мы подняли руку на элиранов — так они думают. А они это не прощают никогда и никому. Единственный шанс переубедить их — найти настоящего преступника. Заставить говорить Дилеоара… Да…

Какое-то время они молчали.

Каждый думал о своем и все — об одном и том же.

— Я знаю выход, — наконец сказал Трэггану.

— Какой? — быстро спросил Мейчон.

— Вы можете не идти за мной. В конце концов, ищут-то меня. Ты, Мейчон, докажешь, что невиновен в нападении на тех элиранов — мало ли какие это были грабители, и ты пострадал… А тебе, Дойграйн, и вообще…

— Какой выход? — переспросил Мейчон.

— Замок Пятнистой Розы, — медленно, чуть ли не по слогам, ответил Трэггану. — Вон он, может вы не видите в темноте… Совсем рядом отсюда, на холме, почти у самой стены.

— Не-ет, — испуганно прошептал Дойграйн. — Что угодно, только не это!

— Что такое этот Замок Пятнистой Розы? — переспросил Мейчон, который почти не знал Реухала.

— Там живет один из Семи Проклятых Богов. Йин Дорогваз, — пояснил Дойграйн.

Мейчон вспомнил в какую ярость пришел Димоэт при одном лишь упоминании проклятых богов.

— Да… — только и сказал он. — Создатель моего меча, столько раз спасавшего мне жизнь. Идем.

— Да вы что, обалдели? — забыв кто перед ним, чуть не закричал Дойграйн. — Да об этом замке такое рассказывают!.. Там же младенцев в котлах варят! Да у этого Дорогваза семь голов и шесть из них с рогами! Да лучше уж…

— Куда? В тюрьму? — переспросил Мейчон. — Спасибо, Дойграйн, за все, что ты для нас сделал. И прощай. Идем, Трэггану.

Трэггану взял Мейчона за руку, чтобы тот не налетел на что-либо в темноте и уверенно повел к проклятому месту.

— Может, все-таки где-нибудь в парках спрятаться? — хныкал, но шел позади них Дойграйн.

Они прошли по спущенному подъемному мосту к Замку Пятнистой Розы.

Ворота были на запоре. Калитка — тоже.

— Может, там никого и живого-то нет, — предположил Дойграйн.

— Может быть, — согласился Трэггану.

Несмотря на все старание, Трэггану не мог до конца скрыть, что ему страшно. Очень страшно. Но попасть в тюрьму — смерти подобно. Пока есть возможность бороться, он должен бороться.

Трэггану вынул кинжал и рукоятью застучал в двери калитки.

Почти сразу же калитка открылась.

Беглецы непроизвольно сделали несколько шагов назад.

В темноте лишь Трэггану увидел мерзкий облик открывшего им существа и внутренне напрягся, чтобы не кинуться прочь со всех ног. Перед ним стоял человек — и не человек. Брезгливо и жутко. Скорее, больше брезгливо.

Остальные же услышали голос — медленный, словно с трудом проворачивающиеся жернова мельницы, и неуклюжий:

— Что хотите?

— Мы хотим говорить с хозяином замка, — стараясь не выдать волнения, сказал Трэггану.

— Хозяин говорить не хочет ни с кем, — ответил привратник.

— Нам угрожает смерть, хотя мы невиновны, — сказал Трэггану. — Только он может нам помочь. Больше помощи нам ждать неоткуда.

— Даже Димоэт отвернулся от нас, — добавил Мейчон, предположив, что если великий бог терпеть не может проклятых богов, то и те должны относиться к нему также.

— Хорошо, — после некоторого раздумья сказал человек-нечеловек. — Я сообщу хозяину. Ждите здесь.

Калитка с лязгом захлопнулась.

— Дойграйн, — обратился к тушеносу Трэггану, — можно попросить тебя об услуге?

«Смотря какой» — хотел ответить тот, но сказал:

— Я слушаю.

— Уходи отсюда. Понаблюдай за нами — войдем мы или нет. Если нет, подойдешь к нам, если да — то придешь сюда, к воротам в полдень. Нам необходимо будет знать, что происходит в городе.

— Хорошо придумал, — согласился Мейчон. — Дойграйн, если мы войдем в замок, придешь в полдень и подождешь здесь. Не выйдем — спросишь у привратника о нас. Дальше — как знаешь. И… И знаешь, что…

— Что?

— Приведи Сейс. Если она захочет, конечно.

— Я согласен. Только я же ничего не вижу в этой темноте.

— Стой у самого края моста. Услышишь. И успеешь убежать в случае чего. Иди.

Дойграйн пожелал удачи и отошел.

Ждали долго.

Наконец калитка скрипнула и на пороге появился привратник, но уже с факелом в руках.

— Йин Дорогваз ждет вас, — произнес он. — Следуйте за мной.

 

Глава 11

Магический привратник ввел Трэггану и Мейчона в просторный, хорошо освещенный многочисленными свечами, зал.

На троне сидел красивый в черных одеждах одеждах, лишь широкая золотая цепь говорила о том, что он бывший бог. На вид ему было всего пять или шесть сроков Димоэта.

Трэггану и Мейчон подошли к нему и поклонились.

Он молча смотрел на них.

Оба выдержали его взгляд.

— Мне сказали, что вас трое, — наконец выговорил бывший бог.

Голос его оказался низким и приятным.

— Нас двое, — ответил Трэггану. — Третьему не угрожает смерть.

— Что вы хотите от меня?

— На нас объявлена охота королевскими элиранами, хотя мы невиновны. Только вы можете помочь.

— Чем же я могу помочь вам, если не могу покинуть замок? — поднял брови бывший бог. — И почему вы решили, что я захочу вам помочь?

— Потому что мы невиновны, — сказал Мейчон.

— И нам больше не к кому обратиться, — добавил Трэггану.

Хозяин Замка Пятнистой Розы долго молчал, закрыв глаза.

Трэггану даже пожалел, что решил идти сюда. Он подумал, что бывшему богу ничего не стоит просто убить их. Развлечения ради.

— Я слушаю вас, — наконец произнес Йин Дорогваз. — Кто вы и почему вам угрожает смерть?

Трэггану посмотрел на Мейчона.

Тот покачал головой, показывая, что связно рассказать сейчас не сможет.

Трэггану вздохнул и начал:

— Я — владельный элл Итсевд-ди-Реухала Трэггану. Он — мой друг, элин Мейчон из Велинойса. Мы встретились в день открытия аддаканов после долгой разлуки, каждый из нас считал, что другой погиб…

Трэггану не торопясь, стараясь ничего не пропустить, изложил всю историю. Сесть им не предложили, ноги гудели.

Но, странное дело, Трэггану не волновался. Он уже устал волноваться.

Говорил он долго, бывший бог слушал, закрыв глаза, и Трэггану даже засомневался — не заснул ли повелитель Замка Пятнистой Розы?

Наконец, он закончил свой рассказ.

— Это — истинная правда, — подтвердил Мейчон.

Дорогваз открыл глаза.

— Покажите свои мечи, — неожиданно попросил он.

Друзья переглянулись, вынули клинки, Мейчон быстро сорвал тряпки со своего. Они подошли к трону и протянули мечи рукоятками вперед.

Дорогваз не дотронулся до оружия. Смотрел долго и внимательно.

— Да, — сказал он наконец, — узнаю свою работу. Я еще был Намшелфом… Откуда он у тебя?

— В битве у Кранта, это в Южном Оклумше…

— Да, я знаю где это, — кивнул Дорогваз, бывший повелитель Махребо.

— …у меня сломался меч, — продолжил Мейчон. — На меня скакал какой-то элл на боевом коне. Он хотел зарубить меня, но мне удалось увернуться, стащить его с коня и зарезать кинжалом. Я схватил его меч и продолжил битву. Только потом я узнал, что за меч мне достался. Кто был этот элл мне неизвестно.

— А почему рукоять и гарда обмотаны тряпками?

— Я — воин. Мой дом — Аддакай, а крыша — небо. Я не хочу никого соблазнять таким сокровищем. Я могу дать отпор любому противнику лицом к лицу, но не хочу убивать лишний раз. А каждый, кто узнает о моем мече почему-то думает, что в состоянии его отобрать.

— Что ж, достойный ответ, — сказал Дорогваз и снова закрыл глаза.

Друзья стояли молча.

— Если вы сказали правду, — произнес Дорогваз не открывая глаз, — то мой замок — в вашем распоряжении. Никто вас здесь ни тронет, даже сам Димоэт.

— Мы сказали правду, — твердо произнес Трэггану.

— Я не знаю. Но могу узнать.

— Как?

— Проверить вашу память. Но это очень больно, не испугаетесь ли вы?

— Вы умеете читать чужие мысли? — не выдержал и спросил Трэггану.

— Чужие мысли не умеет читать никто. Я с помощью своей силы могу просмотреть вашу память и только. Но, повторяю, будет очень больно.

— Я готов, — не колеблясь сказал Трэггану.

— Я тоже, — подтвердил Мейчон.

Дорогваз поднял руки, ладони обратив к незванным гостям.

Из ладоней полилось странное лиловое сияние, Трэггану почувствовал, как у него кружится голова, невыносимо зазвенело в ушах, дышать стало нечем…

Он потерял сознание и упал рядом с Мейчоном перед троном бывшего бога.

* * *

Мейчон проснулся на деревянной постели.

Меч Дорогваза лежал рядом, не в ножнах. Привычных тряпок на рукояти не было и драгоценный камень тускло переливался в солнечных лучах, словно заложенная в нем сила рвалась наружу.

Мейчон осмотрелся: он спал на голых досках, никаких излишеств. Хорошо еще, что хозяин не уложил его прямо на каменный пол. Стены больше напоминали темницу, чем комнату для гостей — только что на узком окне не было решетки.

Солнце вовсю властвовало над Реухалом.

Долго же он спал сегодня. Но после вчерашнего дня это и понятно.

Мейчон встал и подошел к дверям. Сейчас он не удивился бы, если она оказалась бы запертой.

Дверь послушно открылась и Мейчон вышел в темный коридор. Дальше он увидел ряд дверей. Он прошел к следующей и толкнул. В такой же комнате, как проснулся он, было пусто. Мейчон вернулся к своей двери, миновал ее и толкнул следующую.

Там спал Трэггану.

Мейчон вошел и осторожно потряс друга за плечо.

— Что? — открыл глаза Трэггану и потянул руку за мечом. — А, это ты, Мейчон. Ну и дикий же сон был. А у тебя?

— Я не вижу снов, — улыбнулся Мейчон. — Все в порядке?

Трэггану сел и оправил на себе одежду.

— Да вроде бы.

— Долго же мы спали. Скоро полдень, судя по солнцу. Дойграйн придет к воротам замка.

— А где Дорогваз?

Мейчон пожал плечами.

— Пойдем поищем, — предложил он.

Они вышли и осмотрелись. Сразу у дверей комнаты Трэггану начиналась лестница.

Они стали спускаться по ней и вдруг прямо из стены вылезла странная фигура, напоминавшая давешнего привратника.

— Вы проснулись? — спросило магическое существо.

— Нет, еще спим, — усмехнулся Мейчон.

— Когда проснетесь, я проведу вас к господину, — сказало существо и ушло обратно в стену.

— Эй, — озадаченно сказал Мейчон, проведя рукой по серому камню стены, — да мы уже проснулись! Шуток не понимаешь?

Существо вновь отделилось от камня.

— Идемте, — сказало оно и направилось вниз по лестнице.

Они шли по коридорам замка, поражаясь их унылому и мрачному виду. Во дворце Трэггану стены обиты дорогой материей и дворец производил совершенно другое впечатление.

Магическое существо ввело их в огромный зал. В дальнем конце, в кресле перед восемью зеркалами сидел в задумчивой позе Дорогваз. Рядом с ним стоял стол, на котором в большом блюде лежали сырые овощи и стоял кувшин с водой.

— Господин, — сказало магическое существо, — они проснулись.

Дорогваз медленно повернул голову и кивнул Трэггану с Мейчоном.

— Иди! — приказал он магическому существу.

Он щелкнул пальцами и у стола из пустоты материализовались два стула.

— Присаживайтесь. Кроме этого на завтрак предложить ничего не могу.

Друзья без разговоров сели и принялись есть — в Северном Оклумше приходилось питаться и вялым велесом.

— Вы говорили правду, — сказал Дорогваз. — Вы можете жить здесь сколько угодно, вас никто не тронет. Но кто стоит за всем этим — я не знаю. Попробую решить эту загадку.

Загадку? Да, для вечного затворника это всего лишь загадка, а они — мимолетное развлечение посреди вечности. Или прав Омет? Не отгораживаться надо от людей, а помогать людям, которым нужна помощь. Но как узнать, кто замышлял против Трэггану? В его памяти ответа не нашлось. Или плохо искал?

— Поторопитесь, — неожиданно сказал бывший бог. — Сейчас должен придти ваш тушенос. И Сейс.

Сейс? Мейчон посмотрел на хозяина Замка Пятнистой Розы. Откуда он знает? Ах, да он же смотрел их память.

— Попросите вашего тушеноса передать купцам с Торговой площади, что Дорогваз хочет продать меч. Мне нужны свитки за последних два срока. И мясо, мне надоела эта трава.

— У меня есть деньги, я могу сразу попросить Дойграйна купить все, что надо.

Дорогваз пожал плечами.

— Как хотите. Ваша девушка может жить здесь. Мне приятно будет женское общество. Возможно, я вскоре найму для услуг живых людей. Поторопитесь, полдень уже.

* * *

Сейс пошла за Мейчоном в Замок Пятнистой Розы. Ей было страшно, как никогда. Но еще страшнее ей было потерять Мейчона. О Замке говорили страшное настолько, что это даже могло быть правдой. Например о женщинах с крыльями на спине, которые со стен замка завлекают мужчин. А вдруг, они действительно там есть? Вдруг они украдут ее Мейчона? Лучше погибнуть вместе с ним, чем жить без него. Дура она, пусть дура, но своего не отдаст. Никаким крылатым женщинам.

* * *

На пятый день их пребывания в замке, в комнату, где они сидели втроем вошло магическое существо.

— Господин зовет вас. Идите за мной.

На этот раз он проводил их не в словохранилище с волшебными зеркалами, которые, как уже знали друзья, связывали отшельника с пятью другими свергнутыми богами, а на улицу.

Магические слуги держали под уздцы четырех коней с крыльями.

«Вот, — подумала Сейс, — и женщины, значит, крылатые, тоже есть.» Нельзя отходить от Мейчона, права она, права!

— Не хотите прогуляться? — спросил Дорогваз. — Я покажу вам кое-что.

— Я боюсь, — прошептал Сейс на ухо Мейчону. — Откажись!

— Можно она полетит на одном коне со мной? — спросил Мейчон. — Она не умеет ездить верхом.

Дорогваз молча кивнул и одним движением запрыгнул в седло диковинного коня.

Трэггану последовал его примеру. Мейчон подошел к коню, поправил седло и подсадил Сейс. Потом уселся в седло сам.

Кони, послушные любому движению всадников, устремились вверх.

Странное и непередаваемое это было ощущение — лететь над несуществующей желтой пустыней, мчаться обгоняя облака.

Сейс сидела, почти не дыша, обеими руками крепко обняв Мейчона. Если она свалится, то разобьется — только и могла думать Сейс. Ей хотелось, чтобы жуткое путешествие поскорее закончилось.

А вот Мейчон и Трэггану наслаждались полетом. Если бы не нависшее над Трэггану страшное обвинение, омрачавшее их жизнь, они были бы просто счастливы сейчас.

Пустыня внизу кончилась, ее сменили леса, такие же, как на Луддэке. И показался город.

Дорогваз направил коня вниз.

Мейчон и Трэггану последовали его примеру.

Они приземлились на Площади Аддаканов.

— Вот, — сказал Дорогваз. — Погуляйте одни, я посижу здесь. Подумаю.

Это был Реухал и не Реухал. И трудно было понять, что здесь не так.

Трэггану решительно направился в сторону своего дворца. Мейчон, обнимая единственной рукой Сейс, не спеша пошел за ним.

Дорогваз сидел, смотрел на бездвижный Шар Димоэта и думал: что не так?

— Это не Рехуал, — сказал Трэггану, когда, наконец, они вернулись.

— Это Реухал такой, каким был когда меня заперли в Замке, — сказал Дорогваз. — Наверное, многое изменилось с тех пор?

— Да нет, — после некоторого раздумья сказал Трэггану. — Но что-то не так. И я не пойму что.

— Аддаканы не живут, — ответил Дорогваз.

— Нет, — вдруг осмелев сказала Сейс. — Здесь нет людей.

Дорогваз посмотрел на нее, но ничего не ответил. Прошел к своему крылатому коню и вскочил в седло.

* * *

Когда они сошли с коней и направились ко входу в замок, Дорогваз произнес в задумчивости:

— Трэггану, я хочу тебе сказать, что…

Из дверей замка вышел привратник.

— Господин, там люди короля. Хотят говорить с вами.

Трэггану с Мейчоном переглянулись.

— Это за нами, — сказал Трэггану.

— Не волнуйтесь, я сумею вас отстоять, — ответил Дорогваз. — Идите со мной в тронный зал.

— Что вы хотели мне сказать? — почтительно спросил Трэггану.

Дорогваз внимательно посмотрел на него.

— Позже. Идемте. Нельзя заставлять ждать короля Реухала. Даже если это всего лишь его посланцы.

Они прошли в тронный зал. Дорогваз уселся на свое место. Мейчон, Трэггану и Сейс встали чуть сзади трона.

Вошел человек в одеждах с цветами короля Реухала и преклонил колено перед затворником Замка Пятнистой Розы.

— Я слушаю, — суровым голосом произнес Йин Дорогваз.

— Его величество король Реухала Варклит умер сегодня ночью, — громко сказал посланец, встав с колен. — Его высочество принц Марклит просит вашего разрешения посетить ваш Замок, как того требует традиция.

— Я жду нового короля Реухала, чтобы подарить ему свой меч в знак почтения, — громко сказал Дорогваз и встал, чтя память умершего короля. — Пусть приходит завтра в любое время. Я жду его.

Посланец короля поклонился и вышел из зала, сопровождаемый магическим привратником. По всему было видно, что посланцу не терпится покинуть проклятое место.

— Вот так… Это должно было случится рано или поздно. Жизнь не стоит на месте, — сказал Дорогваз.

Он сел и закрыл глаза, друзья уже привыкли к этой его привычке.

Трэггану ждал, что хотел сказать ему бывший бог.

— Трэггану, — наконец, не открывая глаз, спросил Дорогваз, — ты еще здесь?

— Да. Вы хотели что-то сказать мне.

— Не хотел. И не хочу. Но должен. Ты отравлен ядом Смеллы. Сегодня с закатом солнца ты умрешь. Может чуть позже… Но ты обречен. Ты должен знать это.

Трэггану ничего не сказал. Он стойко воспринял эту весть.

Зато Сейс перевела взгляд с возлюбленного на его друга, потом на свергнутого бога, снова на Трэггану, уткнулась в грудь Мейчона и расплакалась.

— Я могу идти к себе? — спокойным голосом спросил Трэггану. — Я хочу побыть один.

— Я знаю, кто хотел убить тебя чужими руками, — неожиданно сказал Дорогваз.

— Кто? — в один голос спросили Трэггану и Мейчон.

* * *

Мейчон лежал, положив голову на колени Сейс. И слушал, что происходит за стеной.

«Странное дело, — думал он, — мы ищем любовь в облаках, а она ходит рядом с нами и мы ее не замечаем.»

— Мейчон…

— Сейс, — прошептал он, — не говори ничего сейчас. Пожалуйста.

— Хорошо, — согласилась она.

Она готова была сидеть с ним так целую вечность и ее уже не смущало, что она находится в столь страшном месте.

Наконец Мейчон даже не услышал, а скорее почувствовал, что в соседней комнате открылась дверь.

Он встал и протянул руку за мечом.

— Мне надо идти, Сейс. Если я не вернусь… Но я вернусь.

— Ты бросаешь меня?

— Нет. Я вернусь. Можешь идти домой и ждать меня там.

— Куда ты идешь? В никуда?

Мейчон улыбнулся.

— Сейчас — в конкретное куда. И если не вернусь, то не вернусь никогда. Но ты узнаешь об этом сразу.

— Мейчон, я боюсь.

— Да, я понимаю. Тебе здесь страшно. Иди домой.

— Нет, туда ты точно не вернешься. Я запрусь здесь и буду ждать тебя. Хоть сколько, хоть целый год. Но я боюсь за тебя.

Мейчон улыбнулся ей и провел единственной рукой по волосам.

— Я люблю тебя, Сейс, — неожиданно для себя самого сказал он и быстро вышел из комнаты.

* * *

Друга, обреченного на скорую смерть, Мейчон догнал уже на мосту Замка Пятнистой Розы.

— Трэггану!

Тот обернулся.

— Зачем ты идешь за мной?!

Трэггану продолжил движение, зная, что Мейчон догнал его и идет рядом.

— Ты мне не поможешь, — сказал он. — Я знаю, Мейчон, все, что ты хочешь мне сказать. Я не могу передать словами, что чувствую. Но сейчас я должен идти один. Там… в комнате, бумага… Ты — опекун моего сына. Я не прошу… Я умоляю… И я знаю, что могу тебе верить, ты не бросишь малыша. Но сейчас я иду один.

— Трэггану, — спокойно сказал Мейчон, — я все понимаю. Но если ты… В общем, ты либо убьешь его, либо погибнешь. Но ты не докажешь своей правоты. Я могу предложить тебе, как защитить твое честное имя.

Трэггану резко остановился и посмотрел на друга.

— Говори, — попросил он.

 

Глава 12

Во дворец Трэггану проникли через люк в погреб. Как две тени промелькнули по лестнице.

Миррану в той комнате не было. Никого не было.

Они миновали коридор и быстро поднялись к верхнему кабинету. Он был пуст — еще с улицы они проверяли, что в окнах света нет.

Они вышли в садик, Трэггану зажег приготовленный факел и передал Мейчону.

Вслед за Трэггану Мейчон спустился в утробу башни. Хозяин дворца после некоторого блуждания все же нашел выход в подземелье.

— Осторожней, — предупредил Трэггану, — здесь все время канавы и рытвины.

Молча они дошли до завала и Трэггану повел друга в тот проход, через который вышел тогда к логову Гэфрину Безгубого.

Встав на четвереньки, Трэггану вошел в червиный лаз.

— Только факелом меня сзади не подпали, а то неудобно потом будет-то! — усмехнулся он.

— Не боись, — ответил Мейчон, который на четвереньки встать не мог и продвигался гусиным шагом.

Шагов через триста, Трэггану обернулся и прошептал:

— Вот лаз. Странно, не заделали.

Он засунул голову вниз.

— И охраны нет никакой.

— Может, ловушка? После того, как ты убил двоих разбойников, они нас могут ждать…

— Да сколько дней-то прошло! Ну, исследовали лаз, нашли даже лестницу в башню… Но засов-то было не взломать. Может, первые дни и дежурили, а сейчас давно рукой махнули…

— Ну-ну. Ладно, спускайся, я следом.

— Факел, на всякий случай, воткни здесь.

— Хорошо.

Трэггану спустился и все так же на четвереньках двинулся в сторону, откуда тогда явился второй разбойник.

Шагов через восемьдесят, за поворотом, лаз резко расширялся, оказавшись в человеческий рост. Вниз вела небольшая лестница, заканчивающаяся дверью.

Трэггану осторожно надавил дверь — она не подалась. Ручки, чтобы потянуть на себя, не было. Трэггану пальцами за край попытался потянуть ее на себя — без какого-либо результата.

— Что будем делать? — спросил он у подошедшего Мейчона.

— Не возвращаться же назад. Комната Гэфрину правее должна быть?

— Я не знаю, комната ли это самого Гэфрину. Или он просто там посетителя принимал. Да, где-то справа.

— Дай я попробую тихонько мечом снять с петель. Подсоби.

Что ждет их за дверью оба не имели ни малейшего представления.

Мейчон снизу поддел дверь мечом, Трэггану потянул и снял ее с примитивных держаков.

Стены коридора, в который выходила дверь, были обмазаны светлячковым жиром. Жир этот дает свет около сорока дней, потом сходит на нет. Видно, стены мазали постоянно, благо светляков в луддэкских лесах навалом, но с последнего раза уже дней восемь прошло наверняка.

В коридоре никого не было. Откуда-то справа доносились приглушенные голоса.

— Смотри-ка, как они тут обустроились, — едва слышно усмехнулся Мейчон. — Неплохо. А их, говорят, королевские войска по лесам ищут…

— Пойдем прямо в ту комнату?

— Да, там будет видно, что дальше. Приготовь меч и кинжал.

Они по стенке коридора, чуть не касаясь головой земельного свода, прокрались к двери. Трэггану помнил, что дверь открывается вовнутрь. Он бросил на друга быстрый взгляд, тот кивнул.

Трэггану с размаху толкнул дверь ногой и оба влетели в комнату.

Гэфрину Безгубый был там. Сидел с тремя товарищами за столом, перед каждым была тарелка с объедками и кружки с темным напитком, наверное, вином.

Мужчины обернулись, вскочили с мест и схватились за топоры, что висели на боках. Гэфрину остался неподвижным.

— Кто вы? — своим отвратительным голосом спросил он. — И зачем явились сюда?

— За тобой, — спокойно ответил Трэггану.

Один из разбойников взмахнул топором и бросился на незваных гостей.

И был тут же пронзен мечом Мейчоном.

Второй упал с кинжалом Трэггану в горле.

Третий замешкался на мгновение, но бросился на однорукого Мейчона который показался ему более слабым.

Мейчон увернулся и тут же поразил разбойника колющим ударом меча. Выдернул клинок и повернулся к Гэфрину.

— Ну? — спросил Трэггану у главаря разбойников. — Сам пойдешь, или волоком тебя тащить прикажешь?

— Куда?

— Встретиться со своим приятелем. Дилеоаром.

— А-а, так ты — Трэггану, да? И твой дружок…

— Мейчон, которого твои люди не смогли убить, — представил Трэггану.

— Это никогда не поздно сделать, — заметил Гэфрину.

— Ну и морда же у тебя, — демонстративно сплюнул Мейчон. — Пошли.

Неожиданно открылась дверь и в комнату спиной вошел какой-то мальчишка, тащивший за собой огромную плетеную корзинку.

— Прыщик, беги! — крикнул Безгубый. — Поднимай всех, меня хотят убить!

— Стой! — повелительно крикнул Трэггану.

Но мальчишка оказался сообразительным и проворным. Он мгновенно перепрыгнул через корзину и помчался по коридору с истошным криком:

— Тревога, тревога! Гэфрину убивают!

— Конец вам пришел, Мейчон и Трэггану, — саркастически скривился в подобии улыбки Гэфрину. — Как бы хороши вы ни были, против моей армии, да еще в моем городе, двоим не устоять.

Мейчон врезал кулаком в скривившуюся физиономию. Разбойник упал.

Мейчон склонился и ударил по горлу Гэфрину ребром ладони.

— Он вырублен. Но тащить придется на себе, — сказал Мейчон и посмотрел на Трэггану. — Лучше ты, я прикрою.

Трэггану подошел к Безгубому, взял под мышки, поднял и взвалил на себя.

— Тяжелый? — с сочувствием спросил Мейчон.

— Справлюсь. Уходим тем же путем.

Они быстро вышли из комнаты. Вдали слышались крики мальчишки и топот бегущих разбойников. Юркнули в дверь и взбежали по ступеням.

— Волоком придется, — заметил Трэггану.

— Давай, давай, я подсоблю.

Они дотащили бесчувственное тело главаря разбойников до дыры, Трэггану быстро забрался и Мейчон с некоторым трудом поднял Безгубого наверх. Трэггану, на карачках, стал волочить Гэфрину к подземному туннелю. Мейчон вскарабкался наверх.

— Давай, беги, — сказал он другу. — По туннелю осторожней. Я задержу их здесь. Жди меня у двери, с той стороны. И приготовься сразу задвинуть засов. Сколько тебе надо времени?

— С телом на плечах, вдвое больше, чем мы сюда шли.

В дыре появилась голова разбойника и, в свете факела Мейчона, воткнутого в землю рядом с отверстием, зажмурилась.

— Эй, они здесь!… — закричал преследователь и это были его последние слова — меч Мейчона отсек ему голову.

— Очень удобное место для обороны, — усмехнулся Мейчон. — Беги.

Трэггану потащил тело Гэфрину к туннелю.

В дыре появилась еще одна голова, Мейчон был готов и клинок Дорогваза пронзил разбойнику горло. Тот кулем повалился обратно.

По звукам Мейчон понял, что Трэггану выбрался из низкого червиного лаза и побежал с грузом на плечах обратно в башню.

Снизу просвистели две арбалетные стрелы, но Мейчон сидел так, чтобы его не видели.

Внизу яростно шептались, слов разобрать было невозможно.

Через минуту в дыре появилась рука. Несколько мгновений она водила взад-вперед. Затем исчезла и появилась голова очередного разбойника. Мейчон, почти лежа на земле, сильным ударом вонзил меч между глаз преследователя и быстро выдернул клинок.

Снизу, сквозь предсмертный вопль, послышались проклятия. И снова яростный шепот.

Мейчон ждал. Ему нужно было дать Трэггану время уйти.

Внизу воцарилось молчание.

Мейчон, в предчувствии подвоха отполз шагов на семь-восемь к туннелю. Но разбойники, видно, ничего толкового придумать не могли.

Мейчон попятился к выходу в туннель.

В темноте он видел еле-еле, не далась ему эта наука. Но видел. Выбрался в туннель и встал у входа в червиный лаз, мечом собираясь встретить преследователя.

Враги не знали ни сколько было напавших и похитивших главаря, ни кто они такие.

Наконец Мейчон услышал топот наконец-то выбравшихся в лаз преследователей.

Разбойники тоже были вынуждены пробираться на четвереньках. Мейчон стоял, затаив дыхание, не издавая ни малейшего звука.

Первый преследователь, выставив вперед факел (Мейчонов, между прочим), осторожно выглянул наружу. И тут же получил рубящий удар по шее сверху.

«В палачи надо идти было, — подумал Мейчон, — лихо головы отсекаю». Он схватил факел и бросил на спину погибшему разбойнику.

Просвистела арбалетная стрела.

Мейчон спрятался за стену. Из червиного прохода слышались проклятья и угрозы — чего только не обещали сделать с Мейчоном, когда поймают.

Мейчон прикинул, сколько прошло времени, и решил, что достаточно, чтобы дать Трэггану успеть добраться до башни. А если Мейчон его все-таки догонит, то останется, наверняка, совсем чуть-чуть, вместе волочь бесчувственное тело легче будет.

Мейчон, стараясь ступать как можно тише удалился от лаза на приличное расстояние и побежал к башне.

Топота преследователей он пока не слышал — они думали, что он все еще стоит у выхода с оружием наготове.

Когда Мейчон добежал до башни, Трэггану, с мечом в руках, стоял внизу лестницы.

— А где этот? — почти не запыхавшись спросил Мейчон.

— Уже наверху, в башне. Связанный валяется… Я боялся за тебя и…

— Да, что со мной может случиться? — усмехнулся Мейчон. — Идем, разбойники могут появиться в любое мгновение. Украсть их вожака из собственного логова! Да о тебе песни сложат, Трэггану.

Они поднялись наверх и задвинули тяжелую балку.

— Выдержит? — спросил Мейчон.

— Разумеется. Тарана у них нет, да и не развернуться на лестнице с тараном. А мечи и топоры эта дверь выдержит, на то и делалась. Огонь и то эту дверь не возьмет… Ладно, идем, у нас еще очень много дел.

* * *

Элиран седьмой грани Ведиггу играл с тремя помощниками в сан-сан-ол.

Время было позднее, служба давно закончилась, идти же домой к опостылевшей супруге совсем не хотелось.

Он провел ладонью по все более заметной лысине и плеснул себе еще пива. Вино в здании элираната позволялось, но, по негласной традиции, лишь если угощают обедом почетных гостей. А так, после окончании службы, разумеется, пили пиво.

— Твой ход, — сказал один из помощников.

Он придвинул старшему по званию, но сейчас просто товарищу по игре, восемь разноцветных стеклянных октаэдров.

Ведиггу сложил их в специальную деревянную кружку для игры и долго тряс.

Игра подходила к концу, все комбинации, кроме основной, он уже записал и оставалось три хода.

Наконец, он бросил. Удачно — пять разных цветов на верхних гранях и три зеленых. Он взял два из них и потряс. Бросил — опять упали зеленью вверх.

— Топором по потрохам!

— Два раза еще осталось, — напомнил один из игроков.

Ведиггу снова долго тряс два октаэдрика в кружке.

— Ну!

Снова два зеленых вверх.

— Гадальщик бы у шара Димоэта сказал, что сегодня тебе предстоит что-то, связанное с Махребо, — усмехнулся младший элиран.

— Ты не гадальщик, топором по потрохам, — выругался Ведиггу и залпом выпил пиво.

— Последний бросок, — намекнул третий игрок.

Если бы не полная запись, то это была неплохая комбинация: три и пять, да еще три зеленых, вторых по значению. Но эта комбинация уже записана. Ведиггу снова долго тряс игровую кружку.

— Ну, великие пустоши!

На пороге появился элиран из приемного зала.

— Элиран Ведиггу, — сказал он, — с вами по очень важному делу хочет поговорить Фрайм, охранник пятой грани с Торговой площади. Говорит, что очень важно и очень срочно.

— Скажи, что я ушел домой. Нет меня. Служба окончена.

— Я уже сказал, что вы ушли домой. Он просил выяснить, где вы живете. Говорит, это очень важно для вас.

— Каков он на вид?

— Серьезный человек, себе цену знает.

— С Торговой площади… — недовольно пробормотал Ведиггу и снова провел рукой по лысине. — Ладно, приглашай его. — Он повернулся к партнерам: — Возьмите записи, я недолго. Посидите там, — он кивнул на дверь в смежную комнату. — Позже доиграем.

У него были очень хорошие шансы обыграть их на полрехуана и жалко было бросать игру.

Элиран из приемного зала привел солидного мужчину в годах, со знаками стражника пятой грани. На богу посетителя висел широкий меч.

— Я слушаю вас, — солидно сказал Ведиггу вместо приветствия.

Он понимал, что охранник с Торговой площади для-ради удовольствия в Главный Элиранат не явится.

— Вы — элиран Ведиггу? Я буду разговаривать только с ним.

— Я — Ведиггу, — кивнул элиран седьмой грани.

— Я — охранник пятой грани Фрайм. Вы знаете, что мы, охранники Торговой площади, с вами, я имею в виду элиранов, всегда стараемся сотрудничать и помогать по мере возможности в охране порядка и поиске преступников…

— Без предисловий, топором по потрохам, — поморщился Ведиггу. — Служба на сегодня закончена.

— Вы помните Мейчона из Велинойса?

— Мейчона из Велинойса? — переспросил Ведиггу, вспоминая.

— Да, победителя первого дня Состязаний Димоэта. Его задержали, как очевидца и вы — вы лично — его выпустили.

— Ну, и что из этого? — сразу напрягся элиран, готовый защищаться.

— Позже его с эллом Итсевд-ди-Реухала разыскивали по обвинению…

— А-а, вспомнил! — обрадовался Ведиггу. — Это который палачей уложил. Так ведь он же объявлен преступником вместе с этим… ну, эллом. За них даже награда назначена… И что?

— Мейчон из Велинойса просил вас придти к нему в час, когда день на Шаре Димоэта коснется Малкира. То есть уже очень скоро. Он вам все объяснит. Вот письменное приглашение, подписанное им лично.

Фрайм достал из сумки свиток и положил на стол.

— Он хочет сдаться? — с удивлением переспросил элиран седьмой грани, прикидывая, что лично для него последует из этой ситуации.

— Я передал вам то, что мне сказали. Я отвечаю за свои слова. Элин Мейчон и элл Трэггану ждут вас во дворце элла Итсевд-ди-Реухала в час, когда день на Шаре Димоэта коснется Малкира. В нижнем кабинете. Это все, — охранник Фрайм встал. — Советую поторопиться.

— Я, конечно же, должен быть один и без оружия?

— Об этом мне не сказано ни слова. Я вам передал, что меня просили, искренне надеясь помочь. Прощайте.

Фрайм встал и поклонился.

— Что ж, спасибо.

Фрайм вышел и закрыл за собой дверь.

Ведиггу задумчиво провел рукой по лысине. Встал и открыл дверь в смежную комнату.

— Слышали? — спросил он помощников.

— Что? — удивленно посмотрел на начальника один из них.

— Не притворяйтесь, что вы не подслушивали.

— Честное слово, — обиженно воскликнул младший элиран.

— Ладно, ладно, — отмахнулся Ведиггу. — Объявился Мейчон, тот, что в розыске. Помните, какую бучу тогда подняли?

— А его дружок, какой-то элл, то ли зарезал, то ли убил Дилеоара?

— Да. Впрочем, неизвестно. Лишь меч Дилеоара нашли. А сам он — как в забытый аддакан вошел.

— Помним-помним, с магическими копиями по всему городу тогда ходили. Это в трехдневье-то Димоэта, великие пустоши! В жисть не забудем!

— Вы тогда, кажется, у аддаканов стояли?

— Точно, всю ночь до утра проторчали.

— Вот, мы его сегодня и возьмем. И дружка его, знатного элла Итсевд-ди-Реухала — тоже. — Ведиггу провел рукой по лысине. — Докладывать дежурному сейчас не будем. Поднимем наших ребят. Сколько у нас, три восьмерки есть?

* * *

Посол короля Итсевда в Реухале элл Наррэгу, как старший из собравшихся (по возрасту, разумеется) сидел в хозяйском кресле за письменном столом в нижнем кабинете дворца элла Итсевд-ди-Реухала. Он был мрачен и отбивал по зеленой поверхности стола давно забытый боевой марш.

Элл Блайжеггу в почетном кресле для гостей рассматривал ногти на своих четырех пальцах правой руки.

Хозяйка дворца, эллина Млейн, стояла у окна, словно не замечая присутствующих.

Элл Дабераггу, стоя у другого окна, что-то хмуро объяснял добродушному на вид эллу Галну.

Никому не известный мужчина в скромных одеждах, стоял в углу кабинета.

Защитник Чеггу сидел поодаль от всех; ему было не по себе в этой странной компании.

Слуга открыл дверь и в кабинет вошел Ведиггу с одним из помощников.

— Приветствую всех собравшихся, — снял шляпу страж порядка, узнав одного из близких приближенных нового короля. — Я — элиран седьмой грани Ведиггу. Мне сообщили, что Мейчон из Велинойса и элл Трэггану будут в этом кабинете в час, когда день на Шаре Димоэта коснется Малкира.

— Да, — оторвался от созерцания ногтей элл Блайжеггу, — меня элин Мейчон тоже попросил придти по крайне важному, как выразился посланец, делу. Прислал какого-то быдлого тушеноса с Торговой площади… Как благородный человек, я не мог отказать в подобной просьбе победителю первого дня Состязаний Димоэта. А теперь я сижу здесь, как болван, хотя должен помогать его величеству в подготовке к коронации.

Он лукавил: если бы его повелитель не был заинтересован этой историей, то благородный вельможа даже не соизволил бы здесь появиться.

— Да, — встрял в разговор элл Дабераггу. — Элл Трэггану слишком многое себе позволяет в последнее время. Я даже не понимаю, зачем пришел сюда… Наверняка это была просто злая шутка и мы напрасно теряем здесь время.

— Подождем еще немного, — подал голос элл Наррэгу. — Элл Трэггану всегда держит свое слово.

— Ты, — обернулся Ведиггу к помощнику, — отправляйся вниз. Как только элин Мейчон и элл Трэггану появятся, сразу мчись сюда. Глаз с них не спускать.

— Вы хотите их арестовать? — неожиданно отвернулась от окна эллина Млейн.

— Разумеется. Они оба — опасные государственные преступники, — учтиво ответил элиран. — Дворец окружен моими людьми — птаха не вылетит. — Он кивнул помощнику. — Иди. Как только они появятся — сразу сюда.

— Не затрудняйте себя, господа, — неожиданно раздался голос Трэггану. — Мы здесь. Я очень благодарен всем, кто откликнулся на мое приглашение.

Мейчон стоял рядом с Трэггану, чуть позади. Лица их были спокойны и даже торжественны. Руки обоих лежали на эфесах мечей.

— Элл Трэггану, вы арестованы по обвинению в убийстве элирана Дилеоара! — воскликнул Ведиггу, выхватывая меч из ножен.

— Уберите оружие, — спокойно сказал Трэггану. — Я для того вас и пригласил, чтобы все выяснить. Под сомнение поставлено мое честное имя. Я должен развеять все сомнения. Или мое имя навеки останется покрыто позором. Все во власти Димоэта.

— Мы выслушаем вас, — сказал элл Блайжеггу. — Именно поэтому вы и позвали всех нас сюда?

— Да, я выбирал людей, которым я или мой друг безусловно доверяем, — поклонился Трэггану.

— Благодарим за честь, — сказал за всех элл Наррэгу.

Элл Галну просветлел в лице, элл Дабераггу пробурчал под нос что-то невразумительное.

— Прошу вас всех, — Трэггану бросил быстрый взгляд на жену, которая тут же снова отвернулась к окну, — пройти в мой верхний кабинет. Я распорядился, чтобы туда принесли закуски и вина.

— Почему бы нам не поговорить здесь? — спросил Наррэгу, вставая из-за стола, словно признавая право Трэггану сидеть в хозяйском кресле. — Места достаточно.

— Прошу всех подняться наверх, и вы поймете, почему я приглашаю вас именно туда. Я не хочу, чтобы меня обвиняли в убийстве элирана Дилеоара или кого-либо другого. Прошу вас, благородные эллы.

Трэггану повернулся к Мейчону, сделав приглашающий жест гостям:

— Мейчон, укажи, пожалуйста, дорогу.

Присутствующие не стали возражать, встали и пошли вслед за Мейчоном.

Трэггану, как хозяин, должен был идти последним.

Млейн прошла мимо него, словно у дверей стоял не муж, а безжизненная статуя. За ней прошли остальные.

Трэггану вышел из кабинета, кинув на знамя Кремана прощальный взгляд.

Что ж, все готово к бою. Последнему и решающему. И самому, пожалуй, трудному.

Дойграйн не подвел. Уж неизвестно каким образом, но он сделал так, что все, кого звали, пришли. И они с Мейчоном успели все подготовить. Как-то не подумали сразу, что с одной рукой Мейчону будет неловко взбираться на стену садика, чтобы приволочь Дилеоара в кабинет. За бесчувственным телом элирана шестой грани, опять с помощью колодезной цепи, пришлось спускаться Трэггану.

У них было мало времени, но они успели сделать все, что хотели. Они были готовы.

Трэггану быстро поднялся вслед за гостями по лестнице, вошел в кабинет и закрыл за собой дверь.

— Малыша-то зачем притащил, изверг? — холодным голосом спросила Млейн.

Кормилица с юным эллом Кангэрру на руках испуганно сидела позади стола, у шкафа.

— Это мой сын, — медленно и веско сказал Трэггану. — И он должен присутствовать здесь, когда решается вопрос моей чести.

Все расселись, как показал Мейчон.

Вдали, у стены с оружием стояло кресло с Дилеоаром, на кресло была накинута материя так, что даже не угадывались очертания тела. Перед креслом стоял табурет.

— Что там? — строго кивнул на то кресло элиран Ведиггу. — Очередной труп?

— Все узнаете, — ответил Трэггану, — для этого я вас и пригласил.

— Так начинайте же, время дорогого стоит, — несколько капризным голосом предложил элл Блайжеггу.

— Хорошо, — Трэггану вышел на середину комнаты. — Начнем с самого начала.

Он обвел взглядом присутствующих.

Стояла такая тишина, что в открытое окно доносились вечерние уличные звуки.

Трэггану подошел к окну и плотно прикрыл ставни.

— Я хотел начать с большой речи, которую продумал давно, еще когда сидел в тюрьме… Но я передумал. Впрочем, нет, с нее и начну.

Трэггану понял, что волнуется. Хм, еще бы не волноваться! Раньше враг всегда был лицом к лицу при свете дня, а сейчас забился в просторную темную пещеру, где абсолютно ничего не видно и неизвестно даже где искать. Впрочем, где, спасибо Дорогвазу, известно.

— Один влиятельный человек, — начал Трэггану, — безусловно влиятельный и богатый, почему-то затаил на меня зуб. Ему просто жизненно важно стало убрать меня с пути, отправить в царство мертвых. Для простоты я буду звать его «элл Некто».

— И какие причины заставили этого элла Некто убить вас? — спросил элл Блайжеггу.

Трэггану подумал мгновение и решил пояснить:

— Попробую сказать в двух словах, но это лишь мои предположения, точно я не знаю. Посмотрите на этого человека, как он побледнел, — все повернулись в сторону мужчины в скромных одеждах, которого никто из приглашенных гостей не знал.. — Он маг четвертой грани. Вы чувствуете здесь магию, светлый маг Зиггу?

— Да, элл Трэггану. Очень сильно чувствую.

— Светлую или темную?

— Не могу сказать точно. Скорее светлую…

— Дважды я засыпал здесь ночью, в этом кабинете, — повернулся к присутствующим Трэггану. — И каждый раз мне снилось, как наяву, важное событие моей жизни, когда я чуть не погиб. То есть, трижды, — вдруг вспомнил он ночь, когда во сне явился день знакомства с Млейн. — Но это не важно. Всегда конце всегда сна появлялся элл Ланэррагу, мой родной дядя, бывший хозяин этого кабинета. Он просил отомстить. Я спрашивал у своего секретаря, Гирну, о смерти дяди. Элл Ланэррагу умер здесь, в этом самом кабинете, и маг-эскулап не почувствовал никакой магии. Так сказал Гирну. Но в день, когда я спросил Гирну о смерти его бывшего хозяина, и появился монах с громилами… Чтобы скрыть, что смерть элла Ланэррагу была насильственной, наверное, пришлось подстроить на охоте гибель его наследника, элла Вэмбреггану… А теперь попытались убить меня. Иначе я объяснить не могу.

— И кто этот элл Некто, по-вашему? — спросил элиран Ведиггу, ни на мгновение не забывающий о служебных обязанностях.

— Надеюсь, что сегодня мы все выясним.

— Продолжайте, — попросил заинтригованный элл Блайжеггу.

— Так вот, этот элл Некто тщательно и заблаговременно все продумал. Он нанял монаха Иераггу и двух воинов, чтобы монах вывел меня из себя, я вызвал бы его на Ристалище Чести, а там меня встретили бы двое громил. У них все получилось. Только элл Некто совершил две ошибки. Он не подумал, что монах изберет слишком скользкую тему для своей речи, а со мной будет друг, выпускник острова Брагги.

— Вон тот? — не выдержал даже мрачный элл Дабераггу.

— Да, элин Мейчон из Велинойса, — кивнул Трэггану. — Так или иначе, убить меня на Ристалище Чести не удалось. И элл Некто придумал хитрый ход — он убил монаха. Кинжалом, сворованным с той стены…

Трэггану жестом указал на стену с оружием и все присутствующие непроизвольно посмотрели на нее.

— Труп монаха злоумышленник затащил в мой кабинет. Да…

Трэггану вдруг забыл, о чем хотел говорить дальше, хотя в уме много раз повторял свою речь, от которой столь многое зависит.

— В убийстве монаха я не виновен… И пред ликом великого Димоэта доказал это на Поле Казни.

— Ты пытался убить меня, — вдруг ледяным тоном произнесла Млейн. — И убил моего отца.

Трэггану ужаснулся — как он мог любить эту женщину, как мог считать ее идеалом нежности, красоты и преданности?

— Но элл Некто не пожелал останавливаться на полпути, — продолжил Трэггану, не обращая внимания на слова жены. — Сразу оговорюсь, элл Некто, наверняка не совершал убийств собственными руками. Зачем? Он просто нанял продажного элирана шестой грани… Сидите-сидите, элиран Ведиггу, я знаю, что такими словами не бросаются. Я докажу это через несколько мгновений…

Трэггану опять сбился.

— Собственно, я не знаю, какие отношения были между эллом Некто и элираном Дилеоаром. Возможно, они знали друг друга очень давно. Возвращаюсь к изложению событий. Элиран Дилеоар постарался убрать Мейчона — какой-то человек, выдававший себя за слугу на Арене Димоэта, подсыпал яд в вино перед тем, как Мейчон взял бокал. Но Мейчону повезло, если это можно назвать везением, поскольку от яда подло погиб другой достойный человек, мастер Болуаз. Тем же вечером Дилеоар нашел меня и, якобы разыскивая монаха Иераггу, явился в мой дом. Я опешил, увидев мертвого монаха с моим кинжалом в груди в этом вот самом кабинете. Я рассвирепел, когда услышал лживые показания личного слуги. Признаюсь честно — я поддался порыву и убежал. Там, — кивнул Трэггану на дверь, — расположен садик. Это — башня, сохранившаяся с древних времен, из нее ведет подземный туннель за город. Туннель, правда, обвалился. Но я случайно обнаружил в переплетении ходов земляных червей подземное логово Гэфрину Безгубого…

— Что? — сразу вскинулся элиран Ведиггу.

— Да… — кивнул Трэггану. — Именно так. Случай, или воля Димоэта, вывели меня к наблюдателю, который с арбалетом в руках следил за Гэфрину и его посетителем… Мне пришлось убить наблюдателя. И в щель я увидел… Да, самого Гэфрину и элирана Дилеоара… Дилеоар просил главаря разбойников за деньги убить Кейону, предавшего меня слугу, и Мейчона.

— Этого не может быть! — снова не сдержался Ведиггу, у него от волнения аж пот выступил на лысине. — Это просто невозможно.

— Я сейчас докажу это, — спокойно сказал Трэггану. — Но сперва закончу. На Мейчона было совершено нападение. Семь разбойников взяли его в плен, вывезли за город, вонзили кинжал в сердце и бросили в лесу. Они не знали только, что Мейчон — гапполушец, сердце у него с правой стороны. Да… Скажу сразу, что позднее на Мейчона было совершено еще одно покушение, но убийца обманулся доспехами Мейчона, которые были на другом. Но второй раз удар был нанесен справа… И об этом знали лишь приближенные принца Марклита и в главном элиранате…

— Вы обвиняете… — вздернулся было элл Блайжеггу.

— Нет, — быстро перебил Трэггану, которому хотелось поскорее закончить необходимое предуведомление. — Совсем нет. Я продолжаю. Димоэт позволил мне и Мейчону доказать нашу правоту на Поле Казни. И после этого я, который даже не догадывался, кто именно элл Некто, представлял для него смертельную угрозу. Я, честно признаться, думал на элла Канеррану, своего тестя — ему было выгодно, чтобы я сгинул, он становился бы опекуном моего сына и распоряжался бы моим имуществом. Я виноват перед ним…

Трэггану замолчал, словно чтя память погибшего. Никто не осмелился прервать его молчание.

— Когда я после казни явился во дворец, элл Канеррану сидел в этом кабинете, готовил для меня отчет за те дни, что я провел в тюрьме. Мой слуга, Гирну, ждал меня в коридоре. Я хотел добиться у элла Канеррану признания в злодеяниях, которых он не совершал. И в то мгновение, когда я держал меч у горла элла Канеррану, сюда пришел элиран Дилеоар, по пути убив одним ударом кинжала Гирну. Увидев Дилеоара, я отпустил элла Канеррану. Я желал во всем разобраться. И на мгновение потерял бдительность — Дилеоар сорвал со стены кинжал и метнул его. Я думал — в меня. Но он метил прямо в сердце эллу Канеррану.

Элиран Ведиггу хотел было что-то сказать, но сдержался.

— А потом Дилеоар рассмеялся, — продолжил Трэггану, — обвинил меня в убийстве моего собственного тестя и вынул меч, заявив, что убьет меня при попытке бегства. Я вынужден был защищаться. Именно в этот момент явился элиран, который сопровождал Мейчона в тюрьму — на них напали грабители, видно с целью завладеть оружием… Мейчон сам с трудом ушел от напавших… Так вот, этот элиран видел нас сражающимися и побежал поднимать тревогу. Дальше вы знаете — на нас объявили всеобщую охоту, мы с трудом скрылись. Скрылись, чтобы сейчас перед вами доказать свою невиновность. Все, что я сказал — истина.

— А где тогда этот элиран… Дилеоар? — спросил элл Блайжеггу. — Вы убили его?

— Нет, — улыбнулся доверенному лицу нового короля Трэггану. — Лишь оглушил. Он использовал магию. Но я победил его.

— Так где он сейчас?

— Вон в кресле. Я поставил ему пиявку смерти.

Мейчон сдернул покрывало с кресла.

Все увидели мертвое лицо Дилеоара. И присосавшуюся к его руке, набухшую магическую пиявку.

— Я считаю, что надо вернуть его к жизни и допросить, — сказал элиран Ведиггу.

— Конечно, — согласился Трэггану. — Для этого мы все и собрались здесь. Но сперва, — по знаку Трэггану Мейчон снова накинул покрывало на кресло с Дилеоаром, — я хотел бы, чтобы вы выслушали другого человека. Мейчон, приведи, пожалуйста.

— Это кого еще? — с подозрением спросил доселе молчавший элл Наррэгу.

— Сейчас увидите, — пообещал Трэггану.

Мейчон на плече внес Гэфрину Безгубого. Рот главаря разбойников был завязан тряпкой, ноги и руки перемотаны ремнями.

— Развяжи его, Мейчон, — попросил Трэггану, — ему некуда бежать.

— Кто это? — в один голос удивленно спросили элл Наррэгу и элл Блайжеггу.

— О-о! — встал с места элиран Ведиггу. — А я его знаю! Его магическая копия вот уже семь сроков Димоэта украшает все элиранаты Реухала. Его не могут поймать, хотя не раз все луддэкские леса прочесывали мелким гребнем. Это — легендарный Гэфрину Безгубый.

— Семь сроков Димоэта стоят магические копии в элиранатах? — удивился и Трэггану.

— Да, — подтвердил Ведиггу. — А вы не знали? Гэфрину родом из ныне мертвого города… да, забыл название, это в Куеломоке. В городе появилась заразная болезнь, проклятье Димоэта. Страшная и очень редкая. Выживают единицы из огромных городов. Лицо и тело становятся вот такими, — он кивнул в сторону Гэфрину. — Но зато уцелевший живет потом очень долго — до двадцати сроков Димоэта. Это словно награда за стойкость во время болезни, или искупление… маги по-разному говорят. Так вот Гэфрину выжил и перебрался в Луддэк. Сидел в тюрьме за воровство. Поэтому-то у нас и есть копия. Но с тех пор заматерел, собрал вокруг себя всю грязь человеческую и правит в лесах Луддэка. Знаете, какая награда объявлена за него живого или мертвого?

— Поздравляю вас, элиран Ведиггу, — сказал Трэггану, — вы наконец-то поймали Гэфрину Безгубого.

Ведиггу посмотрел на Трэггану и кивнул. Слова были не нужны — все ясно.

«Не зря поверил Мейчону и явился сюда, ох, не зря,» — подумал элиран седьмой грани, считая, что восьмая грань у него уже на груди.

— Вы еще пожалеете об этом, — зло сказал разбойник, которому Мейчон развязал рот. — Вы еще все пожалеете, — Гэфрину размял затекшие руки, — и очень скоро.

— Грозит щука, когда на крючок попалась, — громко усмехнулся Мейчон.

— Что вы от меня хотите? — угрюмо спросил Гэфрину. — Поймали — ведите в тюрьму, чего разговаривать?

— Хорошо, — кивнул Трэггану. — За свои преступления вы будете отвечать, но не сейчас и не здесь. Я спрашиваю вас: сколько вам заплатил элиран Дилеоар за убийство Кейону, остановившегося в гостинице «Завоеватель» под именем Бебалду, и Мейчона из Велинойса?

— Какой Дилеоар, какого Бебалду? — сделал удивленное лицо разбойник.

— Ну, в лицо Бебалду, то есть Кейону, вы, наверное, не знаете. А Дилеоар — вот он, — Трэггану прошел мимо сидевшего на табурете разбойника и сорвал покрывало с Дилеоара. — Не узнаете?

— Впервые вижу этого человека, — проговорил Гэфрину.

— Может, я освежу его память? — предложил Мейчон.

— Попробуй, — усмехнулся Гэфрину. — Восемь вооруженных одного безоружного не боятся. Можете убить меня, но ничего я не скажу.

— Он прав, Мейчон, — согласился Трэггану. — Похоже, мы от него ничего не добьемся. Поговорим с самим Дилеоаром. Завяжи этому рот и поставь табурет к стене.

Мейчон хотел завязать разбойнику рот, но тот попробовал вырваться и Мейчону пришлось снова ввести пленника в беспамятство. Легко, словно мешок с соломой, он перенес бесчувственного разбойника и положил у выхода в садик.

Трэггану подошел к телу Дилеоара и протянул руку, чтобы оторвать магическую пиявку. И замер в нерешительности — а что с пиявкой делать потом? Где склянка, в которой она была запечатана? И будет ли она жива и опасна, или она годится лишь на один раз? Трэггану не знал.

— Светлый маг Зиггу, вы можете снять магическую пиявку? — наконец повернулся он к магу.

— Конечно, это очень просто, — ответил тот, вставая. — Мне нужен кинжал и склянка. Только потом ему, — маг кивнул на тело, — будет очень больно.

— Так действуйте, топором по потрохам, — воскликнул Ведиггу. — Элл Трэггану, найдете какую-нибудь склянку?

Пока искали склянку, пока маг приводил Дилеоара в чувство, Трэггану разлил по бокалам вино и подал всем присутствующим. Кроме Млейн. К ней он не хотел подходить, сам не понимая почему. И он уже не знал — любит он ее, или ненавидит.

Мейчон подошел к столу, взял бокал и с поклоном подал Млейн.

Она взяла, даже не удостоив его взглядом.

Наконец маг водворил магическую пиявку в склянку. На руке Дилеоара была огромная и крайне неприятная на вид язва. Маг похлопал Дилеоара по щекам, тот слабо застонал, открыл глаза, глубоко вобрал в себя воздух и тут же потерял сознание. Маг удивленно посмотрел на склянку в руках, поднес к ближайшей свече.

Он подошел к Трэггану, взял его под руку, отвел в сторонку и прошептал:

— Элл Трэггану, у вас не обычная пиявка смерти.

— Что это означает? — поднял брови хозяин дворца.

— Эта пиявка не убивает сознание. Этот, — он кивнул на Дилеоара, — все время был в сознании. Он мог думать… И чувствовал крайнюю боль. Это жуткая пытка, смею вас заверить. Эти пиявки запрещены к употреблению для всех магов-эскулапов.

— Но я не знал! — искренне воскликнул Трэггану. — Она находилась в шкафу со времен прежних хозяев… Я честно не знал.

— Эй, о чем вы шепчетесь? — подозрительно спросил элиран Ведиггу. — Он умер?

— Нет, — спокойно ответил маг. — Скоро он придет в себя и вы сможете поговорить с ним.

Все напряженно ждали, глядя на неподвижное тело Дилеоара.

Элиран Ведиггу с громким звуком всосал в себя вино и все непроизвольно посмотрели в его сторону. Элирану седьмой грани стало крайне неловко.

— Убейте меня! — вдруг произнес Дилеоар, не открывая глаз. — Убейте!

Он поднял веки и обвел присутствующих безумным взглядом.

К нему подошел маг и сунул под нос флакончик с какой-то фиолетовой дрянью.

Дилеоар непроизвольно отстранился от флакона и замотал головой. Взгляд его стал осмысленным. Он откинул голову на спинку кресла и громко застонал. Сейчас он ничуть не напоминал уверенного в себе элирана шестой грани.

Трэггану подошел к нему ближе и громко произнес:

— Элиран Дилеоар, вы слышите меня?

— Да… — простонал он.

— Вы нанимали Гэфрину Безгубого, чтобы его люди убили моего слугу Кейону и моего друга Мейчона?

— Чушь… — Дилеоар с трудом ворочал языком.

Трэггану и не ожидал, что Дилеоар сразу во всем признается.

— Вы убили моего слугу Гирну и моего тестя элла Канеррану! — жестко сказал Трэггану. — Вы пытались убить меня.

Силы медленно возвращались к Дилеоару.

— Это вы так говорите, — произнес он. — А я утверждаю, что это вы убили их обоих и чуть не убили меня, когда я пытался арестовать вас. У меня есть очевидец, который подтвердит, как вы сражались со мной у трупа вашего тестя…

— Хорошо, — кивнул Трэггану. — Посмотрите вон туда. Узнаете этого человека? Да, это тот самый Гэфрину Безгубый. И только что, — Трэггану поднял руку, удерживая гостей от непроизвольного восклицания, — он рассказал нам всю правду. А этот человек, — он указал на мага, уповая, что тот поддержит необходимую сейчас ложь, — сквозь потайной глазок видел, как вы убили элла Канеррану и пытались убить меня.

— О-ох, — простонал Дилеоар, сдаваясь. — Ну так. Что вы от меня сейчас хотите?

— Вы признаетесь в своих злодеяниях?

— Дайте понюхать еще той гадости, мне трудно дышать.

Маг хотел поднести Дилеоару флакон, но Трэггану остановил его.

— Вы признаетесь? — сурово повторил он.

— Да, признаюсь. Раз уж элл Наррэгу здесь, значит, вы все узнали. Дайте попить хотя бы…

От истощения Дилеоар снова потерял сознание.

— Элл Наррэгу? — переспросил элл Блайжеггу и посмотрел на посла, лицо которого ничего не выражало.

Трэггану вырвал флакон из рук мага и сунул под нос Дилеоару.

Тот открыл глаза.

— При чем здесь элл Наррэгу? — твердо переспросил Трэггану. — Говорите громче, чтобы все слышали.

— Он… Он приказал убрать тебя…

Элл Наррэгу встал во весь рост. Он гордо держал голову, положив руку на рукоять меча.

— Элиран Ведиггу, — уверенным и спокойным голосом произнес он, — арестуйте этого человека за убийства монаха Иераггу, мастера Болуаза и элла Канеррану. Он действовал по моей просьбе, но я не хотел столько смертей.

— По вашей просьбе? — чуть ли не хором воскликнули элиран Ведиггу и элл Блайжеггу.

— Да, я все сейчас объясню, — посол короля Итсевдского был строг и спокоен, поза его была полна величия и торжественности. — Моя жизнь кончилась. И я хочу, чтобы она завершилась достойно. Элл Трэггану, я оставляю вам право вызвать меня прямо сейчас на Поединок Чести. Только уберите отсюда эту мразь.

* * *

— Почему вы хотели убить меня? — спросил Трэггану, желая выяснить всю правду до конца.

В это время распахнулась дверь в кабинет и на пороге появился один из подчиненных элирана Ведиггу.

— Там… — взволнованно сказал он. — Там…

Ведиггу встал и подошел к младшему элирану.

— Успокойся, — строго сказал он, — и скажи, что произошло?

— Там… Дворец окружили разбойники. Трое наших убиты. Ворота дворца успели закрыть. Олийгу сумел убежать. Разбойников много очень много… Они окружили весь дворец.

— Чего они хотят?

— Они хотят, что вы выпустили Гэфрину Безгубого. Мы кричали, что его здесь нет, но они грозят взять дворец штурмом.

Трэггану заметил позади младшего элирана бледные лица Райсграйна и старшего охраны элина Протту.

— Все так серьезно, как говорит этот человек? — спросил у них Трэггану.

— Да. Мы заперли ворота. Всех поднимать по тревоге? — спросил Протту.

— Ты старший охраны, смотри сам. Мне некогда тратить время на всякий сброд.

— Они хорошо вооружены. И их много. Больше, чем трижды восемьжды восемь.

Трэггану подошел к окну и открыл ставни. Уже стемнело. Снизу доносился грозный гул голосов. Трэггану увидел на улице целое море факелов.

Вдруг в кабинете раздался женский крик:

— Убери от меня лапы, урод!

— Не двигаться! — произнес отвратительным голосом Гэфрину Безгубый.

Он держал не очень длинное, узкое лезвие у горла Млейн. О нем как-то все забыли — лежит в бесчувствии у выхода в садик и пусть лежит. А он, оказывается, терпеливо ждал своего часа.

Трэггану выхватил меч, выругавшись про себя, что не обыскал толком разбойника. Где Гэфрину на теле прятал клинок?

— Молчи, дура! — рявкнул Безгубый.

Разбойник чуть надавил лезвием. Появилась капелька крови, Млейн дернулась, глаза ее расширились, крик оборвался. Она стала послушной и безвольной.

— Уберите оружие, иначе я убью ее! — крикнул Безгубый. — Я говорил — хуже будет, рано радовались! Если не хотите, чтобы мои орлы не спалили вместе с вашим дворцом и полгорода в придачу, пропустите меня. Разойдись! — гаркнул он.

Мечи легли обратно в ножны, все покорно сели на места. Сейчас главное — безопасность Млейн.

Волоча женщину за собой, он прошел к выходу из кабинета.

— Вы, посторонитесь, — сказал он пришедшим сообщить о нападении разбойников. — Живо, ну!

Элиран, Протту и управляющий вошли в кабинет и освободили проход, опасливо глядя на Трэггану. От бессильной ярости он лишь сжимал кулаки.

Гэфрину, не отпуская Млейн, начал спиной спускаться по лестнице.

Вдруг, совсем обезумев от страха, она начала вырываться:

— Пусти меня, урод проклятый, пусти!

Она не верила, что ей, красивой и утонченной эллине, может причинить зло какой-то быдлый, жуткий внешне, мужлан.

Гэфрину, не колеблясь, перерезал ей горло и с неожиданной прытью помчался вниз, перепрыгивая через три ступеньки.

— Млейн! — закричал Трэггану. В этом голосе прозвучала боль, страдание и прощание с прежней жизнью, которая, как оказалось, была ему так дорога. — Млейн!

Все словно оцепенели, не в силах пошевелиться.

Будто почувствовав, что случилось нечто страшное, на руках кормилицы, о которой все забыли, громко разревелся маленький элл Кангэрру.

Лишь Мейчон, с каким-то звериным рыком бросился на лестницу, ловко перепрыгнув через лежавшую на полу Млейн.

— Держи его! Держи! — опомнился элиран Ведиггу, выхватывая меч.

Но дорогу преградил Трэггану, склонившейся над упавшей женой. Он поднял ее на руки и, шатаясь, вошел в кабинет. Ее белое платье пропиталась кровью. На мертвом лице не было и подобия улыбки, которую он так любил. Рукой смахнув бумаги со стола, он уложил Млейн.

Ему хотелось плакать, но не было слез. Было две Млейн — нежная и беззащитная, с золотистыми волосами. И холодная, жестокая, с волевой складкой у губ. Умерли обе и он ничего не смог сделать. Он виноват, он притащил сюда Гэфрину. Ради чего, чтоб отстоять свою честь? Да стоит ли это жизни Млейн?! Да может ли что теперь оправдать его?

В кабинет вошел Мейчон. Лицо его было мрачным и злым. На плече он нес Гэфрину Безгубого, перебросив тело через себя. Ни на кого не глядя он пересек кабинет и словно мешок с навозом брезгливо бросил разбойника в угол.

— Он мертв, — сказал Мейчон. — Я неудачно толкнул его и он свернул шею на лестнице.

Никто не ответил.

Элиран Ведиггу провел рукой по лестнице.

— Собственно, он и не нужен был живым.

— Хозяин, — подал голос все еще находившийся здесь Протту, — что прикажете делать?

— Что? — оторвал голову от погибшей жены Трэггану.

— Разбойники грозят штурмом взять дворец, они требуют своего главаря.

— Так что ты здесь стоишь? — рявкнул Трэггану. — Все на защиту ворот. Поставьте людей у каждого выхода. Кому я объясняю это?

— Со мной, — вдруг подал голос элл Наррэгу, — было восемь охранников. Пусть они присоединиться к вашим воинам.

— Да, — кивнул элл Блайжеггу, — пусть и мои не сидят без дела. Дожили! Разбойники прямо в Реухале штурмуют дворец знатного элла!

Элиран, сообщивший о нападении, Протту и Райсграйн устремились вниз по лестнице.

— Райсграйн, подожди, — окликнул Трэггану и управляющий вернулся на свое место.

Элл Наррэгу стоял посреди кабинета.

— Он умер, — вдруг раздался голос мага.

— Кто? — не понял Трэггану.

— Дилеоар. У него не осталось душевных сил.

— Он признался, что убил элла Канеррану, все слышали, — сказал элл Блайжеггу. — Ваше честное имя спасено, элл Трэггану.

— Да, спасено, — думая о другом сказал элл Итсевд-ди-Реухала. — Элл Наррэгу, я принимаю ваш вызов на Поединок Чести, — он обнажил меч.

Все присутствующие словно только сейчас вспомнили зачем собрались. И о словах элла Наррэгу.

— Постойте-постойте! — взмолился элиран Ведиггу. — Элл Наррэгу, вы действительно хотели убить элла Трэггану? Дилеоар действовал по вашему указанию?

Посол Итсевда стоял, высоко подняв голову.

— Да, — сказал он. — Или нет. Как хотите. Я знал обо всем. Маленькое преступление влечет за собой большое, и запутываешься все больше, больше, больше… пока не подходишь к краю бездны и назад нельзя и вперед — некуда. Все, что мне осталось — умереть с честью от меча элла Трэггану.

— Но что заставило вас желать его смерти? — воскликнул элл Блайжеггу. — Я спрашиваю вас от имени короля Реухала.

— Разве сейчас это важно? — вздохнул Наррэгу. — Давно, почти четыре срока Димоэта назад, я совершил подлость — послал на верную смерть одного из своих полководцев. Ради его жены. Я любил ее. Я был молод и глуп, я тяжело заплатил за свою подлость. Она догадалась обо всем, она бросились с крепостной стены, чтобы не достаться мне. Об этом знали всего два человека. Этот, — Наррэгу кивнул в сторону Дилеоара, — и элл Ланэррагу, который тоже принимал участие в той войне. Дилеоар был моим денщиком. Он потребовал от меня денег. Я прогнал его. Он ушел. А потом я встретил его в Реухале, давно два срока Димоэта назад. Он пригрозил рассказать о моем предательстве всем, в том числе двум сыновьям погибшего. А я в то время уже был на гребне волны… Уже был посвящен самим Намшелфом в эллы. И я стал платить, чтобы Дилеоар молчал…

Элл Наррэгу перевел дух и посмотрел на суровые лица присутствующих. Подошел к столу, на котором лежала Млейн, взял кубок с вином и жадно выпил.

— Мы ждем, — напомнил элл Блайжеггу.

— Дилеоар узнал об элле Ланэррагу. Мы как-то раз повздорили с Ланэррагу, кстати, в этом же вот кабинете, и он пригрозил вывести меня на чистую воду. В сердцах я рассказал об этом Дилеоару. Тот устроил своего человека, Гирну, к эллу Ланэррагу, чтобы шпионил за ним. А после как раз началось восстание эллов в Ройсале, я хотел возглавить армию, это сулило большую добычу, но Ланэррагу требовал, чтобы я отказался. И неожиданно он умер… А потом Дилеоар сказал, что это он убил его, чтобы не мешал мне… И потребовал больше денег. Я стал платить ему больше, у меня просто не было иного выхода…

— Увяз коготок — всей птичке пропасть, — мрачно кивнул элл Блайжеггу.

— Я даже не догадывался, что элл Вэмбреггану погиб не случайно, — продолжил свою исповедь элл Наррэгу. — Лишь когда я узнал от Гирну о вещих снах элла Трэггану… Но я не мог ничего поделать. Я богат, я платил много денег Дилеоару, я оставил ему половину своего состояния по завещанию. Можете верить, можете — нет, но я не знал о том, что элла Трэггану хотят убить. Я жалею обо всем происшедшем. Но я готов ответить перед ним как мужчина, как воин, как элл.

— Да, элл Наррэгу, я хочу сразиться с вами в Поединке Чести. Прямо сейчас, — твердо сказал Трэггану. — Райсграйн, принеси факелов. Хотя нет, это будет слишком долго. Если каждый из присутствующих возьмет подсвечник, этого хватит. Сражаться будем в садике. Там песок и места хватит…

— Вы хотите сражаться прямо сейчас? — удивился элл Блайжеггу, — но ведь это противоречит законам. Подобные поединки проводятся на Ристалище Чести и…

— Нет, — оборвал его Трэггану. — В исключительных случаях Поединки Чести могут проходить в другом месте. Здесь находится элиран седьмой грани, он имеет право проводить Поединки Чести. Здесь также вы, элл Блайжеггу, доверенное лицо короля, два достойных элла — элл Дабераггу и элл Галну — и представитель октаэдра магов. Все будет по правилам.

— Хорошо, — сдался элл Блайжеггу и повернулся к Ведиггу: — Вы готовы провести Поединок Чести прямо сейчас?

Элиран кивнул и встал. Одернул на себе одежду.

— Элл Трэггану, вы, как вызвавший, желаете сразиться с эллом Наррэгу до первой крови?

— До смерти.

— Элл Наррэгу, вы согласны с этим условием Поединка Чести?

— Да.

— Тогда Поединок Чести состоится прямо сейчас, — Ведиггу откашлялся и начал произносить ритуальное предуведомление: — Сражающимся запрещено любое применение магии. В случае нарушения…

— Эти слова излишни, — глухо сказал Наррэгу, — пройдемте в сад. Берите подсвечники.

— Что-то за окном стало тихо, — вдруг заметил Ведиггу. — Может, разбойники ушли, сообразив, что ничего не добьются?

— Может быть, — ответил ему Мейчон.

Все прошли в сад. Лишь кормилица пыталась успокоить снова расплакавшегося ребенка.

— Пусть мой сын тоже будет при Поединке Чести, — попросил Трэггану и Надий встала.

Качая на ходу малыша, она прошла в сад. Все происходящее, похоже, не коснулось ее совершенно — ребенок, вот ее главная забота.

Элл Наррэгу уже стоял, обнажив меч.

Трэггану вновь достал клинок Шажара и приготовился к своему последнему в жизни бою. Он победил. Уже — победил. Все, что произойдет дальше — не важно.

Элиран Ведиггу вышел на середину, между приготовившимися к бою противниками и, стараясь быть как можно более серьезным, сознавая всю важность предстоящего, произнес:

— От имени короля Реухала объявляю о начале Поединка Чести между эллом Итсевд-ди-Реухалом и эллом Наррэгу. Бой длится до смерти одного из противников.

Трэггану поднял руку вверх.

— Прежде чем начать поединок, — громко сказал он, — я хочу, чтобы все слышали: моим наследником является мой сын Кангэрру. Его опекуном и распорядителем всего имущества я назначаю Мейчона из Велинойса. Все слышали?

Трэггану посмотрел на элла Блайжеггу, потом на элирана, затем перевел взгляд на своего управляющего.

— Да, мы слышали, — за всех подтвердил элл Блайжеггу.

— Я готов, — сказал Трэггану.

Элл Наррэгу поднял руку вверх. Элиран кивнул ему, что слушает.

— Прежде чем вступить в смертный бой Поединка Чести, — сказал Наррэгу, — я обязан снять с себя полномочия посла короля Итсевда. Что в присутствии доверенного лица короля Реухала и достойных эллов итсевдского квартала, я и делаю. Элл Блайжеггу, элл Дабераггу и элл Галну, вы очевидцы того, что я снимаю с себя полномочия посла и остаюсь частным лицом, эллом Наррэгу. Теперь я готов к поединку.

Элиран Ведиггу сделал шаг назад, к стене башни, освобождая место.

— Начинайте! — бросил он на песок воображаемый флажок.

Противники подняли мечи и начали сближаться. Элл Наррэгу был стар, но сила еще сохранилась в мышцах, а слава о его боевых подвигах гремела повсеместно. Трэггану достался не самый легкий противник в последнем в жизни бою.

— Я умер! — прошептал элл Наррэгу. — Но я не хочу погибнуть просто так, пусть жизнь оборвется достойно.

Из входа в кабинет донеслось едва слышное:

— Элиран Ведиггу! Элиран Ведиггу!

Ведиггу обернулся. На пороге ему махал его помощник, весь вид его говорил, что дело не терпит отлагательств.

Противники в свете свечей медленно сближались, глядя друг на друга. В бой вступать не торопился ни тот, ни другой.

— Топором по потрохам! — едва слышно выругался Ведиггу. — Элл Блайжеггу, займите мое место, я выясню, что происходит.

Ведиггу быстро подошел к своему подчиненному, вышел в кабинет и прикрыл дверь.

— Ну, что случилось? Разбойники ворвались во дворец?

— Им не удалось, мы плотно прикрыли все входы.

— Так почему ты здесь?

— С верхних этажей наш наблюдатель увидел факелы. В стройном порядке. Это либо наши, либо королевская гвардия.

— Вот и прекрасно, они уничтожат разбойников. Давно пора.

— Элиран, они обливают здание горючей смесью и грозят поджечь дворец, если мы немедленно не вернем им Гэфрину Безгубого.

— Топором по потрохам!

Ведиггу бросил задумчивый взгляд на труп легендарного и неуловимого разбойника.

— Наши далеко?

— Где-то в районе статуи Первому Воину. Скоро будут здесь.

Ведиггу решительно подошел к мертвому разбойнику.

— Подсоби.

Он под мышки взял труп и вместе с младшим элираном подтащил к окну. Распахнул ставни и по пояс высунулся вниз.

— Эй, — крикнул он, — что вам надо?

— А ты кто такой? — на фоне ругательств послышался голос нового предводителя разбойников.

— Я — элиран седьмой грани. Что вам надо?

Он поморщился от донесшихся снизу ругательств и даже прочистил ухо.

— Или вы немедленно отпустите Гэфрину Безгубого, либо мы сейчас спалим этот дворец вместе с половиной Реухала.

Факелы приближающейся подмоги были совсем рядом, Ведиггу видел их. Сейчас первые ряды вступят в бой.

— Если вы подожжете дворец, Гэфрину осталось жить ровно мгновение. Уходите и его будут судить. Иначе я убью его сразу же — награда объявлена за голову Гэфрину, а не за живого. Мне наплевать, в каком виде я доставлю его в элиранат.

Он быстро высунул труп Гэфрину до пояса в окно и закричал, стараясь подражать скрипучему голосу главаря разбойников.

— Уходите! Уходите, иначе меня убьют! Это приказ!

Ведиггу затащил мертвеца в комнату и высунулся сам:

— Слышали?! Прочь отсюда!

— Ах ты … ! — донеслось снизу до Ведиггу.

Ведиггу захлопнул ставни.

— Беги вниз, — приказал он помощнику. — Наши уже подошли. Пусть все воины немедленно выходят наружу и сражаются. Нельзя дать им возможности поджечь дворец.

С ничего не выражающим лицом Ведиггу вернулся в садик, он отсутствовал не более двух минут.

Поединок был уже в самом разгаре. Трэггану яростно нападал, нанося неотразимые удары легендарным мечом Шажара. Но элл Наррэгу каким-то чудом, основанном на долгом боевом опыте и постоянных упражнениях, либо уворачивался с удивительной для его лет ловкостью, либо все же отражал удары. Сам он почти не успевал проводить ответные атаки.

Ведиггу провел рукой по лысине и встал на свое место. Немногочисленные зрители Поединка Чести не могли оторвать глаз от блеска свечей, отражающихся в двух стремительно летающих мечах.

Отражая очередной выпад Трэггану, элл Наррэгу оступился и упал, неловко повернув руку и выпустив меч.

Трэггану вместо того, чтобы убить ненавистного врага, разрушившего в одночасье его мир и убившего любовь, сделал несколько шагов назад.

Он тяжело дышал, глаза полыхали безумным огнем.

Элл Наррэгу, воспользовавшись благородством противника, поднял меч и встал.

В ночной тишине, охраняемой толстыми стенами башни, слышалось лишь дыхание двух бойцов, готовых продолжить поединок.

Элл Наррэгу был готов к любой атаке противника.

И вдруг…

Трэггану застонал, стон перешел в хрип, на губах появилась странная желтоватая пена. Он схватился левой рукой за сердце, разрывая рубаху на груди, пальцы выпустили грозный меч. Ноги перестали держать элла Итсевд-ди-Реухала и он замертво упал возле недоумевающего противника.

— Что с ним? — только и мог вымолвить элл Наррэгу.

Мейчон подскочил к другу, рванул его рубаху. Сердце Трэггану не билось. Но он успел сделать все, что должен был. Имя осталось честным и незапятнанным.

Теперь долг Мейчона сделать все, чтобы никто больше не посягнул на это.

— Он мертв, — громко сказал Мейчон, вставая. — Малкирцы, с которыми мы сражались на Ристалище Чести в день пробуждения аддаканов пропитали свои мечи ядом Смеллы.

— Ядом Смеллы? — с недоверием прошептал маг Зиггу, тот самый, что когда-то давал Мейчону нюхать склянки с ядами. — От него нет противоядия.

— Да, яд Смеллы. Я тогда почувствовал запах, только думал, что это яд Каурры… Потом я выяснил… Трэггану знал об этом.

Мейчон помолчал, потом спросил:

— Вы слышали, что элл Трэггану оставил меня опекуном своего сына и доверил распоряжаться всем его имуществом? — Мейчон выдернул оружие из ножен. — Честь эллов Итсевд-ди-Реухала тоже сейчас доверена мне. Я продолжу поединок.

— Я… — еле выдавил из себя элл Наррэгу. — Я не знал… я не хотел… я не хочу больше жить… Но я умру не от вашего меча.

Он быстро подошел к телу Трэггану и поднял выпавший клинок Шажара.

Все присутствующие понимали, что он хочет сделать, но не кто не собирался останавливать его. Так и должен поступить элл, прославленный воин и легендарный человек. За ошибки приходится платить. Самой дорогой ценой. Всегда.

Элл Наррэгу крепко обхватил пальцами рукоять меча Трэггану, отвел руку и вонзил меч в сердце. Он упал рядом с противником, погибшим не от благородного меча, а от подлой отравы, но до конца боровшегося за свою честь.

Громко заплакал малыш на руках кормилицы.

Мейчон принес из кабинета зеленое покрывало и закрыл обоих погибших.

Никто ничего не говорил.

Каждый думал о своем. О благородстве, чести и подлости, наверное. А может и нет. Элл Блайжеггу вполне мог смаковать, как расскажет все это сперва его величеству, а затем много раз и сочно — друзьям. Элиран Ведиггу мог прикидывать, какого будет вознаграждение за голову Гэфрину ему лично. Элл Галну и элл Дабераггу могли думать о своих собственных, далеких отсюда, проблемах и…

Но Мейчон был уверен, что все думают сейчас о поистине героической кончине его друга. Никто не может читать мысли других, даже маги восьмой грани, даже боги — только сам великий Димоэт.

Дверь распахнулась и на пороге появился Протту.

Все уставились на него.

— Первый этаж дворца в огне, — стараясь говорить как можно спокойнее, произнес он. — Пожар не остановить. Из дворца просто не выбраться.

— Топором по потрохам! — вырвалось у элирана Ведиггу.

— Спокойно! — Мейчон поднял руку, он был сейчас за хозяина дворца. — Если пожар не потушить, надо спасти людей. Пусть все, кто не занят тушением, немедленно идут сюда. Укроемся в каменной башне… Нет, не получится, будет слишком горячо… Что ж, воспользуемся подземным туннелем. Там могут быть разбойники. Но мы справимся. Так, Протту, слушай мою команду. Две восьмерки лучших воинов — сюда. Пойдем первыми и если там засада разбойников — уничтожим их. Я сам пойду во главе. Как можно быстрее всех сюда, скоро здесь станет чересчур жарко. И без паники. Райсграйн, ты куда?

— Спасать казну… В общем, жить-то потом как-то надо будет…

— Правильно, — согласился Мейчон. — Если есть, возьмите лопаты. Пусть повара и слуги берут все, чем можно копать, там придется разгребать завал.

Он повернулся к знатным вельможам:

— Спокойно, все выберемся отсюда. Не для того отдал Трэггану свою жизнь, чтобы пятно позора осталось в молве народной несмытым. Ваша жизнь для меня сейчас дороже собственной. А его, — он кивнул на малыша, — дороже всех сокровищ мира. Идите за мной со свечами, будете показывать дорогу слугам. Я иду первым — там могут быть люди Гэфрину.

— Я пойду вместе с вами, — сказал элиран Ведиггу, доставая меч. Он ни на минуту не забывал о своем долге.

— И я, — вдруг тоже достал меч элл Блайжеггу. — Не пристало эллам отступать перед какими-то разбойниками. Ведите нас, элин Мейчон.

* * *

Эту ночь Мейчон запомнил, как одну из самых кошмарных в своей жизни.

Обрушилось все и сразу, за все отвечал он.

Убрать засаду из семи подвыпивших разбойников — это как раз полдела. Даже одна восьмая. Или одна восемьжды восьмая.

А когда весь подземный ход наполнен слугами, женщинами, детьми, когда ничего не видно, когда воздух полон испуганных криков и стонов обгоревших людей, когда впереди завал, а сзади — горячая смерть от удушья…

Разбойники, это так — праздник души.

Мейчон должен был быть и в начале туннеля, и в конце, и посередине. Он благодарил Димоэта, что рядом с ним такие люди как элиран Ведиггу и элл Блайжеггу, которые смогли реально помочь ему. Никогда бы в жизни Мейчон не подумал, что изнеженный придворной жизнью вельможа короля может действовать столь мужественно и быть столь терпеливым…

Из подземного туннеля, в лесу, последние спасенные вылезли когда рассвет уже вовсю заявлял свои права над Луддэком.

Мейчон, посовещавшись с Протту и Райсграйном, решил, что люди из дворца Трэггану поселятся пока кто в близлежащих гостиницах, кто у знакомых и у двух эллов, что присутствовали при Поединке Чести.

Мейчон подошел к кормилице.

— Дай мне малыша, — попросил он.

Все это время он следил, чтобы с кормилицей ничего не случилось, возле нее постоянно находились восемь воинов из охраны Трэггану — не дай Димоэт, затопчут в давке малыша…

Кормилица покорно отдала юного элла Итсевд-ди-Реухала.

Мейчон осторожно взял ребенка и прижал к себе.

Малыш открыл глаза и улыбнулся.

— Гу! — сказал он.

Мейчон улыбнулся ему в ответ, и чуть ли не впервые в жизни почувствовал, что на глаза наворачивается слеза.

Он помотал головой. Он должен быть сильным, вокруг люди, которые с надеждой смотрят на него. Он должен будет вырастить им нового хозяина, восстановить дворец… Да, дел не впроворот. Дел не для воина, увы, но их придется делать ему, Мейчону. Что ж, все во власти Димоэта.

К нему подошел элл Блайжеггу.

— Я знаю прекрасный монастырь для благородных детей, — сказал вельможа. — Вы можете отправить ребенка прямо сейчас. Я напишу рекомендательное письмо настоятелю.

— Благодарю вас за заботу, — поклонился Мейчон. — Я восхищен вашим мужеством и бесстрашием, элл Блайжеггу. Но о малыше я позабочусь сам.

— Как знаете. До свидания.

— Прощайте, — едва слышно прошептал Мейчона.

Он знал куда пойдет сейчас. Он знал, кто будет воспитывать из малыша настоящего человека.

Он — не герой. Он просто хочет жить. Почему людям мало, если их любит один человек, почему они готовы готовы променять любовь на всеобщее, и поэтому равнодушное, восхищение?

Мейчон шел в Замок Пятнистой Розы.

 

ЭПИЛОГ

Перед огромным магическим зеркалом стояло пять кресел.

В центральном кресле с непроницаемым лицом сидел Йин Дорогваз и не отрывал глаз от зеркала. Он будет так сидеть, пока все не закончится — он не будет спать, и лишь изредка протянет руку, чтобы выпить кружку крепкого мясного бульона.

Два кресла с правой стороны были пусты; крайнее, предназначенное Мейчону, пустовало всегда.

В кресле слева, усевшись на подлокотник и поставив ноги прямо на сиденье, уставился в зеркало семилетний мальчишка. Он весь был там, где одинокий воин шел через опасности к победе. Единственное, о чем он думал с ужасом, так это, что когда стемнеет за окном, его прогонят спать. Но с рассветом он снова будет здесь.

На краешке крайнего кресла сидела Сейс. Под просторным платьем угадывался набухший живот. На лице появились прыщики, но для Мейчона это лишь еще больше красило ее — наконец-то у них будет ребенок.

В зеркале они видели, как Мейчон пробирается по Льду Терпения.

В общем-то, это было долго и скучно для зрителей. Испытание лишь для воина. Обычно они не смотрели на прохождение Льда Терпения.

Но сейчас-то шел Мейчон!

Лед Терпения Йин Дорогваз придумал в своем Лабиринте для шибко горячих смельчаков, жаждущих схваток и славы.

Тонкая полоска льда — всего в ступню шириной. И восемь димов длиной. По обе стороны, сколько хватает взгляда, простирается спокойная гладь убивающей воды. На два пальца всего выступает ледяная полоска. Первое прикасание к воде продирает холодом все тело так, что долго потом стоишь, стараясь унять бешено бьющееся сердце. Второе прикасание к воде смертельно. И воин должен долго и нудно переставлять ногу к ноге, чтобы добраться до твердой почвы и идти завоевывать меч Дорогваза через огонь и смертельные ловушки.

Смертельные там, в Лабиринте. Всех, кто погибает на тропе Мужества и Бесстрашия, Дорогваз оживляет. Он не хочет смерти.

Но в Реухале, как он и предполагал, это место так и зовут — Лабиринт Смерти.

Первое время желающих завоевать меч Дорогваза, выставленный пред Замком Пятнистой Розы, было хоть отбавляй. Сейчас смельчаки идут реже. Но не только отчаянная отвага и умение убивать необходимы, чтобы получить заветный меч. Терпение и мудрость, стойкость и сила духа.

Дорогваз ни мгновения не сомневался, что испытание Льдом Терпения Мейчон преодолеет. Как и большинство следующих. Но в конце…

Мейчон в четвертый раз шел по Лабиринту Смерти.

* * *

Мейчон проснулся сразу — свежим и отдохнувшим. Он находился в у Быстрых Мечей, одном из самых опасных мест.

Кангэрру и Сейс рассказывали, что здесь гибнут почти все смельчаки.

Мейчон никогда не смотрел на других в магическое зеркало Дорогваза. Он сам должен пройти Лабиринт Смерти, сам разгадать все ловушки, сам победить всех чудовищ и пройти по волоску над пропастью. И он сделает это.

Путь преграждали плавно и беззвучно раскачивающиеся из стороны в сторону огромные мечи. Только воображение Дорогваза могло придумать такое — мечи были шириной с три локтя и высотой… Очень высокие. И их было много, один за одним — больше восьмижды восьми. Раскачивались они по разному и даже с разной скоростью, едва не касаясь земли. Но рассчитать их движение и проскочить мимо можно было. В прошлый и позапрошлый разы Мейчону это удалось.

Он открыл сумку и достал завтрак и флягу с водой.

Больше всего раздражала эта беззвучность — полная тишина и движение невероятных мечей.

Мейчон вдохнул полную грудь — какой тут чистый воздух, в отличие от других мест Лабиринта Смерти.

Он достал свой меч и принялся копать канаву. Он не торопился — у него в запасе времени сколько угодно. Он знал, что потом будет сад, где он сможет вдоволь отъестся и набрать фруктов впрок. Но до сада надо еще добраться. Сразу за Быстрыми Мечами смельчаков поджидает чудовище, немного напоминающее злого из гор Северного Оклумша. И нет времени приготовиться для атаки и некуда отступать — позади холодные смертоносные равномерно раскачивающиеся полосы стали.

В прошлые разы Мейчон все-таки справлялся с монстром и доползал до сада. И в позапрошлый раз он умер там от ран… На ошибках учатся.

К полудню он выкопал канаву и вылез с другой стороны Быстрых Мечей.

— Эй! — громко крикнул он.

Ответом был звериный рев.

Мейчон юркнул в свою канаву и быстро пополз обратно. Выполз с другой стороны и снова крикнул:

— Э-ге-гей!

Огромное чудовище с маленькими мозгами ринулось вперед не разбирая дороги.

Мейчон победно усмехнулся.

— Молодец, — удовлетворенно кивнул Дорогваз. Там, в замке, у волшебного зеркала, сидя в удобном кресле.

* * *

Мертвый монстр, который уже по счету — разве всех упомнишь? — вонял настолько сильно, что к нему нельзя было подойти. Мейчон сверху скинул ему на голову камень и размозжил череп. С мечом на него идти было бессмысленно.

Что правда, то правда, одной отваги и ловкости мало, чтобы пройти Лабиринт Смерти. Здесь нужно полное напряжение всех способностей. Хотя, как говорил Кангэрру, Дапро именно мечом убил этого монстра. Да и сам Мейчон в прошлый раз шел на него с мечом. Но тогда он его не убил, убежал, оставляя за стеной.

После этого подземелья начинается пустыня. С чужим злым солнцем, которое убивает. Там Мейчон в прошлый раз и погиб.

Что в Лабиринте дальше, он не знал.

Преодолевая брезгливость, Мейчон вспорол убитому монстру брюхо и начал сдирать шкуру. Шкура была скользкая и отвратная, но стоило ли заходить в Лабиринт, чтобы отступить перед вонью и слизью.

Наконец Мейчон вместе с вонючей огромной шкурой подошел к выходу из подземелья. Оранжевое солнце казалось тихим и добрым. Но второй раз Мейчона не обманешь. Он залез под шкуру и пополз.

Ползти было очень долго, Мейчон рассчитывал только на свое умение ориентироваться — вдали он видел горы, там и выберется из-под пахливой шкуры…

— Он дойдет, дядя Йин! — торжествующе воскликнул мальчишка у зеркала. — В этот раз он точно дойдет.

Дорогваз улыбнулся мальчику, но ничего не ответил.

* * *

Мейчон сорвал обломок металлической правой руки, сломанной двумя поверженными получеловеками с поросшими зеленой шерстью лицами. Придется заказывать у мастера Клегга еще одну. Правда, у него в Замке Пятнистой Розы уже была приготовлена на всякий случай запасная. Железная рука, изготовленная Клеггом, почти заменяла настоящую, но часто ломалась, да…

Он был почти у самой цели.

Там вдали, наверху, в приятном розовом сиянии был воткнут меч Дорогваза, названный «Салисбур» в честь какой-то девушки, которую Мейчон не знал. Позади были Ворота Славы — выход в Замок Пятнистой Розы.

Мейчону было известно, что за ним наблюдают. И не только в зале. Огромное магическое зеркало было также установлено на наружной стене Замка Пятнистой Розы.

О том, что сам Мейчон снова пойдет в Лабиринт Смерти ходили слухи давно и сейчас, наверняка, огромная толпа зевак и воинов, которые сами хотят пройти Лабиринт, собралась у стены замка. Кто ж пропустит такое зрелище?

Мейчон знал, что этим также помогает Дорогвазу в его, непонятных Мейчону, целях.

Он не торопился вступить на узкую крутую лестницу, невероятной змеей извивающуюся вдоль стены. Внизу краснели раскаленные камни. Вверху была победа. Он не торопился, прекрасно понимая, в каком напряжении находятся зрители у магических зеркал.

Осталось чуть-чуть. Совсем чуть-чуть. Вон он — меч Дорогваза.

Не хуже, но и не лучше того, что сейчас у него на боку. Ему не нужен второй меч, Дорогваз предлагал подарить «Салисбур» еще в прошлый раз, когда Мейчон погиб в пустыне. Мейчон отказался. Ему нужна победа. Ведь Дапро же прошел в Ворота Славы. Да, единственный на всем Аддакае, кто сумел это сделать. И теперь Дапро по заслугам носит меч Дорогваза на боку. Дапро прошел. И он, Мейчон, пройдет.

Он бесстрашно ступил на лестницу, держа наготове меч.

* * *

Из-за последнего поворота из стены медленно выползло огненное облако. Оно не было опасным, такие уже попадались на пути. Надо было лишь отступить и терпеливо ждать, пока облако проплывет мимо.

Мейчон инстинктивно сделал шаг назад, позабыв, что ступени узкие, а он только что вышел из-за поворота.

— Дядя Йин! — в ужасе закричал мальчик. — Помоги же ему!

Никто не видел, как Дорогваз сжал пальцами подлокотник кресла. Это он летел вместе с Мейчоном с головокружительной высоты на раскаленные камни.

* * *

Мейчон открыл глаза и сразу увидел лицо Сейс.

— Я люблю тебя, — сказала она. — Ты — герой. Не Рыжебородый Онург, не Клест из Фиинтфи. Ты!

Мейчон лежал на своей постели под мягким одеялом. Его пробуждения ждали Сейс и Кангэрру. Йин Дорогваз стоял у окна и глядел на недоступный для него Город Городов.

— Как ты себя, чувствуешь? — спросил Мейчон у Сейс. — Все нормально?

— Да, все хорошо. Скоро у нас будет мальчик. Наконец-то.

— Или девочка, — улыбнулся Мейчон.

— Дядя Йин, ты почти прошел, — воскликнул Кангэрру. — Почти прошел!

— В следующий раз я обязательно пройду, — улыбнулся Мейчон сыну Трэггану, владельному эллу Итсевд-ди-Реухала и Реухал-ди-Кремана.

— Да, Мейчон, — отвернулся от окна Дорогваз. — В следующий раз ты обязательно пройдешь.

Раскрылась дверь. Появился привратник. Уже не магический получеловек, а нормальный житель Реухала, просто хозяин у него не такой как у всех.

— Кто пришел? — спросил привратника бывший бог.

— Двое купцов с Торговой площади. Просят вас помочь им в очень запутанной истории.

— Проводи их в зал, — приказал Дорогваз и снова повернулся к Мейчону: — Поправляйся. Мне понадобится твоя помощь.

Мейчон кивнул и закрыл глаза, он был еще очень слаб.

Дорогваз вышел из спальни.

— Дядя Мейчон, а здорово ты придумал с чудовищем у Быстрых Мечей! — сказал мальчик.

5.11.1996