В город пришла осень. Наступила погода, которую все не любили, — слякоть под ногами, дождь, туман. А мне нравилось гулять, я шла по набережной и размышляла. Накануне я закончила оформление бумаг по делу об убийстве Юкки Пелтонена, на будущей неделе дело передадут в суд.

Проблема заключалась в том, что обвиняемый не сможет предстать перед правосудием. Тулия выжила, но она еще долго не сможет прийти в суд. Падая, она сломала позвоночник в нескольких местах, и у нее парализовало ноги. Врачи сказали, что прежде чем она встанет на ноги, ей придется сделать еще несколько операций.

Я боялась, что она так никогда и не оправится психически. Тулия отказывалась разговаривать. Доктора не нашли у нее никаких других отклонений — она ела, спала, читала приносимые ей книги, даже иногда что-то писала. Но не разговаривала.

Однажды я ее навестила. Меня провели к ней в палату. Она подписала записанный с моего диктофона разговор, произошедший между нами в день трагедии. Я хотела поговорить с ней. До этого к Тулии приходили люди из различных социальных служб, пытались задавать вопросы. Я думала, со мной ей будет легче разговаривать. Но она молчала.

Конечно, я очень хотела ее видеть. Меня мучили воспоминания о том, как она смотрела на меня, прежде чем выпала из окна, как мы смеялись за кружкой пива в баре, как она боролась, надеясь убежать… Я пыталась понять, какие чувства к ней испытываю, как к ней отношусь… Я все время думала об этом.

Пройдя по длинному коридору, я зашла в маленькую палату с замком на двери. Тулия содержалась под стражей, как заключенная. Я попросила медсестру оставить нас вдвоем. Девушка лежала на узкой металлической кровати в похожей на пенал комнатке, на подоконнике стоял горшок с бледно-розовыми розами, в углу — телевизор, на тумбочке — сборник стихотворений Эдит Седергран, свеча. Палата, похожая на камеру. Тулия, несмотря на высокий рост, казалась очень маленькой, почти бесплотной. Когда я вошла, она даже не повернула головы, неотрывно глядя на недвижно лежавшие на одеяле руки. Я вдруг подумала, что, наверное, они у нее и сейчас очень мерзнут. Мне хотелось прикоснуться к ним, согреть. Но я не осмелилась.

Я заговорила, пытаясь привлечь ее внимание.

— Привет, Тулия. Это Мария. У меня к тебе несколько вопросов.

Тулия даже не подняла глаз. Я сделала еще несколько попыток. Разговаривала я как полицейский, хотя мне очень хотелось просто быть собой, поговорить с ней по-дружески, как раньше. Через пять минут я позвала медсестру.

— С вами она тоже не хочет разговаривать, — констатировала та.

Да, меня она тоже не хотела видеть, воспринимала просто как полицейского, забыв о том, что когда-то мы были друзьями.

На следующий день я позвонила ведущему ее психиатру. Он выдал мне кучу медицинских терминов, из которых я поняла только то, что Тулия поправится, только если сама захочет. А он очень в этом сомневался. И в самом деле, зачем ей стремиться выздороветь, если она сразу же надолго попадет за решетку?

За последнее время сотрудники отдела по борьбе с оборотом наркотиков совершили ряд успешных рейдов. На основании полученной от задержанных информации стало ясно, что слухи о деятельности русской мафии сильно преувеличены. Значительная часть наркодилеров оказались все же местными ребятами. И на их фоне Юкка был довольно мелкой рыбешкой, а Тулия — просто маленьким винтиком в большой игре. Следы Маттинена затерялись в Лондоне. Видимо, он заранее сделал себе поддельный паспорт, а при приближении опасности бесследно исчез. Наверное, Юкка поступил бы так же. А если бы ему удалось сбежать, никто бы не стал задерживать Тулию. И мы с ней сейчас сидели бы в каком-нибудь уютном баре или брели бы вместе сквозь туман.

Пару недель назад я случайно столкнулась на улице с Мирьей. И хотя ей явно не хотелось со мной общаться, она проводила меня до трамвайной остановки и нехотя поделилась последними новостями.

Она рассказала, что хор не стал выдвигать против Юри никаких обвинений. Главное, он должен вернуть деньги. Сама Мирья решила отправиться после Рождества в Лондон и закончить там дипломную работу. У Тимо и Сиркку недавно состоялась помолвка, Пия отправилась в Сан-Франциско к Петеру. Жизнь шла обычным путем. Только про Антти Мирья ничего не рассказала. А сама я не стала спрашивать.

Несмотря на то что я совершила много ошибок при задержании Тулии, начальство предложило мне перейти в отдел на постоянную работу. Но я отказалась. Мне оставалось отработать еще пару недель. В последнее время произошел ряд нападений на водителей такси, весь отдел, и я в том числе, был занят поиском налетчиков. Каждую неделю случалось несколько изнасилований, и, даже если я не дежурила, расследование поручали мне. В свободное время я ходила в спортзал и готовилась к экзамену по уголовному праву. Я хотела в этом году сдать выпускные экзамены в университете и планировала подать прошение о работе в Верховном суде. Дальше я пока свою жизнь не планировала.

Суд над Паси Архела состоялся на прошлой неделе. За изнасилование он получил три года тюрьмы. Марианна блестяще выступила в суде. Я чуть не плакала, слушая, с каким чувством собственного достоинства дает показания эта девушка. Мы встречались с ней пару раз до процесса, впоследствии она посещала занятия курсов «Жертвы насилия». Она сумела вернуться к своей обычной жизни, встречается с друзьями, перешла на последний курс училища. К счастью, она ничем не заразилась и не забеременела, так что сейчас почти полностью восстановилась и оправилась от случившегося. Она даже рассказала мне, что перестала бояться темных улиц и незнакомых мужчин.

Я с удовольствием шагала под дождем по набережной. Кто-то пробегал мимо, стремясь скорее спрятаться от дождя, кто-то шел под зонтиком, весело болтая и смеясь, но все же мне показалось, что основная масса людей воспринимала плохую погоду как личное оскорбление. Я шла, завернувшись от всего мира в огромный дождевик. Я не обижалась на дождь, мне было сухо и тепло в большом уютном плаще и резиновых сапогах.

На набережной в районе парка Кайвопуйсто туман стал таким плотным, что было не видно ближайшего острова. Море вздыхало, как большое неизвестное животное, и казалось чем-то огромным, серым, незнакомым. Туман искажал звуки, делал их неузнаваемыми. Мне казалось, что я бреду по чужой стране, языка которой не знаю. Со стороны моря послышался звук колес, будто оттуда в мою сторону везли детскую коляску. Но этого не может быть. Через некоторое время я все-таки увидела коляску, но с другой стороны. Наверное, так странно шуршали волны, набегая на берег. А может, это было что-то другое. Не важно…

Я раскрыла преступление, узнала, кто преступник, выяснила мотив. Мне открылось многое из жизни других людей. И все же я отдавала себе отчет, что, по сути, не знаю ничего. Следовало научиться принимать события, не понимая, ради чего они происходят, и смириться с тем, что многое так и останется для меня тайной. Я сделала кое-какие выводы относительно собственной жизни, но понимала, что и они не будут окончательными, что спустя какое-то время мне снова захочется все изменить…

Я спустилась на берег, где, помнилось, была пристань, и отправилась вперед вдоль причала. Вскоре береговая линия растворилась в тумане, окружающий меня мир пропал. Я видела только мокрые носки резиновых сапог, чувствовала прилипшие ко лбу влажные кудри. Меня охватило странное чувство одиночества и покоя.

Послышались шаги. Через мгновение в тумане показалась высокая фигура в плаще. Резиновые сапоги, орлиный нос из-под капюшона. Антти.

Я не видела его со дня похорон Юкки. Через пару дней после задержания Тулии на моем автоответчике появилось сообщение: «Я ушел в поход. Извините за доставленное беспокойство. Антти». После этого у меня больше не было причин искать его.

Я не стала возвращать родителям Юкки вместе с вещами их сына письмо Антти. Оно так и лежало в ящике моего рабочего стола, и я не знала, что с ним делать. Наверное, его следовало уничтожить и забыть, что я когда-то его читала.

— Привет, Мария, — обратился ко мне Антти деловым тоном. — Мне следовало тебе позвонить.

— А в чем дело? — резко спросила я. Я до сих пор злилась на него за внезапное исчезновение и поднятую из-за этого суету.

— Наверное, я должен тебе все рассказать, — тихо произнес он. — Давай пройдемся, а то холодно стоять на месте.

Какое-то время мы молча шли рядом. Молчание действовало успокаивающе. Антти заговорил, только когда мы повернули к городу.

— Я был совершенно потерян после похорон Юкки. Не знал, что делать. И решил сбежать на некоторое время в лес, чтобы все спокойно обдумать. Взял рюкзак, прыгнул в автобус и уехал на несколько дней.

— Ты знал. Ты с самого начала все знал. — Это был не вопрос, это было утверждение.

— Знал… Скорее догадывался. Мы же дружили с Юккой и Тулией чуть ли не с рождения. Да, тогда в выходные я видел, что у них что-то случилось. Я был немного в курсе того, что Юкка занимается наркотиками, но не думал, что все так плохо, как мне потом рассказал его отец. — Антти пожал плечами, и вода струйками полилась с плаща в сапоги. — Сначала я очень обиделся. Меня огорчило, что они не рассказали мне о том, что происходит в их жизни, чем они занимаются.

Мы прошли через парк, и вышли на улицу Альбертинкату. В городе туман был не такой сильный, улица просматривалась далеко вниз. Смеркалось, во многих окнах уютно горел свет. Где-то из открытого окна лилась музыка. Мик Джаггер уговаривал кого-то провести с ним ночь.

— Я догадался, что это Тулия, не мог только понять, зачем она это сделала. Но с ней тоже боялся поговорить. Не за себя боялся. Меня пугало, что она с собой что-то сделает. Так оно в конце концов и вышло.

— Ты навещал ее?

— Я пытался. Медсестра зашла к ней и спросила, хочет ли она меня видеть. Она ничего не ответила, но отрицательно покачала головой. Как ты думаешь, какой приговор ее ожидает?

— Это зависит от многого. Если она будет и дальше так продолжать, то может угодить в сумасшедший дом.

Мы вышли на угол улицы Робертинкату. Раньше Юкка жил в конце этого квартала.

— Я недавно переехал в старую квартиру Юкки. — Антти словно прочитал мои мысли. — Пелтонены решили от нее поскорее избавиться и продали по бросовой цене. Мне надоело снимать квартиру на паях. А может, просто стал стар для того, чтобы обитать в общежитии. И Эйнштейн наслаждается, он теперь может один гулять в ближайшем парке. — Антти задумчиво посмотрел на меня. — У меня ноги насквозь промокли, надо идти домой. Если ты не торопишься, может, зайдешь ко мне?

Таблички с фамилией Юкки на двери уже не было, а фамилия Антти еще не успела появиться. Да и вообще квартира выглядела как-то по-другому, везде были навалены книги.

— Я еще не все полки успел собрать, часть лежит в упаковке. Постарайся не споткнуться. — Антти проскользнул между высоких стопок и исчез в спальне, видимо, отправился менять носки.

На синем кресле, покрытом толстым слоем шерсти, лениво развалился большой кот. Похоже, это было любимое спальное место Эйнштейна. Кот был белого окраса, спинку и мордочку украшали темно-коричневые полосы, а кончик хвоста был совершенно черный. Он лениво спрыгнул с кресла, замурлыкал и стал тереться о мои ноги. В одно мгновение мои черные брюки покрылись белой шерстью. Я наклонилась его погладить, кот замурлыкал еще громче.

— Он считает, что каждый, кто приходит в дом, должен приносить ему что-нибудь вкусненькое, — пояснил Антти, появившись в комнате. На ногах у него были шерстяные носки, наверное, пятидесятого размера. — Надо выпить чего-нибудь горячего.

Кот отправился вслед за Антти на кухню. Я изучала стопки книг и вдруг увидела редкую книгу Генри Парланда, которую давно искала, но никак не могла найти на книжных развалах.

— Дашь почитать? — спросила я, когда Антти появился в комнате с двумя дымящимися чашками в руках.

— Конечно. Я добавил немного алкоголя, не возражаешь?

Я сделала глоток и почувствовала знакомый запах аниса. Самогон усадьбы Мууриала.

— «Крепкий чай за двенадцать с полтиной или четырнадцать пятнадцать, в зависимости от того, где подают», — процитировала я Генри Парланда.

— «Но только в самых дешевых местах», — усмехнулся, подхватив цитату, Антти. Он явно был знаком с творчеством Парланда.

Я сняла с дивана на пол несколько стопок книг и пересела туда. Антти опустился в кресло, согнав кота, который, оскорбленно мяукнув, перепрыгнул ко мне на диван и свернулся рядом.

— Ты можешь мне рассказать, как все произошло? — спросил Антти серьезным тоном. Я сделала большой глоток чаю и стала рассказывать. Десятки раз ночами я прокручивала события у себя в голове, но так и не могла говорить о них спокойно. Сначала у меня задрожал голос, потом хлынули слезы. Когда я закончила рассказ, Антти тоже сидел с полными слез глазами.

— Это и моя вина, — произнес он наконец. — Если бы я с самого начала все тебе рассказал…

— Знаешь, и я все время себе говорю, «если бы…». Но ведь это бессмысленно. Слушай, у тебя, случайно, не осталось анисового самогона?..

— А, ты узнала его! Да, еще пол-литра. Наверное, это одна из последних бутылок. Тимо говорил, что в полицейском участке десятки литров вылили в канализацию. — Антти принес из кухни салфетки, я вытерла слезы. Мне так хотелось к нему прикоснуться, но я никак не могла решиться. А потом все же сделала это. Он крепко обнял меня, и мы стали целоваться.

Потом мы снова пили самогон, гладили кота. И говорили обо всем на свете — о Тулии, Юкке, грусти и радости, котах и кошках — обо всем, что происходит между небом и землей. Бутылка опустела, а я так и осталась спать в обнимку с Антти и Эйнштейном.