Рассвет в горах северного Оклумша всегда наступает внезапно.

Мгновения назад лишь сторожевые костры очерчивали границы стоянки, не разгоняя, а подчеркивая непроглядность ночи. И в миг все изменилось — бесчинство красок овладело миром.

Трэггану, склонившийся на коленях у быстрого ручейка, встал, вновь досадуя на себя. Как ни готовился, все равно самый первый миг он всегда пропускал. А ведь накануне дал себе слово, что уж в этот-то раз не прозевает чудный час рассвета, чтобы было о чем вспоминать дома, в долине. И место для наблюдения выбрал прекрасное, и встал раньше всех — лишь дозорные зябко ежились у костров. Думал, успеет ополоснуть лицо после чуткой дремоты — ан нет.

Горы Оклумша всегда обманут — проклятые Димоэтом места, злые. Но красивые. Очень.

Впрочем, после многих дней утомительного пути, зачастую даже без намека на подобие дороги, на местные красоты перестаешь обращать внимание. А в начале похода, когда весь настороже, когда скалы еще дрожат после родов, когда опора в любой момент может уйти из под ног — тогда тем более не до природных чудес, надо искать чудеса злой магической силы. Чтобы уничтожить в зародыше, чтобы не пустить всеистребляющую гадость в родные края.

Трэггану стряхнул водяные капли с не очень еще густых усов и бороды и осмотрел палатки. Лагерь просыпался — никакой команды не требовалось, Оклумш спящих не любит. Послышались быстрые благодарственности Димоэту за спокойную ночь; дежурные заторопились к ручью, чтобы набрать воды для утренней похлебки.

Тяжелый поход заканчивался — до долины, откуда прямой путь до родных замков, оставалось не более двух-трех восьмидневий пути. Поход можно вполне считать успешным — три яйца нерожденных чудовищ, тщательно обмазанных магической смолой и уже безопасных, но имеющих огромную ценность, покоились в заговоренном сундуке командира отряда на шкурах собственных родителей, которых, правда, было две — третьего, последнего монстра, завалить не смогли. Восьмилапое чудовище, имени в народе не имеющее, а называемое попросту: «злым», загнали в пропасть и забросали камнями, поскольку с тыла напали горцы, защищая свое божество и пришлось отбиваться на два фронта. Потом, после битвы, по указанию смертельно раненого отрядного мага, несколько дней кипятили смолу в походных котелках и заливали ею камни образовавшегося надгробия восьмилапого монстра.

А еще отряд нес три сундука шкур бесплодных монстров, найденных мертвыми. И каждая такая шкура означала несколько дней тщательного обследования окрестных гор — вдруг чудовище снесло яйцо и, выпестовав, отправилось умирать.

Раз в несколько лет, иногда в пять, а иногда и через год-два, огромная горная страна, защищающая Махребо от безжалостных северных океанских ветров, приходит в движение. Горы обрушиваются внутрь себя, на их месте стремительно вырастают новые вершины, стремящиеся достать облака, затем трескаются от собственной тяжести, обрушиваются и вновь вырастают, и вновь обрушиваются…

В эти дни происходят Роды Зла. Из неведомых недр в скалах Оклумша появляются маленькие восьмилапые монстрики со сверкающей белоснежной шерстью и набирающие полную силу всего за восемьжды восемь дней. И тогда наиболее сильные из них, сумевшие выжить, откладывают яйца. Необычайно прозрачные, словно янтарные, эти яйца способны зачаровать человека своей красотой и спокойствием, поэтому на них нельзя долго смотреть.

Из этих яиц, если их вовремя не найти, не обезвредить, не подавить магическую силу, вырастут чудовища, которые, невероятно быстро размножаясь, спустятся с гор в долину и уничтожат все живое на своем пути. Они набирают силу и мощь, питаясь чужими жизнями, и не брезгуют убивать друг друга, когда людей в округе уже не остается. А затем идут дальше и дальше к югу, к океану Намшелфа, превращая цветущий материк в обожженный, безлюдный край. А захватив Махребо, кто знает, может и на весь мир падут страшным проклятием… Если Димоэт с Семью Богами не остановят…

Пограничные крепости вполне справляются с набегами разбойничьих горных племен, поклоняющихся злым чудовищам, Димоэта не признающих, и поэтому всегда стремящихся отомстить погубителям своих жутких божеств. Но если случится страшное, то эти крепости будут раздавлены, как детские песочные города.

Нашествие зла на Махребо случалось лишь единожды и было то в незапамятные времена. Лишь легенды, да огромные янтарные валуны с навечно вмершими в них чудовищами напоминали о прошлом. В стране Трэггану, в двух днях пути от замка отца, тоже имелся такой камень — чудовища в нем было почти не разглядеть, скрутила его много веков назад мощь Димоэта так, что голову от лап не отличить. Но отвращение и ужас оно вселяет в человека до сих пор.

Чтобы не допустить подобного бедствия, после каждых родов гор в Оклумш отправляются отряды со всех стран материка. А иногда и из других материков к отрядам присоединяются смельчаки в поисках приключений и славы. Только Оклумш легкомысленных не любит. И вернуться после похода без потерь редко удается. Если вообще удается вернуться.

Командир отряда, опытный Холкм, для которого нынешняя экспедиция в горы уже седьмая, мог быть довольным — отряд потерял всего тридцать восемь человек (правда, один из погибших — маг, без которого дальнейший поход становился бессмысленным). И в качестве трофея для короля — три драгоценных яйца.

Зародыш зла было очень трудно обнаружить, еще труднее убить охраняющего его восьмилапого родителя, да и появлялось яиц во всем Оклумше не более двух-трех восьмерок. Поисковые же отряды отправляло каждое королевство континента, а граничащие с горами области снаряжали даже по несколько. Одно яйцо для отряда считалась огромным успехом, а уж на королевское вознаграждение за три трофея, самый распоследний воин отряда сможет гулять в кабаках столицы почти столько же дней, сколько провел в походе. Осталось за малым — живыми вернуться в долину.

И, в предвкушении торжественной встречи дома, можно позволить себе полюбоваться небывалым в долине рассветом.

— Элин Трэггану! — раздался неподалеку голос слуги Холкма. — Командир зовет!

Молодой воин одернул на себе куртку, провел ладонью по волосам, хотя толку от этого жеста не было никакого, оправил перевязь и отправился к палатке главы отряда.

Около палатки стоял Мейчон, в терпеливом ожидании сложив руки на груди.

Трэггану приветственно улыбнулся бывшему однокашнику.

Несколько дней назад их отряд повстречал горстку изможденных людей, предводительствуемых Мейчоном. Это был остаток велинойского отряда. Ночью не досмотрели дозорные и на стоянку напали беспощадные горцы, мстившие за надругательство над божеством. Мейчон с восемью воинами и магом были в разведке и, вернувшись, обнаружили лишь разоренный лагерь и обнаженные трупы. Унесено было все, что можно взять, вплоть до переносных палаток. Завалив камнями павших товарищей, осиротевшие голодные разведчики повернули к югу, не надеясь выбраться в долину — без пропитания, с одними мечами, в полных опасностей горах десять человек практически не имеют шансов выжить. Маг чувствует чудовищ, иногда — хищников и горцев, но искать лужайки с питательным велесом не умеет, для этого необходим следопыт, умеющий говорить с камнями. Но выживает тот, кто не теряет надежды. Или не сдается, когда надежда умирает. Отчаявшимся разведчикам повезло — они встретили отряд королевства Итсевдского, с добычей возвращавшегося домой.

Старый Холкм все равно принял бы разведчиков под свою защиту, хотя повелители Итсевда и Велинойса не шибко жаловали друг друга и на границах постоянно происходили ожесточенные стычки. В Оклумше обитал общий враг, перед которым меркнет мелкая вражда. Тем более, что свой маг погиб, а возможность встретить «злых», хотя и была уже ничтожно мала, но существовала. А тут еще Трэггану, начавший поход по юности лет простым восьмериком, но, благодаря личной отваге и наблюдательности, назначенный одним из восьми помощников командира, признал в Мейчоне товарища по военному монастырю.

Ответив на кивок друга учебных лет, Трэггану поднял полог палатки и вошел. Там, кроме командира и его старшего помощника, сидел маг, пришедший с Мейчоном.

— Здравствуй, элин Трэггану, садись, — предложил Холкм хриплым от сна голосом. — Светлый маг Игшпрод говорит, что плохо спал, чувствует что-то злое не более как в двух часах пути отсюда. Он утверждает, что это яйцо зла.

— Прошло столько времени после родов и он чувствует яйцо зла? — не выдержав, удивленно воскликнул Трэггану. — Да почти у самых границ долины?

— Я чувствую — это зло, — угрюмо ответил маг.

Он не знал наречия Итсевда, но, как и любой маг Аддакая, прекрасно говорил на языке Реухала.

— Да, я тоже сомневаюсь, что это яйцо, — кивнул командир на реплику Трэггану. — Скорее всего какой-нибудь бесплодный, умирающий монстр… Или горцы. Среди них есть шаманы, которые могут распространять вокруг себя беспокойство. Если это одно из черных племен, то необходимо уходить немедленно и быть настороже.

— А если это… — подал было голос старший помощник Холкма.

— В любом случае необходимо проверить, — оборвал его командир. — Сегодня, как и собирались, будем рубить найденный следопытами велес. Элин Трэггану, возьмешь свою бывшую восьмерку и отправишься вместе со светлым магом и Мей…

— Мейчоном, — подсказал Трэггану.

— Да, элином Мейчоном, старшим их отряда, твоим знакомцем. Проведете разведку. Если это горное племя, особенно из черных, немедленно возвращаться, в бой не вступать.

Трэггану прекрасно понимал мысли своего командира. Маг — не из его отряда, подданный другого короля. Что будет, если маг с людьми Мейчона сам пойдет в разведку и вдруг все-таки там окажется драгоценное яйцо? Монстра-родителя придется убивать всему отряду Холкма, вдесятером не справится никто, а как делить драгоценный трофей, если велинойцы первыми найдут? Во избежание недоразумений Холкм и отправляет его, как старого товарища Мейчона, а якобы для безопасности еще и восьмерку приставляет. Чтобы потом не пришлось отвечать перед королем за недоставшееся ему магическое яйцо.

— Но ведь восьмерка не полная, — вспомнил вдруг Трэггану.

Во время похода, двое бойцов погибло, а новых взять было неоткуда.

— Вилд подберет тебе недостающих, — кивнул Холкм в сторону угрюмого воина. — Отправляйтесь прямо сейчас, позавтракаете в дороге.

— Слушаюсь, — сказал Трэггану, вставая.

— Светлый маг Игшпрод, прошу вас проверить ваши подозрения и сообщить нам, — вежливо сказал Холм велинойцу на языке Реухала.

Тот кивнул и тоже встал. Он также прекрасно понимал ход мыслей командира Итсевдского поискового отряда, но не в том был положении, чтобы спорить.

Через четверть часа маленький отряд, ведомый Игшпродом, вступил на почти неприметную звериную тропу. Трэггану и Мейчон замыкали шествие, на ходу откусывая от свежесрубленных ломтей велеса. За эти последние несколько дней они вспомнили всех учителей и все забавные истории учебных времен и сейчас шагали молча. Но неизъяснимым образом они чувствовали тепло, от присутствия старого товарища, на которого можно положиться в трудную минуту. И их ничуть не смущало, что у одного было по пять пальцев на руках, а у другого — по четыре.

Шли долго. Маг Игшпрод, бормоча под нос какие-то заклинания, уверенно вел маленький отряд все выше и выше в горы. Под ногами заскрипел снег, начал продувать ветерок — не самый сильный, не из тех, которыми славится Оклумш, но все равно неприятный. Трэггану поплотнее запахнул на груди куртку.

— Посмотри, Мейчон, там, — указал пальцем Трэггану. — Видишь, за той скалой, кажется, пещера. Не утроба ли это?

— Чую, чую зло! — закричал маг, указывая полусогнутым пальцем совершенно в противоположную сторону — туда, куда сворачивала тропинка.

Мейчон сделал несколько шагов назад, чтобы лучше видеть, вгляделся в зияющую дыру и кивнул.

— Да, похоже на утробу. И, кажется, звериные следы различаю.

Чудовища, рождающие яйцо зла, редко выползали из своих пещер, они запахом приманивали хищников к себе и убивали одним ударом мощной лапы. Трэггану и Мейчон прекрасно знали их повадки.

— Светлый маг Игшпрод, — обратился Трэггану на языке Реухала, — не кажется вам, что зло остается сзади? Вы не могли ошибиться?

Игшпрод посмотрел на Мейчона, потом на главу маленького отряда. Перевел взгляд в сторону, указанную Трэггану. Пробормотал что-то под нос, размышляя.

Трэггану и Мейчон подошли к нему ближе, терпеливо ожидая ответа. Восьмерка бывалых воинов уселась в ожидании, кто на камни, кто прямо в снег.

Налетел очередной порыв ветра, сбив магу волосы на глаза. Тот поежился от холода, откинул быстро прядь с глаз и, зажмурившись, бормотал свои заклинания. Игшпрод был уже в зрелом возрасте и больших высот в жизни не добился — в горы маги выше третьей грани не ходят, невместно.

Наконец маг открыл глаза и посмотрел на предводителя отряда.

— Не знаю, элин Трэггану, — честно ответил он.

Не стал разыгрывать представление, настаивая на своем, не стал ссориться. Он понимал, что его дело маленькое — живым добраться до долины. И поэтому надо слушать воина, отправленного опытным командиром. Хоть и юн на вид Трэггану, но такой же юный Мейчон вывел отряд из лап смерти когда выхода, казалось, не было.

— Я чую зло там, — маг по прежнему указывал в другую сторону. — Но я не знаю.

Трэггану бросил быстрый взгляд на старого друга. Тот кивнул.

— Идем, посмотрим пещеру, — решил Трэггану.

Воины сразу вскочили на ноги. Мейчон достал меч. Трэггану последовал его примеру и, осторожно выбирая путь, первым двинулся к таинственной пещере. Пришлось попрыгать с камня на камень, но после года, проведенного в Оклумше, такие упражнения давно стали привычными и обыденными.

— Трэггану, ты прав, — наконец сказал Мейчон. — Вон след злого.

От пещеры влево отчетливо просматривался след грузного чудовища — кустарник был сплющен, снег утрамбован.

Разведчики приблизились к логову.

— След вчерашний, — решил Трэггану. — В пещере никого нет.

— Я говорил, зло — там! — воскликнул маг, не сумевший скрыть торжествующие нотки в голосе.

— Светлый маг Игшпрод, — спросил Трэггану, — магическая смола у вас с собой?

— Конечно, — не понял маг вопроса, продолжая указывать на северо-восток, — а что?

— В пещере, скорее всего, лежит яйцо зла, его необходимо обезвредить, — сказал Трэггану.

Игшпрод сразу стал серьезным.

— Да, элин Трэггану, я готов к обряду, — ответил он и сделал жест воину, которому было поручено нести мешок мага.

— Виррану, Дьянку и Малаир, — распорядился Трэггану, — бегите к командиру Холкму и скажите, что обнаружен след злого. Хотя нет, Малаир, останься, дойдут вдвоем. Лучше пока приготовь факел. Виррану, мы обезвредим яйцо и будем дожидаться отряд здесь, чтобы идти по следу.

Два воина бывшей восьмерки Трэггану молча кивнули и поспешили в обратную сторону, прекрасно понимая, что от них сейчас зависит очень многое — обсудить и поделиться впечатлениями с товарищами можно будет потом, ночью перед сном. Если останутся живы, конечно. Об осторожности в пути Трэггану их не предупреждал — лишнее.

Оставшиеся воины с обнаженным оружием встали у входа в пещеру.

Трэггану и Мейчон с факелами в одной руке и мечами в другой вошли в зияющую черноту, откуда доносился резкий запах, который ни с чем не спутаешь. Сосредоточенный маг шел следом — наступал его час, то, к чему готовился всю жизнь, ради чего пошел в горы. Он знал — любая ошибка дорого обойдется. И хотя он прекрасно помнил ритуал и совершал его уже несколько раз, все равно волновался.

Они обошли все закоулки пещеры, углубляясь в норы, некоторые из которых имели протяженность до восьмижды восьми локтей, но заветного, проклятого яйца зла не находили.

— Может, мы опоздали? — озвучил общую тревогу Мейчон.

С момента родов прошло больше года. Чудовищный родитель покинул пещеру, возможно, отправился умирать… И что тогда делать, и где вылупившийся из яйца монстр, и что будет с ними, с отрядом, с миром?.. Об этом никто из троих думать не хотел.

— Вот оно! — с облегчением вздохнул Трэггану, свет его факела упал на лежащий поверх холмика из мелких камушков идеально круглый шар размером чуть больше кулака рослого бойца.

Как из этой мелкой икринки может родиться погибель всему живому?! Странно и удивительно, трудно поверить. Но мало ли в мире странного и удивительного…

— Светлый маг Игшпрод, выполните ваш долг, — попросил-приказал Трэггану.

— Димоэт милостивый, что с ним?! — воскликнул пораженный маг, поднеся факел к найденному предмету. — В жизни ничего подобного не видел. И даже не слышал.

В едва разгоняемом факелами мраке пещеры разведчики всмотрелись в найденное яйцо. Оно не было янтарным — наливалось зловеще-кровавым цветом, а внутри четко просматривалось черная клякса от которой во все стороны исходили изломанные ниточки — словно трещинки.

— Светлый маг Игшпрод, выполните ваш долг, — повторил Трэггану слегка дрогнувшим голосом. — Вам нужна наша помощь?

Юный воин еще ни разу не присутствовал при магическом ритуале лишения жизни яйца зла. Ему было страшно и любопытно одновременно. Очень страшно — а вдруг яйцо именно сейчас оживет? Оно уже пробуждается к жизни, ясно же…

— Да, — хрипло сказал маг, развязывая свой мешок. — Мне нужно еще света. Принесите факелов. И как можно больше.

Мейчон отправился к выходу из пещеры.

Трэггану с трудом отвел взгляд от страшного яйца — сказано ведь, нельзя на него долго смотреть, зачарует. Он с силой сжимал рукоять меча, готовый в любое мгновение пустить оружие в ход. И старался унять биение сердца, ему казалось, что даже маг слышит звуки частых ударов.

Игшпрод же не обращал на Трэггану ни малейшего внимания, он весь сосредоточился на предстоящем обряде. Он достал из мешка священный октаэдр Димоэта и произносил магические заклинания, готовя его к действу.

Вернулся Мейчон с одним из воинов. Они зажгли наспех сделанные факелы и по знаку мага воткнули в землю вокруг яйца. Они не обращались к Игшпроду с вопросами — если что потребуется, он скажет сам.

С мольбой о помощи к великому Димоэту и ставленнику его в Махребо, Намшелфу, Игшпрод разломил пополам священный магический октаэдр и одну из половин положил на землю рядом. Вторую разделил на четыре пирамиды, у каждой были разноцветные грани: белая — воздух, синяя — вода, красная — огонь и черная — земля. Расставил четыре священные пирамидки вокруг яйца и начал сверху сыпать на зародыш зла мелкий порошок.

Трэггану отвернулся — не стоит воину долго смотреть на магическое таинство, чтобы не помутиться разумом. Его дело — сражаться.

Когда Трэггану, одолеваемый необоримым любопытством вновь повернулся, Игшпрод уже покачивался на ногах от изнеможения, но не переставал руками управлять магическими пирамидами. Куча мелких камней осыпалась, превратившись в пыль, а пирамиды сходились друг к другу, двигаемые силой Димоэта, и яйцо зла уже покоилось на четырех вершинах, дрожало и переливалось. Игшпрод неустанно произносил слова заклятий, смысл которых Трэггану не понимал. То есть слова знакомые, а вместе не увязываются. Потому, что Трэггану не маг, нет у него таинственных способностей. Он — воин.

В пещере было прохладно, но у мага от напряжения по щекам катился пот и у него не было ни секунды, чтобы отереть лицо — он сражался. Сражался со злом на своем фронте. Если он потерпит поражение, то умрет, а сражаться придется этим юношам, Мейчону и Трэггану, и они, наверняка, погибнут тоже. И сколько еще будет загублено жизней, если он потерпит поражение… Пусть лучше он погибнет от напряжения всех своих магических и физических сил, но победит это самое трудное в его жизни средоточие зла, готовое в любой миг проснуться и мстить людям за своих собратьев.

Наконец вокруг яйца полыхнуло голубоватое облако и стало оседать. Яйцо уже не дрожало — от него веяло спокойствием и заточенной внутри силой.

Игшпрод согнулся пополам и если бы не подоспел Мейчон, упал бы рядом со сломленным и уже почти безопасным яйцом зла.

— Все, элин Трэггану, — с трудом выговорил маг. — Его можно брать, только оно еще очень горячее.

— Тогда уходим из пещеры, — быстро решил Трэггану.

Его стало тошнить от неприятного резкого запаха, оставленного монстром, захотелось на чистый холодный воздух. Странно, но мгновения назад он этого запаха даже не ощущал.

Мейчон не отводил взгляда от побежденного яйца зла, в неверном свете факелов оно казалось прекрасным.

Трэггану подошел к яйцу, вывернул пояс, вынул оттуда оставшиеся ломти велеса (сейчас выйдут на свежий воздух и подкрепится) и осторожно протянул руку к драгоценности, которую он обязан уберечь во что бы то ни стало, доставить командиру отряда, чтобы тот преподнес королю Итсевда. Сейчас он отвечал за яйцо головой.

Яйцо зла действительно оказалось горячим, но не обжигающим. Трэггану сунул его в сумку пояса и плотно прикрыл. Все, в пещере больше нечего делать, скорее на свежий воздух!

— Элин Трэггану! — от входа в пещеру заорал Малаир. — Элин Трэггану! Злой возвращается!

Слава Димоэту, успели обезвредить яйцо — прожигает сквозь толстую ткань пояса и поддевки аж до самой кожи.

— Быстро из пещеры! — распорядился Трэггану, подбегая к ослабевшему и еще не пришедшему в себя магу. От волнения воин говорил на родном языке. — Если мы не успеем выскочить, нам конец.

Да, в пещере грузное, но чрезвычайно проворное и сильное чудовище их уничтожит. Даже если забраться в один из длинных лазов, все равно достанет гибким подвижным языком с ядовитыми присосками.

Выбежав на воздух, они не увидели, а услышали, откуда приближается монстр. Яркий солнечный снег, отражался от снежных вершин и слепил глаза.

Шесть воинов, оставленных у входа в пещеру стояли, приготовив оружие к бою.

— Бегите на тропу! — распорядился Трэггану. — Будем заманивать его навстречу отряду.

Одно дело прыгать с камня на камень не спеша, выбирая место куда ступить, другое — когда в каждое мгновение из-за нагромождений скал вывернет разъяренное чудовище, словно почувствовавшее, что его гнездо разорено.

— Идемте же, светлый маг, идемте! — взмолился Трэггану к едва дышавшему Игшпроду.

— Там, — едва переводя дыхание, указал на тропу тот, — там зло, я чую!

— Да что вы говорите! Неужели не слышите, как приближается оттуда? Идемте же.

Маг едва шевелил ногами, раздражая Трэггану своей медлительностью.

— Там зло тоже! — настаивал Игшпрод.

Воины почти одновременно выпустили стрелы в появившееся из-за скалы чудище. Стрелы скользнули по короткошерстной удивительно прочной белой шкуре, не причинив монстру ощутимого вреда. Он встал на две задние лапы, головой поднявшись выше скалы и тонким, закладывающим уши голосом, странным для такой громадины, огласил окрестности. Первый раз Трэггану дивился этому высокому крику, но сейчас было не до того — Игшпрод не мог быстро бежать, тем более по камням, а потерять мага, к тому же подданного велинойского короля, Трэггану, как глава восьмерки не мог.

И тут, словно подтверждая слова Игшпрода, в ответ на призыв чудовища откуда-то издалека, из-за тропы, по которой они пришли, раздался другой тонкий разъяренный крик.

— Я возьму второго на себя! — крикнул Мейчон на бегу. — Завлеку его в другую сторону!

— Будь осторожней! — крикнул Трэггану другу, продолжая тянуть за собой мага. — Малаир, беги с ним! Пойдемте же, светлый маг, пойдемте! Выберемся на тропу и спрячем вас, дальше наше дело.

Чудовище приближалось. Второй парой лап, длинных и мускулистых, оно захватывало камни и подтягивало грузное тело вперед, неумолимо приближаясь к маленькому отряду. Воины, прикрывая своего командира, выпускали стрелу за стрелой, но попасть в глаза, чтобы причинить злому чувствительную боль, не удавалось.

Не выдержав, Трэггану убрал меч в ножны, взвалил мага на себя и, покачиваясь, поспешил к тропе. На тренировках в монастыре было такое упражнение — взять на плечи товарища и прыгать с камня на камень. Почти как сейчас… Но тренировка… это тренировка, жизни ничто не угрожает.

Нога подвернулась и он едва успел в падении вытянуть руки, принимая удар на себя, чтобы маг не ударился головой о камни; его жизнь для Трэггану была сейчас чуть ли не дороже собственной.

Игшпрод упал рядом и застонал, поднимаясь на четвереньки.

— Все в порядке? — тревожно спросил Трэггану, доставая из ножен меч.

Он не знал, насколько повреждена нога, но сдаваться просто-так не собирался.

— Да, — простонал маг. — Я могу идти.

Трэггану встал на ноги. Болело ушибленное колено, но двигаться без посторонней помощи он мог.

— Басену, Тинр, помогите светлому магу! — распорядился Трэггану.

Чудовище ревело не переставая. Не ревело даже, скорее пищало, но назвать писком столь грозный звук… Трэггану, прикрывая бойцов, ведущих к тропе изможденного мага, пятился, не отводя взгляда от монстра, стараясь огибать валуны покрупнее и не споткнуться о более мелкие.

Злой был уже совсем близко. Один из бойцов подбежал к Трэггану, чтобы вдвоем дразнить монстра, чтобы тот не знал на кого напасть на первого. Старый прием, испытанный…

Снег, предательский чистый и веселый с виду, хрустнул и Трэггану почувствовал, что почва уходит из под ног. Может, естественное ущелье, может ход, прорытый камнеедом, может еще что… Проклятые пустоши, в Оклумше нельзя терять бдительности ни на мгновенье!

Трэггану успел выпустить из рук меч и вцепиться в какой-то каменный выступ. Поднял голову — до края обрыва не менее двух человеческих ростов. Вниз, судя по падению камешков, куда как больше, может до самого сердца земли…

— Элин! — услышал он возглас воина своей бывшей восьмерки и даже увидел конец брошенной ему волосяной веревки, но тут же что-то огромное наползло на расселину, закрыв небо и осыпав вниз град камней.

До Трэггану донесся — или показалось? — предсмертный крик его бойца.

В то же мгновение один из камней ударил по темени и пальцы разжались.

* * *

Падал он целую вечность и какие-то розовые птицы нечетких очертаний сопровождали его, кружась и издавая странное курлыканье. Он прорывал собой плотные облака и падал, падал, падал…

Наконец он достиг земли и успокоился; лежал и не хотел вставать. Он собирался лежать так всю жизнь.

Но тут подошел мужчина в просторных одеждах и протянул руку.

«Пойдем, сын, я покажу тебе мир,» — сказал он.

Трэггану поднялся, на душе его было удивительно хорошо. От удара левая часть тела отнялась, окаменела и рука рассыпалась в прах, словно глиняная. Но в правой он держал меч.

«Да, — ответил он. — Я иду.»

И он пошел за своим проводником сквозь мрак неведомья. Стены подземелья рухнули перед ними, ослепив Трэггану зеленью деревьев и синевой моря, смешанной с красками жизнеутверждающего рассвета.

«Вот твой мир, — сказал отец. — Иди!»

«А ты?»

«Мне нет дороги в мир живых. Но ты сын, должен отомстить за меня. Помни об этом, каждый день, Вэмбреггану. Пусть в сердце твоем живет только месть, сын мой. Иди!..»

* * *

Трэггану вздрогнул и открыл глаза.

Левая половина тела от неудобной позы затекла и ныла. Он провел рукой по лбу, стряхивая остатки сна.

Перед ним на огромном письменном столе лежал ворох книг, свитков и списков. Толстенная квадратная свеча с восемью фитилями выгорела почти наполовину.

Новый хозяин просторного кабинета отодвинул кресло и встал. Потягиваясь, подошел к окну и разомкнул деревянные створки.

Над Реухалом вставало солнце. Даже не вставало, а лишь начало разгонять мрак ночи и чуть золотить небо. Трудолюбивый город еще спал, что случалось довольно редко — только когда аддаканы отдыхают, а это бывает раз в восемь лет. Аддаканы откроются сегодня в полдень. Следующие восемь дней предстоят насыщенными и тяжелыми — Праздники Димоэта и Семи Богов.

Эх, разве знал третий сын владельного Барэггу, элла Реухал-ди-Кремана, что не мечом, а этикетом придется защищать ему честь предков!

Трэггану подошел к зеркалу, всмотрелся в отражение. И увидел благородное, чуть усталое лицо политика, не воина. Шрам, пересекавший всю левую половину лица и которым он так гордился два-три года назад, пришлось вывести, когда вступал в наследство Итсевд-ди-Реухалом. Трэггану поморщился, вспомнив, как три раза ходил к магу, практикующемуся в таких делах (не в Реухале, а еще в Итсевде), и как постепенно от визита к визиту предмет его тайной гордости сошел на нет. Ничего не осталось и от молодецкого разлета бровей и разудалой бороды; лишь блеск глаз не исчез, хотя от полубессонных ночей вокруг уже наметились морщинки. И опустились уголки губ. Три года и четыре периода Димоэта — возраст зрелости. Трэггану провел рукой по выползшей за ночь щетине и тяжело вздохнул — не видать ему больше походной жизни, где о таких утомительных пустяках просто не думаешь.

Он отошел от зеркала и вновь направился к столу — стукнуть стеклянными палочками друг о друга, чей тонкий звук призовет понадобившегося хозяину слугу.

Второй раз он засыпал в этом кабинете при свете свечей.

И второй раз во сне отец просил отомстить за его смерть.

Но ведь его отец жив! Да, с переломанным позвоночником и навсегда прикованный к постели, даже лучшие маги уже ничего не могли поделать. Но жив!

И почему во сне он назвал его Вэмбреггану?

Первый раз Трэггану не предал значения тому сну, но теперь задумался.

Вэмбреггану — его двоюродный брат, бывший хозяин этого дворца и Итсевд-ди-Реухала. Он погиб полтора года назад, на королевской охоте, когда нарвался на случайно залетевшего на остров лимского крылатого полосуна. Эти смертельно опасные для человека твари обитали только на Куеломокском континенте и куда как южнее. Развязка была быстрой и кровавой — против огромного зверя в одиночку не ходят, а Вэмбреггану, увлекшись охотой, отбился от остальных. Тогда-то Трэггану и стал новым хозяином Реухал-ди-Итсевда, чего никогда в жизни даже предположить не мог.

Именно Вэмбреггану звал во сне сыном отец. Значит, не отец. Значит, брат-близнец старого отца, родной дядя, Ланэррагу, которого Трэггану почти не помнил. Дядя правил в Итсевд-ди-Реухале, а отцу дед завещал Реухал-ди-Креман, где и родился Трэггану.

И что означают слова «Но ты, сын, должен отомстить за меня»? Дядя Ланэррагу умер давно, от какой-то болезни… Во всяком случае, так говорили Трэггану, когда он все-таки выбрался из гор Оклумша.

И второй раз ему снилось — да что там снилось, он словно снова проживал — переломный момент в его судьбе.

Первый раз, несколько месяцев назад, ему явились сквозь сон события той ужасной ночи, когда многочисленный взбунтовавшийся отряд наемников одного из велинойских эллов покинул своенравного хозяина, перепился и, встав на путь бесчестья и разбоя, подобрался к их родовому замку и бесшумно снял дозорных.

Оба старших брата Трэггану, так и не проснувшись после обильного ужина в честь праздника покровителя Кремана мученика Нала, были зарезаны предательски и подло в собственных постелях. Сам Трэггану, пробудившись от шума, схватил меч и встретил первого разбойника на пороге, воткнув ему клинок в грудь по самую рукоять. Выдернуть оружие не успел, а на помощь товарищу уже спешили не менее восьмерки бывших наемников, прошедших огонь-воду в штурмах и сражениях. Трэггану успел захлопнуть дверь, но дерево долго не выдержало бы бешеных ударов разъяренных захватчиков.

Трэггану оставалось только одно: умереть с честью. Но каждый воин должен стремиться выжить — так его учили в монастыре. Он вылез в непроглядную ночь, на узкий карниз, вспоминая детские времена, и пошел, не думая о высоте и о вымощенной булыжником мостовой внутреннего двора замка. Каждое неверное движение грозило неминуемой гибелью, но он жил в те мгновения лишь одним — страстным желанием отомстить. Сжимая в руке кинжал и думая, что дешево свою жизнь не отдаст, в одном исподнем он проторчал до утра на карнизе, слившись со стеной.

Когда же утром разбойники, опьяненные первой удачей и трофеями замковых погребов, попадали в трапезной со скамей или уткнулись в объедки на столе, Трэггану покинул свое убежище. Быстро и ловко, как учили в боевом монастыре, он перерезал глотки пьяным шакалам, отомстив за братьев — ни один разбойник даже не открыл глаза, все очутились пред судом Димоэта, так и не узнав, что произошло.

Трэггану обходил родной замок из комнаты в комнату в поисках уцелевших, уже зная, что он сейчас за старшего. Отец выжил — когда в его спальню ворвались нападавшие он уже стоял с мечом у порога, но был стар и силы оказались не равны. Его сбили с ног грубым навалом и всласть потоптались на главе древнего рода, изливая на нем всю накопившуюся злость на ненавистных эллинов, которым всю жизнь гнули спины. Они оставили благородного Барэггу бесчувственного и умирающего; на теле отца, когда его нашел Трэггану, не было ни единого неповрежденного места — сплошные раны и кровоподтеки.

Отец выжил, ум его был трезв и ясен, как всегда. Но он никогда больше не встанет с постели. Сдерживая слезы, Трэггану похоронил братьев и павших воинов замка, благодаря Димоэта, что хоть его сестры за полтора восьмидневия до этого события отправились в монастырь продолжать обучение…

Тяжкие воспоминания, неприятные. И когда Трэггану в первый раз, засидевшись за бумагами — работать с рукописями и словом оказалось много сложней и паскудней, чем мечом защищать честь и жизнь, — заснул в этом кабинете, та ночь повторилась, как наяву.

А теперь в его спящем сознании повторился день, когда он попал к нижним людям, о которых не знал никто в мире. Он провел у них неполных полтора года, став для них своим.

Нижние люди — это так их называл про себя Трэггану, когда обучался их странному напевному языку, приходя в себя после многочисленных переломов. Сами себя они именовали онугками и это слово ничего не означало ни на одном языке Аддакая. И они умели выживать во время родов Оклумша! Трэггану вместе с ними пережил эти страшные дни. Впрочем, страшные для тех, кто наверху, а внизу, оказывается, были целые оазисы, которые не поддавались жуткому землетрясению, и в которых отсиживались онугки. Они многому научили Трэггану, которого побаивались, так как у него было с собой обезвреженное яйцо зла.

В отличие от черных горцев, нижние люди не поклонялись чудовищам, а сами стремились их уничтожать, для чего продумывали целую сеть ловушек, попадая в которые, монстр неизбежно погибал… В боковой ход одной из таких ловушек, кстати, и свалился Трэггану.

Нижние люди не хотели отпускать Трэггану, уговаривали, чтобы он взял в жены дочь их племени и жил с ними. Они посвятили его в онугки; шаман, совершавший обряд, подарил ему дар видеть в полной темноте — дар, которым владели все онугки, без которого во чреве гор не выжить.

Но когда Трэггану все же решил уходить, стосковавшись по родным краям, яркому солнцу и вольному ветру, двое лучших проводников всего за несколько дней вывели его в долину у подножия Оклумша…

А отряд Холкма после той встречи сразу с двумя чудовищами домой так и не вернулся…

Трэггану тряхнул головой и снова звякнул палочками друг о друга — надо начинать день, который обещал быть трудным. Сегодня он, Трэггану, будет нужен всем. Как владельный элл Итсевд-ди-Реухала, правящий итсевдским кварталом в Городе Городов. Сегодня открываются аддаканы после восемьжды восьми дней спячки.

Наконец дверь скрипнула и натужно растворилась. Вошел старый Гирну. В его ведении был этот кабинет и словохранилище, он прекрасно знал весь квартал, которым управлял хозяин, и взаимоотношения всех обитателей. Среди домочадцев он пользовался непререкаемым уважением, и хотя он никогда в жизни не повышал голоса, его побаивались все слуги, вплоть до однолетней дочки кухарки. Когда-то он был доверенным слугой элла Ланэррагу и его знания очень выручали Трэггану. Не только когда он вступил во владение нежданным наследством, но и сейчас.

— Доброе утро, хозяин.

— А где Кейону? — строго спросил Трэггану.

Первое время ему трудно давалась эта строгость — он привык командовать воинами, а не слугами. Но жизнь всему научит.

— Он, наверное, у вашей спальни ждет, — защитил товарища старик. — Я услышал зов и пришел.

— У спальни, — недовольно проворчал Трэггану, хотя особого раздражения не чувствовал. — Ласкался, небось, всю ночь с девицами…

Трэггану хотел было отправить старика досыпать, но неожиданно у него появилось к нему несколько вопросов и он даже порадовался, что так получилось.

— Скажи, Гирну, отчего умер твой старый хозяин?

— Вы спрашиваете об элле Ланэррагу или об элле Вэмбреггану? — уточнил слуга.

— О моем дяде, элле Ланэррагу.

— Он умер прямо здесь, в этом кабинете. В этом вот кресле, — кивнул старик на кресло, в котором еще хранилось тепло Трэггану. — Это произошло за два года до предыдущего Праздника Димоэта. Он засиделся здесь тогда точно так же, как вы сегодня, только он три свечи себе всегда ставил. Я узнал, что он не ночевал в спальне, пришел сюда — дверь изнутри на щеколду закрыта. Я стучал-стучал, потом позвал Сарну… Вы его не знаете, Сарну повздорил с новым хозяином… то есть, с эллом Вэмбреггану и ушел, подался в воины, он всегда хотел чужие страны посмотреть… Так вот, Сарну взломал дверь и мы увидели хозяина, откинувшимся на спинку кресла — словно спал. Но лицо было суровым и злым почему-то. Я еще подумал тогда, что ему снится какой-то недруг. Он держал в руке перо и перед ним был его секретный свиток, один из тех, что написаны его шифром — я показывал вам, их никто не может прочесть. Ну, я подошел, потряс хозяина за плечо… Когда я прикоснулся к нему, почувствовал, что он мертв.

— Так от чего он умер? — снова спросил Трэггану.

— Как от чего? — удивился Гирну. — От старости, конечно.

— Он был старше тебя?

— Нет, — вздохнул слуга. — Почти на полтора периода Димоэта младше. Но ведь его заботы было не сравнить с моими, элл Трэггану. Я что — мое дело пыль стирать, да свитки перебирать.

— А что сказали маги?

— Маг из октаэдра эскулапов осмотрел и сказал, что сердце остановилось. Так бывает.

— А маг из элираната?

— А мы его не вызывали, зачем? — удивился старик. — Дверь была заперта изнутри, хозяин умер сам…

— Значит, насчет чужой магии не проверяли? — зловещим тоном спросил Трэггану.

— Ну ведь маг-эскулап осматривал покойника! — воскликнул Гирну. — Он бы почувствовал…

— Да, наверное, ты прав, — медленно произнес Трэггану, вспоминая рассказы о том, что следы темной магии не всегда могут разглядеть даже маги седьмой грани. — Что ж, хорошо. Отправляйся, разбуди Кейону. Пусть придет побреет меня и принесет парадное платье. Прямо сюда. И распорядись о завтраке, тоже сюда. Мне надо еще поработать.

Старик кивнул в знак того, что все будет сделано как можно быстрее, и вышел.

Трэггану посмотрел на закрывшуюся дверь. Интересно, что думает о нем старый Гирну, сменивший уже двух хозяев? Впрочем, какая разница? И не это главное. Ему самому о многом надо подумать и… А надо ли? Прошло столько времени и ничего не ясно. Но сон… Вещий сон… И старый элл Ланэррагу умер в этом кабинете… Трэггану — наследник его сына, и он должен принять на себя месть. А вдруг Вэмбреггану во всем разобрался до него и уже отомстил?

Трэггану отогнал от себя эту гаденькую мысль. Он должен сам все выяснить. Но не сегодня. Сегодня у него слишком много других проблем — завтра начинается Праздник Димоэта. Праздник Димоэта… Кому праздник, а кому каторжная работа. Он участвовал в празднествах отроком, перед самой отправкой в монастырь и жил воспоминаниями о тех чудесных днях долгие годы. Но сейчас он — владельный элл Итсевд-ди-Реухала. И как много на нем обязанностей и ответственности!..

Эх, кончатся праздники, возьмет лучшего коня, через аддакан в Итсевд, и через семь часов бешеной скачки он в Кремане — в родном замке, пойдет к отцу и спросит как… Ох, ведь отец же еще не знает!

Их род не закончится на нем, Трэггану, какие бы удары не наносила судьба. Через три дня после закрытия аддаканов у него родился сын! Он не сообщал отцу о тяжести жены, боясь неизвестно чего. Но теперь отец должен узнать как можно скорее — и именно от него, Трэггану.

Сердце бьется часто от одной мысли о крохотном существе, которое, когда из спальни в самый счастливый день жизни вынесли бабки, он поднял высоко над головой, признавая своим законным сыном и наследником…

Трэггану пересек просторный кабинет и открыл дверь во внутренний сад. На него повеяло прохладой и свежестью. Мысли с сына мгновенно перекинулись к той, что за последние годы растопила его сердце воина кротостью, добротой и красотой. Млейн… Ее солнечные волосы, играющие днем всеми оттенками янтаря, ночью при свече превращались в колдовской малиновый поток, струящийся на плечи…

Трэггану сбросил мягкий халат, к которому уже привык — к хорошему привыкаешь быстро и не понимаешь, как мог по несколько восьмидневий ходить в грубых одеждах, не снимая. Подошел к колодцу, на краю которого стояло полное ведро, и с наслаждением вылил воду на себя. Потом сбросил ведро вниз — оно ухнуло в глубину — и принялся яростно крутить рукоять, вытравливая цепь.

Дворец был выстроен вокруг старой каменной башни, которая более восемьжды восьми Праздников Димоэта назад в гордости возвышалась на пустыре, поодаль от Площади Аддаканов, защищая дорогу к Торговой площади. Построена башня прочно — годы не страшны. Давно нет замка — вокруг каменной громадины, скрыв ее от посторонних глаз, выросли стены высокого, праздничного дворца, населенного сотней обитателей, с роскошным залом, в котором устраиваются приемы в честь и для гостей из Итсевда. А башня, стержень и сердце замка, была подвластна только хозяину.

В нее имелся один лишь вход — из кабинета в сад и сквозь люк по винтовой лестнице. И еще один выход — через мрачное подземелье, через прорытый невесть когда полуобвалившийся туннель в лес, за несколько димов от города.

Трэггану хотел исследовать внутренности башни и туннель, о котором вычитал в свитках бывших хозяев дворца, но пока руки так и не дошли. Дважды он спускался с факелом вниз, чтобы осмотреть каменный мешок, но оба раза запутался в лабиринтах переходов и спешил вернуться к свету. Пусть пока утроба башни остается во власти пауков и прочих тварей. Пока остается — Трэггану еще не со всем хозяйством дворца и квартала разобрался, но потом обязательно займется и башней.

Он сперва лениво разминал затекшие мышцы, потом все быстрей и яростней. Он любил свой укромный уголок и называл мысленно садом, хотя в нем росли лишь небольшие кусты вдоль одной из стен.

— Хозяин, я пришел, — раздался с порога голос Кейону.

— Закрой дверь, дурак! — зло прошипел Трэггану, не прекращая приседать и не отрывая взгляда от кончиков пальцев вытянутых рук. — Жди пока выйду!

Приняв наследство, Трэггану вынужден был изменить образ жизни. И привычки. Но обойтись без постоянного поддержания себя в форме он не мог. Обычай же, возведенный для знати на острове Димоэта чуть ли не в закон, вызывал у воина чувство неприятия и крайнего раздражения.

Димоэт — хозяин мира, и хозяин острова вдвойне, здесь он правит безраздельно, все подчинено его воле и помыслам. И если в твоей власти город, квартал или даже здание, даже лоток на Торговой площади — значит, так хочет Димоэт. И если он возжелает, чтобы твое тело было сильным, ловким, без жиринки — он сделает это. Не следует идти против воли Димоэта.

Зарядкой и упражнениями Трэггану занимался в этом секретном саду — узнают остальные эллы, посчитают непростительным прегрешением. Но среди рохлей эллов, полагающихся на Димоэта, были и те, фигуры и состояние мышц которых не вызывали ни малейших нареканий. Трэггану догадывался, что без тайных ежедневных упражнений не обходится. И, самое смешное, стал заниматься не когда душе заблагорассудится, а каждое утро, перед традиционной горячей ванной с благовониями, которую он терпеть не мог и, по возможности уклонялся — не слишком часто, правда, чтобы не вызывать пересудов у слуг.

Закончив упражнения, Трэггану подошел к стене и выбрал один из специальных шестов в два человеческих роста. Он немного поработал с шестом, потом с грузом и, наконец, пробежался восемь кругов вдоль стен — невелико расстояние, но все же.

Он вымылся ледяной колодезной водой, бросил ведро вниз и вновь принялся крутить ручку — ведро всегда должно быть полным. Все хорошо в этом секретном саду для тренировок, только партнера для боев не хватает. В походе, ясно дело, и без них можно обойтись, но когда день изо дня только головой приходится трудится, то мышцы обрыхлеют, а рука забудет, чему в монастыре обучали. Но у Трэггану были мысли как исправить положение.

Как-то раз, несколько восьмидневий назад, когда он инкогнито, в простой неброской одежде, в очередной раз бродил по Реухалу, чтобы лучше узнать жизнь города, он нарвался в одной из таверн на разгулявшуюся троицу, которая приняла его за восторженного провинциала и решила поучить жизни. Когда они с позором ретировались из таверны, вытирая кровь и сопли, к Трэггану подошел низенький лысоватый мужичок и предложил работу, за которую будут очень прилично платить — быть противником в поединках боевым оружием у одного из знатных эллов. Но никто не должен знать. Никто — иначе смерть… Трэггану лишь усмехнулся и покинул кабачок. А потом понял, что ведь это выход. Он наведался через несколько дней в таверну, но того мужичка не нашел. Что ж, доверенному Гирну можно будет поручить столь деликатное дело, он не подведет. Но сперва надо пережить Праздники Димоэта.

Он вернулся в кабинет. Кейону, развалившийся в кресле, стоящем поодаль от стола, тут же вскочил и развернул приготовленную простыню. От стоящей на тумбочке посудины из-под крышки валил пар, бритвенные принадлежности лежали наготове. Трэггану вздохнул и уселся в кресло, подставив лицо слуге. Неприятная процедура, единственное, что успокаивает — теперь хоть не надо самому скоблиться, слуга это сделает быстро и ловко.

Кейону проворно смазал лицо хозяина соком мыльного дерева и приступил к ежеутренним обязанностям.

— Что-то вы сегодня заработались, — начал Кейону, зная, что Трэггану не ответит. — Времени днем что ли мало, чтобы свитки читать? В них ведь не сказано самого интересного. Самое интересное говорится на кухне, а я вам все передаю. Правда, новостей нет почти никаких — откуда новости когда аддаканы только сегодня откроются? Все, что в Реухале могло произойти интересного, уже произошло. Тоска… Но зато сегодня новостей будет предостаточно. А так…

За окном прокричал элиран, что благородные эллы могут выходить из домов по своим делам без боязни встретить быдлых волов, тянущих телеги торговцев. Бессмысленное предупреждение, как и по вечерам. Какие торговцы во время спячки аддаканов? Но традиции есть традиции, единожды нарушив, трудно будет удержать порядок.

— О-о, — ударил бы себя по лбу Кейону, если бы не были заняты руки, — чуть же не забыл! В зверинце элла Дабераггу вчера родился двухголовый питон, так наши все бегали смотреть. Говорят, такая редкость всего раз в восемь периодов Димоэта случается. Во всем Реухале лишь в королевском зверинце такой питон есть, да и то откуда-то с материков привезли. Шепчутся, что элл Дабераггу очень опасается, что вы питона за долги, которые Дабераггу еще у ваших предшественников взял, захотите отобрать. Наверняка он сегодня к вам явится, вот увидите. Очень уж он этим своим новым чудом гордится. Будет умолять вас подождать с долгами и не забирать двуглавого питона.

Трэггану привык к болтовне слуги во время бритья. Бывало, в льющемся потоке сплетен и полезные сведения проскальзывали. Но опять же — Кейону передавал лишь слухи, полагаться на которые в полной мере было бы просто глупо.

— Ваш тесть, элл Канеррану, вчера с такой печалью объявил, что не может отказать на ваше приглашение и вынужден в день пробуждения аддаканов у себя пир не давать, а придти вместе со всеми своими гостями к вам.

Трэггану лишь вздохнул. Проблемы, проблемы, проблемы — во всем. В горах Северного Оклумша было не в пример легче. Хотя бы не надо улыбаться тем, кому улыбаться совсем не хочется.

— А еще, говорят, — продолжал, увлеченный собственными словами слуга, — что наш повар скрежещет зубами — не рассчитали и на пир может быка, а то и двух, не хватить. Впрочем, о чем это я? — тут же опомнился Кейону. — А, тут волноваться нечего, хозяин, вроде бы проблему решили. Или решат — отправятся сразу после открытия аддаканов кого-нибудь туда, где тоже день, и купят. Не обращайте на это внимания, хозяин, у меня просто с языка сорвалось. А вот на Ристалище Чести вчера должен был быть поединок элла Саррагу из Карна-ди-Реухала и нашенским эллом Галну. Так он не состоялся, поскольку элл Саррагу поскользнулся, сломал ключицу и не может взять меч. Но, говорят, что перелом вымышленный, лишь бы не выходить на бой. Поединок перенесли на после праздников, но, смею вас заверить, за это время противники тихо договорятся, чтоб никому бесчестья не было…

«Вот уж воистину, — подумал Трэггану, — права старая пословица: в кустах зашуршат, в деревне обсудят».

В кабинет вошел поваренок и поставил на краешек огромного письменного стола поднос с завтраком.

— Ваш завтрак, элл Трэггану, — с поклоном сказал он. — Молоко и выпечные корзинки — одна с гусиным паштетом, другая со свиным.

— Иди, иди, — с повелительной интонацией кивнул мальчишке Кейону, — хозяин занят.

Поваренок, пятясь спиной, вышел из кабинета и плотно прикрыл за собой дверь.

— А еще вчера бились на Ристалище Чести два клана аванских карликов, — продолжал Кейону, ловко орудуя лезвием. — Вожди их племен все не могут решить, кто главнее. Варрину бегал смотреть, так говорит, что тоска была страшная — вцепятся в волосы друг другу, как девки, и рычат злобно. Никакого удовольствия. Вообще, поговаривают, что надо запретить выходить на Ристалище Чести всем, у кого пять пальцев на руках. Но как же тогда простой человек сможет доказать правоту перед эллом? Другого же способа нет! Глупости, никто такой закон никогда не примет. Все равно лишь один раз из восьми удается элла победить и без нужды никто нарываться на поединок не будет. А когда потасовка на кулаках, то какое же это Ристалище Чести?..

Трэггану почти не слушал слугу, думая о своем. Кейону он привез с собой из Кремана. Надо было взять кого-нибудь, вот и выбрал первого попавшего крестьянина помоложе — не воина же из замка забирать. Да и не пристало воину прислуживать. Кейону был крайне доволен изменением в судьбе: далеко не каждому крестьянину удается хоть раз в жизни на столицу королевства посмотреть, а уж оказаться в самой гуще бытия Города Городов… Первое время он был просто поражен, готов был выполнять любую прихоть хозяина, чем порой сильно донимал Трэггану. Теперь Кейону пообвык, утвердился среди слуг чуть ли не в главенствующих ролях и нагло зажимал в углах многочисленных служанок и поварих. Но свое место знал — кому ж охота в деревню возвращаться? Лучше уж сразу в петлю. Когда с хозяином в замок погостить приезжал, то, конечно, он среди слуг и крестьян — первый человек. Трэггану случайно увидел, как с открытыми ртами деревенские девчата смотрели на заливающего о реухалской жизни и собственной значимости Кейону.

— …Хайролк по просьбе Гирну ходил вчера к Храму Правосудия. Принес порядок казней. За спячку аддаканов-то сколько их накопилось. Кто придумал, что нельзя в это время казнить? Казнить нельзя, а судить можно. Вот судейские и нагоняли по лености упущенное. Говорят, ни одного дела нерешенного больше нет. Ничего, дела-то появятся, а вот палачам в ближайшие дни придется попотеть. Но, честно говоря, я послушал списки осужденных — мелочь сплошная, и смотреть неинтересно. Единственное, что поймали двух лесных разбойников и осудили как главарей, хотя все прекрасно знают, что атаман в Луддэкских лесах — это неуловимый Гэфрину Безгубый. Но раз крупную рыбу не словить, то объявляют карасей щуками. Впрочем, сходить стоит, вдруг эти разбойники чего покажут. Только с палачами все одно им не справиться… Да и бои Состязаний Димоэта, поинтереснее будут. Я вот, хозяин, считаю, что…

«Да, — подумал Трэггану, — по части развлечений праздники, как впрочем и всегда, обещают дать пищу для пересудов на кухнях». В основном, будут говорить о развлечениях кровавых — казнях, поединках на Ристалище Чести и о Состязаниях Димоэта, где в первом-втором кругах число погибших доходит до трижды восемьжды восьми… Вряд ли на кухнях будут обсуждать состязания поэтов и новые творения художников, что привезут свои скульптуры и картины к Храму Семи Богов.

Кейону насухо обтер лицо хозяину и протянул зеркало.

Трэггану бросил быстрый взгляд на свое отражение и принялся одеваться в приготовленный парадный наряд, махнув слуге рукой, что справится сам.

— Хозяин, вы же в полдень к аддаканам пойдете?

Трэггану кивнул, думая о своем.

— А можно мне с собой Ланск взять?

— А ты так уверен, что пойдешь со мной на Площадь Аддаканов? — поднял брови Трэггану. — Ты мне там совсем не нужен. И кто такая Ланск? Та, с которой ты всю ночь ласкался?

— Может, у меня серьезно, хозяин, — насупился Кейону. — Сразу вы что нехорошее думаете. Я, может, жениться собираюсь.

— А той пышненькой красотке, в Кремане, кто обещал вернуться? — усмехнулся Трэггану. — И здесь, наверняка, у тебя не первая девка…

— Так дело молодое, что ж. Девкам тоже мужик нужен, как без этого? А у вас поручение ко мне, что вы не хотите брать? Тогда, конечно…

Трэггану хотел было спешно вымышлить какое-нибудь задание — в Креман с письмом, например, отправить. Но передумал.

— Нет, — сказал Трэггану. И добавил чуть мягче: — Считай, что сегодня у тебя выходной. Можешь отправляться со своей красоткой пялиться на аддаканы хоть прямо сейчас.

— Может, я все-таки вас буду сопровождать? Вдруг что-нибудь понадобится?

Трэггану снова усмехнулся. Не стремление услужить хозяину, не беспокойство о нем, двигало молодым остолопом — а желание покрасоваться в свите знатного элла, хозяина одного из самых больших и цветущих районов Реухала. Без Трэггану Кейону так — один из толпы, а с хозяином никто не осмелится даже косо посмотреть на слугу…

— Нет, — твердо сказал Трэггану. — Все, убирайся, на сегодня ты мне больше не нужен. Но чтобы с утра тебя больше не пришлось дожидаться, понял? Не то быстро обратно в деревню отправишься, на твое место знаешь сколько желающих найдется?

— Хозяин, да я для вас по стенке размажусь, если нужно будет. Я…

— Все, убирайся. Мне надо работать.

Трэггану вернулся к столу, уселся, снял с подноса посеребренный колпак, не глядя взял корзиночку с паштетом и придвинул к себе бумаги с расписанием дней праздников и списками гостей на разные дни празднеств.

«Великий Димоэт, помоги мне пережить эти дни. В конце концов ведь для твоего блага и во имя твое стараюсь!».

* * *

Через час с лишним, когда реухалское солнце полностью залило кабинет и мерклый свет свечи больше был без надобности, Трэггану потянулся и встал. Надел парадную куртку и перевязь с мечом, подошел к зеркалу, оправил одежду и придирчиво оглядел свой внешний вид. Вроде все в порядке и даже тесть не придерется. Димоэт Великий, как надоели эти ненужные побрякушки на груди — попробуй перепутай местами хоть одну, скандала не оберешься!

Свернув списки и взяв парадную шляпу, Трэггану вышел на лестницу. Во дворце у него было два кабинета: кроме этого, в который не входила даже законная супруга, на втором этаже имелся парадный кабинет с роскошной приемной, заставленной щитами и завешенной знаменами. В нижнем кабинете Трэггану принимал гостей, которым требовалось от владельца Итсевд-ди-Реухала не только застолье, но и серьезный разговор. Чаще всего эти «серьезные разговоры» сводились к очередным просьбам.

Спустившись по лестнице на третий этаж, он прошел по коридору до детской. Надий — лучшая, что только смогли разыскать, няня — кормила малыша грудью. Казалось, тот сосал не просыпаясь. Трэггану улыбнулся женщине, не сводя глаз с сына.

— Все нормально? — поинтересовался он.

— Да, элл Трэггану. Вон какой крепыш. Проснулся, закричал, а как сиську получил, так и снова глазки закрыл. Во какой розовощекий.

Трэггану несколько минут с нежностью смотрел на карапуза, которому было суждено вновь взять Итсевд-ди-Реухал и Реухал-ди-Креман в одни руки. Малыш не только его наследник, но и наследник собственного деда. Нет, все-таки надо отцу отправить гонца сразу как только откроются аддаканы. Не стоит дожидаться возможности самому съездить в родной замок — вряд ли в дни празднеств у него будет для этого время.

Малыш ручкой держался за грудь кормилицы. Трэггану всмотрелся — да, следы от удаления магом-герольдом мизинцев почти уже исчезли, операция прошла великолепно, что еще раз подтверждает благородное происхождение ребенка. Если мизинцы отрезать у крестьянского отпрыска, они бы долго гноились и никогда бы не зажили бесследно.

Затем Трэггану прошел в спальню жены — уже более чем дважды по восемь восьмидневий они проводили ночи раздельно. Отец Млейн, элл Канеррану, один из самых блестящих вельмож итсевдского квартала, содержащий великолепный двор и устраивающий самые утонченные приемы, как-то в дружеской беседе сказал Трэггану: «Ты парень молодой, ясно дело. Если тебе девчонка нужна ты не стесняйся, прямо мне скажи, я пришлю кого-нибудь тайком, чтобы пересудов не было. Против природы не пойдешь, дело такое…» Трэггану отказался. Не потому что постеснялся отца жены, вовсе нет. Он не мог теперь представить в своих объятиях кого-либо, кроме нее.

Спящая в кресле служанка встрепенулась от звука открывающейся двери и, узнав хозяина, с неловким от просонья поклоном произнесла:

— Госпожа еще отдыхает.

Трэггану хотел сказать, что не будет тревожить госпожу, но вовремя одернул себя — он не должен объясняться перед служанками. Все-таки он улыбнулся ей и сделал успокаивающий жест рукой. Служанка открыла дверь в опочивальню.

Млейн лежала в огромной постели, одеяло было надвинуто до самого подбородка, солнце играло на золотистых волосах. Несколько минут Трэггану любовался ее безмятежным и каким-то чуть детским выражением лица. Любовь и чувство, что он должен и защитит ее от любых волнений и опасностей, переполняли его душу. Какая она красивая, чистая, нежная, преданная…

Он полюбил ее с первого мгновения. Сперва — лишь как идеал прекрасной, безгреховной девушки; он не предполагал и не смел надеяться, что когда-нибудь она будет принадлежать ему. Элл Вэмбреггану попросил дальнего родственника элла Канеррану отправиться от его имени в Креман на похороны братьев Трэггану. Млейн сопровождала отца. В те дни Трэггану было не до любезностей, но образ Млейн запал в его сердце. И именно элл Канеррану привез в Креман печальную весть, что элл Вэмбреггану погиб на охоте. От имени короля Реухала и короля Итсевда он известил, что теперь Итсевд-ди-Реухал принадлежит эллу Барэггу, отцу Трэггану, по праву наследования. И снова Млейн сопровождала отца.

Старый элл Кремана отказался от наследства в пользу единственного оставшегося сына, и элл Канеррану согласился погостить в замке, пока Трэггану приготовится к отъезду. Именно он настоял, чтобы наследник вывел безобразный по его словам шрам. Если бы не Млейн, Трэггану, может, и не согласился бы, но ему очень хотелось ей понравится и он подумал, что неприятен девушке таким. Для нее он был готов на все, даже сбрить бороду. А сейчас, после полутора лет супружеской жизни, и на большее.

Трэггану наклонился над спящей женой и осторожно поцеловал ее в губы.

Она тут же открыла глаза.

— Милый!

Ее лицо украсила улыбка.

— Спи, любимая, — нежно произнес Трэггану. — Я просто хотел пожелать тебе доброго утра.

— Спасибо, — сказала Млейн и закрыла глаза. Улыбка не исчезла — она, наверняка, и с закрытыми глазами видела перед собой его лицо.

— Я был у малыша, — сообщил он. — Там все хорошо. У меня сегодня трудный день. Вечером у нас будет пир, я надеюсь, что ты затмишь всех. Да я уверен, что так и будет. Ты у меня — самая лучшая!

— Я постараюсь, — не открывая глаз, прошептала Млейн. — Я люблю тебя.

— Я тоже тебя люблю. Очень.

Трэггану поцеловал ее в щеку и со вздохом вышел из спальни.

* * *

В приемной его кабинета уже сидели посетители — уточнить в последний раз действия на празднествах.

Дожидался посол Итсевда в Реухале, старый элл Наррэгу, у которого мизинцы были удалены по приказу короля. Начиная с простого воина, Наррэгу дослужился до главы армии и был посвящен в эллы с соизволения самого Намшелфа два периода Димоэта назад и под старость получил эту почетную должность, не требовавшую особых хлопот. Но элл Наррэгу не привык что-либо делать плохо и контролировал каждый пустяк. Трэггану слышал об этом знаменитом воине еще сразу после выхода из монастыря и относился к нему со всем должным почтением. Тем более, на своей собственной шкуре узнал, что означает военному человеку уходить в политику — того и глядишь на ровном месте поскользнешься и окажешься в луже.

С мрачным видом в кресле у мраморного изваяния Димоэта сидел элл Дабераггу. Кейону оказался прав — владелец вчера рожденного двуглавого питона пришел во дворец Трэггану с самого утра, когда большинство людей его положения еще и не думают подниматься с постели.

Трэггану вздохнул. Почему-то он предположил прямо обратное словам Кейону — что Дабераггу будет пытаться навязать ему свое чудесное приобретение вместо долгов. Сумма долга элла Дабераггу была весьма значительной. В свое время, когда знакомился с документами, Трэггану был несколько удивлен: как это его предшественник, элл Вэмбреггану, умудрился дать столько? Собственно, финансовые дела владения шли хорошо и Трэггану не интересовали эти деньги, но негоже разбрасываться тем, что заработал не ты. Трэггану вообще рассматривал себя скорее не как хозяина нежданно свалившегося на него богатства, а как рачительного хранителя владений для тех, кто придет за ним. Для маленького элла Кангэрру, например, что сосет сейчас грудь Надий…

Элл Дабераггу увидел хозяина дворца и холодно кивнул в знак приветствия. Затем снова уставился в одному ему известную точку на противоположной стене.

Элл Наррэгу о чем-то беседовал с Гирну. Заметив Трэггану, слуга отошел и направился к Райсграйну, распорядителю хозяйством дворца. Брови хозяина дворца сошлись над переносицей.

— Элл Наррэгу, — обратился он к послу, — я с удовольствием приму вас, но мне надо срочно поговорить со своим управляющим. Сегодня мы принимаем представителей королевской фамилии, возможно сам его величество пожалует на празднества. Я не могу ударить лицом в грязь и должен быть убежден, что все в порядке.

— Да, элл Трэггану, — с достоинством кивнул бывший полководец, — я подожду.

Райсграйн вслед за хозяином направился в кабинет.

Трэггану не торопясь прошел к своему месту, положил на стол шляпу и списки и уселся в кресло с фамильным гербом над спинкой. Управляющий остался стоять.

— Все ли готово к сегодняшнему пиру?

— Да, элл Трэггану, — спокойно ответил распорядитель, — к назначенному часу все будет в порядке.

— К назначенному часу?

— Да, — твердо ответил Райсграйн. — Вряд ли вам необходимо вникать в детали, хозяин, но видно кто-то уже донес вам. Что ж, действительно, провизии не хватило, и виноват в этом главный повар. Но я уже третий Праздник Димоэта встречаю на службе вашему роду, правда, впервые в этой должности, и знаю, что так было каждый раз.

— А почему так происходит?

— За время спячки аддаканов все, что привозят торговцы, кончается, а новых запасов взять неоткуда — только в деревнях Луддэка. Но и там всю животину чуть ли не заранее раскупают.

— Это я понимаю, — кивнул Трэггану, которому отнюдь не хотелось вести подобный разговор. — Я спрашиваю: почему, раз подобное происходит не впервые, до закрытия аддаканов нельзя все рассчитать и закупить должное количество провизии?

Райсграйн уставился в пол, через несколько секунд поднял на хозяина глаза.

— Все было просчитано и приобретено с необходимым запасом.

— И все же, провизии не хватило?

— Да.

— Распоряжается запасами провизии главный повар?

— Да, хозяин, повар Миррану. Прикажете наказать его?

— За такую провинность, — медленно сказал Трэггану, — это просто необходимо сделать.

«Но если сегодня высечь главного провара, — подумал он, — то как он будет готовить? Нет, я не хочу, чтобы кто-то из моих гостей остался недоволен…»

— Вот что, Райсграйн, — решил наконец Трэггану, — объяви, что за эту провинность повару присуждается восемьжды восемь ударов плетьми.

Райсграйн непроизвольно вздрогнул и склонил голову в знак повиновения воле хозяина.

— Соберешь всю прислугу на наказание во дворе. Прямо сейчас. Всю прислугу, ясно?

— Да, элл Трэггану, я понял.

— Когда все соберутся, объявишь от моего имени, что поскольку раньше провинностей у повара Миррану не имелось и дело свое он знает мастерски, а так же по случаю Праздника великого Димоэта, наказание отменяется.

Улыбка непроизвольно появилась на лице распорядителя дворцовым хозяйством. Сколь сильно отличается новый хозяин от старого, элла Вэмбреггану, которого беспокоили только охота, пиры и собственные страсти и который по любому пустяку назначал куда более строгие наказания. А этот справедлив, за полтора года правления только третье публичное наказание и все за дело. И средствами распоряжается мудро, не тратит налево и направо, не влезает в долги и сам не особо дает тем, кто и не собирается возвращать.

— И постарайся, чтобы раньше времени об отмене наказания не трепались по всем закоулкам дворца, — предупредил Трэггану.

— Я немедленно сделаю все, как вы велели, хозяин, — почтительным тоном произнес распорядитель. — До назначенного времени никто ничего не узнает.

— Хорошо, — кивнул Трэггану. — Вопросы есть?

— Сколько будет гостей и как именно их рассаживать?

— Вот списки. Еще оставишь три раза по восемь кресел на всякий случай.

Распорядитель быстро просмотрел списки и кивнул.

— Все будет сделано, хозяин. Я могу идти?

— Да. Передай Гирну, чтобы пригласил ко мне элла Наррэгу, а после него — элла Дабераггу.

* * *

Через полтора часа последний, из находившихся в приемной посетителей, вышел из кабинета. Трэггану с облегчением перевел дух и звякнул стеклянными палочками.

Вошел Гирну.

— Прикажи принести еще молока… Нет, лучше сока, — приказал Трэггану. — И перекусить.

Он встал с кресла и подошел к окну, выходящему на небольшой парк, за которым располагалась гостиница «Светлячок», принадлежавшая, как и еще несколько подобных заведений, эллу Итсевд-ди-Реухала, то есть, ему, Трэггану. В это время и парк и улица были пусты. Деревья дарили свежесть, шелестя листвой и радуя глаз стройностью стволов и зеленью кроны.

В сердце занозой сидел разговор с эллом Дабераггу. Как ни старайся, хорошим для всех не будешь. Трэггану так и не понял, чего добивался Дабераггу и зачем явился в такую рань. Так или иначе, вопрос о двухголовом питоне вообще не поднимался — Трэггану не стал спрашивать, а Дабераггу ничего не сказал. Вообще, по словам посетителя нельзя было понять, чего он хотел. И ушел мрачный, сухо поблагодарив за приглашение на сегодняшний пир, хотя первоначально он в списках гостей не значился.

Трэггану постарался выбросить эти мысли из головы. Зачем он пытается перед всеми быть хорошим? Он ничем не обязан этому мрачному лысому болвану, наоборот, тот должен ему денег… А ведет себя, как… как…

Гирну вернулся в кабинет. Трэггану повернулся в его сторону.

— Так быстро? — спросил он удивленно.

— Нет, хозяин, я не сок принес, — пояснил Гирну. — Там еще один посетитель.

— И кто именно? — усмехнулся Трэггану, знавший всех, кто во время спячки аддаканов мог придти к нему, и гадая — кого же он забыл?

— Человек не из Реухала. Я не знаю, кто он. Он привез письмо с Брагги.

Остров Брагги. Это название много говорило любому воину, прошедшему школу боевого монастыря. Брагги — это небольшой скалистый островок в океане Окжелта, вдали от всех континентов. Подобно расположенному на другом краю свете острову Дарнелу — цитадели магов — Брагги был обителью воинского мастерства. Здесь обучали таким секретам, что у обычных солдат даже воображения не хватало представить их себе.

Попасть на этот остров можно было лишь за выдающуюся личную отвагу и талант, либо за большие деньги. Те, что приезжали обучаться за деньги, обычно работали на самых грязных местах, не взирая на звания и происхождение, и практически никогда, за очень редким исключением, не становились личными учениками мастеров, хотя тоже обучались серьезно и некоторые гибли, не выдержав нагрузок. Стать личным учеником мастера и, после проверки всеми мастерами Брагги, выпускником могли только самые талантливые бойцы.

За период между празднествами Димоэта с острова выходило не более одного-двух выпускников со врезанной в плоть левой руки тусклой металлической пластиной с символом Брагги. Как правило, они основывали собственные школы.

Трэггану слышал много легенд и слухов об этом острове, но ни одного человека с символом острова не видел. Учитель в боевом монастыре, элл Раббу, собирался отправляться на остров, но его дальнейшей судьбы Трэггану не знал. Может, это весточка от него?

Трэггану отошел от окна и вернулся к креслу.

— Гирну, у тебя нет никаких догадок о чем могло бы быть это письмо? — на всякий случай спросил он.

— Я думаю, элл Трэггану, что это письмо по поводу элина Ваассану, которого очень любил элл Вэмбреггану и дал ему значительную сумму для обучения на острове.

Трэггану подавил разочарованный вздох.

— Как выглядит этот посетитель?

— Примерно ваших лет, на правой руке не хватает трех пальцев.

— Сколько пальцев на левой?

— Пять. Одежда добротной ткани, не броская. И не новая — штопанная и застиранная. На боку меч. Да, хозяин, странная деталь — почему-то рукоять и гарда меча обмотаны тряпичной лентой, словно перебинтованы. Ножны старые, без символики и украшений.

— Хорошо, Гирну, пригласи его в кабинет.

Трэггану уселся в свое кресло и взял в руки свиток с расписанием празднеств, не глядя на входную дверь. Прядь волос упала ему на глаза и он привычным жестом вернул ее на место.

Гирну ввел посетителя в кабинет и вышел, закрыв за собой дверь.

— Трэггану?! — услышал хозяин Итсевд-ди Реухала пораженный возглас.

Он поднял глаза.

— Мейчон?! — столь же удивленно воскликнул Трэггану. — Ты жив?

— Я-то жив, — усмехнулся Мейчон. — А вот ты-то как из загробного мира вернулся? Да еще так высоко взлетел?

Трэггану вышел из-за огромного письменного стола, почти подбежал к старому другу и они крепко обнялись.